ДЖЕНТЛЬМЕНЪ ИЗЪ ЛА-ПОРТА.
ДЖЕНТЛЬМЕНЪ ИЗЪ ЛА-ПОРТА.
(Разсказъ Бретъ Гарта).
‘Русское Богатство’, No 5—6, 1885
Джентльмен из Ла-Порта, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1880
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Онъ также былъ піонеромъ. Партія переселенцевъ, прибывшихъ зимою 1851 года въ узкую долину, названную впослдствіи Ла-Портъ, застала его уже на мст. Онъ жилъ въ хижин, которую смастерилъ самъ изъ коры и хвороста, и цлыхъ три мсяца питался сухарями да ветчиною, не смотря на вс неудобства такой жизни, онъ былъ веселъ, бодръ и выглядлъ настоящимъ джентльменомъ. Впрочемъ, я съ удовольствіемъ предоставляю слово капитану Генри Саймсу, командовавшему партіей переселенцевъ. ‘Мы явились къ нему внезапно, изъ за угла, вотъ изъ за такой скалы какъ эта, джентльмены, которая торчитъ у васъ передъ самымъ носомъ. Онъ увидлъ насъ и вошелъ въ хижину, выходитъ оттуда, какъ бы вы думали? Въ высокой шляп, въ настоящемъ цилиндр, чортъ возьми! И въ перчаткахъ, клянусь вамъ честью! Видный собою мужчина, только щеки впалыя и лицо блдное — ну, натурально, похудешь, когда поживешь въ такой проклятой конур. Но онъ ничего, снимаетъ шляпу, и говоритъ:
— Радъ познакомиться съ вами, джентльмены! Боюсь, что вы порядкомъ измучились съ дороги. Не угодно-ли сигарку!— И чтоже? Достаетъ прекрасную сигарочницу, гд лежали дв настоящія гаванскія сигары.— Жаль что такъ мало, говоритъ онъ.
— Вы сами не курите? спрашиваю я.
— Рдко, говоритъ. И вдь вралъ, потому что въ тотъ же день я видлъ, что онъ сосалъ трубку, какъ младенецъ сосетъ соску.— Эти сигары, говоритъ онъ, я держу для гостей въ случа ежели придетъ ко мн какой нибудь джентльменъ.
— Должно думать, у васъ тутъ очень хорошая компанія, говоритъ ему Билль-Паркеръ, глазя на его перчатки и подмигивая нашимъ ребятамъ.
— Такъ… какъ бы вамъ сказать… индйцы иногда приходятъ…
— Индйцы! говоримъ мы.
— Да. Славный народъ, смю васъ уврить. Приносили мн раза два разную дичь, я отказался, потому что этимъ бднякамъ самимъ вдь надо сть.
— Это онъ все говоритъ намъ, джентльмены. Ну вы знаете, мы сами люди смирные, но такъ какъ эти чертовскіе индйцы стрляли въ насъ три раза, и съ самого Билля Паркера чуть не содрали шкуру, такъ что онъ теперь носитъ лавровый внокъ, какъ римская статуя, то вы можете себ представить, какъ нашимъ ребятамъ понравились слова этого джентльмена. Мы приняли все это за насмшку. Билль Паркеръ подходитъ, смотритъ на него въ упоръ и говоритъ вжливо, безъ крика:
— Вы говорите, чортъ возьми, что ваши индйцы мирные, что они вамъ приносили дичь?
— Да приносили! отвчаетъ онъ.
— И вы отказались?
— Отказался.
— Что-жъ, врно вы ихъ этимъ очень разобидли?
— Да, они были, повидимому, огорчены.
— Конечно, говоритъ Билль. А вы, смю спросить, кто такой будете?
— Извините! говоритъ незнакомецъ, — и чортъ побери мою шкуру, если я вру! Онъ пошарилъ въ карман, досталъ коробочку съ визитными карточками и подавая Биллю, говоритъ:— Вотъ моя карточка!
Билль беретъ и читаетъ вслухъ: Джэкъ Троттъ изъ Кентукки.
— Славная карточка! говоритъ Билль.
— Радъ, что вамъ нравится, отвчаетъ тотъ.
— Я думаю, что у васъ есть тамъ еще 51 карточка и вс такія же славныя, везд написано Джэкъ, Джэкъ, Джэкъ? говоритъ Билль.
Незнакомецъ ни слова на это, только отступаетъ потихоньку назадъ, а Билль лзетъ прямо на него и говоритъ:
— Ну-ка, гд ваша дичь, мистеръ Джэкъ Троттъ изъ Кентукки?
— Я не совсмъ понимаю васъ! говоритъ тотъ, а щеки у него разгораются, какъ жаровня съ угольями.
— Спрашиваю васъ, говоритъ ему Билль, что это за перчатки? Къ чему этотъ дурацкій колпакъ? Что за насмшка надъ нами? И кто вы, говорите честью!
Незнакомецъ выпрямляется и говоритъ: — Я не стану ссориться съ гостями на своей земл, а потому позволю себ сказать, что я — джентльменъ (такъ прямо и говоритъ).
Съ этими словами онъ-снимаетъ цилиндръ, низко кланяется и поворачиваетъ къ намъ спину, вотъ эдакимъ манеромъ. Но Билль не долго думая поднимаетъ правую ногу не хуже паяца въ цирк и бацъ! сапогомъ прямо въ цилиндръ.
Что было дальше — не помню! Джентльмены! Клянусь вамъ, изъ всхъ насъ только онъ одинъ могъ бы разсказать все толкомъ, но не говорилъ объ этомъ никогда. Я помню только что-то врод вихря, не было ни выстрловъ, ничего — только пыль и буря, однимъ словомъ взрывъ! Поврите, у меня въ карман набилось три фунта песку и камешковъ, да въ волосахъ столько же. Смотрю, а мой Билль взобрался на дерево и сидитъ на двадцать футовъ отъ земли.
— Капиташка! говоритъ онъ мн. Что? ураганъ прошелъ?
— Какой? говорю я.
— Да эта буря или чортъ ее знаетъ что?
— Думаю, что все прошло, говорю я.
— Видишь, говоритъ онъ, я имлъ маленькое недоразумніе съ этимъ человкомъ, а онъ вдругъ подвелъ какое то электричество… Длать нечего, надо идти извиниться.
Съ этими словами Билль слзъ внизъ и, не долго думая, отправился прямо въ хижину. Вскор они вышли оттуда, держась за руки, и Билль улыбался, какъ дитя. Такъ вотъ какъ мы познакомились съ джентльменомъ изъ Ла-Порта’.
Я не ручаюсь, чтобы разсказъ достопочтеннаго капитана не содержалъ нкоторыхъ преувеличеній, и вообще исторія объ ‘электрическомъ взрыв’ навсегда останется загадочной. По какъ бы то ни было, я знаю достоврно, что джентльмена изъ Ла-Порты вс признали чудакомъ и онъ на этомъ основаніи былъ вполн спокоенъ на счетъ какихъ бы то ни было личныхъ нападокъ. Иногда пытались критиковать его, но всегда неудачно. Разъ какой то робкій новичекъ, недавно поселившійся здсь, осмлился держать рчь… Впрочемъ надо объяснить сначала, что этотъ молодой человкъ недавно получилъ извстіе о смерти родственника въ ‘штатахъ’ т. е. на родин, подъ вліяніемъ печали онъ надлъ широчайшую креповую ленту на свою блую шляпу, за это съ него содрали изрядный могарычъ, т. е. заставили угостить всю компанію въ трактир или ‘отел’ м-ра Паркера. Рчь была слдующая:
— Видите-ли, джентльмены, я, натурально, огорченъ смертью родственника, и вы за это на меня налагаете штрафъ, такъ разв справедливо съ вашей стороны, джентльмены, позволять этому джентльмену, что сидитъ съ правой руки подл меня, щеголять въ желтыхъ лайковыхъ перчаткахъ! Я не хочу отказать вамъ въ угощеніи, джентльмены, но надо соблюдать во всемъ равновсіе!
Это воззваніе ‘къ народу’, конечно, заткнуло глотку джентльмену изъ Ла-Порта, но за то предоставило полную свободу слова предсдателю собранія, т. е. достопочтенному кабатчику Уильяму Паркеру.
— Молодой человкъ! сурово сказалъ кабатчикъ. Когда и и будете вправ носить желтыя перчатки, какъ этотъ человкъ, тогда вы будете вправ говорить! Тогда никто не запретитъ вамъ носить хоть рубашку спущенную до пояса!
Толпа одобрила эту рчь, робкій молодой человкъ заплатилъ за угощеніе и снялъ бы, не смотря на могарычъ, свою креповую повязку, если бы не вмшался въ дло самъ джентльменъ изъ Ла-Порта.
А между тмъ въ фигур джентльмена не было ничего ни внушительнаго, ни необыкновеннаго. Это былъ долговязый, съ виду неуклюжій джентльменъ, съ длинными руками. Походка у него была своеобразная, указывающая на происхожденіе отъ предковъ индйцевъ: во время ходьбы пальцы ногъ сгибались. Лицо его имло самое безобидное выраженіе, рдко на немъ играла улыбка, да и то больше изъ вжливости, когда джентльменъ не вполн понималъ какую нибудь шутку или остроту.
Черные волосы, выдающіяся скулы и въ особенности удивительные глаза еще боле доказывали его индйское происхожденіе. Глаза у него были не то желтоватые, не то голубые, круглые, взглядъ пристальный, спокойный и кром спокойствія ровно ничего не выражающій, не выдающій ни малйшей мысли. Этотъ взглядъ до того мало гармонировалъ съ его жестами, рчью и походкой, что нкоторые злые языки увряли, будто онъ лишился зрнія во время какой то стычки и будто онъ вставилъ себ глаза своего соперника.
Если бы эта остроумная догадка стала извстна самому джентльмену изъ Ла-Порта, онъ, безъ сомннія, ограничился бы простымъ отрицаніемъ факта. Повторяю, онъ былъ положительно неспособенъ понять шутку, увидть смшное въ тхъ случаяхъ, когда вс смются. Онъ былъ всегда изумительно серьезенъ и представлялъ странный контрастъ съ большинствомъ своихъ согражданъ, умющихъ приправить шуткой самый драматическій эпизодъ. Остроумную выдумку онъ считалъ просто ложью, и въ его присутствіи рдко ршались подшутить надъ кмъ нибудь: но по той же причин онъ находился въ какомъ то аристократическомъ отчужденіи отъ остальнаго общества.
Какъ бы то ни было, м-ръ Троттъ раздлялъ вс невзгоды и пользовался всми выгодами новаго поселенія, считавшаго его однимъ изъ своихъ основателей. Въ качеств настоящаго піонера, онъ пользовался нкоторымъ доходомъ, позволявшимъ ему удовлетворять своимъ маленькимъ причудамъ. У него были дв главныя страсти: любовь къ чистымъ рубашкамъ и страсть длать подарки. Впрочемъ эти подарки были скоре сентиментальными, чмъ цнными. Одному близкому другу онъ подарилъ трость, вырзанную изъ дикой лозы, которая росла на томъ самомъ мст, гд впервые была найдена знаменитая ‘Орлиная Шахта’. Головка палки была взята отъ трости, доставшейся Тротту отъ его отца, а набалдашникъ былъ выкованъ изъ послдняго серебряннаго полудоллара, принесеннаго имъ съ собою въ Калифорнію.
— И представьте себ, говорилъ съ негодованіемъ пріятель, осчастливленный этимъ подаркомъ. Я недавно предлагалъ у Робинзона спустить ее за пять долларовъ, но ребята не захотли и предложили мн оставить позицію! Никакого понятія о вещахъ, имющихъ, такъ сказать, нкоторую святость!
Настала весна. Джентльменъ изъ Ла-Порта былъ единогласно выбранъ своими согражданами въ мировые судьи. Нечего и говорить, что какъ судья, онъ держалъ себя съ великимъ достоинствомъ. Онъ отличался, впрочемъ, изумительной мягкостью на счетъ назначенія штрафовъ и другихъ наказаній, чмъ- не мало разочаровалъ согражданъ. Такъ напр. онъ обращался къ завдомому преступнику съ такою рчью:
— Законъ требуетъ отъ меня, сэръ, посадить васъ въ тюрьму на 10 дней или замнить это наказаніе пеней въ 10 долларовъ. Но у васъ, вроятно, нтъ денегъ, а потому письмоводитель внесетъ за васъ изъ общественныхъ суммъ заимообразно.
Письмоводитель взносилъ деньги, а иногда судья платилъ изъ собственнаго кармана. Разъ впрочемъ произошелъ маленькій скандалъ: упорный преступникъ, вроятно подъ вліяніемъ злой воли, а можетъ быть жаля карманы судьи, наотрзъ отказался отъ такого взноса. Пришлось волей-неволей отправить его въ тюрьму. Достоврные свидтели передаютъ, что это событіе окончилось самымъ изумительнымъ образомъ. ‘Судъ’, или судья одтый въ рубашку безукоризненной близны, въ неизмнныхъ желтыхъ перчаткахъ, отправился въ ‘тюрьму’, маленькое зданіе, замнявшее вмст съ тмъ городскую ратушу. Съ нкоторой торжественностью ‘судъ’ потребовалъ какіе то отчеты и произвелъ оффиціальную ревизію. Поздно вечеромъ шерифъ, или, точне, сторожъ былъ посланъ за бутылкой виски и колодой картъ. Исторія прибавляетъ, что шерифъ и ‘судъ’ проиграли въ этотъ вечеръ — первый свое мсячное, второй годовое жалованье бдному заключенному, что, вроятно, было сдлано съ цлью облегчить его участь и избавить его отъ скуки. Впрочемъ многіе считаютъ эту исторію сплетней и говорятъ, что она не согласна съ достоинствомъ такого судьи, какъ Троттъ, хотя, съ другой стороны, по доброт души онъ способенъ на еще боле курьезныя дла… На этотъ разъ его мягкость могла бы нажить ему серьезныя непріятности, если бы въ вид искупленія не подвернулся слдующій случай. Нкій юный талантливый говорунъ, т. е. законникъ, пріхавшій изъ Сакраменто, велъ какое то гражданское дло передъ судьею Троттомъ. Адвокатъ былъ крайне самоувренъ и едва скрывалъ свое презрніе къ этому ‘первобытному’ суду. Судья Троттъ сидлъ, по окончаніи рчи адвоката, не шевеля ни единымъ мускуломъ, и только щеки его покраснли, до самыхъ скулъ включительно. Но и на этотъ разъ я предпочитаю привести показаніе очевидца:
‘Судья покраснлъ какъ ракъ, и спокойно сказалъ этому прощалыг: — Знаете ли, молодой джентльменъ, что я вправ приговорить васъ къ штрафу въ 50 долларовъ за неуваженіе къ суду?— Знаю, говоритъ прощалыга, и готовъ заплатить хоть сейчасъ.— Но знаете ли вы, грустно прибавляетъ джентльменъ (т. е. судья), что я вовсе не намренъ штрафовать васъ! Я уважаю свободу слова и… дйствія!— Сказалъ это, и не говоря дурнаго слова, хвать этого молодчика за шиворотъ, приподнялъ его на воздухъ и бацъ! прямо изъ окна на улицу, въ канаву!— Перехожу къ слдующему длу, добавилъ онъ, усаживаясь на свое судейское мсто и глядя на насъ своими бльмами, какъ будто ничего особеннаго не случилось’.
Это маленькое происшествіе обошлось безъ всякихъ серьезныхъ послдствій для ‘джентльмена’. Но въ томъ же самомъ трибунал, гд судья выказалъ такую доблестную твердость духа, онъ обнаружилъ необъяснимое и роковое слабодушіе, едва не стоившее ему полной утраты популярности…
Въ главномъ игорномъ дом находилась нкая лэди, съ весьма сомнительной репутаціей и слишкомъ свободными манерами. Она играла роль фортуны, т. е’. вертла роковое ‘колесо счастія’. Эта самая лэди вчинила искъ противъ нкоторыхъ именитыхъ гражданъ за то, что они ворвались въ ‘салонъ’ съ оружіемъ въ рукахъ и сокрушили ея рулетку. За обиженную стоялъ самъ судъ и ей весьма симпатизировалъ одинъ джентльменъ, который, конечно, не былъ ея мужемъ. Но не смотря на эту поддержку, ей не повезло. Хотя насильственное вторженіе было вполн доказано, присяжные вынесли обвиняемымъ оправдательный приговоръ, даже не выходя изъ залы суда. Судья Троттъ взглянулъ на присяжныхъ своими кроткими глазами.
— Такъ ли я васъ понимай? Это вашъ окончательный приговоръ?
— Врно изволите говорить, ваша милость, теперь хоть сапогами стучите, ваше дло не выгоритъ, отвтилъ старшина присяжныхъ, весело и съ грубымъ добродушіемъ.
— Мистеръ клеркъ, обратился судья Троттъ къ письмоводителю, внесите приговоръ въ протоколъ, и вслдъ за тмъ пишите, что я отказываюсь отъ чести быть судьею въ этомъ суд.
Онъ всталъ и удалился. Напрасно многіе вліятельные граждане побжали за нимъ, упрашивая его не горячиться по пусту, напрасно доказывали они, что изъ за такой ничтожной женщины не стоило портить себ кровь и что самое дло не стоитъ выденнаго яйца, а тмъ боле такой серьезной жертвы. Напрасно сами присяжные убждали его, что онъ наноситъ имъ личное оскорбленіе своей выходкой. Судья Троттъ быстро повернулся къ старшин присяжныхъ и румянецъ покрылъ его скулы.
— Я васъ не понимаю, сказалъ онъ.
— Я сказалъ, скороговоркой отвтилъ старшина присяжныхъ, что не стоитъ боле спорить объ этомъ дл.— И онъ, какъ подобало его оффиціальному положенію, немного выдвинулся впередъ изъ толпы присяжныхъ. Но судья Троттъ никогда боле не сидлъ на судейской скамь.
Прошелъ мсяцъ. Однажды, въ сумерки, джентльменъ сидлъ ‘подъ тнью своей смоковницы’ т. е. высокаго краснаго дерева, передъ дверью той самой хижины, гд мы его встртили въ начал разсказа. Вдругъ онъ сталъ смутно сознавать, что видитъ женскую фигуру и слышитъ женскій голосъ. Джентльменъ съ минуту не ршался, но затмъ приставилъ къ глазу большой золотой лорнетъ, составлявшій предметъ его послдней моды или при чуды. Фигура была, повидимому, незнакомая, но голосъ показался джентльмену знакомымъ. Да, безъ сомннія, это та самая лэди, которая фигурировала въ качеств обвинительницы въ роковомъ процесс. Здсь скажу кстати, что ее звали мамзель Клотильда Монморенси. По французски она не говорила и въ жилахъ ея текла англійская кровь, но она присвоила себ французское имя, вроятно,.въ честь того, что сограждане считали рулетку иностранной игрой.
— Я бы желала знать, сказала миссъ Клотильда, усаживаясь на скамь рядомъ съ джентльменомъ, т. е. я и Джэкъ Вудсъ мы желали бы знать, какъ великъ убытокъ, причиненный вашему карману этой отставкой?
Судья Троттъ едва разслышалъ ея слова, такъ былъ онъ изумленъ этой встрчей, и только пробормоталъ:
— Я, кажется, имю удовольствіе говорить съ миссъ….
— Вы, врно, хотите сказать, что вы меня не знаете, никогда меня прежде не видали и что не желаете меня боле видть, и вы хотите вжливымъ манеромъ отдлаться отъ меня, сказала миссъ, стараясь казаться спокойною и сгребая въ кучу концомъ зонтика сухія листья, лежавшія на песк, какъ будто желая зарыть въ нихъ волновавшія ея чувства.— Я миссъ Монморенси. Я вамъ сказала, что Джэкъ и я мы подумали, что вдь вы стояли за насъ горою, когда эти собаки вынесли свой дьявольски лживый приговоръ, Джэкъ и я мы подумали, что вамъ не совсмъ къ лицу потерять такое мсто изъ за меня. Узнай отъ судьи, говоритъ онъ, во что онъ цнитъ убытокъ отъ своей отставки, пусть высчитаетъ по пальцамъ. Это Джэкъ говоритъ. Онъ аккуратный человкъ, скажу вамъ про него.
— Я васъ, кажется, не понимаю, отвтилъ бывшій судья, просто и безъ раздраженія.
— Вотъ, вотъ! Это самое! продолжала миссъ Клотильда съ едва подавленной горечью. Я такъ и сказала Джэку. Я ему говорю: судья не пойметъ ни тебя, ни меня, онъ не захочетъ съ нами разговаривать. Вдь онъ встртилъ меня аккуратъ на самой улиц въ прошлый четвергъ и не обратилъ вниманія, даже не поклонился, когда я ему поклонилась!
— Дорогая мадамъ! поспшно сказалъ судья Троттъ. Увряю васъ, вы ошибаетесь. Я не видлъ васъ. Прошу васъ, врьте мн. Фактъ тотъ… мн совстно самому сознаться въ этомъ, но я чувствую, что съ каждымъ днемъ мое зрніе становится все слабе и слабе.— Онъ умолкнулъ и вздохнулъ. Миссъ Монморенси, глядя ему прямо въ лицо, увидла, что онъ поблднлъ и взволновался. Женская чуткость тотчасъ подсказала ей, что онъ обиженъ намекомъ, который, вроятно, онъ нашелъ въ ея словахъ относительно его физическаго недостатка, т. е. его уродливыхъ глазъ. Ей тотчасъ стало жаль его. Женщина не можетъ простить мужчин только такого уродства, для котораго не находитъ какого-нибудь объясненія.
— Такъ вы въ самомъ дл меня не узнали, сказала миссъ Клотильди, нсколько смягчившись, но все еще чувствуя себя неловко.
— Боюсь, что не узналъ… сказалъ Троттъ, съ улыбкой, и какъ бы желая загладить свою вину.
Миссъ Клотильда помолчала съ минуту.
— Вы хотите сказать, что не могли разобрать моего лица и тогда, когда я сидла въ суд?
Судья Троттъ покраснлъ.— Боюсь, что я видлъ только такъ… смутныя очертанія.
— На мн была, поспшно заговорила миссъ Клотильда, на мн была, знаете, соломенная шляпа съ красной шелковой лентой, и ленты были завязаны вотъ такъ, подъ подбородкомъ (она повела руками вокругъ шеи). Настоящая ‘Фриско’ {‘Изъ Санъ-Франциско’.}, это теперь въ мод, вспоминаете теперь?
— Я… то есть… я боюсь….
— И еще пестрая шелковая косынка, тревожно прибавила миссъ Клотильда.
Судья Троттъ улыбнулся вжливо, но смущенно….
Миссъ Клотильда поняла, что онъ совсмъ не разглядлъ ея рдкостнаго и изящнаго наряда. Она снова сгребла листья и воткнула зонтикъ въ сырую землю.
— Такъ вы, значитъ, никогда меня не видли!
— Никогда вполн ясно….
— Если вы на меня не обидитесь за такой вопросъ, вдругъ сказала она, что же васъ заставило отказаться отъ мста?
— Я не могъ оставаться судьею въ суд, гд былъ вынесенъ такой несправедливый приговоръ, отвтилъ съ жаромъ судья Троттъ.
— Повторите еще разъ, что вы сказали, старичокъ, сказала миссъ Клотильда съ восторженнымъ взглядомъ, который до половины оправдывалъ невжливое прозвище, данное ею судь.
Судья Троттъ въ самыхъ вжливыхъ выраженіяхъ выяснилъ ту же мысль, придавъ ей нсколько иную форму.
Миссъ Монморенси помолчала.
— Значитъ вы вовсе не ради меня, сказала она наконецъ.
— Боюсь, я не совсмъ понимаю васъ, сказалъ судья, нсколько смутившись.
— Я говорю, не ради меня вы это сдлали?
— Нтъ, отвтилъ судья ласково и весело.
Новое молчаніе. Миссъ Монморенси покачала зонтикъ, оперевъ его о кончикъ ботинки.
— Хорошо, сказала она наконецъ, я вижу, что для Джэка вы сказали немного интереснаго.
— Для кого?
— Для Джэка.
— А, для вашего мужа!
Миссъ Монморенси судорожно схватилась за свой браслетъ и отвтила рзко:
— Кто сказалъ, что онъ мой мужъ?
— О, извините, я не зналъ… я думалъ…
— Я сказала: Джэкъ Вудсъ. Онъ аккуратный человкъ, это правда. Онъ говоритъ мн: ты можешь сказать судь, что это вовсе не будетъ взятка или что нибудь такое. Судъ конченъ, онъ больше не судья, больше ничего не можетъ сдлать въ нашу пользу. Намъ же непріятно, если онъ изъ за насъ потерплъ убытокъ, за то что онъ такой хорошій человкъ… Вотъ что сказалъ Джэкъ. Но я отлично знала, что вы на это скажете. Я знала, что вы взбситесь. Знаю, что и теперь вы злы, какъ чортъ! Знаю, что вы слишкомъ горды, чтобы взять хоть одинъ долларъ отъ такихъ людей какъ мы, хоть бы вамъ умереть съ голоду! Я знала, что вы пошлете Джэка ко всмъ дьяволамъ и меня вмст съ нимъ!
Она вдругъ взволновалась и потеряла всякую разсудительность до такой степени, что совсмъ не кстати разрыдалась до истерики. Она снова опустилась на скамью, съ которой уже было встала и закрывъ глаза тыльной стороной рукъ, на которыхъ были желтыя перчатки, она прислонила ручку зонтика ко лбу. Къ немалому изумленію миссъ Клотильды, судья Троттъ вдругъ положилъ одну руку ей на плечо, а другою отнялъ у нея зонтикъ и положилъ его подл нея на скамью.
— Вы ошибаетесь, моя дорогая молодая лэди, сказалъ онъ съ почтительной серьезностью. Вы глубоко ошибаетесь, я чувствую къ вамъ лишь признательность за ваше предложеніе, я глубоко тронутъ, но все же не могу принять отъ васъ никакого подарка. Нтъ! Я желалъ бы убдить васъ, что дйствуя такъ, я исполнилъ лишь свой долгъ, и если вы были доброжелательны ко мн, какъ къ судь, я надюсь вы сохраните дружбу ко мн и теперь, просто какъ къ человку.
Миссъ Клотильда повернула къ нему лицо, какъ бы желая глубже вникнуть въ смыслъ словъ, которыя наполняли ея сердце восторгомъ. Но она сказала только:
— Вы можете видть меня при такомъ освщеніи? На такомъ разстояніи? Надньте ваше стеклышко и попробуйте!
Ея лицо было очень близко отъ его лица. Я забылъ, кажется, сказать, что она была красавица. Прежде она была еще красиве. Но и теперь еще ея глаза были серьезной приманкой для игроковъ, стоявшихъ близь ‘колеса фортуны’ и, казалось, что въ этихъ глазахъ каждый могъ прочесть свою судьбу.
Славные у нея были глаза. Судья Троттъ едва ли видлъ когда нибудь такъ близко такіе хорошенькіе глазки. Онъ въ смущеніи отшатнулся и скулы его покраснли.
Затмъ, частью по врожденной вжливости, частью изъ желанія ввести третье лицо, которое вывело бы его изъ затрудненія, онъ сказалъ:
— Надюсь, вы передадите вашему другу мистеру… что я весьма цню его доброту, хотя и не могу воспользоваться ею.
— О, вы говорите на счетъ Джэка! сказала миссъ Клотильда, Онъ уже убрался домой, въ ‘штаты’! О, я съ нимъ скоро уладила вс дла!
Новое молчаніе. Отсутствіе Джэка, кажется, еще боле усилило неловкость положенія.
Наконецъ миссъ Клотильда заговорила:
— Вамъ надо беречь свои глаза, потому что я желаю, чтобы вы меня сразу узнали, когда я опять приду къ вамъ въ гости.
Они разстались. Судья постоянно узнавалъ ее посл этого разговора… И вдругъ во всемъ поселеніи разнеслась странная молва. Судья Троттъ женился на миссъ Дженъ Томсонъ, она же Клотильда! Буря негодованія пронеслась надъ мирными обывателями. Вс были уврены, что этотъ бракъ явился послдствіемъ злоумышленнаго заговора, хитро обдуманнаго плана. Конечно, судья Троттъ отказался отъ мста изъ за ея прекрасныхъ глазъ и, можетъ быть, ради ея маленькаго капитальца. Вся его многолтняя репутація погибла. Особенно жалли ея послдняго любовника, бднаго Джэка Вудса, жертву двойнаго коварства со стороны судьи и самой Клотильды. Былъ назначенъ комитетъ для поднесенія адреса или, точне, для сочиненія письма съ выраженіемъ сочувствія бдному Джэку, хотя еще недавно сограждане чуть не приговорили его въ вислиц за какую то продлку. Но буря улеглась сразу, когда выступилъ ораторъ, объяснившій настоящую суть дла. Это былъ капитанъ Саймсъ, тотъ самый правдивый разсказчикъ, который сообщилъ намъ объ электрическомъ взрыв.
— Въ этомъ дл, джентльмены, есть одна закорючка. Видите ли, въ тотъ самый день, когда она вышла за него замужъ въ Санъ-Франциско, она побывала у доктора — посовтоваться на счетъ его глазъ. Докторъ сказалъ, что дло дрянь: ослпъ совсмъ и ничмъ не вылечишь! Джентльмены, если такая красивая бабенка бросаетъ прежнюю жизнь и свое доходное занятіе и плюетъ на такого славнаго парня какъ Джэкъ Вудсъ, и все это затмъ, чтобы выйдти за слпца, не имющаго ни доллара за душею, и только потому, что онъ однажды взялъ ея сторону ради этого, какъ его, принципа — то чортъ побери! тутъ нечего вмшиваться въ дло! Если судья настолько добръ, что прощаетъ ей нкоторыя причуды, за то, что она няньчится съ нимъ, какъ съ малымъ ребенкомъ, такъ пусть ихъ тшатся! И вы меня извините, но я знаю по опыту, что вовсе не годится совать носъ въ домашнія дла такого человка, каковъ джентльменъ изъ Ла-Порта.