ПОРЦІА.
ПОРЦІА.
ПОЭМА
Альфреда де Мюссе.
I.
I.
II.
II.
Порциа, Мюссе Альфред Де, Год: 1835
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Уже заря востокъ румянить стала,
Когда съ костюмированнаго бала
Вернулся графъ Луиджи,— Съ нимъ жена
Шла подъ руку, блдна, утомлена,
Въ роскошномъ и изысканномъ наряд,
Разсянно откидывая пряди
Ползущихъ на глаза ея кудрей,
И броситься въ постель спша скорй.—
Стоялъ декабрь, дни длались короче.
Нердко леденящій втеръ ночи
Вздувалъ въ камин угли и золу.
Но графа не манилъ огонь, въ углу
Слдилъ мужъ за графиней. Колебалась
Мысль страшная въ ум его, казалось,
Графъ начиналъ старть.— Ужь съ раннихъ лтъ
Его черты страстей носили слдъ
И быстро измнились раньше срока.
Онъ — флорентинецъ, общаго порока
Не избжавъ и рано развращенъ,
Былъ съ молоду, какъ говорится, онъ
Искатель всякихъ сильныхъ ощущеній.
Но скоро страсть и жажду приключеній
Смнила скука, видя, что года’
Проходятъ, онъ подумалъ, и тогда
Жениться поспшилъ. Скрывать къ чему же?
Его жена нашла ревнивца въ муж.—
Кто не ревнивъ въ испорченный нашъ вкъ,
Тотъ на земл живетъ, какъ человкъ,
Безъ лампы спящій: чувствуетъ онъ муку
Удара нанесеннаго, но руку
Нанесшаго ударъ не видитъ.
Графъ
Открыто жилъ, но у него былъ нравъ
Крутой: того убилъ бы онъ и тло
Въ Тибръ бросилъ, кто дерзнулъ бы только смло
Коснуться до жены его, и, разъ
Ршившись мстить, ни на единый часъ
Наврно онъ не отложилъ бы мщенья.
Онъ получилъ отъ папы отпущенье,
Какъ шла молва, во всхъ такихъ грхахъ.—
Кто*жъ въ Рим могъ, забывши всякій страхъ,
Подумать оскорбить его?— жена же,
(Ей нё было шестнадцати лтъ даже,
Когда на ней жениться вздумалъ онъ) —
Богата, избалована съ пеленъ,
Лишь дружбу испытавъ и ей послушна,
Къ супругу относилась равнодушно,
Но, ставя равнодушье ей въ вину,
Въ неврности подобную жену
Кто могъ подозрвать?
Свое молчанье
Нарушивши, графъ сдлалъ замчанье:
—‘Ты, Порція, устала и почти
Заснула даже, стоя’…— ‘Ахъ, прости,
Оноріо, меня ты, ради Бога!
Я нынче танцовала слишкомъ много
И словно вся разбита’.— ‘Кто былъ тамъ,
Одтый въ черный плащъ и, по лтамъ,
По виду молодой еще? Онъ въ Рим
Не боле двухъ дней, но уже ими
Воспользоваться, кажется, усплъ’.
И на жену графъ зорко посмотрлъ.
— ‘О комъ ты говоришь, мой другъ?’ — ‘Не знаешь?
За ужиномъ, когда припоминаешь,
Стоялъ, какъ разъ, онъ за твоимъ плечомъ.
Казалось мн, шептались вы — о чемъ?
Кто онъ такой?’ — ‘Но это мн извстно
Не больше, чмъ теб, къ тому-жъ — не интересно’.
— ‘Не правда ли, красивъ онъ? Объ закладъ
Побьюсь, замтилъ графъ: — что онъ наврядъ,
Какъ ты, теперь печаленъ’.— ‘Можетъ статься!
Однако, но могу не удивляться —
Зачмъ о немъ ты вздумалъ говорить?’
—‘А я дивлюсь не меньше, можетъ быть,
Тому, что ты молчишь о немъ упорно,
Лишь а заговорю… Прошу покорно,
Вести подобный странный заговоръ!..
А все-таки безъ смха до сихъ поръ
Про черный плащъ подумать не могу я:
Меня развлекъ онъ, сильно интригуя…’
—‘Мой другъ, сказала Порціа:— пора!
Нельзя-жъ не спать до самаго утрй.
Что-жъ медлишь ты? Иди ко мн…’ — ‘О, Боже!
И спать, и раздваться для чегоже,
Когда, какъ день, ночь поздняя блдна?
Желаешь — спи, но у меня нтъ сна’.
—‘Какъ, я одна останусь? Не желая
Сердить васъ, чмъ васъ прогнвить могла я?’
Луиджи къ ней приблизился. Слегка
Была ея откинута рука
И свсилась съ постели… Не однажды
Вы видли, конечно, какъ отъ жажды
Льнутъ къ чаш пересохшія уста,
Такъ и рука откинутая та
Манила, и на ней среди молчанья
Напечатллось жгучее лобзанье
И слышался дрожащій шепотъ: ‘Нтъ,
Не знаешь ты и знать теб не слдъ,
Венеціанка юная, какъ губитъ,
Какъ жадно пожираетъ все, что любитъ,
И насъ самихъ, тотъ флорентинскій адъ,
Который ждетъ лишь слова, чтобы въ адъ
Жизнь обратить, одна его забота,
Чтобъ высушить, какъ грязное болото,
Все то, что въ насъ священнйшаго есть,
Что дорого такъ намъ — любовь и честь.
Вотъ зло, зло неизбжно-роковое,
Ужасное: въ себя всосалъ его я
Изъ материнской груди съ молокомъ
И сдлался безумцемъ’.— ‘О какомъ
Зл говоришь ты?’ Порціа спросила.
—‘О ревности, о тхъ, чью жизнь губила
Она не разъ’…— ‘Владычица!.. Меня
Ревнуешь ты, хоть въ чемъ-нибудь виня?’
—‘Ревную васъ, синьора? Но за что же?
То на меня нисколько не похоже.
Кто вамъ сказалъ, что я ревнивъ? Ни чуть!..
Теперь вы мирно можете заснуть’.
Онъ тихими шагами удалился
И мрачно на балконъ облокотился.
(Почти потухла на неб луна)
И графъ Луиджи видлъ, какъ жена,
Отдавшись сну, глаза свои закрыла.
Какая-то таинственная сила
Скрывается въ ночахъ, когда цвты
И женщины въ сіяньи красоты
Становятся прекраснй, и дыханье
Ихъ разливаетъ вкругъ благоуханье.
Вотъ почему въ безмолвной тишин
Любуясь милой женщиной, во сн
Закрывшей очи, чистой, безмятежной,
Графъ чувствовалъ какой-то трепетъ нжный
И сознавалъ, что близь нея въ тиши
Смиряется боль острая души.—
Кому же врить, Боже? Если лживо
Все то, что цломудренно-красиво
По виду, чтобъ избавиться отъ чаръ
Любви, должны мы нанести ударъ
Смертельный въ грудь любимаго созданья,
Съ себя стряхнувъ глазъ милыхъ обаянье.
Хоть было въ небесахъ почти свтло,
Склонивъ подъ лампой блдное чело,
Стоялъ въ своей античной мрачной вал
Тосканецъ. Вдругъ внизу услышалъ онъ
Звукъ голосовъ, потомъ гитары звонъ.
Нагнувшись у балкона чрезъ перила,
Увидлъ онъ — ихъ ясно видно было —
Двухъ гитаристовъ, первый не знакомъ
Ему былъ совершенно, но въ другомъ
Узналъ онъ черный плащъ — свое дыханье
Задерживая, ждалъ, но ожиданье
Ни чмъ не оправдалось. Лишь кинжалъ
Онъ пробовалъ и полуобнажалъ,
Какъ врнаго товарища, съ которымъ
Онъ отъ врага не убжитъ съ позоромъ.
Все было тихо. Ясно разсмотрвъ
Соперника, свой подавивши гнвъ
И притворивъ открытое окошко,
Прокрался въ спальню тихо онъ, какъ кошка:
Луиджи показалось, что жена
На лож шевельнулась — но она,
Недвижная, спала, закрывши очи,
Прекрасна днемъ, какъ и подъ кровомъ ночи
И легъ въ постель неугомонный графъ,
Вечернюю молитву прошептавъ.
Кто знаетъ флорентинцевъ, изучилъ ихъ,
Кто знаетъ кровь, текущую въ ихъ жилахъ,
Тотъ врно не забудетъ никогда,
Что ненависть людей тхъ и вражда —
Не исполинъ могучій, а трусиха
И злая отравительница, тихо
На корточкахъ сидящая, въ грязи,
Слдящая за жертвой не вблизи,
Но издали, безгласная, хромая,
Которая, вс мры принимая,
Чтобъ жертвъ своихъ изъ рукъ не упустить,
Готова ихъ два раза отравить.,
Храмъ опустлъ, во тьм предъ образами
Горли свчи трепетно во храм,
Когда порогъ его переступилъ
Красивый чужестранецъ. Не спшилъ,
Откинувши рукою плащъ свой черный,
Онъ почерпнуть святой воды въ просторной
Той церкви, и благоговнья онъ
Не чувствовалъ среди ея колоннъ.—
Два, три монаха въ сумрак молились, *
Молчалъ ихъ хоръ, затихъ органъ — струилось
Сіянье умирающихъ лампадъ
Подъ сводами и въ глубин аркадъ,
Гд вторило шагамъ звучащимъ эхо…
О, тихія обители, утха
Скорбящихъ душъ, кто, кто не знаетъ васъ?
Кто въ трепет не поднимаетъ глазъ
Въ куреніи душистомъ иміама
Подъ куполомъ таинственнаго храма?
Однако, посреди священныхъ стнъ
Пришелецъ не склонялъ своихъ колнъ,
Чего-то ждалъ, настороживши ухо.
— Часъ пробилъ.— Подошла къ нему старуха
Дрожащая: отъ старости она
Дрожала, иль отъ стужи. (Холодна
Ночь въ январ).— ‘ Пора, бгутъ мгновенья,
Сказалъ онъ ей:— чу! слышишь-ли ты пнье
Ночного птуха? Уже блднетъ мракъ.
Веди меня’. Старуха, сдлавъ знакъ,
Отвтила: ‘Вотъ ключъ, идите прямо
Къ оград, гд васъ ждутъ ужё…’ Изъ храма
Онъ вышелъ, затворилась тихо дверь.
—‘Да сохранитъ Господь его теперь!’
Шепнула и приблизилась къ налою
Старуха.
Въ часъ, когда, ночною мглою
Закутанный, весь городъ спитъ, куда
Ты, юноша, бжишь, какъ конь, узда
Котораго покрыта пной? Льется
Струями потъ, кинжалъ твой съ боку бьется.
Куда спшишь во тьм? Въ ней и врага
Не разгладишь — хоть врный твой слуга,
Тебя по перьямъ шляпы узнавая
Издалека, бжитъ не отставая.
Пусть помогаетъ Богъ теб, когда
Въ глухую ночь любовь, а не вражда,
Тебя зоветъ… Любовь все превозможетъ,
И счастливъ дважды тотъ изъ насъ, кто можетъ
У милыхъ ногъ стереть съ лица свой потъ!..
Она преграды ставитъ намъ такія,
Что будь въ насъ даже силы не людскія
Титана силы, но въ виду преградъ
Бросаемся невольно мы назадъ,
Порой, въ минуту даже обладанья,
Блднетъ передъ счастіемъ желанье,
Какъ передъ солнцемъ дальняя звзда,
И небеса походятъ иногда
На душу, душу смертнаго созданья:
Есть сфера, гд орелъ свое, дыханье