С Невского берега, Минаев Дмитрий Дмитриевич, Год: 1868

Время на прочтение: 15 минут(ы)

СЪ НЕВСКАГО БЕРЕГА.

(Общественныя и литературныя замтки и размышленія.)

I.

Новый ежемсячный журналъ ‘Заря’ и его объявленіе.— Опытъ комическаго либретто.— Иностранные писаки о Россіи и наши россійскіе клеветники.— Новые люди и старые писатели.— Послднее слово о ‘новомъ русскомъ человк’.— Дортуарные наши беллетристы и ихъ патріархъ и родоначальникъ . едоровъ.— О великодушіи публики и ея капризахъ.— Смоленское пораженіе г. Скарятина.— Нашъ новый Діогенъ-взяточникъ.— Справочный словарь для народнаго чтенія.— Литературныя новости.

‘Драматическій писатель, сказалъ Скрибъ, прежде всего долженъ обладать умньемъ во время опускать занавсъ’.
Это замчаніе, не смотря на его видимую простоту, чрезвычайно тонко. Умнье во время останавливаться, во время недоговорить — можно считать однимъ изъ главныхъ свойствъ чуткаго и сдержаннаго художника.
Въ русскихъ литературныхъ дятеляхъ нашего времени особенно чувствуется полнйшее отсутствіе этого драгоцннаго свойства — кстати помолчать. У нихъ не только нтъ умнья во время опустить занавсъ, но часто даже не хватаетъ догадки — вовсе не подымать его.
Къ тормозящей части нашей журналистики совершенно приложимо мнніе Томаса Карлейля о французахъ: ‘имъ нечего сказать, а говорить хочется…
Это ироническое замчаніе даже идетъ больше къ намъ, чмъ къ французамъ.
Люди вообще не умютъ во время останавливаться и сказать: ‘довольно’! Тургеневъ, писатель, который боле чмъ другой одаренъ художественнымъ инстинктомъ, чуть чуть было этого не понялъ, написавъ свое ‘Довольно’, но потомъ измнилъ себ и началъ забалтываться въ своихъ послдующихъ произведеніяхъ. Нашъ старый беллетристъ, г. Гончаровъ, десять лтъ предается молчанію и это молчаніе становится въ нашихъ глазахъ почтеннымъ: сплъ, думаемъ мы, человкъ свою псенку и добросовстно закрылъ свою чернильницу. Но не тутъ-то было, совершенно неожиданно узнаемъ мы, что изъ чернильницы этой двнадцать лтъ выползалъ новый романъ, что мы очутились передъ ‘Обрывомъ’… Заскрипли ржавые блоки, перепутались веревки и занавсъ опустился только до половины. Представленіе кончилось, а піеса все-таки за чмъ-то тянется, и партеръ не знаетъ, что ему длать: хать домой или оставаться въ креслахъ.
Въ настоящее время передъ нашими глазами началось очень веселое и новое ‘театральное представленіе’ и на немъ мы остановимъ свое вниманіе…
Занавсъ поднимается…
Но позвольте… Прежде всего нужно сказать нсколько пояснительныхъ словъ. Мы должны теперь повести рчь о новомъ ежемсячномъ журнал ‘Заря’ и о ея редактор г. Кашпирев. Хотя г. Кашпиревъ не драматическій писатель (онъ вовсе не писатель даже), но его объявленіе о ‘Зар’ само по себ есть уже прологъ веселой современной оперетки и по этому прологу мы смло можемъ заключить, что дальнйшія представленія ‘Зари’ будутъ еще забавне и убьютъ и ‘Орфея въ аду’ и ‘Елену прекрасную’. Бенефиціантъ новой оперетки, въ пользу котораго будетъ даваться комическая пьеса ‘Заря’ или ‘разшалившіеся старички’, употребилъ все свое стараніе на то, чтобъ объявленіе его о журнал возбуждало общее веселье и хохотъ. Чтобъ этого достигнуть, г. Кашпиревъ во 1-хъ, напечаталъ ‘взглядъ и нчто’ вообще о журнальномъ дл. (Что оно написано намренно комически — мы это увидимъ дальше). Во 2-хъ, г. Кашпиревъ сдлалъ въ своемъ объявленіи самую остроумную подтасовку именъ своихъ сотрудниковъ, и въ 3-хъ, наконецъ, въ заключеніе своего пролога проплъ веселенькій дуэтъ съ книгопродавцемъ Базуновымъ.

II.

Буквально придерживаясь объявленія ‘Зари’, я не хочу отказать себ въ удовольствіи изложить теперь въ драматической форм вс измышленія и общанія г. Кашпирева. Предлагаю на судъ читателей прологъ трагикомическаго волшебнаго представленія:

ЗАРЯ ИЛИ РАСШАЛИВШЕСЯ СТАРИЧКИ’.

Дйствующіе: г. Кашпиревъ и его сотрудники. Книгопродавецъ Базуновъ, публика партера и раекъ.

Занавсъ поднимается… Выходитъ г. Кашпиревъ съ объявленіемъ объ изданіи ‘Зари’.

Кашпиревъ (къ райку).

Я издаю для васъ ‘Зарю’.

Раекъ.

Благодарю! Благодарю!

Хоръ.

Ты ‘Зарею’ всхъ насъ разбуди,—
Безъ ‘Зари’ наша публика спитъ.

Кашпиревъ (ударяя себя въ грудь).

Утро дышатъ вотъ въ этой груди
И ‘Заря’ за себя постоитъ…
Прошу теперь вниманія. (Читаетъ объявленіе Зари.)
‘Ежемсячный журналъ иметъ въ нашей литератур значеніе, сложившееся исторически’…
Александръ Качъ. Очень дльная мысль! Она приложима и къ моей дятельности. Я тоже могу сказать: ‘публикаціи о подстаканникахъ имютъ въ нашей жизни значеніе, ‘ сложившееся исторически’. Очень, очень не дурно…

Кашпиревъ (Качу).

Спастись нельзя отъ ‘общихъ мстъ’,
Любезный мой собратъ.

Качъ (Кашпиреву).

Ты справедливъ! я твой Орестъ,
Ты — мой Пиладъ, Пиладъ!…
Кашпиревъ (читаетъ). ‘Какъ же мы смотримъ на журнальное дло? Какой журналъ, по нашему мннію, въ настоящую минуту ‘былъ вполн достоинъ своего положенія?’ (Вдохновляясь, импровизируетъ)
Журналъ ретроградный,
Рутинный журналъ!
Чтобъ мракъ непроглядный
Онъ вкругъ расточалъ,
Чтобъ онъ увлекался
Прогрессомъ слегка,
Чтобъ онъ издавался,
Какъ органъ… райка.
Раекъ. Браво! Вотъ угодилъ! Молодецъ!.. (Рукоплесканія)
Кашпиревъ (читаетъ). ‘Прежде всего, мы не будемъ открывать никакой Англіи или Америки’…

Хоръ публики.

Сначала вы взялись за умъ бы,
Укоротить вамъ нужно прыть:
Постойте! вы вдь не Колумбы,
Чтобъ вамъ Америку открыть…

Голосъ изъ креселъ.

Себя съ Колумбомъ онъ сравнилъ…
Чтожь, можетъ съ нимъ вступить онъ въ состязанье:
Колумбъ Америку открылъ,
А Кашпиревъ… подписку на изданье.
Кашпиревъ (читаетъ). Мы не выступаемъ съ проповдью новыхъ, самоновйшихъ началъ… Это блужданіе по разнымъ втрамъ, имвшее свою историческую необходимость и важность, едва ли не должно прекратиться въ силу естественнаго хода вещей’…

Хоръ райка.

Начинайте статьями журналъ
На обумъ,
И страшитесь ‘новйшихъ началъ’…
Бумъ! Бумъ!
Пишите гиль,
Стихи безъ метра,
Любите штиль
И бойтесь втра.
Кашпиревъ (читаетъ, стараясь иронически улыбаться). ‘Благодаря усиліямъ нашей литературы, кажется, уже вс Англіи и Америки открыты — и самыя диковинныя начала проповданы (съ экстазомъ.)
На родин, блуждая, какъ во тьм,
Къ чему мы вс по чуждымъ странамъ рыщемъ!
Мы Англію находимъ въ Костром
И въ Вологд — Америку отыщемъ…
(Читаетъ.) Наше желаніе другое, мы хотимъ бытъ не новаторами, а продолжателями преданій русской литературы. У насъ есть литература, у насъ есть преданія и мы намрены твердо ихъ держаться’…

Изъ публики.

Хоть онъ въ журнальной сфер
Подрываетъ свой кредитъ,
Но за то, по крайней мр,
Откровенно говоритъ.
Вдь не всякій скажетъ прямо:
‘Идеалъ нашъ — старина’,
И подниметъ пыль со дна
Историческаго хлама.
Кашпиревъ. Мы не новаторы, мы защитники вашихъ преданій!..

Хоръ театральныхъ капельдинеровъ.

Истинно, истинно дло прекрасное,
Очи сверкнули слезой…
Выплыви, выплыви ‘зоренька ясная,
Падай на землю росой.
Силой изданія, нами любимаго,
Крпче держи ты прогрессъ подъ уздцы:
Распространяйся ты вплоть до Касимова,
Распространяйся во вс ты концы.
Кашпиревъ (читаетъ). ‘У насъ есть изящная словесность’…

Въ райк.

‘Жертва вечерняя’, ‘Некуда’, ‘Марево’ —
Нашей словесности лучшее зарево.
Кашпиревъ. ‘У насъ есть своя русская поэзія’…

Въ райк.

Къ каждому завтраку, къ каждому ужину,
Майковъ напишетъ куплетовъ хоть дюжину…
Кашпиревъ. ‘Наше дло — представлять читателямъ лучшія произведенія этой области, умть правильно выбирать изъ того, что создадутъ наши старые и новые таланты. Вкусъ читателей у насъ развитъ до замчательной строгости (!!), онъ легко отличаетъ дйствительное творчество отъ всякой поддлки подъ него’.

Хоръ публики.

Нтъ, Кашпиревъ намъ льститъ,
Что вкусъ у насъ развитъ.
Какой же это вкусъ,
Когда всмъ на искусъ
Начнется съ января
Изданіе ‘Заря’?

Раекъ.

Мы не теряемъ упованій,
Что вкусъ усвоить мы должны,
Когда взойдетъ ‘Заря’ преданій,
‘Заря’ глубокой старины,
Когда, врагамъ противорча,
И не боясь нигд преградъ ‘Заря’
Булгарина и Греча
Укажетъ всмъ намъ путь., назадъ.
Кашпиревъ (читаетъ). ‘Въ отношеніи къ иностраннымъ литературамъ мы еще строже, мы прилагаемъ къ ихъ произведеніямъ весьма высокія требованія и давно уже ни одно произведеніе европейскаго поэта не имло у насъ большаго успха и вліянія’… {Какъ это г. Кашпиревъ не соображаетъ того, что пишетъ. Ссылаясь на вкусъ нашихъ читателей, развитый, но его мннію, до замчательной строгости, онъ, въ тоже время, уличаетъ ихъ въ невжеств тмъ, что знаменитые поэты Европы не имли никакого успха среди нашей публика… Чтожь это насмшка, что ли?}

Раекъ.

Поощряемъ, поощряемъ!
Страховъ нашъ великъ, какъ Кантъ.
Мы Мильтона не читаемъ,
Чуждъ намъ Байронъ, Гейне, Дантъ.
Имъ мы вс предпочитаемъ
Самодльныхъ музъ талантъ.
Кашпиревъ (читаетъ). ‘Наука у насъ всего слабе. Подавляемые блистательнымъ развитіемъ западной науки, наши ученые очень часто не обладаютъ самостоятельностью, то есть въ сущности не заслуживаютъ даже названія истинныхъ ученыхъ… Ученые у насъ длаютъ мало успховъ… но самостоятельность все-таки необходима, ‘требуется перетворять чужія понятія въ свою дйствительную духовную собственность… Нельзя не видть, что въ этомъ отношеніи дло у насъ подвинулось впередъ. Авторитетъ Запада теряетъ у насъ съ каждымъ годомъ прежнюю силу… {Это мсто изъ объявленія ‘Зари’ есть примръ такого безцеремоннаго обращенія съ словомъ, такой безсмысленный наборъ ‘вразъ, что даже стыдно длается за г. Кашпирева. Обратите вниманіе на его логику. Наша наука слаба, на Запад ея развитіе блистательно, слдовательно… Г. Кашпиревъ приходитъ къ совершенно неожиданному, своему собственному: слдовательно. Онъ радуется, что авторитетъ Запада теряетъ у насъ свою силу и проповдуетъ русскую науку, которую самъ выше отвергаетъ. Вотъ каковы наши мыслители, желающіе быть защитниками ‘лучшихъ русскихъ преданій’, ‘перетворяющіе ихъ въ свою дйствительную духовную собственность!..’ Нечего сказать, завидное ‘право собственности’, придуманное г. Кашпиревымъ или его журнальными клерками!..}.

Хоръ райка.

Немножко нелогично,
Но сказано отлично.
Да будетъ наше ухо
Ко всей Европ глухо.
Въ своемъ развить туги,
Мы ‘собственностью духа’
Займемся на досуг,
‘Собственность духа’ — великое слово,
Мало понятно, но все-таки ново.
Кашпиревъ (Читаетъ). Я сейчасъ окончу чтеніе. ‘Что касается до практическихъ вопросовъ, до политики и внутренней жизни Россіи, то и здсь ужь нтъ нужды въ новаторств. Предоставимъ все нашему народному самосознанію, сил событій и внутреннему развитію… Таковы трудныя и важныя (?!) задачи новаго русскаго журнала, исполненіе которыхъ поставило бы его на высокое мсто…’

Здравый смыслъ.

Вдь такъ морочить слишкомъ смло.

Кашпиревъ.

Кто вы?

Здравый смыслъ.

Смыслъ здравый.

Кашпиревъ.

Прочь отъ насъ!
Мы съ вами не имемъ дла
И здравый смыслъ намъ не указъ!..
Здравый смыслъ. Пощадите хоть публику. Какая же это важная и трудная задача для журнала (да и задача ли это, мой любезнйшій?) предоставлять ршеніе всхъ вопросовъ сил событій, теченію времени и народному самосознанію?.. Если журнальное дло заслоняется, по вашему мннію, силой событій, то для чего же вы сбираете вашъ литературный таборъ? Ворожбой, что ли, вы будете занимать насъ въ ‘Зар’ своей?

Раекъ (Здравому смыслу).

Смолкни злобное созданье!
Многихъ ты и такъ сгубило!
Къ чорту разумъ, къ чорту знанье!
Насъ спасетъ самосознанье,
Обновленныя преданья
И событій духъ и сила.
Кашпиревъ (читаетъ свое объявленіе). ‘Приступая къ нашему длу съ усерднымъ желаніемъ сдлать все, что позволятъ наши силы…’

Сотрудники ‘Зари’.

Въ силахъ нельзя сомнваться…
Кашпиревъ. ‘… съ искреннею любовью къ дятельности, за которую беремся…’

Сотрудники ‘Зари’.

Рады стараться!
Кашпиревъ. ‘… мы укажемъ теперь на нашихъ сотрудниковъ’. (Указываетъ на нихъ.)
Вотъ ихъ блистательная свита
Краса и честь ‘Зари’ моей.
Вотъ Майковъ, лучшій нашъ піита,
Всхъ юбилеевъ — соловей.
Вотъ А. Поповъ. Бестужевъ-Рюминъ,
Григорьевъ (оріенталистъ).
Вотъ — Писемскій, онъ многодуменъ,
Онъ лучшій русскій романистъ.
Вотъ столь извстный вамъ Градовскій,
Стяжавшій славу докторантъ,
Вотъ юнкеръ Всеволодъ Крестовскій,
Калибра новаго талантъ.
Лсковъ-Стебницкій (что едино)
Писатель вовсе не простой,
Щебальскій, Клюшниковъ, Щербина,
Ламанскій, Миллеръ, Левъ Толстой…
Вотъ критикъ Страховъ (книгоды
Въ немъ видятъ геній всхъ міровъ),
Вотъ наконецъ творецъ ‘Рогнды’
И композиторъ нашъ — Сровъ.

Сровъ.

Машина, стопъ! Скорй, скоре
Изъ списка выбросьте меня…
Нтъ, не могу писать въ ‘Зар’ я,
Честь композитора цня.

Кашпиревъ (въ волненіи).

Вотъ неожиданный протестъ-то! (Срову).
Но почему жъ?

Сровъ (величаво).

Вотъ мой отвтъ:
Гд для Стебницкаго есть мсто,
Тамъ для Срова мста нтъ 1). (Уходитъ.)
1) Мы дивились, встртя имя г. Срова въ числ именъ сотрудниковъ ‘Зари’, но еще больше удивились, прочтя въ С. П. Вд. протестъ г. Срова. Онъ заявилъ, что раздляя убжденіи г. Страхова, онъ не раздляетъ убжденій г. Стебницкаго, а потому лишаетъ ‘Зарю’ своего сотрудничества… Что за комедія!..

Хоръ странниковъ изъ ‘Рогнды’.

Господинъ Сровъ будь всегда таковъ:
Не съ руки теб господинъ Лсковъ,
Онъ не то, что ты, онъ съ тобой въ борьб,
Какъ Аверкіевъ насолитъ теб 1).
1) Г. Аверкіевъ написалъ для оперы ‘Рогнда’ либретто, бездарное до нельзя, и потомъ жаловался мировому судь на г. Срова, требуя съ послдняго поспектакльной платы — 500 р.
Кашпиревъ (читаетъ). ‘Для совершеннаго обезпеченія своихъ подписчиковъ редакція ‘Зари’ вошла въ особое соглашеніе съ торговымъ домомъ книгопродавца Базунова. Если бы журналъ ‘Заря’, по какимъ либо обстоятельствамъ, вынужденъ былъ прекратить свое изданіе’…

Хоръ.

Что затуманилась ‘Зоренька’ ясная
О прекращеньи впередъ говоришь?
Робость подобная — дло опасное,
Разомъ подписчиковъ бдныхъ смутишь!…
Кашпиревъ (продолжаетъ)… ‘еслибъ журналъ ‘Заря’ вынужденъ былъ прекратиться, то А. Базуновъ обязуется немедленно возвратить всмъ подписчикамъ на журналъ вс сполна деньги, причитающіяся за недоданныя книжки журнала’…
Торговый домъ
Книгопродавца Базунова!
Признаюсь смло въ томъ,
Что дло журалистики мн ново,
И слезно говорю,—
Къ чему теперь таиться?—
Нельзя ли за ‘Зарю’
Вамъ гласно поручиться?
Согласитесь!..

Торговый домъ.

Соглашаюсь.

Кашпиревъ.

Поручитесь!

Торговый домъ.

Я ручаюсь.

Кашпиревъ.

Если ‘Заря’ прекратится…

Торговый домъ.

Это, пожалуй, случится.

Кашпиревъ.

То я прошу акуратно
Съ публикой васъ расплатиться.

Торговый домъ.

Выдамъ я деньги обратно,
Если ‘Заря’ прекратится. (Объятія и поцлуи).

Хоръ (на голосъ: ‘Дружина храбрая впередъ’.)

Да здравствуетъ торговый домъ
Съ журнальной антресолью…
‘Зарю’ поздравимъ мы притомъ
Съ такой завидной ролью.
‘Зари’ поступокъ очень новъ:
Для славы и науки
Книгопродавецъ Базуновъ
‘Зарю’ взялъ на поруки…
Конецъ фантастическаго пролога. Занавсъ и руки публики — опускаются.

III.

Въ одномъ изъ номеровъ ‘Недли’ II. И. Вейнбергъ помстилъ свое письмо изъ Франценсбада, ‘Французскіе писаки о Россіи’ и разсказываетъ содержаніе двухъ книженокъ ‘Mist&egrave,res Russes’ Андрея Самопалова и ‘Les Mist&egrave,res du Palais des Czars’ какого-то Поля Гримма. Об эти книжки, особенно первая, par Andre Samopaloff, содержатъ въ себ всевозможныя клеветы на наше молодое поколніе и такъ безобразны и нелпы, что только смшны, а не обидны.
Мы нисколько не дивимся, что за-границей выходятъ подобные грязные пасквили на нашу молодежь. Мы этому не дивимся, потому что мы и въ современной русской литератур можемъ встртить не мало почвенныхъ Самопаловыхъ и Гриммовъ. Сколько перьевъ и головъ притупилось у насъ въ усердномъ рвеніи изобразить наше молодое поколніе самыми темными красками! Каждый начинающій беллетристъ пробовалъ свои силы на ‘новомъ человк’ и — Ботъ мой!— чего только не говорилось, не писалось о ‘новыхъ людяхъ’. Если русскихъ путешественниковъ поражаютъ иностранные писаки о Россіи, то какъ бы удивился иностранецъ, если бы могъ прочесть все то, что мы сами о себ говоримъ и пишемъ. Наши собственныя литературныя упражненія ‘новыхъ людяхъ* достойны тхъ же самыхъ Гриммовъ и Самопаловыхъ. Если мы припомнимъ главныя черты ‘новаго русскаго человка’ по очеркамъ и этюдамъ нашихъ собственныхъ писателей, и сдлаемъ выводъ изъ всхъ ихъ общихъ наблюденій, то невольно усмотримъ въ ‘новомъ человк’ нчто зврообразное, увидимъ, что —
Чудище оно обло, огромно, озерно, стозвно и лаяй…
На выводъ этотъ стоитъ обратить вниманіе. Полюбуйтесь же.
Но Тургеневу ‘новый человкъ’ опрятенъ, какъ цыганъ, вжливъ, какъ зуавъ и обжорливъ, какъ акула.
По Писемскому — онъ шулеръ и чуть по разбойникъ.
По Достоевскому — припомните только Раскольникова.
По Авенаріусу ‘новый человкъ’ циникъ и фатъ.
По Бобарыкину ‘новая женщина’ русская мняетъ любовниковъ, какъ юбки, и лишаетъ себя жизни отъ пресыщенія.
Послднее слово о ‘новомъ человк’ сказалъ г. Мордовцевъ въ своей стать ‘Новые русскіе люди’. Его ‘новый человкъ’, въ минуту скорби, требуетъ отъ лакея, чтобъ послдній далъ ему пощечину, а на любовномъ свиданіи ‘комкаетъ двушку, какъ медвдь, въ своихъ лапахъ’ и рычитъ ей:
— ‘Я скоро буду кусаться, какъ зврь отъ твоихъ ласкъ’…
Это дйствительно послднее слово. Дальше этого едва ли идти возможно и французскіе писаки Гриммъ и Самопаловъ должны отдать г. Мордовцову пальму превосходства.

IV

Пятый актъ — конецъ всякой драмы или трагедіи. Полно такъ-ли?
Нкоторые русскіе беллетристы думаютъ иначе, и начинаютъ свои произведенія съ того акта, который хоть для приличія назовемъ шестымъ актомъ! Они начинаютъ свой разсказъ тамъ, гд его нужно уже окончить, и ихъ любимая и неизмнная арена — пространство между простыней и одяломъ. Дортуарные художники, постоянно декольтируя разныя интимныя стороны будуарной жизни и съ старческимъ наслажденіемъ рисуя всевозможныя соблазнительныя сцены, чтобъ сколько нибудь оправдать свой клубничный жанръ, стараются всхъ уврить, что сцены эти — нравоучительны, при всей ихъ похотливости. Такъ неловко оправдывался Авенаріусъ, такъ оправдывается теперь похотливый издатель ‘Первой ночи’ Дроза, называя произведенія этого писателя ‘нравственными’. Ловкое оправданіе! Съ такой приставной отговоркой, съ ярлыкомъ о ‘нравственной цли’ можно, значитъ, безцеремонно выпускать въ свтъ грязныя книжки, въ род ‘Изнанка на лицо’ и скандалезно-сальныя повсти. Мы, дескать, обличаемъ порокъ и купаемся въ грязи и цинизм не изъ любви къ нимъ, а съ благотворительною цлью — поучать общество. Что за находчивость!.. Однако, все это очень не ново. Дортуарные беллетристы наши и рыночные издатели, въ род издателя сборника ‘Современные французскіе писатели’, все-таки не могутъ идти дальше своего родоначальника . едорова, у котораго они заимствовали и мотивы для своихъ наркотическихъ повстей и отговорки для своего оправданія. Въ предисловіи своей книжки ‘Правда о мужчин и женщин’ г. едоровъ, подобно г. Авенаріусу и издателю Дроза, увряетъ насъ въ нравственной цли своего изданія, хотя и проситъ снисхожденія ‘за смлый набгъ въ привольные оазисы брачной и безбрачной жизни’. Убжденный въ томъ, что ‘цлая жизнь женщины есть исторія страстей, а сердце ея — вселенная’, г. едоровъ пускается давать въ своей книжк совты мужьямъ и любовникамъ.
Въ другое время я бы даже не заикнулся о ‘Правд’ г. едорова, по теперь, когда онъ стоитъ во глав цлой толпы канканирующихъ беллетристовъ, когда онъ является лучшимъ представителемъ особаго рода литературы, мы должны смотрть на него, выражаясь языкомъ объявленія ‘Зари’, ‘какъ на явленіе, сложившееся исторически’. Клубничные наши разсказчики и повствователи, если они добросовстны, должны видть въ г. . едоров своего патріарха, своего лучшаго предшественника. Имъ нельзя не признавать его, они сами, подобно ему, длаютъ ‘смлые набги въ привольные оазисы брачной и холостой жизни’, они сами пишутъ ‘Повтріе’, и переводятъ тривіальныя повсти французскихъ Авенаріусовъ и Крестовскихъ. Г. едоровъ только гораздо скромне своихъ учениковъ и послдователей. Въ предисловіи своей книги, онъ, выказывая нкоторую совстливость, восклицаетъ: ‘Чувствую, что на меня обрушится громъ проклятій (!) за эту, быть можетъ, неумстную диссертацію (??!), что я попаду подъ судъ литературнаго ареопага…’ Вовсе не такъ скроменъ неизвстный издатель сборника ‘Французскіе писатели.’ Переводя Дроза онъ, съ смлостью лавочника, называетъ его ‘сатирическимъ писателемъ’, а между тмъ сатира Дроза такого свойства, что я не считаю даже возможнымъ и сколько нибудь приличнымъ разсказать здсь содержаніе его разсказа ‘Ночь новобрачныхъ.’ Хороша сатира, изъ которой неприлично длать выписокъ!.. Лучшимъ коментаріемъ къ этому разсказу можетъ служить содержаніе четвертой главы изъ книжки . едорова: ‘Правда о мужчин и женщин.’ Содержаніе этой главы слдующее: ‘Первая ночь. Супружеское ложе, какъ тронъ любви. Случаи, когда совокупленіе становится опаснымъ. Значеніе супружескаго ложа. Три его видоизмненія. Раздвижная супружеская кровать. Мужъ и любовникъ..’
Остановлюсь на одномъ оглавленіи. По немъ можете смло судить о содержаніи какъ книжки едорова, такъ и разсказа Дроза, да и вообще о содержаніи произведеній нашихъ клубничныхъ беллетристовъ, которые избираютъ т моменты изъ интимной супружеской жизни, когда супруги, вроятно, тушатъ въ комнат свчи… Эти беллетристы, подобно г. едорову, этому пвцу ‘трона любви’, поставили главною задачею своей дятельности ‘смлые набги въ привольные оазисы брачной и безбрачной жизни’, и вс лучшіе и пикантные мотивы своихъ романовъ и повстей заимствуютъ изъ книжки ‘Правда о мужчин и женщин.’ Великодушна же та публика, которая довольствуется стряпней такихъ журнальныхъ поставщиковъ и питается ихъ пряными произведеніями!..
О, публика! Какъ ты добра,
Мы по твоимъ любимцамъ судимъ.
Твои любимцы въ юнкера
Подъ старость идутъ, на смхъ людямъ,
Піесъ дьяченковскихъ игра
Тебя волнуетъ и (не будемъ
Всего скрывать!) твоя хандра
Въ единый мигъ пройти готова
При появленьи Горбунова.

* * *

Ты выбираешь по себ
Любимцевъ для увеселенья.
Лсковъ. Чернявскій и Дебэ
Несутъ теб свои творенья,
И скромная княжна Беби
Читаетъ жадно ‘Наставленья
Для пылкихъ женщинъ и мужчинъ’
Вдали отъ тетокъ и кузинъ.

* * *

Ненужно лучшаго пріема,
Чтобъ уловить твои черты:
‘Сперва скажи, съ кмъ ты знакома,
А я скажу теб — кто ты…’
По пснямъ твоего альбома,
Гд вс исписаны листы,
По людямъ и по разнымъ книжкамъ,
Къ которымъ ты пристрастна слишкомъ,

* * *

Поймешь, кто можетъ въ пять минутъ
Въ твои любимцы записаться:
Полишинель, забавный шутъ,
Который можетъ поломаться
Передъ тобою межъ двухъ блюдъ,
А посл станетъ дожидаться,
Что отъ щедротъ столичныхъ баръ
Получитъ цнный самоваръ.
Впрочемъ, ‘расположеніе’ публики не долговчно, что очень хорошо долженъ сознавать г. Скарятинъ.

V.

Если люди, изъ условной вжливости, при встрч говорятъ другъ другу: ‘какъ ваше здоровье?’ то изъ этого еще не слдуетъ, что наше здоровье очень дорого нашимъ знакомымъ.
Если на какое нибудь общественное торжество бываютъ приглашаемы русскіе журналисты, то изъ этого тоже еще не слдуетъ что на этомъ торжеств они будутъ почетными гостями.
Журналисты наши изъ банды г.г. Корша и Краевскаго этого не поняли. Журналисты наши, получивъ приглашеніе на праздникъ при открытіи витебско-орловской желзной дороги, позабывъ о чревоугодіи, должны были знать, куда они идутъ, должны были знать, что въ обществ капиталистовъ и разныхъ пиковыхъ тузовъ имъ придется играть роль боле, чмъ жалкую. Принимая на себя такую роль во имя гражданскаго подвижничества, они должны были смириться и не выходить изъ безмолвія стенографовъ. Журналисты этого не поняли и были наказаны.
Ихъ заставили пройтись пшкомъ отъ станціи до города. Одинъ изъ нихъ задумалъ говорить рчь, но былъ освистанъ и, вроятно, свое смоленское пораженіе не позабудетъ до Смоленскаго кладбища. Все это — по дломъ. На такомъ обд, гд было съдено двадцать тысячъ рублей, журналисты свое достоинство могли выразить только глубокимъ, гробовымъ молчаніемъ. Представители печати не сообразили, что они, приглашенные на этотъ скромный обдъ, изъ обычной вжливости, должны только сть, нить, наблюдать за всмъ, но никакъ не говорить. По характеру собравшейся публики они могли предвидть, что могутъ отовсюду услышать восклицаніе одного изъ героевъ Островскаго: ‘А ты строчи, строчи!…’ ну, и строчили бы себ, не рискуя взбираться на стулъ и говорить рчи…
При этомъ вы, можетъ быть, подумаете, что у обденныхъ журналистовъ (это особый жанръ нашей печати) было желаніе высказать какую нибудь мысль, что нибудь дльное на этомъ торжеств? Ни чуть не бывало. Незнакомецъ пишетъ, что посл заявленія г. Скарятина о томъ, что онъ желаетъ сказать рчь, ‘одинъ изъ насъ (кто это?) замтилъ, что рчь должна бытъ лишена всякой тенденціозности…— Это само собою разумется, отвтилъ г. Скарятинъ.
Хороши же представители печати! Хвастаются тмъ, что будутъ говорить одни общія мста безъ всякой тенденціозности!
Пригибая къ земл тенденцію, они были за это наказаны криками: ‘вонъ! bas!.’ По дломъ вамъ г. Скарятинъ! Смиритесь же теперь и вспомните Діогена.
Кстати о Діоген. На академической выставк есть дв картины: ‘Діогенъ, разбивающій чашу.’ Говорятъ, что въ наши дни такія темы недостойны русскаго художника. Почему такъ? Разв не бываютъ Діогены и въ наше время? Вспомните г. Кельсіева и его признаніе (См. ‘Пережитое и передуманное’) въ томъ, что онъ, живя въ Добрудж ‘нсколько мсяцевъ въ буква немъ смысл слова велъ жизнь Діогена’. Если сотрудники доктора Хана жилъ по діогеновски, въ бочк, то художнику простительно избирать для своихъ картинъ подобные сюжеты.
Намъ еще придется говорить о г. Кельсіев, какъ о публицист заштатнаго журнала ‘Всемірный Трудъ’, теперь же оцнимъ его, какъ чиновника, напечатавшаго свои воспоминанія ‘Очерки Тульчи’ (Всем. Тр. Августъ). Въ этихъ очеркахъ г. Кельсіевъ, припоминая о томъ времени, когда онъ былъ казакомъ-баши, т. е. попросту становымъ, признается, что бралъ тогда взятки всмъ, чмъ Богъ послалъ — утками, дикими козами, табакомъ и поросятами: ничмъ человкъ не брезгалъ. Такое лихоимство В. Кельсіевъ серьезно объясняетъ ‘мстнымъ обычаемъ’. Это не взятки, пишетъ онъ, не доходъ, а просто ‘мстная манера выражать свое сочувствіе’.
Взятка на Руси называются благодарностью, а въ Тульч, по остроумному замчанію г. Келсіева — ‘мстной манерой выражать свое сочувствіе’… Ловкое объясненіе! Впрочемъ г. Кельсіевъ не вдругъ сталъ брать взятки. Онъ пишетъ: ‘Я нсколько разъ бранился (напрасно!), но наконецъ меня побдили (стр. 110).
Ну, въ Діоген не было такой уступчивости.

VI.

Одинъ писатель,— имени его мы открывать не имемъ права,— составилъ и недавно выпустилъ въ свтъ календарь Справочный словарь, издан. г. Генкелемъ, съ объясненіемъ иностранныхъ словъ, встрчающихся въ нашихъ книгахъ и газетахъ. Обходить молчаніемъ такой словарь положительно невозможно. Во-первыхъ потому, что онъ до такой степени курьезенъ, что въ русской печати давно уже не было ничего подобнаго, а во-вторыхъ потому, что этотъ словарь, по замчанію его составителя ‘предназначается преимущественно для народнаго чтенія’ и для несвдущихъ людей’. Этого послдняго заявленія довольно уже для того, чтобъ обратить серьезное вниманіе на Справочный Словарь и на его `’тора, который увряетъ насъ въ ‘полной добросовстности въ исполненіи труда и въ врности сообщаемыхъ свденій’.
Стоитъ взять изъ словаря на удачу нсколько словъ, съ объясненіями автора, чтобъ оцпить ‘добросовстность’ этого труда. Не знаешь, ужасаться или смяться при чтеніи словаря, посвящаемаго ‘несвдующимъ людямъ’. Насколько свдущъ самъ составитель народнаго справочнаго лексикона, вы можете судить по слдующимъ образцовымъ отрывкамъ изъ этого словаря. Читайте и полюбуйтесь, какъ поучаютъ у насъ несвдующихъ людей свдующіе народные наставники.
Антресоль — комната между поломъ и потолкомъ. (Такъ какъ вс комнаты находятся между поломъ и потолкомъ, то выходитъ, что всякая комната есть — атресоли.)
Артистъ — любитель и мастеръ своего дла (?!). Виртуозъ тоже мастеръ своего дла (?).
Банкиръ — богатый человкъ.
Батаррея — собраніе пушекъ.
Букинистъ — торгующій старыми (почему же только старыми?) книгами.
Волонтеръ — служащій безъ жалованья. (Какъ? значитъ и присяжный повренный, не получающій жалованья, тоже волонтеръ? Предводители дворянства, которые не получаютъ жалованья, тоже волонтеры?)
Гризетка,— во Франціи, молодая двушка, живущая своими трудами. (Слдовательно, двушка-писательница или художница или гувернантка т. е., двушка, живущая своими трудами, должна называться гризеткой? Пощадите же, г. наставникъ, пощадите вы ‘несвдущихъ людей’.)
Зефиръ — легкій, вечерній (?) втерокъ. (Отчего же вечерній только, а не утренній, не ночной?)
Инженеръ — свдующій, знающій человкъ (!!!!!)
Кавалеристъ — конный солдатъ. (Будто бы только солдатъ?).
Комбинація — мысль.
Отъ дальнйшихъ выписокъ удерживаюсь. Я думаю довольно и этихъ, даже слишкомъ довольно для того, чтобъ оцпить умственныя средства такого ‘благовщающаго’ писателя, по мннію котораго —
Бульваръ — есть площадь для гулянья.
Вечерній втеръ есть — зефиръ
Эпитетъ тоже, что прозванье,
Богачъ есть тоже, что банкиръ.
Если неизвстный составитель ‘Народнаго словаря’ не дошелъ своимъ собственнымъ умомъ до разъясненія словъ, въ род — антресолей, банкира и эпитета, то онъ вдь могъ справиться въ любомъ лексикон, могъ, и долженъ былъ, заглянуть въ словарь Толля, даже въ словарь г. Старчевскаго, чтобъ избжать такихъ безобразныхъ толкованій самыхъ обыкновенныхъ словъ и выраженій.
Напечатавъ такой словарь, его составителю только остается бжать… ну, хоть, на Аоонъ бжать отъ стыда и срама.

VIII.

Съ новаго года появится оффиціальный журналъ ‘Правительственный Сборникъ’. Эта новость заставила задуматься тхъ журналистовъ нашихъ, изъ которыхъ каждый втайн думаетъ:
Ужь отъ жизни не жду ничего я,
кром субсидій и казенныхъ объявленій. Этотъ разрядъ журналистовъ, смотрящій на журнальное дло, какъ на доходное и выгодное ремесло, готовъ вс свои принципы, литературную порядочность и достоинство забыть для субсидій и объявленій казенныхъ. Въ каждой строчк ихъ изданій выражается ихъ задушевная мысль:
— Субсидію, всю душу отдамъ и продамъ за субсидію!..
За то и стараются же они угодить кому слдуетъ.
Я хотлъ бы поговорить теперь о литературныхъ пріемахъ нкоторыхъ изъ нашихъ газетъ, въ особенности С.-Петербургскихъ Вдомостей, въ которыхъ подвизается такая тля, такая литературная morpion, какъ господинъ Z., но бесду объ этомъ отложу до слдующаго раза…

Анонимъ.

‘Дло’, No 11, 1868

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека