Дон Кишот Ламанхский. Часть первая, Сервантес Мигель Де, Год: 1604

Переводы
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Скачать в PDF
Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В двадцати томах
Т. 9. Дон Кишот Ламанхский. Сочинение Серванта. Переведено с Флорианова французского перевода В. Жуковским
М., ‘Языки славянской культуры’, 2012.

СОДЕРЖАНИЕ

ДОН КИШОТ ЛАМАНХСКИЙ. СОЧИНЕНИЕ СЕРВАНТА

Переведено с французского Флорианова перевода В. Жуковским
Предисловие
Жизнь и сочинения Серванта
Жизнь Серванта
Сочинения Серванта

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Том первый

От сочинителя
Глава I. Характер и упражнения славного Дон Кишота
Глава II. Первый выезд Дон Кишота
Глава III. Герой наш посвящен в рыцари
Глава IV. Приключения нашего рыцаря по выезде его из трактира
Глава V. Что последовало с героем после его несчастия
Глава VI. Священник и цирюльник в библиотеке нашего дворянина
Глава VII. Второй выезд Дон Кишота
Глава VIII. Страшное приключение с ветряными мельницами
Глава IX. Конец страшного поединка между бискайцем и Дон Кишотом
Глава X. Разговор Дон Кишота с оруженосцем
Глава XI. Дон Кишот у пастухов
Глава XII. История Марселлы
Глава XIII. Дон Кишот едет на погребение Хризостомово
Глава XIV. Конец истории Марселлы
Глава XV. Печальное знакомство
Глава XVI. Приключение на постоялом дворе
Глава XVII. Продолжение подвигов рыцаря и оруженосца на постоялом дворе

Том второй

Глава XVIII. Разговор наших героев и другие важные происшествия
Глава XIX. Странная встреча
Глава XX. Удивительное приключение
Глава XXI. Мамбринов шлем
Глава XXII. Рыцарь возвращает свободу некоторым людям, которых вели насильно в такое место, куда им идти не хотелось
Глава XXIII. Удивительные приключения в Сиерре Морене
Глава XXIV. Продолжение удивительных приключений в Сиерре Морене
Глава XXV. Подражание горному красавцу
Глава XXVI. Дон Кишот-пустынник
Глава XXVII. Важное происшествие
Глава XXVIII. Нечаянность
Глава XXIX. Конец Дон Кишотова искуса

Том третий

Глава XXX. История принцессы Микомиконы
Глава XXXI. Интересный разговор между рыцарем и оруженосцем
Глава XXXII. Приезжает в трактир
Глава XXXIII. Безумное любопытство. Новость
Глава XXXIV. Продолжение новости
Глава XXXV Ужасное сражение. Победа
Глава XXXVI. Важные приключения в трактире
Глава XXXVII. Продолжение приключений знаменитой принцессы Микомиконы
Глава XXXVIII. Дон Кишот говорит речь
Глава XXXIX. История пленника
Глава XL. Продолжение истории пленника
Глава XLI. Конец истории пленника
Глава XLII. Еще встреча
Глава XLIII. Молодой погонщик мулов
Глава XLIV. Приключение за приключением
Глава XLV. Узнают, что такое Мамбринов шлем и конское седло, превратившееся в ослиное
Глава XLVI. Герой наш очарован
Глава XLVII. Та же материя
Глава XLVIII. Продолжение разговора между священником и монахом
Глава XLIX. Ученый разговор между Дон Кишотом и монахом
Глава L. Ужасное происшествие

[]

ПРЕДИСЛОВИЕ1

Я строго судил французский перевод ‘Дои Кишота’ в ‘Сервантовой жизни’ {Мы переведем ее для удовольствия читателя. П. (прим. В. А. Жуковского, букву ‘П.’, по-видимому, следует читать как сокращение слова ‘Переводчик’. — Ред.).}, напечатанный при начале ‘Галатеи’2, тогда я не думал переводить его, теперь перевел и больше не имею права говорить о старом переводе. Он существует, и что бы ни сказала публика о моем ‘Дон Кишот’, на нашем и на всяком языке, стоит не одного переводчика.
Труд мой имеет свою особенную цель: раскрытие истины, редким известной. Все читают ‘Дон Кишота’ как роман забавный и приятный, не все находят в нем сию натуральную философию, которая смеется над предрассудками, свято храня чистоту морали. Все, что герой говорит не о рыцарстве, как будто внушено мудростию и дышит любовию к добродетели, самое безумство его есть, в испорченном смысле, сия же любовь к добродетели. Дон Кишот — сумасшедший делами, мудрец мыслями. Он добр, его любят, смеются ему и всюду охотно за ним следуют. Знают, что он сумасшедший, и с удовольствием слушают его размышления. Сервант, может быть, единственный человек3, который умел согласить такие противности, который нашел средство, в продолжении нескольких томов, занимать, читателя бреднями сумасшедшего, смешного и любезного, жалкого безумством и удивительного умом {‘Из книг, читанных мною в жизни, больше всякой желал бы сочинить ‘Дон Кишота». С. Евремон, письмо к Марешалю де Креки.}.
Знаю, что некоторые люди со вкусом не любят ‘Дон Кишота’. Я не хочу с ними спорить, скажу, однако ж, что книга, столько раз переведенная на все языки Европы, и всегда с одинаким успехом, должна иметь в себе особливое достоинство. Напомню сим строгим судьям, что Сервант писал в шестом-на-десять веке, в то время, когда схоластический дух еще царствовал, когда самые просвещенные нации не читали ничего, кроме нелепых рыцарских романов, когда французы еще не имели своей ‘Астреи’4. Сообразя все это, мы должны удивиться человеку, нашедшему в своем воображении оригинальный характер Санхи, с интересными эпизодами Доротеи, пленника и трогательного Карденио, с которого Ричардсон списал свою Клемантину5. Мы должны удивиться писателю, который, наполнив книгу свою разнообразными характерами, никогда не отступает от натуры, трогает нас, когда хочет, умеет говорить о добродетели языком, ее достойным, и смешит нас, не оскорбляя робкой стыдливости.
Перестану хвалить: хвала переводчика подозрительна, прибавлю, есть недостатки в Серванте: некоторые шутки часто повторяются, иные слишком растянуты, есть неприятные картины. Сервант не везде имел очищенный вкус, он платил дань своему веку! Сверх того всякая нация имеет свой особенный вкус. Я точно уверен, что Сервант написал первую часть ‘Дон Кишота’ одним приемом и даже не трудился перечитывать черных листов6, многие несообразности служат нам доказательством {В V главе управительница говорит священнику, что господин ее пять дней в отлучке, а он уехал накануне. Санхо сначала совсем не говорит пословиц. В XIII главе Гинес Пассамон крадет Санхина осла, через страницу Санхо едет на осле за своим господином. Время, эпохи почти нигде не соблюдены. Я мог бы еще многое заметить, но все сии ошибки уже замечены испанским критиком ‘Дон Кишота’. Я некоторые поправил в своем переводе (прим. Флорнана, переведенное Жуковским. — Ред.).}. Я осмелился переменить иное, ослабил некоторые слишком сильные выражения, переделал многие стихи, выбросил повторения, наконец быстротою слога заменил красоты, которых не мог найти в своем языке. Так переведены ‘Грандиссон’7 и ‘Кларисса’, их слава от того не уменьшилась. Люди, не слишком строгие, которые не лишают переводчиков смысла и вкуса, могут поверить моей любви к Серванту, что я выбросил из него только то, что не могло быть его достойно в переводе.
Знатоки в испанском языке не будут винить меня за то, что я осмелился сократить сию книгу, превосходную, несравненно приятную, в своем роде единственную. Они столько же знают, как и я, что мне иначе поступить было не можно. Красота одного языка нередко исчезает в другом. Что ж делать в таком случае переводчику? Пропускать или писать свое.
Не надеюсь однако получить совершенного разрешения от читателя. Признаюсь ему откровенно, что в переводе моем и самое лучшее несравненно хуже, нежели в оригинале. Одну из главных красот сего оригинала составляет приятность, разнообразие слога. Сервант, заставляя говорить Дон Кишота, нередко возвышает свой тон, становится ритором. В разговорах Санхи — всегда комическая простота и колкость. Совсем другой язык для пастухов, натуральный, веселый и всегда приятный. Слог историка чист, легок, в иных местах несколько пышен, но везде гладок и непринужден. Остается желать мне, чтобы все это нашли в моем переводе.

Флориан

И мне то же.

Переводчик Флориянов

ЖИЗНЬ И СОЧИНЕНИЯ СЕРВАНТА

ЖИЗНЬ СЕРВАНТА

Михаила Сервант Сааведра8, которого сочинения прославили Испанию, исправили его современников и смешат Европу, жил в бедности, был несчастлив и умер, забытый всеми. Недавно узнали настоящее место его рождения: Севилла, Мадрит, Люцена, Алкала спорили о сей чести. Сервант, подобно Гомеру, Камоенсу и другим великим людям, нашел отечество после смерти, а в жизни лишен был необходимого.
Испанская академия, под руководством своего монарха, воздвигла Серванту памятник, которого давно благодарность ожидала от Испании, напечатала превосходно ‘Дон Кишота’. Кажется, хотела она сею типографическою пышностию заплатить автору за несправедливость нации. В этом новом издании ‘Дон Кишота’ помещена ‘Жизнь Сервантова’, сочиненная одним из первых академиков и почерпнутая в верных источниках. Буду следовать сему сочинителю в том, что принадлежит до происшествий, но позволю себе говорить о сочинениях Серванта согласно с своими чувствами9.
Сервант — природный дворянин, отец его назывался Родригом Сервантом, а мать Леонорою де Кортинас. Он родился в Алкале де Генарес, что в новой Кастилии, октября 9-го 1547 года10, при Карле Пятом.
Он любил книги с ребячества11, учился в Мадрите у одного славного профессора12 и превзошел всех учеников его, своих товарищей. Любимейшими науками тогдашнего времени были теология и латинский язык. Родители Сервантовы хотели сделать его духовным или медиком — два состояния, выгодные в Испании, но он также, как и многие славные поэты, писал стихи вопреки своим родителям.
‘Элегия на смерть королевы Изабеллы Валуа’13, несколько сонетов, небольшая поэма ‘Филен’: вот первые опыты Серванта — они были неудачны. Молодой автор обиделся, оставил Испанию и переехал в Рим, где крайность принудила его служить камердинером кардиналу Аквавиве14.
Скоро сия низкая должность опротивела Серванту, он записался в военную службу и отличился на славной Лепантской баталии, выигранной в 1571 году Жуаном Австрийским, рана, им полученная, лишила его левой руки, Мессинский гошпиталь был награждением неустрашимому Серванту.
Вышед из госпиталя, он предпочел звание безрукого солдата званию презренного поэта, записался в Неаполитанский гарнизон и пробыл три года в Неаполе. При переезде своем в Испанию попался он арнауту Мами15, ужаснейшему из корсаров, и был отведен в Алжир.
Фортуна, которая так страшно гнала несчастного Серванта, не утомила его мужества. Будучи невольником неумолимого человека и зная, что умрет в мучениях, если покусится возвратить свободу, Сервант думал о бегстве и склонил на свою сторону четырнадцать испанцев, своих товарищей. Согласились выкупить одного из числа их, который бы возвратился в свое отечество, приехал опять назад и ночью, тайно приближась к берегу, увез остальных — выдумка смелая и сопряженная с величайшими опасностями. Сперва надобно было скопить сумму для выкупа одного пленника, после того всем уйти в одно время от своих господ и пробыть вместе скрытно до возвращения барки.
Столько трудностей казались неодолимыми: любовь к свободе преодолела их. Испанский невольник, родом из Наварры, который работал в приморском саду одного алжирца, взялся вырыть в самом глухом месте подземелье, в котором бы могли поместиться пятнадцать испанцев. Два года продолжалась сия работа. Между тем кое-как собрали деньги для выкупа одного невольника, уроженца Майорки, Виана, в котором были уверены и который хорошо знал берега Варварии16. Приготовивши подземелье, целые шесть месяцев перебирались в него, потом отдали деньги Виану, он себя выкупил и уехал, поклявшись возвратиться как можно скорее.
Сервант был душою сего предприятия, он всякую ночь ходил в город за припасами для своих товарищей. С утром являлся он в подземелье и приносил провизию на целый день. Садовник, которому не было нужды скрываться, не спускал глаз с моря и дожидался галеры.
Виан сдержал слово. Приехавши в Майорку, является он к вице-рою17, рассказывает ему все и требует помощи. Вицерой дает Виану бригантин: Виан, с надеждою в сердце, летит избавить друзей своих.
Он приезжает к берегам Алжира 28-го сентября того же 1571 года, через месяц после своего отъезда. Хорошо заметив место, он узнает его в темноте ночи и плывет прямо к саду, в котором ждали его с таким нетерпением. Садовник, стоявший на часах, видит Виана и бежит обрадовать своих товарищей, при сем известии все их несчастия забыты, они обнимаются, спешат выйти из подземелья, бросаются на берег, плачут от радости, увидя барку своего избавителя, но, ах! В ту самую минуту, как она приставала к берегу, проходят несколько мавров, узнают христиан, кричат: ‘К ружью!’ Виан спешит отчалить, удаляется, исчезает, и несчастные невольники, с отчаянием в сердце, опять скрываются в подземелье.
Сервант их ободрил, обнадежил возвращением Виана — Виан уже не возвращался. Горесть, сырость их тесного и нездорового жилища причинили многим ужасные болезни. Сервант был не в силах кормить одних, лечить других и утешать всех.
Он выбрал себе помощника и посылал его вместо себя за припасами. Сей человек был предатель. Он сделался мусульманином, явился алжирскому дею18, открыл ему все и сам привел к подземелью отряд мавров, которые наложили цепи на бедных испанцев.
Их привели к дею. ‘Кто был зачинщиком заговора? — спросил он у испанцев. — Откройте истину и получите прощение!’ — ‘Прости их, — закричал Сервант, — я виновный, меня умертви!’ Дей удивился такой смелости, простил Серванта вместе с другими и возвратил его арнауту Мами, который не захотел умертвить сего неустрашимого человека. Несчастный садовник, уроженец наваррский, вырывший подземелье, был повешен за одну ногу и удушен кровию.
Сервант, обманутый счастием, другом, опять заключенный в оковы, думал об одной свободе, четыре раза покушался спастись, был пойман и едва не посажен на кол. В последний раз хотел он возмутить всех пленных, напасть на Алжир и овладеть им. Заговор открылся, но Сервант опять избежал казни. Настоящее мужество трогает самых варваров.
Вероятно, что Сервант разумеет самого себя, когда в истории пленника, одном из интереснейших эпизодов ‘Дон Кишота’, говорит: ‘Свирепый Азан, алжирский дей, был милостив к одному только испанскому солдату Сааведре, который нередко подвергал себя жесточайшим наказаниям и ужасал неверных своею смелостию’.
Между тем алжирский дей захотел иметь своим невольником сего страшного человека, он купил Серванта у арнаута Мами и велел смотреть за ним неусыпно. Через несколько времени, будучи принужден ехать в Константинополь, он потребовал из Испании выкупа своему пленнику. Сервантова мать, бедная вдова, продала все, что имела, собрала триста червонцев и поехала в Мадрит, чтобы отдать их троицким монахам19, которые выкупали пленников.
Но этой суммы, в которой заключалось все имение бедной вдовы, было не довольно: дей Азан20 требовал пяти сот золотых ефимков21. Монахи, сжалясь, дали свои деньги, и Сервант получил свободу 19-го сентября 1580 года22, после пятилетнего заточения.
Возвратясь в Испанию23, разлюбивши военную службу, Сервант решил посвятить себя литературе и перешел в дом своей матери, с приятною надеждою кормить ее своими трудами. Ему было тогда тридцать три года, он явился на сцену с первыми шестью книгами ‘Галатеи’, которой, однако, не кончил24. Этот роман приняли хорошо. В тот же год Сервант женился на Катерине де Паласиос25, бедной дворянке: сей брак не обогатил его. Чтобы себя поддержать, Сервант начал писать комедии26, которые, уверяет он, были играны с успехом. Но скоро, покинувши театр, уехал он в Севиллу, где определился в должность, там сочинил он те из своих новостей27, в которых так хорошо изображаются пороки сего многолюдного города.
Сервант имел пятьдесят лет тогда, когда понадобилось ему съездить в Ламанху28. Жители деревеньки Аргимазиллы29 с ним поссорились, посадили его в тюрьму и долго в ней продержали. Так-то начал он ‘Дон Кишота’ и, в отмщение своим оскорбителям, назвал Ламанху отечеством героя: однако во всем романе своем ни разу не упомянул об имени деревни, в которой так худо с ним поступили30.
Сперва он выдал одну первую часть ‘Дон Кишота’31, ее приняли худо. Сервант знал людей: он сочинил книжку, под названием ‘Змейка’32. Это небольшое сочинение, которого не найдешь теперь и в Испании, думать надобно, заключало в себе критику на ‘Дон Кишота’ и насмешку над теми, которые старались обругать его. Эта безделка разошлась по рукам, и ‘Дон Кишот’ приобрел чрез нее славу, которой сам по себе достоин.
Тогда все неприятели вкуса вооружились против Серванта: критики, сатиры, пасквили посыпались градом. Сервант, более несчастный успехом своим, нежели неудачею, не смел несколько лет показаться на сцену. Его молчание увеличило его бедность, не успокоив завистников. Но к счастию, граф Лемос33 и кардинал Толедский34 помогли ему. Сие покровительство продолжалось до самой смерти Сервантовой, хотя не отвечало ни достоинству покровительствуемого, ни богатству покровителей.
Сервант, желая доказать свою благодарность графу Лемосу, посвятил ему свои новости, которые показались в публику через восемь лет, по напечатании первой части ‘Дон Кишота’. На другой год явилось его ‘Путешествие на Парнасс’35. Все сии сочинения не принесли ему почти никакой прибыли, а вспоможения графа Лемоса были так слабы, что Сервант принужден был продать восемь комедий, которых актеры принять не хотели36.
Казалось, ему определено было вытерпеть все несчастия и оскорбления. В тот же самый год один аррагонец, который назвался Авелланедою, написал продолжение ‘Дон Кишота’, несносную, прескучную бессмыслицу, в которой беспрестанно бранил Серванта, тем самым заставил читать себя. Сервант ему отвечал так, как надобно отвечать на все сатиры: сочинил вторую часть ‘Дон Кишота’ лучше первой. Все отдавали ему справедливость, и все, однако, радовались, что недостойный, презрительный соперник оскорблял человека достойного и почтенного, пока Сервант был жив, читали Авелланеду, он умер, и враг его исчез.
Последняя часть ‘Дон Кишота’ была последним сочинением Серванта, напечатанным при его жизни37. Он еще трудился над романом ‘Персил и Сижисмонда’38, как вдруг занемог водяною болезнию39, от которой и умер. Чувствуя близкий конец свой и боясь умереть, не кончив своей книги, он удвоил болезнь свою излишним напряжением сил40. На одре смерти, подле открытого гроба, он был спокоен и весел, мужество и философия ни на минуту его не оставляли — ни в горести, ни в болезни. За четыре дни до смерти он велел подать себе свой роман ‘Персил’ и ослабевшею рукою написал посвятительное письмо к графу Лемосу, который только что возвратился из Италии. Это письмо достойно быть помещено в ‘Жизни Сервантовой’.

Вот оно:

Дон Педру Фернандесу де Кастро, графу Лемосу.
Есть старинный испанский романс, которой здесь очень кстати, он начинается так:
Уже за мною смерть пришла,
Но я к вам напишу два слова!
Я точно в таком положении. Мне вчера дали отпускную. Смерть меня дожидается. Весьма сожалею, что не могу сказать вам, как ваше возвращение в Испанию меня радует. Сия радость могла бы меня спасти, но воля Вышнего да будет! По крайней мере, вы будете знать, что до гроба чувствовал ваши милости. Жалею только о том, что не успел кончить некоторых моих сочинений, которые хотел посвятить вам, например: ‘Великого Бернара’, ‘Прогулок в саду’ и последних книг ‘Галатеи’, которую, знаю, что вы любите, но для сего нужно чудо Всемогущего, прошу Его, да сохранит вас, а мне умирать время.

Мадрит, 19 апреля 1616.
Михайла Сервант.

Он умер 23-го того ж месяца, шестидесяти осьми лет с половиною. В тот же день Шекспир умер в Стратфорде, что в Варвикском графстве.
Человек, который в Алжире поступал, как видели, который сочинил ‘Дон Кишота’ и, умирая, написал такое письмо, был человек необыкновенный.

СОЧИНЕНИЯ СЕРВАНТА

То, что Сервант писал прежде в стихах, не многим известно и не стоит внимания. В сонетах его и элегиях слишком чувствителен вкус тогдашнего времени. ‘Дон Кишот’ почитается лучшим его произведением.
Ум, острота и веселость, которые находим в ‘Дон Кишоте’, верность портретов, чистый и натуральный слог сделали сей роман бессмертным. Знаю, что не все французы читают его с одинаким удовольствием — причина тому один весьма посредственный перевод на языке нашем41, в котором потеряна вся красота подлинника. Мне кажется, переводчик почитал ‘Дон Кишота’ обыкновенным романом, который только что забавен. Он переводил каждое испанское слово французским, первым попадавшимся ему в лексиконе, без выбора и сравнения: конечно, забыл он, что в роде комическом никакое слово не имеет синонима, что только одно хорошо, а все другие негодны.
Читая стихи в переводе, подумаешь, что они в оригинале смешны и дурны: вместо того почти все приятны, хотя немного натянуты, но Сервант писал для своей нации, которой вкус не сходен с нашим. Переводчик, писавший для нас, должен был, сохраняя мысли автора, ослаблять некоторые выражения, иное смягчать, и пуще всего, писать плавным и чистым языком. Он, кажется, думал больше о верности, но рабская верность есть порок. В ‘Дон Кишоте’ встречаются излишки, черты худого вкуса — для чего их не выбросить? Кто это назовет неверностию? Когда переводишь роман и тому подобное, то самый приятный перевод, есть, конечно, и самый верный.
Несмотря на сии легкие недостатки, эта книга так хороша сама по себе, приключения в ней так забавны, эпизоды так интересны, что редкий не знает ее и по нескольку раз не перечитывает! На картинах, обоях, эстампах, сервизах видим Дон Кишота, всякий ребенок смеется, узнавши Санхо Пансу.
Сервантовы новости гораздо хуже ‘Дон Кишота’, их числом двенадцать, и четыре только достойны Серванта: ‘Безумное любопытство’, повесть, помещенная в ‘Дон Кишоте’42, ‘Ренконет и Кортадилла’43, смешная, но справедливая картина севильских плутов, ‘Сила крови’, лучшая из всех новостей, и ‘Разговор двух собак’, острая и прекрасная критика, наполненная философиею и тонкими шутками: в ней изображены нравы испанцев, со всею приятностию и умом Серванта. Есть французский перевод двенадцати новостей44, но их должно читать в оригинале.
‘Путешествие на Парнасс’ писано стихами и разделено на главы. Сервант воображает, что Аполлон, боясь нападения глупых поэтов, которых собрались легионы, велит Меркурию лететь в Испанию, скликать своих любимцев и просить их вступиться за Парнасе. Меркурий приходит к Серванту и показывает ему роспись друзей и противников Аполлоновых. Нетрудно вообразить, как удачно может воспользоваться такою выдумкою человек умный и рассерженный глупцами. Впрочем, это сочинение для нас не может быть интересно, я не слыхал, чтобы оно и комедии Сервантовы переведены были на французский язык45.
Он выдал восемь комедий, хотя в прологе своем говорит, что сочинил их двадцать или тридцать: это покажется странным для тех, которые знают, как трудно писать комедии. Как бы то ни было, прочитавши все, которые нам остались, нельзя пожалеть о пропадших. Для меня все несносны, ни завязки, ни интересу, ни действия: кое-где остроумие, везде невероятности — таковы все! Приведем в пример одну, которая называется ‘Счастливый Рюфьен’46. Ее герой, великий севильский плут в первом акте, является во втором якобинцем в Мексике. Он чудо святости, пример своих братии, часто дерется на сцене с чертом и всегда побеждает его. Отец Крукс (имя героя), приведенный к смертному одру одной женщины, которой жизнь была крайне беспорядочна, уговаривает ее исповедаться, больная не соглашается, не надеясь прощения. Отец Крукс, который хочет спасти гибнущую душу, советует ей променять грехи свои на его добродетели, соглашаются, подписывают условие, больная кается, ангелы прилетают принять ее душу, черти сбегаются тормошить якобинца, которого тело покрывается страшными струпьями. В третьем акте он умирает и творит чудеса — вот лучшая комедия Сервантова.
Сервант написал еще восемь маленьких театральных пьес, которые в Испании называются Entremeses47, они лучше его больших комедий, натуральны, смешны, иные слишком вольны, две прекрасны: первая, ‘Саламанский погреб’48, из которой взята наша комическая опера ‘Солдат-волшебник’49, другая, ‘Чудная картина’50, подавшая мысль Пиррону сочинить оперу в водевилях ‘Ложное чудо’51, которая не стоит Сервантовой пьески.
‘Персил и Сижисмонда’, роман, два раза неудачно переведенный на французский язык52, есть сплетение невероятных приключений, загроможденных эпизодами. Кажется, что Сервант хотел подражать старинным греческим романам, которым удивлялись прежде, которые читают и нынче, но, при всей пылкости своего воображения, которое, может быть, нигде так не блистало, как в ‘Персиле’, Сервант не мог сделать героев своих интересными, их путешествия без цели, опасности невероятные, вечная смесь набожности с любовию мешают сей книге иметь славу ‘Дон Кишота’. Со всем тем приятность слога, многие картины, списанные с натуры, и прекрасный эпизод Руперта делают ее бесценною.
Остается мне говорить о ‘Галатее’, первом сочинении Серванта.
Он написал ее в то время, когда любовь и героизм были главною страстию испанцев и содержанием их книг. Монтемайор, славный поэт, выдал роман ‘Диану’53, который переведен и на французский язык54. Чистота слога, остроумие, нежность, чувствительность, поэзия, часто пленительная и милая простота, которою больше всего отличается эпизод мавра Абиидарреса, заменяют в глазах знатоков невероятность приключений, волшебства и недостаток действия в ‘Диане’.
Сервант, который заметил все сии недостатки (что можно видеть из его разбора Дон Кишотовых книг55), избежал многих, но не всех в своей ‘Галатее’. Приключения в ней натуральнее, действующие лица интереснее, но слог и особливо стихи уступают Монтемайоровым. Сервант, испорченный грубым схоластическим вкусом, заставляет пастухов своих говорить языком педантов. Они читают длинные трактаты о любви, приводят в пример Иксиона56, Mарк-Антония57, Родрига58 и всех героев истории и мифологии. Хотите ли знать, как Тирсис утешает своего друга, приведенного в отчаяние холодностию его пастушки? Вы услышите: ‘Говорят, что красота Галатеи превосходит ее жестокость, что Галатея остроумна — если это правда, как я и надеюсь, то Галатея, по уму своему, должна себя знать совершенно, если знает, то и почитает, почитая, не хочет погубить себя, следственно, уступить твоим желаниям!’
В другом месте любовник, разлученный с любовницею, говорит стихами: ‘Все думают, что я вижу, слышу и чувствую — нимало! Я тень, произведенная любовию, оживляемая надеждою!’
Во всем сочинении солнце светит лучами, которые получает из глаз Галатеи.
Довольно: читатель имеет понятие об испорченном вкусе, который царствовал во время Серванта. Но, при всех недостатках, в ‘Галатее’ находим прекрасные мысли, непритворные, хорошо выраженные чувства, движения сердца и его страдания.
Осталось сказать два слова о смелости моей судить Серванта. Несмотря на знание испанского языка, в котором упражнялся я довольно долго, я бы никогда одному себе не поверил, но имел наставником просвещенного испанца {Графа Пилоса.}, патриота, который любит литературу, и, подобно Серванту, славится больше дарованиями, нежели несчастиями.

ДОН КИШОТ
ЛАМАНХСКИЙ.
СОЧИНЕНИЕ СЕРВАНТА.
ПЕРЕВЕДЕНО С ФРАНЦУЗСКОГО
ФЛОРИАНОВА ПЕРЕВОДА
В. ЖУКОВСКИМ

Часть первая

ДОН КИШОТ ЛАМАНХСКИЙ
ТОМ ПЕРВЫЙ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОТ СОЧИНИТЕЛЯ59

Праздный читатель! Желаю, чтобы моя книга показалась тебе лучше, приятнее и совершеннее всех книг на свете, но …… не все то делается, чего желаем! К несчастию, ты сам не хуже меня знаешь, что в творениях виден творец. Чего ожидать от непросвещенного ума моего? Чего, кроме странного, несвязного и наполненного бреднями, не приходившими до сих пор никому в голову? Притом же я пишу в тюрьме {Сервант начал писать ‘Дон Кишота’ в тюрьме.}, а это место не воспламеняет воображения60. Картина природы, светлое небо, шумящие ручьи, спокойная душа могут разгорячить самую холодную Музу — как счастлив тот, кто не лишен сих наслаждений!
Часто родительская любовь так ослепляет родителя, что он и самые недостатки детей своих почитает совершенствами. ‘Дон Кишот’ не мое дитя, он только мой приемыш, и я, любезный читатель, не требую твоей благосклонности, суди его, как хочешь, хвали, брани: за правду наказан не будешь!
Я бы только желал избавить тебя от прологов, от предисловий, от введений, сего ненужного вранья, без которого ни один автор обойтись не может, и лень моя была со мною согласна — признаюсь откровенно, для меня труднее написать предисловие к книге, чем самую книгу, я не знал, с чего начать, что говорить — бумага лежала предо мною, опершись на левую руку, сидел я за письменным столиком и грыз перо с досады, как вдруг пришел ко мне один мой приятель, человек умный, любезный, и спросил, о чем я задумался?
— О проклятом предисловии! — отвечал я. — Неужели ‘Дон Кишоту’ без него в свет показаться? Что скажет публика, этот старый критик, если я, молчавши так долго61, на старости лет подам ей скучную книгу без предисловия, без ученых примечаний, без выносок на полях? Загляни в новейшие сочинения — все наполнены преважными выписками!62 Их авторы перечитали столько древних философов, что принуждены сделать им азбучную роспись63, которая простирается от Аристотеля до Ксенофонта и Зенона64. Вот чему дивится читатель! Вот в чем видна ученость и начитанность писателей наших! Вдобавок, следуя примеру их, надлежало бы мне, после заглавия книги, напечатать несколько сонетов, сочиненных в мою честь какими-нибудь маркизами, прелатами, знатными дамами, славными стихотворцами. Но, по несчастию, ничего этого не имею и почти решился, мой любезный друг, скорее зарыть господина ‘Дон Кишота’ в ламанхские архивы, нежели выдать его в свет без сих необходимых украшений, которых я, невежа65, никак не могу найти для него! Вот об чем я задумался!
Знакомец мой, выслушав меня, засмеялся.
— Признаюсь, — сказал он, — я почитал тебя рассудительным человеком. Возможно ли, с твоим умом, останавливаться за такою безделкою? Послушай меня, я постараюсь уничтожить все затруднения!
Ты хочешь поместить в начале своей книги несколько сонетов, сочиненных известными людьми в похвалу твою — напиши их сам
Сервантес Мигель Де
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая), Сервантес Мигель Де, Год: 1604
  2. Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая, Сервантес Мигель Де, Год: 1616
  3. Дон Кихот Ламанчский. Том первый, Сервантес Мигель Де, Год: 1858
  4. Дон Кишот Ламанхский. Часть вторая, Сервантес Мигель Де, Год: 1616
  5. Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая), Сервантес Мигель Де, Год: 1904
  6. Дон-Кихот Ламанчский. Часть II, Сервантес Мигель Де, Год: 1899
  7. Дон Кихот Ламанчский, Сервантес Мигель Де, Год: 1868
  8. Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть первая, Сервантес Мигель Де, Год: 1604
Электронная библиотека
© 2024 Электронная библиотека