По своимъ краямъ.
По своимъ краямъ.
Сухумъ-Кале, 11 мая 1892 г.
Дорогой В. А.
——
Сухумъ-Кале, вторникъ, 12 мая 1892 г.
——
Сухумъ, 16 мая 1892.
——
Керчь, 22 мая 1892 г.
М. Ремезовъ.
(Окончаніе слдуетъ).
‘Русская Мысль’, кн.VIII, 1892
По своим краям, Ремезов Митрофан Нилович, Год: 1892
Время на прочтение: 19 минут(ы)
Исполняю общаніе и приступаю къ подробному отчету о томъ, что видлъ и слышалъ во время этой поздки на югъ Россіи. Начну по порядку. Не торопясь да потихоньку доползли мы отъ Москвы до Севастополя вдвое съ половиной сутокъ, стало быть, насъ тащили по 25 верстъ въ часъ. Какъ бы то ни было, дохали благополучно, и сложилъ я свое измученное въ вагон тло въ очень приличной гостиниц Кистъ. Чисто и не особенно дорого, кормъ удовлетворительный, если не предъявлять въ вопрос о пропитаніи ‘эрмитажныхъ’ требованій. Раннимъ утромъ, 2 мая, въ субботу, я пустился на осмотръ города и пришелъ въ восторгъ отъ красоты, громадности и удобствъ его бухтъ. Сдыхалъ я про нихъ и читалъ, но дйствительность превзошла вс мои ожиданія. Это цлыя внутреннія моря, недоступныя ни бурямъ, ни волненію, ни непріятельскимъ флотамъ, причемъ входъ въ эти закрытые порты возможенъ и легокъ для самыхъ крупныхъ судовъ во всякую погоду и во всякое время года. И такую-то данную намъ Богомъ благодать ршено покинуть ради жалкой еодосіи! Мн объясняли такое ршеніе военными или, какъ говорятъ, стратегическими соображеніями. Какъ на важное неудобство имть въ Севастопол большой военный портъ и первоклассную крпость совмстно съ торговымъ портомъ, указывали, между прочимъ, на пребываніе тутъ иностранныхъ консуловъ, т.-е. зоркихъ чужеземныхъ глазъ, могущихъ досмотрть и сообщить, кому вдать любопытно, вс подробности и секреты военно-оборонительныхъ средствъ города. Такой мотивъ представляется мн довольно легковснымъ. За консулами можно и пои а блюсти, желающимъ выглядть можно и не показать, можно самихъ ихъ пристроить подъ такой присмотръ, что они ничего путнаго не дознаютъ, и, наконецъ, ихъ любознательность можно удовлетворить такими способами и въ такомъ вид, что потомъ не поздоровится самимъ любопытствующимъ. Консулъ и вс, кто съ нимъ входить въ общеніе, настолько на виду, что съ такими дозорщиками справиться не трудно, тогда какъ съ негласными агентами иностранныхъ правительствъ ничего нельзя подлать…Къ. олову объ иностранныхъ консулахъ: мн разсказывалъ здсь одинъ изъ высшихъ мстныхъ чиновниковъ, имющій въ рукахъ вс относящіеся къ длу документы, о томъ, какъ нкій консулъ ‘великой’ державы надлалъ разныхъ гадостей въ одномъ изъ крымскихъ портовъ и потомъ бжалъ, спрятавшись въ угольный ящикъ. Хорошъ дипломатическій агентъ! Грустно и обидно, что изъ-за возможности международной драки и ради вышеприведеннаго слабаго мотива погибаетъ такое сокровище, какъ Севастополь, равнаго которому нтъ во всей Европ. Что бы тутъ понадлали американцы или англичане!… А у насъ ршеніемъ перенести торговый портъ въ еодосію наповалъ ухлопываютъ Севастополь и, къ тому же, придется усадить много милліоновъ въ море около еодосіи, чтобы превратить ея дрянную бухту въ плохую гавань. Замчу мимоходомъ, что и превращать то слдуетъ не такъ, какъ это здсь длается господами инженерами, быть можетъ, большими мастерами возводить всякія сооруженія, особливо — милліонныя, но мало смыслящими въ мореходномъ дл. О томъ, что надо сдлать, гд и въ какомъ направленіи для устройства удобнаго, покойнаго и легко доступнаго порта, слдуетъ спросить опытныхъ моряковъ, старыхъ капитановъ, знающихъ Черное море, какъ свою ладонь, и вс его штуки, какъ капризы собственныхъ супругъ. Только такіе спеціалисты могутъ указать, что имъ нужно, а инженеры пусть придумываютъ, какъ это сдлать. Здсь же, сколько мн извстно отъ лицъ достаточно освдомленныхъ, моряковъ не спрашивали, и серьезные люди весьма опасаются, какъ бы строители не соорудили, вмсто безопаснаго коммерческаго порта, морской западни и корабельной бойни, чему примры мн указывали опытные капитаны.
Севастополь я осмотрлъ пока бгомъ, вернусь въ него, познакомлюсь ближе и тогда напишу теб о немъ подробне. А пока — въ путь дорогу и скоре туда, гд ‘лавръ цвтетъ и апельсины зрютъ’. Здсь гипперборейскій холодъ. Ровно въ часъ дня 5 мая отвалилъ отъ пристани пароходъ ‘Русскаго общества’. Не безъ опасеній вглядывался я въ морскую даль, темнющую довольно подозрительно. Моряки говорили на пристани, что будетъ ‘свжо’. Знаю я, что на ихъ язык значитъ ‘свжо’, и у меня начинаетъ сосать подъ ложечкой. Но вотъ мы обогнули херсонесскій маякъ, и все идетъ благополучно, покачиваетъ чуть-чуть, пріятно даже. Пассажиры бодры и веселы, слегка подмазанная барынька съ густо-накрашенными бровями жеманится съ офицеромъ, поигрываетъ глазками и веромъ, совсмъ ненужнымъ, такъ какъ приходится сожалть о незапасливости тмъ, кто не взялъ съ собою теплаго пальто, и я завидую молодому ботанику, основательно завернувшемуся въ бурку и нахлобучившему мховую шапку. Офицера, въ одномъ сюртучк, грютъ кровь и взгляды барыньки. Къ обду качка становится ощутительне. Посл перваго блюда удаляется изъ-за стола одна дама, судорожно прижимая платокъ къ губамъ, за нею друга я, потомъ еще…
— Тамъ двухъ барынь уже ‘травитъ’,— сообщилъ мн старый моряхъ, опоздавшій къ обду.
Черезъ нсколько минутъ столъ опустлъ, насъ осталось человкъ пять, всхъ другихъ начало ‘травить’. Меня Богъ миловалъ, я чувствовалъ себя прекрасно, несмотря на то, что качка усиливалась, и въ ночи уже катало во всю, какъ и надлежитъ, когда въ мор ‘свжо’.
— Покачиваетъ изрядно,— обратился я къ капитану на другой день, когда мы прошли еодосію и повернули на сверъ къ Керчи.
— Здсь постоянно такъ, всегда сквозной втеръ. За Новороссійскомъ будетъ тихо.
Въ Керчи я опятъ подошелъ къ капитану.
— Вы говорили, что будетъ тихо, а посмотрите-ка, что тамъ,— и я указалъ на метеорологическую станцію, на которой угрожающе красовались штурмовые сигналы.
— Все врутъ,— съ флегматическою досадой отвтилъ капитанъ.— Ничего не будетъ, только людей пугаютъ…
И старый капитанъ оказался правъ: отъ Новороссійска до Сухума мы дошли совершенно спокойно, и уже никого не ‘травило’.
Самая интересная остановка у такъ называемаго Новаго Аона. Едва пароходъ остановился довольно далеко отъ пристани, какъ на палубу высыпало множество пассажировъ-богомольцевъ. Я не подозрвалъ даже присутствія на корабл такого числа странниковъ и не знаю, гд ихъ сохраняли до тхъ поръ. Вс радостно и умиленно крестились ни монастырь. Подошли два большихъ баркаса, другіе два медленно подвигались, выжидая нагрузки первыхъ. Богомольцевъ съ ихъ котомками, мшками и узлами размщали такъ плотно, какъ сардинокъ въ коробкахъ. Когда баркасъ былъ ‘готовъ’, то въ немъ видны были сплошь только головы паломниковъ.
— Неужели ихъ перевозятъ стоя?— удивился я.
— Нтъ,— отвтилъ одинъ господинъ, хорошо знакомый съ мстными порядками,— ихъ, усаживаютъ рядами на колни другъ другу…
Распоряжались этимъ лохматые послушники въ традиціонныхъ порыжелыхъ и грязныхъ колпакахъ, подъ наблюденіемъ юркаго монаха, пріятно улыбавшагося прибывшимъ во второмъ класс. Изъ перваго никто не сходилъ на берегъ. Вмст съ монахомъ суетился молодой послушникъ, чистенькій, съ женоподобнымъ лицомъ и съ очень томными глазками. Откуда-то появились цлые вники розъ, ихъ подносили богомолкамъ изъ привилегированныхъ.
— Не спшите,— убждалъ ихъ монахъ-распорядитель,— для васъ подадутъ особый баркасъ, какъ вотъ съ этими управимся,— онъ махнулъ рукой въ сторону ‘сраго’ люда, спускавшагося сплошнымъ потокомъ по трапу и наколачиваемаго въ опасно перегруженныя монастырскія лодки.
Отбыли, наконецъ, и привилегированные на особомъ баркас. Совершенно опуствшій пароходъ заревлъ неистовымъ голосомъ и двинулся дальше.
— А много высадили?— сказалъ я капитану.
— Да боле трехсотъ. Меньше почти никогда не бываетъ, а часто и значительно больше.
— Это врно,— подтвердилъ дущій въ Сухумъ знатокъ мстной жизни.— Трудовыя денежки вс тутъ оставятъ, съ недльку поработаютъ даромъ, а какъ станетъ тсно отъ прибывающихъ вновь, такъ и маршъ — вонъ, безъ церемоніи.
— Какъ же домой, если деньжонки тутъ оставлены?— спросилъ я.
— Разно бываетъ: одни пшкомъ плетутся и побираются Христовымъ именемъ,— отвтилъ мой собесдникъ,— другимъ, ‘по усмотрнію’, выда’ютъ отъ монастыря цну билета до Новороссійска… И представьте, не было случая, чтобы такая ссуда не возвращалась съ нкоторымъ приращеніемъ, хотя бы въ вид мшка муки или крупы…
Монастырь исчезалъ, точно уходилъ за покрытыя лсомъ невысокія горки. Южное солнце, несмотря на раннее утро, такъ и жарило, а втеръ охватывалъ такимъ леденящимъ холодомъ, что отъ него приходилось укрываться въ плотно закрытой рубк. Причина была на виду: на ближнихъ вершинахъ лежалъ только что выпавшій снгъ. Влво на плоскомъ мысу показался блый столбъ маяка, за нимъ на такой же низин пестрютъ разноцвтныя крыши одноэтажныхъ домиковъ. Между ними единственная крошечная церковка вся въ зелени. Это — Сухумъ-Кале и его городской соборъ. Во вторникъ, въ часъ дня, мы отплыли изъ Севастополя и только въ пятницу около 8 часовъ утра я выбрался съ парохода на вождленную сушу, оказавшуюся, впрочемъ, довольно мокрою. Но объ этомъ до слдующаго письма,— боюсь опоздать на почту.
Въ Сухум я пятый день и вотъ что скажу теб: ты рекомендовалъ мн никогда не здить въ Балаклаву. Долгъ платежомъ красенъ,— не зди ты никогда въ Сухумъ, и если кто вздумаетъ сюда хать, удержи — здороваго ‘съ пристрастіемъ’, что же касается больнаго, то слдуетъ употребить даже насиліе, что можетъ оказаться иногда необходимымъ, такъ какъ у насъ есть доктора, даже знаменитости, посылающіе своихъ паціентовъ въ это гнилое болото. Истинно говорю теб: гнилое и прескверное болото во всхъ отношеніяхъ. Улицы кое-какъ осушены плохими открытыми канавами, въ которыхъ денно и нощно орутъ-заливаются многія тысячи лягушекъ. Окраины города, самыя ближайшія, и совсмъ не осушены. Только здшніе патріоты могутъ расхваливать и превозносить разныя прелести своего мокраго отечества. Въ дйствительности же сырость здсь почти такая же, какъ въ Поти, славящемся своими лихорадками, и лихорадки тутъ мало чмъ уступаютъ тамошнимъ. Это говорятъ мстные врачи и заслуживающіе полнаго доврія обывателя. Колебаніе температуры громадное, днемъ жара удручающая, но жара влажная, парниковая, съ закатомъ солнца термометръ падаетъ до 12 и даже до 8 градусовъ. Распаренное тло не высыхаетъ, а леденетъ. Влажное отъ испарины блье, развшанное въ комнат, не сохнетъ въ теченіе цлыхъ сутокъ. Теперь, въ половин мая, мстные жители не снимаютъ фланелевыхъ фуфаекъ,— говорятъ, они ихъ никогда не снимаютъ,— ходятъ въ сукн, къ вечеру надваютъ толстыя драповыя пальто и калоши… Зима, правда, довольно мягкая, морозы рдко достигаютъ 7—8 градус., днемъ тепло, и холода стоятъ не долго. Словомъ, зима такая, что въ защищенныхъ отъ холодныхъ втровъ мстахъ выдерживаютъ безъ покрышки апельсинныя деревья, юки, драцены, даже бананы, не говоря уже объ азаліяхъ, камеліяхъ, магноліяхъ, тюльпанныхъ деревьяхъ, достигающихъ огромныхъ размровъ, какъ и араукаріи, въ особенности эвкалипты.
Что хорошо въ Сухум, т.-е., врне, въ его окрестностяхъ, это сады Татаринова, Введенскаго, купленный недавно великимъ княземъ Александромъ Михаиловичемъ, и Ноева, извстнаго нашего торговца, разводящаго здсь гіацинты, камеліи, азаліи на продажу въ Москв. Казенный, такъ называемый Ботаническій садъ весьма запущенъ. Имъ завдуетъ не садоводъ и не ученый садовникъ, а лсничій вдомства государственныхъ имуществъ. Вообще, растительность удивительная, полу-тропическая. И, все-таки, повторяю, климатъ отвратительный, ибо что для флоры — благодать, то для человка — пагуба. Да не для человка только, а и для животныхъ. Собаки, кошки, коровы, куры,— все, кром буйволовъ,— на то они и буйволы,— дрожитъ въ лихорадк, вымираетъ отъ лихорадки… Хорошъ курортъ! Мстные патріоты и нкоторые наши доктора любятъ приводить примры диковинныхъ выздоровленій отъ пребыванія больныхъ въ Сухум. Противъ того, что они называютъ ‘фактами’, спорить нельзя, разумется. Но дло въ томъ, что самые ихъ факты ровно ничего не доказываютъ. Много убдительне статистика заболваемости, инвалидности и смертности въ мстныхъ войскахъ. А ею безпощадно уничтожается всякое значеніе фактовъ, выставляемыхъ въ пользу Сухума людьми, увлекающимися этою трущобой. А трущоба жестокая, развлеченій — никакихъ, кром изныванія на крошечномъ, гаденькомъ бульвар, гд по вечерамъ бродятъ, какъ тни, пять-шесть наглухо застегнутыхъ военныхъ пальто, три-четыре пальто дамскихъ, столько же штатскихъ и десятокъ долгополыхъ туземцевъ. На всхъ лицахъ тоска, уныніе и часто слды лихорадки. Едва смерклось, на бульвар и на улицахъ тишина и пустыня абсолютная. Вс сидятъ по домамъ съ наглухо запертыми окнами. Свтится только клубъ, гд дуются въ карты и дуютъ ‘кахетынское’. Кругомъ по канавамъ вопятъ на вс голоса безчисленныя лягушки, мелькаютъ свтящіяся мухи, да отвратительно завываютъ стаи шакаловъ, занимающихся очисткою города отъ накопленныхъ за день нечистотъ. Другихъ способовъ ихъ удаленія здсь, повидимому, не знаютъ. О какихъ-нибудь жизненныхъ удобствахъ, а тмъ паче о комфорт прізжимъ сюда надо забыть совсмъ. Квартиры скверны и дороги, содержаніе отвратительно и непомрно дорого. Всюду грязь восточная и стаи чахлыхъ собакъ на улицахъ. Мстныхъ производствъ — никакихъ, торговли — никакой. Вывозятся кукуруза и табакъ, доставляемые вьюками на лошадяхъ изъ горъ. Колонизація здшнихъ пустырей невозможна,— говорю опять со словъ серьезныхъ старожиловъ, а не рекламирующихъ патріотовъ своей плохенькой колокольни. Русскіе и эстонскіе колонисты, въ большинств случаевъ, не выносятъ здшняго климата и непривычны къ той культур, которая здсь возможна и прибыльна. Воздланные участки дороги, разработка же пустырей требуетъ такой затраты, труда и денегъ, что никмъ не разобраны участки, раздаваемые чуть не даромъ около самаго города. Фруктовое садоводство и винодліе едва ли могутъ преуспвать, такъ какъ фрукты родятся безвкусные и безъ аромата, виноградъ быстро перерождается въ одинъ мстный сортъ, дающій плохое вино. Единственно, что здсь могло бы развиться, это культура маслины. Она хорошо выноситъ зиму и даетъ обильный, вызрвающій плодъ. Но такая плантація требуетъ большихъ затратъ и долгаго времени прежде, чмъ дастъ какой-нибудь доходъ. Для мелкихъ предпринимателей это почти невозможное дло. Если же вложить въ него солидный и свободный капиталъ, то оно, по моему убжденію, окажется ‘золотымъ’ дломъ. Остальное все — мечты игриваго воображенія, надлавшаго уже не мало всякихъ глупостей въ такъ называемыхъ ‘благодатныхъ’ странахъ…
Обрываю письмо,— гость пришелъ. Завтра ду въ Новый Аонъ.
Въ ‘чудномъ’ курорт двое сутокъ такой холодъ, что у меня вс кости ноютъ, такой непрерывный, настоящій нашъ осенній дождь, что носа нельзя высунуть изъ дома. Даже лягушки замолкли,— должно быть, и он озябли. Я же согрваюсь только самоваромъ и сижу съ закутанными въ пледъ ногами. Изъ-подъ двери такъ и садитъ втеръ. Здсь нтъ обыкновенія затворять входныя двери въ корридоръ гостиницы, и съ прислугой грузинами ничего не подлаешь. Сущіе дикіе азіаты. Умоляю я ихъ:
— Затворяйте вы двери.
— Какая двэри?
— Со двора двери, въ корридор. Дуетъ оттуда, холодно.
— Холяндо,— соглашается грузинъ.
— Такъ затвори дверь и будетъ тепле.
— Нылзя затворить, ходить нады…
Вотъ и толкуй съ ними! Тупоголовые какіе-то,— глаза наивные, почти дтскіе, улыбка добродушная, постоянная готовность услужить и угодить,— на такого разсердиться стыдно, выбранить его совстно. Вотъ и ёжусь въ плед, въ пальто и въ накинутомъ поверхъ всего халат. Жду не дождусь завтрашняго дня, чтобы унести отсюда ноги по-добру, по-здорову. Весьма опасаюсь, впрочемъ, что выйдетъ не совсмъ по-здорову.
Очень я доволенъ, что до этой непогоды усплъ побывать въ Псыртхскомъ монастыр, носящемъ громкое, эффектное и очень выгодное названіе ‘Новый Аонъ’. Отнимите у этого учрежденія право именоваться Новымъ Аономъ, оставьте его при старинномъ названія Псыртхскаго монастыря, и растущая не по днямъ, а по часамъ обитель зачахнетъ и захудаетъ, весьма сократится притокъ въ нее богомольцевъ и всяческихъ пожертвованій со всхъ концовъ Россіи, все это усердствуетъ ‘святой гор Аону’ и знать не захочетъ о какой-то ‘Псырстх’. Очень многіе и въ особенности богомолки, даже изъ ‘привилегированныхъ’, которыхъ возятъ на особомъ баркас, истинно врятъ, что это и есть настоящая ‘святая гора’, и разубдить ихъ въ этомъ нтъ никакой возможности. И прелюбопытное учрежденіе этотъ Новый Аонъ: выстроенъ онъ на русской территоріи, на русскія деньги, на земл, пожалованной русскимъ правительствомъ, населенъ и даже переполненъ русскими людьми, а ‘русскимъ’ назвать его никакъ нельзя. Архимандритъ и вс монахи въ немъ турецкіе подданные, хотя вс они природные русскіе и нкоторые были въ русской служб. Здшніе игумены за поставленіемъ и вступающіе въ монашество за постриженіемъ обязаны отправляться въ Турцію и принимать, вмст съ священнымъ саномъ, турецкое подданство. Выходитъ нчто ни съ чмъ несообразное. Мн говорятъ, что это подданство только номинальное и фиктивное, что самый ‘старый’ Аонъ съ его монастырями почти не зависитъ отъ турецкихъ властей… Все это, можетъ быть, и такъ, но этотъ Новый Аонъ не зависитъ ни отъ свтскихъ русскихъ властей, ни отъ епархіальнаго архіерея, и въ весьма малой мр подчиняется св. синоду. Наша полиція, везд очень придирчивая по части паспортовъ, не иметъ доступа на эту монашеско-турецкую территорію, гд постоянно пребываетъ никому неизвстное, но большое число невдомаго, пришлаго народа. Про житье-бытье въ монастыр сухумцы разсказываютъ разныя невроятности во вкус Декамерона, иногда и позабористе, а иногда и въ боле мрачномъ, средневковомъ дух. Подобнымъ ‘новелламъ’ нельзя давать вры уже потому, что внутренняя жизнь монастыря недоступна постороннему наблюденію. Все прошлое здшнихъ монаховъ покрыто и стерто пребываніемъ на ‘Святой гор’ и постриженіемъ тамъ, уничтожившимъ ихъ прежнія, подлинныя имена и званія. Говорятъ… впрочемъ, мало ли что здсь говорятъ, я не стану повторять сказаній и передамъ теб лишь то, что видлъ собственными глазами, что знаю изъ достоврныхъ источниковъ. Вынужденъ же я, однако, начать какъ разъ съ того, чего не знаю и не могъ дознать: съ числа монаховъ и послушниковъ. Вс источники даютъ разныя цифры: по однимъ оказывается, что монаховъ 25, по другимъ — 30, по однимъ послушниковъ 150, по другимъ — 300, по третьимъ выходятъ совсмъ невроятное число — 500 человкъ. На вс разспросы монахи отвчаютъ крайне неохотно и уклончиво. Мн удалось лишь выпытать, что среднимъ числомъ ежедневно къ нимъ приходятъ богомольцевъ человкъ 200, остаются они въ монастыр приблизительно съ недлю и изъ усердія охотно исполняютъ разныя ‘послушанія’. Въ перевод на обыкновенный языкъ это значитъ, что они работаютъ даромъ на монастырь. Я видлъ нсколько такихъ сценъ: богомолецъ кланяется земнымъ поклономъ проходящему монаху и проситъ ‘благословить на послушаніе’. Монахи неизмнно отвчали: ‘иди къ завдующему работами’. Что это за работы, я разскажу ниже. Про исполняющихъ же такія ‘послушанія’ мн передавали, будто ихъ число колеблется между тысячью и полутора тысячами рабочихъ ежедневно. Доходы монастыря отъ приносовъ денегъ богомольцами и отъ присылаемыхъ почтою пожертвованій нельзя опредлить даже гадательно, не рискуя дойти до совершенно фантастическихъ суммъ. Но у всхъ на виду, что дло здсь ведется милліонное и, пожалуй, даже многомилліонное. Съ прізда отъ Сухума поразили меня размрами кирпичные наводы. Дале идутъ сады, виноградники съ винодльней, обширныя плантаціи маслинъ съ маслобойней, неисчерпаемыя каменоломни превосходнаго благо камня, водяная мельница, паски, разработка большой лсной дачи, постройки громаднйшихъ сооруженій… Для всякихъ ‘послушаній’ просторъ хорошій и выборъ разнообразный, начиная отъ мелкихъ садовыхъ работъ и кончая каторжнымъ трудомъ въ каменоломняхъ. Мельница приводится въ движеніе водяною силой, которой хватило бы еще на нсколько такихъ же заведеній. Горный потокъ схваченъ великолпною плотиной изъ тесанаго камня, затопилъ цлое ущелье и образовалъ необыкновенно красивое искусственное озеро въ полугор. Помимо воды, идущей на мельницу, въ водопроводы для монастыря, для построекъ и въ фонтаны, черезъ каменную запруду устремляется цлый водопадъ, очень эффектный, изъ котораго образуется рчка, наполняющая систему рытыхъ прудовъ, служащихъ рыбными садками. Кром существующихъ обширныхъ построекъ, вновь возводятся грандіозныя зданія, площадь подъ которыми составляетъ восемь десятинъ. Въ центр заложенъ громадный соборъ… Дале я не буду употреблять эпитетовъ ‘громадный’, ‘огромный’,— слишкомъ часто приходится повторять. Ты ихъ подразумвай везд, гд идетъ рчь о затяхъ о. архимандрита Іерона. По четыремъ угламъ площади очерчены четыре церкви, пятая готова вчерн. При ней двухъ-этажный корпусъ для велій съ подвалами, въ которые можно запрятать весь городъ Сухумъ и ‘го полторы тысячи жителей. Что предполагаютъ тутъ прятать монахи, я и представить себ не могу. Да и мало ли чего мы, сидя въ Москв, представить себ не можемъ! Вотъ для примра: стою я у водопада съ отцомъ Евстихіемъ, бывшимъ донскимъ козакомъ, нын гостинникомъ, о. архимандритъ ‘благословилъ ему’ сопровождать меня и все мн показывать,— разумется, только ‘показное’.
— Хорошо,— хвалю я,— искусникъ вашъ архимандритъ.
— Да,— раздумчиво отвчаетъ мн бывшій козахъ,— вода — сила… ‘отецъ архимандритъ полагаютъ приспособить электричество для освщенія.
Какъ это теб нравится? Правду говорятъ, что о. архимандритъ Іеронъ личность феноменальная! Въ двнадцать лтъ на пустомъ мст воздвигъ нчто совершенно сказочное. Только какая же польза отъ того государству, краю, ближайшей округ? Да ровно никакой и никому, кром двухъ десятковъ пришлыхъ съ Аона монаховъ. Вс ихъ висячіе пруды, сады, плантаціи, постройки никому не примръ и не указъ. Все это сдлано на пожертвованія, т.-е. на случайно доставшіяся деньги, сдлано даровымъ трудомъ множества пришлаго люда, привлекаемаго чтимымъ въ русскомъ народ именемъ ‘святой горы’. Псыртхскіе или ново-аонскіе монахи хорошо распоряжаются даромъ достающимися милліонами рублей и тысячами даровыхъ рабочихъ, а какіе они хозяева, мы не знаемъ, такъ какъ нельзя назвать хозяйствомъ такое предпріятіе, которое для своего существованія и развитія почерпаетъ средства не изъ себя самого, не изъ доходовъ съ дла, а изъ другаго источника, притомъ же неисчерпаемаго. Первыя средства на основаніе монастыря получились тоже даромъ, пожалованіемъ большой лсной дачи, изъ которой монахи вырубили и выпродали за границу все, что было въ ней цннаго. Это ли хозяйство? Помнишь анекдотъ, какъ швейцарецъ на вопросъ: что вы культивируете? отвтилъ: ‘иностранцевъ’… То же самое должны по совсти сказать турецкіе подданные Новаго Аона, и съ большимъ даже правомъ, чмъ швейцарцы. Меня занимаетъ еще одинъ вопросъ, котораго мн такъ и не удалось выяснить: отсылаетъ ли эта монашеская колонія какую-либо часть своихъ доходовъ въ метрополію — на Аонъ? Если отсылаетъ, тогда выходитъ вотъ что: аонскіе монахи, т.-е. настоящаго Аона, платятъ дань Турціи, стало быть, часть этой дани уплачивается деньгами Новаго Аона, а слдовательно и я, давши нсколько рублей этому монастырю, сдлался данникомъ Порты… Благодарю, не ожидалъ!
А дождь такъ и лупитъ. Костя ноютъ, лечь хочется. До свиданія. Напишу теб изъ Керчи, если выберусь живымъ изъ чуднаго русскаго курорта…
P. S. А вотъ теб сухумскій курьезъ: хотлъ я послать отсюда живые цвты въ Москву, запаковалъ ихъ въ ящикъ, принесъ на почту. Не принимаютъ, говорятъ: ‘Отправляйтесь въ таможню, тамъ досмотрятъ и запечатаютъ’. И я вынужденъ былъ съ посылкою изъ одного русскаго города въ другой продлать вс таможенныя формальности. Диковинныя дла у насъ творятся!
Нептунъ былъ благосклоненъ, Борей угомонился, Аквилоны присмирли, вмсто ‘сквознаго втра’ между Новороссійскомъ и Керчью, шаловливо дули легкіе зефиры, вокругъ парохода кувыркались дельфины, точно заигрывали съ наядами. Но самихъ наядъ я не видалъ, за то въ Керчи былъ не мало удивленъ, встрчая городскихъ ‘нимфъ’ среди благо дня чуть не на каждомъ перекрестк. Смлы и развязны, какъ имъ и подобаетъ быть въ приморскомъ город. По росписанію, мы должны бы прибыть въ Керчь рано утромъ, пришли же къ позднему завтраку вслдствіе довольно забавнаго приключенія. Въ положенное время у Новороссійска пароходъ ‘Вел. княгиня Ольга’ далъ свои три свистка и продолжаетъ стоять на мст. Проходитъ полчаса, проходитъ часъ, стоимъ, и никакихъ приготовленіи къ отходу не замтно.
— Чего мы ждемъ, отчего не уходимъ?— спросилъ я проходящаго мимо матроса.
— Нельзя, ваше благородіе, въ третьемъ класс трусъ.
— Какой трусъ? Кто труситъ?— можешь представить мое удивленіе.
— Полиція, ваше благородіе,— отвчаетъ матросъ невозмутимо.
— Чего же полиція труситъ?
— Да разбойниковъ, татаръ…
Я такъ и разинулъ ротъ, матросъ скрылся. Что за чепуха? Иду за разъясненіемъ. Капитанъ въ волненіи шагаетъ около своей каюты въ загородк, куда ‘входъ воспрещается’. Спрашиваю:
— Что случилось?
— Полиція тутъ… Это чортъ знаетъ что такое! Они насъ еще часа четыре продержатъ… Они актъ… я самъ актъ составлю!— капитанъ ругается.
— Да въ чемъ дло-то? Мн матросъ вашъ наболталъ какихъ-то глупостей, что полиція чего-то труситъ, какихъ-то разбойниковъ…
Оказалось вотъ что: полиція разыскиваетъ воровъ, ограбившихъ съ мсяцъ назадъ гд-то почту, кажется, около Екатеринодара, и заподозрила нсколькихъ татаръ, дущихъ на богомолье въ Мекку. Вмсто того, чтобы обыскать ихъ на берегу или свести на берегъ съ парохода, полицейскіе сочли за лучшее задержать срочный почтовый пароходъ и перетряхать (‘трусить’) тутъ весь скарбъ тринадцати татаръ. Само собою разумется, что у каждаго изъ нихъ оказались деньги, отъ 500 до 800 руб.,— съ пустыми карманами въ Мекку не здятъ, а ограбившіе почту на сорокъ тысячъ такимъ денегъ за голенищемъ не возятъ… Продолжался этотъ полицейскій ‘трусъ’ ровно четыре часа посл срока отплытія парохода. За тмъ полиція отбыла, татары упаковали свои пожитки, и мы отправились ‘съ опозданіемъ’. Весьма непредвиднныя бываютъ у насъ причины ‘опозданій’ при срочно-паровыхъ сообщеніяхъ.
Еще непредвиднне и удивительне оказываются способы постройки и направленія вновь сооружаемыхъ путей сообщенія. Строится, наприм., шоссе изъ Новороссійска въ Сухумъ ради прокормленія нсколькихъ тысячъ рабочихъ изъ голодающихъ губерній. Что-жь, дло хорошее. Не совсмъ ладно только вотъ что: шоссе строится по берегу моря, т.-е. по совершенно пустому мсту, я села и поселки, находящіеся внутри страны и занимающіеся хлбопашествомъ, табаководствомъ, вянодліемъ, остаются, какъ были, безъ дорогъ, при однихъ вьючныхъ тропинкахъ. Спрашивается, для чего же и для кого строится береговое шоссе? При отсутствіи колесныхъ дорогъ къ поселкамъ, все, ими произведенное, должно перевозиться вьюнами, попрежнему. Какую же пользу принесетъ стран и развитію въ ней культуры сооруженное теперь шоссе? Кто-то мн говорилъ, что это будетъ важная стратегическая дорога. Охъ, ужъ эта стратегія!… Ну, да Богъ съ ней. Можно было, кажется, стратегію удовлетворить, и по населеннымъ мстамъ проложить шоссе съ небольшою прибавкой къ затрачиваемой сумм. Вспомнилъ я объ этомъ шоссе потому, что третьяго дня, когда мы останавливались у Гудаута, такъ — гаденькое прибрежное мстечко, тамъ сажали на спеціально зафрахтованный пароходъ (кажется, ‘Синеусъ’) большія партія рабочихъ для отправки во-свояси. По словамъ какого-то мстнаго чина, рабочіе въ числ 7 тысячъ человкъ отказались отъ работы и потребовали вернуть ихъ домой. О причинахъ такого требованія ничего не могу сказать, такъ какъ съ рабочими я не говорилъ, видлъ только на берегу ихъ огромные таборы, а здшніе мундирные люди осторожно умалчиваютъ о причинахъ, бормочетъ что-то о ‘безсмысленности’ народа.
— Что же ихъ гонитъ?— допытывался я у мстнаго врача.— Недостаточность платы или содержанія, болзни, можетъ быть, большая смертность?
— Нтъ, — говорилъ докторъ очень неохотно, — какія же болзни? Были случаи сыпнаго тифа… но умирало мало… народъ дикій.
Такъ я ничего толкомъ и не добился. Врить же всмъ разсказамъ пароходныхъ собесдниковъ нтъ никакой возможности. Единственно, въ чемъ сходятся вс повствованія, это то, что привезенныя многія тысячи рабочихъ долгое время оставались безъ крова, такъ какъ заране не было для нихъ приготовлено ни бараковъ, ни землянокъ. Пробовали пріютить ихъ въ солдатскихъ палаткахъ, но порывами втра палатки были уничтожены и значительная часть ихъ унесена въ море… но какъ эти разсказы, такъ и повствованія о болзняхъ и смертности между рабочими требуютъ тщательной проврки, на что у меня не было ни досуга, ни средствъ. Много тутъ болтаютъ неправдоподобнаго…
Керчь — городишко дрянненькій, почти сплошь одноэтажный и потому довольно широко раскинувшійся. Главный интересъ, затянувшій меня сюда, представляютъ здшнія древности. Многимъ я очарованъ по этой части и еще большимъ огорченъ и оскорбленъ до глубины души. Да и вправду, нельзя не восхищаться находимыми здсь остатками отдаленнйшихъ временъ, и большаго прискорбія достойна участь, постигающая эти драгоцнности,— да, настоящія драгоцнности, въ самомъ даже варварскомъ значеніи этого слова, такъ какъ тутъ выкапываютъ множество золотыхъ украшеній, драгоцнныхъ камней, камеевъ, pierres graves, не говоря уже о предметахъ весьма цнныхъ по своему археологическому и художественному значенію. Устроенъ здсь археологическою коммиссіей музей, врне же — музейчикъ, жалкій и какой-то общипаный, на содержаніе котораго отпускается рублей 600 въ годъ. Имъ завдуетъ очень милый, повидимому, дльный и энергичный человкъ, образованный, знающій свое дло — г. Дунбергъ. Только сдлать онъ ничего не въ состояніи, по ничтожности средствъ, находящихся въ его распоряженіи, и при установившихся здсь порядкахъ. Вотъ примры того, въ какомъ положеніи находятся любопытнйшія мстныя древности: заинтересовался я въ музейчик висящими на стен рисунками, изображающими стародавніе фрески, спрашиваю, что это такое и откуда?
— Снимки съ фресковъ въ здшнихъ катакомбахъ,— отвчаетъ г. Думбергъ.
Цну такимъ снимкамъ я давно знаю, по образцамъ снимковъ съ знаменитыхъ ‘Помпейскихъ танцовщицъ’, подлинники которыхъ хранятся въ Пеаполитанскомъ музе. Снимки также на нихъ похожи, какъ французскія терракоты на глиняныя фигурки изъ Танагры,— по-просту говоря, ни на что ровно не похожи. Я и любопытствую посмотрть керченскіе фрески въ подлинникахъ, въ катакомбахъ.
— Нельзя,— говоритъ г. Думбергъ,— мы зарыли эти катакомбы.
Я ротъ разинулъ, весь превратился въ знакъ вопросительный, въ знакъ удивительный.
— Да, — улыбается добродушно хранитель керченскихъ древностей,— если бы не зарыть катакомбы, такъ тамъ давно уже ничего бы не осталось. Туда и скотъ сталъ бы заходить, и люди лазить, наши ‘босяки’… Все уничтожили бы. Мы катакомбы и закапали, чтобы охранить ихъ.
Изумительный способъ охранять древности! Неужели нельзя было огородить, приставить караулъ? ‘Средствъ нтъ’,— таковъ стереотипный отвтъ на вс мои: ‘неужели нельзя?’… Между тмъ, охраненіе антиковъ зарываніемъ ихъ, очень можетъ статься, ничего не охранитъ, такъ какъ ‘босяки’, точно кроты, роются всюду, и г. Думбергъ, купно съ нашими ‘археологическими’ заправилами, можетъ оказаться крайне удивленнымъ, не найда въ зарытыхъ катакомбахъ ни признака какихъ-либо фресковъ. Меня же ни капельки не удивитъ, если отковыренные по частямъ эти фрески окажутся въ коллекціи какого-нибудь русскаго или иностраннаго любителя. За посредниками между ‘босяками’ и любителями тутъ дло не станетъ. Евреи въ город открыто торгуютъ расхищенными древностями. Въ ихъ магазинахъ отведены для этой коммерціи цлыя отдленія, а дома у нихъ — настоящіе музейчики. У вызда изъ города на гору ‘Митридата’, или ‘Митра дата’, какъ теперь пишутъ, существуетъ кабачокъ Ермолая Романовича Запорожскаго. Кабакъ въ нижнемъ этаж, а надъ нимъ цлый антикварный магазинъ, въ которомъ можно купить вещи цною отъ 20 коп. до нсколькихъ сотъ рублей — за вазу, напримръ, съ хорошо сохранившимися рисунками. Ермолай Запорожскій своего рода знаменитость, его знаетъ вся Керчь, его знаютъ любители и настоящіе археологи въ Москв и Петербург, куда онъ возитъ свои рдкости на продажу. Ермолай Романовичъ знаетъ лично всхъ титулованныхъ и нетитулованныхъ, ученыхъ и неученыхъ археологовъ, знаетъ, кто чмъ интересуется и кому что предложить. Въ числ кліентовъ этого кабатчика-антикварія есть такія лица, которыя, по своему положенію, обязаны были бы заботиться объ охраненіи нашихъ древностей, а они… покупаютъ у него пріобртаемое имъ за безцнокъ у хищниковъ-босяковъ, которыхъ здсь называютъ ‘счастливцами’. Эти ‘счастливцы’, въ одиночку и группами, копаютъ, какъ свиньи безпастушныя, всюду, гд чаютъ поживу, и находятъ нердко очень цнныя вещи. По иниціатив г. Дуиберга, полиція начала ловить ‘счастливцевъ’, а судъ сталъ ихъ приговаривать къ аресту на мсяцъ и боле того. ‘Счастливцы’ сдлались осторожне, копаютъ по ночамъ, разставляютъ караульныхъ-мальчишекъ, подающихъ тревогу въ случа опасности, разбгаются при вид экипажа и отъ приближенія къ нимъ человка въ ‘господской’ одежд, какъ то было со мною. Но, успокоенные пріхавшимъ со иною еврейчикомъ-коммиссіонеромъ, они мало-по-малу пріободрились, осмлились, вынесли изъ своихъ лачугъ и дешево продали нсколько прелюбопытныхъ вещицъ. Само собою разумется, что травлею ‘босяковъ-счастливцевъ’ никогда не остановить хищничества. Не ихъ надо преслдовать, ловить и ввергать въ узилище, а скупщиковъ и торговцевъ, всякихъ коммиссіонеровъ и посредниковъ грабительской коммерціи. Только для этого у г. Дуиберга, кажется, руки коротки, такъ какъ за’ коммерсантами стоятъ ихъ солидно-вліятельные постоянные покупателя, съ которыми хранителю музея неудобно вступать въ конфликты.
Изъ мстныхъ обывателей, кром торговцевъ, я видлъ любопытныя коллекціи керченскихъ древностей у г. Ц. и у г. Н. У перваго серьезнаго вниманія заслуживаетъ большое собраніе монетъ, pierres graves, печатей, нсколькихъ камеевъ и кое-какихъ золотыхъ вещицъ. Въ особенности богатъ нумизматическій отдлъ его коллекціи. Въ домашнемъ музейчик г. Н. имются превосходные образцы древне-греческихъ терракотъ, издлій изъ слоновой кости, античнаго стекла и формъ для терракотовыхъ фигуръ, найденныхъ въ Керчи, что указываетъ на существованіе здсь мастерскихъ этого рода вещей. Нкоторые экземпляры изъ собранія г. Н. могли бы занять видное мсто въ любомъ европейскомъ музе. Тутъ есть такія вещицы, какихъ а не видалъ ни въ Берлин, ни въ Вн, ни въ Мюнхен и Дрезден, ни въ итальянскихъ, ни въ греческихъ нузеяхъ. Я говорю исключительно о терракотахъ и о стекл. Грустно подумать о томъ, какая участь ждетъ эти коллекціи, когда не станетъ въ живыхъ владльцевъ, собиравшихъ все это съ такою любовью. Куда все это днется, какъ все это растреплется!… Растреплятся, впрочемъ, и вс древности Керчи, если не будутъ въ самомъ скоромъ времени приняты серьезныя и энергическія мры къ ихъ дйствительному охраненію отъ хищничества и самаго варварскаго разрушенія, какъ-то случилось съ знаменитымъ ‘Золотымъ курганомъ’. Тутъ безъ слда исчезло съ лица земли цлое огромное сооруженіе, нчто врод заика, какъ мн передавали, растащеннаго на выжиганіе взвести передъ глазами властей, чуть ли не съ ихъ дозволенія, во всякомъ же случа — съ ихъ вдома. Довольно тщательно охраняется такъ называемый ‘Царскій курганъ’, очень любопытный, огромный погребальный покой, подвергавшійся, впрочемъ, расхищеніямъ неоднократно, повидимому, и много раньше, чмъ устроенъ при немъ караулъ. Уцлло въ немъ лишь то, чего не подъ силу унести даже нсколькимъ людямъ. Въ глубокомъ ход, ведущемъ внутрь кургана, собраны изъ разныхъ мстъ обломки статуй архаической эпохи, нсколько надгробій разнаго вида и нсколько камней съ высченными на нихъ греческими надписями. Въ ряду послднихъ возбуждаетъ не малый интересъ каменная пакта, вся изсченная какими-то непонятными знаками, которыхъ никто до сихъ поръ не могъ дешифрировать, ни даже опредлить, что представляютъ собою эти знаки, іероглифы ли какіе май условныя письмена, или же — ничего ровно. Я нисколько не удивлюсь, если, въ конц-концовъ, ученые придутъ къ этому послднему заключенію. Знаки эти раскиданы по всему камню въ такомъ безпорядк, что нтъ никакой возможности уловить какое-либо соотношеніе или связь между отдльными фигурами, которыя, къ тому же, кажется, и не повторяются на этомъ камн. Иныя же изъ нихъ въ отдльности встрчаются на другихъ камняхъ или же попадаются имъ подобныя. Очень можетъ, быть, что плита эта служила какому нибудь ученику каменьщика доской для упражненій въ искусств выскать разныя изображенія. Это, впрочемъ, не моя догадка, ее высказалъ г. Ц., любезно сопровождавшій меня при осмотр кургана. Нкоторые, находящіеся тутъ, надгробные камни совершенно одного типа и характера съ виднными мной въ Аемнахъ на древнемъ кладбищ. Это — толстыя, ставившіяся на могилахъ вертикально, плиты, съ выбитыми на нихъ рельефными изображеніями, представляющими семейныя сцены прощанія остающихся въ живыхъ съ отходящими въ праотцамъ. Нсколько странный на нашъ взглядъ обычай воспроизводить на могильныхъ памятникахъ, рядомъ съ погребенными подъ ними покойниками, ихъ живыхъ родственниковъ удержался до сихъ поръ въ Италіи. Я видлъ на тамошнихъ кладбищахъ великолпные мраморные памятники, на которыхъ умершіе и похороненные ‘синьоры’ занимаютъ очень скромное и невидное мстечко въ медальонахъ, а вдовы (преимущественно вдовы) этихъ покойниковъ красуются въ вид статуй, во весь ростъ, въ эффектнйшихъ костюмахъ и позахъ. Древне-греческіе памятники скромне, на нихъ покойники и ихъ живые родственники изображались одинаково, въ одной картин, иногда довольно наивной трогательной. У одного изъ евреевъ-торговцевъ я видлъ въ лавк античный снимокъ миніатюру съ такого памятника. Ничего подобнаго мн не попадалось на глаза нигд въ музеяхъ, и никто не могъ объяснить мн значенія и назначенія такого снимка. Очень можетъ быть, что подобныя миніатюры замняли въ свое время теперешніе портреты умершихъ родственниковъ. Къ сожалнію, я не могъ купить эти вещицы,— оказалось мн не по карману.
Что же сказать теб еще о Керчи? Есть тутъ ‘приморскій’ бульваръ, какъ въ каждомъ черноморскомъ город, маленькій и гаденькій, есть загородный садъ, тнистый и прохладный, въ которомъ гуляющихъ мало, лягушекъ много, есть еще садъ, содержимый какимъ-то афферистомъ для особливаго сорта гуляющихъ, не правильне ли было бы сказать: ‘гулящихъ’? Есть на гор памятникъ ‘въ греческомъ сткл’ какому-то градоначальнику и тамъ же церковь, представляющая собою копію, весьма плохую, съ храма Тезея въ Аинахъ… Посчастливилось въ Крыму этому храму: такія же копіи съ него есть въ Севастопол, въ Алупк и, если не ошибаюсь, еще гд-то.
Вотъ и все. За симъ крпко жму твою руку и нетерпливо ожидаю парохода, чтобы отъ керченскихъ древностей перебраться въ раскопкамъ ‘древняго Херсонеса’.