Воспоминание, Вернер Элизабет, Год: 1914

Время на прочтение: 50 минут(ы)

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
Э. ВЕРНЕРЪ

Томъ восьмой.

Изданіе А. А. Каспари.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Издат. Акд. Общ. А. А. Каспари, Лиговская улица, No 114.

ВОСПОМИНАНІЕ.

Разсказъ

I.

По дорог, ведущей съ вокзала, города К. къ одноименной съ послднимъ крпости, катился открытый экипажъ. Его сдоки плотно кутались въ свои пальто, такъ какъ дулъ рзкій сверный втеръ. Младшій изъ сдоковъ, красивый, стройный, еще очень молодой офицеръ съ открытымъ, привлекательнымъ лицомъ и курчавой блокурой головой, съ живымъ интересомъ разглядывалъ мстность, повидимому незнакомую ему, а затмъ, обратившись къ своему спутнику, весело сказалъ:
— Для меня было пріятной неожиданностью встртить тебя на вокзал, Вейденау! Мы уже не видлись цлыхъ три года. Я даже не зналъ, что ты переведенъ сюда, и былъ изрядно удивленъ, узнавъ, что ты — адъютантъ моего дяди.
— Я имъ сталъ лишь нсколько времени тому назадъ!— отвтилъ Вейденау, бывшій на пять-шесть лтъ старше своего спутника,— Прошло всего лишь три мсяца, какъ генералъ Рейнибахъ назначенъ комендантомъ кашей крпости. Впрочемъ онъ не обмолвился предо мною ни словомъ относительно твоего посщенія, хотя о послднемъ вы очевидно сговорились уже давно. Я лишь вчера узналъ о твоемъ предстоящемъ прізд. Разв это произошло дйствительно столь внезапно?
— Приглашеніе вызвано совершенно особой цлью,— усмхнулся молодой офицеръ.— Предъ тобою мн нечего скрывать: я пріхалъ свататься.
— Какъ? ты хочешь жениться?— изумился Вейденау.
— Я? Нтъ! Но я долженъ вступить въ бракъ и не вижу никакой возможности избавиться отъ этого покушенія на мою будущность.
— Феликсъ!— съ легкимъ неудовольствіемъ произнесъ Вейденау.
— Ахъ, да, я все забываю, что ты — уже счастливый супругъ. Ты былъ уже женихомъ, когда мы разстались. Теперь мы — сотоварищи по судьб.
— Но скажи мн прежде всего, на комъ же ты долженъ жениться?
— На своей двоюродной сестр Стефаніи. На комъ же иначе?
— Ну, тогда теб, по правд сказать, нтъ причины говорить о какомъ-то ‘покушеніи’. Разв ты не знаешь своей кузины?
— Мы дтьми играли другъ съ другомъ,— равнодушно отвтилъ Феликсъ,— но съ тхъ поръ прошло уже немало лтъ. Я поступилъ въ военное училище, Стефанія — въ пансіонъ. Мы стали совершенію чужими и врядъ ли еще узнаемъ другъ друга.
— Значитъ, здсь дло идетъ о семейномъ соглашеніи?
— Конечно! И мой дядя врядъ ли пришелъ бы къ мысли объ этомъ, если бы не случилось того грустнаго событія, о которомъ ты знаешь. Пока у него былъ живъ сынъ, я никогда не смлъ расчитывать на честь стать его зятемъ.
— Да, смерть твоего двоюроднаго брата многое измнила, въ особенности для тебя,— произнесъ Вейденау.— Я знаю, что вы вовсе не были друзьями, и лишь могу поздравить тебя съ блестящимъ поворотомъ твоихъ надеждъ. Теперь ты становишься наслдникомъ рейхенбахскаго маіората.
— Ну, до маіората еще очень далеко! Пока имъ владетъ еще мой дядя, и я всецло завишу отъ его доброты, доказательствъ которой, долженъ сознаться, онъ до сихъ поръ далъ мн очень мало. Онъ далъ мн воспитаніе и возможность кое какъ поддерживать положеніе въ полку, повидимому считая себя обязаннымъ сдлать это въ память своего скончавшагося брата и ради имени своего рода, но длалъ все такъ, что между нами не могли установиться сердечныя отношенія. Врядъ ли и теперь,— при своемъ план, онъ руководился благоволеніемъ ко мн. Онъ никакъ не можетъ переварить мысль, что ко мн по наслдству перейдутъ т имнія, въ которыя онъ, расчитывая, что они станутъ собственностью его сына, вложилъ очень крупныя суммы. Стефанія, какъ женщина, не иметъ правъ на нихъ, а потому и должна выдти за меня замужъ, а я вмст съ нею получу и частъ доходовъ съ маіората. Этотъ проекта очень благопріятенъ, и мн нтъ смысла отказываться отъ него. Кстати сказать, все было бы хорошо, если бы предложеніе этого проекта не было сдлано въ крайне холодной форм. Въ письм — первомъ, полученномъ мимо отъ дяди со дня смерти Роберта,— нтъ и намека хотя бы на малйшуто сердечность или близость.
— Да вдь это, кажется, вовсе не въ характер генерала,— возразилъ Вейденау.— Онъ и всегда-то былъ непреклонно строгъ, теперь же его характеръ сталъ необычайно суровъ. Быть можетъ, его такъ омрачила внезапная смерть единственнаго сына. Какъ собственно разыгрался тотъ злосчастный споръ, жертвой котораго сталъ твой двоюродный братъ? Ты вдь былъ свидтелемъ его.
— Какъ вообще возникаютъ подобныя исторіи — изъ пустяковъ,— пожалъ плечами молодой офицеръ.— Уже долгое время существовали натянутыя отношенія между офицерами нашего гарнизона и студентами университета, въ которомъ приватъ-доцентомъ состоялъ Бергфельдъ. Однажды вечеромъ мы встртились съ нимъ въ одномъ ресторан, гд находилось также нсколько его слушателей-студентовъ. Какой-то совершенно незначительный поводъ вызвалъ споръ Роберта съ ними, Бергфельдъ, хотя и не причастный къ нему, энергично сталъ защищать одного изъ студентовъ противъ нападковъ Роберта, и оба они съ ожесточеніемъ сцпились другъ съ другомъ. Дошло до вызова на дуэль. На этомъ дло пока могло бы закончиться, но тутъ Робертъ позволилъ себ еще одно рзкое выраженіе относительно своего противника, и послдній вышелъ изъ себя. Посыпались ужаснйшія оскорбленія. Робертъ выхватилъ саблю, а Бергфедьдъ вырвалъ ее у него изъ рукъ. Что и какъ именно произошло вслдъ затмъ, я не въ состояніи сказать, вдь хотя все и разыгралось на моихъ глазахъ, однако съ молніеносной быстротой. Когда мы, вс остальные, кинулись разнимать спорящихъ, несчастье уже произошло — Робертъ, обливаясь кровью, лежалъ на полу, а черезъ полчаса испустилъ духъ.
— Ужасное событіе! Оно, говорятъ, произвело страшное, подавляющее впечатлніе на генерала..
— Не сомнваюсь, что дядя сильно страдалъ отъ этого. Я встртилъ его, когда онъ пріхалъ по телеграмм объ этомъ несчасть, и тщетно старался тогда вызвать въ немъ справедливое отношеніе къ этому тяжелому случаю, или по крайней мр ясное пониманіе его. Онъ не хотлъ ничего слышать и знать, кром своей бшеной ненависти къ ‘убійц своего сына’, и сдлалъ все, что только было въ его власти, для того, чтобы ухудшить жребій несчастнаго Бергфельда. Откровенно говоря, я никогда не могъ понять его дикую, почти безумную ненависть, Нельзя безусловно осуждать Бергфельда, когда знаешь какъ онъ былъ провоцированъ и раздраженъ, а также и то, что онъ лишь на какой нибудь волосокъ переступилъ предлы самозащиты. Моему дяд все это стало извстно, но это не подйствовало на него, хотя въ лиц своего погибшаго сына онъ потерялъ лишь наслдника своего имени: онъ вдь никогда не любилъ Роберта дйствительно.
— Я слышалъ объ этомъ,— подтвердилъ Вейденау.— Они относились другъ къ другу отнюдь не хорошо, и это положеніе ухудшалось съ года на годъ. Впрочемъ твой двоюродный братъ велъ такую жизнь, что каждому отцу, въ особенности же нашему генералу, она не могла нравиться. Несмотря на свою суровость., онъ все же — до мозга костей честный и преданный своему долгу человкъ, а его сынъ представлялъ собою крайнюю противоположность ему.
— Онъ умеръ,— серьезно замтилъ Феликсъ,— и это искупаетъ многое, что нельзя было простить живому, но я вообще воздерживаюсь высказывать сужденіе о немъ, такъ какъ слишкомъ много выигралъ изъ-за его смерти, чтобы не опасаться неправильнаго толкованія своего утвержденія о томъ, что онъ погибъ лишь по своей собственной вин. Тогда я не могъ датъ никакого опредленнаго показанія, весь эпизодъ разыгрался въ теченіе нсколькихъ секундъ. Сдлалъ ли Бергфельдъ выпадъ саблей, или самъ Робертъ въ слпомъ бшенств наткнулся на нее,— никто изъ свидтелей не знаетъ, бытъ можетъ, этого не знаетъ самъ Бергфельдъ, а между тмъ отъ этого зависло ршеніе его участи. Если признать, что онъ дйствительно дйствовалъ въ состояніи самозащиты, то на его сторон была масса, смягчающихъ обстоятельствъ, если признать нападеніе съ его стороны, то ему грозило тягчайшее наказаніе. Увы, было признано послднее! Быть можетъ, если бы дло разбиралось въ суд присяжныхъ, то послдніе ршили бы иначе, но Бергфельдъ участвовалъ въ послдней войн, былъ офицеромъ запаса, а потому процессъ противъ него велся въ военномъ суд. Вліяніе моего дяди не осталось безрезультатнымъ, и Бергфельду былъ вынесенъ самый строгій приговоръ, какой только можетъ быть.
Наступила короткая пауза, а затмъ Вейденау, кинувъ взглядъ на крпость, къ которой они приближались, спросилъ Феликса:
— А ты знаешь, вдь осужденный Бергфельдъ заключенъ здсь.
— Здсь? въ крпости, комендантомъ которой состоишь мой дядя?— воскликнулъ Феликсъ.— Быть не можетъ!
— Это — столь же случайное, сколь и непріятное совпаденіе.
Генерала лишь недавно назначили комендантомъ этой крпости, а, Бергфельдъ находился уже цлыхъ полгода тутъ въ заключеніи, когда произошла смна комендантовъ.
— А мой дядя уже видлъ его?
— Насколько мн извстно, лишь одинъ разъ, когда, вступивъ въ должность, осматривалъ всю крпость, а также ея тюремные казематы. Правда, тогда онъ ни однимъ взглядомъ не выдалъ, что знаетъ арестанта, но послднему несомннно тяжело сознавалъ, въ чьей власти онъ находится. Впрочемъ говорятъ, что въ близкомъ будущемъ его переведутъ въ другую крпость. Ужъ изъ-за однихъ публичныхъ пересудовъ не желаютъ, чтобы онъ надолго остался подъ властью человка, который долженъ быть его злйшимъ врагомъ, однако окончательно все еще не выршено.
Феликсъ сидлъ задумавшись, но затмъ вдругъ быстро выпрямился, словно желая стряхнуть съ себя непріятное воспоминаніе, и воскликнулъ:
— Господи Боже, ну, что это за разговоръ для человка, который черезъ какія нибудь четверть часа долженъ будетъ представиться въ качеств жениха! Мн необходимо настроитъ себя на наиболе любезный ладъ, а мы углубляемся здсь въ давно минувшія грустныя исторіи. Оставимъ это! Ну, а теперь скажи мн по совсти, какъ другъ, а не какъ мужъ: не правда ли, теб вдь хотлось бы снова стать холостякомъ?
Адъютантъ смясь запротестовалъ противъ подобнаго предположенія.
Между тмъ они уже въхали въ крпость, а черезъ нсколько минутъ экипажъ остановился предъ квартирой коменданта.
Генералъ находился въ своемъ кабинет, когда ему доложили о прибытіи ‘господина лейтенанта фонъ Рейхенбаха’. Молодой офицеръ вошелъ и поклонился почтительно, но не породственному, это было только привтствіе лицу старшему въ чин, со стороны генерала тоже не было проявлено никакой сердечности, когда онъ подалъ руку племяннику.
Генералъ представлялъ собою настоящаго военнаго, еще полнаго силы, только волосы у него были чуть посдвши. Вся его манера держать себя, лицо и рчь были строги, тверды и сухи, не было и намека хоть на какую либо мягкость.
— Здравствуй, Феликсъ,— холодно произнесъ онъ,— Ты очень аккуратенъ. Впрочемъ я этого и ожидалъ.
— Получивъ твое письмо, я немедленно же взялъ отпускъ,— отвтилъ Феликсъ,— и на ближайшія недли въ полномъ твоемъ распоряженіи, какъ ты пожелалъ этого, милый дядя.
— Это мн пріятно.— произнесъ генералъ и, окидывая племянника испытующимъ взглядомъ, продолжалъ:— ты нсколько измнился. Впрочемъ мы не видались уже боле года.
— И я не получалъ отъ тебя ршительно никакихъ извстій,— добавилъ Феликсъ.
Генералъ, почувствовавъ упрекъ въ этихъ словахъ, спросилъ:
— А ты очевидно предполагаешь, что можешь претендовать на большее участіе съ моей стороны, нежели прежде? Возможно! Но мн нужно было время, чтобы сжиться съ утратой сына, свыкнуться съ мыслью, что другой займетъ его мсто. Впрочемъ ты лично очень много выигралъ отъ этой утраты, чтобы жаловаться на нее. Не трудись отрицать это!— продолжалъ онъ, замтивъ, что Феликсъ хочетъ возразить ему.— Я не упрекаю тебя за эту вполн естественную мысль. Разница между офицеромъ, не обладающимъ никакими средствами, и владльцемъ мaiората слишкомъ велика, чтобы при катастроф, подобной той, которая случилась у насъ, не пошатнулись родственныя и дружескія чувства, къ тому же вдь ты и Робертъ даже не были друзьями.
— Мы оба представляли собою слишкомъ разныя натуры,— уклончиво произнесъ Феликсъ,— а сверхъ того при своемъ жизненномъ положеніи я не могъ удержаться вровень съ Робертомъ.
— Но мн хотлось большей близости между вами,— подчеркнулъ генералъ.— Быть можетъ, не случилось бы многаго, если бы ты во-время пріобрлъ вліяніе на своего двоюроднаго брата.
— Прости, милый дядя,— спокойно возразилъ Феликсъ,— но ты отлично знаешь, что твой сынъ не допускалъ ничьего вліянія и меньше всего мое. Когда я былъ рядомъ съ нимъ, то мн постоянно приписывалась роль ‘бднаго родственника’, и вслдствіе этого я предпочиталъ держаться подальше отъ него.
Генералъ нахмурился, повидимому этотъ, хотя и осторожный, намекъ на умершаго сына обидлъ его. Наконецъ онъ, чтобы прервать разговоръ на эту тему, произнесъ:
— Безполезно спорить о прошломъ, намъ нужно заняться настоящимъ. Содержаніе моего письма наврно поразило тебя, а между тмъ дло весьма просто. Ты легко догадываешься, о томъ, что главнымъ образомъ создало мой планъ. Ты конечно понимаешь, что для меня невыносима мысль о томъ, что мое единственное теперь дитя будетъ совершенію отстранено отъ того наслдства, которое останется посл моей смерти, да и твое личное положеніе останется невеселымъ, если мы не вступимъ въ боле родственныя отношенія, чмъ были до сихъ поръ.
— Я знаю это,— тихо сказалъ молодой офицеръ.
— Наоборотъ, бракъ между тобой и Стефаніей можетъ совершенію благополучно разршить все это и дать мн возможность уже теперь поставить тебя въ такое положеніе, на которое ты можешь расчитывать лишь посл моей смерти, бытъ можетъ, еще отдаленной. У Стефаніи такое же древнее родовое имя, какъ и у тебя, а мое положеніе въ арміи можетъ служить лишь честью для моего зятя. Оба вы молоды, и сверхъ того въ васъ обоихъ должны быть еще живы воспоминанія о существовавшей между вами дружб въ дтств, которую теперь достаточно будетъ лишь возобновить. Въ нашемъ кругу часто заключаются и боле неравные браки.
Генералъ умолкъ и видимо ждалъ отвта.
— Могу я прежде всего узнать, какъ относится къ эому плану Стефанія?— спросилъ Феликсъ.
— Моя дочь привыкла подчиняться моимъ ршеніямъ,— коротко отвтилъ генералъ.— Все зависитъ отъ твоего слова. При теперешнемъ положеніи вещей теб предстоитъ или продолжать жизнь бднаго офицера, или, въ надежд на будущій маіоратъ, надлать долговъ и, быть можетъ, уже заране разориться. И то, и другое отнюдь не заманчиво для тебя. Наоборотъ, вмст съ рукой Стефаніи ты получишь половину тхъ доходовъ, которыми въ будущемъ долженъ будешь обладать. Кром того я беру на свой счетъ закончить вс дорого стоящія нововведенія и улучшенія., которыя начаты мною въ имніяхъ и черезъ пять-шесть лтъ удвоятъ ихъ цнность. Наконецъ Стефанія получитъ въ приданое мое личное состояніе, которое, правда, не особенно значительно. По полученіи моего письма у тебя была цлая недля на размышленіе объ этомъ дл, теперь ршай коротко: да или нтъ? Я жду отвта.
Генералъ говорилъ холодно, выдвигая каждый отдльный пунктъ бесды съ такой ясностью и точностью, какъ будто объяснялъ молодому офицеру стратегическій планъ. Феликсъ слушалъ его молча и внимательно, но видимо былъ изумленъ тмъ, какъ владлецъ маіората Рейхенбахъ обезпечивалъ будущность своей дочери и племянника, а также ровнымъ, холоднымъ обсужденіемъ преимуществъ брака, при которомъ ни однимъ оловомъ не было упомянуто о возможной склонности или антипатіи молодой пары. Наконецъ онъ произнесъ:
— Отвтъ отчасти ясенъ уже изъ моего прізда сюда, но все же я не думалъ, что этотъ вопросъ долженъ быть разршенъ лишь съ чисто… дловой точки зрнія.
— Нтъ?— насмшливо спросилъ генералъ.— Уже не явился ли ты сюда съ романическими идеями? Я полагалъ, что это — исключительная привилегія двушекъ. Впрочемъ по отношенію къ Стефаніи, ты конечно вполн свободенъ придать этому длу романтическій оттнокъ. Двушки ея возраста, вообще любятъ фразы, даже при такихъ бракахъ, гд ршающимъ моментомъ являются разсудокъ и воля родителей. Но между нами вопросъ, сводится къ тому, чтобы охранитъ родовъге интересы, а въ этомъ случа главнымъ образомъ нужна ясность. Я всегда предпочиталъ разршать такіе вопросы съ ‘дловой точки зрнія’, какъ теб угодно было выразиться.
— Всегда?— повторилъ Феликсъ, кидая твердый, долгій взглядъ на липо дяди.
Тотъ отступилъ на шагъ назадъ, и на его лбу появилась глубокая морщина, когда онъ спросилъ,
— Что ты хочешь сказать этимъ?
— О, ничего!— непринужденно отвтилъ Феликсъ.— У меня только явилась мысль, что вдь и ты былъ молодъ, и у тебя въ юности были мечты и грезы, какъ и у каждаго изъ насъ.
— Мечты по большей части совершенно излишни и опасны,— рзко отвтилъ генералъ,— Кто не можетъ оградить себя отъ нихъ, тотъ по крайней мр долженъ сразу стать на врный путь, при пробужденіи отъ грезъ и видть людей и міръ Божій въ настоящемъ вид. Но объ этомъ намъ не стоитъ спорить Значитъ, ты согласенъ и располагаешь цлымъ мсяцемъ на то, чтобы сблизиться съ двоюродной сестрой. Я предоставляю вамъ полную свободу для общенія, а теперь пойдемъ, я проведу тебя къ Стефаніи.

II.

Дядя и племянникъ прошли нсколько комнатъ и очутились въ маленькой, элегантно отдланной, гостиной. Находившаяся тамъ барышня очевидно была подготовлена къ предстоящему посщенію, но все же повидимому не знала, какъ принять своего гостя. Стефанія отнюдь не была похожа на своего отца. Ея нжная, граціозная фигура, полная юношеской миловидности. и свжести, а также ея розовое личико съ мягкими дтскими чертами, ярко выражавшими больше веселости, нежели серьезности, представляли рзкую противоположность мрачной строгости ея отца. Но въ данный моментъ на лиц двушки лежала тнь грусти, и трудно было ршить, происходилъ ли румянецъ на ея щекахъ отъ внутренняго волненія, или это были слды быстро стертыхъ слезъ.
— Твой двоюродный братъ, Феликсъ Рейхенбахъ,— произнесъ генералъ, подводя молодого офицера къ дочери и видимо намреваясь еще что-то добавить, но Феликсъ избавилъ его отъ труда дальнйшаго представленія, воскликнувъ:
— Надюсь, что я не сталъ совершенно чужимъ для моей кузины. Хотя мы и не видлись уже много лтъ, но все-таки я наврно смю предъявить свои права друга юности и товарища игръ?
Съ этими словами онъ съ искренней сердечностью протянулъ руку двоюродной1 сестр.
На одинъ моментъ показалось, что Стефанія намрена, отказаться отъ рукопожатія, но затмъ она одумалась и вложила свои пальцы въ руку Феликса, однако тотчасъ же отдернула ихъ назадъ. Феликсъ повдимому не замтилъ этого, генералъ очевидно не пожелалъ замтить, и вслдствіе этого начались вопросы и отвты, служащіе обычнымъ началомъ разговора.
Послдній только что настроился на ладъ, какъ вдругъ генерала вызвали по какому-то длу. Онъ собрался уйти, но при этомъ кинулъ строгій, повелительный взглядъ на дочь. Та очевидно хорошо поняла его и опустила глаза. Вслдъ затмъ дверь закрылась, и парочка осталась съ глаза на глазъ…
Наступила пауза, молодые люди сидли молча другъ противъ друга, очевидно потерявъ нить разговора. На лиц Стефаніи отражались одновременно и страхъ, и упорство, когда она украдкой разглядывала двоюроднаго брата. Послдній же мене стснялъ себя и открыто, съ очевиднымъ удовольствіемъ смотрлъ та маленькую фигуру молодой двушки. Однако его попытки къ продолженію разговора закончились неудачей — онъ получалъ лишь смущенные, лаконическіе отвты, и наконецъ разговора, совершенно прекратился.
— Мн кажется,— наконецъ снова заговорилъ молодой офицеръ,— мы оба затрудняемся найти настоящій тонъ, но въ сущности это вполн естественно въ нашемъ положеніи.
Стефанія испугалась при этомъ вполн понятномъ намек и быстро отодвинула свое кресло, причемъ смущенно спросила:
— Какъ вы это понимаете, господинъ лейтенантъ?
— ‘Господинъ лейтенантъ’?— повторилъ Фениксъ полусмясь, полусердито.— Мадемуазель, долженъ замтить вамъ, что подобныя обращенія между нами совершенно неподходящи: во-первыхъ, потому, что мы — близкіе родственники, а, во-вторыхъ… ну, да вдь вы столъ же хорошо, какъ и я, знаете цль моего прізда,— потому что мы должны вступить въ бракъ.
Стефанія возмутилась, она нашла форму, въ которой Феликсъ коснулся этого дла, въ высшей степени, безцеремонной и кинула возмущенный взглядъ на навязчиваго жениха, не считавшаго даже нужнымъ сдлать предварительно попытку къ сближенію, а смотрвшаго на бракъ между нею и имъ, какъ на что-то само собою понятное. Барышня сочла необходимымъ занять оборонительное положеніе, стала очень, сдержанной и отвтила съ пюдчеркиваніемъ:
— Вы говорите о желаніи моего отца…
— Которое повидимому не совсмъ соотвтствуетъ вашему.
— Да, мой отецъ, ршая вопросъ о моемъ замужеств, вовсе не позаботился освдомиться о моихъ желаніяхъ.
— Совершенно врно,— непринужденно замтилъ Феликсъ.— Главы семействъ обыкновенно считаютъ себя вправ безъ дальнихъ разговоровъ сочетать бракомъ своихъ родственниковъ. На этотъ разъ мы избраны жертвами.
Стефанія, удивленно взглянувъ на него, промолвила:
— А я и не знала, что и вы считаете себя жертвою.
— Въ этомъ я совершенно согласенъ съ вами,— сказалъ Феликсъ, вжливо кланяясь.
— Вотъ какъ?— протянула барышня, повидимому слегка обидвшись на это совершенно неожиданное согласіе съ нею.
— Къ сожалнію это сходство нашихъ мнній принесетъ намъ мало пользы. Дядя только что поставилъ мн ультиматумъ: я или долженъ всецло подчиниться его вол, или быть готовымъ къ его полной немилости, а послднее приведетъ къ самымъ непріятнымъ послдствіямъ, такъ какъ я всецло завишу только отъ его доброты,
— Такъ, значить, вы дали свое согласіе?— поспшно спросила Стефанія.
— Сперва я пожелалъ услышать о вашемъ согласіи.
Стефанія собрала все свое мужество и съ очень энергичной миной поднялась съ кресла, говоря:
— Ну, а я къ сожалнію принуждена заявить вамъ, что отецъ составилъ свой планъ безъ моего согласія и даже совершенно вопреки моей вол. Я ненавижу принужденіе, которому хотятъ подчинить мои священнйшія чувства, презираю бракъ, заключаемый только въ виду матеріальныхъ интересовъ, и — главное — ненавижу человка, ищущаго сближенія со мною по подобному убжденію… Я…
— Простите, мадемуазель, довольно этого!— прервалъ ее Феликсъ, тоже вставъ.— Я уже трижды слышалъ выраженіе вашего презрнія и ршительно не сомнваюсь въ томъ, что представляюсь вамъ ужаснйшимъ чудовищемъ. Но прежде всего… сядемте!
Стефанія продолжала стоять, будучи совершенію, вн себя отъ изумленія. Она многаго ожидала отъ этого патетическаго объясненія, расчитывала, что ненавистный претендентъ на ея руку, пристыженный и возмущенный, вскочитъ со своего мста и немедленно уйдетъ отъ нея, а вмсто этого онъ спокойно стоялъ противъ нея и дружелюбно приглашалъ ее ссть! Это было уже черезчуръ и настолько сбило барышню, что она механически послдовала приглашенію и сла въ свое кресло.
Феликсъ, сдлавъ то же самое, снова заговорилъ:
— Намъ ршительно незачмъ столь бурно обсуждать этотъ вопросъ. Правда, ваши слова не слишкомъ ободрительны для меігя, что по крайней мр нельзя отказать имъ въ полнйшей откровенности, а ясность,— и его губы насмшливо дрогнули, когда онъ сталъ повторять слдующія слова дяди:— а ясность въ подобныхъ длахъ — самое главное. Я буду тоже откровененъ и позволю себ уврить васъ, что посл вашего объясненія и не подумаю навязывать вамъ свою руку.
— Слава Богу!— прошептала Стефанія.
— Я принялъ приглашеніе вашего отца пріхать сюда, предполагая, что вы тоже согласны съ его планомъ,— продолжалъ Феликсъ слегка раздраженно.— Невозможно отрицать, что бракъ между нами очень соотвтствовалъ бы интересамъ нашего рода, и мы по крайней мр могли бы попытаться узнать, будетъ ли намъ дйствительно слишкомъ трудно подчиниться этимъ интересамъ, по крайней мр я прибылъ сюда именно съ этой мыслью и на столь воинственное настроеніе своей красавицы-кузины не расчитывалъ. Но разъ между нами начались враждебныя дйствія, то и я не вижу причины не заявить со своей стороны, что и самъ ненавижу принужденіе, которымъ мн навязывается невста, и что никогда не соглашусь на бракъ, въ который моя партнерша вступаетъ противъ своей воли и исключительно изъ страха предъ отцовскимъ гнвомъ. Удовлетворяетъ васъ это заявленіе?
— Да,— отвчала Стефанія, переводя духъ.
— Вы, кажется, очень боялись незванаго претендента на вашу руку, это доказываетъ вашъ вздохъ,— усмхнулся Феликсъ.— Даю вамъ слово, вамъ нечего больше бояться съ моей стороны. Такъ какъ теперь ршено, что мы ни въ коемъ случа не вступимъ въ бракъ, то я предлагаю вамъ, называть меня опять Феликсомъ, какъ вы нкогда звали меня, а мн разршите прежнюю близость и говорить вамъ ‘Стефанія’ и ‘ты’.
— Но…— начала было двушка, которой подобное заключеніе разговора показалось нсколько страннымъ.
— Никакихъ ‘но’! Я во что бы то ни стало настаиваю на этомъ. Будемъ ненавидть другъ друга теоретически, насколько это можетъ касаться вопроса о брак, въ остальномъ же ничто намъ не мшаетъ быть добрыми друзьями и любящими родственниками… Согласна ты на это, Стефанія?
Феликсъ вторично протянулъ руку молодой двушк, и на этотъ разъ послдняя, хотя и нсколько медленно, но все-же безъ сопротивленія, пожала ее.
— Ну, теперь у насъ все выяснено,— произнесъ Феликсъ и, словно это дйствительно такъ и должно было быть, придвинулъ свой стулъ совсмъ близко къ двоюродной сестр.— Щекотливое объясненіе прошло сравнительно легко, теперь необходимо выяснить все положеніе дла и дяд, а это будетъ уже потрудне.
Стефанія сама сознавала это, но у нея немедленно же явилась слдующая мысль:
— Вы должны… ты долженъ откровенно переговоритъ съ нимъ и заявитъ ему, что никогда и ни подъ какимъ условіемъ не согласишься на этотъ бракъ.
— Прошу извинитъ меня!— запротестовалъ Феликсъ.— Если вопросъ касается меня одного, то я даже очень согласенъ на этотъ бракъ.
— Но вдь ты общалъ…— воскликнула двушка, снова начиная бояться и. опять отодвигая свое кресло.
На этотъ разъ маневръ не привелъ ни къ чему, такъ какъ Феликсъ немедленно послдовалъ за нею со своимъ стуломъ и произнесъ:
— Я общалъ съ уваженіемъ относиться къ твоему отказу, но не можешь же, ты требовать, чтобы я самъ высказалъ его. Твое длю сдлать дяд необходимое заявленіе.
— Я уже дліала попытки къ этому, но отецъ остался неумолимъ. Я знаю его — онъ не откажется отъ своей воли.
— Но что же намъ тогда длать?— серьезно спросилъ Феликсъ.
— Да, что же намъ длать?— повторила Стефанія, умоляюще и доврчиво смотря емуі въ глаза,— У тебя нтъ никакого плана?
Молодой офицеръ повидимюму искалъ этого плана въ прекрасныхъ глазахъ двоюродной сестры, по крайней мр онъ не отводилъ отъ нея своего взгляда. Нсколько времени она спокойно позволяла это, но, наконецъ найдя это разглядываніе слишкомъ продолжительнымъ, съ легкимъ нетерпніемъ спросила:
— Неужели теб ничего не приходитъ на умъ?
— Ршительно ничего!— лаконически отвтилъ Феликсъ и вдругъ громко разсмялся:— два человка напрягаютъ вс. свои мыслительныя способности съ исключительной цлью придумать, съ чего имъ слдуетъ начать для того, чтобы не повнчаться! Эта головоломка, не особенно лестна для насъ!
Онъ снова разсмялся, и притомъ такъ весело, сердечно, что и Стефанія невольно засмялась. Странный разговоръ неожиданно принялъ пріятный оборотъ, а вмст съ тмъ между бывшими товарищами игръ возстановилась прежняя близость. Они немедленно же углубились въ различныя воспоминанія дтства и юности. Одинъ помогалъ памяти другого, такъ что когда, гю истеченіи часа, генералъ вернулся въ гостиную, то увидлъ, что парочка занята оживленной бесдой, и остался, очень доволенъ и дочерью, и племянникомъ. Онъ и не предчувствовалъ, что оба они заключили оборонительный и наступательный союзъ противъ него, что они торжественно согласились ненавидть другъ друга.

III.

Прошло уже боле недли со дня прізда Феликса, и все это время онъ проводилъ по большей части въ обществ своей двоюродной сестры. Генералъ предоставилъ молодымъ людямъ полную свободу общенія, для того, чтобы они могли ближе познакомиться другъ съ другомъ. Правда, съ его точки зрнія, это было совершенно излишне, такъ какъ вопросъ объ ихъ брак былъ вполн опредленно ршенъ, и ему и въ голову не приходила возможность отказа со стороны дочери или племянника. Однако изъ отнюдь не настаивалъ на ускореніи дла. Если Феликсъ находилъ нужнымъ лишь постепенно сближаться съ невстой, то это было его дломъ, пусть онъ себ объясняется, когда и какъ ему угодно, лишь бы его обрученіе состоялось до его отъзда.
Въ одинъ изъ довольно суровыхъ осеннихъ дней, около полудня, Феликсъ находился въ комнат дяди, послдній разговаривалъ со своимъ адъютантомъ Вейденау, Феликсъ же стоялъ у окна и съ интересомъ прислушивался къ разговору.
— Гораздо лучше было бы, если бы докторъ избавилъ себя и меня отъ этой бесды,— произнесъ генералъ.— Мы вдь все равно не придемъ ни къ какому результату. Я держусь того мннія, что заключенные въ крпости находятся тутъ ради наказанія и что необходимо давать имъ хоть сколько нибудь чувствовать это! Я ршительно не раздляю гуманныхъ идей штабнаго врача.
— Нашъ штабный врачъ вообще не особенно боязливъ или уступчивъ,— замтилъ адъютантъ,— Да и здсь вдь исключительный случай, который…
— Я не разршаю никакихъ исключительныхъ случаевъ,— рзко прервалъ его генералъ.— Для больныхъ имется лазаретъ, и доктору предоставлено право по своему усмотрнію помщать туда своихъ паціентовъ. Если онъ не признаетъ этого нужнымъ, то они должны подчиняться тюремнымъ правиламъ. Въ этомъ я не могу допуститъ ни малйшаго измненія.
— О какомъ либо измненіи не было и рчи,— произнесъ Вейденау.— Врачъ желаетъ лишь нкоторыхъ облегченій заключенія, которыя притомъ нисколько не противорчатъ правиламъ. Но такъ какъ онъ знаетъ ваше отрицательное отношеніе къ подобнымъ поблажкамъ, то и просилъ…
— Предварительно позондировать почву у меня,— дополнилъ Рейхенбахъ.— Скажите ему, что какъ мн ни жаль, но мой отвтъ былъ бы совершенно такой же, какой онъ получилъ бы, если бы обратился ко мн оффиціально. Я уже и такъ вопреки всмъ правиламъ разршилъ его протеже ежедневную прогулку по крпостному валу, такъ какъ, по его словамъ, крпостной дворъ черезчуръ узокъ и неудобенъ для сколько нибудь свободныхъ движеній. Но на этомъ и кончается моя уступчивость. Впрочемъ, кто при стоящей теперь погод можетъ выходить изъ своей камеры для прогулокъ на воздух, тотъ безусловно, можетъ выносить и строгость тюремныхъ правилъ. Они остаются въ полной сил во всхъ случаяхъ, гд нтъ опредленно выраженной болзни.
Адъютантъ обмнялся взглядомъ со своимъ другомъ и чуть замтно пожалъ плечами. Онъ отлично зналъ своего начальника и понималъ, что совершенно безцльно пытаться настроить его на иной ладъ. Съ вопросомъ было покончено, и Вейдена у простившись ушелъ.
Повидимому на генерала этотъ разговоръ произвелъ непріятное впечатлніе, онъ, не говоря ни слова и сдвинувъ брови, ходилъ взадъ и впередъ по комнат. Наконецъ Феликсъ прервалъ молчаніе слдующимъ вопросомъ:
— Арестантъ, о которомъ идетъ рчь,— Бергфельдъ?
— Да,— мрачно отвтилъ генералъ.
— Къ своему удивленію мн довелось услышать, что онъ находится здсь. Однако Вейденау говорилъ мн, что Бергфелда. предполагается перевести въ другую крпость.
— Это произойдетъ на будущей недл, и я сегодня прикажу сообщить ему объ этомъ. Признано необходимымъ какъ можно скоре избавить меня отъ пребыванія въ однихъ и тхъ же стнахъ съ этимъ человкомъ. Да и правда, на продолжительное время это было бы невозможно.
— Я понимаю, насколько непріятны были для тебя какъ разъ въ данномъ случа обязанности коменданта. Теб невозможно бытъ справедливымъ но отношенію къ Бергфельду.
— Ужъ не хочешь ли ты оказать, что я былъ несправедливъ по отношенію къ нему?— рзко спросилъ генералъ.
— Я никогда не позволялъ себ высказываться по поводу твоихъ мропріятій,— спокойно отвтилъ Феликсъ,— а въ данномъ случа конечно ршительно воздержался бы отъ этого.
— Никогда?— опросилъ генералъ, подходя къ племяннику.— А, по-моему, ты уже сдлалъ это вскор же посл смерти Роберта. Тогда ты осмлился вступиться за убійцу и совершенію открыто извинялъ его поступокъ.
— Я только защищалъ свое убжденіе, что при томъ прискорбномъ случа произошло несчастье, а не преступленіе, и этого мннія держусь до сихъ поръ. Бергфельдъ, оставшійся въ живыхъ, во всякомъ случа достоинъ сожалнія. Одно несчастное мгновеніе уничтожило всю его будущность, всю его жизнь, сдлало его самого и его мать…
Феликсъ вдругъ умолкъ. Ему показалось, что при послднихъ его словахъ дядя вздрогнулъ, и онъ ясно увидлъ, что лицо старика, до тхъ поръ красное отъ гнва, вдругъ поблднло.
— Ну, что же дальше? посл паузы опросилъ генералъ сурово и глухо, словно съ трудомъ выговаривая слова.
— Я лишь хотлъ сказать, что мать Бергфельда въ настоящее время находится въ столиц и тамъ, какъ я слышалъ, изо всхъ силъ хлопочетъ, чтобы добиться помилованія или по крайней мр смягченія наказанія. Онъ вдь — ея единственный сынъ, на него она возлагала вс свои надежды, и, насколько я знаю его, онъ оправдалъ бы ихъ.
— ‘Насколько ты знаешь его’?— вспыхнулъ генералъ.— Надюсь, между вами не существовало близкихъ отношеній?
— Да, были, до смерти двоюроднаго брата,— твердо отвтилъ Феликсъ.— Ближайшимъ поводомъ къ нимъ послужило одно дло чести, въ которомъ я и Бергфельдъ были секундантами. Вс его выступленія въ этомъ очень серьезномъ случа, а также то, какъ онъ сумлъ привести противниковъ къ примиренію, посл того какъ ихъ первые выстрлы оказались безрезультатными, вызвали во мн симпатію къ нему. Съ тхъ поръ мы часто видлись другъ съ другомъ, и, хотя между нами не установились близкія отношенія, все-же я настолько, хорошо знаю его, что моту судить о его характер.
— Это — удивительная новость для меня!— горько разсмявшись, воскликнулъ генералъ.— Такъ вотъ, значитъ, тотъ крутъ, въ которомъ ты охотно заводилъ себ знакомства! Отъ своего двоюроднаго брата ты держался въ сторон, несмотря на ясно выраженное мною желаніе, чтобы вы сблизились, и предпочиталъ выбирать себ друзей среди тхъ людей, карьера которыхъ заканчивается въ тюрьм! Впрочемъ у тебя есть полное основаніе быть благодарнымъ Бергфельду — онъ вдь сдлалъ тебя владльцемъ маіората!
Молодой офицеръ выпрямился, и его глаза засверкали.
— Дядя, этого я не заслужилъ!— воскликнулъ онъ.— Ты знаешь, что причиняешь мн несправедливость своимъ упрекомъ. Тогда я и предполагать не могъ о томъ, что человкъ, съ которымъ я поддерживалъ общеніе, причинитъ страшное горе моимъ роднымъ.
Рейхенбахъ, нсколько секундъ пристально смотрвшій на взволнованное лицо племянника, повидимому самъ почувствовалъ, что зашелъ слишкомъ далеко, и уже мягче произнесъ:
— Ну, такъ впредь молчи объ этомъ! Почему ты вообще коснулся этого вопроса? Для меня невыносимо слышать имя этого человка, теб же вдь это должно быть извстно!
Феликсъ умолкъ. Тогда генералъ, взявъ со стола каску и саблю, обратился къ нему:
— Я поду верхомъ въ городъ. Не желаешь ли сопровождать меня?
— Я общалъ зайти за Стефаніей, она въ гостяхъ у мадамъ Вейденау. Но если ты приказываешь…
— Нтъ, нтъ!— прервалъ его генералъ.— Теб несомннно пріятне проводить Стефанію, да и вообще вполн понятно, что краткое время своего отпуска ты посвящаешь преимущественно своей невст. Такъ до свиданья, за обдомъ!
— ‘Моей невст’!— пробормоталъ Феликсъ какимъ-то страннымъ тономъ, направляясь вслдъ за дядей.
Ни онъ, ни Стефанія еще не собрались съ духомъ заявитъ генералу о своемъ отказ, а вмст съ тмъ не нашли еще средства для того, чтобы смло встртить бурю, которая несомннно должна была разразиться съ его стороны. Спокойная увренность Рейхенбаха относительно того, что вопросъ объ ихъ брак ршенъ положительно, исключала возможность всякой попытки къ откровенности. Стефанія, правда, уже неоднократно приступала было къ этому, но ее всегда останавливалъ страхъ предъ отцомъ. Кром того Феликсъ усердно при каждомъ удобномъ случа утшалъ ее увреніемъ въ томъ, что съ этимъ вовсе незачмъ спшить. Стефанія охотно соглашалась съ нимъ. Со счастливымъ легкомысліемъ юности они со дня на день откладывали неизбжное объясненіе и весело, непринужденно проводили время другъ съ другомъ, а это еще боле укрпляло убжденіе генерала въ томъ, что не имется никакихъ препятствій къ осуществленію его желанія.
Ровно въ полдень Феликсъ вышелъ изъ квартиры дяди. Ему необходимо было торопиться, чтобы застать еще Стефанію. Послдняя была въ тсной дружб съ женой Вейденау, которая была старше ея лишь на нсколько лтъ, он вмст работали и занимались музыкой, и генералъ относился къ этому покровительственно.
Квартира Вейденау находилась на другой сторон крпости, и, идя туда, необходимо было пройти большую часть крпостного вала. Погода была непріятная, холодный втеръ срывалъ листья съ деревьевъ, кружилъ ихъ въ воздух и гналъ по земл, небо было мрачно, а потому и вся окружающая мстность была срая, угрюмая. Съ вала не было видно города, такъ какъ онъ лежалъ по другую сторону крпости, виднлась только часть вншнихъ укрпленій послдней, а за ними открывался видъ на рку и на узкую полоску равнины съ отдльными селеніями на первомъ план и темными массами лса на горизонт. Но все это было окутано туманомъ и представляло собою безцвтный, полусливающійся срый ландшафтъ.
Какъ ни мало привлекателенъ былъ теперь этотъ видъ, все же онъ повидимому интересовалъ молодого человка, плотно закутавшагося въ свое пальто и прислонившагося къ стн, нсколько защищавшей отъ рзкаго втра. И безъ часового, виднвшагося невдалек, можно было сказать, что это — одинъ изъ отбывающихъ заключеніе въ крпости, это выдавалъ его взглядъ, съ безнадежной тоской устремленный вдаль. Хотя эта даль была скрыта туманомъ, для арестованнаго въ ней таилась свобода, то есть то высшее благо, какое могъ дать міръ, лежащій за крпостной стной.
Вглядвшись въ этого человка, можно было ясно видть, что онъ въ теченіе многихъ мсяцевъ, а, можетъ быть, и лтъ, дышалъ воздухомъ тюрьмы. Онъ обладалъ стройной, моложавой фигурой, его лицо не было красиво, но очень привлекатонъно, несмотря на сильную блдность, покрывавшую его, и на темные круги вокругъ глазъ. На этомъ лиц была рзко выражена черта страданія, но къ ней присоединялось также и выраженіе упорства, не желающаго примириться съ навязаннымъ жребіемъ и одерживающаго верхъ даже надъ тлеснымъ страданіемъ, проявлявшимся во всей его манер держать себя.
Лейтенантъ Рейхенбахъ собрался было взойти на валъ, какъ вдругъ вздрогнулъ и остановился. Нсколько секундъ онъ простоялъ такъ и, казалось, даже предполагалъ вернуться обратно, чтобы сдлать обходъ черезъ крпостныя ворота, но это колебаніе было непродолжительно. Феликсъ оглянулся на квартиру дяди, затмъ ршительно поднялъ голову и быстро подошелъ къ арестованному.
Тотъ вздрогнулъ, заслышавъ шумъ шаговъ, и обернулся.
Его лицо вспыхнуло радостнымъ изумленіемъ, но послднее смнилось смущеніемъ, когда онъ воскликнулъ:
— Господинъ фонъ Рейхенбахъ! Вы здсь?
— Бергфельдъ, къ чему такая сухая формальность?— съ тихимъ упрекомъ произнесъ Феликсъ.— Уже при своемъ прибытіи я узналъ, что вы здсь, но до сихъ поръ мн не удаюсь добиться возможности повидаться съ вами.
— Да и теперь вамъ слдовало бы избгнуть этого. О нашей встрч — случайно или нтъ — непремнно доложатъ коменданту. За ваше неосторожное приближеніе ко мн и разготоръ со мною вамъ придется отвтить предъ нимъ.
— Весьма вроятно! Однако, несмотря на это, я не хотлъ пройти мимо васъ, какъ совершенно чужой вамъ.
— Но у васъ вдь есть право на это,— потупившись глухо отвтилъ Бергфельдъ: — вдь вы тоже — Ренхенбахъ.
— И все-таки я крайне сожалю о томъ несчасть,— подчеркнулъ Феликсъ,— которое оказалось столь горестнымъ и для васъ, и для насъ! Правда, мой дядя не раздляетъ такой точки зрнія.
— Объ этомъ мн уже извстно. Вдь я уже два мсяца въ его власти и имлъ случай узнать его, хотя и видлъ, собственно говоря, только одинъ разъ.
Разговоръ велся въ пониженномъ тон, хотя и происходилъ безъ свидтелей. Часовой хорошо зналъ племянника коменданта и не вмшиваясь держался на почтительномъ разстояніи. Несмотря на это, Феликсъ продолжалъ еще тише:
— Ваше пребываніе здсь не будетъ долговременно. Не смотрите на меня такъ недоврчиво! я вовсе не совершаю нескромности, передавая вамъ эту новость, такъ какъ ее, насколько мн извстно, сообщатъ вамъ еще сегодня. Васъ ршено перевести въ другую крпость.
— Меня удалятъ отсюда?— воскликнулъ Бергфельдъ, болзненно вздрогнувъ.— Я долженъ покинуть К.?
Въ этомъ возглас чувствовалось не облегченіе, а скоре страхъ и смущеніе. Феликсъ съ крайнимъ изумленіемъ замтилъ это и произнесъ:
— Я думалъ, что сообщу вамъ пріятное извстіе. Или. быть можетъ, вы предпочитаете остаться въ К.?
— Нтъ, нтъ!— быстро воскликнулъ Бергфельдъ.— Каждая перемна въ моемъ положеніи для меня — облегченіе. Но ваша новость явилась такъ внезапно, неожиданно.— Онъ очевидно старался овладть собой, это удалось ему, и онъ уже спокойне прежняго опросилъ:— можете ли вы мн сказать, когда долженъ состояться мой отъздъ?
— По всей вроятности въ теченіе будущей недли.
— Слдующей недл?— повторилъ Бергфельдъ.— Такъ скоро?
Онъ медленно окинулъ взглядомъ окружающую мстность и остановилъ его на одномъ изъ близлежащихъ зданій. Тамъ находилась квартира Вейденау, выходившая окнами на крпостной валъ, однако въ ея окнахъ не было никого видно, да и въ верхнихъ этажахъ не замчалось ничего, что могло бы привлечь къ себ вниманіе.
Феликсъ покачалъ головой, не понимая поведенія Бергфельда, и снова заговорилъ:
— Позвольте задать, вамъ одинъ вопросъ. Здсь, въ крпости, мы врядъ ли свидимся, да, быть можетъ, и вообще никогда не встртимся въ жизни.
— Только ‘быть можетъ’?— горько произнесъ Бергфельдъ.— А я думаю, что наврно! Жизнь, въ которой мы нкогда встрчались, открыта для васъ вполн и широко, для меня же совершенно утрачена… Однако, что вы хотли спросить?
— Мюй вопросъ касается злополучнаго случая, приведшаго васъ сюда. Мой двоюродный брать позволилъ себ тогда произнести одно выраженіе, которое для меня, осталось непонятнымъ, а васъ лишило всякаго самообладанія. Вы наврно помните его.
Бергфельдъ нахмурился и отвернулся, какъ бы избгая взгляда Феликса. Наконецъ онъ, видимо пересиливая себя, отвтилъ:
— То выраженіе касалось моей матери.
— И моего дяди?— добавилъ Феликсъ.
Бергфельдъ молчалъ.
Тогда Рейхенбахъ снова спросилъ его:
— Не объясните ли вы мн смысла этихъ сновъ:
— Прошу васъ, избавьте меня отъ этого, но будьте уврены, что дло не дошло бы до крайности, если бы не было тхъ словъ. Въ нихъ содержалось оскорбленіе по адресу моей матери, которое я. не хотлъ и не могъ допустить. Я далъ на него достойный отвтъ, и это заставило насъ обоихъ забыть всякія границы самообладанія. Мы оба поплатились за это, и я, быть можетъ, наиболе тяжело.
— Не стану дале допытываться у васъ, но позволю себ дать вамъ одинъ совтъ,— серьезно произнесъ Феликсъ.— Какъ я слышалъ, ваша мать находится въ настоящее время въ столиц и хлопочетъ о вашемъ помилованіи. До сихъ поръ это не увнчалось успхомъ, но во всякомъ случа ей не откажутъ въ свиданіи съ вами. Если бы ваша матушка ршилась пріхать сюда…
— Сюда?— бурно прервалъ его Бергфелдъ.— Никогда!.. этого не должно быть!
— Обдумайте это!— попросилъ Феликсъ.— Столица близко и добиться свиданія легко. Кто знаетъ, не отправятъ ли васъ въ какую либо отдаленную крпость?
— Все равно! Я не допущу, чтобы моя мать появилась въ К.— Да это было бы и безполезно. Ей никогда не разршатъ свиданія со мною — вдь это зависитъ отъ согласія коменданта, но мы лучше откажемся отъ свиданія, чмъ обратимся къ нему съ просьбой объ этомъ.
— Даже въ томъ случа, если я возьму на себя задачу добиться разршенія дяди на посщеніе вашей матушки?
— Даже тогда! Благодарю васъ за предложеніе, но убжденъ, что и вы ничего не добьетесь, да если даже это удастся… Ахъ, да вдь вы сами понимаете, что изъ-за моего поступка и моей судьбы она уже достаточно настрадалась, и я хочу избавить ее отъ послдняго испытанія.
Феликсъ слушалъ Бергфельда съ напряженнымъ участіемъ, и хотя догадывался кое о чемъ изъ этихъ намековъ, однако видлъ, что полнаго объясненія ему не получить.
— Какъ вамъ угодно,— произнесъ онъ.— Я вижу, тутъ существуютъ какія-то отношенія, о которыхъ я до сихъ поръ не имлъ понятія. Однако я совершенно далекъ… Онъ оборвалъ свою рчь, замтивъ, что Бергфельдъ не слушаетъ его, и вторично обернулся и сдлалъ движеніе, какъ бы собираясь отойти. Однако онъ остался на своемъ мст, словно пригвожденный, причемъ его блдное лицо внезапно залилось густымъ румянцемъ, а вялые до сихъ поръ глаза вспыхнули отъ громаднаго, непреодолимаго волненія.
Феликсъ плотно сжалъ губы, онъ поглядлъ туда, куда былъ направленъ взглядъ Бергфельда, и увидлъ… Стефанію, только что вышедшую изъ квартиры Вейденау и направлявшуюся по крпостному валу. Втеръ приподнялъ вуаль ея шліяпы, вслдствіе чего открылось свжее, розовое личико двушки, какъ цвточный бутонъ, выдлявшееся на темномъ бархат, но принявшее недовольное выраженіе при взгляд на Феликса, не явившагося за нею въ назначенное время.
Феликсъ не обратилъ на это вниманія, онъ напряженію наблюдалъ за Бергфельдомъ. Однако тотъ снова весь измнился, краска исчезла съ его лица, и оно снова стало блднымъ, а глаза потухли, и мрачно потупились. Онъ медленно, робко отошелъ въ сторону и, не говоря ни слова, скрылся въ тнь, падавшую отъ стны.
Между тмъ Стефанія приблизилась и быстро подошла къ двоюродному брату. Ему видимо хотлось вообще не дать ей возможности увидть Бергфельда, однако это было невозможно, такъ какъ они должны были совсмъ близко пройти мимо мста, гд находился тотъ.
— Я тщетно ожидала тебя, Феликсъ,— крайне милостиво заговорила барышня.— Въ конц концовъ я подумала, что тебя что нибудь задержало, а потому и направилась домой одна.
— Прости,— отвтилъ Феликсъ.— Меня дйствительно задержали.
Сказавъ это, онъ взялъ Стефанію подъ-руку, но отъ него не ускользнуло, что она повернула голову въ сторону стны, когда они проходили мимо нея. Бергфельдъ молча и почтительно издали поклонился Стефаніи, а она отвтила на поклонъ, и Феликсу показалось, какъ будто и ея щеки покраснли при этомъ. Онъ также кивкомъ головы простился съ Бергфельдомъ, но его привтъ былъ холоденъ, и отъ него не вяло тмъ участіемъ, которое онъ незадолго предъ тмъ ярко проявилъ къ несчастному. Онъ быстро повелъ двоюродную сестру впередъ и на вс ея вопросы и слова давалъ краткіе, сухіе отвты.
Бергфельдъ продолжалъ неподвижно стоять на своемъ мст, глядя вслдъ уходившей парочк, пока часовой не подошелъ къ нему и не напомнилъ ему, что часъ, дозволенный для прогулки, уже прошелъ. Бергфельдъ посмотрлъ на него, словно пробуждаясь отъ сна, а затмъ спросилъ:
— Что, лейтенантъ Рейхенбахъ уже давно здсь?
— Съ начала прошлой недли. Онъ живетъ, у коменданта, онъ вдь племянникъ нашего генерала.
— Вотъ какъ?— медленно произнесъ Бергфельдъ, не отрывая своего взгляда отъ парочки, только что сошедшей съ вала.
Солдатъ тоже посмотрлъ ей вслдъ, долгій и видимо доврчивый разговоръ молодого офицера съ Бергфельдомъ внушилъ ему почтеніе къ послднему, и онъ, ставъ боле разговорчивымъ, нежели обыкновенно, произнесъ,
— Говорятъ, въ дом коменданта въ близкомъ будущемъ состоится свадьба?
Бергфельдъ ничего не отвтилъ. Онъ вздрогнулъ отъ холоднаго втра, дувшаго особенно рзко на валу, и, плотне закутавшись въ пальто, беззвучно оказалъ:
— Пойдемте!

IV.

Въ дом Рейхенбаха въ этотъ день чувствовалось не особенно пріятное настроеніе, и его видимо испытывали вс члены семьи, собравшіеся за обдомъ. Генералъ злился на какое-то упущеніе по служб, въ которомъ провинился одинъ изъ его подчиненныхъ, Феликсъ былъ несомннно разстроенъ, да и Стефанія была не въ дух, такъ какъ, двоюродный братъ не обращалъ на нее ршительно никакого вниманія. Обычно живость и веселье били у него черезъ край, сегодня же онъ былъ крайне неразговорчивъ, а если и говорилъ, то обращался лишь къ генералу и наконецъ заявилъ, что посл обда подетъ кататься верхомъ. Стефанію это особенно возмутило: какъ, онъ хочетъ похать на прогулку при такой ужасной погод и притомъ въ такое время, которое обычно проводилъ съ нею! Однако Феликсъ дйствительно ухалъ, и прошелъ уже цлый часъ, а онъ все еще не возвращался.
Барышня была въ гостиной одна, настроеніе у нея было крайне возбужденное. Она взялась за какое-то рукодліе, но въ сущности почти не занималась имъ, уже боле четверти часа вышивка лежала у нея на колнахъ, а она и не прикоснулась къ ней, наконецъ Стефанія съ досадой швырнула ее въ рабочую корзину. Она была очень избалована внимательностью своего молодого родственника, а потому, его сегодняшнее обращеніе съ нею казалось ей непростительнымъ.
Но вотъ наконецъ послышался шумъ копытъ на двор, это возвратился Феликсъ. Молодая двушка увидла, какъ онъ слзъ съ коня, и поспшно схватилась за работу, ршивъ не показывать брату вида, что она скучала безъ него. Она вышивала съ невроятнымъ усердіемъ, когда Феликсъ вошелъ въ комнату. На его лиц тоже не было видно обычной беззаботной веселости, плохое настроеніе чувствовалось теперь еще больше прежняго, и онъ, подойдя къ двоюродной сестр, сухо произнесъ:
— Здравствуй, Стефанія!
Двушка сочла за лучшее сдлать видъ, что. не замтила его привтствія. Весь ея видъ не оставлялъ Феликсу сомннія въ томъ, что онъ впалъ у нея въ полную немилость, однако онъ, къ досад Стефаніи, не обратилъ на это вниманія, а, придвинувъ стулъ, слъ рядомъ съ нею и заговорилъ:
— Погода сегодня не изъ пріятныхъ. Я, кажется, и часа не пробылъ на воздух.
— Часъ и тринадцать минутъ!— возразила Стефанія съ удареніемъ и при этомъ кинула на офицера взглядъ, полный тяжкаго упрека.
Онъ улыбнувшись спросилъ:
— Ты это такъ точно высчитала?
— Я? Да съ чего это ты выдумалъ? я вообще не интересуюсь, здсь ли ты, или нтъ!— промолвила Стефанія и продолжала сердито вынигвать, не замчая, что въ почти законченный розанъ попала шерстинка небесно-голубого цвта…
Зато повидимому Феликса очень, заинтересовала подобная комбинація красокъ, онъ не отрываясь смотрлъ на нее и на конецъ посл краткой паузы произнесъ:
— Сегодня на крпостномъ валу теб поклонился одинъ изъ заключенныхъ въ крпости… Ты знаешь его?
Стефанія, видимо не ожидавшая такого вопроса, покраснла и не сразу нашлась, что отвтить.
— Ты знаешь его?— повторилъ Феликсъ, повышая голосъ.
— Да,— тихо отвтила двушка..— Его фамилія — Бергфельдъ.
— Это — тотъ самый человкъ, отъ руки котораго палъ твой братъ. Ты очевидно не знала или позабыла объ этомъ, иначе внутреннее чувство должно было бы подсказать теб, что теб не слдовало бы принимать отъ него привтствіе, а тмъ боле отвчать на него.
— Но ты вдь самъ даже разговаривалъ съ нимъ!— замтила Стефанія.
— Это — совсмъ иное дло!— раздраженно воскликнулъ Феликсъ.— У меня имлись свои, основанія заговорить съ нимъ, а, кром того я былъ знакомъ съ нимъ еще до того несчастнаго случая, наоборотъ, теб должно было быть извстно все случившееся, когда ты въ первый разъ увидла его.
— Нтъ, этого я не знала,— стала защищаться Стефанія.— Я не имла никакого понятія о томъ, кто былъ тотъ арестантъ, котораго я часто видла на валу. Лишь позже я узнала отъ, Всиденау объ этомъ, а вмст съ тмъ и о многомъ такомъ, что мое первоначальное отвращеніе превратилось въ сочувствіе. Теб не слдовало бы столь же безпощадно обвинять этого несчастнаго, какъ длаетъ мой отецъ. Онъ такъ блденъ и такъ тяжко страдаетъ отъ несчастья, въ которомъ провинился вопреки своей вол.
— Да, ты, кажется, принимаешь въ немъ совершенно исключительное участіе,— насмшливо произнесъ Феликсъ.— Нельзя ли мн спроситъ, гд теб довелось сдлать столь подробныя наблюденія относительно его блдности и несчастія? Насколько я знаю, дочь коменданта не иметъ никакого общенія съ лицами, отбывающими заключеніе въ крпости.
— Я очень часто бываю у моей подруги Вейденау, а окна ея квартиры выходятъ на валъ. Во время чтенія, или работы мы постоянно сидимъ тамъ.
— Ахъ, вотъ какъ! И безъ сомннія у открытаго окна?
— Пока была хорошая погода — да… Феликсъ, будь добръ, оставь въ поко рабочую корзину: ты все перепутаешь въ ней.
Дйствительно Феликсъ, съ трудомъ скрывая свой гнвъ, схватилъ рабочую корзину и совершенно спуталъ лежавшія тамъ въ полномъ порядк шерсти. Теперь онъ быстро отодвинулъ ее отъ себя и устремилъ странный, наблюдающій взглядъ на двоюродную сестру.
Между тмъ она продолжала:
— Я не хотла причинить огорченіе несчастному, не отвтивъ на его поклонъ, который онъ однажды робко и почтительно сдлалъ издали. Съ того времени онъ постоянно кланяется мн.
— Постоянно?
Молодой человкъ вскочилъ, утративъ всякое самообладаніе. Все его чувство справедливости и симпатіи къ Бергфельду, котораго онъ еще недавно мужественно защищалъ предъ генераломъ, не устояли предъ ревностью, вспыхнувшей въ его душ при происшедшей сегодня встрч и разгорвшейся теперь яркимъ пламенемъ. Онъ принялся страстно упрекать двоюродную сестру и нашелъ въ ея поведеніи неуваженіе къ положенію ея отца и несправедливое отношеніе къ памяти погибшаго брата. Наконецъ онъ дошелъ до того, что прямо-таки запретилъ Стефаніи обмниваться поклонами съ Бергфельдомъ и потребовалъ отъ нея, чтобы она перенесла свои посщенія Вейденау на другое время дня.
Стефанія слушала его сначала смущенію, а затмъ возмутилась. Оніа была крайне далека отъ мысли о томъ, какія чувства скрывались за этой бурной вспышкой Феликса, она лишь чувствовала несправедливость его упрековъ и при послднихъ его словахъ вскочила со своего мста, посл чего воскликнула, сверкая глазами:
— Я не понимаю, въ силу чего ты позволяешь себ говоритъ со мною такимъ тономъ! Въ устахъ моего отца я пожалуй нашла бы понятными подобные упреки, у тебя же нтъ ни малйшаго права на это.
— У меня есть право родственника,— воскликнулъ Феликсъ, все боле и боле раздражаясь,— право человка, который предназначенъ теб въ мужья.
— Но который никогда не будетъ имъ!— прервала его Стефанія такимъ же тономъ,— Я только теперь вижу, насколько была права, оъ самаго начала воспротивившись этому браку. Что за жизнь была бы у меня съ такимъ мужемъ, который уже теперь является такимъ тираномъ, что желаетъ запретить мн посщенія моей любимйшей подруги, который… о, это ужасно!— ея голосъ былъ заглушенъ рыданіемъ, и она принялась горько плакать,
Это произвело нкоторое впечатлніе на ея ‘тирана’ кузена. Онъ подошелъ къ двушк и уже мягче произнесъ:
— Стефанія, общай мн не ходить къ Вейденау въ т часы, въ которые ты ходила до сихъ поръ. Когда угодно, только не въ эти часы!
Стефанія отвтила новымъ потокомъ слезъ, она чувствовала себя слишкомъ оскорбленной и обиженной, чтобы не плакать.
— Я требую лишь этого общанія. Я прошу тебя объ этомъ, требую отъ тебя… Стефанія, да что же ты молчишь? Отвтишь ты мн или нтъ?
Двушка продолжала упорствовать, съ ея плотно сжатыхъ губъ не срывалось ни слова.
Феликсъ въ бшенств топнулъ ногой и воскликнулъ:
— Ну, хорошо же! Такъ я уду!.. завтра же… нтъ, сегодня, немедленно. Прощай!— и онъ выбжалъ изъ комнаты какъ разъ въ тотъ моментъ, когда въ нее входилъ генералъ.
Послдній изумленно посмотрлъ вслдъ племяннику, затмъ вошелъ въ комнату и, увидвъ дочь въ слезахъ, спросилъ ее:
— Что такое? Что произошло между вами?
Стефанія вытерла слезы и приняла очень ршительный видъ. До сихъ поръ у нея не находилось мужества открыто заявить о своемъ отказ отъ брака съ Феликсомъ, но въ настоящій моментъ возбужденіе пересилило въ ней вс другія ощущенія, даже страхъ предъ отцомъ.
— Я только что заявила Феликсу, что никогда и ни при какихъ условіяхъ не стану его женой!— произнесла она крайне энергичнымъ тономъ, но вдругъ смолкла, испугавшись своей смлости.
Однако ршительное слово было произнесено, его нельзя было взять назадъ, и двушка со страхомъ, но въ то же время и съ ршимостью стала ожидать бури, которая неминуема должна была разразиться.
Однако барышн и на этотъ разъ не посчастливилось съ ея патетическимъ заявленіемъ. Уже Феликсъ при первой встрч оскорбительно-юмористически отнесся къ ея заявленіямъ относительно ея отвращенія къ нему, генералъ же поступилъ еще хуже: онъ изумленно поглядлъ на дочь, за тмъ покачалъ головой и произнесъ съ оскорбительнымъ равнодушіемъ:
— Дтская нелпость!
— Я говорю серьезно,— возразила Стефанія, раздраженная этимъ равнодушіемъ боле, нежели самой бурной вспышкой гнва.— Папа, здсь идетъ дло о всей моей будущности, о счасть или несчасть всей моей жизни, и тутъ я не могу послушаться тебя, не въ силахъ пожертвовать собою исключительно изъ-за расчета.
— Прошу тебя, Стефанія, избавь меня отъ этихъ фразъ, которыя ты гд нибудь вычитала, не понимая ихъ!— нетерпливо пожалъ плечами генералъ.— Здсь идетъ вопросъ о родственномъ брак, необходимость котораго я уже выяснилъ теб. Мое личное состояніе незначительно, и все мое богатство заключается въ майоратныхъ имніяхъ. До тхъ поръ, пока они были обезпечены за моимъ сыномъ, я могъ не безпокоиться о твоей будущности — вдь твой братъ несомннно долженъ былъ бы позаботиться о теб. Теперь все стало иначе. Посл моей смерти маіоратъ перейдетъ къ другой линіи нашего рода, а имнія, на которыя я смотрлъ, какъ, на принадлежность исключительно моей семьи, и на которыя въ силу этого потратилъ очень крупныя суммы, станутъ собственностью другихъ лицъ. Этого не должно случиться, по крайней мр одинъ изъ моихъ дтей долженъ стать ихъ наслдникомъ, а такъ какъ это возможно лишь путемъ брака съ будущимъ владльцемъ маіората, то ты должна выдти за него замужъ.
— Но я не люблю Феликса!— бурно вырвалось у Стефаніи.
— Научишься, ко многому привыкаешь въ жизни! Я и твоя матъ, вступая въ бракъ, тоже подчинились обоюднымъ семейнымъ интересамъ. И въ нашемъ брак сыграли роль подобныя же, хотя и не столь обязательныя, причины. Ты послдуешь лишь примру родителей.
— И раздлю ихъ судьбу!— тихо промолвила Стефанія.— Неужели ты хочешь на самомъ дл подвергнуть меня этому?
— Молчи!— крикнулъ генералъ и при этомъ такъ грозно взглянулъ на дочь, что она въ страх отодвинулась назадъ.
Повидимому была затронута струнка, которую лучше не слдовало бы затрагивать. Матъ Стефаніи умерла уже много лтъ тому назадъ, но въ памяти молодой двушки все еще сохранились т бурныя, тяжелыя сцены, которыя ей, тогда еще ребенку, дали понятіе о томъ, насколько несчастливъ былъ бракъ ея родителей.
— Это — такія обстоятельства, о которыхъ не теб еще судить,— продолжалъ Рейхенбахъ съ вынужденной холодностью.— Да они и ршительно непримнимы къ твоей будущности. Въ твоемъ брак не будетъ бурь, такъ какъ ты, несмотря на всю свою страстность, все же обладаешь мягкимъ, податливымъ характеромъ, да и въ характер Феликса вовсе нтъ жестокости. Вы оба не созданы къ тому, чтобы длать свою жизнь тяжелой, и — что самое важное — у васъ нтъ прошлаго, которое вамъ нужно будетъ побороть.
Послднія слова были произнесены какъ-то, странно — въ нихъ чувствовалась глухая досада или боль.
Стефанія собралась отвтить отцу, но тотъ прервалъ ее уже при первыхъ же ея словахъ:
— Ну, довольно! Я ничего не хоту слышать дальше! Я общалъ Феликсу твою руку и привыкъ держать свое слово. Мое ршеніе было принято посл зрлаго размышленія и лишь ради твоего блага, такъ какъ только оно одно обезпечиваешь для тебя, въ будущемъ то жизненное положеніе, которое ты занимаешь теперь. Не противорчь мн, Стефанія! Ты знаешь меня, а также, то, что я осуществлю свою волю!
Это почти угрожающее предупрежденіе не осталось безъ вліянія на молодую двушку, которая въ настоящій моментъ видимо была не въ состояніи серьезно противиться отцу. Выраженіе ршимости исчезло съ ея лица, слезы снова полились у нея изъ глазъ, и она поникла головой, не осмливаясь возражать, что либо. Да генералъ и не ожидалъ этихъ возраженій, онъ покинулъ гостиную и быстро прошелъ черезъ дв смежныя комнаты.
Тутъ ему преградилъ дорогу племянникъ, тоже разгнванный и возбужденный…
— Ты отъ Стефаніи, дядя?— заговорилъ онъ, съ трудомъ владя своимъ голосомъ.— Она очевидно наконецъ-то сообщила теб то, что ты уже давно долженъ былъ узнать, а именно, что намъ обоимъ невозможно подчиниться твоему желанію. Ввиду, этого я могу избавить и тебя, и себя отъ всякихъ дальнйшихъ объясненій.
— Да что ты выдумалъ?— раздраженно воскликнулъ генералъ.— Не думаешь ли ты принимать всерьезъ дтскіе капризы двченки? Впрочемъ я не понимаю тебя, очевидно ты объяснился со Стефаніей совершенно своеобразно и не особенно ловко, иначе она не вышла бы изъ себя изъ-за вопроса, который ей уже давно извстенъ.
— Правда, наши обоюдныя заявленія были нсколько своеобразны,— съ горечью произнесъ молодой офицеръ.— Во всякомъ случа мы оба пришли къ убжденію, что лучше всего отказаться отъ намченнаго плана. Я лично ршительно отказываюсь отъ брака, къ которому было проявлено столь отрицательное отношеніе. Надюсь, что ты ничего не будешь имть противъ того, чтобы я уже завтра вернулся на службу.
При послднихъ словахъ Феликса лобъ Рейхенбаха прорзали глубокія морщины, и онъ, кинувъ на племянника гордый, холодный взглядъ, произнесъ:
— Какъ теб угодно! Такъ какъ здсь дло касается руки моей дочери, то я, разумется, не сдлаю никакой попытки задерживать тебя. Но въ твоихъ собственныхъ интересахъ совтую теб спокойно обдумалъ этотъ вопросъ до завтра. Ты отлично знаешь, что выигрываешь отъ этого брака и что теряешь, если онъ не состоится. На отказъ Стефаніи нечего обращать вниманіе, ручаюсь теб за ея согласіе, когда подойдетъ ршительный моментъ, но не буду вліять на тебя въ этомъ отношеніи. Если ты дйствительно хочешь ухать, то теб ничто не препятствуетъ сдлать это. Завтра утромъ я жду твоего ршенія.
Сказавъ это, генералъ ушелъ. Феликсъ нсколько минутъ простоялъ въ нершительности, по выраженіе его лица вовсе не говорило о ‘спокойномъ обдумываніи», котораго потребовалъ генералъ. Молодого человка обуревали совершенно иныя ощущенія и влекли его назадъ къ двоюродной сестр. Они нашептывали ему что-то о недоразумніи, о несправедливости и вызывали въ немъ раскаяніе съ своей вспыльчивости. Однако упорство и ревность одержали верхъ. Феликсъ ршилъ, что погршить противъ своего достоинства и чести, если проявитъ теперь уступчивость, а потому ршительно отвернулся отъ гостиной и отправился къ себ, чтобы заняться пригэтовлешелмй къ отъзду.

V.

Генералъ Рейхенбахъ вернулся въ свой кабинетъ и бгло, взглянулъ на бумаги, лежавшія на стол и ожидавшія его ршенія. Но съ этимъ незачмъ было. спшить, его занимало очевидно нчто другое, и онъ, отодвинувъ дла и погрузившись въ глубокое раздумье, сталъ ходить взадъ и впередъ по комнат. Разговоръ съ дочерью оставилъ въ немъ непріятный осадокъ, и онъ тщетно старался преодолть его. Рейхенбахъ не придавалъ серьезнаго значенія отказу Стефаніи и не опасался, что изъ-за этого его планъ можетъ потерпть крушеніе, равнымъ образомъ онъ не безпокоился и объ отъзд Феликса. Въ его глазахъ оба они были неразумными дтьми, которыя сегодня ссорятся, а завтра опять мирятся. Все это мало озабочивало генерала, но неосторожная фраза Стефаніи о судьб ея родителей вонзила жало въ душу ея отца, и оно тихо, но чувствительно кололо ее.,
Да, бракъ генерала былъ несчастливъ и въ теченіе двадцати лтъ отравлялъ его жизнь. Правда, единственными ршающими основаніями для этого брака были расчет, ‘семейные интересы’. Рейхенбахъ, тогда молодой владлецъ маіората, женился на своей дальней родственниц, состояніе которой нужно было ему для того, чтобы поднять доходность имній, пришедшихъ въ полный упадокъ отъ хозяйничанья его предшественниковъ. Это удалось ему въ полной мр, но покоя и счастья никогда, даже мимолетно, не было у него въ дом. Безграничное различіе между обоими супругами, не смягчаемое ни одной искоркой любви и доврія, въ первое же время ихъ совмстной жизни привело къ недоразумніямъ, затмъ къ отчужденію и наконецъ къ явному отвращенію. Рзкимъ упрекамъ и язвительности своей жены генералъ противопоставлялъ всю жестокость и непреклонность своего характера. Ни одинъ изъ нихъ не желалъ понять и не понималъ другого. Рожденіе двухъ дтей ничего не измнило, наоборотъ, когда они стали подрастать, ихъ воспитаніе, которое отецъ велъ въ дух желзной строгости, а мать — въ безграничной уступчивости, созывало только поводы къ новымъ спорамъ. Правда, оба супруга сдерживали себя предъ свтомъ, но тмъ ужасне разыгрывались сцены въ ндрахъ дома, когда же наконецъ жена генерала умерла, то единственнымъ чувствомъ, которое самъ онъ испытывалъ у ея гроба, было сознаніе, что наконецъ-то онъ освободился отъ цпей, съ каждымъ годомъ давившихъ его все боле и боле и становившихся все невыносиме.
Кто изъ этихъ двухъ супруговъ былъ боле виноватъ, ршитъ было невозможно. Немало голосовъ утверждало, что съ генераломъ Рейхенбахомъ вообще никакая женщина не могла бы быть счастливой, и онъ на самомъ дл вовсе не являлся терпливымъ, снисходительнымъ мужемъ. Вдь даже его дти привыкли видть въ немъ лишь строгаго, а не любящаго, отца и относились къ нему только со страхомъ и повиновеніемъ, а не съ нжностью. Но повиновеніе длилось лишь до тхъ поръ, пока отецъ былъ близъ нихъ, это ясно проявилось, когда подросшій съ теченіемъ времени сынъ, ставъ офицеромъ и будучи назначенъ въ отдаленный гарнизонъ, предался жизни, превысившей мру даже отцовскаго терпнія. Генералъ и тутъ остался вренъ своему характеру, къ тому, что вначал было, быть можетъ, глупостью и легкомысліемъ, онъ отнесся съ безграничной суровостью, но добился этимъ результатовъ, совершенно противоположныхъ тмъ, которыхъ ожидалъ. И тутъ не было любви и доврія. Во второй разъ въ тсномъ кругу семьи воцарились огорченіе и раздоръ, и на этотъ разъ они тоже прекратились предъ отверстой могилой.
На этотъ разъ, правда, генералъ страдалъ отъ этого тяжеле прежняго. Смерть сына, наслдника и продолжателя его рода, нанесла тяжкую рану если не его сердцу, то по крайней мр гордости, а обстоятельства, при которыхъ произошла эта смерть, тоже не послужили къ тому, чтобы облегчить отцу эту утрату. Теперь у него осталась только одна дочь, и вс его стремленія направились лишь на то, чтобы обезпечить за этимъ — теперь единственнымъ — ребенкомъ то наслдство, которое, по законамъ о маіоратахъ, должно было перейти въ младшую линію рода. Генералъ съ обычной энергіей приступилъ къ выполненію своего плана, онъ не подумалъ, да и теперь все еще нетерпливо отстранялъ отъ себя мысль о томъ, что при этомъ его план сковывается неразрывной цпью два молодыхъ сердца, безъ всякой склонности друг къ другу, быть можетъ, даже вопреки своей вол, что и имъ угрожаетъ скорбная, лишенная любви будущность, несчастный, полный огорченій бракъ. Вдь въ данномъ случа, по мннію Рейхенбаха, дло обстояло совершенно иначе, и то, что онъ только что высказалъ, было его твердымъ убжденіемъ. Въ этомъ брак нечего было опасаться бурь, такъ какъ въ характер Феликса не было жестокости, Стефанія обладала мягкой, привязчивой натурой, да и у обоихъ молодыхъ людей не было прошлаго, которое имъ необходимо было побороть.
‘Не было прошлаго’! Рейхенбахъ подошелъ къ окну и открылъ его, словно желая оторваться отъ мыслей, нахлынувшихъ на него при этихъ словахъ. Надвигались уже сумерки, И на землю опускались первыя мрачныя, срыя тни ихъ, а даль закутывалась густымъ туманомъ. Втеръ немного улегся къ вечеру, но по небу все еще неслись и клубились тучи, заслонявшія только что взошедшую луну. Все вокругъ было по-осеннему пусто, на поляхъ не виднлось зелени, на деревьяхъ не было листьевъ, вс голоса жизни замолкли, замерли. Одно за другимъ исчезли украшенія погруженной въ печаль земли, которая все боле и боле отдавалась въ плнъ надвигавшейся зим.
Генералъ молча смотрлъ на скрываемый сумерками ландшафтъ, очертанія котораго съ каждой минутой становились все боле неясными. И въ немъ самомъ все было такъ же по-осеннему мрачно, холодно и пусто. Давно уже увяли и умерли вс т грезы, мечты, желанія и надежды, которыя нкогда были у него. Онъ обладалъ громаднымъ богатствомъ, занималъ блестящее, почетное положеніе, но находился уже на порог старости, и притомъ одинокой и пустой. Въ его сердц не говорилъ ли одинъ изъ тхъ голосовъ, которые обычно звучатъ утшеніемъ и любовью въ жизни человка. Его почетное положеніе стало для него тягостной обузой, сына онъ, похоронилъ, дочь въ близкомъ будущемъ покинетъ его, чтобы послдовать за своимъ мужемъ, а онъ, отецъ, не имлъ даже желанія удержать ее при себ. Онъ обезпечивалъ ей богатую, блестящую будущность и этимъ исполнялъ въ достаточной мр свой отцовскій долгъ, онъ не питалъ къ Стефаніи любви въ глубокомъ смысл этого слова, способность любить давнымъ-давно умерла въ немъ.
Рейхенбахъ зналъ это уже въ теченіе многихъ лтъ, только что опять оказалъ себ это, и все же его ухо невольно ловило шумъ рки, протекавшей у подножія крпости. Безпокойно и бурно неслись впередъ ея волны теперь, въ этотъ осенній тертый вечеръ, какъ нкогда въ солнечные весенніе дни, и такъ же неустанно он будутъ нестись тогда, когда все вокругъ будетъ сковано льдомъ и покрыто снгомъ. лишь одна эта неисчерпаемая сила природы не знала ни смерти, ни тлнности, Въ ея волнахъ какой-то голосъ шепталъ о вчности, неизмнности, днемъ шумъ жизни заглушалъ этотъ шепотъ, зато тмъ громче звучалъ онъ ночью и въ уединеніи. есть такіе голоса въ природ, а также въ человческой жизни.
Между тмъ стало совсмъ темно. Вошелъ слуга съ лампой и доложилъ, что пришелъ поститель. Генералъ обернулся къ нему, взялъ поданную визитную карточку и, бгло взглянувъ на нее, произнесъ:
— Это имя мн совершенно незнакомо. Скажите этой дам, что я принимаю постороннихъ лишь по утрамъ.
— Эта дама была уже здсь утромъ, когда ваше превосходительство узжали въ городъ,— доложилъ слуга.— Но такъ какъ она выразила настоятельное желаніе видть васъ непремнно сегодня, то господинъ фонъ Вейденау посовтовалъ ей придти еще разъ, около шести часовъ вечера.
Генералъ, недовольный этой помхой, вознамрился было отказать постительниц въ пріем, но передумалъ и далъ слуг знакъ впустить ее. На порог появилась высокая женщина въ простомъ темномъ, но изысканномъ туалет, ея манера держать себя, а также вся вншность доказывали, что она принадлежитъ къ лучшимъ слоямъ общества. Однако опущенный вуаль скрывалъ ея лицо. Она, слегка, поклонившись, остановилась у двери, которую лакей заперъ за нею.
Рейхенбахъ стоялъ въ кругу свта, падавшаго отъ лампы. Ему показалось страннымъ, что постительница не подходитъ ближе и не заговариваетъ съ нимъ, и онъ съ нетерпніемъ произнесъ:
— Вы желаете переговорить со мною, сударыня? Такъ какъ ваше имя мн совершенно незнакомо, то, быть можетъ, вы позволите мн спросить, что привело васъ ко мн?
Постительница медленно пошла впередъ, но черезъ нсколько шаговъ остановилась и дрожащимъ, почти сдавленнымъ голосомъ тихо привнесла:
— Я не осмлилась явиться къ вамъ подъ своимъ собственнымъ именемъ.
Генералъ вздрогнулъ при звук этого голоса, вся кровь ей лила отъ его лица, и онъ неподвижно, не будучи въ состояніи, произнести ни слова, смотрлъ на свою постительницу, откинувшую теперь свой вуаль. Несомннно она когда-то была блестящей красавицей, ея большіе темные глаза по всей вроятности еще и теперь могли бы увлечь мужчину, если бы засверкали своимъ сильнымъ огнемъ, но ихъ взоръ робко, словно съ сознаніемъ собственной вины, поднялся на генерала., который стоялъ предъ нею, почти не владя собою, и вс ощущенія. котораго вырвались теперь въ одномъ возглас:
— Юлія!
Но онъ удивительно быстро поборолъ себя. Уже въ слдующую минуту полное ужаса изумленіе смнилось на лиц Рейхенбаха страннымъ, жуткимъ выраженіемъ, говорившимъ о томъ, что вс чувства въ немъ какъ будто окаменли, и онъ совершенно другимъ тономъ продолжалъ:
— Что доставило мн честь видть васъ у себя, госпожа Бергфельдъ?
Постительница вздрогнула, услышавъ, съ какимъ рзкимъ глумленіемъ генералъ произнесъ ея фамилію.
— На всемъ свт существуетъ лишь одно обстоятельство, которое могло заставить меня переступить вашъ порогъ,— чуть слышно произнесла она,— я явилась сюда изъ-за своего сына. То обстоятельство, что я пришла къ вамъ, наглядно доказываетъ вамъ, какъ тяжело поразила меня рука судьбы. Сперва долженъ былъ быть уничтоженъ послдній остатокъ гордости во мн. Ну, что же, онъ уничтоженъ, и предъ вами находится только мать со своей послдней, отчаянной просьбой.
Она говорила безъ слезъ, повидимому спокойно, но внутренняя надломленность настолько ясно проявлялась въ ея словахъ, что они способны были бы растрогать всякаго слушателя. Однако генералъ холодно, безучастно стоялъ предъ нею и такъ же холодно, безучастно отвтилъ:
— Если ваша просьба касается того человка, который отбываетъ заключеніе въ этой крпости и находится подъ моимъ надзоромъ, то наврно я принужденъ буду отклонить ее. Повидимому вы совершенно забыли, что и чувства отца имютъ свое оправданіе и что, нельзя ожидать, великодушія со стороны человка, такимъ ужаснымъ образомъ потерявшаго единственнаго сына.
— Я знаю вс это, давнымъ-давно указывала себ на это и все же пришла сюда. Ради спасенія своего сына я длаю теперь то, къ чему меня не побудили бы ни собственная судьба, ни смертельная опасность, грозящая мн лично. Я вынуждена домогаться этого спасенія здсь, у васъ, надюсь, это — достаточная месть для васъ, господинъ фонъ Рейхейбахъ.
— Вы хотите спасти?— повторилъ генералъ, не обращая мн манія на послднія слова.— Насколько я знаю, не имется ни какой опасности для жизни Фридриха Бергфельда, онъ не приговоренъ ни къ смерти, ни даже къ пожизненному заключенію, а мы стараемся заботиться о безопасности арестованныхъ.
Презрительный, насмшливый тонъ, котораго продолжалъ держаться генералъ, на этотъ разъ не задлъ его постительницы, наоборотъ, она даже боле твердымъ тономъ возразила:
— Быть можетъ, мой сынъ легче перенесъ бы смерть, нежели приговоръ, осудившій его на двадцатилтнее заключеніе. Подобное наказаніе черезчуръ тяжко для акта самообороны, и оно стало еще тяжеле въ послдніе мсяцы. По отношенію ко всякому другому генералъ Рейхенбахъ былъ бы справедливъ, несмотря на то, что его отцовскія чувства глубоко уязвлены, онъ сказалъ бы себ, что безсознательный поступокъ, вызванный однимъ несчастнымъ мгновеніемъ, является скоре злымъ рокомъ, нежели виною. Но Фридрихъ — мой сынъ, у него мое лицо, и за это онъ долженъ расплачиваться.
Рейхенбахъ скрестилъ руки и, грознымъ, уничтожающимъ взглядомъ окинувъ говорившую, произнесъ:
— А если это и такъ, то я лишь воздаю должное за старую вину. Или вы, можетъ быть, полагаете, что ‘былое’ давно погребено и забыто? Нтъ, я не простилъ вамъ прошлаго до сегодня, и вы не могли сдлать ничего худшаго, какъ прибгнуть къ напоминанію о немъ.
— Тогда я думала, что поступаю правильно,— тихо сказала Бергфельдъ.— Я не желала обманывать человка, получившаго мое слово, не желала принадлежать ему съ ложью въ сердц и не задумалась отказаться отъ блеска и богатства, чтобы остаться врной себ.
— Блескъ и богатство! Конечно!— прервалъ ее генералъ, горько усмхнувшись,— а также и сердце глупца, жертвовавшаго всмъ ради овладвшей имъ безумной страсти. Я принадлежу къ древнему, гордому, благородному роду, былъ тогда наслдникомъ маіората, и на мою военную карьеру возлагали величайшія надежды. Моя любовь къ бдной сирот-мщанк встртила рзкое сопротивленіе со стороны моей семьи. Не жалли ни просьбъ, ни угрозъ, было примнено ршительно все, чтобы разлучитъ меня съ вами, между нами ставили всевозможныя препятствія. Но я ни предъ чмъ не отступилъ, смло пошелъ въ бой со всмъ свтомъ, ниспровергъ все, что преграждало мой путь, добился согласія отца и даже подумывалъ объ отказ отъ маіората, который у меня хотли оспаривать ввиду этого моего предположеннаго брака. А когда мн наконецъ удалось пробить себ дорогу, то моя невста заявила мн, что въ сущности никогда не любила меня, что ея сердце принадлежитъ другому, сблизившемуся съ нею во время нашей разлуки. Меня предали, мн измнили ради сантиментальнаго мечтателя, распинавшагося предъ тобой относительно идеальныхъ чувствъ, въ то время какъ я ради тебя поставилъ на карту всю свою будущность. Тогда я, утративъ вру въ тебя, лишился вообще расположенія къ любви, и если затмъ сталъ суровымъ, безсердечнымъ даже но отношенію, къ самымъ близкимъ ко мн людямъ, то въ этомъ виноваты ты и тотъ злосчастный моментъ.
Пока Рейхенбахъ говорилъ, постепенно исчезала его холодность, наконецъ она превратилась въ бурный гнвъ. Прорвалась наружу долго сдерживаемая мрачная, замкнутая и вмст съ тмъ глубоко страстная натура, съ одинаковой энергіей сдерживавшая и любовь, и ненависть. Въ данный моментъ преобладающее значеніе имла послдняя, каждое слово генерала было проникнуто ненавистью, горечью и сокрушительно падало на женщину, стоявшую съ поникшей головой и не знавшую,— что возразить на этотъ потокъ рчи. Наконецъ она промолвила:
— Если я, и виновата, зато и слишкомъ тяжело наказана. Прошло едва два года со дня моей свадьбы, а я съ ребенкомъ на рукахъ уже стояла у трупа своего мужа, и это дитя было единственнымъ, что осталось мн въ жизни. Съ того, времени я жила только для своего сына. Вдь я не могла предполагать, что моя и ваша жизненныя дороги, которыя, какъ я думала, раздлились навки, вновь встртятся, и притомъ столь злополучно, изъ-за нашихъ дтей, что злосчастная фраза о давно разорванныхъ отношеніяхъ приведетъ къ такимъ ужаснымъ послдствіямъ.
— Какая фраза?— вздрогнувъ быстро спросилъ генералъ.
— Т полныя глумленія слова, въ которыхъ лейтенантъ Робертъ Рейхенбахъ упомянулъ о былыхъ отношеніяхъ между мной и вами… нтъ, даже не упомянулъ, а гнусно отозвался о нихъ. Разв вамъ ничего неизвстно объ этомъ?
— Это — неправда!— крикнулъ генералъ.— Мн извстно, что мой сынъ провоцировалъ своего противника какой-то фразой, но она касалась лично послдняго.
— Она касалась его собственнаго отца и меня. Изъ какого бы источника онъ ни почерпнулъ свои свднія, они были ложны и нечистоплотны. Онъ взглянулъ на отношенія между вами и мною съ самой низкой, оскорбительной точки зрнія и высказалъ этотъ свой взглядъ на нихъ. То, что отвтилъ на это ему мой сынъ, быть можетъ, являлось тяжелымъ оскорбленіемъ, но это былъ единственный отвтъ, какой онъ только могъ датъ. Посл этого лейтенантъ Рейхенбахъ обнажилъ саблю, и, если бы Фридрихъ не вырвалъ у него исъ рукъ этого оружія и не защищался имъ, то наврно самъ палъ бы жертвою этого столкновенія.
— Такъ вотъ что было!— мрачно сказалъ Рейхенбахъ.— Это скрыли отъ меня.
— Васъ хотли пощадить. При общемъ смятеніи ту фразу слышали очень немногія лица, но никто не понялъ ея. Слово моего сына является для меня ручательствомъ всего происшедшаго. Онъ защитилъ свою мать отъ незаслуженнаго оскорбленія, всякій другой сдлалъ бы то же самое.
Генералъ ничего не отвтилъ, но видно было, что это неожиданное разоблаченіе произвело на него впечатлніе. Онъ продолжалъ молча слушать.
Бергфельдъ продолжала:
— Я пріхала изъ столицы, гд предприняла все, что только возможно, для того, чтобы добиться помилованія моему сыну. Его часто даютъ въ тхъ случаяхъ, гд приговоръ мене, суровъ, а осужденный боле виновенъ, нежели мой Фридрихъ. Я предпринимала всякіе шаги, на которые мн только указывали, не боялась ни отказовъ, ни униженія, гд былъ лишь малйшій проблескъ надежды, я длала свои попытки и просила, но все оказалось тщетнымъ. У меня не было ни друзей, ни связей, которыя привели бы меня къ тмъ, отъ кого зависитъ ршеніе такого вопроса. Наконецъ я узнала, что питаю совершенно тщетныя надежды, что помилованія не дадутъ уже изъ вниманія къ генералу Рейхенбаху, близко стоящему къ высшимъ кругамъ и использовавшему посл страшной катастрофы все свое вліяніе противъ моего осужденнаго сына, что въ сферахъ считаютъ необходимымъ дать удовлетвореніе глубоко оскорбленному отцу. И вотъ я явилась сюда, чтобы просить здсь!
— У меня?— рзко воскликнулъ генералъ.— Да разв я осудилъ вашего сына? Разв я вправ помиловать его?
— Я знаю, что помилованіе зависть отъ короля, но онъ дастъ его, если услышитъ голосъ, который одинъ въ данномъ случа иметъ право быть услышаннымъ, если…
Но тутъ несчастная женщина умолкла, у нея нехватало мужества говоритъ дальше.
Рейхенбахъ нсколько секундъ упорно смотрлъ на нее, а затмъ вдругъ вскрикнулъ:
—Да въ ум ли ты? Я долженъ просить о помилованіи того, кто убилъ моего сына… проситъ за твоего сына? И ты осмливаешься предлагать мн это, посл всего того, что причинила мн? Никогда! Пусть онъ платится за то, въ чемъ провинился, и ты вмст съ нимъ!
Этотъ жесткій, грозный отказъ не устрашилъ несчастной матери. Она медленно подняла глаза и устремила ихъ взоръ на строгое, мрачное лицо генерала. Ея темные, мрачные глаза еще не утратили способности загораться своимъ прежнимъ блескомъ, и это ясно проявилось въ данный моментъ. Рейхенбахъ тоже почувствовалъ это и рзко отвернулся. Однако, хотя онъ и избгъ взгляда, все же не могъ защитить себя отъ возгласа: ‘Робертъ!’, мягкими, дрожащими нотами, коснувшагося его слуха.
— Молчи!— бурно прервалъ онъ Юлію Бергфельдъ, но видно было, что его имя, произнесенное ея устами, потрясло все его существо.
— Робертъ, ты тоже потерялъ своего ребнка, но онъ былъ не единственнымъ у тебя, не всмъ для тебя на свт. Да и смерть-то не столь страшна, какъ та жизнь, на которую осужденъ мой Фридрихъ. Цлыхъ двадцать лтъ онъ долженъ провести въ стнахъ тюрьмы, будучи отрзанъ отъ всего міра и жизни, одинъ съ воспоминаніями о своемъ поступк, которыя будетъ вызывать въ немъ каждый часъ его одиночнаго заключенія и которыя могутъ быть забыты, а, быть можетъ, и искуплены въ кипучей работ, въ самопожертвованіи для другихъ. Быть можетъ, есть люди, способные вынести такую участь, выждать окончанія подобнаго безконечнаго срока и затмъ начать новую жизнь. Мой же сынъ не въ силахъ сдлать это, я знаю его. Его организмъ хрупокъ, и, несмотря на всю свою силу воли, онъ не въ состояніи будетъ не поддаться отчаянію, если у него будетъ отнята надежда на освобожденіе, которую онъ все еще питаетъ. Робертъ, ты одинъ можешь спасти его, твое слово и вліяніе имютъ въ этомъ дл ршающее значеніе у короля. Если отецъ погибшаго откажется отъ своей мести и заявитъ, что то, что считаютъ преступленіемъ, въ сущности есть несчастье, если онъ станетъ ходатайствовать о помилованіи, то послднее будетъ дано. Въ твоихъ рукахъ находится ршеніе относительно жизни моего сына. Спаси его для меня, спаси и меня вмст съ нимъ!
Бергфельдъ опустилась на колна предъ генераломъ, вся глубина, искренней материнской любви чувствовалась въ этой горячей, отчаянной мольб, въ ея взгляд, не отрывавшемся отъ глазъ Рейхенбаха. Тотъ стоялъ неподвижно, на его лиц отражалась безмолвная, но страшная борьба, а взглядъ, которымъ он смотрлъ на стоявшую предъ нимъ на колнахъ женщину, имлъ неописуемое выраженіе. Въ его глазахъ еще пылала прежняя ненависть, горла прежняя горечь и… прежняя любовь!
— Встань!— наконецъ рзко произнесъ онъ.— Я обращусь съ письмомъ къ королю.
Съ устъ измученной матери сорвался чуть слышный крикъ, она хотла охватить руку генерала, но онъ отодвинулся отъ нея.
— Оставь это! Мн не нужна никакая благодарность отъ тебя. Ты погубила все счастье моей жизни, а теперь заставляешь меня спасти твое. Я думаю, этого довольно!
Бергфельдъ поднялась. Она не сказала ни слова, но смертельная блдность ея лица доказывала, какую безконечную боль причинила ей эта побда. Она пошатнулась и оперлась на спинку близстоящаго кресла.
— Былъ можетъ, ты хочешь повидать своего сына?— опросилъ черезъ нсколько секундъ Рейхенбахъ уже сухимъ тономъ.
— Если это можно! Я не видла его со дня осужденія.
— Сегодня это уже невозможно. Обратись завтра къ моему адъютанту, я позабочусь, чтобы теб былъ разршенъ доступъ къ сыну.
— Бла… годарю.
— Что касается моего общанія, то мое слово служитъ порукой исполненія его. Прошеніе къ королю будетъ отправлено завтра, я самъ попрошу о помилованіи. Ты права: мой голосъ въ данномъ случа иметъ ршающее значеніе и не останется неуслышаннымъ. Фридрихъ Бергфельдъ будетъ помилованъ.
На минуту наступило молчаніе. Генералъ и Юлія чувствовали, что разговоръ оконченъ, но ни у одного изъ нихъ нехватало духа совершенно прервать его. Наконецъ Бергфельдъ выпрямилась и медленно приблизилась къ генералу, который стоялъ полуотвернувшись. Она наклонилась, и нсколько секундъ ея губы оставались прижатыми къ его рук, которой онъ на этотъ разъ не отнялъ. Онъ молча позволилъ ей сдлать это, а затмъ — уйти безъ прощанія, которое она не осмливалась произнести, самъ онъ тоже не сказалъ его. Только его тяжелый и мрачный взглядъ послдовалъ за удаляющейся Юліей и долго оставался устремленнымъ на дверь, когда послдняя давно уже закрылась и онъ остался одинъ. Этотъ человкъ, только что, своимъ ршеніемъ, стоившимъ ему тяжелой борьбы съ самимъ собой, показалъ, какъ глубоко и страстно любилъ онъ, словъ же для этого у него не нашлось.

VI.

На слдующее утро Феликсъ очень рано явился въ комнату, гд вся семья обычно пила кофе. Безвозвратно ршенный имъ отъздъ пока еще не состоялся, вчера вечеромъ онъ еще не усплъ покончить со сборами къ отъзду, сегодня утромъ пропустилъ поздъ (конечно къ своему величайшему сожалнію), и наконецъ у него явилась мысль, что не можетъ же онъ ухать изъ дома дяди не попрощавшись. Феликсъ казался нсколько блднымъ, вялымъ, но все же боле спокойнымъ, чмъ наканун. Безсонная ночь иногда является великолпнымъ совтчикомъ, человкъ начинаетъ думалъ, соображать и наконецъ приходить къ какому либо выводу. Вншній видъ Феликса доказывалъ, что онъ уже прошелъ дв первыя стадіи и приступилъ къ третьей, онъ время отъ времени принимался безпокойно ходить по комнат и нетерпливо поглядывалъ на дверь, которая все еще но открывалась.
Наконецъ она открылась, и появилась Стефанія. Повидимому и ей довелось испытать такой же самый процессъ успокоенія, по крайней мр на ея розовомъ личик были замтны несомнные слды слезъ, а ротъ не улыбался, какъ всегда, его окружала на этотъ разъ какая-то страдальческая черточка. Она вздрогнула, увидвъ двоюроднаго брата, и съ ея губъ сорвался полуиспуганный возгласъ:
— Феликсъ!.. Ты здсь?
Въ тон ея словъ было столько радостнаго изумленія, что послднія колебанія молодого офицера улетучились. Онъ быстро подошелъ къ Стефаніи и, взявъ ею за руку, спросилъ:
— Теб, кажется, непріятно, что ты встртила меня тутъ?…
Молодая двушка съ сильнйшимъ смущеніемъ отдернула руку и пробормотала:
— Я предполагала… я думала, что ты уже давно ухалъ. Вчера вечеромъ я слышала отъ нашего слуги, что ты намревался ухать съ первымъ поздомъ.
— Я опоздалъ на этотъ поздъ,— отвтилъ Феликсъ съ безконечнымъ удовольствіемъ, ршившись въ настоящій моментъ пропустить и второй, и третій позда.
Стефанія очевидно догадалась, какъ обстояло дло съ этимъ опозданіемъ, она покраснла и поспшно принялась хозяйничать за столомъ.
Феликсъ нсколько времени смотрлъ на это, но затмъ мысль о томъ, что каждую минуту можетъ войти генералъ и предложитъ ему фатальный вопросъ относительно отъзда, заставила его поспшить. Поэтому онъ слова произнесъ:
— Стефанія!
Больше этихъ четырехъ слоговъ онъ пока не промолвилъ. Молодая двушка обернулась къ нему и посмотрла на него, онъ чувствовалъ необходимость продолжать, однако не находилъ ни одного сколько нибудь подходящаго слова, а потому вдругъ наивно спросилъ:
— Почему ты не желаешь выдти за меня замужъ?
Въ сущности это былъ слишкомъ щекотливый вопросъ, и барышня крайне смутилась, тмъ боле что сама еще ни раза не задала еіго себ. И на самомъ дл почему она не хотла? По всей вроятности лишь потому, что этотъ бракъ былъ ршенъ отцомъ и ее принуждали къ этому, а также потому, что сама она подъ словомъ ‘любовь’ понимала нчто совсмъ иное — что-то крайне романтичное, въ высшей степени неясное, но во всякомъ случа не то явное, веселое чувство, которое влекло ее къ двоюродному брату.
— Ты вдь сразу же, при нашей первой встрч, заявила о своемъ отвращеніи,— съ упрекомъ продолжалъ Феликсъ.
— Да, это было тогда!— прошептала Стефанія.
— А вчера ты повторила это мн.
— Да вдь вчера ты велъ себя ужасно противно.
— Нтъ, я только ревновалъ,— признался Феликсъ, преодолвая себя.
— Ревновалъ?— повторила молодая двушка.— Но, Господи Боже, къ кому же? Неужели къ… Бергфельду?
Она не могла ничмъ лучше оправдать себя, какъ тмъ тономъ, какимъ произнесла эту фамилію. Въ этомъ тон было столько спокойнаго удивленія, такое глубокое состраданіе, что Феликсъ, у котораго здравый смыслъ уже давно вступилъ въ свои права, откинулъ послднее сомнніе. Но вмст съ сознаніемъ своего заблужденія и несправедливости явилось и раскаяніе.
— Я былъ неправъ къ теб!— произнесъ онъ.— Я самъ сознаю теперь это. Но зачмъ же ты такъ упорно настаивала на своемъ посщеніи подруги? Мн показалось, что въ основаніи этого лежитъ какой-то другой — боле глубокій — интересъ, и это до крайности измучило и раздражило меня. Не сердись, Стефанія!
Молодая двушка, вовсе не казалась сердитой, наоборотъ, она видимо чувствовала себя польщенной. Въ качеств тиранства будущаго мужа вчерашнее поведеніе, двоюроднаго брата казалось ей возмутительнымъ, въ качеств же вспышки ревности она нашла его вполн простительнымъ. Это измнило положеніе всего дла и придало ему въ глазахъ барышни романтичный оттнокъ, отсутствіе котораго причиняло ей дйствительную боль. При этомъ она нашла весь этотъ эпизодъ слишкомъ пріятнымъ для того, чтобы покончитъ съ нимъ немедленнымъ прощеніемъ, а такъ какъ наиболе подходящимъ, всегда бывшимъ у нея подъ-рукой, средствомъ являлись слезы, то она принялась горько плакать и заявила, что глубоко оскорблена несправедливымъ подозрніемъ.
Феликсъ счелъ нужнымъ обнятъ плачущую двушку, чтобы утшитъ и ее и себя самого, такъ какъ чувствовалъ себя до крайности разбитымъ. Онъ сталъ жаловаться на излишнюю поспшность, суровость и несправедливость и не остановился предъ тмъ, чтобы назвать себя величайшимъ злодемъ въ мір, лишь бы добиться такого прощенія своей злоб, какое выпало на его долю тутъ. Головка Стефаніи прислонилась, къ его плечу, слезы у нея, правда, еще продолжали литься, но среди нихъ, какъ проблески солнца при апрльскомъ дожд, стали проглядывать поддразнивающія, веселыя улыбки. А затмъ послдовали оправданія, просьбы о прощеніи и примиреніе, и все это, само собой разумется, закончилось объясненіемъ въ любви, которое Феликсъ произнесъ съ большимъ пыломъ и даже колпопреклоненіемъ, что въ высшей степени удовлетворило Стефанію. Оборонительный и наступательный союзъ, который они нкогда заключили въ видахъ взаимнаго отвращенія, былъ заключенъ снова — правда, въ нсколько измненной форм и ради совсмъ другой цли — и запечатлнъ объятьями.
Шаги генерала въ передней вспугнули молодыхъ людей, они быстро отстранились другъ отъ друга, и, когда генералъ вошелъ, Стефанія стояла въ одномъ углу комнаты у столика съ цвтами и наклонила свое раскраснвшееся лицо къ кусту камеліи, а Феликсъ находился въ другомъ углу, у рояля, и былъ занятъ разглядываніемъ какой-то тетради нотъ, которую онъ впрочемъ держалъ вверхъ ногами. Вся эта картина могла только подкрпить предположеніе генерала о томъ, что объявленная вчера война между этими молодыми людьми еще продолжается, и изъ этого заблужденія не вывело его смущенное привтствіе, съ какимъ они обратились къ нему. Онъ въ теченіе нсколькихъ секундъ молча смотрлъ то на дочь, то на племянника, а затмъ обратился къ послднему:
— Мы вчера покончили на томъ, что ты сегодня сообщишь мн окончательное ршеніе по поводу своего отъзда.
Молодой офицеръ былъ въ сильнйшемъ затрудненіи, но овладлъ собою, насколько было возможно, и произнесъ, осторожно приступая къ отступленію.
— Я пока отложилъ свой отъздъ, а такъ какъ знаю, что ты желалъ, чтобы я остался, то ставлю длительность своего пребыванія здсь всецло въ зависимость отъ твоего ршенія.
— Ну, я такъ и зналъ!— произнесъ Рейхеибахъ съ полнйшей непринужденностью.— Во всякомъ случа ты поступаешь очень хорошо, такъ какъ я думаю привести дло къ результату, который долженъ удовлетворить всхъ, хотя онъ будетъ инымъ, нежели я сначала расчитывалъ. Стефанія, дитя мое, подойди ко мн!
Барышня повиновалась, но ея смущеніе смнилось удивленіемъ при этомъ мягкомъ, полномъ любви, тон, который она не привыкла слышать отъ своего отца, когда же она остановилась предъ нимъ, то увидла, что и выраженіе его лица было совсмъ иное, чмъ обычно. Строгость, всегда преобладавшая въ немъ, хотя и не исчезла совершенно, но какъ-то отступила на задній планъ. Лицо генерала было серьезно-покойно, а въ движеніи, которымъ онъ поднялъ лицо дочери, сквозила нжность.
— Ты плакала,— произнесъ онъ.— Теб не придется боле проливать слезы, дитя. Твое страстное объясненіе, происшедшее вчера, слова, которыми ты впрочемъ тяжело упрекнула своихъ родителей, привели меня къ сознанію того, что я, быть можетъ, сдлаю тебя несчастной изъ-за того, чмъ надялся упрочить твое счастье. Если теб дйствительно причиняетъ столь сильную боль то обстоятельство, что хотятъ подавить твое сердце, если ты не въ силахъ питать къ своему двоюродному брату боле нжныя чувства, то… я отказываюсь отъ своего плана и желанія. Быть можетъ, ты права, опасаясь брака безъ любви. Я не стану принуждать тебя къ этому.
Эти слова доказывали, что очевидно вчерашній вечеръ произвелъ рзкую перемну во всемъ внутреннемъ существ генерала. Феликсъ и Стефанія буквально остолбенли отъ изумленія, они не въ состояніи были постигнутъ это внезапное измненіе взглядовъ старика, но наврно никогда еще самоуниженіе столь упорнаго и доброта столь строгаго отца не встрчали столь мало благодарности, какъ въ данномъ случа.
— Что касается тебя, Феликсъ,— обратился генералъ къ племяннику,— то я знаю, что, соглашаясь съ моимъ желаніемъ, ты руководствовался не принужденіемъ, но соображеніями разсудка. Такъ какъ теперь я возвращаю теб слово, то это не приведетъ ни къ какому разрыву между нами, и т надежды, которыя я ярко изобразилъ теб, должны осуществиться хотя бы частично. Я дамъ теб возможность съ честью поддерживать твое теперешнее положеніе наслдника маіората, хотя боле тсная связь, которая должна была соединить насъ, и не будетъ заключена, и возвращаю теб и Стефаніи полную свободу выбора.
Генералъ замолкъ и видимо ожидалъ отвта или благодарности, но ни того, ни другого не послдовало. Наоборотъ, молодые люди обмнялись очень жалостными взглядами, и въ нихъ вовсе не было видно восхищенія отцовскимъ великодушіемъ.
— Милый дядя!— произнесъ наконецъ Феликсъ, но тотчасъ же запнулся.
— Милый папа!— пробормотала и Стефанія, но тоже не пошла дальше этого вступленія.
— Ты безконечно добръ,— продолжалъ молодой офицеръ,— но было бы непростительно съ нашей стороны, было бы величайшей несправедливостью…
— Если бы мы злоупотребили этой добротой,— докончила Стефанія.
Удивленный, вопросительный взглядъ генерала доказывалъ, что ему вовсе недостаточно этихъ темныхъ намековъ, поэтому Феликсъ принудилъ себя высказать правду.
— Незадолго до настоящей минуты у меня произошелъ разговоръ со Стефаніей относительно этого вопроса,— заявилъ онъ,— и мы думали… то есть мы пришли къ убжденію, что лучше всего будетъ, если мы послушаемся тебя, милый дядя!
— Да, мы во что бы то ни стало хотимъ подчиниться теб,— подтвердила Стефанія съ трогательной покорностью.
— Что это значить?— спросилъ Рейхенбахъ, смотря поочереди на нихъ.— Вчера вы держались совершенно противоположнаго убжденія. Откуда вдругъ явилась эта уступчивость, эта буквально-таки манія повиновенія мн, и притомъ теперь, когда я даже вовсе не требую больше вашего повиновенія. Повторяю, я отказываюсь отъ своего плана. Если дальнйшее пребываніе здсь непріятно теб, Феликсъ, то ты можешь ухать немедленно же и навсегда проститься со своей двоюродной сеотрой.
— Ради Бога, нтъ!— вскрикнула Стефанія съ искреннимъ страхомъ, а Феликсъ, словно поддерживая ее, воскликнулъ:
— Это было бы ужасно!
— Ну, теперь вся эта исторія надола мн по-горло!— сердито разразился генералъ.— Да окажете ли вы мн наконецъ, чего вы собственно хотите? Я не понимаю ршительно ничего!,
Онъ и на самомъ дл не понималъ, но все тотчасъ же должно было стать ему ясно, такъ какъ Феликсъ, обнявъ невсту, подвелъ ее къ отцу и сердечно произнесъ:
— Между нами произошло нелпое, печальное недоразумніе, но оно имло ту хорошую сторону, что выложило намъ наши чувства. Я полюбилъ Стефанію съ перваго же момента, какъ увидлъ ее, и удостоврился теперь въ ея любви ко мн. Мы оба охотно, всмъ сердцемъ, подчиняемся ршенію, которое сдлаетъ насъ безгранично счастливыми.
Генералъ, казалось, былъ крайне пораженъ такимъ заявленіемъ. Онъ повидимому не особенно-то врилъ въ ‘безграничное счастье’, но оно слишкомъ соотвтствовало его желаніямъ, такъ что онъ не находилъ возможнымъ возразить что либо противъ него. Поэтому онъ заключилъ въ объятья дочь, пожалъ руку племяннику, но все же не могъ не замтить:
— Ну, такъ вы могли-бы избавить себя отъ вчерашней ссоры, а меня — отъ борьбы съ самимъ собою, она нелегко далась мн.
Эта семейная сцена была прервана появленіемъ Вейденау, который вошелъ въ комнату, не предполагая, что мшаетъ помолвк, и, подойдя къ своему начальнику, произнесъ:
— Вы приказали позвать меня, ваше превосходительство.
— Да,— сказалъ генералъ, быстро оборачиваясь къ нему.— Я хотлъ сообщить вамъ, что Фридриха Бергфельда сегодня навститъ его мать. Я разршилъ это свиданіе, но освобождаю эту даму отъ необходимости явиться лично ко мн и предоставляю вамъ принять ее вмсто меня. Госпож Бергфельдъ разршается свободный доступъ къ сыну, который и вообще недолго останется здсь.
— Я знаю,— произнесъ Вейденау,— его переведутъ въ другую…
— Нтъ,— перебилъ генералъетъ полной опредленностью,— его помилуютъ.
Вейденау въ изумленіи отступилъ назадъ, а Феликсъ, выпустивъ руку невсты, живо воскликнулъ:
— Не можетъ быть!
— Наоборотъ, на это можно вполн расчитывать. Просьбу о помилованіи поддерживаетъ столь вліятельная личность, что я со своей стороны не сомнваюсь въ благопріятномъ результат. Правда, Бергфельдъ долженъ будетъ покинутъ нашу страну, гд, ввиду всего случившагося, для него закрытъ путь къ дальнйшей карьер, но свтъ великъ, и онъ конечно гд нибудь найдетъ себ вторую родину.— Объ этомъ недавно еще ненавистномъ человк Рейхенбахъ говорилъ совершенно спокойно, но отъ него на ускользнуло молчаливое удивленіе его слушателей, а потому онъ быстро перешелъ къ другой тем:— а теперь, милйшій Вейденау, я долженъ сообщить вамъ еще одну новость. Предъ вами женихъ и невста, которые только что помолвлены и. ожидаютъ вашего поздравленія.
Адъютантъ, для котораго эта новость въ сущности не представляла ничего новаго, поздравилъ нареченныхъ съ большой сердечностью. Стефанія казалась очень смущенной, но въ то же время и счастливой, а Феликсъ забылъ обо всемъ на свт, смотря на миленькое, раскраснвшееся личико невсты. Начался крайне веселый, живой разговоръ, не стсняемый присутствіемъ серьезнаго генерала. Посыпались шутки и насмшки, строились планы будущаго и блестящіе воздушные замки. Серебристый смхъ слышался почти безпрерывно, а Феликсъ осыпалъ любезностями и нжнымъ вниманіемъ невсту.
Генералъ воспользовался первымъ удобнымъ случаемъ, чтобы удалиться. Его подавляло что-то въ этомъ молодомъ, бьющемъ черезъ край счасть, онъ былъ очень доволенъ и радъ тому, что ооущестиляется его любимый планъ, а все-таки его губы какъ-то горько вздрогнули, когда онъ тихо произнесъ:
— И эти дти называютъ это любовью! Впрочемъ они никогда не познаютъ бурь и всей глубины страсти… Счастливцы!
Онъ былъ правъ, а все же въ его душ поднимайся какой-то голосъ, ничего не желавшій знать объ этомъ порхающемъ, веселомъ счасть, такъ легко и безъ труда расцвтающемъ въ солнечномъ свт жизни и такъ же легко гибнущемъ вмст съ нимъ. Правда, онъ любилъ совершенно иначе — доказательствомъ этого служило письмо, въ ожиданіи отсылки лежавшее на его письменномъ стол.
Рейхенбахъ подошелъ къ окну и, окрестивъ руки, сталъ смотрть въ него. Сегодняшнее утро принесло съ собою одинъ изъ тхъ мягкихъ золотыхъ, осеннихъ дней, которые опускаются на землю, словно послдній отзвукъ исчезнувшаго лта. Весь ландшафтъ, пустынный и непривтливый въ мрачныя, сумерки, сегодня словно купался въ солнечномъ свт. Даль ночевала въ воздушной синев, а на волнахъ рки играло солнце. Ярко освщенная его лучами неслась впередъ эта, не знающая покоя, мощная, вчно свжая, неисчерпаемая жизненная артерія природы, и въ ея шум тихо, но ясно слышался опять тотъ же самый голосъ, который звучалъ вчера изъ глубокой тьмы и шепталъ о неизмнности и неизчезаемости всего тлннаго вокругъ. Есть такіе голоса въ природ, есть они и въ людскихъ сердцахъ.

КОНЕЦЪ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека