Трудне всего начать разсказъ потому, что нужно сразу много разсказать. А если сразу разсказать очень много, то можно все перепутать.
Въ этомъ разсказ есть цлыхъ пятеро дтей, ихъ родители, старая бабушка, дядя, кошка, тетушка и много другихъ лицъ. Собственно говоря, стоитъ разсказывать о большихъ. Что интереснаго въ маленькой Абу, которая всегда спитъ, плачетъ или бормочетъ: ‘абу, абу, абу?’
Витя и Блошка постарше Абу, но скоро заболютъ и умрутъ, поэтому и о нихъ не стоитъ говорить много. Бабушка тоже вскор удетъ, а кошка останется на старой квартир.
И о старой квартир не стоитъ упоминать потому, что вдь передутъ на другую.
Владекъ пока еще ходитъ въ школу, у него поясъ съ пряжкой, блуза съ боковымъ карманомъ и пеналъ съ ключикомъ.
И Маня ходитъ въ школу, но въ легкую, гд только въ уголъ ставятъ, если плохо ведешь себя.
Собственно говоря, Владекъ разговариваетъ только съ Маней, да и то неохотно, потому что Маня двочка, не видла пожара и если что разсказываетъ, никогда нельзя понять, было ни это на самомъ дл или просто она сама выдумала.
— Врешь, — говоритъ Владекъ.
— Вотъ теб крестъ, правда!
И Владекъ, разговаривая съ Маней, все повторяетъ:
— Много ты знаешь!
Или:
— Что ты тамъ знаешь?
Или:
— Дура!
Про тетушку, которой постоянно жарко и которая не любитъ шуму, тоже не стоитъ говорить, потому что она не хотла дать пап сто рублей, а папа всмъ врилъ и всмъ давалъ взаймы.
Даже дядя, но не мужъ тети, а тотъ, другой, который Блошку назвалъ Блошкой, а Владеку подарилъ домино и пеналъ съ ключикомъ, не станетъ приходить на новую квартиру. И все измнится.
Можно добавить, что однажды Абу выпала изъ люльки, что Блошка нашла за бочкой мышь, которая еще двигалась, что Владекъ очень поспорилъ съ Витей изъ-за душистой бутылки изъ-подъ одеколона, потому что не зналъ, что Витя заболетъ и умретъ.
Можно упомянуть, что у папы отъ того пошатнулись дла, что по другую сторону улицы Смокъ открылъ кофейню съ мраморными столиками для гостей, а на окнахъ нарисовалъ билліардные шары и кіи.
— Вотъ увидишь, что этотъ Смокъ сожретъ насъ,— сказала мама отцу, когда увидла мраморные столики и большую прелестную вывску съ нарисованнымъ на ней калачомъ и стаканами.
И на самомъ дл, вс стали заходить къ Смоку и не хотли пить чаю и молоко въ молочной папы за столиками, обтянутыми клеенкой.
— Придется въ другомъ мст искать хлба, — говорила мама, а папа вздыхалъ.
Владекъ зналъ, что хотятъ перехать, но не понималъ почему: вдь папа былъ первый, зачмъ же ему уступать.
Я долженъ добавить, что какъ разъ передъ перездомъ на новую квартиру разрыли всю улицу и проложили длинныя желзныя трубы. Можно было въ нихъ такъ отлично играть.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
Перездъ на новую квартиру всегда очень пріятенъ потому, что во время укладки можно все длать, можно видть много вещей, которыя были спрятаны, а коробки и веревки которыя выбрасываетъ мама, можно брать себ. Перездъ пріятенъ даже если вся улица разрыта, если видишь слезы на глазахъ родителей, печаль бабушки и кошки.
Вдь и кошка печальна. Позвываетъ, умывается, мяукаетъ, все ходитъ за бабушкой и убгаетъ отъ Вити. Витя хочетъ ей объяснить, что именно происходитъ, но кошка не слушаетъ. Витя беретъ ее на колни, кошка вспоминаетъ что-то очень важное и быстро уходитъ.
Отецъ, Владекъ и Маня подутъ на возу съ вещами, а бабушка, мама и дти трамваемъ. Владекъ держитъ два абажура отъ лампы, а Маня клтку съ канарейкой.
хали долго-долго совсмъ другими улицами, потомъ взобрались высоко по лстниц, на каждомъ этаж много людей разсматривало ихъ.
‘Теперь у насъ будетъ чисто’,— подумалъ Владекъ.
Мама говорила, что у нихъ грязно, какъ въ хлву, потому что въ нижнемъ этаж не бываетъ чисто, что дти приносятъ съ улицы грязь и соръ.
Въ тотъ день не обдали. Спали на полу, потому что кровати нужно было еще складывать, а у одной кровати обломилась нога.
На другой день вс встали рано. Витя не хотлъ одваться, мама дала ему три звонкихъ шлепка. Витя очень удивился и сейчасъ пересталъ плакать. Онъ понялъ, что на новой квартир какъ-то иначе.
— Пейте чай и ступайте во дворъ, — сказала мама.
Раньше мама всегда добавляла: ‘Только не играйте съ уличными дтьми’…
— Вс должны уйти?— спросилъ Владекъ.
— Вс, — сказала мама.
Владекъ помогъ Вит сойти съ лстницы съ той же осторожностью, съ которой вчера несъ абажуръ отъ лампы. Витя очень радовался, что тамъ много ступенекъ, а Маня вела Блошку и несла три коробки, потому что боялась, чтобы мама не выбросила ихъ.
Во двор остановились около стны, и дворовыя дти съ любопытствомъ осматривали ихъ, ничего не говорили, только подходили все ближе и смотрли. Очень неловко было такъ никого не знать.
Наконецъ, одна старшая двочка прогнала всхъ.
— Чего глазете? людей не видали? Уходите!— крикнула она.
Послушались, ушли, а она осталась.
— Это вы вчера перехали, да?— спросила она.
— Мы,— отвтила Маня.
Собственно говоря, отвтить долженъ бы Владекъ, вдь онъ старшій, но онъ придумывалъ, что бы такое сдлать, чтобы чужая двочка поняла, что онъ не простой уличный мальчишка. Нельзя же сразу сказать, что онъ ходилъ въ школу, это было бы хвастовство, поклониться тоже не могъ, потому что фуражку оставилъ на верху. Наконецъ, онъ неожиданно сказалъ:
— Спасибо.
— За что?— спросила удивленно двочка.
— Что вс эти ушли отъ насъ.
Владекъ понялъ, что вышло глупо: мама велла благодарить за подарки, а вдь двочка ничего имъ не дала.
Потомъ стали разговаривать, и новая знакомая разсказала очень странную исторію про своего отца. Говорила шопотомъ, чтобы даже Маня не слыхала, и запретила Владеку повторять.
Владекъ вернулся въ квартиру гордый, что ему вврили такую тайну, о которой никто не долженъ знать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Маня, Блошка и Витя скоро нашли знакомыхъ, и когда была хорошая погода, играли во двор, чего имъ теперь мама больше не запрещала. Маня не носила во дворъ никакихъ игрушекъ, потому что всегда кто-нибудь просилъ ихъ подарить.
Когда шелъ дождь, спускались этажомъ ниже и или играли на площадк лстницы, или у жильцовъ въ нижнемъ этаж. Тогда Маня брала куклу, подарокъ дяди, или сервизъ, который остался отъ лучшихъ временъ. И для нихъ все шло постарому, не хватало только конфетъ.
Владекъ оставался одинъ, ужасно скучалъ, сердился на Маню, Витю и Блошку, что имъ нтъ дла до него, видлъ, какъ играли то съ тмъ, то съ другимъ, а домой приходили только сть и вовсе ничего не разсказывали. А Владекъ слишкомъ гордъ, чтобы первому разспрашивать.
Однажды Владекъ открылъ ранецъ, пересмотрлъ тетради и книги, но ему ничего не было задано, потому что въ школу онъ больше не ходилъ, слъ опять возл окна съ маленькой
Абу и смотрлъ глубоко внизъ во дворъ, гд все сверху кажется такимъ маленькимъ. Раньше только изъ снисхожденія онъ игралъ съ Маней, теперь осталась ему одна Абу, которая еще и говорить не уметъ.
Когда мама посылаетъ Владека въ лавочку, онъ идетъ по двору очень медленно: а вдругъ кто нибудь подойдетъ и заговоритъ.
Тамъ, гд жили раньше, Владекъ зналъ всхъ, и вс его знали: и токарь, и парикмахеръ, и Мартынъ, и Франекъ. Если бы можно хоть на минутку вернуться, посмотрть, что тамъ длается, кто живетъ на старой квартир, что длается безъ него въ школ, роютъ ли уже во двор канавы… Плохо жилось Владеку.
Отецъ уходилъ рано, возвращался вечеромъ, и мама ежедневно спрашивала:
— Но и что жъ?
— А что, ничего, — отвчалъ отецъ.
Бабушка сидла грустная, даже не ворчала, потому что теперь все длаетъ мама. Зато мама чаще сердится, и Витя и Блошка вмсто конфетъ получаютъ шлепки.
Мама говоритъ:
— Не думайте, что теперь то, что было.
Такъ было до субботы.
Въ субботу пришелъ дядя и тетя, но безъ Жучка и только съ однимъ Ваней. Владекъ не любитъ Ваню потому, что онъ хвастунъ. Очень охотно остался бы Владекъ въ квартир, чтобы слушать, что будутъ говорить старшіе, но мама велла итти внизъ.
— Только играйте одни,— сказала мама, и Владекъ покраснлъ.
Ваня говорилъ мало, не вспоминалъ о ружь, и вообще Владеку казалось, что Ваня знаетъ много, но что тетя запретила ему говорить. Услись въ сняхъ на окн и смотрли, какъ глупо играютъ мальчики въ гости.
Когда ихъ позвали на верхъ, Владекъ думалъ, что будетъ кофе и печенье, но на стол не было ни скатерти, ни чашекъ.
— Не голоденъ ли ты, Ваня?— сказала мама и опустила глаза.
— Нтъ, онъ не голоденъ,— быстро сказала тетя.— Правда, Ваня, ты не голоденъ?— и начала прощаться, но иначе, чмъ всегда, и Владекъ сразу догадался, что бабушка завтра должна ухать.
Раньше бабушка часто сердилась на Владека и жаловалась отцу, и Владекъ любилъ ее какъ разъ столько, сколько обязательно нужно. А теперь, когда онъ взглянулъ на ея морщинистое лицо и увидлъ, что она очень стара, и подумалъ, что у нея никого нтъ, ему сдлалось такъ, какъ тогда, когда хочется плакать. Но онъ не плакалъ, а только подумалъ: ‘Потому, видно, не плачу, что теперь я большой’.
И первый разъ въ жизни онъ не радовался, что уже большой.
И какая ему польза отъ этого!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
На другой день Владекъ проснулся очень рано, несмотря на то, что это было воскресенье.
Правду сказать, теперь воскресенье ничмъ не отличается отъ будней.
Старшіе уже не спали. Бабушка была одта, какъ въ гости, а отецъ завязывалъ узелъ.
Владекъ слъ на кровати, но мама сказала сердито:
— Спи, спи, еще рано.
Пришлось положить голову на подушку и закрыть глаза. Отецъ завязалъ узелъ. Вс пили очень черный кофе, и вс молчали. Отецъ пилъ скоро, а бабушка съ ложечки и долго дула на каждую ложечку.
Потомъ мама завернула въ газету хлбъ, котораго не ли съ кофе, а бабушка шопотомъ сказала:
— Зачмъ это, нтъ, не надо.
— Пригодится въ дорог,— сказала мама.
Потомъ бабушка стала на колни передъ кроватью, гд спали дти. Владекъ закрылъ глаза и слышалъ, какъ папа помогалъ ей вставать.
Отецъ взялъ узелъ и вышелъ вмст съ бабушкой и съ мамой въ сни, потомъ мама вернулась, сла на стулъ и о чемъ-то долго думала.
Когда Владекъ второй разъ проснулся, Витя уже не спалъ. Витя теръ глаза, гримасничалъ, смотрлъ вокругъ и сказалъ:
— Бабушка пошла къ кошк.
Теперь только Владекъ вспомнилъ, что кошка осталась на старой квартир, и подумалъ, что Витя очень еще глупъ. Мама позволила Ман и Блошк итти въ костелъ съ сосдкой изъ нижняго этажа, потому что мама нсколько разъ разговаривала съ ней и давала ей корыто для стирки.
Витя пошелъ въ сни къ мальчикамъ, а Владекъ слъ около окна съ Абу.
Сегодня вс дти были въ башмакахъ и не валялись по земл. Черезъ дворъ прошелъ тотъ большой, всегда оборванный мальчикъ, и тотъ, который вмст со сторожемъ мететъ улицу, и тотъ, который давалъ всмъ лизать большую красную карамель. Прошла двочка, которая ни съ кмъ не играетъ, только смотритъ, и вс разршаютъ ей стоять близко и смотрть.
А вдь не всмъ можно стоять близко, когда другіе играютъ, сейчасъ говорятъ: ‘Чего не видлъ? Какое теб дло’. И Владеку разъ такъ сказали. А когда онъ уходилъ, кто-то еще крикнулъ: ‘Смотрите, какой франтъ!’ Видно обозлились, что онъ былъ въ башмакахъ, хотя это были будни.
Потому-то Владекъ ни съ кмъ еще не знакомъ, хотя живетъ здсь уже цлую недлю. Обидли его во двор, далъ себ честное слово, что первый ни къ кому не подойдетъ, а они и вниманія на него не обращаютъ.
— Помоги мн, Владекъ, почистить картофель,— сказала мама такимъ голосомъ, какимъ они говорятъ мам, когда просятъ о чемъ-нибудь, а не знаютъ, согласится ли мама.
Владекъ посадилъ Абу въ люльку, взялъ ножъ и очень неловко сталъ чистить картофель. Картофель скользилъ у него въ рукахъ, а одна картошинка выскользнула и покатилась далеко подъ шкапъ.
Около полудня вернулась Маня изъ костела и съ таинственнымъ видомъ сла около Владека.
— Знаешь, что я теб, скажу,— начала она, потому что не знала, захочетъ ли Владекъ слушать.— Знаешь, отецъ той Насти, которая съ тобой говорила, политическій и сидитъ подъ землей въ крпости. Пришло много войска! Надли ему цпи на ноги и руки, глаза ему совсмъ завязали, въ ротъ воткнули платокъ, чтобы не кричалъ. А одинъ офицеръ стоялъ на лошади и только смотрлъ, чтобы стрлять, если кто двинется.
Откуда Маня знала то, о чемъ ему подъ секретомъ разсказывала тогда Настя? Только Маня совсмъ иначе разсказываетъ, съ разными прибавленіями и безъ толку.
Отецъ Насти былъ политическій, это правда, только арестовали его обыкновенно, потому что нашли у него бумаги, и вовсе никакихъ цпей на него не надвали. Какъ это Маня все странно разсказываетъ, будто сказку! Зачмъ врать, когда можно просто сказать. Владекъ этого ужасно не любитъ.
ГЛАВА ПЯТАЯ.
Наконецъ, Владекъ нашелъ друга.
Сидлъ однажды Владекъ на лстниц съ Абу. Вдругъ услыхалъ, что кто-то идетъ и свиститъ.
‘Какой-то уличный мальчишка’, подумалъ Владекъ, потому что мама говорила, что свистятъ только уличные мальчишки. Мальчикъ съ кучей книгъ подъ мышкой остановился отдохнуть, положилъ книги на окно, прислъ на корточки и сталъ разсматривать Владека и Абу.
Улыбнулся отъ удовольствія, и видно было, что хочетъ начать съ Владекомъ разговоръ, потому что разъ, потомъ другой взглянулъ на него.
— Умешь читать?— спросилъ, наконецъ, мальчикъ.
— Понятно,— отвтилъ Владекъ.
— Знаешь, на эту книгу я охотился цлый мсяцъ.
Владекъ игралъ когда-то въ охоту съ Ваней, у котораго было игрушечное ружье, только охотились они на зайцевъ и на утокъ, но что такое охота на книги, онъ не понялъ.
— Это историческая повсть изъ временемъ Наполеона. Видишь, вс страницы налицо и книга цла. Вс повсти изъ временъ Наполеона я читалъ по два раза, а ‘Потопъ’ читалъ три раза. Знаешь, ‘Потопъ’?
— Знаю,— отвтилъ Владекъ, который въ школ училъ о потоп:— какъ Ной выстроилъ ковчегъ и голубь принесъ ему втку,— доказательство, что уже есть сухое мсто.
— Вотъ эта книга,— продолжалъ мальчикъ,— это научная, о звздахъ. Я ее тоже читалъ, но взялъ потому, что завдующая не хочетъ давать однихъ разсказовъ. Но разсказы вмигъ поглотилъ, а книги выдаются разъ въ недлю, и нечего было бы читать. А тебя какъ зовутъ?
— Владекъ.
Владекъ съ любопытствомъ осматривалъ мальчика, который читаетъ книги. Что это значитъ — глотать книги?
— Ты еще не былъ въ читальн, правда? Жаль, что я не зналъ, взялъ бы печатную карточку. Хотя можешь написать и на простой, лишь бы управляющій приложилъ печать. Ужъ я тебя устрою. Идешь въ гости посл обда?
— Нтъ, — отвтилъ Владекъ смущенно, потому что все меньше и меньше понималъ, о чемъ говоритъ новый знакомый, и боялся показать, что не понимаетъ: а то еще новый не захочетъ съ нимъ водиться.
Условились сойтись въ пять часовъ.
Этотъ день былъ выдающійся въ новой жизни Владека. Чего только ни наговорилъ ему мальчикъ! Удивительно, въ школу не ходитъ, а все знаетъ.
— Знаешь, какую шляпу носилъ Бонапарте? Какъ скрещевалъ руки на груди? Знаешь, какъ по красной подкладк отличать генерала отъ простого офицера? Знаешь, что есть деревья боабабы, такія большія, что въ ихъ ствол можно жить, какъ въ дом? Знаешь, что въ воздух есть газъ-кислородъ, безъ котораго умираютъ мыши и звонокъ не звонитъ? А слыхалъ, что у того, кто не моетъ зубовъ, будутъ во рту червячки? А телеграфъ — это электрическая искра. Хочешь убдиться?— спросилъ мальчикъ.
— Хочу,— отвтилъ Владекъ, потому что хотя и врилъ, что мальчикъ не вретъ, но все же, кто его знаетъ, правда ли это.
Перелзли черезъ заборъ и приложили ухо къ столбу.
— Видишь проволоку?
— Вижу, — сказалъ Владекъ.
— Вдь это телеграфъ, правда?
— Правда, — сказалъ Владекъ.
— И слышишь, какъ гудитъ въ середин?
— Слышу, — сказалъ Владекъ.
— Вотъ видишь, это потому, что въ столб есть электричество.
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Около забора, въ углу двора, на низкой крыш ледника въ теченіе цлаго ряда вечеровъ Олекъ училъ Владека, а тотъ взамнъ говорилъ ему о школ и школьномъ ученіи. Пока по очереди читали, все шло хорошо, когда же брали какой-нибудь учебникъ — грамматику или задачникъ, Владекъ убждался, какъ плохо онъ все знаетъ, какъ мало понимаетъ.
— Имя существительное отвчаетъ на вопросъ: кто? что? Если одушевленное: кто? Если неодушевленное: что?
— Значитъ, и Наполеонъ тоже имя существительное?
— Понятно, потому что его можно видть.
— Нтъ нельзя его видть, потому что онъ умеръ.
— Да, но на картинк.
— На картинк вдь тоже не живой, значитъ отвчаетъ на вопросъ: что?
Владекъ подергивалъ плечами.
— А разв слава это тоже имя существительное? Можно видть славу или нельзя? А почему слава отвчаетъ на вопросъ что, если слава живетъ?
Слава не только живетъ, она безсмертна. Олекъ хочетъ быть знаменитымъ вождемъ и наврное будетъ имъ. Олекъ знаетъ, что надо сдлать, чтобы быть славнымъ: нужно вечеромъ смотрть на небо, когда видны звзды, потому что между ними есть падающія звзды. Нужно слдить, и когда такая звзда падаетъ, быстро сказать: ‘хочу быть славнымъ’,— и это сбудется.
Можно сказать: хочу быть богатымъ. Но Олекъ на деньги не обращаетъ вниманія.
— Богатый живетъ, живетъ, потомъ помретъ и конецъ. А славный — это другое дло.
Въ воскресенье пошли въ читальню и цлый часъ ждали, пока ихъ вызовутъ, и Владекъ понялъ, что значитъ охотиться на книги.
Въ школ, кром двухъ-трехъ учениковъ, мальчики никогда не разговаривали о книгахъ. А о томъ, что въ нихъ записано, говорилось только тогда, когда учитель вызывалъ къ доск.
Здсь совсмъ другое дло.
Интересная эта книга? Что ты читалъ? О чемъ тамъ говорится? Знаю. Не знаешь? Сказка, повсть, стихи, описаніе, жизнь. Понятная, непонятная книга, въ одномъ, въ двухъ томахъ.
Мальчики брали книги для себя, для братьевъ и сестеръ, для родителей.
Олекъ здсь всхъ зналъ, и вс знали его. Онъ давалъ указанія, совтовалъ, отговаривалъ.
— Ты думаешь, завдующая дастъ теб три повсти? А другимъ что останется? Этой книги не бери, окончаніе вырвано. Это очень смшная. Вотъ ту возьми для отца.
Владекъ не сумлъ бы самъ устроиться. Олекъ отдалъ его карточку съ печатью управляющаго.
— Это новый мальчикъ,— сказалъ онъ.
Владекъ только ногой шаркнулъ и то неловко, потому что его толкали и было тсно.
Завдующая взяла карточку и записала новаго читателя.
— А пятакъ есть.
— Нтъ.
— Ну, принеси въ слдующее воскресенье.
— Хорошо.
Владеку сдлалось грустно.
— А что будетъ, если мама не дастъ пятака?— спросилъ онъ по дорог у Олека.
— Ничего не значитъ. Она не требуетъ. Вотъ къ той другой безъ пятака не подступай, а эта добрая, такъ только говоритъ. Наконецъ, если ты честный, я теб дамъ взаймы.
Олекъ служитъ въ магазин письменныхъ принадлежностей и зарабатываетъ шесть рублей въ мсяцъ.
— Не безпокойся, я и теб мсто найду. Какъ только самъ получу въ книжномъ склад, уступлю теб свое.
Въ тотъ вечеръ дома вс читали: и отецъ, и мама, и Владекъ, а Маня показывала Вит и Блошк картинки и къ каждой картинк изъ собственной головы, придумывала разсказъ.
— Смотри, не порви только,— наставлялъ ее Владекъ.
И вечеръ прошелъ быстре всхъ предыдущихъ.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
Отецъ днемъ спитъ, вечеромъ уходитъ и возвращается утромъ. Отецъ нашелъ работу въ булочной, гд онъ тратитъ здоровье и такъ мало зарабатываетъ, что Владекъ теперь часто бываетъ голоденъ.
Ахъ, ни за что не сказалъ бы этого никому, даже мам, никому, никому, это такъ стыдно быть голоднымъ! А когда видитъ, что хлба мало, отрзаетъ себ тоненькій ломтикъ. А когда мама разливаетъ супъ, говоритъ, что сытъ, хотя супъ такъ вкусно пахнетъ. И часто, къ своему стыду, вспоминаетъ громадные куски хлба съ вареньемъ на старой квартир.
Мама теперь никого не уговариваетъ кушать больше, даже Витю. Владекъ длаетъ видъ, что не замчаетъ этого.
Совсмъ неожиданно и Владекъ нашелъ работу.
Въ этомъ же дом была лавочка. Въ лавочк жилъ мужъ съ женой, но дтей у нихъ не было. Лавочница была очень толстая, а у лавочника деревянная нога. Они оба не умли ни читать, ни считать.
Однажды они велли Владеку прочесть о преступленіи, которое случилось на той же улиц, похвалили Владека, что хорошо читаетъ, и дали ему шесть карамелекъ.
Владекъ далъ Блошк и Вит по дв, потому что они маленькіе, одну карамельку далъ Ман, а одну глухонмой двочк, которая ни съ кмъ не играетъ, только всегда стоитъ близко и смотритъ, какъ играютъ другіе, и никто ея не гонитъ.
Нсколько разъ читалъ Владекъ газету въ лавочк и нсколько разъ подсчитывалъ счета. Потомъ лавочникъ съ толстой женой пришли въ воскресенье въ гости и сказали, что за то, что Владекъ будетъ имъ считать, они будутъ ему платить 75 коп. въ мсяцъ и что хотятъ совсмъ взять маленькую Абу, потому что Абу уже не сосетъ груди, а у нихъ нтъ дтей.
Владеку всегда казалось, что онъ не любитъ Абу. Абу была капризная и плакса, ничего не понимала и все хотла взять въ руки, а какъ только брала, сейчасъ же портила. А мама велла уступать ей, потому что Абу маленькая и глупая. Если глупая, то пусть не надодаетъ, не лзетъ. И Владекъ часто злился на Абу за то, что ему приходится няньчиться съ ней.
Но когда онъ услыхалъ, что хотятъ взять Абу навсегда, что онъ уже не будетъ ея братомъ, что лавочникъ безъ ноги станетъ ея папой,— онъ очень испугался, и Абу вдругъ стала такой дорогой, что Владекъ ни за что не согласился бы отдать ее.
— Мама, я стану работать, Олекъ подыщетъ мн мсто… Нтъ, нтъ, мама, не отдавайте Абу! Она такая маленькая. Ей будетъ скучно безъ Блошки и безъ Вити. Я отдамъ ей свою картошку.
Владекъ совсмъ забылъ, что онъ уже большой, и такъ плакалъ, такъ плакалъ, что убжалъ на крышу ледника, въ уголъ двора, и все плакалъ и плакалъ и не могъ успокоиться.
За что Богъ такъ ихъ наказываетъ! Кофейни у нихъ нтъ, въ школу онъ не ходитъ, кошка осталась на старой квартир, бабушка ухала, папа теряетъ здоровье.
И Владекъ обо всемъ разсказалъ Олеку.
— Не реви, плакса, — утшилъ его Олекъ, — вс знаменитые люди были несчастны,— и подарилъ Владеку цпочку съ глобусомъ.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
— Завтра не пойду въ лавочку, — сказалъ Олекъ.
Лавочкой называетъ Олекъ магазинъ, въ которомъ служитъ, а владльца магазина зоветъ ‘старикомъ’. Если ‘старикъ’ былъ молодой, онъ все же прозывается ‘старикомъ’, это ужъ такъ полагается.
Олекъ долженъ завтра сходить въ очагъ, чтобы записать младшаго брата.
— И у тебя есть малыши. Возьми ихъ метрики, запишемъ всхъ троихъ. Но ты, видно, опять не понимаешь.
Олекъ уже знаетъ, что Владеку нужно все объяснять.
Очагъ это школа для совсмъ маленькихъ дтей, восьмилтнихъ уже не берутъ, потому что тамъ воспрещено учить, даже буквъ нельзя показывать. Дти рисуютъ, поютъ, плетутъ корзинки, имъ даютъ молоко и два раза въ годъ подарки: передники или ботинки и пирожное.
— Впрочемъ, самъ увидишь.
Какой бойкій этотъ Олекъ! Изъ передней вошелъ въ классъ и показалъ Владеку мсто, на которомъ самъ сидлъ, когда былъ малышомъ и приходилъ сюда. Потомъ показалъ картинки на стн и т, которыя висли, и т, которыя повсили посл него. Затмъ открылъ дверь во вторую комнату, гд столы и скамейки больше и другого вида.
— Смотри, это швейная. Здсь старшія двочки учатся шить и вышивать.
Вотъ тутъ-то и застала ихъ низенькая, худощавая учительница, которая сейчасъ же узнала Олека и совсмъ не сердилась.
— А, Олекъ! Какъ поживаешь? Что скажешь новаго?
— Я пришелъ къ вамъ по длу. Надюсь, что вы намъ не откажете. А это мой товарищъ, Владекъ, у котораго тоже двое дтей.
Учительница подала Владеку руку, съ которой онъ не зналъ, что сдлать.
— Вотъ метрики моего брата, а эти дв — дтей Владека.
Учительница пересмотрла метрики и нашла, что Витя еще слишкомъ малъ для очага.
— Я за нихъ ручаюсь, пожалуйста, — уврялъ Олекъ.— Вс трое на подборъ и самаго лучшаго сорта. Не отказывайтесь, товаръ хорошій и по оптовой цн.
— Не дурачься, Олекъ, — сказала учительница.— Зачмъ теб валять дурака, когда ты умный мальчикъ.
Олекъ покраснлъ и замолчалъ, а учительница простилась съ ними, потому что вошли дв женщины съ метриками дтей, чтобы записать ихъ въ очагъ.
Владеку стало непріятно. Онъ очень любилъ Олека, но иногда приходилось краснть за него. Однажды и въ читальн сказали Олеку, что если онъ не будетъ лучше вести себя, то вовсе книгъ не получитъ. Тогда тоже сказали: ‘Не дурачься’.
Въ общемъ то Олекъ умный, милый, то ведетъ себя такъ странно, будто нарочно, чтобы надъ нимъ смялись.
— Это пустяки, мы скоро помиримся. Въ воскресенье пойду къ тетк, нарву тамъ цвтовъ, сдлаю букетъ и золотыми чернилами напишу: ‘миръ’.
Олекъ много разсказывалъ о томъ времени, когда самъ ходилъ въ очагъ.
— Она очень добрая. Но здсь есть другой очагъ, я бы собак не посовтовалъ ходить туда. За каждый пустякъ деретъ за уши или линейкой бьетъ по пальцамъ. Такая злая, доложу я теб, какъ холера.
Владеку показалось, что Олекъ и въ тотъ очагъ тоже ходилъ, но, врно, не долго.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Мама говорила, что будетъ все хуже, однако теперь лучше, чмъ было вначал. Витольдъ изъ Праги отдалъ отцу тридцать рублей, которые былъ долженъ, продали ненужный комодъ. И опять появилось масло на хлб и чаще мясо на обдъ. А маленькая Абу получила первые въ жизни башмаки.
Абу была спасена. Никто ее въ собственность не возьметъ, никто не унесетъ изъ дому.
— Наша Абу,— съ гордостью говорятъ дти и берутъ ее съ собою, когда идутъ во дворъ.
А раньше ни Владекъ, ни Маня не хотли спускаться внизъ съ Абу: имъ казалось, что имъ неприлично няньчиться съ ребенкомъ. Раньше Абу была мамина, теперь принадлежитъ всмъ.
Потому-то Владекъ и купилъ для Абу настоящій швейцарскій шоколадъ, посл котораго Абу вырвало три раза, Маня подарила ей меньшую изъ своихъ куколъ, хотя знала, что Абу разобьетъ ее окончательно, а Блошка и Витя готовили для Абу сюрпризъ, который плели и вышивали въ очаг. (Учительница приняла Витю въ очагъ, хотя онъ и малъ.)
Вотъ какой теперь день Владека. Утромъ идетъ Владекъ въ лавочку за дровами, за хлбомъ и керосиномъ. Потомъ помогаетъ мам убирать комнату, въ которой вовсе не чисто, несмотря на то, что живутъ они теперь высоко. Потомъ у него урокъ съ Маней — пусть не забываетъ, чему выучилась въ школ. Потомъ помогаетъ мам готовить обдъ.
Жаль, что онъ тогда не отдалъ метрики Мани, могла бы ходить въ швейную и учиться шить, а теперь уже поздно.
Въ четыре часа идетъ Владекъ въ контору газеты, гд на стнахъ наклеиваются объявленія. Всегда приходится торопиться, чтобы занять хорошее мсто передъ стной, чтобы списать вс адреса, гд требуется мальчикъ, и быстро бжать по указанному адресу.
Владекъ не зналъ хорошо Варшавы. Приходилось ему по пути спрашивать у прохожихъ, куда и какъ итти на нужную улицу, и когда, наконецъ, онъ попадалъ туда, всегда оказывалось, что или пришелъ слишкомъ поздно, или слишкомъ малъ, или слишкомъ мало знаетъ.
— Ну что?— спрашивала мама.
— А ничего!— отвчалъ Владекъ, совсмъ такъ, какъ говорилъ отецъ, когда искалъ мста.
Видно, много мальчиковъ искало труда, потому что много разъ слышалъ Владекъ, что пришелъ слишкомъ поздно, что уже кто-то былъ до него и получилъ мсто. Много мальчиковъ, двочекъ и взрослыхъ стояло каждый день передъ газетой и читало объявленія. И ежедневно приходили т же, видно, и они не могли найти работы.
Часто шелъ дождь, и они терпливо стояли и ждали, если газета опаздывала, или мсто у стны было занято другими, а издали трудно прочесть, потому что буквы маленькія.
Однажды, когда Владекъ разыскивалъ точильщика, которому нуженъ былъ мальчикъ, бросилась на него собака и хотя укусила не больно, но разорвала штаны.
Какъ будто, не полагается, чтобы собаки кусались, и Владекъ былъ въ прав требовать новые штаны отъ того хозяина, которому принадлежала собака. Но нужно, чтобы былъ свидтель, который видлъ, а здсь только одинъ сторожъ стоялъ въ сняхъ и тотъ еще разсердился, еще выругалъ Владека:
— Смотрите,— работы ищетъ. А можетъ, ищешь того, чего не потерялъ? Знаю васъ, оборванцы!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
Было уже почти темно. Владекъ читалъ очень усиленно, чтобы окончить главу, пока совсмъ стемнетъ. Читалъ какъ разъ о томъ, какъ краснокожіе хотли сжечь путешественника, товарищи котораго уже бжали ему на выручку. И вдругъ кто-то потянулъ Владека за рукавъ.
— Что ты?— почти испугался Владекъ.
Это была Блошка. Всегда веселая и прыгающая Блошка теперь была тихая и печальная.
— Вла-а-адекъ!
— Что?
— Не будешь сердиться на меня?— У Блошки на глазахъ были слезы, большія, круглыя слезы.
— Что ты сдлала, Блошка?
— А не будешь сердиться и никому не скажешь?
— Никому не скажу.
— Знаешь, я скверная, Витя маленькій и глупый, онъ не виноватъ, что я покупала конфетки.
Витя, услыхавъ свое имя, вылзъ изъ-за шкапа и медленнымъ шагомъ приблизился къ Владеку.
— Разъ я купила на полушку, а потомъ на копейку. Потомъ я держала пари на копейку и тоже проиграла.
— А откуда же у тебя деньги?— удивился Владекъ.
— То-то и есть, что у меня не было…
Владекъ все понялъ: Блошка надлала долговъ, теперь ее рвутъ кредиторы, такъ, какъ папинаго знакомаго Витольда. Блошка легкомысленна, жила не по средствамъ и теперь платится.
— Сколько ты должна?— спросилъ Владекъ.
— Всего я должна дв съ половиною копейки: въ очаг полторы копейки и во двор копейку.
Блошка сегодня совсмъ не пошла въ очагъ, потому что та двочка велла ей принести деньги, потому что дольше ждать не желаетъ и скажетъ все учительниц, а учительница наврно прогонитъ ее.
— Мой Владекъ, мой дорогой Владекъ, только не говори ничего мам! Я никогда больше не буду.
И Блошка понемногу разсказала все. Началось съ того, что она купила у Юзи карамельку за полкопейки, будто будетъ ей должна, вдь за полкопейки можно купить четыре карамельки. Потомъ у нея не было полкопейки и для того держала пари и проиграла — это уже была копейка. Тогда Юзя велла ей за ту копейку принести сервизъ Мани, но Блошка не хотла. Потомъ Витя сказалъ, что разскажетъ мам, и Блошка должна была купить ему карамель, чтобы онъ не говорилъ мам, и она заняла у двочки въ очаг, эту карамель она сама даже не попробовала.
— Владекъ, помнишь это зеленое стеклышко, черезъ которое все казалось зеленымъ? И вотъ: и стеклышко, и картинку съ ангеломъ, и маленькую фаянсовую кошку безъ ноги — все отдала, и больше у меня ничего нтъ.
