Как мы живем нынче, Троллоп Энтони, Год: 1876 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 62 минут(ы)

КАКЪ МЫ ЖИВЕМЪ НЫНЧЕ
Очерки

Изъ романа А. Троллопа.

Новйшій романъ Антони Троллопа {The way we live now, by Anthony Trollope, 1876 — въ четырехъ томахъ.} иметъ цль, на которую указываетъ самое его заглавіе. Авторъ хотлъ показать измненіе, происшедшее въ обычаяхъ и воззрніяхъ современнаго англійскаго общества сравнительно съ весьма недавнимъ еще временемъ: ослабленіе исключительности и разборчивости, значеніе, легко пріобртаемое нын людьми новыми, вліяніе спекуляціи, кумовство въ печати, вообще, т различныя явленія, которыя вызваны отчасти одинаковыми, отчасти разнородными причинами, повліявшими на прежній общественный складъ, общественные взгляды, вкусы и даже нравы. Обозрніе романа, состоящаго изъ четырехъ томовъ, всего на нсколькихъ десяткахъ страницъ представило бы нчто мало привлекательное для читателя. Притомъ, изъ такого обзора онъ не могъ бы, такъ-сказать, лично познакомиться съ главными типами. Мы предпочли представить нсколько цльныхъ очерковъ, сохранивъ обозрніе только для уясненія хода дйствія, а многими подробностями его и даже многими второстепенными лицами должны были, разумется, пожертвовать.

Леди Карбэри сидла за письменнымъ столомъ, ея книга, ‘Королевы-преступницы’, только что вышла въ свтъ, и писательница, чувствуя необходимость поддержки со стороны вліятельныхъ газетъ, писала по этому предмету къ главамъ трехъ газетъ: ‘утренней’, ‘вечерней’ и ‘литературной’, къ Броуну, Альфу и Букеру. Вс трое бывали у нея въ дом, съ первымъ она была даже въ дружб. Незадолго до сочиненія писемъ, о которыхъ теперь упоминается, между ними произошелъ нсколько странный фактъ, почти анекдотъ. Однажды леди Карбэри предлагала г. Броуну рядъ своихъ статей и высказала надежду на полученіе за нихъ гонорара по No 1-му, хорошо сознавая, что Броунъ тми статьями не особенно интересовался, а если интересовался, то скоре въ размрахъ гонорара по No 2-му и No 3-му. Леди Карбэри была вполн порядочная женщина. Ей было 43 года, но она хорошо сохранилась, была женщина весьма красивая, и умла кстати повліять на дла обаяніемъ красоты. Говоря съ увлеченіемъ о своихъ статьяхъ, она на минуту забыла свою мягкую, полную руку въ рук г. Броуна, а тотъ въ увлеченіи съ своей стороны неожиданно поцловалъ писательницу, хотя былъ самъ человкъ пожилой и солидный. Изъ этого, конечно, ничего не произошло дале, и не могло произойти, такъ какъ леди Барбери была дама порядочная. Результатъ былъ чисто-литературнаго свойства: г. Броунъ, получивъ дружескій выговоръ, принялъ статьи для газеты и общалъ гонораръ по No 1-му, и потерпвъ такимъ образомъ пораженіе на всхъ пунктахъ, съ немалымъ смущеніемъ похалъ читать свои корректуры.

Итакъ, просьбу о поддержк ‘Королевамъ-преступницамъ’ можно было высказать редактору ‘утренней’ газеты пряме, чемъ другимъ редакторамъ. Просьба эта и высказывалась въ письм къ нему совершенно ясно и просто, а затмъ все письмо по наполнено энтуазіазмомъ писательницы къ избранному ею предмету, причемъ она наивно проговаривалась, что типъ Клеопатры заимствованъ ею у Шекспира, типы римскихъ императрицъ — у Гиббона, такъ что обнаруживалось, съ какой основательностью были составлены этюды, письмо входило еще въ подробности, почему къ историческимъ лицамъ писательница отнеслась такъ или иначе. Письмо, при всей краткоcти, обнаружило не только громадность исполненной работы, но и страстность, причудливость, артистичность натуры самой писательницы, совершенно увлеченной, повидимому, своимъ предметомъ. Все это однакоже, если сказать правду впередъ, былъ вздоръ: и основательность работы, и страстность, причудливость и увлеченіе. Въ другомъ письм, къ г. Букеру, редактору ‘литературной’ газеты, леди Барбэри была гораздо сдержанне и просила отзыва о своей книг также коротко, какъ коротко сообщила г. Букеру, что ей порученъ въ ‘утренней’ газет разборъ новой книги, которая написана имъ, г. Букеромъ, и что она желала бы знать, на что онъ хотлъ бы обратить вниманіе критиковъ своего сочиненія. Г. Букеръ не былъ издатель, а только редакторъ ‘литературной’ газеты, за что и получалъ 500 фунтовъ въ годъ. Онъ былъ человкъ ученый и талантливый, человкъ съ литературнымъ вліяніемъ въ истинномъ смысл. Но ему было 60 лтъ, онъ получалъ 500 фунтовъ въ годъ, и имлъ множество дочерей, изъ которыхъ одна была вдова съ дтьми, жившая у него же. Букеру былъ противенъ обмнъ ‘добрыхъ услугъ’ въ род того, какой ему предлагала теперь леди Карбэри. Но безъ подобныхъ уступокъ онъ не могъ бы свести конца съ концомъ въ своихъ длахъ. Новые литературные обычаи были ему противны, но онъ былъ принужденъ имъ покоряться, то-есть, принужденъ, въ строгомъ смысл слова, онъ и былъ, такъ какъ никто не запрещалъ ему бросить журналистику и пойти, напримръ, разбивать камни для мостовой. ‘Скверно оно, скверно, — думалъ про себя иногда г. Букеръ, — но что же длать: не я сдлаю, другой сдлаетъ’, — и г. Букеръ обжился съ новыми обычаями. Онъ предвидлъ, конечно, что книга лэди Карбэри должна быть пустйшей, поверхностнйшей компиляціей, съ путаницею фактовъ и хронологіи, ему было смшно предложеніе такой писательницы воспользоваться его взглядами для разбора его же книги, взглядами, которыхъ онъ бы не хотлъ ей и объяснить. Но похвальный отзывъ объ его книг въ ‘ученой’ газет, кмъ бы онъ ни былъ написанъ, могъ быть весьма полезенъ для продажи его книги, а распродажа книгъ, который онъ выпускалъ ежегодно, была необходимымъ прибавленіемъ къ его 500 фунтамъ жалованья.

Третье письмо лэди Карбэри было обращено къ редактору и главному собственнику ‘вечерней’ газеты, г. Альфу. Кто былъ г. Альфъ — не было извстно съ достоврностью. Что была его газета — также трудно было опредлить. Относительно политическаго цвта ‘утренней’ газеты не было сомннія, она была органъ либеральный, относительно ‘литературной’ газеты не было сомннія, что она политическаго цвта вовсе не имла, но относительно газеты г. Альфа нельзя было сказать, какова ея политическая окраска, а между темъ, она во всхъ вопросахъ, какъ литературныхъ, такъ и политическихъ, высказывала свои приговоры самымъ ршительнымъ образомъ. Она именно давала не мнніе, но приговоры, всегда и всмъ она была недовольна, все язвила боле или мене тонко. Тутъ нельзя было различить, кого она считала союзникомъ, кого — врагами. Т, кого она язвила, могли быть враги, это понятно, но они могли быть и друзья, только ‘вечерняя’ газета относилась къ нимъ съ ироніею, потому что считала ихъ недостаточно-умными, недостаточно-усердными, недостаточно-ршительными, однимъ словомъ, — несостоятельными. Отсюда истекали два выгодныя для ‘вечерней’ газеты послдствія. Во-первыхъ, то, чего она недоговаривала, очевидно должно было быть гораздо умне того, что она повергала въ прахъ, такъ что, какъ бы умно ни поступилъ государственный человкъ, какую бы умную рчь ни сказалъ ораторъ, какую бы мудрую книгу ни написалъ призванный мудрецъ, — ‘вечерняя’ газета казалась гораздо умне каждаго изъ нихъ, хотя и не высказывала, что можно было бы сдлать на ихъ мст. Во-вторыхъ, — ‘вечерняя’ газета была занимательна, всегда было любопытно взглянуть, какъ тамъ отдлаютъ то и другое, и третье, а что отдлаютъ, — такъ это было несомннно. Г. Альфъ сталъ извстенъ всего года два тому назадъ, откуда онъ явился — оставалось вопросомъ, который произвольно разршался догадкою, будто онъ родился въ Германіи евреемъ. Но Англію онъ зналъ хорошо, зналъ англійскія обстоятельства такъ, какъ только англичанинъ могъ ихъ знать. Успхъ ‘вечерней’ газеты былъ несомнненъ, а г. Альфу уже принадлежалъ домикъ въ Бёркли-сквер и ежегодный доходъ съ газеты, примрно въ 6000 фунтовъ, изъ которыхъ онъ издерживалъ около половины. Онъ одвался просто, но отлично. Не знать г. Альфа, не быть съ нимъ въ хорошихъ отношеніяхъ — значило принадлежатъ къ допотопному міру и вырождающимся родамъ и видамъ творенія.

Понятно, что и письмо къ нему лэди Карбэри было самое льстивое и смиренное. Она даже допускала, что ей достанется за неврность фактовъ и смлость браться за такой трудъ, но просила только, чтобы были оцнены ‘жизненная правда’ и ‘осмысленность’ портретовъ.

Кто была сама лэди Карбэри? Будучи бдной двушкой, она вышла за офицера, служившаго въ Индіи, Патрика Карбэри, который былъ слишкомъ вдвое старше ея. За военныя отличія, онъ получилъ званіе баронета, вслдствіе чего она и была лэди Карбэри. Онъ былъ человкъ грубый, рьяный и жестокій. Ее онъ билъ и оскорблялъ на всякомъ шагу. Это усилило въ ней природную склонность къ фальши. Еще двушкой, даже ребенкомъ она поняла, что красота ея давала ей право стать выше того скромнаго уровня, на которомъ она родилась, и что при ум можно было того достигнуть. Создать себ видное положеніе и сохранять, хотя бы вншнюю его обстановку — вотъ мысль, которая обратилась у ней въ природу. Она готовилась къ тому почти съ дтства, безъ расхода на то денегъ, которыхъ не было, и даже труда, просто одной догадливостью. Въ одномъ дом она схватила кое-какія верхушки общаго образованія, въ другомъ дом — свтскія манеры, въ третьемъ — нашла мужа, который могъ дать ей желанное положеніе. Все это не сдлало ее женщиною дурною, но пропитало ее фальшивостью. Мужъ ее билъ, и она всегда оставалась врною женой, но употребляла вс средства, чтобы казаться довольною. Она улыбалась вскор посл побоевъ. Однако однажды она-таки вынуждена была убжать отъ мужа, но потомъ возвратилась къ нему и ухаживала за нимъ до его смерти. У нихъ были сынъ и дочь. Сынъ сэра Патрика, еще будучи мистеромъ Карбэри, то-есть при жизни отца, поступилъ въ одинъ изъ гвардейскихъ полковъ. Сэръ Патрикъ оставилъ ему 1000 фунтовъ дохода, и жен своей съ дочерью ровно столько же. Но Феликсъ Карбэри, наслдовавшій посл смерти отца его титулъ, въ четыре года промоталъ весь свой капиталъ и надлалъ еще много долговъ. Такимъ образомъ, лэди Карбэри должна была на 1000 ф. дохода содержать себя, дочь и баронета. Отсюда явилась необходимость экономіи и работы. Леди Карбэри, какъ женщина умная и пополнившая свое образованіе чтеніемъ, нашла себ работу литературную, какъ боле выгодную во-первыхъ, и во-вторыхъ, какъ боле отвчавшую ея вчному стремленію проложить себ путь въ свтъ, чмъ всякій иной трудъ, доступный женщин. Но такъ какъ сэръ Феликсъ жилъ на ея счетъ и постоянно выпрашивалъ у нея деньги, то положеніе матери его было крайне стсненное. Она обожала сына-негодяя, и это было единственное истинное ея чувство, все остальное въ ней было притворство или разсчетъ. Къ дочери она относилась нсколько равнодушно и считала естественнымъ, что та должна жертвовать собой брату, какъ жертвовала собой она, мать, своему сыну. Обожаемый сынъ былъ красавецъ и лэди Карбэри мечтала женить его на богатой наслдниц. Сэръ Феликсъ былъ самъ вполн готовъ на это. Къ труду онъ былъ совсмъ неспособенъ, хотя не былъ глупъ. Онъ былъ даже настолько уменъ, что не казался занятъ собою. Но необыкновенная красота его бросалась всмъ въ глаза. При такомъ положеніи длъ, вся забота матери заключалась въ томъ, чтобы какъ-нибудь продержаться своими средствами до богатой женитьбы сына. Для этого ей казалось необходимымъ, чтобы критика хвалила ея книги. Она работала весьма серьёзно въ томъ смысл, что производила въ короткое время массу исписанныхъ листовъ. При гибкости ума, ей не много стоило писать скоро и притомъ бойко, хотя и безсодержательно, притомъ она умла намазывать на бумагу весьма тонкимъ слоемъ все, что знала, такъ, чтобы знаніе ея покрывало возможно-большую поверхность. Въ сущности, она была равнодушна, хороша или дурна ея книга въ самомъ дл, ей хотлось только, чтобы ея книгу хвалила критика. Еслибы г. Броунъ у себя въ кабинет сказалъ ей, что ея книга — пустяки, но вмст съ тмъ общалъ бы ей, что книга будетъ сильно расхвалена въ ‘утренней’ газет, то едвали бы даже пострадало ея самолюбіе. Однимъ словомъ, она была вся проникнута фальшью, но у ней была и хорошая сторона — ея любовь въ сыну. Вообще слухи, основывавшіеся главнымъ образомъ на ея временномъ бгств отъ мужа, были гораздо хуже, чмъ она была сама въ дйствительности.

У нея была въ виду великолпная партія для сына, а именно миссъ Мельмотъ, дочь милліонера, пышно жившаго въ Гровеноръ-Сквер. Что касается дочери лэди Карбэри, Генріетты или Гетты, какъ ее обыкновенно называли, то, еслибы она хотла исполнить желаніе своей матери, ей стоило бы только сказать одно слово троюродному брату ея, Роджеру Карбэри, который былъ влюбленъ въ нее что называется безъ ума, несмотря на свои сорокъ лтъ. Но Гетт больше нравился другъ Роджера, молодой Поль Монтегю, хотя Роджера она искренно уважала.

II.

Въ Гровеноръ-Сквер ожидался большой балъ, балъ въ самомъ дл большой, не потому только, что онъ стоилъ большихъ денегъ, но и потому, что длались большія усилія, дабы залучить на него ‘большихъ’ людей, и самыя приготовленія производили большой эффектъ, такъ что уже за дв недли о бал у Мельмота говорилось въ томъ мір, для котораго съ открытіемъ парламента открылся сезонъ. Герцогиня Стивенеджъ прибыла изъ своего замка Ольбэри нарочно, съ цлью украсить балъ у Мельмота присутствіемъ своимъ и своихъ дочерей. Конечно, на то были причины. Извстно было, что братъ герцогини, лордъ Альфредъ Грендолль, находился въ весьма затруднительныхъ обстоятельствахъ, которыя неожиданно были поправлены изъ какого-то источника. Сверхъ того, второй сынъ лорда Альфреда, Майльзъ Грендолль, получилъ мсто въ какой-то компаніи, съ жалованьемъ, котораго, по мннію его друзей, не могъ стоить его трудъ. Само собою разумлось, что туда, куда могла хать герцогиня Стивенеджъ, вс должны были стремиться. За день до бала распространилось извстіе, что на немъ будетъ даже одинъ изъ принцевъ королевскаго дома. Какимъ образомъ онъ былъ привлеченъ туда, того, конечно, нельзя было знать съ достоврностію, но былъ такой слухъ, будто брилліанты нкоторой дамы, заложенные у ростовщика, были выкуплены. Одного такого слуха достаточно, чтобы понять, на какую ногу длались ‘приготовленія’ къ балу. Первый министръ, къ сожалнію, не могъ общать своего присутствія, но другой министръ и два-три товарища министровъ общали, потому что не ровенъ часъ, и Мельмотъ могъ заручиться вліятельными голосами въ парламент.

Этотъ великолпный балъ давалъ нкто Августъ Мельмотъ, отецъ той двушки, на которую имла виды лэди Карбэри и ея сынъ сэръ Феликсъ Карбэри. Августъ Мельмотъ еще недавно почти-что считался въ Лондон иностранцемъ, но такъ какъ онъ велъ огромныя дла, то свтъ поврилъ его увренію, что онъ родился въ Англіи, куда, впрочемъ, онъ прибылъ изъ Парижа всего года два назадъ. Поэтому его на конвертахъ стали называть Августъ Мельмотъ Esq., то-есть такъ, какъ писалось его имя въ спискахъ учредителей разныхъ компаній. Дочь его еще недавно называли m-lle Mapи, но теперь также стали называть миссъ Мельмотъ. Зато жена его осталась въ общихъ понятіяхъ мадамъ, а не миссисъ Мельмотъ. Онъ самъ говорилъ, что она иностранка, да и не могъ говорить иначе, такъ она мало понимала по-англійски, между тмъ какъ у самого Мельмота и его дочери едва-едва замтенъ былъ въ говор акцентъ иностранный. Мельмота вообще окружала тайна, а такъ какъ онъ былъ на виду, то о немъ и его семейств ходили разные слухи, мало достоврные. О жен его говорили, что она еврейка изъ Богеміи и будто она не жена, о дочери — будто она не дочь мадамъ Мельмотъ. О немъ самомъ было достоврно извстно только то, что разбогатлъ онъ не въ Англіи, но во Франціи. По слухамъ же, у него бывали дла въ разныхъ странахъ, такъ говорили, что онъ построилъ одну желзную дорогу въ Россіи, ставилъ провіантъ южанской арміи въ Америк, снабжалъ Австрію оружіемъ и однажды скупилъ все готовое желзо въ Англіи. Мельмотъ могъ одной покупкой или продажею бумагъ на бирж создавать или уничтожать значеніе компаній, могъ сдлать такъ, что деньги становились обильны или рдки. Все это говорилось о немъ въ смысл удивленія и хвалы. Но говорилось также, что въ Париж онъ имлъ репутацію величайшаго мошенника, какого когда-либо производилъ свтъ, что ему въ Париж дольше нельзя было оставаться, что онъ оттуда перенесъ-было центръ своихъ операцій въ Вну, но былъ приглашенъ тамошнею полиціей ухать, и что, наконецъ, его привлекла къ себ британская свобода. Теперь онъ жилъ въ Гровеноръ-Сквер, а контора его находилась въ Сити, въ Абчёрчъ-Лен. Все преобразованіе Мельмота изъ прізжаго дльца въ признаннаго свтомъ богатаго англійскаго негоціанта произошло въ двнадцать мсяцевъ. И вотъ теперь — принцъ королевской крови, министръ ея величества и избранный букетъ герцогинь являлись гостями къ его жен, на балъ.

Мэри Мельмотъ танцовала съ сэромъ Феликсомъ Карбэри. Карбэри умлъ придавать своему голосу тотъ тонъ и своему лицу то выраженіе, которые обнаруживали влюбленность, но когда надо было сдлать признаніе въ любви, онъ оказывался несостоятельнымъ, всякое чувство было до такой степени чуждо его сухой, чисто-эгоистической натур, что онъ не умлъ изобразить голосомъ страсть, — изображалъ, но не убдительно. Это странное обстоятельство было уже однажды причиною отказа, полученнаго имъ отъ двушки съ приданымъ въ 40 тысячъ фунтовъ. Приданое Мэри Мельмотъ считалось безъ всякаго сравненія больше этой цифры. Карбэри мечталъ о немъ, но скучалъ необходимостью любовныхъ объясненій. Впрочемъ, дло теперь было еще только вначал и баронетъ могъ еще только ‘заигрывать’ въ любовь, а это не превосходило его способностей.

— Какъ вы хорошо вальсируете, — сказалъ онъ, приведя Мэри къ стулу.

— Да? Въ первый разъ слышу. Со мной, впрочемъ, никто не говорилъ обо мн.

— А я охотно разсказалъ бы вамъ все, что васъ касается.

— Вы ничего не знаете.

— Я бы открылъ. О многомъ просто догадался бы. Напримръ, кто могъ бы вамъ понравиться больше всхъ.

— Кто же это?

— Кто полюбилъ бы васъ больше всего на свт.

— Положимъ, но какъ же узнать это?

— Иного средства нтъ, миссъ Мельмотъ, какъ поврить.

— Ну, это не совсмъ надежно. Еслибы какая-нибудь двушка сказала мн, что любить меня боле всякой другой двушки, я бы еще не знала, правда ли это. Надо было бы подождать и убдиться.

— А еслибы джентльмэнъ сказалъ вамъ то же самое?

— Нисколько бы ему не поврила и не искала бы убдиться. Но въ самомъ дл, мн хотлось бы найти такую подругу, двушку, которую я могла бы любитъ, о! въ десять разъ больше, чмъ самоё себя.

— И мн хотлось бы.

— Разв у васъ нтъ друга?

— Я говорю, мн тоже хотлось бы найти подругу въ такой двушк, которую я могъ бы любить, о! въ десять разь больше, чмъ самого себя.

— Вы подтруниваете надъ тмъ, что я сказала, — отвтила миссъ Мельмотъ.

Тутъ же, не далеко отъ нихъ, въ гостинной, разговаривали сестра Феликса Карбэри Генріэтта и молодой Монтегю.

— Желательно бы знать, приведетъ ли это къ результату, — замтилъ Поль Монтегю, видя, что миссъ Карбэри смотрла на брата и его собесдницу.

— Вы говорите о Феликс и миссъ Мельмотъ? Мн противно думать о такихъ видахъ, г. Монтегю.

— Что-жъ, для него это былъ бы великолпный случай.

— Жениться на дочери пошлыхъ людей оттого только, что у нея много денегъ? Вдь не можетъ быть, чтобы онъ въ самомъ дл былъ привязанъ къ ней.

— Да, но ему такъ настоятельно нужны деньги! Мн кажется, что Феликсу не можетъ быть иной дороги въ свт, какъ стать мужемъ богатой наслдницы.

— Тяжело думать такъ о брат.

— Но разв это неправдо? Вдь онъ сдлалъ себя нищимъ.

— О, г. Монтегю.

— И васъ съ вашей мама разоритъ въ конецъ.

— Я о себ не особенно безпокоюсь.

— Но другіе безпокоятся.— Эти слова онъ произнесъ, впрочемъ, не обращаясь къ ней, вполголоса, какъ будто съ досадой.

Между тмъ, г. Мельмотъ и г-жа Мельмотъ продолжали принимать вновь прибывавшихъ гостей. Мельмотъ былъ лысый и плотный мужчина, съ густыми бакенбардами, густыми, жесткими волосами на голов, и густыми же бровями, въ очертаніи его рта и подбородка обнаруживалось замчательное могущество воли. Эта черта такъ преобладала въ его лиц, что, благодаря именно ей, выраженіе его не было пошло. Но видъ его и вся его манера держаться и говорить были непріятны и внушали недовріе. Въ немъ легко угадывался мшокъ набитый деньгами, и грубіянъ. Мадамъ Мельмоть, если она была еврейка, не была похожа на еврейку тмъ, что была толстая блондинка. Она стояла въ немаломъ смущеніи посреди дома, обращеннаго нкоторымъ образомъ въ волшебный міръ, и почти изнемогала подъ тяжестью своей роли. Около Мельмота почти неотлучно находился лордъ Альфредь Грендолль, брать герцогини Стивенеджъ, сынъ его, Майльзъ Грендолль, по порученію тетушки, распоряжался танцами. Герцогиня приложила нкоторую заботливость, чтобы балъ удался, вдь Мельмотъ содержалъ и самого лорда Альфреда, и все его семейство. Герцогиня заране приказала своему старшему сыну лорду Бёнтингфорду открыть балъ съ Мэри Мельмотъ. Лордъ Бёнтингфордъ согласился на это не безъ затрудненій, онъ былъ человкъ съ аристократическими идеями, не любилъ танцовать, былъ человкъ дловой и вмст застнчивый. По этому случаю дома происходилъ такой разговоръ:

— Разумется, они пошлы, стоитъ ли говорить объ этомъ, — сказала герцогиня,— это такъ ясно, что наши встрчи съ ними, по самой своей нелпости, не могутъ особенно претить намъ. Что онъ не честный человкъ, это нисколько не удивительно: разв честный можетъ такъ разбогатть? Что мы все это длаемъ съ опредленной цлью — это тоже разумется, легко сказать, что не слдуетъ, во что же намъ длать съ дтьми Альфреда? Вотъ Майльзъ уже получилъ мсто въ 500 фунтовъ, да, между нами — вдь Альфредовы векселя благополучно спрятаны у Мельмота въ шкапу, Альфредъ заплатитъ, когда самъ захочетъ.

— Ну, они долго пролежатъ въ шкапу, — сказалъ лордъ Бёнтингфордъ.

— Такъ вотъ, какъ же имъ не ожидать, что и мы сдлаемъ что-нибудь для нихъ, что стоитъ протанцовать? ну, протанцуй съ ней разъ.

Лордъ Бёнтингфордъ съ мягкостью протестовалъ и согласился.

Когда Мэри сказала сэру Феликсу, что ‘никто не говорилъ съ нею — о ней’, то это были не пустыя слова, они имли свой смыслъ. Ее уже сватали не разъ, между прочимъ за лордовъ Ниддердоля и Грасслоу. Они дйствительно не говорили съ ней — о ней, о ней они не заботились. Обоимъ нужны были ея деньги, а она представлялась не особенно пріятной придачей къ деньгамъ, хотя не была дурна, не была и совсмъ глупа, будучи однако дурочкой. Сперва она совсмъ свыклась съ мыслью выдти замужъ за перваго титулованнаго жениха, который будетъ ей указанъ отцомъ, не смла и думать о томъ, понравится ли ей женихъ и понравится ли она сама жениху. Но мало-по-малу въ ней стала возникать такая мысль, приведенныя слова ея обнаруживали начинавшійся уже въ ней переворотъ. Прежде, когда лордъ Ниддердэль, сперва избранный ея отцомъ, равнодушно пригласилъ ее быть его женою, какъ зовутъ на танецъ, она и не ожидала ничего другого и тотчасъ согласилась исполнить желаніе отца. Но дло съ Ниддердэленъ разошлось. Его отецъ, маркизъ Ольдъ-Рекки, требовалъ, чтобы сынъ взялъ въ приданое не мене полумилліона фунтовъ. Мельмотъ не имлъ противъ этого ничего въ то время, такъ какъ съ герцогинями онъ еще знакомъ не былъ и сильно нуждался въ поддержк маркизы. Но онъ хотлъ, чтобы капиталъ былъ записанъ на Мэри и оставался ея собственностью. Лордъ Ниддердэль требовалъ, чтобы капиталъ былъ врученъ ему, тмъ боле, что дла стараго маркиза были разстроены, а дла молодого лорда никогда не были особенно блестящи, но ужъ конечно не были поправлены расточительной жизнью лорда Ниддердэля.— ‘Какъ же я могу дать такую сумму такому человку?’ возразилъ, нахмуривъ свои густыя брови, Мельмотъ, обращаясь къ нотаріусу маркиза, присланному къ нему для переговоровъ.— ‘Да вдь вы даете же ему единственное ваше дитя?’ нашелся съ своей стороны нотаріусъ. Мельмотъ нсколько секундъ посмотрлъ на него, потомъ нахмурилъ брови еще боле, сказалъ, что этотъ отвтъ ничего не значитъ, и ушелъ прочь. Такъ дло и разстроилось, что впрочемъ не помшало матери бывшаго жениха, маркиз Ольдъ-Рекки, присутствовать теперь на бал у Мельмота.

Возвратимся къ балу. Мэри нравилось танцовать съ Феликсомъ Карбэри, было новостью для нея самой, что она смла сознавать это. Она чувствовала, что выдти замужъ могло бы быть пріятно, изъ словъ и взглядовъ его ей казалось, что и она ему нравилась, а прекрасенъ онъ былъ какъ богъ. Вдругъ прошелъ по заламъ шопотъ, что королевскій принцъ пріхалъ, Мельмотъ въ это время сидлъ за картами. Мэри все еще разговаривала съ Феликсомъ Карбэри. Ей тотчасъ было объяснено, что она должна выдти танцовать съ принцемъ. Представленіе ее совершено было совершенно дловымъ порядкомъ. Впередъ пошелъ Майльзъ Грендолль и нашелъ одну жертву этого торжественнаго обряда — Мэри. По его слдамъ шла герцогиня Стивенеджъ съ другой жертвой — принцомъ, позади ихъ колыхалась мадамъ Мельмоть, но ей не было предоставлено ршительно никакого участія въ этомъ дл. Оркестръ, который игралъ галопъ, былъ внезапно остановленъ, къ полному замшательству танцовавшихъ. Въ дв минуты Майльзъ Грендолль устроилъ кадриль.

Визави принцу и Мэри онъ сталъ самъ съ своей теткой, герцогиней Стивенеджъ, пока, уже на половин кадриля, не былъ отысканъ молодой министръ остъ-индскихъ длъ Леджъ-Уильсонъ, которому тогда Майльсъ и уступилъ свое мсто. Лордъ Бёнтингфордъ уже ухалъ, но пойманы были и поставлены на мста об дочери герцогини, которымъ даны были въ кавалеры лордъ Грасслоу и сэръ Феликсъ Карбэри, послдній за то, что былъ красивъ и все-таки имлъ имя. Были еще другія пары, все исключительно изъ лицъ титулованныхъ, такъ какъ предназначено было, чтобы въ печати упомянуть именно объ этомъ кадрил съ именами. Наемный репортеръ былъ тутъ же, приготовляясь летть немедленно со спискомъ именъ въ рукахъ, какъ только кадриль перейдетъ въ область совершившихся фактовъ. Что касается принца, то онъ самъ не совсмъ понималъ, зачмъ онъ здсь, т, кто устраивали его ежедневную жизнь, устроили такъ, что въ настоящую минуту онъ былъ здсь. По всей вроятности, ему лично ничего даже не было извстно о выкупленныхъ брилльянтахъ одной дамы и о значительномъ пожертвованіи въ пользу больницы св. Георгія, которое было истребовано отъ г. Мельмота въ вид воздаянія за ту честь, которой онъ добивался. Мэри не легко было перенести эту честь, въ первую минуту ей казалось даже, что она не въ состояніи выдержать этой чести, и она охотно убжала бы, еслибы возможно было спастись бгствомъ. Но страшная минута прошла очень скоро, и въ дйствительности оказалась даже не очень страшною. Принцъ говорилъ ей пару словъ между каждой фигурой и, казалось, не ожидалъ отвта или привыкъ къ тому, чтобъ облегчать бремя своего величія для тхъ, на кого оно случайно и на минуту возлагалось. Посл окончанія кадриля онъ тотчасъ ухалъ, исполнивъ впрочемъ еще одинъ обрядъ, а именно выпивъ одинъ бокалъ шампанскаго въ присутствіи хозяйки. Съ замчательнымъ искусствомъ присутствіе принца было скрыто отъ самого хозяина, Мельмота, до тхъ поръ, когда принцъ уже ухалъ. Мельмотъ, разумется, пожелалъ бы самъ налить, собственными руками, тотъ бокалъ вина и вдоволь натшить свой языкъ ‘королевскими высочествами’, вообще оказался бы надодливымъ и непріятнымъ. Все это понималъ Майльзъ Грендолль и повелъ дло очень ловко.

— Какъ это… его королевское высочество уже пожаловалъ, и уже ухалъ!— воскликнулъ Мельноть.

— Вы были такъ заняты вистомъ съ моимъ батюшкой, — отвчалъ Майльзъ Грендолль, — что невозможно было васъ отрывать.— Мельмотъ не былъ глупъ и понялъ все, понялъ не только, что сочли за лучшее избгнуть его разговора съ принцомъ, но что, можетъ быть, въ самомъ дл это и было лучше. Ему надо было разомъ достигнуть всего. Майльзъ Грендолль былъ ему нуженъ, и Мельмотъ ршилъ въ ум не ссориться съ нимъ, по крайней мр теперь.

— Альфредъ, не сыграемъ ли еще одинъ робберъ, — обратился онъ къ лорду Альфреду Грендоллю, когда уже разъхались. Это была его фамильярная манера съ братомъ герцогини Стивенеджъ, который былъ такъ много ему обязанъ. Не разъ, при подобныхъ фамильярностяхъ, въ душ лорда Альфреда внезапно возникалъ вопросъ: не дать ли ему пинка? Физической смлости на это у лорда Альфреда хватило бы, хотя Мельмотъ былъ моложе его. Но ему каждый разъ, въ такихъ случаяхъ, приходила мысль о векселяхъ, лежащихъ въ извстномъ шкапу и о сыновьяхъ. И вопросъ разршался тмъ, что ‘Альфредъ’ сыгрывалъ еще робберъ или выпивалъ еще стаканъ шампанскаго. Это было тмъ легче, что шампанское было отличное, и Альфредъ его любилъ, а робберы кончались обыкновенно въ его же пользу, такъ какъ Мельмотъ вовсе не заботился о выигрыш и проигрывалъ ему весьма охотно, прибавляя только посл роббера: ‘Альфредъ, не выпить ли еще стаканчикъ шампанскаго?’ Но на этотъ разъ случилось такъ, что лордъ Альфредъ уже выпилъ этихъ стаканчиковъ боле обыкновеннаго числа, а потому на приведенное обращеніе Мельмота сказалъ:

— Къ чорту эту манеру: называйте людей какъ слдуетъ, — и, сказавъ это, удалился изъ дому Мельмота, не произнеся боле ни слова.

По окончаніи бала Мельмотъ произвелъ допросъ мадамъ Мельмотъ относительно всхъ обстоятельствъ, сопровождавшихъ балъ и въ особенности о поведеніи Мэри. Мадамъ Мельмотъ не скрыла, что двушка разговаривала съ сэромъ Феликсомъ Карбэри боле, чмъ съ другими мужчинами. Мельмотъ не былъ еще готовъ тотчасъ наложить на этомъ устномъ доклад резолюцію: одобрить или воспретить, потому что ничего не зналъ средствахъ Карбэри, зналъ только, что онъ — баронетъ. Но онъ и не подозрвалъ, что разговоръ молодыхъ людей уже завелъ ихъ довольно далеко. А именно, при прощаньи, сэръ Феликсъ прошепталъ:

— Вы вдь знаете сами, кому вы нравитесь больше всхъ на свт.

— Никому, перестаньте, сэръ Феликсъ.

— Мн.— Онъ выучилъ эти слова впередъ, какъ урокъ, и сказалъ его не дурно. Она же заснула эту ночь съ свтлымъ сознаніемъ, что вотъ нашелся же человкъ, котораго она могла бы полюбить.

III.

— Скука смертная, — произнесъ сэръ Феликсъ, усаживаясь въ карету вмст съ матерью и сестрой.

— А каково же было мн, — возразила мать, — сидть ничего не длая…

— Вотъ то-то и скука, что на мн было дло. Кстати, — прибавилъ сэръ Феликсъ, — мн надо заглянуть въ клубъ, прежде чмъ хать домой.— И высунувшись изъ окна, онъ веллъ остановиться.

— Феликсъ, вдь два часа.

— Весьма вроятно, но я голоденъ, доброй ночи!

Дамы молча прохали домой. Только при прощаньи, мать поставила вопросъ:

— Играетъ онъ что-ли, какъ ты думаешь?

— У него нтъ денегъ.

— Нтъ, деньги я у него видала, если онъ играетъ, тогда все кончено.

Мать простилась съ дочерью довольно холодно, потому что на замчаніе, зачмъ Гетта провела весь вечеръ съ Полемъ Монтегю, и что врно изъ-за него она и отказываетъ своему троюродному брату, Гетта отвчала только, что отказываетъ не изъ-за Поля Монтегю, а такъ.

Между тмъ, въ томъ комфортебельномъ клуб для молодыхъ людей, который назывался ‘Медвжьей Ямой’, два часа ночи были временемъ нисколько не позднимъ. Это былъ такой удобный клубъ, что часа для закрытія его вовсе не полагалось, только подразумвалось, что посл шести часовъ утра ужинъ и напитки уже не подаются. Такимъ образомъ, къ восьми часамъ наступавшаго утра, наши партнеры: Долли Лонгестаффъ, лордъ Грасслоу, Майльзъ Грендолль и Феликсъ Карбэри уже въ теченіе двухъ послднихъ часовъ продовольствовались однимъ табачнымъ дымомъ. Надо было, наконецъ, сосчитаться. Наличныхъ денегъ хватило только на начало игры, которая затмъ шла уже на бумажки съ надписью I. О. И. (I owe you, я вамъ долженъ), и прописаніемъ цифръ и начальныхъ буквъ именъ. Такихъ лоскутковъ бумаги въ восьми часамъ у Карбэри, которому везло, накопилось не мало. Отъ одного лорда Грасслоу ихъ поступило на 2000 фунтовъ, благородный лордъ горько сомнвался въ такомъ факт, но фактъ несомннно удостоврялся собственными его надписями на бумажкахъ, даже Майльзъ Грендолль, который былъ признанъ сохранившимъ наиболе ясности въ сознаніи, не могъ сократить этого итога. Самъ Грендолль проигралъ Феликсу Карбэри тоже въ бумажкахъ, конечно — 400 фунтовъ, но ему это было все равно: четыреста или сорокъ тысячъ фунтовъ — ему одинаково невозможно было достать денегъ въ то время. У лорда Грасслоу тоже денегъ не было, но былъ отецъ, правда, и отецъ этотъ былъ безденежный, но все-таки съ него можно было надяться получить когда-нибудь что-нибудь. Долли Лонгестаффъ былъ совсмъ ‘готовъ’, въ смысл вакхическомъ, онъ не могъ даже сдлать сложеніе, но Карбэри былъ съ нимъ пріятель, онъ отложилъ счетъ съ нимъ до другого времени.

— Вы вроятно будете здсь завтра, — то-есть сегодня вечеромъ?— сказалъ Майльзъ Феликсу.

— Конечно, но знаете что: мн кажется, надо бы разсчитаться, прежде чмъ возобновлять игру.

— Въ какомъ смысл вы это говорите? — запальчиво спросилъ Грасслоу.

— Дружокъ, въ такомъ смысл, что вдь мы когда играемъ, подразумваемъ же, что играемъ на наличныя деньги. Но я васъ не буду притснять и вечеромъ дамъ реваншъ.

— Ну, кончено, все въ порядк, — заключилъ Майльзъ Грендолль.

Но на него Карбэри былъ золъ за то, что онъ слишкомъ настоятельно велъ игру противъ него, явно выказывая желаніе обыграть его, Феликса Карбэри.

— Я говорилъ съ лордомъ Грасслоу, — отвтилъ онъ Маильзу.— Мы съ нимъ старые пріятели. А вы, мистеръ Грендолль, были рзковаты сегодня.

— Рзковатъ? какого чорта вы хотите этимъ сказать?

— И я полагаю, — продолжалъ Феликсъ, — что прежде чмъ играть опять съ вами, слдуетъ намъ съ вами разсчитаться.

— Разсчетъ — разъ въ недлю, — вотъ мое правило, — сказалъ Майльзъ Грендолль.

Феликсъ Карбэри, корда халъ домой, длалъ въ голов такую выкладку, что еслибъ получить все, что онъ выигралъ, то у него было бы боле 3000 фунтовъ, онъ могъ бы начать сызнова походъ жизни, со всми такъ сказать принадлежностями, какъ-то: лошадьми, слугами и сибаритствами разнаго рода.

Роджерь Карбэри, владлецъ Карбэри-Голля, небольшого имнія въ Соффолькскомъ графств, былъ глава рода Карбэри.

Родъ Карбэри находился въ состав землевладльческаго сословія этого графства издавна, достоврно, по крайней мр, что, въ эпоху войны ‘алой и блой розъ’, Карбэри владли землями въ Соффольк. Они всегда занимали положеніе почетное, но — не боле. Неизвстно даже, чтобы кто-либо изъ нихъ достигалъ хотя бы рыцарскаго званія до нкоего сэра Патрика Карбэри, который, перешагнувъ черезъ это званіе, былъ сдланъ баронетомъ. Но они крпко держались своихъ земель, а земли держались при нихъ, несмотря на перевороты междоусобныхъ войнъ, реформаціи, республики и второй революціи, и глава дома Карбэри всегда владлъ Карбэри Голлемъ и пребывалъ въ этомъ имніи. При начал текущаго столтія, сквайръ Карбэри былъ человкомъ значительнымъ, если не въ цломъ графств, то въ своемъ округ графства. Доходъ, какой онъ получалъ съ имнія, давалъ ему возможность жить среди обилія, и, соблюдая гостепріимство, пить портвейнъ, держать здороваго скакуна для охоты и старомодную громоздкую карету для разъздовъ жены. У него былъ старый дворецкій, который никогда не служивалъ въ иныхъ домахъ, и деревенскій мальчикъ, бывшій чмъ-то въ род помощника дворецкому. Была кухарка, которая не стыдилась сама мыть посуду, были еще дв служанки, а управленіе хозяйствомъ находилось непосредственно въ рукахъ самой миссисъ Карбэри.

Она лично мтила и выдавала блье, заготовляла варенье и наблюдала за копченіемъ окороковъ. Однимъ словомъ, въ 1800 году, карбэрійское помстье было достаточно для содержанія дома Карбэри.

Съ тхъ поръ имніе это значительно поднялось въ цнности и арендныя платы съ фермеровъ возвысились. Но тмъ не мене, доходъ съ этого имнія оказывался уже недостаточнымъ для хозяйственныхъ потребностей англійскаго джентльмэна. Въ наше время, когда человку достается имніе, передъ нимъ возникаетъ вопросъ, не послужитъ ли еще это ему въ ущербъ, разв если кром имнія ему достается еще и особый доходъ для поддержанія этого имнія. Земельная собственность въ наши дни есть роскошь, и даже роскошь наиболе дорого стоющая. Между тмъ Карбэри никогда не имли ничего, кром земли. Никакихъ угольныхъ или желзныхъ рудъ въ Соффольк не открывалось, никакого большого города не выросло вблизи Карбэрійскаго помстья. Никто изъ старшихъ сыновей, то-есть владльцевъ этого имнія, не пустился въ торговлю, не достигалъ высокаго положенія въ какой-нибудь профессіи такъ, чтобы имть средства къ поддержанію родового богатства. Наконецъ, ни одному изъ нихъ даже не привелось жениться на богатой наслдниц. Правда, съ другой стороны, домъ Карбэри не подвергался разоренію или особому бдствію. Но въ конечномъ результат оказалось, что въ настоящее время сквайръ Карбэри, владлецъ Карбэри-Голля, былъ человкъ бдный, вслдствіе богатства другихъ. Положимъ, что онъ имлъ годового дохода около двухъ тысячъ фунтовъ. Съ этими средствами онъ, конечно, могъ бы жить весьма недурно, но — за границею, еслибы ршился отдать свой домъ въ имніи въ наймы и поручить свои сношенія съ фермерами — управляющему. Но онъ жилъ не такъ, онъ пребывалъ на своей земл и жилъ въ сред мстныхъ землевладльцевъ, слдуя примру всхъ прежнихъ Карбэри. И вотъ онъ былъ бденъ, потому что сосди его были богаты. Такъ, владльцы Кэвёршема, семейство Лонгестаффовъ, которыхъ старшій сынъ и надежда былъ Долли Лонгестаффъ, считались весьма богатыми, между тмъ родоначальникомъ ихъ фамиліи быхъ одинъ лондонскій лордъ-мэръ, по ремеслу своему не боле, не мене, какъ свчной торговецъ, не дале царствованія королевы Анны. Гепвёрты, другіе сосди, могли гордиться хорошей кровью, но не безъ примси, такъ какъ они женились на деньгахъ, недавно пріобртенныхъ недавними же людьми. Третьи сосди — Примеро, всего полвка тому назадъ были испанскіе купцы, хотя теперь за старшимъ Примеро и былъ признаваемъ титулъ сквайра Примеро, свое имніе Бондлешемъ они купили у нкоего магната-герцога. Это все были ближайшіе сосди Карбэри, къ нимъ надо прибавить еще эльмемскаго епископа. Каждый изъ нихъ затмвалъ сквайра Карбэри. Пусть бы затмвалъ его епископъ, это бы ничего, нашъ сквайръ питалъ убжденіе, что епископы должны быть окружены богатствомъ, преобладаніе надъ нимъ епископа нисколько бы не было ему въ тягость. Но величіе Лонгестаффовъ и роскошь такихъ людей, какъ господа Примеро, были ему и тягость, хотя онъ былъ такой человкъ, который несознался бы въ томъ и ближайшему другу. По его убжденію — которое онъ, впрочемъ, высказывалъ только въ интимной бесд — положеніе человка въ свт не должно бы зависть отъ его богатства. Такъ, Примеро несомннно должны бы стоять на общественной лстниц ниже его, хотя у каждаго изъ молодыхъ Примеро было по три верховыхъ лошади, и фазановъ эти молодые люди убивали цлые легіоны, причемъ каждый собственный фазанъ стоилъ имъ не мене десяти шиллинговъ. Гепвёртъ былъ порядочный человкъ, не напускавшій на себя никакого величія и понималъ свои обязанности сельскаго джентльмэна, но вдь и онъ не могъ быть выше Карбэри — владльца Карбэри-Голля, а между тмъ у Гепвёрта доходу было тысячъ семь фунтовъ. Что касается Лонгестаффовъ, то ихъ сосдство было всего тяжел. У нихъ лакеи даже здсь, въ деревн, были напудрены. Госпожа Лонгестаффъ носила титулъ лэди, по своему отцу, а именно называлась лэди Помона Лонгестаффъ. Дочери были воспитаны выдти хамужъ за пэровъ. У Лонгестаффовъ былъ домъ въ Лондон, собственный домъ, въ которомъ они жили во время сезона. Двицы Лонгестаффъ всегда имли своихъ верховыхъ лошадей, какъ въ имніи, такъ и въ Лондон. Сынъ старика — Лонгестаффа, Адольфь, какъ уже сказано выше, имлъ отдльное имніе. Однимъ словомъ, Лонгестаффы жили съ роскошью, подавляющею обстановку старинныхъ мстныхъ родовъ. Мстные торговцы относились съ наибольшимъ уваженіемъ именно къ Лонгестаффамъ, которые и считались настоящими магнатами околотка. При всемъ томъ, у Лонгестаффовъ была постоянная нужда въ наличныхъ деньгахъ, счеты они уплачивали нерегулярно и поздно, но, разумется, и не провряли ихъ съ точностію. За то къ Роджеру Карбэри торговцы никакого особеннаго уваженія не питали, онъ былъ человкъ умренныхъ средствъ, жившій въ скромной обстановк, платившій регулярно, но платившій не дороже того, чего каждая вещь стоила. А потому, хотя въ мнніи его самого онъ, Роджеръ Карбэри, владлецъ Карбэри-Голля, то-есть носившій имя родового замка, которыхъ владлъ занималъ положеніе гораздо боле почетное, чмъ какіе-нибудь Лонгестаффы, — но въ глазахъ торговцевъ и буржуазіи вообще онъ былъ человкъ совсмъ не важный.

Одно было несомннно для всхъ, а именно, что Роджеръ Карбэри былъ человкъ безупречный въ нравственномъ отношеніи, притомъ прямой, энергичный и серьёзный. Ближайшій родственниками его были сэръ Феликсъ и Генріетта Карбэри. По смерти сэра Патрика Карбэри, вдова его съ дочерью проживали нкоторое время въ имніи своего рода, то-есть въ имніи Роджера Карбэри, троюроднаго брата Феликса и Генріетты. Роджеру было сорокъ лтъ и голова его была увнчана лысиной. Это не помшало ему однако влюбиться въ кузину и сдлать ей предложеніе, которое двушка отвергла. Роджеръ возобновлялъ его впослдствіи и получилъ новый отказъ, несмотря на поддержку леди Карбэри, которой очень хотлось выдать дочь за человка обезпеченнаго и посвятить затмъ вс свои заботы баловню и негодяю — Феликсу.

Причина отказовъ двушки уже была мимоходомъ указана выше. Она познакомилась съ Полемъ Монтэгю, молодымъ человкомъ, который былъ многимъ обязанъ Роджеру и жилъ у него въ то время, когда вдова баронета гостила у него съ дочерью. Монтэгю смотрлъ на Роджера какъ на старшаго брата, такъ много послдній сдлалъ для руководства его въ жизни, даже для его воспитанія. Но онъ не зналъ, что другъ его влюбленъ въ Гетту. Когда они обмнялись признаніями, то-есть Роджеръ и Поль Монтэгю, было уже поздно для Монтегю устраниться, чтобы не статъ соперникомъ своего друга. Монтэгю уже самъ былъ ршительно влюбленъ въ Гетту, и двушка была уже неравнодушна къ нему, хотя онъ и не зналъ этого. Все, что могъ общать Монтэгю Роджеру, было — не перебивать ему дороги формальнымъ предложеніемъ, до тхъ поръ, пока не будетъ удостовренъ, что Гетта ршительно отвергнетъ Роджера, но затмъ, Монтэгю оставлялъ за собой право выступить съ своимъ предложеніемъ. Роджеръ Карбэри во всемъ этомъ усмотрлъ самую непростительную неблагодарность своего друга, и они разстались cъ тяжелымъ чувствомъ обиды на одной сторон, несправедливости — на другой.

Когда миновалъ сезонъ, ознаменованный между прочимъ описаннымъ баломъ у Мельмота, лэди Карбэри вновь приняла приглашеніе Роджера Карбэри погостить у него въ имніи, и поселилась у него съ своей дочерью, въ надежд, что та согласится-таки выдти замужъ за своего кузена. Между тмъ у лэди Карбэри была въ голов еще другая комбинація. Она знала, что въ это время Мельмоты будутъ гостить въ сосдств, у Лонгестаффовъ, и разсчитывала на то, что сынъ можетъ навщать ее въ Карбэри-Голл, а оттуда навдываться къ Лонгестаффамъ и тамъ найти случай окончательно ‘завладть сердцемъ’ богатой наслдницы, миссъ Мэри Мельмотъ. Роджеръ Карбэри терпть не могъ сэра Феликса, но длать было нечего, пригласивъ мать и сестру его, онъ не могъ запереть двери ему. Онъ ограничился только рзкимъ протестомъ, въ бесд съ лэди Карбэри, противъ видовъ Феликса на Мари Мельмотъ и даже далъ понять, какъ ему непріятно было, что эта ‘охота’ на приданое будетъ производиться изъ его дома, что домъ его послужитъ какъ-бы стоянкой для этой охоты. Онъ понялъ, что сама лэди Карбэри пріхала къ нему и привезла свою дочь главнымъ образомъ именно въ этихъ видахъ. Лэди Карбэри, разумется, была ‘несчастна’ въ теченіе одного вечера посл такого разговора, и самъ же Роджеръ испугался впечатлнія, какое огорченіе имъ матери могло произвесть на дочь, а потому сталъ только отмалчиваться, когда заходила рчь о Лонгестаффахъ и Мельмотахъ.

Сэръ Феликсь пріхалъ, обошелся весьма ‘легко’ съ своимъ кузеномъ и не терялъ времени. Было устроено такъ, что онъ остался въ саду у Лонгестаффовъ одинъ съ Мэри, и началъ разговоръ о любви въ третій разъ, во второй разъ разговоръ этотъ происходилъ еще во время сезона на вечер у самой лэди Карбэри, куда Мельмоты однажды явились. Теперь, то-есть при третьемъ разговор, произошло окончательное объясненіе. Мэри приняла признаніе и сама не только отвчала ‘да’, но еще умоляла избраннаго ею жениха любить ее искренно. Для сэра Феликса разговоръ, дойдя до этой точки, сдлался пошлымъ, глупымъ, и онъ видлъ въ немъ скуку и божеское наказаніе. Онъ даже не могъ превозмочь себя, чтобы поцловать Мэри, которая очевидно того ожидала.

— О, Феликсь, скажите, что вы меня любите…

— Конечно, люблю… Какъ вы думаете, здсь вдь, кажется, неудобно переговорить съ г. Мельмотомъ?

— Но онъ теперь — въ дух.

— Въ дух, да какъ же мн остаться съ нимъ наедин? Неудобно здсь.

— Неудобно?

— Да, да, знаете — въ чужомъ дом. Я лучше поговорю съ нимъ въ Сити, или у васъ въ дом.

IV.

Въ одно воскресенье, посл полудня, сэръ Феликсъ явился однако въ Мельмоту въ его дом, а не въ контор, гд ему показалось также неудобно.

Мельмотъ сидлъ у стола и курилъ сигару.

— Очень радъ васъ видть — и такъ дале, — сказалъ онъ, увидя входящаго баронета, — но согласитесь, что этотъ день и часъ неудобны для дловыхъ объясненій.

Cэpy Феликсу при этихъ словахъ показалось, что гораздо лучше было бы сидть въ ‘Медвжьей Ям’.

— Мн было бы очень жаль, еслибъ я помшалъ вамъ, г. Мельмотъ, — сказалъ онъ.

— Врю. Впрочемъ, я сказалъ только такъ, а то вы, пожалуй, стали бы говорить о желзнодорожныхъ длахъ.

— О, нтъ.

— Ваша матушка выразила мн, у Лонгстаффовъ, надежду, что вы усердно работаете въ нашемъ дл. Я сказалъ ей, что тутъ вовсе не требуется работы.

— Матушка не понимаетъ этихъ длъ, — отвтилъ сэръ Феликсъ.

— И вообще вс женщины. Ну, чмъ же я могу вамъ служить, такъ какъ вы пришли ко мн?

— Г. Мельмотъ, я пришелъ, — пришелъ, чтобы… Короче, г. Мельмоть, я являюсь претендентомъ на руку вашей дочери.

— А, чертъ возьми! Неужели?

— Да, и надюсь на ваше согласіе.

— И она согласилась, чтобы вы обратились ко мн?

— Да, то-есть согласилась въ нкоторомъ род. Разумется, она понимаетъ, что все зависитъ отъ васъ.

— Вовсе нтъ. Она совершеннолтняя. Пожелаеть выдти замужъ за васъ, и можетъ выдти. Если вамъ только это надо, то ея согласія достаточно. Вы — баронетъ, кажется?

— О да, я — баронетъ.

— Стало быть, вы уже вступили во владніе вашимъ имуществомъ. Вамъ не надо выжидать смерти отца, и можетъ быть вопросъ о деньгахъ васъ не интересуетъ?

Это былъ для баронета взглядъ совсмъ новый, необходимо казалось устранить такой взглядъ на вещи, во что бы то ни стало.

— Не совсмъ, — сказалъ сэръ Феликсъ.— Конечно, я полагаю, что вы дадите своей дочери состояніе.

— А! Въ такомъ случа удивляюсь, почему вы не обратились прежде ко мн, а уже потомъ къ моей дочери. Если моя дочь выйдетъ замужъ согласно моимъ желаніямъ, я, конечно, дамх ей деньги, сколько — это нейдетъ къ длу. Если она выйдетъ замужъ согласно своему собственному желанію, безъ моего спроса, я ей не дамъ гроша.

— Но я надялся, что вы дадите ваше согласіе, г. Мельмотъ.

— Не знаю, можетъ быть. Вы — человкъ большого свта, имете собственный титулъ, и безъ сомннія — собственность. Если она достаточна для содержанія моей дочери, я могу подумать объ этомъ, во всякомъ случа. Какова ваша собственность, сэръ Феликсъ?

— Собственность, знаете, не очень большая.

— Меньше, чмъ у маркиза Уэстминстера {Владлецъ цлаго квартала въ Лондон}?— сказалъ богатый, нахальный мошенникъ.

— Да, будетъ поменьше, — отвтилъ баронетъ, болзненно усмхаясь.

— Но у васъ есть достаточно, чтобы жить какъ слдуетъ баронету? Гд ваше родовое помстье?

— Замокъ Карбэри, въ Соффолк, въ сосдств Лонгестаффовъ, вотъ помстье нашего рода.

— Значитъ, вы имъ не владете? — рзко спросилъ Мельмотъ.

— Еще нтъ. Но я — наслдникъ.

Баронетъ просто лгалъ. Конечно, Роджеръ Карбэри, не имя дтей, могъ завщать свое имніе ближайшему родственнику — Феликсу, но былъ воленъ завщать кому хотлъ. Но англійскіе законы о землевладніи и титулахъ такъ сложны и непонятны для иностранцевъ, что Мельмотъ не могъ отдать себ яснаго отчета.

— А, такъ вы наслдникъ. Но вдь титулъ баронета носите вы. Какимъ же образомъ онъ владетъ родовымъ помстьемъ прежде васъ? Вдь вы — глава рода?

— Разумется, я — глава рода, — солгалъ сэръ Феликсъ Карбэри.— Но это слишкомъ долго было бы объяснять, однимъ словомъ: имніе можетъ достаться мн только посл его смерти.

— А молодъ онъ?

— Не то, чтобы молодъ, но и не старъ.

— Ну, а если онъ женится и родить дтей, тогда какъ будетъ?

Сэръ Феликсъ начиналъ приходить въ полное замшательство.

— Право, не знаю. Но я выросъ въ той мысли, что наслдникъ — я. Онъ едвали женится.

— Хорошо. А покамстъ, какая же ваша личная собственность?

— Отецъ оставилъ нкоторый капиталъ въ бумагахъ. Кром того, я — наслдникъ моей матери, — говоря это, сэръ Фелигсъ внутренно пылалъ негодованіемъ противъ презрннаго, безыменнаго торгаша, мошенника-спекулянта, который смлъ задавать такіе вопросы ему, баронету, бывшему гвардейскому офицеру, какъ будто бы не зналъ, что зять явится къ нему только съ тмъ, чтобы продать титулъ за деньги. Разв у него, баронета, не было титула? чего еще требовалось этому богатому пошляку! Но вмст съ негодованіемъ, въ сэр Феликс, не мене громко говорило другое чувство, а именно — онъ душевно желалъ бы находиться въ эту минуту въ ‘Медвжьей Ям’, а не у Мельмота въ дом.

— Вы, кажется, не совсмъ ясно понимаете ваши собственныя обстоятельства, сэръ Феликсь, — сказалъ наконецъ Мельмотъ, посл нкоторыхъ минутъ обоюднаго молчанія.— Не лучше и вамъ уполномочить вашего нотаріуса написать мн объ этомъ дл?

— Можетъ быть, въ самомъ дл лучше, — заключилъ влюбленный молодой человкъ, и всталъ.

— Сдлайте такъ, или оставьте эту мысль. Дочь моя будетъ имть деньги, но деньги требуютъ денегъ.— Въ эту минуту вошелъ въ кабинетъ лордъ Альфредъ Грендолль.— Вы запоздали сегодня, Альфредъ, — обратился къ нему Мельмотъ.— Позвоните пожалуйста, и велите подать содовой воды и коньяку.

Сэръ Феликсъ помялся, слегка поклонился своему товарищу по правленію желзной дороги и ушелъ.

— Вы знаете этого молодца? — спросилъ Мельмотъ лорда Адьфреда, какъ только затворилась дверь за слугой.

— Онъ баронетъ безъ гроша въ карман, былъ въ военной служб, но долженъ былъ ее оставить, — отвчалъ лордъ Альфредъ, наклоняя лицо въ высокую кружку.

— Безъ гроша, — я такъ и думалъ. Но онъ наслдникъ помстья въ Соффольк, а?

— Нисколько. Тоже имя и больше ничего. Оно — собственность: г. Карбэри, который можетъ завтра отдать его кому хочетъ, хоть мн, я бы взялъ, хотя имніе и маленькое. А этотъ молодецъ никакого права на то имніе не иметъ.

— Такъ-таки и не иметъ?— воскликнулъ Мельмотъ, и призадумался на минуту. Безстыдство, выказанное баронетомъ вызвало въ немъ почти сочувственное удивленіе.

Выше упомянуто, что на руку Генрштти Карбэри, сестры сэра Феликса, было два претендента: Поль Монтэгю и троюродный братъ ея, Роджеръ Карбэри. Притомъ оба они были друзья между собой. Но объ этомъ уже сказано, теперь надо разсказать о длахъ и положеніи Монтэгю. Полю Монтэгю досталось отъ отца около 6000 фунтовъ. У него былъ дядя, тоже Мовтэгю, давно поселившійся въ Калифорніи и занимавшійся тамъ фермерствомъ. Поль, не кончивъ курса въ Оксфорд, вслдствіе нкоторой ссоры, за которую онъ былъ исключенъ, отправился въ Америку, къ дяд, надясь нажить себ фермерствомъ нчто боле 6000 фунтовъ. Поживъ въ Калифорніи, похозяйничавъ съ дядей, который принялъ его компаньономъ, наконецъ, чрезъ нсколько лтъ, не видя успха, ухалъ назадъ въ Англію, но своихъ 6000 фунтовъ отъ дяди получить не могъ, а вмсто того получилъ общаніе опредленнаго дохода съ этого капитала. Но доходъ этотъ уплачивался не регулярно. Черезъ годъ, Поль опять похалъ въ Калифорнію и ему удалось вырвать у дяди нсколько денегъ. Между тмъ, дядя Монтэгю имлъ другого компаньона, который назывался Гамильтонъ К. Фискеръ, этотъ, весьма изобртательный компаньонъ построилъ на общій счетъ мукомольную мельницу. Онъ же уладилъ дло между дядей и племянникомъ, совершивъ актъ, въ силу котораго они составляли одну фирму: ‘Фискеръ, Монтэгю и Монтэгю’, капиталъ Поля оставался въ дл, а ему долженъ былъ производиться ежегодный доходъ въ 12%. Поль терпть не могъ Фискера и охотно взялъ бы свои 6000 фунтовъ назадъ, но не могъ, а потому долженъ былъ возвратиться въ Англію членомъ американской фирмы.

Въ моментъ разсказа, Фискеръ неожиданно пріхалъ въ Лондонъ, узналъ отъ Поля Монтэгю, что тотъ былъ разъ на бал у Мельмота, и вытребовалъ у него рекомендательное письмо себ къ Мельмоту, для предложенія великому капиталисту проекта объ учрежденіи компаніи для постройки желзной дороги отъ линіи, соединяющей Санъ-Франсиско и Чикаго, чрезъ области Новую Мехику и Аризону, на территорію Мехиканской республики, на городъ Мехико и затмъ къ порту Вера-Крусъ. Никакихъ предварительныхъ изысканій еще сдлано не было, но была уже получена концессія сверо-американскаго конгресса и сдлано сношеніе съ правительствомъ мехиканскимъ. Во всякомъ случа, нa-лицо были — красиво разрисованныя карты, съ видомъ поздовъ, снующихъ по берегамъ ркъ, уходящихъ въ туннели и выходящихъ изъ нихъ, съ изящными брошюрами, излагавшими программу предпріятія, на всемъ этомъ, въ разныхъ видныхъ мстахъ, красовалась фирма ‘Фискеръ, Монтэгю и Монтэгю’. Поль сперва испугался, особенно когда узналъ, что мельница уже продана, и догадался, что вс эти красивыя издлія типографскаго и литографскаго искусствъ были оплачены частью изъ его же денегъ. Но дло было уже сдлано, а между тмъ, Фискеръ предлагалъ ему быть представителемъ этой желзно-дорожной фирмы въ Англіи и уврялъ его, что весь его капиталъ ничто въ сравненіи съ доходомъ, какой онъ можетъ получить на первыхъ же порахъ.

— Откуда же возьмутся деньги?— спросилъ онъ.

— Откуда деньги, сэръ? Какъ вы полагаете, откуда они берутся во всхъ подобныхъ предпріятіяхъ? Если удастся пустить акціи въ ходъ, то денегъ будетъ довольно. Мы сами удерживаемъ ихъ въ нашихъ рукахъ на три милліона долларовъ, пріобртая ихъ по номинальной цн. Пусть он поднимутся только до 110, мы продаемъ до этой цн и изъ вырученныхъ денегъ уплачиваемъ по 100 за взятыя нами акціи. Вдь уже по 110 это составитъ 300 тысячъ долларовъ, но мы сдлаемъ лучше. Мн положительно необходимо видться съ Мельмотомъ.

Фискеръ получилъ письмо отъ Поля Монтэгю къ Мельмоту, имлъ свиданіе съ великимъ капиталистомъ, показалъ ему свою концессію, карты и чертежи, предложилъ ему быть учредителемъ и предсдателемъ правленія общества этой дороги въ Англіи предоставивъ ему назначить по усмотрнію его, Мельмота, прочихъ членовъ правленія, съ условіемъ, чтобъ въ числ ихъ былъ Поль Монтэгю, членъ американской фирмы, и — имлъ успхъ. Въ сущности, онъ предоставлялъ Мельмоту длать что угодно съ почти неограниченнымъ количествомъ акцій, лишь бы Мельмотъ далъ свое имя, свою поддержку, чтобы пустить ихъ въ ходъ, создать имъ цнность на бирж. О самой постройк желзной дороги заботились, конечно, наимене, если даже вообще и думали о ней сколько-нибудь. Послднія опасенія Поля Монтэгю за его капиталы были разсяны Фискеромъ, въ такихъ словахъ: ‘помилуйте, да если бы даже это предпріятіе лопнуло, то изъ обломковъ его, изъ его несостоятельности, для васъ уцлло бы несравненно больше того, что мы съ вами когда-либо бы пріобрли на ваши нищенскія тысячи долларовъ путемъ правильной торговли’. Чрезъ дв недли посл прізда Фискера въ Лондонъ, предпріятіе было пущено въ Англіи, и англійская компанія составлена, съ правленіемъ, котораго предсдателемъ былъ г. Мельмоть. Членами правленія были назначены лордъ Альфредъ Грендолль, сэръ Феликсъ Карбэри, баронетъ, Самуилъ Когенлюпъ, эсквайръ, членъ парламента за Стейнсъ, и г. Поль Монтэгю, членъ американской фирмы учредителей ‘Фискеръ, Монтэгю и Монтэгю’. Акціи весьма скоро пошли вверхъ. Лорду Альфреду Мельмотъ предоставилъ нкоторое количество акцій въ полное распоряженіе, и тотъ, конечно, поспшилъ продать ихъ, Поль Монтэгю также получилъ акцій соотвтственно своему капиталу и сумм произведенныхъ за акціи взносовъ. Но когда члены правленія, лордъ Ниддердэль и сэръ Феликсъ Карбэри стали просить, чтобы и имъ были выданы акціи, въ силу которыхъ они значились членами правленія, то Мельмотъ объяснилъ имъ, что акціи эти записаны за ними только номинально, въ томъ предположеніи, что они когда-нибудь произведутъ слдующіе по нимъ взносы, отданы же быть имъ въ руки он могутъ только въ такомъ случа, если они внесутъ въ дло соотвтствующій собственный капиталъ. Этотъ отвтъ имлъ послдствіемъ сдлку Феликса Карбэри съ молодымъ Лонгестаффомъ.

Партнеръ сэра Феликса Карбэри въ ‘Медвжьей Ям’, Адольфъ Лонгестаффъ былъ въ проигрыш баронету свыше 1000 фунтовъ. Таковъ былъ разсчетъ между ними въ то время, когда Мельмотъ сталъ покупать у Лонгестаффа-отца родовое имніе его, Пиккерингъ. Это имніе, по англійскимъ законамъ, не могло быть продано безъ согласія ближайшаго наслдника, а наслдникомъ и былъ сынъ Лонгестаффа Адольфъ или Долли, какъ его фамильярно звали. Но Долли былъ замчателенъ тмъ, что онъ постоянно ссорился съ отцомъ. Онъ ни къ кому не былъ особенно придирчивъ, кром какъ къ отцу, вс распоряженія отца казались ему ошибочны, и онъ старался, по крайней мр, извлечь изъ нихъ личную для себя выгоду. Однажды Феликсъ Карбэри сообщилъ ему, по секрету, что видлъ, какъ Майльсъ Грендолль передергивалъ варты въ игр, когда вс были на-весел. Долли Лонгестаффъ не только не выказалъ намренія придраться за это въ Майльсу, но, наобороть, былъ очень не доволенъ тмъ, что Карбэри сообщилъ ему о своемъ открытіи: отчего именно ему — а не Ниддердэлю или кому другому, напримръ? Когда же Карбэри спросилъ его, неужели и посл этого онъ будетъ играть съ Майльсомъ, который вдобавокъ никогда не платитъ даже карточныхъ долговъ, то Долли Лонгестаффъ только сказалъ, ‘что-жъ длать бдняг, когда ему платить нечмъ?’ Такъ добродушенъ оказывался Долли въ этомъ случа. Но когда потребовалось его согласіе для продажи имнія, то онъ напрямки сказалъ отцу, что согласится не иначе, какъ получивъ въ руки, на свою часть, ‘половину добычи’, то-есть 25 т. фунтовъ изъ 50 тысячъ, на каковую сумму продавалось имніе. Отецъ сталь сердиться и усовщевать это, а онъ пригрозилъ отцу своимъ адвокатомъ, мистеромъ Сквёркомомъ, котораго Лонгестаффъ сильно побаивался, видя въ немъ нкій Дамокловъ мечъ, повшенный надъ его головою собственнымъ его сыномъ.

— Хоть и жалко продавать родовое, — говорилъ Долли Лонгестаффъ Феликсу Карбэри, — но, разумется, слдуетъ продать Пиккерингъ. Вдь имніе даетъ намъ три процента, а старикъ занимаетъ деньги по 6-ти, а я занимаю по 25-ти. Но я не выпущу его изъ своихъ рукъ иначе, какъ получивъ 25 тысячь на свою долю, этой суммой я покрою долги на имніе, которымъ я владю, и которое досталось мн отъ матери. Тогда у меня опять — широкій кредитъ и такъ дале. Теперь я слышу, старикъ подается, и Мельмоту извстно, что я долженъ получить съ него. Стало быть, если деньги вамъ такъ нужны, какъ вы говорите, такъ мы подемъ въ Мельмоту вмст и онъ возьметъ мой долгъ вамъ на себя или устроитъ это иначе, какъ тамъ слдуетъ.

Такъ и было ршено. Феликсъ Карбэри потому и напомнилъ Лонгестаффу о карточномъ долг, что слышалъ о предстоявшей продаж имнія Лонгестаффовъ. А ему хотлось получить деньги съ особой цлью. Видя, что Поль Монтэгю, который вступилъ въ компанію мехиканской дороги съ малымъ капиталомъ, получилъ акціи и продавалъ ихъ съ барышомъ, Феликсъ Карбэри, имвшій досел только номинально акціи, въ качеств номинальнаго же члена правленія, желалъ купить нкоторое количество этихъ акцій и потомъ продавать ихъ, какъ Поль Монтегю, только умне его: продавать по цн высокой, а когда он упадутъ — опять покупать ихъ, потомъ, выждавъ повышеніе, опять продавать ихъ, — все продавать и покупать, постоянно съ выгодою. Вдь это могло составитъ почти регулярный доходъ. Дло очевидно стоило того, чтобы положить въ него 1000 фунтовъ и получать съ нихъ, можетъ быть, годовой доходъ въ ту же сумму.

Когда они явились въ контору Мельмота въ Сити, великій капиталистъ принялъ ихъ съ любезностью, разумется, не было и намека на Мэри и на ‘собственность’ баронета. Г. Мельмотъ легко понялъ, въ чемъ было дло молодыхъ людей, не сдлалъ никакого вопроса, нашелъ все естественнымъ и посредствомъ всего двухъ подписей Долли Лонгестаффа и одной Феликса Карбэри дло было устроено: этой простой процедурой уже было произведено то, что г. Адольфъ Лонгестаффъ уплатилъ сэру Феликсу Карбэри одну тысячу фунтовъ стерлинговъ, а сэръ Феликсъ доврилъ г. Мельмоту одну тысячу фунтовъ же стерлинговъ, для пріобртенія по курсу акцій желзной дороги на означенную сумму. Когда это было сдлано, сэръ Феликсъ хотлъ-было разъяснить свои финансовые виды Мельмоту, на счетъ намренія продавать и покупать опять и т. д., но Мельмоть, несмотря на полную предупредительность, не могъ вникать въ подробности: все было въ порядк, а тамъ, какъ угодно.— ‘Вы пожелаете посл снова продать? — очень хорошо, — мы будемъ слдить за курсомъ для васъ’. Когда молодые люди выходили изъ конторы Мельмота, то едва-ли они даже отдавали себ ясный отчетъ, кто о чмъ обязался, хотя знали, что одинъ изъ нихъ заплатилъ другому, а другой пріобртаетъ акціи.

— Однако, отчего же онъ не далъ вамъ квитанціи? — спросилъ Долли, когда они шли въ направленіи къ западнымъ частямъ города.

— Что-жъ, я полагаю, у него это будетъ врно, — сказалъ сэръ Феликсъ.

— Еще бы. Ему тысяча фунтовъ все-равно что намъ два шиллинга съ половиной. Конечно, у него — врно. А все-таки онъ, знаете, — естественнйшій мошенникъ.— При такомъ замчаніи, сэръ Феликсъ едва не пожаллъ о своихъ тысяч фунтахъ.

Дла Мельмота ршительно шли въ гору. Компанія желзной дороги отъ Тихаго океана въ Мехику (South-Central-Pacific and Mexican railway — таковъ былъ ея полный титулъ) имла огромный успхъ. Новые потоки денегъ устремились въ кассы Мельмота, уже прежде, повидимому, вмщавшія несмтные капиталы или обязательства, представлявшія капиталы, Потомъ, во всхъ газетахъ, которыя уже пріучались слдить за каждымъ шагомъ милліонера, котораго молва выставляла богатйшимъ человкомъ въ богатой Англіи, было сообщено, что г. Мельмотъ пріобрлъ покупкою отъ г. Лонгестаффа великолпное имніе Пиккерингъ и что домъ въ томъ имніи уже наполненъ столярами и обойщиками, которымъ было поручено придать ему роскошную отдлку, необходимую для проживанія тамъ семейства Мельмота. Затмъ — въ Уэстминстер, то-есть части Лондона, явилась вакансія члена палаты общинъ, и Мельмотъ выступилъ кандидатомъ на избраніе въ члены парламента, кандидатомъ консервативной партіи, и громадное богатство такого кандидата обезпечило ему успхъ. Но это было еще не все. Въ то время Лондонъ былъ удостоенъ присутствія въ его стнахъ властителя небесной имперіи. Все, что могли сдлать правительство и вс сословія для оказанія великолпнаго пріема столь великолпному монарху, было длаемо, ему показывали театры, музеи, армію и флотъ, въ честь его давались всевозможныя оффиціальныя празднества, между ними былъ и торжественный обдъ въ оффиціальной резиденціи лондонскаго муниципалитета. Но оказалось еще необходимымъ показать китайскому императору представителей торговаго могущества Великобританіи, такъ-сказать — неоффиціально, въ ихъ частномъ быту, чтобы дать богдыхану понятіе, каково должно быть величіе страны, въ которой простые купцы живутъ съ истинно-царскимъ великолпіемъ. Для этого нужно было найти такого негоціанта въ Сити, который могъ бы и хотлъ бы, считалъ бы почему-либо для себя выгоднымъ — издержать десятки тысячъ фунтовъ на такое дло, какъ частный пиръ въ честь китайскаго императора, пиръ, на которомъ, разумется, присутствовали бы не только первые негоціанты Сити и лордъ меръ, но и королевская фамилія, и министерство, и самъ сынъ неба и братъ солнца.

Таковъ былъ именно — Мельмотъ. Подобное историческое торжество въ его дом еще боле, чмъ самое избраніе въ парламентъ, могло окончательно утвердить его положеніе, покорить ему навсегда лучшій цвтъ англійскаго общества. Мельмотъ вызвался взять на себя этотъ обдъ, и предложеніе его было принято. Въ половин іюня дло было ршено и обдъ назначенъ на понедльникъ, 8-го іюля, но весь лондонскій свтъ уже за три недли до обда сталъ говорить о немъ и добиваться пригласительныхъ билетовъ. Не было вліянія и интриги, которыя бы не были пущены въ ходъ, чтобы добиться этой чести. Кто не могъ разсчитывать на самое высокое отличіе — сидть за этимъ обдомъ, вымаливалъ себ приглашеніе на раутъ, имвшій послдовать за обдомъ. Для распредленія билетовъ былъ устроенъ организаторами особый комитетъ, такъ какъ дло это, разумется, требовало величайшей внимательности и осмотрительности, нельзя же было всякаго посадить за столъ съ королевскою фамиліей. Приглашены были, конечно, министры и ихъ жены, но такъ какъ консерваторы были въ то время въ оппозиціи, а Мельмотъ выступалъ консервативнымъ кандидатомъ на выборы, то необходимо было пригласить еще полный ‘кабинетъ будущности’, составленный изъ виднйшихъ консерваторовъ — претендентовъ на министерскія мста и консервативныхъ супругъ этихъ будущихъ министровъ. Затмъ приглашены были пять посланниковъ и посланницъ, десять милйшихъ пэровъ Лондона съ ихъ супругами, и пятнадцать крупнйшихъ негоціантовъ изъ Сити. Сочтено было также необходимымъ пригласить на банкетъ трехъ мудрецовъ, двухъ поэтовъ, трехъ независимыхъ членовъ палаты общинъ, двухъ членовъ королевской академіи искусствъ, трехъ издателей газетъ, одного знаменитаго путешественника по Африк, который только-что возвратился оттуда, и одного романиста, но джентльмэны всхъ этихъ послднихъ категорій были приглашены въ вид не женатыхъ, то-есть безъ супругъ, которые могли у нихъ быть. Три билета оставлены были про запасъ на случай неожидаемаго появленія въ числ кандидатовъ на обдъ такихъ особенно-надодливыхъ людей, которые имли бы средства произвесть большія непріятности. Наконецъ, десять билетовъ были оставлены въ рукахъ самого хозяина для его родственниковъ и друзей. Что касается раута, то пригласительныхъ билетовъ собственно на раутъ, безъ обда, было выпущено восемьсотъ. Изъ-за этихъ-то послднихъ билетовъ и происходило наиболе борьбы и возни всякаго рода. Приглашенія на обдъ — какъ уже показано — были распредлены съ дипломатической мудростью между силами признанными и авторитетами безспорными, въ соотвтствующемъ каждому размр. Оттого на распредленіе ихъ и не было слышно жалобъ. Королевская фамилія, посланники и пэры не жаловались, а жены пэровъ если и жаловались, то ихъ жалобы только сливались съ потокомъ дамскихъ жалобъ относительно приглашеній на раутъ. Три мудреца были избраны по лтамъ, поэтъ, носившій титулъ придворнаго лавреата, конечно, былъ приглашенъ, а съ нимъ и второй поэтъ, считавшійся его соперникомъ. Относительно академиковъ не было сомннія, такъ какъ только двое изъ нихъ писали въ тотъ годъ портреты членовъ королевскаго дома, ихъ обоихъ и включили въ списокъ. Не трудно было избрать и троихъ независимыхъ {Не принадлежащихъ къ партіямъ.} членовъ палаты общинъ, такъ какъ въ то время было именно только трое дерзкихъ и особенно-непріятныхъ независимыхъ членовъ въ парламент. Что въ числ издателей газетъ были приглашены г. Альфъ и г. Броунъ, это никого не удивило, но были нкоторыя ироническія недоумнія по поводу того факта, что третьимъ былъ приглашенъ г. Букеръ. Почему онъ, будучи только редакторомъ, удостоился этой чести? Ужъ не оттого ли, что онъ хвалилъ переводъ Катулла, сдланный первымъ министромъ въ часы досуга? {Гладстонъ переводилъ Гомера.} Африканскій путешественникъ самъ себя избралъ — тмъ, что пережилъ вс опасности и возвратился домой. Избранъ былъ одинъ романистъ, но такъ какъ въ моментъ разсылки приглашеній потребовался лишній билетъ для двора, то этого джентльмэна пригласили только на вечеръ. Его гордое сердце не перенесло этого равнодушно, и онъ впослдствіи насмхался надъ празднествомъ дружно съ своими собратьями.

Между тмъ, Мельмота безпокоили домашнія дла. Переговоры между нимъ и маркизомъ Ольдъ-Рекки о женитьб сына маркиза, лорда Ниддердэля на Мэри возобновились и привели, наконецъ, къ результату. Мельмотъ предлагалъ теперь нсколько меньше, чмъ прежде, потому что уже не имлъ такой нужды въ поддержк со стороны маркиза въ свт, какъ прежде, Мелмотъ сталъ уже признанною силой, а Ниддердэлю деньги были еще нужне, чмъ прежде, поэтому и онъ, и отецъ его, въ виду измнившагося положенія Мельмота, стали мене требовательны. Условлено было, что на Мэри и ея старшаго сына будетъ записанъ капиталъ съ ежегоднымъ доходомъ въ 15-ть тысячъ фунтовъ, а 20-ть тысячъ фунтовъ будутъ даны прямо въ руки Ниддердэлю, чрезъ шесть мсяцевъ посл свадьбы. Сверхъ того, Мельмотъ обязался купитъ и меблировать новобрачнымъ домъ въ Лондон. Все это было условлено, но дло все-таки не устроивалось вслдствіе положительнаго отказа Мэри. Прежде она дала свое согласіе, но согласіе это было уничтожено тмъ, что эти отцы, т.-е. Мельмоть и маркизъ, разошлись, и мысль объ этою брак была оставлена, какъ казалось, совсмъ. Теперь Мэри прямо объявила и отцу своему, и лорду Ниддердэлю, что она перемнила мнніе, хотя отецъ гнвно твердилъ ей, что ея мнніе тутъ не при чемъ.

— Объ этомъ нечего и говорить, папа, — сказала она, — такъ какъ я не люблю его.

— Это по случаю того, другого негодяя?— грозно спросилъ Мельмотъ.

— Если вы разумете — сэра Феликса Карбэри, то да, по случаю его. Вдь онъ говорилъ съ вами, а слдовательно и мн молчать нечего.

— И помрете оба съ голоду, вотъ и все.— Ему было некогда, онъ взялъ ее за плечи и встряхнулъ.

— Вотъ, ей-Богу, — закричалъ онъ, — если ты заартачишься посл всего, что я для тебя сдлалъ, я заставлю тебя пострадать за это. Ты глупа, вдь этотъ человкъ — нищій. Вдь ему не на что юбку купить или пару чулокъ. Вдь онъ смотритъ только на то, чего у тебя-то еще нтъ, и никогда не будетъ, если ты выйдешь за него. Онъ денегъ хочетъ, денегъ, а не тебя, дура ты.

Но посл этого разговора она еще боле утвердилась въ своемъ намреніи. Между тмъ, молодой лордъ, устроивъ все съ ея отцомъ, не ожидалъ съ ея стороны особенныхъ затрудненій, онъ думалъ, что съ ней легко будетъ поправить дло. Краснорчиваго любовника онъ представлять не умлъ, но былъ человкъ добродушный, по своей природ наклонный къ тому, чтобъ искать всмъ понравиться и не склонный къ тому, чтобы кому-либо длать непріятности. Онъ все могъ прощать и охотно длалъ всякому одолженіе, если только это не требовало отъ него особаго груда.

— Ну что, миссъ Мельмотъ, — спросилъ онъ двушку:— папеньки — народъ строгій, не такъ ли?

— Вашъ папа строгъ, милордъ?

— То-есть, я хочу сказать, что сынкамъ и дочкамъ приходится покоряться имъ. Думаю, вы понимаете, что я хочу сказать. Я вдь, въ тотъ разъ, въ душ питалъ къ вамъ нжнйшія чувства, право питалъ.

— Надюсь, вы не были слишкомъ огорчены, лордъ Ниддердэль.

— Вотъ это похоже на женщину, совсмъ похоже. Да разв мы можемъ жениться безъ согласія давшихъ намъ бытіе?

— Да и съ согласіемъ ихъ не можемъ, — сказала Мэри, нсколько разъ наклонивъ голову.

— На счеть этого — не знаю. Тамъ было тогда какое-то недоразумніе — съ чьей стороны, право не знаю. (Недоразумніе было съ его же стороны, такъ какъ онъ требовалъ наличныхъ денегъ). Но теперь все въ порядк. Старички сошлись между собой. Не можемъ ли мы составить-таки партію, миссъ Мельмотъ?

— Нтъ, лордъ Ниддердэль, не думаю.

— Вы говорите кто серьёзно?

— Серьёзно, милордъ. Когда объ этомъ была рчь въ первый разъ, я не знала, — теперь я лучше понимаю вещи.

— И узнали кого-нибудь, кто больше вамъ понравился, чмъ я?

— Я не говорю объ этомъ, лордъ Ниддердэль. Мн кажется, вамъ не слдовало бы осуждать меня, милордъ.

— Конечно, нтъ.

— Прежде было говорено, но вдь вы сами первый отступили, разв не такъ?

— Отступили-то, кажется, папеньки.

— Папеньки, вроятно, имютъ право отступать. Но я не думаю, чтобы который-нибудь папенька имлъ право принудить кого-либо къ браку съ кмъ-либо.

— Въ этомъ и съ вами согласенъ, — даже совершенно согласенъ, — сказалъ лордъ Ниддердэль.

— И никакой папенька не можетъ принудить къ этому меня. Я много думала посл того, и вотъ къ какому убжденію пришла.

— Но я не вижу, почему бы вамъ не выдти за меня по другой причин — ну, вотъ хоть по такой причин, еслибы я вамъ нравился.

— Да потому — что этого нтъ. То-есть — вы собственно нравитесь мн, лордъ Ниддердэлъ.

— Благодарю — много, много разъ.

— Вы мн очень нравитесь, — но только выдти за человка замужъ, — это, знаете, другое дло.

— Это, конечно, — резонъ, отчасти.

— И я даже, пожалуй, скажу вамъ, — прибавила Мэри съ выраженіемъ почти торжественнымъ, — такъ какъ вы добры и не захотите впутать меня въ непріятности, если это отъ васъ зависитъ, — что мн нравится нкто другой, и еще какъ!

— Вотъ я это самое и предполагалъ.

— Вотъ это и есть.

— Какая жалость, однако. Папеньки все это ужъ было устроили, и мы ужасно бы весело зажили. Всякіе тамъ вкусныя фантазіи, на которые бы вы пошли, и я бы на нихъ пошелъ. И хотя вашъ-то папенька немножко и притснилъ насъ насчетъ финансовъ, однако денегъ намъ бы все-таки хватило на все это. А вы не подумаете объ этомъ еще разъ?

— Я вамъ сказала, милордъ, я — влюблена.

— О, а, — да… Вотъ что вы хотли сказать. Ужасная досада. Вотъ и все. Я все-таки пріду къ вамъ на вечеръ, если вы пришлете мн билетъ.

И молодой лордъ ухалъ, не совсмъ однако потерявъ надежду, что, въ конц-концовъ, свадьба все-таки можетъ состояться. При всякихъ длахъ, — такъ думалъ Ниддердэль, — обыкновенно бываютъ разныя скучныя препирательства, пока наконецъ все устроится.

VI.

За нсколько дней передъ этимъ разговоромъ, произошелъ странный случай: г. Броунъ сдлалъ самой лэди Карбэри формальное брачное предложеніе и получилъ отказъ, за который потомъ, обдумавъ хорошенько, былъ ей искренно благодаренъ. Поводомъ къ отказу лэди Карбэри былъ все тотъ же обожаемый ею сынокъ, сэръ Феликсъ Карбэри, она жила для него, мужъ стснилъ бы ее, а его, по всей вроятности, прогналъ бы изъ дому. Но она еще врила въ возможность для Феликса блестящей будущности. Слдуя ея внушеніямъ, получивъ отъ Мэри Мельмотъ полное признаніе въ любви и встртивъ ршительный отказъ со стороны Мельмота, онъ ршился наконецъ рискнуть всмъ или почти всмъ — увезть Мэри и обвнчаться съ нею тайно. Мать его, леди Карбэри, уврила его, что Мельмоть долженъ будетъ простить дочь, такъ какъ ему некому больше оставитъ свое состояніе. Но баронетъ имлъ въ виду еще нкоторые факты, неизвстные матери, побудившіе его къ ршительному шагу. Во-первыхъ, вс деньги, какія онъ досел добылъ изъ картъ, онъ снесъ на покупку акцій, а между тмъ выдачи акцій отъ Мельмота досел не добился, во-вторыхъ, ему въ игр боле не везло и у него не было денегъ, въ-третьихъ, отъ узналъ отъ Мэри Мельмоть, что у нея былъ отдльный капиталъ въ нсколько десятковъ тысячъ фунтовъ, отложенный на ея имя въ банкъ въ то время, когда Мельмотъ не былъ увренъ въ своей будущности и счелъ необходимымъ на всякій случай скрыть для себ средства въ капитал, внесенномъ на имя дочери.

Мэри Мельмотъ сама двигала своего обожателя на смлый шагъ, объяснила ему даже какъ можно было устроить бгство, при помощи ея гувернантки, мадамъ Дидонъ, за вознагражденіе. При этомъ Мэри выказала замчательную твердость воли и практическій умъ. Условлено было, что миссъ Мельмоть тайно удетъ съ мадамъ Дидонъ въ Ливерпуль ко времени отплытія парохода изъ этого порта въ Нью-Йоркъ, что Феликсь послдуетъ за ними въ другомъ позд и подойдеть къ нимъ на пароход уже только тогда, когда берегъ скроется изъ виду, что затмъ они повнчаются тамъ же, на пароход, если найдутъ пастора, или въ Нью-Йорк. Билеты на пароходъ были уже взяты. Узнавъ, что у Феликса Карбэри въ ту минуту не было денегъ, миссъ Мельмотъ даже прислала ему съ мадамъ Дидонъ 250 фунтовъ, полученныхъ изъ банка по чеку, подписанному Мельмотомъ и данному имъ въ числ безчисленныхъ чековъ, которые онъ выдавалъ жен на веденіе хозяйства, экипажи, наряды и т. д.

Но съ сэромъ Феликсомъ случилось несчастіе. Денегъ у него уже давненько не было и давненько онъ не игралъ въ карты. Впрочемъ, онъ сознавалъ опасность хать въ ‘Медвжью Яму’: что, еслибы онъ проигралъ эти деньги? Но его тянуло въ клубъ. Въ понедльникъ онъ получилъ деньги, въ четвергъ онъ долженъ былъ хать въ Ливерпуль съ поздомъ, отходившимъ въ пять часовъ пополудни изъ Лондона и приходившимъ въ Ливерпуль въ 11-мъ часу вечера, пароходъ отправлялся рано утромъ на слдующій день. Въ понедльникъ сэръ Феликсъ захалъ въ клубъ, но не игралъ, во вторникъ онъ выпросилъ еще у матери послдніе ея 50 фунтовъ, сообщивъ ей о своемъ план, въ среду онъ пошелъ не въ клубъ, но на музыкальный вечеръ, въ извстномъ народномъ зал, разсчитывая встртить тамъ одну двицу, бжавшую за нимъ въ Лондонъ изъ деревни, но не встртилъ. Только тогда онъ кончилъ тмъ, что похалъ-таки въ клубъ. Тамъ онъ засталъ игру, притомъ игру на наличныя деньги, и сталъ играть. Къ тремъ часамъ ночи онъ проигралъ сто фунтовъ, и продолжая игру на другой день, принеся свой чемоданъ въ клубъ. Къ часу ночи онъ проигралъ еще двсти фунтовъ, то-есть все, что у него было. Это было въ часъ ночи, между тмъ какъ ему еще въ пять часовъ вечера слдовало хать въ Ливерпуль и ночевать тамъ въ ожиданіи парохода. Но проигрывая и проигрывая, и надясь отыграться, сэръ Феликсъ все утшалъ себя мыслью, что онъ изъ клуба ночью отправится прямо въ Ливерпуль со слдующимъ поздомъ и еще поспетъ къ пароходу, лишь бы только вернуть деньги, безъ которыхъ нельзя было и хать въ Нью-Йоркъ, потому что не на что было бы жить тамъ. Наконецъ, проигравъ все, онъ вышелъ пьяный изъ клуба, помня только свое горе, но не помня направленія улицъ, шелъ, спотыкался и сбивался съ дороги, зашелъ Богъ знаетъ куда, вспомнивъ, что чемоданъ его въ клуб, онъ хотлъ вернуться въ клубъ, его на половин Бондъ-Стрита споткнулся. Подошелъ полисменъ съ разспросами, Феликсъ долженъ былъ сказать ему гд живетъ, и, однажды сказавъ свой адресъ, уже не почувствовалъ въ себ силы вернуться въ клубъ, взять вещи и хать въ Ливерпуль. Въ седьмомъ часу утра онъ постучался домой. Лэди Карбэри была крайне удивлена, она думала, что онъ — въ Ливерпул.

— О, Феликсъ! — только воскликнула она.

— Все прр-пало, — сказалъ онъ, спотыкаясь на лстниц.

— Феликсъ, что случилось?

— Узнали!… будь они про-кляты! Ста….рикъ ост-н-вилъ насъ. — И пьяный онъ совралъ. А Мэри Мельмотъ, съ мадамъ Дидонъ, выйдя въ 10 час. 15 мин. на станцію въ Ливерпул, были остановлены полисменомъ, по телеграмм изъ Лондона, давшей полиціи право задержатъ миссъ Мельмотъ въ случа нужды, по длу о краж чека въ дом Мельмота. Къ утру, она возвратилась на станцію въ Лондон, гд ее ожидалъ экипажъ Мельмота. Пріхавъ домой, она немедленно была введена въ отцу. Мельмотъ кричалъ, дергалъ ее за руку, угрожалъ преслдовать баронета судомъ за кражу чека. Она объяснила, что деньги, полученныя по чеву, дала сэру Феликсу она сама. Отецъ требовалъ, чтобы она тутъ же общалась выдти за лорда Ниддердаля. Она отвтила:

— Этого не будетъ.

Тогда Мельмотъ трясъ ее до тхъ поръ, пока она стала кричать.

Бываетъ такъ, что какой-нибудь вздоръ неожиданно является препятствіемъ и даже немаловажнымъ препятствіемъ на пути къ достиженію великихъ цлей. Такъ любовь Мэри мшала ея отцу осуществитъ все еще важный для него планъ — породниться съ маркизомъ Ольдъ-Рекки, что, по мннію Мельмота, должно было какимъ-то необыкновеннымъ и непонятнымъ образомъ поставить его собственное, личное положеніе вн всякихъ подозрній. Другой вздоръ — жадность молодого Долли Лонгестаффа къ полученію какихъ-то глупыхъ 25 тысячъ фунтовъ, повела-таки къ тому, что этотъ легкомысленный молодой человкъ напустилъ своего нотаріуса Сквёркома на нотаріусовъ своего отца, а чрезъ нихъ на самого Мельмота. Нотаріусъ Сквёркомъ былъ совсмъ не похожъ на традиціонныхъ англійскихъ нотаріусовъ, въ ихъ торжественныхъ черныхъ фракахъ и вчныхъ безукоризненно блыхъ галстухахъ. Онъ былъ ‘новый’ нотаріусъ, какъ Мельмотъ былъ ‘новый’ негоціантъ, какъ Лонгестаффъ былъ ‘новый’ сквайръ, а герцогиня Стивенеджъ — герцогиня съ ‘новыми’ взглядами. О Сквёрком, какъ и о Мельмот, говорили, что онъ — еврей, то же самое говорили, съ большей достоврностью, о мистер Когенлюп, член парламента и член правленія знаменитой мехиканской дороги, о мистер Брегерт, который былъ впрочемъ негоціантъ уважаемый, хотя и дерзнулъ предложить руку и сердце одной изъ дочерей сквайра Лонгестаффа, объ издател ‘вечерней’ газеты г. Альф, о мистер Фоснер, который былъ экономомъ, кассиромъ и ростовщикомъ ‘Медвжьей Ямы’. Поводомъ къ такому слуху бываетъ именно фактъ, что человкъ взялся неизвстно откуда. Нотаріусъ Сквёркомъ носилъ цвтные жилеты и срые брюки, работалъ самъ и дйствовалъ очень скоро, въ противность всмъ англійскимъ понятіямъ веденія судебныхъ длъ вообще. Долли Лонгестаффъ узналъ, что отецъ его уже совершилъ купчую на Пиккерингъ съ Мельмотомъ, при помощи врительнаго письма своего сына и наслдника. Между тмъ Долли, хотя отецъ предлагалъ ему къ подписи разныя бумаги, относившіяся въ дламъ имнія, отлично помнилъ, что онъ этого врительнаго письма не подписалъ, отказавшись сдлать это до полученія общанныхъ ему 25 тысячъ фунтовъ. Сквёркомъ былъ увренъ, что Долли Лонгестаффъ говоритъ правду, а между тмъ узналъ стороною, что Мельмотъ, еще неуплативъ Лонгестаффу-отцу денегъ за Пиккерингъ, уже перезаложилъ это имніе въ полной сумм его цнности и получилъ деньги подъ эту закладную, узналъ еще, что значительное количество акцій мехиканской дороги было продано на бирж Когенлюпомъ, и еще, что Мельноть, занимавшійся, между прочимъ скупкою земель и домовъ въ восточныхъ кварталахъ Лондона, недавно продалъ значительные участки, даже половину цлой улицы, и долженъ былъ получить огромную сумму и отъ этой сдлки. Все это усилило подозрнія Сквёркома. Онъ сталъ дйствовать, чтобы разъяснить ихъ, но дйствовалъ такъ, что дйствія его породили непріятные для Мельмота слухи.

Приближался обдъ у Мельмота въ честь китайскаго императора, приближались выборы въ Уэстминстер, на которыхъ Мельмотъ являлся кандидатомъ, а между тмъ въ самомъ зданіи парламента говорили уже о слух, будто открыть подлогъ, совершенный Мельмотомъ съ купчею на имніе Лонгестаффа, иные предполагали даже, что великій финансистъ будетъ уже арестованъ полиціею какъ разъ въ то время, когда въ его дом будутъ кормить китайскаго императора. Замтка, составленная въ самыхъ неопредленныхъ выраженіяхъ, была уже пущена по этому предмету въ ‘вечерней’ газетъ г. Альфа, такъ какъ г. Альфъ выступалъ на выборахъ въ Уэстминстер противникомъ Мельмота, кандидатомъ либеральной партіи.

Такіе слухи вызвали сильное пониженіе въ достоинств пригласительныхъ билетовъ на знаменитый обдъ съ китайскимъ императоромъ. Никому не можетъ быть пріятно обдать въ дом человка, который завтра можетъ быть объявленъ мошенникомъ судебнымъ порядкомъ. Тмъ мене это могло быть пріятно правительству, которое включило обдъ у Мельмота въ программу увеселеній брата солнца и испросило уже присутствіе на этомъ обд королевской фамиліи, наконецъ обязалось само присутствовать тамъ же. Вождь оппозиціи имлъ по этому случаю частный разговоръ съ первымъ министромъ, но оба ршили, что теперь уже поздно длать измненіе, что свезть высокихъ гостей къ человку, который оказался бы потомъ мошенникомъ, было бы, конечно, весьма не хорошо, но что еще хуже было бы сдлать внезапный отказъ и произвесть скандалъ на основаніи одного слуха, еслибы потомъ слухъ этотъ оказался ложнымъ. Но не на всхъ приглашенныхъ къ Мельмоту лежала столь тяжелая отвтственность и весьма многіе разсудили, что благоразумне не хать, чтобы тнь могущей быть катастрофы не пала на нихъ. Конечно, еслибы каждый изъ нихъ въ отдльности могъ имть увренность, что вс будутъ, то съ радостью похалъ бы и самъ показать себя, и жену, и дочерей, и ихъ брильянты, хотя бы у мошенника, но въ присутствіи китайскаго императора и королевскаго семейства. Но въ томъ-то и бда, что такой увренности нельзя было имть. Вдругъ случилось бы такъ, что мистеръ такой-то пріхалъ бы, а вс его знакомые, разные его, не пріхали бы, да въ послднюю минуту правительство одумалось бы, не пустило бы ни китайскаго императора, ни королевскаго семейства? Вдь тогда мистеръ такой-то сыгралъ бы плохую роль, чисто скомпрометтировалъ бы себя.

VII.

Мельмотъ самъ ничего не зналъ о слухахъ. Въ торжественный часъ, онъ поставилъ жену въ гостинной, а самъ вышелъ на лстницу. Ровно въ назначенное время прибыли высочайшіе гости, и они прибыли вс. Достойный сожалнія въ эту минуту китайскій императоръ — нельзя не пожалть о монарх, на котораго возлагаютъ подобный трудъ — выступалъ съ невозмутимымъ и внушавшимъ благоговйный страхъ выраженіемъ достоинства въ своемъ лик, предшествуемый г. Мельмотомъ, который шелъ задомъ впередъ, безпрестанно кланяясь и вроятно былъ принятъ императоромъ за особаго церемоніймейстера, избраннаго для этой роли именно на свое умнье ходить задомъ впередъ. Королевскіе принцы — которые тоже ничего не слыхали — вс подали руку Мельмоту, а принцессы почтили его наклоненіемъ головы. Сверхъ этихъ высочайшихъ гостей только немногіе высокіе гости били собраны съ ними въ гостинной нижняго этажа, и оттуда введены затмъ на верхъ въ залъ банкета. Прочіе гости собирались, подъ руководствомъ лорда Альфреда Грендолля, на другой половин, во второмъ этаж. Лордъ Альфредъ тоже ничего не зналъ. Все казалось обстояло благополучно, и Мельмоть чувствовалъ себя на высот величія: сегодня такое торжество, а завтра — выборы въ Уэстминстер, и вроятное его избраніе.

Но когда вс были выведены въ залъ банкета и сли за столъ, вдругъ оказались весьма замтные проблы. Человкъ двадцать приглашенныхъ, вмст съ женами, оказались отсутствующими, въ числ ихъ былъ лордъ-мэръ. Половина негоціантовъ изъ Сити, половина консервативныхъ членовъ палаты общинъ и нсколько лордовъ не пріхали. Были высочайшіе госги, министры, главные вожди консервативной партіи, архіепископъ, дв герцогини, и т. д., но тмъ не мене нсколько десятковъ незанятыхъ стульевъ бросались въ глаза и производили весьма непріятное впечатлніе. Лордъ Альфредъ Грендолль, уже только по прізд въ домъ Мельмота, узналъ отъ своего сына Майльза о слухахъ, распространившихся въ Сити и объ уклоненіи многихъ приглашенныхъ.

— Что это значитъ? — обратился Мельмотъ къ лорду Альфреду, который сидлъ съ нимъ рядомъ.— Отчего столько пустыхъ мстъ?

— Не знаю, — сказалъ лордъ Альфредъ, качая головой и упорно отказываясь взглянуть на собраніе.

— Что за чортъ, — продолжалъ Мельмотъ шопотомъ, — вдь вы распоряжались, вы увряли меня, что лишняго человка некуда будетъ втиснуть?

— Не знаю что сказать, — отвчалъ лордъ Альфредъ, впирая взглядъ въ собственную тарелку.

— Чортъ меня возьми, если я не разъясню этого. Какая-нибудь дьявольская путавица или обманъ, что-ли: гд сэръ Грегори Грейбъ?

— Вроятно, не пріхалъ.

— А гд же лордъ-мэръ?— забывъ о присутствіи величества, Мельмотъ тутъ повернулся бокомъ къ столу.— Я знаю мсто каждаго изъ нихъ. Гд же лордъ-мэръ?

— Не видалъ его.

— Гд г. Килльгру и сэръ Давидъ Боссъ? Да тутъ множества недостаетъ. Половины недостаетъ. Альфредъ, что же это такое?

— Право, не знаю. Вдь я не могъ заставить ихъ силой пріхать.— Лордъ Альфредъ, видя, что Мельмотъ вертится и что гости начинаютъ замчать это, наконецъ, сказалъ:— если вы будете длать скандалъ, я уйду. Сидите спокойно, въ свое время узнаете достаточно.— Но Мельмотъ сидлъ не долго, скоро онъ всталъ и пошелъ позади стульевъ своихъ гостей. Онъ обратился къ одному мистеру Тодду и спросилъ его, тотъ отвчалъ уклончиво:— ‘но я, видите, пріхалъ’.— Мельмотъ обратился къ одному изъ вождей консервативной партіи, съ тмъ же вопросомъ. Тотъ представилъ его своей жен, которая сидла рядомъ съ нимъ, а на вопросъ отвчалъ совершенно какъ мистеръ Тоддь: ‘но я, видите, пріхалъ’.

Между тмъ императоръ торжественно сидлъ. Вокругъ него сидли принцы и принцессы, вс они были родные и у всхъ было о чемъ говорить. Императоръ слушалъ ихъ, но самъ говорилъ мало. Его языкъ былъ языкъ манджурскій, одинъ переводчикъ передавалъ его слова на китайскомъ язык, другой переводчикъ передавалъ этотъ китайскій текстъ на англійскомъ язык, поэтому оживленнаго разговора у императора съ сосдями не было. Онъ сидлъ тутъ часа два, въ грозномъ, торжественномъ и молчаливомъ величіи, кушалъ мало — такъ какъ это не была его манера кушать, пилъ мало — такъ какъ это не была его манера пить, и быть можетъ въ ум удивлялся, къ чему, наконецъ, приходитъ міръ, когда китайскій императоръ вынужденъ вншними обстоятельствами сидть тутъ, слушая жужжанье разговоровъ и стукъ ножей съ вилками. ‘И это, — быть можетъ думалъ онъ, — здсь на Запад называется подобающею монархамъ почестью’.

Наконецъ, по какому-то знаку, кмъ-то данному, императора куда-то увели. Согласно программ, онъ и королевское семейство пили кофе въ особой комнат, а потомъ вышли опять наверхъ, въ залъ, чтобы показаться всей масс гостей, которыхъ ожидали на раутъ вскор посл обда. Все это было исполнено превосходно. Съ полчаса императоръ и другіе высочайшіе гости пробыли въ большомъ зал и удалились. А Мельмотъ сталъ блуждать по своему дому, отыскивая кого-то, и наконецъ нашелъ Майльза Грендолля.

— Скажите мн, что значитъ эта исторія? — спросилъ онъ.

— Исторія, какая?

— Вы вдь знаете: полно, вдь надо же сказать мн.

— Тамъ, въ Сити, что-то узнали, что-то толкуютъ о Пиккеринг.

— Толкуютъ, о… о Пиккерниг? Ну, и что же они говорятъ? Говорите же: неужели вы не понимаете, что мн все равно, какую ложь про меня распускаютъ?

— Да, говорять будто есть подлогъ какой-то, по купчей, что-ли.

— А, такъ я совершилъ подлогъ? Вотъ что они говорятъ! И лордъ-мэръ не пріхалъ ко мн въ домъ, принявъ мое приглашеніе, потому что слышалъ подобный разсказъ? Хорошо, Майльзъ, больше мн ничего не надо, — и милліонеръ удалился въ свой внутренніе аппартаменты.

Понятно, что слухи эти были подхвачены на другой день, на выборахъ. Но если ихъ распространяли въ надежд повредить избранію Мельмота, то ошиблись. Масса избирателей поврила агентамъ Мельмота, что слухи эти именно и были избирательными маневрами. Самъ Мельмотъ, человкъ, котораго не легко было сломить, человкъ, у котораго, во всякомъ случа, не было недостатка въ мужеств и энергіи для борьбы, явился передъ избирателями и произнесъ дв рчи. Рчи эти не были особенно убдительны или изящны, такъ какъ онъ въ сущности только все твердилъ: ‘пусть же они докажутъ, а они не доказали’, но мужество Мельмота ршило вопросъ въ его пользу, онъ былъ избранъ членомъ палаты общинъ за Уэстминстеръ. За то, подъ вліяніемъ слуховъ, акціи мехиканской дороги, которыя еще наканун стояли 115, въ день выборовъ вдругъ упали ниже пара. Мистеръ Когенлюпъ, наиболе близкій къ дламъ Мельмота, былъ въ отчаяніи. Но самъ Мельмоть не унывалъ, акціи — это было еще дло поправимое.

Сэръ Феликсъ Карбэри, посл обнаруженной имъ предъ самиъ собой и всмъ свтомъ несостоятельности въ предпріятіи увезть богатую наслдницу, долго сидлъ дома, по большей части валяясь на кровати. Денегъ не было, играть было нельзя, да и не ловко идти въ ‘Медвжью Яму’. Между тмъ, сестра его Генріетта, съ своей стороны давшая слово Полю Монтэгю, находилась въ это время въ большой тревог вслдствіе любезно сообщеннаго ей братцомъ факта, что Монтэгю общалъ одной американк жениться на ней, то-есть на американк, и постоянно посщалъ ее. Монтэгю въ это время уже не былъ членомъ правленія мехиканской желзной дороги. Онъ усплъ продать своя акціи еще по хорошему курсу и подалъ въ отставку. На его мсто Мельмотъ назначилъ въ правленіе Лонгестаффа-отца. Сэръ Феликсъ Карбэри, въ теченіе времени, еще до своей попытки увезть Мэри Мельмотъ, усплъ выпросить у Мельмота 400 фунтовъ деньгаии. Теперь, сидя безъ денегъ, онъ написалъ ему, требуя возвращенія остальныхъ 600 фунтовъ, такъ какь акціи онъ не получилъ. Это было уже посл выборовъ. Въ отвтъ на это пришелъ человкъ изъ конторы Мельмота, принесъ ему на 600 фунтовъ акцій мехиканской дороги и взялъ съ него росписку въ полномъ полученіи денегъ. Но этихъ акцій баронетъ не могъ продать, мнялы говорили ему, что он стоятъ, быть можетъ, половину своей цны, но отказывались купить ихъ, такъ что онъ долженъ былъ оставить ихъ на коммсиссію, для продажи. Что касается самой Мэри, то она, разумется, узнала впослдствіи, что еслибы ее не задержали на станціи въ Ливерпул, она отправилась бы въ Америку одна съ мадамъ Дидонъ, такъ какъ женихъ ея вовсе не здилъ въ Ливерпуль. Она узнала и причину, узнала, что онъ проигралъ ея деньги и напился пьянъ. Но все это было бы для нея неважно, еслибы она знала, что ея Феликсъ любитъ ее. Но онъ былъ такъ холоденъ въ ихъ объясненіяхъ, что она не могла объяснить себ и проигрыша имъ ея денегъ, и пьянства, и непрізда въ Ливерпуль иначе, какъ именно полнымъ равнодушіемъ его къ ней. Убжденіе это усилилось въ ней, когда она увидла, что баронетъ не подавалъ боле признаковъ жизни, не искалъ съ ней встртиться и, очевидно, считалъ все дло конченнымъ.

Поэтому, встртясь на раут въ честь китайскаго императора съ леди Карбэри и ея дочерью, Мэри подошла къ Генріетт и созналась ей, что продолжаетъ всей душой любить ея брата, и просила ее прямо спросить сэра Феликса, любитъ, ли онъ ее или не любитъ, и считаетъ все между ними конченнымъ. Гетта исполнила ея желаніе, считая это долгомъ. Она переговорила съ братомъ, услышала отъ него самого то, въ чемъ впередъ была уврена, а именно, что лично до Мэри ему не было никакого дла и, вооружась геройствомъ, явилась сама въ домъ Мельмота, чтобы окончательно разуврить Мэри и возвратить ей спокойствіе и свободу.

— Такъ вы думаете, онъ не хочетъ попытаться снова? — допрашивала Мэри.

— Я убждена, что не хочетъ.

— Не понимаю, чего онъ боится. Я ничего не боюсь. Мы имли бы право открыто выдти съ нимъ изъ нашего дома. Папа могъ бы только прогнать меня, больше ничего. Я бы ршилась, еслибы только онъ…

— Мн нельзя слушать такихъ плановъ, — возразила Гетта, все еще не ршаясь прямо сказать этой двушк всю правду о своемъ брат и его расположенія,— право, мн нельзя слушать. Братъ мой положительно… не можетъ…

— Не можетъ любить меня, Гетта! Скажите прямо, если это правда.

— Это — правда.— Лицо Мэри измнилось, на немъ появилось суровое, гнвное и упрямое выраженіе, выраженіе самого Мельмота.— Мой другъ, я не хочу васъ огорчатъ, — поспшила прибавить Гетта, — но вдь вы настаиваете на томъ, чтобы знать правду.

— Да.

— Вдь мужчины не таковы, какъ мы.

— Какіе лгуны, какія низкія созданія они!— тихо проговорила Мэри.— Кто принуждалъ его лгать мн?.. Я не буду больше любить его, я стану его ненавидть, я нарочно выйду за другого, вотъ, когда онъ увидитъ, что я богатая, небось хоть досада его возьметъ.

— Вы лучше просто простите ему, — сказала Гетта.

— Никогда. И не говорите ему, что я простила, запрещаю вамъ говорить это. Я, если встрчу его, взгляну на него такъ, что онъ никогда не забудетъ моего взгляда. Но скажите мни, что, онъ такъ прямо и поручилъ вамъ передать мн, что меня не любитъ?

— Напрасно, право, я пришла.

— Нтъ, вы добры, что пришли, благодарю васъ за это. Но поручилъ онъ сказать, что не любить?

— Нтъ, не поручилъ сказать такъ.

— Такъ почему же вы знаете? Что же онъ сказалъ?

— Что все кончено.

— Потому что онъ боится папа? Да вы просто скажите мн, какъ по вашему убжденію… вы сами убждены или нтъ, то онъ не любить меня?

— Убждена.

— Тогда онъ — скотъ, вонъ онъ что такое. Такъ и скажите ему, что я сказала, что онъ — бездушный лжецъ, что я гоню его ногой.

И Мэри ударила ступней по ковру. Тутъ она стала говорить громко, какъ будто ей все равно, пусть слышитъ, кто хочетъ.

— Я презираю его, презираю. Вс они — скверные, но онъ — хуже всхъ. Папа меня бьетъ, но я сношу это. Мама ругаетъ меня, я и это сношу. Пусть бы онъ меня билъ, пусть бы онъ меня ругалъ, я бы это все переносила. Но думать, что все, все съ самаго начала, что онъ говорилъ — онъ лгалъ, этого я не могу перенесть.

Тутъ она расплакалась.

Чрезъ нсколько часовъ, въ тотъ же день, она вошла къ мадамъ Мельмотъ и сказала ей:

— Объявите папа, что я выйду за лорда Ниддердэля… Что я готова выдти за того человка, который мететъ улицу, за кого онъ хочетъ. Да, я выйду за лорда Ниддердэля. Но я же устрою ему хорошую жизнь. Онъ раскается, что когда-либо встртился со мной!

VIII.

Что бы ни говорили и что бы тамъ ни было въ дйствительности, но между тмъ Мельмотъ былъ членомъ парламента. Онъ былъ введенъ обычнымъ порядкомъ и слъ на одну изъ заднихъ скамей оппозиціи. Сперва онъ сидлъ безъ шляпы, но замтивъ, что почти вс сидли въ шляпахъ, онъ тоже накрылся. Сидлъ онъ съ часъ, съ любопытствомъ посматривая кругомъ себя. До того времени онъ никогда не видалъ парламента. Зала казалась ему гораздо меньше, чмъ она представлялась ему въ воображеніи и вовсе не такъ страшна. Ему казалось, что ораторы говорили себ совершенно просто, какъ говорятъ люди въ другихъ мстахъ. Нкоторые изъ нихъ вставали только на одну минуту, чтобы сказать нсколько словъ, и опять садились. Однимъ словомъ, представленіе было самое обыкновенное. Но вотъ одинъ джентльмэнъ поднялся и началъ длинную рчь. Уставъ смотрть вокругъ, Мельмотъ сталъ прислушиваться, и услышалъ слова очень ему знакомыя. Ораторъ предлагалъ добавочную статью къ торговому трактату и сильно возставалъ противъ разорительной несправедливости, какую могло представить допущеніе въ Англію безъ пошлины перчатокъ, фабрикуемыхъ въ такихъ странахъ, гд не существуетъ подоходнаго налога. Мельмотъ билъ равнодушенъ къ перчаткамъ и къ разоренію Англіи. Но при послдовавшихъ по этому предмету преніяхъ, возникъ вопросъ о цнности монеты, о размн и обращеніи шиллинговъ въ доллары и франки. Это дло Мельмотъ понималъ отлично, и навострилъ уши. Одинъ въ членовъ, нкто Броунъ (не издатель газеты), одинъ изъ тхъ негоціантовъ Сити, которые не пріхали къ нему на обдъ, хотя приняли его приглашеніе, стоялъ какъ разъ передъ нимъ, на его же сторон палаты, съ трудомъ мямлилъ нчто о своихъ собственныхъ финансовыхъ соображеніяхъ, и Мельмоту показалось, то онъ говорилъ о томъ, чего совершенно не понималъ. Вотъ былъ прекрасный случай показать себя и вмст отмстить Броуну, и наконецъ доказать свту, что враговъ своихъ въ Сити онъ, Мельмотъ, не боится. Правда, требовалось нкоторое мужество, чтобы выступать передъ палатой въ первый же день, не зная обычныхъ формъ. Но въ этомъ кризис своей карьеры онъ постоянно твердилъ себ, что ничто не должно приводить его въ замшательство, ни передъ чмъ онъ не долженъ отступить. Мельмотъ почти уже ршился говорить, однако все еще колебался, какъ вдругъ Броунъ слъ, и надлъ шляпу, безъ всякаго, повидимому, заключенія своей рчи. Въ первую минуту никто не всталъ, предметъ не требовалъ дальнйшихъ преній и вся палата понимала, что это — такой предметъ, по которому неизбжно было выслушать нсколькихъ членовъ-негоціантовъ, имвшихъ своихъ ‘коньковъ’, и затмъ продолжать обсужденіе главнаго вопроса.

Вдругъ Мельмотъ поднялся съ мста. Такая неслыханая новость, что новый членъ произносилъ рчь въ самый день своего вступленія въ палату и любопытство, окружавшее Мельмота въ то время вообще, вызвали всеобщее молчаніе и внимательность. Пронесся только шопотъ, свойства почти сочувственной смлости Мельмота. Но какъ только Мельмотъ всталъ и окинулъ взглядомъ палату, значительная доля смлости его оставила. Палата, вовсе не казавшаяся ему величественною въ то время, когда мямлилъ Броунъ, теперь вдругъ представилась ему внушающею страхъ, онъ увидлъ обращенные на себя глаза великихъ людей. Какъ Броунъ ни мямлилъ, его рчь все-таки вроятно была приготовлена дома, и такія рчи онъ произносилъ раза или четыре въ годъ, въ теченіе послднихъ пятнадцати лтъ. Мельмотъ же не зналъ, съ чего начать. Онъ полагалъ, что можетъ говорить такъ свободно, какъ говорилъ съ предсдательскаго кресла въ правленіи мехиканской дороги. Но теперь передъ нимъ былъ спикеръ и его три секретаря въ своихъ парикахъ, булава парламента, и — хуже всего — цлый рядъ государственныхъ людей на другой сторон палаты! На одно мгновеніе онъ даже позабылъ тотъ пунктъ преній, о которомъ хотлъ-было что-то сказать. Но въ этомъ человк было слишкомъ много мужества, чтобы отступить немедленно. Онъ былъ красенъ, чувствовалъ, что потетъ, сознавалъ свое смущеніе, но ршился прямо ударить въ самую суть дла и тмъ спасти себя отъ этого замшательства.

— Мистеръ Броунъ совершенно неправъ, — произнесъ онъ. Начавъ говорить, онъ даже не снялъ шляпы. Броунъ медленно обернулся и посмотрлъ на него съ нижней скамейки. Кто-то сзади тронулъ Мельмота пальцемъ и сказалъ ему снять шляпу. Раздался крикъ ‘къ порядку’, но Мельмотъ, разумется, не понималъ его значенія. ‘Да, вы неправы’, сказалъ онъ еще разъ, и притомъ съ гнвомъ, обращаясь уже лично въ бдному Броуну.

— Почтенный членъ, — произнесъ спикеръ самымъ добродушнымъ голосомъ, — вроятно еще не знаетъ, что ему не слдуетъ называть другого члена по имени. Ему слдовало бы относиться къ тому джентльмэну, о которомъ онъ упомянулъ, въ качеств почтеннаго члена за Уайтчепель. И ему слдовало бы еще, произнося рчь, обращаться не къ кому-либо изъ почтенныхъ членовъ, но къ президенту.

— Снимите же шляпу, — повторилъ добрый джентльмэнъ, сидвшій позади Мельмота.

Что было длать посреди столь сложныхъ наставленій, и возможно ли было исполнять ихъ и вмст удерживать въ памяти ту линію аргументаціи, которой онъ хотлъ слдовать? Шляпу онъ снялъ, и разумется, еще больше вспотлъ и сконфузился.

— То, что онъ сказалъ, было все неврно, — продолжалъ Мельмотъ:— а казалось бы, что негоціантъ изъ Сити, каковъ мистеръ Броунъ, могъ бы знать дло получше.

Тогда нсколько разъ повторился крикъ: ‘къ порядку’ и раздался громкій хохотъ на обихъ сторонахъ палаты. Ораторъ тмъ не мене все еще держался на ногахъ, собирая всю свою храбрость для новаго нападенія на Броуна, увряя себя, что никто не устрашитъ его. Но никакъ не могъ найти словъ. Наконецъ, онъ произнесъ: ‘мн этотъ вопросъ долженъ быть извстенъ’, — и слъ.

— Мы убждены, — сказалъ руководитель палаты, — что почтенному члену за Уэстминстеръ вопросъ хорошо извстенъ, и будемъ очень рады выслушать его замчанія. Палата, я увренъ, извинитъ незнакомство съ ея правилами въ новомъ член.

Но Мельмотъ не хотлъ боле встать. Имъ уже сдлано было большое усиліе, и во всякомъ случа онъ показалъ, что не боится показывать себя, несмотря на слухи. Онъ просидлъ на мст, пока послышалось обычное топанье, возвщавшее, что большая часть членовъ идетъ обдать.

— Ну, молодецъ же вы, — сказалъ ему Когенлюпъ, беря его подъ руку въ корридор.— А что, Лонгестаффу деньги уплачены?

— Вы, пожалуйста, не безпокойтесь о Лонгестафф, и о деньгахъ, — отвчалъ Мельмотъ, садясь въ экипажъ.— Когда люди играютъ въ такую игру, какъ мы съ вами, они должны понимать, что не слдуетъ имъ пугаться перваго встрчнаго слуха.

— О, конечно, — заключилъ Когенлюпъ,— надюсь, вы не думаете, что я боюсь чего-нибудь?— Но въ эту самую минуту г. Когенлюпъ обдумывалъ, какъ бы покинуть опасную почву Англіи, и гд бы найти такую страну, для которой не обязательно исполненіе требованій британской полиціи.— Когда Мельмотъ пріхалъ домой, мадамъ Мельмотъ сообщила ему, что Мэри согласна выдти замужъ за лорда Ниддердэля, но не передала ему, конечно, тхъ прибавокъ, какими Мэри украсила свое согласіе.

Что же было врнаго въ слухахъ, распространенныхъ о Мельмот? Не будемъ говорить о другихъ длахъ, кром покупки имнія Лонгестаффа, главное обвиненіе заключалось въ подлог по этому длу, и обвиненіе это было справедливо. Мельмотъ въ это время жилъ уже не въ Гровеноръ-Сивер, но въ Брутонъ-Стрит, въ дом Лонгестаффа. Лонгестаффъ-отецъ былъ вынужденъ обстоятельствами отдать свой домъ въ Лондон въ наймы, и Мельмотъ его нанялъ. Но Лонгестаффу нужно было имть комнату для пріздовъ его въ Лондонъ, и такъ какъ Мельмотъ былъ человкъ знакомый, то Лонгестаффъ оставилъ свой письменный столъ въ своемъ прежнемъ кабинет, а Мельмотъ поставилъ въ этомъ же кабинет свой столъ. Мельмоть съумлъ, посредствомъ какого-то инструмента, отворить ящикъ въ стол Лонгестаффа, но не съумлъ посл запереть его опять. Онъ просмотрлъ бумаги Лонгестаффа, между прочимъ переписку его съ нотаріусомъ относительно требованій сына, и нашелъ въ особомъ пакет заготовленную нотаріусомъ Лонгестаффа довренность ему отъ сына на совершеніе продажи Пиккеринга. Будучи принужденъ скоре получить возможность взять подъ это имніе дополнительную ссуду и убдившись изъ переписки, что Долли Лонгестаффъ не согласится подписать довренность безъ выдач ему 25 т. фунтовъ, то-есть половины всей суммы, которую Мельмотъ вовсе не думалъ платить до поправленія своихъ обстоятельствъ, — Мельмотъ скопировалъ на готовой довренности подпись Лонгестаффа-сына съ его писемъ и опустилъ конвертъ и почтовой ящикъ. На конверт былъ готовый адресъ нотаріуса Лонгестаффа-отца, и нотаріусъ, имя уже полномочіе отца и получивъ довренность сына, совершилъ продажу. Лонгестаффъ-отецъ, когда эта довренность была ему показана, сейчасъ узналъ эту бумагу и былъ убжденъ, что сынъ его подписалъ ее, а Долли Лонгестаффъ узналъ о дл только тогда, когда оно уже совершилось. Онъ сталъ отрицать фактъ подписанія имъ довренности, но отецъ не хотлъ ему врить, полагая, что это съ его стороны просто угроза, которую внушилъ Сквёркомъ, для скорйшаго полученія 25 т. фунтовъ. И какъ могъ Лонгестаффъ-старшій отдать 25 т. ф. Лонгестаффу-младшему, когда онъ самъ не получилъ съ Мельмота за имніе не только 50 тысячъ, но и одного гроша? Между тмъ, Мельмотъ усплъ получить подъ Пиккерингъ дополнительную ссуду и началъ тамъ работы по передлк дома, чтобы убдить Лонгестаффа, что поводомъ въ пріобртенію имнія было именно желаніе Мельмота жить въ немъ.

Когда Сквёркомъ, побуждаемый Долли Лонгестаффомъ, приступилъ къ дйствіямъ, когда даже нотаріусъ старика Лонгестаффа, настоятельно потребовалъ уплаты за Пиккерингъ, то Мельмотъ еще быть можетъ какъ-нибудь вывернулся бы, досталъ бы 50 т. ф. и уплатилъ бы Лонгестаффамъ, но кредитъ его внезапно былъ подорванъ тмъ, что Когенлюпъ бжалъ изъ Англіи и акціи мехиканской дороги обратились въ ничто. Мельмотъ принужденъ былъ отказаться отъ немедленной уплаты и предложилъ выдать Лонгестаффамъ векселя на 50 т. фунтовъ, на шестимсячный срокъ. Но нотаріусы отвергли это предложеніе и обратились къ лорду-мэру, изъявивъ намреніе начать дло въ городскомъ суд. Тогда предъ Мельмотомъ явилась крайне непріятная альтернатива. У него были 50 тысячъ, и даже гораздо больше, чмъ 50 тысячъ, но это былъ капиталъ, внесенный имъ въ банкъ на имя дочери, капиталъ, который предназначался для того, чтобы, въ случа несостоятельности, Мельмотъ могъ жить на него гд-нибудь въ другомъ мст. Онъ далъ себ торжественную клятву ни въ какомъ случа не пускать этого запаснаго фонда въ свои обороты, хотя бы вс они должны были лопнуть. Но вдь теперь вопросъ былъ уже о несостоятельности только. Лонгестаффы, отецъ и сынъ, и ихъ нотаріусы являлись въ Брутонъ-Стритъ и свидтельствовали замокъ письменнаго стола, Долли и Сквёркомъ громко твердили, что замокъ былъ открытъ Мельмотомъ и подпись поддлана имъ, они начинали дло въ суд. Все это еще можно было остановить, пожертвовавъ изъ запаснаго фонда 50 т. фунтовъ, получивъ свои деньги, Лонгестаффы тотчасъ прекратили бы дло.

Но тутъ явилось препятствіе, совершенно неожиданное. Мэри Мельмоть, на имя которой капиталъ былъ внесенъ, когда отецъ веллъ ей подписать довренность на вынутіе вклада, самъ не предполагая въ этомъ ничего, кром одной формальности, наотрзъ отказалась дать свою подпись. Она привыкла не врить отцу. Онъ убждалъ ее, что надъ нимъ виситъ полное разореніе, она не врила. Онъ билъ ее, такъ что она упала на подъ, она съ тмъ большимъ упрямствомъ держалась за свой капиталъ, понимая, что въ немъ одномъ — средство для нея со временемъ избавиться отъ побоевъ и зависимости. Мельмотъ шелъ все дале и дале, и путь его становился боле и боле рискованнымъ. Онъ преспокойно подписалъ необходимые документы подъ руку Мэри, поддлалъ подпись своего конторщика Кролля въ качеств свидтеля, и свезъ эти бумаги къ банкиру Брегёрту, давъ Лонгестаффамъ торжественное общаніе уплатить имъ деньги чрезъ нсколько дней, если они подождутъ съ начатіемъ процесса. Но случилась бда. Надо было шесть подписей Мэри и шесть подписей свидтеля. Мельмотъ сдлалъ первыя шесть, а вторыхъ только пять, одну забылъ! Брегертъ, увидвъ пропускъ — хотя былъ убжденъ, что подписи подлинныя, — похалъ въ контору Мельмота вечеромъ и засталъ тамъ только конторщика Кролли. Ему Брегерть показалъ эти бумаги и указалъ на пропускъ. Тогда между ними все обнаружилось, Кролль своимъ недоумніемъ, при вид своихъ поддланныхъ подписей, выдалъ этотъ подлогъ, Брегертъ, не сказавъ ни слова, оставилъ бумаги у него, и Кролль, принеся ихъ на другой день утромъ къ Мельмоту въ домъ, ограничился тмъ, что просилъ уволить его отъ должности. Мельмотъ понялъ, что не только Кроллю, но по всей вроятности и Брегерту дло было ясно. Однако онъ былъ увренъ, что они не станутъ возбуждать этого дла, вдь бумаги были возвращены въ его руки. Разореніе было неминуемо и вроятно, нчто худшее чмъ разореніе, вроятно — тюрьма, такъ какъ Лонгестаффы, не получивъ денегъ въ условленный срокъ, неминуемо начали бы дло о первомъ подлог въ суд. Мельмотъ только приказалъ жен и дочери спрятать ихъ брилльянты и вообще драгоцнности. Онъ долженъ былъ пасть. Это было неминуемо. Но у него было достаточно внутренней силы, чтобы, падая подъ ударами судьбы, завернуться въ тогу. Онъ решился до конца показать ‘имъ всмъ’ свою невозмутимость, до конца глядть прямо въ глаза всему враждебному ему нын свту.

IX.

Какъ только распространилась всть о бгств Когенлюпа, весь кредитъ Мельмота исчезъ и вс были убждены въ полномъ его банкротств. Грендолли, отецъ и сынъ, оставили его, никто не являлся боле къ нему въ домъ. Въ самой палат общинъ, чрезъ два дня посл бгства Когенлюпа, банкротство Мельмота и вообще его судьба были главнымъ предметомъ часгныхъ разговоровъ. Говорили, что начато дло о подлог, говорили, что Мельмотъ бжалъ по слдамъ Когенлюпа. Даже министры, сидя на своей скамь и выдерживая обычную бомбардировку мелкихъ запросовъ, занимались между собой не этими запросами, но Мельмотомъ.

— Вамъ ничего неизвстно о немъ? — спросилъ канцлеръ казначейства министра внутреннихъ длъ.

— Я имю свдніе, что ршенія объ арестованіи его пока не состоялось. По общему мннію, онъ совершилъ подлогъ, но еще вопросъ, достаточно ли собрано уличающихъ обстоятельствъ.

— Но все-таки онъ разорился, — сказалъ канцлеръ.

— Да я сомнваюсь даже, былъ ли онъ когда-нибудь богатъ. Одно врно, — что онъ величайшій плутъ, какого намъ случалось видть. Вдь онъ наврное издержалъ боле ста тысячъ фунтовъ въ теченіе этого года на личные расходы. Какъ-то императору это понравится, когда онъ узнаетъ правду, — прибавилъ министръ. Другой членъ кабинета вставилъ тогда замчаніе, что вроятно Китайскій императоръ легче перенесетъ это, чмъ первый лордъ казначейства (то-есть первый министръ Англіи).

Въ эту минуту въ палат воцарилось вдругъ такое удивительное молчаніе, которое само какъ будто было слышно. Такъ дйствуетъ на слухъ внезапное прекращеніе гула сдержанныхъ разговоровъ. Августъ Мельмотъ, членъ парламента за Уэстминстеръ, входилъ въ палату. Видъ его былъ нахальне, чмъ когда-либо. Шляпу онъ всегда носилъ нсколько на бекрень, теперь она была надта совсмъ на бокъ. Никто не поклонился ему, никто не сказалъ ему слова, никто не показалъ вида, что узнаетъ его. Ко всему этому Мельмотъ приготовился и твердо шелъ впередъ, какъ-будто ничего этого не замчая. Онъ хотлъ показать себя, ршился выдержать весь вечеръ въ этой обстановк. Онъ уже разузналъ обычаи палаты и, проходя мимо стола спикера и булавы, съ нкоторой аффектаціею вжливости, приподнялъ шляпу выше, чмъ требовалось. Затмъ онъ пробрался на свою скамью и слъ. Злополучный лордъ Ниддердэль сидлъ возл того мста, которое онъ занялъ. Въ послдніе два дня отецъ Ниддердэля и онъ самъ должны были, наконецъ, убдиться, что женитьба его на дочери Мельмота невозможна.

— Были сегодня на верху, у Мэри?— спросилъ Мельмотъ своего сосда, какъ ни въ чемъ не бывало.

— Нтъ, — я не былъ, — отвчалъ молодой лордъ.

— Отчего же вы не бываете? Она теперь постоянно о васъ спрашиваетъ. Надюсь, что на будущей недл мы опять передемъ въ нашъ собственный домъ и увидимся съ вами тамъ.

‘Неужели этотъ человкъ самъ не понимаетъ положенія своихъ длъ?’ думалось лорду Ниддердэлю.

— Знаете, — сказалъ онъ, — вамъ бы слдовало опять перевидться съ батюшкой.

— А что, разв что-нибудь?

— Право… не знаю, какъ вамъ сказать, но лучше вамъ повидаться, я теперь ухожу.

— Прощайте, дружокъ, — произнесъ Мельмотъ вслухъ, гораздо громче, чмъ обыкновенно ведутся частные разговоры въ палат. Ниддердэль въ смущеніи пошелъ въ двери, но едвали кто-нибудь въ палат не понималъ истиннаго значенія всего, что происходило въ эту минуту. Въ дверяхъ съ Ниддердэлемъ встртился одинъ изъ консервативныхъ вождей.

— Слыхали?— спросилъ онъ.

— То-есть, о Мельмот, вроятно?

— Да, да, я сейчасъ узналъ, что онъ только-что схваченъ въ своемъ дом, по обвиненію въ подлог.

— Съ сожалніемъ долженъ сказать, что нтъ. Войдите, и вы увидите его: онъ тутъ сидитъ.

Мельмотъ сидлъ до семи часовъ, тогда пренія были отсрочены до девяти. Онъ поднялся съ мста одинъ изъ послднихъ и пошелъ величественными шагами въ буфетъ, заказывать сей обдъ. Онъ былъ все-таки членъ палаты, онъ имлъ право обдать въ ея буфет. Никто не сказалъ ему ни слова. Отобдаю, онъ пошелъ въ курительную комнату, закурилъ громадную сигару и предложилъ такую же — г. Броуну, тому самому члену, на котораго онъ недавно производилъ нападеніе. Мельмотъ былъ большого роста, крпкій, сильный человкъ во всей фигур и въ выраженіи своего лица. Г. Броунъ былъ маленькій, толстенькій человчекъ, лтъ за шестьдесятъ, постоянно старавшійся придать себ важность сжиманіемъ губъ и нахмуриваніемъ бровей. Смшно было видть, какъ г. Броунъ отскочилъ отъ грха, представляемаго Мельмотомъ и съ двойнымъ усиленіемъ нахмурился.

— Вы напрасно такъ обижаетесь тмъ, что я тогда сказалъ, — объяснилъ ему Мельмотъ:— я не хотлъ оскорбить васъ.— Сказавъ это, онъ испустилъ громкій, хриплый смхъ, и посмотрлъ вокругъ себя, какъ-бы наслаждаясь своимъ торжествомъ. Потомъ онъ слъ и молчалъ. Еще разъ громко захохоталъ, какъ будто ему пришла въ голову очень смшная мысль, но не заговаривалъ боле ни съ кмъ. Посл девяти часовъ, онъ опять вошелъ въ залъ собранія и слъ на прежнее мсто. За обдомъ онъ пилъ шампанское и прибавилъ еще три стакана воды съ коньякомъ. Теперь у него хватило бы смлости уже на что угодно. Обсуждался вопросъ, относившійся къ законамъ объ охот, Мельмоть ршительно не смыслилъ въ этомъ. Но когда одинъ ораторъ опустился на мсто, онъ — всталъ. Спикеръ нарочно посмотрлъ на другого члена, который всталъ въ то же время. Когда тотъ кончилъ говорить, Мельмотъ опять всталъ. Еще разъ, спикеръ открылъ кого-то, кто хотлъ подняться и сталъ смотрть на того, что и дало тому право слова. Но когда и тотъ кончилъ — Мельмотъ всталъ въ третій разъ, потомъ въ четвертый. Наконецъ, никто другой не поднимался, спикеръ сдлалъ гримасу, взглянувъ на Мельмота, и прислонился въ спинк своего кресла. Желая выказать свою смлость, Мельмотъ ршился говорить, онъ былъ пьянъ, однимъ колномъ онъ упирался въ переднюю скамью. Но онъ самъ не зналъ, что говорить. Вдругъ онъ оступился впередъ, поправился, посмотрлъ вокругъ палаты и, еще разъ потерявъ равновсіе, упалъ головою внизъ на плечи одному изъ консервативныхъ вождей, сидвшему впереди его. Тотъ вскочилъ и хотлъ помочь пьяному. Но Мельмотъ поднялся скоро самъ, слъ, надлъ шляпу, и попробовалъ смотрть такъ, какъ будто ничего особеннаго не случилось. Пренія шли дальше, безъ всякихъ мръ, потому что нтъ правила, какъ поступать въ палат въ случа пьянаго состоянія кого-либо изъ членовъ. Правила не предвидли этого. Около десяти минутъ Мельмотъ посидлъ еще, потомъ поднялся съ мста и пошелъ къ двери не совсмъ твердою поступью, но не натыкаясь ни на кого. У всхъ захватывало дыханіе въ ожиданіи, что что-нибудь случится. Но никто его не тронулъ, онъ прошелъ корридоръ и слъ въ свой экипажъ. Пріхавъ домой, онъ отправился въ свой кабинетъ и веллъ подать себ еще коньяку и воды. Въ двнадцатомъ часу ночи, человкъ его вышелъ въ послдній разъ, оставивъ у него на стол бутылку коньяку, три или четыре бутылки содовой воды и ящикъ съ сигарами. Человку онъ даже не показался особенно пьянъ. Но въ девять часовъ слдующаго утра, служанка, войдя къ нему въ комнату, увидла, что онъ лежалъ на полу, мертвый. Онъ былъ пьянъ, но онъ сознавалъ свое положеніе, предвидлъ что должно было случиться, и покончилъ вс затрудненія дозою синильной кислоты.

Гетти Карбэри была нкоторое время несчастна вслдствіе предполагаемой неврности Поля Монтэгю. Но дло вскор объяснилось, при помощи того же великодушнаго ея кузена, Роджера Карбэри. Онъ любилъ ее боле самого себя, онъ превозмогъ свое негодованіе противъ друга и ршился завщать свое имніе сыну Гетти и Поля Монтэгю, съ тмъ, чтобы онъ носилъ имя Карбэри.— Дло матери и брата Генріетты устроилось такъ, что лэди Карбэри приняла вторично сдланное ей издателемъ ‘утренней’ газеты, г. Броуномъ, предложеніе, а сэръ Феликсъ Карбэри былъ отправленъ путешествовать — въ Берлинъ, подъ присмотромъ одного пастора, назначеннаго въ тамошнюю англиканскую церковь, при этомъ деньги на содержаніе баронета бня вручены пастору.

Мэри Мельмотъ жалла о потер сэра Феликса горячо, но не долго. Капиталъ, внесенный на ея имя отцомъ, остался въ ея рукахъ. У нея осталось боле 100 тысячъ фунтовъ, которыхъ она была полной хозяйкой, такъ какъ по смерти Мельмота открыла, что мадамъ Мельмотъ ршительно не приходилась ей ничмъ. О происхожденіи самого Мельмота теперь стали говорить, что отецъ его былъ извстный длатель фальшивой монеты въ Нью-Йорк, ирландецъ, по фамиліи Мельмоди. Но Мэри не была законная дочь Мельмота, и капиталъ оставался при ней просто потому, что былъ положенъ на ея имя. Мадамъ Мельмотъ никакъ не могла понятъ, отчего весь уцлвшій капиталъ переходилъ такимъ образомъ въ руки одной Мэри, но та уступила ей вс притязанія на брилльянты, скрытые отъ конкурса, и это доставило вдов утшеніе, хотя безъ всякаго сравненія меньшее, чмъ то, которое досталось дочери. Впрочемъ, вскор явились и утшители. Фискеръ явился тотчасъ, когда узналъ о крушеніи компаніи, и сталъ распутывать дло, а вмст сильно ухаживать за Мэри. Длъ нельзя было распутывать безъ конторщика Мельмота, Кролля и тотъ явился утшителемъ мадамъ Мельмотъ. Ршено было, что вдова и Кролль соединятся бракомъ. Фискеръ всхъ ихъ уговорилъ хать въ Америку, но мадамъ Мельмотъ и Кролль не хотли хать дале Нью-Йорка, а Мари соглашалась хать съ Фискеромъ въ Калифорнію, но не давала ему ршительнаго отвта на его предложеніе. Она очень хорошо понимала его цль и цнила свою независимость.

— Истинная дочь своего отца, — замтилъ о ней Фискеръ въ разговор съ Кроллемъ.

— Ахъ, да! — отвчалъ нмецъ: — но побольше его. Онъ увлекался и терялъ голову, и лопнулъ отъ своего величія.

При этомъ Кролль жестомъ изобразилъ лягушку, надувающуюся до размровъ вола.

— И лопнулъ, г. Фискеръ. Онъ былъ большой человкъ, но чмъ больше онъ длался, тмъ длался мене и мене благоразуменъ. Онъ лъ такъ много, что отъ жиру не могъ ужъ посл видть, съдалъ ли онъ каждый день нужную порцію.

Такъ анализировалъ герръ Кролль характеръ своего хозяина.

— Но мадмуазель, — а, она не такъ. Она никогда слишкомъ много не скушаетъ, но покушаетъ всегда.

Такъ анализировалъ онъ характеръ хозяйской дочки.

— Гораздо благопріятне для васъ, миссъ Мельмотъ, будетъ въхать въ Санъ-Франциско въ качеств замужней дамы или по крайней мр дамы, уже давшей слово, — уговаривалъ Фискеръ.

— Разв незамужнія не пользуются уваженіемъ въ Калифорніи?

— Не то. Послушайте, миссъ Мельмотъ, вдь вы знаете, что я хочу сказать.

— Знаю.

— Соединимъ свои судьбы на жизнь. Оба мы благополучно устроились. Я издерживаю 30,000 долларовъ въ годъ, живу въ собственномъ дом. Вы все увидите. Съ тмъ, что у меня есть и съ тмъ, что у васъ есть, мы можемъ ступать ногой за кмъ угодно, — такъ я предполагаю.

— Я ужъ видла нчто въ этомъ род, г. Фискеръ. Я не намрена ступать ногою туда, откуда нельзя ее вынуть обратно.

— Этого вы отъ меня не бойтесь, миссъ Мельмотъ. Я не буду имть права, по нашимъ законамъ, тронуть одного доллара изъ вашихъ денегъ. Такое торжество было бы въхать въ Франциско женой и мужемъ!

— Я не ршусь выдти замужъ, пока не осмотрюсь тамъ хорошенько.

— И не увидите дома? Ну, — въ этомъ есть резонъ. Только домъ есть, въ этомъ будьте уврены. И я не боюсь насчетъ того, что домъ вамъ наврное понравится. Наконецъ, какъ же вы одн будете въ Санъ-Франциско? О, миссъ Мельмоть, я питаю къ вамъ такое чувство!

— Такъ я скажу вамъ, мы вотъ какъ сдлаемъ: вы можете считать себя моимъ женихомъ.

— Я, счастливйшій человкъ на этомъ континент! — воскликнулъ Фискеръ, забывая, что онъ еще не въ Америк.

— Но, — продолжала Мэри: — если по прізд въ С.-Франциско я найду какой-нибудь поводъ измнить свое ршеніе, я измню его. Вы мн довольно нравитесь, но я не хочу скакнуть куда-нибудь въ потемкахъ.

— Врно, врно, совершенно такъ.

Об пары отплыли 3-го сентября изъ Ливерпуля въ Нью-Йоркъ. Вскор по прибытіи въ Санъ-Франциско, Мэри вышла за Фискера.

Л. А — въ.

‘Встникъ Европы’, No 12, 1875

OCR Бычков М. Н.

КАКЪ МЫ ЖИВЕМЪ НЫНЧЕОчерки

II.

VIII.

Читайте также:

КАКЪ МЫ ЖИВЕМЪ НЫНЧЕ
Очерки