‘За два года’. Сборникъ статей изъ ‘Искры’. Часть первая.
Ляоянъ и реформы.
(1-го Сентября 1904. No 73).
Ляоянъ и реформы.
(1-го Сентября 1904. No 73).
Ф. Данъ.
Ляоян и реформы, Дан Федор Ильич, Год: 1904
Время на прочтение: 8 минут(ы)
‘Рядомъ долгихъ искусныхъ маневровъ съ нашей стороны, противникъ, подведенный къ Ляояну, вынужденъ, наконецъ, насъ аттаковать въ нашей укрпленной позици, въ условяхъ для себя маловыгодныхъ’. Такъ лжесвидтельствовалъ по телеграфу ‘собственный’ корреспондентъ ‘Правительственнаго Встника’ наканун Ляоянской трагеди, выбившей изъ строя съ обихъ сторонъ до 60.000 человкъ и окончившейся полнымъ пораженемъ правительственной арми. 60.000 чел.— цлое населене большого губернскаго города, отъ стариковъ до грудныхъ дтей — были сметены съ поля битвы раскаленнымъ потокомъ свинца и желза. А для сотенъ тысячъ, принимавшихъ участе въ этой, почти безпримрной въ истори, бойн и пережившихъ ее,— какя нечеловческя страданя и лишеня, какое колоссальное напряжене всхъ силъ — физическихъ и духовныхъ! А на ряду съ этимъ — огромное расточене созданныхъ народнымъ трудомъ матеральныхъ богатствъ — въ вид орудй, пороха, свинца въ вид разрушенныхъ зданй, мостовъ и дорогъ, сожженныхъ запасовъ хлба, уничтоженныхъ складовъ аммуници! Вотъ цна крови и пота, которую въ одну недлю заплатилъ народъ Росси и Япони за свое порабощене абсолютистской и капиталистической эксплуатаци! Пусть говорятъ посл этого святоши и лицемры о ‘кровожадности’ революци! Въ тотъ день, когда въ сознани русскаго народа ясно встанетъ мысль о непримиримости его интересовъ съ интересами самодержавнаго правительства, и десятой доли той крови, что пролита подъ Ляояномъ, не понадобится, чтобы стряхнуть съ Росси иго самовластя! Неизмримо меньше крови долженъ будетъ пролить сознавшй свои классовые интересы пролетаратъ въ тотъ часъ, когда могучимъ напоромъ соцальной революци онъ навсегда смететъ вс основы эксплуатаци человка человкомъ. О мести взываютъ эти десятки тысячъ труповъ, усявшихъ собою поля Манджури. Но этой местью — единственно панной и плодотворной — можетъ быть лишь все таже неустанная работа развитя классовой) сознаня и организаци эксплуатируемыхъ массъ, которая одна только можетъ положить предлъ обезкровленью народа во славу его эксплуататоровъ и къ которой такъ настойчиво призываетъ соцалдемократя…
Посл Ялу, Кинъ-Чжоу, Дашичао, Вафангоу — Ляоянъ не былъ неожиданностью. Вдь каждое изъ этихъ чуждыхъ нашему слуху именъ означаетъ лишь новый позорный столбъ для правительства и новыя гекатомбы для тхъ ‘низшихъ’ классовъ, надъ которыми возносится пирамида капиталистической эксплуатаци и деспотизма. И не мудрено, что ‘искусные маневры’ Куропаткина, маневры, опредлявшеся не столько стратегическими соображенями, сколько соперничествомъ Алексева, придворными интригами, внушенями ‘внутренней политики’, требовавшей ‘побды’ какъ можно скоре — не мудрено, что они ‘вынудили’ японцевъ чуть не десятый разъ на-голову разбить ‘побдоносное’ воинство русскаго правительства. Русская армя отступила, и притомъ въ такомъ безпорядк, который иногда напоминалъ паническое бгство. Точные результаты битвы и вс ея вроятныя послдствя неизвстны и до сихъ поръ. Неизвстно, какя части окружены и взяты въ плнъ. Но что извстно, это — что японскя войска не только по пятамъ преслдуютъ отступающую русскую армю, но и двигаются параллельно съ ней и въ обходъ ея. Опасность быть окруженнымъ и вынужденнымъ въ сдач въ плнъ для Куропаткина отнюдь еще не миновала. Объ этомъ достаточно краснорчиво говоритъ зловщее молчане съ театра войны. Если бы русскя войска уже вырвались окончательно изъ той западни, въ которую привели ихъ ‘искусные маневры’, объ этомъ трубили бы во вс трубы. Теперь же, передъ очевидностью факта, должны были нсколько прутихнуть и безконечно-лживые и наглые толки о знаменитомъ ‘план’, который, страннымъ образомъ, заключался въ томъ, чтобъ быть вчно битымъ и разбитымъ! Теперь, посл того, какъ восьмимсячныя телеграфныя распоряженя изъ ‘самаго’ Петербурга и восьмимсячное пассоване полководца Куропаткина передъ придворнымъ Куропаткинымъ стоили русскому народу десятковъ тысячъ убитыхъ и погубили всю кампаню текущаго года, лишь теперь пресмыкающаяся пресса находитъ въ себ ‘мужество’ требовать, чтобы командующй Манджурской армей былъ ‘едино-командующимъ’.
‘О ‘план’ уже не говорятъ, а мучительно спрашиваютъ: успютъ-ли отступить. Не отрзаны ли?— пишетъ ‘Гражданинъ’, съ самаго начала войны тонкимъ нюхомъ почуявшй, что она поставила самое существоване самодержавя на карту. ‘О план не говорятъ’, или, врне, почти не говорятъ, ибо еще находятся лжецы, столь безстыдные, что продолжаютъ морочить публику этой дтской игрушкой: ‘Говорятъ’, телеграфируетъ ‘Биржевымъ Вдомостямъ’ ‘собственный корреспондентъ изъ ‘Лондона’, ‘будто Куропаткинъ сообщилъ своему штабу, что цль его — задержать наступлене японцевъ на сверъ — достигнута, но теперь необходимо, во что бы то ни стало, достигнуть Мукдена, даже если-бы пришлось пожертвовать половиной арми для того, чтобы пробиться черезъ непрятельске ряды’. Да, генералу Куропаткину остается еще ‘пожертвовать’ и второй половиной арми, тогда, пожалуй, ‘цль’ правительства будетъ достигнута окончательно.
Каждая новая побда японцевъ могучимъ ударомъ топора врзывается въ гнилой стволъ абсолютизма. Японцы побждаютъ абсолютизмъ не только въ Ляоян, они побждаютъ его въ Петербург.
Нужда въ деньгахъ, напоръ всеобщаго неудовольствя, растерянность и неувренность въ себ съ стихйной силой толкаютъ россйскй абсолютизмъ на скользкй путь заигрываня съ недовольными общественными силами. Отсрочка суда по дламъ объ убйств Плеве и о вооруженномъ сопротивлени въ Варшав, льготы богатымъ евреямъ, рчь финляндскаго генералъ-губернатора, программное ‘интервью’ новаго министра внутреннихъ длъ, новыя ноты въ отражающей петербургскя ‘вяня’ печати,— вся совокупность этихъ признаковъ говоритъ за то, что мы присутствуемъ при момент колебаня политики самодержавнаго режима.
Князь Оболенскй, ‘герой’ харьковскихъ экзекуцй, расписался въ ‘уважени къ финляндцамъ за ихъ преданность своей родин и внутреннему общественному строю’, заврялъ, что ‘въ его генералъ-губернаторство вовсе не предстоитъ новыхъ мропрятй, измняющихъ уже нын установленный строй общественной жизни’, выразилъ надежду, что ‘дло обойдется безъ возбужденя такихъ вопросовъ, кои могли бы взволновать умы ‘населеня’ и, наконецъ, просилъ не судить объ его особ по отзывамъ ‘русскихъ революцонеровъ’. Назначенный министромъ внутреннихъ длъ — посл долгаго перода колебанй, когда ршился вопросъ о выбор между ‘бшенымъ волкомъ’ и ‘хитрой лисой’ — князь Святополкъ-Мирскй, въ бесд съ сотрудникомъ ‘Echo de Paris’, развилъ самую очаровательную программу во вкус ‘диктатуры сердца’. Оговорившись о ‘непримнимости’ у насъ парламентаризма, недавнй — неудачный — соблазнитель сосланныхъ въ Сибирь студентовъ и ‘просвщенный’ шефъ жандармовъ общалъ, что вся его дятельность будетъ проникнута истиннымъ и широкимъ ‘либерализмомъ’, земцамъ показывается перспектива самостоятельности, ‘во всхъ вопросахъ, касающихся школъ, народнаго продовольствя, путей сообщеня и пр.’, подчеркивается необходимость ‘свободы совсти’, улучшеня положеня евреевъ, снисходительности къ ‘заблуждающейся’ молодежи и пр. и пр. ‘Другъ’ высокихъ особъ, князь Мещерскй гремитъ противъ ‘громадной силы бюрократическаго полновластья’ и ‘считаетъ долгомъ гражданина вслухъ повдать’, что онъ ‘разуврился въ той оффицально-консервативной политик’, которую проводилъ Плеве, онъ протестуетъ противъ ‘нелпыхъ толковъ объ уничтожени земства’ и требуетъ ‘приближеня народа къ престолу’ и ‘настоящаго примненя самоуправленя’, оловомъ, снова выдвигаетъ полузабытый манифестъ 26 февраля 1903 г., какъ программу правительственныхъ дйствй. И въ то же время не только на страницахъ ‘Новаго Времени’ Столыпинъ требуетъ равноправя для евреевъ, но даже Крушеванъ ‘мечтаетъ о томъ великомъ дн, когда человчество перекуетъ мечи въ плуги!’.
Тщетно ‘Московскя Вдомости’ съ героическимъ усилемъ отстаивали ‘нашъ внутреннй Портъ-Артуръ’ и требовали для него ‘доблестнаго защитника’, тщетно доносили он на ‘шаткя петербургскя сферы’, которыя думаютъ ‘спасать Россю’ посредствомъ ‘уступокъ ея злйшимъ врагамъ’, и даже предлагали содйстве какого-то браваго писаря изъ Уфимокой губерни, заявлявшаго о своей готовности ‘разорвать всхъ анархистовъ’. Ляоянская битва ршила вопросъ безповоротно въ пользу ‘хитрой лисы’.
Мы вступаемъ въ эпоху ‘реформъ’. Конечно, эти ‘реформы’ будутъ мелочны и ничтожны, конечно, он будутъ прежде всего имть въ виду ‘сохранене существующаго порядка’, конечно, самая долговчность ‘новой эры’ будетъ зависть отъ сложной комбинаци политическихъ факторовъ, отъ хода операцй на Дальнемъ Восток, отъ группировки и проявленя общественныхъ силъ. Но какъ бы ни окончился этотъ первый шагъ по новому пути, одно несомннно: то ослаблене военнаго могущества самодержавя, которое уже достигнуто войной, финансовое истощене, деморализаця правительственнаго механизма, подъемъ недовольства ршительно во всхъ слояхъ народа — съ неизбжностью, рано или поздно, заставятъ правительство вступить все на тотъ же путь ‘уступокъ’. И вотъ почему, ни мало не переоцнивая переживаемаго момента, соцалдемократя должна отдать себ ясный отчетъ въ тхъ задачахъ, которыя поставить передъ нею система ‘реформъ’ сверху.
Не рабочему классу, конечно, ждать для себя выгодъ отъ этихъ ‘уступокъ’. Мы заране должны сказать себ, что он цликомъ будутъ направлены на создане союза между абсолютизмомъ и, верхушкою буржуазнаго общества. А что этотъ союзъ можетъ быть купленъ абсолютизмомъ за весьма дешевую цну — въ томъ порукой вся исторя нашего либеральнаго общества. Не было еще примра, чтобы это общество отказывалось отъ измны народу даже тогда, когда предъ нимъ помахивали лишь туманными общанями ‘реформъ’. Тмъ мене будетъ у него причинъ хранить свою демократическую непорочность, когда въ ходъ будутъ пущены дйствительныя ‘реформы’ — дйствительныя для дльцовъ буржуазнаго либерализма. Весьма характерно, что въ то время, какъ среди ‘хорошихъ господъ’ безвозбранно обращаются филиппики ‘Гражданина’ и такъ же безвозбранно ведутся разговоры о грядущемъ ‘обновлени’, о необходимости ‘умиротвореня недовольныхъ элементовъ’, о ‘развити самостоятельности земскихъ учрежденй’, о ‘разумной свобод печати’ (‘Новое Время’), провинцальной пресс воспрещено перепечатывать ‘Дневники’ князя Мещерскаго. Это ограничене провинцальной печати, наиболе доступной ‘простому’ народу, какъ нельзя лучше подчеркиваетъ истинный смыслъ тхъ сдлокъ, которыя, за спиною народа, готовятся среди ‘правящихъ классовъ’.
Уже эти первые эпизоды изъ ‘шатанй самодержавя’ показываютъ съ очевидностью, какова можетъ быть та ‘свобода’, которую — въ лучшемъ случа — принесетъ стихйное вляне японскихъ побдъ. Эта свобода не можетъ быть ничмъ инымъ, какъ свободой для пнкоснимателей буржуазнаго общества, союзомъ россйскаго абсолютизма съ верхними десятью тысячами. Капля за каплей будетъ цдить самодержавное правительство свои ‘уступки’: сегодня льгота еврейскимъ купцамъ 1-ой гильди, завтра — ‘полная свобода’ земцевъ въ проведени мостовъ и дорогъ къ своимъ имнямъ, потомъ — ‘свобода печати’ для газетъ, внесшихъ крупный залогъ и т. д. и т. д. И за каждую такую крупицу реформаторской чечевицы одинъ за другимъ полными пригоршнями будутъ отдавать высше классы свое, и безъ того не богъ всть какое доброкачественное, демократическое первородство. Сегодняшнй ‘герой’ — революцонеръ, завтра будетъ казаться безпокойнымъ и безшабашнымъ искателемъ приключенй, злодемъ, мшающимъ правительству спокойно шествовать по пути ‘умиротвореня’, сегодняшнй ‘младшй братъ’, ‘мужичекъ’, котораго кормятъ, котораго учатъ, вокругъ котораго такъ усердно хлопочутъ, завтра превратится просто въ невжественнаго мужика, которой лзетъ со своимъ суконнымъ рыломъ, мшая ‘хорошимъ господамъ’ созидать его счастье изъ заплаточекъ мелкихъ ‘уступокъ’, рабочй, въ движеню котораго вс стремятся примазаться, котораго такъ усердно поощряютъ къ ‘геройской борьб’, будетъ награжденъ прозвищемъ необузданной ‘черни’, спящей и во сн видящей, какъ бы побольше произвести грабежей, пожаровъ, убйствъ. А подъ шумокъ либеральныхъ страховъ, какъ бы ‘неумренность’ не испортила дла и не отвратила правительство отъ его ‘благихъ начинанй’, все тсне и тсне будутъ льнуть къ правительству т дльцы индустри я финансовъ, которые, не гонясь за журавлями въ неб, тмъ больше нахватаютъ въ рука синицъ реальныхъ льготъ. И когда пройдетъ тяжелое для абсолютизма время, когда онъ такъ или иначе выпутается изъ затянной авантюры, мы увидимъ въ полномъ блеск все тотъ же режимъ ‘божьею милостью’, только въ дружескомъ объяти не съ прогорвшимъ феодаломъ, не съ ожирвшимъ отъ привольной жизни попомъ, а съ вылощеннымъ на европейскй манеръ крупнымъ коммерсантомъ. И посл пышныхъ иллюзй все у того же разбитаго корыта безсмысленныхъ мечтанй придется очнуться россйскому либерализму…
Незачмъ, конечно, говоритъ, что такой союзъ, вливъ новую кровь въ жилы дряхлаго режима и мобилизовавъ противъ освободительной борьбы пролетарата часть тхъ силъ буржуазнаго общества, которыя до сихъ поръ относились къ рабочему движеню пассивно, а подчасъ и съ смутнымъ сочувствемъ, какъ къ тарану, расшатывающему устои ‘режима’,— незачмъ говоритъ, что такой союзъ необычайно затруднитъ нашу борьбу. А между тмъ онъ станетъ фактомъ при продолжающейся бездятельности, хотя и недовольныхъ, но безмолвствующихъ народныхъ массъ.
Только активное и сознательное вмшательство массъ, сдлавъ ихъ самостоятельнымъ факторомъ политической жизни и тмъ самымъ поддерживая наиболе прогрессивные слои самой буржуази, сможетъ скатить въ пропасть чуть двинувшйся камень абсолютизма. При всхъ иныхъ условяхъ и десятки Ляояновъ, кром неисчислимыхъ жертвъ, народу ничего не принесутъ. Начало ‘уступокъ’ громко взываетъ ко всмъ, имющимъ уши, чтобы слышать, о томъ, какъ много еще предстоитъ работы, и какъ мало осталось времени.
Съ самаго начала войны лозунгомъ своимъ соцалдемократя выставила требоване мира. Если нужно подтверждене, что это былъ правильный лозунгъ, мы имемъ тому убдительное свидтельство. ‘Миръ посл нашихъ неудачъ — наша политическая смерть’, пишетъ разоткровенничавшйся теперь ‘Гражданинъ’. ‘Наша’ т. е. самодержавя. Да, миръ — это политическая смерть самодержавя! ‘Миръ, заключенный подъ непосредственнымъ напоромъ народныхъ массъ, руководимыхъ соцалдемократей’ — это побда пролетарата!
Сотни тысячъ листковъ разнесли уже по всей стран это требоване мира и обличене всхъ связанныхъ съ войной безобразй самодержавнаго режима, надо, чтобы этихъ листковъ были миллоны. Рядъ рабочихъ собранй высказалъ уже свое рзкое враждебное отношене къ войн, надо чтобы вс доступные нашему вляню рабоче прошли черезъ эти собраня и ясно и отчетливо продумали не только исторю возникновеня войны, не только причины пораженй, но и вс возможныя послдствя. Надо, что бы они отдали себ отчетъ и въ шатаняхъ правительства, и въ значени начавшихся ‘уступокъ’, и въ грядущемъ перемщени общественныхъ силъ. Правительство даетъ льготы богатымъ евреямъ,— надо, чтобы рабочй классъ звалъ, какое значене имютъ эти льготы для борьбы еврейскаго пролетарата, и вмст съ тмъ и для борьбы неразрывно связаннаго съ нимъ пролетарата всероссйскаго, правительство ослабляетъ гнетъ надъ Финляндей — рабоче должны оцнить значене этого политическаго акта, правительство пытается привлечь земцевъ,— взоры рабочихъ должны обратиться въ эту сторону, должны разобрать группировку общественныхъ силъ въ земствахъ, должны своимъ вмшательствомъ оказать давлене на нихъ, противопоставить свою организованную волю всякому шагу навстрчу абсолютизму, который захотятъ сдлать будирующе теперь элементы. До безконечности можно было бы умножить эти примры. И вс они въ одинъ голосъ вопютъ о необходимости удесятерить наши усиля по вовлеченю рабочаго класса въ политическую жизнь страны. Ибо такая работа, и только она одна, создастъ возможность сознательнаго вмшательства пролетарата въ его классовыхъ интересахъ, въ процессъ раскрпощеня и освобожденя Росси. Только она одна дастъ возможность сдлать и тотъ первый шагъ, который заключается въ требовани мира.