Выставка картинъ въ Соляномъ городк въ Петербург.
Выставка картинъ въ Соляномъ городк въ Петербург.
‘Храмъ оставленный — все храмъ’.
П. Ковалевскій.
‘Русская Мысль’, кн. III, 1886
Выставка картин в Соляном городке в Петербурге, Ковалевский Павел Михайлович, Год: 1886
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Въ Петербург весна начинается, какъ извстно, рано и длаетъ ее въ немъ полиція, какъ въ Гамбург кривой бочаръ луну. Когда за воротами города весело катятъ по снгу санки, булыжная петербургская мостовая уже давно гремитъ колесами. Но даже ране полицейской весны Петербургъ получаетъ весну художественную: эта зацвтаетъ съ первыми же мартовскими днями. Не только академія художествъ, для того и существующая, чтобы ростить цвты ‘свободныхъ художествъ’, но сама суровая академія наукъ, ростящая одинъ горькій корень ученія, превращаютъ свои залы въ сплошныя художественныя оранжереи. Это-то, въ сущности, и есть настоящая и неотъемлемая весна Петербурга, а самой настоящей въ немъ никогда не бываетъ.
Посл долгой, хмурой, безразсвтной зимы, въ теченіе которой бдные служители искусства, въ сплошныхъ съ утра сумеркахъ, всякими ухищреніями пробуютъ доставать себ кое-какое подобіе свта у замазанныхъ рыжими туманами оконъ, чтобы успть къ свтлому празднику выставокъ перенести на холсты слды своихъ лтнихъ впечатлній и этюдовъ,— посл этой повальной смерти первые лучи мартовскаго солнца обнаруживаютъ вдругъ цлые потоки художественной жизни за дверями студій. И везд, куда только пускаютъ художества, разливаются эти потоки, затопляя одну за другою: залы академій, Солянаго городка, общества поощренія художествъ и т. д., и т. д.
Художественная весна пышно зацвтаетъ. Иной разъ одноличныя попытки того или другаго художника сдлать свою собственную весну упреждаютъ общее цвтеніе, но эти ранніе подснжники чаще напоминаютъ т лиловатые цвточки, безъ запаха, которые продаются на петербургскихъ улицахъ за фіалки. Въ ныншнемъ году такихъ подснжниковъ пробилось боле обыкновеннаго, однако, фіалокъ между ними оказалось не боле. Не перечисляя всхъ, упомянемъ о гг. Айвазовскомъ, Клевер, которые показали каждый особо отъ другихъ то, что они обыкновенно показываютъ и что важно было бы также точно показать и вмст съ другими, о г. Сухоровскомъ — нудномъ живописц по преимуществу (онъ посвятилъ себя исключительно нуд: вчера у него была Нана, сегодня есть Магдалина, а завтра, пожалуй, и сама прародительница Ева выйдетъ изъ ребра), о г. Лансере — талантливомъ и живомъ популяризатор всякаго скульптурнаго жанра. Но первый хороводъ выставокъ собирательныхъ повелъ благотворительный кружокъ Солянаго городка (сборы съ выставокъ и ежегодно устраиваемыхъ кружкомъ лоттерей рисунковъ и картинъ идутъ въ пользу вдовъ и сиротъ недостаточныхъ художниковъ), съумвшій найти на этотъ разъ совершенно неожиданную для любителей приманку въ картин И. К. Макарова Нерукотворный образъ Спасителя.
Объ этой выставк слдуетъ упомянуть хоть вкратц.
Что г. Макаровъ изумилъ неожиданностью своей картины — немудрено: маститый, когда-то модный, портретистъ свтскихъ дамъ и барышень, художникъ довольно легкаго отношенія къ искусству, являющійся вдругъ на закат своихъ дней съ серьезнымъ, полу мистическимъ произведеніемъ, не можетъ не изумить, но что онъ удовлетворилъ этимъ произведеніемъ, не исключая и тхъ, кого удовлетворялъ своими портретами,— это точно изумительно. Даже первостепенному таланту на любомъ поприщ перемна направленія не удается сразу,— все какое-то остается недоразумніе между нимъ и публикою: да полно, можетъ ли онъ сдлать то, чего до сихъ поръ не длалъ, а то онъ такъ хорошо длалъ! Попробуй комическій актеръ, хоть такой, какимъ былъ Садовскій, выйти въ трагедіи,— ужь его и встртятъ-то съ улыбкой, вдь, это Садовскій вышелъ. Пишущему эти строки довелось быть свидтелемъ, какъ публика Малаго театра смялась въ тхъ сценахъ Лира, въ которыхъ она привыкла дрожать, когда въ роли несчастнаго короля попробовалъ явиться Садовскій {Это было въ 49 или 50 году.}.
Успхъ И. К. Макарова — случай почти исключительный.
Врожденное дарованіе, несомннное, всегда отличало этого художника, но легкій успхъ остановилъ его развитіе. Товарищи рано провозгласили въ немъ талантъ изъ ряда вонъ и поспшили произвести въ Грза,— чинъ, почитаемый немалымъ, снисходительные закащики и особенно закащицы портретовъ осыпали восторгами его красивыя головки съ еще боле красивыми туалетами, и г. Макаровъ вошелъ въ моду. Тогда еще не было тхъ первостепенныхъ мастеровъ, какими явились впослдствіи гг. Крамской, К. Маковскій, Перовъ и Рпинъ, ученые Штейбенъ съ Зарянкой одни могли бы превозмочь г. Макарова, но они успвали свои молодыя модели состарить, а старыя приблизить къ гробу, прежде чмъ оканчивали ихъ портреты, для которыхъ держали передъ собою человка по нсколько мсяцевъ сряду. А русскій Грзъ, глядишь, смлыми мазками и бойкимъ глазкомъ русскаго самоучки въ два присста длалъ то, для чего они требовали нкоторой части жизни. Выходило и скоро, и казисто, женщины выходили непремнно хорошенькими, а ихъ наряды еще лучше. И сколько надлала хорошенькихъ любезная кисть И. K., такъ и въ цломъ свт не найти столько! Писалъ своихъ красавицъ И. К. десятки лтъ сряду, начавши съ конца 40 годовъ, писалъ сотнями и тысячами, писалъ ихъ кружева и ленты ворохами — до пріобртенія неизмнной манеры, въ ущербъ ‘правдоподобію’, по выраженію незабвеннаго Ал. Ан. Иванова, и только въ послднее время стушевался, точно сгинулъ, иные думали — умеръ. И вотъ на самомъ склон жизни возстаетъ вдругъ изъ пепла своихъ сорокалтнихъ заблужденій и кающеюся Магдалиною искусства (не Магдалиною г. Сухоровскаго, однако) выходитъ съ изображеніемъ Христа передъ изумленнымъ Петербургомъ.
Кто только ни Изображалъ Христа и какихъ только нтъ въ живописи изображеній Христа! Есть и очень знаменитыя, признанныя, а, все-таки, еще ищутъ это изображеніе и всегда его искать будутъ, потому что невозможно воплотить вполн удовлетворительно тотъ необычайный идеалъ лица, окруженнаго поэзіею сверхъестественною, дарами всхъ достоинствъ ума и сердца, съ высокою, чистою и, вмст, такою кровавою драмой жизни,— сына Божія и, вмст, сына плотника,— тотъ идеалъ, который, вдобавокъ, всякій носитъ въ самомъ себ… Уже но тому одному, что всякій его носитъ, и, стало быть, иметъ свой идеалъ, собрать его въ одномъ воплощеніи трудно. И вотъ задача остается неразршенною, а ее, все-таки, со страхомъ и врою пытается мучительно разршить то тотъ, то другой художникъ.
Въ прежнія времена по этой части поступали смле. Можно, напримръ, поручиться, что едва ли не лучшій Христосъ — Тиціана обязанъ своимъ происхожденіемъ простой случайности, наткнувшей художника на одну изъ сценъ, какія и теперь еще можно встртить на любомъ перевоз Венеціи, на сцену разсчета обднлыхъ патриціевъ съ гондольерами. Изящно-благородный очеркъ красиваго блднаго лица перваго, продолговатая, узкая и нервная рука и какое-то спокойное равнодушіе ко всему, рядомъ съ грубою алчностью угловатой, сожженной солнцемъ головы лодочника, который беретъ мускулистою, мозолистою и короткою рукой мелкую монету, поразили своимъ картиннымъ контрастомъ Тиціана. Онъ написалъ превосходный жанръ, а посл, не думая долго, переодлъ патриція въ библейскія одежды, гребца же такъ и оставилъ — съ засученными рукавами, съ распахнутою на загорлой груди рубахой, даже съ серьгою въ ух,— вышелъ Христосъ съ динаріемъ (Cristus della тоnetta дрезденской галлереи). Въ Христовой голов бездна ума, проницательности во взор, даже не особенно умстной дипломатической хитрости,— только самого-то Христа и нтъ. Какой ни дипломатическій моментъ тотъ, который изображенъ художникомъ, но и въ этотъ моментъ Христосъ долженъ быть, все-таки, Христомъ,— Христомъ отъ головы до ногъ. Храбростью и въ наши дни еще берутъ города, но о картинахъ что-то не слыхать. Исканіями, долгими, томительными исканіями цлой жизни отзываются у современныхъ художниковъ воплощенія недосягаемаго типа. Довольно вспомнить нашего Иванова. Да и онъ-то чего же достигъ? Общаго облика несущаго міру искупленіе, а не лица его, которое на разстояніи скоре чувствуется, чмъ видится. Достигнутъ вполн, съ изумительною красотой и мощью, Креститель. Такой головы, какую далъ ему Ивановъ, не достигала еще живопись. Бились и другіе русскіе художники надъ тою же задачей. Покойный Майковъ (отецч. нашего поэта), извстный въ свое время колористъ и живописецъ миологическихъ сюжетовъ, посвятилъ нсколько послднихъ лтъ жизни на исканье головы исуса. Плоды этихъ исканій хранятся у сына. О немъ можно сказать только одно: эта голова гораздо ближе къ искомой, чмъ голова Христа того же художника въ церкви петербургскаго почтамта, написанная въ молодости подъ вліяніемъ венеціанцевъ, хотя она въ техническомъ отношеніи несравненно удовлетворительне послдней. Затмъ существуетъ превосходный эскизъ Христовой головы г. Крамскаго, приготовленный для большой картины Христосъ передъ народомъ, которую остается только кончить. Распространяться объ этой замчательной голов преждевременно не слдуетъ. О ней надо будетъ говорить, когда она выразится вполн, на своемъ настоящемъ мст — въ центр картины, но о впечатлніи, ею производимомъ, нельзя не сказать хотя нсколько словъ.
Благородный, строгій образъ, смягченный какимъ-то кроткимъ спокойствіемъ, и взоръ поразительно прекрасныхъ голубыхъ очей, глядящій куда-то выше, мимо того, что происходитъ вокругъ, сомкнутыя, запекшіяся уста, какъ единственный отвтъ на глумленіе разсвирплой толпы, и терновый внокъ на изнуренномъ страданіями чел, — все это производитъ дйствіе неотразимое. Цлые дни ходишь подъ властью этого взора и всей этой необыкновенной головы.
Дйствіе, хотя нсколько иное, меньшее по самому размру задачи, но такое же охватывающее, производитъ голова нерукотворнаго образа г. Макарова. Тутъ все таинственно, почти призрачно, это собственно не голова съ плотью и кровью живаго существа, это скоре отраженіе ея или слдъ, какъ то и должно быть по сказанію: на убрус, отершемъ потъ съ Христово чела, остался его нерукотворный образъ. Техническій пріемъ художника вполн сообразенъ такой задач: голова, первоначально написанная, проложена сплошь (пролицирована) однимъ тономъ — тономъ ткани, и оттого вс черты лица точно застланы тканью, на которой он отпечатллись, ни одна не выступаетъ ярко, глаза глядятъ словно изъ какой-то таинственной глубины или дали. Отсюда то безмолвное благоговніе, какое царствуетъ въ наполненной зрителями зал. И достигается оно совсмъ не тмъ разсчитаннымъ на впечатлніе пріемомъ, съ какимъ развозился когда-то по Европ знаменитый нерукотворный образъ Маркса, тухъ нтъ, какъ было тамъ, ни сомкнутыхъ вкъ, ни упавшихъ случайно или умышленно (что уже не иметъ никакого оправданія съ точки зрнія искусства) мистическихъ тней на эти сомкнутыя вки, представляющихся на извстномъ разстояніи скорбно смотрящими глазами — яко бы внутреннимъ взоромъ, къ сугубымъ охамъ и ахамъ чувствительныхъ барынь. Здсь впечатлніе достигается средствами боле простыми и боле достойными настоящаго искусства: полнымъ благородства и чистой красоты типомъ головы, гармонически выдержаннымъ въ общемъ и въ подробностяхъ (можетъ быть, только сверху черепъ слдовало бы чуть-чуть посбавить, да кончикъ носа, черезъ-чуръ тонкій, напоминающій носъ изнуреннаго болзнью человка, сдлать поздорове), достигается это впечатлніе взоромъ, хотя и открытыхъ и дйствительно смотрящихъ глазъ, но оттого смотрящихъ не мене властно своею кроткою неуловимостью выраженія, котораго опредлить не можешь, но которое на себ испытываешь неотразимо. Проникновеніе самого художника, — безъ полнаго проникновенія предметомъ ничего подобнаго не напишешь,— проникаетъ и зрителя, а это значитъ: дло и задумано, и выполнено, какъ надо. Кончать свое художественное поприще, какъ его кончаетъ г. Макаровъ, выпадаетъ на долю немногимъ.
Однако же, ‘и новымъ преданный страстямъ’ старый жрецъ портретовъ нарядныхъ дамъ, все-таки, ‘позабыть не могъ’. На этой же самой выставк — т же щегольскіе краски и мазки на столь же хорошенькой головк и такихъ же очаровательныхъ кружевахъ и лентахъ свидтельствуютъ о томъ, что и до сихъ поръ ему
На портрет, теперь выставленномъ, руки, обнаженныя по-бальному до плечъ, даже написаны такъ тльно, что наши присяжныя нудисты могутъ позавидовать.
Слдовало бы, пожалуй, кончить съ выставкой Солянаго городка, если бы еще не Ночь въ Трапезонд г. Лагоріо. Не расписывать же, въ самомъ дл, тхъ Рубенсовъ. Рафаэлей и проч., которые являются захудалыми выродками знатныхъ родовъ и, кром безчестья, ничего не приносятъ ихъ знаменитымъ именамъ, не останавливаться же передъ прелестными ландышами, васильками и колокольчиками профессора исторической живописи г. Кошелева, хотя они и дйствительно прелестны, ни передъ его миленькими крестьянскими двочками въ лсу, а тмъ боле передъ его же Отрокомъ Христомъ въ синагог. Изъ этого не слдуетъ, чтобъ мы ставили укоръ г. Кошелеву, его превращеніе не первое, впрочемъ: дебютировалъ онъ, и очень многообшательно, прекрасною бытовою сценой Офеня въ изб мужика (я теперь еще вижу этого милаго теленка, который, въ качеств члена семьи, обступившей продавца, тянетъ зубами полу его армяка), продолжалъ работать на стнахъ храма Спасителя въ Москв, получилъ профессора за картину Положеніе во гробъ исуса и теперь отдыхаетъ на полевыхъ цвтахъ… И пусть его отдыхаетъ. Не должно ставить художнику въ укоръ ничего, кром неудовлетворительно исполненнаго, и потому превосходный ландышъ, во всякомъ случа, лучше неудачнаго отрока Христа.
Но о Ночи въ Трапезонд и по поводу этой чудной ночи о самомъ г. Лагоріо не поговорить нельзя. Вотъ образецъ художника, неуклонно, съ перваго шага своего вступленія на избранный путь, не измнившаго ни разу этому пути, не шатавшемуся ни вправо, ни влво, но врною и твердою стопой достигшему высшей точки того, чего можно достигнуть честнымъ воздлываніемъ даннаго природой таланта и тою беззавтною любовью къ искусству, которая завладваетъ человкомъ всмъ, безъ остатка для чего бы ни было другаго. Г. ‘Нагоріо сталъ извстенъ съ конца сороковыхъ годовъ, очень рано и очень скоро сталъ извстенъ, потому что тонкій вкусъ въ выбор мотивовъ и особенная прелесть и гармонія его красокъ не могли не выдвинуть его изъ ряда пейзажистовъ, грубыхъ и съ кричащими эффектами, безцнный и рдкій даръ мры, отличающій вс произведенія нашего маститаго пейзажиста, снискалъ ему рдко пріобртаемую оцнку со стороны самихъ же пейзажистовъ, и въ его студіи можно до сихъ поръ встртить высокоталантливыхъ художниковъ, перенесшихъ свои мольберты отъ наиболе славословимыхъ за краски пейзажистовъ поближе къ г. Лагоріо для посвященія въ эту завидную его тайну мры и согласія въ типахъ. Правда, есть и такіе цнители (какихъ же цнителей не бываетъ!), которые за это самое низводятъ палитру нашего художника на степень выцвтшихъ палитръ, но если имъ нравятся палитры очень цвтныя, то это вовсе не резонъ, чтобы г. Лагоріо испестрилъ свою. Одни любятъ гармонію, другіе диссонансы, одни видятъ въ природ на каждомъ шагу т мягкіе, поэтически успокоительные мотивы и i-.раски, какіе видитъ и передаетъ г. Лагоріо,— мотивы до того характерно имъ передаваемые, что невольно скажешь: ‘какой лагорьевскій мотивъ!’ Другіе ихъ не видятъ или остаются къ нимъ невнимательными и замчаютъ только исключительные, порой граничащіе съ безобразіемъ, эффекты контрастовъ красокъ и пятенъ. Для тхъ, конечно, палитра г. Лагоріо безцвтна. Наконецъ, спрашиваютъ, гд у г Лагоріо сила? А гд она даже у Тургенева? Разв все дло въ сил? Прелесть-то, вдь, тоже чего-нибудь да стоитъ. Да разв она сама по себ тоже не сила?
У насъ есть избранные художники, на которыхъ почему-то принято непремнно нападать. Къ нимъ принадлежитъ и г. Лагоріо. Съ нкоторыхъ норъ сдлалось хорошимъ тономъ бранить г. К. Маковскаго. Почему?
Довольно взглянуть на Ночь въ Трапезонд, чтобы согласиться съ высказаннымъ нами объ ея автор. Можно ли еще желать чего-нибудь поэтичне, задумчиве, тепле и мягче этой нжащей южной ночи?
Высоко на темномъ неб поднялся серебряный мсяцъ и разсыпалъ бисеръ своего блеска на мор. Мрачный силуэтъ горы справа словно задумался глубоко, а по плоскому бережку къ зданію съ мигающими огонькомъ окнами направляется группа людей съ фонаремъ. Далеко-далеко на рейд таютъ, какъ, тни, очертанія кораблей съ сигнальными фонарями. Все это выдержано покойно и цльно.
Ну, какъ, по вашему: должна ли луна быть серебряне, сонная зыбь воды играть своею бисерною насыпью блестяще, вс эти контрасты свта фонарей съ ея свтомъ сталкиваться рзче? По нашему, такъ нтъ! Все это должно оставаться именно такъ, какъ оно есть, потому что оно такое именно и есть на самомъ дл, и въ томъ всякій, у кого чувство природы живо и не извращено, не согласиться не можетъ. И какою вереницей переходовъ, цлою гаммою тоновъ достигнуты эти кроткіе, баюкающіе душу эффекты южной ночи!
Къ сожалнію, превосходная картина г. Лагоріо поставлена такъ дурно, что гг. распорядителямъ выставкою должно быть стыдно. Подобныя вещи ставятся подальше отъ непосредственнаго сосдства оконъ, он издаютъ свой собственный свтъ, въ которомъ вся ихъ сила, а вы поставили эту ‘ночь’ въ самое окно, залили ее скользящимъ, никуда не годнымъ свтомъ. Это непростительно.
Картина г. Лагоріо, кажется, предназначается для Москвы. Авось хоть тамъ ее покажутъ въ надлежащемъ свт.
Высказывать непріятную правду достойному похвалы и сочувствія во всхъ отношеніяхъ кружку Солянаго городка тмъ тяжеле, что его дятельность вполн почтенна и полезна. Не только т деньги, какія онъ собираетъ работами и взносами своихъ членовъ (членами могутъ быть и нехудожники),J приносятъ прямое добро, облегчая нуждающихся изъ художественной семьи, но и т понедльничные вечера, когда ставится натура и воочію воспроизводится кистями и карандашами художниковъ, когда ведутся занимательныя и откровенныя бесды съ обмномъ мыслей между людьми, близкими общею близостью къ искусству,— при неимніи у насъ другихъ способовъ для сближенія,— это тоже своего рода добро, и большое добро, за которое нельзя не сказать спасибо.
А картины, все-таки, слдуетъ ставить по свту.