Книгоизд-во ‘ЗАРЯ’
Москва — 1913 г.
Сатанизмъ
М. Арцыбашевъ, Н. Абрамовичъ, Пшибышевскій, Брюсовъ, Сологубъ, д’Оревильи и др.
СТ. ПШИБЫШЕВСКІЙ.
СТ. ПШИБЫШЕВСКІЙ.
ИЗЪ КНИГИ ‘СИНАГОГА САТАНЫ’.
ИЗЪ КНИГИ ‘СИНАГОГА САТАНЫ’.
Из книги ‘Синагога сатаны’, Пшибышевский Станислав, Год: 1897
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Всюду Демонъ! Сатана торжествуетъ. Нкогда пугало, средство укрпленія церковной власти — онъ становится всемогущимъ, міръ боится его и старается умилостивить. Люди боялись дышать, чтобы злой духъ не вселился въ тло. Въ четвертомъ вк появляется чудовищная секта массалійцевъ, которые считаютъ себя одержимыми дьяволомъ, они безпрестанно мечутся во вс стороны, вопятъ, плюютъ, извиваются въ ужаснйшихъ конвульсіяхъ, чтобы оборониться отъ нечистаго, ‘ему же имя — легіонъ’…
Сатана принимаетъ тысячи образовъ. Онъ становится богословскимъ, идетъ въ пустыню и томитъ святыхъ отцовъ соблазнительнйшими вопросами, онъ сетъ въ душахъ ихъ тысячи сомнній и колебаній, онъ идетъ въ монастыри и разжигаетъ измученный мозгъ монаховъ обольстительными видніями, ночами онъ посщаетъ добродтельныхъ женъ, отнимаетъ у нихъ волю и разумъ и побуждаетъ ихъ Къ безстыдному разврату, онъ вселяется въ мозгъ сотенъ тысячъ врующихъ и въ дикихъ вопляхъ проклинаетъ и богохульствуетъ.
Женщина Среднихъ вковъ была малокровна до крайности, она поражала своей грязью, ибо Средніе вка вообще болзненно боялись воздуха и воды, порабощенная мужчиной, отвергнутая церковью, презираемая даже самимъ Богомъ, Который создалъ ее изъ ребра Адама, женщина была совершеннымъ звремъ. Ея злые инстинкты пышно разрастались, какъ илъ на дн морскомъ. Мозгъ ея рождалъ бшено-мстительные замыслы противъ сосдки, посмотрвшей на нее косыми глазами, противъ мужа, угощавшаго ее пинками, противъ помщицы, которая порой, отъ скуки, приказывала ее счь.
Малокровіе и порожденныя грязью кожныя болзни постепенно раздражали ея сладострастіе, она отдавалась каждому мужчин, т.-е. безвольно давала насиловать себя, не испытывая никакого удовлетворенія.
Одна лишь вчно растущая жажда наслажденія, удовлетворенія, продолжительной половой оргіи мучила женщину-звря.
Она всегда находилась въ возбужденномъ состояніи. При дьявольскомъ ‘меланхолическомъ’ темперамент, въ этой ‘дьявольской купели’, каждая мысль, каждое ощущеніе становилось ядомъ. Вопросъ о томъ, когда эта женщина стала вдьмой, сводится лишь къ тому, когда у нея появились первые признаки болзни.
И вотъ, въ одинъ прекрасный день это случается. Никогда она еще не чувствовала такого безпокойства. Она мучится болзненной жаждой убивать, рвать людей въ клочья, неистовствовать, кричать и вдругъ, точно ее гонитъ какая-то сила, она мчится безотчетно въ лсъ, не бжитъ, а летитъ,— чувствуетъ, что ее несетъ по воздуху, пока, наконецъ, она не падаетъ.
И вотъ рядомъ съ нею появляется инкубъ. Онъ очень красенъ, одтъ какъ охотникъ, немного хромаетъ, прячетъ хвостъ, насколько возможно, и роговъ его не видно, но она знаетъ наврно, что это чортъ. Ей страшно, но въ то же время ее мучитъ любопытство. Она знаетъ его могущество, она знаетъ, что онъ можетъ дать ей все, чего она ни пожелаетъ, въ это мгновеніе она не думаетъ о томъ, что деньги его оказываются потомъ пескомъ или грязью, ей очень страшно, но любопытство пересиливаетъ страхъ.
Между тмъ, чортъ приближается съ ласковыми, но весьма недвусмысленными движеніями. Онъ — молъ — знаетъ нужду ея сердца, знаетъ, чего ей не достаетъ, онъ согласенъ исполнить ея желанія, если она отдастся ему — conditio sine qua non — она не будетъ раскаиваться въ этомъ. Онъ становится все настойчиве. Она еще защищается, но чувствуетъ уже, какъ тяжесть его тла опустилась на нее, и она даетъ совершиться ужасному.
Это не сладострастіе, отъ этого больно и холодно, о, какъ холодно!
Придя въ себя, она замчаетъ, что удалилась отъ своей деревни на дв мили. Она дрожитъ, какъ въ озноб, все тло разбито, ей страшно трудно идти назадъ, и только робкая надежда, что желанія ея исполнятся, поддерживаетъ ее на ногахъ.
Но ни одно изъ ея желаній не исполняется, страшная мука, раскаяніе и страхъ передъ адомъ, страхъ, что ее живую утащутъ въ адъ, доводитъ ее до безумія. Она переживаетъ, бокъ-о-бокъ съ храпящимъ мужемъ, ужасную ночь. Адъ съ его ужасными пытками разверзается передъ ея глазами, съ безумнымъ отчаяніемъ вперяетъ она въ него глаза, хочетъ молиться, но что-то насильно отрываетъ ее отъ молитвы, адскій хохотъ раздается въ комнат, маленькіе зеленые огоньки носятся взадъ и впередъ, потомъ она слышитъ стуки въ стнахъ, растущіе до страшнаго грохота, ея постель кружится, одяло, которымъ она накрылась, начинаетъ плясать, она хочетъ разбудить мужа, но лежитъ, какъ скованная, и не можетъ двинуться — и вдругъ опять видитъ его.
И вновь испытываетъ она пытку холоднаго, какъ ледъ, полового акта, но теперь она уже не такъ боится и даже задаетъ вопросы своему адскому любовнику. Въ сущности онъ очень любезенъ. Онъ совтуетъ ей сходить къ вдьм, которая живетъ въ лсу, и довриться ей, тогда она получитъ отъ нея травы, обладающія чудесной силой.
Когда дьяволъ покидаетъ ее, она впадаетъ въ тяжелый мертвый сонъ.
На другое утро, посл пробужденія, первая ея мысль — старая вдьма. Ея мужа послалъ куда-то помщикъ, а д’ тей у нея нтъ. Она съ нетерпніемъ ждтъ вечера.
Съ замираніемъ сердца, гонимая страхомъ, она приходитъ, наконецъ, къ наглухо запертому дому вдьмы.
Никто не помнитъ, когда страшная старуха пришла въ деревню. Ея боятся, когда она идетъ по улиц — на улиц паника. Матери убгаютъ съ дтьми, а если убжать невозможно, то творятъ крестное знаменіе или произносятъ имя Іисуса, старательно избгая прикосновенія къ — ней и не давая ей взглянуть на себя.
Но вдьма, повидимому, ни на что не обращаетъ вниманія, она только бормочетъ что-то подъ носъ, и время отъ времени кидаетъ на тотъ или другой домъ короткій, острый взглядъ.
Ее давно побили бы камнями за ея безчисленныя преступленія, но боятся помщицы, которая охраняетъ ее, такъ какъ получаетъ отъ вдьмы яды для тайныхъ цлей,
Между женщиной я вдьмой, которая, кажется, даже ждала ее, завязывается долгій разговоръ. Женщина возвращается домой, полная ршимости и мужества, и судорожно сжимаетъ въ рук горшочекъ мази и палочку, которую она должна спрятать въ такомъ мст, гд ея не найдетъ никто, кром принадлежащихъ къ ‘той же сект’,
Наконецъ, наступаетъ желанная минута. Она извщена, что въ такой-то день состоится посщеніе ‘синагоги’, Въ полночь она раздвается догола и натирается мазью, полученной отъ вдьмы. Натираетъ все тло, главнымъ образомъ подъ мышками, надъ сердцемъ, темя и половые органы.
Она впадаетъ тотчасъ же въ ‘твердый, какъ камень’, сонъ, который продолжается очень недолго, часто только одно мгновеніе.
‘Просыпается’ и отправляется въ синагогу.
Какъ она попадаетъ туда, она не знаетъ. Помнитъ вс обстоятельства своего путешествія, знаетъ наврно, что шла пшкомъ, припоминаетъ, что по дорог съ ней заговаривали, но больше ничего.
Долго ли она шла, или нтъ — она не знаетъ. Мсто, куда она наконецъ попадаетъ, ей немного знакомо. Это жуткое мсто на одной гор, о которомъ она уже раньше слыхивала, пустынная поляна, которая пользуется дурной славой — безъ дороги, безъ жилища поблизости.
Она уже застаетъ большое собраніе — мужчинъ (ихъ немного), женщинъ и дтей. Нкоторыхъ она, кажется, узнаетъ, но не совсмъ, такъ какъ очень темно и безпокойное пламя факеловъ искажаетъ фигуры, превращая ихъ въ страшныя привиднія.
Она видитъ женщинъ, полуобнаженныхъ, дико прыгающихъ взадъ и впередъ, въ растерзанныхъ платьяхъ и съ распущенными волосами, легко и быстро, точно у нихъ нтъ вса. Время отъ времени подымается вой: ‘Гаръ! Таръ! Шабашъ! Шабашъ 1’ Вдругъ, какъ по данному знаку, вс присутствующіе становятся въ кругъ, заложивъ руки за спины попарно — мужчина (онъ большей частью дьяволъ-любовникъ) и женщина, спина къ спин, и вотъ начинается ярый вихрь пляски. Головы все быстре откидываются назадъ, подымается громкій ревъ распутныхъ псенъ, прерываемыхъ задыхающимся, хриплымъ ‘Гаръ! Таръ! Дьяволъ! Дьяволъ! Прыгай здсь! Прыгай тамъ!’
Оргія въ дикихъ прыжкахъ, въ головокружительной путаниц достигаетъ своего апогея. Зврь вырвался наружу, алчная похоть смшивается съ жаждой крови, безуміе сладострастія разгорается въ головокруженіи.
Пляска разстроена, люди бросаются другъ на друга, мужчины и (женщины, безъ разбора, отецъ на дочь, брать на сестру, мужчина на мужчину, все собраніе извивается въ невроятнйшемъ противоестественномъ распутств, какъ псы, лежатъ они другъ на друг, застывъ въ судорогахъ, и въ отвратительные стоны нечеловческаго, мучительнаго совокупленія врывается хриплое ‘Гаръ! Таръ!’
Женщина управляетъ сборищемъ и доводитъ его до экзальтаціи. Чтобы отречься отъ малйшихъ признаковъ стыда, она сплетаетъ руки за спиной, бросается на спину, подымаетъ вверхъ широко разставленныя ноги и съ хриплыми криками отдается фаллосу. Древняя жрица Кибелы просыпается въ ней съ удвоенной силой, теперь она — одержимая нимфоманіей фурія, фурія съ нечеловческой чувственностью, для которой грязь и отвращеніе — похотливыя наслажденія. Похоть завершается кровожадностью, она рветъ ногтями собственное тло, вырываетъ толстыя пряди волосъ изъ головы, царапаетъ себ грудь, но всего этого мало, чтобы насытить алчбу звря. Она бросается на ребенка, который приносится въ жертву Сатан, рветъ ему грудь зубами, вырываетъ сердце, пожираетъ его, обливающееся кровью, или разрываетъ ему артеріи на ше и пьетъ брызнувшую оттуда струю крови, или зажимаетъ его мягкую головку между ногъ и кричитъ: ‘Иди туда, откуда вышелъ!’ Безчисленныя видоизмненія этого похотливаго убійства ребенка всегда являются ужасной жертвой кровожаднаго Сатаны, царящаго въ женщин.
Посл этой подготовительной оргіи, которой заключается настоящій, реальный шабашъ, шабашъ вавилонянъ, грековъ и римлянъ, шабашъ до-манихейскій, начинается шабашъ посл-манихейскаго періода.
Фактическій элементъ исчезаетъ, сознаніе меркнетъ, разверзается безмрное царство ночи.
Появляется Сатана.
Чаще всего онъ принимаетъ образъ козла, но иногда видятъ его и въ человческомъ облик. Онъ кажется сидящимъ на трон, въ немъ есть что-то напоминающее человка, но все неясно, какъ бы затуманено
Лишь изрдка удается ясно видть его. Онъ страшенъ! Вс члены его разрослись до чудовищныхъ, гигантскихъ размровъ. На голов у него корона изъ черныхъ роговъ, одинъ изъ нихъ такъ ярко горитъ, что весь шабашъ освЩенъ имъ ярче, чмъ полной луной. Глаза его огромны, широко открыты и совершенно круглы. Это получеловкъ, полукозелъ,— у него человческія конечности, женскія, дрябло отвисшія груди, особенно же бросается въ глаза его гигантскій искривленный фаллосъ, похожій на огромный собачій хвостъ, раскаленно-красный, заканчивающійся женскими половыми органами.
Голосъ его страшенъ, но беззвученъ, хриплъ, его трудно понимать. ‘Онъ всегда выказываетъ большую надменность, соединенную съ манерами меланхолическаго принца, который скучаетъ’.
Подъ пупомъ у него другое лицо, еще боле страшное, чмъ верхнее, съ широко разинутой пастью и высунутымъ языкомъ.
Лишь только онъ появляется, начинается месса. Ей предшествуетъ всеобщая исповдь, и каждый кается въ томъ, что сдлалъ добраго. Каются въ страшномъ грх цломудрія, въ смертномъ грх смиренія, терпнія, умренности и любви къ ближнему. Каются въ страшныхъ и противоестественныхъ грхахъ, заключающихся въ исполненіи десяти Моисеевыхъ заповдей, и горько скорбятъ о томъ, что упустили случай совершить преступленіе.
Козелъ слушаетъ внимательно и раздаетъ страшные удары, ибо онъ не любитъ половинчатыхъ.
Каждый вступающій въ его церковь долженъ цликомъ исполнять его заповди.
Посл исповди ему представляютъ тхъ, кто хочетъ вступить въ его церковь. Дрожа отъ страха, они предстаютъ передъ трономъ владыки.
— Чего ты хочешь? Хочешь стать однимъ изъ моихъ?— рычитъ онъ на пришельца.
— Да.
— Тогда желай и длай то же, чего я желаю.
И вотъ вступающій произноситъ слдующую формулу:
— Отрекаюсь отъ Бога, отъ Іисуса Христа, Святого Духа, св. Двы, святыхъ, святого Креста и т. д., во всемъ предаюсь въ твою власть и въ руки твои и не признаю иного бога, ибо ты богъ мой, а я твой рабъ.
Посл этого неофитъ цлуетъ Сатану въ лицо подъ пупомъ и ггмъ клянется въ вчномъ рабств и въ покорности власти Дьявола.
Сатана когтями сцарапываетъ у него со лба слды крещенія, въ грязной купели неофитъ подвергается новому крещенію, причемъ онъ торжественна клянется никогда не принимать причастія иначе, какъ для преступныхъ цлей, клянется оплевывать и осквернять св. реликвіи, хранить тайну шабаша, вербовать новыхъ приверженцевъ для церкви Сатаны и посвящать ей вс свои силы.
Церемонія достигаетъ своей кульминаціонной точки въ страшной просьб неофита къ Сатан, чтобы онъ вычеркнулъ его изъ книги жизни и внесъ его въ книгу смерти. Дьяволъ ставитъ свой знакъ на вкахъ, плеч, губахъ неофита, женщинамъ же на грудномъ сосц, чаще же на половыхъ частяхъ.
Договоръ съ дьяволомъ заключенъ, человкъ безвозвратно подпалъ дьяволу. Съ этого момента природа его совершенно измняется, въ душ его все переворачивается вверхъ дномъ, законъ, обуздывавшій до сихъ поръ звря, становится надъ нимъ безсильнымъ, вс добродтели, навязанныя ему закономъ, отбрасываются съ издвательствомъ, и женщина возвращается къ своей древней природ.
Вся мрачная, кошмарная исторія Среднихъ вковъ отражается въ ужасахъ шабаша.
Шабашъ — это оргіазмъ разнузданныхъ инстинктовъ, мощное возстаніе угнетенной плоти, мрачное аллилуія пригвожденнаго ко кресту язычества.