Отрывок из третьей песни поэмы 'Избиение младенцев', Марино Джамбаттиста, Год: 1605 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

ОТРЫВОКЪ ИЗЪ ТРЕТЬЕЙ ПСНИ ПОЭМЫ: ИЗБІЕНІЕ МЛАДЕНЦЕВЪ.

Матери всей Іудеи съ дтьми собираются къ Царскимъ чертогамъ. — Жестокосердые убійцы кипя неограниченною яростію, возносятъ острые мечи, рубятъ, колютъ, давятъ и раздробляютъ невинныхъ младенцевъ.

Ахъ! естьлибъ мой глаголъ былъ какъ Перунъ разящій,

Или какъ острый мечь, среди войны блестящій!

Ахъ, естьлибъ я перомъ могъ чувства воспалить,

И состраданіе въ сердцахъ людей родить!…

Увы! едва мой умъ злодйство вспоминаетъ,

Перо изъ рукъ моихъ отъ страха выпадаетъ!…

И мн ль изобразить т милліоны ранъ,

Виновникъ коихъ есть — неистовый тиранъ?…

Здсь и Маронъ свой трудъ употребилъ напрасно.

Рафаэль! ты одинъ изобразилъ прекрасно,

Ты живо начерталъ намъ кистію своей

И женъ несчастіе, и бдствія дтей!—

Ты жизнь далъ полотну искусною рукою,

На коемъ и доднесь ліется кровь ркою.

На дтскій крикъ и вопль — что ты изобразилъ,

Кто, кто взирая, слезъ сердечныхъ не пролилъ?

Тигръ кровожаждущій съ убійцами своими

Еще является предъ взорами моими!—

О, естьлибъ Рафаэль!— оттнки вс твои

Прешли въ. мое перо, иль въ чувствія мои!…

Но краскамъ могутъ ли слава мои равняться?…

Ужъ звзды начали въ атмосфер скрываться,

И дня сопутника румяная заря,

Влекуща за собой планетъ и звздъ Царя,

Не перлы росныя на землю изливала,

Но кровью лиліи и розы обагряла.

Молніеносныхъ тучъ, подобный ночи зракъ,

Повсюду разливалъ густой — ужасный мракъ,

Фебъ отъ порыва бурь при громахъ содрагаясъ,

День въ полнощъ превращалъ, по западу склоняясь.—

Бгите матери, бгите грозныхъ странъ,

Въ которыхъ царствуетъ неистовый тиранъ!

Любезныхъ вамъ дтей съ поспшностью примите

И въ безопасныя убжища бгите!—

Се противъ васъ идутъ убійственны толпы,

Чтобъ кровію дтей омыть свои стопы.—

Ахъ, зритель бдныя, кинжалы обнаженны,

Мечи сверкающи и кровью напоенны!—

О страхъ! я слышу вопль — я внемлю дтскій крикъ,

О матери! я зрю вашъ блдный — мертвый ликъ…

Такъ — каждая изъ васъ отъ страха цпнетъ…..

Вы содрагаетесь… и ваша кровь хладетъ….

Спшите матери оставить страшный адъ!

Но обратимъ скорй на Вилеемъ нашъ взглядъ,

Тамъ — въ сердц города — на ст столпахъ взнесенно,

И циркуломъ въ своемъ подножіи округленно,

Надмнную главу возноситъ къ небесамъ

Огромно зданіе, иль паче, пышный храмъ!

Гордящійся сей храмъ внутрь твердыхъ стнъ Библейскихъ

Жилищемъ былъ Царя изъ предковъ Хананейскихъ.

Чудовище — тиранъ — иль тигро человкъ —

Чтобъ взоръ свой упитать теченьемъ кровныхъ ркъ,

Чтобы присутствовать при страшномъ убіень,

И всми адами свое насытить мщенье,

То пышно зданіе для зрлища избралъ

И съ адской радостью убійства ожидалъ.—

Надъ зданьемъ верхъ златый до облакъ вознесенный

Уничтожалъ внутри свтъ яркій — полуденный,

Тиранъ, быть можетъ, мнилъ себя во мрак скрыть,

И отъ небесъ свое злодйство утаить,

Но духи чистые! вы все то ясно зрли,

Какъ нжны матери отъ страха цпнли

Какъ кровь невинная убійственной рукой

Лилась дымящейся багряною ркой.

О Ангели! вы зря несчастье то — рыдали..,

И ризы блещу щи той кровью украшали!—

Лишь Ночь направила въ пещеры свой полетъ

И утренній блеснулъ надъ Вилеемомъ свтъ,

Лишь началъ на коня Фебъ яркій подниматься,

Ко зданью женъ съ дтьми сонмъ началъ собираться,

Несчастны матери зря вкругъ себя мечи,

Дрожали въ ужас — какъ путники въ ночи, —

Въ подданство варвару назначанны судьбою,

Влекли къ чертогамъ чадъ, любезныхъ имъ, съ собою,

Изъ коихъ каждый сынъ, колебляся ступалъ,

И каждый произнесть словъ правильно не зналъ,

Тотъ гласъ свой къ матери невнятный простираетъ,

Тотъ отъ усталости колеблясь — упадаетъ,

Тотъ плачетъ — тотъ дрожитъ — иной ласкаетъ мать, —

Не могъ изъ нихъ никто судьбы своей познать…

Лишь жены вкругъ себя убійцъ дтей узрли,

Остановились вс — и вдругъ окаменли, —

Младенцы матерей узрвши блдный ликъ,

Дрожа отъ ужаса, подъемлютъ плачъ и крикъ.

Тотъ матерни сосцы рыдаючи объемлетъ,

Тотъ выю въ слабыя объятія пріемлетъ,

А инный зря вблизи неистовыхъ враговъ,

Скрывался трепеща подъ матерній покровъ.

Въ сie несчастное и бдоносно время,

Чтобъ бдствіе свершить Израильскаго племя,

Какъ бы на гордый верхъ подобныхъ Альпу горъ

Возшедши на престолъ, бросаетъ Иродъ взоръ,

Тиранъ въ багряную порфиру облеченный,—

Въ внц его горятъ каменья драгоцнны,

Блистающа броня скрываетъ грудь его,

Но весь сей пышный блескъ для тигра — ничего.

Сего ужаснаго врага людей и мира

Не веселитъ уже блестящая порфира,

Веселье для его сверкающихъ очей

Есть — сонмъ убійцъ его — и блески ихъ мечей.

Какъ ястребъ жаждущій паря подъ облаками,

И горлицъ долу зря, мнитъ ихъ сразить когтями:

Такъ простираетъ взоръ излить готовый ядъ

На блдныхъ матерей и устрашенныхъ чадъ,

Онъ слъ и подалъ знакъ, чтобъ бранноносна сила

Погибель дтскую трубой провозгласила (*).

(*) Такъ Карлъ IX во время страшной ночи Св. Вароломея смотрлъ на пораженіе Протестантовъ въ Париж, и даже, какъ Историки говорятъ, стрлялъ самъ. Чмъ же лучше онъ Ирода, и чмъ лучше Парижская Вароломеевская ночи Иродовской Вилеемской счи? Ахъ! вс таковые человкоубійцы равному подлежатъ у Бога мщенію! Примч. Издат.

Предвстникъ бдствія, склонивши свой хребетъ,

Подъялъ съ раменъ своихъ трубу — начало бдъ,

И приложивши къ ней уста полуоткрыты,

Напрягся — и раздувъ деблыя ланиты,

Въ извиту пустоту простеръ свой звучный гласъ

И онымъ грудь людей и небеса потрясъ.

Едва раздался трескъ едва изчезли тоны,

Мечей блеснули вдругъ несчетны милліоны,

Кровь дтска полилась багровою струей, —

Колеблетъ воздухъ стонъ, вопль, крикъ и звукъ мечей.

Тамъ скрежеща враги младенцевъ поражаютъ,

Здсь изъязвленные кончая жизнь, стенаютъ.

И тотъ, кто началъ жить, едва увидвъ день,

Увы! въ единый мигъ низходитъ въ вчну тнь.

Иные не познавъ веселья и отрады —

Не нектаръ сладкій пьютъ, но… смертоносны яды,

Иные чувствуя рожденія недугъ,

Свергаются въ гробъ болзнью смертной вдругъ,

О варвары!— о страхъ!— о зрлище ужасно!—

Бгите матери!— Бжать? … нтъ!— все напрасно.—

Бгутъ въ смятеніи, не вдая куда,

Остановитесь! нтъ къ спасенію слда,

Внимая вопль — и зря изъязвленные члены,

Трепещетъ дома сводъ — и цпнютъ стны,

Столпы и статуи краснлся въ крови,

Какъ бы почувствовавъ огнь матерней любви,

Трепещутъ, кажется, мятутся, воздыхаютъ

И слезы жалости съ женами проливаютъ, —

Внемлите чудеса!— сонмъ мраморныхъ столповъ

Животворится вдругъ, взирая на враговъ,

Бездушный истуканъ на ужасы взираетъ,

И содрагаяся прочь взоры отвращаетъ,

Потоки слезные несчастныхъ матерей

Соединяются со кровью ихъ дтей,

Кровь даже самая отъ ужаса блдня,

Струится, какъ вода, предъ взорами злодя.

Огромно зданіе мечей колеблетъ звукъ,

О зданье страшное!— собранье адскихъ мукъ!

Гнздо разбойниковъ! почто сердца зря львины,

Колеблясь не падетъ въ ужасныя руины?

Почто скрываешь ты несытыхъ кровопійцъ?—

Иль для неистовыхъ ты создано убійцъ?…

Иль для, того руинъ, не производить дйствомъ,

Чтобъ солнечныхъ лучей, не осквернить злодйствомъ?…

О солнце! естьли ты не можешь воздыхать,

И въ сожалніи, ни плакать, ни стенати,

О солнце, облекись въ полночны мраки мглисты,

И, отъ злодевъ скрой, лучи свои огнисты.

Какъ молньи въ воздух средь мрачныя нощи,

Быстроскущіе, сверкающи мечи, —

Уже затмилися багряностію крови,

Врагъ, чуждой жалости, не вдущій любви,

Свой слухъ, какъ пніемъ, стенаньемъ услаждалъ

И сонмами смертей тиранскій духъ питалъ,

Такъ внемля стонъ и плачъ, и бдство зря народно,

Съ веселіемъ въ душ., злодй!— дышалъ свободно.

Не столько алчнаго блескъ злата веселитъ,

Колико варвара, мечей кровавыхъ видъ,

Когда во дни весны среди луговъ цвтущихъ

Ліются тоны Нимфъ, въ веселіи поющихъ:

Не столько веселитъ другихъ то слухъ и взглядъ,

Колико Ирода стенанье женъ и чадъ.

Здсь нжная жена, любезное созданье, —

Въ очахъ ея блестятъ любовь и состраданье,

Соборъ пріятностей являетъ зракъ ея,

Она ведетъ дитя, — вдругъ лютая змія

Исторгшись изъ толпы убійцевъ разъяренной,

Возноситъ на него мечъ злобой изощренной,

Мать повергается на землю тотъ же часъ,

И униженная къ врагу возноситъ гласъ:

‘Пронзи мн грудь, она передъ тобой открыта,

‘Но сына пощади — въ немъ жизнь моя сокрыта!’ —

Какъ громъ несчастну мать мгновенно поразилъ:

Злодй ругаясь мечь младенцу въ грудь вонзилъ,

И въ жертву варварству, и въ жертву зврской злобы,

Онъ улыбался, мечемъ вскрываетъ гробы.

Младенецъ ощутивъ на вы смертный хладъ,

Къ исторгшему его бросаетъ скорбный взглядъ,

Онъ длани нжныя слабя простираетъ

И содрагаяся — злодя лобызаетъ.—

Какъ юница въ поляхъ зря юнца своего,

(Еще питающа сосцами плоть его),

Какъ юница реветъ надъ юнцемъ пораженнымъ,

И ревъ ея гремитъ по дебрямъ отдаленнымъ,

Или какъ жалостно стенаетъ соловей,

Когда въ тни кустовъ безжалостный злодй

Расторгнувши гнздо, надъ юныхъ похищаетъ:

Такъ мать несчастнай терзался стенаетъ.

Она повергшися на сына своего,

Сближаетъ грудь свою со грудію его,

И съединивъ свои уста съ его устами,

Изъ сердца трупъ кропитъ текущими слезами….

Не столько быстро кровъ изъ ранъ его течетъ,

Колико слезъ изъ гласъ несчастна мать и ліетъ!…

А тамъ — о ужасъ! тамъ мать, съ видомъ изступленнымъ

Борясь, сражается съ убійцей разъяреннымъ,

Мать держитъ у грудей младенца своего,

Убійцажъ силится отторгнуть прочь его,

Мать за ноги къ себ дитя свое отъемлетъ,

убійца за руки влечетъ — словамъ не внемлетъ,

Мать къ сыну нжною любовію горитъ,

Убійца яростью и бшенствомъ кипитъ,

Рыдаетъ нжна мать, и въ ужас трепещетъ,

Злодй пылая зломъ, отъ ярости скрежещетъ!—

Чтожъ кончило борьбу ужасную сію?…

Разтерзанно дитя досталось имъ въ бою:

Почто, мать вопіеть съ сердечнымъ сожалньемъ,

‘Почто ты разлучилъ меня съ моимъ рожденьемъ?…

‘Жестокой! ты ль сего младенца возрастилъ?…

‘Иль титла на себ отца ты не носилъ?…

‘Я мать, а онъ мн сынъ, — а ты предавшись злоб,

‘Смешься, варваръ! мной носимому въ утроб!—

‘Тому ль смешься ты? тому ль, злодй! что мать

‘Могла родить его, любить и воспитать?…

‘Питомецъ гнуснаго страны сей властелина!

‘Рази меня! я мать! рази, сразивши сына!

‘Вонзи мн въ грудь твой мечь, руби, и тло шь!

‘Ты больше изъ меня врагъ крови извлечешь, —

‘Напейся въ сытость ей!— Пусть я передъ тобою

‘Кончая жизнь, прейду къ небесному покою’

‘Рази-меня,злодй! Пусть я умру любя!’

‘Рази! я, смерти жду единой отъ тебя!—

‘Коль виненъ въ чемъ мой сынъ, тиранъ! эхидна злобна,

‘Не онъ виновенъ въ томъ, но я тому виновна!

Преступникомъ одинъ мой сынъ не можетъ быть,

‘Рази! я, не хочу безъ сына больше жить!—

‘Кого ты ищешь здсь? кого?— тиранъ жестокій!

‘За что невинности ліешь кровавы токи?…

‘Что сдлали теб младенцы въ пеленахъ?..

‘О Ты, чей славы тронъ воздвигнутъ въ небесахъ!

‘Спасенье общее! Отецъ, Тобой созданныхъ!

‘Общанный! приди, отмсти за кровь избранныхъ!

‘Брось громъ и молніи отъ горнихъ, Боже! странъ,

‘Да вострепещетъ сей невинности тиранъ!’ —

Такъ мать сражался съ убійцею, стенала.—

Межъ тмъ младенца часть къ ногамъ ея упала,

Другая часть въ ея осталася рукахъ,

Сколь горько бдна мать рыдала во слезахъ!

Тиранъ, предъ коимъ кровь невиннаго дымилась,

И въ коемъ, какъ змія, душа шипя гнздилась,

Какъ звря хищнаго сражаетъ конь ногой —

Такъ попираетъ трупъ младенца подъ собой.

Жалетъ варваръ сей, свершая, адско дло,

Что ярости его не соразмрно тло.—

Смятенны матери, смотря, на бури бдъ,

Почувствовали вдругъ несносный сердцу вредъ,

Зря землю кровію младенцевъ обагренну,

Познали варвара коварную измну,

Познали — тредъ собой увядшій видя кринъ,

Но — не могли понять жестокости причинъ.

Не смерти собственной несчастныя страшатся,

Но имъ ужасне съ дтьми навкъ разстаться.

Въ сей сцен кажда мать, чтобъ жизнь спасти дтей,

За смерть одну пріять готова сто смертей.

А тамъ еще жена отъ ужаса блднетъ,

Не столько Иродъ ей, колико страхъ владетъ…

Прорвавшись сквозь мечей, и, свой возвысивъ зракъ,

Она въ отчаянь Царю вщаетъ такъ: —

‘Тиранъ! иль тигромъ ты въ пустой степи родился?…

‘Почто на подданныхъ ты столь ожесточился?…

‘Свирпствуй! но страшись!— есть Богъ! уврься въ томъ,

‘Что надъ тобою Онъ низвергнетъ мщенья громъ.

‘Когда Онъ зритъ на насъ отечески, жаля,

‘То молньями тебя Онъ попалитъ злодя!!’ —

Еще прелестная жена ведетъ рукой

Прекрасное дитя на зрлище съ собой:

Жена прелестную Киприду представляетъ,

Любезной дитя, какъ Купидонъ, играетъ, —

Вдругъ страшный Марсовъ рабъ предъ ними предстаетъ,

Чета прекрасна быть прекрасной престаетъ,

Дерзнулъ либъ причинить Эроту Марсъ обиду,

И могъ либъ огорчить прекрасную Киприду?..

Но — чувство нжности для тигра — ничего —

Желзо ржавое звучитъ вокругъ его,

Подобенъ сей тиранъ желзному кумиру,

Рукой вращаетъ онъ убійственну скиру!

Щетины устъ его неистовство трясетъ,

‘А изъ зубовъ его кровава пна бьетъ.

Зря варвара сего несчастная рыдаетъ,

Но онъ стенаніямъ и воплямъ не внимаетъ,

И ядами дыша виновникъ страшныхъ мукъ,

Добычу рветъ свою изъ нжныхъ женскихъ рукъ.

Безъ сына нжна мать — презрнна и попранна!

Душа души ея уже въ когтяхъ тиранна,

Любезное дитя — сей нжный Купидонъ

Колеблясь на ногахъ, пускаетъ жалкій стонъ, —

Но варваръ плачъ и вопль его пренебрегаетъ,

И жизнь его однимъ ударомъ прерываетъ.

Разрубленный составъ злодй съ улыбкой зритъ.

Изъ жилъ младенца кровь, какъ млкій дождь роситъ,

И наконецъ изъ сей прекрасныя темницы

Сквозь ранъ душа паритъ въ подобьи голубицы.

Мать взоръ простря на кровь текущую изъ ранъ

Бросается на трупъ, какъ блдный истуканъ,

Подъемлетъ слабые, любезные ей члены,

Пронзенные мечемъ и кровью обагренны,

И приложивши ихъ ко груди — о любовь!

Слезами жаркими смываетъ алу кровь.

‘О сынъ! вщаетъ, сынъ! ты сталъ тиранства жертвой!

‘О сынъ! любезный сынъ!’ — и упадаетъ мертвой.—

Еще отъ сей жены на нсколько шаговъ

Ведетъ мать нжная дитя между враговъ,

Изъ тла своего щитъ твердый составляя,

И онымъ отъ врага дитя свое скрывая,

Противится ему, — но что сей слабый щитъ?

Увы! онъ въ мигъ одинъ рукой его разбитъ.

Врагъ съ матерней главы срываетъ украшенье,

А чтобы большее излить надъ нею мщенье,

Смется, зря ея прелестныя красы,

И отвлекаетъ, прочь за мягкіе власы.

Какъ вьется вкругъ жезла кудрявая гедера,

Вкругъ сына вьется такъ злосчастная Венера,

Но варваръ за ногу младенца вдругъ схвативъ,

И вкругъ главы, какъ пращь, трикраты обративъ,

Повергнулъ на кремни съ ужаснаго размаха,

И нжный сей составъ добычею сталъ праха.

Невинное дитя не зная ничего,

И не свершивъ еще паденья своего,

Въ полет ощутилъ язвящи смертны стрлы,

И изпустилъ свой духъ въ воздушные предлы.

Разбитый, какъ сосудъ, на нсколько частей,

Былъ раздробленъ составъ младенческихъ костей,

Между остатковъ сихъ, для зрнія ужасныхъ,

Мозгъ съ кровью истекалъ изъ глазъ и устъ прекрасныхъ.,

О сколь неистовъ врагъ во мщеніи своемъ!

На части части онъ еще дробитъ мечемъ.

Несчастная жена между сей страшной брани

На небо вопіетъ, подъявъ дрожащи длани:

‘Не удивляюсь я, великій Царь Царей!

‘Что столь ужасна злость гнздится межъ людей,

‘Но только то меня чрезмрно удивляетъ,

‘Что Твой отмщенья громъ враговъ не поражаетъ!’ —

Убійца изъ убійцъ, лютйшій прочихъ врагъ,

Вращается въ моихъ слезящихся очахъ,

Подобныхъ нтъ ему зврей въ степяхъ Гренландскихъ,

Ни между Пропастей кремнистыхъ горъ Луканскихъ,.

Онъ въ сталь одвшися отъ ногъ до мощныхъ плечъ,

Вращалъ въ рук своей блестящій, острый мечъ,

Сей обратясь къ жен, дитя свое держащей,

Иль паче у сосцевъ къ невинности лежащей,

(Любезное дитя сонъ жизненый піетъ,)

Но варваръ такъ къ нему во гнв вопіетъ:

‘Тебя, котораго мать любитъ и питаетъ,

‘Тебя изъ рукъ ея злодй твой вырываетъ!

‘Предъ ней исторгну я всю внутренности твою,

‘Дабы она то зря, могла: спасать свою!’ —

Онъ рекъ, и къ оному простеръ кровавы руки,

Но мать противится, зря неизбжны муки.

Что можетъ слабая здсь учинить жена,

Котора полчищемъ враговъ окружена?

Какими убжитъ несчастная путями,

Коль каждый шагъ грозитъ не смертью, носмертями?…

Во страх хочетъ мать младенцемъ скрыть себя,

Вдругъ отторгаетъ прочь, безмрно плодъ любя,

Подобно храброму среди воины Герою,

Мать представляла щитъ младенцемъ и собою,

Но извергъ кончилъ все: — онъ мощною рукой

Дух юный разлучилъ о плотію земной,

Едва мать изрекла: ‘Увы! мой сынъ прекрасной!’ —

Злодй въ грудъ мечъ вонзилъ и матери несчастной,

Мать дважды умерла и дважды умеръ сынъ,

Когда младенецъ былъ еще сраженъ одинъ,

То въ матерней любви онъ, живъ еще остался,

Лишь мать скончала жизнь, вторично сынъ скончался,

Когдажъ злодй еще ей груди не пронзилъ,

То сына грудь пронзивъ — мать въ сын умертвилъ,—

Въ другой скончала жизнь мать подъ мечнымъ ударомъ.

А тамъ еще злодй въ ожесточеньи яромъ

Возноситъ надъ главой жены стенящей мечь,

Чтобъ сына оныя ударомъ жизнь пресчь,

Но мать въ отчаяньи напавши на злодя,

И въ бшенств сама, какъ львица свирпя,

Зубами рветъ лице вождя ужасныхъ мукъ,

И изторгаетъ мечъ изъ варваровыхъ рукъ..

‘Нтъ! мыслитъ такъ въ себ, нтъ! въ вкъ того не будетъ,

‘Скорй сынъ матъ свою, илъ сына мать забудетъ,

‘Скоре, нежели — кто тиграми рожденъ,

‘Тмъ будетъ нжный сынъ предъ мною пораженъ!

‘Какъ! вамъ торжествовать невинности злодй!

‘Смотрите на меня и смйтесь люты зми!

‘Пусть та, которая произвела на свтъ,

‘Пусть та, любезный сынъ! и жизнь твою прерветъ.

‘Смотрите варвары! смотрите съ кровопійцей,

‘Я мать!— но — быть могу подобно вамъ убійцей!’ —

Рекла — и въ тотъ же мигъ въ грудь сына мечь вонзивъ,

И нжну плоть его на части разрубивъ,

Повергла съ торжествомъ ее въ лице злодю: —

‘Насыться ей, рекла, насыться, варваръ, ею,

‘И у отчаянныхъ Еврейскихъ матерей,

‘Учись жестокимъ быть противъ своихъ дтей!

‘шь, шь ее тиранъ!’ и грудь свою пронзаетъ.

Еще дв матери, еще мой взоръ встрчаетъ,

Одной богатство — два, — другой — единый сынъ, — ,

Какъ воды корабли объемлятъ средь пучинъ,

Такъ ужасъ ихъ объялъ сердца при мор бдства, —

Къ спасенію дтей он не зрли средства,

Въ безмолвьи возведя свой взоръ къ Творцу небесъ,

Кропили прахъ земной потокомъ горькихъ слезъ,

Вдругъ къ матери съ однимъ рожденіемъ сдящей,

И у грудей своихъ дитя свое держащей,

Подходитъ косною, какъ бегемотъ, ногой,

Свирпый Іудей съ мечемъ — полуногой!

Одежда ветхая, которая красня,

Едва касалася колнъ сего злодя,

Огнистая брада на грудь облокотясь,

И мдно видные власы бровей свтясь,

Изображеніе злодя представляли,

Какъ разкаленный угль глаза его сверкали, —

То тигръ ужасный былъ, или шипящій зми.

Едва простерла взоръ одна изъ матерей,

Вдругъ въ мертвенность ея преобратились розы,

И въ полныхъ слезъ очахъ совсмъ изсякли слёзы.

Сопротивленья въ ней и стоновъ больше нтъ,

Она воставъ дитя злодю отдаетъ.—

Сей видя скромную,, той матери любезность,

Почувствовалъ въ груди, дитя пріявши, нжность,

Ахъ! естьли бы злодй прочь взоръ не отвратилъ,

То мечь бы свой повергъ, и чувствубъ уступилъ!

Но могутъ ли красы смягчать сердца кремнисты?…

Врагъ извлекаетъ мечь, нахмуривъ взоръ огнистый.

Но юное дитя не внятно лепеча,

Съ улыбкой нжною встрчаемъ блескъ меча,

Прельщенъ блистаніемъ его младенецъ проситъ,

И мнитъ, что врагъ ему прекрасной даръ подноситъ.

О даръ, ужасный даръ!— о милое дитя!

Не даръ тебя плнилъ плнила смерть блестя!

Дитя любуется — смется и играетъ,

Но врагъ въ уста его ужасный мечь вонзаетъ.

Едва трепещущимъ его тиранъ узрлъ —

Былъ тронутъ жалостью и весь оцпнлъ

Какъ въ Нил крокодилъ оплакиваетъ съ ревомъ

То, что терзаетъ онъ своимъ ужаснымъ звомъ:

Такъ слезы льетъ тиранъ пуская съ вздохомъ ревъ —

Минута — И врагомъ владетъ паки гнвъ.

Онъ отвращаетъ взоръ отъ матери несчастной

Къ двумъ жертвамъ страждущимъ и къ матери прекрасной.

Къ кому прибгнуть ей?… гд помощи просить?…

Жестокой обоихъ вдругъ хочетъ умертвить.

Злосчастная жена не зря себ подпоры,

Бжитъ туда, куда ея простерты взоры, —

Но кровожадный врагъ въ жестокости своей

Какъ волкъ за агницей, стремится въ слдъ за ней,—

Какъ въ древности Эней съ поспшностью бгущій,

И сына и отца на раменахъ несущій,

Объятый ужасомъ и смертію гонимъ,

Онъ презираетъ огнь, развалины и дымъ,

Дабы спасти ему столь драгоцнно бремя,

Съ такимъ раченьемъ мать свое спасаетъ племя.

Но можно ли найти спасенье въ тхъ мстахъ,

Гд тысячи враговъ несущихъ ядъ въ сердцахъ?

Она едва одной напасти избгаетъ,

Увы! несчастную другая постигаетъ!

Какъ птицу юную, избгшую стей,

Терзаетъ ястребъ злой между кривыхъ когтей,

Такъ новый врагъ представъ предъ матерью бгущей,

Пронзилъ наквозь дитя — и грудь его несущей.

Мать чувствуя двойной отъ изверга ударъ,

Надъ сыномъ зритъ одинъ волнующійся паръ,

Уста, которыя сокъ жизненный вкушали,

Кровь смшанну съ млекомъ обратно изливали,

Мать въ изступленіи на раны страшны зритъ,

И орошая ихъ слезами, говоритъ: —

‘О! сколько быть съ дтьми пріятно и — ужасно!’ —

Тиранъ отвтствуетъ: быть матерью прекрасно!

Изрекъ — и къ ней подшедъ, простеръ свой взоръ зміинъ,

И адъ ему шепнулъ: ‘Смотри! еще съ ней сынъ.’ —

Сынъ, жалкій, бдный сынъ сонъ сладостный вкушаетъ,

Но врагъ ругаяся съ угрозою вщаетъ:

‘Я не привыкъ дтей, которыхъ любитъ мать,

‘Съ предметомъ ихъ навкъ мечемъ симъ расторгать!

‘Чтобъ навсегда сей сынъ былъ сопряженъ съ тобою,

‘То я васъ съединю теперь моей рукою!’ —

Едва тиранъ слова злодйскія скончалъ,

Младенецъ сладкій сонъ, объемля мать, прервалъ,

Какъ заяцъ псовъ страшась, и утомяся бгомъ,

Скрывается въ кустахъ, покрытыхъ хладнымъ снгомъ:

Такъ робкое дитя, стряхнувши маки съ вждъ,

И боле не зря къ спасенію надеждъ,

Бросаясь отъ сосца къ сосцу, главу склоняетъ,

И какъ бы смертный часъ въ смятень ощущаетъ.

Природа и любовь, — напрасно все сіе,

Тиранъ на юнаго возноситъ остріе:

И вдругъ, ошибкою — внемлите всть ужасну,

Пронзивши сына, мать пронзаетъ сквозь несчастну.

Поверглась мать въ крови среди ужасныхъ мстъ,

И разпростершися изобразила крестъ,

А тотъ, что передъ симъ млекомъ ея питался,

Какъ бы повшеннымъ на немъ изображался.

I… В….

‘Другъ юношества’, No 10, 1810

ОТРЫВОКЪ ИЗЪ ТРЕТЬЕЙ ПСНИ ПОЭМЫ: ИЗБІЕНІЕ МЛАДЕНЦЕВЪ.

Читайте также: