С Невского берега, Минаев Дмитрий Дмитриевич, Год: 1870

Время на прочтение: 19 минут(ы)

СЪ НЕВСКАГО БЕРЕГА.

(ОБЩЕСТВЕННЫЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЛИСТОКЪ.)

I. МАРТОВСКІЕ ЛИСТКИ (Дневникъ петербургскаго старожила). Что въ имени теб моемъ?
II. ПРИЖИВАЛКА ВО ФРАК. (Сцены съ натуры). Д.Свіяжскаго.
III. ПЕСТРЫЕ ДИФИРАМБЫ. (Тайна карьеръ). Одноцвтнаго.
IV. ИЗЪ МОСКВЫ. Садокка Пращи.
V. РАЗМЫШЛЕНІЯ ДОБРАГО ГРАЖДАНИНА.

I.
МАРТОВСКІЕ ЛИСТКИ.

(Дневникъ петербургскаго старожила.)

Любовь къ русской литератур, доводящая до болзни.— Наша статистика и ея забавные помощники.— Всякій ли ‘родъ занятій’ приличенъ?— Два слова о гр. Соллогуб и о сіамскихъ близнецахъ.— Новая картина г. Ге и книжка доктора Симонова.— Безгршные эпиграмы и грамотный переводчикъ Милля,— Нсколько литературно-театральныхъ анекдотовъ, — Научная хроника ‘Всемірнаго Труда’.

Понедльникъ, 3-го марта.

Между изящною русскою словесностью и зубною болью нтъ ничего общаго, но иногда отъ любви къ изящной словесности до зубной боли — одинъ только шагъ, въ чемъ убдился вчера я самъ на собственныхъ своихъ деснахъ. Какъ членъ славянскаго комитета, я на послднемъ его засданіи узналъ отъ г. Маркевича, что ‘князь Блосельснні-Блозерскіи по доброт своей’ даетъ одну изъ своихъ залъ для чтенія утромъ, 1-го марта, новой трагедіи гр. А. Толстого ‘Борисъ’. Могъ-ли я не хать, посудите сами! Я долженъ былъ соблазниться этимъ литературнымъ утромъ: во 1-хъ, потому, что оно давалось въ пользу славянскаго комитета, во 2-хъ, потому, что мн представлялся случай побывать въ одной изъ залъ аристократическаго палацо (а это, какъ хотите, для всякаго лестно!), и наконецъ меня очень интересовало новое произведеніе автора ‘Смерти Іоанна Грознаго,’ тмъ боле, что ‘Бориса’ долженъ былъ читать самъ шекспироподобный драматургъ. Во время оно должность Шекспира исполнялъ у насъ Кукольникъ, а со смертью послдняго на его могил распустился пышный цвтокъ дарованія гр. А. Толстаго. Le po&egrave,te est mort, vive le po&egrave,te!.. И такъ, съ нкоторымъ волненіемъ и сердечнымъ трепетомъ я отправился вчера на утреннее чтеніе… Вхожу… Нтъ, этого я никакъ не могъ, ожидать и теперь ршительно не въ состояніи хладнокровно вспомнить о томъ, что было со мной и со всей публикой, присутствовавшей на вчерашнемъ чтеніи. Только сейчасъ я отправилъ корреспонденцію въ ‘Моск. Вд.’ (я на ты съ Михаиломъ Никифорычемъ), гд вотъ что пишу, между прочимъ, объ этомъ пресловутомъ утр: ‘Публику заставили снять шубы внизу. При вход въ залу, оказалось, что тамъ не боле пяти градусовъ тепла- Догадливые бросились внизъ и достали свои шубы, а опоздавшіе должны были дрогнуть, во все время чтенія, такъ какъ двери залы накрпко заперлись, но избжаніе помхи чтенію. Многимъ дамамъ сдлалось дурно, другихъ — била лихорадка. Вроятно, многіе, вернувшись домой, слегли прямо въ постель… Что же касается до самаго чтенія…’ Ай! ай!.. Господи, какъ болитъ зубъ!.. Не могу писать больше… О, какъ я завидую вамъ, моя нижегородская тетушка!.. У васъ никогда не болятъ зубы, потому что они у васъ… вставные…

Понедльникъ, 9-го марта.

Сегодня день сорока мучениковъ, день, когда на Гуси пекутся жаворонки… По календарю — наступаетъ весна, по календарямъ столько же можно врить, сколько и русской статистик. На статистику русскій человкъ привыкъ еще смотрть или съ большимъ недовріемъ или ужь очень комически. Въ конц прошлаго года, какъ извстно, въ Петербург была всеобщая однодневная mipeннсь жителей и очень многіе петербуржцы на такую перепись статистическаго комитета взглянули косо и неодобрительно…
— ‘Кому какое дло,— говорилъ при мн одинъ пожилой отецъ семейства,— чмъ я занимаюсь и какъ зовутъ мою жену?.. Пустяки одни затяли, и я дивлюсь, какъ это имъ начальство волю дало каждой семь такіе безцеремонные вопросы предлагать!.. Ну, времячко!..’ и т. д.
Общая перепись, такимъ образомъ, пришла къ самымъ неожиданнымъ, комическимъ результатамъ. Нельзя не упомянуть о нкоторыхъ подробностяхъ. Одинъ домовладлецъ, читаю я, объявилъ, что онъ ршительно не можетъ передавать листковъ своимъ жильцамъ (почему-бы вы думали?), потому что вс они важные люди (!?) — ‘Какъ, дескать, я важныхъ людей такимъ вздоромъ буду безпокоить!’ въ граф ‘вроисповданіе’ вписывались: ‘мозаической,’ ‘чухонской вры’ и т. п. Многіе оскорблялись вопросами о лтахъ и больше всхъ, разумется, дамы. Дамъ особенно смущалъ въ годахъ переходъ чрезъ роковой десятокъ, а потому преобладающими числами въ ихъ отвтахъ были l’J и 29-й года. Тридцатилтняго возраста женщинъ вовсе не оказалось. Старушки же, по забывчивости, клали круглымъ числомъ десятками. Вопросы о принадлежности къ тому или другому сословію тоже смущали очень многихъ, а нкоторые въ этихъ графахъ скорбно воспоминали о временахъ ‘крпостного права’. Графа же ‘родъ занятій,’ по замчанію одного изъ членовъ статистическаго комитета, вызвала самое большое число игривыхъ отвтовъ или ‘жалкихъ словъ’. Отмтки были въ такомъ род: ‘ребенокъ, учится ходить’, ‘валяюсь въ постел’, ‘ловлю втеръ’, ‘промышляю воровствомъ’, ‘два года ищу занятія — дайте мн его!..’ Въ граф о плат за квартиру одинъ хозяинъ отвтилъ: ‘очень много! 900 руб.’, на что домовладлецъ приписалъ свой протестъ: ‘А за то, что много дровъ истребляешь, часто въ ванну ходишь’, и т. д.
Предоставляю сообразить каждому, насколько, съ помощью подобныхъ ‘шутниковъ’, могутъ быть точны и солидны статистическія таблицы… Впрочемъ, и то сказать надо: не всякій вдь можетъ, напримръ, смло указать паевой ‘родъ занятій’: изъ нихъ не вс роды привлекательны.
Ну, какъ признаться не красня,
Немножко дорожа собой:
‘Пишу, дескать, статьи въ ‘Зар’ я’,
Иль ‘занимаюсь ворожбой’?
Я бы, по крайней мр, не признался въ такомъ ‘род занятій’ никакому статистическому комитету въ мір, ни за что бы не признался…

Среда, 11-го марта.

Сегодня въ зал Общей Думы графъ Соллогубъ будетъ читать лекцію о своемъ путешествіи въ Новый Египетъ (мн бы было интересне узнать мнніе Новаго Египта объ автор ‘Тарантаса’), но я боюсь хать на эту лекцію. Чего-добраго публику опять начнутъ морозить, какъ и на чтеніи ‘Бориса’… Нтъ, слуга покорный!.. О ‘Новомъ Египт’ я съ большимъ удобствомъ, не выходя изъ дому, могу получить лучшее понятіе изъ дльной статьи Жака Лефреня, чмъ изъ болтовни гр. Соллогуба, который самъ свои новыя произведенія называетъ ‘тайною старческой работы‘. Любителю курьезовъ гораздо интересне създить взглянуть на Сіамскихъ близнецовъ, находящихся въ настоящее время въ Петербург. Было время, когда этихъ сросшихся братьевъ считали за американскую утку, за такой же пуфъ, какъ молва о двухъ сросшихся московскихъ публицистахъ, но теперь вс убдились въ существованіи первыхъ и есть надежда, что въ скоромъ времени какой нибудь смлый спекуляторъ привезетъ къ намъ изъ Москвы и таинственныхъ журнальныхъ близнецовъ, такъ между собою слившихся, что трудно ршить, ‘гд начинается одинъ, и гд кончается другой’.

* * *

Русскимъ художникамъ таланта хватаетъ не на долго. Иной напишетъ одну хорошую книгу или картину и забастуетъ, или же — что еще хуже — посл первой удачи начнетъ подражать своему первому удавшемуся произведенію, т. е. начнетъ повторяться, забивая, что съ одного вола двухъ шкуръ не дерутъ. Такимъ художникамъ, создавшимъ что нибудь порядочное, всегда хочется сказать классическое: ‘Умри, Денисъ! Ты лучшаго ничего боле не напишешь’… Такъ думалъ я, стоя передъ новой картиной г. Ге ‘Христосъ въ Гефсиманскомъ саду’. Это новое произведеніе даровитаго творца ‘Тайная вечеря’ явилось скоре ко вреду, чмъ къ польз художника. Погоня за простотой въ искуств привела его къ той крайности, гд простота переходитъ въ пустоту, въ мертвую безсодержательность.
Новая картина г. Ге такъ проста, что безъ подписи едва-ли можно постигнуть ея содержаніе. Передъ вами на непріятномъ сромъ фон является не скорбящая, молящаяся фигура Бого-человка, а фигура академическаго натурщика, стоящаго на одномъ колн и словно тупо думающаго: ‘когда же окончится сеансъ, и когда это меня художникъ отпуститъ обдать?’ Именно такое впечатлніе производитъ на большинство новая картина г. Ге ‘Христосъ въ Гефсиманскомъ саду’, вполн оправдывающая на себ старую пословицу: ‘простота хуже иногда воровства.’

Пятница 13 марта.

Сегодня попалась мн въ руки книжка доктора медицины Л. Симонова объ ‘аппарат для леченія сгущеннымъ воздухомъ.’ Можетъ быть, г. Симоновъ и хорошій врачъ и нтъ сомннія, что леченіе сгущеннымъ воздухомъ приноситъ пользу больнымъ золотухой, катаррами слизистыхъ оболочекъ и англійской болзнью, но кром знанія медицины г. Симонову не мшало бы знать по лучше русскій языкъ. Онъ объявляетъ плату за леченіе и говоритъ, что ‘одинъ сеансъ въ,2 часа длиною (!?)’ стоитъ 3 р. и т. д. Предполагаю, что такое выраженіе не совсмъ правильно, а впрочемъ…. насиліе надъ языкомъ и чистотою рчи не подлежитъ судебному преслдованію…
Писать эпиграммы на личности не въ моемъ характер. Я предпочитаю художественныя эпиграммы, ни на кого прямо не направленныя, а сочиненныя только изъ любви къ ‘искуству и для искуства.’ Я оговариваюсь теперь для того, чтобъ нкоторые экспромты, которые изрдка появляются въ моемъ дневник, не были бы кмъ нибудь приняты за личность.. Сохрани меня Бог отъ такого поступка… Я просто охотникъ до слдующихъ безобидныхъ надписей, созданныхъ con amore. Напримръ:

I.
КОМУ СЛ
ДУЕТЪ.

Къ доносамъ склонностью спорая,
Побойся, наконецъ, Христа:
‘Хлыстовъ’ съ ‘Хлыстовщиной’ карая,
Остерегись и самъ — хлыста.

II.

Теб мерзки скопцы-кастраты,
Теб бы всхъ ихъ — на костеръ,
Но самъ не стоишь-ли костра ты,
Литературный ‘Тушинъ-воръ. ‘

* * *

Недавно одинъ чиновный старецъ очень свирпо началъ бранить при мн Милля за то, что онъ пишетъ будто бы на какомъ-то тарабарскомъ язык, никому не понятномъ. Посл нкотораго объясненія съ ‘проницательнымъ читателемъ’, оказалось, что онъ читалъ Милля не въ оригинал, а въ перевод нкоего Н. Хмлевскаго. ‘Проницательный читатель’ указалъ мн на страницу перевода г. Хмлевскаго изъ книги Милля о философіи Гамильтона, и я самъ сталъ въ тупикъ передъ слдующимъ періодомъ, который загадочне всякаго сфинкса: ‘Первичныхъ качествъ не открываетъ намъ, первоначально и въ себ, существованія и качественнаго существованія нчто вн нашего организма, познаваемое нами, какъ протяженное, оформленное и длимое. Мы не воспринимаемъ, т. е. не познаемъ непосредственно первичныя качества вещей, вншнихъ нашему организму. Мы научаемся только заключать о нихъ изъ аффектовъ, которые, мы начинаемъ находить, они опредляютъ въ нашихъ органахъ-аффектовъ, которые, возьмемъ, положимъ, воспріятіе органическаго протяженія — мы открываемъ, наконецъ, помощью наблюденія и наведенія, подразумваютъ соотвтствующее протяженіе во вн органическихъ дятеляхъ.’ У-х-ъ!.. Дайте перевести духъ посл этой безсмысленной тирады!.. Можно дать большую премію всякому, даже самому г. Хмлевскому, если онъ объяснитъ толково смыслъ вышенаписаннаго набора разныхъ словъ, который у насъ называется ‘переводомъ философскаго сочиненія Милля’!!.

* * *

Воскресенье, 15 марта.

Записываю нсколько анекдотовъ ‘изъ литературнаго и театральнаго міра’, на дняхъ мн переданныхъ.
Къ редактору одной дешевой газетки явился за справкой о своей рукописи робкій юноша.
— Статью я вашу прочелъ, сказалъ развязно редакторъ,— и она будетъ напечатана.
— А на какихъ, условіяхъ? чуть-чуть проговорилъ юноша.
— Статья ваша безусловно хороша, а потому объ условіяхъ и рчи быть не можетъ… На томъ и поршили.

* * *

— Зачмъ это въ вашемъ журнал, спросилъ одинъ зоилъ другого,— этого бднаго Гдб. назвали ‘Валаамской ослицей, и ‘Емелей’..?
— Что жъ ты, разв обидлся за г. Гдб?’
— Нтъ, я обиженъ за ‘Емелю’ и за ‘ослицу? Зачмъ было ихъ такъ компрометировать!’
*
Издатель одного журнала получилъ изъ Лондона телеграмму отъ своего сотрудника, который просилъ выслать ему денегъ.
Многодумный издатель долго читалъ и разсматривалъ телеграмму и наконецъ ршилъ:
— Я не могу выслать ему денегъ по этой телеграмм!
— Почему? спрашивали его.
— Потому, что она не его рукой написана: совсмъ другой почеркъ.

* * *

‘Перваго любовника’ Александринскаго театра встртила въ послднемъ маскарад купеческаго клуба одна — маска.
— Здравствуй! Какъ я рада, что тебя здсь встртила?
— Почему же?
— О, потому, мой милый, что тебя Пріятно находить всюду, кром сцены русскаго драматическаго театра..

* * *

На Руси, какъ извстно, издается журналъ ‘Всемірный Трудъ’, но не многимъ, вроятно, извстно, чмъ начиняются книжки этого ‘учено-литературнаго органа.’ Развернувъ случайно Всемір. Тр, (No 2) я въ отдл ‘научной хроники’ (замтьте — научной хроники!) встртилъ такую отдльную замтку: ‘У г. С. въ Твери есть собака улыбающаяся или выражающая свои чувства смхомъ безъ звука (какъ ‘смхомъ безъ звука?’). Въ этой улыбк есть сходство съ человческою.’ Изъ подобныхъ замтокъ состоитъ вся научная хроника журнала доктора Хана!! Интересно знать, что разуметъ г. Ханъ подъ словомъ ‘наука.’

Что въ имени теб моемъ?

II.
ПРИЖИВАЛКА ВО ФРАК
.

Сцены съ натуры.

СЦЕНА I.

(Номеръ гостиницы. Курагинъ, молодой человкъ, садится къ письменному столу. Сзади — Лаврентій, старый слуга.)

Курагинъ.

Лаврентій! Эй.

Лаврентій.

Чего-съ?

Курагинъ.

Однься поскоре.

Лаврентій.

Что съ вами, батюшка? Да разв я раздтъ?
Иль мн ходить прикажете въ ливре?
У насъ и сбруи этой нтъ…
Схожу и такъ, коли куда пошлете…

Курагинъ.

Принарядись почище ты, старикъ.
Здсь не заводъ, гд ты ходить привыкъ
Въ какомъ-то нанковомъ капот.

Лаврентій.

Заводъ! Заводъ! Да здсь-то лучше что-ль?
Куда не сунься — денежки позволь.
Пошутитъ кто, такъ даже и за шутки
Готовъ здсь каждый денегъ попросить…
За номеръ, напримръ, здсь три цлковыхъ въ сутки
Извольте- ка платить…
За что казалось бы? Вдь небольшое чудо
Какой-то электрическій звонокъ,
А вотъ (указывая на дверь) не запирается замокъ,
Того гляди — все вынесутъ отсюда.

Курагинъ (пишетъ.)

Что тамъ ворчишь?

Лаврентій.

Ахъ, Александръ Ильичъ,
Послушайтесь вы добраго совта…

Курагинъ (про себя, за письмомъ.)

Когда его застать, я попрошу отвта.

Лаврентій.

При доброт своей вамъ не постичь
Что за-люди кругомъ! Чуть сдлай ты ошибку,
Обманутъ, проведутъ и обдерутъ, какъ липку.
Вотъ этотъ… какъ его…

Курагинъ (встаетъ, складывая письмо.)

Ну кто еще?

Лаврентій.

Вотъ тотъ,
Что съ вами познакомился въ вагон:
И лисій хвостъ, и волчій ротъ…
Подобныхъ прощалыгъ держать должно въ загон…
Онъ о себ ни всть что наболтать
Ужь вамъ усплъ, послушать только надо,
А мн пришлось дорогой же узнать,
Что по найму онъ здитъ танцовать
Въ кабакъ какой-то — Эльдорадо…
Съ такимъ не оберешься и хлопотъ,
А вы-то на свой счетъ
Давай прикармливать такого щелкопера.
Да вотъ того гляди пожалуетъ онъ скоро.

Курагинъ.

Ну, что ты врешь! Онъ малый хоть куда…

Лаврентій.

Да та бда,
Что въ проголодь живутъ такіе господа,
Такъ ужь у нихъ не очень чисты руки.
Другой, поди, не стъ дня три,—
За нимъ не досмотри,
Такъ стянетъ подъ носомъ часы онъ или брюки.
Ну, вотъ и вашъ, дорожный-то, таковъ.

Курагинъ.

Пожалуйста, старикъ, безъ пустяковъ,
Наскучили мн эти разговоры:
Теб везд мерещатся лишь воры.
Отъ воровства не спрячетъ и запоръ,—
А почему, скажи, воруетъ воръ?
Отъ сладкой жизни, что-ль?

Лаврентій.

Извстно —
Жрать нечего…

Курятинъ.

Отвтилъ ты чудесно,
Умне, чмъ ты думаешь о томъ…
Ну, слушай же: есть на Мщанской домъ…

Лаврентій.

Да мало-ли домовъ есть на Мщанской.

Курагинъ.

Ну, такъ въ одномъ изъ нихъ — по адресу найдешь —
Живетъ Прокофій Павлычъ Силуянскій.
Тамъ на письмо отвта подождешь…

Лаврентій.

Здсь въ Питер день цлый проплутаешь,
Пока найдешь…

Курагинъ.

А поговорку знаешь:
Языкъ до Кіева доводитъ…

Лаврентій.

Какъ не знать,
А съ вашимъ язычкомъ, скажу я вамъ безъ фальши,
Очутишься и дальше.

Курагинъ.

Ступай, найди,— тебя я буду ждать,
Извозчика найми, чтобъ даромъ не блуждать,
Да слушай ты, Лаврентій Саверинычъ:
Брось, братецъ, хмурый видъ,
И не смотри, какъ Змй Горынычъ…

(Въ передней звонокъ.)

Лаврентій.

Чу! снозаранку кто-то ужь звонитъ…
Ну, будь не я, коли не тотъ пройдоха,
Который халъ съ нами изъ Москвы…
Эй, Александръ Ильичъ! Припрячьте лучше вы
Все, что лежитъ здсь плохо.
Часъ не ровенъ…

Курагинъ.

Ступай же…

Лаврентій.

Отворяю…
Но только, сударь, вамъ я повторяю,
Хоть я и глупъ и простъ,
Что можетъ быть вотъ онъ-то мстинскій мостъ
И сжегъ поди… (новый звонокъ) Вишь какъ звонитъ здорово…

(Уходитъ.)

СЦЕНА II.

(Курагинъ и Бошко, молодой человкъ, лицо потаскано, костюмъ тоже, одтъ однако пестро и съ претензіей на щегольство. Лаврентій — въ дверяхъ.)

Курагинъ.

Добро пожаловать!..

Бошко.

Не ждали въ этотъ часъ?
Но я хотлъ сдержать предъ вами слово
И — видите — у васъ… (Рукопожатіе.)
Къ тому же я характера такого:
Кто мн понравился, то я ужь тутъ, какъ тутъ,
И чмъ могу, помочь стараюсь…

Лаврентій (вполгоса, съ ршительнымъ жестомъ.)

Плутъ! (уходитъ.)

Бошко.

Не врите вы мн? Таковъ я въ самомъ дл…

(Осматривается кругомъ.)

У васъ здсь хорошо… Дерутъ только они,
Проклятые, за номера въ отел.
Я знаю нсколько отличныхъ chambres garnies,
Куда мы какъ нибудь заглянемъ на недл.

Курагинъ.

Хотите завтракать? (Звонитъ.)

Бошко.

О, я согласенъ, да,—
Вдь прежде чмъ попасть сюда
Я былъ въ мстахъ шести и, думаю, что вправ
Позавтракать, чего не утаю.
На бирж былъ, въ ремесленной управ,
Въ одну редакцію завезъ свою статью
И съ очень дльнымъ, ловкимъ адвокатомъ
Свелъ барыню несчастную одну.
Представьте: барыня съ имніемъ богатымъ,
Но дло въ томъ, что бдную жену,
Мужъ отъ себя прогналъ,— охота жить съ нахаломъ!
И завладлъ всмъ дтскимъ капиталомъ.

Слуга (входитъ.)

Вы звать изволили?

Курагинъ.

Дай завтракъ намъ скорй,
И краснаго вина бутылки дв при этомъ…

Бошко (елуг.)

Да ты, смотри, вино сперва согрй,
А то у васъ обычай за буфетомъ —
Дать теплое клико и ледяной лафитъ,
Такъ что изчезнетъ всякій апетитъ…

(Слуга хочетъ уходить.)

Постой, постой!.. (Курагину.) Могу спросить сигару?

Курагинъ.

Пожалуйста…

Бошко (слуг.)

Такъ принеси мн пару. (Слуга уходить.)
Простите вы меня, мой другъ,
Что я у васъ, какъ дома.
Съ хорошими людьми мн скрытность незнакома,
Но если не понравится другой,
Къ такому я, ей-Богу, ни ногой.

Курагинъ.

Помилуйте, вдь мы не изъ Китая,—
Къ чему же церемонія такая.
Въ вашъ Петербургъ пріхалъ изъ глуши,
Смотрю я дикаремъ въ чужомъ совсмъ мн мст,
И радъ вамъ отъ души.

Бошко.

Постойте, съ вами вмст,
Обрыщемъ Петербургъ мы вдоль и поперегъ
И вы, въ короткій самый срокъ
Всмъ будете казаться
Столичнымъ жителемъ отъ головы до ногъ.

СЦЕНА III.

Тже и извощикъ (появляется въ дверяхъ.)

Извощикъ (къ Бошко.)

Я къ вашей милости! Велли дожидаться,
Что деньги вышлите тотчасъ…

Бошко (ударяя себя по лбу.)

Что за разсянность проклятая!.. Представьте!

(Роется въ карманахъ.)

Курагинъ, нтъ ли мелочи у васъ…
Цлковаго…

Извощикъ.

Что жъ, батюшка, прибавьте…
Возилъ-то сколько васъ и ждалъ потомъ…

Бошко (беретъ у Курагина деньги.)

Merci!..
Ну, ну, довольно, больше не проси,
Иди, не разсуждай…

Извощикъ.

Да что вы?.. маловато…
Вдь нашего-то брата
Грхъ обижать…

Бошко (Курагину.)

Pardon!.. (Беретъ со стола мдныя деньги.)
Возьми еще… на, вотъ —
Двугривенный, и вонъ пошелъ… уродъ!..

(Извощикъ медленно уходимъ.)

О, вы не знаете какой это народъ…
Испортилась совсмъ теперь прислуга…
Куда не загляни: въ клубъ, въ номеръ, въ дилижансъ,
Чей кошелекъ набитъ довольно туго…

(Слуга входитъ съ завтракомъ.)

Бошко.

Ne parlez pas devant les gens

Д. Свіяжскій.

III.
ПЕСТРЫЕ ДИФИРАМБЫ.

I.
Тайна карьеры.

Если хочешь скоро
Сдлать ты карьеру,
Позайми, мой милый,
У зврей манеру,
То есть сообразно
Съ мстомъ или фактомъ,
Лзь изъ шкуры въ шкуру
Съ ловкостью и тактомъ.
Тамъ крадися кошкой,
Гд въ виду добыча,
Глубже спрятавъ когти,
Ласково мурлыча.
Тамъ же, гд опасно
Хапнуть произвольно,
Курочку припомни:
Зернышкомъ довольна.
Такъ какъ цли жизни
Вс — въ пріобртеньи,
То рекомендую
Быть осломъ въ терпньи.
Гд привыкли люди
Жить чужой подачкой,
Ты на заднихъ лапкахъ
Послужи собачкой.
У людей практичныхъ
Подбираясь къ кушу,
Гибкою змею
Заползай имъ въ душу.
Предъ лицомъ сановнымъ
Бгая рысцою,
Быть старайся всюду
Смирною овцою.
Между бдняками,
Давъ понять имъ толкомъ,
Что ты есть за птица —
Рыскай срымъ волкомъ,
Если же увидишь,
Что межь нихъ есть лица
Тонкія, съ понятьемъ —
Бгай, какъ лисица.
Въ набожномъ семейств,
Съ набожной матроной
Каркай безпрестанно
О грхахъ вороной,
Съ барышней же свтской
Ты не корчь пророка,
А болтай, напротивъ,
Бойко, какъ сорока.
На гуляньяхъ модныхъ
Моднымъ господиномъ
Выступай солидно,
Такъ сказать, павлиномъ.
Гд сойдутся люди
Разныхъ свойствъ и сана,
Будь въ лиц подвиженъ
Ты, какъ обезьяна,
Но еще врне
Въ положеньи ономъ,
Если ты съумешь
Быть хамелеономъ.
Въ обществ камелій
Высшаго разбора
Изловчись представить
Воробья ты вора,
То есть, распустивши
Крылья, будто мля,
Наблюдай, гд можно
Свить гнздо тепле.
Ласковымъ теленкомъ
Будь ты повсемстно:
Онъ сосетъ двухъ матокъ,
Какъ теб извстно.
Въ уголовномъ дл
Зайцемъ будь съ судьями,
Съ толку ихъ сбивая
Ложными слдами,
Если-жъ доберутся
До того — другого —
Въ образ предстань имъ…
Ну… тельца златого.
Такъ какъ ужь недолго
Тьм царить надъ міромъ,
То и успвай ты
Сдлаться вампиромъ.
Если-жъ царство свта
Верхъ возьметъ надъ мракомъ —
Ничего не бойся,
Пяться только ракомъ…
Странствующій пвецъ Одноцвтный.

IV.
ИЗЪ МОСКВЫ.

На бднаго Макара и шишки валятся.
Пословица.

Сколько есть на бломъ свт всякихъ униженныхъ и оскорбленныхъ, сколько и тамъ, и тамъ бродитъ всякихъ несчастныхъ душъ, гонимыхъ и поносимыхъ за правду, сколько всюду слоняется утсненныхъ и обремененныхъ, — но едва ли, думаемъ, кому такъ солоно жить приходилось въ семъ мір вражды и поношеній, какъ проходится теперь нкоему г. едору Ливанову, коллежскому ассесору и московскому адвокату. Вс газеты, и петербургскія и московскія, тмъ только и занимаются, на томъ только и стоятъ, что злоухищряютъ противъ сказаннаго г. едора Ливанова, вс клубы, общества и иныя людскія сборища то только въ мысляхъ и держатъ, какъ бы имъ изринуть изъ среды своей все его же, все того же злосчастнаго и ни въ чемъ неповиннаго г. едора Ливанова {См. ‘С. Петербургскій Вдомости’ No 77, гд сказано: ‘Вообще г. Ливанову въ Москв не везетъ. Въ прошломъ году вздумалъ было онъ баллотироваться въ члены московскаго комитета грамотности, по потерплъ фіаско, получилъ только одинъ блый шаръ, впослдствіи онъ заявилъ желаніе быть принятымъ въ число присяжныхъ повренныхъ, во, несмотря на то, что г. Ливановъ, по его словамъ, ‘получилъ самое высшее образованіе’ (въ семинаріи), просьба его уважена не была, какъ-то по ошибк попалъ онъ въ члены артистическаго кружка, и отсюда, растворивъ настежь двери, его просятъ удалиться’.}. А за что? спрашивается.— За правду! Ей Богу, все, за нее, все за эту проклятую правду-матку страждетъ сей утсненный, и точно узникъ, вверженный во узилище мерзостное, съ рдкимъ терпніемъ переноситъ всяческія козни людскія, находя себ защиту и утшеніе лишь въ однихъ ‘Современныхъ Извстіяхъ’, газет г. бакаллавра Гилярова-Платонова.
Но попробуемъ вкратц изъяснить здсь причину всхъ золъ, нын излившихся на г. едора Ливанова.
Еще въ 1868 году г. едоръ Ливановъ издалъ- нарочито умную и но объему здоровенную книгу ‘Раскольники и острожники’, въ коей, собственно говоря, никакихъ раскольниковъ и острожниковъ не было, а были лишь упомянуты имена многихъ изъ знатнйшихъ московскихъ купцовъ, на коихъ авторъ благородно и указывалъ пальцемъ, какъ на водителей раскола. Кажется, чего еще лучше: бери и вяжи! Мысль, по истин, смлая и вполн достойная такого высоко образованнаго человка, каковъ есть г. едоръ Ливановъ. По враги сего послдняго (враги писатели) повернули дло въ иную сторону, и книгу ту, какъ бы единымъ гласомъ, разругали нещадно, самого же автора и того боле. Справедливо негодуя, г. едоръ Ливановъ въ текущемъ году выпустилъ въ обращеніе еще книгу ‘Раскольники и острожники’, No 2-й, повторительно тыкая пальцемъ въ тхъ купцовъ, и боле того поражая, гнва ради, враговъ своихъ, столь обрушившихся на него за предъндущее его произведеніе.
И вотъ, отсюда-то и начинаются злоключенія г. едора Ливанова и ковы противъ него враговъ его, превратными описаніями коихъ преисполнены здшнія и ваши, петербургскія, газеты.
Такъ, на одномъ изъ костюмированныхъ баловъ въ здшнемъ артистическомъ кружк видима была зазорная кадриль русской журналистики, въ коей принимали участіе лица, замаскированныя нанпочтеннйшими органами отечественной прессы (‘Московскія Вдомости’, ‘Голосъ’, ‘Всть’, ‘Современныя Извстія’ и проч.), причемъ обертка книги ‘Раскольники и острожники’ украшала такую часть тла одной изъ масокъ, о коей не слдуетъ и упоминать здсь. Г. едоръ Ливановъ, видя свое нкоторымъ образомъ дтище, столь поносимымъ, справедливо вознегодовалъ и тогда же обертку ту разумно сорвалъ, а потомъ, когда состоялось общее собраніе упомянутаго кружка, обиженный въ горячей и поистин изумительной рчи, весьма обстоятельно изложилъ всю неблаговидность такого поступка, откровенно назвавъ распорядителей тми именами, каковыхъ таковые заслуживали, и требуя, чтобы вся книга его красовалась въ библіотек кружка, а не одна лишь обложка ея, да еще въ такомъ зазорномъ мст.— Этихъ немногихъ словъ было достаточно для враговъ г. едора Ливанова! Не говоря уже о томъ, что они научили всхъ собравшихся въ огромномъ количеств членовъ кружка свистомъ и шиканьемъ прерывать оратора, и именно въ тхъ мстахъ его рчи, когда онъ осыпалъ достодолжной бранью своихъ враговъ,— они принудили даже г. едора Ливанова удалиться изъ, залы собранія, а теперь привели дло даже къ тому, что состоялось опредленіе объ исключеніи сего писателя и адвоката изъ членовъ кружка, якобы за оскорбительныя для общества выраженія.
Таковы, въ короткихъ словахъ, козни многочисленныхъ враговъ г. едора Ливанова и такова злополучная его судьба! ‘Кому повмъ печаль мою? кого воззову къ рыданію?..’
Кстати увдомляю, что басъ, коего надлежало пробовать — испробованъ: онъ ростомъ до четырнадцати вершковъ, во лбу полторы четверти, выступкой походитъ на Ивана Яковлевича Корейшу, хотя не такъ представителенъ, какъ онъ, голосомъ же доброкачественъ и ноту беретъ полную, даже до обвала штукатурки. Купцы въ восторг!

Прошу принять и проч.
Московскій адвокатъ
Садокъ Праща.

21 марта.
Москва. Остоженка.

V.
РАЗМЫШЛЕНІЯ ДОБРАГО ГРАЖДАНИНА.

I.
Хорошая жизнь.

Что такое хорошая жизнь и что называется жизнью скверною?
Нкоторые полагаютъ, что для жизни, что называется хорошей, требуется очень и очень много условій: требуется и нкоторая свобода личности, и развитіе общественной жизни, и широкое распространеніе образованія во всхъ слояхъ общества, и еще многое другое. Это взглядъ не русскій, иностранный, такъ сказать, — привозный. Другіе полагаютъ, что если у человка есть теплое мстечко, представляющее возможность копить деньги, жена, умющая печь хорошіе пироги, и теплый уголъ, въ которомъ онъ можетъ безмятежно соснуть посл обда, то жизнь этого человка — хорошая жизнь, и роптать на Бога гршно. Это идеалъ русскій. Это идеалъ,— такъ сказать, средній, т. е. бываютъ у насъ идеалы и повыше, бываютъ и пониже, но это идеалъ именно средній, настоящій и повсемстно преобладающій.
Если смотрть на вещи поверхностно, то въ послднее время этотъ идеалъ началъ какъ будто бы повышаться. Въ послднее время, какъ извстно, надъ Россіей занялась заря обновленія. Объ этомъ доводятъ до свденія вс наши публицисты-щелкушки. По отношенію къ этому событію всхъ нашихъ соотечественниковъ можно раздлить на дв категоріи: первая категорія — безчувственные, вторая — чувствительные.
Если вы обратитесь къ NN и воскликнете:
— Пора вставать! Надъ Россіей занялась заря обновленія. Россія шагами Голіафа шествуетъ впередъ!..
То NN отвтитъ вамъ:
— Пускай себ шествуетъ,— и NN отправится въ свою спальню, ибо онъ только-что пообдалъ.
Это человкъ безчувственный.
Если вы обратитесь къ XX и воскликнете:
— Такое ли теперь время, чтобы спать! Заря занялась надъ Россіей! Россія шагами Голіафа шествуетъ впередъ!
То XX, хотя и онъ только-что пообдалъ, хотя и ему очень хочется вздремнуть, засуетится, сконфузится и будетъ изъ силъ выбиваться, чтобы уврить васъ, что онъ никогда не спитъ, даже ночей не спитъ, а все бодрствуетъ, все шествуетъ вмст съ Россіей впередъ, впередъ и впередъ.
Это человкъ чувствительный. Безчувственные — имя имъ легіонъ — своего рода сила и идеалъ ихъ — именно тотъ средній идеалъ, который я опредлилъ выше, и они никогда отъ него не отрекаются. Чувствительные — слабы характеромъ, стыдливы и ихъ очень мало. Ихъ вчно преслдуетъ мысль о процвтаніи своего родного, края или города, или даже своего теплаго угла.
Увидятъ ли они въ какомъ нибудь трактир чистыя салфетки, — ихъ радости конца нтъ и пишутъ они въ редакціи столичныхъ газетъ умилительныя письма о салфеткахъ и о прогресс своего отечества. Откроется ли у нихъ новый магазинъ съ зеркальными окнами, они отъ сердечнаго умиленія впадаютъ въ нкоторую меланхолію и мечтательность, плодомъ которой является въ газетахъ краткое размышленіе объ историческихъ судьбахъ города X отъ его основанія до открытія въ немъ магазина съ зеркальными стеклами. Выкраситъ ли городской голова какое нибудь общественное зданіе свжей краской, — чувствительные граждане спшатъ возвстить всему цивилизованному міру, что счастливы т города и страны, въ которыхъ находятся люди, подобные ихъ дятельному и добродтельному градскому голов.
Цивилизующаяся провинція. Всматриваясь въ черты нашей провинціи, мы находимъ въ ней нчто, даже общающее, и если не превышающее, то похожее, почти равное съ центромъ русской цивилизаціи — съ Петербургомъ: такъ нынче зашли мы въ такъ называемый кате-ресторанъ одного изъ значительныхъ городовъ юга: чисто, прилично, хотя бы для Петербурга: просимъ дать полъ порціи рыбы, рыба свжая, съ приличнымъ папиткомъ, чистая са.:4’стка, мягкій хлбъ, мраморная доска стола вмсто скатерти, — хоть бы и не въ провинціи, и полъ-порціи стоитъ всего 13 копекъ, а другія полъ-порціи говядины, жареной птицы, также этой цны — даже, въ этомъ отношеніи, и не похоже на провинцію. Господствующіе постители этого ресторана — студенты, южныя, энергичныя, задумчивыя физіономіи — что-то новое, что-то общающее, наружность и очертаніе силъ, не встрчаемыхъ или рдко встрчаемыхъ въ нашихъ столицахъ Да, югъ Ро сіи сулитъ что-то новое, что-то до сохъ поръ невдомое намъ!..
Таганрогъ, 8-го января. Инженеръ г.Литвиновскій, бывшій начальникъ 15 участка K. X. А. Желзной дороги, предполагаетъ открыть заводь для конструкціи вагоновъ…. Говорятъ, что. но близости отъ будущаго литейнаго завода г. Полякова, проектируется еще заводъ живущими тамъ помщиками. Слухъ этотъ можно считать достоврнымъ. Какъ теперь не, удивляться и не радоваться небывалой предпріимчивости нашей провинціи!
Воронежъ, 23 декабря ‘Воронежск. Телегр.’ сообщаетъ, что градскимъ головою г. Воронежа остался С. Л. Крюковъ. Причемъ присовокупляетъ, что трехъ-годичная дятельность С. Л. Кряжова въ должности градскаго головы не осталась безслдною. Онъ устроилъ водопроводъ и подарилъ его городу, облагообразилъ съ виду Думу, по его мысли былъ отдланъ домъ, въ которомъ помщались 2-е и 3-е приходскія училища, оказалъ пособіе вспомогательному обществу приказчиковъ и т. д., въ послднее время пожертвовалъ для писцовъ думы 600 р. с…. Да! счастливы города, гд родятся и живутъ Кряжовы, Рыковы, Милютины…’ {Вс эти корреспонденціи помщены къ январскихъ NoNo ‘Дятельности’, за что я и приношу г. Долинскому мою чувствительнйшую благодарность.}.
Читатель! Если въ трактирахъ вашего города бываютъ чистыя салфетки, если полпорція рыбы съ приличнымъ напиткомъ стоитъ у васъ не дороже пятнадцати копекъ, то знайте, что въ настоящемъ ваша цивилизація выше цивилизаціи Петербурга, а въ будущемъ, и вроятно близкомъ, вы можете имть пріятную надежду удивить вселенную чмъ-то новымъ и до сихъ поръ невиданнымъ. Если нкто изъ вашихъ купцовъ или помщиковъ думаетъ устроить въ окрестностяхъ вашего города заводъ или фабрику, то знайте, что вселенная удивляется небывалой и неслыханной предпріимчивости вашей. Если городской голова облагообразятъ съ виду вашу думу, выкраситъ училище, подаритъ вамъ фонтанъ, водопроводъ или нсколько сотъ рублей наличными деньгами, то знайте, что вы счастливы, очень счастливы…
Боже мой, Боже мой! какъ немного нужно человку, чтобы быть счастливымъ! И однакоже счастливыхъ людей не особенно много. Я заключаю это изъ того, что чувствительныхъ людей легіоны, а корреспонденцій они пишутъ мало. Если же чувствительные люди не пишутъ корреспонденцій, то слдовательно они пока еще не находятъ вокругъ себя ни замчательныхъ гражданъ, облагоображивающихъ зданія, ни какихъ либо заводовъ, ни новыхъ магазиновъ, ни даже чистыхъ салфетокъ въ трактирахъ. Это очень грустно, это даже совершенно невыносимое положеніе. Сгарать желаніемъ писать — и не находить достойнаго предмета, о которомъ бы можно было написать хоть что нибудь, порываться кликнуть на всю Россію, что мы, граждане такого-то города X, тоже видимъ надъ собой зарю обновленія, тоже шествуемъ впередъ — и не встртить даже ни одной задумчивой физіономіи въ трактирахъ! Скверное положеніе!
Но иногда чувствительные люди бываютъ невыразимо счастливы. Иногда судьба водворяетъ ихъ въ такомъ счастливомъ уголк земнаго шара, что они могутъ похвалиться передъ цивилизованнымъ міромъ не однимъ отдльнымъ явленіемъ въ род вышеприведенныхъ, а всси жизнью своего родного города, всмъ ея грандіознымъ теченіемъ. Въ такомъ случа они обыкновенно начинаютъ свою корреспонденцію въ слдующемъ род: ‘жизнь и дятельность у насъ ключомъ бьютъ, а между тмъ для Россіи этотъ замчательный уголокъ чуть ли не terra incognita.’ Именно такъ начинается лежащая передо мной корреспонденція изъ Нахичевани. Въ Нахичевани — жизнь, въ Нахичевани — дятельность, въ Нахичевани живутъ все армяне, которые ‘по смлости и предпріимчивости въ торговыхъ оборотахъ могутъ сравниться разв съ древними финикійцами и карфагенянами. *
Это уже не просто хорошая жизнь, — это великолпная жизнь. Тутъ не просто стяжаніе, а стяжаніе смлое и предпріимчивое, дятельность ключомъ бьющая, точь въ точь, какъ у древнихъ финикійцевъ.
До двнадцати лтняго возраста современные финикійцы, вроятно, ростутъ, подобно намъ всмъ, какъ рпа и капуста, но какъ только имъ минетъ двнадцать лтъ, тогда они уже всецло отдаются стяжанію, тогда имъ уже нкогда играть, нкогда учиться, нкогда мечтать и думать о чемъ бы то ни было неотносящемся къ увеличенію барышей и приращенію процентовъ. Но зачмъ, на что имъ эти барыши? Изъ-за чего они такъ усердно и неустанно промышляютъ? На что имъ ихъ товары и золото? Затмъ, изъ-за того, на то, чтобы ихъ дома были тепле, жены нарядне и красиве, а пироги вкусне’. Это не корреспондентъ говоритъ, — это я говорю, но и корреспондентъ молча подтверждаетъ это. Въ Нахичевани, по его словамъ, есть дома, въ которыхъ снятъ и дятъ, есть дома, въ которыхъ пьютъ, есть магазины, есть товары, есть купцы и прикащики и больше ничего нтъ, даже учителей нтъ, даже первоначальныхъ школъ мало, да и т, какія есть, учатъ только считать деньги и писать счеты. Правда, корреспондентъ прибавляетъ, что современные финикійцы не чужды и эстетическихъ наклонностей, до такой степени не чужды, что думаютъ даже постоянный театръ устроить, но меня онъ не удивляетъ этимъ. Я полагаю, что они и не могли бытъ чужды эстетическихъ наклонностей. Еслибы они были чужды даже эстетическихъ наклонностей, то это было бы ужъ слишкомъ чудовищно, ибо безсловесные скоты и т этихъ наклонностей не чужды.
Итакъ идеалъ хорошей жизни современныхъ финикійцевъ — живутъ ли они въ Нахичевани, или въ Таращ — заключается въ слдующемъ:
1) Нужно имть теплый уголъ.
2) Нужно имть жену, умющую готовить хорошіе пироги.
3) Нужно имть матеріалы, изъ которыхъ пироги готовятся.
4) Нужно имть возможность копить деньги.
Это все. Больше ничего не нужно. На послднемъ пункт, то есть на возможности койотъ деньги, какъ на фундамент, держится все остальное зданіе человческаго счастья. Если будутъ деньги то будетъ и теплый уголъ, будетъ и хорошая жена, будутъ и пироги.
Слдовательно, задача всей человческой жизни сводится къ тому, чтобы какъ можно энергичне и настойчиве пріобртать деньги. Чмъ больше у васъ будетъ денегъ, тмъ больше вы можете имть пироговъ, тмъ тепле будетъ вашъ уголъ и, слдовательно, тмъ счастливе вы будете. Чмъ настойчиве вы промышляете эти деньги, тмъ лучше выполняете задачу вашей жизни и тмъ боле достойны вы уваженія.
Повидимому, чувствительные люди не довольствуются этимъ идеаломъ, но это только повидимому: они довольствуются имъ и если въ чемъ нибудь расходятся съ людьми безчувственными, то расходятся въ самыхъ пустыхъ мелочахъ, въ самыхъ несущественныхъ деталяхъ, а отнюдь не въ существ дла. Безчувственные полагаютъ, что будутъ ли въ трактирахъ столики съ досками мраморными, будутъ ли столы обыкновенные сосновые, — это ршительно все равно, чувствительные же полагаютъ, что мраморныя доски лучше. Безчувственные полагаютъ, что выкрасятъ ли городскую думу новой краской или не выкрасятъ,— это ршительно все равно, чувствительные же находятъ, что выкрашенная дума несравненно лучше, чмъ невыкрашенная.
А на счетъ сущности идеала хорошей жизни вс согласны.

Добрый гражданинъ.

‘Дло’, No 3, 1870

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека