Уста и чаша, Мюссе Альфред Де, Год: 1832 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 34 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

АЛЬФРЕДЪ МЮССЕ.

УСТА И ЧАША.

ДРАМАТИЧЕСКАЯ ПОЭМА.

Переводъ А. Д. МЫСОВСКОЙ.

Изданіе журнала ‘Пантеонъ Литературы’.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Паровая Типо-Литографія Муллеръ и Богельманъ. Невскій, д. 148.
1891.

ЛИЦА:

Франкъ, охотникъ.

Страніо, палатинъ.

Гунтеръ, рыцарь.

Лейтенантъ Франка

Мойна Бельколора.

Дедамія.

Рыцари.

Горцы.

Монахи.

Народъ.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Между устами и чашой всегда

найдется мсто для несчастія.

Охотиться, любить и пировать съ друзьями,—

Такъ понимаетъ жизнь Тироля гордый сынъ,

Свободный какъ орелъ, сынъ облаковъ и льдинъ,

И такъ же. какъ орелъ, сроднившійся съ горами.

Прелестная страна! Но солнце забываетъ

Долину мирную съ волнистой цпью горъ.

Гд эхо безъ конца ведетъ свой разговоръ,

А горецъ псенку безпечно напваетъ.

О милый мой Тироль! Швейцарія хранить

Твои селенія, небесному же своду

Венеція даетъ свой яркій колоритъ,

И втеръ, проносясь, всегда теб даритъ

Отъ Юга красоту, отъ Свера — свободу.

Привть теб, земля встающихъ снговъ.

Кочующихъ людей, блуждающихъ оленей!

Земля безъ тучныхъ нивъ, оливковыхъ лсовъ.

Не мало грудь твоя вскормила поколній,

Но грубымъ молокомъ. Питомцы же твои

Привязаны къ теб: имъ дороги поляны

Съ колючею травой, безсолнечные дни.

Родныхъ озеръ и ркъ суровые туманы.

Привтъ теб, страна наивной простоты,

Страна безъ митинговъ, полночныхъ разговоровъ,

Гд нтъ бездйствіемъ разслабленныхъ фразеровъ,

Гд не сжигаютъ жизнь безплодныя мечты.

Воинственный твой сынъ съ искусствомъ не знакомъ,

Лишь въ битв да любви онъ видитъ жизни цли,

И если въ камышахъ его мы слышимъ трели,

Такъ это потому, что онъ рожденъ пвцомъ.

Нтъ у тебя, Тироль, артистовъ, также нтъ

Ни храмовъ, ни боговъ, по сердце чувствомъ, бьется,—

Прекраснымъ именемъ оно у насъ зовется:

Свободой — имъ твой духъ проникнутъ и согртъ.

Свободный житель горъ не хочетъ даже звать,

Кто деспотъ,, для кого трудится житель луга,

Его рука тверда, но не коснется плуга.

Онъ кормится ружьемъ, въ снгу ложится спать

И дышетъ воздухомъ лазоревыхъ высотъ,

Которымъ дышетъ міръ. Свобода не живетъ

Въ назем городовъ, а любитъ воздухъ горный.

Напрасно вы войной кровавой и упорной

Стараетесь ея посять смена,

Они не примутся, хоть трупами своими

Удобрили вы грунтъ: въ зловредномъ, смрадномъ дым

Ей тяжело, ей высь небесная нужна!

Ступайте-жъ сами къ ней, мечтатели, Творецъ

Давно на помощь вамъ Десницу простираетъ.

Онъ къ вамъ не спустится, но васъ Онъ призываетъ.

Скорй сандаліи! Въ смиреніи сердецъ,

Съ желзнымъ посохомъ спшите въ лоно горъ,—

И тамъ найдете вы желанную свободу.

О, милый мой Тироль, никто до этихъ поръ

Не воспвалъ твою прекрасную природу!

Вдь музы ищутъ миртъ, ты-жъ, гордая страна,

Прикрасы нищеты надменно отвергаешь:

Предъ свтомъ худобы своей не открываешь,

И громко не кричишь о томъ, что ты бдна.

Хозяйка скромная! Пришельца изъ чужбины

Пригрй у очага. Ты для меня милй

Италіи, въ тряпь мишурномъ Мессалины,

Любовницы отцовъ и вмст сыновей.

Ты двственно чиста, а чистоту считаю

Я высшей красотой — она мой идеалъ,

И жажду только въ томъ поток утоляю,

Гд водная струя прозрачна, какъ кристаллъ.

Одни животныя пьютъ въ общемъ водопо.

Въ Неаполь вс бгутъ, но онъ не нуженъ мн

А ты мн дорога въ своемъ святомъ поко,

Въ своей холодности и строгой близн.

Когда съ лица земли невинность пропадетъ.

Мн будутъ нравиться статуи и картины.

Я мраморъ нахожу гораздо чище Фрины,

Къ которой запросто приходитъ всякій сбродъ.

Чья спальня сдлалась дорогою проздной.

Той Фрины, что едва поклонника обяжетъ,

И пояса еще порядкомъ не завяжетъ,

Какъ ужъ на смну къ ней является другой.

АКТЪ I.

Площадь. Посредин большой пылающій костеря

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Охотники и Франкъ.

ХОРЪ ОХОТНИКОВЪ.

Съ небесной высоты уходитъ солнце прочь.

Умытая росой слетаетъ тихо ночь.

Какъ робкая любовь задумчива, блдна,

Серебряной парчей роскошно убрана.

Не мало нынче днемъ мы вынесли трудовъ —

Діана насъ вела, дала обильный ловъ.

Мы праздникъ свой начнемъ, ее благодаря.

Взошла заря пировъ — вечерняя заря!

ФРАНКЪ.

Напрасно лазилъ и съ утеса на утесъ —

Тамъ только кровь мою подлизывалъ мой песъ.

Одинъ колючій тернъ нашелъ я на пути.

ХОРЪ.

Товарищъ, о бд прошедшей не грусти.

Сядь рядомъ и пируй. Не сходенъ день со днемъ,

А дружба какъ бокалъ за праздничнымъ столомъ

Обходитъ всхъ друзей онъ чарой круговой —

Одинъ тамъ пьетъ печаль, веселье пьетъ другой.

Но миръ забвенія онъ всякому даетъ.

Сегодня счастье намъ,— а завтра твой чередъ.

ФРАНКЪ.

Моя печаль при мн — я нашей не беру,

Но не пойду съ своей плясать въ чужомъ пиру:

Я жить на счетъ другихъ я буду лишь тогда,

Когда меня скрутитъ проклятая нужда.

Одинъ оборванный, голодный паразитъ

На запахъ кушанья сосдняго бжитъ!

Я горецъ, какъ и вы, стрляю лучше всхъ,—

Зачмъ же рдко такъ дается мн успхъ?

Судьба-ль меня гнететъ, простой-ли случай тутъ,—

Отчаянный шатунъ,— мн портитъ жизнь и трудъ?

Я не видалъ козы — убилъ ее другой,

И кто-же? Тотъ стрлокъ, который шелъ за мной!

ХОРЪ.

Не раздражай себя удачею друзей.

Франкъ, только въ общности могущество людей.

Смирись! Законъ Творца, чтобъ стебли гнулъ тростникъ

Въ терпньи человкъ почтененъ и великъ,

А гордость, въ гнвный часъ, опасна и вредна.

ФРАНКЪ.

Нтъ, община мутитъ всю желчь мою до дна!

Подачекъ принимать еще я не хочу,

Вотъ золото — я имъ за хлбъ свой заплачу,

И душу дьяволу могу не продавать.

Свою-жъ нужду съ нуждой общественной сплетать

Способенъ выродокъ! Рабомъ я не рожденъ.

Нашъ общинный уставъ мн страненъ и смшонъ:

Скажите почему при скудости другихъ,

Обязанъ я имть никакъ не больше ихъ?

Вотъ также гордость вы считаете грхомъ, —

По и терпніе мы въ гордости беремъ.

Въ ней храбрость войскъ, двицъ и женщинъ чистоту,

Святой энтузіазмъ подъ знаменемъ креста.

Она питаетъ умъ, любовь къ добру и честь.

Что только на земл порядочнаго есть —

Все въ гордости: она величіе царя

И стойкость бдняка. По правд говоря,

Все человчество — ничтожество одно!

Какъ мыслитъ, чувствуетъ и дйствуетъ оно?

Взгляните: тамъ, вдали, подъ небомъ голубымъ,

За цпью нашихъ горъ, клубится вчный дымъ

Отъ кубовъ паровыхъ, отъ тхъ большихъ котловъ,

Которымъ мы даемъ названье городовъ.

Кипитъ въ нихъ страсть, разгулъ, интрига и обманъ.

Паръ разстилается въ пространств какъ туманъ,

И снова въ центръ идетъ бушующей ркой.

Весь сокъ душевныхъ силъ тамъ гонитъ родъ людской.

Жизнь бродитъ, пнится, какъ въ бочк виноградъ.

И люди съ жадностью глотаютъ хмльный ядъ.

ХОРЪ.

Франкъ! Честолюбія тебя сндаетъ боль:

Съ сумою нищаго, надменный какъ король.

Гнушаясь собственнымъ лохмотьемъ нищеты.

Ты ненавидишь всхъ, кто бденъ. какъ и ты.

Отвть намъ: любишь ты свой край и отчій домъ?

Дрожитъ ли грудь твоя предъ солнечнымъ лучемъ.

И молишься-ли ты, оканчивая день?

Ужель въ груди твоей не сердце, а кремень?

Ужель ни преданность, ни жалость никогда

Въ него не проскользнутъ, какъ не пройдетъ вода

Въ шлифованный гранитъ? Не знаетъ счастья тотъ.

Кто жизнью замкнутой, безчувственной живетъ.

Душа, дитя небесъ, но плнница земли,

Тоскуетъ о другихъ, оставленныхъ вдали,

И ищетъ дорогихъ, возлюбленныхъ сестеръ.

Вдь псня и слеза есть зовъ и разговоръ

Одной души съ другой.

ФРАНКЪ.

Кто-жъ пть мшаетъ вамъ?

Давайте смло ходъ и пснямъ, и слезамъ.

А у меня одна способность — проклинать.

Налейте мн вина и выпьемъ. Испугать

Не можетъ никого мой гнвъ, а потому

Я предлагаю тостъ проклятія всему!

(Поднимая стаканъ)

Да будутъ прокляты младенцы! Пусть гніютъ

Посвы на поляхъ! Да будетъ проклятъ трудъ

Руки мозолистой! Да будетъ проклята

Земля, что влагой слезъ и потомъ облита!

Пусть гибнутъ: общество, связь крови, миръ семей,

Вс упованія, вс радости людей.

Селенья, города, отцовское жилье,

Будь проклято и ты, отечество мое!

(Изъ домовъ показывается толпа горцевъ).

ВТОРОЙ ХОРЪ.

Чьи вопли слышимъ мы? Чей голосъ громовой

Въ вечерней тишин тревожить нашъ покой?

Кто мирную страну проклятью предаетъ?

Не ты-ли это, Франкъ? Давно, не первый годъ

Ты намъ знакомъ! Лнтяй, завистникъ и гордецъ.

Ты презираешь трудъ, которымъ твой отецъ

Кормилъ семью,— твое-жъ, Іуда, ремесло

Противно намъ. Теб, быть можетъ, тяжело

Жить въ скромномъ обществ,— когда ты такъ высокъ,

Что для тебя нужна не сакля, а чертогъ, —

Дорога скатертью: бги ловить судьбу.

Безумецъ! Съ небомъ ты становишься въ борьбу.

Такъ знай: твоя рука отвалится скорй,

Чмъ небо разглядитъ, что ты махаешь ей!

Ты лучше дла-бы полезнаго искалъ.

Вдь ангелъ, что людей и Бога проклиналъ,

Былъ падшимъ ангеломъ, отверженнымъ Творцомъ.

ВС ОХОТНИКИ.

Ты-жъ отвергаешь насъ. За дружескимъ столомъ

Зачмъ не посидишь ты съ нами никогда?

ФРАНКЪ.

Нельзя-ли гнвъ сложить на милость, господа?

(Обращаясь къ одному изъ охотниковъ)

Позвольте получить на бдность пятачекъ.

Кусочекъ хлба мн, всего одинъ кусокъ,

Чтобъ голодъ утолить. Измученъ я постомъ…

ХОРЪ.

Ты хочешь скрыть тоску подъ глупымъ шутовствомъ?

ФРАНКЪ.

Быть можетъ, сударь, есть любезная у васъ?

Я стану славить блескъ ея прекрасныхъ глазъ,

А также воспою, прославлю и почту:

Умренность, любовь и нравовъ чистоту.

Вдь благодтеля бднякъ потшить радъ.

Страдаетъ онъ — такъ что-жъ: самъ, врно, виноватъ!

Но честно-ли въ него булыжники бросать,

Когда онъ топится? Опасно раздражать

Страдающихъ людей!

ХОРЪ.

Въ тебя вселился бсъ:

Въ словахъ лишь злость одна, а здравый смыслъ исчезъ.

ФРАНКЪ.

Да, раздражать нельзя несчастнаго, когда

Душа его чутка, болзненно горда,

Когда на женщину онъ сердцемъ не похожъ,

И если у него за поясомъ есть ножъ.

ХОРЪ.

Ты, кажется, грозишь?

ФРАНКЪ.

Ножъ можетъ соскользнуть,

Ослабится ударъ. Когда-жъ страдальца грудь

Надорвана отъ мукъ, упрековъ и невзгодъ —

Онъ въ руку головню горящую беретъ

(Онъ беретъ горящую головню и бросаетъ на крыльцо своей хижины).

И предаетъ огню отцовскій старый домъ.

Онъ полный властелинъ въ имуществ своемъ.

Тамъ колыбель его младенчества была,

И эта колыбель сгоритъ теперь до тла!

ХОРЪ.

Стой, поджигатель, стой! Въ горячешномъ бреду

Ты выжжешь цлый край и насъ введешь въ бду

Стой!! Гд-же мы дтей положимъ завтра спать?

ФРАНКЪ.

Ни съ мста! Я огня не дамъ вамъ заливать!

Хотя-бы на меня вы двинули войска

И цлый міръ сгорлъ — клянусь, моя рука

Уложить перваго, кто хоть стаканъ воды

Плеснетъ на мой усадъ! А! изъ своей среды

Вы гоните меня! Но я вдь не щенокъ,

Котораго ногой швыряютъ за порогъ!

Не вы-ли мн бжать велли за судьбой?

Ну, что-жъ? и и пойду, но не на вашъ покрой, —

Вашъ плохъ ужъ черезъ чуръ,— устрою жизнь свою.

А чтобъ былъ путь свтлй, сожженью предаю

Строенье ветхое. Да разв это бредъ?

Что я лнивъ и гордъ — сомннья въ этомъ нтъ.

И въ доказательство: изъ груды кирпичей

Я заживо себ готовлю мавзолей.

Родимое гнздо намъ мило,— говорить,

Въ своемъ-же просидлъ я двадцать лтъ подрядъ.

Довольно длинный срокъ, успешь полюбить

Свой уголъ. Но теперь хочу я уходить,

Такъ пусть-же призракъ мой, со всмъ мн дорогимъ,

При блеск пламени, уноситъ срый дымъ!

Ну, втры Свера, проспитесь! Вы давно,

Носясь за бурею, стучали мн въ окно

И звали за собой. Иду я, братья, къ вамъ.

Вамъ будущность свою, вамъ жизнь свою отдамъ.

Мн Богъ укажетъ путь, направя вашъ полетъ,—

А если Бога нтъ — насъ случай поведетъ!

(Убгаетъ).

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Долина.

Франкъ и Дедамія.

ДЕДАМІЯ.

Куда бжишь ты, Франкъ? Одинъ и безъ собакъ?

Ты безразсуденъ, другъ: въ долин страшный мракъ!

ФРАНКЪ.

Благоразумный другъ! безъ матери, одна.

Откуда ты идешь? Ужъ поздно, ночь темна….

ДЕДАМІЯ.

Шиповникъ я рвала, но втеръ такъ жестокъ:

Взгляни, какъ мой букетъ отъ холода поблекъ.

Не хочешь-ли его на счастье взять?

(Бросаетъ ему цвты и убгаетъ).

ФРАНКЪ (одинъ, поднимая букетъ).

Домой

Бдняжка понеслась! Вдь мать ея со мной

Сосдка. Съ дтства съ ней я друженъ. Можетъ-быть,

Меня Дедамія могла-бы полюбить!

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Лсная дорога. Свтаетъ.

ФРАНКЪ сидитъ на трав.

Когда свершится все, когда печальный домъ,

Гд жилъ убогій Франкъ, разрушится огнемъ,

Онъ долженъ и себя въ зол похоронить!

Но если молодъ онъ и страстно хочетъ жить?

Зачмъ-же умирать? О горе! О бда!

Что станется со мной? Куда идти? Куда?

(Засыпаетъ).

ГОЛОСЪ (во сн).

Проходятъ жизнь двумя путями.

Есть дв дороги передъ нами:

Одна изъ нихъ идетъ лугами,

Она покойна и гладка,

Зато узка, почти безлюдна,

Ее примтить даже трудно,

Какъ на полян изумрудной

Струю нмого ручейка.

Какъ водопадъ шумна вторая,

Безумца взоры привлекая.

Но видитъ онъ, туда вступая,

Рядъ острыхъ камней подъ ногой.

Одна тиха, какъ сновиднье,

А эта — бурное волненье.

Названье первой: путь смиренья,

Путь честолюбія другой.

ФРАНКЪ (во сн).

Повдай, духъ, о чемъ вщаетъ голосъ твой?

Не гибельнымъ-ли мн грозитъ онъ предсказаньемъ?

Тогда зачмъ Создателя рукой

Я одаренъ той искрою святой,

Что разрушаетъ жизнь страданьемъ?

Какъ будто пламень жжетъ меня.

Душа тоскуетъ и томится,

И вмст съ искрою небеснаго огня

Сама на высоту стремится.

ГОЛОСЪ.

Тотъ, кто бжитъ въ тщеславьи жадномъ

За властью, почестями вслдъ,

Клеймитъ презрньемъ безпощаднымъ

Любовь и сердца сладкій бредъ.

Но тотъ, кто мирно угасаетъ,

Кто въ милой счастіе нашелъ,—

Онъ точно также презираетъ

Непрочной славы ореолъ.

ФРАНКЪ.

О слав, почестяхъ пророчествуешь ты.

Скажи, коснусь-ли я величья высоты?

И станетъ-ли меня потомство уважать?

О, духъ, отвть скоре мн,

Хотя на мигъ, хотя во сн

Сорви съ грядущаго печать.

ГОЛОСЪ

Заря блеснула на Восток.

Вотъ часъ, когда въ былые дни

Ты повторялъ свои уроки

И грезилъ призракомъ любви.

Потомъ, окончивши ученье,

Къ своей Дедаміи спшилъ,

И вс тревоги, огорченья

Не забывалъ съ ней, а длилъ.

Сперва вы сблизились, какъ дти,—

Дорога васъ вела одна,—

А посл свыклись,— Франкъ, на свт

Привычка — счастію равна.

ФРАНКЪ.

О, духъ! нельзя вернуть былого.

ГОЛОСЪ.

Раскайся!

ФРАНКЪ.

Поздно!

ГОЛОСЪ.

Нтъ. Моли.

ФРАНКЪ.

Я проклялъ прахъ отца родного.

ГОЛОСЪ.

Такъ близокъ часъ твой — пробудись!

(Солнце посходитъ, Франкъ просыпается. На дорогу вызжаютъ: Страніо, молодой палатинъ, и Монна Бельколора. его любовница,— оба верхами).

СТРАНІО.

Мужикъ, съ дороги прочь! Ты заслоняешь путь.

ФРАНКЪ.

Вотъ встану, подожди, да вжливе будь.

СТРАНІО.

Проворнй, скотъ! Не то на вкъ оставлю здсь.

ФРАНКЪ.

Нтъ, прежде я съ тебя собью, наздникъ, спсь.

Выпь саблю изъ ноженъ, да лошадь придержи.

Ну, отражай ударъ!

(Дерутся. Страніо падаетъ).

МОННА.

Какъ звать тебя, скажи?

ФРАНКЪ.

Карлъ-Франкъ.

МОННА.

Ты очень милъ, дерешься молодцомъ.

А родина?

ФРАНКЪ.

Тироль.

МОННА.

Красива я лицомъ?

ФРАНКЪ.

Какъ день!

МОННА.

Восьмнадцать лтъ мн минуло весной….

ФРАНКЪ.

Мн двадцать.

МОННА.

На коня! и ужинай со мной.

АКТЪ II.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

(Парадная комната. Франкъ сидитъ у стола, покрытаго золотомъ).

ФРАНКЪ.

О, золото! Изъ тхъ таинственныхъ винтовъ,

Что жизнью двигаютъ — въ теб одномъ вся сила.

Ты чистая слеза, что солнце обронило,

Богъ истинный среди неистинныхъ боговъ.

Ты плащъ невинности, медузы острый взглядъ,

Что сердце леденитъ и въ камень обращаетъ,

Ты тотъ волшебный ключъ, что волю отрицаетъ,

Ты соблазнителя чарующій развратъ.

Дай разсмотрть тебя! Заговори со мной!

Скажи, что долгъ и честь одни пустые звуки,

А все добро въ теб, что чуть-ли не святой

Тотъ человкъ, къ кому ты попадаешь въ руки.

Еще прибавь: и то, что кажется намъ сномъ,

Что можетъ пылкое создать воображенье,—

Перевернувши міръ могучимъ рычагомъ,

Ты даже эти сны приводишь въ исполненье!

А вдь не многіе видали и во сн,

Что здсь передо мной. О, масса золотая,

Какъ сердце нжится и таетъ, утопая

Въ твоемъ живительномъ, ласкающемъ огн!

Клянусь, луна скорй пропляшетъ экосезъ,

Венера вальсъ, а Марсъ въ мазурк отличится,

Чмъ снова съ кмъ нибудь изъ емертныхъ совершится

Такое волшебство и чудо изъ чудесъ!

Металлъ божественный! Я началъ понимать

Какъ умирающій, съ послднимъ содроганьемъ,

Теб послдній взглядъ старается отдать,

И старость дряхлая горитъ къ теб желаньемъ. (Считаетъ деньги).

Пятнадцать тысячъ тутъ монетой, да бумагъ

Еще на столько-же. Вотъ странный случай. Боже!

Гд былъ-бы нынче я? А завтра жилъ-бы какъ,

Не встрть я Страніо? Я матъ даю вельмож,

Съ его любовницей кучу весь день, потомъ

Меня ведутъ играть. Голодный, безъ сомннья,

Я проигралъ-бы все,— но я въ игорный домъ

Попалъ, когда былъ пьянъ и сытъ до пресыщенья.

Мн страшно повезло: я скоро сорвалъ банкъ,

Взялъ деньги и ушелъ. Нтъ, тутъ рука Господня! (Отворяетъ окно).

Какъ Франка прежняго хотлъ-бы я сегодня

Увидть изъ окна. Вонъ онъ, убогій Франкъ,

Бгунъ за зайцами, сухой отъ скудной пищи:

Какъ онъ бдно одтъ! Какой угрюмый взглядъ!

Онъ проситъ помощи! Что, плохо, видно, братъ! (беретъ горсть золота).

Вотъ золото, возьми на хлбъ себ, дружище!..

Мн, право, кажется, что я вчера купилъ

Весь міръ, и цлый міръ готовъ къ моимъ услугамъ,

И что я отъ судьбы не милость получилъ,

А только должное имю по заслугамъ!

СЦЕНА ВТОРАЯ.

(Дорога. Вдали слышна охотничья псня: затмъ проходитъ толпа горцевъ).

ПСНЯ.

Эй, ловчій удалой! Что видишь ты вдали?

Собаки землю рвутъ! Собаки слдъ нашли.

— Къ ружью, стрлки, къ ружью: то быстрой серны слдъ.—

Возлюбленной моей на свт краше нтъ!

Храни ее Господь.— Вотъ серна поднялась…

Она несется въ лсъ!.. Сквозь стаю прорвалась!..

Дружне псы, дружнй: дрожитъ, слабетъ зврь!—

Какъ милую обнять хотлъ-бы я теперь.

— Побда: зврь упалъ! Ура!! Къ нему скорй!

На свт краше нтъ возлюбленной моей!

ХОРЪ ГОРЦЕВЪ.

Друзья, мы подошли къ палатамъ дорогимъ:

Подъ снью этихъ стнъ погрязъ, какъ въ тин мутной,

Карлъ Франкъ, который былъ охотникомъ лихимъ:

Онъ связанъ по рукамъ красавицей распутной.

Что длаетъ онъ тамъ? Всегда внутри палатъ

Молчанье мертвое. Лишь путникъ замчаетъ,

Какъ ночью женщина окно здсь открываетъ,

И втры буйные ей волосы крутятъ.

Ушелъ нашъ Франкъ! Зачмъ разстался онъ съ друзьями?

Но голосъ прошлаго живетъ въ немъ, можетъ быть.

Ахъ, если-бъ голосъ тотъ могъ совсть пробудить!

Оплачемъ бглеца горючими слезами.

Нтъ Франка нашего! Его мы не найдемъ

На горныхъ высотахъ въ погон за козулей,

Онъ лань, убитую тирольской мткой пулей.

Не станетъ потрошить отточеннымъ ложемъ.

И не придетъ глотать, охотой утомленный.

Снгъ чистыхъ ледниковъ, людьми не загрязненный.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

(Крытая терраса, съ окнами на дорогу. Ночь).

Монна Вальколора и Франкъ.

МОННА.

Спи, блдный юноша, ты долженъ отдохнуть:

Блескъ синихъ глазъ потухъ, рука твоя остыли.

Ты дремлешь, милый Карлъ. Прилягъ ко мн на грудь.

День близокъ, ужъ заря востокъ позолотила.

ФРАНКЪ.

Я не дремлю, а день придетъ еще не скоро.

Въ моей крови любви и нги теплота.

Но время удержать нельзя намъ, Бельколора,

Тогда не все-ль равно — что свтъ, что темнота.

МОННА.

Но голова твоя склонилась въ утомленьи

На кубокъ пнистый… Ты въ грезы погруженъ.

И больше не со мной, а гд-то въ отдаленьи.

Ахъ, жалкій нженка, его осилилъ сонъ!

ФРАНКЪ.

Да, милая: востокъ одтъ зарей прозрачной.

Что блденъ я и слабъ — я это вижу самъ.

Я остовъ прежняго, пожалуй, тнью мрачной

Я стану самъ себ являться по ночамъ.

Какъ бодръ я былъ вчера. Ты молодости силу

Убила красотой пластической своей:

Горячія уста открыли ей могилу,

А саваномъ ея быль шелкъ твоихъ кудрей.

Пріотвори окно: дай небомъ насладиться,—

Вдь эта высь даетъ намъ вру въ Божество:

Пусть солнце здсь блеснетъ, я съ нимъ хочу проститься:

Кто знаетъ, завтра я увижу-ли его!

МОННА.

Бги, когда со мной опасность и страданье.

Ужель два дня любви могли тебя убить?

ФРАНКЪ.

Убить меня? О, нтъ! Съ тобой я началъ жить,

А до тебя была не жизнь, а прозябанье.

Ты мн открыла міръ, я счастливъ, я богатъ,

И счастіемъ своимъ одной теб обязанъ.

Зато къ одной теб сердечно я привязанъ.

Но вс счастливые о смерти говорятъ.

Взгляни, какая ночь! Имютъ-ли значенье

Слова въ такую ночь? Любовь, какъ запахъ розъ,

Мы чувствуемъ безъ словъ, а геній наслажденья

Безмолвенъ.

МОННА.

Сколько ты сегодня выигралъ въ штоссъ?

ФРАНКЪ.

Забылъ. Я все забылъ! Сядь, милая, поближе.

Дай руку. Чтобъ мою дремоту разогнать,

Скажи мн о своемъ прошедшемъ. Говори-же…

О, что за ночь, и какъ мн хочется рыдать!

МОННА.

Ты разгуляешь сонъ скорй своимъ разсказомъ.

ФРАНКЪ.

Мы слишкомъ счастливы. Изъ памяти моей

Исчезло прошлое. Да впрочемъ, у людей.

Въ часы забвенья, когда тускнетъ разумъ,

Хранятся въ памяти лишь чувства и дла,

Что рамку жизни ихъ раздвинули собою.

А я что испыталъ? Любовь къ теб дала

Движенье первое къ сердечному застою.

Однако я усталъ. Немного поддержи

Мой лобъ и говори. Хочу нетерпливо

Я слушать голосъ твой. Подробно и правдиво

Свою исторію мн, другъ мой, разскажи.

МОННА (вздыхая).

Какъ нынче я живу — жила я не всегда:

Я изъ Флоренціи, фамиліи извстной.

Отецъ мой былъ богатъ, но человкъ безчестный

Насъ раззорилъ. Одна жестокая нужда

Заставила меня, забывши стыдъ и совсть,

Вступить на скользкій путь.

ФРАНКЪ (отворачиваясь)

Везд одинъ припвъ!

Уже двадцатая изъ этихъ милыхъ двъ

Разсказываетъ мн одну и ту-же повсть.

Да гд-же видли ок глупцовъ такихъ,

Что врятъ имъ? О, какъ обманываться больно.

А эту я считалъ порядочнй другихъ…

МОННА.

Со смертію отца…

ФРАНКЪ.

Молю тебя, довольно!

Доскажетъ Юлія, которую найду

На первой улиц. (Посл нкотораго молчанія)

Признайся откровенно,

Въ тотъ незабвенный день, не зная совершенно.

Кто я,— какую цль имла ты въ виду,

Когда брала меня? Чмъ объяснить причину

Твоей симпатіи?Я былъ бдно одтъ

И весь въ пыли, въ крови.

МОННА.

Ужъ я дала отвтъ:

Ты дрался хорошо.

ФРАНКЪ.

Не крпкаго-ль мужчину

Мечтала ты найти? Но глазъ прекрасный твой

Ошибся. Знаю я, что женщины пристрастны

Бываютъ къ силачамъ — во вкусахъ мы не властны,

Вкусъ къ силачамъ есть вкусъ такой-же, какъ другой:

Но будь я женщиной, хватать ихъ по дорог

Не сталъ бы на угадъ, а билъ на врняка:

Ихъ можно отыскать хоть сотню на порог

Простой гостинницы, любого кабака.

Я выбралъ-бы штукъ шесть и приказалъ имъ драться.

Вотъ я еще о чемъ спросить тебя желалъ:

Тотъ баринъ, съ кмъ тогда ты здила кататься,

Онъ быль любовникъ твой? Тебя онъ содержалъ?

МОННА.

Да.

ФРАНКЪ.

Какъ-же смерть его тебя не огорчила?

Ахъ, эту смерть его я вижу какъ сейчасъ:

Изъ горла била кровь, часть кожи отскочила

Съ покрововъ черепа, и вытекъ лвый глазъ.

Влачась у ногъ коня, прерывисто, неровно

Дышалъ онъ, за траву цпляясь, какъ полипъ,

И все хриплъ, хриплъ. Глухой, ужасный хрипъ

Былъ слышенъ далеко. Ужели хладнокровно

Ты видла его страдальческій конецъ?

Вдь ты не сдлала ни шагу, ни движенья.

МОННА.

Всмъ этимъ доказать ты хочешь, безъ сомннья,

Что у меня въ груди не сердце, а свинецъ?

ФРАНКЪ.

Ты даже и теперь не тронулась нисколько!

МОННА.

Я не люблю бросать суровыя слова,

А если захочу сказать одно, то только

И говорю одно, а ужъ никакъ не два.

Ты разлюбилъ меня.

ФРАНКЪ.

Я разлюбилъ? Богъ съ вами!

Но какъ-то я прочелъ въ одной изъ умныхъ книгъ,

Что лучшими въ любви считаются часами

Часы ночныхъ бесдъ, когда молчитъ языкъ

Стремленій чувственныхъ и страсти засыпаютъ,

Когда любовники, какъ будто братъ съ сестрой,

Согртые одной духовной теплотой,

Доврчиво сердца другъ другу открываютъ.

Вотъ въ эти-то часы полночныхъ разговоровъ

Душа возлюбленной становится ясна,

Какъ глубина ручья, которую отъ взоровъ

Не можетъ скрыть его хрустальная волна.

Тогда-то, лишь тогда предмету увлеченья

Оцнку врную мужчина можетъ дать,

И, признавая въ немъ нрава на уваженье,

Гордится, что себя онъ въ прав уважать.

Такое счастіе сознательное прочно.

Вы съ этимъ выводомъ согласны?

МОННА.

Ахъ, умрь

Фантазію!

ФРАНКЪ.

Ну, да, конечно, да. Такъ точно

И мы сознательно блаженствуемъ теперь,

Но мы существовать не можемъ идеально,

А потому, мой другъ, подумать намъ нора.

Какъ обезпечить жизнь. Не вчно-же игра

Насъ станетъ вывозить,— такъ мы первоначально

Подцпимъ старичка съ тяжелымъ кошелькомъ:

Онъ намъ доставитъ столъ, квартиру и одежду.

Ты ночь отдашь ему, меня-жъ утшишь днемъ.

Мы старца этого, питаю я надежду,

Обчистимъ мастерски. Пожалуй, и друзья

Найдутся у него: тогда пойдетъ охота.

Ловцомъ, конечно, ты, а гончей буду я.

Сперва ихъ подпоимъ. Но главная забота

Найти прислужницу, способную молчать

И смазывать замки секретныхъ помщеній.

Да, впрочемъ, съ деньгами чего нельзя достать.

И буду при теб чиновникъ порученій.

И какъ блистательно устроимъ мы дла!

МОННА.

Твоя невжливость границы перешла:

Ты можешь получить отставку въ наказанье.

Ну, поцлуй меня, негодный зубоскалъ.

Я больше не сержусь.

ФРАНКЪ.

Порочное созданье!

Еще дня два, и какъ я низко-бы упалъ!

(Онъ отходитъ и облокачивается на перила террасы. По дорог прозжаетъ конный солдатъ).

СОЛДАТЪ (поетъ).

Не повернетъ затылка

Предъ недругомъ солдатъ,

Въ рук его бутылка,

Въ другой рук булатъ.

Когда придетъ ему капутъ.

Солдата съ честью погребутъ.

Служа отчизн силой,

Какъ слдъ богатырю,

Онъ отдалъ сердце милой,

А голову царю.

ФРАНКЪ (кричитъ).

Эй, другъ, остановись! Отвть мн въ двухъ словахъ,

Рубака-весельчакъ: откуда и куда ты?

Гд императоръ вашъ? Гд бравые солдаты?

СОЛДАТЪ.

Вс въ Глюренс. Въ походъ мы выступимъ на-дняхъ.

Я догоняю полкъ.

ФРАНКЪ.

Какъ будто мн знакомо

Твое лицо. Скажи: ты съ низу, или съ горъ?

Быть можетъ, и меня ты знаешь?

СОЛДАТЪ.

Съ давнихъ поръ,

Когда еще ты жилъ не въ город, а дома.

Вашъ выселокъ лежитъ надъ мельницей какъ разъ.

Что длаешь ты здсь? Не. къ нашему-ли стану

Намренъ ты примкнуть?

ФРАНКЪ.

Конечно, и сейчасъ.

(Онъ сходитъ съ балкона и обращается къ Монн)

Прощай, дитя мое, я ужинать не стану, (Солдату)

Вотъ только мой костюмъ походный очень плохъ.

Какой нибудь палашъ дадутъ тамъ.

СОЛДАТЪ.

Будь покоенъ.

Всю аммуницію получишь. Видитъ Богъ,

Ты малый хоть куда: совсмъ заправскій воинъ.

Съ руки намъ, чортъ возьми!.. Садись, я подсоблю.

Держись все на крестц: конь сильный и не строгій.

Да, братецъ, разскажи по дружески дорогой:

Какъ вечеромъ у васъ… (Узжаютъ галопомъ).

МОННА (провожая ихъ глазами).

А я его люблю!

АКТЪ III.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

(Глюренсь. Площадь передъ дворцомъ).

ХОРЪ СОЛДАТЪ.

Какъ въ грозный ураганъ, кружась, несутся льдины

Съ вершины глечера на тихія долины, —

Такъ ринулись впередъ, при возглас войны,

Тироля гордые, отважные сыны.

Теперь подписанъ миръ. Окружные кантоны

Свернули знамена: надменные бароны

Разсялись какъ дымъ. Виватъ теб, герой,

Смиренный звроловъ, сотрудникъ боевой!

Сынъ Рейла, сбрось свой шлемъ и кованныя латы:

Поздравить и обнять хотятъ тебя солдаты!

Стой, братцы, мы пришли: вотъ домъ, гд Франкъ живетъ.

Котораго внчалъ восторженный народъ.

Самъ старецъ царственный, монархъ нашъ престарлый.

Прижалъ его къ груди. Сейчасъ нашъ витязь смлый.

Нашъ храбрый капитанъ, краса богатырей,

Здсь будетъ пировать съ дружиною своей.

Поистин нашъ вождь достоинъ поклоненья:

Подъ Инспрукомъ, гд шло жестокое сраженье,

Вся артиллерія гд скучена была,

Подъ градомъ бомбъ унесъ онъ чернаго орла.

Онъ всхъ одушевлялъ. Въ минуту жаркой счи,

Когда свтъ Божій гасъ отъ ядеръ и картечи,

Погибшимъ мы его считали много разъ.

Но снова, какъ со дна морского водолазъ,

Являлся изъ огня онъ живъ и невредимъ,

Хоть пулей быль задтъ и врагъ слдилъ за нимъ.

Онъ выкупалъ въ крови нашивки золотыя

И шпоры рыцаря. Заслуги боевыя

Прославили его. Смотрите-ка, друзья,

Какая къ намъ бжитъ красотка итальянка.

МОННА БЕЛЬКОЛОРА (приближается къ толп)

Постойте, барыня: идти впередъ нельзя.

Чего вы ищите?

МОННА.

Домъ капитана Франка.

СОЛДАТЫ.

Домъ капитана здсь. Зачмъ онъ нуженъ вамъ?

Вотъ лейтенантъ: вы съ нимъ ведите разговоры.

ЛЕЙТЕНАНТЪ.

Назадъ, красавица, здсь мсто не для дамъ.

МОННА.

Но вы остановить не въ прав Бельколоры:

Франкъ — мой возлюбленный.

ЛЕЙТЕНАНТЪ.

Я знаю васъ, и все-жъ

Не смю пропустить. Вы можете гордиться

Своимъ любовникомъ. Да врно это ложь:

Такая для него подруга не годится.

МОННА.

А не любовникъ мой, такъ нынче-жъ будетъ имъ.

Вдь я люблю его, люблю, вдь понимаешь?

Меня покинулъ онъ, и я пришла за нимъ.

Вотъ правда, если знать ты истину желаешь.

СОЛДАТЫ.

А двка-то боецъ! нахалка. съ мднымъ лбомъ!

Чтобъ брать мужчинъ — кинжалъ взяла она въ подмогу!

МОННА.

Съ кинжаломъ я иду впередъ, какъ съ фонаремъ.

Ну, разступитесь-же и дайте мн дорогу.

Гд къ капитану дверь?

ЛЕЙТЕНАНТЪ.

Вотъ вамъ открытый ходъ.

Вы такъ настойчивы, прекрасная принцесса.

Пускай ее солдатъ конвойный проведетъ. (Про себя)

Бабенка эта бсъ, когда не хуже бса!

(Монна Бельколора входитъ во дворецъ. На площади показывается Франкъ. Онъ на лошади, украшенъ лавровымъ внкомъ).

ХОРЪ НАРОДА.

О, доблестный герой, побдъ виновникъ главный,

Мы шествіе твое встрчаемъ съ торжествомъ.

Ты далъ намъ прочный миръ, монархъ самодержавный

Твоимъ остался должникомъ.

Сойди-же отдохнуть на лаврахъ, воинъ славный.

Смой кровь: съ усталыхъ ногъ бжитъ она ручьемъ.

(Франкъ сходитъ съ коня).

ХОРЪ РЫЦАРЕЙ.

Блаженный человкъ, онъ славу пожинаетъ,

Растенье позднее, что зретъ у могилъ.

Міръ тни славныя героевъ забываетъ.

Ты молодъ, смлъ и полонъ силъ.

Жизнь новыя теб дороги открываетъ,

Лети-жъ орломъ свершать, что здсь ты совершилъ.

НАРОДЪ.

Счастливый этотъ день какъ праздникъ встрченъ нами.

И праздникомъ, пускай, онъ кончится для всхъ.

Темнетъ. Столъ накрыть. Наполненъ домъ гостями.

Несется ихъ веселый смхъ.

Соратники твои украсились цвтами.

Идемъ: часы пировъ напрасно тратить грхъ.

(Вс уходятъ въ ломъ, кром ГЮНТЕРА и ФРАНКА).

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Гюнтеръ и Франкъ.

ГЮНТЕРЪ.

Вы не уходите за ними въ галлерею?

Мой юный вождь, среди овацій и пировъ,

Что возбуждаютъ гнвъ завистливыхъ враговъ,

Вы видите-ли тхъ, кто жизнію своею

Пожертвовать вамъ радъ? Увы, друзья молчать,

Не выражаютъ чувствъ предъ шумною толпою.

О, повелитель мой! Души и сердца братъ!

Везд, покуда живъ, пойду я за тобою.

Свтило яркое, общественный кумиръ!

Простите, капитанъ, увлекся старый воинъ.

Пріязни вашей я, быть можетъ, недостоинъ…

Но вы скучаете? Ступайте-же на пиръ.

Военные труды, опасность и волненье

Умютъ праздновать, имъ нужно развлеченье.

ХОРЪ (въ дом).

Давайте нтъ. Поставимъ домъ вверхъ дномъ!

Ужъ коли пить, такъ къ чорту вс порядки.

Ура, тому, кто будетъ подъ столомъ!

Отраденъ намъ кровавой битвы громъ.

И міра дни порой бываютъ сладки!

ГЮНТЕРЪ.

О чемъ грустите вы? Какъ тучею одто

Прекрасное чело. Чу! псни все шумнй.

Вино бжитъ ркой, домъ тонетъ въ мор свта,

Сквозь стекла виднъ рядъ ликующихъ гостей.

ХОРЪ (у окна).

Зачмъ такъ медлитъ Франкъ? Идите, Гюнтеръ, къ намъ.

Хоть сды вы, какъ лунь: мы такъ усердно пили,

Что ужъ не можемъ счетъ вести чужимъ годамъ.

Да и свои-то счесть едва-ли будемъ въ сил.

ГЮНТЕРЪ.

Что съ вами, капитанъ? Вы блдны какъ мертвецъ.

На ясный взоръ легло печали покрывало.

Мн кажется, меня не слышитъ онъ? Творецъ,

Что душу чуткую такъ сильно взволновало?

ФРАНКЪ.

Отъ жизни лагерной желая отдохнуть.

Сегодня поутру я слъ на иноходца

И въ поле выхалъ, но зной и пыльный путь

Давили грудь мою. У перваго колодца

Я осадилъ коня. Тамъ, Гюнтеръ, на скамь

Спала молочница., еще почти ребенокъ.

Я мать ея любилъ и зналъ ее съ пеленокъ,

Но мало свтлыхъ дней провелъ я въ ихъ семь!

Крестьяночка спала, какъ ангелъ безмятежный,

Такъ тихо. На щекахъ игралъ румянецъ нжный.

Корзинка съ зеленью и цвтомъ дикихъ розъ

Была въ ея рукахъ. Какіе сны ей снились?

Казалось, что въ тотъ мигъ глаза ея закрылись,

Н дтская душа умчалась въ царство грезь,

Когда она напвъ шептала. Подъ улыбкой

Напвъ на розовыхъ устахъ ея дрожалъ.

Какъ птичка легкая дрожитъ на втк гибкой.

О, Гюнтеръ, тамъ за мной никто не наблюдалъ!

До ручекъ милыхъ я дотронулся руками,

Потомъ, невинныхъ сновъ движеньемъ не смута,

Припалъ къ ея устамъ горячими устами.

И на лошадь вскочилъ, рыдая, какъ дитя!

АКТЪ IV.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Предъ дворцомъ Франка. Дверь обтянута чернымъ сукномъ: слуги устанавливаютъ катафалкъ. Франкъ въ маск, одтый монахомъ, и дна служителя.

ФРАНКЪ.

Поставьте гробъ сюда, и свчи чтобъ горли.

Да не забудьте: всмъ должны вы говорить,

Что умеръ я вчера, убитый на дуэли.

И Боже васъ храпи хоть взглядомъ измнить.

Хотя движеніемъ назначенной вамъ роли.

Ступайте-же.

(Слуги уходятъ).

Теперь, Предвчный Судія,

Отвта ожидать я буду отъ Тебя.

Нтъ въ дйствіяхъ моихъ чужой, гнетущей воли.

Мн жаръ болзненный не раздражаетъ грудь,

Я смертью не шучу, а только заглянуть

Хочу въ ея предлъ. Монету золотую

О мраморъ пробуетъ искусный ювелиръ,—

И я испробовать о замогильный міръ

Желаю жизнь свою, еще не прожитую.

Подобно золоту и качество и всъ

Покажетъ звукъ ея. Вотъ утро наступаетъ.

Проснувшійся солдатъ палатку покидаетъ.

При утренней зар поетъ зеленый лсъ.

Рыбакъ съ надеждою на весла налегаетъ

И трепетно скользитъ по волнамъ браконьеръ.

Жизнь пробуждается: повсюду шумъ, движеніи….

Какое бойкое, подвижное творенье

Все человчество! Возьмемъ мы, напримръ,

Хоть этотъ городокъ: здсь десять тысячъ зданій,—

А сколько-же сердецъ живетъ и бьется въ нихъ.

А сколько крови тамъ, и желчи, и страданій,

И злобы, и тревогъ горячихъ и пустыхъ!..

О, жалкій родъ людской! какой ты ищешь цли?

Внецъ твоихъ трудовъ., желаній и забои.

Одинъ дубовый гробъ, что жизнь теб даетъ,—

Онъ только на аршинъ длинне колыбели.

Въ томъ, вся ихъ разница!.. Зачмъ мой бдный умъ

Идеи, впередъ, какъ червь неутомимо-жадный,

И точин. образы завтныхъ, лучшихъ думъ,

Къ которымъ я стремлюсь съ надеждою отрадной,

И потому всегда, въ минуту приближенья,

Я нахожу лишь прахъ, одинъ остатокъ тлнья!

(Входятъ солдаты и народъ).

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Франкъ въ маск, монахи, солдаты и народъ.

Примчаніе автора. Въ продолженіе всей сцены, Франкъ долженъ измнять голосъ. Всхъ, которые ее сочтутъ неправдоподобной, прошу сходить на балъ въ оперу. Одинъ изъ моихъ друзей замаскировалъ во время карнавала свою служанку и ввелъ ее въ танцевальный залъ, гд не было замаскированныхъ. Хотя на служанку надли только небольшую полумаску безъ кружева, не закрывающую рта, никто ея не узналъ, и она танцовала около двухъ часовъ съ молодыми людьми, которымъ подала въ теченіи своей жизни, стакановъ двсти воды.

ХОРЪ.

Нашъ капитанъ убитъ? Когда-же?.. Какъ зовутъ

Того, кто съ нимъ дрался?.. Какъ вышла ссора эта?..

Гд встртились они и кто зачинщикъ тутъ?

ФРАНКЪ.

Съ кмъ говорите вы: онъ вамъ не дастъ отвта!

ХОРЪ (склоняясь предъ катафалкомъ).

Когда есть лучшій міръ въ небесныхъ высотахъ,

И твой нетлнный духъ витаетъ въ этомъ мір,

Гд храбрые бойцы, погибшіе въ бояхъ,

Подобно облакамъ купаются въ эир:

И если грустный зовъ услышать можешь ты,

О Франкъ, взгляни изъ волнъ сапфировой эмали,

Какъ ратники твои ломаютъ въ знакъ печали

У гроба, твоего и копья, и шиты!

ГЮНТЕРЪ (вбгая).

Ужели злая смерть, друзья, его сразила?

Зачмъ-же не меня!.. Мой юноша — храбрецъ,

Вдь я любилъ тебя нжне, чмъ отецъ,

И молодость твоя мн душу молодила!..

Я только объ одномъ Создателя просилъ:

Увидть, какъ свое онъ выполнитъ призванье,

Но онъ убитъ — къ чему мое существованье!..

ФРАНКЪ (въ сторону).

Ахъ, бдный мой старикъ: тебя-то я забылъ!

ХОРЪ.

На барабаны крепъ! Священниковъ зовите.

Товарищи, скорй колна преклоните!

Съ открытой головой, въ молчаніи нмомъ.

Прослушаемъ слова молитвы погребальной.

Какъ христіане, долгъ мы выполнимъ печальный,

И павшаго вождя въ могилу отнесемъ!

(Три монаха выступаютъ впередъ).

МОНАХИ.

У вчной тьмы на страж вчной

И злыхъ и добрыхъ судія.

Начертанъ путь ихъ скоротечный

Въ верховной книг бытія.

Богъ шлетъ намъ бды и напасти.

Имъ говоря: ‘за власть грховъ.

Людей я предалъ вашей власти,—

Считайте вашихъ мертвецовъ!’

ХОРЪ.

Я гршенъ, Господи, и къ смерти не готовь!

МОНАХИ.

Речетъ онъ бдствіямъ сраженья:

‘Да гибнетъ сорная трава,

Здсь будетъ мстомъ погребенья

Пантеры пасть и чрево льва.

Пусть веселится въ правд сильный,

Когда съ земли смету я прахъ

Всхъ павшихъ, будто дождь обильный

И на долахъ и на горахъ!’

ХОРЪ.

Не дай мн, Господи, погрязнуть во грхахъ!

МОНАХИ.

‘Когда-же день наступитъ слезный,

День неизбжный, какъ судьба,

И прогремитъ мой голосъ, грозный,—

Покинутъ мертвые гроба.

Тутъ ихъ поглотитъ адъ кромшный.

Имъ уготованный давно,

И на чел увидитъ гршный

Вины позорное пятно!’

ХОРЪ.

Зубовный скрежетъ тамъ, страданіе одно!

МОНАХИ.

‘Свершится судъ мой справедливый,—

Нелицемренъ мой законъ:

Получитъ кару нечестивый,

И будетъ праведникъ спасенъ.

Такъ благу бренному, земному,

Пускай не радуется злой’.

Хвала Создателю благому,

И слава Троиц святой!

ФРАНКЪ (въ сторону).

Фигляры дикіе! Кто, говоря по чести.

Отыщетъ здравый смыслъ во всей ихъ болтовн.

Туи, Богъ у нихъ палачъ, который, въ жажд мести

Готовъ изжарить міръ на медленномъ огн.

И пытка и огонь! Они идутъ за вкомъ,

Но корень Рима живъ и къ намъ пустилъ побгъ.

Хоть говорятъ они, что Богъ сталъ человкомъ,—

Скорй-же въ Бог ихъ таится человкъ.

ХОРЪ.

Мы о душ его молились со слезами,

Но есть обязанность еще у насъ въ виду:

Пусть тотъ, кто близокъ былъ съ покойнымъ, передъ нами

Откроетъ жизнь его.

ФРАНКЪ (въ сторону).

Я этого и жду.

ОФИЦЕРЪ (выходя изъ рядовъ).

Солдаты, рыцари и храбрая дружина!

Мы не напрасно льемъ потоки горькихъ слезъ:

Рокъ лучшаго у насъ товарища унесъ,

Не стало честнаго бойца и гражданина.

Какъ вождь и человкъ, нашъ Карлъ незамнимъ.

Я другъ покойнаго — чмъ я горжусь немало —

И въ прав, потому, вдвойн гордиться имъ.

Рожденный въ хижин, онъ долго жилъ сначала

Въ глуши тирольскихъ горъ, гд всми былъ любимъ.

Забавы и труды, заботы и печали

Съ односельчанами, какъ братъ, онъ раздлялъ…

ФРАНКЪ (подходя къ офицеру).

Такъ значитъ, сударь, вы покойнаго не знали:

Онъ горцамъ не любовь, а ненависть внушалъ.

Вс думали о немъ и говорили худо.

Я самъ былъ въ тхъ мстахъ, немного лтъ назадъ.

Да въ этой же толп есть многіе оттуда.

Они мои слова, конечно, подтвердятъ.

НАРОДЪ.

Монахъ, не прерывай любимца капитана!

СОЛДАТЫ.

Ужъ что таить: нашъ Франкъ немного былъ суровъ,

И дружбу братскую къ сельчанамъ очень рано

Запряталъ подъ языкъ. Да, онъ не тратилъ словъ,

Особенно въ тотъ день, какъ сжечь задумалъ хату.

Причину не открылъ онъ также никому.

ОФИЦЕРЪ.

Поставимъ-ли въ вину усопшему собрату

Ошибки юности! Предвидя, что ему

Иная миссія готовится на свт,

Франкъ ощущалъ судьбы таинственный призывъ.

Солдаты! кто насъ всхъ руководилъ въ совт?

Въ длахъ, а не въ словахъ онъ былъ краснорчивъ.

И я могу сказать словами-же монаха:

Я самъ былъ въ тхъ мстахъ: везд передо мной

Являлся — въ битв — левъ, герой, незнавшій страха,

А въ жизни человкъ съ возвышенной душой.

ФРАНКЪ.

Такъ значитъ, сударь, вы покойнаго не знали.

Не въ героизм онъ отвагу почерпалъ:

Имъ чувства мелкаго тщеславья управляли.

Онъ жизнію солдатъ и собственной игралъ

Съ азартомъ игрока. Какъ вс авантюристы,

Онъ занять былъ одной карьерою своей.

Везд встрчаются подобные артисты:

Во флот, въ арміи, въ стнахъ монастырей.

Нтъ, этотъ человкъ своей не стоилъ славы…

Вы полагаете, что юный вашъ герой

Чтилъ Бога, власть, законъ, общественные нравы?

Живя до арміи съ кокоткою одной.

Онъ ею торговалъ!

СОЛДАТЫ.

А Франкъ былъ парень ловкій:

Онъ время не терялъ: когда покинулъ домъ,

Сейчасъ-же поспшилъ съ особенной снаровкой,

Пожалуй, не однимъ заняться ремесломъ!

Мы знаемъ хорошо красотку Бельколору:

Она вчера съ нимъ ночь въ палатк провела…

НАРОДЪ.

Пусть говоритъ монахъ.

ФРАНКЪ.

Но къ этому позору

Прибавилъ онъ еще позорныя дла:

Для алчной женщины, для низкой, пошлой связи,

Онъ по міру пустилъ несчастнаго отца!

Солдаты! казни нтъ, достойной наглеца,

Кто въ память честныхъ лицъ бросаетъ комомъ грязи.

Когда есть клевета и ложь въ моихъ словахъ,

Вы можете меня убить безъ состраданья.

НАРОДЪ.

Всю правду говори, не бойся насъ, монахъ!

ФРАНКЪ.

Но если горцы — ихъ не мало средь собранья,—

Находятъ, что я правъ, и захотятъ помочь тирольцы.

Мы можемъ подтвердить, что Франкъ былъ негодяемъ!

ФРАНКЪ.

А помните-ли вы, какъ грубо онъ въ ту ночь

Разстроилъ братскій пиръ?

ТИРОЛЬЦЫ.

Да! да! Мы проклинаемъ

Его, бездльника!

ФРАНКЪ.

А не забыли вы,

Какъ сжегъ онъ домъ отца?

СОЛДАТЫ.

Монаху все извстно!

ФРАНКЪ.

Примите-же въ расчетъ свидтельство молвы,

Что Страніо — о томъ толкуютъ повсемстно.

Зарзанъ Франкомъ…

НАРОДЪ.

Какъ? несчастный палатинъ,

Котораго Брандель нашелъ въ лсной трущоб?

ФРАНКЪ.

Да, Франкъ его убилъ.

СОЛДАТЫ.

Конечно, не по злоб,—

Для злобы у него и не было причинъ.—

А чтобы обобрать… Анаема злодю!

ФРАНКЪ.

А какъ онъ оскорблялъ васъ гордостью своею!

ВС.

На втеръ прахъ его!

ФРАНКЪ.

Чтобы здсь онъ не лежалъ,

Долой мошенника, убійцу, негодяя!

Гробницу разобьемъ! (Поднимаетъ крышку гроба).

НАРОДЪ И СОЛДАТЫ.

Монахъ, она пустая!

ФРАНКЪ (снимая маску).

Пустая, потому что Франкъ не умиралъ!

СОЛДАТЫ.

Вы живы?

ФРАНКЪ (офицеру).

Лейтенантъ, вы дурно поступили:

Какъ разыграться вы дозволили молв?

Тутъ, сударь, рчь идетъ о вашей голов.

Будь мертвъ я — что они со мной-бы натворили!

Я арестую васъ: пожалуйте мн шпагу,

И тотчасъ увести извольте всхъ солдатъ,—

А сами, помните, изъ лагеря ни шагу!

(Вс молча уходятъ)

Вотъ опытовъ моихъ печальный результатъ.

Ужели-же всю жизнь изслдованья жаждой

Томиться буду я? Творецъ мой, сколько мукъ.

Опасностей, трудовъ, что вынесетъ не каждый,

Увчій, тяжкихъ ранъ и доблестныхъ заслугъ!

Они забыли все!.. Довольно волноваться,

Я испытаніе продолжу до конца:

Не Бельколора-ли идетъ со мной прощаться?

Я узнаю черты знакомаго лица.

(Онъ снова надваетъ маску и закрываетъ гробъ. Входятъ Бельколора въ глубокомъ траур, она опускается на колни возл катафалка).

ФРАНКЪ.

Ну, вотъ она сама. Вотъ стань ея красивый,

Полунагая грудь, съ округленнымъ плечомъ,

Вотъ лобъ, подъ шелкомъ косъ, высокій, горделивый,

Который никогда не мыслилъ ни о чемъ:

И пара чудныхъ глазъ, гд мракъ и пламень ада.

Да, вотъ она, страстей и похотей кумиръ,

Земного омута могучая Наяда,

Очаровательный, плнительный вампиръ!

Въ ея дыханіи зараза истощенья,

А красота страшна, какъ ядовитый цвтъ.

Два демона всегда идутъ за нею вслдъ:

Одинъ зовется — смерть, другой-же — наслажденье.

Я вижу и теперь, какъ будто сквозь туманъ:

Дрожащія уста, безумныя объятья,

Холодный блдный ликъ, застывшій въ страсти стань…

Въ минутахъ этихъ все — блаженство и проклятье.

И солнца лучъ и тьма могильная, нмая…

Всегда я умереть хотлъ, ее лаская!

О, горе каждому, чье сердце увлекутъ.

Въ дни ранней юности распутныя картины?

Невинная душа похожа на сосудъ

Безмрной глубины: когда осадокъ тины

Попалъ въ него сперва, то посл пусть потокъ,

Прозрачный какъ хрусталь, во внутрь его вольется,—

Сосудъ какъ океанъ обширенъ и глубокъ,

И грязь на самомъ дн на вки остается.

(Онъ приближается къ гробниц).

Зачмъ, сударыня, такой унылый видъ?

Ужъ не вдова-ли вы?

БЕЛЬКОЛОРА.

Вдова, вы отгадали,

Единственной любви.

ФРАНКЪ.

Костюмъ недавно сшитъ,—

Вамъ черное къ лицу,— вдовой вы врно стали

Не раньше какъ вчера?

БЕЛЬКОЛОРА.

Съ вчерашняго лишь дня,

Но буду ей всегда.

ФРАНКЪ.

О, Монна Бельколора,

Всегда — предлинный срокъ!

БЕЛЬКОЛОРА.

Вы знаете меня?

ФРАНКЪ.

Съ Неаполя, гд съ васъ не отводилъ я взора.

И ныншней зимой искалъ я сладкихъ встрчъ.

Неаполь такъ хорошъ! Мой другъ, вамъ нужно было

Немного тамъ меня разсять и развлечь.

БЕЛЬКОЛОРА.

Да я не знаю васъ!

ФРАНКЪ.

Вздорь, ты меня забыла.

И въ маск я притомъ. Что длать, ангелъ мой,

Въ сердечк у тебя густое населенье,

И тамъ весьма легко затертымъ быть толпой.

БЕЛЬКОЛОРА.

Монахъ, ступайте прочь. Одно уединенье

Мн нужно.

ФРАНКЪ.

Ну, о чемъ ты плачешь, мой дружекъ?

Положимъ, у тебя любовника не стало,

Такъ отъ потери той, ей! ей! убытку мало —

Вдь онъ дарить тебя червонцами не могъ?

Давай-ка поведемъ бесду откровенно:

Франкъ былъ лихой солдатъ, искусный на войн,

Науки-же любви не зналъ онъ совершенно,—

Ночь проводилъ въ мечтахъ, день — въ грубой болтовн.

Насмшливый и злой…

БЕЛЬКОЛОРА.

Молчи, монахъ безбожный,

Какъ смешь ты со мной такъ дерзко говорить?

ФРАНКЪ.

Оставимъ мертвецовъ. Хотите получить

Нотъ этой, кошелекъ? Чтобъ скрасить даръ ничтожный,

Тутъ и другіе два, да нсколько бумагъ,

Во что ихъ завернуть, къ нему-же прилагаю.

(Онъ покрываетъ гробъ золотомъ и билетами).

БЕЛЬКОЛОРА.

Скажи я: да — вдь вы попали-бы впросакъ.

ФРАНКЪ (въ сторону).

Вотъ и еще Зевесъ, прельщающій Данаю! (Громко)

Я страшный мизантропъ — таиться не хочу,

Я въ замокъ васъ запру, отъ желчнаго страданья

Капризенъ и сердитъ, лакеевъ колочу,

И требую отъ всхъ нмого послушанья.

Въ болзни иногда не сплю я по ночамъ.

И цлый домъ не спитъ. Вс, избгая ссоры,

Должны мн угождать. По вкусу-ли я вамъ?

БЕЛЬКОЛОРА.

Ахъ, нтъ, клянусь Творцомъ!

ФРАНКЪ.

А эти луидоры?

Здсь нсколько двойныхъ — возьмите ихъ себ.

(Бросаетъ на гробъ кошелекъ).

БЕЛЬКОЛОРА.

Все мн?

ФРАНКЪ (въ сторону).

О, золота магическая сила.

Чью душу слабую она ни искусила!

(Ей) Страдаю я еще нарывомъ на губ.

Онъ портитъ мн лицо. Притомъ я худъ ужасно

И косъ. Васъ не страшатъ такіе пустяки?

И КЛЬКОЛОРА.

Ужъ я отъ нихъ дрожу!

ФРАНКЪ.

Для небольшой руки,

Взгляните, вотъ браслетъ, отдланный прекрасно:

Надньте-ка его. (Кладетъ на гробъ футляръ)

Губительный нарывъ

На щеку перешелъ и вызвалъ воспаленье.

Покорный вашъ слуга былъ прежде некрасивъ.

Теперь-же, говорятъ, внушаетъ отвращенье.

Лишился я волосъ, бровей и бороды.

БЕЛЬКОЛОРА.

О, ужасъ!

ФРАНКЪ.

У меня вещичка сохранилась:

Рубиновая цпь — отличнйшей воды…

БЕЛЬКОЛОРА.

Въ Париж сдлана?

ФРАНКЪ (въ сторону)

Ну, рыбка закружилась:

Схватила червяка! (Ей) Тутъ горю не конецъ.

Бда невелика, что потерялъ я брови.

Но ядовитый гной проникъ въ сосуды крови,

Ужъ я не человка, нормальный, а мертвецъ.

БЕЛЬКОЛОРА.

Довольно! Всмъ святымъ молю васъ, уходите!

ФРАНКЪ.

Такъ я возьму назадъ все, что у васъ въ рукахъ?

БЕЛЬКОЛОРА.

Вы требуете ласкъ?

ФРАНКЪ.

Ршайте-же: хотите

Принять мою любовь?

БЕЛЬКОЛОРА.

Ну да, хочу, монахъ!

ФРАНКЪ (въ сторону)

Даная струсила! (Ей) Прекрасно, ангелъ милый,

Мстечко мы сейчасъ укромное найдемъ:

Есть недалеко склепъ,— всегда онъ отпертъ днемъ.

БЕЛЬКОЛОРА.

Подъ домомъ Франка?

ФРАНКЪ (въ сторону)

Что-жъ не скажетъ: подъ могилой.

(Ей). Да въ склепъ зачмъ идти — здсь улица глухая,

Намъ можетъ послужить и этотъ пьедесталъ.

Гробница скроетъ насъ.

(Онъ отодвигаетъ покровъ и вмст съ нимъ крышку гроба).

БЕЛЬКОЛОРА.

Монахъ, она пустая!

ФРАНКЪ.

Пустая потому, что Франкъ не умиралъ!

Прочь, проститутка, прочь! Бги! Мой гнва, опасенъ.

И не гляди назадъ, а то не жди добра!

(Онъ прогоняетъ Бельколору съ кинжаломъ въ рукахъ).

О, милый стилетъ, клинокъ твой чистъ и ясенъ,

Но двственная сталь упруга и остра.

Зачмъ дрожитъ рука? и въ сердц трепетъ дрожи!

И тянутся они друга, къ другу почему?

Я думалъ — можетъ быть, та мысль гнететъ ихъ даже —

Что наступаетъ часъ сказать ‘прости’ всему.

А ты, безмолвный гробь, что смотришь такъ свирпо?

Не страшенъ мн твой мракъ-все отрицаю я:

Честь, счастье и любовь, и врю только слпо

Въ одно ничтожество, какъ врую въ себя.

Все здсь ничтожно, все! Свтило міровое

Безсмертно и оно матеріей одной.

Бои. созидаетъ прахъ, а случай — остальное.

Гд пепелъ Цезаря, гд слдъ его земной?

Въ овсяномъ колос, зерн, зол растенья!..

Вотъ виды бытія. Да, наконецъ, я самъ

Дитя случайности: теперь одно мгновенье

Я нчто цльное и сильное, я храмъ,

Гд теплится огонь желанья и мышленья…

И никакихъ слдовъ, какъ перестану жить.

Я не оставлю тамъ, гд тнь моя гуляла,

Ну ровно ничего, чтобъ посл повторяло

Тмъ бреннымъ существамъ, что придутъ насъ смнить:

Я братъ вашъ, старшій братъ! У блоснжной груди

Природы-мачихи дремалъ я дтскимъ сномъ,

Какъ вы. и я ея питался молокомъ,

И я когда-то жилъ, какъ вы живете, люди!

А если-бъ эту грудь, о праведный Творецъ!

Я укусилъ, да такъ, чтобъ на атласномъ тл

Остался навсегда уродливый рубецъ?

Вс средства хороши, когда приводятъ къ цли.

Не даромъ-же сказалъ великій Геростраты

Такъ скоро родъ людской добро позабываетъ,

Какъ долго помнитъ зло. Но иногда бываетъ,

Что и о глупости всю вчность говорятъ.

Чмъ Эмпедоклъ затмилъ героевъ древнихъ рядъ?

Тмъ, что съ отвагою безумною и рдкой

Онъ бросился въ вулканъ. Движеніемъ однимъ

Онъ слав далъ ударъ: ударъ такой былъ мткій,

Что слава въ дымный горнъ скатилась вмст съ нимъ.

Безсмертья онъ желалъ — и выполнилъ желанье.

Какъ можно пережить свое существованье,

Онъ это доказалъ, съ тхъ поръ прошли вка,

Л на земной кор не сгладилось названье,

Что сдлала его желзная рука.

Погибнутъ статуи, страница за страницей

Сгніють пергаменты, и не одинъ народъ

Сойдетъ съ лица земли,— то имя не умретъ.

Оно какъ мумія, подъ каменной гробницей,

Къ потомству дальнему петлпнымь перейдетъ.

Какъ Эмпедоклъ и я исчезнуть не желаю.

О жизнь, я закалилъ оружіе свое

Въ твоемъ ничтожеств! остро мое копье.

Но я отъ голода и жажды изнываю.

Проснись!.. Насыть меня!… А то добычу самъ

Пойду отыскивать, пути не разбирая.

Куда? Туда, куда, гд есть душа людская,

Что такъ-же, какъ моя, отвергнувъ ветхій хламъ,

На сцен жизненной комедіи страдаетъ!..

О злоба! Снова съ ней остался и вдвоемъ:

Надежду эта страсть одна переживаетъ.

Съ угрюмой фуріей я изстари знакомь,

Я зналъ ее еще въ избушк бдной,

Но я не зналъ тогда, въ дни юности моей.

Что изъ всхъ призраковъ, порхающихъ за ней,

Останется со мной лишь этотъ призракъ блдный.

Подруга мрачная, склонись ко мн на грудь.

Съ арены жизненной я сдернулъ покрывало.

Теперь рука съ рукой пойдемъ въ далекій путь.

Отнын ты одна совтницей мн будь.

Какъ ты уже давно оружіемъ мн стала!

Сомннію, говорятъ, безвкусный, поздній плодъ,

Послдній, что даетъ намъ дерево познанья.

Чего-жъ мн ждать, когда въ душ оно живетъ?

А гд-же нтъ его? Гд нтъ его вліянья?

Оно накрыло міръ прозрачной пеленой.

Сомннье тотъ покрова., тотъ саванъ гробовой.

Которымъ скептицизмъ, изъ жалости одной,

Прикрылъ изсохшій трупа, людскаго упованья.

Вка грядущіе, печаленъ вашъ удла,!

Вся жизнь раззорена: какъ дымя, исчезла слава,

Нтъ больше и любви міръ Божій опустлъ,

И только вра въ смерть не потеряла нрава.

Мы все разбили, все! Такъ въ день кровавыхъ счъ,

Въ часъ изступленія, когда поддавшись гнву,

Боецъ уродуетъ трепещущую дву,

О волоса ея свой отирая мечъ,

Такъ черствый аналистъ, къ изслдованью жадный,

Природу растерзалъ рукою безпощадной!

Что ждетъ васъ, сыновья безжизненныхъ отцовъ,

Когда придете вы на мсто гнусной ломки!

Вы проклянете насъ, поблекшіе потомки!

Утробы нашихъ женъ плодятъ лишь стариковъ.

Они, желая пить, подуютъ прежде въ воду,

И станутъ вопрошать Создателя земли:

‘Господь! Ты сотворилъ обильную природу,

Зачмъ-же мы ее безплодною нашли?’

Жрецы анализа, служители софизма,

На что вы тратите и время и труды?

Когда разложите вы рки и пруды,

Изржете весь міръ ножемъ матерьялизма,

И намъ укажете ряды чугунныхъ плитъ

На мст прежняго, устроеннаго зданья,

А да гробницахъ тхъ поставите на видъ

Везд одно и то-жъ ученое — названье,

Тогда, среди такихъ безлиственныхъ аллей,

На этой площади, уставленной гробами,

Безъ формъ, безъ образовъ, безъ чувствъ и безъ идей,

Что длать и какъ жить вы будете тамъ сами?

Работу продолжать вы станете свою,

Конечно, и на томъ общественномъ кладбищ,

Гд посл диспута напишете статью:

Какъ сдлать родъ людской разумне и чище.

Затмъ и гальванизмъ не пустите-ли входъ,

И человчество, что сами вы убили,

Заставите плясать на собственной могил,

Пока оно уже совсмъ не упадетъ.

А, Прометеями задумали вы быть!

И начали все то, что сотворилъ Создатель,

Кровавою рукой коверкать и рубить.

Нтъ, онъ былъ выше васъ, тотъ дерзкій испытатель:

Онъ сталъ искать огня, какъ только увидалъ,

Что первый человкъ, имъ сдланный,— бездушенъ,

Но вами человкъ не сдланъ, а разрушенъ,

Огонь его души безжалостно потушенъ,

Та искра Божія, которой онъ дышалъ!

Такъ мудрость, стало-быть, въ безмолвіи презрнья,

А разумъ истинный въ молчаньи гробовомъ…

И нужно, потому, стараться объ одномъ:

Чтобъ механизмъ души не получалъ движенья!

Жизнь — грозный океанъ. Въ таинственныхъ водахъ

Чудовищъ, страшныхъ змй и гадовъ разныхъ много.

Мы на поверхности должны держаться строго,

Какъ Іисусь-Христосъ держался на волнахъ.

Пусть гладь его блеститъ отливомъ изумруда,

Ужасно дно въ своей густой, холодной мгл,

И каждый водолазъ, вернувшійся оттуда,

Всегда носилъ слды страданья на чел.

Но юность тянется къ невдомой пучин.

Ахъ, псня древняя слышна и въ наши дни:

О тщетныхъ поискахъ величья и любви,

Какъ повторяется разсказъ о блудномъ сын.

Увы, пока луна горитъ въ выси небесъ,

Безумцы будутъ жить надеждою безплодной,

Гоняясь за мечтой, какъ нкогда Гигесъ

Гнался за призракомъ красавицы подводной.

Минутный взоръ ея пылающихъ очей

Зажегъ въ немъ кровь. Огонь такой-же сожигаетъ

Грудь юноши, когда о слав онъ мечтаетъ.

Тнь лучезарная изъ мрака выступаетъ,

Онъ, забывая міръ, бросается за ней.

И вой, идетъ, идетъ за чуднымъ идеаломъ,

Который все скользитъ, притягивая взглядъ,

И для котораго все служитъ пьедесталомъ,

Идетъ и наконецъ оглянется назадъ.

И что-же видитъ онъ: все близкое когда-то

Такъ страшно далеко отстало на пути,

Что къ прошлому уже нтъ боле возврата,

Что радостей былыхъ ему ужъ не найти.

Онъ вновь идетъ. Тропа становится все круче,

Отъ прежней прямизны замтне уклонъ,

Надъ головой его встаютъ толпою тучи,

Земля колеблется, тускнетъ небосклонъ.

Вотъ онъ на высот, почти у самой цли,

Тутъ роковой моментъ и роковая страсть,—

Тотъ роковой моментъ вс геніи имли —

Онъ долго съ нею борется, стараясь не упасть,

Но на крутой скал, гд два бойца дерутся,

Они уже потомъ вдвоемъ не остаются.

Планеты и міры! Ужель во всей вселенной

Все т-же самые законы бытія,

Какіе видимъ мы на нашей тверди бренной?

О ночь, ночь вчности! когда рука твоя

Съ безстрастнаго лица то сниметъ покрывало,

Чтобъ міра Божьяго увидть красоту,

Ужели ту-же ты увидишь нищету?

Такъ для чего-жъ въ тотъ день, какъ свтъ ты отдляла,

Забыла влагою спасительной снадбіги.

Его источники? Тоскуя и страдая,

Я не найду воды, чтобъ жажду утолить.

А ты, природа, мать безумная и злая,

Зачмъ плодишь дтей и имъ готовишь адъ?

Заботишься-ли ты укрыть, спасти ихъ отъ страданья?

Даешь-ли полноту и смыслъ существованья?

О, нтъ! Ты на песк свои возводишь зданья,

А стрлы мткія бросаешь на угадъ!

Я жить хочу! Да, жить всей жизни полнотою.

Дыханіе весны, луны янтарный свтъ,

Блескъ утренней зари, игра лучей съ листвою —

То радость стариковъ,— мн-жъ только двадцать лтъ!

Надежда, свтлый духъ! останься на мгновенье,—

Я знаю, что твои сосчитаны часы,

Но на прощанье дай минуту утшенья:

Снеси съ небесъ святой, цлительной росы.

Хоть разъ, хоть только разъ я освжуся ею,

Потомъ прижмусь къ теб, какъ въ дтскіе года,

У сердца твоего свое я отогрю,

И умереть съ тобой согласенъ я тогда!

(Бросается на колни, въ это время къ ногамъ его падаетъ букетъ).

Кто бросилъ мн букетъ? Да это прежній! Боже!

Я все его хранилъ, того не зная самъ.

О бдные цвты!.. Онъ на дорог тоже

Изъ рукъ Дедаміи упалъ къ моимъ ногамъ!

АКТЪ V.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

(Долина).

Дедамія, женщины и двушки.

ДЕДАМІЯ.

Вплетите въ косу мн, подруги, ваши розы,

Пусть двичьи мои он внчаютъ грезы,

А робость двичью сокройте подъ фатой:

Сегодня вечеромъ придетъ мой дорогой!

ХОРЪ ДВУШЕКЪ.

Прощай, дочь вольныхъ горъ, ты разстаешься съ нами!

Берутъ изъ цвтника любимый наша, цвтокъ.

Внчальный твой букетъ мы облили слезами:

Въ твоемъ блаженств намъ печаль готовить рокъ!

ХОРЪ ЖЕНЩИНЪ.

Прекрасный витязь ждетъ невсту съ нетерпньемъ.

Мы ш. домъ его тебя съ почетомъ отведемъ.

Тамъ грудь твоя замретъ подъ сладкимъ ощущеньемъ,

И задрожитъ рука подъ свадебнымъ кольцомъ.

ХОРЪ ДВУШЕКЪ.

Но станетъ твой напвъ носиться по долин,

Съ кувшиномъ не придешь ты къ пасти мдныхъ львовъ:

Не будешь шерсть овецъ сушить на луговин:

Забудетъ горный снгъ слды твоихъ шаговъ.

ХОРЪ ЖЕНЩИНЪ.

Ты хороша, какъ день! Какъ солнце, изъ тумана,

Пробившись, золотитъ лучами облака.

Такъ счастье краситъ всхъ. Прекрасная Діана

Совсмъ заполонитъ отважнаго стрлка.

ДЕДАМІЯ.

Но грустно что-то мн. Когда на самомъ дл

Я хороша — о томъ скажите вы ему,

Чтобъ сдлалась милй я Франку своему,

Мн красота нужна для этой только цли.

Вы сравнивать меня съ богиней не должны:

Я блдностью одной похожа на Діану.

Ахъ, милый мн нанесъ мучительную рану

Въ ту ночь, когда ушелъ изъ нашей стороны!

Весь міръ грустилъ со мной о незабвенномъ друг.

Вставала я въ слезахъ, въ слезахъ ложилась спать…

Я извелась отъ слезъ! Безцнныя подруги,

Объ этомъ также васъ прошу ему сказать. (Уходятъ).

СЦЕНА ВТОРАЯ.

ХОРЪ ГОРЦЕВЪ.

Франкъ оказался живъ! А между тмъ сосди

Сказали, что его ходили хоронить.

Намъ шкуру продали,— а шкура на медвд,

Котораго еще не думали убить.

Струхнули же они, какъ вышелъ онъ изъ лса!

Но Франкъ заговорилъ — и смолкли болтуны.

Приходитъ намъ на умъ преданье старины:

Когда поставили статую Геркулеса,—

А Геркулесъ Фарнезъ,— ея оригиналъ,

Былъ брошенъ въ Тибръ,— народъ увидлъ изваянье,—

Вдь часто не предметъ мы видимъ, а названье,—

И тотчасъ же ея божественность призналъ.

Но вышла разъ изъ водъ фигура исполина,

Предъ блднымъ образомъ предстало божество,

И, какъ по волшебству, безсмысленная глина

Упала передъ нимъ съ подножья своего!

Франка, возрождается! тотъ прежній, нелюдимый.

Отъ праздности своей знакомый съ нищетой,

Всхъ ненавидящій и всми нелюбимый,—

Его ужъ больше нтъ,— а есть у ласъ другой:

Веселый, ласковый, на всхъ глядитъ открыто,

Онъ съ честнымъ фермеромъ не прочь и пошутить.

Испытанный храбрецъ,— все прошлое забыто.

Мы чарку отъ души готовы съ нимъ распить.

Онъ на Дедамі сбирается жениться,—

Добра и хороша она, какъ херувимъ,

Скромна, разсчетлива, и можно поручиться,

Что никогда никмъ онъ не былъ такъ любимъ.

А въ сдлку съ гробомъ Франкъ вошелъ довольно смло.

Мы всю исторію узнали отъ солдатъ,—

Они тутъ ни при чемъ, а только, говорятъ,

Онъ самъ, да двое слугъ устроили все дло.

Онъ и лежалъ въ гробу, но въ крышк, надъ лицомъ

Отверстье провернулъ, чтобъ тамъ не задохнуться.

‘Со смертью’, говоритъ, ‘придется же столкнуться,

Пускай же буду съ ней немного я знакомъ’.

Потомъ носильщики гробъ подняли на плечи

И ночью отнесли въ ближайшій монастырь.

Тутъ были и попы, и факелы, и свчи,

И гимны слезные. Нашъ юный богатырь

Во время шествія — ну, вынесъ же онъ тряску!—

Посвистывалъ, да въ щель глядлъ на небосклонъ:

Когда же разсвло — надлъ костюмъ и маску,

Чтобъ быть свидтелемъ своихъ же похоронъ!

Да мало-ли людей всю жизнь гуляютъ въ маск.

Ахъ, сколько ряженыхъ увидишь въ наши дни:

Кто въ ряс чернеца, другой въ военной каск…

А въ добродтель-то какъ рядятся они!

Въ тотъ шутовской костюмъ одтъ, по большей части,

Смиренный лицемръ, но сшитый кое-какъ

Непрочный тюль трещитъ, лишь онъ ускоритъ шагъ

И валится съ него при первомъ вихр страсти.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

(Небольшая комната).

Франкъ и Дедамія.

ФРАНКЪ.

И ты меня ждала, малютка, столько дней?

Сердечко эти дни печально отмчало?

А вечеромъ всегда стояла у дверей?

ДЕДАМІЯ.

О, дорогой мой Франкъ, малютка такъ страдала!

ФРАНКЪ.

Летлъ за часомъ часъ, спускалась ночи мгла,—

Твой взглядъ не покидалъ извилистой дороги,

Гд скрылся милый другъ, ты на его порог

Стояла какъ судьба — и все его ждала!

ДЕДАМІЯ.

Какъ голосъ твой дрожитъ! А блденъ почему ты?

Но что же длалъ ты въ той дальней сторон?

Какъ тосковала мать!.. Въ свободныя минуты.

Скажи, ты вспоминалъ о ней и обо мн?

ФРАНКЪ.

Здсь жилъ, когда-то, всмъ внушавшій отвращенье.

Несообщительный, несчастный паразитъ.

Онъ назывался Франкъ.— невзрачное на видъ,

Худое существо. Нужда и униженье

Согнули станъ его, а воспаленный взоръ

Свтился алчностью и страхомъ. Молчаливый.

Угрюмый, сумрачный, походкою лнивой

Блуждалъ онъ по лсамъ и но уступамъ горъ,

Повсюду разнося подавленные стоны.

Отверженный везд, куда ни проникалъ.

Онъ ненавидлъ свтъ и вс его законы

И горькую судьбу въ безумьи проклиналъ.

Увидя жалкаго, угрюмаго бднягу

Съ нетвердой поступью, съ поникшей головой,

Что прятался въ тни, не прибавляя шагу,—

Его сочли-бы вс за вора, иль бродягу,

Который не рискнетъ пуститься на разбой

Изъ страха — самому пасть жертвой преступленья.

Ахъ, тотъ постыдный страхъ и та тупая лнь —

На нравственной стез — послднее паденье,

Духовной нищеты послдняя ступень!

Подобный человка, мн былъ знакомъ когда-то!

ДЕДАМІЯ.

Здсь кто-то за окномъ. Я видла сейчасъ

Блестящіе глаза

ФРАНКЪ.

Такъ это лучъ заката.

ДЕДАМІЯ.

Нтъ. Врно кто нибудь подслушиваетъ насъ:

Мелькнуло тамъ лицо и вслдъ за тмъ пропало.

ФРАНКЪ.

Ну, нищій, можетъ быть стояла, невдалек.

Тебя бездлица такая испугала!

ДЕДАМІЯ.

Оканчивай же свой разсказъ о бдняк.

ФРАНКЪ.

Когда нибудь потомъ. Теперь душевнымъ взглядомъ

Я вижу образы и фонъ другихъ картинъ:

Ночь оргіи: толпа блестящая нарядомъ.

Огни, вино, игра и юноша одинъ

Въ объятьяхъ женщины,— нтъ, только самки страстной,

Съ чертами женскаго прекраснаго лица.

Напрасно ускользнуть старается несчастный,—

Т руки такъ крпки, какъ руки мертвеца!

Но ты не слушаешь? Дай поцлуй за это. (Обнимаетъ ее).

ДЕДАМІЯ.

Оставь, пожалуйста: сейчасъ вернется мать!

(Франкъ цлуетъ ее насильно).

Вдь намъ не долго ждать священнаго обта…

Голубчикъ, перестань!.. Не стыдно-ль приставать!..

Ты мучаешь меня!..

ФРАНКЪ.

Вотъ строгая двица!

ДЕДАМІЯ.

Когда мы женимся, то станемъ жить семьей.

Насъ будутъ посщать: отецъ, конечно твой,

Родные, мать моя, потомъ другія лица.

Тамъ дти подростутъ. Займешься ты ружьемъ

И фермою своей, а я принять готова

Труды и хлопоты хозяйства остального.

Все вмст, все вдвоемъ, любя одинъ другого.

Мы такъ до старости глубокой доживемъ.

Надъ чмъ смешься ты?

ФРАНКЪ.

Надъ чмъ? Да надъ грозою,

Вдругъ, чертъ возьми, она насъ хватитъ невзначай!

ДЕДАМІЯ.

Прошу васъ замолчать.

ФРАНКЪ.

Малютка, продолжай.

Поврь, что я смюсь совсмъ не надъ тобою.

ДЕДАМІЯ.

Франкъ, вонъ опять лицо, и также скрылось вдругъ!

Ну, право, кто нибудь за нами наблюдаетъ.

Смотри, вонъ человкъ къ забору подбгаетъ…

ФРАНКЪ.

Да никого тамъ нтъ, ты бредишь, милый другъ. (Обнимая Дедамію).

Моя Дедамія, голубка дорогая,

Я съ грустью думаю, что въ области земной,

Быть можетъ женщина находится другая,

Не столько чистая, прекрасная, святая,

Любимая другимъ, какъ ты любима мной.

При мысли о теб душа моя яснла,

Какъ проясняется зеркальная вода.

Гд личико твое глядится иногда,—

И милый образъ твой всплывалъ на верхъ всецло.

Я вновь съ тобой и все но старому кругомъ:

Вотъ та-же комната, вотъ прялка, рукодлье,

Что кончено твоимъ усидчивымъ трудомъ,

Вотъ глазки съ искрами безпечнаго веселья.

Да, все по старому,— ты та-же, что была.

И не смотря на то, что вс мои печали

Длила ты какъ другъ, он не взволновали

Покоя яснаго невиннаго чела.

Но какъ же ты могла, даря свое участье,

Не сохранить въ душ слдовъ моихъ тревогъ,

Тогда какъ я твое безоблачное счастье,

Какъ чудный талисманъ въ груди своей сберегъ?

ДЕДАМІЯ.

Вы, господа льстецы, играете словами,

И говорите всмъ любезности одн.

Я слушать ихъ люблю, какъ сказанныя вами,

Хотя не для меня придуманы он!

ФРАНКЪ.

Теб не скучно здсь? Мы можемъ поселиться

Въ Мадрит, въ Лондон, въ Париж наконецъ…

Когда захочешь ты немного нарядиться.

То будешь такъ мила.

ДЕДАМІЯ.

Да разв мой чепецъ

Находишь ты дурнымъ? Но праздничнымъ уборомъ

Я восхищу тебя: надну я цвты,

Зеленый фартукъ, лифъ, чулки съ большимъ узоромъ

И платье блое… Опять смешься ты?

ФРАНКЪ.

Мой ангелъ! ожидать невыносимо больно:

Тотъ поцлуй, что я теперь желаю взять,

Ты черезъ часъ сама отдашь мн добровольно,

Зачмъ же цлый часъ обязанъ я страдать?

ДЕДАМІЯ.

А я умю ждать: я очень терплива.

И ты ускорить часъ блаженства не спши.

Да, я отдамъ теб, отдамъ не боязливо,

А нжно, искренно, отъ полноты души

Твой жгучій поцлуй. Тогда удары грома

Не испугаютъ насъ.

ФРАНКЪ.

Какъ ледъ ты холодна!

Мою же грудь палитъ сердечная истома…

Какъ дологъ этотъ часъ!

ДЕДАМІЯ.

Франкъ, видишь: у окна

Все та-же голова. Пока мы здсь толкуемъ,

Насъ кто-то стережетъ.

ФРАНКЪ.

О, сжалься надо мной:

Залй мой страстный жаръ отвтнымъ поцлуемъ.

ДЕДАМІЯ.

Мой другъ, ты долженъ быть почтителенъ съ женой.

ФРАНКЪ.

Нтъ! Нтъ! я не могу! Хотя бы силы ада,

Вс стрлы грознаго небеснаго огня,

На насъ обрушились — они мн не преграда!

ДЕДАМІЯ.

О, мой возлюбленный!.. Цлуй, цлуй меня!

Да, пусть приходитъ смерть!.. Да, я твоя рабыня!

Жена, наложница, имущество твое…

Ты жизнь моя и честь, мой богъ, моя святыня!

Съ твоимъ свое навкъ слила я бытіе!

Ласкай меня: хочу я пить твое дыханье…

Обвить тебя косой!.. Я знаю, что была

Любима многими, почти до обожанья,

Но одному теб я сердце берегла! (Она бросается въ объятія Франка).

ФРАНКЪ (быстро поднимаясь).

Да, правда: человкъ какой-то у забора.

ДЕДАМІЯ.

Не все-ли намъ равно!

ФРАНКЪ.

Ужель?!.. Не можетъ быть!…

Ахъ громъ и молнія, вдь это Бельколора!

Останься здсь, я съ ней хочу поговорить.

(Онъ выскакиваетъ изъ окна).

ДЕДАМІЯ.

Что съ Франкомъ? Почему пришелъ онъ въ изступленье?

Вотъ онъ идетъ назадъ. Ну, кто-жъ стоялъ въ потьмахъ?

ФРАНКЪ (у окна снаружи)

Ей! ей! мн кажется я видлъ привиднье:

Нтъ никого! Теперь понятенъ мн твой страхъ.

Пройду еще кругомъ, чтобъ лучше убдиться.

Дождись меня.

ДЕДАМІЯ (подбгая къ окну).

Франкъ!.. Франкъ!.. Когда она ушла

Та женщина, та тнь несчастія и зла,

Оставь ее, не тронь: она не возвратится.

(Вельколора появляется у окна и тотчасъ убгаетъ).

Въ меня вонзили ножъ! На помощь!.. Поскорй!

(Она падаетъ и на колняхъ выползаетъ изъ комнаты).

ТИРОЛЬЦЫ (у окна снаружи).

Кто звалъ насъ? Кто кричалъ? Кому нужна защита?..

Чья это кровь?.. Чей трупъ мы видимъ у дверей?

О, Боже Праведный! Дедамія убита!!!…

Она уже мертва, нельзя ее спасти!

Злодйство гнусное! Неслыханное дло!

Франкъ! Франкъ, идите къ намъ!

Франкъ (входя въ комнату съ тломъ Дедаміи).

Любовь моя, прости!

При первой ласк ты на небо улетла!

Отъ друга поцлуй взяла ты на пути,

Но другу возвратить его ужь не успла!

Конецъ.

‘Пантеонъ Литературы’,1891

АЛЬФРЕДЪ МЮССЕ.

УСТА И ЧАША.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

АКТЪ I.

АКТЪ II.

АКТЪ III.

АКТЪ IV.

АКТЪ V.

Читайте также: