Разговор Д'Аламбера с Дидро, Дидро Дени, Год: 1769 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Философская библіотека изд. М. И. Семенова.— Философы-Матеріалисты.

Дэни Дидро.

Избранныя философскія произведенія.

Переводъ съ предисловіемъ Виктора Серёжникова.

Разговоръ Д’Аламбера съ Дидро.

(Написано въ 1769 г., опубликовано въ 1830 г.)

Предварительныя замчанія.

Въ одномъ изъ писемъ къ д-ц Воланъ, отъ 2 сентября 1769 г., Дидро замчаетъ: ‘Я, кажется, говорилъ намъ, что составилъ для логъ между Д’Аламберомъ и мной. Перечитывая его, я вздумалъ написать другой и написалъ. Собесдниками въ немъ являются бредящій во сн Д’Аламберъ, Борде и двица Леспинасъ, подруга Д’Аламбера. Заглавіе его: ‘Сонъ Д’Аламбера’. Нельзя допустить, что можно быть боле глубокимъ и боле безразсуднымъ. Къ нему я прибавилъ 5—6 страницъ, которыя въ состояніи поднять дыбомъ волосы у моей возлюбленной,— зато она никогда не увидитъ ихъ! Но васъ особенно удивитъ то, что въ немъ нтъ ни слова о религіи и ни одного неприличнаго слова. Вьюсь объ закладъ, что вы не догадаетесь, что это такое’.

11 сентября онъ снова возвращается къ этому предмету и говоритъ: ‘Если бы я захотлъ отдать предпочтеніе благородству тона предъ богатствомъ содержанія, я избралъ бы своими дйствующими лицами Демокрита, Гиппократа и Левкиппа, по узкія границы древней философіи стсняли бы мое стремленіе къ правдивости и я слишкомъ растерялся бы въ ней. Діалоги въ высокой степени сумасбродны и въ то же время философски весьма, глубоки. Я искусно вкладываю свои идеи въ уста бредящаго во сн человка: часто приходится придавать мудрости видъ безразсудства, чтобы открыть ей доступъ, — я выше цню замчаніе: ‘но это не такъ безсмысленно, какъ можно было бы подумать’, чмъ такое: ‘послушайте-ка, вотъ это весьма разумно’.

Несомннно, въ этихъ діалогахъ много очень разумнаго, очень врнаго, и Дидро обнаруживаетъ въ нихъ глубокія познанія въ области физіологіи, которая становилась тогда серьезной опытной наукой, и даже предвосхищаетъ выводы ея.

Дидро не опубликовалъ ихъ и давалъ читать немногимъ лицамъ. Даже у Нэжона не было копіи съ нихъ и въ своихъ Мемуарахъ Нэжопъ говоритъ о нихъ по замткамъ, сдланнымъ имъ по рукописи. Все-таки эти діалоги причинили двиц Леспинасъ большое огорченіе и чрезъ Д’Аламбера она осыпала Дидро горькими упреками. Дидро ршилъ сжечь свой трудъ, принести ‘жертву, говоритъ Нэжопъ, которой повелительно потребовалъ отъ него Д’Аламберъ, но которой на мст Дидро онъ самъ, можетъ быть, не принесъ бы’.

Дидро добросовстно исполнилъ свое ршеніе, что видно изъ препроводительнаго при его ‘Элементахъ физіологіи’ письма:

‘Я удовлетворилъ вашему желанію’, пишетъ онъ, ‘посколько трудность работы и короткій срокъ, данный мн, позволили это сдлать.

Надюсь, что исторія этихъ діалоговъ оправдаетъ ихъ недостатки.

Удовольствіе отдать себ отчетъ въ своихъ мнніяхъ вызвало ихъ на свтъ, нескромность нкоторыхъ лицъ извлекла ихъ изъ мрака неизвстности, встревоженная любовь пожелала ихъ уничтоженія, тиранническая дружба настояла на этомъ, а слишкомъ уступчивая согласилась, и они были разорваны. Вы хотли, чтобы я собралъ клочки, и я сдлалъ это…

Они представляютъ изъ себя не больше, какъ разбитую статую, но такъ разбитую, что почти не было возможности для скульптора возстановить ее. Вокругъ него кучи обломковъ, которыхъ онъ не могъ поставить на свое мсто…’

У насъ нтъ этого упоминаемаго здсь варіанта. ‘Элементы физіологіи’ являются лишь очень подробными и очень интересными замтками, которыя служили подспорьемъ для возстановленія его. Дидро, можетъ быть, во-время узналъ, что произведеніе, которое онъ считалъ уничтоженнымъ, не было таковымъ, и что если онъ пожертвовалъ подлинникомъ, то другіе сохранили копію его.

И это къ счастью для насъ, ибо, какъ онъ говоритъ въ цитируемомъ нами письм, ‘эти діалоги вмст съ нкоторыми записками по математик, которыя я, можетъ быть, когда-нибудь ршусь опубликовать, были единственными изъ всхъ моихъ произведеній, которыми я любовался’.

Діалоги впервые появились на свтъ въ четырехъ томахъ ‘Мемуаровъ’, опубликованныхъ въ 1830 г. Это несомннно т самые діалоги, которые Мейстеръ и Нэжонъ обозначали иногда слдующими заглавіями: ‘Разговоры о происхожденіи живыхъ существъ’, ‘О наблюденіи надъ феноменами живого тла’ и ‘О до знаніи физическаго человка’.

Разговоръ Д’Аламбера съ Дидро.

Д’Аламберъ. Я признаю: трудно допустить бытіе Существа, которое гд то пребываетъ и не сообщается ни съ одной точкой вселенной, которое безпространственно и занимаетъ пространство, вмщаясь въ каждой частиц его, которое своей сущностью отличается отъ матеріи и едино съ ней, слдуетъ за ней и приводитъ ее въ движеніе, оставаясь само неподвижнымъ, воздйствуетъ на нее и подвержено всмъ ея измненіямъ,— бытіе Существа, у котораго такая противорчивая природа и о которомъ я не имю ни малйшаго представленія. Но предъ тмъ, кто отвергаетъ его существованіе, встаютъ другія трудности: вдь, если эта чувствительность, которой вы надляете матерію, является общимъ и существеннымъ свойствомъ ея, то нужно предположить, что и камень чувствуетъ.

Дидро. Почему нтъ?

Д’Аламберъ. Трудно поврить этому.

Дидро. Да, для того, кто ржетъ его, точенъ, толчетъ и не слышитъ его крика.

Д’Аламберъ.— Мн хотлось бы знать, какая, по вашему мннію, разница между человкомъ и статуей, мраморомъ и тломъ.

Дидро. Очень незначительная. Изъ мрамора длается тло, изъ тла — мраморъ.

Д’Аламберъ. Но тло не то, что мраморъ.

Дидро. Какъ то, что вы называете живой силой, не то, что мертвая сила.

Д’Аламберъ. Не понимаю васъ.

Дидро. Объяснюсь. Перемщеніе тла съ одного мста на другое не есть движеніе, а только слдствіе его. Движеніе есть какъ въ движущемся тл, такъ и въ неподвижномъ.

Д’Аламберъ. Это — новый методъ воззрнія.

Дидро. Не мене врный. Уберите препятствіе съ пути неподвижнаго тла, и оно передвинется. Разрядите внезапно воздухъ, окружающій стволъ этого огромнаго дуба, и вода, содержащаяся въ дуб, подъ вліяніемъ внезапнаго расширенія, разорветъ его на сотни тысячъ частицъ. То же скажу я о вашемъ тл.

Д’Аламберъ. Такъ. Но какая связь между движеніемъ и чувствительностью? Ужъ не признаете ли вы существованіе дятельной чувствительности и инертной на подобіе живой и мертвой силы? Какъ живая сила проявляется при передвиженіи, а мертвая при давленіи, такъ дятельная чувствительность характеризуется у животнаго и, можетъ быть, у растенія извстными важными дйствіями, а въ наличности инертной чувствительности можно удостовриться при переход ея въ состояніе дятельной.

Дидро. Великолпно. Вы указали эту связь.

Д’Аламберъ. Такимъ образомъ, у статуи только инертная чувствительность, а человкъ, животное и, можетъ быть, растеніе одарены дятельной чувствительностью.

Дидро. Есть, несомннно, такая разница между кускомъ мрамора и тканью тла, но вы хорошо понимаете, что это не единственная разница.

Д’Аламберъ. По всей вроятности. Какъ бы человкъ ни походилъ по вншности на статую, между ихъ внутренними организаціями не существуетъ никакого соотношенія. Рзецъ самаго искуснаго скульптора не создастъ ни одной частицы тлеснаго покрова. Но есть очень простой способъ для превращенія мертвой силы въ живую, такой опытъ повторяется на нашихъ глазахъ сотни разъ на дню, между тмъ, я вовсе не знаю случая, чтобы тло переводили изъ состоянія инертной чувствительности въ состояніе чувствительности дятельной.

Дидро. Потому что вы не хотите знать. Это тоже обычное явленіе.

Д’Аламберъ. Тоже обычное? Скажите пожалуйста, что же это за явленіе?

Дидро. Я вамъ назову его, если вамъ не стыдно объ этомъ спрашивать. Это происходитъ всякій разъ, какъ вы дите.

Д’Аламберъ. Всякій разъ, какъ я мъ!

Дидро. Да. Что длаете вы, когда дите? Вы устраняете препятствія, мшающія проявленію въ продуктахъ дятельной чувствительности ихъ. Вы ассимилируете продукты, длаете изъ нихъ тло, одушевляете ихъ, длаете ихъ чувствительными, и то, что вы продлываете съ продуктами, я продлаю, когда угодно, съ мраморомъ.

Д’Аламберъ. Какимъ образомъ?

Дидро. Какимъ образомъ? Сдлаю его съдобнымъ.

Д’Аламберъ. Сдлать мраморъ съдобнымъ,— это, кажется, нелегко.

Дидро. Это ужъ мое дло… Я беру вотъ эту статую, кладу ее въ ступку и пестомъ…

Д’Аламберъ. Потише, пожалуйста: это шедевръ Фальконэ. Если бы это было произведеніе Юэза {Членъ Академіи скульптуры, авторъ статуи Мопертю и (отца) въ церкви St.-Roch, объ этой стату говорилъ Гриммъ: ‘Она обезсмертитъ не имя Юэза, а имя отца Мопертюи’.}, или кого-нибудь другого…

Дидро. Для Фальконэ это ничего не значитъ: за статую заплачено, а съ общественнымъ мнніемъ онъ мало считается, отзывъ же потомства вовсе не интересуетъ его {Намекъ на мысль, которую защищалъ Фальконэ въ своей корреспонденціи съ Дидро.}.

Д’Аламберъ. Ну, начинайте же толочь.

Дидро. Превративъ кусокъ мрамора въ мельчайшій порошокъ, я ссыпаю его въ черноземную или плодородную почву, смшиваю, поливаю, оставляю гнить годъ, два, сто лтъ,— время для меня не важно. Когда вся эта смсь претворится въ матерію, почти однородную, въ черноземъ, — знаете ли вы, что я сдлаю?

Д’ Аламберъ. Увренъ, что не будете сть черноземъ.

Дидро. Нтъ, но есть какая-то связь между мной и черноземомъ, что то сближающее насъ, какой-то, какъ сказалъ бы химикъ, latus.

Д’Аламберъ. И этотъ latus — растеніе?

Дидро. Очень хорошо. Я засваю черноземъ горохомъ, бобами, капустой и другими бобовыми растеніями. Растенія питаются землею, а я питаюсь растеніями.

Д’Аламберъ. Врно это или нтъ, по мн правится этотъ переходъ отъ мрамора къ чернозему, отъ чернозема къ растительному царству и отъ послдняго къ царству животныхъ, къ тлу.

Дидро. Слдовательно, я создаю тло или душу, какъ говоритъ моя дочь, матерію дятельно-чувствительную, и если я не разршаю предложенной вамъ проблемы, то, во всякомъ случа, я очень близокъ къ ея разршенію, ибо вы согласитесь со мной, что между кускомъ мрамора и чувствующимъ существомъ большее разстояніе, чмъ между чувствующимъ и мыслящимъ существами.

Д’Аламберъ. Согласенъ. И все-таки чувствующее существо не есть еще мыслящее.

Дидро. Преледе, чмъ перейти къ дальнйшему, позвольте мн разсказать исторію одного изъ величайшихъ геометровъ Европы. Чмъ сначала было это замчательное существо? Ничмъ.

Д’Аламберъ. Какъ ничмъ? Изъ ничего нельзя ничего сдлать.

Дидро. Вы понимаете слишкомъ буквально. Я хочу сказать, что прежде, чмъ его мать, прекрасная и преступная канонисса Тэнсэнъ {Мать Д’Аламбера.}, достигла зрлаго возраста, прежде, чмъ военный Латушъ сталъ юношей, молекулы, изъ которыхъ должны были формироваться первичные зачатки моего геометра, были разсяны въ незрлыхъ и хрупкихъ машинахъ ихъ обоихъ, фильтрировались въ лимф, циркулировали вмст съ кровью до тхъ поръ, пока, наконецъ, не помстились въ назначенныхъ для ихъ соединенія резервуарахъ,— въ яичник его отца и матери. Вотъ это рдкостное зерно сформировано, вотъ оно введено по фаллопіевымъ трубамъ, по общему признанію, въ матку и прикрплено къ ней длиннымъ стебелькомъ, послдонательный ростъ и развитіе привели его въ состояніе зародыша, вотъ наступилъ моментъ выхода зародыша изъ мрачнаго заключенія, вотъ онъ рожденъ, брошенъ на паперти St.-Jean-le-Rond, отъ котораго онъ получилъ свое имя, взятъ изъ родовоспитательнаго дома, выкормленъ грудью, доброй стекольщицы, г-жи Руссо, выросъ крпкій тломъ и душой, сталъ литераторомъ, инженеромъ, геометромъ. Чмъ обусловливается все это? Принятіемъ пищи и другими чистомеханическими дйствіями. Вотъ въ четырехъ словахъ общая формула, шьте, переваривайте, перегоняйте in vasi licito и fiat homo secundum artem.

И тому, кто сталъ бы излагать въ Академіи процессъ образованія человка или животнаго, пришлось бы прибгать только къ матеріальнымъ агентамъ, послдовательнымъ результатомъ дйствія которыхъ являлось бы существо инертное, чувствующее, мыслящее, разршающее проблему прецессіи равноденствій, величественное, достойное удивленія, старющее, угасающее, умирающее, разлагающееся и возвращающееся въ землю.

Д’Аламберъ. Вы, слдовательно, не врите въ предустановленные {Собственно: предсуществующіе (prexistant) но въ нашей литератур чаще встрчается терминъ, ‘предустановленный’. Перев.} зародыши?

Дидро. Нтъ.

Д’Аламберъ. Ахъ, какъ это хорошо!

Дидро. Это не согласуется ни съ опытомъ, ни съ разумомъ: опытъ безуспшно ищетъ ихъ въ яйц и у большинства животныхъ до извстнаго возраста, а разумъ учитъ, что въ природ есть предлъ длимости матеріи, хотя мысленно она длима до безконечности, а потому ни съ чмъ несообразно представленіе о томъ, что въ атом содержится вполн сформированный слонъ, а въ атом этого снова — другой слонъ и такъ дале до безконечности.

Д’Аламберъ. Но безъ нихъ невозможно объяснить появленіе перваго поколнія животныхъ.

Дидро. Если васъ смущаетъ вопросъ о пріоритет яйца предъ курицей, или курицы предъ яйцомъ, то это происходитъ оттого, что вы предполагаете животныхъ въ начал такими же, какими мы ихъ видимъ теперь. Какая безсмыслица! Вдь совершенно же неизвстно, чмъ они были прежде, равно, какъ неизвстно и то, чмъ они будутъ впослдствіи. Невидимый червячокъ, который возится въ грязи, находится, можетъ быть, на пути къ превращенію въ большое животное, а огромное животное, которое ужасаетъ насъ своей громадой, является, можетъ быть, необычнымъ, мимолетнымъ произведеніемъ нашей планеты и превратится, можетъ быть, въ червячка.

Д’Аламберъ. Какъ это такъ?

Дидро. Я сказалъ бы вамъ… Но это отвлечетъ насъ въ сторону отъ предмета нашей дискуссіи.

Д’Аламберъ. Такъ что же изъ этого? Отъ насъ зависитъ вернуться или не вернуться къ нему.

Дидро. Позволите ли вы отступить мн на нсколько тысячелтій назадъ?

Д’Аламберъ. Отчего нтъ? Для природы время ничто.

Дидро. Вы, слд., соглашаетесь, чтобы я потушилъ наше солнце?

Д’Аламберъ. Тмъ охотне, что до него другія потухали.

Дидро. Солнце потухло. Что же произойдетъ? Планеты и животныя погибнутъ и земля превратится въ нмую пустыню. Зажгите вновь это свтило, и въ мигъ возстановится дйствіе причины, необходимой для зарожденія безконечной цпи новыхъ поколній, и я не осмлился бы утверждать: возродятся или не возродятся, спустя вка, современныя намъ животныя и растенія.

Д’Аламберъ. Но почему бы однимъ и тмъ же элементамъ, разсяннымъ во вселенной, не дать однихъ и тхъ же результатовъ, когда они соединятся?

Дидро. Потому что все зависитъ отъ природы, и кто въ своихъ построеніяхъ предполагаетъ какой-нибудь новый феноменъ или вводитъ одинъ изъ моментовъ прошлаго, тотъ возсоздаетъ новый міръ.

Д’Аламберъ. Глубокій мыслитель не станетъ отрицать это. Но — чтобы вернуться къ человку, которому отведено мсто въ общемъ порядк — припомните, что мы остановились на переход отъ чувствующаго существа къ мыслящему.

Дидро. Припоминаю.

Д’Аламберъ. Откровенно скажу, вы много обяжете меня, выведя меня изъ этого затрудненія. Я немного забгаю впередъ въ своихъ мысляхъ.

Дидро. Если бы мн не удалось до конца развить свою мысль, разв на основаніи этого можно было бы что-нибудь возразить противъ совокупности безспорныхъ фактовъ?

Д’Аламберъ. Ничего, намъ пришлось бы только задержаться на нсколько минутъ на этомъ вопрос!

Дидро, И позволительно ли изобртать какого-то противорчиваго въ своихъ аттрибутахъ агента, какое-то непонятное, лишенное смысла слово, чтобы итти дальше?

Д’Аламберъ. Нтъ.

Дидро. Можете ли вы сказать, въ чемъ выражается бытіе чувствующаго существа по отношенію къ самому себ?

Д’Аламберъ. Въ сознаніи себя таковымъ съ перваго момента пробужденія его мышленія и до настоящаго времени.

Дидро. А на чемъ основано это сознаніе?

Д’Аламберъ. На памяти о своихъ дйствіяхъ.

Дидро. А что было бы, если бы не было памяти?

Д’Аламберъ. Безъ памяти не было бы сознанія себя, такъ какъ, чувствуя свое существованіе только въ моментъ воспріятія ощущенія, существо не имло бы исторіи своей жизни. Его жизнь представляла, бы изъ себя безпрерывный рядъ чувствованій, ничмъ не связанныхъ между собою.

Дидро. Очень хорошо. А что такое память? откуда происходитъ она?

Д’Аламберъ. Отъ опредленной организаціи, которая сначала растетъ и крпнетъ, потомъ слабетъ и въ извстный моментъ цликомъ погибаетъ.

Дидро. Если существо, которое чувствуетъ и иметъ такую способную къ памяти организацію, связываетъ получаемыя ощущенія, создаетъ, благодаря этой связи, исторію своей жизни и пріобртаетъ сознаніе своего я, то, слдовательно, оно можетъ отрицать, утверждать, заключать, мыслить.

Д’Аламберъ. Кажется, такъ, у меня остается одно только затрудненіе,

Дидро. Вы ошибаетесь: у васъ остается ихъ гораздо больше.

Д’Аламберъ. Но главное одно, мн кажется, что мы можемъ мыслить заразъ только объ одной вещи, и, чтобы составить, не скажу, безконечную цпь разсужденій, охватывающихъ въ своемъ развитіи тысячи идей, по одно простое предложеніе, нужно, пожалуй, имть на лицо слдующее условіе: предметъ долженъ повидимому оставаться какъ бы передъ взорами разума все время, пока разумъ занятъ разсмотрніемъ его свойства, наличность котораго онъ подтвердитъ или отвергнетъ.

Дидро. Я того же мннія. Это-то обстоятельство заставляло меня иногда сравнивать фибры нашихъ органовъ съ чувствительными вибрирующими струнами. Чувствительная вибрирующая струпа дрожитъ, звучитъ еще долго спустя посл того, какъ ударили по ней. Вотъ, именно, такое дрожаніе, нчто въ род такого резонанса необходимо для того, чтобы предметъ стоялъ предъ разумомъ въ то время, какъ разумъ занятъ разсмотрніемъ присущаго ему свойства. Но вибрирующія струны имютъ еще другое свойство: он заставляютъ звучать другія струны, и точно такимъ же образомъ первая мысль вызываетъ вторую, он об — третью, вс три — четвертую и т. д., такъ что нельзя поставить границъ мыслямъ, пробуждающимся и сцпляющимся въ голов у философа, который размышляетъ или прислушивается къ своимъ мыслямъ въ тиши полумрака. Этотъ инструментъ длаетъ удивительные скачки, и пробудившаяся мысль вызываетъ иногда цлую гармонію мыслей, стоящихъ съ первоначальной въ непонятной связи. Если такое явленіе наблюдается у звуковыхъ струнъ, инертныхъ и отдленныхъ другъ отъ друга, то почему бы не имть ему мста среди точекъ, одаренныхъ жизнью и связанныхъ между собою, среди фибръ, безпрерывныхъ и одаренныхъ чувствительностью?

Д’Аламберъ. Если это и неврно, то, во всякомъ случа, очень остроумно. Но мн хочется думать, что вы незамтно сталкиваетесь съ затрудненіемъ, котораго вы хотли избжать.

Дидро. Съ какимъ?

Д’Аламберъ. Вы не миритесь съ мыслью о существованіи двухъ различныхъ субстанцій.

Дидро. Я не скрываю этого.

Д’Аламберъ. Присмотрвшись поближе, вы увидите, что изъ ума философа вы длаете существо, отличное отъ инструмента, нчто въ род музыканта, который прислушивается къ вибрирующимъ струнамъ и высказывается въ то же время на счетъ согласованности или несогласованности ихъ звуковъ.

Дидро. Возможно, что я далъ вамъ поводъ къ такому возраженію, котораго вы, можетъ быть, не сдлали бы, если бы приняли въ соображеніе разницу, существующую между инструмеитомъ-философомъ и музыкальнымъ инструментомъ. Инструментъфилософъ одаренъ чувствительностью, онъ — музыкантъ и инструментъ въ одно и то же время. Какъ въ существ чувствующемъ, въ немъ возникаетъ сознаніе звука тотчасъ же, какъ только онъ производитъ его, а какъ животное, онъ удерживаетъ его въ памяти. Эта органическая способность, связывающая въ немъ звуки, производитъ и сохраняетъ въ немъ мелодію. Предположите музыкальный инструментъ, одаренный чувствительностью и памятью, и скажите, разв онъ самостоятельно не будетъ повторять арій, которыя вы раньше исполнили на его клавишахъ. Мы — инструменты, одаренные чувствительностью и памятью. Наши чувства — клавиши, по которымъ ударяетъ окружающая насъ природа и которые часто ударяютъ сами по себ, вотъ что, но моему мннію, происходитъ въ музыкальномъ инструмент, организованномъ такъ, какъ вы и я. Причиной, лежащей въ инструмент или вн его, вызывается извстное впечатлніе, отъ впечатлнія рождается ощущеніе, боле или мене длительное, такъ какъ невозможно представить, чтобы оно возникало и замирало въ недлимо-кратчайшій мигъ, за нимъ слдуетъ другое впечатлніе, причина котораго равнымъ образомъ кроется вн или внутри инструмента, другое ощущеніе и голоса, выражающіе ихъ въ естественныхъ или условныхъ звукахъ.

Д’Аламберъ. Понимаю. Слдовательно, если бы этотъ чувствующій и одушевленный инструментъ былъ къ тому же одаренъ способностью питаться и воспроизводиться, онъ жилъ бы и производилъ бы, одинъ или вмст со своей самкой, маленькіе одаренные жизнью и звучащіе Музыкальные инструменты.

Дидро. Безъ сомннія. Что же иное, по-вашему, представляютъ изъ себя зябликъ, соловей, музыкантъ, человкъ? И какую иную разницу находите вы между чижомъ и органчикомъ, съ помощью котораго чижъ научается пть? Возьмите, напр., яйцо. Оно ниспровергаетъ вс теологическія школы и храмы на земл. А что такое яйцо? Безчувственная масса, пока не введенъ туда зародышевый пузырекъ, а когда онъ введенъ туда, что оно представляетъ изъ себя? Опять таки безчувственную массу, такъ какъ зародышевый пузырекъ самъ по себ является лишь инертной и простой жидкостью. Что можетъ сообщить этой масс другую организацію, чувствительность, жизнь? Теплота. Что создастъ теплоту? Движеніе. Каковы будутъ послдовательные эффекты движенія? Не торопитесь отвчать, присядьте и будемъ наблюдать за стадіями развитія. Сначала это — колеблющаяся точка, затмъ — ниточка, которая растягивается, окрашивается, потомъ — формирующееся тло, у котораго появляется клювъ, концы крыльевъ, глаза, лапки, желтоватая матерія, которая развертывается и производитъ внутренности, наконецъ, это — животное. Животное движется, волнуется, кричитъ, я слышу его крики сквозь скорлупу, оно покрывается пушкомъ, видитъ. Отъ тяжести голова его качается, клювъ постоянно приходитъ въ соприкосновеніе съ внутренней оболочкой его тюрьмы. Но вотъ оболочка пробита: оно выходитъ, бгаетъ, летаетъ, раздражается, отбгаетъ, приближается, жалуется, страдаетъ, любитъ, желаетъ, наслаждается, оно подвержено такимъ же аффектамъ и совершаетъ такія же дйствія, какъ и вы. Будете ли вы вмст съ Декартомъ утверждать, что это настоящая одаренная способностью подражанія машина? Но дти осмютъ васъ, а философы возразятъ вамъ, что если это машина, то вы тоже машина. Если вы признаете, что между животнымъ и вами разница только въ организаціи, вы обнаружите здравый смыслъ и разумность, вы окажетесь добросовстнымъ мыслителемъ, по отсюда сдлаютъ противъ васъ тотъ выводъ, что инертная матерія, извстнымъ образомъ расположенная, пропитанная другой инертной матеріей, теплотой и движеніемъ, получаетъ чувствительность, жизнь, память, сознаніе, страсти, мысль. И вамъ придется остановиться на одномъ изъ двухъ выводовъ: либо представить себ наличность въ инертной масс яйца скрытаго элемента, который ждетъ процесса развитія, чтобы обнаружить свое присутствіе, либо предположить, что въ опредленный моментъ развитія этотъ невидимый элементъ проникаетъ туда чрезъ скорлупу. Но что это за элементъ? Занимаетъ онъ пространство или нтъ? Какъ онъ проникаетъ туда или развертывается тамъ, не двигаясь? Гд былъ онъ? Что длалъ тамъ или гд-нибудь въ другомъ мст? Былъ ли онъ созданъ въ моментъ необходимости или существовалъ раньше и ждалъ жилища? Въ качеств однороднаго тла онъ былъ матеріальнымъ, въ качеств разнороднаго онъ не сознаетъ ни своей инертности до процесса развитія, ни своей энергіи въ развившемся животномъ. Доврьтесь себ и вы проникнетесь сожалніемъ къ своей особ: вы почувствуете, что для того, чтобы не допустить простого все объясняющаго предположенія — чувствительности, какъ общаго свойства матеріи или продукта организаціи, вы противорчье здравому смыслу и низвергаетесь въ пропасть, полную тайнъ, противорчій и абсурдныхъ выводовъ.

Д’Аламберъ. Предположеніе! Легко сказать. Но если это свойство по существу своему несовмстимо съ матеріей?

Дидро. А откуда вы знаете, что чувствительность по существу своему несовмстима съ матеріей, — вы, который не знаетъ сущности какой бы то ни было вещи: ни матеріи, ни чувствительности? Разв вашему разуму въ большей степени доступно пониманіе природы движенія, его существованія въ тл и перехода изъ одного тла въ другое?

Д’Аламберъ. Не понимая ни природы чувствительности, ни природы матеріи, я вижу, что чувствительность свойство простое, единое, недлимое и несовмстимое съ предметомъ или членомъ длимымъ.

Дидро. Метафизико теологическая галиматья. Какъ? Разв вы не видите, что вс свойства, вс осязаемыя формы, въ которыя облекается матерія, по существу недлимы? Не существуетъ ни больше ни меньше непроницаемости. Существуетъ половина круглаго стола, но несуществуетъ половины круглоты, существуетъ движеніе въ большей или меньшей степени, по движенія, какъ понятія, нтъ ни въ большей, ни въ меньшей степени, не существуетъ ни половины, ни трети, ни четверти головы, уха, пальца, равно какъ половины, трети, четверти мысли. Если во вселенной нтъ молекулы, похожей на другую, а въ молекул нтъ точки, похожей на другую точку, то согласитесь, что даже атомъ одаренъ свойствомъ недлимости, недлимой формой, согласитесь, что длимость несовмстима съ сущностью формъ, потому что она уничтожаетъ ихъ. Будьте физикомъ и примиритесь со слдствіемъ, когда оно возникаетъ на вашихъ глазахъ, хотя вы и не можете объяснить связи его съ причиной. Слдуйте правиламъ логики и не подставляйте на мсто одной причины, которая существуетъ и все объясняетъ, другую, которая не понятна, связь которой со слдствіемъ еще мене понятна, которая таитъ въ себ безконечное множество трудностей и не разршаетъ ни одной изъ нихъ.

Д’Аламберъ. Такъ что же, если я откажусь отъ этой причины?

Дидро. Останется признать существованіе только одной субстанціи во вселенной, въ человк, въ животномъ. Органчикъ для чижа сдланъ изъ дерева, человкъ — изъ тла, чижъ — изъ тла, музыкантъ тоже изъ тла, только иначе организованъ, но оба они одного происхожденія, одной формаціи, съ одинаковыми функціями и ждетъ ихъ одинъ конецъ.

Д’Аламберъ. Но какъ же устанавливается условность звуковъ между вашими двумя музыкальными инструментами?

Дидро. Если животное — чувствующій инструментъ, совершенно похожее на другое животное, одной съ нимъ конформаціи, съ одними и тми же струнами, одинаково съ нимъ подверженное радости, боли, голоду, жажд, болзни, удивленію, ужасу, то невозможно допустить, чтобы на полюс или подъ экваторомъ оно издавало различные звуки. Поэтому-то вы находите почти одинаковыя междометія во всхъ мертвыхъ и живыхъ языкахъ. Происхожденіе условныхъ звуковъ слдуетъ объяснить необходимостью и сродствомъ. Чувствующій инструментъ или животное по опыту узнало, что, когда оно издавало опредленный звукъ, за нимъ слдовалъ вн его опредленный результатъ, что, напр., другіе подобные ему чувствующіе инструменты или животныя подходили, уходили, просили, давали, обижали, ласкали, и вс такіе результаты связывались въ его памяти и въ памяти другихъ для образованія звуковъ. Замтьте, что люди въ общеніи между собою прибгаютъ только къ звукамъ и дйствіямъ. А чтобы признать за моей системой всю присущую ей силу, замтьте еще то, что она считается съ той непреоборимой трудностью, на которую натолкнулся Беркли въ вопрос о существованіи вещей. Однажды въ минуту бреда чувствующій инструментъ вообразилъ, что онъ единственный инструментъ въ мір и что вся міровая гармонія происходитъ въ немъ.

Д’Аламберъ. По этому поводу многое можно сказать.

Дидро. Это врно.

Д’Аламберъ. Напр., не совсмъ понятно, какъ, согласно вашей систем, мы образуемъ силлогизмы и выводимъ слдствія.

Дидро. Мы не выводимъ ихъ: вс они выводятся природой. Мы только регистрируемъ соприкасающіяся, извстныя намъ изъ опыта явленія, между которыми существуетъ необходимая или условная связь,— необходимая въ математик, физик и др. точныхъ наукахъ, условная — въ морали, въ политик и др. неточныхъ наукахъ.

Д’Аламберъ. Разв связь между явленіями въ одномъ случа мене необходима, чмъ въ другомъ?

Дидро. Нтъ, по причина подвержена слишкомъ многимъ особымъ, ускользающимъ отъ нашего вниманія колебаніямъ, чтобы можно было безошибочно разсчитывать на ожидаемое отъ нея слдствіе. Что обида приведетъ въ гнвъ вспыльчиваго человка,— объ этомъ мы можемъ сказать съ меньшей увренностью, чмъ о томъ, что какое-нибудь мельчайшее тло, при прикосновеніи, вызоветъ въ немъ нкоторое движеніе.

Д’Аламберъ. А что вы скажете объ аналогіи?

Дидро. Въ самыхъ сложныхъ случаяхъ аналогія не что иное, какъ тройное правило въ примненіи къ одаренному чувствительностью инструменту. Если за извстнымъ въ природ явленіемъ слдуетъ другое извстное явленіе, то спрашивается, каково будетъ четвертое явленіе, которое соотвтствовало бы третьему, данному природой или вымышленному въ подражаніе природ? Если копье обыкновеннаго воина длиною въ десять футъ, какой длины будетъ копье Аякса? Если я могу бросить четырехфунтовымъ камнемъ, то Діомедъ долженъ метнуть цлую каменную глыбу. Размры шаговъ боговъ и скачковъ ихъ лошадей будутъ въ соотвтствующемъ воображаемомъ отношеніи роста боговъ къ росту человка. Аналогія, это четвертая струна, созвучная и соотвтствующая тремъ другимъ, резонанса которыхъ ожидаетъ животное, этотъ резонансъ всегда происходитъ въ немъ, но не всегда въ природ. Поэту нтъ до этого никакого дла, для него онъ тмъ не мене существуетъ. Иное дло для философа: ему необходимо спросить природу, которая часто даетъ явленіе, совершенно отличное отъ того, которое онъ предполагалъ, и тогда онъ замчаетъ, что аналогія ввела его въ заблужденіе.

Д’Аламберъ. Adieu, мой другъ, спокойной ночи.

Дидро. Вы шутите, но вамъ приснится этотъ разговоръ, если же онъ не оставитъ въ васъ прочнаго слда, тмъ хуже для васъ,— вы будете принуждены придерживаться очень вздорныхъ гипотезъ.

Д’ Аламберъ. Вы ошибаетесь: лягу я скептикомъ и встану скептикомъ.

Дидро. Скептикомъ! Разв существуютъ скептики?

Д’ Аламберъ. Что за вопросъ? Уже не будете ли вы убждать меня, что я не скептикъ? Кто же знаетъ это лучше меня?

Дидро. Подождите минутку.

Д’Аламберъ. Поскоре, мн хочется спать.

Дидро. Я буду кратокъ. Думаете ли вы, что есть хотя одинъ спорный вопросъ, при обсужденіи котораго были бы у человка въ одинаковой мр вскіе доводы за и противъ?

Д’Аламберъ. Нтъ, это было бы положеніе Буриданова осла.

Дидро. Въ такомъ случа не существуетъ скептиковъ, такъ какъ, за исключеніемъ математическихъ вопросовъ, гд ни въ малйшей степени неумстно колебаніе, во всхъ остальныхъ умстны за и противъ, и никогда нтъ между ними равновсія, невозможно допустить, чтобы всы, на которыхъ вы взвшиваете за и противъ, не склонялись въ ту сторону, гд, по вашему предположенію, больше вроятія.

Д Аламберъ. Но я вижу утромъ вроятіе на правой сторон, а посл обда на лвой.

Дидро. Т. е. утромъ вы настроены догматически за, а посл обда догматически противъ.

Д Аламберъ. А вечеромъ, когда я вспоминаю скоропалительность своихъ ршеній, я ни во что не врю: ни въ утреннее за, ни въ послобденное противъ.

Дидро. Т. е. вы не помните, за какимъ изъ двухъ мнній, между которыми вы колебались, остается перевсъ, этотъ перевсъ вамъ кажется слишкомъ ничтожнымъ, чтобы фиксировать прочное сужденіе, и вы ршаете не заниматься больше такими спорными предметами, предоставить разршеніе ихъ другимъ, а самому не вмшиваться въ споръ.

Д’Аламберъ. Это возможно.

Дидро. Но если бы кто-нибудь отвелъ васъ въ сторону и подружески спросилъ, къ какому ршенію вамъ по совсти легче всего склониться, разв вы затруднились бы отвтить и изобразили бы изъ себя Буриданова осла?

Д’ Аламберъ. Думаю, что нтъ.

Дидро. Такъ вотъ, другъ мой, если вы хорошо подумаете объ этомъ, вы найдете, что во всемъ нашимъ истиннымъ мнніемъ является не то, надъ принятіемъ котораго мы никогда не колебались, а то, къ которому мы пришли самымъ обычнымъ путемъ.

Д’ Аламберъ. Кажется, вы правы.

Дидро. И мн тоже кажется. Добрый вечеръ, мой другъ, и memento quia pulvis es, etin pulverem reverteris (помни, что ты прахъ и въ прахъ возвратишься).

Д’Аламберъ. Это печально.

Дидро. И необходимо. Дайте человку, не скажу, безсмертіе, а только вдвое большую продолжительность жизни, и вы увидите, что случится.

Д’Аламберъ. Чего же вы хотите? Но какое мн дло до всего этого? Что бы ни случилось, а я хочу спать. Добрый вечеръ!

Разговоръ Д’Аламбера съ Дидро.

Предварительныя замчанія.

Разговоръ Д’Аламбера съ Дидро.

Читайте также: