Партія вчетверомъ.
Повсть Эрнста Экштейна.
Партія вчетверомъ.
Повсть Эрнста Экштейна.
Партия вчетвером, Экштейн Эрнст, Год: 1872
Время на прочтение: 26 минут(ы)
— Вы стали говорить, съ нкоторыхъ поръ, удивительно дико, милый Отто. Если вы хотите, чтобъ я понимала васъ, выражайтесь ясне.
— Но милая кузина…
— ‘Онъ’, кто этотъ ‘онъ’?
— Имя тутъ ровно ничего не значитъ. Я хотлъ только дать вамъ понятіе о дл вообще, для того чтобъ просить васъ утшить мою мать…
— И это вы называете ‘дать понятіе о дл?’ Вы неподражаемы, Отто! Но шутки въ сторону. Вы знаете, что я вамъ другъ. Ваше волненіе удивляетъ меня. Что вы затваете? Бросьте эту таинственность и разскажите хорошенько. Пока мы тутъ, въ ниш, еще одни, но угрожающая фигура профессора уже мелькаетъ вдали. Такъ скоре же, пока еще не поздно. Если только я могу помочь вамъ, располагайте мною.
— Помочь? Нтъ, вы слишкомъ добры, милая Луиза. Я прошу васъ только, въ случа какого нибудь несчастія со мною, утшить мою мать въ потер ея единственнаго сына.
— Въ своемъ ли вы ум?
— Къ сожалнію, да. Неужели вы сомнваетесь, что пущенная изъ пистолета пуля можетъ согнать со свту самаго здороваго человка?
— Вы хотите стрляться?
— Да, кузина.
— Но, ради Бога, за что?
— Одинъ изъ насъ долженъ очистить мсто: онъ или я! Неужели вы думаете, что мужественный и честный человкъ можетъ смотрть спокойно на то, какъ какой нибудь безстыдный интриганъ отнимаетъ у него его невсту? Я другаго мннія. Тутъ ршитъ судьба!
— Вы были помолвлены? Въ первый разъ слышу объ этомъ! Отто, у васъ замчательно скрытный характеръ. А можно ли спросить, какъ зовутъ эту двушку?…
— Пока она невста другаго, я никогда не произнесу ея имени.
— Отто, мн кажется, вы видите это дло въ ложномъ свт.
— Какъ это, кузина?
— Подумайте: двушка, которая измнила вамъ, которая предпочла вашего соперника!
— А, понимаю! Жаль только, что на дл-то это выходитъ совершенно иначе, чмъ вы воображаете. Еслибъ она могла приводить въ исполненіе свои намренія, то никогда бы этотъ презрнный не восторжествовалъ надо мною! Ее въ полномъ смысл слова принудили. Неужели вамъ нужно объяснять, какими средствами можетъ располагать тиранка-мать, когда она захочетъ сбыть съ рукъ свою дочь?
Луиза покраснла.
— Она такъ же несчастна, какъ и я, продолжалъ молодой офицеръ,— но, какъ женщина, она должна молчать и терпть. Я же, какъ мужчина, съумю дйствовать.
— А кто женихъ?
— Отвчайте мн на мой вопросъ. Общаете ли вы утшить мою добрую мать, когда меня не станетъ?
— Отто, въ не понимаете того, что вы говорите. Подумайте о послдствіяхъ, умоляю васъ!
— Я все обдумалъ кузина.
— Невозможно, иначе вы оставили бы эти сумасбродныя мысли. Вы намреваетесь совершить тяжкое преступленіе…
Отто пожалъ плечами.
— Вамъ угодно называть такъ это, кузина.
— Нтъ, это врно и справедливо. Ваше намреніе преступно уже потому только, что оно безцльно…
— Безцльно?…
— Ну да, милый Отто. Станемъ смотрть безъ всякой сантиментальности, съ одной только практической точки зрнія. Если вы будете убиты…
— Тогда однимъ несчастнымъ существованіемъ будетъ меньше на свт.
— Прекрасно сказано, только не особенно логично. Мн кажется, влюбленные должны стараться скоре о томъ, чтобы жить подл обожаемой особы, чмъ умереть вдали отъ нея.
— Но если первое невозможно?
— Кто говоритъ это? Такъ говоритъ малодушіе!
— Мы все перепробовали, дорогая Луиза…
— Кто знаетъ? Но оставимъ этотъ пунктъ. И такъ, если вы будете убиты, то приготовите вашимъ роднымъ, а въ особенности вашей возлюбленной, безконечное горе и не достигнете желанной цли. Въ состояніи ли вашъ растерявшійся умъ понять эту простую истину?
— Не спорю съ вами.
— Но съ этимъ первымъ пунктомъ вы согласны? Обратимся ко второму. Предположимъ, что вы убьете вашего соперника: что изъ этого выйдетъ?
Глаза Отто загорлись почти страшнымъ огнемъ. На устахъ его заиграла презрительная улыбка.
— Что изъ этого выйдетъ? повторилъ онъ медленно, длая удареніе на каждомъ слог.— Ваши вопросы забавны, милая кузина! Если я убью его, то его преступная наглость будетъ наказана, какъ она того заслуживаетъ, а возлюбленная…
— Никогда не будетъ вашею женою.
— Нужно будетъ только выждать.
— Отто, не обманывайте самого себя. Если вы до сихъ поръ не успли достигнуть того, чего вы такъ пламенно желаете,— какимъ образомъ можете вы надяться посл такой кровавой катастрофы…
— О, я возьмусь тогда за другія струны, Если эта деспотическая старуха станетъ настаивать на своемъ отказ, я забуду всякое уваженіе къ ней. Я твердо ршился увезти, въ случа нужды, мою невсту….
— Это звучитъ довольно романически, но я сомнваюсь, чтобы малютка согласилась на это. Нисколько не отрицая ея духовныхъ и моральныхъ совершенствъ, я тмъ не мене осмливаюсь утверждать, что у прекрасной незнакомки не хватитъ энергіи для такого ршительнаго шага. Если материнскій авторитетъ былъ въ состояніи навязать ей немилаго жениха, то покорное дитя позволитъ и впослдствіи управлять и располагать собою. Въ одинъ день нельзя эмансипироваться.
Отто тупо и пристально смотрлъ вдаль.
— Но если… если я ошибаюсь въ этомъ, продолжала молодая женщина,— то… то увезите двушку сейчасъ же. Вы отвратите такою поспшностью богопротивное кровопролитіе…
— Вотъ такъ идея! Но прежде чмъ представится случай къ ея осуществленію, ужасное дло будетъ, можетъ быть, уже совершено! Вдь свадьба то назначена всего черезъ нсколько недль, кузина.
— Довольно времени для того, чтобъ завоевать царство. Послушайте, Отто, я желаю вамъ добра. Общайте мн ждать терпливо и покорно, покрайней мр хоть одну недлю….
— Зачмъ?
— Изъ любви ко мн! Конечно, тмъ временемъ, вамъ придетъ на умъ какая нибудь мысль. Подарите меня вашимъ полнымъ довріемъ.
— Ахъ! чего бы я не сдлалъ, еслибъ только зналъ…
— Во всякомъ случа, вы ничего не теряете, если мы обсудимъ основательно это дло. Какъ вы думаете?
— Конечно ничего не теряю, но…
— Знаете ли что? Приходите ко мн завтра отъ четырехъ до пяти часовъ пополудни: мы посмотримъ тогда, что длать. Но до тхъ поръ общайте мн не длать ни одного опрометчиваго шага. Согласны?
— Хорошо, я буду на мст ровно въ половин пятаго. Теперь же не хочу больше надодать вамъ, кузина. А propos, вы танцуете?
— Нтъ, Отто!
— Иначе я позволилъ бы себ…
— Вы слишкомъ добры, кузенъ. Ступайте лучше къ молодымъ двушкамъ и забудьте свои фантазіи. Желаю вамъ веселиться, милый Отто.
Офицеръ всталъ и съ рыцарской вжливостію поцловалъ руку своей пріятельницы. Затмъ онъ изчезъ въ толп бродившихъ взадъ и впередъ гостей.
Въ ту же самую минуту появилась ‘угрожающая фигура профессора’. Это былъ почтенный старикъ, за нимъ шелъ молодой мужчина, лтъ тридцати.
— Позвольте, милостивая государыня, представить вамъ сына одного изъ самыхъ дорогихъ для меня друзей. Докторъ Леопольдъ Винтеръ, изъ В…. госпожа фонъ Устендорфъ…
Луиза вздрогнула незамтнымъ образомъ и измнилась въ лиц. И молодой человкъ былъ повидимому чрезвычайно изумленъ.
— Возможно ли? спросилъ онъ раскланиваясь,— фрейлейнъ Луиза фонъ Гергардтъ…
— А, вы знакомы между собою?
— Мы земляки, господинъ профессоръ, возразилъ Леопольдъ.— Когда вы говорили мн о прелестной госпож фонъ Устендорфъ, я и не подозрвалъ…
— Скажите пожалуйста! Вотъ такъ приключеніе! И такъ, вы знакомы другъ съ другомъ! Ну, въ такомъ случа, у васъ есть о чемъ поговорить: о добромъ старомъ времени, о добрыхъ пріятеляхъ и пріятельницахъ, о свадьбахъ и смертныхъ случаяхъ, какіе ведетъ за собою жизнь. Не хочу мшать вамъ, милостивая государыня….
— Но, господинъ профессоръ, вы вовсе не мшаете, пожалуйста…
— Знаю, знаю. Вуду имть честь посл. Мое нижайшее почтеніе.
И дружески кивнувъ головою, онъ ушелъ изъ ниши, предоставляя молодымъ людямъ мняться своими воспоминаніями.
Леопольдъ первый прервалъ молчаніе.
— Фрейлейнъ, милостивая государыня, хотлъ я сказать. Боже, какъ это странно звучитъ!..
Луиза улыбнулась.
— Знать молодую особу только двицею Гергардъ, а потомъ встртить ее безъ всякаго предваренія, совершенно неожиданно, госпожою фонъ Устендорфъ. Сознайтесь сами, милостивая государыня…
— Ну, это въ порядк вещей, господинъ… докторъ. Вы не имли еще этого титула, когда я видла васъ въ послдній разъ.
— Сколько лтъ прошло съ тхъ поръ, какъ мы видлись въ маскарад у маленькой Генріэты?
— Да лтъ шесть, семь, никакъ не меньше.
— Вы знаете, что Генріэта вышла, тмъ временемъ, замужъ?
— Я такъ и думала. Она была помолвлена. Мы уже давно перестали переписываться.
— Такъ все проходитъ подъ луною. Она считалась тогда самымъ лучшимъ вашимъ другомъ.
— Вонъ изъ глазъ, вонъ изъ сердца. Виновата она. Счастлива ли она съ своимъ Рейнгольдомъ?
— Съ Рейнгольдомъ?! Бдняка Рейнгольда очень скоро выбросили за бортъ. Она вышла замужъ за богатаго берлинскаго банкира, а Рейнгольдъ ухалъ въ отчаянія въ Америку.
— Глупецъ!
— Странно, странно, что вы могли потерять изъ виду задушевнаго друга вашей молодости.
— Но откуда вы знаете, что…
— Моя сестра извщаетъ меня, временами, обо всемъ что тамъ длается.
— Скажите пожалуйста! Чрезвычайно лестно, что при такихъ условіяхъ имя Устендорфъ до такой степени чуждо вамъ…
— Это нчто другое, милостивая государыня.
— Какъ такъ?
— Это было… это произошло… она не упоминала обо немъ но моему собственному желанію.
— Еще лучше! Знаете ли вы, многоуважаемый господинъ докторъ, что вы очень-очень нелюбезны?
— Вы понимаете меня не такъ, какъ слдуетъ…
— Нтъ, нтъ, я всегда чувствовала, что въ отношеніи меня вы… какъ бы это сказать принимали всегда какой-то особенный тонъ. Вы… простите меня, что я говорю объ этихъ давно-прошедшихъ вещахъ.
— Милостивая государыня, право, я не знаю… Вы совершенію не понимаете меня…
— Я только шучу…
— Совершенно справедливо, вы только шутите, но въ основаніи вашей шутки лежитъ что-то далеко не шуточное. Признаюсь вамъ, что я не разъ приходилъ въ затрудненіе, стараясь объяснить себ ваши слова и поступки. Выходитъ стало быть, что это отчуждающее впечатлніе основывалось на чувств взаимности?
— Можетъ быть.
— Что касается до меня, то если, временами… можетъ быть вовсе не желая того… я казался рзокъ или насмшливъ — то это происходило отъ того только… отъ того только, что я былъ убжденъ, что внушаю вамъ сильное отвращеніе…
Лицо Луизы покрылось яркой краской.
— Вы ошибались, возразила она съ искуственнымъ спокойствіемъ.— Я видла, что вы могли быть очень любезны, если только хотли, а видла вс ваши превосходныя свойства… Но…
Она остановилась.
— Пожалуйста, продолжайте. Но?…
— Но меня оскорбляло, что вы умышленно отказывались отъ этихъ преимуществъ, коль скоро приближались ко мн.
— Милостивая государыня, сказалъ Леопольдъ твердымъ голосомъ,— могу ли я быть откровеннымъ?
— Почему же нтъ? Я люблю откровенность и въ бездлицахъ и въ важныхъ длахъ. Говорите!
— Вы замужемъ, я помолвленъ — излишняя осторожность была бы просто смшна. Я говорилъ вамъ, что моя сестра не говорила мн о васъ и вашей судьб по моему собственному желанію…
— Я находила, что именно это-то и нелестно…
— Но вы не знаете моихъ причинъ.
— Мн было бы очень любопытно узнать.
— Я любилъ васъ…
Луиза засмялась.
— Вы точь въ точь такой же какъ и прежде. Мн кажется вы уже объяснились на этотъ счетъ Генріет, это была шутка, которая въ то время чрезвычайно оскорбила меня.
— Но, увряю васъ, милостивая государыня…
— Знаю… Генріэта въ тотъ вечеръ такъ долго насмхалась надо мною, что я, сильно разсердившись, ушла отъ нее. Мы не говорили другъ съ другомъ въ теченіи двухъ недль. Эта дружеская ссора была вашимъ дломъ, господинъ докторъ.
— Такъ стало быть эта змя солгала! Что сказала она вамъ?
— Боже мой! вы хотите, чтобъ я помнила это еще и теперь. Вы требуете невозможнаго.
— Припомните, сдлайте одолженіе.
— Не все ли равно?..
— О, для меня далеко не все равно, что вы можете принимать меня за низкаго человка, за что-то врод Мефистофеля. Что сказала она?
— Ну, она пришла ко мн и стала поздравлять меня съ остроумнымъ обожателемъ. Я не понимала ее. ‘Луизхенъ’ шептала она, ‘милая дитя, онъ признался мн во всемъ: онъ обожаетъ тебя и скоро воспоетъ ея во всевозможныхъ журналахъ и газетахъ подъ именемъ Хлои’. И при этомъ она смялась такъ необузданно, что у меня выступили съ досады слезы на глазахъ.
Леопольдъ задумчиво смотрлъ вдаль:
— Это было или неслыханное коварство или же безпримрная неловкость. Я сдлалъ ее своей повренной. Я просилъ ее помочь мн. Безсовстная!
— Станемъ-те говорить о чемъ нибудь другомъ.
— Зачмъ же, милостивая государыня? Мн очень важно убдить васъ.
— Но я прошу васъ.
— Нтъ, нтъ, теперь, когда мы именно объ этомъ заговорили, надобно снять эту тяжесть съ души. Клянусь всемогущимъ Богомъ, милостивая государыня, я былъ несказанно влюбленъ въ васъ…
— Въ самомъ дл?
— Далеко, далеко больше, чмъ теперь въ мою невсту.
— Вы наивны. Бдная двушка!
— Я констатирую только явный фактъ.
— Явный? Ужь не хотите ли вы польстить мн? Увряю васъ заране, что я чрезвычайно невоспріимчива…
— У меня были совершенно другія намренія. Я не желаю проводить параллели. Луиза фонъ Гергардтъ, которую я зналъ когда-то, слишкомъ отлична отъ моей блокурой, тихой Эмми… Нтъ я не обманывалъ себя на этотъ счетъ. Но въ тридцать лтъ любятъ разумне чмъ въ двадцать.
— Разумне? Конечно, это было очень неблагоразумно находить упомянутую выше Луизу достойною любви.
— Вы большая мастерица перетолковывать въ дурную сторону самыя невинныя рчи. Я хотлъ сказать, что въ тридцать лтъ сердце неспособно уже къ той пылкой, самоотверженной, чрезмрной любви, которая освтила — или опалила — первую весну нашей молодости.
— Что вы разумете подъ словами, пылкая, самоотверженная, чрезмрная любовь? Если вы дйствительно любите вашу Эмми, то эти три эпитета и теперь еще могутъ найти такое же примненіе, какъ…
— Какъ прежде, хотите вы сказать? Но вотъ съ этимъ-то я и не согласенъ. Повторяю вамъ, человкъ моихъ лтъ уже покончилъ съ сладкими иллюзіями первой молодости. Теперь кровь течетъ у меня въ жилахъ такъ спокойно, такъ холодно… да, такъ холодно, что я могу говорить о дняхъ моей первой любви, какъ о какомъ нибудь невозвратимомъ историческомъ факт… И слава Богу, что это такъ!
Луиза взглянула задумчиво на блестящую суматоху зала. Ея рука играла машинально веромъ!
— Итакъ, вы помолвлены? спросила она посл минутнаго молчанія.— Не будетъ ли нескромностью съ моей стороны, если я освдомлюсь о личности будущей госпожи докторши?
— Вовсе нтъ. Моя невста — единственная дочь вдовствующей надворной совтницы Фабриціусъ, блокурая, розовая и стройная двушка восьмнадцати лтъ. Она въ состояніи написать сноснымъ образомъ французское письмо и чрезвычайно кротка и скромна…
— Чего же вамъ еще? Поздравляю васъ отъ всего сердца, господинъ докторъ…
— Покорно благодарю. Вы незнакомы съ этимъ семействомъ?
— Къ сожалнію…
— Въ противномъ случа я попросилъ бы у васъ кой какихъ подробностей. Все что я знаю — это только то, что Эмми — милая, любезная двушка, а мама Фабриціусъ — дама, которая… ну, у которой очень много талантовъ для тещи.
— И вы такъ мало заботитесь объ обстановк семейства, которое такъ близко вамъ?
— Что прикажете длать, милостивая государыня? сегодня ровно три недли, какъ я въхалъ въ этотъ городъ, и девять дней съ тхъ поръ, какъ я помолвленъ….
— Возможно ли? Ваше счастье такъ молодо?
— Ни на одинъ часъ не старше. Въ тридцать лтъ у человка нтъ ни времени ни охоты тянуть любовный романъ. Я увидалъ Эмми въ одномъ небольшомъ частномъ кружк, она понравилась мн, съ своей стороны и я, повидимому, былъ непротивенъ ей, вотъ я и подумалъ…
— Ну, нечего сказать, вотъ такъ легкомысліе!
— Милостивая государыня, въ подобныхъ вещахъ я могу полагаться на свою проницательность. Удивительная кротость, которою дышетъ все существо Эмми, плнила меня. Я сказалъ самому себ: это невинное дитя создано для тебя, она не станетъ ни тиранствовать, ни лгать,— а ты долженъ же рано или поздно положить конецъ своей цыганской жизни…
— Право, вы чрезвычайно быстро ршились.
— Мн надоло вчное кочеванье изъ одного мста въ другое, я знаю полъ-Европы и добрую часть Азіи и Африки…
— Мн кажется, вы землевладлецъ?
— Ну да, но до сихъ поръ я столько же заботился объ управленіи моими помстьями, какъ эскимосъ объ эстетик. Съ тхъ поръ., какъ я оставилъ., отечество и все, что было дорого мн, я безъ отдыха бродилъ по свту, нося въ сердц изображеніе холоднаго, насмшливаго, ахъ! и все-таки небесно-прекраснаго лица… и это видніе, преслдовавшее меня отъ Рима до Каиро, отъ Петербурга до Нижняго-Новгорода, отъ Таго до Эфрата, эта сладко-мучительная мечта — были вы, фрейлейнъ Луиза, милостивая государыня, хотлъ я сказать.
— Вы доходили до Эфрата? прошептала Луиза въ пріятномъ смущеніи.
— До Эфрата и дальше. О, когда ищешь покоя, то путешествуешь быстро! Слава Богу! Дтская тоска улеглась съ лтами… Я сталъ разсудителенъ. Я забылъ возлюбленнаго демона, спугнувшаго меня отсюда. Я выучился понимать жизнь и въ счастливыя минуты смялся надъ моими собственными фантазіями.
— Эфратъ… красивая рка?
— Трудно ршить. Когда я бродилъ по его берегамъ, я обращалъ очень мало вниманія на ландшафты. Вдь это было только черезъ полгода посл того маскарада. Рана была еще слишкомъ свжа, милостивая государыня.
— Вы говорите, какъ будто бы я Богъ знаетъ какъ провинилась передъ вами. И такъ, Эмми Фабриціусъ называется вашей невстой. Почему ее нтъ здсь?
— Мама не потерпла бы этого, не въ обиду ей будь сказано. Малютка занята съ утра и до ночи изготовленіемъ своего приданаго. Шесть или семь швей окружаютъ ее съ ранняго утра и до поздней ночи. Спать ложатся не прежде какъ въ полночь…
— Разв день свадьбы такъ близокъ?
— Должно быть черезъ четыре, пять недль. Это дло мама Фабриціусъ. Я предоставилъ это на ея волю.
— Такъ стало-быть вашу невсту нельзя уже видть до свадьбы?
— Трудно.
— Жаль!
— Вы интересуетесь ею?
— Чрезвычайно.
— Гм! Знаете ли что, милостивая государыня?
— Ну?
— Позжайте со мною завтра утромъ въ замокъ. Такъ называетъ мама Фабриціусъ свою скромную дачу…
— Что вы говорите!…
— Неужели мое предложеніе кажется вамъ такъ странно?
— Странно? Да, въ величайшей степени.
— Но, милостивая государыня, вдь мы уже не дти. Въ случа нужды мы возьмемъ съ собой какую нибудь другую даму.
— Я не нуждаюсь въ этомъ, только…
— Такъ скажите же: да. Сдлайте мн одолженіе, первое, о которомъ я когда либо просилъ васъ.
— Но что подумаютъ дамы въ замк, когда совершенно незнакомая…
— Незнакомая? Я представлю васъ, какъ подругу моей молодости, какъ кузину, какъ сестру, если хотите. Мама Фабриціусъ приметъ васъ съ распростертыми объятіями. Малютк вы дадите нсколько совтовъ касательно ея подвнечнаго платья и дружескій союзъ будетъ заключенъ на вки-вчные.
— Чрезвычайно эксцентричная идея..
— Но оригинальная. Скажите: да!
— Да же, когда такъ. Вы видите, что не смотря на свои двадцать восемь лтъ, я готова еще на сумазбродныя выходки.
— Ршено. Завтра въ половин десятаго я зазжаю за вами въ своей одноколк. Nota bene… Извините меня, ради Бога, за мое безпримрное невжество. Я не проронилъ еще ни одного слова по поводу вашего супруга. Я сочту за счастье познакомиться съ нимъ.
Луиза помедлила съ минуту отвтомъ.
— Господинъ фонъ Устендорфъ умеръ, сказала она торжественно.
— Умеръ. Вы вдова?
— Мой мужъ убитъ въ сраженіи при Садов.
Въ эту минуту въ нишу вошелъ профессоръ. Разговоръ, очень естественно, принялъ другое направленіе. Леопольдъ молчалъ какъ будто бы его тутъ не было. Когда черезъ нсколько минутъ былъ поданъ сигналъ для полонеза, онъ такъ же молча раскланялся и поспшилъ въ танцевальную залу смотрть на тянувшіяся колоннами пары. Какъ странно было у него на душ! Тщетно силился онъ обратить свое вниманіе на тотъ или другой пунктъ, тщетно убждалъ онъ себя, что чрезвычайно интересно изучать въ незнакомомъ город физіономіи дамъ. Онъ то и дло ловилъ себя на ложныхъ путяхъ, куда заводила его необузданно блуждавшая мечта,— и, самъ не зная какимъ образомъ случилось это, очутился у изящнаго мраморнаго камина, насупротивъ той оконной ниши, гд Луиза вела живой разговоръ съ профессоромъ и двумя другими господами.
Какъ хороша была она! Какъ чудно обрамливали темнорусые волосы ея прекрасное лицо! А эти глаза, эти выразительные, сводящіе съ ума, глаза! Да, это былъ тотъ же нжный, мечтательный взоръ, который растерзалъ ему когда-то сердце. Чары не изчезли — напротивъ того, ему казалось, какъ будто бы роза только что теперь вполн развернулась, какъ будто-бы душа только что теперь довершила созданіе своей прелестной оболочки. Таившіяся во глубин души его воспоминанія, любовь, страсть, проснулись. Все, что онъ когда либо чувствовалъ въ отношеніи Луизы, вспыхнуло яркимъ огнемъ, словно пламя которое только дремлетъ подъ пепломъ… И она была теперь свободне чмъ когда либо, свободна не только отъ всхъ вншнихъ узъ, но и отъ оковъ обмана! Она знала теперь то, что онъ прежде скрывалъ отъ нея, она понимала то, что оказалось ей когда-то необъяснимымъ! О Луиза, Луиза, и судьба разлучаетъ насъ во второй разъ!
Онъ не могъ больше выносить вида любимаго существа. Ему нужно было воздуха, бури. Пролепетавъ нсколько словъ, онъ простился съ хозяйкой дома и бросился вонъ. Была морозная мартовская ночь, торопливо бжалъ онъ по пустыннымъ улицамъ, не зная куда и за чмъ, какъ вдругъ почувствовалъ, что его кто-то сильно схватилъ за лвую руку.
— Эй! вскричалъ онъ насмшливымъ тономъ, оттолкнувъ отъ себя нападающаго.— Берегитесь, пріятель, чтобъ я не переломалъ вамъ ребра. Чего вамъ отъ меня надо, чортъ бы васъ побралъ!
— Я уже три раза просилъ васъ выслушать меня, возразилъ дрожащій голосъ.— Вы должны объясниться со мною и притомъ сію же минуту.
— Кто вы такой? спросилъ Леопольдъ какъ можно хладнокровне.
— Мое имя: Отто фонъ Ферзенъ.
— Не имю чести знать.
— Я поручикъ ..каго пхотнаго полка.
— Офицеръ долженъ отличаться хорошими манерами.
— Это зависитъ отъ того, съ кмъ имешь дло. Угодно вамъ остановиться?
— Слишкомъ прохладно, господинъ поручикъ. Если вамъ угодно сказать мн что нибудь, потрудитесь идти рядомъ.
— Вы должны стрляться со мною!
— Стрляться? Съ вами?
— Да, и притомъ на разстояніи пяти шаговъ. Я убью васъ.
— Вы, очевидно, принимаете меня за другаго, господинъ офицеръ. Кром того, осмлюсь замтить вамъ, что вы непростительнымъ образомъ нарушаете вс правила. Неужели вы не знаете, что переговоры въ такихъ случаяхъ всегда ведутся третьимъ лицомъ?
— Я не нуждаюсь въ вашихъ наставленіяхъ. Спрашиваю васъ, угодно ли вамъ стрляться со мною?
— А если я скажу нтъ?
— Въ такомъ случа я сію же минуту пущу вамъ пулю въ лобъ.
— А если вы промахнетесь?
— Милостивый государь, не доводите меня до крайности.
— Что вы называете крайностью?
Офицеръ вынулъ изъ подъ плаща револьверъ. Леопольдъ сію же минуту вырвалъ у него изъ рукъ убійственное оружіе, преспокойно положилъ его въ карманъ своего пальто и сказалъ:
— Извольте благодарить меня, милостивый государь. Я предохраняю васъ отъ глупости и преступленія.
— Отдайте мн револьверъ, прошепталъ поручикъ.
— Боже избави! Впрочемъ мн надолъ этотъ разговоръ. Покойной ночи, господинъ поручикъ. Завтра утромъ вы можете прислать ко мн вашихъ секундантовъ, чтобы уладить это дло. Вотъ моя карточка.
— Вы, стало быть, отказываете мн въ объясненіи?
Леопольдъ остановился на минуту. Свтъ газоваго фонаря падалъ на блдное, разстроенное лицо молодаго человка и придавалъ ему выраженіе такого горя, которое должно было возбудить живйшее состраданіе.
— Господинъ поручикъ, сказалъ Леопольдъ кроткимъ тономъ,— по совсти, я не могу отказать вамъ въ объясненіи. Только умоляю васъ разскажите мн безъ всякой запальчивости, что собственно вызвало ваше негодованіе. Честное слово, я не помню, чтобъ я когда либо имлъ отношенія къ вамъ!
— Вы нанесли мн величайшее оскорбленіе, какое только можетъ поразить человка и кром того разстроили счастье всей моей жизни. Довольно вамъ этого?
— Сдлайте одолженіе, взгляните на мою карточку. Я увренъ, что тутъ какое нибудь недоумніе.
— О, я знаю это ненавистное имя, при которомъ вся кровь у меня въ жилахъ кипитъ отъ бшенства.
— Но крайней мр вы откровенны. Но въ то же время позвольте мн усомниться насчетъ состоянія вашего разсудка. Я не помню, чтобъ оскорбилъ васъ въ какомъ бы то ни было отношеніи.
— Вы жалкій интриганъ!
— Прежде чмъ я позволю вамъ оскорблять себя, сдлайте одолженіе, разскажите мн сущность дла. Тогда только буду я въ состояніи ршить, съ кмъ я имю дло: съ душевно-больнымъ или съ бреттромъ по профессіи.
— Милостивый государь…
— Успокойтесь хоть сколько нибудь. Вашъ голосъ дрожитъ, какъ у осужденнаго. Охотно прощаю вамъ неделикатность вашихъ поступковъ, если только вы объясните мн совершенно объективнымъ образомъ, чмъ я могъ заслужить ихъ.
— Узжайте сегодня же изъ города, чтобъ никогда уже не возвращаться сюда, и я беру назадъ все, что только могло оскорбить васъ.
— Этого нельзя сдлать, любезный другъ.
— Почему же нельзя? Это должно быть сдлано.
— Странная идея! Мое присутствіе стсняетъ васъ? Не понимаю. Городъ, по моему мннію, такъ великъ, что можетъ вмстить даже двухъ смертельныхъ враговъ.
— Онъ слишкомъ малъ для двухъ соперниковъ: одинъ изъ насъ долженъ очистить мсто.
— Мы соперники? Скажите пожалуйста! а я-то и не подозрвалъ этого. А въ чемъ мы соперничаемъ, смю спросить?
— Милостивый государь! Неужели вы дйствительно не знаете?…
— Честное слово, я знаю только то, что страшно холодно. Пойдемъ-же выпить по чашк кофе.
Молодой офицеръ стоялъ какъ остолбенлый. Совершенно безсознательно пошелъ онъ вслдъ за разсудительнымъ человкомъ въ ближайшую кофейную, гд разговоръ продолжался значительно тише.
— Боже, какой у васъ видъ! сказалъ Леопольдъ тономъ искренняго участія.
Офицеръ повидимому все еще не могъ побдить своего отвращенія. Леопольдъ улыбнулся.
— Поговоримъ же разсудительнымъ образомъ объ этомъ дл, господинъ поручикъ. Когда я посмотрю какъ вы блдны и унылы, какъ будто бы у васъ смерть въ сердц, то право мн отъ всей души жаль васъ. Такъ молоды и уже такъ несчастны! Выпейте-ка добрый глотокъ этого коньяку…. Такъ…. Теперь скажите мн въ чемъ мы соперничаемъ. Я напрасно стараюсь ршить эту загадку.
— Я вижу, что вы дйствительно не знаете, какъ жестоко вы оскорбили меня въ моихъ правахъ. Но все равно. Я все таки настаиваю на моемъ требованіи. Или вы узжайте не дальше какъ завтра же утромъ и никогда не возвращайтесь сюда, или мы стрляемся.
— Выпейте-ка еще коньяку, господинъ поручикъ. И такъ я долженъ ухать? Но что если я вамъ скажу, что я хочу тутъ въ скоромъ времени жениться?
Офицеръ поблднлъ еще больше.
— Да вдь въ этомъ-то и дло, лепеталъ онъ,—вы не женитесь, по крайней мр не женитесь на моей Эмми….
— Вотъ оно что! Гмъ, гмъ! Вы любите эту двушку?
— Больше собственной жизни, прошепталъ бдный поручикъ слабымъ голосомъ.
— И Эмми знаетъ это?
— Она отвчаетъ моей любви.
— Скажите пожалуйста! она никогда не говорила мн объ этомъ. Есть ли у васъ доказательства?
— О, множество. Взгляните сюда, пожалуйста!
Онъ вынулъ фотографическую карточку. Леопольдъ узналъ прекрасно схваченныя черты своей невсты. На оборот было написано изящнымъ почеркомъ: ‘Моему обожаемому Отто вмсто съ тысячью поцлуевъ. Эмми’.
— Гмъ! пробормоталъ Леопольдъ задумчиво.—Все какъ слдуетъ. Только малютка никогда не говорила мн объ этомъ, хоть бы словечко проронила…