‘За два года’. Сборникъ статей изъ ‘Искры’. Часть первая.
Трагедія либеральной души.
Трагедія либеральной души.
(17-го Марта 1905 г. No 93).
Ф. Данъ.
Трагедия либеральной души, Дан Федор Ильич, Год: 1905
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Въ февральской книжк ‘Образованія’ извстный эемецъ, г. Николай Шишковъ очень яро, но и очень неудачно, полемизируетъ противъ помщенной въ декабрьской книжк того же журнала статьи Н. орданскаго о ‘земскомъ либерализм’. Играя словомъ ‘народъ’, подмняя этимъ словомъ два гораздо боле опредленныя слова — ‘весь народъ’, напирая на то, что земцы хлопотали будто бы только для народа, и замалчивая, что они всегда боялись дйствовать черезъ народъ, г. Шишковъ тщетно старается опровергнуть весьма непріятный, но и совершенно несомннный фактъ: каждый разъ, когда до сихъ поръ передъ земцами вставалъ вопросъ — съ народомъ или безъ народа, они ршали его въ пользу второй половины диллемы, а при наличныхъ общественно-зкономическихъ отношеніяхъ это значитъ не только ‘безъ народа’, но и противъ него. Субъективное ‘народолюбіе’ земцевъ, на которое ссылается г. Шишковъ, ничего не мняетъ въ объективномъ положеніи длъ. ‘Все для народа, ничего черезъ народъ’ — этотъ девизъ принимали и такія общественныя силы, которыя врядъ ли даже г. Шишковъ заподозрятъ въ способности выражать дйствительные интересы всего народа…
Стихійное народное движеніе, проявлявшееся рядомъ вспышекъ, въ связи съ колоссальными потрясеніями, вызванными войной и дезорганизовавшими весь правительственный механизмъ, внушало земцамъ въ ноябрьскіе дни идею ‘народнаго’ представительства. Январьское выступленіе организованнаго и политически сознательнаго народа, въ лиц пролетарскихъ массъ, заставило ихъ выдвинуть идею представительства ‘всенароднаго’. Всеобщее, равное, прямое избирательное право и тайное голосованіе стало тмъ лозунгомъ, безъ котораго почти немыслимо въ настоящее время выступать передъ лицомъ страны съ ‘освободительными’ программами. Но, если идея ‘народнаго’ представительства, несмотря на пресловутый пунктъ 7-й (резолюціи ноябрьскаго земскаго създа) о равенств правъ всхъ гражданъ, пунктъ, въ который такъ много старались ‘втолковать’ и подъ которымъ такъ много хотли ‘подразумвать’ не по разуму усердные сторонники ‘объединенія’ всхъ ‘революціонныхъ’ силъ, если, несмотря на этотъ пунктъ, идея ‘народнаго’ представительства могла облечься въ плоть и кровь въ вид пожеланій губернскихъ земскихъ собраній, требовавшихъ лишь представительства земствъ, то, разумется, еще меньше гарантій, чтобы земцы и идущія въ дружескомъ единеніи съ ними силы не постарались уклониться отъ навязанной имъ революціей идеи представительства всенароднаго.
Если выступленіе народа городовъ, пролетаріата, политическому воспитанію котораго была посвящена неустанная двадцатилтизя работа соціалдемократіи, нсколько ослабило на время исконную боязнь народа въ кругахъ земскаго либерализма, не причастнаго непосредственно къ эксплуатаціи промышленныхъ рабочихъ, то послдующія событія заставили снова сильне зазвучать струну этой боязни. ‘Черныя сотни’, организованныя правительствомъ, какъ ни малочисленъ, въ сущности, ихъ составъ, напомнили о тхъ темныхъ и неизслдованныхъ низахъ народа, гд гнздятся порабощенныя и невжественныя массы, не знающія, куда направить порожденный крайней степенью нищеты и угнетенія протестъ, и потому способныя, хотя бы временно, служить орудіемъ реакціи. А выступленіе на сцену крестьянства, въ своемъ неоформившемся еще движеніи одинаково равнодушно вырубающаго лса и дикаго реакціонера и либеральнаго ‘друга народа’, снова обострило кое въ комъ то безпокойное чувство стыда передъ народомъ, которое основывается на прорывающихся сквозь самый толстый слой сентиментальнаго ‘народолюбія’ классовыхъ противорчіяхъ между крупнымъ помщичьимъ землевладніемъ и мелкой, сопряженной съ кабалой, крестьянскою собственностью.
Необходимость выкинуть знамя всеобщаго, равнаго, прямого и тайнаго избирательнаго права съ одной стороны, и тайная, по необходимости же тщательно скрываемая, боязнь этой системы избирательнаго права, съ другой — вотъ разыгрывающаяся на этой почв современная трагедія либеральной души. Эта трагедія тщательно скрывается отъ нескромныхъ чужихъ взоровъ, сами герои ея всми силами пытаются уврить другихъ, а, быть можетъ, и самихъ себя, въ наличности у нихъ твердаго убжденія, что всеобщее избирательное право — это ‘единственно справедливое выборное начало’ {Сергй Четвериковъ. Народные избранники. Русскія Вдомости No 65.}, основанное на ‘выводахъ государственной науки’ {В. Кузьминъ-Караваевъ. Основы всенароднаго представительства въ Россіи. Русь No 59.} и пр. и пр. Но ‘сомннія и опасенія’, терзающія душу либерала при мысли о томъ, что Ахеронтъ ворвется въ область ‘государственнаго строительства’, почти инстинктивно заставляютъ его искать обходныхъ путей, чтобы какъ нибудь отсрочить наступленіе этого часа испытаній. Удовольствовавшись въ ноябр ‘идеей’ народнаго представительства, онъ хотлъ бы теперь сдлать ‘идеей’, и только ‘идеей’, представительство всенародное. Онъ хотлъ бы, чтобы ‘единственно справедливое’ и пр. всеобщее избирательное право было ‘той формой, къ которой нужно стремиться’ (Четвериковъ), чтобы оно было чмъ-то врод прекраснаго идеала, свидтельства на искренность ‘народолюбія’, но только не задачей сегодняшняго дня. И не ршаясь высказать этого прямо, либеральная мысль старается отвлечь вниманіе на подготовку ‘условій’ для ‘разумнаго осуществленія всеобщей, тайной подачи голосовъ’ (Четвериковъ), за необходимость ‘перевоспитать’ народъ, на всевозможныя ‘неудобства’ отъ немедленнаго введенія всеобщаго и прямого избирательнаго права, словомъ, на неизбжность ‘погодить’, а ‘пока что’ довольствоваться мене ‘справедливыми’ я мене ‘научными’ выборными системами. Къ сожалнію, надо признать, что иронія ‘Гражданина’ (No 20), разсказывающаго объ ‘интеллигентахъ’, ‘изъ страха передъ народомъ’ ‘сочинившихъ планъ конституціи съ тремя палатами’, далеко не лишена основанія. Запутавшіеся въ задачахъ ‘подготовленія’ и ‘воспитанія’ либеральные прожектеры, понимающіе необходимость такъ или иначе дать хоть иллюзію сытости народнымъ ‘волкамъ’ и въ то же время желающіе во что бы то ни стало сохранить въ полной цлости и неприкосновенности либеральныхъ ‘овецъ’, додумываются до такихъ чудовищныхъ системъ, которыя вполн стоятъ ‘трехъ палатъ’.
Образчикомъ этихъ трусливо-нелпыхъ проектовъ могутъ служить уже цитированныя нами дв статьи. А если у кого нибудь осталось бы еще сомнніе насчетъ истинныхъ причинъ, заставляющихъ г.г. Четвериковыхъ, Кузьминыхъ-Караваевыхъ и прочихъ народолюбцевъ утруждать себя столь тяжеловсными измышленіями, то тому г-нъ Четвериковъ говоритъ вполн ясно: ‘достаточно напомнить, что въ Россіи значится 88 губерній и областей, что выборы хотя бы одного крестьянина отъ губерніи дали бы крестьянскій элементъ въ народное собраніе въ числ 88-и человкъ, т. е. группу людей, по своей численности могущихъ склонить всы въ ту или другую сторону при разршеніи цлой массы вопросовъ, имъ чуждыхъ и по ихъ развитію даже мало доступныхъ’. Sapienti sat! И мы, конечно, можемъ спокрйно предоставить г.г. Шишковымъ писать панегирики трогательной любви къ ‘мужичку’ г. Четвериковыхъ.
Г. Четвериковъ хочетъ санкціи ‘народнаго совта’, какъ ‘необходимаго условія для проведенія въ жизнь каждаго правительственнаго проекта и новаго законоположенія’, но въ то же время настаиваетъ на необходимости ‘не нарушать прерогативъ верховной власти’. Озабоченный надлежащимъ ‘воспитаніемъ’ народа для такой колоссальной задачи, онъ придумываетъ какіе-то ‘совщательные и избирательные комитеты’, въ которыхъ ‘представители отъ крестьянскихъ обществъ, выбираемые по одному отъ пяти волостей’ (какова пропорція?!), и ‘представители отъ рабочихъ союзовъ’ потонутъ въ сонм всякихъ губернскихъ и уздныхъ предводителей дворянства, предсдателей земскихъ управъ, городскихъ головъ, представителей духовенства, гласныхъ губернскаго и уздныхъ земствъ, думъ, представителей университетовъ, биржевыхъ обществъ, комитетовъ мануфактуръ и торговли и пр. и пр.— всего до 150 человкъ, которые и будутъ ‘воспитывать’ мужиковъ и пролетаріевъ и выбирать депутатовъ въ ‘народный совтъ’. Почтенный изобртатель этихъ ‘воспитательныхъ’ комитетовъ самъ вынужденъ признаться, что ‘постановка дла’ у него очень ‘сложна’. Но зато какія выгоды! Во-первыхъ, къ избранію привлечены ‘вс’ — крестьяне (‘по одному отъ пяти волостей’!) и рабочіе (отъ ‘союзовъ’!), а, вмст съ тмъ, и крестьяне и рабочіе лишены’ впредь до прохожденія полнаго курса выучки подъ руководствомъ гг. Четвериковыхъ, возможности выбирать собственныхъ представителей для ршенія ‘чуждыхъ’ имъ длъ. Зато народолюбивый авторъ предоставляетъ имъ полную возможность: 1) ‘приглядться’, какъ ршаютъ ‘государственные вопросы’ господа, и 2) ‘подавать свой вскій, по численности (!), голосъ въ пользу того кандидата, который въ совщательныхъ засданіяхъ комитета высказалъ бы полное пониманіе крестьянскихъ или рабочихъ нуждъ’. Ну, а если такого ‘кандидата’ съ ‘полнымъ пониманіемъ’ не найдется, то ‘черному народу’ предоставляется полное право на своихъ бокахъ испытывать, что корень ученія и въ ‘воспитательныхъ комитетахъ’ либераловъ бываетъ горекъ.
Кекъ видимъ, г. Четвериковъ очень ужъ ‘простъ’, и патентованный либералъ, земецъ, гласный думы, профессоръ, и генералъ Кузьминъ-Караваевъ его безъ труда заткнетъ за поясъ. Но и его ‘подготовительные’ проекты шиты блыми нитками, и основная мысль ихъ — лишить полноты представительства рабочихъ и крестьянъ — совершенно ясна. Забавна уже самая формулировка тхъ причинъ, которыя заставляютъ г. К-К. ‘поступаться’ ‘отвлеченною справедливостью’, и для него олицетворяемою всеобщимъ, равнымъ, прямымъ и тайнымъ избирательнымъ правомъ. Совершенно врно, что ‘успшность выборовъ’ предполагаетъ ‘политическую агитацію’, ‘предвыборную борьбу’ и ‘образованіе партій’. Но, конечно, эта ‘предвыборная борьба’ не должна тянуться такъ ужъ ‘долго’, какъ это предполагаетъ г. Кузьминъ-Караваевъ, ибо ‘политическая агитація’ ведется уже и теперь, и ‘партіи’ тоже существуютъ, и именно въ процесс ‘предвыборной агитаціи’, а не вн ея, он будутъ крпнуть и окончательно оформливаться. Если г. Кузьминъ-Караваевъ хочетъ сказать, какъ это вполн основательно можно предположить по разсяннымъ въ его стать замчаніямъ, что ‘крайнія’ партіи организованы лучше, чмъ ‘умренныя’, то такъ и надо было прямо говорить. Тогда было бы уже совершенно ясно, къ чему клонитъ почтенный профессоръ, умудряющійся на протяженіи 20 строкъ говорить, что ‘полицейскіе окрики и мры всегда приводятъ къ торжеству того, кому мшаютъ и не позволяютъ говорить’, и въ тоже время жаловаться, что именно благодаря ‘окрикамъ’, ‘мшавшимъ говорить’ г. Кузьмину-Караваеву, ‘восторжествовали’ почему-то не его мннія, а ‘крайнія сужденія’.
Не боле въ серьезъ можно принять и мнніе г. К.-К., что, благодаря отсутствію у насъ извстныхъ широкимъ слоямъ ‘политическихъ дятелей’, голоса разобьются, Иванъ будетъ выбирать Петра, а Петръ Ивана и пр. Политическая извстность очень быстро создается при политической агитаціи и предвыборной борьб, и если ‘опасенія’ единомышленниковъ г. К.-К. серьезны, то имъ лучше всего не изысхивать способы устроить ‘хорошіе’ выборы при ея отсутствіи, а требовать, и настойчиво требовать немедленнаго созданія условій, обезпечивающихъ полную свободу агитаціи. Тогда не придется терзаться и тмъ, что изъ-за раздробленія голосовъ ‘представительство’, посланное фактически ‘десятой, двадцатой, оотой частью избирателей будетъ дискредитировано въ глазахъ всхъ и вся’. Но намъ, признаться, это терзаніе либеральнаго генерала не кажется слишкомъ серьезнымъ. Насколько намъ извстно, г. Кузьминъ-Караваевъ такъ мало чувствовалъ себя ‘дискредитированнымъ’ въ качеств гласнаго тверского земства и петербургской думы, что свободно выступалъ отъ имени народа и даже заявлялъ, будто ‘теорія всеобщаго избирательнаго права совершенно непримнима къ земскому самоуправленію’ {Кузьминъ-Караваевъ. Земство и деревня, стр. 254.}. А любопытно было бы знать: какая именно ‘часть’ населенія тверской губерніи или города Петербурга ‘послала’ г. Кузьмина-Караваева въ гласные?
Истинная основа проектовъ либеральнаго земца вовсе не въ этихъ мнимыхъ затрудненіяхъ, а совсмъ въ другомъ. ‘Идея государственнаго всеединства затуманена въ сознаніи идеей единства классоваго и группового (курсивъ нашъ),— вотъ гд лежитъ причина сомнній и опасеній’, говоритъ онъ съ тмъ, чтобы черезъ столбецъ сказать, что ‘рабочіе — единственный (курс. нашъ) рзко обособленный классъ въ современной русской группировк’, и такимъ образомъ признаться, что именно ‘идея классоваго единства’ пролетаріата внушаетъ ему ‘сомннія и опасенія’.
Г. К.-К. знаетъ, что ‘рабочіе — сила’, и потому, конечно, и не думаетъ уже о томъ, чтобы вовсе лишить ихъ представительства. Пріурочивая выборы депутатовъ къ земствамъ и городскимъ думамъ, соотвтственно ‘пополненнымъ’ крестьянами и квартиронанимателями, онъ создаетъ для рабочихъ ‘спеціальную групповую избирательную единицу’, предоставляя имъ ‘въ большихъ городахъ и въ негородскихъ фабричнозаводскихъ центрахъ’ выбирать ‘одного или нсколькихъ представителей’. Дло сводится, такимъ образомъ, для К.-К., какъ и для Четверикова, къ ограниченію представительства рабочихъ, къ ихъ ‘изоляціи’, не позволяющей имъ стать центромъ притяженія для всхъ слоевъ ‘униженныхъ и оскорбленныхъ’ и привлечь себ на службу интеллигентные элементы нерабочей среды. Словомъ, именно противъ соціалдемократіи направлены вс измышленія г. К.-К.: понимая невозможность лишить рабочихъ всякаго представительства, онъ старается поставить его въ такія рамки, чтобы оно было представительствомъ интересовъ отдльныхъ группъ рабочихъ, а не рабочаго класса. Ради этой-же цли г. К.-К. предоставляетъ рабочимъ выбирать ‘каждое лицо, пользующееся правомъ голоса въ данномъ территоріальномъ район‘ (курс. нашъ). Такое ограниченіе было бы прямо направлено противъ того интеллигентнаго пролетаріата, изъ рядовъ котораго вербуется часть соціалдемократической интеллигенціи, и который, гнздясь по ‘комнатамъ’, не попадетъ, конечно, въ т квартиронанимательскія ‘общенія’, черезъ которыя, по проекту К.-К., интеллигенція только и можетъ стать ‘пользующейся правомъ голоса’.
Можно было бы ‘по человчеству’ простить г. К.-К. это, столь естественное для него, стремленіе урзать права классоваго рабочаго движенія. Но отвратительно то лицемріе, съ которымъ эти антипролетарскіе и антидемократическіе проекты обосновываются мнимымъ опасеніемъ за самихъ рабочихъ, которые будто бы при всеобщемъ и пр. избирательномъ прав потонутъ въ рядахъ другихъ избирателей и потому не будутъ въ состояніи послать своихъ представителей. Либеральный профессоръ не останавливается даже передъ явно нелпымъ утвержденіемъ, будто ‘рабочіе на Запад не замыкаются такъ глухо отъ другихъ слоевъ населенія, какъ у насъ’. А если принять во вниманіе, что невозможность немедленнаго введенія всеобщаго и пр. голосованія К.-К. объясняетъ, какъ мы видли, прежде всего отсутствіемъ политической организованности, вслдствіе чего-де ‘разобьются’ голоса, и что, съ другой стороны, по его же словамъ, ‘у рабочихъ имется чрезвычайная сплоченность и крпкая внутренняя организація’, то совершенно очевидно, что не отсутствія представительства рабочихъ, а чрезмрнаго представительства ихъ опасается народолюбивый земецъ {Слдующіе слова Витте (‘Новости’, No 55) показываютъ степень и характеръ организованности рабочихъ: ‘Коммиссія (Шидловскаго) была сорвана, главнымъ образомъ, благодаря политическимъ вождямъ соціалдемократіи… Одобрять дйствія ‘крайнихъ’ партій въ рабочихъ неурядицахъ положительно никто не можетъ, хотя нельзя не признать, что партіи эти дйствуютъ вполн организованно’.}.
Но страхъ либеральной души передъ народомъ распространяется не на однихъ только рабочихъ. Крестьяне находятъ не больше благоволенія въ очахъ ея. А такъ какъ у крестьянъ нтъ той ‘чрезвычайной сплоченности’ и ‘организаціи’, какъ у пролетаріата, то съ ними, естественно, можно церемониться гораздо меньше. И К.-К. попросту засовываетъ крестьянъ избирателей въ земства, гд они тоже могутъ преимущественно ‘приглядываться’. Правда, сохраняя сословное обособленіе крестьянъ (и это надо замтить!), онъ предлагаетъ ‘ныншнихъ крестьянъ-гласныхъ’ въ земств замнить ‘выборными отъ волостей’. По не самъ ли г. К.-К. мотивировалъ въ свое время ‘непримнимость’ всеобщаго избирательнаго права въ земствахъ зависимостью крестьянъ отъ земскихъ начальниковъ и другихъ властей? Такимъ образомъ, и ‘выборные отъ волостей’ будутъ выбраны несвободно, да, вдобавокъ, еще совершенно потонутъ въ масс другихъ гласныхъ. А на исчезновеніе ‘земскихъ начальниковъ’ и прочихъ представителей ‘твердой власти’ либеральный земецъ даже и не разсчитываетъ. Однимъ изъ главныхъ аргументовъ противъ всеобщаго избирательнаго права у него и сейчасъ служитъ ‘немыслимость перевоспитать въ короткое время губернаторовъ и особенно земскихъ начальниковъ’.
Отложить всеобщее избирательное право до тхъ поръ, пока г.г. Кузьминымъ-Караваевымъ удастся ‘перевоспитать’ и народъ и ‘губернаторовъ’, значитъ, дйствительно, довольствоваться чистой идеей ‘всенароднаго’ представительства. Но, спрашивается: зачмъ-же ‘перевоспитывать’ бурбоновъ самодержавной бюрократіи. Не проще-ли смстить ихъ? Но въ томъ-то и бда либеральной души, что ‘смстить’ ихъ можетъ только революція, а господинъ Кузьминъ-Караваевъ, подобно г. Четверикову, ‘всю надежду’ возлагаетъ на ‘сліяніе царя съ народомъ’. Въ этой боязни революціи — другое выраженіе все той-же трагедіи либеральной души, боящейся народа. И оно показываетъ, какъ боязнь народа толкаетъ часть земскаго либерализма прямо въ объятія реакціи.
Г.г. Кузьмины-Караваевы и имъ подобные нападаютъ въ тылъ освободительному движенію и облегчаютъ демагогическія зати правительства. И если бы судьба свободы зависла только отъ нихъ, то можно поручиться, что и конституція осталась бы однимъ ‘мечтаніемъ’. Но, къ счастью, дло революціи находится въ надежныхъ рукахъ пролетаріата, и въ своемъ поступательномъ движеніи она заставитъ все боле и боле широкіе круги либерализма и демократіи идти съ народомъ, такъ какъ идти противъ него будетъ равносильно обреченію себя на погибель вмст съ отмирающимъ режимомъ. До полнаго крушенія абсолютизма трагедія либеральной души должна будетъ все чаще и чаще, хотя бы и нехотя, разршаться въ прямое пособничество революціи.