Петр Басманов, Волкова Е. Ф., Год: 1901

Детская
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Скачать в PDF

0x01 graphic

Петръ Басмановъ.

Историческій разсказъ (изъ временъ царя Бориса Годунова).
1604—1606 гг.

Е. Волковой.

‘Да вдаютъ потомки православныхъ
Земли родной минувшую судьбу’.
Пушкинъ.

ГЛАВА I.
Пріздъ воеводы Басманова въ Новгородъ-Сверскій.

Тихій вечеръ спустился надъ Украйной. Въ неб зажглись звзды. Воздухъ былъ свжъ и чистъ. Стоялъ ноябрь мсяцъ 1604 года. Необычное въ вечернюю пору движеніе замчалось на улицахъ Новгорода-Сверскаго. Взадъ и впередъ ходили кучки народа… слышались оживленные разговоры, споры, смхъ… Всякъ по своему, вс обсуждали событіе ныншняго дня — пріздъ изъ Москвы воеводы Басманова. Извстно было всмъ, зачмъ прислалъ его сюда великій государь, Борисъ Федоровичъ. Въ толп попадались зеленые кафтаны московскихъ стрльцовъ, которые прибыли съ новымъ воеводой. Они самоувренно оглядывали новгородсверскихъ гражданъ, точно хотли сказать: ‘Гд ужъ вамъ безъ нашей помощи обойтись’.
Боле всего народъ толпился на главной улиц города, гд красовались большія деревянныя хоромы, украшенныя вычурной рзьбой. Самые любопытные подходили къ крыльцу хоромъ и безуспшно старались проникнуть взглядомъ за деревянныя ставни, которыми плотно были закрыты слюдяныя оконца дома. И не удивительно было такое любопытство: здсь, въ этихъ богатыхъ хоромахъ, остановился только что пріхавшій воевода.
Потолкавшись часъ, другой, новгородсверцы разбрелись по своимъ домамъ, и скоро весь городъ спалъ крпкимъ сномъ. Только въ дом новаго воеводы свтился огонь. Не до сна было Петру Федоровичу Басманову. Сейчасъ только ушелъ отъ него старый бояринъ, воевода новгородсверскій. Много кое чего поразсказалъ онъ московскому гостю, и, видно, не изъ пріятныхъ былъ разсказъ его.
Крпко задумался Петръ Федоровичъ по уход стараго воеводы. Облокотившись на большой дубовый столъ, онъ долго сидлъ, не двигаясь съ мста. На его молодомъ, красивомъ лиц поперемнно смнялись выраженія гнва, досады и молодецкой удали.
— Злодй, обманщикъ идетъ на Москву добывать царскій престолъ!— воскликнулъ онъ, наконецъ, и поднялся съ мста. Густыя брови молодого боярина сурово сдвинулись, а рука его, дрожащая отъ волненія, быстро разстегнула шитый золотомъ воротъ богатаго кафтана.
Да, не добрыя всти повдалъ ему старый бояринъ. Не впервой слышитъ Петръ Федоровичъ о дерзкомъ самозванц, который называетъ себя сыномъ Грознаго царя, Ивана Васильевича, царевичемъ Дмитріемъ, что десять лтъ тому назадъ погибъ въ Углич. Въ послднее время въ Москв не мало тоже говорили о немъ. И нашелъ гд объявиться, у поляковъ, исконныхъ враговъ московскаго царя! Спасли-де его, настоящаго царевича, близкіе къ нему люди, а, въ Углич убитъ другой младенецъ. Выдумаютъ тоже! А въ народ врятъ этимъ толкамъ. Милостивъ еще царь Борисъ Федоровичъ, приказалъ бы перевшать всхъ измнниковъ, которые распускаютъ эти слухи.
Такъ думалъ онъ въ Москв, а теперь…
Молодой бояринъ слъ на лавку, покрытую пестрымъ, узорчатымъ ковромъ и опустилъ голову на грудь.
Какъ хотлось ему, чтобы царь отпустилъ его съ войскомъ на Украйну, онъ хвастался передъ друзьями, что добудетъ обманщика живымъ или мертвымъ и тмъ заслужитъ милости царя. Бояринъ былъ честолюбивъ. Онъ былъ сынъ знаменитаго любимца Ивана IV, Федора Басманова. Безъ него Грозный царь не могъ ‘ни веселиться на пирахъ, ни свирпствовать въ злодйствахъ’. Федоръ Алексевичъ былъ однимъ изъ самыхъ близкихъ совтниковъ его въ страшныхъ дяніяхъ, онъ изобрталъ новыя пытки, жестокія казни для мнимыхъ измнниковъ царя. Казненный въ свою очередь по подозрнію въ измн, Федоръ Басмановъ оставилъ посл себя жену и двухъ малолтнихъ сыновей. Жена вскор вышла замужъ за князя Голицина. Унаслдованныя мальчиками отъ отца черты характера сгладились подъ хорошимъ вліяніемъ вотчима, изъ нихъ не вышли достойные сыновья знаменитаго опричника. Борисъ Федоровичъ Годуновъ вывелъ Басмановыхъ изъ опалы, въ которую они попали благодаря казни отца. Онъ приблизилъ обоихъ братьевъ къ себ, пожаловалъ каждаго изъ нихъ саномъ окольничьяго. Басмановы всмъ были обязаны царю и всей душой были преданы ему. Старшій Иванъ погибъ годъ тому назадъ, начальствуя надъ войскомъ, высланнымъ противъ разбойничьей шайки Хлопка Косолапа. Младшій, Петръ Федоровичъ, мечталъ о подвигахъ, о слав. Побда надъ самозванцемъ могла дать ему случай выдвинуться. Ему ли, опытному въ ратномъ дл, бояться дерзкаго негодяя? Не испугала его всть о томъ, что называющій себя царевичемъ Дмитріемъ съ войскомъ вступилъ въ область московскаго государства и взялъ пограничный городъ Моравскъ. Что мудренаго! Некому было защитить маленькій городишко, народъ тамъ все голытьба, бжавшая изъ Москвы въ голодные годы. Станутъ они разбирать, истинный ли это царевичъ! небось какъ увидли польское войско, такъ со страху сейчасъ же и присягнули обманщику. Слышно было въ Москв, что въ войск нежданно-негаданно объявившагося царевича много казаковъ. Ну, это народъ вольный, гулящій, ему бы только воля была, а то всякому негодяю служить будетъ. Нтъ, не испугали Петра Федоровича эти всти! Много еще у царя врныхъ слугъ, сумютъ они отстоять своего государя. И молодой бояринъ всей душой рвался на югъ. Слухи о томъ, что самозванецъ посл взятія Моразска, двигается съ войскомъ къ Чернигову, ускорили дло. Царь поспшилъ отправить своего врнаго слугу на защиту южнаго города и далъ ему отрядъ изъ 600 стрльцовъ.
Какъ сейчасъ помнитъ Басмановъ встревоженное лицо Бориса Федоровича. Сильно измнился царь за послдніе годы. Государстинныя дла и заботы, небывалый голодъ, отъ котораго погибло столько людей два года тому назадъ, семейныя неудачи, смерть любимаго жениха его единственной дочери, царевны Ксеніи, разстроили крпкое здоровье царя. Всякая малость его тревожитъ….
И Петръ Федоровичъ въ порыв преданности своему государю, далъ торжественную клятву до послдней капли крови защитить городъ отъ дерзкаго негодяя. Не думалъ онъ, не гадалъ о томъ, что ожидало его впереди. Полный смлыхъ, честолюбивыхъ надеждъ двинулся Басмановъ изъ Москвы, и тутъ-то на пути услыхалъ онъ неожиданную всть: городъ Черниговъ сдался самозванцу, сдался добровольно, безъ борьбы. Жители Чернигова, православные люди, подданные Московскаго царя, сами собственными руками связали своего воеводу и сдали городъ негодяю, признавъ его истиннымъ царевичемъ. Не помня себя отъ негодованія, Петръ Федоровичъ поспшилъ остановиться въ ближайшемъ къ Чернигову Новгород-Сверскомъ: сюда, говорили, направляется изъ Чернигова войско новаго царя. Новый царь! Да что на нихъ креста что ли нтъ? Какая нечистая сила опутала ихъ? Вотъ тоже и старый воевода говорилъ сегодня, не сдобровать Новгороду? Много войска ведетъ съ собой названный царевичъ Дмитрій.
Отъ него узналъ Басмановъ, что не одинъ только безпріютный, оборванный людъ пристаетъ къ самозванцу. Старый бояринъ разсказалъ ему, что вся Украйна охвачена мятежномъ, народъ волнуется, казаки толпами переходятъ къ нему на службу, да что казаки, служилые люди начинаютъ колебаться… Въ Новгород-Сверскомъ почитай что больше половины готовы присягнуть обманщику, А тотъ, видно, чувствуетъ свою силу, во вс города шлетъ грамоты къ воеводамъ, купцамъ и чернымъ людямъ.
Вспомнилось Басманову, что въ Москв слышалъ онъ про эти грамоты, да тогда онъ и вниманія то на это не обратилъ, а теперь выходитъ дло не шуточное. Видно, не перевшаешь всхъ измнниковъ. Одни за другими сдаются села и деревни дерзкому негодяю, сказываетъ воевода. Мало того, когда приближается его войско, жители селъ и деревень выходятъ имъ навстрчу, надаютъ передъ нимъ на колни, благодарятъ Бога за его чудесное избавленіе отъ смерти, кричатъ ему: многія лта, да здравствуетъ государь нашъ Дмитрій Ивановичъ!— А самъ воевода Новгородсверскій? Кто знаетъ, какія думы таитъ онъ въ себ. Что то ужъ больно много говорилъ онъ объ ласковомъ обхожденіи названнаго царевича съ плнными воеводами Моразска и Чернигова, а уходя, какъ то странно посмотрлъ на него и сказалъ:
— Кто жъ его знаетъ, кто онъ такой, только не легко бороться съ нимъ. Всякому своя голова дорога.
Что означали эти слова? Неужели и въ сердце стараго боярина закралась измна? Гд же тогда врные слуги царя, на кого надяться?
Басмановъ въ волненіи прошелъ нсколько разъ по горниц. Вдругъ лицо его приняло ршительное выраженіе. Такъ нтъ же, не бывать тому, онъ покажетъ имъ, измнникамъ, что на Руси есть одинъ истинный царь, Борисъ Федоровичъ, онъ загородитъ обманщику дорогу въ Москву! Долго будутъ помнить воеводу Басманова!
Было далеко за полночь, когда Петръ Федоровичъ ложился на приготовленную ему на широкой лавк постель. Все, что услыхалъ онъ отъ стараго боярина, только разожгло его сердце. Больше чмъ когда либо, въ эту минуту онъ врилъ, что названный царевичъ дерзкій обманщикъ, и страстно хотлось ему поскорй вступить съ нимъ въ борьбу и покрыть себя славой.

ГЛАВА II.
Польскій отрядъ подступаетъ къ Новгороду-Сверскому.— Переговоры поляковъ съ москвитянами.

Было одиннадцатое ноября. День выдался ясный, солнечный. Съ юго-запада, по дорог, покрытой снжной пеленою, приближался къ Новгороду-Сверскому военный отрядъ. Впереди хали поляки. Ихъ богатые доспхи, блестящія латы и кольчуги ослпительно сверкали на солнц, а рослые, здоровые кони были красиво убраны. За ними, въ нсколько рядовъ, на крпкихъ, невысокихъ лошадяхъ слдовали казаки. Ихъ было не боле двухсотъ человкъ. Вооруженные луками, копьями и стрлами, они спокойно помахивали плетками, висвшими на мизинц правой руки. Отрядъ подвигался медленно.
Предводители отряда, польскіе паны съ любопытствомъ посматривали на раскинувшійся передъ ними на высокомъ берегу рки Десны городъ. Высокая, толстая деревянная стна окружала со всхъ сторонъ Новгородъ-Сверскій. Надъ нею во многихъ мстахъ возвышались каменныя башни. И въ самой стн, и въ башняхъ было множество небольшихъ оконцевъ и узкихъ отверстій, откуда въ случа надобности можно было стрлять изъ пушекъ и пищалей. Вокругъ стны шелъ глубокій ровъ. Въ лтнее время этотъ городъ, раздленный быстрой ркой на дв части, былъ очень живописенъ со своими деревянными строеніями, съ церквами и монастырями, утопающими въ зелени многочисленныхъ садовъ. Но теперь, окутанный зимнимъ покровомъ, онъ имлъ довольно однообразный видъ.
— Ужъ, кажется, близко подъхали, а что то никого не видно,— проговорилъ gдинъ изъ передовыхъ всадниковъ, невысокій, худой старикъ съ длинными сдыми усами, обращаясь къ своему сосду, высокому, тучному поляку.
Янъ Бучинскій (такъ звали послдняго) покрутилъ усы и съ самоувренной усмшкой замтилъ:
— Какой ты, скорый, панъ, теб бы, какъ въ Моравск, за три мили вышли встрчать съ хлбомъ солью.
Но у стараго пана, видно, не было такой самоувренности, какъ у главнаго предводителя отряда. Онъ недоврчиво покачалъ [головой и проговорилъ:
— Сказываютъ, воевода то въ Новгород Сверскомъ не чета другимъ, нарочно изъ Москвы пріхалъ…
— Полно, панъ,— перебилъ его Янъ Бучинскій,— видали мы этихъ воеводъ. Самъ помнишь, какъ скрутили ихъ въ Чернигов свои же люди, да выдали намъ, такъ, небось, тутъ же присягнули царевичу. Что ужъ тутъ говорить, счастье на нашей сторон.
И затмъ, понизивъ голосъ, прибавилъ:
— Кто жъ его знаетъ, настоящій онъ царевичъ, или нтъ, только хорошо намъ будетъ, какъ сядетъ онъ на Московскій престолъ. Не забудетъ онъ и наши заслуги.
Путники замолчали и похали дальше, отрядъ тихо слдовалъ за ними.
Вотъ уже совсмъ близко городъ, а все попрежнему никого не видать кругомъ. Люди словно вымерли вс, ни одна душа не попадется навстрчу.
— Лтъ, видно, не ждать здсь добровольной покорности,— подумалъ старый панъ и проговорилъ, указывая на Новгородъ-Сверскій.
— Стна то, погляди-ка какая толстая, а башенъ то что, да выступовъ, какъ начнутъ палить оттуда, такъ пожалуй нескоро одолешь.
— Что стна то крпка, не мудрено: съ тхъ поръ какъ въ тысяча пятьсотъ третьемъ году Новгородъ-Сверскій утвердился за московскимъ царемъ, наши войска то и дло тревожатъ его,— замтилъ Бучинскій, а ты взгляни, какую они намъ встрчу готовятъ.
Теперь уже не трудно было разглядть, что у башенныхъ оконцевъ лежали груды припасенныхъ камней и кольевъ, а изъ отверстій, продланныхъ въ стн, выглядывали пушки. Стна была усяна множествомъ воиновъ, вооруженныхъ стрлами.
Вдругъ раздался пушечный залпъ, и поляки увидли, какъ съ городской стны полетло вверхъ нсколько шапокъ.
— Москвитяне говорить хотятъ,— пронеслось среди поляковъ. Янъ Бучинскій приказалъ отряду оставаться на мст, а самъ въ сопровожденіи одиннадцати воиновъ поскакалъ къ стн.
— Чего хотите вы?— спросилъ онъ, обращаясь къ москвитянамъ.
Въ эту минуту на стн показался высокій, статный воинъ, одтый въ кольчугу и въ латы. Въ рукахъ онъ держалъ зажженый фитиль. Лицо его дышало какой-то ршимостью, глаза вызывающе глядли на польскихъ всадниковъ.
Не дремалъ молодой воевода, Петръ Федоровичъ Басмановъ. Со дня своего прізда въ Новгородъ-Сверскій онъ выказалъ такую распорядительность, какой удивлялись самые опытные, зрлые, люди. Онъ выжегъ вс посады, вс строенія въ окрестности города, чтобы непріятелю негд было укрпиться, и въ нсколько дней сумлъ внушить жителямъ Новгорода-Сверскаго такой страхъ къ себ, что ни одинъ изъ нихъ не осмлился и подумать о добровольной сдач города. Самые слабые, колеблющіеся не роптали и безпрекословно исполняли его приказанія. Городъ приготовился къ самой продолжительной осад. И вотъ теперь, закованный въ желзо, онъ съ высоты стны спокойно оглядывалъ остановившійся на пригорк отрядъ казаковъ.
— Что нужно теб, зачмъ пожаловалъ сюда?— обратился онъ къ Яну Бунинскому.
Бунинскій приблизился съ самой стн.
— Я присланъ,— началъ онъ смло,— моимъ всемилостивйшимъ государемъ, сыномъ блаженной памяти великаго князя Ивана Васильевича, Дмитріемъ Ивановичемъ. Небесный Промыселъ сохранилъ его отъ смерти, приготовленной въ Углич измнникомъ Борисомъ, онъ здравствуетъ и черезъ меня, слугу своего, объявляетъ, что если вы, подобно жителямъ Чернигова и Моразска, покоритесь ему и ударите челомъ, какъ законному государю, то будете помилованы, если же не согласитесь, то знайте, что всхъ васъ предастъ онъ смерти, и мужей, и женъ, и старыхъ, и малыхъ, самимъ младенцамъ не будетъ пощады.
Гнвомъ зажглись глаза воеводы Басманова, онъ выхватилъ саблю и, потрясая ею, закричалъ:
— Одинъ у насъ есть царь и великій государь Борисъ Федоровичъ. Тотъ же, кого ты называешь царевичемъ Дмитріемъ, воръ и негодяй. Скоро мы посадимъ его на колъ вмст со всми его помощниками. А ты убирайся туда, откуда пришелъ, если не хочешь смерти.
Съ этими словами Басмановъ сошелъ со стны, и въ ту же минуту раздался новый пушечный залпъ.
Жители Новгорода-Сверскаго давали знать, что они не думаютъ о добровольной сдач и готовы къ упорной борьб.

ГЛАВА III.
Успхи самозванца.— Причины этого успха.— Мятежныя рчи Новгородсверскихъ гражданъ.

Вотъ уже больше двухъ недль, какъ длится осада Новгорода-Сверскаго, но нтъ удачи войску самозванца.
Вс попытки поляковъ взять городъ приступомъ безуспшны. Осажденные стойко выдерживаютъ осаду, то и дло палятъ ихъ пушки, а со стнныхъ башенъ сыплется въ непріятеля цлый градъ камней. Не мало уже народу перебито и перекалчено ими. Воевода Басмановъ не знаетъ усталости. Онъ зорко слдитъ за борьбой, отдаетъ приказанія, поддерживаетъ бодрость осажденныхъ.
— Не робйте, братцы,— говоритъ онъ, показываясь то тутъ, то тамъ на городской стн,— постоимъ за истиннаго государя нашего Бориса Федоровича, глядите, ужъ слабютъ силы непріятельскія…
Дйствительно, отрядъ непріятеля съ каждымъ днемъ становился все меньше и меньше. Польскіе вожди призадумались и стали поговаривать объ отступленіи, но тутъ случилось неожиданное событіе.
Рано утромъ въ конц ноября Новгородскіе воины замтили въ непріятельскомъ лагер необычное оживленіе. Поляки словно пріободрились и молодецки гарцовали на своихъ коняхъ.
Въ тотъ же день осажденные узнали печальныя всти:
Девятнадцатаго ноября главный городъ Сверской области, Путивль добровольно сдался ‘измннику и вору’, называющему себя царевичемъ Дмитріемъ, и выдалъ ему своихъ воеводъ. Тоже самое сдлалъ пять дней спустя сосдній съ Путивлемъ большой городъ Рыльскъ.
Пріуныли Новгородсверскіе граждане. Попрежнему палятъ ихъ пушки, попрежнему летятъ въ осаждающихъ тучи стрлъ и кучи камней, но бодрость и вра въ успхъ словно покинули осажденныхъ. Напрасно Петръ Федоровичъ Басмановъ старается вселить въ нихъ надежду, напрасно старается ободрить ихъ, они словно глухи къ словамъ своего храбраго вождя, и въ ихъ повиновеніи уже нтъ прежняго воодушевленія.
Въ вечерніе часы, когда, утомленные продолжительной борьбой, осаждающіе и осажденные располагались на отдыхъ, въ лагер поляковъ зажигались огни: тамъ раздавались хвастливыя рчи Яна Бучинскаго и веселыя псни казаковъ. Эти псни доносились до осажденныхъ и повергали ихъ въ еще большее уныніе. Все чаще стали собираться вмст Новгородсверскіе граждане, и простой народъ, и купцы, и служилые люди, и все охотне говорили они о самозванц, и въ ихъ сужденіяхъ о немъ уже не слышалось прежняго негодованія.
— Нтъ, братцы, видно самъ Богъ за него,— говорилъ кто нибудь въ корчм цлой толп собравшихся слушателей,— тоже шутка ли, Черниговъ да Рыльскъ не маленькіе города, а вдь не пошли же противъ него.
И слушатели не пытались возражать говорившему. Въ отвтъ на такія слова, они сочувственно кивали головами и говорили:
— Что толковать, противъ Бога не пойдешь, напрасно только старается воевода Московскій Петръ Федоровичъ…
Нкоторые посмле шли еще дальше:
— Говоритъ, крестъ цловали царю Борису Федоровичу, сами всмъ народомъ выбрали его на царство. Да кто выбиралъ то, одна Москва, ну и пусть стоитъ за него. Тоже не мало натерплся отъ него народъ, ужъ коли нтъ Божьяго благословенія, такъ, видно, ничего не подлаешь.
И эти слова оставались безъ возраженій. Слушавшіе ихъ точно подзадоривали другъ друга и одинъ за другимъ вставляли свои замчанія.
— Видно, не больно сладко живется за избраннымъ то царемъ, коли народъ толпами бжитъ сюда на Украйну,— говорили одни.
А новый то царь, сказываютъ, милостивъ, воеводъ, что шли противъ него въ городахъ, всхъ простилъ, да и казакамъ то нашимъ отъ него большое жалованье идетъ…— говорили другіе.
Такія мятежныя рчи стали все чаще раздаваться и на постоялыхъ дворахъ и на улицахъ Новгорода-Сверскаго. Говорилъ ихъ не только простой людъ, говорили ихъ, озираясь по сторонамъ и служилые люди города. Самъ старый воевода Новгородсверскій, притворившись больнымъ, не шелъ къ воевод Басманову и въ кругу своихъ ближнихъ высказывалъ свои опасенія.
— Говорилъ я тогда, не будетъ удачи, гд ужъ тутъ бороться, коли вся Украйна на его сторон. Не хуже Новгорода Сверскаго городъ Путивль, пушки то тамъ еще получше нашихъ будутъ… Молодъ еще Петръ Федоровичъ, никого знать не хочетъ, ничьихъ совтовъ не принимаетъ, все бы ему первому везд быть. Вонъ князь Трубецкой, главнымъ воеводой сюда присланъ, а куда тутъ! Его и не слыхать, надъ всми верховодитъ Басмановъ. Прытокъ больно! Ну, да кто знаетъ, долго ли первенствовать то придется, вонъ народъ волнуется, того и гляди свяжутъ насъ, да силой заставятъ покориться самозванцу… Ужъ лучше бы добромъ…
Такія рчи сяли измну въ город, и многіе уже склонялись на сторону самозванца. Голодные годы, тяжелыя повинности, разныя неустройства въ Московскомъ государств создали огромное количество недовольныхъ людей въ русской земл. Недовольные невольно начинаютъ искать виновника своихъ бдствій. Такимъ виновникомъ въ глазахъ русскихъ людей явился царь Борисъ Федоровичъ Годуновъ. Не любили его родовитые люди, бояре оскорблялись его незнатнымъ происхожденіемъ, не любилъ его и народъ. Вс невзгоды, вс несчастія готовъ онъ былъ приписать ему одному. Погибъ въ Углич царевичъ Дмитрій, народъ, не задумываясь, обвинилъ въ его смерти Бориса Федоровича,
— Это онъ, Годуновъ, погубилъ младенца, чтобы самому овладть Московскимъ престоломъ,— говорили вс. Наступилъ страшный голодъ въ 1602 году. Народъ погибалъ тысячами, и въ этомъ бдствіи винилъ Бориса Годунова:— Богъ не благословилъ его царствованіе, говорили многіе, и караетъ за него русскую землю. Вс распоряженія царя Бориса, вс указы его толковались народомъ по своему и вызывали только одно недовольство. Такъ не мало бдъ вызвалъ его указъ о запрещеніи крестьянамъ переходить отъ одного помщика къ другому. Тяжело жилось крестьянину у одного помщика, но у него была надежда, что вотъ настанетъ желанный Юрьевъ день, въ который можно было уйти поискать лучшаго мста. Указомъ запрещался этотъ переходъ.— ‘Вотъ теб, бабушка, и Юрьевъ день’,— говорилъ народъ со злобой въ сердц противъ Бориса Годунова. Съ каждымъ годомъ усиливалась эта нелюбовь къ царю. Отъ голода, отъ жестокихъ помщиковъ, отъ которыхъ нельзя было уйти по закону, отъ непосильныхъ налоговъ, отъ неправильнаго суда, отъ взяточничества чиновныхъ людей, народъ толпами бжалъ на югъ, въ южно-русскія степи. Весь этотъ голодный, безпріютный, недовольный людъ находилъ себ пристанище по низовьямъ рки Волги, Дона, Днпра и готовъ былъ пойти, очертя голову, за тмъ человкомъ, который общалъ бы ему лучшую, привольную жизнь. Что же мудренаго, что все это, разсянное по городамъ, селамъ и деревнямъ южной Руси недовольное населеніе съ радостью откликнулось на призывъ самозванца. Самозванецъ называлъ себя сыномъ покойнаго царя Ивана Грознаго, царевичемъ Дмитріемъ, чего же лучше! За человкомъ съ такимъ именемъ можно пойти, скорй можно расчитывать на успхъ. Нелюбовь къ царю Борису заговорила въ ихъ сердцахъ еще сильне, вс радовались, что нашелся, наконецъ, человкъ, которому они помогутъ отнять у Годунова Московскій престолъ. Никто и не думалъ разбирать, былъ ли это истинный царевичъ, всмъ хотлось этому врить и вс врили.
Первые откликнулись на призывъ самозванца донскіе и волжскіе казаки. Какъ разъ около этого времени у нихъ произошли столкновенія съ московскимъ царемъ. Выведенный изъ терпнья ихъ разбоями и нападеніями на торговыя волжскія суда, Борисъ едоровичъ ршилъ наконецъ принять противъ нихъ строгія мры и приказалъ тхъ, что приходили въ какой-либо городъ, хватать и сажать въ тюрьмы.
Это ожесточило казаковъ, и они подняли бунтъ, между прочимъ напали на царскаго родственника, окольничаго Степана Годунова, плывшаго въ Астрахань, и разбили его конвой, такъ что самъ онъ съ трудомъ спасся бгствомъ. Названный Дмитрій воспользовался этимъ тревожнымъ настроеніемъ казаковъ, и послы его нашли у нихъ полное сочувствіе. За казаками приставали къ самозванцу и многіе другіе люди, недовольные порядками въ Московской земл… И самыя нелпыя мысли, самыя несбыточныя надежды волновали ихъ…
— Поможемъ ему ссть на отчій престолъ, такъ, небось, не забудетъ онъ нашей службы, суметъ наградить за услуги прирожденный то государь. Первыя мста займемъ, въ чести тогда будемъ…
Такъ говорили и въ Новгород-Сверскомъ, и уже многіе изъ его гражданъ готовы были покинуть городъ и перейти въ непріятельскій лагерь.

ГЛАВА IV.
Казнь за мятежныя рчи.— Новые успхи самозванца.— Волненіе въ Новгород-Сверскомъ.

Зимнее утро только что занималось надъ городомъ. На улицахъ было тихо, но не безлюдно. То и дло отворялись ворота домовъ, и оттуда, боязливо оглядываясь по сторонамъ, выходили новгородсверскіе люди. Ни слова не говоря, они шли по направленію къ городской площади. Страхъ сковалъ ихъ уста. Не до разговоровъ было: впереди ожидала ихъ ужасная картина.
Вся площадь была уставлена вислицами. На перекладинахъ между двумя столбами какъ то безпомощно болтались человческіе трупы… Утро выдалось втряное, холодное, втеръ разввалъ края одежды мертвецовъ, игралъ ихъ волосами… У подножья вислицъ слышались рыданья.
‘— Отцы родные, что-жъ это будетъ!— заговорила вдругъ женщина, стоявшая возл крайняго столба.
— Будетъ ревть то,— остановилъ ее грубый голосъ одного изъ стрльцовъ, стоявшихъ на страж.
— Окаянные, злоди, что надлали, вдь одинъ онъ у меня былъ кормилецъ то!— продолжала причитать женщина.
— Замолчи, говорятъ, коли хочешь жива остаться, не своей волей сдлали, по приказу воеводы Петра едоровича…
При имени воеводы Басманова женщина вся съежилась, и, судорожно обхвативъ столбъ вислицы, смолкла.
Становилось свтле. Первые лучи солнца заиграли на позолоченныхъ верхушкахъ церквей и яркимъ свтомъ залили и зловщіе трупы, и унылыя фигуры горожанъ, пришедшихъ еще разъ поплакать надъ казненными родственниками.
Не зналъ пощады воевода Петръ Федоровичъ. Видно, заговорила въ немъ въ эти минуты отцовская кровь. Зорко слдилъ онъ за всмъ, что длалось и говорилось въ Новгород-Сверскомъ. И на базарныхъ площадяхъ, и на постоялыхъ дворахъ то и дло сновали его клевреты, подслушивали, подсматривали и обо всемъ доносили воевод. Не тайной остались для него мятежныя рчи новгородсверскихъ людей о царевич Дмитріи, онъ чуялъ измну въ ихъ сердцахъ, онъ зналъ, что они колеблются и готовы перейти на сторону самозванца. И жестокая расправа постигла мятежниковъ. Что ни день, то новыя вислицы воздвигались на площадяхъ. Воевода казнилъ по малйшему подозрнію, за каждое неосторожное слово. Трупы повшенныхъ не снимались съ вислицъ.
— Пускай висятъ на страхъ другимъ! Пускай новгородцы узнаютъ, какъ говорить мятежныя рчи. Я имъ не путивльскій воевода, сумю расправиться съ измнниками. Пусть-ка теперь попробуютъ сказать, что на Руси есть другой царь, а не Борисъ Федоровичъ… Всхъ перевшаю, никому не будетъ пощады!
Такъ говорилъ Петръ Федоровичъ, и страшной злобой дышало въ эти минуты его лицо. Слова воеводы передавались въ Новгород изъ устъ въ уста и наполняли ужасомъ многія сердца. Уже доносчикамъ нечего больше длать, смолкли мятежныя рчи. Запуганные граждане притихли, не слышно было больше разговоровъ объ измн.
А осада все продолжалась. Устрашенные Басмановымъ, новгородсверцы мужественно отражали приступы непріятеля. Враги уже утомились ихъ долгимъ сопротивленіемъ и ршились на крайнее средство. Въ одну темную ночь кучка поляковъ, прикрываясь досчатыми забралами, тихо подошла почти къ самой крпости, за ними шло до 300 человкъ казаковъ, они несли солому и хворостъ: непріятели задумали зажечь деревянную стну города, взорвать крпость и тмъ положить конецъ продолжительной осад. Но злой умыселъ не удался. Осажденные во время замтили опасность: со стнъ крпости раздались пушечные выстрлы, посыпался цлый градъ камней. Жестоко поплатились поляки за свою попытку — боле ста человкъ ихъ пало на мст, остальные едва успли убжать въ лагерь. Вся ночь прошла у нихъ въ совщаніяхъ о томъ, что длать. Огорченные неудачей, поляки потеряли надежду на взятіе крпости.
— Только попусту время проводимъ,— говорили они, и многіе подали голоса за отступленіе.
Отъ новгородсверцевъ не укрылось это настроеніе непріятельскаго лагеря. На другой и на третій день посл пораженія поляковъ все было спокойно, непріятель не ршался больше подступать къ городу. Новгородсверцы уже заране торжествовали свою побду.
— Чего-жъ они еще дожидаются,— говорили между собою осажденные,— убирались бы поскорй во свояси. Видно, близокъ локоть, да не укусишь.
Но тутъ случилось то, чего они никакъ не ожидали. Въ холодный декабрьскій день осажденные съ удивленіемъ замтили, что съ восточной стороны къ непріятельскому лагерю приближаются новые отряды. Не трудно было узнать въ легко вооруженныхъ воинахъ казаковъ, впереди которыхъ хали польскіе всадники.
Призадумались жители Новгорода-Сверскаго.
— Видно, помощь идетъ ляхамъ,— говорили они, посматривая въ сторону непріятельскаго лагеря, и кто же помогаетъ, все нашъ братъ, православный людъ, казаки…
Въ тотъ же день отъ непріятельскаго лагеря отдлилась небольшая группа всадниковъ. То приближался къ осажденному городу небольшой отрядъ казаковъ, но на этотъ разъ не польскіе паны хали во глав его. Отрядомъ предводительствовали русскіе военачальники. Завидвъ отрядъ, воины новгородскіе принялись палить. Но казаки замахали шапками. Осажденные остановились въ недоумніи.
— Что имъ нужно, о чемъ еще хотятъ говорить эти измнники?— пронеслось среди передовыхъ рядовъ стрльцовъ, стоявшихъ у самой стны. Но за этими врными помощниками воеводы Басманова стояли толпы городской черни, въ ней мелькали шитые кафтаны служилыхъ людей. Вс старались протиснуться впередъ и скоре съ любопытствомъ, чмъ съ негодованіемъ глядли на приближающихся слугъ новаго царя.
Предводитель отряда въ высокой шапк, какія носили знатные русскіе люди, подъхалъ ближе, почти къ самой стн Новгорода и громко началъ:
— Царь и великій князь Дмитрій Ивановичъ, сынъ блаженной памяти великаго князя Ивана Васильевича…
Но лишь только произнесъ онъ эти слова, какъ съ новгородсверской стны послышались громкіе крики:
— Знать не хотимъ никакого царя, Дмитрія Ивановича, есть только одинъ царь на Руси, Борисъ Федоровичъ.
Но говорившій словно и вниманія не обратилъ на эти слова. Онъ дождался, пока голоса смолкнутъ и снова тмъ же спокойнымъ тономъ продолжалъ:
…— прислалъ онъ меня сказать вамъ свое милостивое слово. Не хочетъ онъ гибели вашей, ему нужны храбрые воины. Шлетъ онъ вамъ свои царскія милости, общаетъ свое царское жалованье, если не будете упорствовать и сдадитесь…
— Ждемъ милостей отъ одного только царя Бориса едоровича, а не отъ васъ, измнниковъ, предателей. Убирайтесь къ своему царю, покуда живы!— раздался со стны громкій властный голосъ.
Это говорилъ воевода Басмановъ, только что взошедшій на стну, но и его властный голосъ не испугалъ слугу самозванца.
— Не больно кричи, воевода Басмановъ, не испугались тебя,— сказалъ онъ и обратился къ стоявшимъ у стны воинамъ и гражданамъ новгородскимъ съ такими словами:
— А вдомо ли вамъ, новгородскіе люди, что самъ Богъ помогаетъ тому, кого вы называете обманщикомъ. Что ни день, то новые полки умножаютъ его рать. Велика теперь его сила. Одинъ за другимъ сдаются ему русскіе города. Вся волость Комарницкая въ его рукахъ. Города: Борисовъ, Свскъ, Блгородъ, Осколъ, Воронежъ, Ливны, Елецъ выдали своихъ воеводъ… везд съ радостью встрчаютъ своего законнаго государя, покоренныя волости высылаютъ ему на помощь свои отряды. Долго ли вы будете упорствовать, еще вчера изъ Путивля привезли пушки, смотрите, крпка ли ваша стна…
Эти слова ошеломили новгородскихъ людей. Сдалась цлая волость Комарницкая, сдались Свскъ, Воронежъ, Блгородъ… они шлютъ свои полки и пушки на Новгородъ-Сверскій… Съ минуту длилось молчаньи.
— Замолчишь ли ты, негодяй!— вн себя отъ гнва закричалъ воевода Басмановъ,— пускай сдаются другіе города и кланяются обманщику. Скажи своему царю, покуда живъ воевода Басмановъ, не видать ему Новгорода-Сверскаго. Самъ сожгу его стны, перевшаю его людей, коли задумаютъ измну, а ужъ не бывать тому, чтобы я измнилъ своему Государю и своими руками сдалъ его городъ вору и мошеннику!
И не помня себя, воевода далъ приказъ палить изъ пушекъ. Едва усплъ ускакать отрядъ непріятельскій.
Въ эту ночь долго не спали въ Новгород-Сверскомъ. Въ корчмахъ, въ глухихъ переулкахъ собравшіяся кучки новгородскихъ людей обсуждали все случившееся ныншній день. Вс были возбуждены, рчи говорившихъ носили тревожный характеръ. Всть о томъ, что названному царевичу покоряются цлыя волости, взволновала и чернь и лучшимъ людей Новгорода.
— Что же это такое, долго ли мы будемъ тшить московскаго воеводу? Хлба нтъ, припасы вс вышли. Осад конца не видать…— жаловались одни.
— Гд конецъ! Силенъ, видно, новый царь, не устояли противъ него Путивль и Свскъ, а гд ужъ намъ тягаться. Сказываютъ, цлыя волости покоряются ему, видно, и вправду, самъ Богъ за него. Кто-жъ ихъ знаетъ, можетъ и вправду тогда въ Углич не того младенца убили. Съ чего бы это ему чужое имя брать. Не ладно что то тутъ,— говорили другіе.
— А слышали, братцы, что давеча воевода то Басмановъ сказалъ, говоритъ, сожгу городъ, перевшаю всхъ людей Новгородскихъ, а ужъ не покорюсь злодю.
— Какъ бы не такъ, не скоро тоже перевшаешь, какъ бы самому худо не пришлось!
— Да что тутъ толковать, возьмемъ, да побросаемъ вс копья, да стрлы, не хотимъ, молъ, больше тебя слушать, или въ Москву къ своему царю, а у насъ есть свой воевода, свой есть царь…
И разгоряченные собственными рчами новгородскіе люди хотли было уже сейчасъ исполнить свое намреніе и пойти къ воевод Басманову.
— Нтъ, братцы, грозенъ воевода,— тутъ же спохватился кто т
Волкова Е. Ф.
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Горе матери-посадницы, Волкова Е. Ф., Год: 1901
  2. Первый русский печатник, Волкова Е. Ф., Год: 1903
  3. Царева потеха, Черский Леонид Федорович, Год: 1913
  4. Братья, Иванчина-Писарева Софья Абрамовна, Год: 1929
  5. Первый спас, Северцев-Полилов Георгий Тихонович, Год: 1916
  6. Рыжий юнга, Ли Бернт, Год: 1916
  7. На горных пастбищах, Онруд Ганс, Год: 1923
  8. По следам оленя Песчаного Холма, Сетон-Томпсон Эрнест, Год: 1899
Электронная библиотека