Къ великому изумленію тхъ, кто считаетъ стихи безполезными побрякушками, до сихъ поръ стихи у насъ не только пишутся, но нердко даже и читаются, то-есть перечитываются до заучиванія наизустъ. Какъ извстно изъ Тургенева, стихи бываютъ двухъ родовъ, сладкіе и несладкіе. Сладкихъ большинство нашихъ читателей терпть не можетъ, у насъ очень распространенъ такого рода вкусъ, для котораго, какъ бы хороши ни были сладкіе стихи, они кажутся невыносимо приторными. Поэтому, всего охотне читаются несладкіе стихи, напримръ произведенія г. Некрасова, старающагося обыкновенно вмстить въ свою поэзію сколь возможно больше прозы и горечи. Иногда въ силу такихъ стараній у него и выходитъ одна проза, но это еще не составляетъ никакой бды: проза идетъ за поэзіею безъ всякихъ затрудненій. Гораздо хуже бываетъ, когда онъ не въ мру подпуститъ горечи: тогда, вмсто грустнаго впечатлнія, онъ производитъ забавное. Такъ, напримръ, въ одномъ стихотвореніи, описывая жалкую участь какого-то чиновника, поэтъ говоритъ:
Петербургъ ему солонъ достался:
Въ наводненье жену потерялъ,
Цлый вкъ по квартирамъ таскался
И четырнадцать разъ погаралъ.
Четырнадцать разъ! Вотъ ужъ подлинно несчастная судьба! Куда ни передетъ, непремнно погоритъ! Четырнадцать разъ! Кто не сжалится надъ столь плачевною участью, тотъ, конечно… расхохочется.
Но не одинъ г. Некрасовъ читается у насъ. Между прочимъ очень большой успхъ имли нкоторыя стихотворенія гр. А. K. Толстаго. Для доказательства приведемъ одно стихотвореніе, которое всякій знаетъ, а если кто не знаетъ, то, конечно, не забудетъ, прочитавъ его здсь:
Ой кабъ Волга матушка да вспять побжала!
Кабы можно, братцы, начать жить сначала!
Ой кабы зимою цвты расцвтали!
Кабы мы любили, да не разлюбляли!
Кабы дно морское достать да измрить!
Кабы можно, братцы, краснымъ двкамъ врить!
Ой кабы вс бабы были молодицы!
Кабы въ полугар поменьше водицы!
Кабы всегда чарка доходила до рту!
Да кабы приказныхъ по боку да къ чорту!
Да кабы звнели завсегда карманы!
Да кабы намъ, братцы, да свои кафтаны!
Да кабы голодный всякій день обдалъ!
Да батюшка-бъ нашь царь всю правду бы вдалъ!
Судьба гр. А. K. Толстаго, какъ поэта, именно тмъ и замчательна, что никто не замтилъ его выступленія на поэтическое поприще, никто не слдилъ за его дятельностію, никто не принималъ его въ разсчетъ, когда говорилъ о современныхъ русскихъ поэтахъ, а между тмъ нкоторыя его стихотворенія, подобно приведенному, затвердились читателями не хуже чьихъ бы то ни было произведеній. Еще въ недавнее время большой успхъ имли два его стихотворенія: Пантелей-цлитель и Чужое горе.
Но вотъ это загадочное явленіе должно разъясниться. Является наконецъ полное собраніе стихотворныхъ произведеній графа А. К. Толстаго, большой томъ подъ принятымъ въ такихъ случаяхъ простымъ заглавіемъ: Стихотворенія графа А.К.Толстаго. С.-Петербургъ. 1867. Съ большимъ любопытствомъ принялись мы за книгу, и нкоторое время, признаемся, были подъ очень дурнымъ впечатлніемъ. Какіе плохіе стихи! Какое отсутствіе звучности и силы! То высокопарныя слова ее ладятъ съ прозаическимъ теченіемъ стиха, то выраженія просты, но не видать и искры поэзіи, и кажется читаешь рубленную прозу. И, ко всему этому, безпрестанныя неловкости и ошибки въ язык. Возьмемъ хоть первыя строки изъ посланія къ И. С. Аксакову, перваго стихотворенія въ въ сборник:
Судя меня довольно строго,
Въ моихъ стихахъ находишь ты,
Что въ нихъ торжественности много
И слишкомъ мало простоты.
Это несомннная проза, которая, вдобавокъ, при переложеніи въ стихи, испорчена вставкою лишнихъ словъ (что въ нихъ, и). Нужно бы такъ: судя меня довольно строго, ты находишь въ моихъ сгихахъ слишкомъ много торжественности, слишкомъ мало простоты. Подобныя вещи, которыя просто не даютъ читать, объ которыя спотыкаешься, какъ объ пень на дорог, попадаются у гр. А. К. Толстаго на каждой страниц, да и не по одиночк. Итакъ, мы читали страницу за страницей, продолжая считать гр. А. K. Толстаго за весьма слабаго поэта. Но что же? Вотъ попадается намъ стихотвореніе до того живое, теплое и прекрасно написанное, что вполн увлекаетъ насъ. Черезъ нсколько страницъ другое, тамъ третье… Мы приходимъ къ мысли, что это человкъ, которому вполн удалось нсколько истинно поэтическихъ произведеній, но что они напрасно затеряны въ хлам, составляющемъ книгу. Читаемъ дальше — странное дло! Подъ впечатлніемъ удачныхъ произведеній поэта, въ которыхъ такъ полно высказалась его душа, мы начинаемъ ясне понимать его мене удачные стихи, находить въ нихъ настоящую поэзію. Книга какъ будто вся озаряется свтомъ, выходящимъ изъ нсколькихъ, наиболе яркихъ точекъ, мы убждаемся, наконецъ, что имемъ дло съ дйствительнымъ поэтомъ и начинаемъ сочувствовать ему въ каждомъ его душевномъ движеніи.
Открытіе — по истин неожиданное, но очень пріятное, и такъ у насъ еще лирикъ, и притомъ — скажемъ прямо и сразу — лирикъ глубоко симпатическій.
Безъискусственность — вотъ черта, чрезвычайно выгодно отличающая поэзію гр. А. К. Толстаго, при чемъ мы разумемъ именно только его лирическія стихотворенія, а отнюдь не его драмы, романы и пр. Лирическія произведенія представляютъ, безъ сомннія, лучшую сгорону его таланта. Въ силу этой-то безъискусственности вы найдете въ его стихахъ крайнюю небрежность, прозаизмъ, но въ тоже время всегда простоту, искренность и правду. Описываетъ-ли онъ природу, или свои душевныя чувства — читайте смло, потому что онъ пишетъ правду, пишетъ то, что видлъ, или что было у него на душ. Никакой фальши, никакой напряженности и натянутости у него нтъ. Онъ иногда выразится неловко и неправильно грамматически, очень часто дурно построитъ стихъ, но онъ никогда — извините за выраженіе — не заврется, какъ Некрасовъ, заставившій чиновника четырнадцать разъ погорть, или какъ завирались поэты даже гораздо большіе, напримръ Лермонтовъ, написавшій:
И Терекъ прыгаетъ, какъ львица
Съ косматой гривой на хребт.
Львица отличается отъ льва, между прочимъ, и тмъ, что не иметъ никакого слда гривы. Замтимъ кстати, что невозможно быть правдиве и чище ото всего, похожаго на завиранье, чмъ нашъ великій Пушкинъ.
Иногда стихи гр. А. K. Толстаго кажутся высокопарными, то-есть содержащими слишкомъ много громкихъ словъ безъ соотвтствующихъ сильныхъ чувствъ и мыслей. Но вглядитесь ближе, и вы увидите, что поэтъ только слишкомъ просто и наивно употребляетъ эти громкія слова, но употребляетъ ихъ въ настоящемъ смысл. Онъ, такъ сказать, запросто говоритъ такія вещи, которыя требуютъ громкаго, яркаго стиха, его-же стихъ часто очень слабъ.
И такъ, смло рекомендуемъ эту книгу читателямъ, пусть только он доврятся поэту, пустъ подойдутъ къ нему просто, не думая, что ихъ хотятъ чмъ-то увлечь, ослпить, поразить,— и они найдуть въ книг множество прекраснаго.
Что такое лирическій поэтъ? Это выразитель душевныхъ настроеній, человкъ, воплощающій въ слово личныя человческія чувства и волненія, часто всмъ знакомыя, но неуловимыя въ рчь для людей, неимющихъ поэтическаго дара. Обыкновенно, впрочемъ, лирическіе поэты бываютъ односторонни, то-есть они любятъ останавливаться только на нкоторыхъ настроеніяхъ, касаются только нкоторыхъ струнъ души, звуки которыхъ у нихъ выходятъ всего ясне и отчетливе. Таковъ, напримръ, Гейне, таковъ у насъ г. Некрасовъ. Въ такомъ случа мы не получаемъ полнаго душевнаго образа, не видимъ передъ собой души со всми ея радостями и печалями. Но есть у насъ несравненный лирикъ, котораго простая и гармоническая душа, такъ сказать, не побоялась высказаться вполн, во всхъ своихъ движеніяхъ, начиная отъ такого:
Духовной жаждою томимъ,
Въ пустын мрачной я влачился,
и до такого:
Мн не спится, нтъ огня…
Вълирическихъ стихотвореніяхъ Пушкина мы имемъ полный душевный образъ, полный образъ прекрасныхъ мыслей и чувствъ, прекрасной русской души.
Къ какому-же разряду лириковъ мы причислимъ А. K. Толстаго? Есть у него любимыя темы, особенная отзывчивость на особенныя явленія? Оказывается, нтъ, онъ свободно отзывается на все, вънемъ не замтно однообразія или односторонней напряженности, такъ что и здсь мы получаемъ полный образъ, хотя выраженный часто очень слабо и неудачно. Но какъ дорога полнота, даже при слабомъ очерк! Невольно чувствуешь жизнь, теплоту, душевную силу.
Вотъ одно изъ характеристическихъ стихотвореній гр. А. К. Толстаго:
Коль любить, такъ безъ разсудку,
Коль грозить, такъ не на шутку
Коль ругнуть, такъ сгоряча,
Коль рубнуть, такъ ужь силеча,
Коли спорить, такъ ужь смло,
Коль карать, такъ ужь за дло,
Коль простить, такъ всей душой,
Коли пиръ, такъ пиръ горой!
Какъ это просто и живо! Пусть читатели прочтутъ въ самой книг еще нсколько подобныхъ стихотвореній, напримръ: ‘Хорошо тому, братцы, на свт жить’, ‘Не божіимъ громомъ горе ударило’, ‘Ты невдомое, незнаемое’, ‘Порой, среди заботъ и жизненнаго шума’, ‘Мн въ душу полную ничтожной суеты’, и пр., вс эти искреннія псни даютъ намъ черты нкотораго душевнаго строя, нкотораго образа, къ которому нельзя не отнестись сочувственно.
Важный предметъ для лирическихъ пвцовъ составляютъ любовныя псни. Любовь — самое живое и глубокое изъ личныхъ отношеній человка, слдовательно, по преимуществу предметъ лирики. У полнаго поэта, чуждаго односторонности, должны быть выражены вс фазисы этого чувства, такъ это и есть, напримръ, у Пушкина, и этого нтъ, напримръ, у Гейне или г. Некрасова. Псни гр. А. К. Толстаго очевидно представляютъ черты вполн развитаго чувства. Вотъ прелестное стихотвореніе этого рода:
Западъ гаснетъ въ дали блдно-розовой,
Звзды небо усяли чистое,
Соловей свищетъ въ рощ березовой,
И травою запахло душистою.
Знаю, что къ теб въ думушку вкралося,
Знаю сердца немолчныя жалобы,
Не хочу я, чтобъ ты притворялася
И къ улыбк себя принуждала-бы.
Твое сердце болить безотрадное,
Въ немъ не свтитъ звзда ни единая —
Плачь свободно, моя ненаглядная,
Пока псня звучить соловьиная,
Соловьиная псня унылая,
Что какъ жалоба катится слезная,
Плачь, душа моя, плачь, моя милая —
Тебя небо лишь слушаетъ звздное!
Тутъ слышится та чистая и глубокая нжность къ женщин, которая, по справедливому замчанію одного критика, свойственна только русской поэзіи. Эта нжность не только поглощаетъ сладострастіе, но становится выше самой страсти и переходитъ въ простыя, но высоко-человчественныя отношенія къ предмету любви. Вотъ другое не мене прелестное и нжное стихотвореніе гр. А. K. Толстаго:
Осень. Обсыпается весь нашъ бдный садь,
Листья пожелтлые по втру летятъ,
Лишь вдали красуются, тамъ, на дн долинъ,
Кисти ярко-красныя вянущихъ рябинъ.
Весело и горестно сердцу моему,
Молча твои рученьки грю я и жму,
Въ очи теб глядючи, молча слезы лью,
Не умю высказатъ, какъ тебя люблю!
Какая чистота чувства и какая сила! Чтобы указать на нкоторыя другія стороны таланта графа А. К.. Толстаго, выпишемъ еще одно стихотвореніе.
По гребл неровной и тряской
Вдоль мокрыхъ рыбачьихъ стей
Дорожная детъ коляска,
Сижу я задумчиво въ ней.
Сижу и смотрю я дорогой
На срый и пасмурный день,
На озера берегъ отлогій,
На дальній дымокъ деревень.
По гребл, со взглдомъ угрюмымъ,
Проходитъ оборванный жидъ,
Изъ озера съ пной и шумомъ
Вода черезъ греблю бжитъ,
Тамъ мальчикъ играетъ на дудк,
Забившись въ зеленый тростникъ,
Въ испут взлетвшія утки
Надъ озеромъ подняли крикъ,
Близъ мельницы старой и шаткой
Сидятъ на трав мужики,
Телега съ разбитой лошадкой
Лниво подвозитъ мшки…
Мн кажется все такъ знакомо,
Хоть не былъ я здсь никогда,
И крыша далекаго дома,
И мальчикъ, и лсъ, и вода,
И мельницы говоръ унылый,
И ветхое въ пол гумно —
Все это когда-то ужь было,
Но мною забыто давно.
Такъ точно ступала лошадка,
Такіе-жъ тащила мшки,
Такіе-жь у мельницы шаткой
Сидли въ трав мужики,
И такъ-же шелъ жидъ бородатый,
И такъ-же шумла вода —
Все это ужъ было когда-то,
Но только не помню когда…
Вотъ картина, нарисованная врными и простыми красками, сверхъ того уловлено весьма тонкое душевное настроеніе, одно изъ тхъ странныхъ мгновеній, когда настоящее кажется повтореніемъ чего-то давно бывшаго — притомъ уловлено совершенно просто, безъ всякаго подхода, безъ всякаго напряжнія. Стихъ такъ простъ, что едва поднимается надъ прозою, между тмъ поэтическое впечатлніе совершенно полно.
И такъ гр. А. К. Толстой обладаетъ драгоцнными поэтическими достоинствами, которыя, къ сожалнію, не всегда лишь проявляются въ полной сил и крас. Будемъ надяться, что впередъ они будутъ выказываться и чаще и явственне.