СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЕТЪ-ГАРТА
СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЕТЪ-ГАРТА
Томъ второй
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типогр. Высочайше утвержд. Товар. ‘Общественная Польза’ Большая Подъяческая, No 39
1895
Разсказъ безъ развязки.
Разсказъ безъ развязки.
Рассказ без развязки, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1877
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Это случилось въ пульманскомъ спальномъ вагон, на одной изъ западныхъ желзныхъ дорогъ. Я очнулся отъ первой дремоты, овладвающей всегда путешественникомъ, и съ ужасомъ убдился, что проспалъ только два часа и большую часть длинной зимней ночи предстояло сидть съ открытыми глазами.
Утративъ надежду заснуть, я задумался о многомъ и сталъ задавать себ различные вопросы. Отчего одяла въ спальныхъ вагонахъ не походятъ на вс прочія и, охватывая тло какой-то холодной массой, ложатся тяжелымъ гнетомъ, нисколько не согрвая? Отчего занавси надъ койками такъ толсты и такъ душны? Отчего пассажиры не предпочитаютъ дремать, сидя всю ночь въ простомъ вагон, чмъ лежать, не смыкая глазъ, въ спальномъ? Потомъ воспоминаніе о позднемъ обд на станціи, тяготившемъ меня не мене холоднаго одяла, подняло новый рядъ вопросовъ. Отчего на всемъ американскомъ континент не подаютъ ни одного мстнаго кушанья, а карта каждаго ресторана или буфета составляетъ блдный сколокъ съ столичныхъ прейсъ-курантовъ, причемъ единственное различіе заключается въ боле или мене дурномъ приготовленіи блюдъ? Отчего американецъ, путешествуя, всегда спрашиваетъ индйку съ брусничнымъ желе? Отчего служанки въ ресторанахъ, набравъ въ охапку множество тарелокъ, сдаютъ ихъ, какъ карты, черезъ ваши головы и потомъ, мгновенно отойдя, принимаютъ гордую, презрительную позу, какъ-бы говоря: ‘Если вы думаете, сэръ, что я вамъ дозволю фамильярное обращеніе со мною, вы жестоко ошибаетесь’.
Однако, лежа съ открытыми глазами въ спальномъ, вагон, я не только задавалъ себ вопросы, но и длалъ замчанія, которыя, вроятно, не приходятъ въ голову дневнымъ пассажирамъ, напримръ, что скорость позда не всегда одинакова. Отъ времени до времени паровозъ, очнувшись, беретъ дружне, какъ-бы говоря слдующимъ за нимъ вагонамъ: ‘Ну, ну! братцы, такъ нельзя, мы не поспемъ впередъ!’ При этомъ въ учащенномъ пыхтньи паровоза всегда слышится какой-то поэтическій мотивъ, зависящій отъ мстныхъ условіи желзныхъ дорогъ. Такъ на центрально-нью-іоркской линіи, гд полотно гладкое и стальные рельсы безъ перерывовъ, въ пыхтньи паровоза торжественно раздается одинъ изъ духовныхъ гимновъ Занки и Моди. На нью-іоркско-нью-говенской дорог, гд множество поперечныхъ втвей и гд свистъ машины не замираетъ ни на минуту, ясно слышится лихой припвъ: ‘Бги, бги, Томъ, красотка тебя ждетъ!’ На квебекской линіи, среди двственныхъ лсовъ, я ясно слышалъ, какъ паровозъ краснорчиво декламировалъ первыя строфы поэмы Лонгфелло ‘Эванжелина’: ‘О, лсъ вковой, вчный!’ Наконецъ, однажды ночью, но ужь не помню на какой дорог, поднявъ стору, чтобы полюбоваться на снжный пейзажъ, залитый серебристымъ свтомъ луны, я тотчасъ получилъ выговоръ отъ паровоза, громко, хотя и мелодично распвавшаго, какъ Эолова арфа: ‘Спусти стору, спусти стору!’
Среди всхъ этихъ и другихъ размышленій пробило четыре часа. Въ уборной слуга уже чистилъ сапоги. Мн очень хотлось заговорить съ нимъ, но я во время вспомнилъ, что всякая попытка вступить въ разговоръ съ кондукторомъ или слугою всегда принимается ими за желаніе причинить ущербъ компаніи, которой они служатъ. Я вспомнилъ, какъ однажды я старался убдить кондуктора, что неблагоразумно производить поврку билетовъ ровно въ полночь, и онъ обошелся со мною, какъ съ сумашедшимъ. Нтъ, ршительно не было никакого средства избавиться отъ душнаго, нестерпимаго одиночества. Я поднялъ стору и посмотрлъ въ окно. Мы прозжали мимо фермы, слабое мерцаніе фонаря, вроятно, въ рукахъ работника, слегка освщало овинъ, а далеко-далеко на горизонт небо уже розовло. Наконецъ-то повяло утромъ.
На послдней станціи въ вагонъ сли два пассажира. Они помстились другъ противъ друга въ пустомъ отдленіи и разговаривали между собою отрывочно, позвывая и, очевидно, тяготясь обществомъ другъ друга. Когда я взглянулъ на нихъ изъ-за занавси моей койки, одинъ изъ нихъ говорилъ другому самымъ апатичнымъ тономъ:
— Да, одно время онъ былъ очень популярнымъ гробовщикомъ…
— 2-й пассажиръ (не мене апатично). А былъ онъ… этотъ гробовщикъ, христіаниномъ? Ходилъ онъ въ церковь?
— 1-й пас. (задумчиво). Не знаю, можно-ли сказать, что онъ исповдывалъ христіанство, но его считали врующимъ.
— 2-й пас. (посл долгаго молчанія и чувствуя, что общественный долгъ обязывалъ его сказать что-нибудь). А почему онъ былъ популярнымъ гробовщикомъ?
— 1-й пас. (лниво звая). Наибольшей популярностью онъ пользовался у вдовъ и вдовцовъ, благодаря своему искусству утшать ихъ чувствительными фразами изъ священнаго писанія и собственнаго житейскаго опыта. Онъ самъ, говорятъ, похоронилъ трехъ женъ и пятерыхъ дтей, послднія изъ нихъ умерли отъ дифтерита. Я не знаю, правда-ли это, но такъ говорятъ.
2-й пас. Но какъ-же онъ потерялъ эту популярность?
1-й пас. Въ томъ-то и вся исторія. Онъ, видите-ли, не довольствовался тмъ, что бралъ на себя, какъ другіе гробовщики, полное устройство похоронъ, но вводилъ разныя новизны въ свое ремесло, напримръ, онъ выработывалъ физіономію покойника.
2-й пас. Какъ выработывалъ?
1-й пас. Вотъ, изволите-ли видть. Вамъ, вроятно, случалось замчать, что лица покойниковъ имютъ непріятное выраженіе?
2-й пас. Да.
1-й пас. Вотъ, напримръ, я устроивалъ похороны Мэри Нобльсъ, дочери подруги моей жены, славная эта была двушка, красивая и набожная христіанка. Но несмотря на великолпный гробъ съ рюшемъ и цвтами, я долженъ сознаться, что покойница производила отталкивающее впечатлніе.
2-й пас. Неужели?
1-й пас. Вотъ, для того, чтобы покойникъ не отталкивалъ отъ себя живыхъ, гробовщикъ,— его звали Вилькинсъ,— и выработывалъ приличное выраженіе лица. Онъ достигъ въ этомъ дл, надо правду сказать, такого искусства, что за извстную плату онъ придавалъ покойнику то или другое выраженіе. Столько-то стоила улыбка христіанскаго смиренія, а столько-то,— конечно, гораздо дороже,— сіяніе надежды на будущую жизнь.
2-й пас. Я желалъ-бы знать…
1-й пас. (перебивая). Я самъ сомнвался, согласна-ли такая работа съ св. писаніемъ, но пасторъ успокоилъ меня, сказавъ, что онъ будетъ смотрть сквозь пальцы, пока Вилькинсъ выказываетъ свое искусство на извстныхъ своею набожностью прихожанахъ. Но когда умеръ Сай Дунгамъ… вы помните Сая Дунгамъ?
Наступило продолжительное молчаніе. Второй пассажиръ смотрлъ въ окно и, повидимому, забылъ о существованіи своего сосда. Высунувъ голову изъ-за занавски, я увидлъ, что четыре другіе пассажира, подобно мн, нетерпливо также высунули головы, любопытствуя услышать конецъ разсказа. Между ними была одна женщина, которая, увидавъ меня, тотчасъ скрылась, но колебавшаяся занавска ея койки ясно доказывала, что интересъ къ разсказу въ ней нисколько не ослаблъ. На самомъ дл, во всемъ вагон было только два человка вполн равнодушныхъ: пассажиры, бесда которыхъ такъ интересовала насъ всхъ.
2-й пас. (оторвавшись, наконецъ, отъ окна). Что вы сказали о Са Дунгамъ?
1-й пас. Сай никогда не отличался ни врой, ни набожностью, это былъ блудный сынъ, онъ постоянно пьянствовалъ и водился съ развратными женщинами. Однажды онъ хватилъ въ кутеж черезъ край и умеръ. Семейство его, гордое и богатое, не пожалло денегъ на похороны, и я долженъ сознаться, что никогда не видывалъ подобнаго блеска. Вилькинсъ, надо сказать правду, превзошелъ себя. Онъ придалъ лицу блуднаго сына выраженіе, No 1 (по такс самое дорогое), т. е. надежды на будущую жизнь. Это ужъ было слишкомъ и даже пасторъ сталъ поговаривать, что надо положить конецъ его ремеслу. Однакожъ, не отъ того потерялъ онъ свою популярность…
Новое молчаніе. Второй пассажиръ не выражалъ ни малйшаго желанія узнать, почему гробовщикъ потерялъ свою популярность. Но изъ-за занавски сосднихъ коекъ высовывались лица, съ нетерпніемъ и даже злобой желавшія услышать результатъ системы выработыванія мертвыхъ физіономій.
2-й пас. (вдругъ вспомнивъ предметъ бесды). Да, отчего-же онъ сталъ непопуляренъ?
1-й пас. (очень спокойно). Отъ слишкомъ большаго рвенія… т. е., я такъ предполагаю, а факты мн положительно неизвстны. Когда, два мсяца тому назадъ, умеръ мужъ м-съ Видскомбъ, она очень горевала, хотя могла, кажется, къ этому привыкнуть, похоронивъ ране двухъ мужей! Вы знаете, что она была замужемъ за Джономъ Баркеромъ?
2-й пас. (съ замтнымъ интересомъ). Это не правда.
1-й пас. (торжественно). Пусть я сегодня предстану на страшный судъ, если она не вдова Баркера!
2-й пас. А я присягну.
1-й пас. (перебивая). Вотъ м-съ Видскомбъ устроила великолпныя похороны и Вилькинсъ показалъ вполн свое искуство. Къ несчастію, а быть можетъ и счастію, одинъ изъ старыхъ друзей покойнаго, докторъ изъ Чикаго, пріхалъ на похороны. Онъ вмст со всми пошелъ взглянуть на покойника, на лиц котораго была небесная улыбка, и вс говорили, что покойный уже получилъ высшую награду за свою примрную жизнь. Вдова, какъ вс женщины, съ утшеніемъ слушала комплименты, расточаемые покойнику. Вдругъ докторъ обратился къ ней съ вопросомъ: ‘отъ какой болзни умеръ вашъ мужъ?’ — Бдная вдова отвчала со слезами: ‘Отъ чахотки, скоротечной чахотки’. Докторъ былъ неврующій и громко воскликнулъ: ‘Чортъ возьми, чахотка! Какъ-бы не такъ! Онъ умеръ отъ яда. Посмотрите, какъ сведены вс личные мускулы. Это — riser sardonicos, отъ стрихнина’.— ‘Помилуйте, докторъ, произнесла съ ужасомъ вдова,— это улыбка христіанской покорности вол Провиднія’.— ‘Чортъ возьми! Я вамъ говорю, что это ядъ! снова произнесъ докторъ,— и…’ Однакожъ мы уже пріхали. Вотъ и Джульета!
Двое или трое изъ пассажировъ, заинтересовавшись разсказомъ, воскликнули съ своихъ коекъ:
— Эй вы, господинъ! Чмъ же кончилось…
Но разговаривавшіе пассажиры исчезли.