‘За два года’. Сборникъ статей изъ ‘Искры’. Часть первая.
Реформаторскя потуги.
Реформаторскя потуги.
1 юня 1904 г. No 67.
Данъ.
Реформаторские потуги, Дан Федор Ильич, Год: 1904
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Но,— какъ это всегда бываетъ съ реакцонной политикой, идущей въ разрзъ съ самыми основными потребностями общественно-экономическаго развитя,— кратковременное укрплене позицй абсолютизма покупалось цною усиленя того самаго недовольства, той омуты и ‘крамолы’, сокрушеня которой съ такой настойчивостью и прямолинейностью добивались. И это тмъ боле, что, ставя одною рукою преграды рвавшему путы крпостного уклада развитю капиталистическаго общества, правительство,— въ силу требованй финансоваго хозяйства и необходимости искать благосклонности влятельныхъ элементовъ,— другою рукою всячески содйствовало росту капиталистической промышленности. А капитализмъ и самъ по себ не можетъ надолго примириться съ гнетомъ самодержавно-феодальныхъ порядковъ и — что еще важне — въ лиц пролетарата создаетъ непримримаго противника всхъ устоевъ россйской самобытности. Въ этомъ же факт капиталистическаго преобразованя Росся черпали все новыя и новыя силы и т слои противниковъ абсолютизма, оппозиця которыхъ до тхъ поръ не находила достаточной поддержки въ сколько-нибудь широкихъ массахъ.
При такихъ условяхъ создался для абсолютизма своеобразный ‘порочный кругъ’, въ которомъ каждое новое реакцонное мропряте съ удвоенной силой будило чувство протеста, накопляло элементъ глубокаго недовольства и все боле и боле отрзывало всякую возможность мирнаго, ‘реформаторскаго’ развитя государственныхъ порядковъ въ сторону боле свободныхъ формъ общежитя. Если еще возможно было октроироване Лорисъ-Меликовской конституци въ 1881 году, то эпоха реакци, крайне обострившая антагонизмъ всхъ развивающихся слоевъ общества къ режиму и въ то же время выдвинувшая и пробудившая къ политической жизни новые соцальные слои, сдлала такое разршене ‘назрвшаго’ вопроса ‘сверху’ немыслимымъ. Если вначал 80-хъ годовъ передъ правительствомъ стояла вполн посильная для него задача удовлетворить скромныя конституцонныя мечтаня верховъ ‘образованнаго’ общества, то теперь не только эти ‘мечтаня’ приняли боле обширный характеръ, но всякая попытка прикоснуться въ фундаменту обветшалаго государственнаго зданя неминуемо повела бы къ предъявленю своихъ политическихъ требованй и такими общественными элементами, которыхъ ‘сверху’ удовлетворить во всякомъ случа невозможно, потому что ихъ позиця принципально враждебна самому существованю ‘верха’.
Александръ III сошелъ въ могилу, когда, казалось, реакця восторжествовала по всей лини, и вс опасныя для абсолютизма революцонныя и оппозицонныя силы какъ бы притаились. Но это только казалось, и первые же годы царствованя его преемника обнаружили явные признаки надвигающейся ликвидаци, передъ лицомъ которой абсолютизма оказался совершенно безпомощнымъ. Реакця исчерпала себя, и дальше въ томъ же направлени много идти было нельзя. Можно было усилить полицейскй сыскъ и гнетъ, можно было попытаться укрпить административную власть и расправу, можно было еще нсколько стснить земскую ‘самодятельность’. Но все это были не новыя мры, это былъ лишь количественный ростъ тхъ же самыхъ мропрятй, начало которымъ было положено въ 80-ые годы, а при крайне обострившемся нервномъ напряжени всхъ прогрессивныхъ общественныхъ силъ, эта политика не окупалась уже больше даже тмъ временнымъ ослабленемъ революцоннаго и оппозицоннаго натиска, котораго удавалось добиваться правительству въ предшествующую эпоху: одинъ за другимъ открыто выступали противъ него т оппозицонные слои русскаго общества, и правительство оказалось не въ силахъ, хотя бы на время, справиться съ ними. Въ силу указанныхъ выше причинъ, о сколько нибудь серьезныхъ попыткахъ ‘реформами’ направить весь революцонный и оппозицонный протестъ въ русло мирнаго и постепеннаго развитя не могло быть и рчи. Вокругъ каждаго, вновь выступившаго на сцену, общественнаго движеня правительство безпомощно суетилось, не ршаясь сколько нибудь серьезно прикоснуться къ шаткому зданю русскаго государственнаго порядка. Своей возней, своей противорчивой политикой оно только обостряло и ускоряло развите оформленнаго протеста. Первыя же крупныя стачки рабочихъ заставили правительство усиленно захлопотать вокругъ ‘рабочаго вопроса’ — и въ конц семилтнихъ хлопотъ мы видимъ колоссальный итогъ въ вид ряда демонстрацй и всеобщей стачки на юг. Правительство хлопотало вокругъ студенческаго движеня,— и за два года это движене изъ академическаго превратилось въ ярко политическое и вызвало на сцену вс т отраженныя явленя, которыя сказались во временномъ возрождени террористическихъ стремленй. Правительство продолжало свои неустанныя хлопоты вокругъ земства,— и добилось консолидаци и обособленя ‘третьяго элемента’, появленя ‘освобожденства’ и пр. и пр. Памятные петербургске създы, техническй и пироговскй, подвели балансъ этой сторон правительственныхъ хлопотъ.
Наконецъ зашевелился и послднй изъ тхъ китовъ, на которыхъ еще опирался абсолютизмъ. Политика непрерывно усиливаемой государственной и дворянской ‘опеки’, политика выкачиваня денежныхъ рессурсовъ деревни и стсненя свободнаго развитя ея хозяйственной и культурной жизни — получила страшный отвтъ въ вид крестьянскаго возстаня въ черноземныхъ губерняхъ. ‘Крестьянскй вопросъ’ такъ же властно выдвинулся на авансцену государственной жизни, такъ же настоятельно требовалъ вниманя къ себ, какъ это уже раньше случилось съ вопросомъ рабочимъ, вопросомъ студенческимъ, вопросамъ земскимъ. Можно было заране предсказать, что и въ разршени ‘крестьянскаго вопроса’ правительство проявитъ не боле твор ческой силы, не боле смлости и ршительности, чмъ во всхъ другихъ безчисленныхъ ‘вопросахъ’ русской жизни. Притронуться сколько нибудь серьезно въ крестьянскому и неразрывно съ нимъ связанному аграрному вопросу вообще, выдернуть хоть одно звено изъ этой безконечно сложной и запутанной цпи общественныхъ отношенй — значило бы для ‘режима’ рисковать дать толчокъ паденю той лавины революци и оппозици, которая нависла надъ нимъ.
Достаточно вспомнить, что даже такой ‘реформы’, какъ отмна тлеснаго наказаня, правительство до сихъ поръ не можетъ ршиться произвести, хотя ‘вопросъ’ о розг стоитъ ‘на очереди’, и самой острой ‘очереди’, уже добрый десятокъ лтъ. Но правило — quieta non movere (не тронь существующаго) такъ прочно вндрилось въ психологю абсолютизма, что и до сихъ поръ розга въ качеств ‘законнаго’ орудя правительственнаго воздйствя (о ‘незаконномъ’ нечего и говорить) не отмнена. ‘Розга’ стала чуть ли не символомъ ‘существующей формы правленя’, и для робкихъ либеральныхъ душъ явилась возможность облекать свои конституцонные порывы въ форму ‘ходатайствъ объ отмн тлеснаго наказаня’.
Немудрено, что и тогда, когда крестьянскй ‘бунтъ’ поставилъ остро вопросъ о деревн, растерявшееся правительство на это требоване новыхъ отвтовъ могло лишь повторить собравшимся въ Курск волостнымъ старшинамъ все т же слова Александра III. Можно ли было лучше обнаружить все безсиле правительства бороться съ начинающейся ликвидацей, обостренной тми самыми ‘старыми средствами’, какя съ такимъ рвенемъ примняли въ 80-ые годы? Не было новыхъ отвтовъ, не было новыхъ средствъ, а старыя вели къ крушеню. И все же правительству не оставалось ничего иного, какъ безпомощно топтаться на одномъ мст, стараясь лишь возможно точне попадать въ слды, оставленные стопами предшественниковъ, наводнене деревни ‘сельскими стражниками’ — вотъ все, что можно было придумать ‘новаго’.
Манифестъ 26 февраля 1903 г. наряду съ другими потугами на якобы реформы возвщалъ и ‘пересмотръ законодательства о сель’ сномъ состояни’. Извстно, что вс предполагавшяся ‘реформы’ въ области государственнаго и земскаго управленя, въ области церковной, школьной и т. д. сводились ни къ чему иному, какъ къ попыткамъ усилить реакцю, сдобривъ эти угрюмъ-бурчеевске проекты легкой примсью сантиментально-либеральнаго постнаго масла. При постепенномъ же осуществлени ихъ и эта примсь все боле и боле испарялась.
Не было, разумется, ни малйшаго основаня ожидать, что съ ‘крестьянскимъ вопросомъ’ будетъ иначе. Тмъ боле, что уже въ самомъ манифест повелвалось ‘въ основу сихъ трудовъ положить неприкосновенность общиннаго строя крестьянскаго землевладня, изыскавъ одновременно способы къ облегченю отдльнымъ крестьянамъ выхода Изъ общины’. Уже въ этой формулировк и въ этой забот объ ‘облегчени выхода’ ясно, что не ‘уравнительныя’, ‘справедливыя’ тенденци общины интересовали правительство, не объ ихъ охранени оно заботилось, а объ охранени и укрплени той крестьянской сословной обособленности, того крестьянскаго закрпощеня и безправя, которыя составляютъ существенное содержане пресловутаго общиннаго строя и всею тяжестью своею падаютъ главнымъ образомъ на ‘деревенскую бдноту’. Еще разъ подтвердилось, что правительство не ршается затронуть ‘вковые устои’, и отмна круговой поруки, проектированная манифестомъ и выполненная 12 марта 1903 года, могла осуществиться только потому, что самое значене ея въ общей систем крестьянскаго закрпощеня упало до нуля. Въ остальномъ все должно было остаться по старому, только, конечно,— такова судьба всхъ ‘благихъ начинанй’ умирающаго режима — съ новыми попытками усиленя той самой политики бюрократически — дворянско — поповской опеки, крушене которой и выдвинуло на очередь старые вопросы въ новой, острой форм.
‘Пересмотръ законодательства о крестьянахъ’ былъ прежде всего порученъ ‘редакцонной комисси’ при министерств внутреннихъ длъ, и теперь ‘очеркъ’ ея работъ обсуждается въ ‘губернскихъ совщаняхъ’. Комисся съ самаго начала исключила изъ своего разсмотрня вс вопросы о порядк управленя и правительственномъ надзор за крестьянами, объ ихъ правахъ, личныхъ и имущественныхъ, о казенныхъ сборахъ и земскихъ повинностяхъ, т. е. исключила вс дйствительно основные вопросы крестьянской жизни и ограничилась лишь ‘пересмотромъ’ тхъ законовъ, которые относятся къ ея ‘внутреннимъ распорядкамъ’. Нечего и говорить, что содержане ‘проекта’ сводится цликомъ къ сохраненю прежняго закрпощеня крестьянъ съ нкоторыми лишь ухудшенями, главнымъ образомъ въ области судебной. Сохраняя волостной, сословный судъ для крестьянъ и рекомендуя выработку особыхъ уголовнаго и гражданскаго кодексовъ для нихъ, ‘проектъ’, съ одной стороны, создаетъ новую ‘сословную’ апелляцонную инстанцю для крестьянъ подъ предсдательствомъ земскаго начальника (до сихъ поръ апелляци на приговоры волостного суда приносились въ уздные създы), съ другой — неимоврно сокращаетъ самое право апелляци, якобы ‘въ цляхъ сокращеня неосновательныхъ жалобъ’. Для этого приговоры волостныхъ судовъ по нкоторымъ дламъ ‘подлежатъ приведеню въ исполнене независимо отъ обжалованя или необжалованя ихъ’, а, съ другой стороны, самое право жалобы обусловливается внесенемъ денежнаго залога, ‘подлежащаго возврату лишь въ случа признаня жалобы заслуживающей уваженя’. Разумется, этотъ чудовищный налогъ на правосуде, главнымъ образомъ, обезправитъ наиболе бдные слои деревенскаго населеня. Но и вообще, какъ ни мало склонны мы восторгаться россйскимъ правосудемъ, въ которомъ такъ совершенно переплетается классовая юриспруденця съ административной нагайкой, на усилене ‘сословнаго’ характера крестьянскаго суда мы не можемъ смотрть иначе, какъ за попытку еще боле усилить то безправе и произволъ, которые тяготютъ надъ деревней, и еще боле обособить крестьянъ отъ общегражданскихъ интересовъ страны.
Въ остальномъ вс ‘предположеня’ комисси не заслуживаютъ разбора, такъ какъ ршительно ничего новаго не даютъ. Интересно лишь то явное безсиле, съ которымъ комисся подходитъ къ каждому вопросу въ отдльности, пытается уяснить себ источники недовольства и раздраженя, заключающеся въ ‘особенностяхъ’ крестьянскаго законодательства и ихъ несоотвтстви потребностямъ развивающейся жизни, намчаетъ т пункты, въ которые слдуетъ внести измненя, и, въ конц концовъ, походивши кругомъ да около и убдившись въ невозможности вынуть хоть одинъ камень изъ зданя, не снесши его цликомъ, безнадежно машетъ рукою и ограничивается внесенемъ какой нибудь новой реакцонной ‘поправки’. Передъ нашими глазами проходить рядъ тщетныхъ попытокъ абсолютизма приспособиться къ новымъ условямъ соцально-экономической жизни. Выясняется съ очевидностью, какъ немыслимо для него такое ‘приспособлене’. Ему остается только продолжать свои безумныя попытки ‘приспособить’ все развите народной жизни къ себ. Абсолютизмъ и прогрессивное развите общества — несовмстимы. Или абсолютизмъ или жизнь — такъ ставится вопросъ, и можно ли сомнваться, какой будетъ отвтъ, какъ бы ни старалось правительство дать его въ свою пользу!
Совершенно не понимая сущности развивающагося передъ его глазами общественно-экономическаго процесса, не давая себ яснаго отчета въ причинахъ полнаго банкротства традицонной политики, въ тхъ колоссальныхъ измненяхъ, которыя внесъ процессъ капиталистическаго развитя страны въ соцальную структуру и психологю всхъ слоевъ русскаго народа, въ томъ числ и крестьянства, абсолютизмъ — устами редакцонной комисси — продолжаетъ бормотать все т же, давно опровергнутыя жизнью слова, все т же ‘безсмысленныя мечтаня’. ‘Воспитанные въ неустанномъ, упорномъ труд, привыкше съ исконной однообразной обстановк жизни, прученные измнчивымъ успхомъ земледльческихъ работъ въ сознаню своей зависимости отъ вншнихъ силъ природы и, слдовательно, отъ началъ высшаго порядка, крестьяне, боле, чмъ представители какой-либо другой части населеня, стоятъ на сторон созидающихъ и положительныхъ основъ общественности и государственности и такимъ образомъ силой вещей являются оплотомъ исторической преемственности въ народной жизни противъ всякихъ разлагающихъ силъ и безпочвенныхъ теченй’. Вотъ т ‘старыя псни’, которыя продолжаетъ пть абсолютизмъ, вотъ то ‘старое’ credo, которое онъ не устаетъ повторять: на ‘неустанномъ труд’, не дающемъ досуга и простора для мысли, на ‘однообразной -обстановк’, суживающей умственный кругозоръ, на вр въ ‘начала высшаго порядка’, отвлекающей внимане отъ порядка общественнаго — на этихъ трехъ камняхъ зиждется церковь ‘режима’. И онъ ее хочетъ видть, какъ неустанно, какъ неумолимо перемалываетъ ясязнь эти камня: снъ не хочетъ слышать и видть ни ‘разлагающихъ’ новыхъ псенъ, ни ‘безпочвенныхъ’ новыхъ птицъ. А новыя времена несутъ съ собой и этихъ птицъ я эти псни…
‘Проектъ’ комисси переданъ на разсмотрне губернскихъ совщанй. Совщаня эти, конечно, не внесутъ никакихъ существенныхъ ‘измненй въ проектъ, разв только еще усилятъ такъ громко звучащя въ немъ реакцонныя ноты. За это ручается уже самый составъ совщанй, въ которыя входятъ чиновники всхъ вдомствъ, съ усиленнымъ участемъ земскихъ начальниковъ, и представители отъ дворянства. Члены отъ земства приглашаются по выбору губернатора изъ числа уздныхъ земскихъ гласныхъ по одному на уздъ. Затмъ губернаторъ, предсдательствующй въ ‘совщани’, можетъ приглашать еще ‘свдущихъ’ лицъ по своему усмотрню.
Цль устройства такихъ совщанй изъ лицъ, якобы ‘довремъ общественнымъ облеченныхъ’, не требуетъ поясненй. Это — попытка не только эскамотировать общественное мнне, но еще и употребить эти, по вншности ‘мстныя’, ‘общественныя’ силы для санкцонированя и усиленя своихъ реакцонныхъ затй. Несомннно, для приданя хотя бы нкотораго ‘приличя’ всей этой реакцонно-бюрократической комеди, кое-гд губернаторы будутъ приглашать въ ‘совщаня’ и пару-другую самыхъ наиумреннйшихъ ‘либераловъ’. Хотлось бы думать, что хотя бы въ этомъ случа у всхъ мудрыхъ птицъ либерализма хватитъ политическаго такта (его немного нужно для этого), чтобы отказаться прикрывать своимъ участемъ позорную игру.
Итакъ, ‘пересмотръ’ законовъ о крестьянахъ свелся къ простому констатированю дальнйшаго существованя той крпостной кабалы, изъ которой не выходила деревня оо времени пресловутаго ‘освобожденя’, и констатированю безсиля режима въ попыткахъ ‘реформъ’. Quieta non movere — не трогать существующаго, таковъ законъ его самосохраненя. Онъ не можетъ уже медленно, постепенно самоупраздняться путемъ реформъ сверху, онъ должно быть упраздненъ снизу.
И если абсолютизмъ такъ опасается всего ‘новаго’, такъ боится притронуться къ тому, что существуетъ, такъ дрожитъ предъ всякимъ ршительнымъ толчкомъ, то можно себ представить ту роль, которую сыграетъ въ его судьбахъ колоссальная встряска всхъ устоевъ русской жизни войной на Дальнемъ Восток!