‘За два года’. Сборникъ статей изъ ‘Искры’. Часть первая.
Начало революціи.
Начало революціи.
(18 января 1905 г., No 84).
——
13 Января.
Ф. Данъ.
Начало революции, Дан Федор Ильич, Год: 1904
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Посл Баку — Петербургъ. Вулканическую, насыщенную подземными парами, почву нефтяныхъ промысловъ всколыхнули первые удары надвигающагося землетрясенія, которому суждено снести до основанія вковое зданіе отарой Россіи. Тысячекратнымъ эхо, громкимъ гуломъ отозвались эти удары въ наэлектризованной политической атмосфер столицы, стягивающей къ себ вс нити русской государственной жизни.
И какъ мало нужно было, на первый взглядъ, для того, чтобы привести въ движеніе колоссальную массу петербургскаго пролетаріата! Двое уволенныхъ рабочихъ — и встали заводы, фабрики и мелкія мастерскія огромнаго города. А затмъ — митинги, собранія, резолюціи, всеобщая стачка, покрытый тысячами подписей адресъ царю, атмосфера всеобщаго и необходимаго возбужденія, въ которой рождаются и разносятся по всему свту темныя предположенія, чудовищные слухи, самою неопредленностью и грандіозностью своею заставляющіе замирать сердца милліоновъ людей въ предчувствіи чего то великаго, чего то изъ ряда вонъ выходящаго, чего то острой гранью врзающагося въ исторію. Двое уволенныхъ рабочихъ — и грандіозное потрясеніе всей хозяйственной и политической жизни страны, рикошетомъ ударившее по странамъ всего міра, пріостановившее снаряженіе эскадры, поколебавшее курсы, напугавшее биржевого молоха… Такъ въ горахъ неосторожное движеніе, повышенный голосъ путника заставляетъ сдвигаться съ мста и падать всеразрушающую на своемъ пути лавину!
Двое рабочихъ, уволенныхъ за принадлежность къ рабочему ‘обществу’… Какъ будто не десятки и не сотни ихъ ежедневно, ежечасно, не только ‘увольняются’, но арестовываются, ссылаются, заточаются въ казематы за участіе въ борьб своего класса съ тяготющимъ надъ нимъ гнетомъ и эксплоатаціей! Но не даромъ мы переживаемъ время, когда мощные удары войны потрясли до основанія вс устои старой Россіи! И не даромъ въ десятилтней, неустанной борьб росло и закалялось чувство протеста, чувство солидарности, боевое настроеніе и боевая сплоченность Россіи рабочей! Логика политической обстановки и логика революціоннаго положенія пролетаріата неизбжно, съ неумолимой необходимостью, вели къ такому положенію, когда достаточно искры, чтобы яркимъ пламенемъ вспыхнуло колоссальное движеніе народныхъ массъ. И та же логика, съ такою-же неизбжность’ выводитъ эти массы на путь открытой, революціонной борьбы съ. абсолютизмомъ, въ желзныхъ объятіяхъ котораго задыхается пролетарскій исполинъ.
Тнь Зубатова стояла у колыбели того ‘Русскаго собранія фабрично-заводскихъ рабочихъ’, протестъ котораго послужилъ сигналомъ къ началу всеобщей стачки. Грязныя полицейскія руки пестовали новорожденнаго, пытаясь влить отраву, холопства и предательства въ сердца тхъ рабочихъ, которые объединялись на борьбу за свои будничные экономическіе интересы, съ наивной врой въ возможность вмстить хотя бы эту борьбу въ мертвящія рамки самодержавно-бюрократическаго режима. Но какъ быстро и легко, почти незамтнымъ движеніемъ плеча, порвалъ пролетаріатъ эти полицейскія шелковыя узы, которыми мечтала связать его жандармская фантазія! Какъ одесскіе стачечники 1903 г. однимъ фактомъ выступленія на путь открытой массовой борьбы далеко отбросили отъ себя грязную шайку зубатовскихъ агентовъ, такъ и петербургское ‘Общество’, покончивъ съ зубатовщиной, теперь, можно сказать, въ первый же день участія своего въ движеніи могучаго массоваго потока, безповоротно рветъ послднія цпи, которыми старалась сковать его мнимая ‘благосклонность’ правительствующихъ лицъ.
‘Благожелательный’ и ‘доврчивый’ министръ внутреннихъ длъ, принимавшій депутаціи земцевъ, адвокатовъ и иныхъ представителей либеральнаго общества, наотрзъ отказался и не могъ не отказаться принять депутацію забастовавшихъ рабочихъ. Не могъ не отказаться потому, что принять депутацію ‘либераловъ’ — значило поощрять ихъ идти все по тому же пути чаянія конституціонныхъ благъ ‘сверху’, принять же депутацію рабочихъ — значило признать и поощрить массовое движеніе, требующее свободы ‘снизу’ и уже потому революціонное. Вчерашній ‘покровитель’ и ‘другъ’ ‘собранія рабочихъ’, петербургскій градоначальникъ Фуллонъ, забывая о печальной судьб своего французскаго соименника, послужившаго 115 лтъ тому назадъ первымъ революціоннымъ украшеніемъ парижскихъ фонарей, сегодня грозитъ расправами требующимъ хлба и свободы рабочимъ. Думаетъ ли онъ, что завтра найдется въ Петербург хотя бы одинъ пролетарій, готовый промнять свое классовое первородство на чечевичную похлебку его ‘благосклонности’?
Выходецъ изъ пропитанной всми предразсудками суеврія, невжества и холопства среды русскаго духовенства, священникъ церкви при пересыльной тюрьм, Георгій Гапонъ стоялъ во глав е Собранія рабочихъ’. И посмотрите, какъ все та же неизбжная революціонная логика пролетарской борьбы подчинила себ этого сына государственной церкви! Волна могучаго пролетарскаго потока подхватила его и уже теперь, въ самомъ начал своего подъема, взметнула такъ высоко, сакъ, конечно, никогда еще не случалось взлетать ни одному православному ‘пастырю’. Какимъ языкомъ долженъ былъ заговорить ‘тотъ ‘смиренный’ служитель алтаря! ‘Не акціонеры разоряются, а рабочіе, такъ ли товарищи?’ вопрошаетъ Гапонъ депутацію, во глав которой онъ явился для переговоровъ съ директоромъ Путиловскаго завода, я тутъ же совершаетъ первый ‘революціонный’ актъ — отказа признавать ‘власти предержащія’, открытаго отказа считать директора завода представителемъ назначившихъ его акціонеровъ.
Въ маломъ, частномъ случа съ Гапономъ видится великое, общее. Въ обстановк надвигающагося на Россію великаго историческаго перелома, подъ давленіемъ соціалдемократіи, кто хоть на день, хоть на часъ связалъ свою судьбу съ судьбою массового движенія рабочаго класса, тотъ долженъ, неизбжно долженъ, въ этотъ день, въ этотъ часъ подыматься все выше и выше къ вершинамъ классовой идеологіи пролетаріата. Будетъ ли Гапонъ продолжать идти въ ногу съ разростающимся пролетарскимъ движеніемъ, и долго ли будетъ онъ идти — это частное, личное дло. Но что несомннно, такъ это то, что, не желая отстать отъ движенія, онъ долженъ будетъ послдовательно идти впередъ, онъ долженъ будетъ сбросить свою рясу, свои предразсудки, свои ‘легальныя’ мечтанія, свою политическую близорукость и ограниченность, онъ долженъ будетъ все боле и боле становиться на революціонную, классовую точку зрнія. И если онъ этого не сможетъ, не суметъ сдлать,— какъ выжатый лимонъ, отброситъ его въ сторону стихія рабочаго движенія, использовавъ въ своихъ революціонныхъ цляхъ вс т элементы революціонности, которые, въ причудливой комбинаціи, таились подъ складками поповской рясы.
Революціонная логика пролетарскаго движенія подчиняетъ себ всякаго, такъ или иначе тсно связавшаго судьбу свою съ этимъ движеніемъ. Но боле того. Она такъ же неизбжно, такъ же стихійно, часто ‘за порогомъ сознанія’, подчиняетъ себ и самихъ участниковъ движенія, рядовую рабочую массу. Пусть политическое сознаніе этой массы еще безпомощно бродитъ посреди бугровъ и рытвинъ традиціонной идеологіи, пусть эта масса еще не отдаетъ себ отчета ни во всей полнот своихъ интересовъ, ни въ томъ единственномъ пути, классовой организаціи и классовой борьбы, которымъ можетъ она придти къ освобожденію. Стихійная сила положенія толкаетъ ее, хотя бы ощупью, выбраться на этотъ врный путь. Если на сознаніи массъ еще лежитъ печать реакціонныхъ предразсудковъ и политической ограниченности, то въ дйствіяхъ ея уже прорывается присущая ей революціонность.
Иностранныя газеты сообщаютъ, что стачечники ршили подать ‘петицію’ царю. Да, рабочая масса сохранила еще остатокъ вры въ то, что и помогутъ сверху. Да, она подхватила эту идею обращеніяхъ ‘верху’, которую съ такимъ усердіемъ со всхъ крышъ проповдуютъ мудрыя птицы либерализма… Но не съ униженнымъ самооправданіемъ, не черезъ переднія придворныхъ лакеевъ пытается она довести свое слово до царскихъ ушей. Тысячными толпами ршили рабочіе собраться къ Зимнему дворцу, они хотятъ, чтобы царь самолично вышелъ на балконъ принять ‘петицію’ и присягнулъ, что требованія народа будутъ исполнены.
Такъ обращались къ своему ‘доброму королю’ герои Бастиліи и похода въ Версаль! И тогда раздавалось ‘ура’ въ честь показавшагося толп по ея требованію монарха, но въ этомъ ‘ура’ уже звучалъ приговоръ абсолютизму…
Рабочіе выставляютъ въ своей ‘петиціи’ т требованія, которыя съ упорствомъ и послдовательностью не переставала пропагандировать соціалдемократія и только она: всенародное учредительное собраніе на основ всеобщаго избирательнаго права. Рабочіе не ‘забыли’ назвать учредительное собраніе его настоящимъ именемъ, они не оставили лишь ‘подразумваемой’ ни одной изъ гарантій народныхъ правъ! И въ этомъ мы видимъ, мы съ гордостью видимъ слдъ работы соціалдемократія, ея кровной связи съ пролетарскимъ движеніемъ. Правда ‘петиція’ повторяетъ и изношенныя либеральныя фразы насчетъ уничтоженія ‘средостнія’ возможности сліянія черезъ голову ‘бюрократіи’. Неискушенная въ политической борьб, рабочая масса не думаетъ еще объ огражденіи своихъ классовыхъ пролетарскихъ интересовъ, я услужливо подсовываемую ей славянофильскую труху принимаетъ за чистое золото политической свободы для народа. Пусть такъ. Сегодня она не понимаетъ политическаго положенія. Завтра она пойметъ его. Но и сегодня, доврчиво взявъ въ свои руки одно изъ потертыхъ либеральныхъ знаменъ, какъ несетъ она его? Возьмите самый ‘смлый’, либеральный адресъ или резолюцію съ тми же требованіями, съ тмъ же обращеніемъ и посмотрите: какъ говорятъ либералы, и какъ говоритъ народъ. ‘Всхъ тхъ изъ насъ, которые осмливались возвышать свой голосъ въ защиту интересовъ народа и трудящихся классовъ, бросали въ тюрьму или ссылку’. ‘Бюрократія толкала страну на край гибели и разоренія и позорной войной привела ее въ разгрому’. ‘Если вы не удовлетворите нашей просьбы, мы умремъ на этой площади, передъ вашимъ дворцомъ. Намъ некуда больше идти, намъ открыты два только пути: путь, который ведетъ къ свобод и счастью, или тотъ, который ведетъ въ могилу’. ‘Если наша жизнь должна быть принесена въ жертву страданіямъ Россіи, мы не пожалемъ этой жертвы, мы охотно принесемъ ее’. Вотъ какимъ нелиберальнымъ языкомъ говоритъ даже либеральныя рчи петербургскій пролетаріатъ. ‘Мы готовы умереть’ — это значить: мы готовы биться за свободу, а не только просить ея. Отъ просьбы не умираютъ! Былъ ли слышенъ когда либо подобный языкъ? Да, онъ былъ слышенъ все въ т же славные дни Великой революціи, когда зданіе стараго порядка трещало уже по всмъ швамъ, и когда революціонный народъ, сохраняя еще реакціонныя иллюзіи и политическую наивность, уже длалъ революціонное дло. Но за революціоннымъ дломъ придетъ революціонное сознаніе, и уже то, какъ говоритъ сегодня пролетарская масса, показываетъ, что она будетъ длать завтра. Мы уже видли, что во главу угла, какъ свои главныя требованія, рабочіе поставили демократическіе лозунги соціалдемократіи. Очевидно, что уже сегодня тысячи пролетаріевъ сознательно принимаютъ ихъ. Завтра ихъ такъ же сознательно примутъ десятки и сотни тысячъ. Мы знаемъ изъ иностранныхъ газетъ, что три завода бросили работу по призыву соціалдемократовъ, что, бросая работу, рабочіе поютъ свою пролетарскую ‘марсельезу’. Завтра стотысячная масса сплотится вокругъ краснаго знамени соціалдемократіи.
Соціалдемократія можетъ съ увренностью длать такія предсказанія. Не она ли одна, при всеобщемъ скептицизм, при всеобщихъ крикахъ объ ‘ограниченности’, ‘сектанств’, ‘узости’, ‘нетерпимости’, не она ли одна съ самаго своего зарожденія неразрывно связала дло русской свободы съ дломъ рабочаго класса? Не она ли одна врила въ силу и неизбжную революціонность пролетарскихъ массъ? Не она ли одна видла въ нихъ единственно надежную опору свободы и демократіи и клала вс свои силы на дло классовой) пробужденія и классовой организаціи этихъ массъ? И не она ли предсказала то выступленіе на арену борьбы съ абсолютизмомъ милліонныхъ рабочихъ массъ, начало котораго мы наблюдаемъ теперь въ Петербург, и продолженіе котораго скоро — мы уврены въ этомъ — будемъ наблюдать по всему пространству Россіи?
Какой урокъ тмъ либеральнымъ маловрамъ, которые, оправдывая свою собственную ограниченность и трусость, говорили о томъ, что народъ ‘не участвуетъ’ въ политическомъ освобожденіи Россіи, что народъ ‘молчитъ’ и ‘врядъ ли заговоритъ’, что только ‘образованное’ общество ‘борется’ за свободу, и что тмъ самымъ ‘борьба’ непремнно должна быть втиснута въ рамки ‘легальности’! Какой урокъ этимъ трезвеннымъ и умреннымъ политиканамъ, которые же умли даже поднять своего взора къ вершин того могучаго дуба, палыми жолудями котораго они питались! Пусть попробуютъ эти господа, хотя бы насильно, вдвинуть въ тсныя рамки ‘легальности’ борьбу стотысячныхъ массъ петербургскихъ рабочихъ, даже теперь, когда массы еще подхватываютъ ихъ ограниченные лозунги!
По, скажемъ мы сейчасъ же, какой урокъ и тмъ утопистамъ ‘конспиративной’ организаціи, которые считали возможнымъ во имя привычки въ повиновенію, во имя формально-организаціонной ‘дисциплины’, механическимъ рычагомъ ‘агентуры’ двигать по своему усмотрнію милліонную армію рабочаго класса! Пусть попробуютъ они приложить эту наивно-аракчеевскую мрку къ тому грандіозному движенію, которое развертывается передъ нашими глазами! Пусть попробуютъ они въ организаціонномъ устав третьяго, четвертаго и пятаго създовъ ‘профессіональныхъ революціонеровъ’ искать того магическаго средства, которое дастъ соціалдемократіи величайшее доступное ей счастье — одушевить этотъ массовый потокъ классовымъ сознаніемъ, политической самостоятельностью! Разв не ясно теперь, разв не очевидно, что ровно въ той мр соціалдемократія сможетъ овладть этимъ движеніемъ,— а, стало быть, и это движеніе сможетъ усвоить соціалдемократическое сознаніе,— ровно въ той мр сможетъ она направить это движеніе по классовому руслу, въ какой ея вчерашняя и сегодняшняя пропагандистская и агитаціонная работа выдвинула и выдвигаетъ кадры сознательныхъ соціалдемократовъ изъ среды самой рабочей массы, перелила и переливаетъ черезъ эти кадры въ самую массу элементы классового сознанія, сдлала и длаетъ ее политически воспріимчивой въ лозунгамъ, выдвигаемымъ соціалдемократіей? Каждый атомъ этой ‘мелкой’, ‘подготовительной’ работы сторицею вернется ей теперь!
Совершенно ясны и т задачи, огромныя, трудныя задачи, которыя ставитъ передъ с.-д. партіей выступленіе на авансцену русской исторіи, на революціонную авансцену, рабочихъ массъ. Почему не ‘узкая’ организація ‘профессіональныхъ революціонеровъ’ дала толчокъ движенію этой лавины, а ‘Собраніе рабочихъ’? Потому что ‘собраніе’ это было дйствительно широкою организаціею, основанною на самодятельности рабочихъ массъ. Задачи, которыя ставило себ это ‘собраніе’, были ограниченны, самодятельность концентрировалась на узкомъ пол ‘чисто экономической’ борьбы, неотмежеванность отъ ‘правящихъ сферъ’ неизбжно вносила смена реакціонности. Потому и возникшее подъ руководствомъ этого ‘Собранія’ движеніе носитъ на себ на первыхъ порахъ печать ограниченности, зигзагами выбирается на правильный путь. Въ другихъ формахъ, сдавленныхъ ‘нелегальностью’ нашего движенія, намъ необходимы тоже широкія организаціи, которыя связали бы насъ съ массой, намъ тоже необходима самодятельность пролетаріата, но въ основу этихъ организацій и этой самодятельности мы должны положить всеобъемлющія цли классовой борьбы.
Начавшееся движеніе идетъ зигзагами, бродитъ въ потемкахъ, запинается о реакціонность, о малосознательности отсталыхъ слоевъ массы, длаетъ ложные шаги. Должны ли мы отвернуться отъ него, осудить его, умыть руки? Должны ли мы, если революція въ начал пойдетъ ‘не по-нашему’, и мы не съумемъ овладть ею настолько, чтобы заставить ее идти иначе, нападать въ тылъ революціи? Это была бы преступная, самоубійственная политика,— отказъ отъ того самаго дла, именемъ котораго мы освящаемъ свое существованіе!
‘Шагъ дйствительнаго движенія дороже дюжины программъ’, говорилъ Марксъ. И говорилъ не потому, конечно, чтобы онъ, всю жизнь свою посвятившій постановк пролетарской программы на прочную научную основу, недооцнивалъ ея колоссальное значеніе. Но наша программа говоритъ намъ, что самая сущность массоваго пролетарскаго движенія революціонна, какими бы наносными пластами она ни заслонялась. И не для того программа существуетъ, чтобы во имя ея отворачиваться отъ непривлекательной для насъ вншности, а для того, и только для того, чтобы подъ всякою вншностью, подъ всми случайными проявленіями, отыскать искру революціонной сущности и раздуть ее въ революціонное пламя, чтобы заставить революціонное движеніе сдлать новый шагъ по революціонному пути. Какъ акушеры, мы должны помогать труднымъ и мучительнымъ, часто ‘неправильнымъ’ родамъ классового сознанія. Въ этомъ — оправданіе, въ этомъ — весь смыслъ нашей дятельности.
Петербургское движеніе громкимъ голосомъ диктуетъ всмъ, въ комъ живъ духъ соціалдемократіи, ихъ долгъ: на улицу, къ массамъ! На площадяхъ и улицахъ, у воротъ пустующихъ фабрикъ, въ рабочихъ кварталахъ, въ трактирахъ и чайныхъ долженъ непрерывно звучать голосъ соціалдемократа, несущаго въ ‘неправильное’ движеніе массъ правильное пониманіе классовыхъ интересовъ и методовъ борьбы пролетаріата, критикующаго сегодняшній день для того, чтобы подготовить боле революціонный завтрашній! Каждый день всеобщей стачки долженъ быть новымъ шагомъ впередъ, шагомъ въ сознаніи массы’ шагомъ въ дйствительномъ движеніи ея.
И не только въ Петербург, но везд и всюду, гд есть соціалдемократія, ея обязанность сейчасъ же развернуть вс свои силы, стремиться превратить петербургское движеніе въ движеніе всероссійское. Этой работой ваша партія сдлаетъ массы соціалдемократическими, а себя массовой, этой же работой она совершитъ революцію. Потому что наступила пролетарская весна, а она несетъ съ собою революцію! И если ныншнее движеніе уляжется, это не будетъ значить, что оно прошло безслдно. Оно будетъ повторяться и возвращаться все съ большей и большей силой, пока могучимъ революціоннымъ натискомъ не освободитъ Россію!
Великая русская революція началась… Среди треска ружейной пальбы и грохота пушечной канонады родилась эта, такъ страстно жданная, такъ горячо призываемая освободительница народовъ. Въ день 9 января, на площади передъ дворцомъ канула въ вчность та традиціонная идея о ‘народномъ’ самодержавіи, которая слабыми отблесками еще связывала революціонную волю народа. Въ этотъ день, когда на обращеніе народа отвтили пули и картечь, въ этотъ день, когда сотнями падали безоружные, и улицы столицы впервые украсились баррикадами, въ этотъ день, когда все, что служитъ еще абсолютизму, явилось народу въ отвратительной нагот наемныхъ убійцъ, въ этотъ день — порвалась ‘цпь великая’ самодержавной традиціи, и однимъ ударомъ создалась традиція революціонная, потому что въ этотъ день не осталось въ столиц равнодушныхъ: кто не за самодержавіе, тотъ непремнно противъ него, и крикъ: ‘долой самодержавіе’! сталъ выраженіемъ народной води! И такова великая логика революціи: тотъ народъ, который вчера, казалось, такъ покорно и безучастно сносилъ иго самовластья, сегодня встаетъ во весь свой ростъ и дйствуетъ такъ ршительно, смло и послдовательно, какъ будто проходилъ школу великой французской революціи.
Каждый день приноситъ новыя, захватывающія духъ извстія. И какъ ни свирпствуетъ цензура, не забывающая душить олово и мысль, въ то время какъ вс другіе опричники душатъ людей, какъ ни слабо отражаютъ доходящія всти дйствительное положеніе длъ, все же, быть можетъ, этотъ первый взрывъ петербургской революціи, дйствительно, уляжется. Но горе тому, кто подумаетъ, что вмст съ нимъ уляжется и революція! Революція уже не можетъ остановиться, и, если можетъ быть о чемъ вопросъ, то лишь о темп ея. Провинція ршитъ этотъ вопросъ. Уже волнуется Москва, уже возбужденіе перекинулось на окраины, и можно быть увреннымъ, что скоро загоритъ югъ. Задача соціалдемократіи — ускорить и сдлать одновременнымъ это распространеніе революціи. Въ этомъ залогъ скорой и быстрой побды.