Сон Д'Аламбера, Дидро Дени, Год: 1769 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 53 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Философская библіотека изд. М. И. Семенова.— Философы-Матеріалисты.

Дэни Дидро.

Избранныя философскія произведенія.

Переводъ съ предисловіемъ Виктора Серёжникова.

Сонъ Д’Аламбера.

(Собесдники: Д’Аламберъ, двица Леспинасъ, докторъ Борде).

Борде. Ну, что новаго? Боленъ?

Леспинасъ. Боюсь, что боленъ: метался всю ночь.

Борде. Проснулся?

Леспинасъ. Нтъ еще.

Борде (подойдя къ постели Д’Аламбера и взявъ пульсъ). Ничего.

Леспинасъ. Вы думаете?

Борде. Ручаюсь. Пульсъ хорошъ… немного слабоватъ… кожа потноватая… дыханіе легкое {Борде — авторъ ‘Изслдованій пульса’ (1756 г.)}.

Леспинасъ. Ничего не нужно прописывать?

Борде. Ничего.

Леспинасъ. Тмъ лучше: онъ ненавидитъ лкарства.

Борде. Я тоже. Что лъ онъ за ужиномъ?

Леспинасъ. Ничего не хотлъ сть. Не знаю, гд онъ провелъ вечеръ, вернулся домой въ угнетенномъ настроеніи.

Борде. Легкое лихорадочное состояніе, которое скоро пройдетъ.

Леспинасъ. Придя домой, онъ на длъ халатъ, ночной колпакъ, бросился въ кресло и заснулъ.

Борде. Слать хорошо повсюду, но все-таки лучше въ постели.

Леспинасъ. Онъ вспылилъ, когда Антуанъ сказала ему объ этомъ. Пришлось цлые полчаса расталкивать его, чтобы заставить лечь въ постель.

Борде. То же самое случается со мной каждый день, хотя я совсмъ здоровъ.

Леспинасъ. Въ постели, вмсто того, чтобы погрузиться, по своему обыкновенію, въ глубокій сонъ (онъ спитъ, какъ дитя), онъ началъ ворочаться съ боку на бокъ, размахивать руками, сбрасывать одяло и громко разговаривать.

Борде. О чемъ же онъ говорилъ? о геометріи?

Леспинасъ. Нтъ, это былъ, по всей вроятности, бредъ… Какая то галиматья о вибрирующихъ струнахъ и чувствующихъ фибрахъ… Мн показалось это столь дикимъ, что я ршила не оставлять его на ночь одного и, не зная, что длать, пододвинула къ его кровати маленькій столикъ и сла записывать то, что могла схватить изъ бреда.

Борде. Хорошо задумано: это похоже на васъ. А можно посмотрть, что вы записали?

Леспинасъ. Пожалуйста, но я готова умереть, если вы поймете что-нибудь тамъ.

Борде. Можетъ быть.

Леспинасъ. Докторъ, вы готовы слушать?

Борде. Да.

Леспинасъ. Слушайте… ‘Живая точка… Нтъ, не такъ. Сначала ничего, потомъ живая точка… Къ этой живой точк прививается другая, затмъ еще третья и, какъ слдствіе этихъ послдовательныхъ прививокъ, является нкое существо, единое, ибо я единое существо, — въ этомъ я не усомнился бы (При этомъ онъ началъ ощупывать себя). По какъ сложилось это единство? (Э, мой другъ,— сказала я ему, какое вамъ дло до этого? спите… Онъ смолкъ. Помолчавъ минуту, онъ снова началъ, какъ бы обращаясь къ кому-то). Вотъ, философъ, я вижу нкій аггрегатъ, нкую ткань маленькихъ чувствующихъ существъ, но животное!.. цлое! систему единаго, моего я, сознающаго свое единство! Этого я не вижу, нтъ, не вижу’… Докторъ, вы понимаете что-нибудь?

Борде. Великолпно.

Леспинасъ. Вы очень счастливы… ‘Мои затрудненія вытекаютъ, можетъ быть, изъ ложной идеи’.

Борде. Это вы говорите?

Леспинасъ. Нтъ, спящій.

Я продолжаю… Обращаясь къ самому себ, онъ прибавилъ, ‘Другъ мой, Д’Аламберъ, будьте осторожны, вы предполагаете лишь наличность смежности тамъ, гд существуетъ безпрерывность… Да, онъ довольно золъ, чтобы говорить мн объ этомъ… А образованіе этой безпрерывности? Оно почти не затруднитъ его… Какъ капля меркурія смшивается съ другой каплей меркурія, такъ чувствующая и живая молекула смшивается съ другой чувствующей и живой молекулой… Вначал было дв капли, посл соприкосновенія стала лишь одна… До ассимиляціи было дв молекулы, посл ассимиляціи стала лишь одна молекула… Чувствительность становится общей въ общей масс… Дйствительно, почему нтъ?.. Мысленно я могу представить въ фибр животнаго произвольное количество частей, но фибра останется безпрерывной, единой… да, единой… Соприкосновеніе двухъ однородныхъ молекулъ, совершенно однородныхъ, образуетъ безпрерывность… и это есть случай соединенія, сочетанія, комбинаціи, самаго полнаго тождества, какое только можно себ представить… Да, философъ, если это элементарныя и простыя молекулы, но если это аггрегаты, сложныя тла?.. Сочетаніе тмъ не мене произойдетъ, а, слдовательно, и тождество и безпрерывность… И затмъ обычныя дйствія и противодйствія… Ясно, что контактъ двухъ живыхъ молекулъ — нчто иное, чмъ смежность двухъ инертныхъ массъ… Дальше, дальше… Можно было бы васъ огорчить, но мн нтъ никакого дла до этого, я никогда не порицаю… Однако, продолжимъ. Нить чистйшаго золота, — помню, онъ такое сравненіе привелъ… однородная сть, между молекулами которой располагаются другія и образуютъ, можетъ быть, другую однородную сть, ткань чувствующей матеріи, ассимилирующій контактъ, дятельная чувствительность здсь, инертная тамъ, которыя, подобно движенію, сообщаются другъ съ другомъ, не говоря уже, какъ онъ очень хорошо сказалъ, о томъ, что здсь должна быть разница между контактомъ двухъ чувствующихъ молекулъ и контактомъ двухъ первствующихъ молекулъ, а какова можетъ быть эта разница?.. обычныя дйствія, противодйствія… и эта акція и реакція съ особымъ характеромъ… Словомъ, все направлено къ тому, чтобы произвести особый родъ единства, существующаго только въ животномъ… Клянусь честью, если это не истина, то очень похоже на нее…’ Вы сметесь, докторъ, находите ли вы смыслъ въ этомъ?

Борде. Большой.

Леспинасъ. Такъ онъ не сумасшедшій?

Борде. Нисколько.

Леспинасъ. Посл такого вступленія, онъ началъ кричать, д-ца Леспинасъ, д-ца Леспинасъ!— Что вамъ угодно?— Видли ли вы когда-нибудь, какъ рой пчелъ вылетаетъ изъ своего улья? Міръ, или вся масса матеріи, это — улей?.. Вы видли, какъ он образуютъ на конц втки длинную гроздь маленькихъ крылатыхъ животныхъ, схватившихся другъ за друга лапками?.. Эта гроздь — существо, индивидъ, нкое животное… Но эти гроздья должны были бы вс походить другъ на друга… Да, если предположить только одну однородную матерію… Вы видли ихъ?— Да, видла,— Вы ихъ видли?— Да, мой другъ, Говорю, что видла,— Если одна изъ этихъ пчелъ вздумаетъ ужалить какимъ-нибудь образомъ другую пчелу, за которую она ухватилась,— какъ вы думаете, что произойдетъ тогда? Скажите къ— Совершенно не знаю.* — скажите все-таки… Вы, значитъ, не знаете, а философъ-то знаетъ. Если вы когда нибудь увидите его,— а вы его увидите, ибо онъ общалъ мн это,— онъ скажетъ вамъ, что другая ужалитъ слдующую, что во всей грозди будетъ столько укусовъ, сколько въ ней маленькихъ животныхъ, что все заволнуется, задвигается, измнитъ положеніе и форму, что поднимется шумъ, пискъ, и что человкъ никогда не видвшій, какъ образуется подобная гроздь, приметъ ее за животное съ 5—6 стами головъ и съ 1000—1200 крыльевъ…’ Ну, докторъ?

Борде. Ну-съ, знаете ли, это прекрасный сонъ, и вы хорошо сдлали, что записали его.

Леспинасъ. Вы тоже грезите?

Борде. Такъ мало, что я, пожалуй, готовъ сказать вамъ продолженіе.

Леспинасъ. Вамъ не удастся сдлать это.

Борде. Не удастся?

Леспинасъ. Да.

Борде. Но если я угадаю?

Леспинасъ. Если вы угадаете, я общаю… я общаю… я общаю считать васъ величайшимъ безумцемъ въ мір.

Борде. Смотрите въ ваши записки и слушайте меня: Человкъ, который принялъ бы эту гроздь за животное, ошибся бы. Но я предупреждаю васъ, м-ль, что онъ продолжалъ обращаться съ рчью къ вамъ. Хотите ли вы, чтобы онъ судилъ боле здраво? Хотите ли вы превратить гроздь пчелъ въ одно единственное животное? Уничтожьте лапки, которыми он держатся, изъ смежныхъ сдлайте ихъ безпрерывными. Между этимъ новымъ состояніемъ грозди и предыдущимъ есть, конечно, нкоторая значительная разница, но въ чемъ иномъ состоитъ эта разница, какъ не въ томъ, что теперь гроздь — нчто цлое, единое животное, между тмъ какъ раньше была, совокупность животныхъ?.. Вс наши органы…

Леспинасъ. Вс наши органы!

Борде. Для того, кто занимался медициною и длалъ наблюденія…

Леспинасъ. Потомъ!

Борде. Потомъ?.. не что иное, какъ различныя животныя, между которыми законъ безпрерывности поддерживаетъ общую симпатію, единство, тождество.

Леспинасъ. Я смущена: именно такъ и почти слово въ слово. Теперь я могу засвидтельствовать передъ всмъ міромъ, что нтъ никакой разницы между, бодрствующимъ врачомъ и спящимъ философомъ

Борде. Объ этомъ догадывались. Это все?

Леспинасъ. О, нтъ, это не все. Посл этого вашего или своего вздора, онъ сказалъ мн, ‘М-ль?— Другъ мой.— Подойдите поближе… еще… еще… Мн хочется кое-что предложить вамъ.— Что?— Вотъ эта гроздь, вы видите ее, вотъ она. Произведемъ опытъ.— Какой?— Возьмите ножницы. Хорошо ли ржутъ он?— Восхитительно — подойдите тихо, тихо и разржьте пчелъ, но только осторожно, не угодите по тлу какой-нибудь пчелы, ржьте какъ разъ въ томъ мст, гд он сцпляются лапками. Не бойтесь ничего, вы немного раните ихъ, но не убьете… Очень хорошо, вы ловкая, какъ фея… Видите, какъ он взлетаютъ? По одной, но дв, по три. Сколько ихъ! Если вы хорошо поняли меня… вы хорошо поняли меня?— Очень хорошо.— Предположите теперь… предположите…’ Дальше, признаться, докторъ, я такъ плохо слышала все то, что здсь записала, онъ такъ тихо говорилъ, и это мсто моихъ записокъ такъ перепачкано, что я едва ли сумю прочесть.

Борде. Я дополню его, если хотите.

Леспинасъ. Если вы можете.

Борде. Нтъ ничего легче. Представьте пчелъ такими маленькими, такими маленькими, что ихъ тло ускользаетъ отъ грубаго острія вашихъ ножницъ, вы можете продолжать ваше сченіе, сколько угодно, по вы не умертвите ни одной изъ нихъ, и это цлое, образованное изъ невидимыхъ пчелъ, будетъ настоящимъ полипомъ, котораго вы сможете уничтожить не иначе, какъ раздавивъ его. Разница между гроздью безпрерывныхъ пчелъ и гроздью смежныхъ пчелъ точно такая же, какая существуетъ между обыкновенными животными врод насъ и рыбъ и червями, змями и полиповыми животными, въ эту теорію можно внести еще нкоторыя модификаціи… (въ этотъ моментъ д-ца Леспинасъ внезапно встаетъ и направляется къ звонку). Тише, тише, м-ль, вы разбудите его, ему нужно еще отдохнуть.

Леспинасъ. Я такъ ошеломлена, что и не подумала объ этомъ. (Вошедшему слуг). Кто изъ васъ былъ у доктора?

Слуга. Я, м-ль.

Леспинасъ. Давно?

Слуга. Не прошло часа, какъ я вернулся.

Леспинасъ. Вы ничего не носили туда?

Слуга. Нтъ.

Леспинасъ. Записокъ не носили?

Слуга. Никакихъ.

Леспинасъ. Хорошо, идите… Не настаиваю на этомъ. Видите ли, докторъ, я подозрвала, что одинъ изъ нихъ показалъ вамъ мою пачкотню.

Борде. Ничего подобнаго, увряю васъ.

Леспинасъ. Теперь, когда я освдомлена насчетъ вашего таланта, вы будете мн очень полезны въ обществ. Его бредъ не останавливается на этомъ…

Борде. Тмъ лучше.

Леспинасъ. Вы не видите въ этомъ ничего непріятнаго?

Борде. Ничуть.

Леспинасъ. Онъ продолжалъ, ‘Ну, философъ, вы имете въ виду всякихъ полиповъ, даже человческихъ?.. Но природа не даетъ вамъ образцовъ послднихъ’.

Борде. Онъ не зналъ о тхъ двухъ двушкахъ, сросшихся головой, плечами, спиной, ягодицами и бедрами, которыя жили въ такомъ состояніи до 22 я и умерли об почти одновременно {Елена и Юдифь. См. L’Histoire naturelle de l’homme dans Byffoi) Sur les monstres.}. Затмъ?

Леспинасъ. Несообразности, встрчающіяся только въ домахъ умалишенныхъ. Онъ сказалъ: ‘Было или будетъ. Кто же знаетъ положеніе вещей на другихъ планетахъ?’

Борде. Можетъ быть, не нужно ходить такъ далеко.

Леспинасъ. ‘Человческіе полипы на Юпитер или Сатурн! Самцы, разршающіеся самцами, самки — самками, это забавно… (При этомъ онъ началъ такъ хохотать, что я испугалась). Человкъ, разршающійся безконечнымъ количествомъ людей-атомовъ, которыхъ складываютъ, какъ яйца наскомыхъ, между листами бумаги, которые вырабатываютъ свою скорлупу, остаются нкоторое время куколками, пробиваютъ скорлупу и вылетаютъ бабочками,— такъ образуется цлое общество людей, цлая населенная провинція на развалинахъ одного! Забавно!.. (И снова взрывъ хохота). Если гд-нибудь человкъ разршается безконечнымъ количествомъ людей-атомовъ, тамъ смерть должна вызывать меньше отвращенія, тамъ такъ легко возстанавливается утрата человка, что смерть должна причинять мало сожалнія’.

Борде. Это вздорное предположеніе — почти подлинная исторія всхъ видовъ существующихъ и будущихъ животныхъ. Если человкъ и не разршается безконечнымъ количествомъ людей, то все-таки онъ разршается безконечнымъ количествомъ маленькихъ животныхъ, метаморфозы и будущую окончательную организацію которыхъ невозможно предвидть. Кто знаетъ, не является ли человкъ разсадникомъ другого поколнія существъ, отдленнаго отъ перваго непостижимо безконечнымъ и длиннымъ промежуткомъ вковъ и послдовательныхъ развитій?

Леспинасъ. Что вы бормочете про себя, докторъ?

Борде. Ничего, ничего, я тоже началъ бредить. Продолжайте читать, м-ль.

Леспинасъ. ‘Однако, хорошо обдумавъ все это, я предпочитаю нашъ способъ размноженія, прибавилъ онъ… Философъ, вы, который знаетъ, что происходитъ здсь и повсюду, скажите мн, раствореніе различныхъ частей не производитъ ли людей съ различнымъ характеромъ?… Мозгъ, сердце, грудь, ноги, руки… О, какъ это упростило бы мораль!.. Родился мужчина, женщина… (Докторъ, позвольте мн пропустить это…) Теплая комната, уставленная маленькими баночками, и на каждой баночк надпись: войны, судьи, философы, поэты, баночка куртизановъ, негодяевъ, королей…’

Борде. Очень забавно и очень сумасбродно. Вотъ это называется бредить, это видніе опять-таки наводитъ меня на мысль о нкоторыхъ довольно странныхъ явленіяхъ.

Леспинасъ. Затмъ онъ началъ бормотать о какихъ-то зернахъ, о частяхъ тла, намокшихъ въ вод, о различныхъ расахъ животныхъ, послдовательную смну, рожденіе и гибель которыхъ онъ наблюдалъ. Въ правой рук у него будто бы былъ микроскопъ, а въ лвой — какой-то сосудъ. Онъ смотрлъ въ сосудъ чрезъ микроскопъ и говорилъ: ‘Вольтеръ можетъ, сколько угодно, смяться, а Ангійаръ {Такъ Вольтеръ называлъ Нидхэма,— который, довряя своему микроскопу и не зная остроумныхъ объясненій панспермистовъ нашихъ дней, наивно думалъ, что червячки, зарожденіе которыхъ онъ наблюдалъ бъ подмоченной и разлагающейся мук, происходятъ отъ муки, а не отъ зародышей червячковъ, которыми, повидимому, наполненъ воздухъ. См. Questions sur les miracles, 17 lettre.} правъ: я врю своимъ глазамъ, я вижу ихъ. Сколько ихъ! какъ они бгаютъ по всмъ направленіямъ!…’ Сосудъ, въ которомъ онъ наблюдалъ столько мимолетныхъ поколній, онъ сравнивалъ со вселенной. Въ капл воды онъ видлъ исторію міра. Эта мысль казалось ему великой, онъ находилъ ее совершенно умстной въ истинной философіи, изучающей большія тла на основаніи наблюденій надъ малыми. Онъ говорилъ: ‘Въ капл воды Нидхэма, все совершается, все происходитъ въ мгновеніе ока. Въ мір то же явленіе занимаетъ немного больше времени, но что такое продолжительность нашего времени по сравненію съ вчностью? Меньше, чмъ капля, которую я взялъ концомъ иголки, по сравненію съ окружающимъ меня безграничнымъ пространствомъ. Безконечная цпь маленькихъ животныхъ въ атом, находящемся въ состояніи броженія, точно также безконечная цпь маленькихъ животныхъ въ другомъ атом, который называется Землей! Кто знаетъ породы животныхъ, которыя были до насъ? кто знаетъ породы, которыя смнятъ нын существующія? Все измняется, все исчезаетъ, только цлое остается. Міръ зарождается и умираетъ безпрерывно, каждый моментъ онъ находится въ состояніи зарожденія и смерти, никогда не было другого міра, никогда и не будетъ другого.

‘Въ этомъ безмрномъ океан матеріи нтъ ни одной молекулы, похожей на другую, ни одной молекулы, похожей на себя самое въ каждый послдующій моментъ. Rerum novus nascitur ordo (рождается новый порядокъ вещей),— вотъ его вчный девизъ…’ Затмъ, вздохнувъ, онъ прибавилъ, ‘О, тщета нашихъ мыслей! о, мизерность нашей славы и нашихъ трудовъ! о, бднота, о ничтожество нашихъ взглядовъ! Пить, сть, жить, любить и спать, — нтъ ничего прочне этого!.. М-ль Леспинасъ, гд вы?— Здсь’.— Лицо у него побагровло. Я хотла пощупать пульсъ, но не знала, куда длась у него рука. Судорога, повидимому, схватила его. Рота былъ полуоткрытъ, дыханіе сдавлено, онъ глубоко вздохнулъ, потомъ вздохнулъ послабе и еще разъ поглубже, поворочалъ головой на подушк и заснулъ. Я внимательно смотрла на него, страшно волнуясь, сама не знаю, почему, сердце у меня билось, но я ничего не боялась. Чрезъ нсколько минута легкая улыбка пробжала по его губамъ, и онъ тихо заговорилъ, ‘На планет, гд люди оплодотворялись бы, какъ рыбы, гд икра мужчины, прижавшись къ икр женщины… я меньше сожаллъ бы объ этомъ… Ничего не слдуетъ терять изъ того, что можетъ быть полезно. М-ль, если бы это можно было собрать, влить въ флаконъ и отослать Нидхэму…’ И вы, докторъ, не назовете это безсмыслицей?

Борде. Около васъ, безусловно.

Леспинасъ. Около меня, вдали отъ меня, это все равно, вы не знаете, что вы говорите. Я надялась, что къ утру будетъ поспокойне.

Борде. Посл этого обыкновенно наступаетъ успокоеніе.

Леспинасъ. Не тутъ-то было: въ два часа онъ вернулся къ своей капл воды, которую онъ называлъ ми… кро…

Борде. Микрокосмомъ.

Леспинасъ. Это его, именно, выраженіе. Онъ удивлялся проницательности древнихъ философовъ, говорилъ или заставлялъ говорить своего философа,— не знаю, что изъ двухъ: ‘Что отвтили бы Эпикуру, если бы онъ, увряя, что земля содержитъ въ себ зародыши всего сущаго, и что животныя — продуктъ броженія, предложилъ бы показать въ маломъ вид изображеніе того, что длалось большимъ отъ начала временъ?.. Но вотъ оно предъ вами это изображеніе, и оно ничему не научаетъ васъ… Кто знаетъ, истощились ли броженіе и его продукты? Кто знаетъ, къ какому моменту въ послдовательной цпи этихъ поколній животныхъ относимся мы? Кто знаетъ, не является ли образомъ погибающаго вида то обезформившееся двуногое существо, ростомъ только въ 4 фута, которое около полюса называютъ еще человкомъ, но которое, обезформившись еще немного, тотчасъ же потеряетъ это имя? Кто знаетъ, не то ли же самое происходитъ со всми видами животныхъ? Кто знаетъ, не стремится ли все свестись къ инертному и неподвижному осадку? Кто знаетъ, какова будетъ продолжительность этой инерціи? Кто знаетъ, какаяновая раса можетъ вновь возникнуть изъ такой громадной совокупности чувствующихъ и живыхъ точекъ? А, можетъ быть, только одно животное? Чмъ былъ слонъ вначал? Можетъ быть, огромнымъ животнымъ, какимъ мы видимъ его, а, можетъ быть, атомомъ,— одинаково возможно то и другое, такъ какъ и то и другое предполагаетъ лишь движеніе и различныя свойства матеріи… Слонъ, эта огромная организованная масса — внезапный продуктъ броженія! Почему нтъ? Связь между этимъ громаднымъ четвероногимъ и его первичной маткой мене замтна, чмъ между червячкомъ и произведшей его молекулой муки, по червячокъ только червячокъ…. т. е. мизерность его организаціи, трудно поддающейся наблюденію, не позволяетъ намъ судить, насколько чудесно его существованіе… Чудо, это — жизнь и чувствительность, иныхъ чудесъ нтъ.

Если я наблюдалъ, какъ матерія переходитъ изъ состоянія инертности въ состояніе чувствительности, то я ничему больше не долЛіонъ удивляться… Какое сравненіе между маленькимъ количествомъ элементовъ въ состояніи броженія, умщающихся въ горсти моей руки, и этимъ безграничнымъ резервуаромъ различныхъ элементовъ, разсянныхъ въ ндрахъ земли, на поверхности ея, въ глубинахъ морей, въ безвстности воздушныхъ слоевъ!.. Но почему же слдствія должны быть иными, если причины остаются одн и т же? Почему же мы не видимъ больше быка, пронзившаго своимъ рогомъ землю, упершагося ногами въ нее, и напрягающаго вс свои силы, чтобы высвободить изъ нея свое грузное тло?.. {См. Лукреція De rerum natura, кн. V.} Пусть исчезнетъ порода существующихъ нын животныхъ, предоставьте громадному инертному осадку свободно дйствовать въ теченіе нсколькихъ милліоновъ вковъ.

Для возрожденія видовъ потребуется, быть можетъ, въ десять разъ больше времени, чмъ отпущено имъ на существованіе. Подождите, не спшите съ заключеніемъ насчетъ великаго дла природы. У васъ имются два великихъ явленія: переходъ изъ состоянія инертности въ состояніе чувствительности, и самозарождающіяся поколнія животныхъ. Довольно съ васъ этого. Сдлайте изъ нихъ надлежащіе выводы и остерегитесь отъ эфемернаго софизма на счетъ порядка вещей, въ которомъ нтъ ни абсолютно великаго, ни малаго, ни абсолютно вчнаго, ни преходящаго…’ Докторъ, что такое эфемерный софизмъ?

Борде. Это софизмъ преходящаго существа, которое вритъ въ безсмертіе вещей.

Леспинасъ. Врод розы Фонтенеля, которая говорила, что никогда, насколько она помнитъ,.еще не видла, какъ умираетъ садовникъ.

Борде. Точно такъ. Легко и глубоко.

Леспинасъ. Почему ваши философы не выражаются такъ граціозно, какъ Фонтенель? Намъ легче было бы понимать ихъ.

Борде. Откровенно скажу: не знаю, приличенъ ли такой фривольный тонъ въ серьезныхъ предметахъ.

Леспинасъ. Что относите вы къ серьезнымъ предметомъ?

Борде. Всеобщую чувствительность, образованіе чувствующаго существа, его единство, происхожденіе животныхъ, продолжительность ихъ существованія и вс связанные съ этимъ вопросы.

Леспинасъ. Я же называю все это безсмыслицей, которой, допускаю, можно бредить во время сна, по которой никогда не будетъ заниматься здравомыслящій человкъ въ бодромъ состояніи.

Борде. Почему?

Леспинасъ. Потому, что одни изъ этихъ предметовъ такъ ясны, что безполезно разыскивать основанія ихъ, а другіе такъ темны, что въ нихъ ничего не разберешь, а вс они вмст въ высокой степени безполезны.

Борде. Разв вы думаете, что для васъ безразличію допускать или отрицать существованіе высшаго разума?

Леспинасъ. Нтъ.

Борде. Разв вы думаете, что можно ршить вопросъ о высшемъ разум, не зная, какого млнія держаться по вопросу о вчности матеріи и ея свойствахъ, о различіи двухъ субстанцій, о природ человка и происхожденіи животныхъ?

Леспинасъ. Нтъ.

Борде. Значитъ, это не праздные, какъ высказали, вопросы.

Леспинасъ. Но какое мн дло до ихъ важности, если я не сумю разршить ихъ?

Борде. А какъ вы разршите ихъ, если вы не занимаетесь ими? Но могу ли я спросить васъ о тхъ, которые вы находите столь ясными, что вамъ кажется излишнимъ изслдованіе ихъ?

Леспинасъ. Это, напримръ, вопросы о моемъ единств, о моемъ я. Клянусь, мн кажется, нтъ необходимости такъ много болтать, чтобы знать, что Я — я, была я и никогда не буду иной.

Борде. Несомннно, фактъ ясенъ, по основаніе факта никоимъ образомъ не является таковымъ, особенно въ гипотез тхъ, кто допускаетъ только одну субстанцію и объясняетъ образованіе человка или животнаго послдовательнымъ приращеніемъ многочисленныхъ чувствующихъ молекулъ. У каждой чувствующей молекулы до прививки было свое я, какъ она лишилась его и какъ изъ всхъ этихъ утратъ составилось сознаніе цлаго?

Леспинасъ. Мн кажется, достаточно одного контакта. Вотъ опытъ, который я производила сотню разъ… но подождите… Нужно пойти посмотрть, что длается тамъ, за этими занавсками… спитъ… Когда я прикладываю руку къ бедру, я хорошо сначала чувствую, что рука не то, что бедро, но спустя нкоторое время, когда теплота станетъ одинаковой въ обихъ частяхъ, я перестаю различать ихъ: границы обихъ частей смшиваются и длаютъ изъ нихъ нчто единое.

Борде. Да, пока не уколешь ту или другую часть: тогда возобновляется различіе. Есть, слдовательно, въ васъ нчто, что знаетъ: руку или бедро вамъ укололи, и это нчто ни ваша нога, ни даже ваша уколотая рука, ваша, рука страдаетъ, но знаетъ объ этомъ нчто другое, что не страдаетъ.

Леспинасъ. Это, думается мн, моя голова.

Борде. Вся ваша голова?

Леспинасъ. Нтъ, докторъ, но я поясню мою мысль сравненіемъ. Сравненія почти исключительный доводъ у женщинъ и поэтовъ. Представьте себ паука…

Д’Аламберъ. Кто это тамъ?…Это вы, м-ль Леспинасъ?

Леспинасъ. Т-съ! т-съ… (нкоторое время Леспинасъ и докторъ хранятъ молчаніе, затмъ Леспинасъ говоритъ тихо:) Кажется, снова заснулъ.

Борде. Нтъ, я что-то, кажется, слышу.

Леспинасъ. Вы правы. Не началъ ли снова бредить?

Борде. Послушаемъ.

Д’Аламберъ. Почему я такой,? разв нужно было, чтобы я былъ такимъ… Здсь, да, а въ другомъ мст? на полюс? подъ экваторомъ? на Сатурн?.. Если на разстояніи нсколькихъ тысячъ льё мой видъ измняется, то что же можетъ произойти на разстояніи нсколькихъ тысячъ земныхъ діаметровъ?.. Если все находится въ общемъ водоворот, то что могутъ произвести здсь и въ другихъ мстахъ продолжительность и смна нсколькихъ милліоновъ вковъ? Кто знаетъ, что такое мыслящее и чувствующее существо на Сатурн?.. Но есть ли на Сатурн чувство и мысль?.. почему нтъ?.. Больше ли чувствъ у мыслящаго и чувствующаго существа на Сатурн, чмъ у меня?.. Если это такъ,— о,— какъ онъ несчастенъ, этотъ житель Сатурна!.. Чмъ больше чувствъ, тмъ больше потребностей.

Борде. Онъ правъ: органы производятъ потребности и, наоборотъ, потребности производятъ органы. {Мысль Ламарка въ его Philosophie zoologique (1809) Майэ, Робина, Дидро развили ее. А еще раньше эту же мысль развивалъ въ своихъ произведеніяхъ де-Ламетри.}.

Леспинасъ. Докторъ, вы тоже бредите?

Борде. Почему это кажется вамъ невроятнымъ? Я видлъ, какъ изъ двухъ зачатковъ съ теченіемъ времени выросли дв руки.

Леспинасъ. Вы лжете.

Борде. Нтъ. Я видлъ, какъ, за отсутствіемъ руки, плечевыя кости удлиннялись, двигались на подобіе клешни и превращались въ зачатки рукъ.

Леспинасъ. Какая безсмыслица!

Борде. Это фактъ. Предположите длинный рядъ безрукихъ поколній, предположите наличность безпрестанныхъ усилій и вы увидите, какъ об эти оконечности все больше и больше удлинняются, скрещиваются на спин, вытягиваются напереди, образуютъ, можетъ быть, пальцы и превращаются въ руки. Первоначальная конформація ихъ измняется или совершенствуется подъ вліяніемъ необходимости и.отправленія обычныхъ для нихъ функцій. Мы такъ мало ходимъ, такъ мало занимаемся физическимъ трудомъ и такъ много работаемъ умственно, что, по моему мннію, человкъ будетъ представлять изъ себя въ конц концовъ одну голову.

Леспинасъ. Одну голову? одной головы мало! Надюсь, что развязная любезность… Вы наводите меня на очень игривыя мысли.

Борде. Т-съ!

Д’Аламберъ. Я, слдовательно, сталъ такимъ потому, что нужно было, чтобы я былъ такимъ. Измните все и вы безусловно измните и меня, все безпрерывно измняется… Человкъ — обычное явленіе, уродъ — явленіе исключительное, по оба одинаково естественны, одинаково необходимы, одинаково въ порядк вещей во вселенной… Что же удивительнаго въ этомъ?.. Вс существа взаимно скрещиваются, слдовательно, и вс виды ихъ… и все находится въ состояніи безпрерывной измнчивости!.. Всякое животное боле или мене человкъ, всякій минералъ боле и мене растеніе, всякое растеніе боле или мене животное. Нтъ ничего постояннаго въ природ… Лента отца Кастеля… Да, отецъ Кастель, это ваша лента., не больше. Всякая вещь боле или мене представляетъ изъ себя что-нибудь, это есть или боле или мене земля, или вода, или воздухъ, или огонь, боле или мене то или другое царство… нтъ ничего, что по своей сущности было бы особымъ существомъ… Несомннно, нтъ, такъ какъ нтъ въ природ вещей такого свойства, къ которому не было бы причастно всякое существо…

А вы говорите объ индивидахъ, бдные философы! оставьте вашихъ индивидовъ и отвчайте мн. Существуетъ ли въ природ хотя одинъ атомъ, безусловно похожій на другой?.. Нтъ… Разв вы не согласны, что все въ природ взаимно обусловлено и невозможно допустить, чтобы въ цпи вещей недоставало одного звена? Что же вы хотите сказать своими индивидами? Ихъ вовсе нтъ, нтъ, они не существуютъ… Есть только одинъ великій индивидъ, цлое. Въ этомъ цломъ, какъ въ машин, какъ въ какомъ-нибудь животномъ, есть одна какая-нибудь часть, которую вы назовете такъ или иначе, по, называя эту часть цлаго индивидомъ, вы поступаете такъ же неправильно, какъ въ томъ случа, когда вы даете названіе индивида птичьему крылу, перу отъ крыла… И вы говорите о сущностяхъ, бдные философы! оставьте ваши сущности. Окиньте взоромъ всю громаду мірозданія, если же у васъ слишкомъ ограниченное воображеніе, остановитесь мысленно на начал вашего происхожденія и на вашей конечной фаз… О, Архитъ, измрившій земной шаръ, что ты теперь? горсть пепла.. Что такое существо?..Совокупность извстныхъ тенденцій… Могу ли я быть чмъ-нибудь инымъ?.. нтъ, я иду къ опредленному предлу… А виды?.. Виды не что иное, какъ только тенденціи съ общимъ свойственнымъ имъ предломъ… А жизнь?.. Жизнь — послдовательный рядъ дйствій и противодйствій… Живымъ, я дйствую и противодйствую въ форм массы… мертвымъ, я дйствую и противодйствую въ форм молекулы… Слдовательно, я вовсе не умираю?.. Несомннно нтъ, въ этомъ смысл я совершенно не умираю, ни я, ничто другое… Родиться, жить, исчезать, это значитъ — мнять формы… А не все ли равно: та или другая форма? Съ каждой формой связано свойственное ей счастье и несчастье. Отъ слона до мушки, отъ мушки до чувствующей и живой молекулы, начала всего, нтъ во всей природ ни одной точки, которая не страдаетъ или не наслаждается.

Леспинасъ. Больше ничего не говоритъ.

Борде. Нтъ. Онъ совершилъ довольно хорошую экскурсію. Вотъ, по-истин, возвышенная философія, приведенная въ систему въ данный моментъ, она тмъ боле будетъ оправдывать свое назначеніе, чмъ больше будутъ прогрессировать человческія знанія.

Леспинасъ. Гд же мы остановились?

Борде. Ужъ, не помню, право: столько явленій пришло мн на память, пока я слушалъ его!

Леспинасъ. Подождите, подождите… я остановилась на моемъ паук.

Борде. Да, да.

Леспинасъ. Подойдите, докторъ. Представьте себ паука, сидящаго въ центр паутины. Разорвите одно волоконце и вы увидите, какъ проворно подскочитъ къ этому мсту паукъ. Ну-съ, если бы волокна паутины, которыя наскомое произвольно выматываетъ изъ своихъ внутренностей и опять втягиваетъ въ себя, если бы эти волокна составляли чувствующую часть его самого?..

Борде. Понимаю. Вы представляете себ, что гд-то внутри васъ, въ какомъ-то уголк вашей головы, въ томъ, напримръ, который называется мозговыми оболочками, есть одинъ или нсколько пунктовъ, куда сносятся вс ощущенія, вызванныя въ волокнахъ.

Леспинасъ. Такъ.

Борде. Ваша мысль, какъ нельзя боле, врна, но разв вы не видите, что это почти то же, что извстная гроздь пчелъ?

Леспинасъ. Ахъ, это правда! я говорила прозой, сама не подозрвая этого.

Борде. И очень хорошей прозой, какъ вы увидите. Кто знаетъ человка только въ томъ вид, въ какомъ онъ представляется при рожденіи, тотъ не иметъ ни малйшаго представленія о немъ. Его голова, ноги, руки, вс его члены, вс его сосуды, вс его органы, носъ, глаза, уши, сердце, легкія, внутренности, мускулы, кости, нервы, перепонки, собственно говоря, не что иное, какъ простые отпрыски ткани, которая развивается, растетъ, расширяется, разбрасываетъ множество невидимыхъ волоконцевъ.

Леспинасъ. Такъ вотъ возьмемъ паутину, исходнымъ пунктомъ всхъ ея волоконъ является паукъ.

Борде. Великолпно.

Леспинасъ. Гд находятся волокна, и гд помщается паукъ?

Борде. Волокна повсюду, нтъ ни одного пункта на поверхности вашего тла, куда бы он ни проникали, а паукъ гнздится въ той части вашей головы, которую я назвалъ мозговыми оболочками, и къ которой невозможно почти прикоснуться безъ того, чтобы не вызвать онмнія во всей машин.

Леспинасъ. Но когда какой-нибудь атомъ вызываетъ колебаніе въ одномъ изъ волоконъ паутины, тогда паукъ бьетъ тревогу, безпокоится, убгаетъ или прибгаетъ. Находясь въ центр, онъ освдомленъ обо всемъ, что происходитъ въ какомъ бы то ни было мст его обширнаго искусно сотканнаго аппартамента. Почему же я не знаю, что происходитъ въ моемъ аппартамент или мір, если я клубокъ чувствительныхъ точекъ, если все запечатлвается на мн, и я запечатлваюсь на всемъ.

Борде. Потому что впечатлнія ослабваютъ по мр удаленія отъ исходнаго пункта.

Леспинасъ. Если дать самый легонькій ударъ по одному концу длиннаго бревна, я услышу его, приложивъ ухо къ другому концу. Тотъ же самый эффектъ долженъ бы получиться, если однимъ концомъ бревна коснуться земли, а другимъ Сиріуса. Если все, такимъ образомъ, соединено, связано другъ съ другомъ, т. е., если бревно дйствительно существуетъ, то почему мн не услышать, что происходитъ въ обширномъ, окружающемъ меня пространств, въ особенности, когда я прислушаюсь къ нему?

Борде. Кто же вамъ сказалъ, что вы не услышали бы кое-чего? Разстояніе-то слишкомъ большое, впечатлніе, перекрещивающееся по дорог съ другими, слишкомъ слабое…. васъ окружаетъ и оглушаетъ столь разнообразный и сильный шумъ… къ тому же, на всемъ разстояніи отъ Сатурна до васъ, между тлами существуетъ только смежность, а не безпрерывность….

Леспинасъ. Очень жаль.

Борде. Это такъ, иначе вы были бы Богомъ. Благодаря тождеству со всми существами природы, вы знали бы все, что происходитъ, благодаря памяти, вы знали бы все, что произошло.

Леспинасъ. А то, что произойдетъ?

Борде. Насчетъ будущаго вы строили бы вроятныя, но подверженныя ошибкамъ догадки, точно такъ, какъ если бы вы старались догадаться, что произойдетъ въ васъ, на оконечности вашей ноги или руки.

Леспинасъ. Но кто сказалъ вамъ, что у этого міра нтъ своихъ мозговыхъ оболочекъ, или что въ какомъ-нибудь углу пространства не живетъ большой или маленькій паукъ, протягивающій повсюду свои нити?

Борде. Никто, и еще мене я знаю, былъ ли и будетъ ли онъ.

Леспинасъ. Какъ, это подобіе Бога…

Борде. Единое мыслимое…

Леспинасъ. Можетъ быть, когда-то существовало, или появилось и исчезло?

Борде. Несомннно, оно старло и умирало, поскольку матерія во вселенной, какъ частица вселенной, подвержена измненіямъ.

Леспинасъ. Но вотъ мн приходитъ въ голову еще другая странность.

Борде. Можете не говорить,— я знаю ее.

Леспинасъ. Какая же именно?

Борде. Вы представляете себ разумъ соединеннымъ съ самыми дятельными частями матеріи и возможность появленія самыхъ разнообразныхъ чудесныхъ феноменовъ. Другіе думали такъ же, какъ вы.

Леспинасъ. Вы догадались, но отъ этого не возросло мое уваженіе къ вамъ. Надо думать, что вы великолпно предрасположены къ сумасшествію.

Борде. Согласенъ. Но что ужаснаго въ этой мысли? Былъ бы урожай на добрыхъ и злыхъ геніевъ, самые постоянные законы природы нарушались бы естественными агентами, стали бы боле тяжелыми общія условія нашего физическаго существованія, по совершенно не было бы чудесъ.

Леспинасъ. По-истин, нужно очень критически относиться къ тому, что утверждаютъ или отрицаютъ.

Борде. Такъ вотъ тотъ, кто разсказывалъ бы вамъ объ явленіи такого рода, былъ бы похожъ на большого лжеца. Однако, оставимъ вс эти воображаемыя существа вмст съ паукомъ въ безпредльныхъ стяхъ и вернемся къ вашему науку и его образованію.

Леспинасъ. Согласна.

Д’Аламберъ. М-ль Леспинасъ, съ кмъ разговариваете вы?

Леспинасъ. Съ докторомъ.

Д’ Аламберъ. Здравствуйте, докторъ. Что вы длаете здсь такъ рано?

Борде. Узнаете потомъ, спите.

Д’Аламберъ. Право, мн хочется спать. Кажется, я никогда еще не спалъ такъ безпокойно. Вы не уйдете, пока я не встану?

Борде. Нтъ. Бьюсь объ закладъ, м-ль, что, по вашему мннію, вы всегда были женщиной данной формы, хотя въ двнадцать лтъ вы были ростомъ на половину меньше, въ четыре года еще меньше, зародышемъ — маленькой женщиной, въ яичник вашей матери совсмъ маленькой, такъ что только послдовательно взятыя нами стадіи роста производили разницу между вами въ період зарожденія и вами въ настоящемъ вид.

Леспинасъ. Согласна.

Борде. Однако, нтъ ничего ошибочне этой мысли. Сначала вы ничмъ не были. Затмъ, въ самомъ начал возникновенія вы были неуловимой точкой, образованной изъ мельчайшихъ молекулъ, разсянныхъ въ крови, лимф вашего отца или матери, затмъ эта точка стала тонкимъ волоконцемъ, потомъ пучкомъ волоконцевъ. До этого момента нтъ ни малйшаго слда той милой формы, какую вы имете сейчасъ: ваши глаза, ваши прекрасные глаза, такъ же мало походили на глаза, какъ конецъ зубка втряницы на втряницу. Каждый побгъ пучка трансформировался, благодаря только питанію и своей конформаціи, въ особый органъ, исключеніе представляютъ т органы, въ которыхъ происходятъ съ побгами эти метаморфозы и которымъ они даютъ начало. Пучокъ,— это цлая система непосредственныхъ чувствъ, если бы онъ всегда оставался въ такомъ вид, онъ былъ бы способенъ къ воспріятію всхъ доступныхъ непосредственной чувствительности впечатлній, какъ-то: холода, теплоты, мягкости, жесткости. Эти послдовательныя впечатлнія, взаимно варіируясь и измняясь въ своей интенсивности, произвели бы, можетъ быть, память, сознаніе своего я, очень ограниченный умъ. Но эта непосредственная и простая чувствительность, этотъ комплексъ осязанія, разнообразится въ зависимости отъ органовъ, образующихся изъ побговъ: побгъ, образующій ухо, даетъ начало особому роду осязанія, которое вызывается въ насъ шумомъ или звукомъ, другой побгъ, образующій нёбо, даетъ начало другому роду осязанія, называемому нами вкусомъ, третій, образующій носъ, даетъ начало третьему роду осязанія — запаху, четвертый, образующій глазъ, даетъ начало четвертому роду осязанія, который мы называемъ цвтомъ.

Леспинасъ. Въ такомъ случа, если я хорошо поняла васъ, безразсудны т, которые отрицаютъ возможность существованія шестого чувства, истиннаго гермафродита. Кто имъ сказалъ, что природа не можетъ образовать пучокъ съ особеннымъ побгомъ, который далъ бы начало неизвстному намъ органу?

Борде. Или съ двумя побгами, характеризующими два пола? Вы правы. Пріятно разговаривать съ вами: вы не только быстро схватываете, что вамъ говорятъ, но и длаете правильные выводы, которые меня удивляютъ.

Леспинасъ. Вы подбадриваете меня, докторъ.

Борде. Нтъ, право, я говорю, что думаю.

Леспинасъ. Я хорошо вижу, какія функціи выполняютъ нкоторые побги пучковъ, по что происходитъ съ другими?

Борде. А другая на вашемъ мст задумалась бы надъ этимъ вопросомъ?

Леспинасъ. Наврное.

Борде. Вы не тщеславная. Остальные побги образуютъ столько другихъ видовъ осязанія, сколько существуетъ разнообразныхъ органовъ и частей тла.

Леспинасъ. Какъ называютъ ихъ? Я никогда не слыхала о нихъ.

Борде. У нихъ нтъ названія.

Леспинасъ. Почему?

Борде. Потому что между ощущеніями, вызванными при ихъ посредств, нтъ такой разницы, какая существуетъ между ощущеніями, вызванными при посредств другихъ органовъ.

Леспинасъ. Вы самымъ серьезнымъ образомъ думаете, что нога, рука, бедро, животъ, желудокъ, грудь, легкія, сердце имютъ свои особыя ощущенія?

Борде. Думаю. Осмлюсь ли спросить васъ, нтъ ли между этими ощущеніями, у которыхъ нтъ названія…

Леспинасъ. Я понимаю васъ. Нтъ. То совсмъ особаго рода ощущеніе и это, очень жаль. Но какое у васъ основаніе для предположенія такого многообразія ощущеній, скоре непріятныхъ, чмъ пріятныхъ, которыми вамъ угодно осчастливить насъ?

Борде Основаніе? мы хорошо распознаемъ ихъ’ Если бы не существовало этого безконечнаго разнообразія въ осязаніи, мы знали бы, что испытываемъ удовольствіе или боль, но не знали бы, куда ихъ отнести. Нужна была бы помощь зрнія, по это было бы уже не дло ощущенія, это было бы дло опыта и наблюденія.

Леспинасъ. Если я, предположимъ, сказала бы, что у меня болитъ палецъ, и меня спросили бы, почему я увряю, что именно въ пальц боль, нужно было бы отвтить не то, что я чувствую это, а то, что я чувствую боль и вижу, что мой палецъ боленъ.

Борде. Такъ. Позвольте обнять васъ.

Леспинасъ. Съ удовольствіемъ.

Д’Аламберъ. Докторъ, вы обнимаете м-ль, это очень похоже на васъ.

Борде. Я много размышлялъ надъ этимъ, и мн казалось, что недостаточно одного мста и направленія боли для того, чтобы составить себ слишкомъ поспшное заключеніе о начал пучка.

Леспинасъ. Я ничего этого не знаю.

Борде. Ваше сомнніе мн правится. У насъ такъ обычно принимаютъ естественныя свойства за пріобртенныя и почти такія же старыя, какъ мы, привычки.

Леспинасъ. И наоборотъ.

Борде. Какъ бы тамъ ни было, по вы видите, что въ вопрос о первообразованіи животнаго слишкомъ недальновидно останавливать свой взглядъ и размышленія на окончательно сформировавшемся животномъ, что слдуетъ восходить до его первоначальныхъ зачатковъ, и что вамъ необходимо отвлечься отъ вашей настоящей организаціи и вернуться къ тому моменту, когда вы были только мягкой, волокнистой, безформенной, червообразной субстанціей, скоре похожей на луковицу и корень растенія, чмъ на животное.

Леспинасъ. Если бы существовалъ обычай ходить по улицамъ совсмъ голой, мн пришлось бы сообразоваться съ нимъ. Такъ длайте изъ меня, что хотите, лишь бы вы просвтили меня. Вы мн сказали, что каждый побгъ пучка образуетъ особый органъ, но какъ доказать это?

Борде. Сдлайте мысленно то, что иногда длаетъ природа: отнимите у пучка одинъ изъ побговъ, напримръ, тотъ, который образуетъ глаза, какъ вы думаете, что произойдетъ?

Леспинасъ. У животнаго, можетъ быть, не будетъ глазъ.

Борде. Или будетъ только одинъ посредин лба.

Леспинасъ. Это будетъ Циклопъ.

Борде. Циклопъ.

Леспинасъ. Слдовательно, Циклопъ можетъ оказаться вовсе не миическимъ существомъ.

Борде. До такой степени не миическимъ, что я готовъ, когда вамъ угодно, показать одного такого циклопа. {Бюффонъ ссылается на Mercure de France, 1766 г. въ доказательство существованія такого циклопа. Это была двушка.}

Леспинасъ. А кто знаетъ причину такой странной особенности?

Борде. Тотъ, кто длалъ диссекцію этого чудовища и нашелъ у него только одинъ зрительный нервъ. Сдлайте мысленно то, что длаетъ иногда природа. Уничтожьте другой побгъ пучка, который долженъ образовать, напримръ, носъ, и животное будетъ безъ носа. Уничтожьте побгъ, который долженъ образовать ухо, и животное будетъ безъ ушей или съ однимъ ухомъ, и анатомъ не найдетъ при диссекціи ни обонятельныхъ, ни слуховыхъ нервовъ или найдетъ только по одному. Продолжайте дальше уничтожать побги, и животное будетъ безъ головы, безъ ногъ, безъ рукъ, жизнь его станетъ короче, но оно будетъ жить.

Леспинасъ. Существуютъ ли въ дйствительности такіе примры?

Борде. Безусловно. Но это не все. Удвойте число нкоторыхъ побговъ у пучка, и у животнаго будетъ дв головы, четыре глаза, четыре уха, три ноги, четыре руки, по шести пальцевъ на каждой рук. Перемстите побги пучка, и органы размстятся иначе: голова займетъ мсто по средин груди, легкія окажутся на лвой сторон, сердце — на правой. Склеите вмст два побга, и органы сольются: руки — съ тломъ, ноги, бедра соединятся вмст, и у васъ получатся всевозможные уроды.

Леспинасъ. Но мн кажется, что такая сложная машина, какъ животное, которая родится отъ одной точки, отъ одной взбудораженной, а, можетъ быть, отъ двухъ наугадъ смшанныхъ жидкостей, — ибо въ тотъ моментъ почти не знаешь, что длаешь,— что машина, которая движется къ своему совершенству по безконечному ряду ступеней послдовательнаго развитія, правильное или неправильное образованіе которой зависитъ отъ пучка тонкихъ, несвязанныхъ между собою и эластичныхъ волоконцевъ, отъ нкоего клубка, гд безъ вреда для цлаго не можетъ быть порвана, нарушена, смщена одна малйшая частичка,— что такая машина должна была бы еще чаще приходить въ замшательство, сбиваться съ ходу въ мст своего образованія, чмъ мой шелкъ на прялк.

Борде И она страдаетъ отъ этого чаще, чмъ думаютъ. Не достаточно часто прибгаютъ къ диссекціи и потому паши представленія объ ея образованіи очень далеки отъ истины.

Леспинасъ. Кром горбатыхъ и хромыхъ, есть ли другіе выдающіеся примры такихъ природныхъ анормальностей, которыя можно было бы приписать какому-нибудь наслдственному недостатку?

Борде. Безчисленное множество. Еще совсмъ недавно умеръ въ парижскомъ госпитал отъ воспаленія легкихъ Жанъ-Баптистъ Масе, 25 л., плотникъ изъ Труа, у котораго внутренніе органы грудной и брюшной полости были не на своемъ мст: сердце на правой сторон точно такъ же, какъ оно у васъ на лвой, печень — на лвой сторон, желудокъ, селезенка, поджелудочная железа въ правомъ подреберь… Подите — говорите посл этого о конечныхъ причинахъ!

Леспинасъ. Удивительно.

Борде. Если бы Жанъ-Баптистъ Масе былъ женатъ и имлъ дтей…

Леспинасъ. Ну, докторъ, эти дти…

Борде. Имли бы нормальное строеніе, но такъ какъ эти неправильности проявляются скачками, то, по истеченіи сотни лтъ, у кого-нибудь изъ дтей ихъ дтей снова обнаружилось бы причудливое строеніе его предка.

Леспинасъ. А отчего происходятъ эти скачки?

Борде. Кто знаетъ? Чтобы произвести одного ребенка, необходима, какъ вамъ извстно, наличность двухъ агентовъ. Можетъ быть, одинъ изъ агентовъ исправляетъ недостатки другого, и надленная дефектами ткань нарождается вновь только въ тотъ моментъ, когда господствуетъ и предписываетъ формирующейся ткани свои законы потомокъ уродливой расы. Въ пучк волоконцевъ создается первоначальная разница между всми видами животныхъ. Разнообразія, таящіяся въ пучк вида., вызываютъ вс уродливыя разнообразія этого вида.

Леспинасъ (посл долгаго молчанія выходитъ изъ состоянія задумчивости и нарушаетъ размышленія доктора слдующимъ вопросомъ:) Мн приходитъ въ голову одна очень глупая мысль.

Борде. Какая?

Леспинасъ. Мужчина, можетъ быть, не больше, какъ уродливый образъ женщины, а женщина — уродливый образъ мужчины.

Борде. Эта мысль еще скоре пришла бы вамъ, если бы вы знали, что у женщины имются вс части мужчины, что единственная разница между ними состоитъ въ положеніи мшочка, который у мужчины виситъ снаружи, а у женщины обращенъ внутрь, что женскій зародышъ похожъ на мужской такъ, что ихъ не различишь, что у женскаго зародыша часть, которая вводитъ въ заблужденіе, опадаетъ по мр того, какъ расширяется внутренній мшочекъ, что она никогда не стирается до такой степени, чтобы утратить свой первоначальный видъ, что она воспріимчива, къ тмъ же самымъ движеніямъ, что она играетъ ту же роль стимула страсти, что она иметъ свою железу, и что на оконечности ея замчается точка, которая, повидимому, была бы отверстіемъ формирующагося мочевого канала, что женщины, у которыхъ чрезмрный клиторисъ, имютъ бороду, что у евнуховъ нтъ бороды, что ляшки у нихъ становятся сильне, бедра шире, колни кругле, и что, утрачивая характерныя черты организаціи одного пола, они, повидимому, возвращаются къ характерной конформаціи другого. Т изъ арабовъ, которые не разстаются съ лошадью, становятся скопцами, лишаются бороды, пріобртаютъ топкій голосъ, одваются по-женски, располагаются среди женщинъ на арбахъ, мочатся, сидя на корточкахъ, и во всемъ ведутъ себя, какъ женщины… Однако мы слишкомъ уклонились отъ нашего предмета. Вернемся къ^ нашему пучку живыхъ и одушевленныхъ волоконъ.

Д’Аламберъ. Вы, кажется, говорите пакости д-ръ Леспинасъ.

Борде. Приходится прибгать къ техническимъ выраженіямъ, когда говоришь о научныхъ предметахъ.

Д’Аламберъ. Правильно, тогда отъ этихъ выраженій отпадаетъ ихъ дополнительный смыслъ, благодаря которому они становятся неприличными. Продолжайте, докторъ. Итакъ, вы говорили, что матка не что иное, какъ скротумъ, обращенный извн внутрь, что клиторисъ — мужской членъ въ миніатюр, что этотъ мужской членъ у женщины уменьшается по мр того, какъ расширяется матка или обращенный внутрь скротумъ, и что…

Леспинасъ. Да, да, молчите и не вмшивайтесь въ нашъ разговоръ.

Борде. Вы видите, м-ль, что при разсмотрніи нашихъ ощущеній, которыя вообще являются не чмъ инымъ, какъ варіирующимся осязаніемъ, приходится растаться съ послдовательными формами, принимаемыми тканью, и довольствоваться только тканью.

Леспинасъ. Каждое чувствующее волоконце ткани можно поранить или пощекотать на всемъ ея протяженіи. Удовольствіе или боль тутъ или тамъ, въ томъ или другомъ мст одной изъ длинныхъ лапъ моего паука,— я все возвращаюсь къ моему пауку, вдь это паукъ является общимъ началомъ всхъ лапъ, и онъ посылаетъ въ то или другое мсто радость или боль, не испытывая ихъ самъ…

Борде. Постоянное, неизмнное сообщеніе всхъ впечатлній этому общему началу устанавливаетъ единство животнаго.

Леспинасъ. Память обо всхъ этихъ послдовательныхъ впечатлніяхъ создаетъ исторію жизни каждаго животнаго и его я.

Борде. А память и сравненіе, по необходимости сопутствующія всмъ этимъ впечатлніямъ, создаютъ мысль и разумъ.

Леспинасъ. А сравненіе гд зарождается?

Борде. У начала ткани.

Леспинасъ. А ткань?

Борде. У ея начала нтъ никакого присущаго ей чувства: она не видитъ, не слышитъ, не страдаетъ. Она родится, питается, исходитъ изъ нжной нечувствующей, инертной субстанціи, которая служитъ ей изголовьемъ, и на ней она возсдаетъ, выслушиваетъ, судитъ и выноситъ приговоры.

Леспинасъ. Она не страдаетъ?

Борде. Нтъ. Малйшее впечатлніе прерываетъ ея засданіе, и животное приходитъ въ состояніе смерти. Прекратите доступъ впечатлнію, она вернется къ своимъ функціямъ, и животное оживетъ.

Леспинасъ. Откуда вы знаете все это? Разв когда-нибудь произвольно оживляли и умерщвляли какого-нибудь человка?

Борде. Да.

Леспинасъ. Какъ же это?

Борде. Я вамъ скажу. Это очень интересный фактъ. Ла-Пейрони позвали къ одному больному, который получилъ тяжелый ударъ въ голову. Больной чувствовалъ въ мст пораненія пульсацію. Хирургъ не сомнвался, что можетъ образоваться на мозг нарывъ, и что нельзя терять ни одной минуты. Онъ бреетъ больного и производитъ трепанацію черепа. Остріе инструмента какъ разъ угождаетъ въ средину нарыва. Онъ удаляетъ гной и спринцовкой очищаетъ нарывъ. Какъ только онъ вводитъ жидкость въ нарывъ, больной закрываетъ глаза, въ его членахъ прекращается всякая дятельность, всякое движеніе, не видно ни малйшаго признака жизни, но какъ только хирургъ снова вбираетъ въ спринцовку жидкость, и освобождаетъ начало пучка отъ тяжести и давленія введенной жидкости, больной снова открываетъ глаза., приходитъ въ движеніе, говоритъ, чувствуетъ, возрождается и живетъ.

Леспинасъ. Странно. И что же, больной выздоровлъ?

Борде. Выздоровлъ, и когда онъ сталъ здоровымъ, къ нему вернулась способность размышленія, онъ началъ мыслить, разсуждать, къ нему вернулся прежній умъ, прежняя разсудительность и чуткость.

Леспинасъ. Этотъ вотъ судья вашъ — весьма необыкновенное существо.

Борде. Онъ самъ иногда ошибается, гнетъ привычки господствуетъ надъ нимъ: чувствуютъ, напримръ, боль въ член, котораго больше уже нтъ. Обманываютъ его, когда хотятъ: скрестите, напримръ, два ваши пальца одинъ надъ другимъ, дотроньтесь до какого-нибудь маленькаго шарика, и онъ произнесетъ, что ихъ два.

Леспинасъ. Слдовательно, съ нимъ происходитъ то же, что со всми судьями въ мір, и онъ нуждается въ опыт, безъ котораго онъ принималъ бы ощущеніе холода за ощущеніе отъ огня.

Борде. Онъ длаетъ еще кое-что: онъ принимаетъ въ индивид почти безграничные размры или, наоборотъ, концентрируется почти въ одной точк.

Леспинасъ. Не понимаю.

Борде. Что ограничиваетъ вашу реальную протяженность, истинную сферу вашей чувствительности?

Леспинасъ. Мое зрніе и осязаніе.

Борде. Днемъ. А ночью, въ темнот, особенно, когда вы размышляете надъ какимъ-нибудь отвлеченнымъ вопросомъ, или даже днемъ, когда вашъ умъ чмъ-нибудь занятъ?

Леспинасъ. Ничто. Я существую тогда какъ бы въ одной точк, я почти перестаю быть матеріей, я чувствую только мою мысль, для меня не существуетъ больше ни мста, ни движенія, ни тлъ, ни разстоянія, ни пространства: вселенная исчезаетъ для меня, и я исчезаю для нея.

Борде. Вотъ это послдній предлъ концентраціи вашего существованія, но его воображаемое расширеніе можетъ быть безграничнымъ. Когда превзойдены истинные предлы вашей чувствительности, благодаря ли тому, что вы конденсируетесь въ себ самой или благодаря тому, что вы распространяетесь во вн, тогда неизвстно, что можетъ случиться.

Леспинасъ. вы правы, докторъ. Много разъ во время думъ мн казалось…

Борде. ...и больнымъ въ припадк паралича…

Леспинасъ. ...что я становлюсь огромной…

Борде. …что своей ногой они касаются…

Леспинасъ. …что мои руки и ноги удлинняются до безконечности, что другіе мои члены становятся такими же огромными, что миическій Анселадъ въ сравненіи со мной не больше, какъ пигмей, что Овидіева Амфитрита, длинныя руки которой опоясывали землю, карлица, и что я взбираюсь по небу и обнимаю оба полушарія.

Борде. Очень хорошо. А я зналъ одну женщину, у которой то же самое происходило въ обратномъ направленіи.

Леспинасъ. Какъ! она постепенно уменьшалась и вбиралась въ себя самое?

Борде. До такой степени, что она чувствовала себя съ иголку. Она видла, слышала, мыслила, разсуждала, смертельно боялась, чтобы не погибнуть, тряслась при малйшемъ шорох и не ршалась двигаться съ мста.

Леспинасъ. Вотъ странное видніе, очень прискорбное и очень неудобное.

Борде. Это не видніе, это одно изъ послдствій прекращенія періодическихъ истеченій.

Леспинасъ. И долго ли оставалась она въ такой крошечной, незамтной форм маленькой женщины?

Борде. Часъ, два часа, посл чего она начинала послдовательно возвращаться къ своему естественному размру.

Леспинасъ. Какова же причина такого страннаго перерыва въ истеченіяхъ?

Борде. Побги пучка въ своемъ естественномъ и спокойномъ состояніи имютъ опредленное напряженіе, соотвтствующую крпость и силу, которая очерчиваетъ реальную или мнимую протяженность тла. Я говорю: ‘реальную’ или ‘мнимую’, такъ какъ при измнчивости этого напряженія, этой крпости и силы, наше тло не всегда сохраняетъ одинъ и тотъ же объемъ.

Леспинасъ. Такимъ образомъ, подверженные одинаково какъ вліянію физики, такъ и вліянію морали, мы воображаемъ себя боле великими, чмъ на самомъ дл?

Борде. Холодъ уменьшаетъ насъ, теплота увеличиваетъ, и тотъ или другой индивидъ можетъ всю жизнь считать себя большимъ или меньшимъ, чмъ онъ въ дйствительности. Когда случается масс пучка приходить въ состояніе страшнаго раздраженія, побгамъ его испытывать возбужденіе, безграничному множеству ихъ оконечностей переступать обычные для нихъ предлы, тогда голова, ноги, другіе члены, вс точки поверхности тла уносятся на огромное разстояніе, и индивидъ чувствуетъ себя гигантомъ. Произойдетъ обратное явленіе, если безчувственность, апатія, инертность овладваютъ оконечностями побговъ и добираются мало-по-малу до начала пучка.

Леспинасъ. Я не представляю себ, чтобы это расширеніе можно было измрить, и я понимаю, что эта безчувственность, эта апатія, эта инертность оконечностей побговъ, это онмніе, прогрессируя, могутъ фиксироваться, остановиться…

Борде. Какъ это случилось съ Ла-Кондаминь, въ такомъ состояніи индивидъ чувствуетъ какъ бы гири у себя на ногахъ.

Леспинасъ. Онъ пребываетъ за предлами своей чувствительности, а если бы онъ былъ объятъ этой апатіей всецло, онъ намъ представилъ бы примръ маленькаго живого человчка, пребывающаго въ форм мертваго.

Борде. Сдлайте отсюда такое заключеніе: животное, которое при начал своемъ было не больше, какъ точкой, еще не знаетъ, представляетъ ли оно изъ себя въ дйствительности что-нибудь большее. Однако, вернемся…

Леспинасъ. Къ чему?

Борде. Къ чему? къ трепанаціи Ла-Пейрони… Вотъ это хорошо вы сдлали, что попросили меня привести примръ человка, который то жилъ, то умиралъ… Но есть еще лучше.

Леспинасъ. Что же это такое?

Борде. Осуществился миъ о Кастор и Поллукс на двухъ дтяхъ: какъ только одно изъ нихъ оживало, другое тотчасъ же умирало и наоборотъ.

Леспинасъ. О, сказка! И долго ли это продолжалось?

Борде. Продолжительность этого существованія была два, дня, которые они распредлили между собой поровну и въ нсколько пріемовъ, такъ что каждое имло на свою долю день жизни и день смерти.

Леспинасъ. Я боюсь, докторъ, что вы немного злоупотребляете моимъ довріемъ. Берегитесь: если вы обманете меня разъ, я больше не буду врить вамъ.

Борде. Читаете ли вы когда-нибудь Gazette de France?

Леспинасъ. Никогда, хотя это шедевръ двухъ умныхъ людей.

Борде. Достаньте номеръ отъ 4 сентября и вы найдете тамъ, чтобъ Рабастен (діосезъ Альби) родились дв двочки, сросшіяся спинами, въ поясничныхъ позвонкахъ, въ ягодицахъ и въ подиздошной области. Одну нельзя было поставить безъ того, чтобы другая не оказалась головой внизъ. Когда он лежали, то глядли другъ на друга. Ихъ бедра были согнуты между корпусами, а ноги подняты. Посреди общей кругообразной линіи, которая связывала ихъ въ подиздошной области, различали ихъ полъ, и между правымъ бедромъ одной сестры, которому соотвтствовало лвое бедро другой, въ полости былъ маленькій задній проходъ, чрезъ который протекала, меконій.

Леспинасъ. Дйствительно, странное явленіе.

Борде. Он принимали молоко съ ложки. Он жили, какъ я говорилъ, 12 часовъ: одна впадала въ обморочное состояніе, а другая выходила изъ него, одна была мертвой, въ то время, какъ другая жила. Первый припадокъ обморока одной и первые моменты жизни другой продолжались 4 часа, послдующіе обмороки и моменты жизни были мене продолжительны, наступали они одновременно. Было также замчено, что ихъ пупки то втягивались внутрь, то выходили наружу: у той, которая впадала въ обморокъ, онъ втягивался внутрь, а у той, которая возвращалась къ жизни, онъ выступалъ наружу.

Леспинасъ. Что же скажете вы объ этихъ послдовательныхъ смнахъ жизни и смерти?

Борде. Можетъ быть, ничего цннаго, но такъ какъ на все смотришь сквозь призму своей системы, и такъ какъ я не хочу длать исключенія изъ общаго правила, то я скажу, что здсь наблюдается то же явленіе, что у больного Ла-Пейрони, только въ форм двухъ соединенныхъ вмст существъ, что ткани этихъ двухъ дтей такъ перемшались, что они поддавались взаимному воздйствію: когда брало верхъ начало ткани одной двочки, оно увлекало за собой ткань другой, которая впадала на моментъ въ обморокъ. Происходило противоположное, когда начинала господствовать надъ всей системой ткань послдней. У больного Ла-Пейрони давленіе производилось тяжестью жидкости сверху внизъ, у рабастеновскихъ же близнецовъ — снизу вверхъ, благодаря тяг извстнаго количества волоконъ ткани,— предположеніе, опирающееся на фактъ послдовательныхъ движеній втягиванія внутрь и выступленія наружу ихъ пупковъ.

Леспинасъ. И вотъ дв слившихся души…

Борде. ...животное, надленное принципомъ двойного сознанія и двойной чувствительности…

Леспинасъ. ...однако пользующееся въ каждый данной моментъ только однимъ. Но кто знаетъ, что случилось бы, если бы это животное жило?

Борде. Какого рода сношеніе установилъ бы между этими двумя мозгами ежеминутный опытъ жизни,— сильнйшая изъ привычекъ, какую только можно себ вообразить?

Леспинасъ. Двойная чувствительность, двойная память, двойное воображеніе, двойное усвоеніе, одна половина существа наблюдаетъ, читаетъ, размышляетъ, между тмъ, какъ другая покоится, затмъ вторая принимаетъ на себя эти функціи, когда ея спутница устаетъ, — двойная жизнь двойного существа!

Борде. Разъ это возможно, то ужъ природа, сведя со временемъ въ одно все, что имется въ ея распоряженіи, съуметъ образовать нкую странную совокупность.

Леспинасъ. Какъ мы были бы бдны въ сравненіи съ подобнымъ существомъ!

Борде. А почему? Если столько колебаній, противорчій, безумства, въ одномъ ум, то я уже не знаю, что было бы при наличности двойного… Но уже полчаса одиннадцатаго, слышу: бьютъ часы, больной меня ждетъ.

Леспинасъ. Разв уже такъ опасно оставаться ему безъ вашей помощи?

Борде. Можетъ быть, мене опасно, чмъ съ моей помощью. Если природа по выполнитъ своей задачи безъ меня, мы постараемся сдлать ее вмст, но безъ помощи природы я ужъ наврное ея не выполню.

Леспинасъ. Посидите еще.

Д’Аламберъ. Еще одно слово, докторъ, и я отпущу васъ къ паціенту. Какимъ образомъ я могъ остаться особымъ существомъ и для другихъ и для себя, посл столькихъ превратностей, перенесенныхъ мною въ жизни, и не имя, можетъ быть, теперь ни одной изъ тхъ молекулъ, которыя я принесъ съ собой при рожденіи?

Борде. Вы намъ сказали объ этомъ во время бреда.

Д’Аламберъ. Разв я бредилъ?

Леспинасъ. Всю ночь, и были въ такомъ кошмар, что я послала утромъ за докторомъ.

Д’Аламберъ. И все изъ-за лапокъ паука, которыя двигались сами собой, подавали сигналы пауку и заставляли его говорить. Что же животное говорило?

Борде. Что, благодаря памяти, оно осталось отдльнымъ существомъ для другихъ и для себя, а, я прибавилъ бы: и благодаря длительности перенесенныхъ вами превратностей. Если бы вы въ одно мгновеніе ока перешли изъ дтскаго возраста въ старческій, вы очутились бы на свт такимъ, какимъ вы были въ первый моментъ вашего рожденія, вы не существовали бы ни для другихъ, ни для себя, и другіе не существовали бы для васъ. Вс связи были бы нарушены, погибла бы вся исторія вашей жизни для меня и вся исторія моей жизни для васъ. Какимъ образомъ вы могли бы знать, что этотъ вотъ, опирающійся на палку, человкъ, съ угасшими глазами, съ трудомъ влачащій ноги, носящій въ себ еще большій контрастъ, чмъ во вн, былъ тмъ самымъ, который наканун такъ легко шагалъ, поднималъ довольно большія тяжести, могъ отдаваться глубочайшимъ размышленіямъ, предаваться самымъ пріятнымъ и самымъ бурнымъ упражненіямъ? Вы не поняли бы своихъ собственныхъ работъ, не узнали бы самого себя, не узнали бы никого, и никто васъ не узналъ бы, измнился бы весь свтъ. Подумайте, что между вами въ моментъ рожденія и вами — ребенкомъ разница большая, чмъ между вами — ребенкомъ и вами, вдругъ ставшимъ дряхлымъ человкомъ. Подумайте, что хотя ваше рожденіе было связано съ первыми годами вашего дтства цлымъ рядомъ безпрерывныхъ ощущеній, однако, три первые года вашего существованія никогда не составятъ части исторіи вашей жизни. Что же представляло бы для васъ время вашего дтства, которое ничмъ не было бы связано съ моментомъ вашей дряхлости? У дряхлаго Д’Аламбера не было бы ни малйшаго воспоминанія о Д’Аламбер — дитяти.

Леспинасъ. Въ грозди пчелъ не было бы ни одной, которая имла бы время освоиться съ духомъ цлаго организма.

Д’Аламберъ. Что вы тамъ говорите?

Леспинасъ. Я говорю, что монастырскій духъ сохраняется, потому что самъ монастырь мало-по-малу обновляется, и когда поступаетъ новый монахъ, онъ находитъ тамъ сотню старыхъ, которые заставляютъ его думать и чувствовать, какъ они. Въ грозди на мсто одной улетвшей пчелы появляется другая, которая тотчасъ же осваивается съ цлымъ.

Д’Аламберъ. Ну, вы говорите пустяки о вашихъ монахахъ, о пчелахъ, о грозди и о монастыр.

Борде. Не такіе пустяки, какъ вы думаете. Если въ животномъ одно только сознаніе, зато въ немъ множественность воли: у каждаго органа своя.

Д’Аламберъ. Какъ вы сказали?

Борде. Я сказалъ, что желудокъ хочетъ пищи, а нёбо не хочетъ ея, и что разница между всмъ животнымъ и желудкомъ состоитъ въ томъ, что животное знаетъ, чего оно хочетъ, а желудокъ и нёбо хотятъ, не зная этого, что желудокъ и нёбо относятся другъ къ другу приблизительно такъ же, какъ человкъ къ скоту. Пчелы теряютъ свое сознаніе и сохраняютъ свой аппетитъ или волю. Фибра — животное простое, а человкъ — животное сложное, по оставимъ это до другого раза. Достаточно наступить какому-нибудь событію, мене важному, чмъ дряхлость, чтобы отнять у человка сознаніе себя. Умирающій принимаетъ дары съ глубокимъ благочестіемъ, онъ раскаивается въ своихъ грхахъ, проситъ прощенія у своей жены, обнимаетъ своихъ дтей, созываетъ своихъ друзей, говоритъ со своимъ врачомъ, длаетъ наказъ своей челяди, диктуетъ свою послднюю волю, приводитъ въ порядокъ свои дла, и все это продлываетъ въ вполн здравомъ ум и съ полнымъ присутствіемъ пуха. Онъ выздоравливаетъ, силы возвращаются къ нему, и онъ не иметъ ни малйшаго представленія о томъ, что онъ говорилъ или длалъ во время своей болзни. Этотъ промежутокъ, иногда очень длинный, исчезъ изъ его жизни. Есть даже примры, когда нкоторыя лица возвращались къ тому разговору или дйствію, которые были прерваны внезапнымъ приступомъ болзни.

Д’Аламберъ. Я припоминаю, какъ въ одномъ публичномъ спор одинъ педантъ изъ коллежа, преисполненный сознаніемъ собственной учености, былъ, что называется, посаженъ въ калошу однимъ презираемымъ имъ капуциномъ. Онъ, и вдругъ посаженъ въ калошу! И кмъ? Капуциномъ! И по какому вопросу? По вопросу о будущемъ предопредленіи, надъ которымъ онъ размышлялъ всю жизнь. И при какихъ обстоятельствахъ? Предъ многочисленнымъ собраніемъ! Предъ своими учениками! Позоръ! Его голова такъ усиленно работаетъ надъ этимъ, что онъ впадаетъ въ состояніе летаргіи, которая лишаетъ его всхъ пріобртенныхъ имъ знаній.

Леспинасъ. Но это счастье для него.

Д’Аламберъ. Клянусь, вы правы. Разсудокъ остался у него, но онъ все забылъ. Его снова научили говорить, читать, и онъ умеръ, когда начиналъ очень бгло разбирать слова. Этотъ человкъ былъ не безъ способностей, его признавали даже до нкоторой степени краснорчивымъ.

Леспинасъ. Такъ какъ докторъ прослушалъ вашу сказку, то слдуетъ, чтобы онъ прослушалъ и мою. Одинъ молодой человкъ 18—20 лтъ, имя котораго я не припомню…

Борде. Это г. Шулленбергь изъ Винтертура, ему было только 15—16 лтъ.

Леспинасъ. Этотъ молодой человкъ упалъ и при паденіи получилъ страшное сотрясеніе въ голов.

Борде. Страшное сотрясеніе! Онъ упалъ съ высокаго амбара, разбилъ себ голову и шесть недль оставался безъ сознанія.

Леспинасъ. Какъ бы тамъ ни было, но знаете ли вы, каковы были послдствія этого случая? Такіе же, какъ у вашего педанта: онъ забылъ все, что зналъ, вернулся къ своимъ младенческимъ годамъ, впалъ въ дтство, изъ котораго долго не выходилъ. Сдлался боязливымъ и малодушнымъ, началъ забавляться игрушками. Если онъ длалъ какую-нибудь шалость и его бранили, онъ уходилъ и прятался гд-нибудь углу. Его научили читать и писать, но я забыла сказать вамъ, что пришлось снова учить его ходить. Впослдствіи онъ сталъ человкомъ, и способнымъ человкомъ, и оставилъ посл себя трудъ по естественной исторіи.

Борде. Вы говорите объ атлас наскомыхъ г-на. Zulyer, составленномъ по систем Линнея. Язналъ этотъ фактъ, это было въ Цюрихскомъ кантон въ Швейцаріи. Есть много подобныхъ примровъ. Нарушьте начало пучка и вы измните животное, которое заключается въ немъ, какъ бы цликомъ, то господствуя надъ развтвленіями пучка, то подчиняясь имъ.

Леопинасъ. И животное находится подъ гнетомъ деспотизма или въ состояніи анархіи.

Борде. Подъ гнетомъ деспотизма, это слишкомъ сильно сказано. Начало пучка отдаетъ приказанія, а все остальное повинуется. Животное — господинъ надъ собой, mentis compos.

Леспинасъ. Въ состояніи анархіи, когда вс волокна ткани взбунтовались противъ своего господина, и когда нтъ больше высшей власти.

Борде. Великолпно. Когда господинъ въ моментъ сильнаго приступа страсти, въ тискахъ кошмара или предъ лицомъ грозной опасности стягиваетъ вс силы своихъ подданыхъ къ одному пункту, то самое слабое животное проявляетъ невроятную силу.

Леспинасъ. Особенно характерна анархія, наступающая во время припадковъ.

Борде. Это картина административной слабости, когда каждый присваиваетъ себ власть господина. Я знаю только одно средство излчиться отъ этого, тяжелое, но врное, оно состоитъ въ томъ, чтобы начало чувствующей ткани этой конституирующей личность части было одержимо непреодолимымъ желаніемъ возстановить свой авторитетъ.

Леспинасъ. И что же получается?

Борде. Получается то, что оно дйствительно возстановляетъ свою власть, или животное погибаетъ. Если бы у меня было время, я привелъ бы вамъ по этому поводу два необыкновенныхъ факта.

Леспинасъ. Но, докторъ, часъ вашего визита уже прошелъ, и больной васъ не ждетъ больше.

Борде. Сюда нужно приходить только тогда, когда нечего длать: не скоро выберешься отъ васъ.

Леспинасъ. Вотъ приступъ совершенно честной откровенности. А ваши факты?

Борде. На сегодня вы удовлетворитесь вотъ этимъ:

Одна женщина вслдствіе родовъ впала въ состояніе страшнйшей припадочной болзни: непроизвольные слезы и смхъ смнялись припадками одышки, конвульсій, спазмъ въ горл, мрачнымъ молчаніемъ, пронзительными криками,— всмъ, что только можно представить себ наихудшаго. Такъ продолжалось нсколько лтъ. Она. страстно любила, и ей показалось, что ея возлюбленный, которому надола ея болзнь, сталъ избгать ея, тогда она ршила выздоровть или умереть. Въ ней поднялась гражданская война, въ которой одерживали верхъ то власть, то подданные. Если случалось, что дйствіе волоконъ ткани было равно противодйствію ея начала, женщина падала за-мертво, ее укладывали въ постель, гд она оставалась цлыми часами безъ движенія и почти мертвой. Въ другой разъ у ней наступала такая усталость, такой упадокъ силъ, такое общее изнеможеніе, что, казалось, наступалъ конецъ. Шесть мсяцевъ продолжалась такая борьба. Бунтъ начинался всегда съ волоконъ. Она чувствовала приближеніе его. При первыхъ же симптомахъ она вставала, начинала бгать, предаваться самымъ рискованнымъ упражненіямъ: бгала по лстницамъ, пилила Дрова, рыла землю. Органъ ея воли, начало пучка укрплялись, она говорила себ: побдить или умереть. Посл безконечнаго количества побдъ и пораженій господинъ остался у власти и подданные сдлались таки мы послушными, что не было больше рчи о припадкахъ, хотя эта женщина исполняла всякаго рода домашнія работы и переносила различныя болзни.

Леспинасъ. Молодецъ. Мн кажется, что я поступила бы такъ же, какъ она.

Борде. Это значитъ, что вы любили бы сильно, если бы полюбили, и что вы сильный человкъ.

Леспинасъ. Понимаю. Люди бываютъ сильными, если, вслдствіе привычки или благодаря организаціи, начало пучка господствуетъ надъ волокнами, и, наоборотъ, слабыми, если надъ нимъ господствуютъ.

Борде. Можно еще другіе выводы сдлать отсюда.

Леспинасъ. А вашъ другой фактъ? Выводы вы сдлаете потомъ.

Борде. Одна молодая женщина немного свихнулась. Однажды она приняла ршеніе отказаться отъ удовольствій. И вотъ она одна, задумчива и угрюма. Она позвала меня. Я посовтовалъ ей одться по-крестьянски, копать цлый день землю, спать на солом и питаться черствымъ хлбомъ. Такой режимъ не понравился ей. Ну отправляйтесь путешествовать, говорю я ей. Она объхала всю Европу и во время путешествія обрла свое здоровье.

Леспинасъ. Это не то, что вы имли сказать, но не важно, вернемся къ вашимъ выводамъ.

Борде. Этому конца не будетъ.

Леспинасъ. Тмъ лучше. Говорите, говорите безъ конца.

Борде. У меня не хватаетъ смлости.

Леспинасъ. Почему?

Борде. Потому что при такомъ темп, съ какимъ мы идемъ, можно слегка коснуться всего, и о нельзя углубиться.

Леспинасъ. Разв это важно? Мы не сочиняемъ, а говоримъ.

Борде. Если, напримръ, начало пучка стягиваетъ вс силы къ себ, если вся система начинаетъ, такъ сказать, обратное движеніе, какъ это происходитъ, думается мн, въ человк, погруженномъ въ размышленія, въ фанатик, видящемъ отверстыя небеса, въ дикар, поющемъ въ объятіяхъ пламени, во время экстаза, вольнаго или невольнаго безумія…

Леспинасъ. Ну?

Борде. Ну, животное становится безстрастнымъ, оно существуетъ только въ одной точк. Я не видлъ того каламскаго священника, о которомъ говоритъ св. Августинъ, который углублялся въ себя до такой степени, что не чувствовалъ пылающихъ углей. Я не видлъ на костр тхъ дикарей, которые улыбаются своимъ врагамъ, издвающимся надъ ними и готовящимъ имъ еще боле изысканныя пытки, чмъ т, отъ которыхъ они страдаютъ, я не видлъ въ цирк тхъ гладіаторовъ, которые, умирая, припоминали позы и уроки гимнастики, но я врю всмъ этимъ фактамъ, потому что я видлъ своими собственными глазами такое необычайное напряженіе сила., какого нтъ ни въ одномъ приведенномъ случа.

Леспинасъ. Разскажите мн объ этомъ, докторъ. Я, какъ дитя, люблю чудеса, особенно, когда они длаютъ честь человческому роду, мн рдко приходится заниматься разысканіемъ истины.

Борде. Въ одномъ шампанскомъ город, въ Лангр, жилъ кюрэ, по имени Моли, очень убжденный, исполненный религіозной истины. Съ нимъ приключилась каменная болзнь: нужно было оперировать. Въ назначенный день хирургъ, его помощники и я отправляемся къ нему. Онъ принимаетъ насъ со спокойнымъ видомъ, раздвается, ложится, его хотятъ связать, онъ отказывается. ‘Только положите меня, какъ слдуетъ’, говоритъ онъ. Его кладутъ. Онъ проситъ подать ему большой крестъ, стоявшій въ йогахъ у кровати. Ему даютъ, онъ сжимаетъ его въ рукахъ, прикладываетъ къ нему губы. Производится операція, онъ лежитъ неподвижно, ни слезъ, ни вздоха, и такъ вынули у него камень, о которомъ онъ ничего не зналъ.

Леспинасъ. Прекрасно. Подите — сомнвайтесь посл этого, что тотъ, которому разбили грудную клтку, не видлъ отверстыхъ небесъ.

Борде. Знаете ли вы, что такое ушная боль?

Леспинасъ. Нтъ.

Борде. Тмъ лучше. Это самая жестокая изъ всхъ болзней.

Леспинасъ. Хуже ли болзни зубовъ, которую я, къ несчастью, знаю?

Борде. Никакого сравненія. Недли дв тому назадъ она начала мучить одного изъ вашихъ друзей, философа. Однажды утромъ онъ сказалъ своей жен: Я чувствую, силы оставятъ меня на цлый день… Онъ ршилъ, что у него остается одна надежда: обмануть боль. Мало-по-малу онъ такъ углубился въ вопросы метафизики или геометріи, что забылъ про свое ухо. Ему подавали сть, онъ лъ, не замчая, что стъ, въ свое время шелъ ко сну, не чувствуя страданій. Ужасная болзнь вернулась къ нему только тогда, когда прекратилось умственное напряженіе, и набросилась на него съ неслыханной яростью, потому ли, что, дйствительно, усталость вызвала ее, или потому, что его слабость сдлала ее невыносимой.

Леспинасъ. Изъ такого состоянія, должно быть, дйствительно, выходишь въ изнеможеніи. Это иногда случается съ тмъ господиномъ.

Борде. Это опасно, пусть остерегается.

Леспинасъ. Я не перестаю говорить ему объ этомъ, но онъ не слушаетъ.

Борде. Онъ не владетъ собой, такова его жизнь, онъ доллсепъ погибнуть.

Леспинасъ. Ваше сужденіе пугаетъ меня.

Борде. Что доказываютъ это изнеможеніе, эта усталость? То, что побги пучка не оставались бездятельными, и что во всей систем была страшная тяга къ общему центру.

Леспинасъ. Если эта страшная тяга или тяготніе долго длится, если она становится обычной?..

Борде. Тогда, это значитъ, что начало пучка поражено тикомъ, животное становится безумнымъ и почти безнадежнымъ.

Леспинасъ. Почему?

Борде. Потому что тикъ начала не то, что тикъ одного изъ побговъ. Голова можетъ распоряжаться ногами, по нога не можетъ распоряжаться головой, начало — побгами, а не побгъ — ‘началомъ.

Леспинасъ. А какая, скажите, пожалуйста, разница? Дйствительно, почему я думаю не всми частями тла? Этотъ вопросъ долженъ былъ бы придти мн въ голову давно.

Борде. Потому что сознаніе находится только въ одномъ мст.

Леспинасъ. Быстро сказано.

Борде. Оно можетъ быть только въ одномъ мст, въ центр всхъ ощущеній: тамъ, гд находится память, тамъ, гд длаются сравненія. Каждый побгъ способенъ воспринять только опредленное число впечатлній, ощущеній, послдовательныхъ, изолированныхъ, незадерживающихся. Начало воспринимаетъ ихъ вс, регистрируетъ, храпитъ въ памяти или безпрерывно ощущаетъ ихъ, и животное съ перваго момента своей формаціи связывается съ ними, фиксируетъ ихъ въ себ и существуетъ съ ними.

Леспинасъ. А если бы мой палецъ могъ имть намять?

Борде. Вашъ палецъ мыслилъ бы.

Леспинасъ. Что же такое память?

Борде. Свойство центра, специфическое чувство начала ткани, подобно тому, какъ зрніе есть свойство глаза, и нтъ ничего удивительнаго въ томъ, что память не сосредоточена въ глазу, какъ неудивительно то, что зрніе не находится въ ух.

Леспинасъ. Докторъ, вы скоре уклоняетесь отъ моихъ вопросовъ, чмъ отвчаете на нихъ.

Борде. Я вовсе не уклоняюсь, я говорю вамъ то, что я знаю, и я зналъ бы больше, если бы организація начала ткани мн была такъ же извстна, какъ организація ея побговъ, если бы я могъ съ такой же легкостью наблюдать ее. Но если я слабъ по части частныхъ явленій, зато я силенъ въ явленіяхъ общихъ.

Леспинасъ. Каковы же эти общія явленія?

Борде. Разумъ, способность сужденія, воображеніе, безуміе, глупость, дикость и инстинктъ.

Леспинасъ. Понимаю. Вс эти свойства не что иное, какъ слдствія первоначальнаго или пріобртеннаго привычкой отношенія начала пучка къ своимъ развтвленіямъ.

Борде. Чудесно. Разъ принципъ или стволъ слишкомъ могуча, по сравненію съ втвями, появляются поэты, артисты, люди, одаренные воображеніемъ, малодушные люди, энтузіасты, безумцы. Отъ системы слабой, вялой, неэнергичной рождаются глупцы. Система энергичная, хорошо организованная и согласованная даетъ хорошихъ мыслителей, философовъ, мудрецовъ.

Леспинасъ. И смотря по тому, какая тираническая втвь стоитъ у власти: инстинктъ ли, варьирующійся у животныхъ, или умъ, варьирующійся у людей, получаются различные результаты: у собаки развивается обоняніе, у рыбы слухъ, у орла зрніе, Д’Аламберъ становится геометромъ, Вокансопъ — инженеромъ, Гретри музыкантомъ, Вольтеръ — поэтомъ.

Борде… привычки, гнетущія людей… старецъ, любящій женщинъ, Вольтеръ, все еще пишущій трагедіи (докторъ погрузился въ думы).

Леспинасъ. Докторъ, вы думаете?

Борде. Да.

Леспинасъ. О чемъ думаете вы?

Борде. По поводу Вольтера.

Леспинасъ. Ну?

Борде. Я думаю о томъ, какъ происходятъ великіе люди.

Леспинасъ. Какъ же?

Борде. Какимъ образомъ чувствительность…

Леспинасъ. Чувствительность?

Борде. Или крайняя подвижность нкоторыхъ волоконъ ткани является преобладающимъ свойствомъ посредственностей…

Леспинасъ. Ахъ, какое святотатство, докторъ!

Борде. Я ждалъ этого. Но что такое чувствующее существо? Существо, отданное въ распоряженіе діафрагмы. Трогательное слово коснулось уха, необычное явленіе поразило глазъ, и вотъ вамъ внутри поднимается шумъ, вс побги пучка въ ажитаціи, разливается по всему тлу ознобъ, охватываетъ страхъ, льются слезы, душатъ вздохи, прерывается голосъ, начало пучка не знаетъ, что длать, нтъ больше ни хладнокровія, ни разума, ни разсудительности, ни инстинкта, ни надежды.

Леспинасъ. Узнаю себя.

Борде. Если великій человкъ, по несчастной случайности, получилъ отъ природы такое предрасположеніе, онъ безъ замедленія направитъ свои старанія на то, чтобы ослабить его, подчинить его себ, сдлаться господиномъ своихъ душевныхъ движеній и сохранить свою власть надъ началомъ пучка. И тогда среди величайшихъ опасностей онъ будетъ владть собой, будетъ разсуждать холодно, по здраво. Отъ его вниманія не ускользнетъ все то, что можетъ служить его цлямъ. Его не легко будетъ удивить, въ 45 лтъ онъ будетъ великимъ королемъ, великимъ министромъ, великимъ политикомъ, великимъ артистомъ, въ особенности, великимъ актеромъ, великимъ философомъ, великимъ поэтомъ, великимъ музыкантомъ, великимъ врачемъ, онъ будетъ господствовать надъ собой и надъ всмъ, что его окружаетъ. Онъ по будетъ бояться смерти, для него не будетъ страха, этого, по прекрасному выраженію стоика, буксира, за который берется сильный, чтобы вести слабаго повсюду, куда онъ захочетъ. Онъ порветъ этотъ буксиръ и въ то же время сброситъ съ себя всякую тиранію. Чувствительныя существа или сумасшедшіе— на сцен, а онъ въ партер,— это онъ— мудрецъ.

Леспинасъ. Боже сохрани меня отъ общества такого мудреца!

Борде. Принимая мры къ тому, чтобы не походить на него, вы будете испытывать то безумныя страданія, то безумныя наслажденія, будете проводить вашу жизнь то въ смх, то въ слезахъ и навсегда останетесь ребенкомъ.

Леспинасъ. Я готова на это.

Борде. И вы надетесь быть отъ этого боле счастливой?

Леспинасъ. Не знаю.

Борде. М-ль, это столь цнимое качество въ своихъ сильныхъ проявленіяхъ почти всегда, причиняетъ боль, а проявляясь слабо, оно нагоняетъ скуку: съ нимъ или зваешь или опьяняешься страстями. Вы то безъ мры отдаетесь наслажденіямъ роскошной музыкой, красотой патетической сцены, то ваше веселье прошло, наша діафрагма сжалась, и цлый вечеръ васъ душатъ спазмы въ горл.

Леспинасъ. Но что же длать, если только при такихъ условіяхъ я могу наслаждаться красивой музыкой и трогательными сценами?

Борде. Ошибаетесь. Я тоже умю наслаждаться и восхищаться, но я никогда не страдаю, за исключеніемъ тхъ случаевъ, когда у меня колика. Я испытываю чистое наслажденіе, моя оцнка гораздо боле строга, моя похвала боле осмыслена и боле соблазнительна. Есть ли хоть одна плохая трагедія для такихъ впечатлительныхъ душъ, какъ ваша? Сколько разъ, при чтеніи трагедіи, вы краснли за т восторги, которые вы испытывали въ театр на представленіи ея и наоборотъ.

Леспинасъ. Это случалось со мной.

Борде. Слдовательно, не вамъ, существу чувствительному, а мн, спокойному и холодному, надлежитъ сказать: врно, хорошо, прекрасно!.. Будемъ укрплять начало ткани: это лучшее, что можемъ мы сдлать. Знаете ли вы, что здсь идетъ дло о жизни?

Леспинасъ. О жизни! О, это дло серьезное, докторъ.

Борде. Да, о жизни. Нтъ ни одного человка, который не имлъ бы иногда отвращенія къ ней. Одного какого-нибудь событія достаточно, чтобы такое настроеніе превратилось въ непроизвольное и обычное. Тогда не помогутъ ни увеселенія, ни разнообразіе наслажденій, ни совты друзей, ни собственныя усилія, побги съ неотвратимой силой наносятъ началу пучка гибельныя потрясенія, несчастный можетъ, сколько угодно, отбиваться, мракомъ застилается вселенная предъ нимъ, тучи роковыхъ идей неотвязно шествуютъ за нимъ и онъ кончаетъ самоубійствомъ.

Леспинасъ. Вы пугаете меня, докторъ.

Д’Аламберъ. (Поднявшись въ халат и ночномъ колпак). А что скажете вы, докторъ, о сн?

Борде. Сонъ, это такое состояніе, когда, вслдствіе ли усталости, или благодаря привычк, вся ткань отдыхаетъ и остается неподвижной, по когда, какъ во время болзни, каждое волоконце ткани волнуется, движется, передаетъ къ общему началу массу часто несвязныхъ, отрывочныхъ, неясныхъ ощущеній, а иногда эти ощущенія столь связны, столь послдовательны, столь отчетливы, что человкъ, проснувшись, лишается и разума, и рчи, и воображенія, временами они столь бурны, столь дики, что человкъ, проснувшись, теряетъ представленіе о реальности окружающаго…

Леспинасъ. Ну, такъ что такое сонъ?

Борде. Это такое состояніе животнаго, когда не существуетъ больше цлаго, вся гармонія нарушается, всякое подчиненіе прекращается. Властелинъ отданъ во власть своихъ вассаловъ и необузданной энергіи своей собственной активности. Затронутъ глазной нервъ,— начало ткани стало видть, оно начинаетъ слышать, если толчокъ идетъ отъ слухового нерва. Только дйствіе и противодйствіе взаимно перемежаются, что является результатомъ центральнаго свойства системы, закона смежности и привычки. Если дйствіе начинается съ полового побга, который природа предназначила для наслажденія любовью и для продолженія рода, то послдствіемъ реакціи въ начал пучка будетъ воскресшій образъ любимаго предмета. Если же, наоборотъ, этотъ образъ воскреснетъ сначала у начала пучка, то послдствія реакціи выразятся въ напряженіи полового побга, и бурномъ истеченіи смянной жидкости.

Д’Аламберъ. Такимъ образомъ, возбужденіе во время сна бываетъ въ восходящей и нисходящей степени, я испыталъ такое состояніе въ эту ночь, но какое у него было направленіе,— я не знаю.

Борде. Въ бодромъ состояніи ткань подчиняется впечатлніямъ отъ вншняго предмета. Во время сна все, что происходитъ въ ней, рождается въ игр ея собственной чувствительности. Во время сна вниманіе человка ничмъ не отвлекается: отсюда — интенсивность сна, которая почти всегда является показателемъ мимолетнаго приступа болзни или слдствіемъ возбужденія. У начала ткани — безпрерывная поперемнная смна состояній отъ пассивности къ активности, отсюда — безпорядочность сна. Концепціи во сн временами бываютъ такъ отчетливы, такъ связны, какъ у бодрствующаго животнаго, отдающагося впечатлніямъ природы. Только картины природы, вновь воскресшія во сн, снова возсоздаютъ впечатлнія отъ нихъ,— отсюда — правдоподобность сна, невозможность отличить его отъ состоянія бодрствованія, и нтъ иного средства распознать ихъ, кром опыта.

Леспинасъ. А съ помощью опыта всегда можно распознать?

Борде. Нтъ, не всегда.

Леспинасъ. Если сонъ даетъ мн образъ друга, котораго я потеряла, правдоподобный образъ,. Жъ бы существующій въ дйствительности, если онъ говоритъ со мной, и я слышу его, если я дотрагиваюсь до него, и въ моихъ рукахъ остается впечатлніе отъ его тла, если я просыпаюсь съ душой, полной нжности и боли, съ ручьями слезъ на глазахъ, если мои руки еще простерты къ тому мсту, гд онъ являлся мн,— кто скажетъ мн, что я на самомъ дл не видла его, не слышала его голоса, не дотрагивалась до него?

Борде. Его отсутствіе. Но если невозможно отличить состояніе бодрствованія отъ сна, то кто опредлитъ продолжительность его? Спокойный сонъ, это — короткій промежутокъ забытья между моментомъ, когда, ложатся спать, и моментомъ, когда встаютъ. Безпокойный,— онъ тянется иногда цлые годы. Въ первомъ случа безусловно цликомъ прекращается сознаніе себя. Назовете ли вы такое состояніе сномъ?

Леспинасъ. Да, потому что существуетъ другое.

Д’Аламберъ. Во-второмъ случа не имется только сознанія себя, но имется сознаніе и своей воли и своей свободы. Что такое свобода, что такое воля спящаго человка?

Борде. Что? То же самое, что свобода или воля бодрствующаго: конечный импульсъ желанія или нежеланія, конечный результатъ всего, что было съ рожденія до настоящаго момента, и я отказываюсь признать, чтобы самый проницательный умъ способенъ былъ открыть здсь малйшую разницу.

Д’Аламберъ. Вы думаете?

Борде. И это вы задаете мн такой вопросъ! Вы, отдавшійся глубочайшимъ спекуляціямъ, проведшій дв трети своей жизни въ бреду съ открытыми глазами и въ дятельности вопреки своей вол, да, вопреки своей вол, хотя и въ бреду. Въ бреду вы распоряжались, отдавали приказанія, вамъ повиновались, вы были довольны или недовольны, вы испытывали противорчія, наталкивались на препятствія, возмущались, любили, ненавидли, порицали, уходили, приходили. По утрамъ, едва открывъ глаза, вы возвращались къ прерваннымъ наканун размышленіямъ, одвались, садились за столъ, думали, чертили фигуры, длали вычисленія, обдали, снова принимались за свои математическія комбинаціи, иногда вставали изъ-за стола, чтобы проврить ихъ въ разговор съ другими, отдавали приказанія своимъ слугамъ, ужинали, ложились спать, засыпали, не проявляя никакой воли. Вы были не больше, какъ точка, вы дйствовали, но вы не проявляли воли. Разв желаніе зарождается само по себ? Волевой актъ всегда вызывается какимъ-нибудь мотивомъ внутреннимъ или вншнимъ, какимъ-нибудь впечатлніемъ въ настоящемъ или безсознательнымъ воспоминаніемъ изъ прошлаго, какой-нибудь страстью, проектомъ на будущее. Посл всего этого о свобод я скажу вамъ только одно слово. Всякое дйствіе наше есть необходимый эффектъ одной единственной причины: насъ, очень сложнаго цлаго, но цлаго.

Леспинасъ. Необходимый?

Борде. Несомннно. Попытайтесь представить себ одновременное возникновеніе какого-нибудь иного акта у того же самаго дйствующаго лица.

Леспинасъ. Онъ правъ. Поскольку я дйствую опредленнымъ образомъ, тотъ, кто хочетъ дйствовать иначе, ужо не я, и уврять, что въ тотъ моментъ когда я длаю или говорю одно, я могу длать или говорить другое, значитъ уврять, что я въ одно и те же время и я и нкто другой. Но порокъ и добродтель, докторъ? Добродтель,— это святое слово во всхъ языкахъ, эта священная идея у всхъ націй.

Борде. Это слово нужно замнить другимъ: благодяніемъ, а противоположное ему: злодяніемъ. Люди, къ счастью или несчастью, родятся, и общій потокъ уноситъ однихъ къ слав, другихъ къ безславію.

Леспинасъ. А собственное достоинство, а позоръ, а угрызенія совсти?..

Борде. Мелочи, коренящіяся въ невжеств и тщеславіи лица, принимающаго на свой счетъ заслуги или неудачи момента.

Леспинасъ. А награды и наказанія?

Борде. Средства исправленія измнчиваго существа, называемаго злымъ, и поощренія того, кого называютъ добрымъ.

Леспинасъ. Въ этой доктрин нтъ ничего опаснаго?

Борде. Истина это или ложь?

Леспинасъ. Думаю, что истина.

Борде. Т. е., вы думаете, что у лжи есть свои выгодныя стороны, а у истины — свои неудобства.

Леспинасъ. Думаю.

Борде. Я тоже. Но выгодныя стороны лжи минутпы, а выгоды истины вчны, зато неудобныя послдствія истины, когда они имются у нея, проходятъ быстро, а неудобныя послдствія лжи прекращаются только вмст съ ней. Прослдите послдствія лжи въ голов человка и въ его поведеніи. Въ голов его ложь или переплетается такъ или иначе съ истиной, и голова непослдовательно работаетъ, или она стройно и послдовательно связывается съ другой ложью, и голова заблуждается. Но какого поведенія можете вы ожидать отъ головы или непослдовательной въ своихъ разсужденіяхъ, или послдовательной въ своихъ заблужденіяхъ?

Леспинасъ. Послдняго недостатка, мене достойнаго презрнія, нужно, можетъ быть, больше бояться, чмъ перваго.

Д’Аламберъ. Очень хорошо. Такимъ образомъ, все сведено къ чувствительности, къ памяти, къ органическимъ движеніямъ. Съ этимъ я согласенъ. Но воображеніе и абстракціи?

Борде. Воображеніе…

Леспинасъ. Одинъ моментъ, докторъ. Подведемъ итогъ. Мн кажется, что, согласно вашимъ принципамъ, прибгая къ чисто механическимъ операціямъ, я сведу генія міра къ масс неорганизованнаго тла, у которой осталось только одна чувствительность, и что эту безформенную массу можно опять вывести изъ состоянія невыразимо глубокой безсмысленности и поднять до степени человка-генія. Первая изъ этихъ операцій состоитъ въ томъ, чтобы искалчить первоначальный мотокъ побговъ и внести безпорядокъ во все остальное, а вторая въ томъ, чтобы возстановить въ мотк разорванные побги и предоставить все прочее свободному развитію. Примръ. Я отнимаю у Ньютона оба слуховыхъ побга, и онъ не воспринимаетъ больше звуковъ, я отнимаю у него носовые и онъ не чувствуетъ запаха, я отнимаю зрительные, и онъ не видитъ цвтовъ, я отнимаю вкусовые, и онъ лишается вкуса, затмъ je разрушаю или спутываю остальные, и гибнетъ вся организація мозга, память, способность сужденія, желаніе, страсти, воля, сознаніе себя, и вотъ вамъ безформенная масса, въ которой сохранилась лишь жизнь и чувствительность.

Борде. Два свойства почти идентичныя: жизнь — аггрегатъ, чувствительность — ея элементъ.

Леспинасъ. Я снова беру эту массу и возстановляю послдовательно побги: носовые — она чувствуетъ запахъ, слуховые — она слышитъ, зрительные — она видитъ, вкусовые — у ней чувство вкуса. Я предоставляю свободу развитія остальнымъ побгамъ и вижу, какъ возрождается память, способность сравненія и сужденія, разумъ, желанія, страсти, талантъ, вс способности организма, и вотъ снова предо мной человкъ-геній, и все это сдлано безъ вмшательства какого-нибудь посторонняго и непонятнаго агента.

Борде. Чудесно. Придерживайтесь этихъ принциповъ, а остальное галиматья… Но абстракціи и воображеніе. Воображеніе, это память о формахъ и цвтахъ. Зрлище какой-нибудь сцены, какого-нибудь предмета по необходимости настраиваетъ извстнымъ образомъ чувствующій инструментъ, а затмъ онъ или самъ по себ уже настраивается на воспоминаніе объ этомъ, или какая-нибудь посторонняя причина вызываетъ въ немъ это воспоминаніе, и онъ тихо звучитъ внутри или громко гремитъ наружи, безшумно перерабатываетъ въ себ полученныя впечатлнія или изливается въ соотвтствующихъ звукахъ.

Д’Аламберъ. Но въ его разсказ есть преувеличенія, онъ игнорируетъ нкоторыя обстоятельства, прибавляетъ другія, искажаетъ фактъ или прикрашиваетъ его, смежные чувствующіе инструменты воспринимаютъ впечатлнія, заимствованныя у инструмента, который звучитъ, а не отъ исчезнувшей вещи.

Борде. Правда. Разсказъ бываетъ историческимъ или поэтическимъ.

Д’ Аламберъ. Но какъ эта поэзія или эта ложь вводится въ разсказъ?

Борде. Съ помощью послдовательно пробуждающихся идей: он пробуждаются одна за другой, потому что он всегда связаны одна съ другой. Если вы взяли на себя смлость сравнивать животное съ клавесинами, то вы, конечно, позволите мн сравнить поэтическій разсказъ съ пніемъ.

Д’Аламберъ. Сравненіе правильное.

Борде. Въ каждой мелодіи есть гамма, у гаммы,— свои интервалы, у каждой струны — созвучныя ей струны. Такимъ образомъ вводятся въ мелодію модуляціи, и пснь обогащается разнообразіемъ звуковъ. Данъ только извстный мотивъ и ужъ каждый музыкантъ чувствуетъ его по-своему.

Леспинасъ. Но для чего затемнять вопросъ этимъ фигуральнымъ стилемъ? Я сказала бы, что каждый, имя свои глаза, видитъ и разсказываетъ различно. Я сказала бы, что каждая идея пробуждаетъ другія идеи, и что каждый человкъ, сообразно съ своей головой или своимъ характеромъ, придерживается идей, точно воспроводящихъ фактъ, или вводитъ въ нихъ воскрсшія въ немъ идеи, что можно сдлать выборъ между идеями, что можно написать цлую книгу по одному этому предмету, если основательно разсматривать его.

Д’Аламберъ. Вы правы. Это не помшаетъ мн спросить доктора, убжденъ ли онъ въ томъ, что форма, ни на что не похожая, никогда не зародится въ воображеніи и не воспроизведется въ разсказ.

Борде. Убжденъ. Порождаемый этой способностью энтузіазмъ играетъ роль таланта у тхъ шарлатановъ, которые изъ множества раскромсанныхъ животныхъ создаютъ въ своемъ воображенія чудовище, никогда не виднное въ природ.

Д’Аламберъ. А абстракціи?

Борде. Ихъ не существуетъ. Существуютъ только обычныя фигуры умолчанія, эллипсисы, которые длаютъ предложенія боле общими и рчь боле быстрой и удобной. Словесные знаки языка породили абстрактныя пауки. Качество, общее многимъ дйствіямъ, дало начало словамъ: порокъ, добродтель, качество, общее многимъ существамъ, дало начало словамъ: уродливость и красота. Сначала говорили: одинъ человкъ, одна лошадь, два животныхъ, а потомъ стали говорить: одинъ, два, три, отсюда зародилась вся наука о числахъ. Представленія объ абстрактномъ слов у людей нтъ. Были подмчены во всхъ тлахъ три измренія: длина, ширина, высота, занялись каждымъ изъ нихъ,— отсюда вс математическія науки. Всякая абстракція не что иное, какъ пустой знакъ идеи. Идею исключили, отдливъ знакъ отъ физическаго предмета, и познаніе идей становится возможнымъ только при условіи сведенія знаковъ къ физическимъ предметамъ, отсюда необходимость часто прибгать въ разговорахъ и въ литературныхъ работахъ къ примрамъ. Когда вы, прослушавъ пространную комбинацію словесныхъ знаковъ, просите примра, вы обязываете вашего собесдника не къ чему иному, какъ къ тому, чтобы онъ придалъ своимъ звукамъ тлесную оболочку, оформилъ ихъ, сдлалъ ихъ реальными, сведя ихъ къ испытаннымъ ощущеніямъ.

Д’Аламберъ. Ясно ли это для васъ, м-ль?

Леспинасъ. Не совсмъ, но докторъ вдь объяснитъ?

Борде. Вамъ понятно и безъ объясненій. Остается, можетъ быть, внести кое-какія поправки и многое прибавить къ тому, что я сказалъ, но сейчасъ полчаса двнадцатаго, а у меня въ полдень консультація на Болот.

Д’Аламберъ. Рчь боле быстрая и боле удобная! Разв люди точно понимаютъ и понимали другъ друга, докторъ?

Борде. Почти всякій разговоръ есть отчетъ… Гд же моя палка… не имю никакого представленія объ этомъ… а шапка… И умомъ ни одинъ человкъ не бываетъ совершенно похожъ на другого, мы никогда точно не понимаемъ и никогда, не были точно поняты, есть всегда кое-что больше или меньше того, что понято, наша рчь всегда или не исчерпываетъ ощущенія или переступаетъ предлы его. Всякій замчаетъ, какое существуетъ различіе въ сужденіяхъ людей, на самомъ дл оно въ тысячу разъ больше, но мы не замчаемъ его и, къ счастью, можетъ быть, не замтимъ… До свиданія.

Леспинасъ. Еще одно слово, пожалуйста, докторъ.

Борде. Говорите поскоре.

Леспинасъ. Вы помните о скачкахъ, о которыхъ вы говорили мн?

Борде. Да.

Леспинасъ. Думаете ли вы, что глупцы и умные люди длаютъ такіе скачки въ ряд поколній?

Борде. Почему нтъ?

Леспинасъ. Тмъ лучше для нашихъ внуковъ, — можетъ быть, вернется какой-нибудь Генрихъ IV.

Борде. Можетъ быть, все вернется.

Леспинасъ. Докторъ, вы должны придти къ намъ обдать.

Борде. Сдлаю, что смогу, не общаю, вы примите меня, если я приду.

Леспинасъ. Мы будемъ ждать васъ до 2 часовъ.

Борде. Согласенъ {Окончаніе произведенія ‘Сонъ д’Аламбера’, носитъ названіе ‘Продолженіе разговора’, по нкоторымъ причинамъ оно помщено въ конц книги, см. стр. 308. Прим. издателя.}.

**Продолженіе разговора *)**

*) См. примчаніе на стр. 286.

Собесдники: Леспинасъ, Борде.

(Къ двумъ часамъ докторъ вернулся. Д’Аламберъ ушелъ обдать къ знакомымъ. И. докторъ оказался tte—tte съ Леспинасъ. Подали на столъ. До дессерта говорили о совершенно безразличныхъ вещахъ, а когда прислуга удалилась, Леспинасъ сказала доктору)’

Леспинасъ. Ну-съ, докторъ, выпейте стаканъ малаги и затмъ отвтьте мн на вопросъ, который сотни разъ приходитъ мн въ голову, и который я ршаюсь задать только вамъ.

Борде. Малага великолпна… А вашъ вопросъ?

Леспинасъ. Что вы думаете о смшеніи видовъ?

Борде. Честное слово, вопросъ тоже недуренъ. Я думаю, пто люди придавали большое значеніе акту воспроизведенія рода и они были правы, но я недоволенъ ихъ гражданскими и религіозными законами.

Леспинасъ. Что же вы можете сказать противъ нихъ?

Борде….Что въ нихъ нтъ справедливости и цли, и созданы ошгбезъ всякаго соображенія съ природой вещей и общественной пользой.

Леспинасъ. Объяснитесь.

Борде. Къ этому я подхожу… Но подождите (онъ смотритъ на часы). Въ моемъ распоряженіи имется еще цлый часъ, я быстро объясню вамъ: и часа для насъ будетъ достаточно. Мы — одни, вы умный человкъ, и не подумаете, что я пренебрегу моимъ уваженіемъ къ вамъ, какое бы сужденіе вы ни составили о моихъ идеяхъ, надюсь, вы не сдлаете изъ нихъ вывода противъ честности моихъ нравовъ.

Леспинасъ. Весьма вроятно, по ваше начало меня безпокоитъ.

Борде. Въ такомъ случа измнимъ разговоръ.

Леспинасъ. Нтъ, нтъ, продолжайте. Одинъ изъ вашихъ друзей, который искалъ мн и моимъ двумъ сестрамъ мужей, предлагалъ младшей сильфа, старшей ангела-благовстителя, а мн ученика Діогена: онъ хорошо зналъ всхъ троихъ. Однако, докторъ, не слишкомъ откровенно.

Борде. Само собой разумется, посколько сюжетъ и мое состояніе позволятъ это.

Леспинасъ. Это ничего не будетъ стоить вамъ… Вотъ вашъ кофе, выпейте его.

Борде (выпивъ кофе). Вашъ вопросъ касается физики, морали и поэзіи.

Леспинасъ. Поэзіи!

Борде. Несомннно. Искусство создавать существа несуществующія по образу существующихъ есть истинная поэзія. На сей разъ позвольте мн, вмсто Гиппократа, процитировать Горація. Этотъ поэтъ или стихоплетъ говоритъ въ одномъ мст,

Omne iulit punctum, qui miscuit utile duld.

Высшая заслуга заключается въ томъ, чтобы соединить пріятное съ полезнымъ. Совершенство состоитъ въ примиреніи этихъ двухъ крайностей. Въ области эстетики первое мсто должно остаться за пріятнымъ и полезнымъ дйствіемъ, полезному мы не можемъ отказать во второмъ мст, а третье останется за пріятнымъ, низшую же ступень мы отведемъ тому, что не приноситъ ни удовольствія, ни пользы.

Леспинасъ. До сего пункта я могу быть вашего мннія, не красня. Куда это заведетъ насъ?

Борде. Сейчасъ увидите. Можете ли вы, м-ль, сказать мн, какую пользу или удовольствіе приносятъ индивиду или обществу цломудріе и строгое воздержаніе?

Леспинасъ. Право, никакой.

Борде. Слдователно, мы вычеркнемъ ихъ изъ каталога добродтелей, несмотря на расточаемую имъ великую похвалу и не взирая на протежирующіе имъ гражданскіе законы, и согласимся, что нтъ ничего боле наивнаго, боле смшного, боле абсурднаго, боле вреднаго, боле презрннаго, боле худшаго, чмъ эти два рдкія качества: въ нихъ нтъ ничего, кром настоящаго зла.

Леспинасъ. Съ этимъ можно согласиться.

Борде. Будьте осторожны, предупреждаю, скоро вы отступитесь.

Леспинасъ. Мы никогда не отступаемся.

Борде. А дйствія, совершаемыя въ уединеніи?

Леспинасъ. Ну?

Борде. Ну, они доставляютъ все-таки, по крайней мр, удовольствіе индивиду, и нашъ принципъ ложенъ или…

Леспинасъ. Что вы, докторъ!..

Борде. Да, м-ль, да, потому что они безразличны и не такъ ужъ безплодны. Вызваны ли они потребностью или не вызваны ею, они всегда пріятны. Я хочу, чтобы люди были здоровы, я безусловно хочу этого, понимаете вы? Я порицаю всякое излишество, но при нашихъ общественныхъ условіяхъ найдутся сотни разумныхъ соображеній за это, не говоря уже о темперамент и гибельныхъ послдствіяхъ строгаго воздержанія, въ особенности, для молодыхъ людей: имущественная недостаточность, у молодыхъ людей страхъ жгучаго раскаянія, у женщинъ страхъ безчестія укрощаютъ несчастное гибнущее отъ томленія и тоски существо, бдняжку, не знающаго, къ кому обратиться, не ршающагося вести себя цинически. Вы помните, какими словами Катонъ напутствовалъ молодого человка, переступавшаго порогъ куртизанки: ‘Смле, сынъ мой…’ А что сказалъ бы онъ теперь, заставъ его одного на мст преступленія? Онъ, можетъ быть, прибавилъ бы: вотъ такъ-то лучше, вмсто того, чтобы развращать жену другого или подвергать опасности ея честь и здоровье?.. Что же, я откажусь отъ наслажденій, отъ восхитительнаго и необходимаго для меня момента потому, что обстоятельства лишаютъ меня величайшаго счастья, какое только можно себ представить, отъ счастья слиться чувствами и душой въ порывахъ опьяненія съ избранницей моего сердца и воспроизвести себя въ ней и съ ней, потому что я не могу отмтить моего дйствія печатью полезности? При полнокровіи пускаютъ кровь, и какую роль при этомъ играетъ природа излишней жидкости, ея цвтъ и способъ, какимъ избавляются отъ нея? Она одинаково излишня какъ въ одномъ состояніи, такъ и въ другомъ, и если, переполнивъ свои резервуары и разлившись по всей машин, она выходитъ другимъ боле длиннымъ, боле труднымъ и опаснымъ путемъ — разв отъ этого она становится мене потерянной? Природа не выноситъ ничего безполезнаго: какимъ же образомъ я окажусь виновнымъ въ содйствіи ей, когда она взываетъ къ моей помощи самыми недвусмысленными симптомами? Не будемъ никогда провоцировать ее, но, когда нужно, подадимъ ей руку помощи, глупо лишать себя удовольствія, отказывая ей въ помощи или бездйствуя. Ведите трезвую жизнь, скажутъ мн, изнуряйтесь до потери силъ. Понимаю: я долженъ, по-вашему, лишать себя одного удовольствія, потомъ напрягать свои силы, чтобы отказаться отъ другого. Хорошо придумано!

Леспинасъ. Вотъ проповдь не для дтей!

Борде. И не для другихъ людей. Все-таки вы позволите мн одно предположеніе? Предположите, что у васъ есть благоразумная, слишкомъ благоразумная и невинная, слишкомъ невинная дочь, въ возраст, когда пробуждается темпераментъ. Голова у нея затуманивается, природа безсильна помочь ей: вы обращаетесь ко мн. Я сразу замчаю, что вс, приводящіе васъ въ ужасъ, симптомы проистекаютъ отъ излишка и задержанія смянной жидкости. Я заявляю вамъ, что ей грозитъ нимфоманія, которую легко предупредить и отъ которой иногда не возможно бываеіъ излчить. Я указываю вамъ на средство. Какъ вы поступите?

Леспинасъ. По правд сказать, я думаю… по такихъ случаевъ не бываетъ…

Борде. Образумьтесь. Такіе случаи не рдки, они бывали бы чаще, если бы распущенность нашихъ нравовъ не предупреждала ихъ… Какъ бы тамъ ни было, но разглашать эти принципы значило бы попирать ногами всякія приличія, навлекать на себя самыя гнусныя подозрнія и учинить преступленіе противъ общества. Вы задумались.

Леспинасъ. Да, я колебалась спросить васъ: случалось ли вамъ когда-нибудь длать подобное секретное сообщеніе матерямъ.

Борде. Конечно.

Леспинасъ. Какое же ршеніе принимали он?

Борде. Прекрасное ршеніе, осмысленное, и вс безъ исключенія… Я не поклонился бы на улиц человку, заподозрнному въ исповданіи моей доктрины, для меня достаточно было бы узнать, что онъ покрылъ себя такимъ позоромъ, чтобы я сталъ избгать его. Но мы говоримъ здсь безъ свидтелей и не выводя изъ этого никакихъ правилъ для себя. Я скажу вамъ о своей философіи то, что совершенно голый Діогенъ сказалъ молодому и стыдливому аинянину, сопротивленіе котораго онъ хотлъ побороть: ‘Не бойся ничего, сынъ мой, я не такъ золъ, какъ вонъ тотъ’.

Леспинасъ. Бьюсь объ закладъ, докторъ, вы, повидимому, приходите…

Борде. Я не буду спорить, вы выиграете. Да, м-ль, это мое убжденіе.

Леспинасъ. Какъ, все равно, остаешься въ предлахъ своего вида, или выходишь изъ нихъ?

Борде. Да.

Леспинасъ. Вы ужасны.

Борде. Не я, а природа или общество. Послушайте, м-ль, я не поддаюсь власти словъ, я объясняюсь тмъ боле свободно, что я чистъ, и чистота моихъ нравовъ неуязвима ни съ какой стороны. И вотъ я спрашиваю васъ: изъ двухъ актовъ, одинаково направленныхъ къ удовлетворенію похоти и приносящихъ лишь удовольствіе безъ всякой пользы, за какой выскажется здравый смыслъ: за тотъ ли, который доставляетъ наслажденіе только тому лицу, который къ нему прибгаетъ, или за другой, въ которомъ наслажденіемъ длятся съ другимъ, подобнымъ себ существомъ — самцомъ или самкой, ибо ни полъ, ни даже пользованіе поломъ роли здсь не играетъ?

Леспинасъ. Эти вопросы слишкомъ тонки для меня.

Борде. Ахъ, вотъ какъ! Четыре минуты побыли человкомъ и вотъ уже снова беретесь за вашъ чепчикъ и юбки, чтобы снова стать женщиной. Въ добрый часъ! Ну, такъ и слдуетъ обращаться съ вами, какъ съ женщиной… Кончено… Больше ни слова о мадамъ Дюбарри… Вы видите, все устраивается, думали, что при двор все пойдетъ вверхъ дномъ. Властелинъ поступилъ, какъ благоразумный человкъ.— Omne tulit punctum,— онъ оставилъ при себ и женщину, которая доставляетъ ему наслажденіе, и министра, который полезенъ ему… Но вы не слушаете меня… Гд вы?

Леспинасъ. Я разбираюсь въ вашихъ этихъ комбинаціяхъ: вс он кажутся мн противоестественными,

Борде. Все сущее не можетъ быть ни противъ природы, ни вн ея, не исключая даже ни добровольнаго цломудрія, ни добровольнаго воздержанія, которыя были бы самыми важными преступленіями противъ природы, если бы можно было погршить противъ нея, и самыми важными нарушеніями соціальныхъ законовъ той страны, гд дйствія взвшивались бы на иныхъ всахъ, а не на всахъ фанатизма и предразсудковъ.

Леспинасъ. Я возвращаюсь къ вашимъ пресловутымъ силлогизмамъ, я не вижу здсь средины, тутъ нужно или все отрицать, или со всмъ соглашаться… Но подождите-ка, докторъ, честне и короче всего перепрыгнуть чрезъ грязь и вернуться къ моему первому вопросу: что вы думаете о смшеніи видовъ?

Борде. Нтъ нужды прыгать для этого: мы уже на мст. Естественно-научная, или моральная сторона этого вопроса интересуетъ васъ?

Леспинасъ. Естественно-научная, естественно-научная…

Борде. Тмъ лучше. Вопросъ морали былъ на первомъ план и вы разршили его. Слд…

Леспинасъ. Согласна… несомннно, это предисловіе, но я хотла бы… чтобы вы отдлили причину отъ слдствія. Оставимъ скверную причину въ сторон.

Борде. Это значитъ приказывать мн начинать съ конца, но если вы хотите, то я скажу вамъ, что у насъ очень мало произведено {Reasif de la Bretonne утверждаетъ въ ‘Философіи г. Никола’, что всевозможные опыты производились въ Потсдам Фридрихомъ II. Вроятно, это не такъ, но нын мы вправ думать, что подобныя помси невозможны, какъ невозможна помсь кролика съ курицей, о чемъ говорится ниже, хотя бы тому билъ порукою истинный ученый Реомюръ. Галлеръ говоритъ по этому поводу: ‘Хотя дружба Реомюра длаетъ мн большую честь, но я никогда не могъ убдиться, что, какъ онъ говоритъ, между кроликомъ и курицей бываетъ настоящая связь’. ‘Физіологія’.} опытовъ благодаря нашей трусости, нашему отвращенію, нашимъ законамъ и предразсудкамъ, что намъ не извстно, какія совокупленія были бы совершенно безплодными, что мы не знаемъ случаевъ, когда полезное сочеталось бы съ пріятнымъ, какіе виды можно было бы создать благодаря послдовательнымъ и разнообразнымъ попыткамъ, существуютъ ли въ дйствительности фавны или это миъ, не умножились ли бы на сотни разнообразныхъ способовъ породы муловъ, и дйствительно ли безплодны извстныя намъ породы ихъ. Но вотъ одинъ странный случай, который многіе образованные люди выдадутъ вамъ за истинный, по который не правдоподобенъ: будто бы они видли, какъ на птичьемъ двор эрцгерцога одинъ кроликъ — безстыдникъ игралъ роль птуха у двухъ десятковъ куръ — безстыдницъ, которыя будто бы свыклись со своимъ положеніемъ. Они прибавятъ еще, что имъ показывали цыплятъ, покрытыхъ шерстью и происшедшихъ отъ этого животнаго. Подумайте, какъ они смшны!

Леспинасъ. А что подразумваете вы подъ послдовательными попытками?

Борде. Я предполагаю, что распространеніе животнаго царства идетъ постепенно, и ассимиляцію животныхъ нужно подготовлять, поэтому, чтобы имть успхъ въ такихъ опытахъ, слдовало бы начинать издалека и поработать сначала, надъ сближеніемъ животныхъ, поставивъ ихъ въ одинаковыя условія существованія.

Леспинасъ. Трудно будетъ довести человка до такого состоянія, чтобы онъ началъ щипать траву.

Борде. Но часто не трудно заставить его пить козье молоко, и козу легко заставить питаться хлбомъ. Я указалъ на козу по нкоторымъ особеннымъ соображеніямъ.

Леспинасъ. По какимъ?

Борде. Вы очень смлы! По такимъ… что изъ козъ мы сдлали бы сильную, умную, неутомимую и быстроногую породу превосходныхъ слугъ.

Леспинасъ. Очень хорошо, докторъ. Мн даже представляется, что за каретой вашихъ герцогинь торчитъ 5—6 огромныхъ нахальныхъ козлоногихъ, и это забавляетъ меня.

Борде. И мы не унижали бы больше нашихъ братьевъ, поручая имъ функціи, недостойныя ни ихъ, ни насъ.

Леспинасъ. Еще лучше.

Борде. Въ нашихъ колоніяхъ мы не ставили бы больше человка въ условія вьючнаго скота.

Леспинасъ. Скоре, докторъ, скоре садитесь за работу и создавайте намъ козлоногихъ слугъ.

Борде. И вы спокойно позволите это?

Леспинасъ. Но постойте: ваши козлоногіе, можетъ быть, будутъ разнузданными, развратными.

Борде. Не гарантирую, что они будутъ въ высокой степени нравственными

Леспинасъ. У честныхъ женщинъ не будетъ никакой гарантіи безопасности, они будутъ размножаться безъ конца, и со временемъ придется уничтожать ихъ или покоряться имъ. Я этого не хочу, не хочу. Будьте покойны.

Борде. (Уходя). А вопросъ о крещеніи ихъ?

Леспинасъ. Вызоветъ хорошую свалку въ Сорбонп.

Борде. Видли ли вы въ Королевскомъ саду въ стеклянной клтк орангъ-утанга, похожаго на……одного извстнаго отшельника?

Леспинасъ. Видла.

Борде. Кардиналъ Полиньякъ однажды сказалъ ему: ‘Заговори, и я крещу тебя’.

Леспинасъ. Итакъ, до свиданія, докторъ, не покидайте насъ навки, какъ вы длаете, а подумывайте, иногда, что я безумно люблю васъ. О, если бы кто-ни будь зналъ обо всхъ ужасахъ, о которыхъ вы разсказывали мн?

Борде. Я увренъ, что вы будете молчать.

Леспинасъ. На это не полагайтесь, я и слушаю то только для удовольствія потомъ передавать другимъ. Но еще одно слово, и я больше никогда не вернусь къ этому.

Борде. Что?

Леспинасъ. Откуда берутся такія ужасныя привычки?

Борде. У молодыхъ людей везд отъ слабости организаціи, у стариковъ отъ развращенности головы, у аинянъ отъ очарованія красоты, въ Рим отъ недостатка женщинъ, въ Париж отъ страха предъ сифилисомъ. До свиданія, до свиданія!

Сонъ Д’Аламбера.

Продолженіе разговора *)

Читайте также:

**Продолженіе разговора *)**