На морском берегу, Троллоп Энтони, Год: 1882 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 23 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

НА МОРСКОМЪ БЕРЕГУ

РАЗСКАЗЪ
Антони Троллопа.

Переводъ съ англ. М. К. Николаевой.

No 348.

Отдл. тип. Т-ва И. Д. Сытина, Петровка, домъ Обидиной.
Москва — 1904.

Глава I.

На сверномъ берегу Корнвалиса {Корнвалисъ — область Англіи на юго-западномъ берегу острова.}, у песчаной полосы берега, жилъ старикъ Малки Тренгласъ. Онъ добывалъ себ хлбъ тмъ, что собиралъ морскую траву, приносимую волнами, и продавалъ ее для удобренія земли.

Прибрежныя скалы Корнвалиса круты, море бьетъ въ нихъ съ страшной силой, особенно при сверномъ втр. Только кое-гд, въ сплошной стн скалъ, виднются трещины и обрывы, по которымъ, къ песчаной полос берега, идетъ неровный, — лстницей, спускъ, до того узкій, что едва можно пройти. Въ тихую погоду море не доходитъ до скалъ, но въ сильный втеръ, особенно во время прилива {Въ иныхъ моряхъ вода, въ опредленные часы, наступаетъ на берегъ и черезъ нсколько часовъ отступаетъ. Идетъ ровная волна и, какъ стна, набгаетъ на берегъ грядами.}, песчаная полоса до того узка, что по ней едва можно ходить.

Старикъ Тренгласъ или Гласъ, какъ его звали въ сосдств, поставилъ свой домъ не на песк. Въ стн утесовъ нашлась расщелина, спускавшаяся съ верху до низу. Наверху это былъ узкій оврагъ, спускавшійся до песчаной полосы, по дну его можно было проложить тропинку. Внизу расщелина была такъ широка, что Тренгласъ могъ поставить свое жилище на камн.

Тренгласъ прожилъ здсь много лтъ.

Въ первые годы своего поселенія онъ носилъ морскую траву въ корзин на спин, потомъ онъ купилъ осла и пріучилъ его подниматься и спускаться по тропинк съ одной корзиной на спин,— потому что расщелина была такъ узка, что оселъ съ двумя корзинами по бокамъ не могъ бы пройти. Рядомъ со своей хижиной старый Гласъ пристроилъ для осла хлвъ, почти такой же величины, какъ и хижина.

Годы шли, и старый Гласъ нашелъ себ помощницу.

Люди говорили, что Самъ Богъ послалъ ее старику, потому что безъ нея Гренгласу пришлось бы бросить свое гнздо и промнять свою независимость на уголъ въ рабочемъ дом {Въ Англіи для нищихъ устроены во всхъ большихъ приходахъ рабочіе дома, гд нищіе получаютъ полное содержаніе, и за это обязаны работать. Англійскій народъ не любитъ этихъ домовъ и считаетъ позоромъ попасть туда.} Кмельфорда, ближняго города. Ревматизмъ измучилъ стараго Гласа, старость согнула его въ три погибели, и онъ, мало-по-малу, сдлался до того немощнымъ, что силъ не хватало водить осла наверхъ или помогать внучк выбирать драгоцнную траву изъ волнъ.

Къ тому времени, когда начинается нашъ разсказъ, старый Гласъ уже цлый годъ не поднимался наверхъ, и полгода уже ничего не добывалъ для своего промысла. Онъ только собиралъ и припрятывалъ деньги, вырученныя внучкой, да иногда набиралъ для осла связку сна. Всю работу исполняла внучка Малки Тренгласъ. Ее звали попросту Малли.

Вс земледльцы на сосднемъ прибрежь и вс мелкіе торговцы Камельфорда знали Малли Тренгласъ.

Она имла такой дикій видъ, что казалась какимъ-то неземнымъ существомъ. Маленькая ростомъ, съ маленькими ручками, блестящими черными глазами, и съ гривой нечесаныхъ черныхъ волосъ. Говорили, что она очень сильна, дти во всемъ округ утверждали, что она работаетъ день и ночь и не знаетъ устали.

Никто не зналъ наврно, сколько ей лтъ.

Кто говорилъ, что ей всего десять лтъ, кто давалъ цлыхъ двадцать пять, на самомъ дл ей было двадцать лтъ.

Старики въ сосдств хвалили Малли за то, что она была хорошей внучкой дду, она каждый день покупала что-нибудь для старика и никогда ничего не покупала для себя. И несмотря на все, у Малли не было друзей и было очень мало знакомыхъ изъ молодежи ея возраста. Говорили, что она вспыльчива и дурного нрава, что у нея нтъ ни для кого добраго слова, и что она настоящая маленькая вдьма. Молодые парни не обращали на нее вниманія, потому что она не наряжалась по воскресеньямъ. Вс дни недли были буднями для нея. Она ходила босая или въ башмакахъ безъ чулокъ.

И для церкви Малли не одвалась нарядне. Обыкновенно она садилась на низенькую каменную скамью у самыхъ церковныхъ дверей {Въ церквахъ протестантовъ и католиковъ во время богослуженія сидятъ, вставая и преклоняя лишь по временамъ колна.}, одтая неизмнно въ красную юбку и широкую коричневую кофту изъ толстой шерстяной ткани. Эта одежда была самая удобная для трудной и опасной работы въ морскихъ волнахъ. Священникъ очень сильно упрекалъ ее за то, что она мало ходила въ церковь, а Малли оправдывалась тмъ, что у нея не было приличнаго платья для церкви.

Народъ говорилъ, что старый Гласъ богатъ, и что Малли могла бы ходить въ приличной одежд. Священникъ зналъ, что старый Гласъ не могъ притти къ нему. Однажды онъ самъ спустился по тропинк въ скалахъ, чтобы поговорить съ Гласомъ не при Малли, которая работала въ вод. Старый Гласъ терпливо выслушалъ наставленія священника о другихъ предметахъ, но когда рчь зашла о деньгахъ на одежду Малли, онъ такъ сердито накинулся на священника, что тому только осталось махнуть рукой. И Малли продолжала сидть на низенькой каменной скамейк въ той же старой юбк, изъ которой давно выросла, а длинные волосы падали на ея лицо. За неимніемъ ленты, она связала волосы на затылк старой завязкой отъ башмака.

Волосы оставались связанными еще въ понедльникъ и во вторникъ, но къ полудню въ среду Малли опять ходила растрепанной.

Несомнннымъ качествомъ Малли было неутомимое трудолюбіе. Количество морской травы, которую она собирала, а оселъ вывозилъ,— было воистину изумительно. Вс говорили, что старый Гласъ никогда не собиралъ и половины того, что собирала Малли. Но надо замтить и то, что теперь это удобреніе сильно подешевло, и потому надо было усиленне трудиться. И Малли изо дня въ день работала все усердне со своимъ осломъ. Морская трава собиралась въ кучи, величин которыхъ дивились сосди, смотря на крошечныя руки и маленькій ростъ Малли.

Говорили, что врно кто-нибудь помогаетъ ей по ночамъ, какая-нибудь волшебница или какой-нибудь духъ. Малли только сердито огрызалась.

Никогда никто не слыхалъ отъ Малли ни слова жалобы на тяжесть труда. Въ послднее время она начала жаловаться на обиды отъ одного сосда. Стало извстно, что она ходила со своими жалобами къ Польварту,— такъ звали приходскаго священника. И когда онъ не помогъ ей, или не могъ помочь такъ, какъ она того хотла, она пошла въ контору одного стряпчаго въ городъ Кмельфордъ. Но и стряпчій оказался не лучше священника въ этомъ отношеніи.

Вотъ въ чемъ состояла обида Малли. То мсто, гд она собирала траву, было маленькимъ заливомъ или губой. Сосди прозвали ее Малковой губой, по имени старика, жившаго на берегу. Высокіе утесы поднимались стной по обимъ сторонамъ губы, и доступъ къ ней былъ открытъ только черезъ тропинку, спускавшуюся съ вершины до хижины Тренгласа. Во время отлива ширина губы была не боле двухъ сотъ ярдовъ {Ярдъ равенъ аршину и 6 вершкамъ.}. Съ свера и съ юга почти отвсные утесы защищали владніе Тренгласа отъ незванныхъ гостей.

Мсто было превосходно выбрано для сбора травы. Море врывалось въ тсный проходъ губы, вода приносила груды плавучей морской травы и оставляла ее между скалами, когда начинался отливъ. Во время втровъ осенняго и весенняго равноденствія, запасъ приносимой травы не истощался. Когда на мор стояла тишина, мягкія, пропитанныя солью груды травы все же приплывали въ губу, тогда какъ на цлыя мили въ другихъ мстахъ берега не появлялось ни клочка травы. Трудъ добывать траву во время прибоя волнъ былъ тяжелъ и опасенъ,— такъ тяжелъ, что приходилось нердко оставлять у берега кучи собранной травы, зная, что ее унесетъ наступающій приливъ.

Малли, конечно, не собирала и половины травы, которая была подъ ея ногами. Она не жалла о томъ, что траву уносили волны. Но когда появились пришельцы въ ея губ и стали собирать ея добро и добро ея дда на ея же глазахъ,— она почувствовала, что сердце ея разрывается. Вотъ это непрошенное нашествіе и погнало огорченную Малли въ городъ къ стряпчему. Хотя стряпчій взялъ деньги Малли, онъ не могъ ничмъ помочь ей, и Малли вернулась домой ни съ чмъ.

Въ голову Малли крпко засла мысль, и мысль эту раздлялъ и ея ддъ, что тропинка, которая шла съ вершины утесовъ до губы, была несомннно ихъ собственностью. Когда ей говорили, что и губа и море, врывавшееся въ губу во время прилива, не были собственностью ея дда, она понимала, что это могло быть врно. Но что касалось тропинки, то она была неотъемлемою собственностью Тренгласовъ. Кто сдлалъ удобопроходимою тропинкой дикую расщелину въ скал? Кто, какъ не она, тяжелымъ трудомъ, не зная устали, приносила осколки камня одинъ за другимъ, чтобы выложить рядъ ступеней, на которыя могла бы безопасно опереться нога ея осла? Кто, какъ не она, собиралъ по горсточк землю по каменнымъ крутизнамъ и утаптывалъ ее по ступенямъ — для того, чтобы легче было ступать ослу? А теперь она видла, какъ большіе парни, сыновья сосдей, приходили сюда съ своими ослами. Одинъ изъ нихъ приходилъ со своимъ пони {Пони — англійская порода очень маленькихъ и очень крпкихъ лошадокъ.}. Онъ былъ не подросткомъ, а взрослымъ молодымъ парнемъ, и могъ бы понимать, что длаетъ, онъ могъ бы постыдиться грабить бднаго старика и молодую двушку.

Малли ругала весь человческій родъ и божилась, что стряпчій Кмельфорда ничего несмыслящій дуракъ, потому что не можетъ засудить этихъ людей. Когда ей объяснили, что въ губ хватитъ травы на всхъ, она только сердилась. Вся трава принадлежала ей и дду, или, по крайней мр,— дорога къ добыч травы. Ей мшали заниматься ея промысломъ, вредили ея торговл. Она заставляла своего осла пятиться назадъ цлыхъ двадцать ярдовъ (по правд сказать,— всего пять, но эти пять показались ей за двадцать), оттого что сынъ Гёнлифа пришелъ со своимъ воромъ — пони. Гёнлифъ хотлъ покупать у нея траву по своей цн, и когда Малли отказалась, то и послалъ своего вора — сына разорить ее такимъ беззаконнымъ способомъ.

— Я подржу подколнныя жилы этому пони первый же разъ, когда онъ спустится сюда, — говорила Малли старому Гласу, а глаза ея такъ и сверкали.

Гёнлифъ снималъ около пятидесяти акровъ {Акръ равняется почти половин десятины.} земли. Небольшой дворъ его стоялъ неподалеку отъ села Тинтэгель и около мили отъ прибрежныхъ утесовъ. Морскіе отбросы,— такъ называли эту траву,— было единственное удобреніе, какое онъ могъ имть, и понятно, что онъ признавалъ дломъ несправедливымъ быть лишеннымъ удобренія изъ-за упрямства Малли Тренгласъ.

— Есть много другихъ губъ, Барти,— убждала Малли молодого Гёнлифа.

— Но другія губы далеко, а эта подъ рукой, и ни въ одну изъ нихъ море не приноситъ такъ много травы,— возражалъ Барти.

Потомъ онъ объяснилъ ей, что собираетъ не самыя близкія къ берегу кучи травы. Онъ выше Малли ростомъ, сильне, чмъ она, и можетъ доставать траву, завязшую между дальними скалами. Тогда, съ презрительнымъ взглядомъ, Малли объявила, что она собираетъ траву тамъ, куда онъ не посметъ ступить ногой. Она повторила свою угрозу подрзать подколнныя жилы его пони. Барти расхохотался надъ ея злобой и поддразнилъ ее за косматые волосы, назвавъ ее русалкой.

— Я покажу теб русалку! Какъ ты смешь звать меня русалкой! Я не хотла бы быть такимъ большимъ мужчиной, какъ ты, который грабитъ старика и молодую двушку. Но ты не человкъ, Барти Гёнлифъ. Ты даже не получеловкъ!

И, однако, Барти Гёнлифъ былъ очень красивымъ молодымъ человкомъ. Высокій ростомъ, съ сильными руками и ногами, Барти могъ похвастаться своими темнорусыми кудрявыми волосами и голубыми глазами. И хотя отецъ его былъ мелкимъ землевладльцемъ, но вс двушки въ сосдств заглядывались на Барти Гёнлифа. Вс любили Барти, кром одной Малли Тренгласъ, ненавидвшей его.

Когда Барти спрашивали, какъ могъ онъ,— такой добрый парень, — обижать двушку, то онъ говорилъ, что ихъ дло справедливое. По его мннію, было совершенно несправедливо, чтобы одни люди присвоили себ то, что Всемогущій Творецъ создалъ въ общее пользованіе. Онъ не вредилъ добыч Малли, онъ такъ ей и сказалъ. Но Малли была вдьмой, злой маленькой вдьмой, надо поучить ее вжливости. Если Малли будетъ говорить съ нимъ вжливо, то онъ убдитъ отца платить старому Гласу за пользованіе тропинкой.

— Я должна говорить съ нимъ вжливо!— вскричала Малли.— Никогда этого не будетъ, пока у меня есть языкъ во рту!

И старый Гласъ, вмсто того, чтобы образумить Малли, еще поддерживалъ ея злобу. Онъ посовтовалъ Малли поставить разныя помхи на пути для пони, разсчитывая, что хорошо обученный оселъ его будетъ безопасно шагать черезъ нихъ. И въ слдующій разъ Барти Гёнлифъ нашелъ спускъ очень труднымъ, но онъ все-таки спустился до Малковой губы. Бдная Малли видла, какъ т осколки камня, которые она съ такимъ трудомъ и такой злобой нагромоздила на тропинк, откатывались въ сторону или внизъ. Она не помнила себя отъ ярости.

— Ну, Барти, славный ты парень, нечего сказать!— замтилъ старый Гласъ.

Онъ сидлъ у дверей своей хижины и слдилъ за незваннымъ гостемъ.

— Я не длаю зла тому, кто мн не длаетъ зла,— отвчалъ Барти.— А море создано для всхъ, Малки.

— И небо создано для всхъ, а я не лзу на крышу вашего большого амбара, чтобы смотрть на небо,— отвчала Малли, стоявшая въ вод между скалъ съ длиннымъ крюкомъ въ рукахъ. Она выбирала кучи травы изъ волнъ.— Но у тебя нтъ ни справедливости ни совсти! Не стыдно ли обижать такого старика, какъ ддъ!

— Я не хочу обижать его и не хочу обижать тебя, Малли. Дай мн здсь на время поработать, и мы будемъ еще друзьями.

— Друзьями!— огрызнулась Малли.— Кто еще захочетъ дружиться съ тобой! Какъ смешь ты сдвигать съ мста камни! Эти камни принадлежатъ моему дду.

И она рванулась, какъ будто хотла накинуться со своимъ крюкомъ на Барти.

— Оставь его, Малли,— говорилъ старый ддъ.— Пусть его собираетъ траву. Онъ не уйдетъ отъ наказанія. Онъ утонетъ, если придетъ сюда въ такой день, когда сильный втеръ съ моря.

— Пусть потонетъ!— произнесла Малли въ сильномъ гнв.— Если онъ попадетъ въ большую яму между скалами, а морская вода поднимется въ половин прилива и зальетъ яму,— я пальцемъ не шевельну, чтобы помочь ему выбраться!

— Нтъ, ты поможешь мн, Малли. Ты выудишь меня изъ ямы своимъ крюкомъ, какъ большой стволъ морской травы.

На эти слова Барти она только съ презрніемъ повернулась къ нему спиной и вошла въ свою хижину.

Пора было приниматься за работу. И одной изъ великихъ обидъ, на которыя она злобствовала, было то, что такая дрянь, какъ Барти Гёнлифъ, увидитъ ее за работой посреди волнъ.

Глава II.

Былъ апрльскій день, около четырехъ часовъ пополудни.

Все утро дулъ сильный сверо-западный втеръ, нанося иногда дождь. Чайки то и дло носились черезъ заливъ къ морю и назадъ. Это было для Малли врнымъ признакомъ того, что наступающій приливъ покроетъ вс скалы въ залив наносной морской травою.

Бурныя волны неслись съ изумительной быстротой, заливая низкіе рифы {Рифами называются камни и скалы въ мор.}. Настало время собирать богатство, которое несли эти волны,— если только люди хотли сегодня собрать жатву въ житницу.

Въ семь часовъ вечера въ губ, сжатой стнами утесовъ, уже темнло. Въ девять часовъ приливъ поднимется высоко, и вода до разсвта унесетъ всю жатву, если ее не успютъ собрать.

Все это Малли хорошо знала, и Барти тоже начиналъ понимать это понемногу.

Выйдя изъ хижины, разутая, неся свой длинный крюкъ, Малли увидла лошадку Барти, стоявшую на песк. Ей такъ и захотлось побить неповинную скотину. Въ это время Барти съ простой трехзубой вилой, стоялъ на большомъ камн и всматривался въ волны. Онъ заявилъ, что будетъ собирать траву только въ мстахъ, недоступныхъ для Малли, и теперь выискивалъ мсто, гд бы онъ могъ начать работу.

— Оставь его, оставь!— закричалъ старый ддъ Малли, увидвъ, что она сдлала шагъ къ лошадк.

Услыхавъ изъ-за шума втра голосъ дда, Малли отказалась отъ своего намренія и пошла на работу.

Проходя по вод и карабкаясь между камней, она увидла Барти, попрежнему стоявшаго на своемъ камн. Позади него вздымались блые гребни волнъ и съ силой разбивались о камни и берегъ. Втеръ вылъ въ пещерахъ и у стнъ утесовъ.

По временамъ налеталъ ливень, и хотя было еще свтло, но небо было черно отъ густыхъ тучъ.

Видъ моря поражалъ своей величественной красотой. Синева открытаго моря, близна разбивавшихся волнъ, желтые прибрежные пески и красные и коричневые утесы, стоящіе стной, все выступало такъ явственно въ сумрачномъ свт дня!

Но ни Барти, ни Малли не думали о красот морского вида.

Они даже не думали о своей работ. Барти думалъ о томъ, какъ бы уйти подальше туда, гд добыча будетъ не по женской сил Малли, а Малли давала себ слово, что, куда бы ни пошелъ Барти, она пойдетъ дальше него.

Выгода была на сторон Малли. Она знала каждый камень, каждую скалу въ губ. Она знала, на которые изъ нихъ можно безопасно ступить, и на какихъ не удержится нога. Притомъ годы работы развили въ ней ловкость, привычная работа легко спорится.

Барти, конечно, былъ гораздо сильне ея и такъ же дятеленъ, какъ она. Но онъ не могъ, какъ она, перескакивать съ камня на камень и, кром того, вовсе не умлъ пользоваться силой воды, помощью которой такъ ловко пользовалась Малли. Она начала собирать морскую траву еще когда была шестилтней крошкой, и теперь знала каждый уголокъ, каждую дыру, куда волны заносили траву. Волны съ дтства были ея друзьями, и она умла пользоваться ими, она умла измрить глазомъ, какъ далеко хватаетъ ихъ сила и гд вода остановится.

Слдя глазами за тмъ, какъ Барти пробирается отъ камня до камня и отъ скалы къ скал, Малли съ восхищеніемъ увидла, что онъ пошелъ не туда, куда нужно. Напоръ втра, врывавшагося въ губу, не доносилъ траву до сверной стны утесовъ. Кром того, въ этой сторон находилась большая яма,— та большая яма, которую недавно еще поминала Малли, желая, чтобы Барти утонулъ въ ней.

Она принялась за работу, захватывая и притягивая къ себ траву, которая неслась, какъ всклокоченная грива. Она уже перетащила нсколько кучъ травы на песчаную полосу. Вечеромъ, по обыкновенію, она должна была перетащить траву выше, чтобы не дать поднявшемуся до полной высоты приливу унести обратно свое добро.

Барти, на своей сторон губы, складывалъ свою кучу травы у сверныхъ утесовъ. Большая куча Барти росла и росла, и онъ понималъ, что какъ бы не тянула его лошадка, ему не вытянуть ее на верхъ въ этотъ вечеръ. Но все-таки куча его была не такъ велика, какъ куча Малли. Крюкъ Малли ловче загребалъ траву, чмъ его вила, ловкость Малли одерживала верхъ надъ его силой. Когда ему не удавалось захватить приносимую волнами траву, и добыча уносилась мимо, Малли издвалась надъ нимъ и, съ дикимъ хохотомъ, кричала ему среди шума втра и волнъ, что онъ не настоящій человкъ, что онъ даже не полъ-человка.

Сначала онъ отвчалъ ей, смясь, шутками, но вскор, когда она стала хвалиться своей удачей и стала указывать на то, что его куча меньше, онъ разсердился и пересталъ отвчать. Онъ еще боле злился на себя самого за то, что пропускалъ такъ много проносившейся предъ нимъ добычи.

Изборожденное волнами, море было покрыто длинными и узкими кучами морской травы, оторванной силою воды съ глубокаго морского дна. Безчисленное множество этихъ кучъ проносилось мимо Барти, и даже разъ или два, когда онъ наклонялся, волна съ ними перекатилась черезъ него. Въ эту минуту голосъ Малли раздался въ его ушахъ, дразня его. Все боле и боле темнло между стнами утесовъ, приливъ врывался въ губу съ удвоенной силой, порывы втра завывали все чаще и сильне.

Но Барти не прекращалъ работу.

Пока работаетъ Малли, и онъ будетъ работать, онъ поработаетъ еще нсколько времени и посл того, какъ она уйдетъ домой. Онъ не потерпитъ, чтобы двчонка взяла надъ нимъ верхъ!

Большая яма была теперь полна водой и походила на громадный котелъ, въ которомъ кипла вода. Этотъ омутъ былъ полонъ плавучихъ, почти сплошныхъ кучъ травы. Эта богатая добыча носилась взадъ и впередъ въ омут такимъ толстымъ слоемъ, что, казалось, можно было лечь на него, какъ на плотъ, и не тонуть.

Малли хорошо знала, что было бы напраснымъ трудомъ пытаться вытащить хоть одинъ клокъ травы изъ яростно-клокотавшаго омута. Яма эта, проходя, какъ въ труб, подъ камнями, доходила до моря. Края ея къ берегу были очень круты и скользки. Яма, даже во время отлива, была полна водой. Попавшая въ нее во время прилива рыба уходила въ море чрезъ проходъ, скрытый подъ камнями. Когда Малли бывала въ добромъ расположеніи духа, она разсказывала объ омут гуляющимъ, приходившимъ любоваться скалами и моремъ. Малли хорошо знала омутъ и, какъ вс жители прибрежья, звала его ‘ямою злого духа’. Никогда во всей своей жизни Малли не пыталась добыть хоть одинъ клокъ травы, принесенной приливомъ въ эту яму.

Но Барти Гёнлифъ не зналъ ничего. Малли слдила за нимъ глазами, когда онъ пытался встать потверже на скользкой коварной окраин омута. Наконецъ, онъ всталъ твердой ногой и загребъ вилою траву, но съ очень малымъ успхомъ. Малли не понимала, какъ могъ онъ держаться на остромъ и скользкомъ выступ камня. Она съ минуту въ тревог слдила за нимъ и потомъ увидла, какъ онъ поскользнулся и еще разъ удержался.

— Барти, ты дуракъ!— крикнула она:— если ты попадешь въ яму, то ты никогда не выберешься оттуда!

Хотла ли она только испугать его, или сердце ея смягчилось, и она съ ужасомъ думала о грозившей ему опасности? Кто знаетъ? Этого не могла бы сказать себ и сама Малли. Она ненавидла Барти, но едва ли она была способна желать, чтобы онъ утонулъ на ея глазахъ.

— Длай свое дло и не думай обо мн,— отвчалъ Барти хриплымъ и сердитымъ голосомъ.

— Вотъ еще, думать объ теб! Кто объ теб станетъ думать?— возразила двушка, снова принявшись за работу.

Проходя дале между камнями и раскачивая свой крюкъ, она вдругъ услышала сильный всплескъ воды и, быстро обернувшись, увидла, какъ врагъ ея падалъ въ клокотавшія волны омута.

Приливъ теперь поднялся такъ высоко, что каждая наступавшая волна вкатывалась въ яму и потомъ отступала назадъ съ шумомъ, напоминавшимъ ревъ водопада. Когда отступавшая волна уходила, въ ям наступала минута сравнительнаго затишья, хотя сердитые пузыри все еще кипли, носясь и вверхъ и внизъ, и слышалось шипнье, какъ въ тихо-кипящемъ котл. Но это затишье длилось короткій мигъ, и слдующая волна, быстро несясь, обрушивалась въ яму почти вслдъ за тмъ, какъ унеслась пна прежней волны. И снова волны кипли въ котл, дробились о каменныя стны, и эхо {Эхо — отголосокъ, отзвучье. Звукъ разносится по воздуху на извстное пространство, встрчая на своемъ пути преграды, онъ откатывается назадъ, въ род какъ отскакиваетъ брошеный мячъ, и снова доходитъ до нашего слуха.} прибрежныхъ утесовъ отвчало ревомъ на ревъ яростныхъ волнъ.

Мгновенно Малли бросила свою работу. Она поспшно направилась къ краю омута. Она ползла по камнямъ на четверенькахъ, чтобы не быть сшибленной и смытой приливомъ. Когда волна отступала. Малли видла голову и лицо Барти. Она замтила, что лобъ его былъ весь въ крови.

Она не могла узнать, живъ онъ или мертвъ.

Среди кипящей пны ей были видны только кровь на лбу и темнорусые волосы. Потомъ сила отступавшей волны понесла тло Барти назадъ къ морю. Къ счастью, въ набгавшей волн не было довольно силы, чтобы перенести тло черезъ край ямы. Тогда бы Барти погибъ.

Малли быстро заработала своимъ крюкомъ и, крпко зацпивъ за куртку Барти, потащила его къ тому камню, на которомъ стояла на колняхъ.

Въ это мгновеніе затишья, Малли успла такъ близко притащить его къ камню, что могла рукой достать до его плеча. Опершись на длинную ручку крюка и наклонясь впередъ, Малли силилась схватить плечо Барти правой рукой, но она могла только коснуться его.

Новая волна неслась съ ревомъ, Малли казалось, что волна эта снесетъ ее съ камня и погубитъ и ее и Барти. Ей оставалось только стоять на колняхъ и что было силъ цпляться за сукъ.

Кто знаетъ, какія молитвы шептала она въ душ? О себ, объ утопающемъ Барти, о старомъ дд, который, ничего не зная, не подозрвая бды, сидлъ спокойно въ своей хижин?.. Ударила большая волна и пронеслась надъ распростертой Малли.

Когда вода отлила, Малли открыла глаза. Ошеломившій ее ревъ волны и кипнье пны замолкли. Опамятовавшаяся Малли увидла, что она, растянувшись во весь ростъ, лежитъ на камн, а тло Барти, высвобожденное отъ крюка, лежитъ на скользкой покатости камня, наполовину въ вод. Въ этотъ мигъ Малли разсмотрла, что глаза Барти открыты, и что онъ усиливался уцпиться руками за камень.

— Держись за крюкъ, Барти!— закричала она, протягивая къ нему крюкъ и хватая его за воротъ свободной рукой.

Будь Барти ея братомъ, женихомъ, или отцомъ, она бы не могла держать его съ большимъ напряженіемъ. Онъ уцпился за поданный крюкъ и, когда новая волна прошла надъ ними, ему удалось удержаться на скат камня. Когда волна отступила, Малли удалось перебраться по камнямъ повыше, на мсто боле безопасное. Барти съ ея помощью перелзъ на верхъ окраины ямы и лежалъ почти безъ чувствъ съ окровавленнымъ лбомъ. Малли держала его голову на колняхъ.

Что могла сдлать Малли?

Она не въ силахъ была вынести Барти на плечахъ, а черезъ четверть часа приливъ поднимется до того мста, гд она сидла.

Теперь Барти былъ безъ чувствъ, онъ былъ блденъ, какъ мертвецъ, и кровь медленно сочилась капля по капл изъ раны на лбу. Малли такъ осторожно, какъ только могла, откинула налипшіе на лбу волосы. Наклонясь ко рту Барти, чтобы увидть, дышитъ ли онъ еще, она въ первый разъ замтила, какой красивый парень врагъ ея — этотъ Барти.

Она готова была все отдать, чтобы спасти жизнь врага.

Въ эту минуту для нея дороже всего была эта жизнь, которую она еще только наполовину отняла у волнъ. Что она могла сдлать теперь? Ддъ ея не могъ спуститься по крутымъ и скользкимъ камнямъ. Хватитъ ли у нея силы протащить раненаго на верхъ, за ту черту, до которой поднимался приливъ?

Барти лежалъ бы тамъ въ безопасности, и она сбгала бы за помощью.

Собравъ вс свои силы, Малли потащила Барти наверхъ. Она даже немного приподняла его и удивилась своей сил. Правда, въ эту минуту сила въ ней явилась небывалая.

Медленно и бережно, припадая сама грудью къ камнямъ, чтобы безчувственный Барти не расшибся о камни, Малли дотащила Барти до края песчаной полосы, куда приливъ могъ дойти не раньше, какъ черезъ два часа.

Здсь ее встртилъ ддъ, увидвшій, наконецъ, бду.

— Ддъ,— сказала Малли,— онъ упалъ въ ту яму, и его разбило о камни! Посмотри, рана на лбу…

— Малли, мн сдается, что онъ померъ,— сказалъ старый Гласъ, наклоняясь и пристально разсматривая тло.

— Нтъ, ддъ, онъ не померъ. Можетъ-быть, помираетъ. Я пойду къ его отцу, сейчасъ пойду.

— Малли,— сказалъ старикъ, — посмотри на его лобъ. Скажутъ, что мы убили его!

— Кто посметъ сказать? Кто посметъ такъ солгать? Разв не я вытащила его изъ ямы!

— Это все равно. Его отецъ скажетъ, что мы убили его!

Но для Малли одно было ясно: что бы ни сказали потомъ, теперь надо помочь бд. Надо бжать по тропинк на верхъ къ старику Гёнлифу и добыть необходимую помощь.

Если свтъ такъ золъ, какъ говоритъ ея ддъ, то это значитъ: свтъ такъ дуренъ, что и жить въ немъ не стоитъ,— и Малли не захочетъ больше жить, но какъ бы золъ ни былъ свтъ, надо исполнять свое дло. Малли ни на минуту не сомнвалась въ томъ, какое теперь у нея было дло.

Она пошла на верхъ такъ быстро, какъ только могли нести ее босыя ноги по острымъ камнямъ тропинки.

Взобравшись на верхъ, она оглядлась, не шелъ ли кто изъ сосдей, но не было видно никого. И она побжала изъ всхъ силъ по дорог на возвышенности, мимо полей овса и пшеницы, къдому Гёнлифа. Еще издали она увидла мать Барти, которая стояла, опершись на ворота. Малли хотла закричать ей, но духу у нея не хватило, и, добжавъ до хозяйки, она схватила ее за руку.

— Гд хозяинъ?— произнесла задыхающимся голосомъ Малли, нажимая рукой бьющееся сердце, чтобы перевести духъ.

— О комъ ты спрашиваешь?— спросила хозяйка, которая, какъ и вся семья, питала общее нерасположеніе къ Тренгласу и къ его внучк.— И съ чего это, двушка, ты такъ меня ухватила?

— Онъ помираетъ!

— Кто помираетъ? Если старый Малки, то мы пошлемъ кого-нибудь къ вамъ.

— Не ддъ,— Барти помираетъ. Гд хозяинъ?

Госпожа Гёнлифъ, не слушая Малли, закричала изо всхъ силъ, призывая на помощь. Къ счастью, Гёнлифъ работалъ поблизости, и съ нимъ былъ крестьянинъ изъ сосдней деревни.

— Пошлите за докторомъ,— настойчиво совтовала Малли.— Хозяинъ, неужели вы не пошлете за докторомъ?

Было ли сдлано распоряженіе послать за докторомъ, Малли не знала. Черезъ нсколько минутъ она неслась обратно дорожкой черезъ поля къ спуску въ Малкову губу, а Гёнлифъ съ крестьяниномъ и жена Гёнлифа бжали за ней.

Теперь Малли могла говорить. Вс они бжали такъ скоро, какъ могли, но бжали гораздо тише, чмъ она привыкла бгать, и она могла теперь свободно дышать. По дорог она пыталась объяснить отцу Барти, какъ случилась бда, и въ то же время она старалась сказать какъ можно меньше о томъ, какъ она помогла Барти. Мать Барти бжала по ея пятамъ, слушая и иногда вскрикивая, что парень ея былъ убитъ, и съ дикимъ отчаяніемъ спрашивая, живъ ли онъ еще. Отецъ очень мало говорилъ всю дорогу. Онъ слылъ за молчаливаго человка, его хвалили за трудолюбіе и хорошее поведеніе, но считали его очень суровымъ человкомъ и даже жестокимъ, когда его разсердятъ.

Подходя къ началу спуска, крестьянинъ шепнулъ что-то Гёнлифу, и тотъ обернулся и остановилъ Малли.

— Если смерть его — ваше дло, такъ вы своею кровью заплатите за его кровь,— сказалъ отецъ Барти.

Тогда жена подняла крикъ, что сынъ ея былъ зарзанъ, а Малли, увидя лица Гёнлифа и крестьянина, поняла, что сбылись слова ея дда. Ее обвиняли въ томъ, что она погубила ту жизнь, для спасенія которой она жертвовала своей жизнью.

Малли съ ужасомъ взглянула въ глаза всмъ троимъ и, не вымолвивъ ни слова, пошла впередъ внизъ по тропинк.

Что могла она отвчать на такое обвиненіе?

Если они говорили, что она столкнула его въ яму и ударила по лбу крюкомъ, когда онъ лежалъ въ вод, то какъ могла она доказать имъ, что она этого не сдлала?

Бдная Малли не знала, что, для обвиненія, законъ требовалъ свидтелей, и ей казалось, что теперь она въ рукахъ Бейлифовъ, которые погубятъ ее. И въ эти минуты, когда она быстрыми шагами спускалась по тропинк такъ быстро, что Гёнлифъ и крестьянинъ отставали отъ нея, сердце ея было полно гнва и негодованія.

Она боролась съ волнами, спасая жизнь того человка, какъ будто онъ ей былъ роднымъ братомъ. Еще не обсохла кровь на рукахъ и ногахъ ея, пораненныхъ о камни, ради великой услуги для этихъ людей!.. Была минута, когда ей казалось, что она потонетъ въ ям вмст съ Барти. А теперь ее обвиняютъ въ убійств Барти! Можетъ-быть, онъ еще не померъ, и что скажетъ онъ, если будетъ говорить? Тогда она вспомнила ту минуту, когда глаза его открылись и ей показалось, будто онъ ее узналъ. Она не боялась за себя, потому что сердце ея было гордо и мужественно, но оно было теперь полно презрнія, негодованія и гнва.

Глава III.

Очутившись внизу у хижины, Малли остановилась у двери, поджидая отставшихъ. Она желала, чтобы они прежде нея подошли къ тмъ людямъ, которые виднлись тамъ на песк.

— Вотъ онъ, и ддъ съ нимъ. Подите и поглядите,— сказала Малли.

Отецъ и мать, спотыкаясь о камни, подбжали къ Барти.

Малли осталась стоять у дверей хижины.

Барти Гёнлифъ лежалъ на песк, на томъ мст, гд Малли оставила его. Старый Малки Тренгласъ стоялъ надъ нимъ, еле держась на ногахъ и тяжело опираясь на палку.

— Онъ не шевельнулся съ тхъ поръ, какъ она оставила его, — говорилъ старикъ.— Ни чуточки не шевельнулся! Я подложилъ ему подъ голову старую шапку, какъ видите, и хотлъ пропустить ему въ горло каплю водки, но онъ не могъ проглотить! Да, онъ не могъ проглотить!

— О, сынокъ мой, сынокъ мой!— завопила мать, кидаясь на песокъ возл сына.

— Молчи, баба,— остановилъ ее мужъ, медленно опускаясь на колни у головы сына.— Хныканьемъ ему не поможешь.

Вглядвшись минуту-другую въ блдное лицо сына, онъ поднялъ пристальный и грозный взглядъ на Малки Тренгласа. Старику трудно было вынести своими слабыми слезящимися глазами этотъ взглядъ.

— Онъ самъ хотлъ туда итти, онъ самъ на себя накликалъ бду,— сказалъ Малки.

— Кто ударилъ его?— спросилъ отецъ.

— Врно онъ самъ ударился, когда упалъ въ волны.

— Лжецъ!— сказалъ отецъ, не спуская глазъ со старика.

— Его убили! его убили!— вопила мать.

— Молчи, баба,— снова окрикнулъ ее мужъ.— Они заплатятъ кровью за кровь.

Малли, стоявшая опершись о притолку двери своей лачуги, слышала все и не шевельнулась. Пусть ихъ говорятъ, что хотятъ. Пусть обернутъ все дло такъ, какъ будто было убійство. Они могутъ потащить ее и дда въ Кмельфордскую тюрьму, потомъ на вислицу {Въ Англіи за убійство положена смертная казнь черезъ повшеніе.}, но они не отнимутъ у нея радость знать, что она сдлала. Она сдлала все, что могла для спасенія Барти. И она спасла его!

Ей припомнилась теперь ея угроза, когда они оба спускались къ морю по камнямъ. Припомнилось и ея злобное желаніе. Это было очень дурно. Но за то потомъ она жертвовала своею жизнью для его спасенія. Пускай они говорятъ про нее, что хотятъ, и длаютъ съ нею, что хотятъ,— она знала то, что знала.

Отецъ, приподнявъ голову и плечи сына, веллъ крестьянину помочь ему нести. Барти бережно подняли и понесли къ тому мсту, гд стояла Малли.

Она попрежнему стояла неподвижно. Она слдила за каждымъ движеніемъ людей, несшихъ безчувственнаго Барти. Старый ддъ ковылялъ за ними, опираясь на посохъ.

Когда они дошли до угла хижины, Малли увидла лицо Барти. Оно было очень блдно. На лбу его не было боле крови, явственно виднлась рана съ разорванными краями и багрово-синей кожей вокругъ нихъ. Темно-русые волосы были откинуты назадъ — все такъ же, какъ откинула ихъ Малли своею рукою, посл того, какъ ихъ обоихъ сшибла большая волна.

Какимъ красавцемъ теперь показался Барти Малли съ его блднымъ лицомъ и кровавымъ рубцомъ на лбу!

Она отвернулась, чтобы несшіе не видли ея слезъ. Но все-таки она не шевельнулась, не вымолвила ни одного слова.

Вотъ пронесли Барти мимо хижины. Малли вдругъ услышала звукъ, который пронзилъ ей сердце. Она быстро рванулась отъ двери, на которую опиралась и, вытянувъ шею, наклонила голову, прислушиваясь. Потомъ она двинулась за людьми, несшими Барти. Они остановились у начала тропинки и положили тло на скалу. Малли снова услышала тотъ же звукъ, — какъ будто долгій, долгій вздохъ. Тогда, не обращая ни на кого вниманія, она подбжала и встала у головы раненаго.

— Онъ не умеръ?— проговорила она.— Онъ живъ!

При звук ея голоса, глаза Барти открылись, и онъ началъ озираться кругомъ.

— Барти, сынокъ! Поговори со мной!— просила мать.

Барти повернулъ лицо къ матери, улыбнулся, и снова началъ дико озираться кругомъ.

— Каково теб, парень?— спросилъ отецъ.

Тогда Барти повернулъ голову въ сторону отца и увидлъ Малли.

— Малли! Малли!— сказалъ онъ тихо.

Довольно было того голоса, какимъ было произнесено это слово, для того, чтобы вс поняли, что Малли не могла быть его врагомъ.

Малли и сама такъ поняла эти слова и не желала боле никакого другого торжества надъ своими обвинителями. Это слово вполн оправдывало ее. Она, довольная, пошла назадъ къ своей хижин.

— Ддъ,— сказала она,— Барти не померъ, и я думаю, что они больше не скажутъ никогда, что мы убили его!

Старый Гласъ покачалъ головой.

Онъ былъ радъ, что Барти не нашелъ свою смерть здсь, въ Малковой губ. Онъ не искалъ крови этого человка, но онъ зналъ, что будутъ говорить въ сосдств. Чмъ бдне человкъ, тмъ больше люди рады его затоптать.

Малли старалась, какъ умла, успокоить его, въ ея же душ было полное спокойствіе.

Если бъ только она смла, она прокралась бы къ дому Гёнлифовъ и разузнала бы, что теперь съ Барти.

Но у нея духу не хватало исполнить свое желаніе. Она снова принялась за работу, и начала перетаскивать кучи морской травы до того мста, гд она на другой день должна была навьючивать ихъ на своего осла.

Работая, Малли увидла, что лошадка Барти все еще терпливо стояла подъ стной утесовъ, Малли пошла въ сарай и, принеся охапку корму, бросила его къ ногамъ голодной скотины.

Въ залив уже совсмъ стемнло, а Малли все таскала кучи травы. Вдругъ она увидла мелькавшій огонекъ фонаря, спускавшійся по тропинк.

Это было дло необычайное, потому что въ Малкову губу никогда не спускались съ фонарями. Человкъ, несшій фонарь, спускался очень медленно. Наконецъ, въ потемкахъ, Малли разглядла Гёнлифа-отца.

— Это ты, Малли?— спросилъ Гёнлифъ.

— Да, это я, Малли. Какъ здоровье Барти, господинъ Гёнлифъ?

— Ты должна сейчасъ же итти сама къ нему,— сказалъ тотъ.— Онъ не хочетъ заснуть ни на минуту, пока не повидается съ тобой. Ты не должна отказываться!

— Конечно, я приду, если я нужна,— сказала Малли.

Гёнлифъ обождалъ съ минуту, думая, что Малли надо пріодться, но Малли и не думала переодваться. Съ нея текла ручьями соленая вода отъ травы, которую она таскала, и растрепанные волосы ея разметались около головы и по плечамъ. Несмотря на это, она сказала, что готова итти.

— Ддъ уже легъ въ постель, и я могу теперь же итти съ вами, если вы хотите.

Гёнлифъ повернулся и послдовалъ за Малли, удивляясь про себя тому, какую жизнь вела эта двушка, живя особнякомъ отъ другихъ женщинъ. Настала уже черная ночь, и онъ засталъ эту двушку за работой, одну-одинешеньку на краю берега, въ потемкахъ, а волны вкатывались на берегъ, единственный человкъ, который считался ея опорой и защитникомъ, ушелъ спать!

Когда они поднялись на вершину утесовъ, Гёнлифъ взялъ Малли за руку и повелъ ее. Она не понимала, зачмъ онъ это длалъ, но не высвободила свою руку изъ его руки. Онъ что-то пробормоталъ о томъ, что легко свалиться съ вершины утесовъ, но сказалъ это такъ тихо, что Малли едва разобрала смыслъ его словъ.

Дло было въ томъ, что Гёнлифъ зналъ теперь, что Малли спасла жизнь его сына, онъ понималъ, какъ онъ обидлъ ее, вмсто того, чтобы поблагодарить. И теперь онъ съ любовью думалъ о Малли, и такъ какъ былъ не мастеръ говорить, то онъ ей безъ словъ выражалъ свою любовь. Онъ велъ ее за руку, какъ ребенка, а Малли шла рядомъ съ нимъ, не спрашивая, зачмъ онъ ведетъ ее за руку. Дойдя до воротъ двора, Гёнлифъ остановился на минуту.

— Малли, двушка! Онъ не можетъ успокоиться, пока не повидаетъ тебя. Но ты не оставайся долго у него. Докторъ говоритъ, что онъ очень слабъ, и ему надо непремнно спать.

Малли только кивнула головой, и оба вошли въ домъ.

Малли въ первый разъ въ жизни входила въ такой хорошій домъ. Она удивленными глазами разсматривала утварь большой кухни. Мелькнула ли въ эту минуту въ голов ея мысль о ея будущей судьб? Вроятно, нтъ. Она ни одну минуту не остановилась, чтобы посмотрть на невиданное еще богатство, и пошла за хозяйкой наверхъ въ спальню гд Барти лежалъ на кровати матери.

— Это Малли, сама?— послышался слабый голосъ молодого партія.

— Да, это Малли сама, — отвчала мать.— Теперь ты можешь сказать ей что хочешь

— Малли!— сказалъ Барти, — Малли, если бы не ты, то меня не было бы въ живыхъ.

— Я этого никогда не забуду, — сказалъ отецъ, смотря въ сторону отъ Малли.— Я этого никогда не забуду.

— У насъ онъ одинъ и есть, и не было другихъ,— вымолвила мать. Она накинула на лицо край передника, чтобы скрыть слезы.

— Малли, теперь мы будемъ друзьями?— спросилъ Барти.

Если бы теперь Малли пообщали, что она будетъ жить въ большомъ дом, который принадлежалъ Гёнлифу за то, что она скажетъ хоть одно слово, — она не могла бы произнести ни слова! И не только потому, что рчи и присутствіе мало знакомыхъ ей людей смущали ее,— но еще потому, что большая кровать, и зеркало, и невиданныя ею чудесныя вещи въ этой комнат, заставили ее въ первый разъ въ жизни почувствовать всю ея нищету и дикость.

Тихо подойдя къ Барти, она опустила свою руку въ его руку, протянутую навстрчу ей.

— Я буду приходить и собирать траву, Малли, но вся трава будетъ для тебя!— сказалъ Барти.

— Нтъ, Барти, дорогой мой,— говорила мать.— Нтъ! Ты никогда больше не пойдешь туда, въ это страшное мсто! Что будетъ съ нами, если ты потонешь?

— Онъ не долженъ подходить къ этой ям, если пойдетъ собирать траву,— произнесла Малли, нашедшая, наконецъ, силу говорить, чтобы передать Барти необходимыя свднія объ омут, которыя она держала про себя, пока была во враждебныхъ отношеніяхъ съ Барти.— Особенно онъ не долженъ подходить къ ям, когда втеръ дуетъ съ свера.

— Теперь, Малли, лучше бы уйти, — замтилъ отецъ.

Барти поцловалъ руку Малли, которую все время не выпускалъ изъ своей, а Малли въ эту минуту, глядя на него, подумала, что онъ просто ангелъ.

— Ты придешь завтра къ намъ въ гости, Малли?— спросилъ Барти.

Она не отвтила ни слова и пошла внизъ за хозяйкой.

На кухн мать Барти приготовила для Малли чай, угостила творогомъ и горячими лепешками и всми лакомствами, какія только можно было найти въ дом. Малли въ этотъ вечеръ было ни до ды ни до питья, ей было не по себ въ новомъ для нея мір. Но она начинала думать, что Гёнлифы — люди добрые, даже очень добрые.

— Я никогда этого не забуду, никогда,— сказалъ отецъ Барти.

Съ той минуты, какъ Малли услышала эти слова, они безпрерывно раздавались у нея въ ушахъ весь вечеръ. Эти слова были сказаны съ такимъ чувствомъ!

Какъ была теперь Малли рада тому, что Барти приходилъ въ Малкову губу,— да рада! Нечего было бояться, что Барти помретъ: а рана на лбу — это не повредитъ такому сильному и здоровому парню,— живо заживетъ!

— Хозяинъ проводитъ тебя,— сказала мать Барти, когда Малли собралась уходить.

Но Малли не хотла и слышать объ этомъ.

Она хорошо знала ночью, такъ же какъ и днемъ, дорогу къ Малковой губ.

— Малли! теперь ты — мое дитя, и я такъ и буду считать тебя дочерью,— сказала мать Барти, прощаясь съ Малли, которая уходила одна.

И объ этихъ словахъ матери Барти молодая двушка думала такъ же всю дорогу домой, какъ и о словахъ его отца. Какъ можетъ она быть дочерью госпожи Гёнлифъ?

——

Надо ли разсказывать о томъ, какъ Малли стала дочкой Гёнлифа.

Читатель догадается и самъ.

Въ свое время большая кухня и весь домъ, который показался двушк такимъ большимъ,— стали собственностью Малли.

Сосди говорили, будто Барти Гёнлифъ женился на русалк изъ моря.

Стараго Гласа перенесли на верхъ въ домъ Малли, и онъ прожилъ немногіе послдніе годы жизни подъ крышей Гёнлифа. Что же касается Малковой губы и права собирать въ ней морскую траву,— то съ этого времени было признано, что право это перешло къ семейству Гёнлифа, и никто изъ сосдей не оспариваетъ этого.

Конецъ.

НА МОРСКОМЪ БЕРЕГУ

Глава I.

Глава II.

Глава III.

Читайте также: