Борьба за власть, Безродная Юлия, Год: 1900 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 21 минут(ы)

Борьба за власть.

Разсказъ изъ русской исторіи.

ГЛАВА I.

При сын Дмитрія Донского Василіи Дмитріевич отношенія Руси къ татарамъ сильно измнились. Хотя ханы все еще продолжали длать видъ, что они по прежнему владютъ Русью, да время уже наступило далеко не прежнее. Великій князь московскій не только не здилъ къ нимъ на поклонъ, но даже не посылалъ никого изъ бояръ, когда же ханъ начиналъ требовать обычной дани, изъ Москвы отвчали, что княжество оскудло людьми и деньгами, и что не съ кого собирать дань. Народъ, прежде боявшійся татаръ, теперь также перемнилъ съ ними обращеніе, надъ послами и гостями ордынскими начали смяться, пытались мстить имъ за былыя притсненія.

Наконецъ, ханъ Эдигей, выведенный изъ терпнія такимъ поведеніемъ русскихъ людей, напалъ было на московское княжество, разорилъ много посадовъ, окрестныхъ селеній, и, простоявъ нкоторое время подъ Москвой, принужденъ былъ отступить, такъ какъ узналъ, что въ самой орд въ это время начались безпорядки. Русскіе радовались, видя, что былая сила татарская имъ теперь не страшна.

Однако, князья пользовались часто вмшательствомъ орды во время своихъ постоянныхъ междоусобій, они призывали войско татарское на родную землю, чтобы взять верхъ въ борьб съ соперникомъ, они шли на судъ къ хану, одаривали его приближенныхъ, женъ, мурзъ, чтобы получить ярлыкъ на боле богатое княженіе. Права каждаго Рюриковича на удлы еще не были установлены, власть не разграничена и при всякомъ удобномъ случа въ сред ихъ загорались междоусобія.

Особенно продолжительное и жестокое междоусобіе случилось при внук Дмитрія Донского, Василіи Васильевич Темномъ.

Князь Василій остался посл отца только десяти лтъ, и за него долго правила его мать съ двумя думными боярами, Петромъ Константиновичемъ Олексинскимъ да Иваномъ Дмитріевичемъ Всеволожскимъ.

Дядя молодого князя, Юрій Дмитріевичъ, воспользовавшись малолтствомъ племянника, не захотлъ признать его старшинства надъ собою и похалъ въ орду, чтобы выхлопотать для себя ярлыкъ на великое московское княженіе. Но Всеволожскій также поспшилъ къ хану и лестью, да разными общаніями отвоевалъ столъ московскій для молодого Василія.

Посл этого бояринъ Всеволожскій сталъ въ большой чести при московскомъ двор. И въ дум боярской, и за столомъ великокняжескимъ, и на охот въ лсахъ дремучихъ,— везд былъ Иванъ Дмитріевичъ первымъ между боярами.

— ‘Захалъ’ насъ хитрый старикъ,— роптали они между собою,— съ нимъ однимъ князь только и говоритъ, съ нимъ однимъ обо всемъ совщается…

Больше всхъ этимъ возвышеніемъ былъ обиженъ бояринъ Петръ Константиновичъ Олексинскій, который раньше игралъ важную роль подл молодого князя, а теперь былъ отодвинутъ Всеволожскимъ на задній планъ. Но Петръ Константиновичъ хранилъ про себя свою злобу, не бранилъ соперника, подобно другимъ боярамъ и, выслушивая ихъ жалобы, только молча улыбался.

— Знаешь-ли ты,— говорили ему недовольные,— вдь наша лиса хочетъ дочь свою выдать за князя!

— Что-жь, его счастье такое,— возражалъ Петръ Константиновичъ и улыбался.

— Нашъ князь цловалъ свой тльникъ, {Крестъ, который носятъ на ше.} что если бояринъ Всеволожскій оттягаетъ въ орд для него московскій столъ, то онъ женится на его дочк.

— Коли цловалъ тльникъ, значитъ, долженъ жениться,— отвчалъ спокойно Петръ Константиновичъ и снова улыбался.

— Но вдь намъ тогда житья не будетъ отъ его чванства,— горячились недовольные,— какъ онъ будетъ задирать голову передъ нами, какъ начнетъ величаться!

— Что-жь…— говорилъ Петръ Константиновичъ — пусть величается, а мы низехонько согнемъ передъ нимъ свои спины.

Бояре смотрли на Олексинскаго съ недоумніемъ, не понимая, шутитъ ли онъ или говоритъ серьезно?

А хитрый бояринъ могъ шутить совершенно спокойно, такъ какъ зналъ, что свадьба эта не состоится, благодаря вмшательству матери Василія, Софьи Витовтовны.

Дйствительно, скоро великій князь былъ обрученъ съ внучкой Владиміра Андреевича Серпуховскаго, Марьей Ярославной.

Теперь пришла очередь Всеволожскому злобствовать и обижаться, такъ какъ онъ зналъ, что его ‘задутъ’ новые знатные бояре, родственники молодой княгини.

— Вотъ награда мн за мои старанія въ орд!— жаловался онъ своимъ друзьямъ,— видно, не стоитъ много стараться для московскихъ князей. Горды они очень… начинаютъ гнушаться старой боярской кровью!

Друзья выслушивали жалобы, передавали ихъ врагамъ, а враги только радостно смялись.

— Самъ ‘зазжалъ’ другихъ,— говорили они, теперь посмотришь, каково сладко, когда тебя самого станутъ ‘зазжать’!

Но гордый старикъ не хотлъ дожидаться такого униженія. Онъ ршилъ воспользоваться своимъ стариннымъ правомъ боярскимъ покидать князей, и ‘отъхалъ’ отъ Василія къ его врагу, дяд Юрію Дмитріевичу.

— Прощайте вы вс, друзья и недруги,— объявилъ онъ однажды,— живите спокойно, а мн здсь скучно стало! Поищу-ка я себ на бломъ свт иныхъ друзей, не такихъ гордыхъ, какъ вашъ юный князь московскій.

Черезъ нсколько дней строптивый старикъ выхалъ изъ Москвы со всмъ своимъ семействомъ въ Звенигородъ, отчину князя Юрія.

— Скатертью дорога!— говорилъ обрадованный бояринъ Петръ Константиновичъ,— пускай отъзжаетъ… Старинку вспомнилъ, да не то нынче время: сколько ни отъзжай, а силы московской не убавишь.

Олексинскій радовался, такъ какъ теперь занялъ самъ, и въ дум, и за столомъ княжескимъ, почетное мсто Всеволожскаго.

Въ Москв обратили мало вниманія на отъздъ Ивана Дмитріевича, такъ какъ въ это время длали приготовленія къ пышной свадьб, а между тмъ строптивый старикъ, принятый съ большимъ почетомъ въ Звенигород, подговаривалъ теперь Юрія отнять у племянника Москву.

По всмъ грамотамъ, да лтописямъ Московскій столъ принадлежитъ теб,— говорилъ Всеволожскій,— а ханъ разсудилъ иначе только потому, что я очень задарилъ его.. Позжай къ хану съ богатыми подарками, и онъ отниметъ для тебя у Василія Москву.

Нкоторое время князь Юрій колебался, но вскор пришли изъ Москвы такія всти, которыя заставили его начать непріязненныя дйствія.

ГЛАВА II.

Мать князя Василія, Софья Витовтовна была родомъ литовка.

Литовцы съ незапамятныхъ временъ жили рядомъ со славянами въ маленькихъ деревушкахъ, разбросанныхъ среди лсовъ. Они имли частыя столкновенія съ русскими, особенно съ Полоцкимъ княжествомъ, гд княжили потомки Рогнды. Христіанство литовцы приняли позже русскихъ на нсколько вковъ и съ тхъ поръ стали образовываться въ самостоятельное государство. Изъ ихъ князей былъ замчателенъ Миндовгъ, который завладлъ многими русскими городами, Гедиминъ, при которомъ Литва уже начала соперничать съ Москвой, князь Витовтъ, который, желая породниться съ Рюриковичами, отдалъ свою дочь Софью за Василія Дмитріевича.

Софья Витовтовна была женщина домовитая и энергичная. Она покупала себ города и волости, собирала тамъ подати, творила судъ. Умирая, князь Василій Дмитріевичъ завщалъ своимъ дтямъ ‘слушаться мать, держать ее въ чести’… и Софья Витовтовна осталась посл смерти мужа главой семьи, правила княжествомъ, ршала споры между сыновьями.

Понятно, что Василій Васильевичъ не могъ исполнить своего общанія и жениться на дочери Всеволожскаго, коль скоро Софья Витовтовна была противъ этого. Онъ покорно согласился взять себ въ жены ту двушку, которую выбрала ему мать, и сталъ готовиться къ свадьб.

Наконецъ, вс пышныя приготовленія были кончены и наступилъ торжественный день.

Большую княжескую палату убрали какъ молото роскошне бархатомъ и сукномъ. Посредин комнаты было устроено возвышенное мсто, обтянутое камкой, съ широкимъ сидньемъ, на которое было положено сорокъ соболей. Тутъ же стоялъ, покрытый узорчатой скатертью, столъ съ калачами и солью.

Женихъ одвался на своей половин, въ обществ тысяцкаго, бояръ и дружекъ. Невсту обряжали въ женскихъ горницахъ, и двушки въ роскошныхъ шелковыхъ сарафанахъ пли ей звучныя свадебныя псни:

Что не лебедь блая

Черезъ поле летла…

Она правымъ крылышкомъ

Себ путь устилала,

Она лвымъ крылышкомъ

Со травы росу сбивала…

Ужъ не быть мн блой лебедью!

Молодой быть молодицею!

Слушая псню, плакала юная невста. Какъ вдругъ раздался стукъ въ дверь и чей-то голосъ сказалъ:

— Князь-государь зоветъ княжню-невсту въ большую палату.

Стихли вдругъ двичьи псни… Марья Ярославна отерла слезы, которыя должна была проливать передъ свадьбой по старому обычаю, и вмст со своими боярышнями отправилась въ большую палату. Впереди ея несли свчи, перевязанныя соболинымъ мхомъ и каравай, на которомъ лежали золотыя монеты.

Сла Марья Ярославна на приготовленное для нея мсто, боярыни съ боярышнями помстились возл на скамьяхъ, покрытыхъ коврами. За нею вошелъ женихъ со своими позжанами и также слъ на мсто, покрытое соболями.

Тогда священникъ началъ читать молитвы, а жена тысяцкаго стала расчесывать волосы Василію Васильевичу и Марь Ярославн, осыпая ихъ хмлемъ изъ золотой мисы.

Потомъ женихъ съ невстой отправились въ церковь, сопровождаемые старой княгиней, родственниками Марьи Ярославны и множествомъ позжанъ съ обихъ сторонъ.

Посл внчанія новобрачнымъ дали пить вино. Отпивъ немного, великій князь бросилъ стклянницу на полъ и растопталъ ее.

Затмъ въ княжескомъ дворц начался пиръ горой.

Въ числ пирующихъ гостей находились два сына Юрія Дмитріевича — Дмитрій Шемяка и Василій Косой, который обратилъ общее вниманіе своей богатой одеждой и особенно чудеснымъ золотымъ поясомъ, который былъ украшенъ драгоцнными каменьями. Даже гордая Софья Витовтовна часто посматривала на этотъ великолпный поясъ, втайн дивясь его красот и цнности. Бояринъ Олексинскій замтилъ взгляды, которые кидала на Косого великая княгиня и сказалъ ей:

— Какимъ драгоцннымъ поясомъ хвастается у васъ на пиру этотъ Юрьевичъ!

— Да, хорошъ поясокъ,— отвчала Софья Витовтовна,— даже у насъ въ ларцахъ не найдется такого.

— А между тмъ,— прошепталъ бояринъ съ улыбкой,— въ немъ долженъ былъ бы теперь красоваться твой сынъ, а нашъ князь Василій…

— Какъ такъ?— воскликнула Софья Витовтовна,— Ты шутишь, вроятно… Такъ теперь шутить не время и не мсто.

— Нтъ я не шучу съ тобой,— возразилъ Петръ Константиновичъ,— этотъ поясъ, дйствительно, долженъ принадлежать князю Василію и Косому онъ достался неправильно.

— Скажи, въ чемъ дло!— воскликнула старая княгиня.

— Здсь… на пиру?— замялся хитрый бояринъ, очень довольный, что его рчи произвели на княгиню такое сильное впечатлніе.

— Говори все… сейчасъ же говори!— настаивала нетерпливая Софья Витовтовна,— докажи мн, что это нашъ поясъ, и я… о, если я только узнаю… говори же!

Старый бояринъ былъ очень доволенъ. Онъ боялся, что князь Юрій не захочетъ враждовать съ Василіемъ и тогда, пожалуй, Всеволожскій вернется въ Москву съ повинной и снова займетъ самое почетное мсто. Поэтому Петръ Константиновичъ старался разжечь вражду дяди съ племянникомъ, для чего исторія пояса представлялась ему лучшимъ средствомъ.

— Слушай-же, княгиня,— началъ старый хитрецъ,— я разскажу все, покоряясь твоему приказанію. Поясъ этотъ принадлежалъ дду вашему великому князю Дмитрію Донскому…

— Что ты говоришь! Но какъ же имъ теперь владетъ Юрьевичъ?

— На свадьб Дмитрія тысяцкій Вельеминовъ подмнилъ этотъ поясъ другимъ, поплоше, а настоящій отдалъ своему сыну Николаю. Такъ, переходя по наслдству, онъ, наконецъ, достался Косому.

— А онъ посмлъ явиться ко мн на свадьбу въ ворованномъ пояс!— горячилась Софья Витовтовна,— онъ нарочно надлъ его, чтобы надругаться надъ нами.

Петръ Константиновичъ, зажегшій этотъ гнвъ, смиренно молчалъ: онъ видлъ, что дло теперь обойдется и безъ его помощи.

Софья Витовтовна сидла красная отъ негодованія. Ея глаза были все время устремлены въ ту сторону, гд находился Косой. Очевидно, гордая литовка задумывала какое-то оскорбленіе, потому что на губахъ ея иногда мелькала грозная усмшка.

Пиръ былъ въ полномъ разгар. Охмлвшіе гости начали еще усердне пить за здоровье своего князя, и въ столовой палат стало еще веселе.

Какъ вдругъ крики и псни мгновенно затихли, въ комнат наступила необычайная тишина. Гости оставили недопитыми свои чаши и испуганные, съ изумленіемъ смотрли на Софью Витовтовну… А послдняя въ это время уже стояла подл Косого и, срывая съ него поясъ, кричала:

— Даже воры не хвастаютъ ворованнымъ, а ты щеголяешь въ украденномъ пояс!

Косой и Шемяка вскочили съ лавки, вслдъ за ними повскакивали другіе гости и столпились возл Софьи Витовтовны.

— Отдай мн мой поясъ, княгиня!— кричалъ въ свою очередь Косой.

— У нихъ въ Москв такъ водится,— замтилъ рыжій Шемяка, коль что понравится — такъ даже съ тла срываютъ.

— Я свое взяла!— возражала Софья Витовтовна,— это вы хвастали уворованнымъ.

И тутъ, среди пролитаго вина, опрокинутыхъ кушаній, подъ мерцаніе догорающихъ свчъ и криковъ хмльныхъ гостей, между ними загорлся споръ, едва не дошедшій до драки. Московскіе бояре такъ и напирали на Юрьевичей, которые мало-по-малу отступали къ дверямъ, не переставая браниться.

— Не пройдетъ это вамъ,— кричалъ Косой,— я отомщу за такое поношеніе! Еще поплачутъ ваши москвичи за мою обиду.

А Шемяка, злобно улыбаясь, прибавилъ:

— Въ Москв давно уже на руку нечисты: испоконъ вку князья ихъ воруютъ… То городокъ украдутъ, то посадъ, то деревеньку — вотъ и разбогатли землей, а теперь золотую казну начинаютъ прикапливать.

Не такъ разсердила всхъ грубая брань Косого, какъ эти спокойныя, но злобныя слова Шемяки. Московскіе бояре съ угрозами понадвинулись на Юрьевичей, но Софья Витовтовна сказала:

— Свое мы получили… Оставьте ихъ, пусть не говорятъ, что свадьба моего сына не обошлась безъ драки.

Бояре отступили, очищая братьямъ свободный выходъ изъ столовой палаты.

— Мы скоро опять съ вами увидимся,— сказалъ на прощанье Шемяка.

ГЛАВА III.

Услыхавъ объ оскорбленіи, которому подвергнулись его сыновья, князь Юрій такъ разгнвался, что быстро нагрянулъ на Москву съ большимъ войскомъ. Москвичи, все еще занятые свадьбой своего князя, вовсе не были готовы встртить войско его дяди. Князь Василій, человкъ нершительный, слабый, совершенно растерялся и, тайкомъ отъ матери, послалъ къ Юрію своихъ бояръ просить пощады.

Войско Юрія уже стояло подл Троицкаго монастыря. Московскіе бояре были встрчены вовсе не ласково.

— Что, струсилъ вашъ князь,— заговорилъ Косой, не давая сказать имъ ни одного слова.— Погодите, то ли еще будетъ! Это только начало.

— А старой княгин передайте,— прибавилъ Шемяка, по обыкновенію, съ ехидной улыбкой,— что мы готовы оставить ей поясъ, только взамнъ мы возьмемъ все Московское княжество.

Послы хотли что-то сказать, но Косой закричалъ, топая ногами:

— Пошли вонъ псы, татаре поганые! Вы не защищали насъ на свадьб, такъ и сами теперь не просите пощады.

Вернулись перепуганные бояре въ Москву, и Василій волей-неволей долженъ былъ выступить противъ дяди съ небольшимъ, наскоро собраннымъ войскомъ.

Московскій князь былъ разбитъ на голову и взятъ въ плнъ. Юрій Дмитріевичъ торжественно въхалъ въ Москву, именуя себя великимъ княземъ. Одъ думалъ теперь, что легко можетъ занять престолъ племянника, какъ то случалось уже не разъ въ былое время.

Но теперь время было иное.

Раньше князья могли захватывать себ любой городъ и княжить въ немъ какъ въ своей родной отчин, потому что^—не было еще такихъ родовъ, которые подолгу владли бы однимъ княжествомъ. Но въ Москв уже привыкли къ своимъ князьямъ, которые защищали народъ и дарили бояръ лучше чмъ ихъ бдные родичи, поэтому горожанамъ вовсе не хотлось мнять молодого Василія на старика Юрія, дтей котораго они очень не любили.

Положеніе Юрія Дмитріевича оказалось очень затруднительнымъ, когда онъ очутился посреди враждебнаго ему населенія, а тутъ еще сыновья начали требовать у отца смерти Василія, считая, что только смерть его можетъ смыть позоръ, нанесенный имъ Софьей Витовтовной.

Но Юрій не былъ человкомъ жестокимъ. Притомъ ближній бояринъ его, Морозовъ, очень ходатайствовалъ въ пользу молодого князя.

— Не слушайся сыновей, не врь Всеволожскому,— говорилъ преданный старикъ,— они думаютъ только о своей мести. Если ты убьешь Василія, то станешь ненавистенъ народу: ты здсь чужой, а его вс любятъ… Если ты сдлаешь ему вредъ, теб самому не сдобровать.

— Но нельзя же быть двумъ князьямъ въ одномъ княжеств,— возражалъ Юрій,— вдь и въ уль двухъ матокъ не бываетъ.

— Обходись ласково съ Василіемъ,— совтовалъ Морозовъ,— отошли его куда-нибудь подальше.

Юрій послушался совта старика. Онъ подарилъ-племяннику въ удлъ Коломну и даже задалъ ему роскошный пиръ на прощанье.

Но едва прибылъ Василій въ Коломну, какъ потянулись туда же за нимъ московскіе люди. Князья, бояре, воеводы, дворяне, слуги — вс откладывались отъ Юрія, потому что не привыкли жить съ чужимъ княземъ. Василій становился грозенъ своей земской силой…

Тогда Юрьевичи, разгнванные на отца, вымостили свою злобу на его врномъ совтник.

Они убили Морозова въ дворцовыхъ сняхъ, приговаривая:

Ты злодй, ты нашъ крамольникъ! Держа руку москвичей, ты нарочно ввелъ отца нашего въ бду… Умри же за это, лиходй!

Совершивъ злое дло, убійцы бжали изъ Москвы, опасаясь отцовскаго гнва.

Недолго пожилъ въ Москв князь Юрій. Онъ скоро умеръ, а на его мсто слъ Василій Косой, но Шемяка не согласился на такое возвышеніе собственнаго брата и послалъ ему сказать:

— Если Богу не угодно, чтобы княжилъ отецъ нашъ, то тебя я самъ не хочу.

Въ то же время Шемяка завелъ переговоры съ Василіемъ, общая вернуть ему княженіе московское.

ГЛАВА IV.

Спустя нкоторое время, Косой былъ изгнанъ изъ Москвы, которая радостно привтствовала возвращеніе своего молодого князя. Благородный Василій далъ Шемяк хорошій удлъ, Ржевъ и Угличъ, за что тотъ обязывался никогда больше не искать себ великаго московскаго княженія. Но этимъ не кончилась княжеская усобица.

Косой не могъ примириться со своей участью.

Оставленный братомъ, который получилъ за свое вроломство почетъ я богатство, Косой скитался изъ удла въ удлъ, обдумывая коварные замыслы. Обнищавшій, доведенный до отчаянія, онъ ршилъ мстить, не разбирая средствъ. Теперь всякое злодйство казалось ему пригоднымъ, лишь бы только оно вело къ побд надъ врагами.

Наконецъ, Косой собралъ войско и опять пошелъ на Василія.

— Я наслдникъ посл отца своего,— говорилъ онъ,— и я снова добьюсь стола московскаго!

Однако, не надясь одолть Василія силой, Косой ршилъ пустить въ ходъ коварство: онъ заключилъ съ великимъ княземъ перемиріе, и когда послдній, повривъ этому, распустилъ войска отдохнуть, Косой напалъ на него врасплохъ. Но полки московскіе все-таки успли собраться. Они такъ быстро ударили на враговъ, что смяли ихъ въ нсколько минутъ. Несчастный Косой попался въ плнъ. Озлобленный вроломствомъ врага, Василій ослпилъ его.

— Не могъ я сдлать иначе,— оправдывался онъ,— коварный Юрьевичъ вредилъ бы намъ до самой смерти. Иначе не было бы спокойствія ни мн, ни моей отчин.

Смирился несчастный Косой, но мстителемъ за него выступилъ Шемяка.

По своему характеру Шемяка не могъ жить спокойно,— въ мир со всми, потому что ему постоянно хотлось захватить себ побольше всякаго почета, да богатства. Онъ воспользовался ослпленіемъ брата, чтобы подъ этимъ предлогомъ снова начать съ Василіемъ борьбу за Москву. Но Шемяка былъ хитре Косого. Онъ долго сохранялъ въ обращеніи съ сильнымъ московскими, княземъ притворное смиреніе, выжидая удобнаго времени, когда ему можно будетъ сбросить маску.

Наконецъ такой случай представился по поводу длъ татарскихъ.

Татары еще часто продолжали безпокоить Русь своими неожиданными набгами, во время которыхъ грабили города, сжигали дома и уводили къ себ много плнниковъ. Отбивая эти нападенія, русскіе въ свою очередь поступали съ ними жестоко, но это только заставляло татаръ собирать орду побольше и снова расправляться съ сосдями.

Въ одно изъ такихъ серьезныхъ нападеній татарскихъ, князь Василій собрался самъ предводительствовать московской ратью и, по обычаю, послалъ звать себ на помощь подручныхъ князей. Многіе явились со своими отрядами, а Шемяка не шелъ.

Обойдутся и безъ меня!— говорилъ онъ со своей нехорошей улыбкой.

— Но у васъ въ уговор сказано, что ты долженъ приходить на помощь нашему князю,— возразилъ ему присланный бояринъ.

— А я все-таки погожу: боюсь, какъ бы Василій и со мной не сдлалъ того, что сдлалъ съ моимъ братомъ.

Такъ и ухалъ бояринъ ни съ чмъ.

— Ну, ладно,— сказалъ разсерженный Василій, узнавъ о вроломств Шемяки,— пусть только кончится война, я ему покажу, кто здсь хозяинъ.

Но московскому князю не скоро удалось отомстить Юрьевичу, потому что войско русское было разбито и онъ самъ попалъ въ плнъ къ татарамъ.

Услыхалъ Шемяка всть, которая горестно поразила всхъ людей московскихъ, улыбнулся и промолвилъ:

— Ну, вотъ, пришло теперь наше времячко…

Онъ отправился къ татарскому послу, который пріхалъ въ Москву отъ хана, и говорилъ ему:

— Василій вашъ супротивникъ… Онъ дань не хочетъ посылать вамъ и всегда замышляетъ злое… Не отдавайте ему больше Москвы, а держите въ орд, такъ вамъ будетъ лучше.

Посолъ, щедро одаренный Шемякой, склонялся на его сторону, но ханъ не желалъ ссориться съ Василіемъ и отпустилъ его на родину, взявъ съ него громадный выкупъ. Съ великимъ княземъ выхало изъ орды много татарскихъ вельможъ, которыхъ онъ принялъ къ себ на службу и щедро одарилъ помстьями.

Очень испугался Шемяка, услыхавъ, что Василій вернулся въ Москву. Онъ зналъ, что теперь придется расплачиваться за вс свои коварные происки, почему и ршилъ новымъ предательствомъ отвратить отъ себя месть московскаго князя.

Сталъ Шемяка здить къ разнымъ князьямъ въ гости и распространять недобрые слухи про Василія.

— Знаешь ли ты, братецъ,— говорилъ онъ тверскому князю, котораго очень хотлъ переманить на свою сторону,— что Василій общалъ Москву отдать татарамъ, а себ за это онъ хочетъ присвоить твое тверское княжество?

Тверской князь, давнишній противникъ Москвы, поврилъ извту и поклялся быть за одно съ Шемякой, а послдній, обрадованный пріобртеніемъ такого сильнаго союзника, началъ уже дйствовать смле.

Въ это время на московскую землю были наложены большія подати, такъ какъ Василій очень нуждался въ деньгахъ, чтобы заплатить громадный окупъ хану.

— Какой это князь!— говоритъ Шемяка народу,— разв онъ жалетъ своихъ? Ему бы только ублажить друзей-татаръ, а до остального нтъ дла. Татарамъ онъ пораздавалъ лучшіе луга и пашни, а у васъ теперь послднюю деньгу изъ кармана тянетъ…

Народъ сочувственно слушалъ рчи Шемяки и его приспшниковъ, потому что, дйствительно, песъ тяготу непомрную, а Шемяка только радовался, видя, какъ возрастаетъ неудовольствіе противъ Василія и повторялъ съ притворнымъ смиреніемъ,

— А, вы, бдныя овечки! Погодите, то-л и вамъ еще будетъ отъ этихъ татаръ-волковъ!

Злыя рчи Шемяки, которыя онъ говорилъ разнымъ людямъ въ разныхъ концахъ московскаго княжества, скоро сдлали свое дло. Князья, бояре, торговые гости, крестьяне, даже чернецы, стали громко негодовать на Василія за то, что онъ привелъ татаръ въ свою землю. Тогда Шемяка, заручившись еще однимъ важнымъ союзникомъ, княземъ Можайскимъ, ршилъ вступить въ открытую борьбу съ Василіемъ.

ГЛАВА V.

И вотъ, однажды, московскіе люди, которыхъ Шемяка переманилъ на свою сторону, извстили его, что Василій выхалъ помолиться въ Троицкій монастырь.

У Шемяки все уже было готово. Быстро выступилъ онъ изъ своего удла въ Москву и безъ всякаго кровопролитія овладлъ ею. Также неожиданно схватилъ онъ въ плнъ врага своего, Софью Витовтовну со многими боярами, разграбилъ казну великаго князя и разное его имущество.

Въ ту же ночь князь Можайскій, набравъ громадную толпу вооруженныхъ людей, отправился за Василіемъ въ Троицкій монастырь.

Великій князь слушалъ раннюю обдню, какъ вдругъ въ церковь вбгаетъ его слуга, рязанецъ Бунко, съ крикомъ:

— Князь-государь, на тебя идетъ ратью Шемяка!

Посмотрлъ съ неудовольствіемъ князь на Бунко и продолжалъ молиться. Не доврялъ онъ этому человку, потому что это былъ одинъ изъ Шемякиныхъ людей, который только недавно отъхалъ отъ него въ Москву.

Смущенный Бунко отошелъ въ сторону, и тогда Василій сказалъ потихоньку одному изъ своихъ приближенныхъ:

— А все-таки, пошли кого-нибудь изъ врныхъ слугъ на развдки.

Посланные побжали къ гор, съ которой разстилался обширный видъ на окрестность.

Дло происходило зимой, и блая пелена снга раскинулась на много верстъ вокругъ сторожевого кургана, на которомъ стояли люди Василія. Видли они извивающуюся ленту дороги, по которой шелъ какой-то обозъ, видли деревушки, темнвшія небольшими пятнышками на снжной скатерти, видли вороновъ, стаями перелетавшихъ съ одного мста на другое,— все ненужное увидали, а чего нужно — не примтили…

Дло въ томъ, что люди Можайскаго, отдыхавшіе въ ближайшей деревушк, еще раньше запримтили развдчиковъ Василія и донесли о нихъ своему князю.

Растерялся было князь отъ такой неожиданности, но скоро придумалъ, какъ обмануть людей, стоявшихъ на курган.

— Соберите вы поскоре у крестьянъ много саней съ рогожами или полостями — приказалъ онъ,— запрягите въ нихъ нашихъ лошадей и пусть въ каждыя сани лягутъ по два человка въ доспхахъ, а третій пусть идетъ сзади, будто погонщикъ.

Быстро выполнено было приказаніе находчиваго князя, и скоро изъ деревни къ монастырю потянулся обозъ, который видли развдчики Василія, и на который не обратили ни малйшаго вниманія. Но вотъ обозъ поднялся на гору и остановился… Изъ саней покрытыхъ полостями, выскочили ратники, которые перевязали перепуганныхъ сторожей, и поскакали къ монастырю,

Тутъ только увидалъ великій князь ратниковъ своего врага Шемяки и бросился къ конюшнямъ, надясь ускакать отъ нихъ, но тамъ не оказалось ни одной лошади… Въ отчаяніи Василій побжалъ въ церковь, и пономарь заперъ за нимъ на ключъ входныя двери. А къ нему летла уже въ это время вражеская конница. Одинъ изъ ратниковъ такъ спшилъ схватить князя, что даже разлетлся съ конемъ на церковную паперть, но тутъ конь споткнулся о каменныя ступени, ратникъ упалъ ему черезъ голову и лежалъ безъ чувствъ до тхъ поръ, пока его не убрали монахи.

Вслдъ за воинами, къ церкви подскочилъ князь Можайскій, который спросилъ у иноковъ:

— Гд Василій Васильевичъ?

Иноки молчали, но самъ князь Московскій отозвался на голосъ Можайскаго и, стоя за запертыми церковными дверями, началъ говорить, весь дрожащій отъ страха:

— Братья, помилуйте меня! Позвольте мн остаться здсь въ церкви! Стану я весь свой вкъ смотрть лишь на Ликъ Пречистой. Я не выйду изъ монастыря и здсь постригусь.

Взявши затмъ икону съ гроба Святого Сергія, онъ подошелъ къ южнымъ дверямъ, самъ отперъ ихъ и сказалъ Можайскому,

— Братъ! Цловали мы Животворящій Крестъ и эту икону въ томъ, чтобы не мыслить другъ на друга никакого зла… а теперь опять между нами встала ненависть, и я не знаю, что со мною хотятъ длать?

Очень смутился Можайскій, такъ какъ недоброе таилъ въ своемъ сердц, но отвтилъ все-таки лживыми словами:

— Князь-государь — сказалъ онъ — мы теб никакого зла не желаемъ.

— Тогда зачмъ же пришелъ ты сюда съ вооруженной ратью!— воскликнулъ Василій.

Еще больше смутился Можайскій.

— Длаемъ мы это для твоей же пользы — отвчалъ онъ, наконецъ,— народъ противъ тебя возсталъ за большую тяжесть налоговъ, а татары все-таки требуютъ денегъ. Вотъ когда они увидятъ, что ты въ бд, то облегчатъ теб окупъ и русскіе люди отдохнутъ отъ большихъ поборовъ.

Не успокоилъ Московскаго князя лукавый отвтъ, а еще больше удручилъ.

Поставилъ Василій на мсто икону, упалъ самъ на колни передъ гробомъ Чудотворца и сталъ молиться ему съ такимъ воплемъ и съ такими слезами, что даже воины, стоявшіе вокругъ, заплакали отъ жалости. Увидвъ это, Можайскій ршилъ, что дольше медлить опасно.

Онъ вышелъ изъ церкви и сказалъ одному изъ своихъ людей:

— Возьми его!

Василій, помолившись, всталъ съ колнъ.

— Гд же князь?— спросилъ онъ оглядывая церковь.

Вмсто отвта подошелъ къ нему огромный силачъ, схватилъ его за плечи и сказалъ:

— Взятъ ты, великій князь-государь, Димитріемъ Юрьевичемъ Шемякой.

Помолчалъ съ мгновеніе Василій, поднялъ глаза къ образамъ и прошепталъ затмъ:

— Да будетъ воля Божія!

Князя посадили въ сани и повезли въ Москву, гд съ нетерпніемъ поджидалъ его Шемяка.

Снова встртились враги… но теперь перемнчивое счастье было на сторон Шемяки.

Радостно оглядлъ онъ побжденнаго и сказалъ:

— Вся земля на тебя злобится!

— За что?— спросилъ Василій,— не мыслилъ я никому зла въ душ своей.

— Тогда зачмъ же привелъ ты сюда столько татаръ и города со многими волостями отдалъ имъ на кормленіе?— возразилъ Шемяка,— татаръ и рчь ихъ любишь сверхъ мры, золото и серебро и всякое имніе отдаешь имъ, а русскихъ томишь безъ милосердія тяжелой данью.

— Не виноватъ я, что въ орд положили съ меня такой большой окупъ.— оправдывался Василій.

На это Шемяка ничего не могъ сказать, но у него находилось въ запас обвиненіе очень тяжелое противъ плннаго князя.

— Когда къ теб попалъ мой братъ,— сказалъ онъ — за что ты безжалостно ослпилъ его?

Затрепеталъ Московскій князь, почуявъ, что не проститъ ему Шемяка тяжкой обиды и молчалъ, угрюмо потупясь…

И мстительный Юрьевичъ не простилъ. Въ свою очередь онъ веллъ ослпить Василія и потомъ заточить его въ Угличъ.

ГЛАВА VI.

Въ Москв Шемяку очень не любили.

Онъ и его люди чуяли, что не долго быть имъ въ чести, почему больше спшили насладиться властью, да побольше награбить богатства, чмъ наблюдать за цлостью и спокойствіемъ княжества.

Плохо жилось москвичамъ во время княженія Шемяки! Чужіе бояре тснили народъ еще больше своихъ, ратники также не очень церемонились съ гражданами, у которыхъ стояли на квартир, а Шемякинъ судъ продажный вошелъ съ тхъ поръ даже въ поговорку.

Между тмъ духовенство, во глав съ рязанскимъ епископомъ оной, очень хлопотало передъ Шемякой, стараясь облегчить участь Василія Темнаго. Долго противился новый московскій князь увщаніямъ оны, но, наконецъ, побуждаемый также народнымъ неудовольствіемъ, онъ согласился освободить Василія и самъ похалъ для этого въ Угличъ.

Здсь злобный характеръ Шемяки точно измнился на время… Онъ выпустилъ Василія изъ заточенія, каялся передъ нимъ въ грхахъ, просилъ прощенія за ослпленіе.

Слпой князь, въ свою очередь, складывалъ всю вину возникшей вражды на себя и такъ отвчалъ Шемяк.

— Много долженъ я еще страдать за грхи мои! Ты же, государь, не погубилъ меня совсмъ, а далъ время покаяться.

Когда онъ говорилъ такъ, слезы ручьемъ текли изъ потухшихъ глазъ его, а присутствующіе, дивясь такому необычайному смиренію, сами готовы были прослезиться.

Шемяка богато одарилъ Василія и далъ ему Вологду въ вотчину. Василій же, въ свою очередь, написалъ ‘проклятую грамоту’, въ которой общалъ подъ великой клятвой не искать больше себ великаго княженія.

‘Если вооружусь я еще на тебя,— говорилось въ той грамот,— то не будь на мн милости Божіей, Пречистыя Богоматери, великихъ чудотворцевъ, благословенія владыкъ и всего духовенства ни въ сей вкъ, ни ръ будущій’…

Однако и ‘проклятая’ грамота, которой такъ надялся оградить себя Шемяка, не помогла Василію сдержать свои клятвы.

Приверженцы бывшаго московскаго князя уже забыли вс свои обиды и только ждали его освобожденія. Тотчасъ же они толпами кинулись въ Вологду, уговаривая его снова возвратиться въ свою старую отчину. Снова начали прізжать къ Василію князья, бояре, даже монахи, игумены разныхъ монастырей, въ числ которыхъ былъ и настоятель Кирилло-Блозерской обители. Вс уговаривали его опять искать себ столъ Московскій.

— Я бы и не прочь,— говорилъ въ отвтъ Василій,— да только боюсь прогнвать Господа Бога. Страшно мн преступить клятву!

Задумались друзья князя… Дйствительно, неразршимая задача: какъ можно нарушить клятву, не подпадая подъ грхъ клятвопреступленья?

Наконецъ игуменъ Кирилло-Блозерскаго монастыря, Трифонъ, сказалъ:

— Князь-государь, молвилъ ты великое слово, и я понимаю твой страхъ. Не хорошо нарушать свою клятву, но я нашелъ исходъ.

— Какой?— воскликнулъ Василій.

— Трудно живется земл московской подъ гнетомъ Шемяки неправеднаго,— продолжалъ Трифонъ,— и для блага княжества твоего я помогу теб: я приму грхъ твой на свою душу и самъ отвчу за него передъ судилищемъ Христовымъ.

— Отецъ Трифонъ,— сказалъ растроганный Василій, знаешь ли ты, что на себя берешь?

— Знаю, и уповаю на мудрость Божію,— отвчалъ Трифонъ,— сердце мое открыто Ему! Онъ увидитъ, что не корысть алчная, а любовь руководила мною.

— Да будетъ такъ!— въ чрезвычайномъ волненіи воскликнулъ Василій.

— Тогда князь-государь,— сказалъ Трифонъ,— ты долженъ пріхать ко мн на Блоозеро, какъ бы для того, чтобы помолиться, раздать милостыню нищимъ и накормить братью. Мы отслужимъ молебенъ и я, посл молитвы, сниму съ тебя грхъ на свою душу.

Какъ было ршено, такъ и сдлали.

Путешествіе Василія никому не казалось подозрительнымъ, потому что князья русскіе имли обыкновеніе здить по монастырямъ и гостить тамъ по цлымъ недлямъ. Ихъ сопровождало всегда много бояръ, прислуги, даже войска, потому что дороги въ это время часто бывали не безопасны.

У воротъ монастыря Василій Темный былъ встрченъ нищими, богомольцами и всей братіей, которая привтствовала его пніемъ молитвъ и низкими поклонами. Поддерживаемый подъ руки, Василій вышелъ изъ возка, въ свою очередь земно поклонился братіи и пошелъ въ приготовленную для него келью, бояринъ, слдовавшій за нимъ съ мшкомъ мдныхъ денегъ, одлялъ ими нищую братію. Затмъ князь ежедневно ходилъ къ утрен и вечерн, много молился, пока, наконецъ, черезъ нсколько дней посл своего прізда, не получилъ отъ Трифона тайнаго разршенія своей клятвы.

Въ это время приверженцы Василія уже успли собрать войско, съ которымъ подошли къ Москв. Когда Шемяка вышелъ имъ на встрчу, нкоторые изъ бояръ, враговъ его, пробрались въ Москву и отдали ее снова князю Василію. Московскіе люди охотно присягали опять своему бывшему князю, такъ какъ они много потерпли во время несправедливаго княженія Шемяки.

ГЛАВА VII.

Снова Шемяка, разбитый на голову, укрылся въ свою родовую отчину, но Василій Темный не хотлъ съ нимъ ссориться, потому что онъ держалъ въ плну его мать Софью Витовтовну и обратился къ нему съ такимъ ласковымъ письмомъ:

‘Братъ мой Димитрій Юрьевичъ! Какая теб честь и хвала держать въ плну мою мать, а свою тетку? Неужели ты этимъ хочешь мн отомстить? Зачмъ это? Вдь я уже опять вышелъ на старшій путь и сижу на своемъ стол, на великомъ княженіи. Лучше ты мн не противься’.

Получивъ грамоту, Шемяка созвалъ бояръ своихъ на совтъ и сталъ имъ говорить такъ:

— Склоняюсь я на просьбу Василія… Чего томить въ невол Софью Витовтовну? Самъ я постоянно бгаю изъ мста въ мсто, люди надобны самому, а тутъ нужно еще и ее стеречь. Лучше ужъ отпустить.

— Конечно, отпусти,— отвчалъ ему Можайскій,— дла наши плохи… Вс противъ насъ теперь.

Мириться нужно намъ съ Василіемъ и выговаривать у него свои отчины.

— Я поговорю съ теткой,— сказалъ Шемяка,— пусть она за насъ будетъ передъ сыномъ печальницей. Сердце ея смягчится, когда она узнаетъ, что я согласенъ отпустить ее.

Но Шемяка ошибся относительно Софьи Витовтовны: гордая литовка приняла его весьма надменно и встртила градомъ насмшливыхъ восклицаній.

— Ага, смирился таки передъ плнницей своею!— говорила она,— видно, круто пришлось, если уже начинаешь лизать руку, которую теб хочется жалить! Ты что-то бормочешь о жалости, о милосердіи… Это меня ты жалешь? Ко мн милосерденъ? Молчи лучше!

Софья Витовтовна даже захлебнулась отъ злобы. Сколько уже времени, благодаря ненавистному Шемяк, проводитъ въ этихъ четырехъ стнахъ она, привыкшая къ такой дятельной жизни! Вс дла ея стоятъ, въ вотчинахъ ея теперь некому собирать подати, творить судъ и расправу! Сколько времени не видала она уже дтей, невстки, внуковъ… особенно милаго внучка своего Юрія, любимаго кудряваго мальчика!.. И этотъ рыжій злодй приходитъ къ ней теперь съ ласковымъ словомъ, хочетъ отъ нея какой-то услуги!

— Никогда не примирюсь я съ тобою!— закричала Софья Витовтовна,— я и посл смерти стану тебя ненавидть… Ты думаешь, можно забыть рки пролитой крови? Та кровь до сихъ поръ течетъ еще изъ глазъ моего ослпленнаго Василія!

— Ты ко мн несправедлива, тетка, возразилъ Шемяка,— онъ первый ослпилъ моего брата.

— А зачмъ онъ захотлъ чужого? Вы волчій родъ, хотите все захватить въ свои руки…

— Мой отецъ по лтописямъ доказалъ свое старшинство надъ вами…

— Не за старшинство боролись вы, а за силу! Просто, хочется побольше награбить… Когда-то, дйствительно, дядья считались старше племянниковъ, да только это было и быльемъ поросло… Что сдлалъ вамъ сынъ мой? За что вы ему не даете покою?

— Онъ нарушилъ крестное цлованіе, надругался надъ ‘проклятой’ граматой,— началъ Шемяка, но Софья Витовтовна не дала ему договорить.

— А ты сколько разъ нарушалъ клятву?— закричала она,— и сколько разъ еще нарушишь крестное цлованіе? Василій сдлалъ это съ разршенія церкви, посл просьбъ народа, который проклялъ твое неправедное княженіе, твоихъ бояръ, твоихъ тіуновъ, и тебя самого…

— Молчи ты!— крикнулъ, наконецъ, Шемяка,— суди сыновей своихъ, въ этомъ ты властна, а меня не смй касаться ..

— Не то ты станешь меня травить медвдемъ лютымъ, какъ длалъ въ Москв съ неугодными людьми?— насмшливо спросила княгиня,— или ударишь меня, какъ епископа Вологодскаго, котораго ты сбросилъ съ церковнаго помоста, за то, что онъ упрекалъ тебя за содянное зло?

— Молчи!— въ бшенств кричалъ Шемяка.

— Погоди, это ты скоро станешь молчать передъ нами,— продолжала Софья Витовтовна, которой гнвъ племянника доставлялъ наслажденіе,— больно ты зазнался и распустилъ свою челядь. Разсказывали мн, какъ ведете вы себя въ Москв… Слыхала я, что твои люди незваные здятъ на пиры, гд пьянствуютъ и даже убиваютъ кого попало… Погоди, ужо, скоро всему конецъ наступитъ.

— Ну, видно ты не хочешь хать къ Василію,— замтилъ Шемяка, старясь напугать свою плнницу.

— Не испугаешь!— насмшливо отвчала та,— знаю я, теперь ты отпустишь меня къ сыну, потому что ты хоть золъ и коваренъ, хоть и предатель, а все-таки трусъ.

Въ бшенств вышелъ Шемяка отъ Софьи Витовтовны.

Особенно уязвили его послднія слова княгини, потому что онъ вполн понималъ всю ихъ справедливость. Дйствительно, посл всхъ оскорбленій, которыя нанесла ему гордая тетка, Шемяк очень хотлось помучить ее еще въ невол, порадоваться на ея горе, но дла его были такъ плохи, что онъ не посмлъ дольше задерживать у себя Софью Витовтовну и отпустилъ ее въ Москву съ большимъ почетомъ.

Посл этого Можайскій завелъ съ Василіемъ мирные переговоры, которые кончились написаніемъ договорной грамоты, гд, между прочимъ, стояли такія слова: ‘Что ты, господинъ князь великій отъ насъ потерплъ, за то ни твоя мать, ни твоя жена, ни дти не должны мстить ни мн, ни моимъ дтямъ, не должны ничего этого помнить, ни вспоминать, ни въ сердц держать’.

Помирившись съ Василіемъ, Можайскій завелъ переговоры о Шемяк.

— Вмст мы воевали, вмст и мириться должны,— говорилъ онъ,— если ты пожалуешь князя Димитрія Юрьевича, то все равно что меня пожалуешь, если же откажешь въ любви, то я буду считать, будто ты и мн отказалъ.

Благодаря такому доброму посредничеству, Василій помирился и съ Шемякой, но не надолго, потому что Юрьевичъ опять нарушилъ крестное цлованіе.

Очень было обидно Шемяк, что его бояре, одинъ за другимъ, отъзжаютъ къ московскому князя, а между тмъ существовалъ такой обычай, что бояре, дти боярскіе, вольные слуги могутъ переходить отъ одного князя къ другому, не лишаясь своихъ отчинъ. Бояринъ одного князя, покинувъ службу и перейдя на службу къ другому, могъ все-таки жить во владніяхъ прежняго князя, и тотъ обязывался блюсти его такъ-же, какъ своихъ врныхъ бояръ. Но Шемяка, вопреки клятв, грабилъ имущество отъхавшихъ бояръ, отнималъ ихъ села и дома, находившіеся въ его владніяхъ.

Вс негодовали, глядя на тіоведеніе Шемяки. Дло дошло до того, что духовенство послало увщательное посланіе, въ которомъ такъ укоряло провинившагося князя:

‘Разбойнически, какъ ночной воръ, нападалъ ты на брата своего, московскаго князя. Будучи въ мир, ты поступилъ съ нимъ не лучше того, какъ поступили древніе убійцы Иванъ и Святополкъ Окаянный… Но разсуди, какую ты пользу сдлалъ этимъ себ? Много ли нагосподарствовалъ, пожилъ ли въ тишин? Не постоянно ли жилъ въ заботахъ, днемъ томился тяжелыми думами, ночью — дурными снами? Ища и желая большаго, ты погубилъ и свое, меньшее’.

Однако Шемяка не тронулся этимъ призывомъ къ миру и снова сталъ собирать войско, чтобы идти на Василія, но это уже не удалось ему: одинъ изъ бояръ московскихъ подкупилъ повара Шемяки, и тотъ отравилъ его… Повши курицы, напитанной ядомъ, несчастный Юрьевичъ умеръ въ ту же ночь.

Отпли крамольнаго Шемяку, положили его въ колоду, засмолили ее и повезли въ Москву для погребенія въ церкви Михаила Архангела. Это было общее мсто погребенія всхъ потомковъ Ивана Калиты, какъ великихъ князей, такъ и удльныхъ.

——

Такимъ печальнымъ концомъ завершилась послдняя усобица между потомками Дмитрія Донского. Съ этихъ поръ уже никогда дядья не спорили со своими племянниками за право старшинства, потому что люди русскіе отвыкли отъ старины. Духовенство также стояло на сторон новыхъ порядковъ, что очень помогало московскимъ князьямъ въ ихъ борьб съ родственниками. Теперь престолъ московскій, уже по новому, сталъ всегда переходить по наслдству отъ отца къ сыну, а не отъ брата къ брату, какъ то было раньше.

Эта послдняя кровавая усобица еще замчательна тмъ, что она дала возможность московскимъ князьямъ присоединить къ себ вс удлы московскіе, которые раньше принадлежали ихъ слабымъ родственникамъ. Василій Темный, благодаря любви народной, не только побдилъ Юрьевичей, Можайскаго и другихъ князей, но еще отобралъ себ ихъ удлы.

Сынъ его, Иванъ Васильевичъ, уже твердой рукой владетъ всмъ Московскимъ княжествомъ, а сыновья былыхъ мятежныхъ князей уже станутъ, волей-неволей, поступать къ нему на службу. Затмъ Иванъ Васильевичъ присоединитъ къ себ Тверское княжество, Рязанское и другія, и будетъ называться уже ‘Государемъ всея Руси’,— титулъ, которымъ до него ни одинъ русскій князь не назывался.

Юлія Безродная.

‘Юный Читатель’ No 4, 1900.