Л. Мартов
Л. Мартов
Программа русских либералов
Программа русских либералов
Программа русских либералов, Мартов Юлий Осипович, Год: 1904
Время на прочтение: 8 минут(ы)
По страницам периодических изданий России конца XIX — начала XX веков: Хрестоматия по курсу ‘История российской печати конца XIX — начала XX веков’ для студентов вузов, обучающихся по специальности и направлению ‘Журналистика’
Томск: Учебно-производственная типография ТГУ, 2009.
Под редакцией г-на Струве стал выходить в Штутгарте либеральный орган ‘Освобождение’. После 3-летней борьбы с революционным марксизмом во имя берншейнианства г-н Струве убрался, наконец, в лагерь либеральной буржуазии. Скатертью дорога!
Революционный пролетариат вынужден считаться с тем, что от времени до времени иные захваченные волной его исторического движения интеллигенты отделяются от него и перебегают в тот политический лагерь, где общественному деятелю легче рассчитывать на непосредственный успех его работы. И если бы эти перебежчики могли, уходя к либеральной буржуазии, внести в ее среду хотя бы только то революционное настроение, ту непреклонную ненависть к царизму, которой одушевлены сознательный пролетариат и социалистическая интеллигенции, то мы тогда бы еще, пожалуй, мириться с фактами подобного дезертирства. К сожалению, приходится констатировать, что бывшие оппортунисты социализма оказываются слишком умеренными, слишком нереволюционными даже для того, чтобы двигать вперед развитие либерально-демократических элементов.
Вот как определяет г. Струве свою задачу, как литературного представителя либеральной партии: ‘Дать этому уже готовому, уже созревшему сознанию литературное выражение — вот на что мы притязаем. Мы были бы вполне удовлетворены, если бы на нашу долю выпала лишь роль регистраторов свободной политической мысли в России, если бы мы здесь, за рубежом, могли только предавать тиснению идущее из России свободное слово, являясь его простыми наборщиками и печатниками’. И в другом месте: ‘Это не означает, однако, что редакция от себя предложит читателям готовую программу, содержащую по пунктам решение всех основных вопросов необходимого для страны коренного преобразования. Такая программа должна быть еще выработана общественными деятелями нашей страны и, прежде всего, деятелями самоуправления. Не дать программу им, а получить ее от них — вот на что рассчитывает редакция ‘Освобождения’.
Мы хорошо знаем, что всякая буржуазия, хотя бы и трижды либеральная, по отношению к своим ‘идеологам’ — к политическим и литературным представителям своего класса — является весьма строгим ‘хозяином’, требующим, чтобы они были не более как ‘регистраторами’ ее ‘свободной политической мысли’, выражающей ее классовые интересы. Мы хорошо знаем, что экономическая необходимость или сила ‘общественного мнения’ данной среды являются достаточно могучими средствами, чтобы достигнуть этой цели и превратиться идеологов в простых ‘регистраторов’, в простых ‘кулиев’ (поденщиков) на службе буржуазии. Но об этом не принято говорить. Напротив, принято делать вид, будто бы то, что диктуется ‘политическою мыслию’ буржуазии, выходит из-под пера писателя или из уст оратора, как свободное выражение его собственной политической мысли… Быть может, своеобразность положения г. П. Струве, как вчерашнего марксиста, делая неизбежным особые с его стороны гарантии того, что его политическая мысль совпадает с классовыми интересами… то бишь, с свободной политической мыслью того класса, на служение которому он ныне отдает свои труды, свои знания и свои таланты.
В статье ‘От русских конституционалистов’ мы находим ту политическую программу, которую г. Струве ‘получил’ от русской ‘земской политической партии’, как выражаются о себе авторы статьи. Г. Струве ‘всецело присоединяется’ к этой программе. Два письма ‘земцев’ в 1-м и 2-м NoNo дополняют эту программу и дают нам возможность составить себе довольно полное представление о характере нового литературно-политического предприятия.
‘Отличие нашего органа от других заграничных изданий, — заявляют ‘конституционалисты’, — заключается в том, что мы предполагаем объединить те группы русского общества, которые не имеют возможности найти исход своему возмущенному чувству ни в классовой, ни в революционной борьбе’.
Итак, либералы намерены и впредь оставаться вне сферы революционной борьбы. Не вовлечь либеральную буржуазию на путь революционной борьбы против царизма, а оставить ее на том пути нереволюционной оппозиции царизму, на котором она топчется без всякого успеха 40 лет, не двигать либеральную буржуазию вперед, а держать ее на одном месте, — вот цель ‘земской политической партии’.
‘Мы вовсе не желаем порвать с той мирной и легальной деятельностью, на почве которой мы, по мере наших сил, работали до сих пор’, говорят земцы в No 2 ‘Освобождения’, а г. Струве в редакционном заявлении с большим усердием защищает эту позицию от критики тех ‘тенденциозных’ социалистов, которые думаю, что ‘мирная и легальная’ культурная деятельность не есть еще та политическая борьба с царизмом, которая является обязанностью всякого русского гражданина. ‘Такому движению, — говорит г. Струве, — нельзя навязывать, в качестве общеобязательных, средства, пригодные и приемлемые только для отдельных крайних групп, нельзя внушать взглядов и настроений, которыми оно в целом и общем не может проникнуться’. Вместо того, чтобы ‘глаголом жечь сердца’ российских обывателей, напоминая им, что борьба с ‘национальным врагом’ — царизмом — требует ‘подвигов’ и героических настроений, вместо этого им внушают, что ‘выше лба уши не растут’ и что только ‘отдельные крайние группы’ могут стать выше жалкой ‘культурной’ и легальной работы в современных условиях, массе же позволительно застыть в ее трусости, половинчатости и эгоизме. Наши ‘критики марксизма’ и бернштейнианцы много старались о том, чтобы привить нам, социал-демократам, такое мнение о праве рабочей массы оставаться вечно в этом состоянии политического младенчества. Наш пролетариат отказался от этой почетной позиции. Неужели г. Струве будет иметь больше успеха с той же проповедью, обращаемой им ныне к массе либеральных собственников?
Какова же политическая задача новой партии, если она так решительно открещивается от задачи самостоятельной политической (т.е. при современных русских условиях — революционной) борьбы? Ни одним словом ‘Освобождение’ не дает нам основания думать, чтобы этой задачей было — содействие революционной борьбе, уже ведущейся, т.е. борьбе рабочего класса, борьбе учащейся молодежи или загорающейся борьбе крестьянства. Задача новой партии — ‘организовать политически ясное, солидарное и сильное своей сознательностью и сплоченностью общественное мнение’. Очень хорошо. Но какова же будет роль этого организованного общественного мнения? На этот вопрос и отвечает нам статья ‘От русских конституционалистов’.
‘Многочисленные признаки показывают, что разложение нашей государственной формы идет быстрыми шагами вперед’. Революционное брожение в ‘низших слоях населения’, ‘широко развившееся рабочее движение’, студенческие беспорядки, террористические факты и крестьянские бунты — все эти активные нападения на самодержавие должны, по мнению наших либералов, вынудить правительство ‘приступить к серьезной политической реформе’ и для этой цели обратиться к земству. И вот роль ‘организованного общественного мнения’ либеральных сторонников сводится к тому, чтобы подготовиться к этому важному моменту и наметить программу действий для этого момента. Другими словами, либералы организуются не столько для борьбы с царизмом в настоящее время, сколько для переговоров с царизмом в такое время, когда последний, под влиянием ужаса перед рабочим движением и другими революционными силами, станет думать о ‘серьезной политической реформе’. Какие же условия поставят в этот момент наши либералы?
Они потребуют ‘принципиального признания’ (путем царского манифеста) целого ряда перечисленных ими ‘основных прав’: свободы печати, собраний и союзов, личной неприкосновенности равенства перед законом и права петиций (по-видимому, до тех пор, пока самодержавие не ‘пожалует’ им права петиций, наши либералы не намерены пользоваться даже этим обычным средством заявления своих желаний. Ведь они ‘не намерены сходить с легальной почвы’). Когда царский манифест даст народу все эти права, отменит всякие незаконные административные распоряжения и даст амнистию осужденным за государственные преступления, тогда царь, признав в принципе ‘бессословное народное представительство’, должен создать представителей от земств и крупных городов, которые и порешат вопрос о проведении в жизнь всех вышеперечисленных принципов, т.е. выработают конституцию.
Итак, основная задача ‘земской политической партии’ достаточно ясна: когда революционное движение расшатает царизм, она выступит с требованием, чтобы ликвидация этого царизма и определение основ нового свободно-конституционного порядка было поручено никому иному, а представителям земств и городских дум, т.е. известной части земельных собственников и капиталистов. Стало быть, отказываясь принять участие в борьбе, направленной непосредственно на разрушение ненавистного всем порядка, наша либеральная буржуазия больше всего озабочена тем, как бы сделать, чтобы дело установления нового порядка досталось целиком в ее руки. Мы очень хорошо понимаем это стремление либеральной буржуазии. Для нас очевидно, что, отказываясь от участия в классовой борьбе, направленной против царизма, она тем более спешит подготовить свои силы для классовой борьбы против тех социальных групп, которые добиваются свержения самодержавия, чтобы установить новый политический порядок с наибольшей выгодой для их интересов. Конституционалисты пытаются организовать либеральную буржуазию не столько для борьбы за низвержение самодержавия, сколько для того, чтобы приготовить ее к борьбе за право безраздельно хозяйничать в России после победы народа над самодержавием.
Г. Струве скажет, что это — клевета. Он укажет нам, что ‘конституционалисты’ мотивируют необходимость передачи дел выработки нового политического порядка земцами интересами… свободы. Они заявляют, что предоставить выработку этого нового порядка какому-либо избранному для этого специальному собранию, — вне земских собраний, — прямо-таки опасно. Кто будет созывать собрание? То же самое — все еще самодержавное — правительство? Но ‘создать канцелярским путем какие бы то ни было новые избирательные коллегии для выбора обществом людей, призванных осуществлять реформу, — значило бы начать с нарушения одного из самых основных принципов реформы’. Конституционалисты готовы признать, что собрание представителей земства может оказаться недостаточно демократичным, но… ‘во всяком случае, такой путь вернее и лучше, чем тот ‘скачок в неизвестное’, который представляла бы всякая попытка выборов ad hoc (для специальной цели), под неизбежным в таких случаях правительственным давлением и при трудноопределимом настроении непривычных к политической жизни общественных слоев’. Итак, ‘Освобождение’ полагает, что для дела свободы надежнее всего отдать реформу в руки земства, так как кроме него налицо будут только два фактора: опытная в политических мошенничествах бюрократия и ‘непривычные к политической жизни’ народные массы. Так ли это, однако? А где же будет организованная сила революционных партий — авангарда народных масс? Неужели существование этих партий, которые своей борьбой приведут к падению самодержавия, будет меньшей гарантией свободы выборов, чем какую представят наши земства, отказывающиеся вести активную борьбу с царизмом, чтобы ‘не сойти с почвы легальной и мирной деятельности’? Мы полагаем, что в революционный период, т.е. в период выработки нового политического порядка, единственно надежной гарантией против обманов и насилий реакционеров может быть только сознательность народных масс и организованность, решительность тех партий, которые вынесут на своих плечах дело освобождения. И тот, кто серьезно заботится о том, чтобы политический кризис, переживаемый Россией, разрешился не новым правительственным обманом, а действительным политическим переворотом, тот должен, во-1-х, содействовать политическому сознанию народных масс, а следовательно, развитию в этих народных массах интереса к политической свободе, а во-2-х, — способствовать усилению тех непосредственно борющихся с современным порядком революционных сил, которые своим натиском свалят самодержавие.
А, между тем, наши конституционалисты не делают ни того ни другого. Выступая довольно уверенно как представители всех прогрессивных элементов в России, они до такой степени проникнуты узкоклассовыми интересами одной социальной группы — помещичьего земства, что не пытаются даже связать выставленные на их знамени политические требования с социальными требованиями того рабочего класса, который, по словам самого г. Струве, ‘проснулся к свободе, требует ее и возьмет ее’. В числе ‘свобод’, признание которых в царском манифесте требуется конституционалистами, не упомянута свобода стачек. Даже это требование, в принципе признаваемое либеральными буржуа во всех странах, даже оно должно быть добыто силами самого пролетариата и только его — наши либералы не захотели, хотя бы из приличия, написать его на своем знамени! Требуя ‘самой широкой амнистии по всякого рода государственным преступлениям’, они молчат об амнистии тех, кто осужден за стачки, рабочие и крестьянские беспорядки. В ‘Открытом письме от группы земских деятелей’ (No 1) о недавних крестьянских волнениях говорится в следующих фразах, которые заслуживают быть выжженными на лбу отставного социалиста, заведующего органом ‘земской партии’:
‘Очевидно, революционная пропаганда в данном случае только могла принести плоды на почве народного обнищания, невежества, непонимания элементарнейших основ гражданского права, бесправия и разобщенности культурных мирных элементов общества от народа’.
Итак, агитация, впервые выводящая народные массы из векового политического сна, прививается и дает плоды на почве невежества! К крестьянскому движению, направленному против тех ‘основ’ русского ‘гражданского права’, которые узаконяют первобытнейшие формы кабалы и бесправия, относятся, как к какому-то нашествию варваров… Неудивительно, что те же земцы говорят об ‘общей почве классовых и эгоистических интересов, вздымающейся подобно ужасному вулкану, который может каждую минуту совершить самые ужасные опустошения’. Испугавшись этого страшного вулкана, который в своем извержении, наверное, безвозвратно унесет в область прошлого и ‘аренду на отработки’, и почтительность ‘мужичка’ и много других прелестей сельской жизни, наши свободолюбивые помещики обещают содействовать ‘устранению правительственной и народной анархии и царящих у нас ужасных недоразумений, которые готовы толкнуть Россию на путь продолжительных и совершенно излишних страданий, насилий и кровопролитий’, и в грозном негодовании на ‘близорукую и неумелую бюрократию’ ставят ей в вину, что она ‘все расшатывает, в том числе и самодержавие, которому она якобы служит’. Даже самодержавие! Да, чтобы добиться себе некоторых прав силами русского народа и не поступиться при этом в пользу крестьян ни одной десятиной земли — для этого не следует окончательно разрывать ‘даже с самодержавием’!
А поступаться своими экономическими интересами гг. либеральные помещики, видимо, не думают. Выговорив себе полномочие устроить судьбу русского народа в собрании земских представителей, они полагают, что им в свою программу вовсе не следует вводить тех ‘экономических’ реформ, тех мер по ‘рабочему и аграрному вопросу’, которые должны быть проведены после политического освобождения России. Это — дело тех парламентариев, которыми нас наградит Земский Собор. В настоящее время нужно говорить только о политических вопросах. Но и не о всех политических вопросах следует теперь говорить. Так, например, вопрос ‘об избирательных правах населения’ или об отношении народных представителей к монарху имеет несомненно ‘не только техническое, но и принципиальное значение’. Но — ‘тем не менее, решать эти вопросы в том заявлении, которое должно наметить лишь ближайшие перспективы для выполнения нашей программы, значило бы, как нам кажется, делить шкуру не убитого еще медведя’. И в самом деле: чем ‘делить шкуру’ политических прав с народом, почему бы, как выражается один товарищ в присланном нам письме, не взять ее целиком? Выступая в качестве представителей всей России, наши помещики не только не хотят связать себя обещанием поддерживать народ в его насущнейших экономических требованиях, они не берут на себя даже обязательства предоставить ему политическое равенство, немыслимое без равного и всеобщего избирательного права. И эти люди думают, что народ сочтет передачу ‘дела реформы’ в их руки надежной гарантией того, что проливаемая им в борьбе за свободу кровь прольется не даром!
Да и какое доверие могут питать народные массы к политическим деятелям, которые, собираясь ‘организовывать народное мнение’, не только всячески открещиваются от звания ‘революционеров’, но и не отказывают себе в удовольствии выразить свое порицание тем, кто своей самоотверженной борьбой пролагает путь свободе? Как раньше, так и теперь, пишут земцы (в No 2 ‘Освоб.’), ‘мы остаемся противниками всякого насилия, откуда бы оно ни исходило, сверху или снизу’.
Кокетничанье с тем самым самодержавием, которому объявляется война, страх собственника перед тем самым народом, во имя интересов которого требуется для ‘земской партии’ роль представителя ‘нации’, плохо прикрытая защита классовых интересов помещиков — наряду с громкими фразами против классовой борьбы — и предательские попытки дискредитировать революционное движение в то самое время, когда все расчеты простятся на его успехе, — таковы основные элементы политического направления ‘конституционалистов’.
Ни рабочий класс, ни революционная демократия вообще не могут оказать такой партии никакого политического кредита.