!!!Отсутствует несколько страниц!!!!
Американцы въ Париж.
Американцы въ Париж.
Новый разсказъ Бретъ-Гарта.
Переводъ Е. М. Чистяковой-Вэръ.
‘Встникъ Иностранной Литературы’, No 11, 1897
Американцы в Париже, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1897
Время на прочтение: 30 минут(ы)
Мистеръ Мейнардъ съ семьей пріхалъ въ Европу, въ этомъ не было ничего особенно замчательнаго, кром одного обстоятельства, а именно: онъ на время переселился въ Старый Свтъ не съ цлью выдать свою дочь замужъ за дворянина. Лтъ тридцать тому назадъ чарльстоунскіе купцы, фирмы которыхъ честно существовали въ рукахъ двухъ поколній, чувствовали къ себ извстную долю уваженія и для укрпленія этого уваженія не прибгали къ посторонней помощи или къ чужестранной поддержк. Поэтому легко поврить, что мистеръ Мейнардъ хотлъ просто провести въ Европ нсколько лтъ ради удовольствія и желанія ознакомиться съ памятниками прошлаго, котораго не было у его страны. Вся будущность Мейнарда и его семьи связывалась съ Америкой, однако, благодаря природному практическому чутью, американецъ старался примняться къ окружавшимъ его условіямъ. При этомъ Мейнарду пришлось изучить многихъ и многіе до извстной степени узнали его, въ лучшихъ людяхъ онъ нашелъ ту высокую простоту, которой было такъ много въ немъ самомъ, познакомившіеся же съ чарльстоунскимъ купцомъ увидли, что они ошибались, предполагая, будто въ жилахъ американца-южанина должна непремнно течь извстная доля негритянской крови, и поняли, что не всякій рабовладлецъ — представитель аристократизма. Мейнардъ говорилъ на странномъ нарчіи и не стыдился его, обращеніе американца было откровенно и фамильярно, вмст съ тмъ въ манерахъ его сквозило столько очаровательной вжливости, что даже республиканское ‘сэръ’ звучало въ его устахъ какъ обыкновенное обращеніе къ царствующей особ. Вс уважали Мейнарда и почти всегда какъ слдуетъ понимали его слова и поступки. Когда же люди заблуждались насчетъ американца, это служило только къ ихъ собственной невыгод. Мейнардъ былъ отличнымъ представителемъ типа, выраженнаго настолько же рзко и опредленно, какъ и родственный ему типъ англичанина, въ то время еще не служившій моднымъ образцомъ. Въ столичномъ ли отел, въ кургауз Спа или въ скромномъ швейцарскомъ пансіон, Мейнардъ всегда оставался характеристиченъ. Жена его потеряла часть своей оригинальности, благодаря той хамелеоновской способности измняться, которой обладаютъ вс ея соотечественницы, перенесенныя на чуждую имъ почву. Она скоро научилась одваться, какъ парижанка. Еще мене характеристическихъ чертъ сохранилось въ дочери Мейнарда. Миссъ Еленъ усвоила вс особенности своихъ гувернантокъ француженокъ, нмокъ и итальянокъ. Однако, никто изъ членовъ этой, американской семьи не выучился скрывать свою національность или извиняться за нее.
М-ръ Мейнардъ, его жена и дочь прожили въ Европ три года. Сильное политическое броженіе, начавшееся въ южныхъ штатахъ, не позволяло имъ вернуться домой, въ южную Каролину. Люди, удаленные отъ родины, способны въ воображеніи придавать черезчуръ большіе размры всему происходящему въ ихъ стран. Купецъ, ухавшій изъ Каролины, чувствовалъ, что политика его штата должна рушиться и, смотря на американскія событія изъ Европы и съ точки зрнія Европы, воображалъ, что дло касается не ограниченнаго количества штатовъ, а всей страны. Между тмъ политическое возбужденіе продолжало возростать и Мейнардъ, наконецъ, ршилъ ухать на родину, питая слабую надежду сдлать что-нибудь для успокоенія умовъ. Онъ взялъ съ собою жену, но оставилъ дочь въ парижскомъ пансіон. Вскор подъ національнымъ флагомъ форта Сумтера раздался пушечный выстрлъ, онъ потрясъ всю страну и отдался даже въ Европ, нкоторые изъ американцевъ, услышавшихъ грозный отголосокъ, поспшили на родину, чтобы стать въ ряды сражавшихся за свою страну или за свой штатъ, другіе, мене ревностные, пошли въ безславное изгнаніе. Пушечный грохотъ очень печально прозвучалъ въ одномъ двичьемъ парижскомъ пансіон: роковой выстрлъ потопилъ корабли Мейнарда, стоявшіе на чарльстоунскихъ верфяхъ, разбросалъ въ разныя стороны его тюки съ хлопкомъ, лежавшіе на набережной въ ожиданіи нагрузки, разорилъ отца Еленъ и заставилъ его противъ убжденія и желанія вступить въ южную армію. Еленъ Мейнардъ была хорошей дочерью, она молила отца позволить ей вернуться на родину, позволить длить вмст съ нимъ опасности, но онъ приказалъ ей оставаться въ Париж, ‘пока не окончится безуміе возставшихъ, что, какъ онъ писалъ, будетъ дней черезъ девять’. Это безуміе длилось шесть лтъ, оно пережило Мейнарда, сдая недоврчивая голова котораго склонилась на землю во время битвы, пережило его безцвтную вдову и превратило Нелли въ бдную сироту.
Несмотря на европейское воспитаніе, въ миссъ Мейнардъ оставалось еще достаточно качествъ, присущихъ ея соотечественницамъ, она была мужественной двушкой, узы прошлаго не связывали ея. Говорятъ, что, получивъ печальную всть, Еленъ поплакала немного, потомъ передала г-ж Абла письмо и все, что оставалось отъ денегъ, которыя миссъ Мейнардъ получала ежемсячно. Содержательница пансіона пришла въ отчаяніе.
— Что же вы будете длать, блдный обднвшій ангелъ?
— Постараюсь вернуть себ чаетъ моихъ денегъ,— съ простодушной наивностью отвтилъ разоренный ангелъ.— Вдь я говорю по-французски и по-англійски лучше другихъ двушекъ, я стану учить ихъ, скоплю сумму побольше и поступлю въ консерваторію, такъ какъ у меня есть голосъ. Вы сами говорили это пап.
На такую ангельскую прямоту не могло найтись отвта. У г-жи Абла было сердце — больше: она обладала проницательностью содержательницы пансіона. Молоденькая американка заняла мсто на учительской каедр. Любимыя подруги и товарки по. ученію Еленъ стали ея ученицами. Самымъ богатымъ изъ воспитанницъ, бывшимъ большею частью ея соотечественницами, миссъ Мейнардъ продала по хорошей цн свои новыя нарядныя платья, золотыя вещи и драгоцнности, вырученныя деньги двушка спрятала для консерваторіи. Она много работала, терпливо выносила ршительно все, кром состраданія. Однажды Еленъ сказала миссъ Лэнъ, дочери извстнаго хозяина дома Мусслинъ-де-Лэнъ и Ко:
— Слдуетъ вамъ замтить, миссъ, что какое бы положеніе я ни занимала здсь, я не могу нуждаться въ покровительств дочери продавца тесемокъ. Моя судьба далеко не такъ ужь печальна, благодарю васъ! Я предпочитаю, чтобы люди, не знавшіе лучшей доли, не говорили мн о томъ, что я видла боле счастливые дни. Такъ, пожалуйста, говоря со мной, не скребите вашего пюпитра перомъ, не то я закричу на васъ передъ цлымъ классомъ!
Такое обнаруженіе дурного характера естественнымъ образомъ отдалило отъ Еленъ многихъ изъ ея соотечественниковъ и соотечественницъ, страшно обижавшихся на всякій намекъ, касавшійся ихъ происхожденія, въ то время американцы, пировавшіе среди подонковъ имперіи, принимавшіе участіе въ оргіяхъ колебавшагося двора, составляли большую колонію, благодаря ихъ негодованію на рзкость Еленъ, двушка потеряла мсто. Природные американцы, ухаживавшіе за де-Морніи, ради фосфорическаго великолпія Сенъ-Клу и Тюльери, не могли выносить аристократизма этой республиканки и отвернулись отъ Еленъ. Однако, молоденькая двушка уже скопила сумму, при помощи которой могла поступить въ консерваторію и нанять крошечную мансарду въ очень большомъ дом, стоявшемъ въ очень узкомъ переулк, который соединялся съ шумной, людной Eue Lafayette. Четыре года Еленъ ежедневно проходила по одной и той же дорог въ консерваторію и обратно, она училась избранному длу со всмъ пыломъ молодости, съ непреклоннымъ стремленіемъ къ намченной цли, которое характеризуетъ пожилыхъ, зрлыхъ людей. Ее можно было постоянно встртить здсь: въ дождь, снгъ, лтомъ, зимой, въ теплое время года, когда изъ большого кафе выставлялись столики даже на мостовую и всю картину обливало блое сіяніе солнечныхъ лучей, или въ холода, когда красноватый свтъ мерцалъ черезъ замерзшія окна Brasserie и падалъ на поднятые воротники темноволосыхъ парижанъ, спшившихъ мимо.
Половина Парижа смотрла въ ея ясные срые глаза и проходила мимо, меньшая и не очень молодая часть парижанъ поворачивалась и шла за нею, не получая отъ этого для себя никакой выгоды и не пугая двушки. Ставъ взрослой, Еленъ продолжала любить и знать этотъ большой городъ, какъ любила его ребенкомъ, у нея даже существовали невинныя товарищескія отношенія съ метельщиками улицъ, содержательницами кіосковъ, и продавщицами лимонада, суровость консьержей таяла отъ ея обращенія. Еленъ пріобртала здоровую опытность точно практическое дитя, пропуская безъ вниманія все, что не могло бы заинтересовать ребенка, такимъ образомъ молодая двушка сохранила свою душевную свжесть и извстную лукавую національную простоту. Разсказываютъ, что, когда Еленъ была еще двочкой, она однажды играла въ саду Тюльери, въ это время къ ней подошелъ господинъ съ нафабренными усами, восковымъ лицомъ и тяжелыми вками. Онъ обмнялся съ двочкой любезностями.
— Какъ васъ зовутъ, моя крошка?
— Еленъ,— наивно отвтила двочка,— а васъ?
— Если вы Елена — я Парисъ {Игра словъ: Paris — Парижъ и Парисъ.},— отвтилъ ея собесдникъ, покручивая усы.
Двочка взглянула на него своими ясными глазами.
— Я полагаю, ваше величество — Франція.
Сдлавшись бдной ученицей консерваторіи, Еленъ сохранила свою дтскую смлость. Она одиноко проходила по Парижу и ея двичье платье не покрылось позолоченной пылью бульваровъ, къ нему не пристала грязь окольныхъ путей, Еленъ знала лучшіе магазины для подругъ, умла выбрать самыя дешевыя лавки для своихъ скромныхъ покупокъ, она открывала мста, гд можно было за нсколько су позавтракать вмст съ блдными швеями, печаль которыхъ она понимала, и беззаботными хористками, веселость которыхъ казалась ей непонятной, она знала, гд въ Булонскомъ лсу появятся первыя почки на каштанахъ, когда позеленютъ откосы Buttes Chaumont, у какой старухи передъ церковью св. Магдалины можно дешевле всего купить цвтовъ. Одинокая, независимая двушка сумла даже заслужить расположеніе жены привратника г-жи Бибело, и что значило еще больше — ея довріе. Г-жа Бибело, никогда не спрашивала молодую двушку ни о чемъ, когда она уходила или возвращалась. Молоденькая американочка сама заботится о себ, о, если бы Жакъ, сынъ г-жи Бибело, былъ также благоразуменъ, какъ мадемуазель Мейнардъ. Миссъ Мейнардъ могла бы найти себ еще много друзей, если бы протянула руку своимъ невиннымъ, веселымъ и бднымъ артистическимъ собратьямъ, но въ ней жило недоврчивое чувство, предостерегавшее ее отъ богемы, въ своей бдности Еленъ видла нчто такое священное, что ей не хотлось подвергать ее шуткамъ товарищей, ея артистическая цль была такой серьезной, такой далекой, что, по мннію Еленъ, она не могла служить предметомъ временного энтузіазма. Профессоръ Еленъ также открылъ для молодой американки священныя двери своего семейнаго кружка, миссъ Мейнардъ оцнила деликатность и утонченность вкуса членовъ этой семьи, она съ уваженіемъ взглянула на то, какъ каждый изъ нихъ съ веселымъ духомъ несъ свою долю отвтственности (что такъ противорчитъ мннію англо-саксовъ!). Однако, въ дом профессора Еленъ видла многое, что, правильно или нтъ, оскорбляло ея американскій взглядъ на свободу двушки, и она стала ршительно проходить мимо перваго этажа, взбгая на четыре или пять этажей выше туда, къ своему чердаку, гд ее ждалъ свжій втеръ и независимость! Тутъ она иногда встрчалась съ олицетвореніемъ иной свободы въ лиц двадцатидвухлтняго господина Альфонса и семнадцатилтней женщины, которая, вроятно, была его женой, сосди часто сталкивались на площадк лстницы и обмнивались очень почтительными привтствіями. Странное дло, при этомъ никто изъ нихъ не бывалъ разсянъ или смущенъ! Позже они стали давать другъ другу взаймы спички. Но въ одинъ прекрасный день родители Альфонса увезли его, а такъ называемая госпожа Альфонсъ въ порыв откровенности высказала Еленъ мнніе насчетъ своего мнимаго мужа, опытная семнадцати лтняя особа предостерегала двадцатилтнюю американку-ребенка, говорила ей, какъ опасны подобныя осложненія жизни!
Приближались экзамены на премію, средства миссъ Мейнардъ изсякали. Еленъ зашла въ одинъ изъ самыхъ скромныхъ ресторановъ, которые знала, и спросила себ скромный завтракъ. Однако, ей не хотлось сть и она, проглотивъ нсколько кусковъ, поставила свою тарелку въ сторону, въ эту минуту въ ресторанъ вошелъ незнакомый ей молодой человкъ и разсянно слъ за ея столъ. Двушка уже направилась къ конторк, чтобы заплатить нсколько су, какъ вдругъ, случайно взглянувъ въ зеркало, висвшее надъ прилавкомъ, черезъ его отраженіе увидла, что пришедшій взялъ разломленную ею булку, подобралъ даже крошки и поспшно завернулъ все въ носовой платокъ. Въ томъ, что сдлалъ молодой человкъ, не было ничего особенно страннаго, Еленъ не разъ видала подобные же случаи въ скромныхъ кафе, хлбъ прятался для птицъ въ Тюльери, иногда бдные художники уносили остатки булокъ, чтобы ихъ мякишемъ замнять резинку. Но теперь Еленъ замтила, что красивое лицо молодого человка вспыхнуло яркимъ румянцемъ, въ душ миссъ Мейнардъ проснулось чувство странной жалости къ нему, и ея собственныя щеки покраснли отъ сочувствія. Еленъ внимательне взглянула на молодого человка, сидвшаго къ ней спиной, у него были широкія плечи, симметричная фигура, казалось, онъ нуждался въ боле питательной пищ, нежели кофе съ булкой, которые медленно уничтожалъ. Одежда молодого человка сидла на немъ хорошо, она отличалась изящнымъ покроемъ, хотя сильно истерлась и износилась, въ ней проглядывало что-то военное, придававшее и ему видъ офицера. Еленъ удивилась при вид того, что незнакомецъ пилъ кофе, поднимая чашку лвой рукой, наконецъ, онъ слегка повернулся, и она увидла, что его правый рукавъ пустъ и приколотъ къ сюртуку. У него была только одна рука. Миссъ Мейнардъ отвела въ сторону полные сочувствія глаза, но осталась у прилавка на нсколько лишнихъ минутъ, покупая кое-какую мелочь, въ это время незнакомецъ усплъ заплатить по своему счету и направился къ выходу. Къ удивленію Еленъ, онъ далъ слуг на чай цлый су. Это было здсь безпримрнымъ явленіемъ. Можетъ быть, онъ оригиналъ-англичанинъ? На француза молодой человкъ совершенно не походилъ.
Еленъ скоро забыла объ этой встрч. Посл полудня того же дня она съ нсколькими другими ученицами консерваторіи отправилась въ луврскую галерею. Былъ ‘копировальный день’. Подруги Еленъ толпились кругомъ мольбертовъ художниковъ со спокойнымъ сознаніемъ, что и он также занимаются искусствомъ. Миссъ Мейнардъ разсянно шла впередъ. Она очень серьезно смотрла на свое собственное дло, это не позволяло ей слишкомъ сильно симпатизировать живописи, а оттнокъ легкомыслія, просвчивавшій въ болтовн молодыхъ двушекъ съ копировальщиками, былъ непріятенъ Еленъ. Вдругъ миссъ Мейнардъ остановилась, она вышла въ наимене людную комнату, въ ней былъ только одинъ мольбертъ, художникъ же, недавно сидвшій передъ своей копіей, теперь стоялъ въ оконной ниш спиной къ вошедшей. Онъ вынулъ изъ кармана шелковый платокъ, Еленъ узнала широкія плечи молодого человка, узнала платокъ, когда же художникъ развернулъ платокъ, то узнала и остатки своего утренняго завтрака, которые молодой человкъ лъ теперь. Еленъ снова встртила безрукаго незнакомца!
Миссъ Мейнардъ стояла неподвижно, онъ окончилъ свою скудную закуску и занялъ прежнее мсто передъ мольбертомъ, не замтивъ молодой двушки. Еленъ услышала приближавшіеся шаги и это заставило ее самое двинуться впередъ. Очевидно, художникъ привыкъ къ появленію постителей, онъ продолжалъ работать, даже не повернувъ головы къ двушк. Когда около миссъ Мейнардъ послышались шаги, она ршилась стать сзади однорукаго живописца и взглянуть на его работу. Онъ копировалъ архитектурный этюдъ: одинъ изъ дворцовъ Каналетто. Даже неопытную въ живописи Еленъ поразила сила и врность его передачи. Вмст съ тмъ молоденькая американка почувствовала нкоторое разочарованіе, почему онъ не выбралъ, какъ другіе, какого-нибудь великолпнаго произведенія одного изъ великихъ мастеровъ?
Наконецъ, художникъ замтилъ, что за нимъ, не двигаясь, стоитъ женская фигура, съ легкимъ любезнымъ жестомъ онъ всталъ съ стула, сказавъ нсколько неувреннымъ тономъ: ‘Vous verrez mieux l, mademoiselle {Тамъ вамъ будетъ лучше видно.}’,— и отошелъ въ сторону.
— Благодарю васъ,— по-англійски отвтила миссъ Мейнардъ,— я не хотла мшать вамъ.
Онъ въ первый разъ быстрымъ взоромъ окинулъ ея лицо и проговорилъ:
— А, вы англичанка!
— Нтъ, я американка.
Лицо молодого человка просвтлло:
— Какъ и я,— сказалъ онъ.
— Я такъ и думала,— замтила Еленъ.
— Потому что я плохо говорю по-французски?
— Нтъ, потому что вы не посмотрли старой или молодой женщин оказываете вниманіе.
Онъ улыбнулся:
— А вы, мадемуазель, смотря черезъ плечо художника, не прошептали ни одного комплимента насчетъ его копіи?
Еленъ также улыбнулась, немножко опасаясь, что онъ вспомнитъ о хлб, но молодой художникъ, повидимому, не узнавалъ ея.
— Вы скромны,— замтила миссъ Мейнардъ,— вы не беретесь за лучшія произведенія великихъ мастеровъ.
— О, нтъ! Такимъ гигантамъ, какъ Корреджіо и Тиціанъ слдуетъ служить обими руками, у меня же всего одна,— сказалъ художникъ шутливо, но съ оттнкомъ грусти.
— Вы были въ военной служб?— проговорила Еленъ, внезапно сообразивъ это.
— Недолго, только во время нашей войны… пока я не потерялъ возможности управлять чмъ-либо другимъ, кром шпахтеля. Я вернулся домой въ Нью-Іоркъ, но, увидавъ, что не могу тамъ быть пригоднымъ ни къ чему, отправился сюда учиться.
— Я изъ Южной Каролины,— спокойно проговорила двушка и покраснла.
Художникъ опустилъ кисть и взглянулъ на черное платьесвоей собесдницы.
— Да,— угрюмо продолжала она,— мой отецъ потерялъ все свое состояніе, его убили во время битвы съ сверянами. Я сирота и учусь въ консерваторіи.
Обыкновенно Еленъ не любила говорить о своей семь и о потерянномъ состояніи, двушка и сама не знала, почему теперь она упомянула объ этомъ, но что-то заставляло ее сказать все незнакомому ей молодому человку. Тмъ не мене ей было больно видть его серьезное, полное состраданія лицо.
— Мн очень грустно слышать это,— просто проговорилъ онъ.
Помолчавъ немного, художникъ улыбнулся мягкой улыбкой и прибавилъ:
— Во всякомъ случа, мы не будемъ ссориться съ вами тутъ, подъ крыльями французскихъ орловъ, укрывающихъ насъ обоихъ.
— Я только хотла объяснить вамъ, почему я живу одна въ Париж, сказала Еленъ немного мене суровымъ тономъ.
Въ отвтъ художникъ только снялъ съ себя палитру: она очень остроумнымъ образомъ была прившена со стороны недостававшей ему руки и поддерживалась ремнемъ, который проходилъ черезъ плечо. Острандеръ открылъ свой, портфель.
— Можетъ быть,— сказалъ онъ,— эти этюды заинтересуютъ васъ больше, нежели моя копія, которую я длаю только для того, чтобы познакомиться съ манерой писать Каналетто. Я здсь набросалъ эти эскизы.
Еленъ увидла нижнюю часть церкви Парижской Богоматери, темную арку, Pont neuf, часть стариннаго двора въ С.-Жерменскомъ предмсть, вс наброски поражали свжестью и врностью, но мысль о бдности художника заставила двушку невольно сказать:
— Если бы вы скопировали одну изъ лучшихъ картинъ, вы бы могли продать вашъ холстъ. На эти вещи всегда существуетъ большой спросъ.
— Да,— отвтилъ онъ,— но картина Каналетто, принесетъ мн большую пользу, такъ какъ я изучаю архитектурную живопись. Можетъ быть, мои желанія не очень честолюбивы,— прибавилъ онъ задумчиво,— однако, я продаю и эти эскизы. Они тоже идутъ, увряю васъ.
При этихъ словахъ лицо молодого человка прояснилось.
Сердце Еленъ снова сжалось, она вспомнила, что ей случалось видть точно такіе эскизы въ улиц Poissoniè,re (двушка не сомнвалась теперь, что именно онъ писалъ ихъ), они стояли въ окнахъ дешевой лавочки, на билетикахъ, прикрпленныхъ къ нимъ, были выставлены крошечныя цны.
Художникъ показывалъ Еленъ свои этюды. Она молча разсматривала ихъ. Вдругъ двушка слегка вскрикнула..
Онъ положилъ передъ нею небольшой этюдъ, съ перваго взгляда на него зритель видлъ только смутную груду крышъ, слуховыхъ оконъ и трубъ, подъ самымъ небомъ. Все это была залито блымъ парижскимъ солнечнымъ свтомъ, все вырзывалось на хорошо знакомомъ Еленъ синемъ неб, Еленъ видла хрупкую глазурь и ржавчину черепицъ, красный, коричневый и зеленоватый мохъ на желобахъ, а тамъ ниже боле живые цвта гераній и иванъ-да-марьи въ горшкахъ подъ блыми канифасовыми занавсками, закрывающими маленькія стекла чердачныхъ оконъ, вс подробности этой бдной картины были украшены, преображены поэзіей, романтическимъ духомъ молодости и таланта.
— Вы видли это?— спросила Еленъ.
— Да. Это этюдъ изъ моего окна. Для того, чтобы получить такой эффектъ приходиться подняться очень высоко. Вы удивились бы, какой особенный воздухъ и какой солнечный свтъ на такой высот, если бы видли…
— Нтъ, не удивилась бы,— тихонько перебила миссъ Мейнардъ,— я видла все это.
— Вы?— повторилъ молодой человкъ, и съ любопытствомъ взглянулъ на Еленъ.
Молодая двушка провела своимъ тонкимъ пальчикомъ по этюду и указала на окошечко, въ лвомъ углу картины, которое наполовину скрывалось неправильнымъ стволомъ дымовой трубы. Въ немъ виднлись совершенно закрытыя занавски. Продолжая указывать пальцемъ все на то же мсто, Еленъ спросила художника:
— Вы видли это окно?
— Да, конечно. Когда я писалъ этюдъ, оно всегда оставалось отпертымъ, въ комнат, повидимому, не бывало ни души съ утра до вечера.
— Я живу тамъ,— просто сказала миссъ Мейнардъ.
Ихъ глаза встртились при обоюдномъ признаніи въ бдности.
— Моя же комната,— сказалъ онъ весело,— изъ которой я набросалъ этотъ видъ, противъ вашей и еще выше.
Оба засмялись, казалось, будто съ нихъ спала какая-то странная тяжесть принужденія, чувство облегченія заставило Еленъ даже забыть о случа съ хлбомъ. Они заговорили о пріобртенной ими опытности, о консьержахъ, о своемъ хозяйств, о недорогихъ складахъ и еще боле дешевыхъ ресторанахъ, не упоминая только объ одномъ кафе. Она назвала свою фамилію, онъ сказалъ, что его зовутъ Филиппомъ, или если ей угодно, маіоромъ Острандеромъ.
Еленъ случайно взглянула на подругъ, стоявшихъ въ той же комнат, въ нкоторомъ отдаленіи, и вдругъ въ первый разъ сознала, что откровенно говоритъ съ очень красивымъ молодымъ человкомъ, и въ теченіе нсколькихъ мгновеній, сама не понимая почему, жалла, что у него не боле обыкновенная наружность. Стсненіе стало еще сильне отъ того, что въ комнату вошли нарядные господинъ и дама съ элегантными манерами, они почти дерзко, съ любопытствомъ осмотрли художника, его работу и собесдницу. Еленъ задыхалась. Острандеръ съ военной суровостью отступилъ въ сторону. Въ эту минуту казалось, что молодые люди разойдутся, простившись церемоннымъ холоднымъ поклономъ, но внезапно ихъ руки встртились и обмнялись теплымъ пожатіемъ, улыбнувшись другъ другу открытой улыбкой, Еленъ и художникъ разстались.
Молоденькая американка присоединилась къ своимъ спутницамъ.
— Вотъ какъ! Вы побдили новопріобртенную греческую статую?— шутливо сказала г-жа Рене,— Вамъ бы слдовало сдлать подписку, моя милая, и собрать деньги на возстановленіе его руки, только не знаю, будетъ ли современный скульпторъ въ состояніи сдлать это. Вы могли бы дать подобную мысль двумъ русскимъ знатокамъ, которые ходили кругомъ него, точно намреваясь купить и его самого, и его работу. Впрочемъ, княгиня настолько богата, что можетъ удовлетворять своимъ художественнымъ вкусамъ.
— Это мой соотечественникъ,— просто замтила Еленъ.
— Конечно, онъ не говоритъ по-французски?— лукаво спросила француженка.
— Не знаю,— быстро отвтила Еленъ. Двушка жалла, что не одна видла однорукаго художника.
Остатокъ дня прошелъ въ занятіяхъ, и Еленъ ни разу не вспомнила больше о своемъ новомъ знакомомъ. Но, когда наслдующее утро молодая двушка, одвшись, подошла къ окну, чтобы открыть его, она отступила назадъ съ совершенно новымъ ощущеніемъ, а потомъ, сдлавъ маленькую дырочку въ занавск, стала смотрть на противоположныя крыши домовъ. Она много разъ видала ихъ прежде, но теперь он приняли для нея новую живописность, видъ, представлявшійся глазамъ двушки, конечно, былъ обращенной въ другую сторону картиной, которую изобразилъ на своемъ этюд бдный живописецъ, значитъ ея собственное воспоминаніе придало особую красоту и поэзію всмъ этимъ трудамъ и крышамъ. Еленъ осмотрла окна, бывшія на одномъ уровн съ ея помщеніемъ, конечно, двушка хорошо знала ихъ, знала, что по временамъ черезъ нихъ виднются сцены небогатой домашней жизни, но теперь она раздумывала о томъ, гд бы могло быть его окно. Странный инстинктъ заставилъ, наконецъ, ее поднять глаза. Въ угловомъ дом, еще выше ея комнаты, виднлось круглое окошечко, смотрвшее сверху внизъ на другіе дома, оно было подъ самой крышей, казалось, что взрослый человкъ едва можетъ стоять въ той каморк, которую освщало оно. Это круглое отверстіе окружало, точно рамка виньетки, красивое лицо маіора Острандера. Повидимому, онъ смотрлъ на окно Еленъ. Первымъ движеніемъ молодой двушки было открыть занавски и дружески кивнуть ему головой. Но чувство, состоявшее изъ смси лукавства съ застнчивостью, заставило ее быстро отойти въ сторону.
Тмъ не мене на слдующее же утро она встртила Острандера подл своего дома, онъ шелъ такъ медленно, что трудно было бы предположить, будто случайно столкнулся съ двушкой. Еленъ дошла съ нимъ до консерваторіи. Взглянувъ на молодого человка при яркомъ утреннемъ освщеніи, на улиц, миссъ Мейнардъ нашла, что онъ блденъ, что его щеки впали. Еленъ мысленно ршила, что такъ сильно истощило молодого художника постоянное вынужденное голоданіе. Она старалась придумать, какъ бы заставить его принять отъ нея хотя бы одно блюдо.
Въ эту минуту Острандеръ сказалъ:
— Мн кажется, вы принесли мн счастье, миссъ Мейнардъ. Еленъ удивленно взглянула на него.
— Русскіе, такъ дерзко смотрвшіе на насъ, повидимому, взглянули и на мою работу. Они предложили мн баснословную цну за нкоторые изъ моихъ эскизовъ, однако, мн показалось, что если я продамъ имъ эти картины, то поступлю нечестно относительно стараго Фавеля, продавца картинъ, котораго я заставлялъ брать мои вещи, продавая ихъ за пятидесятую часть этой цны, поэтому я просто-на-просто отправилъ русскихъ къ нему.
— Нтъ,— съ негодованіемъ произнесла Еленъ,— неужели вы были такъ безумны, что сдлали это?
Острандеръ засмялся.
— Боюсь, что мое безуміе, какъ вы говорите, не помогло длу, русскіе хотли купить именно то, что они видли въ моемъ портфел…
— Конечно,— сказала Еленъ,— одинъ вашъ этюдъ изъ окна подъ крышей стоитъ въ сто разъ больше того, что вы…
Еленъ на мгновеніе замолчала, она чуть было не сказала: ‘того, что вы получаете за ваши картины’, но перемнила конецъ фразы: ‘во сто разъ болине того, что вамъ могъ бы дать одинъ изъ этихъ ростовщиковъ’.
— Я очень радъ, что вы такого хорошаго мннія объ этой вещиц: я не хочу продавать ее,— сказалъ онъ просто, но съ такимъ значеніемъ, что Еленъ замолчала.
Миссъ Мейнардъ не видалась съ Острандеромъ въ теченіе нсколькихъ дней. Она готовилась къ экзаменамъ и свободнаго времени у нея было очень мало. Къ тому же вс мысли молодой двушки сосредоточивались на ея дл. Когда наступилъ день присужденія наградъ, Еленъ увидла Острандера среди публики, состоявшей изъ родителей и знакомыхъ ученицъ, вс тревожно ожидали ршенія судьбы своихъ близкихъ. Присутствіе Филиппа удивило, но не смутило миссъ Мейнардъ. Еленъ не получила ни первой, ни второй преміи, ей присудили добавочную награду. Только потомъ бдной двушк сказали, что это уже было заране ршено между консерваторскими учителями, вслдствіе недостатковъ ея голоса. Также гораздо, гораздо позже узнала она, что красивый художникъ такъ волновался во время экзамена, что привлекъ къ себ сочувствіе многихъ окружавшихъ его. Еленъ же оставалась спокойной и сдержанной. Никто не зналъ, какъ поразилъ ее ударъ, который разбилъ въ дребезги вс ея надежды, обратилъ три года, полныхъ лишеній и жестокой нужды, въ годы безполезной, безплодной борьбы. Однако, выйдя изъ числа ученицъ, миссъ Мейнардъ все же могла учить, профессоръ Еленъ нашелъ ей небольшія занятія, которыя могли спасти ее отъ окончательной нужды. Въ этотъ вечеръ она возвращалась къ своему гнзду обыкновеннымъ ей полетомъ ласточки, на площадк она даже остановилась и пощебетала съ г-жею Бибело. Привратница отлично знала, какая скотина директоръ консерваторіи! О, она много разъ слышала, что его не трудно и подкупить!
Когда темная головка миссисъ Мейнардъ упала на подушку, изъ глазъ молодой двушки потекли слезы, и она поплакала недолго.
Настало слдующее утро, сіяющее весеннее утро. Куда двалось все огорченіе Еленъ Мейнардъ! Солнце проливало на крыши Парижа блескъ, тепло и надежду, его лучи снова зажигали энтузіазмъ и въ человческихъ юныхъ душахъ, золотили даже грязь, лежавшую внизу. Еленъ показалось совершенно естественнымъ, что она встртила маіора Острандера, отойдя на нсколько ярдовъ отъ своего дома, она ждала этого. Наслаждаясь яснымъ весеннимъ солнечнымъ свтомъ, весной молодости, Еленъ и ея спутникъ даже смялись надъ вчерашнимъ разочарованіемъ. А какъ въ сущности все это было подстроено! Что касается его, Острандера, онъ съ большимъ удовольствіемъ увидитъ на сцен Большой оперы двушку съ атласнымъ лицомъ, получившую премію, благодаря улыбкамъ, которыя она посылала критикамъ, чмъ свок’ соотечественницу! Консерваторія произноситъ ршенія, касающіяся Парижа, но вдь Парижъ же не цлый свтъ! Америка скоро станетъ впереди всхъ странъ относительно искусствъ, въ ней теперь существуетъ свободная академія, а скоро будетъ и собственная консерваторія. Конечно, парижское ученье, парижскую опытность нельзя презирать въ дл искусства, но слава Теб, Господи, у миссъ Мейнардъ есть это, и никакіе директора въ мір не въ состояніи отнять отъ нея то, что она пріобрла. Говорилось еще многое, наконецъ, Острандеръ и Еленъ вспомнили, что и тотъ и другая совершенно свободны въ этотъ день. Почему бы имъ не воспользоваться чудной рдкой погодой и еще боле рдкой свободой? Почему бы имъ не сдлать маленькой экскурсіи въ окрестности? Но куда? Въ Булонскій лсъ?— Это вдь тотъ же Парижъ. Фонтенебло? Слишкомъ далеко, кром того тамъ всегда бывали художники, набрасывавшіе этюды въ лсу, а Острандеру хотлось совсмъ ‘закрыть лавочку’ на этотъ день. Версаль? О, да, Версаль!
Они и отправились туда. Никому изъ молодыхъ людей Версаль не былъ новостью. Острандеръ звалъ его, какъ артистъ и американецъ, читающій французскій историческій романъ и пропускающій притворныя интриги ‘Oeil de Boeuf’, притворныя пасторали маленькаго Тріанона, притворный героизмъ лукаваго двора, чтобы скоре дойти до Лафайетта. Еленъ знала Версаль, какъ двушка, учившаяся исторіи у своего отца патріота, тмъ не мене она наслаждалась версальскимъ лсомъ, паркомъ, террассами, въ особенности любила ресторанъ у входа въ паркъ. Въ этотъ день они, точно маленькія дти, весело, съ полной терпимостью юности, отнеслись къ прошедшему, стоявшему несравненно ниже настоящаго. Острандеръ думалъ, что эта сроглазая независимая двушка была въ тысячу разъ лучше услужливыхъ фрейлинъ, нарядныя брокаровыя платья которыхъ шелестли по здшнимъ рощамъ. Еленъ внутренно соглашалась сегодня съ лукавыми замчаніями консерваторскихъ подругъ, которыя, тогда, въ Лувр, разбирали красоту ея теперешняго спутника.
Конечно, ни одна классическая статуя не могла сравниться съ этимъ однорукимъ воиномъ-художникомъ! До сихъ поръ ни въ Еленъ, ни въ Острандер еще не проснулось любви, просто молодые люди дружески гордились другъ другомъ.
Между тмъ, одно ихъ присутствіе, ихъ товарищество, повидимому, возбуждало въ другихъ ту нжность, которой они сами еще не ощущали. Группы прогуливавшихся семействъ съ удовольствіемъ смотрли на красивую парочку, такъ доврчиво проходившую мимо нихъ, и съ французской наклонностью все преувеличивать, называли ихъ воплощеніемъ любви. Что-то, ясно говорившее о совершенно одинаковыхъ условіяхъ положенія молодыхъ людей, мшало даже самымъ пустымъ, самымъ подозрительнымъ изъ смотрвшихъ на нихъ, думать о соперничеств или циничнымъ образомъ вмшиваться въ ихъ бесду. Наконецъ, они сли рядомъ на согртую солнцемъ скамейку, стоявшую на версальской террасс. Еленъ, наклонивъ свою красивую головку къ Острандеру, стала разсказывать ему, какъ ей было трудно добыть въ Париж американскій супъ, цыплятъ съ рисомъ, кэксъ изъ ржаной муки и другія любимыя кушанья, при вид оживленнаго разговора молодыхъ людей какой-то истощенный, но вжливый фланёръ всталъ съ сосдней скамейки, любезно поклонился красивой парочк и медленно пошелъ прочь, чтобы не мшать, какъ онъ полагалъ, доврчивымъ изліяніямъ влюбленныхъ.
Тни деревьевъ удлинились, ихъ темныя полосы упали черезъ аллею, солнце стало спускаться, оно стояло теперь на уровн глазъ молодыхъ людей. Черезъ нсколько минутъ, оглядвшись, Еленъ и Острандеръ съ удивленіемъ замтили, что садъ опустлъ. Посмотрвъ на часы, художникъ понялъ, что они съ Еленъ пропустили время отхода позда, съ которымъ, по всмъ вроятіямъ, ухали остальные гулявшіе. Не бда! Черезъ часъ шелъ слдующій поздъ, они могли еще нсколько минутъ посидть здсь при свт заката, и передъ отъздомъ пообдать въ мстномъ ресторан. Оба посмялись надъ своей забывчивостью, потомъ, сами не понимая почему, замолчали. Слабый втеръ обввалъ ихъ и тихонько шелестлъ листьями надъ ихъ головами. Ничто больше не нарушало тишины и неподвижности природы. Лучи заката падали на продолговатыя окна дворца, ихъ стекла на минуту загорлись, точно озаренныя пожаромъ революціи, и внезапно потухли. Етенъ и Острандеръ почувствовали, что террасса со всми ея воспоминаніями принадлежитъ имъ такъ же всецло, какъ тнямъ людей, нкогда жившимъ и умершимъ здсь.
— Я такъ радъ, что мы провели этотъ день вмст, — сказалъ художникъ, умышленно прерывая молчаніе,— завтра я узжаю изъ Парижа.
Еленъ быстро взглянула ему въ глаза.
— Всего на нсколько дней,— продолжалъ онъ.— Мои русскіе покупатели, можетъ быть, слдовало бы сказать, покровители — дали мн порученіе, написать этюдъ, со стараго замка, который княгиня только-что купила.
Еленъ мгновенно вспомнила насмшки своей подруги по консерваторіи и это воспоминаніе придало странную искусственность ея словамъ.
— Вроятно, вы хорошо проведете время,— сухо проговорила ъіиссъ Мейнардъ.
— Нтъ,— отвтилъ онъ съ недостававшей ему откровенностью.— Я гораздо охотне остался бы въ Париж, но,— прибавилъ художникъ, слабо улыбнувшись,— вопросъ идетъ о деньгахъ, а этого нельзя не принять въ разсчетъ. Тмъ не мене я… я… сожалю, что оставляю васъ здсь, въ Париж, совсмъ одинокой!
— Я пять лтъ была совершенно одинока,— сказала Еленъ съ горечью, которой никогда не чувствовала прежде.— Я привыкла быть одна.
Еленъ нагнулась немножко впередъ, черныя рсницы прикрывали ея опущенные глаза, руки опирались на зонтикъ, стоявшій между ея колнъ. Острандеръ не могъ догадаться, почему она не поднимала глазъ, онъ не зналъ, что двушка смотрла внизъ, не выпрямляясь, отчасти потому, что слезы стояли въ ея глазахъ, отчасти вслдствіе другой причины: когда она наклонилась впередъ, его рука оперлась на спинку скамейки, къ которой раньше прислонялись ея плечи, если бы Еленъ заняла свое прежнее положеніе, то очутилась бы почти въ объятіяхъ молодого человка.
Художникъ и не подумалъ объ этомъ. Его мысли были заняты другимъ, гораздо боле важнымъ вопросомъ. Безконечная нжность, которая стоитъ неизмримо выше женской привязанности, любовь сильнаго, мужественнаго существа въ нжному, слабому созданію, чувство, смотрящее не вверхъ, а внизъ, уже всецло завладло имъ. Инстинктъ покровительства влекъ его къ этой склонившейся очаровательной фигурк, если онъ и замтилъ, какъ хороши были ея плечи, какъ красива линія стана, то въ ту же минуту смутился и упрекнулъ себя за нерыцарское чувство. Однако, отчего бы ему не попробовать навсегда привязать къ себ эту честную, мужественную двушку? Почему бы имъ, такимъ одинокимъ въ чужой стран, не соединить свои жизни въ одну, не постараться сдлаться поддержкой другъ для друга, не дать счастья одинъ другому?
Ему въ голову пришла мысль, что онъ долженъ былъ высказаться раньше до того времени, когда неудача въ консерваторіи заставила двушку почувствовать свою безпомощность. Сознаніе того, что говорить теперь объ этомъ было бы неделикатностью, заставило вспыхнуть его щеки. Не покажется ли ей, что онъ неблагороднымъ образомъ пользуется ея неудачей? но какъ хорошо было бы обвивать одной любящей рукой ея талію, а другой работать и защищать ее. Другой! Онъ взглянулъ на пустой рукавъ. А, онъ и забылъ объ этомъ. Вдь у него всего одна рука.
Острандеръ поспшно поднялся съ мста, такъ поспшно, что его рука невольно прикоснулась къ рук также вставшей Еленъ. Двушка невольно вздрогнула отъ этого случайнаго прикосновенія, онъ еще могъ бы заговорить, но произнесъ только:
— Мн кажется, намъ лучше теперь пообдать.
Она тотчасъ согласилась и, сама не зная почему, почувствовала облегченіе. Молодые люди спокойно и медленно пошли къ ресторану. Ни слова любви не сорвалось съ ихъ губъ, они даже не обмнялись понятными, многозначительными взглядами. А между тмъ какой-то таинственный инстинктъ подсказывалъ и Филиппу и Еленъ, что сію минуту для нихъ произошелъ жизненный кризисъ, что уже никогда больше они не будутъ другъ для друга тмъ, чмъ были всего нсколько минутъ тому назадъ. Миссъ Мейнардъ и Острандеръ разсудительно разговаривали во время своего скромнаго обда, прежній наблюдатель, смотря на нихъ теперь, ршилъ бы, что они просто друзья, и опять совершенно ошибочно. Они свободно толковали о своихъ надеждахъ и предположеніяхъ, обо всемъ, кром одного! Молодые люди даже длали шутливыя предположенія повторить эту маленькую прогулку, посл того какъ художникъ вернется изъ деревни, хотя оба въ глубин сердца ршили, никогда больше не встрчаться. И это ршеніе доказало имъ, что они чувствуютъ любовь. Каждый изъ собесдниковъ гордился при вид гордости другого, заставлявшей его скрывать нжность въ глубин своей души.
Поздъ опоздалъ, было уже позже десяти часовъ, когда Еленъ и Острандеръ появились передъ консьержемъ дома, въ которомъ жила миссъ Мейнардъ. На желзной дорог и среди модныхъ улицъ, черезъ которыя они проходили со станціи, Острандеръ впервые чувствовалъ себя охранителемъ своей спутницы, на первой площадк онъ внимательнымъ и почти злобнымъ взглядомъ осмотрлъ двухъ или трехъ сосдей Еленъ, Филиппъ проводилъ двушку до самаго верха высокой лстницы, до площадки, бывшей передъ ея комнатой. Острандеръ простился съ миссъ Мейнардъ почтительно и серьезно. Это и понравилось Еленъ, и огорчило ее. Пока онъ сходилъ съ лстницы, молодая двушка смотрла на его широкоплечую фигуру, на его пустой рукавъ, потомъ быстро повернулась, вошла къ себ въ комнату и заперла дверь. Улыбка сбжала съ губъ Еленъ. Она подошла къ окну и прижала горвшія вки къ прохладному стеклу. Она до тхъ поръ стояла у окна, пока звзды не загорлись въ неб надъ темными крышами. Еленъ все еще не уходила, она ждала, чтобы противъ нея засіяла еще одна звзда! Но вдругъ стекло, бывшее передъ ея глазами, потемнло отъ влаги, ей пришлось протереть его платкомъ, Еленъ рзко отвернулась и легла въ постель.
Молодая двушка не знала, что въ то время, когда она смотрла на удалявшуюся фигуру своего покровителя, онъ уносилъ на своихъ широкихъ плечахъ ея репутацію, которую она съ такимъ трудомъ завоевала себ въ теченіе четырехлтняго одиночества.
Когда на слдующее утро миссъ Мейнардъ сошла внизъ, консьержъ разсянно, съ циничной фамильярностью, поклонился ей, что было результатомъ его длиннаго разговора со своей женой. Съ добродушнымъ цинизмомъ онъ наканун заступался за Еленъ, говоря жен:
— Что ты хочешь? Это должно было случиться. Все произошло вслдствіе неудачи въ консерваторіи, вдь не умирать же съ голоду бдной двочк, у нея нтъ ничего, значитъ о замужеств не могло быть и рчи. Только удивляюсь, зачмъ она хочетъ свить себ гнздо на чердак съ другой ласточкой, когда ей было бы такъ легко попасть въ золотую клтку въ первомъ этаж? Впрочемъ, двушки всегда глупы, въ первый разъ он думаютъ объ одной любви. Во второй разъ он бываютъ умне. Подумать только: этотъ калка солдатъ и художникъ былъ такъ же жаденъ, какъ она! Онъ ея соотечественникъ. Можетъ быть, это избавитъ отъ скандала. Вдь никогда нельзя заране сказать, что сдлаютъ эти американцы!
Первый этажъ, съ самаго начала высказывавшій любезность миссъ Мейнардъ, сталъ еще любезне, но мене почтителенъ, чмъ прежде, двое, трое молодыхъ людей попробовали даже позволить себ нкоторую фамильярность относительно Еленъ, но отступили отъ нея, взглянувъ въ ея срые глаза и вспомнивъ о широкихъ плечахъ художника. Странно! Только мадемуазель Фифинъ, жившая въ одномъ этаж съ миссъ Мейнардъ, выразила ей нкоторую симпатію. Еленъ испугалась въ первый разъ. Она не скрыла своего страха, и на слдующій же день перемнила квартиру. Передъ отъздомъ она переговорила съ консьержемъ, и обмнялась нсколькими словами со своими ближайшими сосдями. Я уже говорилъ о томъ, что молодая двушка имла привычку выражаться очень опредленно, что она отлично говорила по-французски и въ совершенств знала французскій характеръ. Еленъ оставила жильцовъ дома No 34 въ глубокомъ негодованіи, но и въ полномъ недоумніи насчетъ ея истиннаго характера и поведенія.
Разразилась франко-прусская война, горячее дуновеніе унесло воспоминаніе о миссъ Мейнардъ, да и многое другое, очистило оно и парижскіе бульвары. Еленъ Мейнардъ, какъ и многіе изъ ея соотечественниковъ, исчезла изъ Парижа. Волненіе достигло даже спокойнаго, стариннаго замка, въ Бретани, въ которомъ маіоръ Острандеръ писалъ картину. Онъ сидлъ передъ мольбертомъ, а рядомъ съ нимъ стояла княгиня. Она замтила, что художникъ очень разстроенъ.
— Что съ вами?— кротко и нжно спросила она.— Вы уже написали такъ много, что можете окончить картину гд угодно. Мн не особенно пріятно оставаться во Франціи, когда на границ стоятъ войска, у меня есть вилла въ Швейцаріи, вы и тамъ будете моимъ гостемъ, если захотите. Парижу нечему теперь учить васъ: вамъ нужно только творить, мой другъ, творить и длаться знаменитымъ.
— Я долженъ хать въ Парижъ,— спокойно отвтилъ художникъ,— у меня тамъ соотечественники, друзья, имъ можетъ понадобиться моя помощь.
— Если вы говорите о молодой пвиц, жившей въ улиц Фриволи — вы уже компрометировали ее и для нея вы не сдлаете ничего хорошаго!
— Сударыня!
Хорошенькое лицо, на которое онъ смотрлъ въ теченіе шести недль, внезапно измнилось въ его глазахъ. Острандеру почудилось, что подъ ослпительной кожей онъ впервые замтилъ широкія скулы, и четыреугольный татарскій овалъ лица. Блестящіе глаза блестли даже ярче прежняго, но въ нихъ виднлось больше блковъ, чмъ когда бы то ни было.
Княгиня улыбнулась жесткой, спокойной улыбкой, показавъ свои блые зубы и сказала нжно:
— Простите, я думала, что въ силу нашей дружбы имю право быть откровенной… быть можетъ, даже откровенной во вредъ себ.
Она замолчала, ожидая, что онъ возразитъ ей, но художникъ, не говоря ни слова, съ удивленіемъ смотрлъ на свою собесдницу, она закусила губу и продолжала:
— Передъ вами блестящая карьера. Люди, которые вздумаютъ помочь вамъ, не должны налагать на васъ оковъ, вдь даже свитыя изъ розъ цпи иногда тяжелы, какъ свинцовыя, и могутъ связать человка! Пока вы не станете независимы (со временемъ вы достигнете всего) вамъ нужна помощь. Помните,— прибавила она съ улыбкой,— вдь у васъ одна рука!
— Благодаря вашей доброт, вашему умнью цнить трудъ и способности, я забылъ объ этомъ,— проговорилъ Острандеръ. Въ эту минуту онъ въ воображеніи увидлъ маленькую скамейку въ Версал, тамъ онъ не забылъ о томъ, что у него всего одна рука. Художникъ взглянулъ на пустую террассу, среди которой онъ разговаривалъ съ княгиней, и его поразило роковое сходство этого мста съ однимъ уголкомъ Версаля.
— Я и теперь напомнила вамъ объ этомъ только для того,— продолжала княгиня,— чтобы сказать, что вторую руку всегда можно замнить деньгами. Какъ въ сказк: ‘принцу нужно сдлать новую руку изъ золота’…— Она замолчала, подошла къ нему еще ближе и заговорила быстро и съ жаромъ: — Разв вы не видите, что я даю вамъ совты, которые идутъ противъ моихъ интересовъ, что я говорю противъ себя? Позжайте въ Парижъ, позжайте скоре, пока я не передумала. Только если вы не найдете тамъ вашихъ друзей — помните, что у васъ всегда будетъ другъ здсь.
Она ушла, Острандеръ не усплъ ничего отвтить, не усплъ даже понять выраженія этого поблвшаго лица.
Въ тотъ же день онъ ухалъ въ Парижъ и прямо направился въ улицу Фриволь. Вс его прежнія ршенія никогда боле не встрчаться съ Еленъ разлетлись въ прахъ, при мысли о возможности совершенно потерять ее. Консьержъ дома, гд прежде жила молодая двушка, зналъ только одно, что мадемуазель ухала дня черезъ два посл того, какъ господинъ проводилъ ее до квартиры. Другой господинъ, какой-то русскій, также искалъ ее, онъ не жаллъ денегъ, чтобы найти хоть какіе-нибудь слды ея. Консьержъ улыбнулся про себя при вид того, какъ вспыхнули щеки молодого человка. По дломъ этому американцу! Этакій шельмецъ! Во второй разъ, мадемуазель поступила умне!
Острандеръ не окончилъ картины. Княгиня прислала ему чекъ, но онъ холодно отправилъ его обратно. Тмъ не мене, благодаря тому, что двое русскихъ нкоторое время интересовались картинами Филиппа, онъ пріобрлъ нкоторую извстность въ своемъ округ и его дла съ продавцами картинъ пошли хорошо, несмотря на войну. Къ несчастью, Острандеръ не могъ теперь вполн отдаваться своей работ: въ его крови горла лихорадка, которая въ иное время, вроятно, только увлекла бы его въ разсянную жизнь. Нкоторые изъ художниковъ-товарищей Филиппа поступили въ армію. Посл большихъ пораженій, понесенныхъ французами, Острандеръ тоже предложилъ Парижу, пріютившему его, свою единственную руку и т военныя знанія, которыми онъ обладалъ. Въ немъ снова ожилъ его старый боевой инстинктъ, кром того, Острандеръ чувствовалъ какую-то отчаянную смлость, которой прежде никогда не подмчалъ въ себ. Однорукій американецъ прославился во время вылазокъ изъ осажденнаго Парижа. За нсколько дней до капитуляціи вражеская пуля пробила ему легкое. Филиппа положили во временный лазаретъ.
Налетлъ вихрь коммуны. Американецъ былъ забытъ. Когда же Парижъ снова ожилъ подъ правленіемъ республики, оказалось, что Острандеръ исчезъ такъ же безслдно, какъ и его соотечественница Еленъ.
Однако, миссъ Еленъ Мейнардъ потерпла только временную неудачу, а не совершенно потеряла почву подъ ногами. Когда начались первыя враждебныя движенія, многіе изъ американцевъ ухали, однако, разсялась не вся американская колонія. Оставшіеся продолжали занимать прежнее положеніе, жили прежней безумной жизнью среди развалинъ уничтожавшейся имперіи. Дня черезъ два посл того, какъ Еленъ перехала изъ улицы Фриволь, ея бывшая пансіонская подруга, богатая миссъ де-Лэнъ, пригласила ее участвовать въ одномъ изъ эксцентрическихъ праздниковъ, дававшихся ея отцомъ. Миссъ де-Лэнъ желала, чтобы талантъ и голосъ Еленъ послужили развлеченіемъ для ихъ гостей. Она взглянула на сильно потертое платье своей школьной подруги и сказала съ тонкой, остроумной деликатностью:
— Конечно, милая, вамъ заплатятъ то, что обыкновенно платится профессіональнымъ пвицамъ, и это, можетъ быть, послужитъ для васъ началомъ карьеры, очень вроятно, что наши друзья также станутъ приглашать васъ къ себ.
— Я не пріхала бы къ вамъ въ иномъ случа, милая,— также откровенно замтила Еленъ.
Своимъ пніемъ и игрой миссъ Мейнардъ совершенно очаровала нарядное общество, собравшееся въ дом на Елисейскихъ поляхъ, вслдствіе этого миссъ де-Лэнъ нашла нужнымъ по секрету разсказать нкоторымъ изъ гостей о прежнемъ, боле счастливомъ и обезпеченномъ положеніи пвицы.,
— Вполн достойная двушка, — замтила миссъ де-Лэнъ, обращаясь къ вдовствующей герцогин Сохо, которая была въ Париж проздомъ въ Англію, — поврите ли мы знавали ея отца въ то время, когда онъ былъ однимъ изъ самыхъ богатыхъ людей въ Южной Каролин.
— Повидимому, вашему отцу посчастливилось, да и вамъ также,— спокойно отвтили герцогиня.— Пожалуйста познакомьте меня съ миссъ Мейнардъ.
Миссъ де-Лэнъ ждала не такого отвта, нсколько мгновеній она колебалась. Герцогиня воспользовалась этимъ, она подошла къ роялю и сама представилась молодой пвиц. Собираясь домой, старушка пригласила Елену придти къ ней завтракать на слдующій день.
— Приходите пораньше, мы поговоримъ съ вами.— сказала она.— Довольно неувреннымъ голосомъ Еленъ замтила, что она въ гостяхъ у де-Лэнъ.
— А, это правда, моя милая, ну, такъ приведите съ собою кого-нибудь изъ нихъ.
Еленъ явилась къ герцогин одна. Герцогиня долго разговаривала съ нею.
— Я не богата, моя милая,— говорила старуха,— я не могла бы, какъ ваши друзья, платить по десяти золотыхъ за одинъ романсъ. Я такъ же, какъ вы, видла лучшіе дни! Однако, вамъ тутъ не мсто, дитя мое, и, если вы способны выносить общество старухи, я найду вамъ дло.
Въ тотъ же вечеръ Еленъ ухала съ герцогиней въ Англію. Миссъ де-Лэнъ не переставала толковать объ этомъ ‘неблагодарномъ, неделикатномъ поступк’ молодой двушки, доказавшемъ ея безсовстный снобизмъ.
— Только подумать, что ‘я’, я познакомила ее съ нашимъ обществомъ, хотя она была профессіональной пвицей!
Прошло три года. Парижъ оживалъ подъ республиканскимъ управленіемъ, онъ забылъ и Еленъ, и американскую колонію, американская же колонія, эмигрировавшая къ другимъ дворамъ, боле отвчавшимъ ея вкусамъ забыла Парижъ.
Былъ пасмурный англійскій лтній день. Еленъ стояла у окна столовой въ Гамлей Корт и смотрла на чудную лужайку, вчно зеленвшую, благодаря свжей влажности англійскаго климата. Молодая двушка услышала мужской голосъ герцогини и въ ту же минуту почувствовала женственное мягкое прикосновеніе ея руки къ своему плечу. Герцогиня сказала:
— Моя дорогая, мы сегодня отправимся завтракать въ Морелэндъ-Голь.
— Опять? Мы и выбыли тамъ на прошлой недл,— возразила Еленъ.
— Совершенно врно,— сухо замтила герцогиня.— Но, можетъ быть, мы будемъ снова завтракать тамъ на будущей недл и на предбудущей,— герцогиня заглянула въ срые глаза своей собесдницы и прибавила,— въ вашей вол остаться въ Морелэндъ-Гол навсегда.
Еленъ устремила удивленные глаза на свою покровительницу.
— Моя дорогаи,— продолжала герцогиня, обнимая рукой талію Еленъ,— сэръ Джемсъ (зная мою близость къ вамъ) почтилъ меня своею откровенностью. Такъ какъ вы ни о чемъ не говорили мн, я предполагаю, что скажу вамъ совершенную новость, сообщивъ о желаніи сэра Джемса жениться на васъ.
Молодая двушка съ непритворнымъ изумленіемъ взглянула на старуху, и выраженіе ея лица показало герцогин, что Еленъ ршительно ничего не предполагала.
— Вдь онъ почти не знаетъ меня, слышалъ ли онъ кто и что я?— быстро проговорила двушка.
— Напротивъ, моя дорогая, онъ знаетъ о васъ очень многое? Я сказала ему все, что мн извстно, даже многое такое, о чемъ сами вы не подозрваете, чего не могли бы ему сказать. Напримръ, что вы отличная двушка. Ну, дорогая моя, не смотрите же на меня съ такимъ удивленнымъ видомъ, или я положительно подумаю, что во всемъ этомъ кроется какая то тайна. Вамъ нтъ причины смяться, или плакать, выслушавъ, его предложеніе,— сегодня же намъ предстоитъ только позавтракать у крайне любезнаго человка, имющаго трехъ дочерей и имніе въ этомъ графств. Что бы вы ни сдлали потомъ — прежде всего не длайте ошибки: не отказывайте ему раньше, чмъ онъ предложитъ вамъ свою руку.
— Но,— прошептала Еленъ.
— Но, вы скажите мн, что не любите его, что вы никогда не думали, чтобы онъ могъ сдлаться вашимъ мужемъ,— прервала ее герцогиня,— я прочитала все это на вашемъ лиц, и такія возраженія вполн естественны.
— Все это такъ неожиданно,— замтила Еленъ.
— Въ подобныхъ вопросахъ мужчины дйствуютъ всегда неожиданно, мы же, женщины, бываемъ приготовлены.
— Но, — настаивала Еленъ, — если я скажу, что вообще не думаю о замужеств и не хочу быть чьей бы то ни было женой?
— Я отвчу, что именно поэтому-то вы и должны выйти замужъ. Если бы вы очень стремились вступить въ бракъ, я сама стала бы васъ отговаривать.
Герцогиня помолчала, прижала къ себ Еленъ и съ неженственной нжностью сказала:
— Пока я жива, дорогая, у васъ всегда будетъ домъ. Но я стара, и живу на с/чень маленькую пенсію. Смерть является для меня такой же необходимостью, какъ замужество для васъ.
Тмъ не мене этотъ разговоръ не возобновлялся боле.
И герцогиня, и Еленъ встртились съ хозяиномъ Морелэндъ-Голя совершенно просто, естественно и безъ всякой аффектаціи.
Сэръ Джемсъ былъ высокимъ, хорошо сохранившимся человкомъ среднихъ лтъ, долголтнее, всми признаваемое, неоспоримое положеніе, занимаемое имъ въ обществ, наложило извстный отпечатокъ на его манеры и наружность, тмъ не мене и при встрч съ пріхавшими къ нему дамами, въ немъ слегка просвчивало сознаніе своей слабости, боязнь показаться смшнымъ, словомъ — вс т оттнки ощущеній, которыя просыпаются въ большинств британцевъ, чувствующихъ нжную страсть. Какъ хозяинъ, сэръ Джемсъ долженъ былъ выказать особенную любезность
!!!!!!Пропуск 61
насвистывалъ рабочій въ синей блуз гд-то близко отъ нея на лсахъ. Дыханіе Парижа, молодости, ощущеніе труда, смшаннаго съ удовольствіемъ, чувство честолюбія и радостнаго сознанія свободы — все вмст снова охватило Еленъ, смшалось съ ароматомъ резеды, которая, бывало, стояла на старомъ подоконник ея окна.
— Я радъ, что вамъ нравится эта вещица. Я только-что вставилъ ее въ рамку.
Это говорилъ сэръ Джемсъ. Онъ уже усплъ нсколько овладть собою и теперь обратился къ двушк, произнося слова своимъ обычнымъ тономъ. Въ ушахъ Еленъ звучалъ спокойный, даже немного лнивый англійскій голосъ, привыкшій въ теченіе многихъ лтъ говорить передъ собраніемъ почтительныхъ слушателей. Звукъ его непріятно подйствовалъ на нервы молодой двушки, потому что въ немъ чувствовалась какая-то снисходительность, потому что и слова, и тонъ сэра Джемса совершенно не согласовались съ ея настроеніемъ. Тмъ не мене желаніе узнать что-нибудь еще объ этюд было сильне, чмъ непріятное ощущеніе, и Еленъ спросила:
— Вы хотите сказать, что только-что пріобрли эту картинку? Не въ Англіи?
Сэръ Джемсъ обрадовался, видя, что двушка заинтересовалась картиной.
— Нтъ,— сказалъ онъ въ отвтъ,— я купилъ эту вещицу въ Париж, какъ разъ посл коммуны.
— У самого художника?— продолжала разспрашивать Еленъ немного принужденнымъ голосомъ.
— Нтъ, хотя я довольно хорошо зналъ этого бдняка. По этюду вы легко увидите, что онъ подавалъ большія надежды. Эту вещь у него, вроятно, украли негодяи поджигатели, пока онъ лежалъ въ госпитал. Тмъ не мене, я узналъ ее немедленно и купилъ за нсколько франковъ то, за что заплатилъ бы живописцу тысячу.
— Въ госпитал!— повторила пораженная Еленъ.
— Да,— сказалъ сэръ Джемсъ, такъ обыкновенно кончается жизнь людей, принадлежащихъ къ художественной богем. Этотъ человкъ казался настоящимъ художникомъ. Кстати, онъ вашъ соотечественникъ.
— Въ госпитал!— снова произнесла Еленъ.— Значитъ онъ былъ бденъ.
— Лучше сказать безпеченъ. Онъ бросился въ вылазку изъ Парижа и получилъ страшную рану. Всему была причиной самая обыкновенная любовная исторія, мн говорили, что двушка, которую онъ любилъ, убжала (какъ это обыкновенно бываетъ) съ гораздо боле богатымъ человкомъ. Во всякомъ случа это погубило его талантъ. Посл онъ не написалъ ничего, достойнаго вниманія.
— А теперь?— спросила Еленъ безучастнымъ голосомъ.
Сэръ Джемсъ пожалъ плечами:
— Не позвать ли намъ герцогиню… Мн кажется, она еще не видала этого этюда?— проговорилъ сэръ Джемсъ и направился было къ библіотек.
— Ей лучше подождать,— спокойно замтила Еленъ.
— Подождать чего?
Еленъ улыбнулась.
— Подождать до тхъ поръ, пока…
— Пока что? Я не понимаю васъ,— сказалъ сэръ Джемсъ.
— Пока вы не извинитесь.
— Конечно,— проговорилъ сэръ Джемсъ съ полуистерическимъ хохотомъ,— я извиняюсь. Я только повторилъ исторію, которую передали мн, и не предполагалъ, что она иметъ къ вамъ какое-нибудь отношеніе. Прошу васъ простить меня. Я… я,— прибавилъ онъ неожиданно, и принужденная улыбка сбжала съ его лица, а глаза пристально взглянули на молодую двушку,— я вспоминаю теперь. Консьержъ дома, стоявшаго напротивъ, разсказалъ мн все это. Онъ уврялъ меня, будто какой-то русскій увезъ двушку. Безъ сомннія, его слова были выдумкой.
— Я передъ войной ухала изъ Парижа вмст съ герцогиней,— спокойно произнесла Еленъ.
— Конечно. И герцогиня знаетъ о вашей дружб съ этимъ человкомъ?
— Врядъ ли, я не разсказывала ей. Зачмъ?— возразила Еленъ и взглянула въ лицо сэру Джемсу своими ясными глазами.
— Право, не знаю,— пробормоталъ сэръ Джемсъ.— Но вотъ и она! Конечно, если вамъ угодно, я ничего не скажу герцогин обо всемъ, что узналъ отъ васъ.
Въ первый разъ во взгляд Еленъ на ея собесдника засвтилось чувство презрнія.
— Какъ странно,— сказала Еленъ, когда къ нимъ подошла герцогиня попрежнему съ лорнетомъ въ рук,— странно: сэръ Джемсъ совершенно неожиданно показалъ мн картину съ моей милой старой парижской мансардой. Взгляните, вотъ это окошко было въ моей комнат. Только подумайте, сэръ Джемсъ, ничего не подозрвая, купилъ этюдъ у одного моего стараго друга, который сдлалъ этотъ набросокъ изъ окна чердака, бывшаго противъ моей комнаты, онъ жилъ тамъ…
— Очень странно,— замтила герцогиня,— право, очень романично.
— Очень,— подтвердилъ сэръ Джемсъ.
— Очень,— повторила Еленъ.
Ихъ голоса прозвучали такъ различно, что герцогиня нсколько разъ перевела свой взглядъ съ одного на другую.
— Но это еще не все,— продолжала Еленъ.— Сэръ Джемсъ вообразилъ…
— Простите меня, я на мгновеніе оставлю васъ, — прервалъ сэръ Джемсъ рчь миссъ Мейнардъ. Онъ поспшно повернулся
!!!!!!Пропуск 63
я не знаю, кто изъ васъ двоихъ, повидимому, боле доволенъ, что избавился отъ душевной тяжести.
Пока Еленъ и герцогиня шли обратно черезъ паркъ Гамлей-Корта, миссъ Мейнардъ снова убждала старушку отказаться отъ мысли о продаж ея имнія и упрашивала позволить ей, Еленъ, начать прежнюю независимую и свободную жизнь.
— Я никогда, никогда не забуду вашей любви, доброты, вашего покровительства,— нжно продолжала двушка, придя домой.— Всегда, когда я вамъ понадоблюсь, вы будете призывать меня, позвольте же мн снова начать трудовую жизнь.
Герцогиня обернула къ двушк свое полусерьезное, полунасмшливое лицо.
— Это значитъ,— сказала старуха,— что вы ршили искать его. Ну, если вы бросите ваши бредни о независимости — я, пожалуй, постараюсь вамъ помочь. Однако, моя дорогая, мн кажется, что въ Гамлей-Кортъ явился этотъ ужасный южный американецъ,— и герцогиня указала на господина, перескавшаго лужокъ.— Онъ описываетъ кругъ, точно коршунъ. Я не могу принять его сегодня, но вы выйдите къ нему. Кстати, говорятъ, что онъ не дуренъ собой, что онъ былъ знаменитымъ генераломъ во время южно американской войны, а теперь страшно богатъ и пріхалъ въ Англію по тайному порученію своего правительства. Впрочемъ, я и забыла: мы посвятимъ весь остатокъ нашей жизни на то, чтобы искать другого! Начинаю думать, что я плохая сваха.
Еленъ чувствовала такое настроеніе духа, что ей было непріятно видться съ незнакомымъ человкомъ, котораго она, какъ и герцогиня, готова была считать роковымъ предвстникомъ тяжелой жертвы. Еленъ знала о денежныхъ затрудненіяхъ своей старой покровительницы и видла, что герцогин было почти необходимо разстаться съ имніемъ и что продажа его дала бы старушк средства прожить до смерти. Кром того, герцогиня, какъ опасалась Еленъ, ршалась на эту жертву, желая отложить для самой Еленъ извстную сумму. Миссъ Мейнардъ видла нжность души этой старухи, нжность, которой не убили ни неврность мужа, ни забывчивость сына, двушка чувствовала, что те-перь привязанность. герцогини изливалась на нее. Сердце Еленъ сжималось при мысли о разлук со старушкой, а гордость подсказывала миссъ Мейнардъ, что она должна вернуться къ своей прежней жизни.
Теперь двушка раздумывала также о томъ, права ли была герцогиня или нтъ, говоря, будто въ ея молодомъ сердц все еще жила надежда снова встртить Острандера. Слезы, которыя Еленъ удерживала цлый день, струями полились изъ ея глазъ, она распахнула двери библіотеки и бросилась бгомъ черезъ садъ въ миртовую аллею. ‘Въ госпитал!’ Эти слова звучали въ ея ушахъ, пока она слушала рчи сэръ Джемса, раздавались въ ея памяти во время невеселаго завтрака въ Морелэндъ-Гол, будили въ ея душ тревогу и печаль, мшали ей слушать нжные совты герцогини… Филиппъ любилъ ее, страдалъ, можетъ быть, считалъ
!!!!!!Пропуск 64
шивала меня не мшать вамъ выйти замужъ, снова ставъ на вашей дорог и такимъ образомъ, пробудивъ прошлое, которое, какъ ей казалось, вы уже давно забыли. Она умоляла меня, по крайней мр, дать ей возможность испытать вашу привязанность ко мн, вашу память обо мн и до тхъ поръ быть вдали отъ васъ, пощадить васъ, Еленъ… ради васъ я согласился. Конечно, теперь она сказала вамъ объ этомъ!
— Ни слова,— въ смущеніи проговорила Еленъ.
— Значитъ, вы хотите сказать, что если бы я не вышелъ въ паркъ сегодня въ надежд увидать васъ и полагая, что вы не узнаете меня съ этой искусственной рукой, благодаря чему я не нарушу даннаго ей общанія — вы никогда не услышали бы, живъ ли я еще или нтъ?
— Нтъ… Да… Погодите!— На лиц Еленъ явилась улыбка, ёя щеки порозовли, я все понимаю теперь. Неужели вы, Филиппъ, не видите, что она хотла только испытать насъ!
Въ уединенной рощ стояла полная тишина, ее прерывали только трели испуганной птички, въ пріютъ которой проникли чужіе.
— Не теперь! Погодите… пойдемъ со мнбй.
Еленъ схватила лвую руку Филиппа и, увлекая его за собой, побжала къ дому. Когда они подошли къ садовой калитк, ея дверца отворилась, и изъ нея вышла герцогиня, съ лорнетомъ въ рук, старуха улыбалась.
Генералъ донъ-Филиппъ Острандеръ не купилъ Гамлей-Корта, но когда онъ съ женой прізжаетъ въ имніе герцогини, они оба всегда бываютъ тамъ желанными гостями. Сэръ Джемсъ очень удивился при извстіи о странномъ возвращеніи Филиппа и его еще боле странномъ инкогнито, но, какъ и подобаетъ англійскому джентльмену, любезно подарилъ жен Филиппа первую картину ея мужа.