Дурак, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1875 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 21 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЕТЪ-ГАРТА

Томъ второй

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типогр. Высочайше утвержд. Товар. ‘Общественная Польза’ Большая Подъяческая, No 39
1895

ДУРАКЪ.

РАЗСКАЗЪ.

I.

Онъ жилъ одиноко. Не думаю, чтобы эта странность происходила отъ желанія спрятать себя и свою глупость отъ остальныхъ жителей стана, точно также невроятно, чтобы соединенная мудрость ‘Пятирчія’ обратила его въ изгнаніе. По моему мннію, онъ жилъ такъ по влеченію къ одиночеству, которымъ онъ отличался гораздо ране того времени, когда жители стана начали критически относиться къ его умственнымъ способностямъ. Онъ былъ угрюмъ и молчаливъ и, хотя съ виду казался очень крпкимъ, постоянно жаловался на свое здоровье. Можетъ быть, въ этой немощи и заключалась вся разгадка, по крайней мр нкоторые объясняли его замкнутость тмъ, что она была удобне для принятія лекарствъ, уничтожаемыхъ имъ въ громадномъ количеств.

Окна почтоваго отдленія выдали впервые его глупость жителямъ ‘Пятирчія’. Впродолженіи долгаго времени онъ одинъ изъ всего стана писалъ домой съ каждой почтой, и вс его письма были адресованы одному лицу — женщин. Обыкновенно-же въ стан ‘направленіе’ корреспонденціи было обратное, т. е. получалось много писемъ, и большинство отъ женщинъ, но на рдкія изъ нихъ посылались отвты.

Жители ‘Пятирчія’ принимали адресованныя имъ письма совершенно равнодушно, нкоторые распечатывали ихъ съ самонадянной улыбкой, другіе небрежно пробгали глазами или бросали ихъ посл первыхъ словъ ‘мой милый мужъ’, а третьи вовсе не ходили за ними въ почтовое отдленіе. Мало-по-малу, вс узнали, что единственный аккуратный корреспондентъ никогда не получалъ отвта. Поэтому, когда получился большой пакетъ, адресованный ‘до востребованія’ на имя ‘Дурака’, боле извстнаго подъ именемъ Сайруса Гоукинса, то все населеніе пришло въ неописанное волненіе. Я не знаю, какимъ именно образомъ открылась тайна, но всмъ стало извстно, что этотъ пакетъ заключалъ въ себ не распечатанными вс письма Гоукинса. Это было первымъ доказательствомъ его умственной слабости: человкъ, постоянно писавшій къ женщин, которая ему не отвчала, долженъ быть дуракъ. Я полагаю, Гоукинсъ подозрвалъ какого мннія былъ весь станъ объ этомъ приключеніи, но онъ искалъ спасенія въ капляхъ и пилюляхъ, жалуясь на усиленные лихорадочные припадки. Какъ бы то ни было, въ конц недли онъ съ прежнимъ постоянствомъ взялся за перо, только на письмахъ его теперь значился другой адресъ.

Въ т времена, по общему мннію, счастье въ особенности улыбалось на золотыхъ пріискахъ дуракамъ. Поэтому никто не удивлялся, когда Гоукинсъ нашелъ ‘Карманъ’ на горномъ скат близъ своего уединеннаго жилища.— ‘Онъ спуститъ вс деньги на слдующую раскопку’, говорили сосди, зная по опыту, какъ обыкновенно счастливые рудокопы распоряжались своимъ капиталомъ. Но Гоукинсъ, вопреки ходячему мннію старожиловъ, выручивъ изъ ‘кармана’ около восьми тысячъ долларовъ и истощивъ золотоносную жилу, совершенно успокоился на этомъ и не погнался за новыми раскопками. Тогда станъ началъ терпливо выжидать, на что счастливецъ употребитъ свои деньги. Но узнавъ, что онъ послалъ по почт переводъ въ восемь тысячъ долларовъ на имя ‘этой женщины’, жители ‘Пятирчія’ пришли въ такое негодованіе, что едва не выразили его насильственными дйствіями. Больше того, вскор распространился слухъ, что деньги возвращены также, какъ и письма, и что Гоукинсъ стыдится взять ихъ обратно изъ почты.

‘Не дурно было-бы отправиться на Востокъ, найти какую-нибудь двчонку, выдать ее за эту вдьму и получить восемь тысячъ’, говорилъ одинъ дальновидный финансистъ.

Замчу кстати, что мы всегда называли, хотя и безъ всякаго основанія, прекрасную незнакомку Гоукинса — вдьмой.

Дуракъ иногда игралъ и часто выигрывалъ большія суммы, что впрочемъ не удивительно и отвчало только согласному убжденію, что ‘дуракамъ — счастье’. Но невроятнымъ казалось всмъ его поведеніе, когда онъ сорвалъ банкъ у Джэка Гемлина и, получивъ отъ десяти до двадцати тысячъ долларовъ, не возвратился на другой день для проигрыша этихъ денегъ. Однако, это дйствительно случилось, и впродолженіи двухъ или трехъ дней Гоукинсъ никуда не помстилъ своего такъ неожиданно пріобртеннаго капитала.

— Если онъ пошлетъ деньги опять ‘вдьм’, сказалъ одинъ изъ знатнйшихъ гражданъ ‘Пятирчія’, то надо будетъ принять мры. Нельзя такъ позорить честь нашего стана и бросать деньги не нашимъ односельчанамъ и къ тому-же людямъ, которые даже ихъ брать не хотятъ.— Это вредный примръ расточительности, замтилъ другой:— и, право, немногимъ лучше мошенничества. Вдь найдется въ стан человкъ пять, которые, слдуя примру Гоукписа, могутъ отправить домой нажитый трудомъ капиталъ. Къ тому-же, все это комедія и восемь тысячъ лежатъ преспокойно въ контор Адамса и К^о. Я того мннія, что въ настоящемъ случа необходимо было-бы учредить опеку.

Ожиданія, что прежняя глупость Гоукписа повторится, не оправдались и всеобщее любопытство — куда онъ длъ деньги — росло съ каждымъ днемъ все боле и боле. Наконецъ, ‘комитетъ’ изъ четырехъ гражданъ отправился къ нему, повидимому, совершенно случайно, но въ сущности по спеціальному назначенію.

Посл обмна обыкновенныхъ учтивостей, Томъ Вингэтъ приступилъ къ длу.

— Дали же вы себя знать Джэку Гемлину, сказалъ онъ:— Джэкъ жалуется, что вы не дали ему отыграться, но я сказалъ, что вы не такой дуракъ… вотъ при Дик.

— Да, поспшно произнесъ Дикъ:— вы сказали, Томъ, что двадцать тысячъ нельзя безсмысленно бросать. Вы еще прибавили, что Саймуръ намренъ лучше помстить свой капиталъ… но — я забылъ на что именно,— прибавилъ Дикъ, обращаясь съ притворнымъ спокойствіемъ къ своему товарищу.

Конечно, Вингэтъ не отвчалъ, но молча взглянулъ на Дурака, который безпокойно потиралъ себ ноги. Наконецъ, онъ сказалъ, обращаясь къ гостямъ съ надеждой встртить участіе жъ своимъ недугамъ:

— Чувствовалъ-ли когда кто-нибудь изъ васъ, джентльмены, ломоту и дрожь въ ногахъ отъ колна до пятки?— Это такое странное чувство, продолжалъ онъ, точно оживляясь этой темой разговора,— сначала кажется — лихорадка, но нтъ, это что-то другое… слабость… ощущеніе какъ-будто близкой смерти… Пилюли д-ра Ригчи не оказываютъ никакого дйствія.

— Нтъ, отвчалъ рзко Вингэтъ за всхъ. Мы не испытывали ничего подобнаго… Номы говорили о томъ, куда вы помстили вашъ капиталъ…

— И при томъ желудокъ всегда не въ порядк, продолжалъ Гоукинсъ, красня подъ взглядомъ Вингэта, но все же отчаянно цпляясь за свою тему, какъ потерпвшій крушеніе матросъ держится за послдній кусокъ мачты.

Вингэтъ ничего не отвчалъ, но многозначительно взглянулъ на товарищей.

Гоукинсъ очевидно не понялъ, что этотъ взглядъ откровенно выражалъ общее признаніе его глупости, и, какъ бы защищаясь, сказалъ:

— Кажется, вы говорили что-то о моемъ капитал?

— Да, произнесъ Вингэтъ, съ необыкновенной быстротой:— я говорилъ, что свои деньги вы вроятно употребили…

— На покупку оврага Раферти, застнчиво произнесъ дуракъ.

Впродолженіи нсколькихъ минутъ постители смотрли другъ на друга съ безмолвнымъ изумленіемъ. Затя Раферти была самой гибельной неудачей въ ‘Пятирчіи’: непрактичный планъ самаго непрактичнаго въ мір человка Раферти, который задумалъ провести воду въ такое мсто, гд въ ней вовсе не нуждались, и въ грязи этого оврага похоронены капиталы самаго Раферти и двадцати несчастныхъ его пайщиковъ.

— Такъ вотъ въ чемъ дло, сказалъ наконецъ Вингэтъ:— теперь я все понимаю. Вотъ почему оборванецъ Патъ Раферти отправился вчера въ Санъ-Франциско въ нарядной одежд, а его жена съ дтьми похали въ карет на Сакраменто. Вотъ почему работники его, не имвшіе все это время ни пенса, вчера играли на бильярд и ли устрицы. Вотъ источникъ объявленія во вчерашнемъ ‘Таймс’, стоившаго сто долларовъ, о новомъ выпуск бумагъ этой компаніи. Вотъ зачмъ шестеро чужестранцевъ прибыло вчера въ гостинницу ‘Магнолія’. Все это надлалъ Дуракъ съ своими деньгами, вотъ этотъ, что сидитъ здсь!…

‘Дуракъ’ молчалъ. Постители, также не говоря ни слова, встали.

— Вы никогда не принимали индійскихъ растительныхъ пилюль? спросилъ застнчиво Гоукинсъ у Вингэта.

— Нтъ, отвчалъ громовымъ голосомъ тотъ, отворяя дверь.

— А мн сказали, что он отлично дйствуютъ, продолжалъ Гоукинсъ, къ сожалнію, въ лавк распроданъ уже весь запасъ ихъ…— но въ эту минуту Рингэтъ него товарищи съ ожесточеніемъ хлопнули дверью подъ носъ Дураку.

Однако, черезъ полгода, все это дло было забыто, деньги, уплоченныя Гоукинсомъ, прожиты, а самый оврагъ перепроданъ компаніи Бостонскихъ капиталистовъ, увлеченныхъ блестящимъ описаніемъ какого-то туриста, который пропьянствовалъ цлую ночь въ ‘Пятирчіи’. Я полагаю, что критика боле не коснулась-бы умственныхъ способностей Гоукинса, если-бы не случилось особаго обстоятельства.

II.

Во время разгара политической борьбы, когда страсти партій были воспламенены до крайности, явился въ ‘Пятирчіе’ горячій капитанъ Макфаденъ. Вступивъ, однажды, въ отчаянный споръ съ Кальгуномъ Бунгстартеромъ, онъ вызвалъ его на дуэль. Капитанъ былъ извстенъ, какъ дуэлистъ и прекрасный стрлокъ, но не пользовался популярностью. Существовало подозрніе, что его прислала оппозиція съ враждебною цлью. Къ тому-же онъ былъ пришлецъ въ лагер, а я долженъ, къ при скорбію сознаться, что ‘Пятирчіе’ не отличалось тмъ широкимъ гостепріимствомъ, какое обыкновенно приписываютъ кочевымъ племенамъ. По этому въ стан произошло замшательство, когда капитанъ попросилъ, чтобъ кто-нибудь согласился быть его секундантомъ. Наконецъ, къ всеобщему изумленію и къ негодованію многихъ, вызвался Дуракъ. Я право не знаю, выбралъ ли бы его добровольно въ секунданты капитанъ Макфаденъ, но за неимніемъ лучшаго ему пришлось воспользоваться его услугами.

Однако, дуэль никогда не состоялась. Вс приготовленія были сдланы, мсто избрано, соперники явились со своими секундантами и докторомъ въ назначенное время, не было никакого вмшательства извн, не представлено никакихъ объясненій или извиненій, и все же… дуэль не состоялась.

Легко себ представить, въ какое волненіе было повергнуто ‘Пятирчіе’, когда вс эти факты стали извстны. Соперники, докторъ и одинъ изъ секундантовъ ухали на другой день. Одинъ Дуракъ остался, но онъ не отвчалъ ни на какіе вопросы, говоря, что далъ слово молчать, и вообще, по мннію всхъ, велъ себя послдовательно, какъ настоящій дуракъ. Только черезъ полгода, полковникъ Старкботль, секундантъ Кальгуна, въ минуту слабости, за стаканомъ вина объяснилъ все дло. Съ моей стороны было-бы несправедливо по отношенію къ одной сторон, еслибъ не передалъ его разсказа съ буквальною точностью, при этомъ должно замтить, что главная черта, характера полковника — сознаніе своего достоинства — увеличивалось пропорціонально выпитому вину, а юморъ, напротивъ, исчезалъ въ эти минуты.

— Я говорю съ джентльменами, сказалъ Старкботль, гордо поднимая голову,— и надюсь, что мн не придется защищать себя отъ упрека въ легкомысліи, какъ въ Сакраменто, гд, разсказавъ впервые объ этомъ щекотливомъ дл, я былъ вынужденъ, гмъ… гмъ… вызвать на дуэль одного изъ слушателей. Я увренъ,— прибавилъ онъ, граціозно проводя по воздуху рукою, въ которой держалъ стаканъ вина,— что ничего подобнаго не случится здсь, въ мст пребыванія мистера Гоукинса, и поведеніе котораго, прошу врить, джентльмены, заслуживаетъ всякихъ похвалъ.

Удовлетворенный, повидимому, серьезнымъ, почтительнымъ вниманіемъ слушателей, разсказчикъ нжно улыбнулся и, закрывъ глаза, какъ-бы для того, чтобы собраться съ мыслями и припомнить все,— продолжалъ:

— Мсто, выбранное для дуэли, было близь жилища мистера Гоукинса, а потому ршено было съ общаго согласія собраться у него. Дйствительно, ровно въ половин седьмаго мы вс явились. Утро было холодное, и мистеръ Гоукнинсъ гостепріимно предложилъ бутылку виски, которую вс и роспили. Вамъ, я полагаю, извстно, почему я составилъ исключеніе. Я всегда, вставая утромъ, пью чашку крпкаго кофе съ рюмкой коньяку. Это поддерживаетъ организмъ, сэръ, не разстраивая нервовъ.

Эти послднія слова были обращены къ буфетчику трактира, въ которомъ происходила описываемая сцена, и тотъ, какъ свдущее лицо, одобрительно крякнулъ.

— Въ двадцать минутъ мы достигли назначеннаго мста, продолжалъ полковникъ среди общаго сосредоточеннаго вниманія:— отмрили шаги и зарядили пистолеты. Вдругъ мистеръ Бунгстартеръ сказалъ мн на ухо, что чувствуетъ себя нехорошо и… очень страдаетъ. Я передалъ объ этомъ мистеру Гоукинсу, и оказалось, что его дуэлистъ также очень страдаетъ и… удалился въ поле. Симптомы ихъ болзни докторъ назвалъ-бы холерными. Я говорю назвалъ-бы, потому что нашъ докторъ также страдалъ и объявилъ, гмъ… въ неприличныхъ выраженіяхъ, что ихъ всхъ чмъ нибудь опоили. Я обратился за объясненіемъ къ мистеру Гоукинсу, и онъ вспомнилъ, что, по разсянности, угостилъ ихъ водкой, настоянной на лекарств, которое не имло никакого дйствія и потому считалось имъ безвреднымъ. Его готовность дать удовлетвореніе каждому изъ соперниковъ, искренее сожалніе о своей ошибк и неподдльный страхъ, возбужденный въ немъ состояніемъ его здоровья, на которое, гмъ… не вліяло то, что гмъ… такъ сильно дйствовало на другихъ,— словомъ, все его поведеніе вполн отвчало достоинству благороднаго человка и джентльмена. Черезъ какой-нибудь часъ соперники оказались въ полномъ изнеможеніи, а докторъ ихъ бросилъ, заботясь о себ. Я, вмст съ мистеромъ Гоукинсомъ, ршились отвезти ихъ въ Марклквиль. Тамъ, посл продолжительнаго совщанія съ нимъ, ршено было, не компрометируя никого, окончить дло миромъ. До сихъ поръ, прибавилъ доблестный полковникъ, стуча стаканомъ по столу и обводя взглядомъ всхъ присутствующихъ:— ни одинъ джентльменъ не осудилъ за такое окончаніе дла.

Каково-бы ни было мнніе жителей ‘Пятирчія’ о проявленіи умственныхъ способностей Гоукинса въ этомъ случа, но, быть можетъ, благодаря ршительному обращенію полковника, никто не высказалъ ни малйшей критики. Черезъ нсколько недль это дло было забыто и только составило лишнюю цифру въ числ ‘глупостей’, въ которыхъ обвиняли Гоукинса. Къ тому же новыя его выходки заставляли забыть старыя.

III.

Годъ спустя посл дуэли, въ Звздномъ Тунел, подъ горою, гд жилъ Гоукинсъ, найдена драгоцнная свинцовая руда и ему предложили большую сумму за участокъ земли на горной вершин. Какъ ни привыкли сосди къ его глупостямъ, но извстіе, что дуракъ упорно отвергнулъ предложеніе, возбудило всеобщее изумленіе. Причина отказа была еще удивительне. Онъ ршилъ строить домъ. Строить домъ на земл, которая могла быть употреблена въ дло рудокопами, было нелпостью, строить домъ, не имя вовсе нужды въ новомъ помщеніи,— не значило-ли просто бросать деньги, наконецъ онъ задумалъ его, по мннію всхъ, въ какомъ-то странномъ стил,— все это походило на безуміе.

Однако факты не замедлили оправдаться. Планъ дома былъ уже составленъ, необходимый строительный матеріалъ, заготовленъ, и рабочіе стали класть фундаментъ надъ Звзднымъ Тунелемъ. Избранная мстность была въ самомъ дл очень живописна, а зданіе задумано такъ красиво, что ничего подобнаго не видывали еще въ ‘Пятирчіи’. Сосди сначала, покачивая головой, скептически наблюдали за постройкою. День за день, со сказочной быстротой росло среди зеленыхъ дубовъ и сосенъ зданіе, извстное по всей окрестности подъ именемъ ‘Пріютъ слабоумныхъ’, и скоро стало какъ будто неизбжною частью ландшафта. Наконецъ, оно было готово. Владлецъ приступилъ тогда къ его меблировк, съ роскошью, вполн гармонировавшей съ вншностью зданія и извстной расточительностью хозяина. Ковры, мягкія кушетки, зеркала и фортепіано, единственное во всей окрестной стран и привезенное за большія деньги изъ Сакраменто — возбуждали, въ продолженіи двухъ мсяцевъ, лихорадочное любопытство ‘Пятирчія’. Кром того, по мннію немногихъ женатыхъ сосдей, въ числ предметовъ, купленныхъ Гоукписомъ, находились вещи исключительно для дамскаго обихода. Когда въ дом все было готово, Дуракъ заперъ наружную дверь, положилъ ключъ въ карманъ и спокойно удалился въ свое скромное жилище.

Я не счелъ нужнымъ передавать проницательному читателю всхъ догадокъ, къ которымъ прибгали жители ‘Пятирчія’, стараясь по своему объяснить постройку ‘Пріюта’: ихъ легко себ представить. Конечно, самой распространенной версіей было, что ‘вдьма’ своею ложной скромностью и систематическимъ безмолвіемъ довела Дурака до благо каленія и такъ его обошла, что онъ выстроилъ домъ для будущаго медоваго мсяца несчастной четы (не могло быть сомннія, разумется, что этотъ бракъ будетъ несчастенъ). Но когда прошло достаточно времени и домъ все еще оставался необитаемымъ, сосди пришли къ убжденію, что Дуракъ обманутъ въ третій разъ. Общее негодованіе при этомъ дошло до того, что, еслибъ тогда и явилась ‘вдьма’, то, по всей вроятности, вся община помшала бы браку. Между тмъ, вс разспросы, обращенные къ самому Гоукинсу, зачмъ онъ выстроилъ домъ и не живетъ въ немъ, не увнчались никакимъ успхомъ. Причины, приводимыя имъ, были уклончивы, неопредленны и неудовлетворительны. Онъ уврялъ, что нечего торопиться и что всегда успетъ перебраться въ новый домъ, когда онъ будетъ совершенна готовъ.

Часто въ лтніе вечера его видали на веранд этого необитаемаго жилища, гд онъ курилъ сигару. Разсказывали даже, что однажды ночью весь домъ сверху до низу былъ блестяще освщенъ и одинъ изъ сосдей уврялъ, что, заглянувъ въ окно гостинной, видлъ, какъ Дуракъ въ парадномъ костюм сидлъ на диван, какъ бы принимая многочисленное общество, хотя въ то время въ дом никого не было, кром самого владльца. Когда фактъ этотъ сталъ достояніемъ молвы, практическіе люди объясняли его тмъ, что Гоукинсъ на-един подготовлялъ себя къ приличному исполненію своихъ будущихъ высокихъ обязанностей гостепріимнаго хозяина. Нкоторые полагали, что домъ посщали духи, а редакторъ мстнаго ‘Телеграфа’ разсказалъ на столбцахъ газеты достоврную исторію о томъ, какъ Гоукинсъ ежедневно принималъ въ прекрасно меблированномъ мавзоле призракъ его умершей невсты. То обстоятельство, что Дурака часто видли въ лунныя ночи, придавало особенную правдоподобность этой исторіи, какъ вдругъ неожиданное обстоятельство обратило всеобщее вниманіе совершенно въ другую сторону.

IV.

Около этого времени одна уединенная дикая долина въ окрестностяхъ ‘Пятирчія’ пріобрла славу особенно живописной мстности. Посщавшіе ее туристы увряли, что нигд не было столь высокихъ горныхъ утесовъ и такихъ большихъ водопадовъ. Корреспонденты различныхъ газетъ не жалли красокъ и поэтическихъ выраженій въ списаніи ея фантастическихъ красотъ. Мужчины и женщины, никогда не любовавшіеся ни заходомъ солнца, играющимъ на окнахъ ихъ жилища, ни лтней ночью, при лунномъ свт которой они ложились спать,— хали теперь за тысячу миль для точнаго измренія высоты утеса и глубины оврага, для того, чтобы взглянуть на громадное, уродливое дерево и сказать себ съ отраднымъ самодовольствіемъ ‘мы восхищаемся природою’. Такимъ образомъ, согласно вкусамъ и слабостямъ многочисленныхъ постителей этой долины, ея главнйшія мстности получили характеристическія названія: ‘Водопадъ кружевнаго платка’, ‘Источникъ сочувственныхъ слезъ’, ‘Мысъ восхищенія’, ‘Долина безмолвнаго ожиданія’ и безконечное количество вершинъ было окрещено именами великихъ людей, частью умершихъ, частью живыхъ. Съ теченіемъ времени, у подножія водопада находили пустыя бутылки отъ содовой воды, а подъ тнью гигантскихъ деревьевъ остатки бутербродовъ и лоскутки засаленныхъ газетъ. На единственной большой улиц ‘Пятирчія’ часто стали появляться чисто выбритые мужчины въ пестрыхъ галстухахъ и нарядно-одтыя дамы.

Въ одинъ прекрасный день, годъ спустя посл постройки ‘Пріюта’, въ долину прибыла веселая компанія школьныхъ учительницъ изъ Санъ-Франциско. Это были не строгія Минервы въ очкахъ, не Паллады, защищенныя кольчугой невинности, а прелестныя, молодыя, живыя двушки, увы! чрезвычайно опасныя для обитателей ‘Пятирчія’. По крайней мр, такъ думали рудокопы, не покидая своего тяжкаго труда въ оврагахъ и шахтахъ. Когдаже учительницы, ради интереса науки и въ видахъ умственнаго развитія молодаго поколнія, ршились остаться въ ‘Пятирчіи’ трое сутокъ для посщенія различныхъ копей и особливо Звзднаго Тунеля, то весь станъ пришелъ въ неописанное волненіе: магазины готоваго платья не успвали удовлетворять требованіямъ, еще сильне былъ спросъ на блье и бритвы.

Между тмъ, съ смлостью и развязностью, свойственными женщин, когда она ‘защищена’ присутствіемъ особъ своего пола, учительницы сновали взадъ и впередъ по городу, любуясь красивыми лицами и мужественными фигурами, выглядывавшими на нихъ изъ копей и тунелей. Говорятъ, что Дженни Форестеръ, поддержанная семью другими, столь же смлыми барышнями, открыто и публично махала платкомъ геркулесу ‘Пятирчія’ Тому Флину изъ Виргиніи, такъ что этотъ добродушный, но простоватый гигантъ долго крутилъ усы въ безмолвномъ изумленіи.

Въ свтлый іюньскій вечеръ миссъ Нелли Арнотъ, старшая учительница малолтняго отдленія одной школы въ Санъ-Франциско, ловко скрывшись отъ своихъ подругъ, ршила привести въ исполненіе смлый планъ, давно задуманный въ ея отважной головк. Съ удивительнымъ инстинктомъ женщины, для которой открыты вс тайны сердца, она выслушала исторію Гоукинсовскаго ‘Пріюта’ и ршила во что бы то ни стало проникнуть подъ его таинственный кровъ. Миновавъ кусты у подножія горы, густой лсъ, отдлявшій Звздный Тунель и хижину Гоукинса на скат, она, никмъ не замченная, благодаря принятымъ предосторожностямъ, достигла по малой тропинк до вершины. Мрачный и безмолвный, высился передъ ней теперь во всемъ своемъ величіи неподвижный предметъ ея любопытства, но мужество ей почти измнило съ характерной непослдовательностью женскаго пола. Вдругъ на нее напалъ страхъ тхъ опасностей, которыя она благополучно миновала — страхъ медвдей, тарантулъ, пьяныхъ людей, ‘ящерицъ’. Сердце ея сильно билось и съ минуту она думала, что ‘смертный часъ ея пробилъ’, какъ она потомъ передавала. Вроятно съ этой мыслью она подняла два большіе, тяжелые камня, но потомъ бросила ихъ, взяла въ ротъ дв шпильки, старательно поправила растрепавшіяся косы роскошныхъ, черныхъ волосъ и ощупала въ своихъ карманахъ записную книжку, платокъ, футлярчикъ съ визитными карточками и флаконъ съ нюхательнымъ спиртомъ. Наконецъ, съ напускнымъ спокойствіемъ она взошла на веранду и дернула звонокъ, хотя нисколько не сомнвалась, что никто не отзовется на ея звонъ. Посл довольно приличной паузы, она осмотрла закрытыя ставни французскихъ оконъ. Одно изъ нихъ подалось подъ ея рукой, она на минуту остановилась, кокетливо поправила свою шляпку передъ зеркальнымъ стекломъ, отразившимъ во весь ростъ ея фигуру, и отворивъ окно, вошла въ комнату.

Хотя домъ былъ запертъ долгое время, но въ немъ пахло свжей краской, а не плсенью, какъ это водится въ жилищахъ, посщаемыхъ духами. Пестрые ковры, свтлыя обои и мебель ‘съ иголочки’ ршительно гнали мысли о провидніяхъ. Съ дтскимъ любопытствомъ начала она подробно разсматривать безмолвное жилище, сначала боязливо отворяла она двери и быстро отскакивала отъ порога, боясь кого-нибудь увидать, но потомъ, убдившись въ своей безопасности и полномъ одиночеств, она сдлалась смле. Въ самой большой изъ комнатъ красовались въ вазахъ цвты, очевидно, собранные въ то самое утро, и что еще было удивительне, въ кружкахъ и кувшинахъ была налита свжая вода. Это побудило миссъ Нелли замтить странный фактъ, что въ дом вовсе не было пыли — самой назойливой и частой гостьи всего ‘Пятирчія’.

Полы и ковры были недавно выметены, мебель тщательно вытерта. Если домъ посщался какимъ-нибудь призракомъ, то этотъ призракъ очевидно не былъ подобенъ своимъ собратьямъ, равнодушнымъ къ сырости и паутин. Однако на постеляхъ никто еще не спалъ, пружины въ кресл, на которое опустилась миссъ Нелли, заскрипли, какъ новыя, двери туго отворялись и, не смотря на окружающую чистоту, блескъ и комфортъ, ясно было, что никто здсь не обиталъ. Ей очень хотлось, какъ она впослдствіи объясняла, нарушить тишину, хотя-бы уронивъ что-нибудь изъ мебели, но особенно ее искушало фортепьяно, безмолвно прислонившееся къ стн. Ей хотлось, если не играть, такъ хоть открыть его посмотрть, какого онъ мастера. Сдлавъ это, она подумала, что не будетъ большаго грха и попробовать тонъ. Она сла за фортепьяно и положила свою маленькую ножку на педаль. Но миссъ Нелли была слишкомъ пламенной музыкантшей и слишкомъ хорошо играла, чтобъ удовольствоваться двумя-тремя нотами. Она взяла нсколько аккордовъ и съ такою силой, что звуки раздались по всему дому. Она умолкла и прислушалась. Пустой домъ снова впалъ въ прежнее безмолвіе. Она вышла на веранду: везд царила тишина, только дроздъ долбилъ сосднее дерево и вдали смутно слышался шумъ телги. Никого не было видно вокругъ дома. Миссъ Нелли, успокоенная, вернулась въ комнату. Рука ея снова забгала по клавишамъ, и черезъ пять минутъ она совершенно забылась, сбросивъ свою накидку, повсивъ соломенную шляпу, снявъ перчатки и закинувъ назадъ черные волосы, она вновь отдалась звукамъ.

Съ полчаса она играла. Окончивъ трудную симфонію, она остановилась, руки ея еще покоились на клавишахъ, но ея мечты были вдругъ грубо нарушены рукоплесканіями извн. Съ раскраснвшимися отъ стыда и негодованія щеками она бросилась къ окну и увидла быстро исчезнувшихъ въ лсу человкъ десять или двнадцать въ синихъ и красныхъ фуфайкахъ. Барышня тотчасъ ршила, что ей слдовало длать. Я уже упоминалъ, что въ минуты волненія она была очень мужественна, и теперь, спокойно надвъ шляпу, перчатки и накидку, она была, авторъ долженъ сознаться, не безопаснымъ противникомъ для застнчиваго неопытнаго мужчины. Закрывъ фортепіано и окно, затворивъ двери и приведя домъ въ прежній порядокъ, она сошла съ веранды и прямо направилась къ хижин Гоукинса, отстоявшей на четверть мили.

Не успла миссъ Нелли постучаться въ дверь, какъ она отворилась… Дуракъ стоялъ передъ нею. Молодая двушка никогда не видала еще человка, носившаго такое непріятное имя, и она смутилась на мгновенье, когда онъ отступилъ съ вжливымъ поклономъ, какъ-бы предлагая ей войти.

Она увидла мужчину высокаго роста, прекрасно сложеннаго, съ черной бородой. Надъ впалыми отъ заботъ и нездоровья щеками блестли каріе глаза, большіе, мягкіе, невыразимо грустные. Конечно, не такого человка ожидала встртить миссъ Нелли, и оправившись отъ перваго смущенія, она еще боле почувствовала оскорбленіе, нанесенное ея гордости. Однако, съ удивительнымъ искусствомъ и сообразительностью ея пола она тотчасъ измнила свою тактику.

— Я пришла извиниться передъ вами, сказала она съ чудной улыбкой, гораздо боле опасной, чмъ ея прежній строгій видъ:— за непозволительную смлость. Я полагаю, что домъ на вершин этой горы вашъ. Онъ меня такъ плнилъ своей вншностью, что я, оставивъ своихъ подругъ внизу,— продолжала она лукаво и сдлавъ движеніе рукою, словно указывая на цлый отрядъ амазонокъ, которыя готовы отомстить за малйшее оскорбленіе, нанесенное ей:— я вошла въ комнаты. Замтивъ, что въ нихъ никого не было, я ршилась открыть фортепьяно и воспользоваться имъ въ ожиданіи подругъ.

Гоукинсъ поднялъ на нее свои красивые глаза. Передъ нимъ стояла хорошенькая молодая двушка съ блестящими отъ волненія срыми глазами, раскраснвшимися щечками и алыми губками, обнаруживавшими нервное возбужденіе и полускрывавшими рядъ маленькихъ блыхъ зубовъ. Онъ смотрлъ на нее, однако, спокойно, пульсъ его не бился сильне обыкновеннаго, и онъ чувствовалъ только естественное безпокойство застнчиваго, молчаливаго человка.

— Я зналъ это, сказалъ онъ просто,— я слышалъ васъ.

Его хладнокровіе и, въ особенности, подозрніе, что онъ участвовалъ въ таинственныхъ апплодисментахъ, выводили ее изъ терпнія.

— А-а!— сказала она все съ той же улыбкой:— и вы дали о себ знать!..

— Кажется, нтъ,— перебилъ онъ ее:— я не долго оставался. Увидавъ, что наши молодцы стоятъ вокругъ дома, я хотлъ-было васъ предупредить, но они общали не шумть, а вы такъ углубились въ игру, что я не ршился васъ тревожить. Я надюсь,— прибавилъ онъ поспшно,— что они ничмъ не обнаружили, что слышали вашу музыку. Они недурные люди, наши молодцы, только по временамъ бываютъ грубы. Впрочемъ, они не сдлаютъ вреда ни вамъ, ни… кошк,— прибавилъ Гоукинсъ, покраснвъ отъ своего неудачнаго сравненія.

— Нтъ, нтъ, отвчала миссъ Нелли, неожиданно почувствовавъ негодованіе противъ себя, Дурака и всего мужскаго населенія ‘Пятирчія’,— нтъ, я поступила очень глупо, и, если бы они дали мн это понять, то я это заслужила. Я хотла только извиниться передъ вами. Вы найдете домъ съ прежнемъ порядк… Прощайте!

Она повернулась и хотла уйти. Теперь Гоукинсъ въ свою очередь смутился.

— Я бы васъ попросилъ ссть, сказалъ онъ, наконецъ,— если вамъ это не покажется дерзкимъ. Во всякомъ случа, мн слдовало это сдлать, и, право, не знаю, что меня остановило. Но вотъ видите, миссъ, я нездоровъ. По временамъ у меня что-то въ род лихорадки… Это, вроятно, отъ сырости… И тогда, миссъ, я просто теряюсь…

Двушка была тронута и взглянула съ участіемъ на Гоукинса.

— Могу я… Можно что-нибудь для васъ сдлать?— спросила она, уже гораздо мягче.

— Нтъ, разв вы припомните употребленіе этихъ пилюль, отвчалъ онъ, показывая коробочку съ полдюжиной пилюль:— я забылъ, какъ ихъ принимать… Вообще я теперь все забываю… Это растительныя пилюли Джонса. Если вы ихъ когда-нибудь принимали, сколько ихъ надо на пріемъ: шесть или восемь? Но, быть можетъ, вы ихъ никогда не употребляли?

— Нтъ, отвчала кротко миссъ Нелли.

Она обыкновенно легко схватывала смшную сторону всякаго предмета, но эксцентричность мистера Гоукинса почему-то вызвала въ ней лишь одно сожалніе.

— Позвольте мн проводить васъ до подножья горы, сказалъ онъ посл нсколькихъ минутъ неловкаго молчанія.

Миссъ Арнотъ тотчасъ поняла, что представляется возможность загладить въ глазахъ свта ея легкомысленный поступокъ. Она могла по дорог встртить кого-нибудь изъ нескромныхъ поклонниковъ ея музыкальнаго таланта и даже подругъ, а, несмотря на свою живую, веселую натуру, она, какъ истая женщина, не презирала свтскихъ приличій. Итакъ съ милой улыбкой она приняла его предложеніе, и черезъ минуту они оба исчезли въ лсной чащ.

Какъ часто случается въ жизни, это незначительное приключеніе имло важныя послдствія. Какъ и ожидала миссъ Нелли, она встртила двухъ или трехъ изъ рукоплескавшихъ ей слушателей, которые, какъ ей показалось, смотрли на нее неловко, застнчиво, и также своихъ подругъ, искавшихъ ее съ безпокойствомъ и выразившихъ удивленіе нсколько, какъ ей казалось, завистливое, при вид ея спутника. Боюсь, что миссъ Арнотъ въ отвтъ на ихъ тревожные вопросы, не сказала имъ всей правды. И, ничего прямо не утверждая, дала понять, что она во время своей экскурсіи какимъ-то чудомъ плнила слабоумнаго великана и повергла его къ своимъ стопамъ. Разсказавъ эту исторію два-три раза, она сама стала врить, что въ ней была доля истины, и надяться на счастливый ея исходъ. Она ни мало не сомнвалась, что подобный результатъ былъ-бы счастьемъ для Дурака. Она была вполн уврена, что это исцлитъ его отъ безумной привязанности къ ‘вдьм’, какъ вообще почти вс мужчины и женщины думаютъ, что любовь, хотя безнадежная, внушенная ими, даетъ больше счастья, чмъ даже взаимная любовь другихъ.

Общественное мнніе въ ‘Пятирчіи’, какъ и слдовало ожидать, вскор и ршительно высказалось по этому предмету. Убдившись, что миссъ Нелли не была ‘вдьма’, принявшая личину молодой хорошенькой двушки, чтобы обойти ‘Пятирчіе’ и особливо Дурака, весь станъ ршилъ, что Гоукинсу слдовало какъ можно скоре жениться на учительниц. Необыкновенное счастье его совершенно отвчало теоріи о счасть дураковъ, и потому никого не удивляло, что взамнъ, очевидно равнодушной къ нему ‘вдьмы’, онъ нашелъ свое счастьевъ собственномъ дом безъ всякихъ поисковъ и хлопотъ.— Участіе провиднія выразилось затмъ въ дальнйшихъ событіяхъ. Миссъ Арнотъ упала, взбираясь на Линкольнскую вершину, и вывихнула себ ногу. Поэтому ей пришлось провести нсколько недль въ гостинниц посл отъзда ея подругъ. Во все это время Гоукинсъ выказывалъ къ ней очень учтивое, хотя нсколько смшное вниманіе,

Однако, время шло, и дло о занятіи пустующаго дома счастливой четой нисколько не подвигалось, тогда вдругъ общественное мнніе измнило свой взглядъ на поведеніе Гоукинса. ‘Вдьму’ стали считать за святую, долготерпливую мученицу, принесенную въ жертву слабости и непослдовательности Дурака. ‘Пятирчію’ теперь стало ясно, что, выстроивъ домъ по ея желанію, онъ вдругъ впалъ въ сомнніе и, по слабости характера, не ршился довести дло до желаннаго конца, и что теперь та же исторія повторится съ бдной безпомощной учительницей. Поэтому, по общему приговору ршено было не дозволить ему опозорить ‘Пятирчія’, и заставить его жениться на барышн. Миссъ Нелли неожиданно увидла себя предметомъ всеобщаго поклоненія, которое было-бы очень забавно, если-бъ подъ-часъ не надодало, и было-бы дерзко, если-бъ не сопровождалось изъявленіями почти суеврнаго обожанія. Каждый день кто-нибудь изъ жителей заходилъ справляться о здоровь.

— Былъ у васъ сегодня Гоукинсъ? спрашивалъ съ дланной небрежностью Томъ Флинъ, облокачиваясь на спинку кресла миссъ Нелли.

— Нтъ, отвчала она, слегка красня.

— Вотъ видите, онъ вчера ушибъ ногу, продолжалъ Флинъ, не сморгнувъ, хотя онъ говорилъ явную ложь:— но не безпокойтесь, миссъ Арнотъ, онъ завтра придетъ, а пока онъ просилъ меня передать вамъ поклонъ вмст съ этимъ букетомъ и образчикомъ золота его руды.

Съ этими словами мистеръ Флинъ подавалъ ей букетъ, собранный имъ на дорог, и кусокъ золота, найденный имъ самимъ.

— Вы не должны обращать вниманія на манеры Гоукинса, миссъ Нелли, говорилъ другой рудокопъ самымъ сочувственнымъ тономъ:— во всемъ стан нтъ лучше человка Сайруса Гоукинса, но онъ не уметъ по-свтски обращаться съ женщинами. Онъ не бывалъ въ обществ, какъ нкоторые изъ насъ, прибавлялъ онъ, какъ настоящій джентльменъ изъ Честерфильда,— но у него прекрасныя намренія.

Между тмъ, другіе рудокопы убждали Дурака въ необходимости выказывать больной двушк какъ можно боле вниманія.

— Не хорошо будетъ, Гоукинсъ, говорили они, — если эта молодая миссъ, возвратясь въ Санъ-Франциско, разскажетъ всмъ, что, когда она была больна, ее бросилъ единственный человкъ въ ‘Пятирчіи’, подъ кровомъ котораго она отдыхала и за столомъ котораго она сидла. (Это считалось естественнымъ и простительнымъ реторическимъ украшеніемъ). Нтъ, пусть никто не скажетъ, что такъ поступаютъ въ ‘Пятирчіи’.

Посл такихъ увщеваній, Дуракъ бжалъ въ долину, и миссъ Нелли принимала его сначала съ нкоторой сдержанностью, замнявшейся, однако, вскор румянцемъ, смхомъ и невиннымъ кокетствомъ. Дни проходили за днями, миссъ быстро поправлялась, только сердце ея все чаще сжималось, а мистеръ Гоукинсъ чувствовалъ, что ему въ ея присутствіи все боле и боле неловко, граждане же ‘Пятирчія’ съ улыбкой потирали руки и дожидались близкой развязки.

Она дйствительно наступила, но не въ томъ вид, въ какомъ ее ожидали добрые люди.

V.

Въ конц іюля, въ ‘Пятирчіе’ прибыло общество восточныхъ туристовъ. Они ‘продлали’, только что предъ тмъ, ‘Долину Чудесъ’, и, такъ какъ въ числ ихъ было нсколько капиталистовъ, то положено было не довольствоваться одними красотами природы, а практически познакомиться съ горнымъ промысломъ Калифорніи. До сихъ поръ все шло прекрасно: въ водопад было достаточно воды, благодаря позднему сезону, въ ущельяхъ горъ лежалъ еще снгъ, туристы измрили шагами окружность одного изъ громаднйшихъ деревьевъ и съ любопытствомъ осмотрли гигантскій пень, повергнутый на землю. Сказать, что они были довольны своимъ путешествіемъ было бы недостаточнымъ выраженіемъ ихъ энтузіазма, мужчины и дамы были положительно опьянены любезнымъ гостепріимствомъ жителей, новизною окружавшей ихъ природы и сухимъ, возбуждающимъ силы воздухомъ. Нкоторые туристы объявили, что они съ радостью остались бы тутъ жить и умереть, а одинъ написалъ въ какую-то газету блестящее описаніе страны, которую возносилъ надъ всмъ, что можно было видть въ Европ и Америк. При подобныхъ обстоятельствахъ слдовало ожидать, что ‘Пятирчіе’ также останется врнымъ себ и произведетъ должное впечатлніе на туристовъ.

Съ этою цлью были получены письма изъ Санъ-Франциско отъ извстныхъ капиталистовъ и, подъ руководствомъ одного изъ ихъ агентовъ, путешественники увидали все, что ‘слдовало видть’, а то, чего не слдовало замчать, было отъ нихъ старательно скрыто. Такимъ образомъ, конечно, въ программу не входило посщеніе кладбища, на которомъ покоились многіе, но только двое изъ нихъ умерли естественной смертью, и мрачныхъ нищенскихъ шалашей на горномъ скат, съ ихъ печальными, почти слпыми обитателями, работавшими съ утра до ночи за такую плату, отъ которой съ презрніемъ отказался бы простой работникъ на восток. За то копи и машины компаніи Звзднаго Тунеля были, по словамъ писемъ изъ Санъ-Франциско, предметомъ, вполн достойнымъ любопытства чужестранцевъ. Имъ были показаны драгоцнныя массы руды въ копяхъ компаніи, длинные бруски золота, которые дамы могли легко поднять, самый тунель, мрачный, таинственный и грозный,— словомъ, по выраженію одного корреспондента, ‘все богатство ‘Пятирчія’ и вс мстныя условія, невольно привлекавшія на себя вниманіе восточныхъ капиталистовъ’.

При этомъ случилось только одно обстоятельство, которое — я могу сказать какъ безпристрастный очевидецъ — не имло ничего пріятнаго для кого бы то ни было. Я не могу пройти молчаніемъ этотъ случай, такъ какъ въ немъ замшанъ главный герой моего правдиваго разсказа.

Двое или трое изъ самыхъ практичныхъ и трезвыхъ членовъ общества замтили, что нкоторыя мста Звзднаго Тунеля (вроятно, въ виду большаго дивиденда) были экономично, но не безопасно устроены. Эти замчанія прошли незамченными въ то время среди веселаго хохота и шума пробокъ отъ шампанскаго, громко раздававшихся подъ полу-освщенными сводами галлерей, какъ вдругъ наступило неожиданное, таинственное безмолвіе. Люди съ факелами быстро направились въ отдаленную часть галлереи, послышались отрывистыя приказанія, шумъ и говоръ. Нкоторые изъ туристовъ испугались, одна изъ дамъ упала въ обморокъ… Что-то случилось. Но что?

— Ничего нтъ опаснаго, произнесъ какой-то рудокопъ, говоря очень поспшно и съ видимымъ безпокойствомъ:— одинъ изъ джентльменовъ, желая взять пробу кварца изъ стны, сшибъ съ мста подпорку, сдлался обвалъ и… джентльменъ засыпанъ до плечъ. Но это ничего, его легко можно вытащить, но надо быть очень осторожнымъ, чтобъ не расширить обвала. Я не знаю, какъ его зовутъ… это — маленькій господинъ, мужъ веселой лэди, съ черными глазами… Эй! Куда? Остановите ее!.. Ради Бога, остановите!.. Она не туда бжитъ… Ей грозитъ опасность… Она упадетъ въ шахту!

Но та была уже далеко. Устремивъ глаза въ окружающій мракъ, оглашая воздухъ отчаянными криками, она бжала на свтъ, мелькавшій вдали. Она бжала мимо зіяющихъ пропастей по дрожащимъ доскамъ, подъ ненадежными сводами, бжала дико, отчаянно, слпо, пока не упала на руки Гоукинса, который, между тмъ, спшилъ на помощь съ веревкой и ломомъ.

— О! спасите его! воскликнула она:— вы здшній! Вы знаете эти страшныя мста. Скажите, гд онъ, поведите меня къ нему… Онъ умираетъ… Скоре, скоре!..

Онъ пристально взглянулъ на нее. вскрикнулъ и, выронивъ изъ рукъ орудіе, прислонился безсильно къ стн:

— Анни! произнесъ онъ тихо… ты?

Она схватила его за об руки и впилась въ него глазами.

— Господи! Сайрусъ! промолвила она и опустилась передъ нимъ на колни.

Онъ старался освободиться изъ ея рукъ, но она крпко держала его.

— Нтъ! нтъ! кричала она:— вы меня простите, Сайрусъ, и забудете прошлое. Самъ Господь привелъ васъ сюда. Вы его спасете… Вы должны его спасти!

— Спасти кого? глухо произнесъ Сайрусъ.

— Моего мужа!

Ударъ былъ до того неожиданъ и на лиц его отразился такой мучительный ужасъ, что она на мгновенье забыла, что ихъ ожидало…

— Я думала, что вы… это знали… промолвила она едва слышно.

Онъ молча смотрлъ на нее. Въ эту минуту до нихъ долетли шумъ шаговъ и говоръ отдаленныхъ голосовъ. Она снова схватила его за руки.

— О! Сайрусъ! воскликнула она:— если вы меня дйствительно любили во вс эти долгіе годы, не бросьте меня въ минуту горя. Вы спасете его! Вы можете его спасти! Вы всегда были сильны и отважны! Вы его спасете, Сайрусъ, ради меня, ради вашей любви. Я знаю, вы его спасете. Вы слишкомъ благородны, чтобы такъ мстить… Да благословитъ васъ Господь!

Она встала и хотла пойти за нимъ, но онъ остановилъ ее, медленно поднялъ съ земли веревку и ломъ, выпавшіе изъ его рукъ, а потомъ обернулся, поднесъ ее руку къ своимъ губамъ, тихо поцловалъ ее, впился глазами въ ея глаза и чрезъ мгновенье исчезъ…

Онъ не вернулся. Черезъ полчаса принесли и положили къ ея ногамъ мужа, живаго и невредимаго, только изнуреннаго отъ усталости и небольшихъ ушибовъ. Опасенія рудокоповъ оправдались: образовался второй обвалъ. Они едва успли выхватить ея мужа, спасеннаго Гоукинсомъ, какъ онъ самъ былъ сбитъ съ ногъ и придавленъ тяжелой балкой.

Въ продолженіи двухъ часовъ на глазахъ всхъ онъ лежалъ съ раздавленной грудью, терпливый, въ полномъ сознаніи своего ужаснаго положенія. Все это время рудокопы отчаянно работали вокругъ него съ геройской силой воли и съ мощью титановъ. Наконецъ, они докопались до отвснаго бревна, опиравшагося на балку, подъ которой лежалъ несчастный. Въ воздух блеснулъ топоръ, но умирающій слабо произнесъ:

— Не рубите бревна’.

— Отчего?

— Съ нимъ обрушится вся галлерея.

— Отчего?

— Это — фундаментъ моего дома.

Топоръ выпалъ изъ рукъ работника, вс поблднли… Это была правда. Они находились въ верхней галлере, и обвалъ произошелъ именно подъ новымъ домомъ. Посл не долгаго молчанія, Гоукинсъ едва слышно произнесъ:

— Позовите ту… лэди… скорй!

Ее привели. Она нагнулась надъ нимъ едва дыша, онмвъ отъ ужаса и заливаясь слезами:

— Домъ выстроенъ… для тебя, милая… произнесъ онъ шопотомъ:— я долго дожидался, чтобы мы въ немъ зажили… Онъ записанъ на твое имя… Ты должна жить въ немъ… съ нимъ. Онъ не разсердится, ему все равно… что я буду всегда близъ васъ… Домъ стоитъ на моей могил…

Онъ былъ правъ. Черезъ нсколько минутъ его не стало. Тло его не тронули съ мста, и всю ночь, жители стана сидли вокругъ него при свт факеловъ. На другой день они закрыли эту галлерею сводомъ, но не сдлали никакой надписи, никакого знака, полагая, что лучшій памятникъ ему — великолпный домъ, возвышавшійся надъ нимъ на горной вершин лучезарнымъ сіяніемъ солнца.

— Этотъ памятникъ, говорили они:— не символъ смерти, мрака и горя, какъ вс другія гробницы, а жизни, свта, надежды. Этотъ памятникъ гласитъ всему міру, что подъ нимъ покоится — Дуракъ.

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙБРЕТЪ-ГАРТА

ДУРАКЪ.

I.

II.

III.

IV.

V.

Читайте также:

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЕТЪ-ГАРТА