Лазурный край, Немирович-Данченко Василий Иванович, Год: 1890 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ФЕВРАЛЬ.

БИБЛОТЕКА СВЕРА

1896.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе Н. . Мертца.

Василій Немировичъ-Данченко.

ЛАЗУРНЫЙ КРАЙ.

Очерки, впечатлнія, миражи и воспоминанія.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Венеція, Падуа, Виченца, Мантуа.

Вмсто вступленія.

Сколько разъ я ни бывалъ въ Венеціи — она являлась всегда для меня новой. Оказывалось, что я еще не все въ ней видлъ, не со всми ея особенностями ознакомился. Мн случалось жить здсь мсяцевъ по восьми, посщать ее ежегодно и до сихъ поръ есть цлые кварталы этой ‘Развнчанной Царицы’, являющіе всю прелесть новизны. Бродя по ея улицамъ-коридорамъ, то и дло встрчаешь типы и сцены вдругъ бросающіе совершенно иное освщеніе на темныя страницы ея прошлаго и ныншнюю ея судьбу. Трогательно и печально выкрикиваетъ бакрайоло на поворотахъ свое ‘берегись’, и неожиданныя перспективы заброшенныхъ дворцовъ вдругъ раскидываются передъ вами: старыя облупившіяся стны, остовы чудныхъ балконовъ, узорчатыя окна, покрытые пылью столтій, затканые паутиною. Везд — вчера и нигд — сегодня. Молчаніе, въ которомъ громко говоритъ сердцу и уму легенда… Въ лунныя ночи, когда прозрачный свтъ скрадываетъ вс эти прорхи, кидая серебряный флеръ на разрушеніе и умираніе великаго города дворцовъ и храмовъ — въ нежданной и невидимой красот воскресаетъ онъ весь передъ вами. Вы точно чудомъ уходите въ сказочный міръ прошлаго, погружаетесь всмъ существомъ своимъ въ его поэтическую тайну… Вотъ съ этого балкона, обвитаго мраморнымъ кружевомъ, вамъ улыбнется Біанка-Капелло… Чей это призракъ скользитъ во мрак за величавыми окнами отдланными, такъ, точно надъ ними потрудились арабскіе ваятели? Неужели это великій Дандоло всталъ изъ давно забытой могилы и обходитъ свой старый дворецъ?.. Въ аркахъ изящнаго, ажурнаго Кадоро — точно туманъ скользятъ легкія облики красавицъ, сыпавшихъ когда то съ его галлерей цвты и золотые монеты молодежи, пвшей имъ серенады снизу съ канала. Дездемона — прелестная какъ сама любовь и печальная, какъ она же — ты ли это у перилъ своего маленькаго палаццо? Чьему разсказу внимаешь ты теперь — праводница развратнаго города — его искупительная жертва передъ исторіей? И опять сотни дворцовъ и каналовъ во мрак и въ лунномъ свт, одни за другими. Въ лазурномъ царств мистической, задумчивой ночи недвижными кажутся огорьки на носахъ гондолъ съ ихъ отраженіями. А выплывите за предлы города. Вонъ среди лагунъ на столбахъ подымаются изъ воды образа или статуя Мадонны, передъ ними неугасая теплятся лампады, возженныя скромными рыбаками. И еще дале, спокойная поверхность даже и ночью зеленоватыхъ водъ и очертаніе далекихъ береговъ… Тихо, тихо скользитъ туда ваша лодка. И тамъ то же прошлое, та же поэтическая пснь, т же прозрачные образы навки отгорвшей жизни.

Теплой ночи звздный блескъ…

Свтъ костра во тьм руины…

Подъ лагуны сонный плескъ

Тихо плачутъ мандолины..

Съ нжныхъ струнъ, едва ліясь,

Звуки падаютъ какъ слезы…

Къ старой башн прислонясь,

Ихъ заслушалися розы…

Шелестъ листьевъ, звонъ въ струнахъ,

Робкихъ звуковъ сочетанье…

Розы плачутъ ли въ листахъ?

Струнъ ли это колыханье?

Сходитъ чудной сказкой сонъ

Словно сумракъ на лагуны:

Въ блдныхъ розахъ слышенъ звонъ,

Ароматомъ дышатъ струны.

И длится-длится ночь, и кажется нтъ конца ея воспоминаніямъ и чарамъ. Ваша гондола опять ушла въ прозрачную область лагунъ. Позади — незамтная полоса берега, налво свтлымъ видніемъ — точно миражемъ, родившимся отъ союза луннаго блеска съ лагуной, мерещится стройная, дивная Венеція,— а передъ нами точно безконечность неизвстнаго. Вы не замчаете баркайоло. Онъ позади насъ чуть движетъ лодку. Вамъ кажется, что вы одни…

Ночь тиха… Среди лагуны

Втерокъ прохладой дышетъ,

И загадочныя руны

На вод лучами пишетъ.

Втеръ этихъ рунъ значенье

Про себя хранитъ ревниво…

Мой челнокъ въ оцпенень

Замеръ вдругъ среди залива.

Втерокъ прилегъ, таится.

Сгладивъ руны вдоль лагуны,—

Онъ, мн кажется, боится,

Что прочту я эти руны…

Ихъ звзда нетерпливо

Разгадать сама желаетъ,

Съ дрожью смотритъ… Но ревниво

Втеръ руны т смываетъ…

I.
Этнографическая выставка претендентовъ, авантюристовъ и бродягъ.— Донъ-Карлосъ — король Испаніи и его адъютанты.— Общество претендентовъ.— Встрча съ Амедеемъ.

Едва-ли не со временъ Аретино Венеція стала любимымъ пристанищемъ для всевозможныхъ искателей счастья. Когда-бы вы ни пришли на знаменитую площадь св. Марка, неизбжно встртитесь съ нсколькими экземплярами этого рода. Я, разумется, говорю о выдающихся представителяхъ международнаго бродяжничества, а не о людяхъ, стремящихся вообще туда, гд лучше. Точно на смотру, здсь проходятъ передъ вами претенденты на престолы, повелители неизвстныхъ государствъ и народовъ, изгнанные короли или ихъ несомннные потомки, президенты республикъ, просуществовавшихъ всего дв съ половиною недли, полководцы армій не одержавшіе великихъ побдъ только потому, что все ихъ войско состояло изъ одного начальника штаба и двухъ адъютантовъ, ученые, которые могли-бы осчастливить міръ своими открытіями, но пока изъ скромности таящіе ихъ про себя,— самолюбивая безтолочь, которую наука, какъ негодную накипь, давно выбросила вонъ, геніальные маэстро съ операми, которыя затмили бы Вагнера, если-бы нашлась импреза, согласная дать имъ пріютъ на сцен своего театра, предприниматели, считающіе свое состояніе не иначе, какъ отъ перваго милліона, котораго у нихъ еще нтъ, какъ во времена оны редакторы россійскихъ газетъ считали своихъ подписчиковъ съ 5001-го, патеры, неустанно заботящіеся о воскрешеніи временъ Сикста V и Григорія, и поеему объзжающіе весь міръ съ столь таинственными физіономіями, что, попадись они на нашу полицію, она надлала бы имъ не малыхъ бдъ, какіе-то необыкновенные абиссинскіе патріархи и епископы ‘трехъ Эіопій’, оказывающіеся побывавшими по недоразумнію на галерахъ, будущіе короли Арменіи, именующіе себя Тигранами LXXXIV-ми, Вандербильты и Макэи, весьма смущаемые только скромными счетами венеціанскихъ отелей, пвицы, удостоившіяся овацій отъ просвщенной публики еддо и Міакко, дававшія концерты на Формоз, фанатизировавшія Бретгардовскихъ рудокоповъ въ Калифорніи, увнчанныя лаврами въ Арауканіи и величественно ожидающія теперь, чтобы къ нимъ сюда явились Мепльсоны, Джайи и Вицентини съ сотнями тысячъ франковъ и контрактами для подписи, нищіе, которымъ стоитъ только указать имъ однимъ извстныя мста богатйшихъ золотыхъ розсыпей въ Австраліи, чтобы завтра-же затмить Ротшильдовъ и Монтефіоре, старые агитаторы, давно забытые облагодтельствованными ими націями, какіе-то мохомъ поросшіе россійскіе мщане, невдомо почему именно тутъ задумавшіе отыскивать правую вру, молодые люди съ громкими титулами и патентами, составляющіе какія-то необычайно серьезныя лиги для воскрешенія временъ Скалигеровъ, Медичисовъ и д’Есте, а до тхъ поръ нуждающіеся только въ кредит на сегодняшній обдъ въ Gapello Nero, стоимостью въ два съ половиною франка, и окончательно сумасшедшіе люди, формально требующіе у итальянскаго правительства ‘возврата’ имъ Рима съ процентами, эдакъ за полторы тысячи лтъ.

Весь этотъ калейдоскопъ принцевъ, авантюристовъ и бродягъ, честолюбцевъ и помшанныхъ, плутовъ съ необыкновенно развитымъ воображеніемъ и неудавшихся геніевъ, съ утра до ночи наполняетъ дивную Венеціанскую площадь, на которой они почему-то на долго застряли въ своихъ неугомонныхъ странствованіяхъ по всмъ пяти частямъ свта. Люди, видавшіе виды, часто обладающіе испытаннымъ мужествомъ, но сбитые съ пути или непомрными аппетитами, или врою въ свое призваніе, въ свою звзду, въ свое право, кондотьери, опоздавшіе ровно на пятьсотъ лтъ, или реформаторы, родившіеся за тысячу ране, чмъ слдуетъ — они въ высшей степени интересны, оригинальны и необычны. Я попытаюсь разсказать о нихъ, что мн извстно изъ личныхъ моихъ наблюденій и ихъ откровеній, потому что это народъ очень сообщительный и весьма радующійся всякому, кто станетъ его слушать безъ насмшливой улыбки, хотя и безъ особаго къ нимъ участія. А ужъ видли-то они, разумется, не мало. Каждый изъ нихъ побывалъ, пожалуй, въ такихъ мстахъ, куда записныхъ географовъ и калачомъ не заманишь, и побывалъ не налетомъ, а жилъ тамъ, работалъ, ко всему присматривался, изучалъ нравы и условія среды, хотя, разумется, при этомъ отнюдь не задавался научными открытіями. Поэтому я совершенно вправ назвать дивную площадь св. Марка этнографическою выставкою претендентовъ, авантюристовъ и бродягъ. Почему они стремятся именно сюда подъ гостепріимную тнь красивыхъ арокъ Прокурацій, почему они особенно возлюбили единственную въ мір декорацію собора св. Марка и палаццо дожей, что, напримръ, тянетъ на пьяцетту одного изъ черногорскихъ кондотьера П.,— а между тмъ, онъ здсь постоянно!.. Не является ли Венеція — нейтральною почвою отдыха, гд дятельность прекращается вовсе, лнивая нга развнчанной адріатической царицы, ея задумчивая прелесть, поэтическая тишина цлебно дйствуютъ на разбитое сердцо и разстроенные нервы. Здсь — самое усыпленіе, какъ мрное колыханіе гондолы въ залитыхъ солнцемъ каналахъ,— является желательнымъ антрактомъ, паузой безпокойному, и потому усталому уму. Странное дло — въ Венецію прізжаютъ не для работы. Ея молчаніе и спокойствіе — какъ это ни удивительно — не даютъ простора творчеству. Художникъ, писатель, философъ, являющіеся сюда, воображая Венецію самымъ удобнымъ для нихъ рабочимъ кабинетомъ — быстро разочаровываются. Мысль здсь молчитъ, ничто не возбуждаетъ ея ‘энергіи’… Но если это сонъ — то сонъ, возстанавливающій силы, сонъ, полный поэтическихъ созерцаній… Разумется, авантюристамъ и бродягамъ нтъ никакого дла до этихъ послднихъ. Они вообще слабы на счетъ поэзіи,— но и для нихъ Венеція кажется именно тихой и мирной пристанью, гд, забросавъ якорь, можно не бояться бурь и урагановъ. Здсь, если есть просторъ честолюбивымъ мечтамъ, то нтъ возможности для честолюбивой дятельности. Остается одно — цлые дни любоваться, какъ солнце золотитъ мраморныя кружева забытыхъ дворцовъ, какъ оно мягкими тонами ложится на мозаикахъ св. Марка и теплыми волнами своими заливаетъ эту удивительную площадь. А настанетъ пора опять поднять паруса и ринуться въ полную заманчивой прелести и опасностей даль скитальчества и ‘авантюровъ’,— тогда прочь изъ Венеціи, до тхъ поръ, разумется, пока разбитому кораблю, съ изорванными парусами и сломанными мачтами, съ пробоинами по бортамъ и съ расшатавшимся килемъ, не придется опять искать надежнаго пристанища. Тогда гостепріимная тишина лагунъ покажется какимъ-то очаровательнымъ раемъ.

Первое мсто въ моихъ бглыхъ очеркахъ, разумется — человку, обладающему дйствительными ‘историческими’ правами, имющими за собою ‘прошлое’ — и какое сказочное, яркое!— претенденту, изъ-за котораго еще недавно проливались рки слезъ и крови, да и впередъ что будетъ — неизвстно. Я говорю объ одномъ изъ представителей старйшихъ династій, Донъ-Карлос, уже нсколько лтъ самомъ врномъ гост Венеціи, всякій день его можно встртить на пьяцц св. Марка, какова-бы ни была погода. Въ втеръ, въ дождь, подъ яснымъ солнцемъ — все равно, отъ четырехъ до восьми — онъ неизбжно мряетъ площадь, сопровождаемый его врною, преданною женою. Это вторая, принцъ вдовлъ недолго. Увы, какъ разочаруются т (я говорю о дамахъ), которыя знаменитаго кандидата на престолъ испанскій помнятъ молодымъ и стройнымъ красавцемъ, такимъ именно, какимъ онъ посщалъ нсколько лтъ тому назадъ Москву и Петербургъ, сводя съ ума не только Дмитровки, Тверскія и Никитскія, но и Таганку съ Козьимъ Болотомъ включительно. Увы! Время, это безпощадное, не знающее снисхожденій и лицепріятіи время, не пощадило и Донъ-Карлоса. Если хотите, онъ и теперь еще красивъ, но спокойная жизнь, dolce-far Diente, прекрасный, даже не нарушаемый воспоминаніями сонъ и таковой-же аппетитъ и пріятные поздки, которыми нын исключительно занимается донъ-Карлосъ, придали его фигур округленность, мало общаго имющую съ юношескою стройностью. Увы, знаменитый красавецъ оплылъ жиромъ. Еще до сихъ поръ полные огня, хотя и нсколько безпокойные глаза, начинаютъ уже уходить въ щели, щеки обращаются въ подушечки, носъ тоже теряетъ свою благородную форму… Я не могу забыть разочарованія моей соотечественницы, которой я указалъ его здсь. ‘Тосподи! да это совсмъ замоскворцкій купецъ!… Почему онъ не въ мундир?’ — воскликнула она.

— Въ какомъ?

— Помилуйте, я его видла на портрет, стоитъ онъ въ этакой шапочк на бекрень, въ кастильской мантиль и со всми своими орденами на груди. Притомъ, кинжалъ за поясомъ и револьверъ.

— По зрлости лтъ, врно, мантилью онъ носить пересталъ, а съ кинжалами и пистолетами являться въ мирной Венеціи было-бы довольно смшно, да и отъ полиціи не безопасно.

Тмъ не мене донъ-Карлосъ, хотя безъ мантильи и кастаньетъ, но былъ еще недавно довольно жаркимъ огонькомъ, на который въ Венеціи летли неопытные мотыльки, преимущественно иностраннаго происхожденія. Мстныя синьоры знали настоящую цну его любви. Репутаціей въ этомъ отношеніи онъ пользовался незавидной настолько, что какая-нибудь принчипесса или контесса, пронесшаяся съ нимъ подъ руку среди благо дня на площади, считалась на вки вчныя потерянною въ общественномъ мнніи. Въ аристократическихъ домахъ гордыхъ патриціевъ этой развнчанной царицы міра — донъ-Карлосъ не былъ принятъ какъ свой. Онъ впрочемъ и не пытался самъ проникать въ ея святая святыхъ. Только перешедшіе въ еврейскія руки палаццо Большаго канала, да еще дв-три гостиныя открыты ему. Тутъ не одни амурныя похожденія были препятствіемъ. Политическій эгоизмъ донъ-Карлоса, его поведеніе среди преданныхъ ему горцевъ Испаніи, спокойствіе, съ которымъ разстрливались имъ десятки и сотни людей изъ другихъ партій — далеко не позабыты потомками венеціанскихъ дожей. ‘На немъ неправедно пролитая кровь!’ говорилъ мн одинъ изъ такихъ, показывая видъ, что онъ не замчаетъ знатнаго претендента. И этотъ приговоръ не совсмъ строгъ, какъ казалось-бы съ перваго взгляда. Дйствительно, человкъ съ кровавымъ прошлымъ и съ еще боле кровавымъ будущимъ, потому что донъ-Карлосъ не отказался ни отъ одной изъ своихъ претензій,— еще трагичне въ роли добраго буржуа. Всякій видитъ въ этомъ, если не маску, то столь увренное спокойствіе совсти, что становится ‘страшно за человка’. Общая ненависть враговъ дошла до того, что претендента обвиняютъ въ томъ, въ чемъ онъ, совершенно неповиненъ. Поговорите съ его недругами, такъ вы услышите, что донъ-Карлосъ чуть не преисполненъ всяческими пороками: Онъ, видите-ли, губитъ женщинъ, кидающихся въ его гостепріимно открытыя объятія, и за ихъ пламенныя увлеченія терзаетъ ихъ съ такой-же добродушною и кроткою улыбкою, съ какою нкогда онъ посылалъ на смерть преданныхъ ему людей. Что враги его, или, если хотите, клеветники, не руководствуются исключительно политическими побужденіями, доказывается тмъ уваженіемъ, которое они оказывали жен донъ-Карлоса {Авторъ говоритъ о первой умершей нсколько лтъ назадъ.}. Она — выше всякихъ насмшекъ и подозрній. Правда, она рдко доставляетъ своему легкомысленному супругу случай видть ее. Онъ теперь живетъ въ Венеціи, она въ Віареджіо. Она окружена представителями карлистовъ, людьми серьезными и мрачными, то узжающими въ отечество Сервантеса съ какими-то таинственными порученіями, то возвращающимися назадъ съ отчетами въ ихъ исполненіи, попами, мечтающими о блаженныхъ временахъ инквизиціи, платонически вздыхающими о св. Германдад и кострахъ Толедо и Вальядолида, молодыми роялистами, которые молятся на нее и чтутъ чуть не наравн съ Мадонною, и искателями приключеній, привязавшими свои утлыя лодчонки къ большому кораблю, въ чаяніи, пользуясь его парусами, вмст съ нимъ добраться когда-нибудь до заманчиваго Эльдорадо. Королева, какъ они вс называютъ ее, остается врна себ. Симпатична или нтъ ея обстановка — другой вопросъ, но эта женщина живетъ и дйствуетъ согласно своимъ убжденіямъ, она представляетъ собою извстный принципъ, и потому никто не можетъ ей отказать въ своемъ уваженіи. Увы! Не то по отношенію къ ея супругу: ‘Вы знаете’ говорилъ мн одинъ священникъ изъ самыхъ завзятыхъ клерикаловъ, ‘нтъ въ Венеціи такой двчонки, изъ самыхъ дешевыхъ и изъ самыхъ затасканныхъ, которая не могла бы съ полнымъ правомъ похвалиться тмъ, что и она въ свое время не была лишена милостей донъ-Карлоса. А эти иностранки, ни которыхъ такъ пламенно смотритъ донъ-Карлосъ, эта его постоянная возня съ женщинами, безъ выбора…’

— Помилуйте: вспомните Генриха IV, Филиппа-Августа, Франциска…

— Они и дло длали помимо этого… Къ тому-же и престижъ сохраняли извстный.

— Это типъ конца вка,— сообщилъ мн одинъ изъ знакомыхъ донъ-Карлоса.— Я его люблю, онъ славный малый, но посл романа Доде ‘Les Rois en exil’ я не могу смотрть на него безъ улыбки.

И дйствительно, Доде поставилъ на свои мста этихъ безмстныхъ принцевъ и претендентовъ!

Передаютъ о томъ, что пріхавшіе изъ Испаніи повидаться съ нимъ ‘поклониться своему королю’ карлисты, тщетно жили въ Венеціи для этого. На площади аудіенцій дать нельзя, а дома ему все не было времени. Наконецъ (сердце не камень!), и ихъ потянуло попользоваться дешевыми наслажденіями венеціанской распущенности, и они имли счастіе найти своего повелителя въ одномъ изъ домовъ, посщаемыхъ по ночамъ мстной молодежью до приказчиковъ и конторщиковъ, домовъ, наполненныхъ легкомысленными женщинами, и увы! Донъ-Карлосъ оказался обычнымъ habitu этого Магометова рая. Если вы его хотите найти и познакомиться съ нимъ, говорятъ венеціанцы, сдлайте объздъ всхъ подобныхъ заведеній, и какъ разъ, въ одномъ изъ нихъ вы непрменно отыщете его {Теперь это круто измнилось донъ-Карлосъ врный мужъ и строгій семьянинъ. Авторъ писалъ эти воспоминанія лтъ десять назадъ.}. Si non е vero, е hen trovato.

Безпечальный образъ жизни донъ-Карлоса навлекаетъ на него много — я-бы сказалъ ‘непріятностей’, если-бы они хотя мало-мальски огорчили его. Онъ является въ этомъ отношеніи по русской пословиц гусемъ, на которомъ вода не держится. На него указываютъ пальцами глупые и грубые люди въ то время, когда онъ проходитъ мимо, бгаютъ за нимъ, заглядываютъ ему въ глаза, но ни одинъ мускулъ въ лиц донъ-Карлоса не шевельнется. Даже адъютанты его, двое молодыхъ людей, разв-разв отвтятъ жестомъ пренебреженія и только. А адъютанты — это тоже любопытные типы, очень любопытные. Аристократы чистой крови, представители древняго кастильскаго рода, они ни чмъ не занимаются при своемъ повелител и скучаютъ адски. Тмъ не мене, они по мр силъ и возможности, служатъ ему такимъ образомъ врой и правдой, услаждая его жизнь пріятными знакомствами съ разными знатными и незнатными иностранками. Разумется, секретари, адъютанты и вся его прислуга зоветъ претендента не иначе, какъ ‘ваше величество’. Вс, кто вступаетъ съ нимъ въ какія-нибудь отношенія, величаютъ его — монсеньоръ, даже здшніе англичане въ этомъ случа не составляютъ исключенія. Зато донъ-Карлосъ въ бшенств на туристовъ. Помилуйте, этакіе варвары и невжи, попросту зовутъ его monsieur и только. Принцу, впрочемъ, не особенно весело. Вдь общество легкомысленныхъ дамъ въ самомъ дл не можетъ-же интересовать человка очень долго, а суровые моралисты его бгутъ. Гумбертъ изъ ‘политики’ отказался принять его, когда донъ-Карлосъ былъ въ Рим, и не захотлъ видться съ нимъ, пріхавъ въ Венецію. На что князь Д*** здсь клерикалъ, кажется, клерикальне самого папы, но и тотъ наотрзъ отказался отъ знакомства съ претендентомъ на испанскій престолъ.

— Вдь онъ вашей партіи,— замтили старику принчипо.

— У насъ палачей нтъ!…— гордо отвтилъ старый аристократъ, мы служимъ великой иде, а не личному честолюбію.

Лучше всего наивность нкоего веселаго графа. Когда къ нему обратились съ упреками, что онъ ‘ничто же сумняшеся’ и не смотря на свой либерализмъ открылъ двери монсеньору.

— Я въ этомъ умываю руки… Это дло моей жены, я даже узжаю изъ дому, когда является онъ,— отвтилъ весьма находчиво потомокъ цлаго ряда дожей…

Надъ этимъ долго хохотали.

— Отчего-же вы не прикажете своей жен поддерживать честь дома…

— Моя жена венеціанка. Она не пойметъ этого.

Поклонница донъ-Карлоса, дйствительно, ‘чужда аристократическимъ предразсудкамъ венеціанцевъ’. Венеціанская знать, вообще столь требовательная въ другихъ отношеніяхъ, охотно женится на комъ попало, лишь-бы побольше денегъ. Нелюбовь къ претенденту какъ и преданность иногда сказываются въ острыхъ формахъ. Есть здсь замчательно талантливый писатель Мольменти, сдлавшій рядъ весьма цнныхъ изысканій о венеціанской старин. Пользуются лестною извстностью его книгъ ‘La Vie prive’ и ‘Dogaressa’ — послднюю расхваливаютъ даже политическіе враги Мольменти. Самъ Мольменти вышелъ изъ простонародья и сохранилъ немножко мщанское благоговніе къ лицамъ, выше его происхожденіемъ. Онъ ужасно дорожитъ своими аристократическими знакомствами и, разумется, воспользовался случаемъ сблизиться съ его величествомъ королемъ обихъ Кастилій и Леона. Другой его пріятель, графъ Кареръ, упрекнулъ его за это. Мольменти отвтилъ ему ударомъ. Вслдъ за тмъ они дрались на дуэли. Донъ-Карлосъ къ общественному мннію относится довольно презрительно. Когда оно ему надодаетъ, онъ сидитъ въ своихъ роскошныхъ палатахъ, никуда не показываясь. А палаты эти, дйствительно, и роскошны, и оригинальны. Он убраны и отдланы старинными знаменами Испаніи, а зала вся увшана знаменами карлистовъ и уставлена манекенами, одтыми въ костюмы его солдатъ времени извстнаго возстанія.

— Они умирали за меня!— меланхолически вздыхаетъ раздобрвшій на венеціанскихъ хлбахъ претендентъ, указывая иностранк-постительниц на этихъ деревянныхъ болвановъ.

— И подъ этими самыми знаменами!..— гордо указываетъ онъ на славныя полотнища…— Теперь пока они забыты, но есть Богъ на неб и справедливость на земл.

Иностранка, разумется, таетъ отъ восторга и восхищенія. Ещебы — несчастный король въ жалкомъ изгнаніи, довольствующійся вмсто Эскоріала какимъ-нибудь палаццо Лоредана на примыкающей къ Большому каналу площади св. Витта!… Донъ-Карлосъ такъ нженъ, модуляціи его голоса такъ и льются въ душу, глупая бабенка перестаетъ врить всему, что еще недавно о немъ слышала, о его похожденіяхъ, жестокостяхъ — и готова совсмъ… И жизнь все-таки не очень тяжела послднему, дйствительно, представителю своей династіи, давшей столько громкихъ и славныхъ именъ.

Ну, не въ легкомысленное-ли время мы живемъ? Послушайте разсказъ, какими подробностями было обставлено его бгство изъ Букареста съ одной втренной молдаванкой, которой надоло дома ставить рога мужу, и потому она задумала и, съ помощью короля обихъ Кастиліи, выполнила планъ романтическаго похожденія, если и не съ пистолетными выстрлами, то съ хлопаніемъ пробокъ отъ шампанскаго и звономъ разбитыхъ стакановъ. На первый взглядъ, впрочемъ, все здсь въ высшей степени прилично. Адъютанты и секретари его — весьма изящные молодые люди, хотя любой гондольеръ въ Венеціи, когда вы его спросите объ этомъ, выразится весьма ршительно.

— Una corte scappata (дворъ сбжавшихъ).

Разъ, впрочемъ, когда кое-кто вздумалъ устроить донъ-Карлосу кошачью серенаду, т-же самые гондольеры разогнали восторженныхъ враговъ претендента — веслами.

— Зачмъ вы сдлали это?— спрашивали ихъ потомъ.

— Какъ зачмъ!… Если мы дали пріютъ ему, изъ этого не слдуетъ, чтобы ‘политики’ заводили у насъ шумъ. Жить живи,— а шумть мы имъ у себя не позволимъ.

Замчателенъ инстинктъ народа. И близъ Віареджіо — около Каррары, гд у донъ-Карлоса имніе, его тоже не очень ужъ любятъ. Никому здсь изъ простолюдиновъ онъ не сдлалъ ничего дурнаго, но они не относятся къ нему съ такою-же теплотою, съ какою они всегда обращались къ герцогин Беррійской, къ графу Шамбору, имвшему здсь на Большомъ Канал свой дворецъ {Палаццо Кавалли.}, проданный теперь внскому милліонеру-банкиру Франкетти. Достаточно было донъ-Карлосу одть своихъ гондольеровъ въ красное, чтобы остальные начали кричать имъ, что они облиты испанскою кровью.

Такимъ образомъ, пока об Кастиліи призовутъ его на наслдственный тронъ, и Эскуріалъ откроетъ для него настежь свои кованныя бронзой ворота, донъ-Карлосъ ежедневно гуляетъ себ по площади св. Марка, развлекаясь съ разными международными дамочками и изрдка удостаивая кафе Флоріани своимъ краткимъ визитомъ. Въ послднее время, кажется, онъ ждетъ къ себ жену и дтей, воспитывающихся: четыре дочери въ Sacr Coeur во Флоренціи, а сынъ въ Англіи. По поводу этого послдняго умнаго и благороднаго юноши, одинъ итальянскій поэтъ, знакомый съ нимъ, спросилъ какъ-то претендента:

— Вдь Англія настолько свободолюбива, что ребенку, воспитывающемуся тамъ, мудрено остаться врнымъ традиціямъ вашего рода,

— Чего держался я, то, можетъ быть, будетъ необязательно для моего сына. Я не могъ итти на уступки,— а что касается до него…

И онъ многозначительно улыбнулся.

— Во всякомъ случа, молодежь въ Англіи вырастаетъ и нравственно и физически здоровой. А это главное!— закончилъ онъ.

Испанія съ нимъ далеко не кончила. Донъ-Карлосъ ей еще покажетъ себя и, если ничего не добьется, то во всякомъ случа прольются цлыя рки крови, прежде чмъ онъ пойметъ, что дло это для него окончательно потеряно. Впрочемъ, можетъ быть онъ понимаетъ это и теперь, но возстанія въ его пользу поддерживаютъ принципы, которымъ онъ служитъ и напоминаютъ о немъ Европ. Правда, папа теперь не благословитъ явно оружія карлистовъ. Левъ не охотно компрометируетъ себя, но іезуиты — еще очень и очень сильны. А они вс за него. Оттуда въ ршительную минуту придутъ и деньги, и помощь. Понятно, что другіе авантюристы очень и очень лакомо посматриваютъ на красавца, когда онъ проходитъ мимо. Карлисты и карлистки будутъ до тхъ поръ, пока будетъ донъ-Карлосъ, я думаю, еще но забыли у насъ разсказа о томъ, какъ московская купчиха Трехпупова, увлекшись встрченнымъ ею въ благородномъ собраніи, на Дмитровк, донъ-Карлосомъ, сама было собралась въ карлисты, такъ что ея мужъ совсмъ обколотилъ себ руки, прежде чмъ обратить ее къ исполненію ея супружескихъ обязанностей…

Я не былъ въ Венеціи въ то время, какъ тутъ гостилъ другой эксъ-король Испаніи — братъ Гумберта — принцъ Амедей. Это человкъ иного типа: строгій конституціоналистъ не поладилъ съ испанцами и совершенно спокойно распрощался съ ними: ‘У меня и на своихъ виноградникахъ дла довольно’, ршилъ онъ и съ легкимъ сердцемъ вернулся въ Италію. Говорятъ, что они: донъ-Карлосъ и эксъ-король Амедей, ежедневно встрчались на пьяцц св. Марка и… не узнавали другъ друга. На первыхъ порахъ первый высказалъ было желаніе сойтись съ итальянскимъ принцемъ, но тотъ отклонилъ отъ себя эту честь. ‘Мн и въ Испаніи надоли испанцы, заявилъ онъ, я нахожу, что они выносимы только въ операхъ Верди, Бизе и Доницетти, да и то не во всхъ’… Такъ и въ этомъ случа не повезло бдному претенденту.

— Не понимаю, что ему нужно въ Испаніи,— говоримъ потомъ Амедей.— Отвратительная кухня, пригорлое оливковое масло и черезъ часъ по столовой ложк революціи. Только и хороши, что одн сигары, такъ ихъ наши контрабандисты сколько угодно доставляютъ въ Италію…

II.
Лопецъ де-Суза — Божіею милостію императоръ Баръ-Ніанза.

Я его давнымъ-давно встртилъ въ Венеціи. Тоже рослый и сильный красавецъ съ великолпными чертами замчательно энергичнаго лица и глазами, которые сейчасъ переноси на Ваньку Каина — какъ разъ на мст будутъ. Они одни только и выдаютъ его. Широкія плечи, тонкая талія, грудь колесомъ, громкій самоувренный голосъ, размашистыя движенія — мудрено не замтить его издали. А замтивъ, невольно начинаешь присматриваться къ нему: что-де за птица. И птица оказывается не малая, съ нимъ не шутите — это ни боле, ни мене какъ императоръ — Баръ-Ніанза!.. Вы знаете такой народъ? Нтъ! И я его тоже не знаю. Самъ внценосецъ не можетъ никакъ съ точностію опредлить по карт мсто, гд находится великолпная столица его обширнаго государства. ‘Тамъ — въ Африк!’ меланхолически машетъ онъ выхоленною рукою на всю эту часть свта, какъ-бы давая этимъ знать, что она цликомъ и безъ остатка принадлежитъ ему именно — донъ Лопецу де-Суза, авантюристу самой чистой крови, который нсколько сотъ лтъ тому назадъ былъ-бы флибустьеромъ или пиратомъ и въ качеств таковаго, пожалуй, дйствительно попалъ-бы въ повелители какого-нибудь крошечнаго, но хищнаго народца. Теперь этотъ Лопецъ, хотя и императоръ, но обносился настолько, что за приличную пару платья, я думаю, отдалъ-бы съ удовольствіемъ какую угодно монополію или концессію въ его знаменитомъ Баръ-Ніанза, а еслибъ къ этой пар присовокупили и сапоги, то де-Суза не поскупился-бы выплатить хотя сто милліоновъ, переводомъ на свою таинственную имперію.

Существуетъ-ли эта имперія или нтъ — я не знаю. Но что донъ Лопецъ де-Суза заглядывалъ въ неизвстные еще уголки Африки, это вн всякаго сомннія. Смлый ‘путешественникъ’, какъ онъ называетъ себя самъ, а въ сущности негроторговецъ, видавшій всякіе виды, онъ изъ Хартума предпринималъ съ партіями арабскихъ хищниковъ такія экскурсіи въ эту страну пустынь и солнца, что, руководствуйся онъ научными цлями, любое географическое общество сочлобы за честь цредложить ему дипломъ своего почетнаго члена. На ею лиц и плечахъ — пропасть шрамовъ — отъ ударовъ сабель и копій. Дятельность рискованная! Нкогда разбгавшіеся негры теперь начинаютъ защищать свою жизнь и свободу, защищать при помощи патріархальнаго оружія, но уже даромъ въ руки не даются. Лопецъ де-Суза, такимъ образомъ, израненный и обезсиленный отъ потери крови, попалъ въ руки своихъ враговъ племени Баръ-Ніанза. Его собирались было убить. Жрецы даже сдлали уже нсколько надрзовъ на груди авантюриста, которые онъ, какъ оправдательный документъ, охотно показываетъ желающимъ, какъ вдругъ на его счастіе въ хижину, игравшую роль храма, вошла властительница этого племени Міу-Нао. Лопецъ де-Суза увряетъ, что она пользуется титуломъ императрицы и сверхъ того красавица. Черная Венера — Міу Нао при вид обнаженныхъ прелестей испанца пришла въ такой восторгъ, что дотронулась рукою его на головы. А по мстнымъ обычаямъ предметъ, котораго коснулась Міу-Нао, считается принадлежащимъ ей. Тотчасъ-же де-Сузу перенесли въ ея крааль, обмыли его раны, положили въ нихъ приготовленную рабынями жидкую массу изъ какихъ-то травъ и… слюны. Цлые дни он только и занимались тмъ, что, сидя вокругъ него на корточкахъ, жевали подъ наблюденіемъ императрицы эту цлебную траву и прикладывали ее къ язвамъ испанскаго красавца. Въ теченіе этого времени, что-бы умилостивить боговъ, имъ ежедневно приносили въ жертву ‘одного изъ товарищей путешествія г. Суза’, т. е. рабопромышленниковъ. Лежа на циновкахъ императорскаго крааля, Суза слышалъ ихъ вопли, дикія завыванія жрецовъ и молитвенный говоръ толпы, присутствовавшей при жертвоприношеніи.

— Отчего-же вы не положили конецъ этому?

— Нельзя было. Меня-бы не послушали, потому что по убжденію ея величества, моей августйшей супруги, съ каждою новою жертвою отъ меня отходилъ одинъ изъ приставленныхъ ко мн демоновъ. Да и притомъ большіе подлецы были они.

— Кто?

— Да эти товарищи мои по путешествію. Они, знаете, арабы, а арабы страшно деморализованы. И, казалось, сама нравственность говорила въ это время устами Лопода де-Сузы.

Такимъ образомъ, съ послднею жертвою, принесенною кровожаднымъ богамъ Баръ-Ніанза, и раны счастливаго любовника Міу-Яао закрылись. Онъ выздоровлъ вполн, чтобы стать мужемъ своей спасительницы и императрицы маленькаго народца, живущаго исключительно рыбной ловлей и обработкою земли почти подъ вертикальными лучами солнца. Разумется, его величество сейчасъ-же занялся преобразованіями. Иначе какой-бы онъ былъ европеецъ? Разсказы его по этому предмету полны наивнаго и безсознательнаго юмора. Прежде всего, найдя прелести своей супруги недостаточно прикрытыми, онъ приказалъ отрзать волоса рабынямъ и изъ этой шерсти соткать передникъ императриц. Съ торжественными церемоніями этотъ новый, одной властительниц присвоенный предметъ былъ навшенъ на ея поясъ, замнивъ, такимъ образомъ, фиговый листокъ. Затмъ нужно было выбрать флигель-адъютантовъ и свиту.

— Зачмъ вамъ было это?

— Помилуйте: если Гумбертъ иметъ своихъ, почему-же мн было не имть ихъ тоже?

— Какъ-же вы нашли ихъ?

— Я выбралъ красивйшихъ молодыхъ людей изъ племени Баръ-Ніанза. Флигель-ад

Василій Немировичъ-Данченко.

ЛАЗУРНЫЙ КРАЙ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Венеція, Падуа, Виченца, Мантуа.

Вмсто вступленія.

I.Этнографическая выставка претендентовъ, авантюристовъ и бродягъ.— Донъ-Карлосъ — король Испаніи и его адъютанты.— Общество претендентовъ.— Встрча съ Амедеемъ.

II.Лопецъ де-Суза — Божіею милостію императоръ Баръ-Ніанза.

Читайте также:

II.
Лопецъ де-Суза — Божіею милостію императоръ Баръ-Ніанза.