Сатира на женщин. Песнь X, Буало Никола, Год: 1660

Время на прочтение: 20 минут(ы)

САТИРА

БУАЛО

НА ЖЕНЩИНЪ.

Переводъ съ Французскаго
Николая Телепнева.

МОСКВА.
Въ Типографіи Николая Степанова.
При ИМПЕРАТОРСКО МЪ Театр.
1829.

Печатать позволяется съ тмъ, чтобы по напечатаніи представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. Москва. 1829 года, юля 27 дня.

Ценсоръ Владиміръ Измайловъ.

ПЕРЕВОДЪ БУАЛО
ДЕ ПРЕЕВОЙ САТИРЫ
НА ЖЕНЩИНЪ.

ПСНЬ X.

Миронъ! Я вижу ты уже и въ самомъ дл
Жениться предпріялъ, и на этой недл.
Не думалъ, признаюсь, чтобъ человкъ съ умомъ
Могъ этакъ рисковать, а ты ужъ и съ отцемъ
Поладилъ, все ршилъ, и свадьбы день назначилъ!
Смотри! чтобъ посл ты себя не одурачилъ,
Не сталъ бы каяться, не сталъ бы говорить:
Что и изъ друзей ни кто не вздумалъ совратить
Совтами тебя съ сего пути ужасна!
То знай, Миронъ! Винить ты будешь всхъ напрасно.
Я первый, истину какъ должно возлюбя,
Въ намреньи твоемъ готовъ пропнуть тебя.
Прими сей мой совтъ, который другъ вщаетъ:
Скажи мн напередъ, чмъ бракъ тебя прельщаетъ?
Невста коль твоя, красавица собой,
И превосходитъ всхъ своею близной,
Иметъ стройный станъ, скромна, крошка по нрав,
Умъ, нжность колоса, у всхъ въ великой слав,
Съ ней кучи золота, что въ вкъ не перечесть,
Готовитъ для тебя твой нарченный тестъ
Родство презнатное, въ которое вступаешь,
Ну словомъ: все ты въ ней блаженство обртаешь.
А больше чмъ влечетъ она тебя къ себ?
Не тмъ ли, что красотъ завидныхъ нтъ въ теб?
Ни ты чтобъ славенъ былъ, богатства не имешь,
Обворожатъ собой красавицъ не умешь.
Такъ стало ее рокъ расположилъ къ теб,
Какъ не завидовать теб въ твоей судьб!
Коль двушка горитъ не къ намъ, а лишь къ карману,
То тамъ того и жди, что скоро быть обману.
Онажъ искателямъ на зло, ихъ не любя,
При нихъ краснетъ вся, но смотритъ на тебя.
Согласенъ, ты счастливъ, и говорю не ложно,
Что счастливй тебя быть въ мір не возможно,
Но вотъ отъ части что еще меня страшитъ:
Что вчно ли она т чувства сохранитъ,
За кои такъ легко свободой ты рискуешь,
Мечты, которыя въ ум своемъ рисуешь,
То сбудутсяль он? И продолжатсяль вкъ?
Чтобъ модный шарлатанъ т блага не прескъ!
И не былъ бы ты самъ еще тому виною!
Вообрази себ: съ молоденькой женою
Возможешь ли сидть все въ четырехъ стнахъ?
Лтъ!— Правда ли?— Ты быть съ ней долженъ на балахъ,
Во всхъ собраніяхъ, гд роскошной рукою
Утхи собраны,— тамъ рой мущинъ толпою
Помчится по слдамъ везд твоей жены.
Ты знаешь: женщины вс такъ сотворены,
Что воздыхателей он не ненавидятъ,
И отъ мужа любить грха со всмъ не видятъ,
Но въ чувствахъ отвчать обязанностью чтутъ,
А строги правила невжествомъ зовутъ.
Положимъ, что твоя есть образъ совершенства,
И ни кому съ тобой не сдлаетъ равенства,
Но можетъ вображать: кто нравится глазамъ,
Тушъ преступленья нтъ марающаго дамъ.
Зародыша любви она не понимаешь,
А чувствуетъ, что нтъ кого-то, и — скучаетъ.
Сама не вдаетъ кто нуженъ такъ для ней,
Изъ окружающихъ сотъ нсколькихъ людей!
И посл какъ въ.толп она того встрчаетъ,
Въ минуту вспыхнула, какъ пламень запылаетъ,
А сердцу стоитъ разъ не много по отстать
Въ супружней врности,— тамъ трудно унимать,
И если мужъ въ жен премну замчаетъ,
То долженъ длать такъ, какъ будто и не знаетъ,
Не то весь свтъ его ревнивцемъ прозоветъ,
Тираномъ, варваромъ у всхъ онъ прослывешь.
Преступну видя страсть, онъ долженъ уклоняться,
Любовникамъ мшать не смть намреваться.
Въ театры повезешь!— Тамъ встртитъ ее взоръ
Истаивающихъ въ любви!— Ихъ разговоръ
Наврно вндрится въ ея невольны чувства.
Тамъ дти Марсовы, во всей крас искуства
Явятъ геройскій духъ! Узритъ въ ихъ ранахъ кровь,
А тамъ! Венеринъ сынъ возжетъ въ ней къ нимъ любовь.
Тогда ужъ ты пропалъ, она другимъ пылаетъ,
Тебжь седьмую часть: всю дружбу предлагаетъ.
&nbsp, Вотъ это каково? Ну, что любезный другъ?
Ты что-то сердится? завидный мой супругъ!—
— Нимало. Мыслить всякъ, какъ хочетъ кто, такъ воленъ,
Но изъ опеки я давно уже уволенъ.
За дружескій совтъ тебя благодарю,
Но я по своему на этотъ бракъ смотрю,
И мысль твоя для всхъ закономъ быть не можетъ.
Пускай лишь слабые умы она тревожитъ,
Яжъ правъ. Вотъ почему.— Я знаю напередъ,
Ты скажешь: я ее разсматриваю съ годъ.
Изгибы сердца вс, не чувствами я мрилъ
(Конечно, сердцубъ въ томъ ни какъ я не поврилъ),
Но посторонними глазами я глядлъ,
И перемны въ ней ни малой не нашелъ.
Все одинакова, все т же совершенства,
Въ которыхъ я мое надюсь зрть блаженство.
Есть браки, слова нтъ! которыхъ узы — цпь!
Ктожъ въ этомъ виноватъ?— женихъ! когда онъ слпъ,
И мужемъ сдлавшись, весь оперся на счастье,
И молодой своей все отдалъ самовластье,
И смотритъ на жену всегда въ двойной лорнетъ,
Какъ на любовницу!— Ужъ тутъ надежды нтъ.
Но вообще сказать: гд нравы развращенны,
Не льзя… чтобы росли средь жены ихъ примрны:
Не должно мыслить такъ, то мннье будетъ въ стыдъ
Тому, кто злобно вкъ, неправильно чернитъ’
Примровъ нын есть на свт очень много,
Какъ въ правилахъ себя ведутъ супруги- строго.
Иль взглянемъ въ древности, Фринея (*) гд цвла,
И Пинелопа (**) съ ней въ одной стран росла.
(*) Фринея, распутная Гречанка.
(**) Пинелопа, Уллисова супруга, образецъ цломудренности.
Хоть солнце и одно всю землю согрваетъ,
Но розу и полынь все таясь земля раждантъ.
Такъ браковъ много есть, завидныхъ, что мужья
Съ ихъ женами, по смерть любовники — друзья.
Все такъ, согласенъ я! Ты славно изъяснился,
И долгъ соблюлъ тмъ свой, что за жену вступился.
Но я но на лицо, а вообще сказалъ,
Чегобъ я на твоемъ бывъ мст трепеталъ.
Но согласитсяль съ тмъ, чего на свт бол:
Счастливыхъ ли мужьевъ, иль гибнущихъ въ злой дол?
И мужъ пока не мужъ, а только что женихъ.
Докол счастья онъ въ женитьб не достигъ,
А только двушки плняся красотами,
Иль толстыми ея прельстяся сундуками,
Мечтаетъ, что съ небесъ онъ то руно укралъ у
Которое Зевесъ такъ тщательно скрывалъ.
Иль, не укравъ еще, а онымъ ужъ гордится
Не такъ ли, какъ и онъ, ребенокъ веселится?
Не ошибаетсяль? И какъ не попнять
Весьма неврному, и, врнымъ рисковать?
Скажи: на свт что свободы намъ миле?
И горькой участи не воли, что есть зле?
Всхъ насъ въ супружеств ждетъ: благо, илъ напасть!
И знавъ то, женимся! Чтожъ правитъ нами?— страсть!
А страсть съ безуміемъ, по мн, одно и то-же.
Ну! если съ нею кто твое раздлитъ ложе,
И тмъ нарушитъ хоть жена твоя законъ,
А дтямъ все отецъ не кто другой,— Миронъ!
И если сбудется такое предсказанье,
Какое ощутишь въ душ твоей терзанье,
Коль сходства не найдешь въ нихъ малаго съ собой,
И даже съ матерью?— А велно судьбой,
Чтобъ дти были вс какъ вылиты въ отца*
И долженъ ты глядть на этаго срамца,
Презрвшаго законъ и дружбы, и пріязни?
Неистовый твой врагъ безъ малыя боязни
Ласкаетъ безъ стыда при всхъ твоихъ дтей,
Самъ на тебя жен мигаетъ онъ твоей.
Ты жъ, зная это все, въ душ лишь кроешь злобу,
Не смвъ ему открыть скорйшій путь ко гробу,
&nbsp, А пособишь не льзя: разводныхъ нын нтъ.
Къ чему тебя тогда страсть эта доведетъ?
Все знаю, ты всегда противникомъ былъ бракуй
Но въ первомъ ли теб я встртилъ забіяку?
Внецъ супружества былъ прежде поносимъ,
Но пасквилаторовъ въ успхахъ мы не зримъ.
И прежде многіе: Фонтени, Моліеры,
Критиковали бракъ на разные манеры.
Виглонъ писалъ объ немъ, писалъ и Рабеле,
Маротъ и Аріостъ, Бабасъ, еще Геле,
И вс сатирики писали, надувались,
Плодами же своихъ трудовъ не наслаждались.
Но, вопреки имъ всмъ, священный сей союзъ
Крпчалъ и составлялъ блаженство брачныхъ узъ,
Онижъ! Съ стыдомъ въ домахъ, въ безмолвіи сидли,
И съ ярой злобою на счастливыхъ глядли,
И, можетъ изъ числа враждебныхъ сихъ мужчинъ,
Ругать имъ женскій полъ чуть не былоль причинъ,
Чуть не явилъ ли кто собой обращикъ свшу,
Чтобъ не найти въ жен — ходячую монету,
То надобно ее умть намъ сберегать,
И добрую жену рабою не считать.
Не должно) чтобъ она цпями бракъ считала,.
Чтобъ, мужа, не боясь, любила, почитала,
Въ желаніяхъ ея была бы вся своя.
Вотъ о супружеств какая мысль моя.
Я вижу, что тебя, мой другъ, не переспоришь,
Пожалуй замолчу! Но, ежели дозволишь,
Чтобъ правды предъ тобой мой голосъ не умолкъ,
Прими не мой совтъ, прими всеобщій толкъ.
Вс въ свт говорятъ: ужель насъ вс глупе?
Но мы, теорики, тжъ, въ практик сильне.
Мужья ужъ и отцы, имютъ и внучатъ,
Ужели и они намъ правды не внушатъ?
Изъ нихъ иные есть: при изобильи плачутъ,
А жены ихъ, съ родней, по всмъ гуляньямъ скачутъ.
У женниныхъ родныхъ все есть на его щотъ,
А мыслятъ: скоро ли нашъ дядюшка умретъ?
Ахъ! скороль сами мы разполагать всмъ будемъ,
И низкую сію зависимость забудемъ?
Какая это жизнь! чтобъ всякій день торчать,
Въ глаза ему глядть и мины замчать?
Все это изъ чего?— Изъ тысячи рублей!
Ахъ! еслибъ онъ издохъ какъ можно поскорй.
Женажъ! все слышитъ то, и имъ же потакаетъ,
Не меньше и сама въ душ тогожъ желаетъ.
Вдь что ни говори, а ты въ рукахъ у ней!
Да если другъ ея прелютый твой злодй,
Ту опробуетъ мысль, и дастъ совтъ полезный:
Какъ разъ отправится супругъ нашъ прелюбезный
Во области тней — Родные заревутъ
Тамъ, тло съ помпою могил предадутъ,
Легальная вдова во трауръ облечется,
И явитъ свту тмъ, что снова продастся.
И мужу не прошло еще шести недль,
А уже новую зажегъ лампаду Лель!

ПРОДОЛЖЕНЕ X, ПСНИ БУАЛО
ДЕ ПРЕЕВОЙ САТИРЫ
НА ЖЕНЩИНЪ.

О! сколь ужасна намъ супружества стезя,
Путь длинный! И по немъ должны идти скользя,
Все оступаясь, и конца его не знаемъ:
Что выиграемъ тамъ, иль вовсе проиграемъ.
Безъ бюта врнаго, зажмуривши глаза
Вступаемъ на него, и видимъ, что гроза
Нависла тучами и многихъ поразила!
Сраженныхъ Мы не зримъ, зримъ коихъ пощадила.
Счастливыхъ въ тысяч троихъ коль можемъ счесть,
То думаемъ и намъ готова та же честь.
Бываютъ разные характеры въ семъ пол,
И бремя женъ несутъ мужья вс въ разной дол.
Иной, отъ злой жены,— украдкой слезы льетъ,
Другой, отъ втреной,— ему покоя нтъ.
Скупая,— сундуки на крпко запираетъ,
И мужа въ мотовств всечасно укоряетъ.
Безчестныя жены жестокость я слегка
(Которая свой планъ надъ прахомъ муженька
Безсовстно въ глазахъ всей публики свершаетъ)
Уже изобразилъ. Но пуще что стращаетъ!
Ахъ! Боже упаси ревнивыя жены!
Ужъ это истинно, что хуже сатаны!
Но ревность отъ любви всегда проистекаетъ,
То если и любовь, насъ даже ужасаетъ,
Чтожъ, если не любовь? Какихъ тутъ ждать отрадъ?
И чтожъ супружество теперь, когда не адъ?
— Займемся мы скупой и втреной женою,
И взглянемъ: чмъ одна возьметъ передъ другою.
Коль, при наружности изящнйшихъ красотъ,
Но втреной жен, попался мужъ не мотъ,
Хотя и не скупецъ, расчетъ всему лишь знаетъ,-‘
Какая бднаго зла участь ожидаетъ (
Несчастный! прилпясь къ супруг всей душой,
Со тщаньемъ бережетъ всегда ея покой,
Предупреждаетъ мысль, желанья прихотливы,
Въ наградужъ видитъ что?— лишь взоры горделивы!
ли надутый видъ, не вдомо за что!
Потомъ онъ узнаетъ, что гнвалась за то:
Какъ могъ несносный мужъ о томъ не догадаться,
Что въ публику не льзя ни какъ ей показаться.
‘Возможноль въ шали той, что здила на балъ,
‘Которую на мн два раза всякъ видалъ,
‘Похать въ третій разъ? И что тогда вс скажутъ?
‘Ужъ посл на меня и пальцемъ вдь укажутъ!
‘При состояніи, отряпницей всегда
‘Является при всхъ безъ всякаго стыда!
‘Когда онъ этакъ скупъ, за чмъ же онъ женился?
‘Ну станулъ я терпть?’ — онъ старый чортъ взбсился!
‘Чего же стоитъ шаль?— Три тысячи рублей!
‘Уже ль нтъ десяти карманныхъ въ годъ у ней?
‘Всякъ скажетъ* Воспретить мн ни кому не можно,
‘II съ этимъ филиномъ сидть мн дома должно.
‘Чуть чепчикъ, иль борокъ понадобился мн,
‘Все кланяйся ему. Приличноль то жен?’
Тутъ мужъ, отъ горничной узнавъ причину эту,
Проворне вели закладывать карету,
Верши умомъ своимъ, выдумывай скорй,
Чмъ можешь угодить жен своей вернй
(Пока еще она проснуться не изволитъ):
Скоре успвай! Не то — она прошколитъ:
Не приметъ съ полгода тебя и на глаза,
И дома жить сама не будетъ ни часа.
Ты опрометью мчись въ вс модны магазины,
Дабы увидть тнь въ лиц пріятной мины.
Въ наградужъ получилъ ты если поцлуй,
То значитъ это то: почаще такъ балуй!
Вс прихоти ея вмняй себ въ законы.
Коль окружать ее вертлявы Селадоны,
Присутствовать не смй въ той комнат никакъ,
А то симъ ревности подашь жен ты знакъ,
И опротивишь ей, навлекши подозрнье,
Что въ врности ея имешь ты сомннье.
Для частыхъ праздниковъ ей нуженъ гардеробъ,
На сущи пустяки, не стоющи вниманья,
Что бъ осторожный мужъ, сверхъ всяка ожиданья,
За розныхъ множество: помадъ, румянъ, блилъ,
Изъ сундуковъ своихъ пять тысячь въ годъ платилъ.
Хоть восхищатьсябъ могъ онъ самъ ея нарядомъ!
Напротивъ!— Онъ и ссть не сметъ съ нею рядомъ!
Не токмо при гостяхъ, но даже и одинъ,
Красотъ ея со всмъ не есть онъ властелинъ.
Не сметъ подойти, и приласкать не сметъ!
Изъ прочихъ въ прав всякъ!— Мужъ права не иметъ!
— Съ женитьбой у него открылись вечера.
Тамъ танцы, музыка, здсь — въ банкъ и въ штосъ игра.
Жена, и тамъ и сямъ, какъ бы Зефиръ летаетъ,
И въ банкъ, и въ экосезъ, по всюду успваетъ.
Мужъ изъ дали глядитъ, какъ счастливый понтръ,
Умильный на жену его вперивши взоръ,
Нетерпливо ждетъ, какъ выиграетъ даму,
А между тмъ клянетъ свою судьбу упряму.
Та, бросивъ взглядъ ему, стрлою въ экосессъ,
И вршится какъ вихрь средь множества повсъ.
Мужъ видитъ шалуны ее какъ зацпляютъ,
Какъ къ прелестямъ ея вс пламенно пылаютъ,
Все видитъ, и — глядитъ на нихъ розиня ротъ
(Невинно зеркало, когда ужъ самъ уродъ).
При томъ, я не скажу, чтобъ даже въ помышленье,
Ршилась посягнуть на гнусно преступленье!
Лишь втрена она, а больше ни чего.
Но мужу-то, прошу сказать мн,— каково?
Вдь онъ не святодухъ!— Онъ, Богъ всть, что мечтаетъ!
И всхъ танцовщиковъ себ родней считаетъ,
А длать нечего! хоть грустно, для жены,
До трехъ часовъ не спать, а не жалй спины.
— Но взглянемъ же теперь на женщину скупую.
И мужу кто изъ нихъ дастъ выгоду какую?
Не назову я гд, а то узнаетъ свтъ:
(Кому здсь имени, по крайней мр, нтъ.
Пусть пасквилаторомъ меня не называютъ,
Но я увренъ въ томъ, что тотъ часъ вс узнаютъ,
О комъ я говорю, но пусть не отъ меня).
Былъ нкто (у него обширная родня)
Извстный человкъ, и очень почитаемъ
(За стряпчески дла) былъ тамошнимъ всмъ краемъ.
Родоначальникомъ его приказный былъ,
И кучки золота порядочны скопилъ
Для правнука сего. И этого безбожно
Чтобъ мотомъ смть назвать!— Но жилъ онъ, осторожно:
Три блюда всякій день имлъ онъ за столомъ,
И гость не уходилъ съ голоднымъ животомъ.
До лишнихъ прихотей былъ вчно не охотникъ.
Но что до щегольства, то былъ великій модникъ.
Вина и полпива въ дому не заводилъ
(Парами голову онъ рдко тяготилъ).
Не чувствовалъ ни въ чемъ онъ съ роду недостатка.
И между тмъ не зналъ, что есть такое взятка.
Доволенъ бывъ своимъ, былъ въ званьи семантикъ!
И какъ порядочно онъ жить всегда привыкъ,
(И можетъ нсколько онъ жилъ и не по чину,
Не уступалъ ни въ чемъ иному дворянину),
Довольное имлъ количество людей,
Держалъ онъ парочку въ конюшн лошадей,
И дрожки, саночки. Чегожъ еще вамъ надо?
Рогатаго скота хоть небольшее стадо,
И словомъ: жилъ себ, какъ только онъ хотлъ*
Къ несчастію, родныхъ онъ множество имлъ,
И между прочими старухи замшались
(Которы изъ кони на сватьбахъ помшались).
Чтобъ внучикъ не вдался со времемъ въ мотовство,
Заблаговременно взялись за сватовство.
Емужъ вперилось въ умъ что холостому скука,
Безъ друга жизнь вести претягостная мука!
Что не съ кмъ радости, ни горя раздлить,
Съ женой и въ горести есть съ кмъ слезу пролить.
Родные вс къ нему съ совтами приспли:
И о красавицахъ того ему напли,
Что въ мысляхъ даже онъ страшился красоты.
Вступяжъ въ супружество, чтобъ посл нищеты
Не повстрчать ему, съ прибавленнымъ расходомъ,
Ршили такъ они: что лучше жить съ уродомъ,
Но лишь съ богатою, чмъ съ бдной красотой,
Чтобъ посл по міру нейти ему съ женой.
До тхъ поръ бгали старухи, что устали,
Но славную жену богатую сыскали,
За что до гроба имъ, общанъ былъ покой.
Женили молодца на чучел такой,
Что трудно описать, да трудно и поврить!
И какъ не надобно на свой аршинъ всхъ мрить
То вотъ тому примръ: несчастный сей простакъ
Съ богатою женой попалъ въ такой просакъ,
Что жизни былъ не радъ: люта неимоврно,
Скупа до скряжества и въ ревности примрна.
Наслышавшись она отъ постороннихъ женъ,
Что множество мужья имъ длаютъ измнъ,—
А все это чрезъ что? чрезъ деньги и наряды,—
Желавъ предположить заранье вс преграды,
Въ несчастьи упредишь дабы себя такомъ,
Ршилась овладть въ начал муженькомъ.
И долго ли? Жен вс способы возможны,
Мужчины на это просты, неосторожны,-
Доврчивы всму, слова, въ которыхъ ядъ,
Малйшаго вреда себ отъ нихъ не мнятъ.
На все ршительны, и въ окончаньи скоры,
А паче съ злой женой, дабы спасшись отъ ссоры,
Все сдлаетъ, чего она ни пожелай.
Ну прежде, мужъ ключи отъ денегъ подавай,
Крестьянъ и слугъ тотъ-часъ отдай ей во владнье,
А посл въ дом все останное имнье.
На это женушка, знать славно знала свтъ!
У мужа: фракъ, сертукъ, шинель, картузъ, жилтъ!
Все, все обобрала къ себ подъ сохраненье,
Оставивши его лишь въ матерьнемъ рождень.
Предлогъ былъ истинный, и фальши не скрывалъ,
Не то, чтобы она ограбить на повалъ
Хотла мужа,— нтъ! А скупость и ревнивость,
Ршили на сію ее несправедливость.
Потомъ обдумавишсь, за лучшее сочла
Продать все лишнее, и тотъ часъ продала.
Пустила деньги въ ростъ, а мужъ сертукъ изъ байки
Носилъ по праздникамъ, красавицъ для приманки,
Дабы ей уменьшить еще ея расходъ,
Весь, весь распродала послдній мужнинъ скотъ,
И даже лошадей, чего съ нимъ не бывало,
Чтобъ она. ходилъ пшкомъ. Но этаго все мало:
Закупорилась съ нимъ самъ другъ во всемъ дому,
И изъ родныхъ не смлъ ни кто ходить къ нему.
Какъ ржа желзо всхъ и ла подомъ!
Людей всхъ продала, опустошила домъ!
Послдній былъ старикъ (и лтамъ лишь обязанъ,
Который къ Сарину, какъ къ сыну, былъ привязанъ,
Блюлъ молодость его, служилъ его отцу,
Что въ руки не попалъ, къ стороннему купцу),
Ему лишь барыня всю милость оказала:
Пилъ, лъ чтобы свое, жить въ кухн приказала.
Какъ часто наша честь зависитъ все отъ женъ!
Мужъ скупость знавъ жены, былъ посл принужденъ,
Дабы избавишься отъ безпрестанной сестры,
Хоть противъ совсти, а началъ брать поборы.

ПРОДОЛЖЕНЕ X. ПСНИ БУАЛО
ДЕ ПРЕЕВОЙ САТИРЫ
НА ЖЕНЩИНЪ.

Характеръ женъ троихъ, глазамъ твоимъ представилъ,
И отъ желанья все жениться не избавилъ.
Ты не пугается ни мало сихъ оковъ,
Но я изобразить еще теб готовъ
Двухъ женъ, которыя ту правду утверждаютъ,
Что жизнію своей весь тартаръ утшаютъ,
Тхъ женъ, могущихъ мысль во ужасъ привести,
Съ которыми должны мы жизнь свою вести.
Иная попадетъ, какъ адомъ порожденію!
Люте Фуріи! Ужаснй чмъ геенфа!
Встрчаетъ утро тмъ, что станетъ мужа сть,
А все на язык ея вршится честь.
(Что за диковинка! иль чести очень много
У всхъ двицъ? У дамъ она весьма у бога)!
За эту мниму честь мужъ вчно виноватъ:
Ступилъ, всталъ, легъ не такъ, сказалъ, вс не въ попадъ,
Ты мста не найдешь, куды отъ ней укрыться,
По всюду за тобой какъ тнь твоя стремится.
Къ пріятелю ль пойдешь, чтобъ время раздлить,
Съ нимъ горести свои хоть мало облегчить,
Она возопіетъ: о рокъ мой пренесчастный!
Какой мн бракъ судилъ? Бракъ горестный, ужасный!
Не можно съ мужемъ мн пяти промолвить словъ:
Онъ все разславить всмъ пріятелямъ готовъ.
О лжецъ! О ябдникъ! О клевтникъ поносный!
Ахъ! сколь меня сразилъ жестоко жребій грозный!
Съ утра и до ночи все рыщетъ по гостямъ,
За чмъ? Желаю знать, что длаетъ онъ тамъ?
Все только на жену несчастную сплетаетъ,
Такой злодйкою меня онъ выставляетъ,
Что ни одинъ со мной почти не говоритъ,
И всякій отъ меня какъ аспида бжитъ!
Яжъ съ стороны моей всю совсть повряя,
Не винна передъ нимъ, а въ немъ душа презлая!
Въ то время, когда мужъ радъ, радъ найти покой,
И призритъ кто его, тотъ всякъ ему родной.
(И какъ разсказывать, коль въ память не вмстится
Вся злость, что у нее на язык вершится?)
Но ежели донокъ и выдастся ему,
То въ дом нтъ житья изъ прочихъ ни кому.
Или кухарка тамъ съ подбитыми глазами,
Иль горничная вся съ распухшими щеками
Отъ длать нечего, ступай нашъ Фалалей
Въ конюшню, и дери безъ жалостно людей!
Вотъ нравъ его жены! не правда ли? прекрасный!
Вина во всемъ ея, а онъ злодй ужасный!
Его вдь одного въ семъ варварств винятъ,
Какъ мужу не унять жены? вс говорятъ.
А мужъ, ужъ какъ скелтъ, и на подобье тни
Влачится, а нейдетъ согнувъ свои колни.
Изсохъ, изчахъ, и умъ свой съ него потерялъ,
И хуже во сто разъ, чмъ сумасшедшій сталъ,
Минуты собственной онъ въ жизни не иметъ,
И даже мыслишь онъ по своему не сметъ.
Ты скажешь, что и въ семъ я сходств не попалъ
На ту, которую въ супругу ты избралъ.
Мн странно только то, что какъ, чего не знаемъ,
О томъ какъ знатоки мы будто разсуждаемъ,
Добро бы ужъ себя! Хотимъ увришь всхъ,
Что знаемъ все! Вдь насъ подымутъ и на смхъ,
Когда сама себя она еще не знаетъ,
То какъ же мысль твоя ее такъ постигаетъ?
И дьяволъ коль себя въ змія бы не сокрылъ,
Тогда едва бы онъ Адама обольстилъ.
Въ двицахъ таковы, въ женахъ со всмъ иныя,
И на это на все причины есть большія.
Коль двушка въ рукахъ: у матери, отца,
Какъ не желать скорй ей вырвать молодца?
И бывъ женой его, быть властной госпожою
Надъ нимъ, какъ мать съ отцомъ, до днесь были надъ нею.
Желанье вольности, подругъ ея примръ,
Раждаютъ на тебя въ ней множество химеръ,
И какъ тебя, въ себя заставишь ей влюбишься,
Когда не Ангеломъ прекроткимъ притвориться,
Обвороживъ тебя своею красотой,
И ты уже владть не въ силахъ бывъ собой,
Свой жребій совершилъ, и ты на ней женился,
То знай! съ минуты сей ты съ вольностью простился,
Законы строгіе воспримешь отъ нее,
Тогда пойдетъ твое завидное житье,
Тогда-то ты вздохнешь, вздохъ жизни будетъ стоить,
Но мукъ твоихъ ни кто нр сможетъ успокоить.
Томящійся въ цпяхъ ужаснйшій злодй,
И тотъ покойне тебя будетъ скорй.
Тотъ по достоинствамъ и ждетъ возмздной кары!
Тыжъ волею своей стяжалъ судьбы удары
Чуть лишь замтила въ собраніи она,
Что кто нибудь изъ дамъ предъ ней предпочтена
Вниманьемъ публики, въ лиц вся помертветъ,
На мужа перваго она разсвирпетъ,
Иль начался другой, не ею, полонезъ,
Весь блескъ собранія въ глазахъ ея исчезъ,
Всему виновенъ ты, вс такъ тебя боятся,
Что опасаются къ ней даже приближаться.
Иль хуже: какъ дуракъ, жена должна сама
Тамъ думать о себ, гд молодежи тьма,
Что не умлъ во всхъ къ жен вдохнуть почтенья,
Иной бы и желалъ мн сдлать предложенье,
Но ктожъ ршится? всхъ твой столь надутый видъ,
На шагъ приближиться ко мн, уже страшитъ
Ну что это за жизнь? Она люте муки!
Ужель такъ цлый вкъ влачишь я буду въ скук?
Ты силу словъ понявъ, въ угодность для нее
Ршился отпускать во всюду одное.
И въ первый разъ она съ живыми красотами
Явилась въ публику, и тотъ часъ шалунами
Уже окружена, и сердце бьется въ ней:
(Шагъ первый сдланъ кмъ, то тмъ не до мужей)!
Тыжъ всякій день одинъ, а добрая жена
Въ блестящемъ обществ, душа въ ней вскружена
Полсотнею друзей. Изъ нихъ на перебой
Одинъ передъ другими, съ вертушкой молодой
Танцуютъ, рзвятся, и счастливый изъ слугъ,
Внезапно будетъ твой необходимый другъ!
И тыжъ ему пнять самъ будешь слишкомъ дко,
Что здитъ онъ къ теб обдать очень рдко,
Что и на званіе онъ. друга не похожъ.
Когда политикой занялся отъ вельможъ,
Тогда, какъ всякой день) онъ у тебя бываетъ,
А ты (прекрасный мужъ)! кто въ дом былъ, не знаешь.
Онъ не обдаетъ, а ужинаетъ лишь!
И все тогда, когда уже ты крпко спишь.
Но если иногда проснувшись не нарочно
Ты вздумаешь взглянуть, что длаетъ заочно
Супруга врная одна и безъ тебя?
То не прогнвайся, вини тогда себя.
Та глупость прежняя, была что въ стары годы,
Давнымъ давно у насъ ужъ вывелась изъ моды.
Коль съ кмъ нибудь когда жена сидитъ самъ другъ,
Чтобъ смлъ тогда взойти не нужный имъ супругъ,
Тогда истерики невинную замучатъ,
На мсяцъ худо съ ней тебя они разлучатъ.
Тутъ что заговоришь? Когда услышишь ты,
Что съ нею всякій день бываютъ дурноты,
И докторъ требуетъ консильумъ непремнно,
И не ручается за жизнь ея на врно,
Ты будешь жизнь клянутъ, притворство видя въ ней,
Все знаешь и молчи, корми лишь лкарей.
Пройдетъ болзнь, жена твоя съ одра возстанетъ,
То пуще прежняго тебя еще грысть станетъ.
И, Боже упаси! замтитъ коль она,
Что говоритъ съ тобой пріятеля жена,
Куда извстно ей ты здишь очень часто,
То знай! что всякій день, разъ худо полтораста,
Ей упрекнетъ тебя, крича: что ты злодй!
Забылъ свою жену, забылъ своихъ дтей!
Во беззаконіи жизнь блудну провождая,
Отъ порицаніяжъ себя спасти желая,
Сомннье низкое ты возымлъ въ жен:
‘Извстна я давно, всей здшней сторон,
‘И дурно про меня, мой врагъ, сосдъ не скажетъ,
‘А на тебя изъ нихъ съ презрньемъ всякъ укажетъ:
‘Вонъ извергъ мужъ идетъ, чудовище! о змй!’
Не сыщешь ты ни гд убжища отъ ней,
И посл чтобъ спастись всечасной ссоры съ нею,
Ты уподобится презрнному лакю,
Который подкупленъ всегда твоей женой,
Когда она самдругъ, ты будешь часовой!
Но если и сіе позорище ужасно
Представилъ я теб со всмъ Миронъ напрасно,
Послднее еще ихъ свойство сообщу,
И посл я уже на вки замолчу.

ПРОДОЛЖЕНЕ X. ПСНИ БУЛЛО
ДЕ ПРЕЕВОЙ САТИРЫ
НА ЖЕНЩИНЪ.

При строгой стойкости философовъ примрныхъ,
Испытанныхъ въ большихъ бдахъ, неимоврныхъ,
Преданья намъ объ нихъ, изъ древности временъ
Гласятъ, что ихній духъ ни чмъ порабощенъ
Въ ихъ жизни не бывалъ, ни временемъ, ни властью,
Не приносили жертвъ ни малому пристрастью,
Какъ бы безъ слабостей изъ нихъ былъ всякъ рожденъ!
Или надется и ты быть къ нимъ причтенъ?
Положимъ: съ втреной, безчестною женою,
Съ скупой, съ злой, можно жить, он давно молвою
Уже оглашены, и всякій знаетъ ихъ
Какъ низкихъ, скаредныхъ, безчестящихъ другихъ,
И въ этомъ, кажется, отрада не велика,
Тыжъ терпишь отъ сего столь громогласна крика,
Утхи мало въ томъ, что вс жену винятъ,
А объ муж не вс, какъ должно, говорятъ.
Одинъ, тебя винитъ, другой, изъ снизхожденья
Жалетъ о теб. Большое утшенье!
По мннью моему: кто хочетъ сострадать,
То значитъ все равно, что дуракомъ назвать.
Въ глаза же дурака ни кто не скажетъ явно,
А смло сожалть всякъ будетъ презабавно,
Но все уже сноснй и то намъ можетъ быть,
А если долженъ ты терпть и говорить
Не смть на счетъ ее и совершенну другу,
Которомубъ желалъ подъ часъ ты отъ досугу
Часть скорби удлишь, услышишь отъ него,
Что поведенія весь городъ твоего
Не мыслитъ оправдать, въ глазахъ ты всхъ виновенъ,
Противъ такой жены! Ты дуренъ и безбоженъ!
Она, которая блюдетъ такъ свой законъ,
Строга во правилахъ, въ ней Небомъ умъ весь полнъ,
Священство все ее съ почтеньемъ уважаетъ,
Подобной ей ни кто въ семъ город не знаетъ,
И сердцемъ прилпясь къ религіи святой,
Все въ мір прочее считаетъ суетой!
Отверглась отъ всего и въ вчность устремилась,
Возможнодь, чтобы ша дурною быть ршилась?
Забыла о себ, здоровья не щадитъ,
На пользу лишь души, не свтскую глядитъ,
Ни что ей ни когда въ молитв не мшаетъ,
Во взор пламенномъ, мысль, сердце выражаетъ,
Лукавства, хитростей не вдаетъ она,
И помышленіемъ сихъ чувствъ удалена,
Во храм предстоитъ съ большимъ благоговньемъ,
Вся мысль ея въ лиц, какъ будто вдохновеньемъ,
Съ небесъ ниспосланнымъ, начертена у ней,
Не вдаетъ грязей, ни дожделивыхъ дней,
Которыебъ могли духъ къ небу прилпленной
Не допустить ее во храмъ Творца Вселенной!
Возможноль быть тому, чтобы могла она
Не чтишь того, кому въ супругу суждена?
Душой чтобъ покривить противъ того умла,
Кому вручить судьбу свою сама хотла?
Коль каждый шагъ она уметъ поврять,
Всхъ ближнихъ долгомъ чтитъ въ напастяхъ облегчать,
То можетъ ли она супругу своему,
Чтобъ жизнью отреклась, пожертвовать ему?
Чтобы на мысли той могла остановиться,
Какъ мужу пособишь, когда въ ней нужда зрится?
Въ то время, какъ ея открытая душа,
Для всхъ отверстая, тебжъ хуже ежа,
Тотъ колется ужъ въявь, его щетина видна,
А эта!! во трав сокрытая эхидна,
На видъ красавица, съ блестящей чешуей,
Но только что она съ зміиною душой.
Ласкательна, смирна, какъ словно въ кольцы вьется,
Но путникъ, ежели да не остережется,
И прелестью ея наружною плнясь,
Приостановится, то тотъ часъ и впилась,
И жаломъ гибельнымъ до тол поражаетъ,
Пока всхъ жизненныхъ примтъ его лишаетъ.
Тутъ что? Къ несчастью же, хотя бы ужъ она
Была злй Фуріи, да только лишь умна,
То осторожный мужъ найти минуту можетъ,
Въ которую ея дянья ей предложитъ,
Въ несправедливости онъ уличитъ ее.
Въ добавку ко всему, на счастіе твое,
Да дура попадетъ. При стойкости твоей,
Скажи, Альсипъ! тогда что будешь длать съ ней?
Ты такъ какъ философъ, представишь ей резоны,
Въ которыя набьешь всей Логики законы,
Раскроешь Библію, исторію предъ ней,
Но голосъ истины далекъ ея ушей.
Ты что ни говори, она теб не вритъ,
И злобу лишь тогда къ теб свою умритъ,
Коль скажетъ ей то полъ, что этотъ грхъ великъ,
Не знаетъ мужа коль въ числ своихъ владыкъ,
И мщеніе небесъ ее постигнетъ скоро,
Когда не прекратитъ съ тобой она раздора,
Но самъ подумай ты! Уменъ ли будетъ тотъ,
Который для тебя забудетъ свой доходъ?
Ему вдь отъ тебя въ годъ гроша не придется,
А отъ нея сотъ пять и шесть когда сойдется,
То посл этаго возможно ли сигу,
Хотя бы и желалъ, твоимъ быть? Самому
Подумать надобно на счетъ его семейства,
Вотъ почему онъ ей прощаетъ лицемрство!
Не мене, у насъ, санъ этотъ такъ великъ,
Что къ увренію одинъ его языкъ,
(. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .)
Всякъ судъ въ свидтели, всхъ прежде принимаетъ,
Сильнй онъ трехъ другихъ, а онъ весь за нее,
То оправданіе дйствительноль твое?
Тыжъ только чувствовать и чахнуть съ горя можетъ,
И симъ злой участи ни мало не поможешь.
Оплакивай свою судьбу на един,
А все въ глаза смотри и ей, и всй родн.
Коль свтъ объ ней кричитъ, и ставитъ для примра
Всмъ женамъ, а она, какъ лютая Мегера,
Защиту на своей имвъ всю сторон,
Тебя, всю жизнь твою, какъ жаритъ на огн,
И въ набожности видъ свой образъ нарядила,
Дабы ни кто не зрлъ души въ ней Крокодила,
И свойства онымъ вс сокрыла черноты,
Чмъ съ этакой женой, себ поможешь ты?
Раскаянье тогда все будетъ безполезно,
За чмъ тмъ жертвовать, что столько намъ любезно?
Къ надежд для тебя, изчезли вс слды,
Къ кому ни кинется у всхъ свои бды,
Всякъ въ очередь свою, тжъ слезы проливаетъ,
Которыя Гименъ коварно извлекаетъ.
Ни кто въ теб, поврь, участья не возьметъ,
И горе всякаго свое весьма гнтетъ,
Ты сострадательныхъ не сыщетъ душъ на свт,
Что въ бдной хижин, Министра ль въ кабинет,
Не встртишь ты ни гд со всмъ открытыхъ лицъ,
Ни въ обществ мущинъ, ни въ обществ двицъ.
Хоть принужденный смхъ улыбку и являетъ,
А на сердц взгляни! ядъ раны разрываетъ.
Смются иногда уста, когда въ слезахъ
Тоскующа душа, тиранится въ бдахъ,
Ни мсто, и ни санъ, ни что не защищаетъ
Противу женскихъ штукъ, что злоба вымышляетъ,
Казалось бы иной, наперсникъ бывъ судьб,
Лишь вздумалъ, и стяжалъ желанное себ,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Какъ смтъ надятся? Но я уже охрипъ,
Миронъ! (давно мн другъ)! на этомъ помшался,
Что счастья нтъ ни въ чемъ, какъ въ брак. Я боялся,
Душевно признаюсь, робелъ я за него,
Чтобы въ порыв чувствъ не сдлалъ онъ сего,
Чтобы сошедъ съ ума, на комъ не обвнчался,
Но вижу! что вотще беречь его старался.
Я все изобразилъ, что чувствовалъ лишь самъ:
Какъ скрытенъ этотъ полъ, и сколько золъ, упрямъ!
Разсудку я его вс. степени представилъ,
Теперь на судъ его, его я предоставилъ.
Пусть сердится иль нтъ, но я не виненъ въ томъ,
Что не подйствовалъ надъ грубымъ столь умомъ,
Который истину злымъ вымысломъ считаетъ,
Пусть самъ себ свою судьбу опредляетъ.
Не правда ли, Миронъ? Ну полно иль и впрямъ
Тебя не знаю я! и врю всмъ словамъ,
И точно оснуюсь на сказанномъ тобою,
Когда враждуешь ты всечасно самъ съ собою,
Ты пустословишь лишь, и сердцу вопреки
Ложъ истиной зовешь,— ужель вс дураки?
Ты славно говоришь, языкъ на все способенъ,
Тыбъ славный извергъ былъ, но ты со всмъ не злобенъ.
А это только лишь привычка языка,
Любя весь женскій полъ, язвишь изъ далека.
Ты могъ же описать такъ дерзко человка,
Который бывъ всегда, даже съ начала вка,
Какъ полный властелинъ вселенной, и потомъ
По твоему уже сравнялся онъ съ скотомъ,
Иль хуже еще сталъ. Языкъ на все твой гибокъ,
При остротжъ твоей, въ немъ много есть ошибокъ,
И сердца твоего не столько мысль хитра,
Чтобы вредить другимъ, золъ почеркъ лишь пера.

ПРОДОЛЖЕНЕ X. ПСНИ БУЛЛО
ДЕ ПРЕЕВОЙ САТИРЫ
НА ЖЕНЩИНЪ.

Не сталъ бы истину подъ маску сокрывать,
Что сердце чувствуетъ, привыкъ языкъ вщать!
Быть можетъ онъ и слабъ, намренье богато,
Устроить ближнему погибель, кучи злата
Я не возьму за то. Таковъ прямый мой нравъ,
Совтъ отринутъ мой, пускай, но я ужъ правъ,
И совсть укорять моя меня не станетъ,
Что ближній слезы льетъ, вкъ мучится, страдаетъ,
А я напредь сего погибель зналъ,
И равнодушенъ бывъ его не удержалъ.
Я долгъ соблюлъ мои весь, но ежели Мирону,
Разсудка вопреки, желается закону
Попробовать: авось, чудесный талисманъ
Не дастся ли ему? И встртитъ онъ обманъ,
Ни кто не виноватъ. Какъ талисманъ есть чудо,
Такъ точно тамъ добра искать, гд больше хода.
Я все открылъ, что зналъ, дабы тмъ остеречь,
Отъ безпоправочной бды желавъ отвлечь,
Въ которую попасть лишь стоитъ намъ ршиться,
Но не возможно ужъ ее освободишься.
Ты мн говаривалъ: коль ошибусь въ жен,
Тогда большихъ трудовъ не будетъ стоить мн,
Сказать: прости на вкъ, мы нравами не сходны,
То и принадлежать другъ другу не способны!
Конечно, еслибъ такъ, оно было легко,
Тогда бы не чего и рыться далеко.
Сего дня ты женатъ, а завтра холостъ снова,
За чмъ же счастью быть, несчастіемъ другова?
Но этотъ узелъ такъ религіей скрпленъ,
Что смерти лишь одной онъ только подчиненъ,
Одна она его расторгнетъ на дв части,
А то не подлежитъ ни чьей земной онъ власти.
И не ужели ты, превыше мръ счастливъ,
И въ осторожности себя такъ бережливъ,
Что разу не подашь жен своей причины
Сердишься на тебя и до самой сдины,
Весь вкъ съ ней проживешь, какъ въ первый день внца?
Тогда историки, тебя для образца
Запишутъ въ лтопись, рка временъ не смоетъ,
Но разв для тебя особенно устроитъ
Судьба могущая уставъ природы вновь!
Но если, какъ и вс (зовомую) любовь,
Къ теб твоя жена такуюжъ возыметъ,
И коль со временемъ она разсвирпетъ,
И къ довершенію твоихъ ужасныхъ мукъ,
Ты долженъ будешь вкъ глядть у ней изъ рукъ,
Словамъ ея внимать и замчая мины:
Быть долженъ ты готовъ на разныя картины,
И выполняя все, чуть ежели сплошалъ,
Тогда забыто все, и ты на вкъ пропалъ,
Ни что въ подсолнечной не будетъ мило,
Освободитъ тебя сихъ мукъ — одна могила!
Готовъ ли ко всему, любезный мой Миронъ?
Будь слпъ! Будь глухъ! Будь нмъ! Вотъ всхъ мужьевь законъ!

Конецъ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека