Н. Страховъ. Изъ исторіи литературнаго нигилизма. 1861—1865.
С.-Петербургъ. Типографія брат. Пантелеевыхъ. Верейская ул., No 16. 1890.
ЗАМТКИ ЛТОПИСЦА.
Эпоха, 1864, май.
Русскіе нмцы
Нмцы сердятся
Русскіе нмцы.
Въ Московскихъ Вдомостяхъ (No 97) въ передовой стать разсказывается фактъ, обнаруживающій въ извстной степени настроеніе нкоторой части нмцевъ, населяющихъ Остзейскій край. При открытіи лифляндскаго сейма, 9 марта, лифляндскій генералъ-суперъ-интендентъ, епископъ, докторъ Вальтеръ говорилъ слово въ церкви Св. Іакова въ Риг. Слово это, по своему содержанію и характеру, представляетъ не простую проповдь, но и рчь, открывающую пренія и касающуюся тхъ интересовъ и предметовъ, о которыхъ должно идти дло на сейм.
Проповдникъ наказываетъ своимъ слушателямъ помнить крпко, что они протестанты по религіи и нмцы по происхожденію, и что въ ихъ кра господствующею церковью должна быть протестантская, а господствующею народностію должна быть нмецкая. Проповдникъ полагаетъ ихъ первую и священнйшую обязанность передъ родиною, долгъ ихъ совсти и долгъ патріотизма — въ огражденіи правъ протестантской церкви и нмецкой народности въ Лифляндіи. Проповдникъ объясняетъ своимъ слушателямъ, что, къ какой бы національности ни принадлежали первоначально предки того или другаго изъ нихъ, въ сред лифляндскихъ рыцарей и землевладльцевъ, на лифляндской почв, не можетъ и не должно быть другихъ элементовъ, кром нмецкихъ: между ними нтъ ни эстовъ, ни латышей, ни шведовъ, ни ливовъ, ни русскихъ, наконецъ: въ Лифляндіи могутъ и должны быть только нмцы. ‘Дворянство, равно какъ и мщанство, въ Лифляндіи чисто нмецкія’,— говорилъ проповдникъ,— ‘и если мы нын не можемъ сказать, что все лифляндское земство есть нмецкое, то въ этомъ, главнымъ образомъ, виноваты мы сами, потому что мы, повинуясь смутному чувству какого-то сожалнія къ остаткамъ исчезающихъ изъ исторіи племенъ, старались поддерживать ихъ народность… Если еще возможно, то да даруетъ намъ Богъ достаточную силу любви къ нимъ, чтобы, посредствомъ школъ, настигнуть упущенное’. Докторъ Вальтеръ убждаетъ своихъ слушателей укрплять и поддерживать въ себ нмецкую народность постоянными сношеніями съ германскою народностію въ ея отечеств, Германіи, и сближеніемъ между различными слоями нмецкихъ элементовъ въ самой Лифляндіи. ‘Такимъ образомъ’,— продолжаетъ проповдникъ,— ‘укрпляясь въ своей нмецкой народности, можете вы съ отрадою помышлять о вашихъ потомкахъ, которые войдутъ въ трудъ вашъ, и вы заране можете радоваться, что они въ свое время съ благодарностію къ вамъ будутъ радоваться своимъ нмецкимъ языкомъ, нмецкимъ образованіемъ, нмецкимъ обычаемъ и, если Богу будетъ угодно, своею, вполн нмецкою, родиною’.
‘Московскія Вдомости’ хорошо понимаютъ, на сколько правильны подобныя желанія, на какихъ важныхъ и твердыхъ основахъ они опираются.
‘Лифляндскому нмцу’,— пишутъ он,— ‘непріятно видть, что его родина, одна изъ губерній Россійской Имперіи, не вполн германизирована, лифляндскому нмцу отрадно помышлять, что упущенія предковъ будутъ восполнены, что послдующее время узритъ его родину вполн нмецкою страной, въ которой никто не будетъ имть права называть себя ни эстомъ, ни ливомъ, ни даже русскимъ, а вс будутъ чувствовать себя нмцами. Мы не будемъ оспаривать такой точки зрнія, напротивъ, мы признаёмъ ея силу и сами вполн подчиняемся ей’.
‘Московскія Вдомости’ только прилагаютъ эту самую точку зрнія къ Россіи. И для русскихъ людей, говорятъ они, имютъ силу т начала и правила, на которыя указывалъ проповдникъ. Окончательный выводъ, длаемый ‘Вдомостями’, таковъ:
‘Лифляндскому нмцу пріятно, что въ сред лифляндскаго рыцарства нтъ ни эстовъ, ни ливовъ, ни шведовъ, ни русскихъ, и что вс въ немъ именуютъ и чувствуютъ себя нмцами, и онъ считаетъ своею задачею повести дло такъ, чтобы все земство въ этомъ кра было исключительно нмецкимъ. Посл этого не позволительно ли русскому желать, чтобы въ предлахъ русскаго государства не было ни эста, ни лива, ни шведа, ни нмца, и чтобы нмецъ, не разучиваясь своему языку (которому мы и сами учимся) и не измняя своей вр,— тмъ не мене звалъ себя прежде всего русскимъ и дорожилъ этимъ званіемъ’.
Мы подчеркнули слова, на которыя желали бы обратить вниманіе читателей. Очевидно, прежде всего, что епископъ Вальтеръ желаетъ полнаго германизированія чужихъ элементовъ, онъ желаетъ, чтобы вполн господствовали въ Лифляндіи протестантская вра} нмецкій языкъ, нмецкое образованіе, нмецкій Русскому же позволительно желать только, чтобы нмецъ звалъ себя русскимъ, не разучиваясь своему языку и не измняясвоей вр. Оговорка не маловажная, прибавлена даже весьма важная причина, по которой нмцы не должны разучиваться своему языку, этотъ языкъ слдуетъ твердо помнить, ибо мы сами, русскіе, желали бы вс ему научиться.
Намъ кажется, что въ этомъ случа ‘Московскія Вдомости’ впали въ явную непослдовательность, они не пошли до конца за епископомъ Вальтеромъ и очень дурно сдлали, мы, русскіе, имемъ полное право быть столь же послдовательны въ своихъ желаніяхъ, какъ и лпфляндскіе нмцы. Мы можемъ прямо и открыто желать, чтобы нмцы, живущіе, дйствующіе и служащіе среди насъ, разучились своему языку, приняли православную вру, словомъ вполн обрусли, вполн слились съ русскими людьми. Въ этихъ желаніяхъ нтъ ничего преступнаго и ненормальнаго, напротивъ, это правильныя желанія, цль которыхъ истинное благо. Отъ исполненія ихъ можно ждать только добра, отъ неисполненія ихъ происходитъ если не зло, то отсутствіе того добра, которое они имютъ въ виду.
Примры и доказательства у каждаго на глазахъ. Сколько намъ извстно, никогда не было принимаемо никакихъ принудительныхъ мръ къ тому, чтобы обрусить нмцевъ, между тмъ, извстно, что нмцы русютъ и русли во множеств. Что же выходило и выходитъ изъ этого? Ничего, кром хорошаго. Обрусвшіе нмцы становятся прекрасными членами русскаго общества, искренно любятъ Россію и русское, однимъ словомъ, становятся живыми членами организма, который мы составляемъ.
Совершенно другое положеніе нмца, сохраняющаго среди русскихъ свою національность. Ему пусто и холодно кругомъ, отсутствіе живыхъ, теплыхъ связей съ окружающими людьми даетъ себя чувствовать и отзывается въ тысяч ежедневныхъ случайностей. Пожелать такому нмцу обрусть, значитъ пожелать ему дйствительно добра.
Мы не говоримъ о тхъ непріязненныхъ столкновеніяхъ въ мысляхъ, желаніяхъ и дйствіяхъ, которыя возникаютъ изъ различія національностей, положимъ, что эти столкновенія можно устранить, смягчить и ограничить самыми узкими предлами, но если гд нтъ вражды, если гд господствуетъ полная, терпимость, тамъ все-таки еще нтъ любви. Терпимость — понятіе отрицательное, она устраняетъ зло, она разрушаетъ т препятствія, которыя могутъ быть встрчены добромъ, но самаго добра она все-таки не даетъ и не содержитъ. Общество, составленное-изъ самыхъ разнородныхъ людей, изъ краснокожихъ и блыхъ, изъ китайцевъ и европейцевъ, изъ мусульманъ и христіанъ и т. д., можетъ, при помощи терпимости, жить мирно, безъ взаимной вражды членовъ, но будетъ ли это не только наилучшее, но даже просто хорошее общество? Разв для общества ничего больше и не нужно желать, кром отсутствія вражды? Всякій согласится, что общество тмъ лучше, чмъ крпче въ немъ внутреннее единство, чмъ тсне духовная связь членовъ, чмъ больше любовнаго соединенія между ними.
Слдовательно, этого и нужно желать каждому обществу.
Между желаніемъ и требованіемъ нужно полагать строгое различіе. Я, конечно, не могу требовать отъ каждаго человка, чтобы онъ былъ уменъ и красивъ, во всхъ, даже самыхъ неумныхъ и некрасивыхъ людяхъ, я долженъ одинаково уважать человческое достоинство, но желать, чтобы люди были умны и красивы я, конечно, имю полное право и было бы даже дурно и странно, если бы я этого не желалъ.
По этому случаю, намъ приходитъ на мысль другое предложеніе ‘Московскихъ Вдомостей’, которымъ они довольно долго занимались въ прошломъ году. Именно, он нсколько разъ предлагали завести насъ русскихъ католиковъ, т. е. или такихъ католиковъ, которые принадлежали бы къ русскимъ по происхожденію, или же людей другаго племени, но которые бы исповдывали католицизмъ и обучали бы католицизму по русски, на русскомъ язык.
Русскіе католики намъ кажутся идеею еще боле странною, чмъ русскіе нмцы. Зачмъ они? Если нтъ, то тмъ лучше. Если католицизмъ никогда не былъ исповдываемъ или преподаваемъ на русскомъ язык, то можно только порадоваться отсутствію такого явленія. Терпть такое явленіе, если бы оно существовало, конечно, было бы доли но, но желать или нарочно вызывать его никакъ не слдуетъ. Напротивъ, мы должны искренно желать, чтобы вс, кто говоритъ по русски, исповдывали бы и русскую, православную вру.
Нмцы сердятся.
Мы были правы: если нмецъ, оставаясь нмцемъ, живетъ среди русскихъ, то можетъ встртиться не мало случаевъ для несогласія и разлада. Статья ‘Моск. Вд.’, трактующая о рчи епископа Вальтера, мн, русскому человку, показалась слишкомъ скромною и умренною, между тмъ, таже самая статья вовсе не такъ подйствовала на московскаго пастора Ал. Фермана, онъ нашелъ ее слишкомъ рзкою и неумренною. Г. Ферманъ писалъ по этому случаю въ ‘Моск. Вд.’ письмо, которое и напечатано въ No109. Онъ заявляетъ, что статья о епископ Вальтер очень не понравилась ему, г. Ферману, и, вроятно, прибавляетъ онъ, и очень многимъ читателямъ ‘Моск. Вд.* (слдуетъ предполагать — нмцамъ). ‘Въ этой стать’,— пишетъ онъ,— ‘есть что-то оскорбительное для моего чувства.
‘Вамъ кажется позволительнымъ желать’,— говоритъ онъ дале,— ‘чтобы нмецъ и въ Лифляндіи, не разучиваясь своему языку и не измняя своей вр, тмъ не мене звалъ себя прежде всего русскимъ и дорожилъ этимъ званіемъ. Намъ же (т. е. нмцамъ?) кажется это и непозволительнымъ, и несбыточнымъ, мы себ такихъ нмцевъ вообразить не въ состояніи, никто въ Лифляндіи, учившійся у матери по нмецки, не назоветъ себя прежде всего русскимъ, а обрусвшихъ нмцевъ, слывущихъ нмцами только потому, что они протестанты, мы безъ зависти предоставляемъ русской народности какъ дешевую побду, какія есть у всякаго народа въ силу закона боле физическаго, нежели нравственнаго’.
Слова эти насчетъ обрусвшихъ нмцевъ пріобртаютъ особенную ядовитость, если ихъ сопоставить съ тмъ, что тутъ же говорится объ онмеченіи. ‘Германизировать латышей и эстовъ ‘говоритъ г. Ферманъ,— ‘мы считаемъ долгомъ гуманности и христіанской любви’. ‘Сотни и тысячи латышей и эстовъ’,— продолжаетъ онъ,— ‘гордятся именемъ нмцевъ на родин, какъ и во всей Россіи, потому только, что они говорятъ по нмецки и опередили своихъ соплеменниковъ относительно образованія, они знаютъ, что перемною національности они стали на высшую ступень противъ прежней’.
Въ этихъ замчаніяхъ очень много самоувренности, во тмъ мене основательности. Г. Ферманъ очень доволенъ тмъ, что нмцы въ Лифляндіи остаются нмцами. ‘Никто въ Лифляндіи, учившійся у матери по нмецки’,— говоритъ онъ,— ‘не назоветъ себя прежде всего русскимъ’. Признаемся, мы не видимъ здсь ничего удивительнаго, ничего такого, о чемъ бы можно говорить съ гордостію. Можно сказать, что это происходитъ въ силу закона боле физическаго, чмъ нравственнаго. Ребенокъ, физически произошедшій отъ матери нмки, физически питаемой нмкою, получаетъ отъ нея вмст съ этою физическою пищею — нмецкій языкъ и нмецкія понятія и потомъ считаетъ себя нмцемъ. Дло самое простое, происходящее у японцевъ точно также какъ у нмцевъ…
Между тмъ г. Ферманъ сопоставляетъ этихъ врныхъ сыновъ Лифляндіи съ тми, которые обрусли и могутъ быть причислены къ русской народности. Объ нихъ онъ отзывается презрительно. Онъ говоритъ, что эти новые русскіе намъ дешево достались. Ужъ не думаетъ ли онъ, что лифляндкамъ очень дорого достаются ихъ дти, что он достаются имъ гораздо дороже, чмъ Россіи достались Остзейскія провинціи? Г. Пасторъ увряетъ, что онъ безъ зависти уступаетъ русской народности обрусвшихъ нмцевъ. Конечно, прекрасная черта не завидовать тамъ, гд есть хотя бы поводъ, хотя бы неосновательная причина въ зависти! Что касается до насъ, то намъ отъ зависти даже вовсе не нужно оберегаться. Можетъ ли быть что нибудь завиднаго для насъ въ томъ, что отъ нмокъ рождаются нмцы, а не русскіе, и что у нмки-матери он учатся говорить по нмецки, а не по русски?
Напротивъ, въ обрусвшихъ нмцахъ мы имемъ все право видть предметъ гордости. Вотъ какъ объ этомъ выразились ‘Моск. Вд.’ въ передовой стать (того же номера):
‘Наша исторія гордится многими дорогими для насъ именами,— русскими, не смотря на свой нмецкій звукъ. Везд, на всхъ поприщахъ дятельности въ вашемъ великомъ отечеств, встрчаемъ мы этихъ людей, которыхъ бросаютъ вамъ съ презрніемъ, какъ дешевое пріобртеніе. Мы дорожимъ этимъ пріобртеніемъ и видимъ въ нихъ истинно-русскихъ людей и истинно-честныхъ людей, служащихъ русской земл въ качеств ея дтей, а не наемниковъ или искателей приключеній’.
Въ самомъ дл, между нмецкими именами есть много именъ, произносимыхъ съ искреннимъ уваженіемъ. Мы идемъ дале, мы даже думаемъ, что у насъ, въ Россіи, нмцы обращающіеся въ русскихъ, становятся, вообще говоря, гораздо сильне, плодотворне, выше, чмъ нмцы, остающіеся нмцами. Такова сила живой связи съ окружающею средою. Нмецъ, живущій среди русскихъ и нершающійся отказаться отъ своей національности, колеблется между однимъ и другимъ складомъ мыслей, между одною и другою литературою, окружающая жизнь больше, или меньше отрываетъ его отъ твердаго сліянія съ его національнымъ духомъ, и если онъ, не смотря на то, остается нмцемъ, то обыкновенно очень плохимъ нмцемъ. Стоитъ ему обрусть и колебаніе прекращается, и вс душевныя силы раскрываются, получивъ твердую точку опоры въ окружающей жизни.
Что касается до латышей и эстовъ, то приведемъ здсь сужденіе ‘Моск. Вд.’.
‘Лифляндія, равно какъ и весь Балтійскій край, не можетъ назваться краемъ нмецкимъ, потому что все нмецкое заключается тамъ въ рыцарств и въ городскихъ сословіяхъ. О нмецкой народности въ этомъ кра не можетъ и не ложно быть и рчи. Къ немъ живетъ большее или меньшее количество людей, говорящихъ преимущественно на нмецкомъ язык, исповдывающихъ протестантскую вру, и вотъ вс отношенія его въ нмецкой народности’.
‘Что касается первоначальныхъ или народныхъ школъ, то для латышей, пусть он будутъ латышскія, для эстовъ — финскія. Такъ вообще заведено у насъ, таковъ вообще нашъ обычай. Мы не насиловали и не сманивали ни одно изъ множества народныхъ племенъ,живущихъ въ нашемъ отечеств. Не вс латыши и эсты становятся людьми либеральныхъ профессій: масса остается въ низменной дол. Мы оставляемъ же за финнами ихъ языкъ въ Финляндіи и даже даемъ ему политическую полноправность, которою финны дорожатъ, за что же мы будемъ отказывать въ финской грамотности финнамъ въ Лифляндіи? Наконецъ, можно-ли серіозно думать, чтобы мы, изобртая грамоту для дикихъ инородцевъ Сибири и переводя на ихъ грубыя нарчія Священное Писаніе, измнили этому нашему обычаю въ Лифляндіи въ пользу германской народности, и чтобы мы допустили другихъ длать то, чего не длаемъ сами надъ другими? А между тмъ (вотъ къ какому презрительному мннію о себ мы подали поводъ!) отъ насъ еще ожидаютъ, чтобы мы лифляндскихъ инородцевъ, обратившихся въ православіе и не умющихъ по нмецки, германизировали посредствомъ православной литургіи, переведенной на нмецкій языкъ. Православная литургія — орудіе германизаціи!’
Вотъ ршеніе, съ которымъ невозможно не согласиться, которое основано въ самомъ дл на русской точк зрнія, очевидно, вовсе не согласной съ точкой зрнія нмецкой. Приведемъ еще нкоторыя соображенія ‘Моск. Вд.’, къ которымъ ихъ привела самая сила вещей, и которыя мы встртили, хотя и неожиданно, но съ радостью. Дло идетъ объ латышахъ и эстахъ.
‘Если школа и образованіе должны выводить этихъ людей изъ тсной доли скуднаго племеннаго образованія и пріобщать ихъ къ какой либо великой исторической народности, то всего естественне желать, чтобы они пріобщались къ народности русской. Мы не хотимъ вступать въ споръ объ относительныхъ достоинствахъ нмецкой и русской народности, мы безспорно соглашаемся, что культура нмецкая несравненно богаче русской, и что нмецкій языкъ открываетъ для ума гораздо боле широкіе горизонты, чмъ русскій. Мы знаемъ также, что есть люди, которые и о русской народности имютъ мнніе не боле выгодное, чмъ о народности латышей и эстовъ, и которые были бы готовы, по долгу гуманности, германизировать и насъ, еслибы это было возможно. Но намъ позволительно имть объ этомъ предмет иное мнніе, намъ позволительно думать, что русская народность иметъ свои великія судьбы, иметъ свое всемірное назначеніе, намъ позволительно имть вру въ свою народность’.
Не только позволительно, а должно и необходимо. Что хорошо, то хорошо. А давно ли ‘Русскій Встникъ’ знать ничего не хотлъ о русской народности и смялся надъ толками о ней? Давно ли онъ издвался, какъ надъ сумасбродами, надъ тми, кто говорилъ о великихъ судьбахъ русской земли въ будущемъ? Давно ли онъ приводилъ противъ нихъ знаменитый аргументъ: будущее потому и будущее, что его въ наличности не имется?
Но не будемъ вспоминать стараго, хотя бы оно было даже и очень недавно. Порадуемся лучше тому, что оно, какъ видно, уже отжило свой вкъ и исчезаетъ съ каждымъ днемъ.