Источник жизни, Вернер Элизабет, Год: 1914 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 48 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
Э. ВЕРНЕРЪ

Томъ девятый.

Изданіе А. А. Каспари.

ПЕТРОГРАДЪ.
Издат. Акц. Общ. А. А. Каспари, Литовская улица, No 114.

Источникъ жизни.

Разсказъ.

Пароходъ, шедшій полнымъ ходомъ, разрзалъ темно-синія волны Іоническаго моря, которое, еле зыблясь при дуновеніи легкаго втерка, отражало въ себ яркую лазурь небеснаго свода.

На палуб стояла небольшая группа путешественниковъ, которые всматривались вдаль, гд на далекомъ горизонт вырисовывались туманныя, голубоватыя очертанія берега, покрытаго высокими скалистыми горами. Стройной дам, прислонившейся къ периламъ парохода, было вроятно лтъ подъ тридцать. Это было нжное, чрезвычайно привлекательное существо съ большими темными главами, но на ея блдномъ личик лежало выраженіе утомленія и апатіи. На томныхъ волосахъ красовалась Маленькая срая фетровая шляпа съ длиннымъ вуалемъ, разввавшимся во вс стороны отъ дуновенія свжаго утренняго втерка. Несмотря на простоту сраго дорожнаго костюма, по немъ можно было заключить, что эта особа принадлежитъ къ высшимъ кругамъ общества.

Молодая дама, разсматривая въ бинокль вырисовывавшуюся на горизонт сушу, обратилась къ стоявшему воел нея молодому человку:

— Вы правы, это — берега Корфу. Вы впервые видите его?

— Да,— отвтилъ спрошенный,— до сихъ поръ я вообще видлъ очень мало и хочу теперь пополнить этотъ недочетъ. Мой покойный отецъ никогда не путешествовалъ, а изъ года въ годъ сидлъ на своей фабрик и терпть не могъ ‘шатанья по свту’, какъ онъ называлъ путешествія. Странно, не правда ли? Мой отецъ былъ вообще странный человкъ. Вы долго думаете пробыть въ Корфу?

— Вроятно нсколько недль, потому что мы собираемся провести зиму въ Египт, а раньше ноября туда хать не стоитъ.

— О, Египетъ — это тоже цль моего путешествія! Я уже говорилъ вамъ объ этомъ. Я думалъ провести на Корфу всего нсколько дней, но могу измнить свои планы.

Молодой человкъ, который былъ приблизительно однихъ лтъ со своей собесдницей, уже повидимому ршилъ измнить свои планы. Нельзя сказать, чтобы его черты отличались особой одухотворенностью, но он были очень красивы, а элегантный дорожный костюмъ былъ ему очень къ лицу. Онъ обратился теперь къ пожилому господину, который, облокотившись на перила, наблюдалъ за дельфинами, игравшими въ свтлыхъ, прозрачныхъ волнахъ.

— Берегъ уже виденъ, ваше превосходительство, это — Корфу,черезъ нсколько часовъ мы будемъ тамъ.

— Слава Богу, наконецъ-то у насъ будетъ опять твердая почва подъ ногами!— отвтилъ тайный совтникъ, поднимаясь.— Мы уже два дня въ пути, а я совершенно нерасположенъ къ морскимъ путешествіямъ, а если еще захвораешь морской, болзнью…

— При такой тихой погод, не захвораешь, папа,— перебила его молодая женщина,— ты же видлъ, что никто не былъ боленъ.

— Но все-таки можно было заболть!— серьезно замтилъ отецъ.— Я все время боялся этого, потому что вашъ барометръ стоялъ на бур, господинъ Вельборнъ, но этотъ вашъ хваленый барометръ совсмъ оскандалился.

— Простите, это — прекрасный барометръ,— горячо возразилъ Вельборнъ.— Онъ совсмъ новаго устройства, и его изобртатель былъ геній, хотя папа всегда утверждалъ, что онъ — мошенникъ. Онъ хотлъ продать намъ важное техническое изобртеніе и получилъ задатокъ, но сбжалъ съ деньгами и со своимъ изобртеніемъ, оставивъ только барометръ.

— Который уже въ Тріест показывалъ бурю!— добавилъ тайный совтникъ.

— Буря и будетъ, будьте уврены,— настойчиво утверждалъ молодой человкъ.

Молодой дам этотъ разговоръ повидимому показался скучнымъ, что можно было заключить по выраженію ея лица. Она снова взяла въ руки бинокль и стала смотрть на берег, который все ясне вырисовывался на горизонт. Она не замтила, что новый путешественникъ, только что вышедшій изъ каюты и стоявшій теперь въ нкоторомъ отдаленіи, внимательно разсматривалъ ее и отца.

Вдругъ онъ подошелъ къ тайному совтнику и поклонился, спрашивая:

— Имю ли я честь быть узнаннымъ господиномъ тайнымъ совтникомъ Роттенштейномъ, или долженъ снова представиться?

Роттенштейнъ удивленно повернулся и посмотрлъ на стоявшаго предъ нимъ господина. Это былъ человкъ среднихъ лтъ съ энергичными чертами сильно загорлаго лица и проницательными срыми главами.

— Очень сожалю,— смущенно отвтилъ онъ,— но я, право, не помню. А съ кмъ имю удовольствіе?..

— Въ такомъ случа я еще могу надяться, что баронесса Биликовъ узнаетъ меня.

При звук этого голоса баронесса порывисто обернулась, и ея глаза встртились со взглядомъ говорившаго, медленно опустивъ рсницы, она холодно произнесла:

— Господинъ Адлау, если не ошибаюсь?

— Вы дйствительно не ошиблись — Робертъ Адлау!

— Что… Робертъ?— вн себя отъ изумленія воскликнулъ тайный совтникъ,— какимъ образомъ ты… виноватъ, какъ вы попали сюда, господинъ Адлау?

— Пожалуйста называйте меня Робертомъ,— сердечно отвтилъ Адлау,— это звучитъ, какъ привтъ съ далекой родины,которой я очень давно не видлъ, но я могу отвтить вамъ такимъ же. вопросомъ. Мое появленіе въ какомъ нибудь отдаленномъ уголк земного шара не представляетъ собой ничего удивительнаго, но какъ вы попали сюда?

— Мы демъ изъ Тріеста и направляемся въ Корфу.

— Значитъ, наши пути совпадаютъ. Я тоже ду въ Корфу, но слъ на этотъ пароходъ только сегодня ночью въ Бриндизи.

Наступило непродолжительное молчаніе, казалось, что эта неожиданная встрча вызвала какую-то неловкость и принужденность. Тутъ въ разговоръ вмшался Вельборнъ и просилъ представить, его новому пассажиру. Адлау окинулъ его бглымъ взглядомъ, довольно небрежно поклонился и ничего не сказалъ, тогда какъ молодой человкъ горячо пустился въ разговоръ.

— Я путешествую въ первый разъ и до нкоторой степени являюсь еще ученикомъ,— заявилъ онъ,— но современемъ надюсь сдлаться мастеромъ этого высокаго дла, какъ баронесса и какимъ безъ сомннія являетесь вы, господинъ Адлау. Можетъ быть, я имю удовольствіе видть предъ собой одного изъ нашихъ отважныхъ путешественниковъ? изслдователя Африки…

— Ничего подобнаго,— отвтилъ Адлау.

— Нтъ? Но у васъ такой тропическій видъ и вы только что говорили, что васъ, можно встртить въ самыхъ отдаленныхъ мстахъ земного шара. Откуда вы теперь дете, смю спросить?

— Изъ Америки.

— О, Америка! Я ея совсмъ не знаю, но хочу непремнно попасть и туда. Вы были въ Нью-Іорк, въ Чикаго?

— Да, въ той части свта я былъ почти везд.

— Это вроятно крайне интересно?

— Какъ на чей. взглядъ,— сухо отвтилъ Адлау,— порой бываетъ даже совсмъ непріятно: тамъ приходится иногда обходиться безъ самыхъ необходимыхъ произведеній культуры. Такъ напримръ нельзя носить перчатокъ при добываніи золота въ Калифорніи, ни въ ранчо Бразиліи.

— Прискорбно, но тмъ не мене очень интересно,— произнесъ Вельборнъ, на рукахъ котораго красовались очень тонкія замшевыя перчатки, но который совсмъ не понялъ насмшки.

Онъ неутомимо продолжалъ свои разспросы, пока Роберту Адлау это не надоло и онъ снова обратился къ тайному совтнику со словами:

— Я теперь возвращаюсь съ Рейна и считаю долгомъ представиться въ качеств будущаго сосда по имнію.

— Въ качеств кого?— съ. изумленіемъ переспросилъ Роттенштейнъ,— я, право, не знаю…

— Вы же, какъ мн говорили, являетесь владльцемъ Линденгофа?

— Конечно, я пріобрлъ это прелестное имньице уже пять лтъ тому назадъ, когда вышелъ въ отставку.

— Я это узналъ случайно при заключеніи купчей. Браникенбергъ непосредственно прилегаетъ къ Линдгофу.

— Бранкенбергь? Разв вы его ку…— у старика отъ изумленія слова застряли въ горл.

— Купилъ, совершенно врно,— дополнилъ Адлау,— Господинъ Бранкенбергъ просилъ только дать ему срокъ до ноября, а такъ какъ мн до того времени некуда дваться, то я собираюсь погостить у сестры, которая замужемъ за консуломъ и живетъ въ Корфу.

Роттенштейнъ не врилъ своимъ ушамъ, баронесса, не принимавшая до сихъ поръ участія въ разговор, тоже начала прислушиваться. Она также окинула новаго помщика изумленнымъ взглядомъ, однако ничмъ не проявила своего удивленія и только сказала:

— Да, мы слышали, что Мета вышла замужъ. Вы вроятно уже давно не видлись?

— Мы видлись въ послдній разъ предъ моимъ отъздомъ мн Европы, двнадцать лтъ тому назадъ.

— Это много времени.

— Да, достаточно много, чтобы быть забытымъ на родин.

Эти слова прозвучали такъ рзко, какъ будто имли какой-то тайный смыслъ. Молодая женщина подняла голову, собираясь повидимому отвтить рзкостью, но до этого не дошло. Прежнее выраженіе утомленія и апатіи появилось на ея лиц, пожавъ плечами, она проговорила:

— Забываютъ обыкновенно об стороны. Я нахожу, что здсь прохладно, и спущусь въ каюту. Ты вроятно останешься на палуб, папа?

Кивнувъ головой въ сторону кавалеровъ, она ушла. У Вельборна также моментально прошла всякая охота оставаться наверху, онъ поспшилъ завладть биноклемъ, оставленнымъ баронессой на палуб, и пошелъ за нею. Однако между оставшимися разговоръ не налаживался, хотя свиданіе посл столькихъ лтъ, казалось, могло бы дать для него достаточное количество темъ. Старикъ повидимому боролся съ какой-то неловкостью, которую никакъ не могъ преодолть, а Адлау молча смотрлъ на море. Вдругъ онъ сдлалъ быстрое движеніе, какъ бы сбрасывая съ себя какую-то тяжесть, и воскликнулъ:

— Господинъ Роттенштейнъ, къ чему такая натянутость между нами? Неужели же я сталъ вамъ совершенно чужимъ? Когда вы меня узнали, то я сейчасъ же увидлъ, что вы сохранили ко мн прежнее расположеніе… я также остался прежнимъ… по отношенію къ вамъ.

— Неужели, Робертъ?— воскликнулъ Роттентштейнъ, снова называя его по имени.— Это радуетъ меня отъ всего сердца. Я всегда любилъ васъ, только вдь вы были невозможнымъ, когда… ну, да вы знаете, что я хочу сказать. Теперь, надюсь, все позабыто.

— Забыто и погребено! У меня въ эти двнадцать лтъ не было времени заниматься воспоминаніями… значитъ, мы будемъ добрыми сосдями въ Линденгоф и Бранкенберг.

— Будемъ добрыми сосдями,— проговорилъ старикъ, сердечно пожимая протянутую руку. Повидимому у него съ души свалилась большая тяжесть. Онъ расположился на складномъ стул и благодушно началъ бесдовать.— Прежде всего скажите мн, Робертъ, какъ вамъ живется? Впрочемъ этотъ вопросъ является излишнимъ: кто можетъ купить Бранкенбергъ, тотъ, значитъ человкъ богатый.

— По крайней мр не бдный,— спокойно отвтилъ Робертъ,— Но это досталось мн далеко не легко. Въ теченіе многихъ лтъ меня постигали только неудачи и разочарованія… ну, все это я разскажу вамъ подробно, когда мы будмъ уютно сидть у камина.

— Зимой! Тогда я буду сидть въ Каир, среди пирамидъ! — жалобно воскликнулъ тайный совтникъ,— я долженъ хать въ Африку!

— Должны? Но почему же?

— Потому, что Эльфрида не выноситъ нашей зимы. Мн казалось, что въ качеств вдовы она прекрасно могла бы путешествовать одна, но она ни за что не хочетъ. Между нами говоря, этотъ хваленый Востокъ вовсе не прельщаетъ меня. Пирамиды уже на картинкахъ нагоняютъ на меня тоску, отъ мумій меня тошнитъ, верблюдовъ я видть не могу, а къ довершенію всего эти ужасные вври, львы и крокодилы…

— Ихъ въ Каир нтъ,— перебилъ его Адлау,— Чтобы увидть ихъ, вамъ придется отправиться гораздо дальше, къ истокамъ Нила или въ пустыню.

— Да вдь мы хотимъ добраться до водопадовъ!— съ отчаяніемъ воскликнулъ старикъ,— Эльфрида хочетъ и въ пустыню, желаетъ побывать везд. Это она заразилась отъ своего мужа: онъ вчно шатался гд нибудь около экватора. Когда она вышла замужъ за барона…— онъ вдругъ остановился и нершительно взглянулъ на своего собесдника.

Тотъ спокойно докончилъ:

— Десять лтъ тому назадъ, знаю, я получилъ карточку.

— Да, я… Собственно это сдлала моя жена — сказалъ Роттешитейнъ,— я при всей этой исторіи соблюдалъ полный нейтралитетъ, потому что Вильковъ былъ значительно старше моей дочери и очень болзненный человкъ. Онъ постоянно проводилъ зиму въ южныхъ курортахъ, они вчно странствовали то тутъ, то тамъ, и наконецъ мой зять два года тому назадъ умеръ въ Египт. Но, когда Эльфрида вернулась ко мн — она провела первое время своего вдовства у меня,— то отъ моей розовой, жизнерадостной, задорной Фридель не осталось и слда.

Робертъ, скрестивъ руки, стоялъ у перилъ, слушая съ совершенно равнодушнымъ видомъ, и наконецъ холодно спросилъ:

— Разв бракъ баронессы былъ несчастливъ?

— Нтъ, наоборотъ. Вильковъ носилъ свою жену на рукахъ и исполнялъ малйшее ея желаніе. Я думалъ, что вчныя путешествія скверно отразились на ней, и надялся, что она успокоится. Но не тутъ-то было. Она съ трудомъ прожила въ Линденгоф лто, а на зиму отправилась въ Италію… и я похалъ съ ней!

— Добровольно или по принужденію?

Старикъ, оставилъ этотъ вопросъ безъ отвта и только тяжело вздохнулъ, вдругъ онъ схватилъ своего собесдника за сюртукъ и, притянувъ его ближе къ себ, продолжалъ, понизиръ, голосъ:

— Ахъ, Робертъ, если бы вы знали, что я вытерплъ отъ всхъ этихъ безконечныхъ антиковъ, которые надо было осматривать! Если бы я не нашелъ въ Рим нсколькихъ земляковъ, такъ что, могъ составить по вечерамъ маленькую партію ската, то вроятно умеръ бы отъ всхъ этихъ галлерей, музеевъ и критиковъ.

Это, признаніе звучало такъ жалобно, что Адлау невольно разсмялся.

— Ахъ, вы, бдняга!.. Вы совершенно нерасположены къ этому ‘высокому длу’ путешествія, какъ говорить этотъ любознательный молодой человкъ въ узкихъ перчаткахъ.

— Ахъ, вовсе нтъ,— подтвердилъ Роттенштейнъ, становившійся все откровенне,— я возблагодарилъ бы Бога, если бы мы отправились домой. Лтомъ меня оставили въ поко, потому что Эльфрида здила въ гости къ какой-то знакомой семь, въ Англію или въ Шотландію, а теперь снова начинается, мое мученіе. Я съ громаднымъ удовольствіемъ остался бы дома, въ своемъ тихомъ Линденгоф. Если бы вы только знали, какой тамъ красивый домъ, чудный садъ съ великолпнымъ видомъ на Рейнъ и виноградникъ! Тамъ какъ разъ идетъ теперь сборъ винограда,— тутъ печальный голосъ старика вдругъ измнился и принялъ гнвный оттнокъ,— а я… я сижу здсь среди этой водяной пустыни, между чужими мн людьми и долженъ хать въ Африку… въ пустыню! Я этого не вынесу!

— Такъ зачмъ же вы не воспротивитесь?

— Воспротивиться?— повторилъ тайный совтникъ, которому такая возможность представлялась повидимому невроятной,— попробуйте-ка это съ моей дочерью! Къ сожалнію она очень нервна и не переноситъ противорчій. Вы конечно не знаете, что такое нервные припадки у женщинъ?

— Нтъ, но я вроятно очень скоро отучилъ бы отъ нихъ свою жену.

— Да, вы всегда были деспотомъ, а мня Фридель тоже — большая упрямица, поэтому было бы совсмъ нехорошо, если бы вы тогда… Ну, ну, не хмурьтесь такъ угрожающе, Робертъ. Я вполн раздляю ваше мнніе, что надо позабыть и похоронить прошлое.

— Да, я настоятельно прошу васъ объ этомъ.

Эта просьба была произнесена съ такой ршительностью, что старикъ совсмъ ороблъ. Онъ всталъ и, сказавъ, что стало холодно, спустился въ каюту. Робертъ Адлау остался одинъ на палуб, но хмурая складка на его лбу стала еще глубже, когда онъ произнесъ:

— Значитъ, она овдовла! Ба… какое мн дло до этого! Между нами все кончено, баронесса фонъ Вильковъ…

Нсколько часовъ спустя, пароходъ подошелъ къ Корфу. Вс путешественники поднялись на палубу, среди нихъ находились также тайный совтникъ Роттенштейнъ съ дочерью и Вельборнъ, со ‘спутникомъ’ въ рукахъ ревностно изучавшій каждую горную вершину. Въ нкоторомъ разстояніи отъ нихъ стоялъ Робертъ Адлау, пристально всматриваясь въ лодки, стрлой мчавшіяся къ пароходу. Впереди всхъ шелъ большой катеръ въ которомъ сидли статный господинъ, молодая красивая, дама и двое дтей, повидимому также искавшіе кого-то на борту парохода, и дйствительно вскор же замелькалъ въ воздух бльй платокъ и раздались радостные возгласы:

— Вотъ онъ! Робертъ! Добро пожаловать!

— Здравствуйте, вотъ и я!— послышался отвтъ съ палубы.

Пароходъ бросилъ якорь, начали спускать трапъ, но Адлау не сталъ ждать, пока катеръ подойдетъ къ нему, и спрыгнулъ црямо въ лодку, посл чего обнялъ сестру, пожалъ руку шурину и затмъ занялся дтьми.

— Этотъ господинъ изъ Америки, кажется,— отчаянный смльчакъ,— замтилъ Вельборнъ. Какъ он спрыгнулъ въ лодку! Еще немного, и она могла бы опрокинуться, а онъ самъ упалъ бы въ море. По-моему, никогда не слдуетъ искушать судьбу: Не такъ ли, ваше превосходительство?

Старикъ съ участіемъ, смшаннымъ съ завистью, смотрлъ на семейную сцену, разыгравшуюся на катер, ворча при этомъ:

— Да, вотъ его встрчаютъ! Онъ сейчасъ же подетъ къ своимъ, а нашему брату надо отправляться въ гостиницу, гд конечно опять будутъ ужасныя постели и отвратительная да. Господи, помилуй, этотъ человкъ кричитъ мн что-то въ ухо на трехъ языкахъ, изъ которыхъ я ни-одного не понимаю! Что ему надо отъ меня? Эльфрида, да поди же сюда!

Бдный Роттеншггейнъ, говорившій только на своемъ родномъ язык, стоялъ въ совершенно безпомощномъ положеніи предъ однимъ изъ комиссіонеровъ гостиницы, нахлынувшихъ на пароходъ и старавшихся завладть пассажирами. Баронесса Вильковъ, увидвъ приближавшійся катеръ, поспшно отошла, словно не желая, чтобы ее замтили, и только посл отчаяннаго зова отца подошла и отдала комиссіонеру нужныя приказанія.

Греческій островъ, залитый золотымъ сіяніемъ южнаго солнца, простирался предъ ними, какъ сказочный садъ, повсюду жизнь кипела ключемъ. Однако глаза молодой женщины смотрли на все это съ тмъ же равнодушіемъ, какъ раньше ея взоры скользили по безконечной поверхности моря.

II.

На свер уже давно наступила осень съ холодными дождями и густыми туманами, а на Корфу все еще зеленли лавры и мирты, и синло южное небо.

Почти три недли стояла чудная погода, и только вчера надъ островомъ разразилась, гроза. Сразу же все перемнилось: море бушевало, горы были покрыты темными тучами и дождь лилъ, какъ изъ ведра.

Роттенштейнъ сидлъ въ читальн гостиницы, гд остановился со своей дочерью. Къ своему счастью, онъ нашелъ здсь нмецкую газету, однако чтеніе ея всегда усиливало у старика тоску по родин.

Роттенштейнъ принадлежалъ къ числу людей, чувствующихъ себя хорошо только въ тсномъ семейномъ кругу. Добросовстно исполняя свои обязанности, онъ выслужилъ хорошую пенсію и, получивъ чинъ тайнаго совтника, вышелъ въ отставку. Значительное наслдство, полученное имъ нсколько лтъ тому назадъ, дало ему возможность купить небольшое имньице, гд онъ расчитывалъ прожить тихо и спокойно послдніе годы своей жизни. И дйствительно въ теченіе нсколькихъ лтъ не существовало боле довольнаго и счастливаго человка, чмъ владлецъ Линденгофа. Но возвращеніе дочери положило конецъ всему этому, онъ слишкомъ любилъ Эльфриду, чтобы противиться ея желаніямъ, и похалъ съ нею въ путешествіе, однако чувствовалъ себя среди всхъ прелестей юга словно въ тяжеломъ изгнаніи.

По другую сторону стола сидлъ Вельборнъ. Три дня, которые онъ сначала хотлъ провести въ Корфу, превратились въ три недли, и теперь онъ твердо ршилъ не узжать отсюда, пока баронесса Вильковъ и ея отецъ не покинутъ этого острова. Онъ считалъ, что немного ‘романа’ необходимо для ‘высшей науки путешествія’, а потому поспшилъ влюбиться въ молодую вдову и теперь разсыпался въ любезностяхъ, однако он встрчали дорольно холодный пріемъ.

‘Господинъ изъ Америки’ оказался также очень цннымъ знакомствомъ, Вельборнъ поспшилъ сдлать ему визитъ, такъ какъ Адлау жилъ у своего шурина, а тамъ можно было познакомиться съ городскимъ обществомъ… однимъ словомъ, молодой человкъ чувствовалъ себя, какъ рыба въ вод.

Было еще утро, а потому Роттенштейнъ и Вельборнъ сидли въ читальн одни. Довольно долго между ними царило молчаніе, но вдругъ Вельборнъ отложилъ газету и съ удареніемъ произнесъ:

— А дождь-то все идетъ!

Тайный совтникъ оторвался отъ газеты и съ чувствомъ глубокаго удовлетворенія произнесъ:

— Да, дождь идетъ! Наконецъ-то, слава Богу!

— Помилуйте, ваше превосходительство! вы говорите это такъ, какъ будто рады этому,— съ упрекомъ произнесъ молодой человкъ.— Вдь вс въ отчаяніи, потому что при такой погод нечего и думать о какой нибудь экскурсіи.

— Именно поэтому наконецъ-то можно имть покой. Я хотлъ бы, чтобы дождь лилъ по крайней мр цлую недлю,— и тайный совтникъ, откинувшись на спинку кресла, съ нжностью посмотрлъ на лившій дождь.

Вельборнъ покачалъ головой и вытащилъ свой барометръ, съ которымъ никогда не разставался. Этотъ барометръ имлъ странную особенность давать показанія, совершенно противоположныя дйствительному состоянію погоды, такъ было и на этотъ разъ:

— Какъ стоитъ вашъ барометръ?— посл небольшой паузы спросилъ Роттенштейнъ.

— Прекрасно! Посл полудня будетъ чудная погода!

— Вы вчера тоже говорили это, ручались, что будетъ чудная погода, а насъ въ горахъ застала гроза, мы совсмъ промокли, и сегодня мой ревматизмъ опять даетъ себя знать. За это я долженъ благодарить вашъ хваленый барометръ!

Вельборнъ былъ глубоко оскорбленъ за свой барометръ и началъ горячо расписывать его преимущества, но появленіе Адлау положило конецъ его рчамъ. Робертъ поклонился Роттенштейну и не обратилъ почти никакого вниманія на молодого человка.

— Я пришелъ сказать вамъ, что узжаю на будущей недл,— обратился онъ къ тайному совтнику,— до Тріеста я поду на пароход, а оттуда прямо домой.

— Вы уже хотите ухать? такъ скоро?— воскликнулъ старикъ.

— Такъ скоро? Я уже достаточно долго былъ здсь. Правда, Мета и ея мужъ ни за что не хотятъ отпускать меня, но я все-таки уду.

— Мета какъ разъ у моей дочери,— сказалъ Роттенштейнъ.— Вы этого не знали? Ну, во всякомъ случа пойдемте наверхъ, а потомъ вы вмст съ сестрой подете домой, она приказала кучеру пріхать за ней.

Алдау немного колебался, прежде, чмъ принять предложеніе, но потомъ ршительно произнесъ:

— При такой погод это будетъ самое лучшее. Идемте?

Вельборнъ также не хотлъ упустить случай и присоединился къ нимъ, такъ какъ ему вдругъ понадобилось освдомиться, не повліяла ли вчерашняя гроза на нрвное здоровье баронессы.

Въ гостиной отдлявшей комнаты баронессы отъ помщенія ея отца сидли об дамы иивели оживленный разговоръ. Он были подругами дтства и теперь не видлись десять лтъ. Мета Рансдорфъ, хорошенькая, нжная блондинка, очень живая и подвижная, была года на два моложе Эльфриды. Она почти все время: говорила, тогда какъ баронесса, подперевъ голову рукой, по большей частью слушала. Теперь она, не мняя позы, спросила:

— Значитъ, ты счастлива, Мета? Дйствительно счастлива?

Маленькая дама возмутилась.

— Эльфрида, этотъ вопросъ, собственно говоря, является оскорбленіемъ для моего мужа. Неужели ты думаешь, что онъ не уметъ сдлать меня счастливой? Онъ поклялся въ этомтъ моему отцу, когда увозилъ меня сюда, въ эту далекую страну, и сдержалъ свое слово. Правда, въ первое время я очень тосковала по дому, хотя старалась этого не показывать. Затмъ. появились дти. Ты себ представить не можешь, какая это радость!.. вдь у тебя не было дтей?

— Нтъ, слава Богу!

Эти слова были произнесены такъ рзко и горько, что Мета испуганно, взглянула на нее и спросила: — Эльфрида, что ты?

— Ты не должна превратно понимать меня. Я хочу только сказать, что въ такомъ случа намъ пришлось бы отказаться отъ жизни на юг, а мой мужъ не переносилъ свернаго климата,— уже прежнимъ равнодушнымъ тономъ отвтила баронесса.

Мета не обладала большимъ знаніемъ людей, иначе горечь словъ Эльфриды навела бы ее на размышленія. Помолчавъ нкоторое время, она нершительно произнесла:

— Ты все еще не хочешь сказать мн, что произошло тогда, между тобой и Робертомъ?

— Не мучь меня, пожалуйста своими разспросами! Вдь я же просила тебя избавить меня отъ нихъ!

— Да, ты поступаешь совсмъ, какъ Робертъ,— отвтила гостья, скоре удивленная, чмъ оскорбленная такимъ отвтомъ,— тотъ тоже сейчасъ начинаетъ злиться, когда я начинаю говорить объ этомъ, и длаетъ такое лицо, что я поскоре замолкаю. Но ты могла бы подлиться со мною, вдь мы — подруги дтства. Правда, вы оба обращались со мной, какъ съ ребенкомъ, но я все-таки понимала, что между вами что-то есть…

Эльфрида сдлала крайне нетерпливое движеніе назадъ, она во что бы то ни стало хотела прекратить разговоръ.

Но Мета не уступала, и настойчиво продолжала:.

— Когда пришло извстіе о твоей помолвк, Робертъ былъ уже въ Америк, и я никакъ не могла понять все это. Но ты скоро совсмъ перестала писать мн, а Робертъ не отвчалъ ни на какіе вопросы. Я тогда все время ломала себ надъ этимъ голову.

— Теб слдовало бы ломать свой головку надъ чмъ нибудь другимъ,— холодно отвтила Эльфрида,— а надъ этимъ не стоило.

— Не стоило? Почему же вы оба такъ злитесь при одномъ воспоминаніи?

— Потому что непріятно, когда напоминаютъ разныя глупыя ребячества. Теб бы, право, слдовало избавитъ меня и тоего брата отъ этого.

Эти слова были сказаны все еще сердито, и маленькая женщина задумчиво покачала головой, но она не могла продожать разспросы, такъ какъ дверь отворилась и послышалась болтовня Вельборна. Онъ, правда, пропустилъ своихъ спутниковъ впередъ, но тотчасъ же поспшилъ къ баронесс, чтобы освдомиться о ея здоровь и преподнести ей чудный букетъ розъ.

— Ты уже слышала, Эльфрида, что Робертъ на будущей недл узжаетъ?— обратился Роттенштейъ къ дочери.

Баронесса кинула на Адлау быстрый вопросительный взглядъ, но затмъ холодно произнесла:

— Вы уже хотите покинуть Корфу, господинъ Адлау? Разв Мета согласна съ этимъ?

— Этого злодя никакими силами не удержать,— произнесла Мета.— Фрицъ и я уже старались сдлать это, но он такъ спшитъ, какъ будто него земля горитъ подъ ногами.

— Я долженъ ухать,— ршительно проговорилъ братъ.— Приближается время передачи Бранкенберга, а мн надо еще многое подготовить. Кром того вы общали навстить меня лтомъ. Я узжаю въ будущую среду, а въ средин ноября расчитываю водвориться въ Бранкейберг.

— Въ средин ноября?— повторилъ тайный совтникъ, бросая печальный взглядъ на дочь.— Въ это время мы вроятно будемъ въ Египт?

— Конечно, папа! вдь отсюда мы демъ прямо въ Каиръ.

— О, Каиръ! Пирамиды!— съ воодушевленіемъ вокликнулъ Вельборнъ.— Вы непремнно должны взобраться наверхъ, ваше превосходительство! Стоять на этихъ гигантскихъ памятникахъ старины! Это такъ возвышенно!

— И такъ неудобно!— вздохнулъ тайньй совтникъ, но Вельборнъ не смущаясь продолжалъ:

— А верблюды… Я особенно радуюсь имъ, мы отправимся въ пустыню, насъ понесутъ эти корабли пустыни…

— Перестаньте ради Бога,— съ отчаяніемъ перебилъ его Роттенштейнъ,— что касается меня, то я лучше всего хотлъ бы…

— Что ты хртлъ бы, милый папа? — промолвила баронесса очень спокойно, но ея отецъ, находившійся всецло подъ башмакомъ у нея, хорошо зналъ этотъ тонъ и поспшилъ поправиться:

— Я хотлъ только сказать, что я слишкомъ старъ для такихъ путешествій.

— Но помилуй, папа, вдь ты еще совсмъ бодръ и можешь заткнуть за поясъ любого молодого, только ты слишкомъ любишь свой комфортъ, а этой слабости совсмъ не слдуетъ поддаваться. Счастье, что я во-время пріхала, а то ты совсмъ закисъ бы въ своемъ Линденгоф.

Однако это уяввило самое чувствительное мсто старика, не выносившаго насмшекъ надъ своимъ любимымъ Линденгофомъ.

— Я думаю, что въ шестьдесятъ лтъ я имю право закиснуть,— почти сердито заявилъ онъ.— Впрочемъ я прекрасно чувствовалъ себя при этомъ.

— Это право никто не можетъ оспаривать у васъ,— поддержалъ его Адлау.— Впрочемъ теперь у васъ была бы компанія, такъ какъ я въ Бранкенберг думаю предаться этому пріятному занятію.

Эдьфрида закусила губы — она почувствовала ударъ, но, пожавъ плечами, съ улыбкой произнесла:

— Мн придется охранять папу отъ васъ, господинъ Адлау, вы прямо подстрекаете его къ возмущенію! Къ счастью онъ далъ мн слово да кром того слишкомъ любитъ меня, чтобы отпустить меня въ путешествіе одну. Правда, папа?

Роттенштейнъ бросилъ взглядъ на дочь, которая дйствительно имла сегодня очень болзненный видъ, и покорно сложилъ руки.

— Конечно, дитя мое. Значить, съ Божьей помощью отправимся въ Египетъ! Когда вы прідете въ Бранкенбергъ, Робертъ, то поклонитесь и моему милому дому.

— Странно, что господинъ Адлау именно теперь хочетъ на сверъ,— вмшался въ разговоръ Вельборвъ:— вдь въ ноябр и декабр тамъ отвратительно. Почему вы такъ торопитесь?

— Потому что на этомъ ‘отвратительномъ свер’ меня ждутъ обязанности и трудъ, господинъ Вельборнъ. А кто будетъ завдовать вашей фабрикой, пока вы будете въ Египт?

— О, это длаетъ директоръ, онъ — человкъ знающій, и уже при отц управлялъ всмъ, онъ можетъ присылать мн отчеты,— и молодой человкъ съ завидной безпечностью началъ распространяться о томъ, что его присутствіе на фабрик является совершенію лишнимъ.

Мета съ трудомъ сдерживала смхъ, тогда какъ Робертъ съ нескрываемой насмшкой произнесъ:

— Я ни за что не сталъ бы держать такого ‘прекраснаго директора’, потому что хочу самъ управлять своимъ царствомъ:

— Это царство еще доставитъ вамъ много хлопотъ, Робертъ,— сказалъ Роттенштейнъ,— по слухамъ, Бранкенбергъ находится въ ужасномъ состояніи.

— Я знаю,— спокойно отвтилъ Адлау:— тамъ велось совершенно безсмысленное хозяйство. Я былъ освдомленъ обо всемъ этомъ, когда покупалъ имніе, и далъ за него соотвтствующую цну. Тамъ надо начинать приводить въ порядокъ съ самаго начала, и это потребуетъ много труда и времени, но тмъ не мене изъ Бранкенберга можно кое что сдлать.

— Господи, помилуй, зачмъ же вы взваливаете на себя такую обузу?— небрежно замтила баронесса.— Вдь въ нашихъ мстахъ можно безъ сомннія найти благоустроенное имніе

— Конечно, но у меня вовсе но было никакого желанія располагаться въ тепломъ уютномъ гнзд, гд все уже готово. Я долженъ имть возможность создавать, созидать, наслаждаться дломъ рукъ своихъ. Впрочемъ простите, я вроятно уже наскучилъ вамъ предметами, которые вовсе не интересуютъ васъ.

— Почему же именно меня?— спросила Эльфрида.

— Потому что вы направили свою жизнь по совершенно инымъ путямъ,— отвтилъ Адлау съ вжливостью, совершенно не гармонировавшей съ выраженіемъ его глазъ: — кто привыкъ къ работ, какъ я, тотъ не можетъ отдлаться отъ этой привычки, даже въ томъ случа, когда эта работа не является необходимостью.

— Вы это говорите по собственному опыту?— съ наивнымъ изумленіемъ спросилъ Вельборнъ.— А я всегда думалъ, что вы ради удовольствія были въ Америк.

— Къ сожалнію вы ошиблись. Я не имлъ счастья родиться наслдникомъ богатаго фабриканта. Мы съ сестрой, выросли въ дом пастора, а извстно, что представители этой профессіи не имютъ обыкновенія накоплять сокровищъ. Когда я халъ въ дальнія страны, отецъ далъ мн свое благословеніе, больше ничего онъ мн дать не могъ, но въ конц концовъ я достигъ, кое чего своими собственными силами. Правда, сначала мн часто приходилось чувствовать, что я — только нищай, неимющій права на счастье, и мн довольно безцеремонно объясняли, что оно существуетъ только для богатыхъ и знатныхъ. Да, иногда, ученье обходится очень дорого… я подразумваю въ Америк.

Роттенштейнъ откашлялся, онъ находилъ, что разговоръ принимаетъ нсколько опасный оборотъ и хотлъ вмшаться, но тутъ, къ его великому облегченію, доложили, что экипажъ господина Рансдорфъ пріхалъ. Мета съ братомъ ушли. Вельдорфъ также простился.

Эльфрида подошла къ окну и, прижавшись лицомъ къ стеклу, неподвижно смотрла на улицу. Отецъ, расположишься на диван, тоже молчалъ нсколько мгновеній, а потомъ проговорилъ:— Робертъ становится иногда непріятенъ своими намеками. Счастье, что другіе ничего не поняли. Мета, кажется, тоже ни во что не посвящена.

Баронесса ничего не отвтила и продолжала смотрть на дождь….

— А ты иногда какъ будто нарочно раздражаешь его,— продолжалъ старикъ.— Когда находишься между вами, то кажется, будто надъ головой виситъ тяжелая туча, готовая каждую минуту разразиться грозой. На этотъ разъ мы скоро опять разстанемся, но что же будетъ, когда мы вернемся домой? Вдь Робертъ — нашъ ближайшій сосдъ?

Эльфрида обернулась. Она была страшно блдна и ея губы дрожали, когда она отвтила:

— Теб нечего ломать неб надъ этимъ голову, папа: моя нога никогда не будетъ въ Линденгоф, если Ро… господинъ Адлау будетъ жить въ Бранкенберг. Никогда,— съ удареніемъ повторила она.— Теб слдовало и здсь избгать Адлау, ты долженъ былъ сдлать это! Вмсто того ты постоянно отыскиваешь его, все время проводишь съ нимъ и протянулъ ему руку, какъ будто ничего и не случилось!

— Нтъ, это онъ протянулъ мн руку уже при первой нашей встрч,— произнесъ Роттеиштейнъ также съ удареніемъ,— другой не сталъ бы длать это, потому что съ нимъ тогда поступили несправедливо.

Молодая женщина подошла къ столу и вытащила нсколько розъ изъ букета, поднесеннаго ей Вельборномъ. Ея лицо имло обычное выраженіе апатіи и утомленія, но пальцы въ нервномъ волненіи теребили лепестки цвтовъ.

— Другими словами, я была неправа по отношенію къ нему? Неужели ты въ своемъ пристрастіи къ этому человку заходишь такъ далеко, что даже обвиняешь свою дочь? Впрочемъ ты длалъ это и тогда.

— Я ничего не длалъ,— откровенно отвтилъ отелъ,— твоя покойная мама взяла все это въ свой руки. Меня даже и не спросили.

— И мама была права,— перебила его Эльфрида:— на то отношеніе, которое проявилъ Адлау къ этому сватовству, могъ быть только одинъ отвтъ — моя помолвка съ Вильковымъ.

— Нельзя сказать, чтобы это было очень лестно для Вилькова. Впрочемъ онъ конечно не зналъ этого. Мама непремнно хотла видть тебя баронессой и богатой дамой, а когда она вбивала себ что нибудь въ голову, то всегда достигала этого. Робертъ, правда, велъ себя, какъ безумный, это правда, но съ нимъ поступили гадко, а онъ тебя любилъ. Мн было отъ души жаль бднягу въ то время.

При послднихъ словахъ лицо баронессы покрылось яркой краской и голосъ прозвучалъ совсмъ глухо, когда она повторила:

— Теб было жаль его! А меня нтъ, хотя я тоже сильно страдала въ то время!

Роттенштейнъ устремилъ на нее свои честные синіе глаза, въ нихъ выражался нмой упрекъ.

— Но ты же получила, что хотла. Былъ ли Вильковъ такимъ мужемъ, какой теб былъ, нуженъ — это другой вопросъ. Правда, ты всегда увряла, что очень счастлива, но я никогда особенно не врилъ въ это большое счастье. Твой видъ и все твое существо совершенію не подтверждали этого.

— Ты сильно ошибался, папа, очень сильно. Ты вообще былъ всегда несправедливъ къ Вилькову. Это была очень благородная натура…

— Благородная! Этого я вовсе и не оспариваю, онъ былъ очень милъ съ нами, но, несмотря на всю свою вжливость, довольно часто давалъ намъ понять, что онъ — ‘господинъ баронъ’. Можетъ быть, онъ и носилъ тебя на рукахъ, но я предпочелъ бы Роберта со всей его рзкостью и стремительной, пылкой, но прямой и честной натурой, этому холодному, вжливому, лощеному супругу со всдъ его эстетическимъ развитіемъ. Не сердись, Эльфрида, но я всегда находилъ его ужасно скучнымъ, да и ты вроятно тоже, инче ты не согласилась бы на эту безпокойную, странствующую жизнь. Ты повсюду искала то, чего не находила въ своемъ супружеств, но все-таки ничего не нашла.

Посл такой необычайно длинной рчи старикъ снова услся поглубже своемъ углу, он считалъ себя настоящимъ героемъ за то, что хоть разъ въ жизни высказалъ правду своей дочери, ея безграничное удивленіе по этому поводу было для него даже лестно. О, да, онъ тоже могъ сдлать кое что, особенно когда дло касалось Роберта, который всегда былъ его любимцемъ!

Эльфрида повидимому чувствовала это, и это сознаніе еще боле раздражало ее. Она судорожно сжала въ рук растрепанные цвты и, бросивъ ихъ на полъ, крайне рзкимъ тономъ произнесла:

— Я не узнаю тебя, папа, сегодня ты говоришь мн въ лицо самыя оскорбительныя вещи и безжалостно напоминаешь мн то время, когда я была еще почти ребенкомъ.

— Да, ты была имъ,— перебилъ ее отецъ,— а потому тогда слдовало взяться за это дло мн. Я зналъ, на чьей сторон твое сердце, но мама всегда орудовала везд сама. Теперь же я говорю теб: именно такого мужа, какъ Робертъ, недоставало теб… и мн,— добавилъ онъ съ трогательной откровенностью.

Это было черезчуръ для разстроенныхъ нервовъ молодой женщины, и она, кинувшись въ кресло, залилась горькими слезами.

Тайный совтникъ питалъ обыкновенно большое почтеніе къ этимъ нервнымъ припадкамъ и при ихъ наступленіи бжалъ за одеколономъ и просилъ прощенія у дочери, однако теперь эти слезы не произвели на него никакого дйствія, сегодня въ него вселился духъ возмущенія, и ему начинало это нравиться. Онъ остался на свомъ мст и спокойно проговорилъ:

— Ты опять плачешь, Фридель? Пора бы теб отвыкнуть отъ этого. Робертъ говоритъ, что моментально отучилъ бы свою жену отъ всякихъ нервовъ, и, я думаю, дйствительно сумлъ бы сдлать это.

Слезы у Эльфриды моментально высохли, она вскочила, ея лицо пылало, а глаза горли.

— Робертъ и опять Робертъ!— совершенно вн себя закричала она,— кажется, для тебя ничего, кром него, не существуетъ на свт! Я не хочу больше слышать это имя! Я вообще ни хочу ничего слышать о прошломъ! Оно умерло для меня!— и она, стрлой выбжавъ изъ комнаты, захлопнула за собой дверь.

Отецъ вовсе не былъ огорченъ подобнымъ поведеніемъ дочери, наоборотъ, на его губахъ играла довольная улыбка, когда онъ смотрлъ ей вслдъ.

— Совсмъ моя прежняя Фридель! Значитъ, прошлое, для нея ‘умерло’, а для Роберта оно ‘позабыто и похоронено’? Но только они какъ-то странно ведутъ себя, при этомъ ‘мертвомъ’ и ‘позабытомъ’. Я думаю, если бы они остались бы одни, такъ, съ глаза на глазъ…— Онъ погрузился въ свои мысли. Старикъ, которому ничто на свт не было такъ отвратительно, какъ интрнги, теперь замышлялъ самую злостную интригу, и когдаобдумалъ ее, то всталъ съ дивана и съ полнымъ сознаніемъ собственнаго достоинства произнесъ:— теперь я возьмусь за это дло! Недаромъ же я — отецъ и тайный совтникъ!

III.

Солнце немилосердно палило надъ крутой, скалистой, совершенно лишенной тни тропинкой, по которой медленно поднимались мулы. Буря, свирпствовавшая въ теченіе трехъ дгіей, успокоилась, какъ въ воздух, такъ и на мор, было тихо и весь островъ попрежнему былъ залитъ яркимъ солнечнымъ сіяніемъ.

Маленькое общество направлялось въ извстное, довольно отдаленное мстечко, откуда открывался чудный видъ. Впереди хали баронесса Вильковъ и Вельборнъ, а въ нкоторомъ отдаленіи за ними слдовали Робертъ Адлау и Роттенштейнъ. Послдній все время велъ переговоры съ проводникомъ, немного понимавшимъ по-нмецки и ведшимъ подъ уздцы мула старика, и усиленно убждалъ его не выпускать изъ рукъ поводьевъ и смотрть, чтобы мулъ не понесъ.

— По такой дорог никакой мулъ не понесетъ,— сказалъ Адлау, хавшій впереди него:— онъ достаточно занятъ подъемомъ на гору. А вонъ уже виднется и эта горная деревушка. Черезъ полчаса мы будемъ тамъ.

— Вотъ охота пуще неволи!— проговорилъ Роттенштейнъ, вытирая платкомъ потъ:— два часа, жариться на солнц, а подконецъ еще эта тропинка, на которой можно сломать себ шею! Я не думалъ, что это будетъ такъ ужасно, иначе…

— Вы не вызвали бы насъ на это…— добавилъ Адлау,— на этотъ разъ вы одинъ несете отвтственность за каждую каплю пота. Я не хотлъ принимать участіе въ этой экскурсіи и только исполнилъ ваше настоятельное желаніе.

Роттенштейнъ не противорчилъ. Это была правда. Онъ, заклятый врагъ всякихъ экскурсій, былъ иниціаторомъ этой прогулки и, несмотря на вс препятствія, настоялъ на ней. Бдный старикъ, тоже ршившій хоть ‘одинъ разъ взяться за дло’, уже давно убдился, что для этого нуженъ талантъ, которымъ въ достаточной мр обладала его жена и которагобылъ совершенно лишенъ онъ самъ.

Сначала у него была масса хлопотъ съ Робертомъ, который ни за что не хотлъ хать съ ними, наконецъ его удалось убдить. Но тутъ разыгралась сцена съ Эльфридой, ршительно отказавшейся отъ участія въ прогулк, узнавъ, что къ ней примкнетъ и Робертъ, и уступившей только посл долгихъ уговоровъ. Наконецъ оставалась еще одна задача: отдлаться отъ Вельборна. Было потрачено много усилій, однако они остались безъ результата. Вельборнъ былъ везд и зналъ все, онъ узналъ также и о предполагавшейся экскурсіи, которую хотли скрыть отъ него, явился въ моментъ отправленія и зловще предсказалъ дурную погоду, потому что у его барометра опять были подобныя мрачныя предчувствія. Тайный совтникъ усердно уговаривалъ Вельборна ввиду этого остаться дома, но молодой человкъ великодушно ршилъ раздлить участь остальныхъ и тотчасъ взобрался на перваго попавшагося мула, ради предосторожности захвативъ съ собою барометръ.

Конечно Вельборнъ и сегодня былъ на своемъ обычномъ мст, возл баронессы. Они хали впереди, и Адлау и не думалъ догонять ихъ, а все время держался около старика.

— Вы не сердитесь на меня, Робертъ, что я сегодня завладлъ вами?— началъ Роттенштейнъ.— Но завтра послдній день вашего пребыванія здсь, вы будете всецло принадлежать вашимъ роднымъ, а мы съ вами врядъ ли увидимся ране весны.

— Можетъ быть, даже и позже. Разъ вы будете въ Египт, то оттуда рукой подать до Индіи, а тамъ совсмъ близко и Китай. Вдь-только что шла рчь о кругосвтномъ путешествіи.

— Это все Вельборнъ, онъ сегодня опять болтаетъ всякую ерунду. Но эта мысль не встртитъ поддержки со стороны Эльфриды, потому что я въ такомъ случа забастую, не взирая на всю свою родительскую любовь. Это Эльфрида знаетъ.

Взоръ Адлау со своеобразнымъ выраженіемъ устремился на пару, хавшую впереди, а затмъ онъ насмшливо пожалъ плечами.

— Не думаю, чтобы въ этомъ случа расчитывали на ваше участіе. Тестя обыкновенно не берутъ съ собой въ свадебное путешествіе.

— Тестя? Свадебное путешествіе?— старикъ отъ испуга выронилъ поводья,— вы думаете?

— Я думаю, что этотъ молодой человкъ въ одинъ пркрасный день попроситъ вашего родительскаго благословенія..

У тайнаго совтника былъ совсмъ перепуганный видъ, ему никогда и въ голову не приходило, что ухаживанія молодого фабриканта могутъ имть какую нибудь серьезную цль. Только этого еще недоставало!

— Вы шутите,— боязливо произнесъ он,— у моей дочери не такой плохой вкусъ. Вдь не можетъ такой дуракъ…

— Простите, вы не оцнили этого молодого человка и совершенно не знаете, что таится въ глубин…. Онъ хочетъ сдлаться знаменитостью и удивить своими произведеніями весь міръ, объ этомъ он повдалъ мн на-дняхъ. Пока это — только путевыя замтки. Онъ во что бы то ни стало хотлъ прочитать мн первую главу, которую постоянно носитъ съ собой, но я усердно поблагодарилъ его за это.

Иронія этихъ словъ была довольно рзка, но Роттенштейнъ не обратилъ на это вниманія. Грозный призракъ совершенно нежданнаго зятя, внезапно возставшій предъ нимъ, лишилъ его всякаго самообладанія. Правда, онъ считалъ, что у его дочери боле изысканный вкусъ, но зналъ также ея упрямство.

Тмъ временемъ Вельборнъ, ничего не подозрвая, халъ возл своей дамы и разсыпался въ любезностяхъ, которыя встрчали сегодня особенно милостивый пріемъ

Цль прогулки была наконецъ достигнута, ресторанъ, часто посщаемый путешественниками, оказался вполн сноснымъ, а потому было ршено расположиться здсь на продолжительный отдыхъ.

Посл довольно приличнаго завтрака путешественники направились къ тому мсту въ конц деревни, гд открывался дйствительно великолпный видъ на островъ. Адлау, разсматривавшій мстность въ бинокль, называлъ Роттенштейну отдльные пункты, а Вельборнъ отыскивалъ для баронессы подходящее мсто, гд она могла бы расположиться рисовать, а затмъ, отыскавъ его, тщательно разостлалъ свой пледъ, чтобы ей было удобне сидть.

Роттенштейнъ съ отчаяніемъ смотрлъ на него и уже нсколько разъ пытался отвлечь его отъ дочери, но напрасно! Вдругъ ему въ голову пришла блестящая мысль.

— Пожалуйста, господин Вельборнъ, на пару словъ! воскликнулъ онъ.— Я хотлъ спроситъ васъ кое о чемъ.— Онъ безъ околичностей схватилъ молодого человка подъ-руку и оттащилъ его въ сторону, а затмъ вполголоса произнесъ:— что я слышалъ только что отъ Адлау! Вы скромно представились намъ, какъ владлецъ фабрики, а между тмъ вы — писатель и собираетесь выпустить въ свтъ большой трудъ… будете знаменитостью. И я узнаю все это только теперь, посл столькихъ недль знакомства!

Вельборнь былъ страшно польщенъ этимъ упрекомъ, но съ горделивой скромностью возразилъ:

— Это, можетъ быть, еще преждевременно… я говорю о знаменитости… Я еще только собираюсь… произведеніе еще собственно не написано…

— Да, это Адлау мн говорилъ, но онъ упоминалъ о рукописи, которую вы хотли прочитать ему.

Вельборнъ принялъ глубоко оскорбленный видъ.

— Я дйствительно хотлъ слышать его мнніе о первой глав… до сихъ поръ я описывалъ только наше путешествіе и Корфу, но онъ очень странно отнесся къ этому… совсмъ отрицательно, можно даже сказать… грубо!

— Да, это на него похоже: онъ иногда бываетъ очень рзкимъ,— согласился старикъ, — но это у него только наружно, несмотря на это, онъ очень подробно говорилъ мн о вашемъ произведеніи, а я страшно интерооуюсь подобными вещами. Вы можете…— онъ на мгновеніе колебался, предчувствуя, что этимъ самымъ навлекаетъ на себя, но затмъ отважно докончилъ:— вы можете прочитать его мн!

Лицо будущей знаменитости просіяло при этомъ предложеніи.

— Ваше превосходительство… вы желаете ознакомиться?

— Само собой разумется… но здсь это будетъ неудобно. Моя дочь занята теперь исключительно своимъ эскизомъ, а Адлау можетъ опять задть васъ какимъ нибудь замчаніемъ. Пойдемте лучше назадъ къ ресторану, тамъ намъ никто не помшаетъ.

Велборнъ колебался: ему очень хотлось имть своей слушательницей и баронессу, но послдняя фраза Роттенштейна подйствовала, онъ вовсе но имлъ желанія снова выслушивать рзкости ‘дикаря’ и согласился.

— Мы идемъ къ ресторану,— крикнулъ Роттенштейнъ остальнымъ.— Не безпокойся, Эльфрида, можешь спокойно кончать свой эскизъ, да и вы, Робертъ, вроятно тоже захотите еще погулять здсь? Вамъ незачмъ торопиться, у насъ еще больше чара,— и онъ дружески взялъ подъ-руку жертву своей интриги.

Вельборнъ тотчасъ же сталъ распространяться о. своихъ литературныхъ планахъ и при этомъ вынулъ изъ кармана очень объемистую тетрадь. При другихъ обстоятельствахъ размры этой первой главы, вроятно приведи бы тайнаго совтника въ. содроганіе, сегодня же онъ очень благосклонно взиралъ на нее, этого хватить вроятно гораздо боле, чмъ на часъ! Въ теченіе этого времени ‘другія дла’ имли возможность достаточно развиться.

Вельборнъ былъ очень тронутъ подобнымъ живымъ интересомъ, а потому оба, вполн довольные, добрались до ресторана.

— Теперь устроимся поудобне!— сказалъ старикъ:— закажемъ бутылочку чуднаго винца, имющагося тутъ, сядемъ подъ этими оливковыми деревьями, а затмъ начинайте.

Мсто было очень хорошее, вино еще того лучше. Вельборнъ положилъ предъ собою свой барометръ, затмъ раскрылъ тетрадь и приступилъ къ чтенію.

Онъ началъ съ отъзда изъ Тріеста, поднялъ тамъ якорь, ровно въ два часа двадцать три минуты и направился по синимъ волнамъ Адріатическаго моря. Затмъ онъ добросовстно перечислилъ каждый островъ и каждый заливъ и благополучно, добрался до Корфу, гд собственно только начиналось его произведеніе.

Тайный совтникъ, почти не слушая, усердно попивалъ вино, и мысленно рисовалъ себ сцену, которая вроятно разыгрывается теперь тамъ, на скал. Она несомннно будетъ носить, нсколько бурный характеръ, но потомъ… ему не придется взбираться на верблюдовъ и пирамиды, онъ со своими дтьми отправится домой, а въ Линденгоф… Но тутъ греческое вино подшутило надъ старичкомъ: тайный совтникъ ничего больше, не видлъ и не слышалъ — онъ крпко и сладко заснулъ

Вельборнъ не смотрлъ на своего слушателя, принимая его молчаніе за признакъ напряженнаго вниманія, и усердно продолжалъ читать.

IV.

Робертъ и Эльфрида остались одни, и это неожиданное пребываніе наедин повидимому было одинаково, непріятно имъ обоимъ, но ни одинъ изъ нихъ не хотлъ показать это другому. Эльфрида была всецло поглощена своимъ эскизомъ, а Адлау усердно изучалъ окрестности въ подзорную трубу.

Молчаніе продолжалось довольно долго, наконецъ Робертъ повидимому убдился, что не можетъ до безконечности смотрть въ бинокль, онъ сложилъ его, подошелъ къ молодой женщин и сказалъ нсколько словъ относительно ея рисунка и красоты мстности. Увы! на это послдовалъ очень краткій отвтъ.

Баронесса почти не отрывала взора отъ своей работы, но повидимому почувствовала, что взоръ Адлау былъ устремленъ на нее, и сама прервала снова наступившее молчаніе:

— Значитъ, послзавтра вы узжаете?

— Да, какъ было ршено.

— Вы думаете, что вынесете тсныя домашнія рамки посл той подвижной жизни, которую вы вели? Я боюсь, что вы тамъ…

— Закисну? Дйствительно эта опасность очень велика!

— Это слово относилось къ моему отцу,— холодно возразила Эльфрида.

— Можетъ быть, отчасти и ко мн. Наши взгляды въ этомъ отношеніи расходятся, хотя конечно свтъ долженъ представляться намъ съ совершенно различныхъ сторонъ, Вы изъздили міръ въ качеств знатной путешественницы, носились по волнамъ житейскаго моря при полномъ затишь, я же боролся съ ними въ бурю, при такихъ условіяхъ не можетъ быть и рчи о наслажденіи.

— Но тмъ не мене цль достигается, какъ видно по вашему опыту.

— Я и не жалуюсь. Тяжелые годы ученья имютъ свою хорошую сторону — они закаляютъ силы. Но теперь, когда борьба окончена, я хочу причалить къ берегу. Вы всегда имли то преимущество, что обладали возможностью распоряжаться своей судьбой.

Эта иронія разсердила Эльфриду.

— Я дйствительно отвыкла жить на нашемъ сромъ, холодномъ свер, въ тсныхъ домашнихъ условіяхъ, такъ какъ избалована роскошной красотой юга, широкимъ просторомъ кочевой жизни, чуждой всякихъ мелкихъ предразсудковъ. Это для меня является источникомъ жизни, изъ котораго я пила въ теченіе многихъ лтъ, и отъ котораго я и теперь не могу отказаться,

— Не можете? Нтъ, вы просто… не хотите…

— Можетъ быть, и не хочу.

— И этотъ хваленый волшебный источникъ дйствительно далъ вамъ счастье?— съ рзкимъ удареніемъ спросилъ Адлау.

Вопросъ былъ такъ неожиданъ, что молодая женщина слегка вздрогнула, но, тотчасъ овладвъ собой, ршительно отвтила:

— Да!

Робертъ пристально взглянулъ на нее.

— Это вы можете говорить другимъ, но не мн! Я вдь зналъ васъ раньше… Правда, это было уже давно, но я все-таки еще помню, какъ выражается счастье на вашемъ лиц. Увидвъ теперь предъ собой блдную, утомленную женщину, лишенную жизненной энергіи и жизнерадостности, я замтилъ также, что вы были поражены недугомъ до самой глубины души, что вы больны еще теперь! Можетъ быть, сначала этотъ ‘источникъ жизни’ и опьянилъ васъ, но это продолжалось недолго, и теперь вы только стараетесь одурманить себя этимъ ‘источникомъ’. Вы вмст съ родиной утратили всякую почву подъ ногами.

Эти слова были справедливы, и Эльфрида создавала это, но она не привыкла слышать правду, и рзкій тонъ уязвилъ ее.

— Я думаю, эти касается только меня,— упрямо заявила она.— Вы проповдуете мн, тогда какъ сами все время скитались по свту. Васъ никто не заставлялъ покидать родину.— Не успла эта необдуманная фраза вырваться у Эльфриды, какъ она уже раскаялась въ этомъ, она опустила глаза подъ взглядомъ горькаго упрека, направленнымъ на нее, и быстро добавила:— пасторъ Адлау не одобрялъ этого, онъ не хотлъ поте рять единственнаго сына.

— И тмъ не мене долженъ былъ потерять еro!— съ горечью произнесъ Робертъ.— Да, это было для него стрршо больно, и онъ съ тяжелымъ сердцемъ отпустилъ меня! Но я не слушалъ его. Я во что бы то ни стало хотлъ сдлаться богатымъ, и какъ можно скоре! Зачмъ — можетъ быть, вамъ это извстно, баронесса?

Молодая женщина молчала, она снова взяла въ руки карандашъ и стала поспшно проводить линію за линіей въ своемъ альбом:

Адлау подошелъ поближе и всталъ прямо противъ нея. Въ его голос дрожалъ сдержанный гнвъ, когда онъ продолжалъ:

— Вдь ваша матушка такъ вразумительно разъяснила мн, что молодой человкъ безъ всякаго состоянія, какимъ я былъ тогда, не долженъ имть никакихъ видовъ на будущее, такъ какъ лишь по прошествіи десяти-двнадцати лтъ сможетъ основать самый скромный домашній очагъ, и добавила, что ея дочь не должна связывать себя на такое продолжительное время. Скромный домашній очагъ былъ вообще не по вкусу ея превосходительству. Значитъ, надо было или отказаться совсмъ, или постараться создать себ ‘виды на будущее’. Я предпочелъ второе.

Онъ остановился, какъ бы выжидая отвта, но его не послдовало, карандашъ задрожалъ въ рук молодой женщины, и если бы кто нибудь посмотрлъ поближе на рисунокъ, то замтилъ бы, что она совсмъ испортила его множествомъ самыхъ спутанныхъ линій.

Робертъ очевидно ожидалъ чего нибудь другого, а, никакъ не это упорное молчаніе, и вдругъ перемнилъ тему.

— Впрочемъ все это — старыя, забытыя исторіи, до которыхъ теперь нтъ никакого дла! Мы оба сдлали карьеру въ жизни, каждый по-своему. Я не могу быть неблагодарнымъ къ чужбин — она дала мн многое, но теперь снова хочу работать на родной земл. Я не думаю о томъ, что она лежитъ на сромъ, неприглядномъ свер, на этомъ клочк я — самъ себ хозяинъ, и мн этотъ довольно.

Онъ выпрямился, въ его глазахъ сверкнуло гордое удовлетвореніе.

Что-то врод зависти мелькнуло въ томъ взор, которымъ Эльфрида окинула этого человка, въ ожесточенной жизненной борьб он сохранилъ вс, свои силы, остался здоровымъ душой и тломъ… а она!.. Въ ней внезапно поднялась какая-то горечь, скорбь о чемъ-то безвозвратно утраченномъ.

— Какъ видите, у меня нтъ настоящаго таланта къ путешествіямъ,— снова началъ Адлау,— но кое кто другой, кажется, хочетъ получить свое образованіе подъ вашимъ руководствомъ. Врный рыцарь, какъ я слышалъ, будетъ сопровождать васъ и въ Египт?

— Вельборнъ просилъ разршенія присоединиться къ намъ,— отвтила Эльфрида, умышленно не замчая насмшки,— и мы ничего не имемъ противъ этого. Это — пріятный спутникъ, безобидная, веселая натура.

— Да, очень безобидная, какъ и вс дураки!

Молодая особа порывисто захлопнула свой альбомъ и встала,

— Господинъ Адлау, вы очень рзки въ своихъ сужденіяхъ.

— Но они справедливы, съ этимъ вы должны согласиться. Несмотря на это, господинъ Вельборнъ въ большой милости у васъ. Но онъ и не подозрваетъ, что обязанъ этимъ исключительно мн.

— Вамъ?— съ удареніемъ повторила Эльфрида,— не знаю…

— А я знаю,— перебилъ ее Робертъ съ возрастающей раздражительностью,— я прекрасно знаю, что означаетъ эта игра и кого она должна колоть и дразнить. Вы еще прекрасно знает мою старую слабость — ревность. Ну, хорошо, она уколола меня, я не стану отрицать этого. Но теперь, когда я уду, вы можете отдлаться отъ этого человка, его присутствіе, какъ я полагаю, является теперь излишнимъ.

Это признаніе въ ревности вырвалось съ озлобленіемъ, какъ бы противъ воли, но тмъ не мене это было признаніе, и оно не осталось безъ результата. Лицо Эльфриды вдругъ покрылось яркой краской. Ея голосъ дрожалъ, когда она неувренно произнесла:

— Какое вамъ до этого дло? Вы вдь будете въ Бранкенберг. Насъ будутъ раздлять море и нсколько государств!

— Неужели же вы непремнно должны хать въ Египетъ, Эльфрида?— послышался старый, давно неслышанный оттнокъ въ тон, которымъ Робертъ произнесъ этотъ вопросъ и имя, названное теперь впервые.— Отецъ проситъ вамъ громадную жертву этимъ путешествіемъ, онъ все время рвется назадъ, въ Линденгофъ. Вдь исключительно отъ васъ зависитъ отказаться отъ этой поздки, вернуться домой.

Эльфрида не отвчала, она чувствовала, чего отъ нея хотли: ея гордость, ея упрямство должны были сломиться! Она повидимому боролась сама съ собой.

Доброе слово, просьба ршили бы въ эту минуту все. Но Робертъ не умлъ просить тамъ, гд чувствовалъ себя вполн правымъ, колебаніе молодой женщины вывело его изъ себя.

— Вы останетесь? Удалите отъ себя этого навязчиваго субъекта?— почти угрожающе спросилъ онъ.

Этотъ тонъ снова пробудилъ упрямство молодой женщины.

— Я не подчиняюсь приказаніямъ!— воскликнула она.

— Я требую ршенія, а не милости! Вы дете въ Египетъ? да или нтъ?

— Да,— коротко сорвалось съ устъ Эльфриды.

По мрачнымъ чертамъ лица Роберта пробжала судорога, но онъ тотчасъ же раскланялся и съ ледяной холодностью произнесъ:

— Въ такомъ случа желаю вамъ счастливаго пути! Прощайте!

Онъ ушелъ, даже не обернувшись, и тотчасъ же исчезъ за скалой.

Звукъ его шаговъ уже давно замолкъ, а Эльфрида все еще стояла на прежнемъ мст и смотрла вдаль, но ничего не видла, наконецъ она медленно повернулась и пошла назадъ.

Пароходъ, шедшій изъ Александріи и на нсколько часовъ заходившій въ Корфу, пришелъ во-время, и путешественники, отправлявшіеся на немъ въ Тріестъ, длали послднія приготовленія къ отъзду. Носильщики со всхъ сторонъ тащили багажъ, много лодокъ уже отчалило, направляясь къ пароходу, стоявшему довольно далеко на рейд.

Роттенштейнъ вышелъ изъ гостиницы и повидимому совершенно безцльно бродилъ въ толп, собравшейся на берегу. На самомъ дл онъ направлялся къ Рансдорфамъ, но умышленно скрылъ это отъ дочери, чтобы не разыгралась такая же буря, какъ третьяго дня. Старикъ былъ въ очень угнетенномъ состояніи духа, потому что не могъ скрыть отъ себя, что его ‘вмшательство’, которымъ онъ такъ гордился, потерпло полную неудачу. Хотя онъ и не зналъ, что собственно произошло между Эльфридой и Адлау, и не посмлъ разспрашивать, по былъ твердо убжденъ, что всему насталъ конецъ.

Бднаго старика ожидало очень непріятное пробужденіе тогда подъ оливковыми деревьями, во-первыхъ, на него свалился зонтикъ, прикрпленный среди втвей для защиты отъ солнца, Во-вторыхъ, неожиданно появилась Эльфрида одна, блдная и взволнованная. Она сказала, что отъ рисованія у нея разболлась голова, и пожелала немедленно хать домой. На возросъ отца, куда длся Робертъ, она отвтила, что Адлау пошелъ дальше въ горы и вроятно скоро нагонитъ ихъ. Вельборнъ побжалъ въ домъ съ приказаніемъ сдлать муловъ, и, десять минутъ спустя, общество тронулось въ путь.

Обратное путешествіе было очень непріятно. Эльфрида не говорила ни слова, тайный совтникъ — только самое необходимое, такъ что болталъ одинъ Вельборнъ. Онъ конечно ничего не замтилъ, поврилъ въ головную боль и безпрестанно предлагалъ всевозможныя средства. Наконецъ онъ напалъ на свою любимую тему и заявилъ, что его барометръ предсказываетъ дурную ногоду, и это и является причиной головной боли баронессы.

Адлау конечно не нагналъ ихъ, да и вообще о немъ не было ни слуха, ни духа. Только сегодня утромъ онъ прислалъ Роттенштейну свою карточку, на которой стояло нсколько прощальныхъ словъ, но совершенно не упоминалось о баронесс.

Старикъ зналъ теперь, въ чемъ дло, но, не желая такъ холодно разстаться съ человкомъ, котораго съ удовольствіемъ назвалъ бы своимъ сыномъ, хотлъ попрощаться съ нимъ лично и направлялся къ нему. Однако тутъ онъ конечно наткнулся на неизбжнаго Вельборна, имвшаго способность появляться именно тамъ, гд онъ былъ боле всего некстати. Вельборнъ ни на шагъ не отходилъ отъ Роттеншгейна, и вс попытки послдняго отдлаться отъ него остались безъ результата. Наконецъ старикъ окончательно потерялъ терпніе.

— Мн нужно сдлать еще нкоторыя покупки,— сказалъ онъ,— а вы прикажите доложить о себ моей дочери, сегодня она чувствуетъ себя гораздо лучше и вроятно приметъ васъ.

Это средство подйствовало: молодой человкъ раскланялся и поспшно повернулъ обратно къ гостиниц, тогда какъ Роттенштейнъ съ неменьшей поспшностью направился къ дому Рансдорфовъ.

Онъ пришелъ какъ разъ во-время. Адлау уже прощался со своими родными, и на его мрачномъ лиц промелькнуло выраженіе радостнаго изумленія при вид Роттенштейна, котораго онъ совершенно не ожидалъ. Консулъ, очевидно бывшій сегодня также не въ дух, посл первыхъ привтствій съ. досадой произнесъ:

— Ужасно, досадно, мы даже не можемъ проводитъ Роберта на пароходъ. Сегодня ожидается на Корфу принцъ Карлъ, его яхта уже видна и вроятно черезъ полчаса будетъ здсь. Я по обязанностямъ службы долженъ встртить его, а Мет придется подносить букетъ принцесс. Ничего не подлаешь Робертъ, позжай ужъ одинъ!

— Помилуй,— запротестовалъ Адлау,— чмъ короче будетъ прощаніе, тмъ лучше.. Впрочемъ мн уже пора отправляться въ путь.

— Я замню васъ, господинъ Рансдорфъ,— произнесъ Роттенштейнъ.— Не возражайте, Робертъ, я провожу васъ на пароходъ. Море сегодня, какъ зеркало, и черезъ часъ я опятъ буду дома.

Робертъ согласился, и вс направились къ лодк, ожидавшей ихъ у берега. Прощаніе было непродолжительно, но, тмъ не мене сердечно.

— Значитъ, до свиданія лтомъ въ Бранкендорф! Вы мн общали! А дтей вы конечно возьмете съ собой. Не плачь, Мета! мы вдь разстанемся только на нсколько мсяцевъ.. Да хранитъ васъ Богъ! До скораго свиданія!— воскликнулъ Адлау и вскочилъ въ лодку.

Роттенштейнъ послдовалъ за нимъ, лодка отчалила и направилась къ пароходу.

Тамъ царило большое оживленіе, лодки подходили и отчаливали, путешественники поднимались на палубу, гд шли приготовленія къ отходу, до котораго оставалось еще полчаса, такъ что Адлау и Роттенштейнъ могли побесдовать, Однако разговоръ не клеился и чувствовалась натянутость. Наконецъ Робертъ проговорилъ:

— Я въ хлопотахъ даже не имлъ возможности сдлать вамъ прощальный визитъ и могъ только послать карточку. Очень любезно съ вашей стороны, что вы все-таки пришли!

— Карточка показалась мн слишкомъ оффиціальной,— съ легкимъ упрекомъ произнесъ Роттенштейнъ,— мн хотлось еще разъ повидать васъ и послать съ вами привтъ родин.

— Большое спасибо! А вы все-таки дете въ Египетъ?

— Я долженъ — Эльфрида настаиваетъ на этомъ.— Этотъ отвтъ былъ произнесенъ очень прискорбнымъ тономъ, и при этомъ тайный совтникъ окинулъ пароходъ тоскливымъ взглядомъ.— Если бы вы знали, Робертъ, какъ я вамъ завидую,— жалобно добавилъ онъ,— съ какимъ удовольствіемъ я тоже похалъ бы домой!

Адлау, стряхнувъ пепелъ съ сигары, спокойно спросилъ:

— Почему же вы не длаете этого? Похали бы со мной въ Тріестъ, а оттуда домой.

— Не разстраивайте меня еще больше своими шутками!

— Я нисколько не шучу, а говорю совершенно серьезно. Въ моей кают есть еще свободное мсто, какъ я случайно узналъ сегодня утромъ. Погода общаетъ намъ спокойный перездъ. Нужно только сказать нсколько словъ капитану, а во мн вы будете имть удобнаго спутника. Вы уже не успете създить на берегъ, да этого и не нужно. Моя касса находится въ вашемъ распоряженіи и мой чемоданъ также. Я могу снабдить васъ всмъ необходимымъ на нсколько дней, а изъ Тріеста можно телеграфировать, чтобы немедленно выслали вашъ багажъ. Это очень просто!

Тайный совтникъ совсмъ опшилъ. Онъ не могъ разобрать, шутитъ ли Робертъ, или говоритъ серьезно.

— Помилуйте, Робертъ, что это вамъ пришло въ голову? Вдь моя дочь здсь, въ Корфу, и собирается въ Египетъ.

— Ну, такъ что же? Вашъ отъздъ нисколько не помшаетъ этому. Конечно баронессу надо извстить. Вы напишете нсколько словъ, чтобы сообщить ей обо всемъ. Вотъ человкъ изъ вашей гостиницы! Позвать его?

— Нтъ, нтъ, ради Бога!— испуганно запротестовалъ старикъ.— Кажется, вы дйствительно были бы способны на подобную штуку!

Вмсто всякаго отвта Адлау вынулъ часы и посмотрлъ на нихъ.

— Остается еще десять минутъ до отхода парохода. Ршайте скоре! Подумайте о своемъ Линденгоф, объ уютныхъ вечерахъ около камина! Почему вы непремнно хотите жариться въ пустын? Потомъ пирамиды, верблюды… вдь вамъ придется здить на нихъ! Когда вы будете въ Египт…

— Нтъ, нтъ!— съ отчаяніемъ воскликнулъ тайный совтникъ:— но вдь не могу же я… Оставьте меля въ поко, Робертъ! Не могу же я бросить свою дочь одну въ чужой стран!

— Но вдь баронесса совершенно самостоятельна, вполн освоилась съ путешествіями, да кром того при ней опытная горничная. Сколько дамъ въ наше время путешествуютъ одн! Вы конечно взяли чеки на Каиръ… они при васъ?

— Нтъ, они у нашего банкира въ Корфу.

— Тмъ лучше, баронесса можетъ прямо взять, ихъ тамъ. Видите, уже подымаютъ якоря, нельзя терять время! Вотъ моя записная книжка, напишите нсколько словъ, этого пока вполн достаточно.

У Роттенштейна, который самъ не зналъ, какъ это произошло, вдругъ очутились въ рукахъ карандашъ и записная книжка, а стоявшій рядомъ Робертъ сталъ диктовать:

‘ду съ Адлау въ Тріестъ, а оттуда домой, подробности письмомъ. Чеки на Каиръ у нашего банкира. Счастливаго пути въ Египетъ. Любящій тебя отецъ’.

До сихъ поръ старикъ машинально писалъ, совершенно покорившись сильной чужой вол, но при упоминаніи объ отеческой любви остановился.

— Помилуйте, Робертъ, вдь это же нельзя. Эльфрида будетъ вн себя и совершенно справедливо. Она…

— ‘Любящій тебя отецъ’!— повелительно повторилъ Адлау.— Написали? Прекрасно! Адресъ я напишу самъ. Подождите минутку, вы возьмете съ собою записку!— Послднія слова были обращены къ слуг изъ гостиницы, собиравшемуся покинуть пароходъ. Робертъ быстро сложилъ записку, надписалъ адресъ и передалъ лакею.— Немедленно передайте это баронесс Вильковъ и скажите, что его превосходительство ухали со мной въ Тріестъ… вотъ вамъ!

Монета, скользнувшая въ руку слуги, сдлала его очень услужливымъ, онъ общалъ исполнить все въ точности и поспшилъ къ трапу. Медлить было нельзя, потому что уже былъ данъ сигналъ къ отходу.

Роттенштейнъ хотлъ было послдовать за лакеемъ,-но Робертъ схватилъ его за руку.

— Теперь нечего колебаться, разъ вы уже ршили.

— Нтъ, это вы ршили!— вн себя воскликнулъ старикъ,— я ничего не длалъ и не знаю, какъ это случилось, вы совершенно не дали мн времени опомниться. Вы стояли надо мною и командовали, какъ генералъ. Вы — ужасный человкъ!

‘Ужасный человкъ’ все еще держалъ его за. рукавъ, и съ полнымъ спокойствіемъ смотрлъ, какъ поднимали трапъ, какъ отчалила послдняя лодка, и только тогда отпустилъ свою жертву, когда больше нечего было опасаться ея бгства.

— Такъ, теперь пароходъ тронулся,— съ чувствомъ глубокаго удовлетворенія произнесъ онъ.— Я спущусь въ каюту и поговорю съ капитаномъ относительно мста для васъ. Радуйтесь же: мы демъ домой!

Но бдный старикъ и не думалъ радоваться, онъ въ полномъ изнеможеніи опустился на скамейку и началъ раздумывать надъ всей этой небывалой исторіей. Онъ прекрасно представилъ себ, какая сцена разыграется въ гостиниц, когда Эльфрида получитъ записку съ адресомъ, надписаннымъ рукою Адлау. Она никогда не проститъ этого ему, и онъ самъ казался себ ужаснымъ злодемъ, оставившимъ свою дочь въ одиночеств въ чужой стран, Да, этотъ Робертъ — настоящій деспотъ! Чмъ больше Роттенштейнъ задумывался надъ этимъ, тмъ боле сердился на своего любимца. Но вдругъ среди этого гнва онъ ударилъ рукой по скамейк и съ полнымъ убжденіемъ произнесъ:

— А все-таки правда: Эльфрид нехватало такого мужа, а мн — такого зятя.

VI.

На берегахъ Рейна уже наступила весна, и всюду появлялась яркая молодая зелень. Имніе Роттенштейна было очень небольшое, но какъ бы нарочно созданное для удобнаго отдыха на старости лтъ. Привтливый домъ пріютился подъ тнью старыхъ липъ. Къ обширному саду примыкалъ небольшой виноградникъ — большая гордость и утха старика.

На обвитомъ виноградомъ балкон сидли тайный совтникъ и его сосдъ по имнію, а на стол искрилось въ стаканахъ вино ‘собственныхъ виноградниковъ’, которымъ старикъ очень гордился. Зима, проведенная дома, казалось, послужила ему на пользу: у него былъ гораздо боле здоровый видъ, чмъ осенью.

Робертъ Адлау почти не измнился, только былъ блдне обыкновеннаго, и на его лбу виднлась широкая черная повязка, указывавшая на какое-то пораненіе.

— За благополучное выздоровленіе!— произнесъ Роттенштейнъ, поднимая стаканъ,— иной человкъ мсяцъ возится съ такой раной на голов, а вы уже черезъ недлю бгаете, какъ ни въ чемъ не бывало!

— Да вовсе и не стоило подымать изъ-за этого такой шумъ, пожавъ плечами, отвтилъ Адлау,— только потеря сознанія вслдствіе, паденія, сильное кровотеченіе… мн только жаль лисицы, которая пропала изъ-за этой исторіи.

— Ну, все же лучше, что пропала лисица, а не вы! Впрочемъ вся эта исторія имла сначала очень скверный видъ. Вы совершенно не знаете, что была за картина, когда меня позвали въ Бранкенбергъ и когда я увидлъ васъ безъ признаковъ жизни и въ крови. Докторъ сначала только покачалъ головой, и теперь говоритъ, что еще никогда не встрчалъ такой натуры, какъ ваша.

— Да, пожаловаться не могу. Впрочемъ я здорово намылилъ голову своему управляющему за то, что онъ не нашелъ ничего лучшаго, какъ послать за вами и напугать васъ этимъ извстіемъ. Какое же вамъ дло до этого?

— Какое мн дло?— возмущенно воскликнулъ Роттенштейнъ.— Да что же, вы думаете, что ваша жизнь и смерть для меня безразличны?

— Ну да, вамъ-то, можетъ быть, и нтъ,— протяжно произнесъ Адлау,— но другіе конечно…

Онъ вдругъ остановился, какъ будто сказалъ слишкомъ много.

Старикъ поспшно продолжалъ:

— Ну, да, другихъ друзей у васъ здсь нтъ, но въ этомъ вы сами виноваты. Я уже давно собирался отчитать васъ за вашъ отшельническій образъ жизни, вы не сдлали визитовъ никому изъ сосдей, нигд не бываете и упорно сторонитесь общества. Какъ это вы можете постоянно сидть въ одиночеств въ этомъ громадномъ пустомъ замк?

— Ну, лтомъ прідетъ сестра съ мужемъ и дтьми,— уклончиво отвтилъ Адлау.— Впрочемъ у меня очень много дла, гораздо больше, чмъ я думалъ. До сихъ поръ у меня совершенно не было времени для развлеченій.

— Да, вы въ Бранкенберг, кажется, все перевертываете вверхъ дномъ,— засмялся Роттенштейнъ.— Наши сельскіе хозяева разваютъ рты отъ удивленія — такія невиданныя вещи выростаютъ тамъ у васъ, но тмъ боле ставятъ вамъ въ вину вашу замкнутость, мн достаточно часто приходится выслушивать, что я — единственный человкъ во всей окрестности, котораго вы признаете.

— И тотъ хочетъ покинуть меня,— съ слегка принужденной веселостью замтилъ Робертъ:— вдь вы собираетесь въ Швейцарію?

— Въ слдующемъ мсяц. Моя дочь ршила провести лто въ Интерлакен, тамъ мы и встртимся. Я вдь не видлъ ея цлыхъ полгода.

Послднія слова прозвучали очень печально. Адлау полусострадательно, полунасмшливо посмотрлъ на него.

— Боюсь, что оказалъ вамъ плохую услугу, похитивъ васъ тогда. Вы совершенно нерасположены къ подобнымъ ршительнымъ мрамъ и вроятно давно раскаялись въ этомъ.

— Вовсе нтъ, я былъ очень доволенъ отдлаться отъ этого Египта съ его пирамидами и верблюдами, но конечно… Эльфрида страшно разсердилась на меня за это. Мн пришлось прочитать въ письмахъ очень непріятныя вепіи.

— Почему же вы не свалили всего на меня, какъ я вамъ совтовалъ?

Старикъ смущенно молчалъ, онъ такъ и поступилъ, но это только увеличило его вину въ глазахъ дочери.

— Ну, вы скоро получите возможность устно попросить прощенія,— насмшливо продолжалъ Робертъ.— Изобразите мое, злодяніе въ самыхъ черныхъ краскахъ, я ничего не имю противъ. Баронесса еще въ Константинопол?

— Да, она собиралась пробыть тамъ нсколько недль. Я жду отъ нея извстій. Я писалъ ей недлю тому назадъ, надъ разъ въ тотъ, день, когда вы упали съ лошади.

Адлау, собиравшійся было поднести стаканъ ко рту, порывисто поставилъ его на столъ.

— Надюсь, вы не писали ей объ этомъ?

Роттенштейнъ слегка смутился: онъ дйствительно написалъ о несчастномъ случа съ Робертомъ, но не ршился сознаться въ этомъ посл такого грознаго вопроса, и отвтилъ очень дипломатично:

— Если вы не хотите, то я ничего не буду писать ей относительно этого.

— Очень прошу васъ. Врядъ ли въ Константинопол подобныя вещи представляютъ интересъ, тмъ боле, когда находишься въ пріятномъ обществ.

Эти слова прозвучали очень злобно, и Роттенштейнъ счелъ за лучшее сдлать видъ, что не понимаетъ намека.

— Да, Эдьфрида теперь въ интересномъ обществ,— видимо совсмъ непринужденно отвтилъ онъ.— Я вамъ уже разсказывалъ, что она встртила въ Каир мистера и миссисъ Торнтонъ, то англійское семейство, у котораго она гостила лтомъ, и они совершили все путешествіе вмст.

— Съ неизбжнымъ придаткомъ,— господиномъ Вельборномъ.

— Да, кажется, они до сихъ поръ не отдлались отъ него. Изъ Египта онъ вмст съ ними отправился въ Палестину, а потомъ — въ Константинополь, и, я увренъ, онъ окажется также и въ Швейцаріи. Теперь я тоже начинаю бояться, онъ повидимому стремится къ опредленной цли, а такое настойчивое и неутомимое ухаживаніе въ конц концовъ подйствуетъ на всякую женщину. У Эльфриды вообще есть странности. Если она дйствительно дастъ убдить себя…

Робертъ вдругъ всталъ, взялся за шляпу и рзко произнесъ:

— Тогда она заслуживаетъ, такого мужа. Желаю ей счастья.

— Вы уже уходите?— съ изумленіемъ спросилъ Роттенштейнъ.

Старикъ злился на самого себя, онъ зналъ, что Адлау не выноситъ разговоровъ на эту тему, и тмъ не мене самъ началъ его.

— Да вдь вы и получаса не сидли,— умоляюще продолжалъ онъ.

— Мн надо сходить въ Рехенауцскій лс, чтобы посмотрть, въ какомъ онъ состояніи, онъ продается и мн предложили купить его. Я не хочу упускать такой случай. Итакъ, до свиданія!

Раскланявшись, онъ быстро вышелъ, старикъ, качая головой, смотрлъ ему вслдъ и вполголоса произнесъ:

— Онъ не можетъ забыть это, несмотря ни на что! Да, да, Фридель, Робертъ на твоей совсти!

Тутъ же онъ подумалъ о томъ, какое впечатлніе произведетъ на его дочь извстіе, которое онъ сообщилъ ей? Его оторвали тогда, въ день катастрофы съ Робертомъ, именно отъ письма и когда онъ вернулся, то подъ первымъ впечатлніемъ несчастнаго случая приписалъ къ неоконченному посланію: ‘Только что вернулся изъ Бранкенберга, гд лежитъ сильно раненый Робертъ, онъ упалъ съ лошади, къ сожалнію можно ожидать все!’. Къ счастью все обошлось благополучно, но онъ былъ убжденъ, что она все-таки какъ нибудь отвтитъ на такое извстіе.

Тайный совтникъ сидлъ за своимъ стаканомъ, но вино больше не нравилось ему. Въ его голов, носились мрачныя думы: ему опять предстояло отправиться на чужбину, что вовсе не улыбалось ему, но ему не оставалось ничего другого: онъ хотлъ увидть свою дочь, а та неоднократно повторяла ему. что ея нога не будетъ въ Линденгоф, пока владлецъ Бранкенберга будетъ жить въ своемъ имніи.

Чтобы нсколько отвлечь свои мысли, Роттенштейнъ взялся за газету и читалъ вроятно около часа, какъ вдругъ къ воротамъ подъхалъ экипажъ. Старикъ поднялъ голову, фигура господина, выходившаго изъ экипажа, показалась ему знакомой. Роттенштейнъ сталъ всматриваться и вдругъ замеръ отъ испуга: это былъ Фердинандъ Вельборнъ. Его появленіе могло имть только одну причину: Эльфрида отвтила ему согласіемъ, и онъ въ качеств жениха пріхалъ просить благословеніе отца, другого объясненія быть не могло.

— Фридель, такое огорченіе ты, все-таки не должна была причинять мн и Роберту,— съ отчаяніемъ простоналъ старикъ,— такой зять! Этого я не перенесу!

Вельборнъ между тмъ подошелъ къ балкону, но вдругъ отскочилъ, увидвъ Роттенштейна, который былъ до сихъ поръ скрытъ, отъ него зеленью.

— Ваше превосходительство… вы еще живы?

— Почему же мн не быть живому?— спросилъ старикъ, довольно немилостиво встрчая своего будущаго вятя.— Вы что противъ этого?

— О, нтъ, нтъ… совсмъ наоборотъ! Но все-гаки удивительно то, что вы такъ сидите тутъ!

— Я нахожу еще боле удивительнымъ, что вы здсь. Я думалъ, вы въ Константинопол!

— Да, я былъ тамъ еще три дня тому назадъ, а теперь здсь,— произнесъ Вельборнъ,— Вы дйствительно живы и здоровы?

— Какъ видите!— воскликнулъ старикъ, весьма оскорбленный такимъ сомнніемъ въ томъ, что онъ не умеръ.— Вы, можетъ быть, расчитывали найти мой трупъ?

— Да, мы думали… то есть мы боялись этого,— быстро поправился Вельборнъ, замтивъ негодованіе Роттенштейна.— Баронесса была въ смертельномъ страх и ршила немедленно хать. Горничная заявила, что не можетъ уложить вещи въ два часа. Тогда ее просто оставили тамъ съ багажемъ, баронесса взяла съ собой только самое необходимое, а также и меня. Впрочемъ она этого не хотла, но миссисъ Торнтонъ настаивала на томъ, что она не должна хать одна, находясь въ такой тревог и волненіи.

— Такъ объясните же мн наконецъ причину,— перебилъ его Роттенштейнъ, потерявшій терпніе отъ этой безконечной рчи,— я ни слова не понимаю изъ всей исторіи, говорите толкомъ.

Вельборнъ вроятно самъ почувствовалъ, что его рчь не отличается ясностью, и опять началъ съ начала:

— Мы были въ Константинопол съ нашими спутниками-англичанами, тутъ пришло письмо съ извстіемъ о несчасть, о вашемъ паденіи. Мистеръ Торнтонъ хотлъ раньше освдомиться по телеграфу, но баронесса ршительно воспротивилась этому и ршила немедленно хать. Мы сли въ экспрессъ и помчались. Это было ужасно утомительное путешествіе! А вы сидите тутъ за бутылкой вина, какъ ни въ чемъ не бывало. Это удивительно, очень удивительно!

Тайный совтникъ началъ понимать, и его лицо просіяло. Вотъ каково было извстіе изъ Бранкенберга!

‘Ты все-таки пріхала, Фридель, да еще съ экспрессомъ!’ — внутренне торжествовалъ онъ, но, сообразивъ, что ему нужно подтвердить тотъ предлогъ, которымъ его дочь объяснила свой неожиданный отъздъ, благодушно произнесъ:

— Да, вся эта исторія оказалась не такой опасной, какой представлялась на первый взглядъ. Я, правда, оступился на лстниц.

— Да вовсе нтъ, вы упали въ канаву, потому что у экипажа сломалось колесо,— заявилъ Вельборнъ, который, какъ оказывается, зналъ все гораздо лучше, чмъ самъ ‘пострадавшій’

— Ахъ, да, въ канаву! Я ужъ теперь хорошо не помню, у меня все-таки пострадала память… небольшое сотрясеніе мозга, которое, слава Богу, оказалось неопаснымъ. Но скажите мн наконецъ, гд моя дочь?

— Разв ея здсь нтъ?— съ величайшимъ изумленіемъ спросилъ Вельборнъ.— Господи, Боже мой, да она уже два часа тому назадъ оставила меня и пошла въ Линденгофъ по пшеходной дорожк, которая, по ея словамъ, гораздо короче прозжей… черезъ Рейхенаускій лсъ…

Старикъ подскочилъ на стул. Рейхенаускій лсъ! Черезъ него была только одна дорога, и этотъ лсъ былъ вообще не великъ. Эльфрида тамъ непремнно столкнется съ Робертомъ! Браво!

Онъ произнесъ послднее слово вслухъ, но спохватившись пояснилъ:

— Я, видите, очень радъ, что моя дочь здсь!

— Но вдь пока ея еще здсь нтъ!— озабоченно замтилъ Вельборнъ.— На той маленькой станціи, гд мы вышли, не было экипажа, за нимъ надо было послать въ деревню, и начальникъ станціи сказалъ, что на это понадобится цлый часъ. Баронесса не пожелала ждать и пошла пшкомъ. Я конечно хотлъ проводить ее, но она сказала, чтобы я остался съ вещами, я исполнилъ это и теперь привезъ ихъ съ собой.

Вельборнъ разсказывалъ это, самъ не замчая, какую жалкую роль онъ игралъ во всей этой исторій. Онъ очевидно уже привыкъ къ подобному обращенію дамы своего сердца, и оно не казалось ему страннымъ.

Роттенштейнъ посл этого разсказа превратился въ воплощенную любезность: онъ усадилъ молодого человка, предложилъ ему вина и не выказывалъ никакого безпокойства по поводу отсутствія дочери. Для него это опозданіе служило яснымъ доказательствомъ, что Эльфрида въ лсу ‘кого-то’ встртила.

Вельборнъ былъ очень тронутъ этой любезностью. Он слъ и началъ разсказывать, причемъ по обыкновенію болталъ обо всемъ, перескакивая съ одного предмета на другой, и въ конц донцовъ завелъ рчь о томъ, что между нимъ и баронессой очень много общаго, что отецъ оставилъ ему хорошее состояніе — однимъ словомъ, онъ медленными, но врными шагами направлялся къ ‘отеческому благословенію’.

Теперь это повидимому было не опасно, но Роттенштейнъ все же увидлъ, что не слдуетъ доводить его до формальнаго предложенія, а потому поспшилъ перевести разговоръ на другую. тему и освдомился о показаніи барометра.

При этомъ вопрос лицо молодого человка приняло нсколько смущенное выраженіе, но онъ тотчасъ же досталъ барометръ, который конечно былъ при немъ, поставилъ его на столъ и съ глубокомысленнымъ видомъ сталъ смотрть на него.

— Да, да, удивительная вещь!— сознался онъ.— Представьте себ, мой барометръ въ Египт все время стоялъ на дожд, цлыми мсяцами, а на берегахъ Нила почти никогда не бываетъ дождя.

— Значитъ, онъ по обыкновенію ошибся,— благодушно замтилъ старикъ.— Барометръ моего садовника гораздо врне: его, зеленая лягушка вчера все время сидла на верхней ступеньк своей лстницы, несмотря на дождь, и сегодня у насъ дйствительно прекрасная погода.

— Мой барометръ тоже показываетъ ‘ясно’!— торжествующе воскликнулъ Вельборнъ,— взгляните-ка сами. Какъ это радуетъ меня!

— Вроятно потому, что это рдко случается?— сказалъ Роттенштейнъ.

— О, нтъ, совсмъ по другой причин… это такъ, нчто врод суеврія. Смйтесь, смйтесь, наше превосходительство, а я считаю это счастливымъ предзнаменованіемъ для моего появленія въ вашемъ дом, для одной надежды… которую я еще не хочу высказывать, но исполненіе которой сдлаетъ меня счастливйшимъ изъ смертныхъ.

Вельборнъ очевидно снова хотлъ подойти къ ‘родительскому благословенію’, и Роттенштейнъ долженъ былъ опять отвлечь его. Онъ съ горячимъ интересомъ освдомился о томъ, насколько подвинулось его литературное произведеніе, и тотчасъ же получилъ пространный отвтъ, что путевыя замтки уже окончены и скоро появятся въ свтъ, конечно на средства составителя.

Старикъ слушалъ такъ же разсянно, какъ и тогда, подъ маслинами, только сегодня онъ не заснулъ, но наслаждался сознаніемъ, что наконецъ его ‘вмшательство’, хотя и неумышленное, оказалось успшнымъ!

VII.

Рейхенаускій лсъ тянулся по самой границ Бранкенберга. Это былъ чудный, густой лиственный лсъ, покрытый теперь первымъ пушкомъ весенней зелени. Недалеко отъ узкой дорожки, вившейся черезъ весь лсъ, изъ мшистыхъ камней, покрытыхъ низкими кустами и травами, вытекалъ прозрачный ручеекъ. Возл этихъ камней, растянувшись на мягкомъ мх, лежалъ Робертъ, онъ былъ повидимому совершенно равнодушенъ къ лсу, который хотлъ осмотрть, и, погрузившись въ невеселыя думы, не отрывалъ взора отъ журчащаго ручейка.

Теперь, когда онъ былъ одинъ, вдали отъ постороннихъ взоровъ, на его лиц лежало выраженіе глубокой скорби. Его старый другъ не ошибся: этотъ человкъ не могъ примириться съ потерей, понесенной въ юности. Онъ, правда, думалъ, что все забыто и похоронено, но посл неожиданной встрчи юношеская любовь вспыхнула съ новой силой.

Такой человкъ, какъ Адлау, не былъ созданъ для того, чтобы изнывать отъ горя и тоски. Онъ страшно злился на женщину, которая, подобно ему самому, не хотла сломить свое упрямство, но позабыть ее не могъ. Какая польза отъ того, что онъ ушелъ съ головой въ работу и совершенно пересоздавалъ свое имніе? Это не радовало его. Чмъ упорне онъ старался побороть свою тоску, тмъ остре она давала себя чувствовать.

Робертъ долго лежалъ на берегу ручья и наконецъ вспомнилъ, что пора идти домой. Онъ приподнялся и вдругъ замеръ, какъ очарованный. Изъ-за деревьевъ показалась молодая дама, шедшая совсмъ одна по дорожк. Она была еще довольно далеко, но у Адлау захватило дыханіе при вид этой стройной фигуры въ сромъ дорожномъ костюм, сомнній быть не могло: это была Эльфрида фонъ Вильковъ.

Она быстро шла впередъ, не обращая вниманія на окружающіе предметы. Вотъ она поравнялась съ ручейкомъ. Робертъ вскочилъ и заступилъ ей дорогу. Съ губъ молодой женщины сорвался крикъ, поблднвъ, какъ полотно, и дрожа всмъ тломъ, она смотрла на человка, котораго считала тяжело раненымъ, быть можетъ, умирающимъ и который вдругъ появился предъ нею тутъ, посреди лса. Это было слишкомъ много для ея силъ, истощенныхъ тревогой, она покачнулась и ухватилась за кустъ, какъ бы желая удержаться. Робертъ подскочилъ къ ней и подхватилъ ее.

— Ради Бога, что съ вами? Я испугалъ васъ… Эльфрида?

Только его голосъ, его непосредственная близость убдили молодую женщину, что это — не призракъ. Ея взглядъ съ тревогой скользнулъ по нему. Онъ, правда, былъ блдне обыкновеннаго, но не измнился, она увидла также повязку на его лбу, и со всмъ этимъ къ ней вернулось сознаніе. Порывистымъ, почти рзкимъ движеніемъ она освободилась отъ поддерживавшей ее руки и произнесла, тщетно стараясь овладть собой:

— Ничего, совсмъ ничего. Вы появились такъ неожиданно, что я дйствительно перепугалась,— и она опустилась на одинъ изъ поросшихъ мхомъ камней, потому что не могла больше держаться на ногахъ.

Адлау отступилъ. При томъ рзкомъ движеніи, съ которымъ Эльфрида вырвалась отъ него, въ немъ снова поднялось прежнее раздраженіе. Онъ не подозрвалъ, что Эльфрида знаетъ о несчастномъ случа, бывшемъ съ нимъ, и не могъ угадать, что привело ее сюда, но она была такъ блдна и такъ дрожала… Колеблясь между злобой и вновь зародившейся надеждой, онъ стоялъ предъ нею, но его губы были плотно сжаты.

Молодая женщина прервала наконецъ тягостное молчаніе.

— Я направляюсь въ Линденгофъ,— тихо произнесла она,— къ отцу…

— А я только что отъ него,— проговорилъ Робертъ.— Онъ ничего и не подозрваетъ о вашемъ прізд, вы вроятно хотите сдлать ему сюрпризъ?

Яркая краска появилась на лиц Эньфриды при мысли о причин, вызвавшей ея путешествіе. Она въ безумномъ страх стремилась къ отцу, чтобы вмст съ нимъ поспшить къ нему, предъ смертельной опасностью падали вс условности и приличія. Но Робертъ, здравый и невредимый, стоявшій теперь предъ нею, не долженъ былъ даже подозрвать, что привело ее сюда… ни въ какомъ случа!

— Да, я хочу сдлать ему сюрпризъ,— подтвердила она, причемъ ей до нкоторой степени удалось сдержать дрожь въ своемъ голос,— я знаю, какъ отцу трудно разстаться со своимъ любимымъ Линденгофомъ, и хотла избавить его отъ этого. Кром того… я соскучилась по нашемъ Рейн.

— По нашемъ Рейн? Да разв вы еще считаете его своимъ?

— Какимъ упрекомъ звучитъ это! Разв вы не считаете меня способной на какое либо чувство къ родин?

— Къ этому ‘холодному, срому сверу? Къ тснот этихъ домашнихъ рамокъ’? На Корфу вы только смялись надъ всмъ этимъ.

— Ну, значитъ, я за это наказана,— попыталась пошутить Эльфрида.— На этотъ разъ у меня на Восток появилась самая настоящая тоска по родин и по нашей сверной весн.

— Правда? Она еще заслуживаетъ вниманія съ вашей стороны?

Молодая женщина молчала. Она вдь и не замтила чудной весенней картины, разстилавшейся предъ нею во время пути и по дорог сюда: ея душа была только преисполнена страхомъ за человка, котораго она любила. Какъ глубоко было это чувство, ей ясно показала та минута, когда она получила ужасное извстіе. Теперь она со вздохомъ глубокаго облегченія подняла глаза и только теперь замтила, что въ природ наступила весна!

Робертъ тщетно ждалъ отвта на свой вопросъ, его взоръ былъ съ тоской устремленъ на лицо Эльфриды, когда онъ продолжалъ:

— Какъ много времени прошло съ тхъ поръ, какъ мы съ вами вмст встрчали весну! Вы еще помните это, Эльфрида? Я отправлялся тогда въ чужія страны, чтобы тамъ, за океаномъ, найти себ счастье, но представлялъ себ это слишкомъ легкимъ. Борьба за счастье была сначала лишь отчаянной борьбой за существованіе, я часто былъ близокъ къ гибели. Однако существовало нчто такое, что всегда поддерживало меня и придавало мн силы и мужество къ новой борьб. У меня была одна надежда, а именно воспоминаніе о той минут, когда моя невста со слезами поклялась мн на прощаніе: ‘Что бы ни случилось, Робертъ, я не забуду тебя’.

— Робертъ, прошу васъ, оставьте эти воспоминанія!

Голосъ молодой женщины звучалъ глухо, но Робертъ не обратилъ вниманія на эту просьбу и съ возрастающей горечью продолжалъ:

— Увы! два года спустя, я получилъ письмо, звучавшее совсмъ иначе. Мн сообщили, что нашелся богатый женихъ, который могъ дать все, чего не было у меня, что родители настаиваютъ, что… однимъ словомъ, я ясно прочелъ между строкъ, что ‘безнадежное ожиданіе’ уже надоло. Вдь для мамаши я былъ всегда бльмомъ на глазу, когда же еще подвернулась блестящая партія — мой приговоръ былъ произнесенъ. И ты, Эльфрида, ты отказалась отъ меня!

— Нтъ, это ты отказался отъ меня!— воскликнула Эльфрида.— Я была совсмъ одна, безъ всякой поддержки должна была бороться противъ неотступнаго сватовства Вилькова и постоянныхъ настояній матери. Она ежедневно повторяла мн, что я уже забыта, потому что твой письма приходили все рже и становились все короче. Въ своей тревог, въ своемъ страх я стала искать защиты у тебя. Я написала теб все. А каковъ былъ твой отвтъ? Ты отказался отъ меня, осыпалъ меня самыми горькими упреками въ измн и швырнулъ обратно къ моимъ ногамъ мое слово!

Этотъ упркъ повидимому былъ справедливъ. Робертъ не отвергъ его и уже мягче отвтилъ:

— Мои письма? Ну, да, Можетъ быть, они и были короткими и рдкими, потому что я не могъ сообщить ничего хорошаго. Я ухалъ съ гордымъ общаніемъ составить намъ состояніе и долженъ былъ бы сознаться, что изо дня въ день боролся съ самой горькой нуждой. Ничто мн не удавалось. И вдругъ среди этой отчаянной борьбы пришло письмо, которое я счелъ замаскированнымъ отказомъ. Мой отвтъ былъ лишь поступкомъ, совершоннымъ въ минуту отчаянія.

— Мой утвердительный отвтъ Вилькову — тоже.

— Но ты все-таки стала его женой,— съ горькимъ упрекомъ произнесъ Робертъ.— И какъ бы въ насмшку уже въ слдующемъ году въ моей жизни наступилъ поворотъ къ лучшему. Мн удалось стать на ноги, я быстро пошелъ въ гору, мн повезло. Но было уже слишкомъ поздно… я потерялъ тебя!

— Потерялъ?— молодая женщина, низко опустивъ голову, произнесла:— вдь ты же остался свободнымъ. Робертъ, а я… теперь тоже свободна.

— Только ты стала другой, Фридель, совсмъ другой,— рзко проговорилъ онъ,— ты разучилась любить родину и понимать меня. Тогда, при кашей послдней встрч на Корфу, одно твое слово ршило бы нашу судьбу. Я ждалъ его. Ты видла это, но во второй разъ ушла и оставила меня одного.

— Но теперь я вернулась!— она подняла голову, на ея главахъ стояли крупныя слезы,— я пришла, правда, въ смертельномъ страх, но все же пришла къ теб!

— Ко мн?— Адлау немного опшилъ, но затмъ угадалъ правду.— Ты знала? Теб сообщили?

— Что ты разбился? Да. Отецъ написалъ мн, что ты тяжело раненъ и что можно опасаться всего. Тогда мной овладли ужасъ и отчаяніе, и я тотчасъ же помчалась сюда. О, это были ужасные дни и часы, но все равно… я стремилась къ теб!

Эльфрида разрыдалась и положила голову на плечо Роберта, онъ бурно привлекъ ее къ себ.

— Фридель,— голосъ Роберта дрижалъ,— мы не можемъ жить другъ безъ друга, теперь мы убдились въ этомъ! Постараемся же найти вмст то, что каждый не могъ найти до сихъ поръ: счастье!

Фридель ничего не отвтила и только крпче прижалась къ нему. У.ихъ ногъ журчалъ ручеекъ и тоже тихо шепталъ: ‘Счастье, счастье!’

VIII.

Роттенштейнъ, все еще сидвшій на балкон со своимъ гостемъ, посматривалъ на часы, такъ какъ, по его мннію ‘дло’ въ Рейхенаускомъ лсу ужо могло быть окончено. Вельборнъ, не могшій объяснить себ его непонятную безпечность по поводу такого продолжительнаго отсутствія дочери, уже давно началъ безпокоиться. Онъ утверждалъ, что въ лсу что нибудь случилось, и уже второй разъ предлагалъ отправиться на поиски.

— Этого вовсе не нужно! вотъ они идутъ!— вдругъ воскликнулъ Роттенштейнъ, указывая на ворота, куда въ эту минуту входила баронесса.

Она была не одна.

— Слава Богу,— сказалъ Вельборнъ,— господинъ Адлау тоже здсь… ну, да, понятно: вдь онъ — вашъ ближайшій сосд.— Да, да, это вполн понятно.

— Но теперь извините!— воскликнулъ тайный совтникъ, съ несвойственной живостью сбгая съ лстницы навстрчу пришедшимъ.

Вельборнъ собрался послдовать за нимъ. Онъ нашелъ вполн понятнымъ, что Эльфрида бросилась на шею отца, встртившаго ее съ распростертыми объятьями, но вслдъ затмъ случилось нчто такое, что показалось ему ‘весьма страннымъ’. Старикъ обернулся къ Адлау и протянулъ ему руку, а тотъ безъ всякихъ разговоровъ обнялъ и расцловалъ его въ об щеки. Вельборнъ подумалъ, что этотъ сосдъ повидимому сдлался близкимъ другомъ хозяина, но неизвстно, понравится ли подобная близость баронесс, и только что поставилъ ногу на первую ступеньку, какъ этотъ сосдъ и другъ вдругъ взялъ баронессу за талью и поцловалъ ее… тутъ въ саду… среди благо дня… а она нисколько не противилась этому.

Молодой человкъ отъ изумленія превратился въ соляной столбъ,. онъ вообще туго соображалъ, а въ ту минуту его голова совершенно отказалась работать. Но въ слдующую минуту для него все стало ясно, потому что до него донесся громкій, радостный голосъ старика:

— Такъ вы помолвлены, дти мои? Я такъ и думалъ! Такъ что ничего неожиданнаго для меня тутъ нтъ, и я уже съ полчаса сижу на балкон и поджидаю жениха съ невстой! Вы мн доставили этимъ громадную радость!

Онъ протянулъ руки, и снова начались объятья.

У бднаго. Вельборна даже въ глазахъ потемнло, и, схвативъ со стола свой барометръ, онъ выбжалъ въ сни, которыя къ счастью выходили въ другую часть сада. Какъ онъ пробжалъ черезъ этотъ садъ, Вельборнъ самъ не зналъ, онъ опомнился только на берегу небольшого ручейка, журчавшаго посреди виноградника. Молодой человкъ безсмысленнымъ взоромъ смотрлъ на барометръ, неизмнно показывавшій ‘ясно’, и вдругъ пришелъ въ ярость.

— Ты лжешь такъ же, какъ и тотъ, кто тебя изобрлъ,— крикнулъ онъ,— она также… и весь свтъ тоже… Прочь!

Барометръ полетлъ въ воду и, подпрыгнувъ нсколько разъ, исчезъ въ волнахъ ручейка.

Для Роттенштейна было большимъ облегченіемъ, что, вернувшись на балконъ, онъ, не засталъ больше своего гостя, такъ какъ онъ не зналъ бы, что съ нимъ длать. Старикъ счелъ теперь необходимымъ погрузиться въ ндра своего виннаго погреба, чтобы достать оттуда что нибудь необычайное. Онъ доставалъ ключи, когда изъ сада донесся смхъ, такой веселый и радостный, какого онъ не слышалъ уже много лтъ.

— Слава Богу, она опять смется, моя Фридель,— съ глубокой радостью проговорилъ онъ,— и теперь мн больше не надо будетъ хать въ Египетъ или — еще чего добраго — въ Индію, теперь я могу спокойно ‘киснуть’ въ своемъ Линденгоф.

Случайно Робертъ на балкон произнесъ это самое слово: онъ спросилъ свою невсту, дйствительно ли она ршила, ‘закиснуть’ въ Бранкенберг, и этимъ вопросомъ вызвалъ тотъ звонкій смхъ. Теперь онъ въ утшеніе добавилъ:

— Но мы и не будемъ сидть безвыздно въ нашемъ гнзд, мы какъ нибудь да и вылетимъ изъ него на блый свтъ, но по крайней мр мы будемъ знать, гд наша родина. Теб этого довольно, Фридель?

Молодая женщина вдругъ стала серьезной, ея глава наполнились слезами, и она тихо проговорила:

— Если бы ты зналъ, Робертъ, какъ я была несчастна, когда предо мной открылся чуть ли не весь міръ! Какъ пусто и тяжело было у меня на душ, когда меня окружала цлая толпа народа! Я никогда не сознавалась въ этомъ, даже сама себ, однако мн казалось потеряннымъ раемъ то время, когда мы были еще бдны… но такъ молоды и такъ богаты надеждами!

Робертъ улыбнулся и заглянулъ ей въ глаза.

— Но мы и теперь еще не старики, какъ мн кажется! Мы должны снова стать молодыми, Рейхенаускій же лсъ я куплю во что бы то ни стало! Тамъ мы оба сегодня открыли источникъ юности и новой жизни и его мы не уступимъ никому. Не правда ли, Фридель? Его мы будемъ охранять всю жизнь.

Источникъ жизни.

IV.

Читайте также: