Случай из жизни игрока, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1874 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 27 минут(ы)

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЕТЪ-ГАРТА

Томъ второй

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типогр. Высочайше утвержд. Товар. ‘Общественная Польза’ Большая Подъяческая, No 39
1895

СЛУЧАЙ ИЗЪ ЖИЗНИ ИГРОКА.

РАЗСКАЗЪ.

Мистеръ Окгерстъ всегда думалъ, что судьба должна быть. Безъ сомннія, ничто не могло представлять боле рзкаго противорчія съ его привычками, какъ появленіе въ этотъ лтній день на городскомъ гуляньи въ семь часовъ утра. Въ это время года, и во всякое время года, въ какомъ бы то ни было публичномъ мст, его блдное лицо дйствительно было рдкимъ явленіемъ на улиц въ Сакраменто, ране двухъ часовъ пополудни. Вспоминая объ этомъ въ позднйшіе годы своей исполненной приключеній жизни, онъ, съ свойственною его профессіи философіею, неизмнно ршалъ, что судьба должна быть.

Но въ качеств повствователя, строго придерживающагося фактовъ, я долженъ заявить, что пребываніе его здсь въ это утро объяснялось весьма просто. Ровно въ половин седьмаго, когда банкъ былъ въ выигрыш, доходившемъ до двадцати тысячъ долларовъ, онъ вдругъ поднялся изъ-за игорнаго стола, передалъ свое предсдательское мсто надежному помощнику, и спокойно удалился, не обративъ на себя вниманія ни одного изъ людей, въ молчаніи склонившихъ надъ столомъ лихорадочно возбужденныя лица. Но войдя въ свою роскошную спальню, выходившую на улицу, онъ былъ нсколько пораженъ потокомъ солнечнаго свта, лившагося въ окно, которое забыли закрыть ставней. Подъ впечатлніемъ ли необычайной прелести этого утра, или самая идея показалась ему привлекательной по своей новизн, но, собираясь уже опустить штору, онъ вдругъ остановился, затмъ схватилъ свою шляпу, вышелъ и спустился по лстниц на улицу.

Люди, находившіеся на улиц въ этотъ ранній часъ, принадлежали къ классу, совершенно незнакомому мистеру Окгерсту. Тутъ были продавцы молока и разносчики, выставлявшіе свои товары, мелочные торговцы, открывавшіе свои лавочки, горничныя, подметавшія ступени подъздовъ, иногда же попадались и дти. На весь этотъ народъ мистеръ Окгерстъ смотрлъ съ какимъ-то холоднымъ любопытствомъ, повидимому, совершенно чуждымъ того циническаго презрнія, съ какимъ онъ обыкновенно смотрлъ на тхъ изъ своихъ ближнихъ, которые имли притязаніе на особенное положеніе въ свт, и съ которыми ему часто приходилось сталкиваться. Кром того, я думаю, что ему не были вовсе непріятны т восхищенные взгляды, которые попадавшіяся женщины, принадлежавшія къ низшему классу, останавливали на его прекрасномъ лиц и фигур, замтныхъ даже въ стран, славящейся красивыми мужчинами. Хотя весьма вроятно, что этотъ отчаянный игрокъ безъ роду и племени сохранилъ бы ледяное равнодушіе, въ отвтъ на ухаживанье какой нибудь изящной лэди, но восхищеніе маленькой бжавшей рядомъ съ нимъ двочки въ лохмотьяхъ вызвало слабый румянецъ на его блдныя щеки. Онъ, наконецъ, отослалъ ее, но она все-таки имла время убдиться,— въ чемъ и всегда, боле или мене скоро, убждались особы этого одареннаго сердечною теплотою и проницательностью пола,— что онъ былъ чрезвычайно щедръ на деньги, и, вмст съ тмъ,— чего еще можетъ быть не замтила ни одна особа ея пола, — что черные глаза этого прекраснаго джентльмена имли на самомъ дл карій и даже нжно-срый оттнокъ.

Вскор вниманіе мистера Окгерста было привлечено небольшимъ садикомъ передъ блымъ коттэджемъ, замченнымъ имъ въ одной изъ боковыхъ улицъ. Тамъ было очень много розъ, геліотропу и вербены,— цвтовъ, очень хорошо знакомыхъ мистеру Окгерсту (хотя въ форм весьма раззорительной и боле портативной, а именно — въ форм букетовъ), но ему показалось, что такихъ прекрасныхъ, какъ эти, онъ еще никогда не видывалъ. Способствовала ли этому свжая утренняя роса, еще покрывавшая цвты, или то обстоятельство, что они не были сорваны, но мистеръ Окгерстъ восхищался ими не какъ будущею вроятною данью очаровательной и пикантной миссъ Этелинд, игравшей тогда на мстномъ театр, исключительно ради мистера Окгерста, какъ она увряла, и не думая также о подношеніи покорительниц сердецъ, миссъ Монморенси, съ которою онъ долженъ былъ ужинать въ этотъ день, но ради самого себя и даже, можетъ быть, ради самыхъ цвтовъ онъ любовался ими.

Какъ бы то ни было, онъ расхаживалъ взадъ и впередъ по этой открытой мстности и, наконецъ, замтивъ скамейку подъ хлопчато-бумажными деревами, услся на нее, обмахнувъ предварительно пыль своимъ носовымъ платкомъ.

Утро стояло прекрасное. Воздухъ былъ такъ тихъ и спокоенъ, что шелестъ листьевъ сикоморы производилъ впечатлніе, какъ будто это былъ глубокій вздохъ только что проснувшагося дерева, а слабый шорохъ втвей наводилъ на мысль, что оно расправляетъ свои занмвшіе и возвращающіеся къ жизни члены. Далеко въ сторон, рисовался хребетъ Сіерры… такъ далеко, что сперва казался онъ какого-то неопредленнаго цвта, пока, наконецъ, солнце, повидимому, потерявъ надежду достичь его, не разлило свои лучи на всю окрестность и не освтило его вершины, рзко выдлившіяся на небосклон своею сіяющею близною.

Съ совершенно несвойственнымъ ему порывомъ, мистеръ Окгерстъ снялъ шляпу и, откинувшись на спинку скамьи, обратилъ лицо свое къ небу. Нсколько птичекъ, критически разсматривавшихъ его съ нависшихъ надъ нимъ втвей, очевидно, начали оживленную бесду относительно его, быть можетъ, недоброжелательныхъ намреній, одна или дв, ободренныя его неподвижностью, прыгали по земл у самыхъ его ногъ, пока звукъ колесъ, катившихся по песчаной дорожк, не спугнулъ ихъ оттуда.

Мистеръ Окгерстъ посмотрлъ въ ту сторону и увидалъ медленно приближавшагося къ нему человка, катившаго передъ собою экипажъ весьма страннаго вида, который былъ занятъ полулежавшею въ немъ женщиной. Мистеръ Окгерстъ тотчасъ же подумалъ, что колесница, представляла изобртеніе и самодльную работу управлявшаго ею мужчины. Онъ заключилъ такъ отчасти по странному виду экипажа, по сил и ловкости двигавшей его рабочей руки, и по нкоторой гордости и очевидному довольству собою, отражавшимся во всхъ движеніяхъ человка, приводившаго его въ движеніе. Въ слдующую минуту мистеръ Окгерстъ замтилъ, что лицо мужчины ему знакомо. Благодаря присущей ему способности не забывать лица тхъ, съ которыми ему приходилось разъ имть дло по своей профессіи, онъ тотчасъ же сдлалъ правильную классификацію и для этого лица, выразивъ ее въ слдующей сжатой формул: ‘Во Фриско, Полька Салонъ. Проигралъ свое недльное жалованье… около 70 долларовъ… на красномъ. Не являлся посл этого’. Не смотря на то, въ его спокойномъ взгляд и на его безстрастномъ лиц не отразилось никакихъ слдовъ этихъ воспоминаній, когда онъ обратилъ его къ незнакомцу, который, напротивъ, вдругъ вспыхнулъ, растерялся и остановился, безсознательно придвинувъ колесницу съ ея прекраснымъ пассажиромъ еще ближе къ мистеру Окгерсту.

Теперь, принимая во вниманіе ту важную роль, которую эта лэди займетъ въ моемъ правдивомъ повствованіи, я долженъ заняться описаніемъ ея наружности, если только я въ силахъ сдлать это. Само собою разумется, что общественное мнніе на этотъ счетъ не отличалось единодушіемъ. Я долженъ, къ сожалнію, сказать, что покойный полковникъ Старкботтль — обширной опытности котораго по отношенію къ прекрасному полу я не разъ былъ обязанъ многими весьма важными замчаніями — не признавалъ въ ней никакой привлекательности. ‘Желтолицая калка, клянусь честью, одно изъ вашихъ безцвтныхъ духовныхъ созданій, безъ всякаго тла на костяхъ’. Однако же, съ другой стороны, почему въ такомъ случа пользовалась она лестнымъ неодобреніемъ со стороны особъ своего пола. Миссъ Селестина Говардъ, вторая танцовщица одного изъ мстныхъ театровъ, въ позднйшіе годы, называла ее съ особенно выразительною интонаціею: ‘аспидомъ съ орлинымъ носомъ’. M-lle Бримборіонъ вспоминала, какъ она всегда предостерегала ‘мистера Джэка’, что эта женщина отравитъ его. Но мистеръ Окгерстъ, впечатлнія котораго, быть можетъ, были въ данномъ случа наиболе важными, увидалъ только интересную, блдную, худую женщину съ глубокими глазами, рзко отличавшуюся отъ своего спутника тою утонченностью, которая является слдствіемъ долгаго страданія и одиночества, и какою-то двственною, застнчивою граціею манеръ. Даже самыя складки ея опрятнаго платья говорили о непорочности, а подробности всего туалета отличались самымъ изысканнымъ вкусомъ, замтивъ это, мистеръ Окгерстъ, самъ не зная почему, подумалъ, что это платье было изобртено и сработано ею самою, подобно тому, какъ занимаемый ею экипажъ былъ, очевидно, дломъ рукъ ея спутника. Рука ея, слишкомъ худощавая, но очень красивая, женственная, съ тонкими пальцами, покоилась на боковой подушк экипажа, и представляла рзкій контрастъ съ сильною рабочею рукою ея товарища.

Въ это время встртилось какое-то препятствіе, остановившее дальнйшій ходъ экипажа, и мистеръ Окгерстъ поспшилъ на помощь. Такъ какъ было необходимо приподнять наскочившее на камень колесо, то дама должна была опереться на его руку, и ея худая и какъ снжный хлопокъ легкая и холодная ручка оставалась на его рук нсколько мгновеній, и затмъ, какъ ему показалось, исчезла, растаявши подобно этому хлопку. Дале наступила пауза и, наконецъ, обмнъ вжливостей между мужчинами перешелъ въ разговоръ, въ которомъ, мало-по-малу, и лэди застнчиво начала принимать участіе.

Оказалось, что это были мужъ и жена, что въ послдніе два года она была очень больна и лишилась употребленія нижнихъ конечностей вслдствіе ревматизма, что до послдняго времени она была прикована къ постели, пока ея мужу, плотнику по ремеслу, не пришла счастливая мысль сдлать для нея этотъ экипажъ. Съ той поры онъ аккуратно вывозилъ ее подышать воздухомъ, передъ тмъ, какъ уходилъ на работу, такъ какъ это было для него единственнымъ свободнымъ временемъ, и въ этотъ часъ они мене привлекали на себя вниманіе. Они совтовались со многими докторами, но безъ всякаго успха. Имъ рекомендовали отправиться къ Срному Источнику, но это требовало значительныхъ расходовъ. Мистеръ Декеръ (супругъ) скопилъ однажды 80 долларовъ для этой цли, но въ С.-Франциско ему подрзали карманъ,— да, мистеръ Декеръ былъ настолько простъ, что допустилъ это. (Догадливому читателю не нужно разъяснять, что все это разсказывала лэди). Съ тхъ поръ они уже никакъ не могли второй разъ накопить такую сумму, и оставили уже всякую надежду на леченье. Какъ это ужасно — подрзыванье кармановъ! Онъ раздляетъ это мнніе…. Не такъ ли?

Лицо ея супруга сдлалось багровымъ, но лицо мистера Окгерста оставалось совершенно спокойнымъ и безстрастнымъ. Онъ совершенно серьезно, повидимому, выражалъ молчаніемъ свое согласіе и продолжалъ идти рядомъ съ ней, пока они не достигли того маленькаго садика, которымъ онъ такъ любовался. Здсь мистеръ Окгерстъ попросилъ подождать и, войдя въ калитку, поразилъ собственника предложеніемъ неслыханно щедрой платы за право нарвать цвтовъ по своему выбору. Вслдъ затмъ онъ возвратился къ экипажу съ запасомъ розъ, геліотропу и вербены, и бросилъ все это къ ногамъ больной женщины. Въ то время, какъ она съ дтскою радостью нагнулась къ цвтамъ, мистеръ Окгерстъ, воспользовавшись этимъ случаемъ, отвелъ въ сторону ея супруга.

— Быть можетъ, сказалъ онъ въ полголоса, но чуждымъ всякаго раздраженія тономъ, быть можетъ, вы и хорошо сдлали, что не сказали ей правды. Теперь вы можете сказать, что воръ былъ посл того задержанъ, и вы получили свои деньги обратно.— Мистеръ Окгерстъ спокойно сунулъ 80 золотыхъ монетъ въ объемистую руку сконфуженнаго мистера Декера. Скажите такъ, или какъ сами знаете, но только общайте не сказать правду.

Тотъ общалъ.

Мистеръ Окгерстъ спокойно повернулся къ маленькому экипажу. Больная женщина все еще ревностно была занята цвтами, но когда она подняла голову, ему показалось, что ея увядшія щеки заимствовали отъ этихъ розъ ихъ нжный оттнокъ, а ея глаза — часть покрывавшей эти цвты росы. Но въ то-же мгновенье мистеръ Окгерстъ приподнялъ свою шляпу и исчезъ, прежде чмъ она успла поблагодарить его.

Я съ грустью долженъ заявить, что мистеръ Декеръ безсовстно нарушилъ свое общаніе. Въ ту же самую ночь, въ припадк откровенности и супружескаго самоотверженія, онъ, подобно всмъ преданнымъ супругамъ, принесъ въ жертву семейному алтарю, не только самого себя, но и своего друга и благодтеля. Но справедливость требуетъ прибавить, что онъ очень горячо говорилъ о великодушіи мистера Окгерста и съ энтузіазмомъ, свойственнымъ его сословію, распространялся о романтической репутаціи и громкихъ подвигахъ игрока.

— А теперь, дорогая Эльси, скажи, что ты прощаешь меня, говорилъ мистеръ Декеръ опускаясь на одно колно передъ ложемъ своей супруги. У меня были хорошія намренія. Только ради тебя, моя дорогая, тогда, ночью во Фриско, я поставилъ на карту эти деньги. Я думалъ выиграть цлую груду золота, достаточную для того, чтобы увезти тебя отсюда, и кром того сшить теб новое платье.

Мистрисъ Декеръ улыбнулась и сжала руку своего супруга:

— Я прощаю тебя, Джо дорогой, сказала она все еще улыбаясь и задумчиво устремивъ взоры въ потолокъ:— но тебя стоило бы хорошенько высчь за то, что ты такъ обманулъ меня, злой мальчикъ, и заставилъ сказать ему такую рчь.

Она схватила розовую втку, поднесла цвты къ своему лицу, и, прикрывъ его ими проговорила: ‘Джо’!

— Что, моя милая?

— Какъ ты думаешь, возвратилъ ли бы мистеръ, какъ ты его называлъ, Джэкъ Окгерстъ кажется,— возвратилъ ли бы онъ эти деньги, еслибы не мои слова?

— Конечно.

— Еслибы онъ вовсе не видалъ меня?

Мистеръ Декеръ взглянулъ на нее. Она старательно прикрыла розами все свое лицо, за исключеніемъ глазъ, свтившихся какимъ-то опаснымъ блескомъ.

— Нтъ… это для тебя, Эльси… Онъ сдлалъ это только потому, что смотрлъ на тебя.

— На меня?.. Бдную, больную женщину?

— На такую прекрасную, маленькую, хорошенькую Эльси, на милую женушку Джо! Какъ могъ онъ поступить иначе?

Мистрисъ Декеръ съ любовью обвила одною рукою шею своего мужа, все еще держа въ другой розы, и заслоняя ими свое лицо. Потомъ изъ-за этихъ розъ послышался такой милый и безсмысленный шепотъ: ‘Дорогой мой, толстый старый Джо. Мой милый, косолапый медвдь’. Но я не думаю, чтобы, въ качеств строгаго повствователя, излагающаго одни только факты, я былъ обязанъ передавать и дальнйшее содержаніе рчей этой маленькой лэди, и умолкаю изъ уваженія къ моей незамужней читательниц…

Но на слдующее утро мистрисъ Декеръ выказала легкую и совершенно непонятную раздражительность, когда они достигли мста гулянья, и просила мужа, чтобы онъ везъ ее домой. Дале она была повидимому очень удивлена, встртивъ на обратномъ пути мистера Окгерста, и даже усумнилась сперва, дйствительно ли это онъ, и когда онъ приблизился, спросила своего супруга: точно ли это вчерашній незнакомецъ. Ея тонъ по отношенію къ мистеру Окгерсту представлялъ совершенный контрастъ съ дружескимъ привтствіемъ ея супруга. Мистеръ Окгерстъ тотчасъ же замтилъ это.

‘Мужъ все сказалъ ей, и она ненавидитъ меня’, подумалъ онъ, желая разршить загадку женскаго наотроенія, загадку, ставившую втупикъ самыхъ мудрыхъ критиковъ мужескаго пола.

Разговоръ недолго длился, онъ пріостановился только, чтобы справиться о мст, гд работавъ ея мужъ и затмъ, приподнявъ съ достоинствомъ шляпу, продолжалъ свои путь, даже не взглянувъ на лэди. Честный плотникъ былъ очень пораженъ очаровательною странностью характера своей жены, которая, не смотря на то, что встрча, очевидно, была натянутой и непріятной, тотчасъ же вслдъ затмъ пришла въ хорошее настроеніе.

— Ты жестоко обошлась съ нимъ — немножко жестоко, не правда ли, Эльси? сказалъ мистеръ Декеръ заискивающимъ тономъ:— я боюсь, онъ догадается, что я не сдержалъ общанія.

— Ты думаешь! равнодушно сказала лэди.

Мистеръ Декеръ тотчасъ же остановился и повернулся къ ея лицу.

— Ты смотришь совсмъ какъ первоклассная лэди, прогуливающаяся по Бродуэй въ собственномъ экипаж, Эльси, сказалъ онъ.— Я никогда еще не замчалъ у тебя такого гордаго вида.

II.

Спустя нсколько дней собственникъ Срнаго Источника св. Изабеллы получилъ слдующее письмо, написанное хорошо ему знакомымъ, четкимъ почеркомъ мистера Окгерста:

‘Дорогой Стэнъ. Я обдумалъ ваше предложеніе относительно покупки участка Никольса и ршился принять его. Но мн кажется это дло можетъ оплачиваться только въ томъ случа, если тамъ устроить удобныя помщенія для лицъ самаго высшаго класса — я подразумваю моихъ кліентовъ. Прежде всего нужно расширить главный корпусъ и построить два или три коттэджа. Я посылаю плотника съ тмъ, чтобы онъ тотчасъ же принимался за дло. Онъ беретъ съ собою свою больную жену, и я прошу васъ заботиться о нихъ также, какъ бы вы заботились о комъ нибудь изъ насъ.

‘Я пріду туда самъ посл скачекъ — посмотрть, какъ идутъ дла. Въ этотъ сезонъ я уже не буду вести никакой игры.

‘Преданный вамъ
‘Джэкъ Окгерстъ’.

Только послдняя фраза этого письма подверглась строгой критик.

— Я еще могу понять, говорилъ мистеръ Гемлинъ (товарищъ Окгерста по профессіи), когда ему показали это письмо — я могу понять для чего онъ тратится на постройки, такъ какъ это дло врное и можетъ принести хорошіе плоды, если только онъ будетъ аккуратно прізжать сюда самъ. Но почему онъ отказывается отъ игры въ этомъ сезон и упускаетъ случай воротить т деньги, которыя пустилъ въ оборотъ, употребивъ ихъ на постройки — это выше моего пониманія. Я очень желалъ бы, прибавилъ онъ задумчиво,— разгадать эту послднюю игру.

* * *

Истекшій сезонъ былъ чрезвычайно удаченъ для мистера Окгерста и, слдовательно, весьма раззорителенъ для многихъ членовъ законодательнаго собранія, судей, полковниковъ и другихъ лицъ, имвшихъ кратковременное удовольствіе пользоваться по ночамъ обществомъ мистера Окгерста. Не смотря на это, Сакраменто сталъ сильно надодать ему. Въ послднее время у него завелась привычка гулять рано по утрамъ, и это обстоятельство казалось до того страннымъ и загадочнымъ его друзьямъ обоего пола, что возбудило сильнйшее любопытство. Двое или трое изъ нихъ даже посылали шпіоновъ слдить за нимъ, но это разслдованіе повело только къ такому открытію, что мистеръ Окгерстъ расхаживаетъ по городскому гулянью, садится на нсколько минутъ всегда на одну и ту же скамью, и, не видясь ни съ кмъ, возвращается домой. Такимъ образомъ, всякое подозрніе о томъ, что здсь замшана женщина, была совершенно оставлена. Нкоторые суеврные джентльмены его профессіи думали, что онъ ходитъ туда ради какой-нибудь ‘примты’, другіе, боле практическіе, увряли, что онъ изучаетъ тамъ различные крапы.

Посл скачекъ въ Мерисвил, мистеръ Окгерстъ прибылъ въ С.-Франциско, оттуда возвратился въ Мерисвиль, а спустя нсколько дней его уже видли въ С.-Жозе, въ Санта-Круц и въ Окланд. Лица, встрчавшія его тамъ, разсказывали, что онъ имлъ безпокойный и лихорадочный видъ, совершенно противорчившій его обычному спокойствію и флегматичности. Полковникъ Старкботтль указалъ на тотъ фактъ, что въ С.-Франциско, въ клуб, Джэкъ уклонился отъ игры. ‘Ненадежный малый, сэръ.— Разсчитывайте на него посл этого. Никакой выдержки, клянусь честью!’

Изъ С.-Жозе онъ выхалъ сухимъ путемъ въ Орегонъ съ большимъ запасомъ лошадей и съ цлымъ походнымъ лагеремъ, но, достигнувъ Стоктона, онъ вдругъ раздумалъ продолжать путь, и спустя четыре часа, верхомъ на единственной оставленной при себ лошади, подъзжалъ уже къ теплому срному источнику Св. Изабеллы.

Это была живописная долина треугольной формы, расположенная у подошвы трехъ крутыхъ горъ, скаты которыхъ были покрыты темными соснами и фантастически разубраны мадроновыми и манзонитовыми деревьями. Разбросанныя строенія лпились у самой горы, а сквозь листву деревъ мелькала длинная терраса отеля. Тамъ и сямъ виднлись блые, точно игрушечные коттеэджи.

Мистеръ Окгерстъ не былъ большимъ любителемъ природы, но онъ почувствовалъ тоже новое для него пріятное состояніе, какое онъ испыталъ при своей первой утренней прогулк на Сакраменто. Вскор ему навстрчу стали попадаться прозжавшіе по дорог экипажи съ празднично-одтыми женщинами, и холодные очерки калифорнскаго ландшафта начали принимать боле теплый колоритъ населенной мстности. Затмъ открылась обширная площадь передъ отелемъ, пестрвшая блыми, голубыми и красными платьями дамъ, занимавшихъ скамьи у террасы.

Мистеръ Окгерстъ, какъ хорошій наздникъ, по калифорнскому обычаю не замедлилъ бга горячаго иноходца, при приближеніи къ цли, но поскакалъ въ галопъ къ отелю и, разомъ осадивъ коня на разстояніи одного фута отъ террасы, спокойно спустился съ него, окруженный цлою тучею поднявшейся пыли.

Какъ бы ни было сильно то лихорадочное возбужденіе, въ какомъ онъ находился въ эту минуту, но къ нему тотчасъ же возвратилось его обычное спокойствіе, какъ только онъ вступилъ на террасу. Благодаря выработанному долговременною привычкою самообладанію, онъ встртилъ направленную на него баттарею глазъ съ такимъ же холоднымъ равнодушіемъ, съ какимъ впродолженіи многихъ лтъ встрчалъ полускрытыя колкости мужчинъ и робкое восхищеніе женщинъ.

Только одинъ человкъ вышелъ на встрчу, чтобы привтствовать его. По странному случаю это былъ Дикъ Гамильтонъ, быть можетъ единственное лицо изъ всхъ присутствующихъ, которое, но своему рожденію, образованію и общественному положенію, могло выдержать самую строгую критику. Къ счастью для репутаціи Окгерста, онъ былъ въ то же время богатымъ банкиромъ и задавалъ тонъ въ обществ.

— Знаете ли вы того, съ кмъ только что разговаривали? спросилъ его юный Паркеръ съ выраженіемъ смущенія въ лиц.

— Конечно, отвчалъ Гамильтонъ, съ свойственною ему невозмутимой самоувренностью,— это тотъ самый человкъ, которому вы проиграли тысячу долларовъ на прошлой недл.

— Но вдь онъ игрокъ! сказала младшая миссъ Смитъ.

— Это совершенно справедливо, отвчалъ Гамильтонъ:— но я бы желалъ, моя милая молодая лэди, чтобы вс вели такую же открытую и честную игру, какъ этотъ человкъ, и чтобы вс встрчали ея превратности съ такимъ же равнодушіемъ.

Но мистеръ Окгерстъ, къ счастью, не слышалъ этого разговора, такъ какъ въ это время онъ уже беззвучно, но съ сосредоточеннымъ вниманіемъ расхаживалъ по верхней зал. Внезапно онъ услыхалъ легкіе шаги за собою и, затмъ, свое имя, произнесенное знакомымъ голосомъ, при звук котораго вся кровь прилила къ его сердцу.

Онъ обернулся — она стояла передъ нимъ.

Но какъ она измнилась! Если я, за нсколько страницъ передъ этимъ, затруднялся описаніемъ калки съ ввалившимися глазами, скромно одтой жены ремесленника, то что же я могу сказать теперь, при появленіи этой граціозной, стройной, щегольски одтой лэди, въ какую она успла превратиться въ эти два мсяца? Въ самомъ дл, она была замчательно хороша. Безъ сомннія, мы съ вами, дорогая читательница, тотчасъ бы разсмотрли, что эти очаровательныя ямочки на щекахъ не согласовались съ требованіями истинной красоты, что он были слишкомъ рзко обозначены для выраженія откровенной веселости характера, что нжныя линіи около этого орлинаго носа могли служить признакомъ жестокости и эгоизма, что эти прекрасные глаза съ тмъ же двственнымъ недоумніемъ могли быть устремлены въ ея тарелку, какъ и въ лице сосда за столомъ, но дло въ томъ, что мы съ вами, милая читательница, вовсе не влюблены въ нея, тогда какъ мистеръ Окгерстъ влюбленъ положительно. Я даже опасаюсь, что и теперь складки ея парижскаго платья показались этому бдному малому такими же поразительными признаками непорочности, какъ и т, какія онъ подмтилъ въ ея прежнемъ плать домашняго издлья. Къ этому присоединилось пріятное открытіе, что она могла ходить, и что ея милыя, маленькія ножки были обуты въ прекрасныя туфли самой тонкой французской работы, съ великолпными голубыми бантами, съ собственнымъ клеймомъ Chapell’я (Rue такая-то и такая-то, Paris и проч.).

Онъ бросился къ ней съ внезапной краской на лиц и протянутыми руками. Но она быстро обернулась, окинула бглымъ взглядомъ залу и стала передъ нимъ, придавъ своему лицу полу-вызывающее, полу-лукавое выраженіе, совершенно не соотвтствовавшее ея прежней сдержанности.

— Я было ршилась вовсе не подавать вамъ руки. Вы прошли мимо меня на террас, не сказавши мн ни одного слова, и мн пришлось бжать за вами, какъ это, вроятно, случалось со многими другими бдными женщинами.

Мистеръ Окгерстъ пробормоталъ нсколько словъ, означавшихъ поразившую его въ ней перемну… что она сдлалась неузнаваемой.

— Я измнилась?… Тмъ скоре вы должны были узнать меня. Кто же произвелъ во мн эту перемну? Вы! Да, благодаря вамъ я совершенно переродилась… Вы нашли безпомощную, искалченную больную, подавленную бдностью женщину, одтую въ единственное платье ея собственной работы, и вы дали ей жизнь, здоровье, силу и богатство. Вы сдлали все это, и вамъ это извстно, сэръ. Какъ вамъ нравится ваше собственное созданіе?

И придерживая обими руками полы своего платья, она сдлала ему шутливый реверансъ, и, какъ бы поддавшись внезапному наплыву чувства, вдругъ протянула ему об руки.

Я боюсь, что эта рчь, не отличавшаяся особенною скромностью и женственностью (какъ это, вроятно, подумаетъ каждая изъ моихъ прекрасныхъ читательницъ), не смотря на то, понравилась мистеру Окгерсту. И это не потому, что онъ привыкъ къ откровеннымъ изліяніямъ со стороны женскаго пола, но потому, что онъ стоялъ ближе къ кулисамъ, чмъ къ монастырю, съ которымъ, по его мннію, жизнь мистрисъ Декеръ имла много общаго. Обращеніе къ нему въ такомъ тон этой пуританки, этой больной праведницы, съ сохранившеюся еще печатью страданія на чел, этой женщины, которая всегда имла библію на своемъ спальномъ столик, ходила въ церковь по три раза въ день, и сохраняла неизмнную врность своему супругу,— произвела на него весьма сильное впечатлніе Онъ все еще держалъ ея руки въ своихъ, когда она продолжала:

— Отчего вы не пріхали раньше? Что вы длали въ Мерисвил, въ С.-Жозе, въ Окланд? Видите ли, я слдила за вами. Я видла, какъ вы подъзжали къ долин и тотчасъ же узнала васъ. Я читала ваше письмо къ Джозефу, и знала, что вы прідете. Отчего вы не писали ко мн? Вы будете иногда писать? Не такъ-ли?…

— Добрый вечеръ, мистеръ Гамильтонъ.

Она отдернула свои руки, но это случилось, когда поднявшійся по лстниц мистеръ Гамильтонъ стоялъ уже около нихъ. Онъ вжливо приподнялъ свою шляпу, фамильярно кивнулъ Окгерсту, и прошелъ мимо.

Когда онъ исчезъ, мистрисъ Декеръ подняла глаза на мистера Окгерста:

— Когда нибудь я потребую отъ васъ большой услуги.

Мистеръ Окгерстъ просилъ, чтобы это было сдлано теперь же.

— Нтъ, нтъ, когда вы меня лучше узнаете. Тогда я какъ нибудь попрошу васъ убить этого человка.

Она разсмялась такимъ милымъ, звонкимъ смхомъ, на лиц ея появились такія хорошенькія ямочки, ея каріе глаза засвтились такимъ невиннымъ блескомъ, а щеки покрылись такимъ нжнымъ румянцемъ, что самъ мистеръ Окгерстъ, смявшійся весьма рдко, невольно тоже разсмялся… овечка предлагала волку сдлать нападеніе на сосднее стадо!

Однажды вечеромъ, спустя нсколько дней посл этого, мистрисъ Декеръ, сидвшая на террас отеля въ кругу своихъ очарованныхъ поклонниковъ, поднялась съ своего мста, извинилась, что оставляетъ на нсколько минутъ общество, шутливо отклонила предложеніе почетной свиты и побжала черезъ дорогу къ своему маленькому коттэджу, построенному ея супругомъ. Быть можетъ, вслдствіе слишкомъ сильнаго и непривычнаго моціона въ такомъ состояніи, когда еще силы ея невполн возстановились посл болзни, но дыханіе ея было прерывисто и лихорадочно въ то время, какъ она входила въ свой будуаръ, и разъ или два она прикладывала руку къ груди. Она зажгла свчу и вдругъ вздрогнула, увидавъ своего супруга, лежавшаго на соф.

— Ты, какъ будто, чмъ-то взволнована, дорогая Эльси, сказалъ мистеръ Декеръ: — теб вдь не стало хуже? Не правда-ли?

Поблднвшее лицо мистрисъ Декеръ снова вспыхнуло.

— Нтъ, сказала она:— только не много давитъ вотъ здсь.

И она снова приложила руку къ своей груди.

— Не могу-ли я чмъ нибудь теб помочь? спросилъ мистеръ Декеръ, приподнимаясь съ озабоченнымъ видомъ.

— Сбгай въ отель и принеси мн немного вина… Скоре!

Мужъ побжалъ.

Мистрисъ Декеръ затворила дверь на задвижку и, опустивъ руку за корсажъ, сняла съ своей груди давившую ее тяжесть… Это было искусно сложенное письмо, и я долженъ, къ сожалнію, добавить, что оно было написано почеркомъ мистера Окгерста.

Она начала съ жадностью читать его, при чемъ щеки ея пылали, а глаза горли какимъ-то страннымъ огнемъ, но, услышавъ шаги за дверью, она сунула письмо за корсажъ и отдернула задвижку. Ея мужъ возвратился. Она взяла глотокъ вина и сказала, что чувствуетъ себя лучше.

— Ты уже не выйдешь сегодня изъ дому? покорно спросилъ мистеръ Декеръ.

— Нтъ, отвчала мистрисъ Декеръ, опустивъ глаза и глядя мечтательно внизъ.

— Я бы сдлалъ тоже на твоемъ мст, сказалъ мистеръ Декеръ со вздохомъ облегченія.

Посл маленькой паузы онъ слъ на софу и, привлекши къ себ жену, продолжалъ:

— Знаешь-ли о чемъ я думалъ, когда ты пришла. Эльси?

Мистрисъ Декеръ запустила свои пальцы въ густые, черные волосы мужа, и призналась, что никакъ не можетъ угадать.

— Я думалъ о старыхъ временахъ, Эльси, я думалъ о тхъ дняхъ, когда я устроилъ для тебя эту повозку, Эльси… когда я постоянно вывозилъ тебя на прогулку, и былъ и лошадью, и извощикомъ вмст… Тогда мы были бдны и ты была больна, Эльси… но мы были счастливы. Теперь у насъ есть и деньги, и домъ, но ты стала совсмъ другою женщиною. Я даже могу сказать, дорогая, что ты… теперь новая женщина… Вотъ это-то меня и безпокоитъ. Я могу сдлать для тебя повозку, могу построить теб домъ, Эльси — но это и все… Я не въ состояніи сдлать тебя той или другой… Ты теперь сильна, красива и свжа, Эльси, и совсмъ новая… Но вдь это не я сдлалъ тебя такою.

Онъ замолчалъ.

Граціозно положивъ одну руку на его голову, другою же, ощупывая корсажъ, какъ бы для того, чтобы убдиться въ цлости давившей ея грудь тяжести, она отвтила самымъ веселымъ и ласковымъ тономъ:

— Но все это — твое дло, мой дорогой.

Мистеръ Декеръ горестно покачалъ головой.

— Нтъ, Эльси, не мое. Я могъ когда-то это сдлать, но упустилъ благопріятный случай. Теперь это уже сдлано, но не мною.

Мистрисъ Декеръ подняла на него свои удивленные, невиные глаза. Онъ нжно поцловалъ ее и продолжалъ уже боле веселымъ голосомъ:

— Но я думалъ не только объ этомъ, Эльси. Я думалъ также, что ты проводишь слишкомъ много времени съ этимъ мистеромъ Гамильтономъ. Я не хочу сказать, чтобы это было сколько нибудь предосудительно съ твоей или съ его стороны, но люди могутъ думать иначе. Ты вдь здсь единственное существо, Эльси, прибавилъ плотникъ, любовно смотря на жену:— о которомъ нтъ никакихъ толковъ, и поступки котораго не подвергаются разбору и осужденіямъ.

Мистрисъ Декеръ была очень рада, что онъ заговорилъ объ этомъ. Она подумывала сама о томъ-же, но не могла быть невжливою относительно такого свтскаго джентльмена, какъ мистеръ Гамильтонъ, не пріобртя въ немъ, въ тоже время, могущественнаго врага.

— И онъ всегда обращался со мною, какъ съ настоящей лэди своего круга, прибавила маленькая женщина съ нкоторою гордостью, что вызвало ласковую улыбку со стороны ея супруга.— Но мн пришла въ голову одна мысль. Онъ не останется здсь, если я уду. Если бы я създила, положимъ, хотя въ С.-Франциско на нсколько дней, навстить мою мать,— онъ врно удетъ прежде, чмъ я успла бы вернуться.

Мистеръ Декеръ просіялъ.

— И прекрасно, сказалъ онъ: — позжай завтра же. Джэкъ Окгерстъ отправляется туда же, и я отдамъ тебя подъ его покровительство.

Мистрисъ Декеръ не думала, чтобы это было ловко:

— Мистеръ Окгерстъ нашъ другъ, Джозефъ, но вдь теб извстна его репутація.

Она даже сомнвалась должна ли вызжать завтра, зная, что онъ отправляется въ тотъ же день, но, при помощи поцлуя, мистеру Декеру удалось разсять ея опасенія. Она согласнлась уступить ему, выказавъ при этомъ такую очаровательную грацію, на которую способны не многія женщины.

* * *

Въ С.-Франциско она пробыла недлю. Возвратившись оттуда, она нсколько похудла и казалась блдне прежняго. Это обстоятельство объяснялось, по ея мннію, слишкомъ сильнымъ движеніемъ и разсянною жизнью.

— Меня по цлымъ днямъ не было дома, что можетъ подтвердить теб матушка, говорила она мужу:— и я всюду ходила одна. Я теперь стала очень самостоятельной, прибавила она весело:— мн уже не нужно никакой свиты, и я думаю, дорогой Джо, что могу идти куда угодно, даже безъ тебя: я сдлалась такой отважной.

Но ея поздка, повидимому, вовсе не привела къ желанной цли. Мистеръ Гамильтонъ не ухалъ никуда, и пришелъ къ нимъ въ тотъ же вечеръ.

— Мн пришла въ голову одна мысль, дорогой Джо, сказала мистрисъ Декеръ, когда онъ ушелъ:— У бднаго мистера Окгерста очень плохое помщеніе въ отел, что если бы мы предложили ему жить вмст съ нами, когда онъ возвратится изъ С.-Франциско. Ему можно отвести нашу гостинную. Тогда, прибавила она лукаво:— мистеръ Гамильтонъ, какъ я думаю, не будетъ посщать насъ особенно часто.

Супругъ расхохотался, назвалъ ее маленькою кокеткою, шутливо ущипнулъ ее за щеку и согласился.

— Удивительный народъ эти женщины,— сообщалъ онъ впослдствіи по секрету мистеру Окгерсту — у нихъ, какъ будто, нтъ своего собственнаго плана: он берутъ нашъ и строятъ на немъ такое зданіе, какое имъ всего боле приходится по вкусу. И чортъ меня возьми, если мы не думаемъ, что все это построено по нашему собственному рисунку и масштабу. Удивительная исторія.

На слдующей недл мистеръ Окгерстъ водворился въ коттэдж Декера. Дловыя отношенія этихъ двухъ джентльменовъ были извстны всмъ, а репутація лэди стояла выше всякихъ подозрній. И дйствительно, эта женщина была очень популярна: ее считали хорошею женой, скромною и благочестивою. Въ стран, гд женщины пользуются самою широкою свободою, она никогда не вызжала, не прогуливалась ни съ кмъ, кром своего мужа, въ такое время, когда языкъ воровъ и всякія двусмысленныя выраженія были въ сильномъ ходу, разговоръ ея всегда отличался совершеннымъ приличіемъ и сдержанностью, въ эпоху общаго стремленія къ наружному блеску и роскоши, на ней никто не видалъ ни одного брилліанта, ни одной слишкомъ цнной бездлушки. Она строго соблюдала общественныя приличія и никогда не терпла фамильярностей, принятыхъ въ калифорнскомъ свт. Она горячо протестовала противъ господствующаго неврія и религіознаго скептицизма. Безъ сомннія, только весьма немногіе изъ постителей тогда общей залы забудутъ когда-нибудь тотъ достойный и вмст внушительный тонъ, съ которымъ она упрекала мистера Гамильтона за его разсужденія объ одномъ сочиненіи, исполненномъ крайняго матерьялизма и впослдствіи вышедшемъ въ свтъ, немногіе изъ нихъ забудутъ также то недоумвающее выраженіе, которое появилось при этомъ на лиц мистера Гамильтона, и постепенно перешло въ насмшливую серьезность, когда онъ, съ свойственною ему вжливостью, старался перейти къ отступленію. Конечно, этого не могъ забыть мистеръ Окгерстъ, который съ этого времени сталъ какъ-то странно относиться къ своему другу, и я сказалъ бы даже — еслибы такое выраженіе, хотя сколько нибудь, согласовалось съ нравственными качествами мистера Окгерста — нсколько бояться его.

Именно съ этого времени въ привычкахъ мистера Окгерста произошла замтная перемна. Его уже весьма рдко и даже почти невозможно было встртить въ тавернахъ или игорномъ дом, и вообще въ обществ прежнихъ друзей. На его туалетномъ стол въ Сакраменто появилась цлая груда лиловыхъ и розовыхъ записокъ, написанныхъ очень разсяннымъ почеркомъ. Въ С.-Франциско ходили слухи, что онъ страдаетъ органическимъ порокомъ сердца, и что доктора предписали ему совершенное спокойствіе. Онъ много читалъ, длалъ большія прогулки пшкомъ, продалъ своихъ великолпныхъ лошадей и началъ ходить въ церковь.

У меня живо сохранилось въ памяти его первое появленіе въ ней. Онъ пришелъ туда не съ Декерами и не занялъ мста на ихъ скамь, но войдя въ церковь, когда служба уже началась, спокойно услся на одной изъ боковыхъ лавокъ. Его присутствіе невольно какъ-то сообщилось всмъ молящимся, и слова молитвы, гд только говорилось о грховныхъ побужденіяхъ, относились всми прямо къ нему. То же таинственное вліяніе отразилось и на совершившемъ богослуженіе священник, который въ своей проповди объ архитектур Соломонова храма, длалъ такіе ясные намеки на образъ жизни и привычки мистера Окгерста, что сердца наиболе юныхъ слушателей исполнились самымъ пламеннымъ негодованіемъ.

Къ счастью, его краснорчіе не произвело никакого впечатлнія на Джэка, я даже не думаю, чтобы онъ хотя что нибудь разслышалъ, такъ какъ его прекрасное, блдное,— хотя нсколько изнуренное и задумчивое лицо,— осталось совершенно неподвижнымъ. Только однажды, во время пнія гимна, въ его темныхъ глазахъ появилось такое нжное, умоляющее и, вмст, безнадежное выраженіе, что т, которые наблюдали за нимъ, вдругъ почувствовали, что ихъ собственные глаза покрываются влагою.

У меня въ памяти сохранилась въ особенности минута, когда вс врующіе встали, принимая благословеніе, при этомъ онъ, въ своемъ до верху застегнутомъ сюртук, имлъ такой видъ, какъ будто стоялъ на разстояніи десяти шаговъ передъ дуломъ пистолета своего противника.

Посл службы онъ исчезъ также спокойно, какъ и появился, и, къ счастью, не слышалъ тхъ пересудовъ, которые были вызваны его смлымъ поступкомъ. Его появленіе здсь было вообще сочтено дерзостью, и объяснялось единственно свойственной ему внезапной причудой, или даже какимъ нибудь пари.

Нкоторые порицали причетника за то, что онъ не выгналъ тотчасъ же вонъ гостя, какъ только узналъ кто онъ такой, одинъ изъ очень вліятельныхъ прихожанъ заявилъ, что если ужь ему нельзя будетъ привести сюда свою жену и дтей, не подвергая ихъ такому вредному вліянію, то онъ постарается отыскать новый приходъ. Другой прихожанинъ приписывалъ присутствіе мистера Окгерста нкоторымъ еретическимъ воззрніямъ, которыя онъ, въ послднее время, началъ, къ сожалнію, замчать у пастора. Деканъ Соперъ,— жена котораго, отличавшаяся слабою, болзненною организаціею, подарила ему одиннадцать человкъ дтей и умерла жертвою своего честолюбиваго стремленія подарить ему полную дюжину,— признался, что присутствіе въ церкви такого искателя приключеній, какъ мистеръ Окгерстъ, онъ считаетъ оскорбленіемъ памяти покойницы, и, по долгу мужа, никогда не потерпитъ этого.

Около этого же времени мистеръ Окгерстъ, сопоставляя самого себя съ такъ-называемымъ свтскимъ кругомъ, съ которымъ онъ до того времени сталкивался весьма рдко, пришелъ къ тому заключенію, что въ его лиц, фигур, походк, было что-то такое, совершенно непохожее на другихъ людей, что хотя и не обнаруживало его прежней карьеры, но все-таки указывало на какую-то подозрительную оригинальность. Подъ вліяніемъ этой мысли онъ обрилъ свои длинные, шелковистые усы и аккуратно каждое утро сталъ приглаживать щеткой свои вьющіяся кудри. Онъ зашелъ такъ далеко, что старался выказать нкоторую небрежность въ костюм, и обулъ свои маленькія, красивыя, стройныя ноги въ широкіе и неуклюжіе дорожные сапоги. Въ Сакраменто разсказывали, что онъ отправился къ своему портному и потребовалъ, чтобы тотъ сдлалъ для него такое же платье, какое онъ длалъ всмъ другимъ. Когда же портной, которому хорошо была извстна его щедрость, не сразу понялъ, чего онъ хочетъ, то мистеръ Окгерстъ воскликнулъ съ нетерпніемъ: ‘То есть, что нибудь такое, чтобы было пореспектабельне, и не сидло бы на мн въ обтяжку’.

Но какъ ни старался мистеръ Окгерстъ прикрыть свои стройные члены дешевой грубо скроенной одеждой — въ самой его походк легкой, но мужественной, въ манер держать красивую голову, въ его фигур и спокойномъ самообладаніи — было что-то такое, свойственное исключительно ему и длавшее его замтнымъ среди тысячи людей. Вс эти черты выказались особенно ярко, когда мистеръ Окгерстъ, повинуясь совтамъ и убжденіямъ мистера Гамильтона, также какъ и собственному влеченію, занялъ мсто биржеваго маклера въ Санъ-Франциско. Даже прежде всхъ недоброжелательныхъ толковъ, возбужденныхъ его вступленіемъ въ присутственное мсто,— толковъ, которые, сколько мн помнится, были краснорчиво поддерживаемы Уэттомъ Сэндерсомъ, тмъ самымъ джентльменомъ, который, судя по разсказамъ, былъ главною причиною раззоренія и самоубійства Бриггса, изъ Туолумны,— даже прежде этого формальнаго протеста респектабельности противъ беззаконія,— внушительность манеръ и физіономіи мистера Окгерста сразу уничтожила вс возраженія.

— Этотъ человкъ способенъ насъ во все впутать,— сказалъ Уэттъ Сэндерсъ.

— Онъ способенъ совершить что угодно, даже честный поступокъ,— возразилъ Джо Фильдингъ.

III.

Оставалось только нсколько дней до окончанія краткаго лтняго сезона на теплыхъ источникахъ св. Изабеллы. Все наиболе фешенэбельное населеніе уже начало переселяться, и тамъ вскор остался только экстрактъ самыхъ подонковъ общественнаго слоя.

Мистеръ Окгерстъ вдругъ сдлался угрюмымъ: ему намекнули, что даже прочно установившаяся репутація мистрисъ Декеръ не могла доле предохранить ее отъ тхъ сплетенъ, которыя начало вызывать его присутствіе здсь. Къ чести этой особы я долженъ сказать, что она встрчала вс испытанія этой послдней недли съ достоинствомъ кроткой, блдной мученицы, и что она обращалась со своими порицателями съ какою-то всепрощающею снисходительностью, ясно показывавшею, что она разсчитываетъ не на суетное поклоненіе толпы, а на твердость своихъ правилъ, боле дорогихъ для нея, чмъ одобреніе со стороны общества.

— Они толкуютъ обо мн и о мистер Окгерст, моя милая, говорила она одной изъ своихъ подругъ:— но Богъ и мой супругъ лучше всхъ могутъ отвтить на эти сплетни. Никто не посметъ сказать, чтобы мой мужъ когда нибудь отворачивался отъ друга въ трудную минуту, только потому, что ихъ положеніе измнилось: — что тотъ сталъ бденъ, а онъ — богатъ.

Это былъ первый публично высказанный намекъ на то, что мистеръ Окгерстъ потерялъ состояніе, тогда какъ вс знали, что Декеры пріобрли въ послднее время очень цнное имніе въ Санъ-Франциско.

Спустя нсколько дней посл этого, гармонія общественной жизни мстечка была нарушена такимъ диссонансомъ, который, по общему мннію, былъ самымъ непріятнымъ изъ всхъ когда-либо имвшихъ мсто при источникахъ св. Изабеллы. Въ этотъ день во время обда вс замтили, что мистеръ Окгерстъ и мистеръ Гамильтонъ, сидвшіе за особымъ столикомъ, вдругъ поднялись съ своихъ мстъ въ нсколько возбужденномъ состояніи. Выйдя въ переднюю, они, какъ бы сговорившись, повернули въ маленькую отдльную комнату, въ то время никмъ незанятую, и тотчасъ же затворили за собою дверь. Тогда мистеръ Гамильтонъ повернулся къ своему другу съ полусерьезной, полунасмшливой улыбкой и сказалъ:

— Если уже намъ суждено поссориться, Джэкъ Окгерстъ, изъ-за какихъ нибудь пустяковъ, то пусть, по крайней мр, это случится не изъ-за этой…

Я не знаю какой именно эпитетъ хотлъ онъ употребить. Послднее слово не было произнесено, потому что въ это самое мгновенье мистеръ Окгерстъ поднялъ свой стаканъ и выплеснулъ все заключившееся въ немъ вино прямо въ лицо мистеру Гамильтону.

Когда они затмъ посмотрли другъ другу въ глаза, то можно было подумать, что эти два человка обмнялись характерами. Мистеръ Окгерстъ весь дрожалъ отъ сильнаго возбужденія, и стаканъ, который онъ опустилъ обратно на столъ, трясся между его пальцами. Мистеръ Гамильтонъ стоялъ неподвижно, вытянувшись во весь ростъ и покрытый каплями пота. Посл небольшой паузы онъ заговорилъ совершенно хладнокровно:

— Да будетъ такъ! Но помните… наша ссора начинается только съ этого момента. Если я паду отъ вашей руки, это не будетъ ей извиненіемъ, если вы падете отъ моей — никто не будетъ считать васъ мученикомъ за правду. Мн очень жаль, что дло зашло такъ далеко, но — аминь! Теперь чмъ скоре, тмъ лучше.

Онъ гордо повернулся, полуопустилъ вки надъ своими стальными глазами, сверкнувъ точно кинжаломъ, поклонился и спокойно вышелъ изъ комнаты.

Встрча произошла спустя двнадцать часовъ, въ небольшой долин на Стоктонской дорог, на разстояніи двухъ миль отъ отеля. Когда мистеръ Окгерстъ бралъ свой пистолетъ изъ рукъ полковника Старкботтля, онъ сказалъ вполголоса этому послднему:

— Чмъ бы ни кончилось дло — я уже не возвращусь въ отель. У меня въ комнат вы найдете нкоторыя указанія. Подите туда…

Но здсь голосъ его вдругъ дрогнулъ, глаза покрылись влагой, и онъ отвернулъ въ сторону лицо, къ великому изумленію своего секунданта. ‘Мн разъ двнадцать случалось видать въ дл Джэка, говорилъ впослдствіи полковникъ Старкботтль, и я никогда не замчалъ въ немъ ни малйшаго замшательства. А тутъ, чортъ меня возьми, если я не подумалъ, что онъ готовъ просить извиненья!..’

Оба выстрла послдовали почти одновременно. Правая рука мистера Окгерста повисла, и пистолетъ едва не выскользнулъ изъ ея раздробленныхъ пальцевъ, но привычка владть нервами и мускулами взяла верхъ, и онъ не разжалъ раненой руки, пока, не измняя позиціи, не взялъ пистолета въ другую.

Затмъ наступило молчаніе, казавшееся безконечнымъ, на томъ мст, гд еще курился дымокъ, появились дв или три фигуры, и затмъ, надъ ухомъ мистера Окгерста раздался поспшный, сиплый, задыхающійся голосъ полковника Старкботтля:

— Рана смертельная… насквозь… легкія… Бгите!

Джэкъ поднялъ на секунданта свои темные, вопрошающіе глаза, но, повидимому, не слыхалъ его, скоре можно было подумать, что онъ прислушивается къ какому-то отдаленному голосу. Онъ постоялъ въ нершимости, сдлалъ нсколько шаговъ по направленію къ групп, и затмъ снова остановился… Докторъ поспшно подошелъ къ нему:

— Онъ хочетъ видть васъ… минуту… сказалъ этотъ человкъ.— Я знаю, что у васъ теперь немного времени, но, прибавилъ онъ въ полголоса:— мой долгъ сказать вамъ что у него его еще меньше.

Обыкновенно безстрастное лицо мистера Окгерста вдругъ приняло такое отчаянное, глубоко безнадежное выраженіе, что докторъ невольно вздрогнулъ.

— Вы ранены, сказалъ онъ, смотря на безпомощно висвшую руку Джэка.

— Это пустяки — простая царапина, сказалъ Джэкъ поспшно.— Мн не везетъ сегодня, прибавилъ онъ, горько улыбнувшись: — но пойдемте — посмотримъ, что ему нужно.

Онъ такъ быстро, лихорадочно пошелъ впередъ, что докторъ не могъ поспть за нимъ, въ слдующее мгновенье онъ стоялъ уже подл умирающаго, представлявшаго, какъ и большинство умирающихъ, единственную спокойную, неподвижную фигуру, среди суетившейся группы. Лицо мистера Окгерста было мене спокойно, когда онъ опустился около него на одно колно и взялъ его за руку.

— Мн нужно поговорить съ этимъ джентльменомъ безъ свидтелей, сказалъ мистеръ Гамильтонъ, обращаясь къ окружающимъ такимъ тономъ, который нсколько напоминалъ его прежнія повелительныя манеры.

Когда вс отошли, онъ посмотрлъ прямо въ лицо Окгерсту:

— Мн нужно кое-что сказать теб, Джэкъ.

Его лицо было блдно, но не такъ блдно, какъ склонившееся надъ нимъ лицо Окгерста: это лицо было такъ страшно, такъ полно муки и безнадежнаго сознанія совершившагося зла,— на немъ выражалась такая безконечная усталость, такая завистливая жажда смерти, что самъ умирающій почувствовалъ глубокое состраданіе и улыбка исчезла съ его губъ.

— Прости меня, Джэкъ, слабо прошепталъ онъ, за то, что я скажу. Я говорю не подъ вліяніемъ гнва, не ради мести, но только потому, что я долженъ сказать это. Я былъ бы не правъ передъ тобою, и не могу умереть спокойно, пока ты не узнаешь все. Это тяжелая обязанность, но что же длать… нельзя ничего измнить… Не отъ твоей руки я долженъ бы былъ пасть, а отъ пули Декера.

Щеки Джэка покрылись легкимъ румянцемъ, онъ хотлъ было встать, но Гамильтонъ удержалъ его.

— Слушай… У меня въ карман ты найдешь два письма… Возьми ихъ… Ты узнаешь почеркъ… Такъ, хорошо… Но общай мн, что ты прочтешь ихъ только тогда, когда уже будешь въ безопасности… Дай слово!

Джэкъ не отвчалъ… Онъ держалъ письма въ своей рук съ такимъ видомъ, какъ если-бы это были раскаленные уголья.

— Дай слово, слабо повторилъ Гамильтонъ.

— Для чего? спросилъ Окгерстъ, выпуская руку своего друга.

— Для того, сказалъ умирающій съ горькою улыбкою: — что если ты прочтешь ихъ раньше, то… придешь къ тому-же… сюда, гд тебя ждетъ… смерть.

Это были его послднія слова. Онъ слабо сжалъ руку Джэка… Передъ Окгерстомъ лежалъ трупъ.

IV.

Было около десяти часовъ вечера, мистрисъ Декеръ лниво полулежала на соф съ романомъ въ рукахъ, между тмъ какъ ея супругъ толковалъ о мстной политик въ общей зал отеля. Ночь была темная, и большое окно во французскомъ вкус, выходившее на маленькій балкончикъ, было полураскрыто.

Вдругъ ей послышался звукъ шаговъ на балкон, и она, слегка вздрогнувъ, подняла глаза отъ книги. Вслдъ за тмъ окно раскрылось настежь и въ комнату вскочилъ мужчина.

Мистрисъ Декеръ поднялась на ноги и испустила слабый крикъ ужаса.

— Во имя неба, Джэкъ? Не сошелъ ли ты съ ума?.. Онъ вышелъ на самое короткое время и можетъ вернуться каждую минуту. Приходи часомъ поздне,— завтра, когда хочешь, какъ только мн можно будетъ отдлаться отъ него,— но теперь, милый, уходи скоре!

Мистеръ Окгерстъ подошелъ къ двери, заперъ ее на задвижку, и, не говоря ни слова, посмотрлъ ей прямо въ лицо. Лицо его было блдно, а пустой рукавъ его сюртука вислъ поверхъ окровавленной и забинтованной руки.

Несмотря на то, голосъ ея не дрогнулъ, когда она снова обратилась къ нему:

— Что случилось, Джэкъ? Зачмъ ты здсь?

Онъ растегнулъ сюртукъ и бросилъ ей на колни два письма.

— Для того, чтобы возвратить теб письма твоего любовника, чтобы убить тебя, и затмъ себя,— сказалъ онъ такъ тихо, что едва можно было разслышать.

Въ числ добродтелей этой заслужившей удивленіе женщины, безъ сомннія, была и замчательная неустрашимость. Она не упала въ обморокъ, даже не вскрикнула, но, спокойно усвшись опять, сложила на колнахъ свои руки и спокойно спросила:

— Зачмъ же остановка?

Если бы она растерялась, выказала хотя какой нибудь испугъ или замшательство, прибгла бы къ объясненіямъ и извиненіямъ,— мистеръ Окгерстъ взглянулъ бы на все это, какъ на очевидное доказательство виновности. Но ничто не оказываетъ такого вліянія на мужественные характеры, какъ тоже мужество, въ другихъ, подобно тому какъ отчаяніе не можетъ устоять противъ отчаянія. А способность къ анализу, которою отличался мистеръ Окгерстъ, не была на столько утонченною, чтобы не допустить его смшать эту неустрашимость съ нравственнымъ достоинствомъ. Даже подъ вліяніемъ бушевавшей въ немъ злобы, онъ не могъ не любоваться этимъ безстрашнымъ слабымъ созданіемъ.

— Зачмъ же дло стало? повторила она съ улыбкой.— Ты далъ мн жизнь, здоровье и счастье, Джэкъ. Ты далъ мн свою любовь. Почему же ты не въ прав взять все это обратно? Бери же. Я готова!

Она протянула руки съ такою-же безконечною, мягкою граціею, съ какою когда-то протягивала ихъ ему, при ихъ первой встрч въ отел.

Джэкъ поднялъ голову, посмотрлъ на нее какъ безумный, опустился на колни и, схвативъ полу ея платья, поднесъ ее къ своимъ горячимъ губамъ. Но она была слишкомъ умна, для того, чтобы тотчасъ же не понять своей побды, и слишкомъ женщина, для того, чтобы не воспользоваться этой побдой. Въ одно мгновенье она поднялась съ своего мста, какъ бы въ порыв глубоко оскорбленной женщины, и указала на окно повелительнымъ жестомъ. Мистеръ Окгерстъ всталъ въ свою очередь, бросилъ на нее пристальный взглядъ и, не сказавъ ни слова, навсегда удалился изъ ея присутствія.

Когда онъ ушелъ, она затворила окно, заперла его на задвижку и, подойдя къ камину, сожгла на свчк оба письма одно за другимъ. Но я не стану уврять читателя, что во время этой операціи, она не испытывала никакого волненія. Рука ея дрожала и нсколько мгновеній, можетъ быть даже дольше, она чувствовала себя весьма дурно, при чемъ углы ея чувственнаго рта замтно опустились. Но когда вернулся ея супругъ, она бросилась къ нему съ такою неподдльною радостью и съ такимъ искреннимъ чувствомъ прижалась къ его широкой груди, что бдный малый былъ растроганъ до слезъ.

— Я узнала только-что весьма печальную новость, Эльси, сказалъ онъ посл взаимнаго обмна ласкъ.

— Не разсказывай мн ничего страшнаго, милый, мн что-то нездоровится сегодня, сказала она кроткимъ, умоляющимъ голосомъ.

— Но это касается Окгерста и Гамильтона…

— Молю тебя!

Мистеръ Декеръ не могъ устоять противъ умоляющей граціи этихъ блыхъ рукъ, этого чувственнаго рта, и заключилъ ее въ свои объятія. Вдругъ онъ пристально посмотрлъ и указалъ ей на ея грудь: на бломъ плать, на томъ мст, гд прикасался къ нему мистеръ Окгерстъ, осталось кровавое пятно.

Это пустяки… она слегка оцарапала руку, притворяя окно. Оно такъ туго прикрывается. Еслибы мистеръ Декеръ не забывалъ, уходя, самъ затворять и задвигать окна, онъ бы избавилъ ее отъ этого.

Это замчаніе было сдлано съ такою выразительностью и съ такимъ естественнымъ раздраженіемъ, что мистеръ Декеръ почувствовалъ сильныя угрызенія совсти. Но мистрисъ Декеръ простила его съ тою граціею, на которую мн неоднократно приходилось указывать въ продолженіи этого разсказа.

Теперь, съ позволенія читателя, мы оставимъ счастливую пару, окруженную этимъ ореоломъ примиренія и супружескаго согласія, и возвратимся къ мистеру Окхерсту.

Спустя около двухъ недль посл этого, онъ расхаживалъ по своимъ комнатамъ въ Сакраменто, и, по старой привычк, вскор занялъ мсто за игорнымъ столомъ.

— Что ваша рука, Джэкъ? неосторожна спросилъ одинъ изъ игроковъ.

Вопросъ этотъ сопровождался улыбкою, которая, однакоже, тотчасъ исчезла, какъ только Джэкъ спокойно посмотрлъ на вопрошавшаго и холодно отвтилъ:

— Она еще не совсмъ свободна въ картахъ, но стрлятъ я могу и лвою.

Затмъ игра продолжалась при той же торжественной тишин, какая всегда отличала игорный столъ, за которымъ предсдательствовалъ мистеръ Джэкъ Окгерстъ.

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙБРЕТЪ-ГАРТА

СЛУЧАЙ ИЗЪ ЖИЗНИ ИГРОКА.

Читайте также:

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЕТЪ-ГАРТА