Кровавая распря, Безродная Юлия, Год: 1899 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 28 минут(ы)

КРОВАВАЯ РАСПРЯ.

Разсказъ изъ русской исторіи.

ГЛАВА I.

Посл смерти Владиміра Святого на кіевскомъ стол слъ его сынъ Ярославъ, а посл него земля русская долго была раздираема усобицами князей своихъ.

Ссорились князья полоцкіе (потомство Рогнды) съ Ярославичами, ссорились Ярославичи между собою, и чмъ больше разростался княжескій родъ, тмъ ссоры становились чаще: всякому Рюриковичу хотлось захватить себ удлъ повыгодне, да городъ побогаче, и удлы постоянно переходили отъ одного князя къ другому, а на окровавленныхъ нивахъ не успвала выростать жатва.

Стонала земля русская… а тутъ еще кочевой народъ, половцы появившіеся вмсто прежнихъ сосдей печенговъ, видя нелады князей и беззащитность земли, длали внезапныя нападенія на Русь, набирали богатую добычу и съ ней безнаказанно убгали въ степь.

Посл смерти Всеволода, сына Ярослава, междоусобіе слдовало за междоусобіемъ. Князья передлили землю, но вс оказались недовольными, всякому хотлось захватить чужое, вс изъ жадности готовы были разорвать Русь, о цлости которой тогда еще никто не заботился.

На кіевскомъ стол сидлъ въ то время старшій изъ Рюриковичей,— Святополкъ Изяславовичъ, внукъ Ярослава. Это былъ человкъ слабый, нершительный, и ему никто изъ родственниковъ не хотлъ повиноваться. Большее у нихъ вліяніе имлъ другой внукъ Ярослава, Владиміръ Всеволодовичъ, прозванный Мономахомъ потому, что ддомъ его по матери былъ греческій императоръ Константинъ Мономахъ.

Владиміръ, князь добрый и справедливый, понималъ вредъ, который приносила земл русской постоянная усобица князей между собою. Народъ очень любилъ Мономаха, и если бы онъ только захотлъ, то давно бы княжилъ на мст кіевскаго князя, станъ котораго считался первымъ среди другихъ, но Владиміръ, самъ уважая больше всхъ обычай, настоялъ, чтобы въ Кіев княжилъ старшій въ род — Святополкъ, и всегда готовъ былъ стать на защиту его правъ. Не довольствуясь этимъ, онъ постоянно мирилъ ссорящихся родственниковъ, разъзжая съ этой цлью то на сверъ, то на югъ.

Но для умиротворенія Рюриковичей недостаточно было вліянія Мономаха: только что помирившіеся князья пользовались самымъ ничтожнымъ поводомъ и снова начинали распри.

Такая непрерывная ссора шла между Святополкомъ и родственниками его, братьями Ростиславовичами — Василько и Володаремъ. Недавно былъ умерщвленъ на дорог въ повозк братъ Святополка, Ярополкъ, и кіевскій князь подозрвалъ въ этомъ Василько Ростиславовича.

Мономахъ не считалъ Василько способнымъ на такое злодяніе, и для примиренія этихъ князей пригласилъ ихъ на създъ въ Любеч. Туда же онъ позвалъ еще одного князя, Давида Игоревича, который жаловался, что его лишили отцовскаго удла.

Когда князья собрались вмст съ дружинами своими въ Любеч, Мономахъ сказалъ имъ:

— Братья мои и други! Зачмъ губимъ мы землю нашу вчными междоусобіями? Что мы все длимъ? А знаете ли вы, что все намъ данное на земл — не наше, а поручено намъ на мало дней?.. Да и какъ иначе? Сегодня я живъ, а завтра, можетъ случиться, меня уже и нту…

— Такъ и случилось съ Ярополкомъ… пробормоталъ Давидъ, искоса доглядывая на Василько.

— Да,— продолжалъ Мономахъ,— палъ Ярополкъ, невдомо кмъ убитый… За нимъ убьютъ другого кого, а тамъ иные пойдутъ мстить за убитаго и отомстятъ тому, кто неповиненъ въ его смерти! А половцы радуются нашимъ безсмысленнымъ распрямъ и несутъ врозь нашу землю… Неужели нельзя намъ подлиться такъ, чтобы никто не остался въ обид?

— А зачмъ вы, старшіе, неправильно хватаете все себ?— возразилъ Давидъ Игоревичъ:— Сами сидите на большихъ столахъ, а меньшіе — своимъ сыновьямъ отдаете, отнимая ихъ у племянниковъ! Вотъ напримръ, меня оставили безъ удла, только потому, что мой отецъ рано умеръ! Разв это справедливо?

— Теперь старшій въ род ты, Святололкъ,— подхватилъ Володарь,— а разв не ты первый начинаешь распри? Вдь ты обвиняешь насъ въ смерти брата только для того, чтобы отнять у насъ удлы…

— На вашей земл убитъ Ярополкъ,— отвчалъ кіевскій князь.

— Это врно!— воскликнулъ румяный силачъ и молодецъ Василько,— убитъ онъ на нашей земл, но не мы его убили… Не жаль мн своего удла — отнимай его, коль теб этого хочется, я себ другой завоюю. Но подозрніемъ въ убійств нанесена мн кровная обида… Я честно дрался съ половцами, съ печенгами, съ ляхами. Я хочу еще идти на нихъ, отмстить за русскую землю, но никогда рука моя не поднялась бы такъ подло изъ-за угла убить своего родича!

Красивое лицо Василько пылало негодованіемъ, Давидъ и Святополкъ. потупились, потому что не въ состояніи были вынести сверкающаго блеска его открытыхъ голубыхъ глазъ.

— А зачмъ идутъ къ теб орды Берендева, да Торковъ?— сказалъ, наконецъ Святополкъ, точно пытаясь оправдаться: — Говорятъ, ты хочешь у насъ распоряжаться господиномъ, собравши большое войско.

— Тутъ и безъ меня много господъ!— возразилъ съ усмшкой Василько:— Но не скрою: я звалъ орду… носъ нею я хочу идти на ляховъ, на болгаръ дунайскихъ: пусть идутъ жить къ намъ! У насъ очень мало народу, даже земли вспахать некому.

— Больно ты о Руси заботливъ,— за! мтилъ Давидъ, криво улыбнувшись.

— Воевать люблю, просто отвчалъ Василько:— либо найду себ славу въ чужедальной сторонушк, либо голову сложу за матушку Русь!

— Тогда незачмъ теб и удла своего держаться,— замтилъ насмшливо Святополкъ.

— А ты все хочешь себ забрать?— вступился Володарь за брата, но тотъ и самъ не далъ себя въ обиду. Стукнувъ по столу могучимъ кулакомъ, онъ закричалъ:

— По доброй вол я все отдамъ, а коли отнимать станете — за каждый клочекъ земли буду до смерти биться! Чужого не хочу, но и своего взять силой не позволю!

— Какъ смешь ты кричать на насъ?— возразилъ ему Давидъ, и маленькіе черные глаза его злобно разгорлись, но ссора была прекращена Мономахомъ, который все время раздумывалъ о чемъ то и точно не слыхалъ разговора родственниковъ.

— Братья мои!— сказалъ онъ, вставая:— во имя Господа, за насъ распятаго, прошу васъ, перестаньте! Молчи, Давидъ… а ты, Василько, лучше въ. битв съ половцами разгуляй свое молодецкое сердце. Зачмъ теб идти на болгаръ, да на ляховъ, когда эти неврные, эти сыны Измаила только и ждутъ, какъ бы на Русь снова броситься. О, братья милые, довольно ссоръ! Я сейчасъ по совсти назначу, кому владть какимъ, удломъ… Если вс будутъ довольны, то надо примириться и цловать крестъ на вчную дружбу.

— Я всегда готовъ мириться,— отвчалъ Василько съ открытой улыбкой, но хмурое лицо молчавшаго Давида не прояснилось.

— Ты, Давидъ,— продолжалъ Мономахъ,— возьми себ Владиміръ-Волынскій съ селами и пригородами… Василько получитъ Теребоволь, а Володарь — Перемышль… Будьтевс другъ другу добрыми сосдями и живите въ мир.

— Я доволенъ!— сказалъ веселый Василько:— Коли пойдутъ ляхи снова на русскую землю, не минуть имъ по пути моего Теребовля.

— Я тоже не скажу ничего противъ Перемышля — замтилъ Володарь,— только пусть старшіе общаютъ не тянуть къ нему свои жадныя руки…

— Пусть вс цлуютъ крестъ…— пробормоталъ темнолицый Давидъ, который также не могъ ничего возразить противъ доставшагося ему города Владиміра-Волынскаго. Но онъ очень былъ недоволенъ сосдствомъ такого удалого богатыря, какъ Василько.

— Я буду цловать крестъ,— сказалъ Святополкъ,— но только пусть вс помнятъ, что кром Кіева я еще владю и Туровымъ… Такъ пусть на этотъ Турокъ никто изъ меньшихъ зубовъ не точитъ.

Уладившись такъ, князья цловали крестъ въ знакъ полнаго примиренія.

— Теперь, братья мои,— сказалъ Мономахъ,— да будетъ между вами миръ ненарушимый.

— Если теперь кто изъ насъ поднимется на другого,— воскликнулъ Василько,— мы вс станемъ на зачинщика и крестъ честной будетъ противъ него же.

— Крестъ честной будетъ противъ него и вся земля русская!— повторили вс, кром Давида, который молчалъ.

ГЛАВА II.

Во время этихъ разговоровъ дружина сидла вокругъ избы, гд собрались ея князья, и ожидала исхода переговоровъ.

Вс очень обрадовались, когда узнали, что князья, наконецъ, примирились и для земли наступитъ спокойное время.

Но нкоторые изъ дружины Давидовой остались недовольны мирнымъ концемъ переговоровъ и въ ту же ночь собрались въ изб своего князя. Одинъ изъ дружинниковъ, Турякъ, говорилъ Давиду:

— Зачмъ ты цловалъ крестъ съ Василькомъ? Неужто ты поврилъ, что онъ собираетъ неврныхъ на ляховъ? Гляди, какъ бы онъ сейчасъ не кинулся на твой Владиміръ.

— Горе намъ!— сказалъ Другой дружинникъ, по имени Лазарь,— снова станешь ты, князь, изгоемъ, снова мы будемъ съ тобою скитаться изъ города въ городъ.

— Тяжела жизнь твоей дружины,— подхватилъ Турякъ,— все гонятъ насъ изъ одного удла въ другой… а теперь явно отдали подъ власть Василька… Онъ насъ погубитъ.

— Это Мономахъ нарочно такъ подлилъ насъ,— сказалъ Давидъ,— не спроста отсылаетъ онъ насъ всхъ на Волынь: ему хочется одному остаться возл Святополка, чтобы ловче отнять у него Кіевъ…

Давиду эта злая мысль -только сейчасъ пришла въ голову, но Турякъ съ Лазаремъ приняли ее такъ, точно она была имъ уже давно извстна.

— А ты бы это сказалъ Святополку,— посовтовалъ Турякъ,— пусть онъ знаетъ, что ему грозитъ отъ Мономаха.

Ничего не отвчалъ Давидъ, видно не хотлось ему, только что примирившись, снова начинать раздоры.

— Если ты предупредишь Святополка, онъ, въ благодарность, поможетъ теб противъ Василька,— замтилъ Турякъ.

Подумалъ Давидъ и отвчалъ:

— Да, я поговорю съ Святополкомъ, потому что безъ него мн не одолть Ростиславовичей.

Турякъ и Лазарь остались олень довольны. Они были такъ уврены въ томъ, что храбрый Василько намренъ отнять у ихъ недятельнаго князя Владиміръ, что уже заране начали принимать противъ этого свои мры.

Давидъ отправился въ Кіевъ со Святополкомъ и по дорог сказалъ ему:

— А знаешь ли ты, что Василько сговорился съ Мономахомъ идти на тебя и на меня? Не даромъ онъ набралъ у себя столько войска. Подумаемъ, какъ намъ уберечь свои головы.

Страшно смутился Святополкъ. Онъ даже побаивался храбраго Василька, но имя Мономаха поразило его всего сильне.

— Неможетъ этого быть!— воскликнулъ онъ: — Владиміръ справедливый человкъ, какъ ршится онъ на такое беззаконное дло?

— Я предупредилъ тебя, — сказалъ Давидъ,— если вришь — готовься къ защит, а нтъ — потомъ самъ пожалешь.

— Коли правду говоришь, Богъ тебя наградитъ,— отвчалъ Святополкъ,— а если клевещешь на нихъ изъ зависти, то этотъ же Богъ будетъ твоимъ судьею.

— Богъ черезъ меня покараетъ клятвопреступниковъ,— сказалъ Давидъ,— подумай только, какое коварство! Они сейчасъ цловали крестъ и въ это же время замышляли уже измну! Они ршили забрать себ наши удлы: Мономахъ возьметъ Кіевъ, а Василько Владиміръ.

Тутъ Святополкъ окончательно потерялъ голову. Онъ забылъ даже, что Мономахъ самъ пригласилъ его занять столъ кіевскій, хотя кіевляне были противъ этого: они не любили Святополка и очень хотли, чтобы у нихъ княжилъ Владиміръ Всеволодовичъ. Зачмъ же сталъ бы онъ теперь отбивать у Святополка столъ, на которомъ могъ бы ссть раньше безъ всякой распри? Но, охваченный страхомъ, кіевскій князь не могъ размышлять разумно и тотчасъ же началъ придумывать, какъ бы ему половче разрушить эти козни.

Въ это же время, на свою бду, Василько остановился около Кіева, въ Выдобеч. Онъ много наслышался о Михайловскомъ монастыр, который былъ только что освященъ, и хотлъ поклониться мощамъ святого Михаила.

Василько отослалъ свою дружину впередъ, а самъ, помолившись у гроба святого, ршилъ переночевать подъ Кіевомъ, чтобы утромъ пораньше тронуться въ путь. Но утромъ прибылъ посланный отъ Святополка.

— Князь нашъ,— сказалъ посланный,— бьетъ теб челомъ и проситъ остаться погостить до его имянинъ.

— Никакъ не могу,— отвчалъ Василько,— потому что я дружину свою отослалъ впередъ, а дома меня уже дожидаются Торки.

Посланный ушелъ, но скоро вернулся, чтобы передать князю слова Давида.

— Зачмъ не слушаешься старшаго брата,— передалъ посланный,— разъ онъ зоветъ тебя, ты долженъ идти.

Но Василько отвчалъ:

— Передай князьямъ, что мн недосугъ. Боюсь, какъ бы дружина не повздорила съ Торками. Ратники не любятъ бездлья.

Когда и во второй разъ посланный вернулся на княжескій дворъ ни съ чмъ, тревога пуще охватила сердце Святополка, а тутъ еще коварный Давидъ началъ ему говорить:

— Видишь, онъ уже отъ тебя отворачивается. Живетъ въ твоей волости, а не зайдетъ къ теб съ поклономъ. Видно совстно ему смотрть намъ въ глаза… Говорятъ, онъ замышляетъ прежде всего захватить твои города — Турокъ, да Пинскъ.

— Вотъ напасть, не знаю, что теперь длать,— говорилъ Святополкъ, который былъ и умомъ не быстръ, и характеромъ не ршителенъ.

— Созови кіевлянъ на совтъ,схвати его и отдай мн,— предложилъ Давидъ, ужъ я знаю, какъ съ нимъ расправиться.

— Ахъ, длай какъ знаешь, только меня не вмшивай,— отвчалъ Святополкъ.

А Давиду только этого и надо было.

Тотчасъ же послалъ онъ еще одного посланнаго отъ имени кіевскаго князя.

— Святополкъ говоритъ теб,— сказалъ посланный,— если не хочешь остаться до имянинъ, прізжай хоть такъ на время. Повидаемся и посидимъ вмст съ Давидомъ.

У Василька въ это время и конь стоялъ уже передъ крыльцомъ для отъзда. Подумалъ онъ и ршилъ, отчего же не заглянуть на часокъ къ гостепріимному хозяину? Онъ уже слъ на лошадь, чтобы хать въ Кіевъ, когда слуга, придерживавшій его стремя, сказалъ тихонько:

— Не зди, князь, потому что во двор кіевскомъ замышляютъ противъ тебя коварство.

Попридержалъ Васцлько за поводъ ретивого коня и призадумался.

Да за что же Святополку съ Давидомъ на него гнваться? Онъ неповиненъ въ смерти Ярополка, и только что они полюбовно раздлились, и крестъ на вчную дружбу цловали… Давидъ, точно, все еще хмурится, но это еще лишній поводъ захать, выпить чарочку-другую и примириться…

— Эхъ, будь что будетъ,— отвчалъ онъ слуг, и похалъ по двору княжескому.

ГЛАВА III.

А Святополкъ уже на крыльц дожидался дорогого гостя. Съ честью да съ поклонами ввелъ онъ Василько въ хоромы, поцловался съ нимъ и слъ бесдовать.

Скоро явился и Давидъ.

— Останься, братъ, на праздникъ,— упрашивалъ хозяинъ,— ну что теб такое три дня потерять… Родни то сколько съдется, веселье какое будетъ!

— Видитъ Богъ, не могу,— отговаривался Василько, тронутый такимъ вниманіемъ,— я говорилъ уже посланному, что ждутъ меня Торки… Лучше ужъ въ другой разъ я къ теб нарочно изъ Теребовля пріду.

— Не уважаешь ты стараго родича,— продолжалъ Святополкъ,— можетъ, молодого послушаешь. Проси ты, Давидъ.

Но князь Владимірскій молчалъ, какъ нмой. Онъ сидлъ на лавк и не, поднималъ глазъ отъ пола.

— Ну, что длать,— сказалъ Святополкъ,— не хочешь, такъ силкомъ тебя тоже не принудишь. Останься хоть пообдать.

— Съ удовольствіемъ,— весело отвчалъ Василько,— путь мн предстоитъ не маленькій… а на дорогу хорошо покушать.

— Ну, посидите вы тутъ, а я пойду распоряжусь,— сказалъ Святополкъ, и вышелъ.

Долго смотрлъ Василько на Давида, который не поднималъ глазъ отъ полу.

— И чего ты такъ меня не любишь?— сказалъ, наконецъ, Василько, котораго начинало тяготить упорное молчаніе родственника.

Но Давидъ продолжалъ молчать.

— За что сердишься?— уже нетерпливо сказалъ Василько, но и на это не получилъ отвта.

Давидъ сидлъ блдный и мрачный, теребя въ рукахъ полу кафтана. Черные глаза его все время были опущены, а темные волосы свшивались со лба спутанными прядями. Русый Василько, высокій и статный, смотрлъ на него, пожимая плечами.

Наконецъ Давидъ не могъ больше выносить открытаго взора Василька и всталъ съ лавки.

— Гд это Святополкъ?— спросилъ онъ у слугъ, пріоткрывъ двери.

— Въ сняхъ по хозяйству распоряжается,— былъ отвтъ.

Пойду я къ нему,— сказалъ Давидъ Васильку,— а ты, братъ, посиди.

Онъ вышелъ.

Василько подождалъ немного, но скучно ему стало сидть одному…— Хорошъ хозяинъ: позвалъ къ себ и гостя одного оставилъ.

Всталъ Василько съ лавки, подошелъ къ двери, чтобы отправиться также къ Святополку, а у дверей стража закрыла ему проходъ, скрестивши копья.

— Вы здсь зачмъ!— отъ изумленія крикнулъ теребовольскій князь.

— Тебя стеречь,— былъ отвтъ.

— А, такъ здсь и вправду замышляется измна!— крикнулъ Василько, и кинувшись къ дверямъ повелъ богатырскимъ плечемъ. Но и богатырю не одолть столько народа, сколько стояло за дверями.

Связали Василько кіевляне, надли на него двойныя оковы, заперли въ избу и къ дверямъ стражу приставили.

А на другой день созвалъ Святополкъ бояръ и простыхъ людей на совтъ.

— Вотъ, братья, какое у насъ приключилось дло,— сказалъ онъ имъ,— вы знаете, что мы только что цловали крестъ на миръ и любовь, а Василько съ Мономахомъ уже забыли свои клятвы… Василько убилъ Ярополка, а теперь хочетъ захватить мои города. Что мн посовтуете?

Кіевляне, очень любившіе Мономаха, не хотли повритъ, что бы онъ могъ принимать участіе въ такомъ зломъ дл.

— Да кто теб сказалъ это, князь?— спросилъ одинъ изъ старшихъ бояръ.

— Сказалъ мн Давидъ Игоревичъ, князь владиміръ-волынскій, а ему говорила про то его дружина.

— Видно не знаетъ дружина Давидова Мономаха!— возразилъ бояринъ!— Это князь благочестивый и богобоязненный, ему ли первому нарушить крестное цлованье?

— Вы говорите складно,— возразилъ Святополкъ, которому были непріятны эти похвалы,— однако Ярополка убили… А что вы скажете, коли и меня также измннически умертвятъ?

— За Ростиславичей мы не ручаемся,— отвчали кіевляне,— конечно, теб надо беречь свою голову… Если Давидъ говоритъ правду, то Василько надо наказать, если же онъ налгалъ теб,— пусть отвчаетъ передъ Богомъ.

Добившись такого уклончиваго отвта, Святополкъ отпустилъ кіевлянъ и ушелъ къ себ въ хоромы. Но скоро туда явились игумены изъ нсколькихъ монастырей съ просьбой освободить Василька.

— Слышали мы сейчасъ отъ людей, что вы держите въ оковахъ теребовольскаго князя,— сказалъ печерскій игуменъ,— но разв доказано, что Ростиславичи убили твоего Ярополка?

— Володарь скрылъ у себя его убійцу,— сказалъ Давидъ за Святополка.

— Зачмъ же ты ищешь съ Василько вину его брата?— сказалъ михайловскій игуменъ,— и, наконецъ, разв это доказано? Если есть тому свидтели, то пусть придутъ передъ твои очи и покажутъ, какъ было дло, а если нтъ такихъ людей, то не слдуетъ теб, старшему въ род, поступать несправедливо.

— Твой ддъ,— сказалъ печерскій игуменъ,— въ ‘Русской Правд’ помстилъ вс наши обычаи и сдлалъ ихъ законами, а разв тамъ есть законъ, что-бы судили кого или казнили по подозрнію, или оклеветаннаго?

Слабодушный Святополкъ даже усталъ, слушая такія рчи, справедливость которыхъ онъ никакъ не могъ отрицать.

— Да это все Давидъ,— сказалъ онъ въ свое оправданіе,— я самъ не имю въ душ ничего на Василько.

— А за что ты на него злобствуешь?— опросилъ у Давида михайловскій игуменъ.

Давидъ молчалъ. Стыдно было ему признаться, что онъ завидуетъ доблестямъ теребовольскаго князя и опасается его ближняго сосдства.

— Вдь сказано…— пробормоталъ онъ, наконецъ,— что Василько хочетъ отнять у насъ наши земли.

— Такъ вы подождите, когда онъ станетъ отнимать, тогда за свое и бейтесь,— сказалъ михайловскій игуменъ.

— Да вдь страшно ждать,— возразилъ Святополкъ,— какъ наведетъ орду, тогда уже поздно думать…

Однако, не смотря на это возраженіе, кіевскій князь уже совсмъ сдался на просьбы игуменовъ и ршилъ отпустить Василька. Но, когда гости ушли, Давидъ опять овладлъ волею Святополка.

— Разв можно теперь отпустить Василька?— говорилъ Давидъ:— Вдь онъ намъ мстить начнетъ, или ты не знаешь, какой онъ гордый? Только выпусти его, онъ на насъ поведетъ цлыя орды торковъ, да печенговъ. А, когда Василько разобьетъ насъ, то кіявляне сами посадятъ вмсто тебя Мономаха… Не даромъ они его такъ защищали, можетъ, онъ съ ними раньше сговорился.

— Вотъ лихое дло!— воскликнулъ Святополкъ: — Не знаю какъ съ нимъ раздлаться!

— Отдай мн Василька, чего ты долго такъ раздумываешь,— сказалъ Давидъ,— я его увезу изъ Кіева и тебя никто винить не станетъ.

— А что ты съ нимъ хочешь сдлать?

Давидъ попытался улыбнуться, но не вышла эта предательская улыбка, и онъ только махнулъ рукою.

— Смотри, не длай ему большаго зла, я общалъ игуменамъ сохранить его жизнь,— строго сказалъ Святополкъ,— помни это.

— Да онъ будетъ живъ, клянусь!— отвчалъ Давидъ,— только отдай его на мою волю.

Святополкъ посмотрлъ на Владимірскаго князя: въ его черныхъ глазахъ блестли коварныя мысли… Очевидно, онъ замыслилъ дурное дло, но Святополкъ былъ такъ радъ, какъ нибудь освободиться отъ Василька, что побоялся даже разспрашивать Давида, изъ боязни услышать что нибудь такое, на что онъ опять не смогъ бы никакъ согласиться.

— Ну, бери его… только что бы онъ живъ остался…— сказалъ Святополкъ и поспшно вышелъ изъ комнаты.

ГЛАВА IV.

Темной ночью нсколько человкъ вошли въ избу, гд жилъ заключенный Василько и, разбудивъ его, въ оковахъ посадили на телгу, окруженную стражей.— Куда это вы везете меня?— спрашивалъ Василько, но не получилъ отвта,

хать пришлось недолго. Дохавъ до мстечка Блгорода, находившагося въ десяти верстахъ отъ Кіева, телга остановилась у маленькой избушки. Плнника ввели туда и посадили на лавку.

— Долго ли вы, псы, станете меня мучить?— спросилъ Василько, который и въ оковахъ былъ по прежнему храбрымъ,— въ честномъ бою вы вс бы разбжались передо мною, какъ овцы передъ волкомъ, а теперь, когда я связанъ, вы очень смлы…

И на это никто не промолвилъ въ отвтъ ни слова, только среди ночной тишины вдругъ послышался острый звукъ оттачиваемаго ножа… Вздрогнувъ, оглянулся Василько и увидалъ, что овчарь Давида Егоровича, торчинъ Берендя, оттачиваетъ лезвіе ножа на точильномъ камн.

Ужасное предчувствіе проникло въ сердце несчастнаго Василька, ужасъ впервые

охватилъ его мужественную душу. Вскочилъ онъ со скамейки, кинулся передъ образомъ на колни и, воздвая къ нему руки, началъ молиться съ плачемъ и слезами.

— Боже милосердный,— говорилъ Василько,— за какой грхъ мой отдалъ Ты меня во власть злодевъ связаннаго и безсильнаго? О, Господи! Не боялся я смерти передъ пастью медвдя лютаго, не боялся я, когда туръ металъ меня на рогахъ… и въ сч съ ляхами никто не видалъ меня дрожавшимъ… а сколько я боролся съ погаными, защищая своей грудью русскую землю, а теперь… Теперь я боюсь трусливыхъ смердовъ, которые связали меня и издваются надо мною!.. А вдь я гналъ не разъ передъ собой полчища половецкія…

Въ это время въ избу вошли два конюха: одинъ — Святополковъ, по имени Сновидъ, а другой — Давидовъ, Дмитрій. Стараясь не глядть въ сторону молящагося князя, они разостлали посреди избы большой коверъ.

— Боже милосердный!— продолжалъ молиться Василько:— мн не страшно погибнуть, а страшусь я безславія! Молю Тебя, не дай страху завладть моею душою.

Разостлавши коверъ, конюхи подошли сзади къ князю и схватили его за руки, но тутъ Василько почувствовалъ, что молитва его услышана Богомъ: ужасъ внезапно покинулъ его душу, а тло стало крпко, какъ желзо.

— Прочь, смерды!— крикнулъ онъ и могучимъ движеніемъ плечъ далеко отбросилъ отъ себя обоихъ конюховъ,— не глядите, что Василько закованъ… Онъ и въ цпяхъ еще помряется съ вами!

Напуганные необычайной силой князя, конюхи не ршились больше съ нимъ бороться. Посовщавшись между собою, они привели къ себ на подмогу еще двухъ товарищей, но и вчетверомъ имъ едва удалось одолть могучаго Василька.

Наконецъ онъ очутился на ковр, связанный по всему тлу веревками. Положили ему на грудь доску, снятую съ печи, и на двухъ концахъ ея сли Сновидъ и Димитрій. Но тутъ князь, понатужившись, сдлалъ такой могучій прыжокъ, что доска слетла съ его груди, а оба конюха внезапно очутились на полу.

Но ненадолго отсрочилъ Василько свои муки! Вмсто одной доски положили ихъ дв на богатырскую грудь, и сло на доски уже не два, а четыре человка. Затрещали кости молодецкія… Обезпамятлъ Василько, когда увидалъ, что надъ лицемъ его наклонился терминъ Берендя съ отточеннымъ ножемъ въ рукахъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Несчастный Василько! Простись со свтомъ Божіимъ! Сейчасъ ты взглянулъ на него въ послдній разъ и во вки теб его больше не видть. Померкло для тебя солнышко ясное, не глядть теб больше на небо лазоревое, не видать и зеленой дубравушки… Утро ли наступитъ, зорька вечерняя въ небесахъ загорится, взойдетъ ли мсяцъ надъ тихоструйною ркою — налюбуются этимъ другіе люди, а не ты, коварно ослпленный княже!

Не усплъ Василько хорошенько понять, что хочетъ длать съ нимъ жестокій Берендя, какъ все уже было кончено… Случилось несчастіе на всю жизнь, бда непоправимая.

Лежитъ Василько безъ памяти и еще не знаетъ, какое злодйство надъ нимъ совершили…

Подняли князя вмст съ ковромъ, снова положили на телгу и, точно добычу какую нибудь драгоцнную, повезли во Владиміръ къ Давиду Игоревичу.

На этотъ разъхали долго. Утомились люди и лошади, одинъ Василько лежитъ неподвижно, точно мертвецъ, и даже не стонетъ.

Наконецъ, дохавъ до Воздвиженска, остановились у попа отдохнуть. Снова положили Василька на лавку, сняли съ него окровавленную сорочку и отдали попадь вымыть. Моетъ попадья сорочку и плачетъ, сушитъ и тоже плачетъ — такъ ей жаль добраго молодца! А какъ стала надвать на князя вымытую сорочку, такъ просто ркой разливается и причитываетъ надъ нимъ, какъ надъ покойникомъ:

— Налетли на сокола злые вороны, выклевали, родимому, глаза ясные… Не видать соколику своихъ вороговъ злыхъ, не отомстить теб, слпому, за поруганіе.

И плакала попадья, и убивалась надъ княземъ до тхъ поръ, пока тотъ, наконецъ, не очнулся.

— Охъ, какъ больно… какъ темно…— простоналъ Василько,— есть тутъ кто то? Я никого не вижу…

— Сижу я, попадья, надъ тобою, родимый,— сказала старушка.

— Гд я?

— Въ город Воздвиженск.

— Дай мн испить…

Напился Василько воды и совсмъ очнулся. Только теперь онъ понялъ, что сдлали съ нимъ злые люди. А попадья около него все слезами разливается.

— Жалешь меня, добрая душа,— сказалъ Василько,— спасибо! Только этимъ словомъ и могу я тебя теперь отблагодарить. Нищъ я… слпъ, какъ старецъ нищій на церковной паперти.

— Свтикъ мой, не тужи…— утшала попадья, а сама все плакала.

Ощупалъ на груди у себя Василько чистую сорочку и сказалъ:

— Зачмъ ты ее мыла? Пусть бы я въ той кровавой одежд предсталъ передъ лицомъ Всевышняго, чтобы Онъ видлъ, какъ братья живутъ съ братьями на Руси…

— Живи, родимый, и терпи,— утшала попадья,— Богъ не допуститъ торжествовать неправд.

Тутъ подошли къ скорбному князю Сновидъ съ товарищами. Они уже отдохнули и пообдали, надо было хать дальше. Снова подняли Василько на ковр и положили на телгу.

А попадья стоитъ на крыльц, утираетъ слезы и креститъ отъзжающаго несчастливца, котораго сейчасъ только увидала, крпко пожалла и котораго ей больше никогда не видть.

ГЛАВА V.

Мономахъ ужаснулся, когда узналъ, что сдлалъ Давидъ съ Василькомъ. Заплакалъ онъ горько, созвалъ на совтъ свою дружину, бояръ и младшихъ людей.

— Братья мои,— сказалъ онъ,— вы слышали, что Давидъ злодйски ослпилъ Василько. Такого зла не бывало никогда на Руси ни при ддахъ, ни при отцахъ нашихъ! Боролись мы между собою, воевали часто, въ недобрую минуту и убивали… Но я бы никому не поврилъ, что-бы можно было поступить такъ коварно.

Ужасались вмст съ княземъ вс люди русскіе и поршили непремнно освободить Василько изъ рукъ Давидовыхъ.

Мономахъ пригласилъ сосднихъ князей встать вмст съ нимъ за попранную правду, и такъ говорилъ имъ:

— Надо исправить зло, которое случилось у насъ теперь. Если же оставимъ это такъ, то встанетъ еще большая неправда: братъ начнетъ убивать да калчить брата, и погибнетъ въ этомъ зл земля русская… Враги наши половцы придутъ и возьмутъ ее.

Многіе князья жалли Василька и встали на его защиту. Прежде всхъ прибыли къ Мономаху братъ Василько Володарь и еще одинъ родственникъ Олегъ Святославовичъ. Вс трое послали сказать кіевскому Святополку:

— Зачмъ ты сдлалъ такое зло и снова бросилъ ножъ между нами? Если Василько былъ въ чемъ виноватъ, ты бы обличилъ его и мы бы по вин наказали его… А теперь говори намъ, въ чемъ онъ виноватъ?

Трусливый Святополкъ вовсе не хотлъ ссориться съ родственниками и свалилъ всю вину на другого.

— Разв я ослпилъ Василько? Я о томъ и не зналъ… Все это дло рукъ Давидовыхъ.

Но Мономахъ опять послалъ къ нему посла съ такими словами:

— Нечего теб валить всю вину на одного Давида… Ты самъ отдалъ его Давиду, и не въ Давидовомъ город его взяли, а въ твоемъ.

Князья все настаивали, чтобы Святополкъ призналъ себя виновнымъ, а кіевскій князь отъ всего отрекался.

Тогда, какъ то было въ обыча, изъ одного междоусобія начало сейчасъ же рождаться другое: князья, собравъ дружину, уже собирались переплывать Днпръ, чтобы идти войной на Кіевъ. Услыхавъ объ этомъ, Святополкъ хотлъ бжать изъ своего города, но кіевляне его не пустили.

— Ты, князь, заварилъ кашу, ты и расхлебывай,— говорили ему кіевляне,— надоли уже намъ ваши порядки: вы ссоритесь, а мы должны за васъ терпть невзгоды! Вотъ теперь, ты убжишь, а полки враговъ твоихъ станутъ жечь наши поля и разорять избы.

— А что же мн длать?— возражалъ Святополкъ: — У меня нтъ такой большой дружины, съ которой бы я могъ выйти Мономаху на встрчу. И разв вамъ лучше будетъ, если между нами выйдетъ сча?

— Надо послать пословъ въ Мономаху, чтобы т просили за насъ,— отвчали кіевляне,— выбери кого хочешь и пошли къ нему съ поклономъ.

— Выбирайте сами,— сказалъ Святополкъ.

Подумали кіевляне, поговорили сообща, и ршили послать въ станъ Владиміра двухъ людей: митрополита Николая, да мачиху Мономаха, вдову бывшаго кіевскаго князя Всеволода, которую Владиміръ очень уважалъ.

Пріхали послы во вражескій станъ, Мономахъ собралъ совтъ, и старая вдова Всеволодова сказала такъ:

— Князья! Сыны мои и братья! Почто вы все воюете другъ съ другомъ? Отцы и дды ваши съ трудомъ пріобртали землю русскую, клочекъ ко клочку присоединяли и хранили ее какъ зеницу ока… А что вы длаете съ нею? Мечами крамолу куете и стрлы раздора сете по нивамъ. Рдко теперь кричатъ ратаи {Земледльцы.}, бороздя сохою сырую землю… Увы мн! Каркаютъ нын тамъ вороны, для трупы сыновъ русскихъ между собою… а князья ставятъ малое вмсто великаго и вмсто того, чтобы дать миръ своей земл, рвутъ грудь ея на куски и кричатъ: ‘Это мое! И то мое же!’

Тяжело стало на сердц у князей посл словъ старой вдовы Всеволодовой. Рыданіе подступило къ горлу Мономаха.

— Правду сказала ты, родимая,— отвчалъ онъ,— костями сыновъ своихъ засяна матушка Русь, а кровію ихъ полира… И мы тоже сейчасъ на ножъ подняли ножъ, а на злодйство отвчаемъ счей. Простимъ же мы первое лихое дло, и на злодйство отвтимъ прощеньемъ…

— Да будетъ такъ!— согласились растроганные князья.

— Вернись, матушка, въ Кіевъ,— сказалъ Владиміръ,— и скажи Святополку: всею душою хотимъ мы не ссоры, а мира.

Старая княгиня съ митрополитомъ Николаемъ ухала въ Кіевъ, а между князьями и Святополкомъ снова завелись переговоры. Наконецъ, ршили, что такъ какъ Давидъ совершилъ свое злодяніе въ волости Святополка, то послдній и долженъ освободить Василька изъ Владиміра.

ГЛАВА VI.

Святополкъ зналъ, что Давидъ не отдастъ Василька только потому, что такъ ршили другіе князья, а поэтому сталъ собирать свою дружину, чтобы отнять его силой. А когда дружина была собрана, кіевскій князь ршилъ воспользоваться ея силой не для одного только освобожденія Василька, но и для своихъ собственныхъ выгодъ: онъ задумалъ отнять у Давида Владиміръ…

Когда Давидъ услыхалъ, что Святополкъ идетъ на Владиміръ, онъ очень струсилъ и началъ придумывать, какъ бы избжать бды.

И, наконецъ, Давидъ придумалъ: онъ обратился за помощью къ Васильку, котораго самъ сдлалъ на вки несчастнымъ.

Однажды кто то вошелъ въ темницу Василька. Слпой князь по звуку шаговъ сообразилъ, что это не его тюремщикъ, и спросилъ:

— Кто тамъ?

А самъ подумалъ въ это время: ‘ужъ не убійца ли?..’ и невольно старался забиться подальше въ уголь. Василько, храбрый витязь, гнавшій передъ собою толпы враговъ, какъ овецъ, былъ беззащитенъ теперь какъ младенецъ.

— Не бойся, князь,— отвчалъ пришедшій, который но лицу слпца понялъ, что происходитъ въ его душ,— это я, твой тезка Василій, пришелъ тебя провдать.

— Я очень радъ,— отвчалъ Василько,— пріятно мн слышать голосъ человческій… Здсь такъ тихо всегда! Темно и тихо… Я живу только воспоминаніями, они помогаютъ коротать вчную ночь, наступившую для меня такъ рано.

Василій съ состраданіемъ смотрлъ на князя, онъ сгорбился и посдлъ. Повязка на лбу закрывала кровавыя впадины, изъ которыхъ когда то смотрли на міръ Божій глаза, сверкавшіе молодецкой удалью.

— Да, наказалъ меня Богъ,— сказалъ Василько посл небольшого молчанія,— наказалъ за гордость… Слышалъ я, что Давидъ еще мало насытился моей кровью и хочетъ отдать меня, слпого, ляхамъ. А имъ я много зла надлалъ и грозилъ еще больше надлать, мстя за русскую землю. Замучаютъ меня ляхи, коль я попаду теперь имъ въ руки… Но ничего! Пусть выдаетъ Давидъ! Я смерти не боюсь… было бы дано только время покаяться…

Василько говорилъ торопливо и гость не ршился прерывать его. Очевидно несчастный узникъ былъ радъ человку, которому можетъ, наконецъ, излить свою

Душу — Я повторю теб,— -продолжалъ Василько,— вправду Богъ навелъ на меня эту кару за мое высокоуміе! Съ молоду я былъ гордъ и отваженъ… Дикихъ коней вязалъ я но нсколько вмст, два тура метали меня на рогахъ — и я не боялся… Олень меня бодалъ, лось топталъ ногами, кабанъ сорвалъ съ меня мечъ, медвдь прокусилъ у колна попону… а я не боялся, и все думалъ, что останусь невредимъ! Когда я возмужалъ, мн наскучила борьба съ зврями и я надумалъ воевать… Ты знаешь, что и тутъ я не сплоховалъ! Враги хорошо знаютъ мое имя… Но и этого мн было мало! И вотъ началъ я заноситься и такъ думать: пусть братья себ пьютъ, да веселятся, а я возьму ихъ дружину и пойду воевать съ погаными во славу земли русской… Хотлъ на весь міръ прославиться — и погибъ! Считалъ себя наилучшимъ, а вышелъ послднимъ.

Василько простоналъ и закрылъ руками лицо. Но вдругъ онъ вскочилъ съ лавки.

— Говорю теб съ клятвой,— воскликнулъ онъ, поднимая правую руку къ потолку,— думалъ я идти войной на ляховъ, на болгаръ, на печенговъ, но и въ мысляхъ не имлъ трогать волости братьевъ!

— Врю теб, князь,— сказалъ растроганный Василій.

— Скажи,— продолжалъ Василько,— неужели Мономахъ допуститъ, чтобы Давидъ отправилъ меня въ Польшу?

— Князья вс встали на твою защиту — отвчалъ Василій,— и теперь обидчику твоему приходится плохо.

— Хвала Господу! Уже сколько времени я ожидаю его справедливаго суда..

— Не питай души своей мщеніемъ,— возразилъ Василій,— прости обидчику: Давидъ проситъ у тебя прощенія.

— Не врю волку лютому! Хитрой лис никогда не поврю!— воскликнулъ Василько, весь дрожа отъ неожиданныхъ извстій.

— Онъ клянется, что если ты помиришь съ нимъ Святополка, то освободитъ тебя и дастъ теб какой нибудь городъ, либо Шеполь, либо Всеволожь.

— Чудное дло,— отвчалъ Василько,— зачмъ ему давать мн свои города? Пусть отдастъ Теребовль — это мой городъ.

— Можетъ, и на это онъ согласится: вс теперь отъ него отвернулись.

Опустилъ Василько голову на руки и задумался. Зачмъ ему теперь своя вотчина? Какой онъ князь! Раньше онъ все длалъ самъ у себя въ волости. Не надялся ни на посадниковъ {Посадникъ — управляющій областью отъ имени князя.}, ни на бирючей {Бирючъ — человкъ, занимающійся судебными длами.}, самъ присматривалъ и за домомъ, и за городомъ. Ни худого смерда {Смердъ — простой человкъ.} своего, ни убогой вдовицы не давалъ никому въ обиду… А теперь? Теперь его всякій можетъ обмануть, и застонетъ вотчина его подъ управленіемъ слугъ неправедныхъ. Не даромъ у народа составилась такая пословица: ‘Бирючъ князя — что огонь, а слуги его — какъ искры: если убережешься отъ огня, то не уберечь теб одежды своей отъ искры…’

— Что же велишь ты передать Давиду?— спросилъ Василій, но не получилъ отвта.

‘Ничего мн теперь не надо,— продолжалъ думать Василько,— зачмъ мн лсъ, когда не охотиться мн больше за зврьемъ лснымъ? Зачмъ голубое небо, когда не стрлять мн больше въ сокола, летающаго въ небесныхъ глубинахъ… Одна только и осталась мн радость — это мщеніе… Да! Сладко отомстить лиходю, лютому врагу, измнившему крестному цлованью!.. И этотъ Давидъ проситъ мира, когда уже идетъ на него Божья кара!’

— Смерти ему мало!— воскликнулъ, наконецъ, Василько, вскакивая со скамейки,— зачмъ не убилъ меня сразу? Зачмъ мучитъ онъ меня такъ долго! Понимаетъ ли онъ, что такое жизнь среди вчнаго мрака?

Обезсиленный нахлынувшимъ отчаяніемъ, Василько бросился на лавку и глухо застоналъ.

‘Но чмъ же виновата дружина, которую изъ за меня скоро поведутъ въ счу,— продолжалъ раздумывать князь,— опять польется кровь русская… Снова останутся не вспаханными нивы и ратай будетъ проклинать княжескую усобицу…

— Я согласенъ!— сказалъ Василько, посл продолжительной борьбы съ собою: — Я пошлю посла къ Святополку. Не хочу, чтобы изъ-за меня опять стонала земля… Прощу Давида! Вся надежда моя отнын на Бога.

Съ этой радостной встью вернулся Василій къ Давиду, и тотъ уже совершенно успокоился, но не на долго. Услыхалъ Володарь про то, что кіевскій князь медлитъ идти на Владиміръ и самъ повелъ на Давида свою дружину.

Вскор во Владиміръ, явился посланный, который сказалъ Давиду отъ имени Володаря:

— Ты замышляешь какое то новое коварство и усплъ даже Василька опутать своими стями, но я его выручу! Отдай мн брата, или я раззорю твою волость… Не стыдно теб: сдлалъ столько зла и все еще не покаялся.

Давидъ сказалъ въ отвтъ:

— Разв я сдлалъ зло Васильку? Всему виною Святополкъ: вдь это по его разршенію, на его земл сдлалось!

— Про то вдаетъ Богъ, кто изъ васъ виноватъ,— возражалъ Володарь съ новымъ посланнымъ,— теперь, однако, ты держишь брата. Отпусти его, и я не стану тебя трогать.

Давидъ самъ уже хотлъ освободить Василька, потому что общее негодованіе его очень смутило, и онъ поспшилъ отправить теребовольскаго князя къ Володарю въ станъ.

Горестно всплеснулъ руками Валодарь, увидавъ своего несчастнаго брата!

Разстался онъ съ молодцемъ, полнымъ жизни и силы, а теперь стоялъ передъ нимъ чужой старикъ… Гд же кудри русые, что кольцами вились вокругъ румянаго лица? Куда двался алый румянецъ? Гд-же глаза голубые? Увы! Вмсто нихъ смотрятъ на Володаря царя кровавыхъ впадинъ… Вырвали ихъ злоди.

— Братецъ любимый, что же это съ тобою сдлали!— крикнулъ Володарь, бросаясь къ Васильку въ объятія.

ГЛАВА VII

Хотя Володарь и общалъ отойти съ дружиной отъ Владиміра, но видъ Василька его такъ опечалилъ, такъ разсердилъ, что онъ не захотлъ сдержать своего общанія. Онъ все-таки осадилъ городъ и послалъ сказать владимірцамъ:

— Мы пришли не на васъ, а на враговъ нашихъ — Туряка, Лазаря и Берендю. Выдайте ихъ, если же хотите за нихъ драться — мы готовы.

Разсерженные владимірцы собрали вче, позвали Давида и сказали ему:

— Долго ли намъ страдать отъ вашихъ усобицъ? Мы не виноваты, а намъ больше всхъ достается!

— Не я иду на Ростиславичей, а они на меня,— возражалъ Давидъ.

— Выдай злодевъ, которые ослпили Василька,— кричали владимірцы,— если же не хочешь, тогда длай какъ знаешь, а мы отворимъ городскія ворота.

— Да ихъ уже здсь нтъ,— отвчалъ хитрый Давидъ, который заране уже отправилъ этихъ людей въ другой городъ.

Владимірцы расшумлись.

— Ты долженъ сказать намъ, гд они!— кричала толпа:— Ростиславичи не отойдутъ отъ насъ, пока не найдутъ своихъ обидчиковъ.

Давидъ хотлъ было скрыть мстопребываніе своихъ слугъ, но лица горожанъ были такія угрожающія, что онъ струсилъ.

— Да я тутъ при чемъ?— отвчалъ онъ:— Разв я ихъ прячу? Кажется, они бжали въ Турійскъ… Идите за ними.

Такъ Давидъ, безъ всякаго состраданія, предалъ на врную смерть своихъ помощниковъ. Но Берендя усплъ бжать, а Туряка и Лазаря Владимірскіе люди привезли въ станъ Володаря, который веллъ ихъ немедленно повсить.

Посл этого Ростиславичи отошли отъ Владиміра, но распря все-таки еще не была окончена, благодаря Святополку.

Когда кіевскій князь узналъ, что Володарь побдилъ Давида, онъ захотлъ поживиться на счетъ слабаго, и снова ему пришла мысль отнять у него Владиміръ. Онъ призвалъ къ себ на помощь войско ляховъ и съ ними, да со своей дружиной осадилъ Владиміръ. Трусливый Давидъ даже побоялся сразиться за свой городъ: безъ боя отдалъ онъ его Святополку, а самъ похалъ жить въ Червень.

Чмъ больше неправильно присваивалъ себ Святополкъ, тмъ сильне разгорались его глаза на чужое. Онъ теперь вдругъ припомнилъ, что удлъ Ростиславичей принадлежалъ когда то его отцу Изяславу и снова захотлъ: отнять у Василька съ Володаремъ то, что было имъ положено на любеческомъ създ.

А Василько только что немножко отдохнулъ, поживши въ семь брата. Услыхалъ онъ про новое коварство кіевскаго князя и очень огорчился.

— Вся моя надежда на Бога!— воскликнулъ онъ:— Богъ не допуститъ свершиться такой неправд… Я самъ поведу войско противъ Святополка.

Не дожидаясь долго, братья собрали рать и вышли въ поле. Василько захватилъ съ собою тотъ крестъ, который цловалъ съ нимъ Святополкъ въ Любеч. На границ своихъ владній Ростиславичи встртили вражеское войско. Когда сказали Васильку, что онъ стоитъ лицомъ къ лицу съ Святополкомъ,— не вытерплъ несчастный, обиженный слпецъ… Повеллъ онъ вывести себя на просторъ предъ очи обихъ дружинъ и, поднявши высоко надъ собою серебряный крестъ, закричалъ:

— Святополкъ, слышишь меня? Вотъ крестъ, который ты цловалъ вмст со мною! А гд твое слово? Сперва ты отнялъ у меня глаза, а теперь хочешь отнять и душу. Такъ пусть же Богъ насъ разсудитъ!

Очень смутился Святополкъ. Вмст съ нимъ смутилась и его дружина: вдь всякій изъ нихъ понималъ, что кіевскій князь поступаетъ несправедливо. Но что же оставалось длать? Разъ пришли драться, такъ не бжать же съ поля битвы? И снова обагрилась земля русская кровью сыновъ своихъ…

Жестокая была битва, много народу погибло съ обихъ сторонъ, но не пришлось кіевскому князю торжествовать побду. Слпой одоллъ зрячаго. Святополкъ бжалъ обратно во Владиміръ, а Ростиславичи не захотли его преслдовать, хотя дружина Василька его очень объ этомъ просила.

— Не надо намъ чужого,— сказалъ имъ въ отвтъ князь теребовольскій,— будемъ довольны, что отстояли свою межу и пристыдили Святополка.

За то Давидъ, услыхавъ про пораженіе кіевскаго князя, снова поднялъ голову. Стало ему теперь жаль своего города Владиміра, который онъ покинулъ такъ безславно, и надумался онъ послать жалобу Мономаху, за то что Святополкъ лишилъ его удла.

Мономахъ обрадовался этой жалоб: она давала ему возможность снова вмшаться въ распрю, которая грозила никогда не окончиться. Это наполняло горечью его сердце. Что же это такое? И крестъ цловали, и столько разъ клялись жить въ дружб, и посл всего этого никакъ не могутъ прекратить междоусобіе? Мономахъ, получивъ жалобу Давида, снова захотлъ примирить князей между собою, для чего предложилъ имъ опять съхаться на създъ въ Увтичахъ.

Давиду очень не хотлось хать въ Увтичи, такъ какъ онъ зналъ, что тамъ придется ему выслушать не мало упрековъ, но онъ все-таки похалъ, потому что надялся вернуть себ обратно Владиміръ.

ГЛАВА VIII.

Собрались въ Увтичахъ Святополкъ, Мономахъ и еще нсколько князей.

Посл всхъ пріхалъ Давидъ Игоревичъ. Онъ вошелъ въ избу сумрачный, слъ посреди родственниковъ и рзко спросилъ:

— Зачмъ меня звали? Вотъ я! Кому на меня жалоба?

Никто ему ничего на это не отвчалъ.

Кровь Василько видли вс на рукахъ Давида, и вс отъ него сторонились.

Наконецъ Мономахъ, всегда ко всмъ очень добрый, не вынесъ молчанія, которое какъ бы порицало Давида.

— Никто тебя не звалъ,— отвчалъ онъ,— ты самъ присылалъ къ намъ: хочу, говорилъ, придти къ вамъ, братья, и пожаловаться на свою обиду…

Мономахъ остановился, ожидая отвта, но Давидъ, потупясь, молчалъ.

— Теперь ты пришелъ и сидишь съ братьею на одномъ ковр. Чего же ты не жалуешься? На кого теб изъ насъ жалоба?

Но Давидъ продолжалъ молчать. Видно заговорила въ немъ совсть и стыдно стало жаловаться на захватъ Владиміра, когда на душ его лежалъ грхъ куда тяжеле этого.

Посидли немного князья, помолчали, а потомъ встали и вышли вс на улицу. Тамъ сли они на коней своихъ и отъхали поодаль каждый со своей дружиной. Одинъ Давидъ остался въ изб, но никто не хотлъ больше говорить съ нимъ. За то вс совщались о немъ между собою.

Посовщавшись, князья послали къ Давиду нсколькихъ мужей изъ дружины, которые ему сказали отъ лица всхъ:

— Не хотимъ дать теб стола Владимірскаго, потому что ты бросилъ ножъ между нами: ты совершилъ такое злодйство, котораго прежде не бывало въ земл русской… за это страдай! Но мы не сдлаемъ теб больше никакого зла, не заключимъ тебя ни въ тюрьму, ни въ оковы. Ступай отъ насъ, садись въ Бужск и живи отнын смирно.

Давидъ, потупясь, выслушалъ это ршеніе, не говоря ни да, ни нтъ на слова посланныхъ, а когда они вышли изъ избы, онъ вышелъ вслдъ за ними, слъ на коня и ухалъ изъ Увтичей, окруженный своей малой дружиной: многіе люди оставили его посл того, какъ онъ безъ бою отдалъ Святополку Владиміръ.

По дорог Давиду встртился усталый и запыленный гонецъ, скакавшій во весь опоръ на взмыленной лошади. Гонецъ что то кричалъ Давиду, но послдній занятый невеселыми мыслями, не обратилъ на него вниманія. А гонецъ прискакалъ въ Увтичи прямо къ изб, гд еще сидли князья.

— Спасайте Кіевъ!— кричалъ онъ еще въ сняхъ:— Напалъ на Кіевъ Бонякъ съ половчанами!

Воздлъ Мономахъ кверху руки и воскликнулъ со слезами на глазахъ:

— Несчастная земля! Не жалютъ тебя русскіе, такъ чего же жалть тебя поганымъ!

Гонецъ, между тмъ, разсказалъ слдующее:

— Чуть не въхалъ въ самый Кіевъ Бонякъ! Проклятые половцы сожгли вс ближнія деревни, не пощадили даже святыни нашей и сожгли монастырь Печерскій.

— Боже милосердный!— прошепталъ Святополкъ, который принялъ это нашествіе какъ наказаніе Господне за свое вроломство.

— Подкрались неврные къ монастырю,— продолжалъ разсказывать гонецъ, — а монахи вс спятъ по кельямъ посл заутрени. Вдругъ подняла орда крикъ уже подл стнъ монастырскихъ и поставила два своихъ стяга {Стягъ — знамя.} передъ воротами. Проснулись монахи, бросились задами въ лсъ, другіе прятались на палати, а безбожные дти Измаиловы выломали ворота и пошли рыскать по кельямъ!. Ломали они двери, выносили все, что попадалось имъ подъ руку. Потомъ сожгли Богородичную церковь, выломали притворъ у еодосіевскаго гроба, взяли иконы и зажгли все, ругая Бога нашего и нашу вру.

— Тяжко наказаніе Господа!— сказалъ Святополкъ, утирая слезы.

— Сожгли еще и Красный дворъ, что поставилъ покойный князь Всеволодъ на холм Выдубецкомъ,— прибавилъ гонецъ, и замолчалъ.

Между князьями также царило тяжелое молчаніе, которое, наконецъ, было нарушено Мономахомъ.

— Други мои, князья и братья,— сказалъ онъ голосомъ, дрожащимъ отъ волненія,— соединимся сейчасъ какъ одинъ человкъ, составимъ вмст одну душу и дружно полетимъ на выручку святыни.

И такъ велико было охватившее всхъ чувство единенія и любви къ кіевской святын, что князья вскочили вс въ одно время съ своихъ мстъ и дружно воскликнули:

— Веди насъ! Мы готовы…

— Видишь, Святополкъ,— сказалъ Мономахъ кіевскому князю,— ты ослпилъ Василька, а какъ бы пригодился намъ теперь нашъ храбрый князь! Видно узнали половцы, что онъ теперь безсиленъ, оттого и нападаютъ такъ смло на русскую землю.

Ничего не отвчалъ Святополкъ, но его опущенные глаза и смущенный видъ говорили ясно, что онъ. признаетъ себя виноватымъ.

Поспшили князья къ Кіеву, по пути разсылая приглашенія другимъ родичамъ присоединиться къ нимъ для похода на половцевъ. Дружно встала земля русская противъ враговъ своихъ, а половцы, услыхавъ, что на нихъ идетъ большая рать, убжали отъ Кіева въ свои степи.

Какъ только услыхалъ Святополкъ, что вотчина его уже свободна отъ враговъ, такъ сейчасъ же успокоился и началъ лукавить.

— Надо идти во слдъ за неврными,— говорилъ Мономахъ,— надо отомстить имъ за дерзкое нападеніе, иначе они насъ совсмъ перестанутъ бояться.

А Святополку не хотлось воевать уже съ половцами, тмъ боле, что и жена у него была половчанка, дочь хана Тугоркана, но ему стыдно было отказаться теперь, когда столько народу стало на его защиту, и онъ придумывалъ разныя отговорки,

— Весна теперь,— говорилъ онъ,— народъ пашетъ и сетъ, а мы станемъ отнимать его отъ работы! Лучше погодить, да собраться гд нибудь и хорошенько подумать вмст, прежде чмъ ршаться идти къ половцамъ въ степи.

Мономахъ и на это былъ согласенъ, но только торопилъ, чтобы совщаніе состоялось, какъ можно скоре.

ГЛАВА IX.

Наконецъ опять съхались Князья въ Долобск, недалеко отъ Кіева, съхались и сли въ одномъ шатр каждый съ дружиною своею.

Долго сидли вс молча, потому что никто не ршался заговорить первымъ о такомъ важномъ дл.

Наконецъ Мономахъ сказалъ:

— Братъ Святополкъ, ты старшій… Начни же говорить, какъ бы намъ промыслить получше о русской земл?

— Лучше ты, братецъ, говори первый,— отвчалъ Святополкъ.

— Какъ говорить мн!— воскликнулъ Мономахъ,— вдь противъ меня будетъ моя и твоя дружина, потому что ты всхъ уговорилъ. Мн скажутъ: ты хочешь погубить поселянъ и пашни…

Мономахъ окинулъ князей и ихъ дружину яснымъ взоромъ и продолжилъ:

— Дивлюсь я здсь одному: вы поселянъ жалете и лошадей ихъ, а того не подумаете, что станетъ поселянинъ весною пахать на лошади, да вдругъ нагрянетъ половчанинъ, ударитъ его самого стрлою, возьметъ у него тогда и лошадь, и жену, и дтей, а гумно зажжетъ. Что тогда останется отъ поселянина?

Вс поняли справедливость словъ Мономаха. Дружина закричала — Владиміръ правъ! Ты врно сказалъ, княже!

Тутъ и Святополку стало стыдно своего малодушія. Онъ всталъ и сказалъ:

— Я готовъ идти на половцевъ.

Лицо Мономаха просвтлло. Онъ сказалъ, обнимая кіевскаго князя:

— Великое добро длаешь ты русской земл.

— Идемъ на поганыхъ!— радостно кричала дружина.— Либо живы будемъ, либо мертвы, а мертвые срама не имутъ.

Не на шутку струсили половцы, когда услыхали, что на нихъ идетъ такъ много народу.

— Пошлемъ просить мира у Руси,— сказалъ одинъ изъ хановъ на общемъ совт,— они станутъ съ нами крпко биться, потому что мы много зла причинили ихъ земл.

Но другіе ханы отвчали на это:

— Они убьютъ нашихъ пословъ, какъ то длали уже не разъ. Но если ты боишься, не ходи! Мы же не боимся! Мы побдимъ ихъ, а избивши ихъ рать, пойдемъ въ ихъ землю, возьмемъ ихъ города… Кто тогда защититъ ихъ отъ насъ?

Но не удались половцамъ ихъ гордые замыслы! Встала земля русская теперь, какъ одинъ человкъ, и такое наступило среди князей согласіе, какъ никогда раньше. Вс повиновались Мономаху безпрекословно, понимая, что онъ безкорыстно, всмъ сердцемъ желаетъ добра не только себ, но и всей земл.

Войска русскія, каждое подъ предводительствомъ своего князя, собрались за Днпровскими порогами у Хортицкаго острова. Пшіе хали -въ лодкахъ, конница шла по берегу. За островомъ свернули въ степь и шли впередъ четыре дня, пока, наконецъ, не увидли орды половецкія. Собралось ихъ множество, тьма-темъ, и какъ дремучій лсъ окружили они русскихъ.

Неспокойно ожидала битвы рать русская: она не чаяла встртить здсь такъ много враговъ. Передъ битвой князья и ратники горячо молились Богу, и давали разные обты, умоляя Его о побд.

Наконецъ сошлись вмст половцы съ русскими, и посл жаркаго боя Русь побдила.

Половцы, побросавъ обозы, бжали въ глубину степи, а князья, захвативши много скота, лошадей, рабовъ и телгъ съ различными богатствами, торжественно вернулись въ Кіевъ.

Слава этой побды разнеслась далеко за предлы Руси. Узнали про нее ляхи, венгры, и даже слухъ о ней донесся до самаго Рима.

Когда собрались вс князья на пиръ, устроенный по случаю благополучнаго исхода войны, Мономахъ сказалъ,

— Други и братья, вы видите, какъ легко бороться съ врагами, когда мы вс дружно живемъ! Поклянемся же еще разъ, и уже ненарушимо, никогда не враждовать другъ съ другомъ, никогда не умышлять коварствъ… Да будетъ вчно жива среди насъ память о несчастномъ Ростиславич, такъ вроломно ослпленномъ! Но будемъ помнить о Васильк не для того, чтобы мстить его обидчику, а для того чтобы общими силами, дружно вставать на защиту обиженнаго!

— Да будетъ отнын у насъ одно сердце!— восклицали растроганные князья. Обнимаясь между собою, они снова цловали крестъ, чтобы жить въ мир и любви. Дйствительно, пока живъ былъ Мономахъ, свшій на кіевскій столъ посл смерти Святополка, миръ кое-какъ держался въ обширномъ семейств Рюриковичей, но посл смерти этого ‘добраго печальника земли русской’ снова начались среди нихъ кровавые раздоры.

Василько дожилъ печальные дни въ семь своего брата Володаря, а Давидъ, покинутый всми, умеръ одиноко въ своемъ удл.

Такъ кончилась распря Игоревича съ Ростиславичами, но на смну ей загорлись между князьями новыя междоусобія, которыя помогли татарамъ завоевать Русь.

Юлія Безродная.

‘Юный Читатель’ NoNo 18—20, 1899 г.