ВОЙНА ЗА НАСЛДСТВО ВЪ ИСПАНІИ.
ВОЙНА ЗА НАСЛДСТВО ВЪ ИСПАНІИ.
(Январь, 1833.)
Война за наследство в Испании (Январь, 1833.), Маколей Томас Бабингтон, Год: 1833
Время на прочтение: 53 минут(ы)
Маколей. Полное собраніе сочиненій.
Томъ II. Критическіе и историческіе опыты. 2-е исправленное изданіе.
Подъ общею редакціею Н. Л. Тиблена
Санктпетербургъ и Москва. Изданіе Книгопродавца-Типографа М. О. Вольфа. 1866
OCR Бычков М. Н.
History of the War of the Succession in Spain. By Lord Mahon. 8-vo. London. 1832.
Исторія войны за наслдство въ Испаніи. Лорда Магона. 8-го, Лондонъ. 1832.
Давно прошли т дни, когда смсь въ проз и стихахъ знатнаго лица и романы г-жи Скюдери, переведенные на англійскій языкъ аристократомъ, были привлекательны для читателей и выгодны для книгопродавцевъ. Литературныя привилегіи, которыми нкогда наслаждались лорды, такъ же устарли, какъ ихъ право убивать королевскаго оленя на пути въ парламентъ или ихъ древнее судебное средство scatidalum magnatum {Scandalum magnatum назывался законъ, опредлявшій наказаніе за оскорбительныя рчи противъ дворянства. Онъ отмненъ въ царствованіе Георга III.}. Но мы должны признаться, что хотя наши политическія мннія ни въ какомъ случа не аристократичны, мы все-таки чувствуемъ пріязненное расположеніе къ авторамъ-дворянамъ. Трудолюбіе и вкусъ къ умственнымъ наслажденіямъ въ особенности почтенны въ тхъ, которымъ средства позволяютъ быть праздными и которые подвержены всмъ искушеніямъ развлеченій. Невозможно не желать успха человку, который — находя себя поставленнымъ, безъ всякаго труда или безъ всякой заслуги съ своей стороны, надъ массою общества — добровольно нисходитъ съ своей высоты, ради отличій, которыя онъ по праву можетъ назвать своими собственными.
Кажется, это второе появленіе лорда Магона въ роди автора. Первое сочиненіе сдлало ему честь, но было во всхъ отношеніяхъ ниже сочиненія, которое теперь лежитъ передъ нами. Онъ, безъ сомннія, иметъ нкоторыя изъ самыхъ цнныхъ качествъ историка: большое прилежаніе при изслдованіи авторитетовъ, большую проницательность при взвшиваніи свидтельствъ и большое безпристрастіе при оцнк характеровъ. Мы не замтили, чтобы онъ въ какомъ-либо случа, ради родственныхъ чувствъ, забылъ обязанности, соединенныя съ его литературными занятіями. Онъ отдаетъ только справедливость своему предку Стангопу, онъ отдаетъ полную справедливость врагамъ и соперникамъ Стангопа. Его повствованіе весьма ясно и по своей сжатости достойно похвалы, рдко — говоримъ мы съ горестью — заслуживаемой новйшими писателями. Однако должно сказать, что со многими лучшими качествами литературнаго ветерана онъ иметъ нкоторые изъ недостатковъ литературнаго новичка. Онъ не пріобрлъ еще большаго господства надъ словами. Его слогъ рдко легокъ, а мстами непріятно натянутъ. Онъ такой извстный пуристъ, что превращаетъ abb d’stres въ аббата. Мы не любимъ видть Французскія слова, введенныя въ англійскія сочиненія, но при всемъ томъ, первый законъ письменности, законъ, которому подчинены вс другіе законы, заключается въ томъ, чтобы употребляемыя слова передавали читателю мысль автора. Но аббатъ глава монастыря, abbй—совершенно иной родъ лицъ. Безъ сомннія, лучше употребить англійское слово, нежели Французское, но лучше употребить Французское слово, нежели неправильно употребить англійское слово.
Лордъ Магонъ иногда также черезъ-чуръ охотникъ излагать нравственныя разсужденія слишкомъ поучительнымъ и прорицательнымъ слогомъ. Мы приведемъ одинъ примръ: ‘хотя кажется странно, но опытъ показываетъ, что мы обыкновенно чувствуемъ гораздо боле вражды противъ оскорбленныхъ нами, нежели противъ оскорбившихъ насъ, и это замчаніе прилагается ко всякой ступени ума, ко всякому состоянію: къ государю или. къ крестьянину, къ юнош или къ старику, къ герою или къ принцу.’ Это замчаніе могло казаться страннымъ при двор Немврода или Кедорлаомера {Царь Эламскій, покоритель Содома и Гомора, жилъ за 2000 лтъ до P. X. (Cм. Быт. XIV).}, но на него уже въ продолженіе многихъ поколній смотрятъ скоре какъ на избитую истину, нежели какъ на парадоксъ. Каждый мальчикъ писалъ на тему: ‘Odisse quem laeseris’. Едва ли какія-либо строки въ англійской поэзіи извстны лучше нежели слдующій энергическій куплетъ:
Forgiveness to the injured does belong,
But they ne’er pardon who have done the wrong.’ (1)
(1) ‘Прощать подобаетъ оскорбленному,
Но никогда не прощаютъ т, которые оскорбили.’
Историки и философы поршили съ этимъ положеніемъ и оставили его,— какъ многія другія положенія, потерявшія свой блескъ,— плохимъ романистамъ, которые весьма скоро износятъ его до лохмотьевъ.
Мы будемъ только справедливы, если скажемъ, что недостатки книги лорда Магона суть такіе недостатки, которые время рдко когда не излечиваетъ, и что книга, не смотря на эти недостатки, есть весьма цнное прибавленіе къ нашей исторической литератур.
Кто хочетъ хорошо познакомиться съ патологическою анатоміею правительствъ, кто желаетъ знать, какъ великія государства могутъ быть сдланы слабыми и жалкими, тотъ долженъ изучать исторію Испаніи. Имперія Филиппа II была несомннно одною изъ самыхъ могучихъ и великолпныхъ имперій, когда-либо существовавшихъ на свт. Въ Европ онъ управлялъ Испаніею, Португаліей), Нидерландами по обимъ сторонамъ Рейна, Франшъ-Контё, Руссильономъ, Миланомъ и Обими Сициліями. Тоскана, Парма и другія мелкія государства Италія находились въ той же полной отъ него зависимости, въ какой Пиззамъ и раджа беррарскій состоятъ теперь отъ Остъ-Индской компаніи. Въ Азіи испанскій король былъ повелителемъ Филиппинскихъ острововъ и всхъ богатыхъ поселеній, заведенныхъ португальцами на Малабарскомъ и Коромандельскомъ берегахъ, на полуостров Малакк и на Пряныхъ островахъ восточнаго архипелага. Въ Америк его владнія простирались по обимъ сторонамъ экватора за черту умреннаго пояса. Есть основаніе думать, что его годовый доходъ, во время апогея его могущества, былъ почти въ десять разъ больше той суммы, какую Англія доставляла Елисавет. Онъ имлъ постоянную армію въ 50,000 превосходнаго войска, въ то время когда Англія не содержала ни одного баталіона на постоянномъ жаловань. Его обыкновенная морская сила состояла изъ 140 галеръ. Ему принадлежало,— что не принадлежало ни одному государю новыхъ временъ,— владычество надъ землею и моремъ вмст. Въ продолженіе большей части своего царствованія онъ господствовалъ на обихъ стихіяхъ. Его солдаты доходили до столицы Франціи, его корабли угрожали берегамъ Англіи.
Можно сказать безъ преувеличенія, что въ теченіе многихъ лтъ его власть надъ Европою была даже обширне власти Наполеона. Вліяніе Французскаго завоевателя никогда не простиралось дале линіи мелководія. Самый узкій проливъ былъ для его могущества тмъ же, чмъ, по старинному врованію, былъ быстрый потокъ для чаръ вдьмы. Между тмъ какъ его арміи входили во вс столицы отъ Москвы до Лиссабона, англійскіе флоты блокировали каждый портъ, отъ Данцига до Тріеста. Сицилія, Сардинія, Маіорка, Гериси пользовались безопасностью во все продолженіе войны, опасной для каждаго трона на континент. Побдоносная и державная нація, которая наполнила свои музеумы добычами Антверпена, Флоренціи и Рима, тяжко страдала отъ недостатка въ предметахъ роскоши, которые обычай сдлалъ необходимостью. Между тмъ какъ воздвигались колонны и арки въ память Французскихъ завоеваній, завоеватели пытались длать кофе изъ цикорія и сахаръ изъ свекловицы. Вліяніе Филиппа на континент было столь же велико, какъ вліяніе Наполеона. Императоръ германскій былъ его родственникъ. Франція, растерзанная религіозными раздорами, никогда не была страшнымъ противникомъ, а иногда была зависимымъ союзникомъ. Въ одно и то же время Испанія имла корабли, колоніи и торговлю, чего тщетно желалъ Наполеонъ. Она долго имла монополію торговли въ Америк и на Индійскомъ океан. Все золото запада и вс пряности востока получались и развозились ею. Въ продолженіе многихъ лтъ войны, ея торговля была прерываема только хищническими набгами немногихъ морскихъ разбойниковъ. Даже посл истребленія армады, англійскіе государственные люди продолжали смотрть съ большимъ страхомъ на морскую силу Филиппа. ‘Могугцество испанскаго короля — сказалъ лордъ хранитель печати обимъ палатамъ въ 1593 году — съ Пріобртеніемъ Португальскаго королевства, возрасло еще боле отъ пріобртенія Остъ-Индіи, такъ что, какъ могущественъ онъ ни былъ прежде, но онъ теперь очевидно сталъ еще могущественне Онъ содержитъ вооруженный флотъ, чтобы остановить подвозъ товаровъ изъ Англіи въ Гасконь и Гіень, что онъ и пытался сдлать прошлою осенью, такъ что онъ сталъ теперь какъ бы пограничнымъ врагомъ какъ всего запада Англіи, такъ и. всхъ южныхъ частей ея: Соссекса, Гампшира и острова Вайта. Посредствомъ своего вліянія въ С.-Мало, порт, наполненномъ военными кораблями, онъ опасный сосдъ островамъ королевы, Джерси и Гернси, древнимъ владніямъ короны, никогда не покореннымъ въ величайшія войны съ Фракціею.’
Перевсъ, который Испанія имла тогда въ Европ, она, въ извстномъ отношеніи, вполн заслуживала. Это былъ перевсъ, который она пріобрла неоспоримымъ превосходствомъ во всхъ отрасляхъ политики и военнаго искусства. Въ XVI столтіи Италія не была въ такой степени страною изящныхъ искусствъ, Германія не была въ такой степени страною смлыхъ богословскихъ умствованій, въ какой Испанія была страною государственныхъ людей и воиновъ. Характеръ, который Виргиліі приписываетъ своимъ соотечественникамъ, могъ бы быть приписанъ важнымъ и гордымъ вождямъ, окружавшимъ тронъ Фердинанда-Католика и его непосредственныхъ наслдниковъ. Величественное искусство ‘regere imper іо populos’ не было лучше понимаемо римлянами въ самые гордые дни ихъ республики, чмъ Гонзальво и Хименесомъ, Кортесомъ и Альбою. Искусство испанскихъ дипломатовъ славилось во всей Европ. Въ Англіи до сихъ поръ вспоминается имя Гоидомара. Народъ-властелинъ не имлъ соперниковъ какъ въ регулярной, такъ и въ иррегулярной войн. Пылкое рыцарство Франціи, сжатая Фаланга Швейцаріи оказывались одинаково несостоятельными при встрч лицемъ къ лицу съ испанскою пхотою. Въ войнахъ Новаго Свта, гд отъ генерала требовалось нчто иное, чмъ обыкновенная стратегія, а отъ солдата нчто иное, чмъ обыкновенная дисциплина, гд нужно было каждый день прибгать къ. новымъ уловкамъ противъ измнчивой тактики варвара-непріятеля,— испанскіе авантюристы, вышедшіе изъ простаго народа, обнаруживали находчивость, талантъ для переговоровъ и командованія, почти безпримрные въ исторіи.
Кастилецъ тхъ временъ въ сравненіи съ итальянцемъ былъ тмъ же, чмъ римлянинъ былъ, въ дни римскаго величія, въ сравненіи съ грекомъ. Завоеватель имлъ меньше проницательности, меньше вкуса, меньше тонкости въ пониманіи, чмъ завоеванный,— но гораздо больше гордости, твердости и мужества, боле величественный нравъ, боле сильное сознаніе чести. Подданный имлъ боле тонкости въ мышленіи, правитель — боле энергіи, въ исполненіи. Пороки перваго были пороки труса, пороки послдняго были пороки тирана. Можно прибавить, что испанецъ, подобно римлянину, не пренебрегалъ изученіемъ искусствъ и языка тхъ, которыхъ онъ угнеталъ. Въ литератур Испаніи произошелъ переворотъ, подобный тому перевороту, который, по словамъ Горація, произошелъ въ поэзіи Лаціума: ‘Capta ferum victorem cepit’ {Побжденная (Греція, въ свою очередь,) одержала верхъ надъ дикимъ побдителемъ.}. Рабъ полонилъ поработителя. Старыя кастильскія баллады уступили мсто сонетамъ въ стил Петрарки и героическимъ поэмамъ размра Аріосто, подобно тому, какъ народныя псни Рима были вытснены подражаніями еокриту и переводами изъ Менандра.
Ни въ одномъ изъ новыхъ обществъ, даже въ Англіи въ царствованіе Елисаветы, не было большаго числа людей, замчательныхъ въ то же время и въ литератур, и на поприщ практической жизни, чмъ произвела ихъ Испанія въ теченіе XVI столтія. Почти каждый отличный писатель былъ также отличнымъ солдатомъ и политикомъ. Босканъ заслужилъ высокую военную славу. Гарсиласо-де-Вега, авторъ самыхъ милыхъ и граціозныхъ пастушескихъ поэмъ новыхъ временъ, посл короткой, но блистательной военной карьеры, палъ съ мечемъ въ рук во глав штурмовой колонны. Алонзо-де-Эрсилья занималъ видное мсто въ Арауканской войн {Арауканы — индйское племя въ Южной Америк (въ Чили), оно отличалось необыкновеннымъ мужествомъ въ борьб съ испанцами въ XIV столтіи.}, прославленной имъ впослдствіи въ одной изъ лучшихъ героическихъ поэмъ, которыя когда-либо произвела Испанія. Гуртадо-де-Мендоса, котораго поэмы сравнивали съ поэмами Горація и котораго маленькій очаровательный романъ есть очевидно модель ‘Gil Blas‘, переданъ намъ исторіею, какъ одинъ изъ самыхъ суровыхъ, желзныхъ проконсуловъ, которыхъ употреблялъ Австрійскій домъ, чтобы подавить слабый національный духъ Италіи. Лопе {Lope de Vega — одинъ изъ популярнйшихъ поэтовъ Испаніи. Число написанныхъ имъ драмъ простирается до баснословной цифры 1890, а общее число стиховъ до 21,000,000. По смерти жены онъ принялъ, въ 1588 г., участіе въ несчастной экспедиціи въ Англію (ум. 1636).} плылъ съ армадою, Сервантесъ былъ раненъ при Лепант.
Замчательно, съ какимъ ужасомъ смотрли въ то время наши предки на испанца. Онъ былъ, по ихъ понятію, родъ демона, страшно злобнаго, но вмст съ тмъ весьма прозорливаго и могучаго. ‘Они очень мудры и благоразумны,— пишетъ одинъ честный англичанинъ въ мемуар, адресованномъ Маріи,— и могутъ, благодаря своей мудрости, преобразовать и обуздать на время свою природу и приноровить свои качества къ обычаямъ тхъ людей, дружбы которыхъ они заискиваютъ, ихъ злобнаго обращенія никто не можетъ узнать прежде, нежели сдлается ихъ подчиненнымъ, но тогда онъ это вполн увидитъ и почувствуетъ. Молю Бога, чтобы Англія не длала того же, _ потому что въ притворств, прежде нежели достигнута цль, а потомъ въ угнетеніи и тиранніи, когда цль достигнута, испанцы превосходятъ вс остальные народы земли.’ Это совершенно тотъ же языкъ, какимъ Арминій могъ бы говорить о римлянахъ, или какимъ современный государственный человкъ Индіи можетъ говорить объ англичанахъ. Это языкъ человка, кипящаго ненавистью, но боящагося тхъ, которыхъ онъ ненавидитъ, и тяжко чувствующаго ихъ превосходство не только въ сил, но даже въ умственныхъ способностяхъ.
Но какъ упалъ ты съ неба, о Люциферъ, сынъ утра! Какъ упалъ ты ницъ, ты, который тснилъ народы! Егли мы перешагнемъ черезъ сто лтъ и посмотримъ на Испанію въ конц XVII вка,— какую перемну найдемъ мы! Контрастъ столь же великъ, какъ контрастъ между Римомъ Галліена и Гонорія и Римомъ Марія и Цезаря. Иноземное завоеваніе начало разъдать части той гигантской монархіи, на которой никогда не заходило солнце И Голландія, и Португалія, и Артуа, и Руссильонъ, и Франшъ-Конте были потеряны. Имперія, основанная голландцами на восток, далеко превзошла богатствомъ и блескомъ ту, которую еще удерживали ихъ старые тираны. На запад, Англія захватила и все еще удерживала поселенія въ средин Мексиканскаго моря.
Впрочемъ, одна потеря территоріи мало значила. Неохотное повиновеніе отдаленныхъ провинцій обыкновенно обходится дороже чмъ он того стоятъ. Широко-втвящіяся державы часто начинаютъ боле процвтать посл своевременной незначительной обрзки. Адріанъ поступилъ благоразумно, отказавшись отъ завоеваній Траяна, и Англія никогда не была такъ богата, такъ велика, такъ страшна для иностранныхъ государей, такою неограниченною обладательницею моремъ, какъ посл потери своихъ Американскихъ колоній. Испанская имперія была еще, по вншнему виду, велика и великолпна. Европейскія владнія, подчиненныя послднему слабому государю изъ Австрійскаго дома, были гораздо обширне владній Людовика XIV. Земли, зависимыя отъ Кастильской короны въ Америк, все еще простирались далеко къ сверу отъ Рака и далеко къ югу отъ Козерога. Но внутри этого обширнаго тла былъ неизлечимый недугъ, совершенное отсутствіе твердости, окончательное изнеможеніе силъ. Умное и прилежное народонаселеніе, замчательно свдущее въ искусствахъ и мануфактурахъ, было изгнано глупыми и безсовстными ханжами. Слава испанской кисти исчезла съ Веласкезомъ и Мурильо. Великолпный вкъ испанской литературы окончился съ Солисомъ и Кальдерономъ. Въ теченіе XVII столтія многія государства создали большія военныя силы. Но испанская армія, столь страшная подъ командою Альбы и Фарнезе, уменьшилась до нсколькихъ тысячъ человкъ, которымъ худо платили и которые были худо дисциплинированы. Англія, Голландія и Франція имли большіе флоты. Испанскій же флотъ едва равнялся десятой части той могущественной силы, которая во времена Филиппа II была ужасомъ Атлантическаго и Средиземнаго морей. Арсеналы опустли. Магазины были безъ запасовъ. Пограничныя крпости были безъ гарнизоновъ. Полиція была совершенно безсильна для защиты народа. Убійства совершались вполн безнаказанно среди благо дня. Браво и слуги безъ должности, съ мечемъ у пояса, гордо бродили всякій день по самымъ шумнымъ улицамъ и площадямъ столицы, нарушая общественное спокойствіе и издваясь надъ служителями правосудія. Финансы были въ страшномъ безпорядк. Народъ платилъ много, Правительство получало мало. Американскіе вицекороли и откупщики государственныхъ доходовъ обогащались, между тмъ какъ купцы банкротились, крестьянство голодало, служители государя оставались безъ жалованья, и солдаты королевской гвардіи ежедневно приходили къ воротамъ монастырей и дрались тамъ съ толпою нищихъ изъ-за миски супа и куска хлба. Всякое средство, какое пробовали, увеличивало недугъ. Цнность монеты была уменьшена, и эта безумная мра произвела свои неизбжныя слдствія. Она разрушила всякій кредитъ и увеличила бдствіе, которое должна была облегчить. Американское золото, говоря словами Ортиза, было для потребностей государства, какъ капля воды для устъ человка, томимаго жаждою. Кипы нераспечатанныхъ депешей накоплялись въ канцеляріяхъ, между тмъ какъ министры совщались съ каммеръ-Фрау и іезуитами о средствахъ подставить другъ другу ногу. Каждое иностранное государство могло безнаказанно грабить и оскорблять наслдника Карла V. До такого состоянія дошло могущественное Испанское королевство, между тмъ какъ одна изъ его самыхъ ничтожныхъ вассальныхъ земель, страна меньше провинціи Эстремадуры или Андалузіи, лежащая подъ суровымъ небомъ и охраняемая только искусственными средствами отъ вторженій океана, сдлалась первоклассною державою и ста на равную ногу съ Лондонскимъ и Версальскимъ дворами.
Способъ, которымъ лордъ Маганъ объясняетъ Финансовое положеніе Исканіи, отнюдь не удовлетворяетъ насъ. ‘Оказывается, говорятъ онъ, что лица, получающія свой главный доходъ изъ рудниковъ, которыхъ ежегодная производительность не врна и перемнчива и, кажется, скоре происходитъ отъ счастья, нежели отъ трудолюбія,— бываютъ обыкновенно беззаботны, не бережливы и безпорядочны въ своихъ издержкахъ. Примръ этотъ искушаетъ насъ приложить то же замчаніе и къ государствамъ.’ Лордъ Магонъ нашелъ бы, кажется, труднымъ провести свою аналогію. Ничто не могло быть мене врно и перемнчиве выигрыша и проигрыша тхъ, которые имли обыкновеніе пускать свои деньги въ государственныя лоттереи. Но никакая часть общественнаго дохода не была врне той, которая получалась отъ лоттерей. Мы полагаемъ, что этотъ случай весьма походитъ на случай американскихъ рудниковъ. Нкоторыя рудныя жилы превосходили ожиданіе, нкоторыя обманывали его. Нкоторые изъ частныхъ спекуляторовъ вынимали пустые билеты, а другіе выигрышные. Но доходъ государства завислъ не отъ какой-либо особенной жилы, а отъ всей ежегодной производительности двухъ великихъ материковъ. Эта ежегодная производительность, кажется, почти постоянно увеличивалась въ теченіе XVII столтія. Мексиканскіе рудники въ царствованіе Филиппа IV и Карла II постоянно преуспвали, и если въ Южной Америк Потозскій округъ не былъ столь производителенъ, какъ прежде, то другія мста боле чмъ покрывали недочетъ. Мы сильно сомнваемся, можетъ-ли лордъ Магонъ доказать, что доходъ, который испанское правительство получало изъ рудниковъ Америки, измнялся боле, нежели доходъ, получаемый отъ внутреннихъ налоговъ самой Испаніи.
Вс причины упадка Испаніи заключаются въ одной причин — дурномъ управленія. Храбрость, умъ, энергія, которыя въ конц XV и начал XVI столтія сдлали испанцевъ первымъ народомъ міра, были плодами древнихъ учрежденій Кастиліи и Аррагоніи, учрежденій замчательно благопріятныхъ для общественной свободы. На эти учрежденія напали первые государи Австрійскаго дома и почти совершенно разрушили ихъ. Наслдники ихъ искупили преступленіе. Послдствія перехода отъ хорошаго управленія къ дурному не чувствуются нкоторое время посл того, какъ совершилась перемна. Таланты и добродтели, порождаемые хорошимъ государственнымъ устройствомъ, могутъ на нкоторое время пережить это государственное устройство. Такъ царствованіе государей, водворившихъ деспотическую монархію на развалинахъ народныхъ Формъ правленія, сіяетъ часто въ исторіи особеннымъ блескомъ. Но проходитъ одно или два поколнія — тогда длается очевиднымъ то, что писалъ Монтескье: что деспотическія правительства походятъ на дикихъ, которые срубаютъ дерево, чтобы достать плодъ. Въ первые годы тиранніи пожинается жатва, посянная въ послдніе годы свободы. Такъ вкъ Августа былъ богатъ великими умами, образованными въ поколніе Цицерона и Цезаря. Плоды политики Августа предназначались потомству. Филиппъ II былъ наслдникомъ кортесовъ и Justiza Mayor {Justiza Mayor былъ съ XIV ст. верховнымъ судьей Аррагоніи и Валенсіи. Назначеніе его зависло отъ народа. Наблюденіе за юрисдикціей королевскихъ судей и разршеніе спорныхъ вопросовъ права принадлежали ему одному. Короли обязаны были давать передъ нимъ клятву въ врности законамъ страны. Учрежденіе это уничтожено Филиппомъ II} и они оставили ему націю, которая казалась способною завоевать весь міръ. Хорошо извстно, что оставилъ Филиппъ своимъ наслдникамъ.
Потрясеніе, которое великій религіозный расколъ XVI столтія произвелъ въ Европ, едва было замтно въ Испаніи. Въ Англіи, Германіи, Голландіи, Франціи, Даніи, Швейцаріи, Швеціи это потрясеніе произвело, вмст съ нкоторымъ временнымъ зломъ, много прочнаго добра. Начала Реформаціи восторжествовали въ нкоторыхъ изъ этихъ странъ. Католическая церковь сохранила свое преобладаніе въ другихъ. И хотя исходъ не былъ одинаковъ во всхъ странахъ, но вс он были взволнованы борьбою. Даже во Франціи, въ южной Германіи и въ католическихъ кантонахъ Швейцаріи общество было глубоко потрясено. Сила стараго предразсудка нсколько ослабла. Римская церковь, предостереженная опасностью, отъ которой она едва спаслась, приняла въ этихъ частяхъ ея владній боле кроткій и боле либеральный характеръ. Она иногда снисходила до подчиненія своихъ высокихъ притязаній критик разума, и пользовалась умренне, чмъ прежде, пособіемъ своей свтской власти. Даже когда и употреблялось преслдованіе, оно употреблялось не въ худшемъ и страннйшемъ своемъ вид. Жестокости Людовика XIV, какъ он ни гнусны, не могутъ быть сравнены съ тми жестокостями, которымъ при самомъ начал Реформаціи подвергались еретики во многихъ частяхъ Европы.
Единственное послдствіе, какое Реформація произвела въ Испаніи, состояло въ томъ, что инквизиція сдлалась боле блистательною, миряне — большими ханжами. Время освженія наступило для всхъ сосднихъ земель. Одинъ только народъ оставался, какъ руно еврейскаго воина {Гедеонъ. См. ‘Книга Судей’,VI, 40.}, сухъ посреди благодтельной и плодотворной росы. Между тмъ какъ другія націи перестали быть дтьми, испанецъ все еще и думалъ, я понималъ какъ дитя. Посреди людей XVII столтія, онъ былъ человкомъ. XV столтія или еще боле темнаго періода, съ восторгомъ смотрлъ на auto da fe и готовъ былъ отправиться въ крестовый походъ.
Бдствія, произведенныя дурнымъ управленіемъ и дурною религіею, достигли, казалось, своего апогея въ послдніе годы XVII вка. Между тмъ какъ королевство находилось въ этомъ жалкомъ состояніи, Карлъ, второй король этого имени, приближался къ ранней смерти. Дни его были коротки и печальны. Онъ былъ несчастенъ во всхъ своихъ войнахъ, во всхъ отрасляхъ своего внутренняго управленія и во всхъ своихъ домашнихъ отношеніяхъ. Его первая жена, которую онъ нжно любилъ, умерла весьма молодою. Вторая жена имла на него большое вліяніе, но онъ смотрлъ на нее, кажется, боле со страхомъ, чмъ съ любовью. Онъ былъ бездтенъ, и организмъ его былъ такъ сильно разслабленъ, что, имя немного боле 30 лтъ, онъ отказался отъ всякой надежды имть потомство. Духъ его былъ еще слабе, нежели тло. Иногда онъ погружался въ равнодушную меланхолію, а иногда онъ былъ тревожимъ самыми дикими и причудливыми Фантазіями. Впрочемъ онъ не былъ вполн лишенъ чувствъ, приличныхъ его званію. Его страданія усиливались отъ мысли, что за собственнымъ его разрушеніемъ можетъ, вроятно, послдовать разрушеніе его имперіи.
Многіе государи имли притязанія на наслдство. Старшая сестра короля вышла за-мужъ за Людовика XIV. Итакъ, дофинъ, по обыкновенному порядку престолонаслдія, долженъ былъ бы наслдовать корону. Но инфанта, во время своего обрученія, торжественно отказалась, собственнымъ именемъ и именемъ своего потомства, отъ всякихъ притязаній на наслдство. Это отреченіе было подтверждено въ надлежащемъ порядк кортесами. Младшая сестра короля была первою женою Леопольда, императора германскаго. При выход за-мужъ она также отказалась отъ притязаній на испанскую корону, но кортесы не подтвердили отреченія, и оно считалось потому испанскими юристами недйствительнымъ. Плодомъ этого брака была дочь, которая вышла за-мужъ за курфирста Баварскаго. Баварскій принцъ наслдовалъ ея притязанія на испанскій престолъ. Императоръ Леопольдъ былъ сынъ дочери Филиппа III, а потому былъ двоюроднымъ братомъ Карла. Никакое отреченіе не было требуемо у его матери при ея замужств.
Вопросъ былъ конечно очень запутанный. Притязаніе, которое по обыкновенному порядку наслдства было сильнйшимъ, было исключено контрактомъ, заключеннымъ въ самой обязательной Форм. Притязанія Баварскаго принца были слабе. Но и тутъ былъ договоръ, обязывавшій его не предъявлять своихъ притязаній. Единственная сторона, противъ которой никакой актъ отреченія не могъ быть представленъ, была сторона, которая, въ кровномъ отношеніи, имла самыя слабыя орава.
Такъ какъ было ясно, что повсюду въ Европ подымется сильная тревога, если императоръ или дофинъ (длается королемъ испанскимъ, то каждый изъ этихъ государей предложилъ отказаться отъ своихъ притязаній въ пользу своего втораго сына: императоръ въ пользу эрцгерцога Карла, дофинъ въ пользу Филиппа, герцога Анжуйскаго.
Скоро посл Рисвикскаго мира Вильгельмъ III и Людовикъ XIV ршились разршить вопросъ о наслдств безъ совщанія съ Карломъ II или съ императоромъ. Франція, Англія и Голландія сдлались участниками договора, въ которомъ было постановлено, чтобы Баварскій принцъ наслдовалъ Испанію, об Индіи и Нидерланды. Отъ императорской Фамиліи думали откупиться Миланомъ, а дофинъ долженъ былъ получить Об Сициліи.
Главная забота испанскаго короля и всхъ его совтниковъ состояла въ томъ, чтобы предупредить раздробленіе монархіи. Въ надежд достигнуть этой пли, Карлъ ршился назначить наслдника. Согласно съ этимъ, составлено было завщаніе, по которому корона передавалась Баварскому принцу. Къ несчастію, едва это завщаніе было подписано, какъ принцъ умеръ. Вопросъ опять сталъ неразршеннымъ и представлялъ больше трудностей, чмъ прежде.
Новый раздльный договоръ былъ заключенъ между Франціей), Англіею и Голландіею. Постановлено было, чтобы Испанія, Индія и Нидерланды перешли къ эрцгерцогу Карлу. Въ вознагражденіе за эту большую уступку, сдланную Бурбонами соперничествующему дому, положено было отдать Франція Миланъ или экивалентъ, боле выгодный по мстности. Такой экивалентъ представляла Лотарингія.
Арботнотъ спустя нсколько лтъ осмялъ раздльный договоръ съ необыкновеннымъ юморомъ и остроуміемъ Всякій помнитъ его описаніе того припадка бшенства, въ который впалъ бдный старикъ лордъ Строттъ, услышавъ, что его бглый рабъ Никъ-Фрогъ, его суконщикъ Джонъ-Булль и его старый врагъ Льюисъ-Бабоонъ {Frog — лягушка: Baboon — обезьяна, павіанъ.— Подъ Nick Frog подразумвались голландцы, подъ Джонъ-Буллемъ — англичане, а подъ Lewis-Baboon — Французы.} пришли съ квадрантами, вхами и карманными чернилицами межевать его имніе и составлять за него завщаніе. Лордъ Магонъ говоритъ объ этой сдлк съ большою суровостью. Онъ называетъ ее ‘беззаконнымъ договоромъ, заключеннымъ безъ малйшаго вниманія къ благу столь произвольно дробимыхъ и распредляемыхъ государствъ, обиднымъ для гордости Испаніи и направленнымъ къ тому, чтобы лишить эту страну столь дорого пріобртенныхъ завоеваній.’ Самую серьёзную сторону этого обвиненія можно столь же основательно примнить къ половин трактатовъ, заключенныхъ въ Европ, какъ къ раздльному договору. Какое вниманіе было оказано въ Пиренейскомъ договор къ благу жителей Дюнкирхена и Руссильона, въ Нимвегенскомъ договор — къ благу народонаселенія Франшъ-Конте, въ Утрехтскомъ договор — къ благу народонаселенія Фландріи, въ договор 1735 года — къ благу народонаселенія Тосканы? Вся Европа вспоминаетъ, и мы опасаемся, чтобы отдаленнйшее потомство наше не имло основаній вспоминать, какъ хладнокровно, при послднемъ великомъ умиреніи христіанскаго міра, народы Норвегіи, Бельгіи и Ломбардіи были предоставлены повелителямъ, которыми они гнушались. Государственные люди, ведшіе переговоры о раздльномъ договор, не стояли, по мудрости и добродтелямъ своимъ, на столько выше своего и нашего вка, чтобы слишкомъ безпокоиться о счастьи народа, который они раздляли между иноземными властителями. Но трудно будетъ показать, чтобы условія, осуждаемыя лордомъ Магономъ, были въ какомъ-либо отношеніи неблагопріятны счастью тхъ, которые переходили къ новымъ государямъ. Неаполитанцы, конечно, ничего бы не потеряли, если бы были отданы дофину или султану. Аддисонъ, постившій Неаполь около того времени, когда былъ подписанъ раздльный договоръ, оставилъ намъ страшное описаніе дурнаго правленіи, подъ которымъ томилась эта часть Испанской монархіи. Что касается до жителей Лотарингіи, то соединеніе съ Франціею было бы для нихъ счастливйшимъ событіемъ, какое могло бы случиться. Людовикъ уже былъ ихъ властителемъ для всхъ вымогательствъ и дли всхъ жестокостей. Онъ держалъ въ своихъ рукахъ эту страну въ теченіе многихъ лтъ. Правда, по Рисвикскому договору, ихъ герцогу позволили возвратиться. Но условія, которыя были ему предписаны, сдлали его простымъ вассаломъ Франціи.
Мы не допускаемъ, чтобы можно было возражать противъ раздльнаго договора потому, что онъ ‘клонился къ лишенію Испаніи дорого пріобртенныхъ завоеваній.’ Наслдство было такъ обширно и претенденты такъ могущественны, что безъ какого-нибудь раздленія едва-ли возможно было прійти къ мирной сдлк. Если же какое-нибудь раздленіе должно было имть мсто, то лучшій путь къ достиженію его состоялъ въ томъ, чтобы отдлить отъ монархіи т провинціи, которыя были въ далекомъ разстоянія отъ Испаніи, которыя не были испанскими по обычаямъ, по языку и по чувствамъ, которыя управлялись хуже и были мене цнны, чмъ старыя королевства Аррагонія и Кастилія, и которыя, постоянно управляемыя чужеземцами, вроятно не чувствовали бы сильнаго униженія быть переданными отъ одного владтеля къ другому.
Что Англія и Голландія имли право вмшиваться — это ясно. Вопросъ объ испанскомъ наслдств былъ не внутреннимъ, но европейскимъ вопросомъ. Съ этимъ соглашается и лордъ Maro въ. Онъ думаетъ, что если зло было сдлано, и французскій принцъ царствовалъ въ Эскуріал, то Англія и Голландія имли право попытаться не только лишить Испанію ея отдаленныхъ вассальныхъ земель, но даже завоевать самую Испанію, что он имли право попытаться подчинить иностранному владычеству не только пассивныхъ Фламандцевъ и итальянцевъ, но даже сопротивляющихся кастильцевъ и астурійцевъ. Опасность, противъ которой былъ направленъ раздльный договоръ, была именно та самая опасность, которая впослдствіи послужила основаніемъ къ войн. Трудно будетъ доказать, что опасность, которая достаточна для оправданія войны, недостаточна для оправданія постановленій трактата. Вели, какъ утверждаетъ лордъ Магонъ, для Испаніи было лучше подчиниться открытой сил, нежели быть управляемою Бурбономъ, то конечно ей было лучше потерять Сицилію и Миланъ, нежели быть управляемою Бурбономъ.
Разумно ли былъ составленъ трактатъ — это совершенно другой вопросъ. Мы не одобряемъ его опредленій. Но мы не одобряемъ ихъ не потому, что считаемъ ихъ дурными, а потому, что думаемъ, что не было никакой возможности ожидать ихъ выполненія. Людовикъ былъ самый безсовстный изъ политиковъ. Онъ ненавидлъ голландцевъ. Онъ ненавидлъ правительство, утвержденное въ Англіи революціею. Онъ былъ вполн склоненъ поссориться съ своими новыми союзниками. Совершенно ясно было, что онъ не исполнитъ своихъ обязательствъ, если только будетъ въ его интерес нарушить ихъ. Да если бы д$же и было въ его интерес соблюдать ихъ, то можно было бы усу мниться, въ состояніи ли самый сильный и явный интересъ принудить такого надменнаго и своенравнаго человка искренно содйствовать двумъ правительствамъ, которыя всегда были предметомъ его злобы и отвращенія.
Когда извстіе о второмъ раздльномъ трактат пришло въ Мадридъ, оно возбудило на минуту энергію слабаго правителя слабаго государства. Испанскій посланникъ при Лондонскомъ двор получилъ повелніе протестовать противъ правительства Вильгельма, и протесты его были такъ наглы, что ему приказали оставить Англію. Карлъ отплатилъ высылкою англійскаго и голландскаго посланниковъ Французскій король, хотя главный виновникъ раздльнаго трактата, усплъ отиратить отъ себя всю ярость Карла и испанскаго народа, и направить ее противъ двухъ морскихъ державъ. Эти державы не имли теперь агентовъ въ Мадрид. Ихъ коварный союзникъ имлъ возможность безпрепятственно вести свои интриги, и вполн воспользовался этою возможностью.
Партіи, окружавшія несчастнаго короля, вели между собою съ перемнчивымъ успхомъ долгую борьбу. На сторон императорской Фамиліи была королева, принцесса этого дома. Съ нею соединились духовникъ короля и большая часть министровъ. На другой сторон были двое изъ искуснйшихъ политиковъ того вка, кардиналъ Порто-Карреро, архіепископъ толедскій, и Гаркуръ, посланникъ Людовика.
Гаркуръ былъ благороднымъ образцомъ Французской аристократіи во дни ея величайшаго блеска: истинный джентльменъ, храбрый воинъ и искусный дипломатъ. Его любезныя и увлекающія манеры, его парижская живость, умренная кастильскою важностью, сдлали его Фаворитомъ всего двора. Онъ сталъ друженъ съ грандами. Онъ ласкалъ духовенство. Онъ ослплялъ толпу великолпіемъ своего образа жизни. Предразсудки, которые питалъ мадридскій народъ противъ французскаго характера, мстительныя чувства, порожденныя столтіями народнаго соперничества, мало по малу уступили его искусству, между тмъ какъ австрійскій посланникъ, мрачный, надутый, скупой нмецъ, каждый день длалъ себя и свою страну боле и боле непопулярными.
Гаркуръ овладлъ дворомъ и городомъ. Порто-Карреро дйствовалъ на короля. Никогда мошенникъ и простакъ не соотвтствовали до такой степени другъ другу. Карлъ былъ боленъ, раздражителенъ и чрезвычайно суевренъ. Порто-Карреро, отправляя свои обязанности, научился искусству возбуждать и убаюкивать подобные умы, и онъ употреблялъ это искусство съ спокойною и скромною жестокостью, которая составляетъ отличительную черту безнравственныхъ и честолюбивыхъ прелатовъ.
Прежде всего онъ смнилъ духовника. Положеніе бднаго короля, во время борьбы между его двумя духовными совтниками, было ужасно. Однажды онъ былъ доведенъ до убжденія, что его болзнь есть болзнь тхъ несчастныхъ, описанныхъ въ Новомъ Завт, которые жили въ гробахъ, которыхъ не могли связать никакія цпи и къ которымъ ни одинъ человкъ не осмливался приближаться {Еванг. отъ Марка, гл. 5, 1—5.}. Потомъ онъ совтовался о своей болзни съ колдуньею, которая жила въ Астурійскихъ горахъ. Многія лица были обвинены въ томъ, что они его околдовали. Порто-Карреро совтовалъ совершить страшный обрядъ заклинанія, который и былъ дйствительно совершенъ. Церемонія сдлала короля еще боле раздражительнымъ я несчастнымъ, чмъ когда-либо. Но она служила для цли кардинала, который посл многихъ тайныхъ происковъ усплъ изгнать не дьявола, а духовника.
За тмъ слдовало освободиться отъ министровъ. Мадридъ снабжался състными припасами посредствомъ монополіи. Правительство заботилось объ этомъ щекотливомъ предмет такъ же, какъ смотрло за всмъ другимъ. Приверженцы дома Бурбоновъ воспользовались небрежностью администраціи. Вдругъ остановился подвозъ състныхъ припасовъ. Продавцы начали требовать чудовищныя цны. Народъ возсталъ. Королевская резиденція была окружена огромною толпою. Королева увщевала ихъ. Священники вынесли дары. Все было напрасно. Нужно было разбудить короля отъ его тревожнаго сна и вывести ею на балконъ. Тамъ дано было торжественное общаніе, что непопулярные совтники короны будутъ немедленно отставлены. Толпа оставила дворецъ и отправилась разрушать дома министровъ. Танинъ образомъ приверженцы австрійской линіи были лишены власти, и правленіе вврено было приверженцамъ Порто-Картеро. Король перемнилъ городъ, гд онъ пострадалъ отъ столь жестокаго оскорбленія, на великолпное уединеніе Эскуріала. Здсь: его ипохондрія приняла новое направленіе. Подобно своему предку Карлу V, его преслдовало страшное любопытство проникнуть къ тайны той могилы, къ которой онъ спшилъ. Въ склепахъ, устроенныхъ Филиппомъ II, подъ поломъ церкви св. Лаврентія, покоились три поколнія кастильскихъ государей. Въ эти темные своды несчастный монархъ сходилъ при свт факела и проникалъ въ великолпную и мрачную комнату, гд, вокругъ большаго чернаго распятія, были поставлены рядами гробницы королей и королемъ Испаніи. Тамъ онъ приказывалъ своей свит вскрывать массивные бронзовые ящики, въ. которыхъ тлли останки его, предшественниковъ. Онъ довольно покойно смотрлъ ни страшное зрлище, пока не былъ вскрытъ, гробъ его первой жены, и она не предстала предъ нимъ,— такъ велико было искусство бальзамированія,— во всей своей глубоко врзавшейся въ память Карла красот. Онъ бросилъ одинъ взглядъ на эти любимыя черты, которыхъ онъ не видалъ осьмнадцать лтъ, на эти черты, надъ которыми тлніе, казалось, не имло власти, и бросился изъ подземелья, восклицая: ‘она съ Богомъ, и я споро буду съ нею!’ Эта ужасная картина довершила разрушеніе его тла и духа. Эскуріалъ сдлался ему ненавистенъ, и онъ поспшилъ въ Арангуесу. Но воды и тнистыя убжища итого восхитительнаго острова-сада, которыя съ такой любовью были прославлены искристымъ стихомъ Кальдерона, не доставили утшенія своему несчастному владтелю. Напрасно прибгалъ къ лекарствамъ, моціону, развлеченіямъ, онъ возвратился наконецъ въ Мадридъ, чтобы умереть.
Онъ былъ теперь осажденъ со всхъ сторонъ смлыми и искусными агентами дома Бурбоновъ. Главные дипломаты его двора уврили, что Людовикъ, и одинъ только Людовикъ, достаточно силенъ, чтобы сохранить Испанскую монархію нераздленною, и что Австрія совершенно неспособна, отвратить приведеніе въ исполненіе раздльнаго трактата. Нкоторые знаменитые юристы высказали: мнніе, что актъ отреченія, совершенный покойною. французскою королевою, долженъ быть тируемъ согласно съ символомъ, а не согласно съ буквою. Буква конечно исключала французскихъ принцевъ. Смыслъ же заключался только въ томъ, что вс мры должны быть приняты противъ соединенія испанской и французской короны на одной голов.
По всей вроятности, ни политическія, ни юридическія разсужденія не были бы достаточны, чтобы одолть пристрастіе, которое Карлъ чувствовалъ къ Австрійскому дому. Всегда была тсная связь между двумя великими королевскими линіями, происшедшими отъ брака Филиппа и Хуаны. Об он всегда смотрли на французовъ, какъ на своихъ естественныхъ враговъ. Нужно было прибгнуть къ религіознымъ ужасамъ, и Потто-Карреро употребилъ эти ужасы съ истинно-мастерскимъ искусствомъ. Жизнь короля приближалась къ концу. Неужели самый ревностный католическій государь совершитъ великій грхъ на краю могилы? И что можетъ быть большимъ грхомъ, какъ, изъ неразумной привязанности къ семейному имени, изъ нехристіанской антипатіи къ соперничествующему дому, устранить законнаго наслдника неизмримой монархіи? Нжная совсть и слабый умъ. Карла были сильно потрясены этими увщаніями. Наконецъ Порто-Карреро рискнулъ на мастерской ударъ. Онъ предложивъ Карлу обратиться за совтомъ къ пап. Король, который въ простот своего сердца считалъ наслдника св. Петра непогршимымъ руководителемъ въ духовныхъ длахъ, послдовалъ внушенію, и Порто-Картеро, который зналъ, что его святйшество есть только орудіе Франціи, съ совершенною увренностью ожидалъ результата запроса. Въ отвт, пришедшемъ изъ Рима, королю торжественно напоминали о великомъ отчет, который онъ скоро долженъ будетъ дать, и предостерегали противъ явной несправедливости, которую онъ покушался сдлать. Его увряли, что право было на сторон дома Бурбоновъ, и напоминали, что собственное спасеніе должно быть для него дороже, нежели Австрійскій домъ. Но онъ все еще оставался нершительнымъ. Даже панскій авторитетъ не могъ одолть его привязанности къ семейству и его отвращеніе къ Франціи. Наконецъ онъ сталъ думать, что онъ дйствительно близокъ къ смерти. Тогда кардиналъ удвоилъ свои усилія. Священникъ за священникомъ, хорошо подготовленные для этого случая, были приводимы къ постели дрожащаго кающагося. Онъ умиралъ, совершая явный грхъ. Онъ обиралъ своихъ родныхъ. Онъ завщалъ гражданскую войну своему народу. Онъ уступилъ и подписалъ достопамятное завщаніе, источникъ столькихъ бдствій для Европы. Когда онъ приложилъ свое имя на документ, онъ залился словами. ‘Богъ, сказалъ онъ, даетъ королевства и отнимаетъ ихъ. Я уже одинъ изъ мертвыхъ.’
Завщаніе хранилось втайн во время короткаго остатка его жизни. 3 ноября 1700 года онъ умеръ. Весь Мадридъ бросился толпами ко дворцу. Толпа была у входа. Передняя была наполнена посланниками и грандами, жаждавшими узнать, какія распоряженія сдлалъ покойный государь. Наконецъ створчатыя двери были отворены. Герцогъ Аврантисъ вышелъ и объявилъ, что вся Испанская монархія завщана Филиппу, герцогу анжуйскому. Карлъ приказалъ, чтобы въ промежутк, который могъ пройти отъ его смерти до прибытія наслдника, правленіе было ведено совтомъ, котораго предсдательствующимъ членомъ былъ Порто-Карреро.
Людовикъ поступилъ такъ, какъ могли предполагать англійскіе министры, что онъ поступитъ. Почти не показывая вида, что онъ колеблется, онъ нарушилъ вс обязательства раздльнаго трактата и принялъ для своего внука великолпное завщаніе Карла. Новый государь спшилъ вступить по владніе своими областями. Весь французскій дворъ провожалъ его до Осо. Его братья провожали его до границы, которая, какъ они ошибочно воображали, перестанетъ быть границею. ‘Пиренеи, сказалъ Людовикъ, перестали существовать.’ Эти самыя Пиренеи, нсколько лтъ спустя, были театромъ войны между наслдникомъ Людовика и принцевъ, котораго Франція посылала теперь управлять Испаніею.
Если бы Карлъ обыскалъ всю Европу, чтобы найти наслдника, котораго нравственный и умственный характеръ походилъ бы на его собственный, онъ не могъ бы выбрить ничего лучшаго. Филиппъ не былъ столь хворъ, какъ его предшественникъ, но онъ былъ въ полн столь же слабъ, безпеченъ и суевренъ, онъ сдлался вскор такимъ же ипохондрикомъ и эксцентрикомъ, и былъ даже еще боле женолюбивъ. Онъ былъ въ самомъ дл мужъ, какихъ встрчается одинъ на десять тысячъ. Его первою заботою, когда онъ сдлался королемъ Испаніи, было достать себ жену. Со дня свадьбы до дня ея смерти, его первою заботою было имть ее возл себя, и длать, что она желала. Какъ только умерла эта жена, его первою заботою было достать другую. Другая была найдена, совершенно непохожая на передо. Но она была жена, и Филиппъ былъ доволенъ. Ни днемъ, ни ночью, ни больной, ни здоровый, ни во время отдыха, ни во время занятій, онъ не позволялъ ей отходить отъ себя ни на полчаса. Его духъ былъ слабъ отъ природы и получилъ разслабляющее воспитаніе. Филиппъ былъ воспитанъ посреди скучнаго великолпія Версаля.. Его ддъ былъ такъ же повелителенъ и тщеславенъ въ обращеніи съ королевскимъ семействомъ, какъ и въ государственныхъ длахъ. Вс т, которые выросли непосредственно подъ глазами Людовика, имли видъ людей, никогда не знавшихъ, Что значитъ чувствовать себя хорошо. Они были вс молчаливы, застнчивы и неловки. У всхъ, исключая герцога Бургундскаго, зло распространилось дальше чмъ на одн минеры. Дофинъ, герцогъ беррійскій, Филиппъ анжуйскій были люди ничтожнаго характера. Они не имли ни энергіи, ни силы воли. Они такъ мало привыкли судить или дйствовать сани за себя, что слпое повиновеніе сдлалось необходимымъ для ихъ комфорта. Новый король испанскій, освобожденный отъ контроля, былъ похожъ на того несчастнаго германскаго узника, который, когда съ него сняли, по прошествіи многихъ лтъ, оковы, повалился на полъ своей темницы. Стсненія, которыя ослабили духъ молодаго принца, были нужны для его поддержанія. Пока онъ не имлъ жены, онъ не могъ ничего длать, а когда у него была жена, онъ длалъ все, что ей было угодно.
Между тмъ какъ этотъ лнивый, тупоумный мальчикъ былъ на дорог въ Мадридъ, ддъ его неусыпно работалъ. Людовикъ не имлъ причины бояться борьбы съ имперіею, если бы онъ имлъ дло съ нею одною. Онъ сдлалъ большія приготовленій для войны съ Леопольдомъ. Онъ запугалъ Генеральные штаты огромною арміею. Онъ пытался успокоить англійское правительство пышными общаніями. Вильгельмъ не вдался въ обманъ. Онъ вполн отвчалъ на ненависть Людовика и, если бы могъ дйствовать ко своимъ наклонностямъ, то объявилъ бы войну, когда только что сдлалось извстнымъ содержаніе завщанія. Но онъ былъ -связанъ конституціонными ограниченіями. Какъ его личность, такъ и его мры не были популярны въ Англіи. Его уединенная жизнь и холодное обращеніе отвратили народъ, привыкшій къ граціозной общительности Карла II. Его иностранный выговоръ и его чужеземныя привязанности были оскорбительны для національныхъ предразсудковъ. Его царствованіе было временемъ бдствій, слдовавшимъ за временемъ быстраго увеличенія благосостоянія. Тягости послдней войны и издержки на возстановленіе курса монеты чувствовались сильно. Девять священниковъ изъ десяти были якобитами въ душ и присягнули на врность династія только для того, чтобы спасти свои мста. Большая часть провинціальныхъ джентльменовъ принадлежала къ той же партіи. Весь классъ поземельныхъ собственниковъ былъ враждебенъ тому интересу, который сталъ замтнымъ съ появленіемъ народнаго долга, и о которомъ думали, что онъ въ особенности покровительствуется дворомъ, интересу капиталистовъ. Средніе классы вполн ршились не пускать Іакова и его семейство. Но они смотрли на Вильгельма только какъ на меньшее изъ двухъ золъ, и. пока не было явной опасности контръ-революціи, они были расположены перечить и насаждать государю, за котораго они, однако, случа нужды, готовы были. жертвовать своею жизнью и имуществомъ. Они были мрачны и недовольны. ‘Въ цлой націи, какъ выражался Сомерсъ въ замчательномъ письм къ Вильгельму, господствуетъ оцпенніе и упадокъ духа’.
Въ Англіи все шло такъ, какъ могъ бы желать Людовикъ. Предводители партіи виговъ удалились отъ длъ и были чрезвычайно непопулярны по случаю несчастнаго исхода раздльнаго трактата. Торіи, изъ которыхъ иные все еще бросали томные взоры на Ст. Жерменскій замокъ, были въ служб и имли ршительное большинство въ палат общинъ. Вильгельмъ былъ столь затрудненъ состояніемъ партій въ Англіи, что не могъ ршиться на войну съ домомъ Бурбоновъ. Онъ страдалъ отъ сильныхъ и неизлечимыхъ болзней. Была полное основаніе думать’ что чрезъ нсколько мсяцевъ разршатся бренныя узы, которыя связывали это слабое тло съ этою горячею и неодолимою душою. Если бы Людовику удалось на короткое время сохранить миръ, онъ вроятно могъ бы безопасно исполнить вс свои обширные планы. Въ этотъ кризисъ, въ самый важный кризисъ его жизни, гордость и страсти завлекли его въ ошибку, которая разрушила все, что сдлано было сорока годами побды и интриги, которая произвела раздробленіе королевства его внука и навлекла непріятельское вторженіе, банкрутство и голодъ на его собственное королевство.
Іаковъ II умеръ въ Ст. Жермен. Людовикъ сдлалъ ему прощальный визитъ и былъ тамъ тронутъ торжественнымъ прощаніемъ и скорбью изгнанной королевы, что потерялъ изъ виду вс политическіе разсчеты и, увлеченный, какъ казалось, единственно состраданіемъ и не невеликодушнымъ тщеславіемъ, призвалъ принца Валлійскаго англійскимъ королемъ.
Негодованіе, которое чувствовали кастильцы, когда они услышали, что три иностранныя державы взялись привести въ передокъ испанское престолонаслдіе, было ничто въ сравненіи съ бшенствомъ, съ которымъ узнали англичане, что добрый сосдъ ихъ взялъ ни себя трудъ снабдить ихъ королемъ. Виги и торіи соединились въ порицаніи поступка французскаго двора. Лондонское Сити въ одинъ голосъ потребовало войны, и требованіе это, какъ эхо, отозвалось изъ каждаго уголка королевства. Вильгельмъ увидлъ, что его время пришло. Хотя его истощенное и страждущее тло едва могло двигаться безъ посторонней помощи, духъ его былъ столь are энергиченъ и ршителенъ, какъ въ двадцати-трехъ лтній возрастъ, когда онъ презиралъ соединенными силами Франціи и Англіи. Онъ оставилъ Гагу, гд былъ занятъ заключеніемъ оборонительнаго союза съ штатами и императоромъ противъ честолюбивыхъ замысловъ Бурбоновъ. Онъ полетлъ въ Лондонъ. Онъ преобразовалъ Министерство. Онъ распустилъ парламентъ. Большинство новой палаты общинъ было за короля, и все готовилось самымъ ршительнымъ образомъ къ войн.
До начала непріязненныхъ дйствій Вильгельма не стало. Но великій союзъ европейскихъ государей противъ Бурбоновъ былъ уже созданъ. ‘Главный работникъ умеръ, говоритъ Боркъ, но работа была основана на врныхъ механическихъ началахъ и была столь же врно исполнена.’ 15 мая 1762 года война была единодушно объявлена въ Вн, Лондон и Гаг.
Такъ началась та великая борьба, которая въ теченіе 12 лтъ волновала всю Европу, отъ Вислы до Атлантическаго океана. Об враждебныя коалиціи были, въ отношеніи территоріи, богатства и народонаселенія, почти равны между собою. На одной сторон были Франція, Испанія и Баварія, на другой — Англія, Голландія, Имперіи и масса второстепенныхъ государствъ.
Та часть войны, которую взялся изложить лордъ Магонъ, хотя не наимене важна, но наврно наимене привлекательна. Въ Италіи, Германій и Нидерландахъ огромныя средства были въ распоряженіи великихъ генераловъ. Даны были громадныя сраженія. Крпость за крпостью покорялась. Желзная цпь бельгійскихъ укрпленій была прорвана. Посредствомъ правильнаго и систематическаго ряда операцій, продолжавшихся нсколько лтъ, французы были оттснены отъ Дуная и По въ свои провинціи. Война въ Испаніи, напротивъ, слагалась изъ событій, по-видимому, не имющихъ никакой связи. Перемны счастія похожи на т перемны, которыя являются въ снахъ. Побда и пораженіе не влекутъ за собою своихъ обыкновенныхъ послдствій. Арміи возникаютъ изъ ничего и распадаются въ ничто. Однако, для разсудительныхъ читателей исторія, Испанская война, быть можетъ, любопытне кампаній Мальборо и Евгенія. Судьба Милана и Нидерландъ была ршена военнымъ искусствомъ. Судьба Испаніи была ршена особенностями народнаго характера.
Когда началась война, молодой король былъ въ самомъ жалкомъ положеніи. По прізд въ Мадридъ онъ нашелъ Порто-Карреро во глав управленія и не счелъ приличнымъ смнить человка’ которому былъ обязанъ короною. Кардиналъ былъ только интриганъ, но никакъ не государственный мужъ. Онъ пріобрлъ при двор и въ конфессіонал рдкую степень искусства во всхъ уловкахъ, посредствомъ которыхъ господствуютъ надъ слабыми умами. Но о благородной наук правленія — объ источникахъ народнаго богатства, о причинахъ народнаго упадка, онъ зналъ не боле чмъ его повелитель. Любопытно замтить контрастъ между ловкостью, съ которою онъ управлялъ совстью безумнаго больнаго, и глупостью, которую выказывалъ, будучи поставленъ во глав государства. На какихъ основаніяхъ лордъ Магонъ представляетъ кардинала человкомъ ‘блестящаго генія и обширныхъ способностей’ — мы не въ состояніи понять. Людовикъ былъ совершенно другаго мннія, и Людовикъ весьма рдко ошибался въ оцнк характеровъ. ‘Всякій знаетъ, говоритъ онъ въ письм къ своему посланнику, какъ неспособенъ кардиналъ. Онъ служитъ предметомъ презрнія для своихъ соотечественниковъ.’
Сдлано было нсколько жалкихъ денежныхъ сбереженій, которыя разорили частныхъ лицъ, не произведя никакой замтной пользы для государства. Полиція длалась боле и боле несостоятельною. Безпорядки въ столиц умножились съ пріздомъ ‘французскихъ авантюристовъ, изверговъ парижскихъ публичныхъ и игорныхъ домовъ. Эта сволочь смотрла на испанцевъ, какъ на подчиненное племя, которое соотечественники новаго государя могутъ безнаказанно обижать и обманывать. Король лъ и пилъ по ночамъ, весь день лежалъ въ постел, звалъ за столомъ совта и по недлямъ не распечатывалъ самыхъ важныхъ бумагъ. Наконецъ, онъ былъ пробужденъ единственнымъ волненіемъ, къ которому была способна его апатическая природа. Ддъ позволилъ ему жениться. Выборъ былъ счастливъ. Марія Луиза, савойская принцесса, прекрасная и граціозная двушка тринадцати лтъ, уже вполн созрвшая и тломъ и умомъ въ тотъ возрастъ, когда женщины боле холодныхъ климатовъ еще дти,— была избрана для вето. Король ршился увидться съ нею въ Каталоніи. Онъ оставилъ столицу, которая ему уже очень наскучила. При вызд на него напала толпа нищихъ. Онъ однако пробился сквозь нее и отправился въ Барцелону.
Людовикъ былъ вполн убжденъ, что королева будетъ управлять Филиппомъ. Поэтому онъ искалъ кого-нибудь, кто-бы управлялъ королевою. Онъ назначилъ принцессу Орсини первою каммеръ-фрау,— должность, по лишенная значенія въ придворномъ штат весьма молодой женщины и весьма женолюбиваго супруга. Принцесса была дочь французскаго пэра и вдова испанскаго гранда. Поэтому она была, по своему положенію, удивительно способна сдлаться орудіемъ двора Версальскаго при двор Мадридскомъ. Герцогъ Орлеанскій называлъ ее въ выраженіяхъ, слишкомъ грубыхъ для перевода, поручикомъ капитана Мните нона, и названіе было вполн заслужено. Она стремилась играть въ Испаніи роль, которую мадамъ Ментенонъ играла во Франціи. Но, хотя она по остроумію, свдніямъ и по талантамъ къ интриг, была, по меньшей мр, равна своему образцу, ей все-таки не доставало того самообладанія, того терпнія, той невозмутимой ровности характера, которыя возвысили вдову шута до супруги самаго гордаго изъ королей. Принцесс было боле 50 лтъ, но она все еще гордилась своими прекрасными глазами и прекраснымъ станомъ, она все еще одвалась какъ молодая двушка и все еще продолжала кокетничать до непристойности. Впрочемъ она была образована, краснорчива и не имла недостатка въ сил воли. Колкій Сенъ-Симонъ признается, что никто, кого она желала привязать къ себ, не могъ долго устоять противъ граціи ея обращенія и разговора.
Мы не имемъ времени разсказывать, какъ ока пріобрла и какъ она сохранила свою власть надъ молодою четою, ко двору которой она была назначена, какъ она сдлалась столь сильна, что ни министръ испанскій, ни посланникъ Франціи не могли держаться противъ нея, и самъ Людовикъ принужденъ былъ за нею ухаживать, какъ она получала изъ Версаля приказанія удалиться, какъ королева приняла сторону своей любимой подруги, какъ король принялъ сторону королевы, и какъ, наконецъ, посл бездны раздоровъ, лжи, уловокъ, дерзостей и ласкательствъ, споръ былъ улаженъ. Мы обращаемся къ событіямъ войны.
Когда непріязненныя дйствія были объявлены въ Лондон, Вн и Гаг, Филиппъ былъ въ Неапол. Съ большимъ трудомъ, самыми настоятельными представленіями изъ Версаля, убдили его разстаться съ женою и отправиться безъ нея въ свои итальянскія владнія, которымъ тогда грозилъ императоръ. Королева дйствовала какъ правительница и, хоти еще ребенокъ, казалось, была вполн столь же способна управлять королевствомъ, какъ ея супругъ или кто-либо изъ его министровъ.
Въ август 1702 года морская сила, подъ командою герцога Ормонда, появилась у Кадикса. Испанскія власти не имли ни денегъ, ни регулярныхъ войскъ. Народъ восполнилъ въ нкоторой степени то, чего недоставало. Дворяне и фермеры дали денегъ. Крестьяне были преобразованы, но выраженію испанскихъ писателей, въ дружины героевъ-патріотовъ, или, какъ говоритъ генералъ Стантонъ, а въ пхотное ополченіе бездльниковъ’. Если бы непріятель дйствовалъ съ энергіею и умомъ, Кадиксъ, вроятно, палъ бы. Но начальники экспедиціи были раздлены національными и профессіональными чувствами: голландцы были противъ англичанъ, сухопутныя власти противъ морскихъ. Спарръ, голландскій генералъ, былъ угрюмъ и золъ, Беллазисъ, англійскій генералъ, кралъ запасы. Лордъ Магонъ вмняетъ худой нравъ Спарра въ вину республиканскимъ учрежденіямъ Голландіи. На этомъ основаніи мы предполагаемъ, что онъ вмнилъ бы казнокрадство Беллазиса въ вину монархическимъ и аристократическимъ учрежденіямъ Англіи. Герцогъ Ормондъ, который имлъ начальство надъ всею экспедиціею, показалъ, при этомъ случа, какъ при всякомъ другомъ, отсутствіе качествъ, которыхъ требуютъ трудныя обстоятельства. Дисциплины.не было, солдатамъ позволяли грабить я оскорблять тхъ, кого слдовало бы склонить на свою сторону. Войска грабили церкви, сбивали иконы, насиловали монахинь. Офицеры, вмсто того чтобы наказывать грабителей, длились съ ними добычею, и наконецъ флотъ, нагруженный — употребляя слова Стангопа — ‘множествомъ грабежа и позора’, покинулъ сцену славы Эссекса, бросивъ единственнаго знатнаго испанца, который объявилъ себя въ ихъ пользу и былъ повшенъ своими соотечественниками.
Флотъ уже удалялся отъ береговъ Португаліи и былъ на возвратномъ пути въ Англію, какъ герцогъ Ормондъ получилъ извстіе, что корабли, нагруженные золотомъ, только что пришли изъ Америки въ Европу, и, для избжанія встрчи съ его эскадрою, отправились въ гавань Виго. Грузъ состоялъ, какъ говорили, слишкомъ изъ трехъ милліоновъ Фунтовъ стерлинговъ золотомъ и серебромъ, кром многихъ цнныхъ товаровъ. Надежда на грабежъ примирила вс споры. Голландцы и англичане, адмиралы и генералы, одинаково жаждали битвы. Испанцы могли съ величайшею легкостью спасти сокровище, только выгрузивъ его, но существовалъ основный законъ испанской торговли, чтобы галліоны выгружались въ Кадикс, и только въ Кадикс. Палата торговли въ Кадикс отказалась, въ истинномъ дух монополіи, даже при этихъ обстоятельствахъ уступить малйшую часть своей привилегія. Дло было представлено въ Совтъ Индій. Совтъ этотъ разсуждалъ и медлить, какъ-разъ однимъ днемъ боле нмъ было возможно. Сдланы были нкоторыя слабыя приготовленія къ защит. Дв разрушенныя башни при вход въ бухту Виго были заняты немногими дурно вооруженными и необученными крестьянами, бонъ былъ переброшенъ чрезъ входъ въ гавань, и нсколько французскихъ военныхъ кораблей, которые провожали галліоны изъ Америки, были зашвартованы внутри. Но все это ни къ чему не повело. Англійскіе корабли прорвали бонъ, Ормондъ и его солдаты взобрались на форты, французы сожгли свои корабли спаслись на берегъ. Завоеватели раздлили между собою нсколько милліоновъ долларовъ, а еще нсколько милліоновъ были потоплены. Когда вс галлоны были взяты или уничтодены, пришелъ приказъ въ надлежащей форм, дозволяющій разгрузить имъ.
Когда Филиппъ возвратился въ Мадридъ, въ начал 1703 года, онъ нашелъ финансы разстроенне, народъ недовольне и враждебную коалицію страшне, нежели прежде. Потеря галліоновъ произвела большой недочетъ въ доходахъ. Кастильскій адмиралъ {Графъ Мельгаръ.}, одинъ изъ могущественнйшихъ подданныхъ въ Европ, бжалъ въ Лиссабонъ и присягнулъ за врность эрцгерцогу. Король португальскій, скоро посл того, призналъ Карла королемъ Испаніи и приготовился поддерживать оружіемъ прав Австрійскаго дома.
Съ другой стороны, Людовикъ послалъ на помощь своему внуку двнадцати-тысячную армію подъ начальствомъ герцога Бервика. Бервикъ былъ сынъ Іакова II и Арабеллы Черчилль. Онъ былъ воспитанъ въ ожиданіи самыхъ высшихъ почестей, какими могъ пользоваться англійскій подданный, во все направленіе его жизни было измнено революціею, которая низвергнула его ослпленнаго отца. Бервикъ сдлался изгнанникомъ, человкомъ безъ отечества, и съ этого времени лагерь замнилъ ему родину и честь военнаго званіи стала его патріотизмомъ. Онъ облагородилъ свое жалкое призваніе. Онъ выполнялъ обязанности солдата-авантюриста съ какою-то суровою, холодною, Брутовскою добродтелью. Его военная врность была испытываема сильнйшими искушеніями и оказалась непобдимою. Одно время онъ сражался противъ своего дяди: другой разъ противъ дла своего брата, но его никогда не подозрвали ни въ измн, ни даже въ слабости.
Въ начал 1704 года, армія, составленная изъ англичанъ, голландцевъ и португальцевъ, была собрана на западной границ Испаніи. Эрцгерцогъ Карлъ прибилъ въ Лиссабонъ и лично явился во глав своихъ войскъ. Военное искусство Бервика, въ теченіе цлой кампаніи, удерживало союзниковъ, которые были подъ начальствомъ лорда Гальвея. На юг однако былъ нанесенъ сильный ударъ. Англійскій флотъ, подъ начальствомъ сэра Джорджа Рука, имя нсколько полковъ дессантнаго войска, предводимыхъ принцемъ Гессенъ-Дармштадтскимъ, появился передъ скалою Гибралтара. Эта знаменитая крпость, которую природа сдлала почти неприступною, и противъ которой вс средства военнаго искусства были употребляемы напрасно, была взята такъ же легко, какъ если бы она была открытою деревнею на равнин. Гарнизонъ отправился на молитву, вмсто того, чтобы стоять на страж. Нсколько англійскихъ матросовъ взлзло на скалу. Испанцы сдались на капитуляцію, и британскій Флагъ былъ водруженъ на валахъ, съ которыхъ уже никогда соединенныя арміи и флоты Франціи и Испаніи не могли его низвергнуть. Рукъ дошелъ до Малаги, далъ сраженіе въ сосдств этого порта Французской эскадр и, не одержавъ ршительной побды, возвратился въ Англію.
Но готовились боле великія событія. Англійское правительство ршилось послать въ Испанію экспедицію подъ начальствомъ Карла Мордонта, графа Питерборо. Человкъ этотъ былъ, если не величайшій, то конечно самый необыкновенный характеръ того столтія,— не исключая даже и шведскаго короля. Дйствительно, Питерборо можно назвать вжливымъ, ученымъ и влюбленнымъ Карломъ XII. Его мужество имло всю Французскую пылкость и всю англійскую стойкость. Плодовитость и дйствительность его ума почтя невроятны. Они проявлялись во всемъ, что онъ длалъ: въ его кампаніяхъ, въ его переговорахъ, въ его дружеской переписк, въ его самомъ легкомъ и наимене ученомъ разговор. Онъ былъ нжнымъ другомъ, великодушнымъ врагомъ и вообще истиннымъ джентльменомъ. Но его блестящіе таланты и добродтели длались почти безполезными для отечества, вслдствіе его легкомыслія, его неугомонности, его раздражительности, его болзненной жажды новизны и волненій. Его слабости не только вводили его, во многихъ случаяхъ, въ весьма затруднительное положеніе, но и увлекали его къ нкоторымъ поступкамъ, вполн недостойнымъ его гуманной и благородной натуры. Покой былъ для него невыносимъ. Онъ любилъ облетать Европу скоре курьера. Онъ былъ въ Гаг на одной недл, на слдующей въ Вн. Потомъ ему приходило въ голову увидть Мадридъ, и онъ едва достигалъ Мадрида, какъ требовалъ лошадей и отправлялся въ Копенгагенъ. Никакая прислуга не тогда поспвала за нимъ. Никакіе тлесные недуги не могли удержать его. Старость, болзнь, угрожающая смерть почти не производили вліянія на его неустрашимость. Предъ самымъ совершеніемъ ужаснйшей изъ хирургическихъ операцій разговоръ его былъ столь же живъ, какъ разговоръ молодаго человка въ полной сил здоровья. На другой день посл операціи, вопреки увщаніемъ своихъ докторовъ, онъ хотлъ отправиться въ дорогу. Онъ былъ похожъ на скелета. Но его эластическій духъ поддерживалъ его при безпокойствахъ и страданіяхъ, которыя казались достаточными, чтобы свести въ могилу самаго дюжаго человка. Перемна занятій была столь же необходима для него, какъ перемна мста. Онъ любилъ диктовать шесть или семъ писемъ сразу. Т, которые имли съ нимъ дла, жаловались, что, хотя онъ разсуждалъ обо всемъ съ большимъ искусствомъ, но его никакъ нельзя было удержать на одномъ пункт. ‘Лордъ Питерборо, говорилъ Попъ, наскажетъ много милыхъ и живыхъ вещей въ своихъ письмахъ, но письма эти, пожалуй, черезъ-чуръ веселы и разсяны, между тмъ какъ лордъ Болингброкъ, когда ему приходилось писать къ императору или государственному человку, останавливался на самомъ существенномъ пункт, налагалъ его въ самомъ сильномъ и яркомъ свт и старался наилучшимъ образомъ примнить его въ цли.’ Чмъ былъ Питерборо въ отношеніи къ Болингброку, какъ писатель, тмъ онъ былъ въ отношеніи къ Мальборо, какъ генералъ. Онъ былъ дйствительно послдній изъ странствующихъ рыцарей, храбрый до дерзости, щедрый до расточительности, великодушный въ обращеніи непріятелемъ, покровитель угнетенныхъ, обожатель женщинъ. Его добродтели и пороки были добродтелями и пороками Круглаго стола. Въ самомъ дл, его характеръ едва-ли можетъ быть лучше представленъ, какъ строками, которыми авторъ прекрасной маленькой поэмы, ‘Monks and Gigants’, описалъ сэра Тристрама:
‘His birth, it seems, by Merlin’s calculation,
Was under Venus, Mercury, and Mars,
His mind with all their attributes was mixed,
And, like those planets, wandering and unfixed.
‘From real’ to realm he rau, and never staid,
Kingdoms and crowns he won, and gave.away:
It seemed as if his labours were repaid
By the mere noise and movement of the fray:
No conquests nor acquirements had he made,
His chief delight was, on some festive day
To ride triumyphant, prodigal, and proud,
And shower his wealth amidst the shouting crowd.
‘His schemes of war were sudden, unforeseen,
Inexplicable both, to friend and foe,
It seemed as if some momentary spleen
Inspired the project, and impelled the blow,
And most his fortune and success were seen
With means the most inadequate and low’,
Most master of himself and least encumbered,
When overmatched, entangled, and outnumbered. (1)
(1) ‘Его рожденіе, кажется, по исчисленію Мерлина,
Было подъ Венерою, Меркуріемъ и Марсомъ.
Его умъ былъ перемшавъ со всми ихъ атрибутами,
И, подобно этимъ планетамъ, былъ блуждающъ и непостояненъ.
‘Изъ королевства въ королевство онъ скакалъ и нигд не останавливался.
Королевства и короны онъ выигрывалъ и отдавалъ:
Казалось, что его труды были вознаграждены
Однимъ шумомъ и движеніемъ боя.
Никакихъ завоеваній и пріобртеній онъ не длалъ.
Его главнымъ наслажденіемъ было, въ какой-нибудь праздничный день,
хать торжествующимъ, расточительнымъ и гордымъ
И бросать свое богатство ликующей толп.
‘Его планы войны были неожиданны, непредвидимы,
Необъяснимы какъ для друга, такъ и для врага.
Казалось, что какой-то минутный капризъ
Внушалъ планъ и вызывалъ ударъ,
А его счастіе и успхъ особенно проявлялись,
Когда средства были очень неравны и незначительны.
Онъ наиболе обладалъ собою и былъ наимене стсненъ
При затруднительныхъ обстоятельствахъ и противъ превосходныхъ силъ.
Въ іюн 1705 года этотъ замчательный человкъ прибылъ въ Лиссабонъ съ пятью-тысячами голландскихъ и англійскихъ солдатъ. Эрцгерцогъ слъ на корабль съ большою свитою, которую Питерборо великолпно угощалъ во время путешествія. Изъ Лиссабона флотъ пошелъ въ Гибралтаръ и, взявши на бортъ принца Гессенъ-Дармштадтскаго, поплылъ къ сверо-востоку, вдоль берега Испаніи.
Первое мсто, къ которому приблизилась экспедиція посл Гибралтара, была Альтеа въ Валенціи. Дурное правленіе Филиппа возбудило большое неудовольствіе по всей провинціи. Непріятелей горячо привтствовали. Крестьяне собрались ни берегъ, неся състные припасы и восклицая: ‘да здравствуетъ Карлъ III!’ Сосдняя крпость Денія сдалась безъ боя.
Воображеніе Питерборо разгорлось. Онъ возъимлъ надежду окончить войну однимъ ударомъ. Мадридъ былъ только въ полутораста миляхъ. На дорог было едва ли одно укрпленное мсто. Войска Филиппа были или на границахъ Португаліи, или на берегу Каталоніи. Въ столиц не было военной силы, исключая небольшого количества кавалеріи, составлявшей почетную стражу особы Филиппа. Но углубиться въ сердце большаго королевства съ арміею всего въ 7000 человкъ было слишкомъ смлымъ планомъ, чтобы понравиться эрцгерцогу. Принцъ Гессенъ-Дармштадтскій, который въ царствованіе покойнаго короля Испанія былъ губернаторомъ Каталоніи я который ставилъ черезъ-чуръ высоко свое вліяніе въ этой провинціи, былъ того мннія, что слдовало тотчасъ же идти туда и атаковать Барцелону. Питерборо былъ стсненъ своими инструкціями и нашелъ нужнымъ покориться.
Шестнадцатаго августа флотъ явился предъ Барцелоной, и Питерборо нашелъ, что работа, заданная ему эрцгерцогомъ и принцемъ, заключала въ себ почти неодолимыя трудности. Одна сторона города была защищена моремъ, другая — сильными укрпленіями Монгуича. Стны были такъ обширны, что тридцати тысячъ человкъ едва было бы достаточно для обложенія крпости. Гарнизонъ былъ столь же многочисленъ, какъ осаждающая армія. Лучшіе офицеры испанской службы были въ город. Надежды принца Гессенъ-Дармштадтскаго на общее возстаніе въ Каталоніи были жестоко обмануты. Къ нападающимъ присоединилось только около 1,500 вооруженныхъ крестьянъ, которыхъ услуги обходились дороже, нежели он стоили.
Ни одинъ генералъ никогда не находился въ боле плачевномъ положеніи, чмъ то, къ которое былъ теперь поставленъ Питерборо. Онъ всегда возражалъ противъ плана осаждать Барцелону. Его возраженія были отвергнуты. Ему предстояло выполнить планъ, который онъ достойна? представлялъ невозможнымъ. Его лагерь былъ раздленъ на враждебныя партія, а самъ онъ былъ всми порицаемъ. Эрцгерцогъ и принцъ осуждали его за то, что онъ не приступилъ немедленно къ взятію города, но не сообщили ему плана, который далъ бы возможность семи тысячамъ человкъ совершитъ дло тридцати тысячъ. Другіе порицали генерала за то, что онъ отступилъ отъ своего, мннія для дтскихъ прихотей Карла и жертвуетъ людьми, пытаясь выполнить невозможное. Голландскій военачальникъ положительно объявилъ, что его солдаты не тронуто’ съ мста, не смотра ни. на какія приказанія Питерборо, что начать такую осаду — безуміе, и что люди не должны быть посылаемы на врную смерть, когда нтъ никакой надежды получить какую-либо выгоду.
Наконецъ, посл трехъ недль бездйствія, Питерборо объявилъ твердое намреніе снять осаду. Тяжелая артиллерія была отослана на корабли. Готовились снова досадить войска. Карлъ и принцъ Гессенскій были въ ярости, но большая часть офицеровъ порицали своего генерала за то, что онъ такъ долго отлагалъ мру, которую наконецъ нашелъ-таки нужнымъ принять. Двнадцатаго сентября въ Барцелон происходили торжества и публичныя увеселенія до случаю этого великаго избавленія. На слдующее утро англійскій флагъ разввался на валахъ Монгуича. Геній и энергія одного человка замнили сорокъ баталіоновъ.
Въ полночь Питерборо явился къ принцу Гесенсскому, съ которымъ онъ нкоторое время не говорилъ. ‘Я ршился, сэръ, отвалъ графъ, покуситься на приступъ, вы можете сопутствовать намъ, если найдете удобнымъ, и увидть, заслуживаю ли я и мои люди того, что вамъ угодно было говорить объ насъ.’ Принцъ былъ пораженъ. Попытка, говорилъ онъ, была безнадежна, но онъ былъ готовъ принять свою долю участія и безъ дальнйшихъ разсужденій, спросилъ лошадь.
Полторы тысячи англійскихъ солдатъ были собраны подъ начальствомъ графа. Еще тысяча была поставлена какъ резервъ, у сосдняго монастыря, подъ командою Стангона. Посл извилистаго марша вдоль подошвы высотъ, Питерборо и его маленькая армія достигли стнъ Монгуича. Тамъ они оставались до разсвта. Какъ скоро они были открыты, непріятель выступилъ во вншній ровъ встртить ихъ. На это-то и разсчитывалъ Питерборо и къ этому-то приготовлены были его люди. Англичане выдержали огонь, бросились впередъ, спрыгнули въ ровъ, обратили испанцевъ въ бгство и вошли въ укрпленіе вмст съ бгущими. Прежде нежели гарнизонъ опомнился отъ перваго изумленія, графъ овладлъ вншними верками, взялъ нсколько пушекъ и набросалъ брустверъ для защиты своихъ людей. За тмъ онъ послалъ за резервомъ Стангона. Пока онъ ожидалъ этого подкрпленія, прешло извстіе,-что три-тысячи человкъ идутъ изъ Барцелоны къ Цонгуичу. Онъ тотчасъ же выхалъ на рекогносцировку, но едва усплъ оставить свои войск, какъ на нихъ напалъ паническій страхъ. Ихъ положеніе въ самомъ дл было полно опасности: они едва знали, какимъ образомъ были приведены въ Монгуичъ, число ихъ было не велико, ихъ генералъ удалился, они потеряли присутствіе духа и начали очищать фортъ. Питерборо получилъ извстіе объ этомъ происшествіи во-время, чтобы остановить отступленіе. Онъ прискакалъ къ бглецамъ, сказалъ имъ нсколько словъ и сталъ во глав ихъ. Звукъ его голоса, видъ его лица возстановили все ихъ мужество, они пошли обратно къ своей прежней позиціи..
Принцъ Гессенскій палъ въ смятеніи приступа, но все остальное шло хорошо. Стангопъ прибылъ, отрядъ, высланный изъ Барцелоны, отступилъ, тяжелая артиллерія была снова выгружена и направлена противъ внутреннихъ укрпленій Монгуича, который скоро палъ. Питерборо, съ своимъ обыкновеннымъ великодушіемъ, спасъ испанскихъ солдатъ отъ свирпости его побдоносной арміи и съ большою пышностью отдалъ послднія почести своему сопернику, принцу Гессенскому.
Покореніе Монгуича было началомъ ряда блистательныхъ подвиговъ. Барцелона пала, и за Питерборо осталась слава взятія съ горстью людей одного изъ обширнйшихъ и сильнйшихъ городовъ Европы. За нимъ осталась также слава, не мене дорогая для его рыцарскаго характера, слава спасенія жизни и чести прекрасной герцогини Пополи, которую онъ встртилъ съ растрепанными волосами спасавшуюся бгствомъ, отъ ярости солдатъ. Онъ искусно воспользовался завистью, съ которою каталонцы смотрли на жителей Кастиліи. Онъ гарантировалъ провинціи, столицу которой теперь занималъ, вс ея древнія права и вольности, и тмъ усплъ привязать народонаселеніе къ Австрійскому длу.
Почти вся окрестность объявила себя теперь въ пользу Карла. Таррагона, Тортоза, Герона, Дерида, Санъ-Матео отворили свои ворота. Испанское правительство послало графа Ласъ-Торреса съ 7,000 человкъ для покоренія Санъ-Матео. Графъ Питерборо только съ 1,200 человкъ заставилъ снять осаду. Офицеры совтовали ему довольствоваться этимъ чрезвычайнымъ успхомъ. Карлъ понуждалъ его возвратиться въ Барцелону, но среди такой дороги никакія представленія не могли остановить подобнаго человка. Была глубокая зима. Страна была гориста. Дороги — почти непроходимы. Люди были плохо одты. Лошади — извурены. Отступающая армія была гораздо многочисленне, нежели преслдующая. Ню трудности и опасности исчезали предъ энергіею Питерборо. Онъ двинулся впередъ, гоня Ласъ-Торриса предъ собою. Нульсъ сдался отъ одного страха предъ его именемъ, и 4 февраля 1706 года онъ съ торжествомъ прибылъ въ Валенцію. Тамъ узналъ онъ, что отрядъ изъ 4,000 человкъ шелъ для соединенія съ Ласъ-Торресомъ. Въ глухую ночь двинулся онъ изъ Валенціи, перешелъ черезъ Хукаръ, неожиданно явился у лагеря непріятеля, и уничтожилъ, разсялъ и взялъ въ плнъ все подкрпленіе. Валенціянцы едва врили своимъ глазамъ, когда увидли приведенныхъ плнныхъ.
Между тмъ дворы Мадридскій и Версальскій, раздраженные и встревоженные паденіемъ Барцелоны и возстаніемъ окрестной страны, ршились сдлать большое усиліе. Значительная армія, номинально подъ начальствомъ Филиппа, но въ дйствительности подъ командою маршала Тессе, вошла въ Каталонію. Флотъ, подъ начальствомъ графа Тулузскаго, одного изъ незаконныхъ дтей Людовика XIV, появился передъ гаванью Барцелоны. Городъ былъ атакованъ съ суши и съ моря разомъ. Особа эрцгерцога была въ сильной опасности. Питерборо во глав 3,000 человкъ шелъ съ большою поспшностью изъ Валенціи. Дать съ незначительными силами сраженіе большой регулярной арміи подъ предводительствомъ маршала Франціи, было бы безуміемъ. Поэтому графъ велъ войну на манеръ Мины и Эмпесинадо нашихъ временъ. Онъ занялъ позицію на сосднихъ горахъ, досаждалъ непріятелю безпрестанными тревогами, отрзывалъ отстающихъ, прерывалъ его сообщенія съ внутренностью страны и вводилъ въ городъ подкрпленія людьми и запасами. Онъ однако видлъ, что единственная надежда осажденныхъ была со стороны моря. Полномочіе отъ британскаго правительства давало ему верховное начальство не только надъ арміею, но, когда онъ будетъ находиться на корабл, то и надъ флотомъ. Онъ пустился въ море ночью, на небольшой лодк, не сообщивши никому о своемъ намреніи. Въ нсколькихъ миляхъ отъ берега онъ былъ принятъ на бортъ однимъ кораблемъ англійской эскадры. Взойдя на корабль, онъ объявилъ себя главнокомандующимъ и послалъ шлюпку съ приказаніемъ къ адмиралу. Если бы эти приказанія даны были нсколькими часами ране, вроятно, цлый французскій флотъ былъ бы взятъ. Но графъ Тулузскій вышелъ въ море. Портъ былъ открытъ. Городъ освобожденъ. На слдующую ночь непріятель снялъ осаду и отступилъ къ Руссильону. Питерборо возвратился въ Валенцію, мсто, которое онъ предпочиталъ всякому другому въ Испаніи, а Филиппъ, который нсколько недль былъ въ разлук съ женою, не могъ доле выносить своей горести и полетлъ на свиданье съ нею въ Мадрид.
Въ Мадрид, однако, ни ему, ни ей нельзя было оставаться. Блестящій успхъ, который Питерборо имлъ на восточномъ берегу полуострова, возбудилъ соревнованіе медлительнаго Гальвея. Онъ подвинулся къ сердцу Испаніи. Бервикъ отступилъ. Алкантара, Сіудадъ-Родриго и Саламанка пали, и завоеватели шли къ столиц.
Филиппъ былъ серьезно понуждаемъ своими совтниками перевести мстопребываніе правительства въ Бургосъ. Передовые посты союзной арміи виднлись уже на высотахъ надъ Мадридомъ. Извстно было, что главныя силы близки. Несчастный государь бжалъ съ королевою и дворомъ. Царственные странники, пропутешествовавъ восемь дней по дурнымъ дорогамъ, подъ палящимъ солнцемъ и проведя восемь ночей въ бдныхъ хижинахъ, изъ которыхъ одна обрушилась и чуть-было не задавила ихъ обоихъ — достигли метрополіи старой Кастиліи. Между тмъ непріятель съ торжествомъ вошелъ въ Мадридъ и провозгласилъ эрцгерцога на улицахъ столичнаго города. Аррагонія, всегда завидовавшая превосходству Кастиліи, послдовала примру Каталоніи. Сарагосса возстала не видавъ непріятеля. Губернаторъ, котораго Филиппъ назначилъ въ Картагену, измнилъ его доврію и сдалъ союзникамъ лучшій арсеналъ и послдніе корабли, которыми владла Испанія.
Толедо былъ съ нкотораго времени убжищемъ двухъ честолюбивыхъ, безпокойныхъ и мстительныхъ интригановъ: вдовствующей королевы и кардинала Порто-Карреро. Они давно были смертельными врагами. Они предводительствовали враждебными партіями Австріи и Франціи. Каждый изъ нихъ въ свою очередь господствовалъ надъ слабымъ и разстроеннымъ умомъ покойнаго короля. Наконецъ происки священника восторжествовали надъ ласками женщины, Порто-Карреро остался побдителемъ, и королева бжала со стыдомъ и скорбью отъ двора, надъ которымъ она нкогда владычествовала. Въ ея уединеніе скоро прибылъ тотъ, котораго козни разрушили ея вліяніе. Кардиналъ, пользовавшійся властью какъ-разъ столько времени, чтобы убдить вс партіи въ своей неспособности, былъ удаленъ въ свою эпархію и проклиналъ собственную глупость и неблагодарность дома, которому онъ слишкомъ усердно служилъ. Общіе интересы и общія ненависти примирили падшихъ соперниковъ. Австрійскія войска были впущены въ Толедо безъ сопротивленія. Вдовствующая королева сбросила съ себя ту печальную одежду, которую вдова короля Испаніи носитъ всю свою жизнь, и засіяла алмазами. Кардиналъ благословилъ знамена непріятеля въ своемъ великолпномъ собор и освтилъ дворецъ въ честь великаго освобожденія. Казалось, что борьба окончилась въ пользу эрцгерцога, и что Филиппу ничего не оставалось, какъ быстрое бгство во владнія своего дда.
Такъ судили т, которые не знали характера и обычаевъ испанцевъ. Нтъ страны въ Европ, въ которую легче было бы вторгнуться, чмъ въ Испанію, и нтъ страны въ Европ, которую трудне завоевать. Ничто не можетъ быть презрнне сопротивленія, которое Испанія представляетъ непріятелю со стороны регулярнаго войска, нтъ ничего страшне энергіи, которую она обнаруживаетъ, когда сопротивленіе ея регулярной арміи уничтожено. Ея войска издавна имли слишкомъ много сходства съ толпами, но толпы ея были въ необыкновенной степени проникнуты духомъ армій. Солдатъ ея, въ сравненіи съ другими солдатами, лишенъ военныхъ качествъ, но крестьянинъ иметъ столько же этихъ качествъ, какъ солдатъ. Ни въ одной стран не брали неожиданностью такихъ сильныхъ крпостей, ни въ одной стран неукрпленные города не представляли столь яростнаго я упорнаго сопротивленія великимъ арміямъ. Война въ Испаніи, со временъ римлянъ, имла свой особенный характеръ: это огонь, который нельзя засыпать, онъ сильно горитъ подъ золой, и долго спустя посл того, какъ по всему казалось бы, что онъ потушенъ, прорывается сильне, чмъ когда-либо. Это видли мы въ послднюю войну. Испанія не имла арміи, которая могла бы помриться силами съ одинаковымъ числомъ французскихъ или прусскихъ солдатъ, но одинъ день низвергнулъ прусскую монархію въ прахъ, одинъ день отдалъ корону Франціи въ распоряженіе непріятелей. Никакая Іена, никакое Ватерло не дали бы Іосифу возможности покойно царствовать въ Мадрид.
Поведеніе кастильцевъ во время войны за наслдство было очень характеристично. Не смотря на весь перевсъ въ числ и положеніи, они терпли постыдныя пораженія. Вс европейскія вассальныя земли испанской короны были потеряны. Каталонія, Аррагонія и Валенція признали австрійскаго принца. Гибралтаръ былъ взятъ горстью матросовъ, Барцелону штурмовали нсколько спшенныхъ драгунъ. Непріятель проникъ въ центръ полуострова и расположился въ Мадрид и Толедо. Между тмъ какъ совершались эти событія, нація почтя не показывала признака жизни. Богатаго едва можно было убдить пожертвовать или ссудить что-либо на веденіе войны, войска не оказали ни дисциплины, ни храбрости, и теперь, когда, наконецъ, казалось, что самые пылкіе должны были оставить всякую надежду,— проснулся народный духъ, свирпый, гордый, неодолимый. Народъ былъ безпеченъ, пока обстоятельства могли вселять надежду, онъ сберегалъ энергію къ тому времени, которое казалось временемъ отчаянія. Кастилія, Леонъ, Андалузія, Эстремадура возстали разомъ, каждый крестьянинъ досталъ ружье или пику, союзники были владтелями только земли, по которой они шли. Не одинъ солдатъ не могъ удалиться на сто ярдовъ отъ главныхъ силъ вторгнувшейся армія, безъ явнаго риска быть заколотымъ. Страна, чрезъ которую завоеватели прошли въ Мадридъ и которую они считали покоренною, была вся въ оружіи позади ихъ. Сообщенія съ Португаліей были отрзаны. Между тмъ деньги начали, впервые, быстро притекать въ кассу бжавшаго короля. ‘Третьяго дня,— говоритъ принцесса Орсини въ письм, писанномъ въ это время,— священникъ села, состоящаго всего изъ 120 домовъ, принесъ 120 пистолей королев.— Моя паства, сказалъ онъ, стыдится, что посылаетъ такъ мало, но проситъ васъ врить, что въ этомъ кошельк 120 врныхъ по смерть сердецъ.— Добрякъ плакалъ, говоря это, и мы, правда, плакали тоже. Вчера другая небольшая деревня, въ которой только 20 домовъ, прислала намъ 50 пистолей.’
Между тмъ какъ кастильцы везд вооружались за дло Филиппа, союзники своими дурными поступками столь же дйствительно служили этому длу. Гальвей занималъ Мадридъ, гд его солдаты предавались такому необузданному разврату, что половина ихъ была въ госпиталяхъ. Карлъ по пустому терялъ время въ Каталоніи. Питерборо взялъ Реквену и хотлъ идти изъ Валенціи къ Мадриду для соединенія съ Гальвеемъ, во эрцгерцогъ не далъ согласія на этотъ планъ. Поэтому негодующій генералъ остался въ своемъ любимомъ город, на прекрасныхъ берегахъ Средиземнаго моря, читалъ, давалъ балы и ужины, напрасно пытался сколько-нибудь развлечься валенційскими быками и не напрасно волочился за валенційскимя женщинами.
Наконецъ эрцгерцогъ двинулся въ Кастилію и приказалъ Питерборо соединиться съ нимъ. Но было слишкомъ поздно. Бервикъ уже принудилъ Гальвея очистить Мадридъ, и, когда вся сила союзниковъ собралась у Гвадалахары, оказалось, что она по числу ршительно слабе силы непріятеля.
Питерборо составилъ планъ снова овладть столицею. Планъ былъ отвергнутъ Карломъ. Терпніе чувствительнаго и тщеславнаго героя истощилось. Онъ не имлъ того спокойствія характера, которое давало Мальборо возможность дйствовать въ полномъ согласіи съ Евгеніемъ и переносить стснительное вмшательство голландскихъ депутатовъ. Онъ просилъ дозволенія оставить армію. Позволеніе было дано охотно, и онъ похалъ въ Италію. Чтобы имть какой-нибудь предлогъ для отъзда, эрцгерцогъ поручилъ ему сдлать заемъ въ Гену на счетъ доходовъ Испаніи.
Съ этой минуты до конца кампаніи счастье сильно клонилось противъ австрійскаго дла. Бери и къ доставилъ свою армію между союзниками и португальскою границею. Они отступили къ Валенціи и прибыли въ эту провинцію, оставивъ около 10,000 плнныхъ въ рукахъ непріятеля.
Въ январ 1707 года, Питерборо прибылъ изъ Италіи въ Валенцію, не имя боле оффиціальнаго званія, но какъ волонтеръ. Спросили его мннія, и мнніе дано было, кажется, вполн основательное. Онъ выразилъ ршительное убжденіе, что не должно предпринимать наступательныхъ дйствій противъ Кастиліи. Легко будетъ, говорилъ онъ, защищать Аррагонію, Каталонію и Валенцію противъ Филиппа. Жители этихъ частей Испаніи преданы длу эрцгерцога, и арміямъ дома Бурбоновъ будетъ сопротивляться цлое народонаселеніе. Энтузіазмъ кастильцевъ же можетъ скоро уменьшиться. Правительство Филиппа можетъ предпринять непопулярныя мры. Пораженія въ Нидерландахъ могутъ заставить Людовика взять назадъ подкрпленія, которыя онъ далъ своему внуку. И тогда то наступитъ время нанести ршительный ударъ. Этотъ превосходный совтъ былъ отвергнутъ. Питерборо, получившій теперь Формальныя предписанія возвратиться въ Англію, отправился, предъ открытіемъ кампаніи, а съ нимъ исчезло и счастье союзниковъ. Едва ли какой-нибудь генералъ сдлалъ когда-либо такъ много съ столь небольшими средствами. Едва ли какой-нибудь генералъ обнаружилъ столько оригинальности и смлости. Онъ обладалъ въ высшей степени искусствомъ привязывать въ себ тхъ, которыхъ побждалъ. Но онъ не былъ одинаково счастливъ въ снисканіи привязанности тхъ, съ которыми онъ дйствовалъ. Его обожали жители Каталоніи и Валенціи, но ненавидлъ принцъ, котораго онъ чуть не сдлалъ могущественнымъ королемъ, и генералы, которыхъ счастье и слава зависла отъ тхъ же обстоятельствъ, какъ его собственныя. Англійское правительство не могло понять его. Изъ-за его эксцентричности, оно не врило разсудительности, которою онъ дйствительно обладалъ. Одинъ день онъ бралъ города конницею, лотомъ превращалъ въ одну минуту нсколько сотенъ пхоты опять въ кавалерію. Онъ почерпалъ политическія извстія преимущественно изъ любовныхъ интригъ и наполнялъ свои депеши эпиграммами. Министры думали, что было бы весьма неполитично поручить веденіе испанской войны такому втренному и романтическому лицу. А потому они поручили командованіе лорду Гальвею, опытному ветерану, человку, который былъ въ войн тмъ же, чмъ Мольеровы доктора въ медицин, которому казалось гораздо почетне претерпть пораженіе по правиламъ, нежели достигнуть успха нововведеніемъ, и который очень стыдился бы, если бы взялъ Монгуичъ такими странными средствами, какія употребилъ Питерборо. Этотъ великій полководецъ повелъ кампанію 1707 года самымъ ученымъ образомъ. На равнин Альманзы онъ встртилъ армію Бурбоновъ. Онъ расположилъ свои войска по методамъ, предписаннымъ лучшими писателями, и въ нсколько часовъ потерялъ 18,000 человкъ, 120 знаменъ, весь свой багажъ и всю артиллерію. Валенція и Аррагонія были тотчасъ же завоеваны Французами, и, въ конц года, гористая провинція Каталонія была единственною частью Испаніи, которая все еще держалась стороны Карла.
‘Помнишь ли ты, дитя, говоритъ глупая женщина въ ‘Spectator‘ своему мужу, что голубятня обвалилась посл обда того самаго дня, когда наша неосторожная двка просыпала соль на столъ?— Да, моя милая, отвчаетъ джентльменъ, и первая за тмъ почта принесла намъ извстіе о битв при Альманз.’ На приближеніе несчастія въ Испаніи, нкоторое время указывали предзнаменованія, гораздо боле очевидныя, нежели несчастье съ солонкою: неблагодарный принцъ, недисциплинированная армія, раздленный совтъ, зависть, торжествующая надъ заслугою, отозваніе геніальнаго человка и предоставленіе власти главнокомандованія въ руки педанта и лнтяя. Битва при Альманз ршила судьбу Испаніи. Потеря была такова, что ее едва ли могли поправитъ Мальборо или Евгеній, и конечно не могли поправить Стангопъ и Старембергъ.
Стангопъ, который принялъ начальство надъ англійскою арміею въ Каталоніи, былъ человкъ съ большими способностями какъ въ военныхъ, такъ и въ гражданскихъ длахъ, но способне, мы думаемъ, для второстепенной, чмъ для главной роди. Лордъ Магонъ, съ обыкновенною своею откровенностью говоритъ намъ,— чего, кажется, прежде не было извстно,— что самый замчательный подвигъ его предка, завоеваніе Минорки, было внушено Мальборо. Старембергъ, методическій тактикъ германской школы, былъ посланъ императаромъ командовать въ Испаніи. Послдовали дв вялыя кампанія, въ которыхъ ни одна изъ враждебныхъ армій не сдлала ничего замчательнаго, но въ которыхъ об чуть не погибли отъ голода.
Наконецъ въ 1710 году начальники союзныхъ силъ ршились отважиться на боле смлыя мры. Они начали кампанію смлымъ движеніемъ, двинулись въ Аррагонію, поразили войска Филиппа при Альменар, поразили ихъ снова при Сарагосс и подвигались къ Мадриду. Король опять бжалъ. Кастильцы бросились къ оружію съ тмъ же энтузіазмомъ, который они обнаружили въ 1706 году. Завоеватели нашли столицу пустою. Народъ заперся въ своихъ домахъ и отказался отъ всякихъ заявленій уваженія австрійскому принцу. Надо было нанять нсколько дтей, чтобы привтствовать его на улиц криками. Между тмъ при двор Филиппа въ Вальядолид тснились дворяне и прелаты. Тридцать-тысячъ человкъ послдовало за королемъ изъ Мадрида въ его новую резиденцію. Знатныя дамы, чтобы не остаться позади, совершили путешествіе пшкомъ. Крестьяне записывались въ солдаты тысячами. Деньги, оружіе и запасы были доставляемы въ изобиліи и усердіемъ народа. Страна вокругъ Мадрида была опустошаема большими партіями иррегулярной кавалеріи. Союзники не могли ни посылать депешъ въ Аррагонію, ни подвозить продовольствіе въ столицу. Эрцгерцогу опасно было охотиться въ самомъ близкомъ сосдств занимаемаго изъ дворца:
Стангопъ хотлъ зимовать въ Кастиліи. Но весь военный совтъ не раздлялъ его мннія, и въ самомъ дл не легко понять, какъ союзники могли держаться въ столь неблагопріятное время, среди столь враждебнаго населенія. Карлъ, котораго личная безопасность была первою заботою генераловъ, былъ отправленъ въ ноябр съ кавалерійскимъ конвоемъ въ Каталонію, и въ декабр армія начала свое отступленіе къ Аррагоніи.
Но союзникамъ приходилось имть дло съ первостепеннымъ умомъ. Французскій король только что назначилъ герцога Вандома командовать въ Испаніи. Этотъ человкъ отличался своимъ грязнымъ видомъ, скотскимъ поведеніемъ, грубымъ шутовствомъ въ разговор и безстыдствомъ, съ которымъ онъ предавался гнуснйшему изъ всхъ пороковъ. Его лность была почти невроятна. Даже среди кампаніи, онъ часто проводилъ цлые дни въ своей постел. Его странная сонливость была причиною нкоторыхъ изъ самыхъ серьезныхъ пораженій, понесенныхъ арміями дома Бурбоновъ. Но когда онъ былъ возбужденъ какими-нибудь чрезвычайными обстоятельствами, его находчивость, его энергія и его присутствіе духа были таковы, какихъ нельзя было найти ни у одного Французскаго генерала, со времени смерти Люксанбурга.
Въ этотъ кризисъ, Вандомъ вполн обладалъ собою. Онъ двинулся съ своими войсками изъ Талаверы и преслдовалъ, отступающую армію союзниковъ съ быстротою, можетъ быть безпримрною въ такое время и въ такой стран. Онъ шелъ день и ночь. Онъ переплылъ, во глав своей кавалеріи, разлившійся Генаресъ и въ нсколько дней настигъ Стангопа, который находился въ Бригуэг съ лвымъ крыломъ союзной арміи. ‘Никто изъ насъ, говоритъ англійскій генералъ, не воображалъ, чтобы они были въ нсколькихъ дняхъ пути отъ насъ, и наше несчастіе произошло отъ невроятной быстроты, которую показала ихъ армія.’ Стангопъ едва усплъ отправить курьера въ центръ арміи, которая была въ нсколькихъ миляхъ отъ Бригуэга, какъ на него напалъ Вандомъ. Городъ былъ окруженъ со всхъ сторонъ. Артиллерія громила бруствера. Одни ворота были взорваны миной. Англичане поддерживали страшный огонь, пока порохъ не былъ истраченъ. Потомъ они отчаянно дрались штыками противъ подавляющей силы. Они зажгли дома, которые были взяты нападающими. Но все было напрасно. Британскій генералъ видлъ, что сопротивленіе произведетъ только безполезное кровопролитіе. Онъ заключилъ капитуляцію, и его маленькая храбрая армія сдлалась военноплнною на честныхъ условіяхъ.
Едва Вандомъ подписалъ капитуляцію, какъ узналъ, что Старембергъ идетъ на выручку Стангопа. Тотчасъ сдланы были приготовленія къ генеральному сраженію. На слдующій день посл того, какъ англичане положили свое оружіе, произошла упорная и кровавая битва при Вилл-Виціоз. Старембергъ удержалъ за собой позицію. А Вандомъ пожалъ вс плоды сраженія. Союзники заклепали свои пушки и удалялись къ Аррагоніи. Но даже въ Аррагоніи они не нашли покоя. Вандомъ былъ за ними. Партіи гверильясовъ были вокругъ нихъ. Они бжали въ Каталонію, но въ Каталонію вторгнулась французская армія изъ Руссильона. Наконецъ, австрійскій генералъ, съ 6,000 утомленныхъ и упавшихъ духомъ человкъ, остатками великой и побдоносной арміи, нашелъ убжище въ Барцелон, почти единственномъ мст въ Испаніи, которое все еще признавало власть Карла.
Филиппъ былъ теперь гораздо безопасне въ Мадрид, нежели его ддъ въ Париж. Всякая надежда завоевать Испанію въ Испаніи прекратилась. Но въ другихъ мстахъ, домъ Бурбоновъ былъ доведенъ послдней крайности. Французскія арміи претерпли рядъ пораженій въ Германіи, Италіи и Нидерландахъ. Огромная сила, ободренная побдою и предводимая величайшими генералами того вка, была на границахъ Франціи. Людовикъ былъ принужденъ смириться предъ завоевателями. Онъ даже предложилъ отказаться отъ дла своего внука, но предложеніе его было отвергнуто. Между тмъ приближался великій поворотъ въ длахъ.
Англійское министерство которое начало войну противъ дома Бурбоновъ, было составлено изъ торіевъ. Но война была войною виговъ. Она была любимою мечтою Вильгельма, короля-вига. Людовикъ вызвалъ ее, признавши повелителемъ Англіи государя, особенно ненавистнаго вигамъ. Война поставила Англію въ положеніе ршительной вражды къ той держав, отъ которой претендентъ и могъ только ожидать дйствительной помощи. Она соединила Англію въ тснйшій союзъ съ протестантскимъ и республиканскимъ государствомъ, съ государствомъ, которое содйствовало революціи и было готово гарантировать исполненіе акта престолонаслдія. Мальб0ро и Годольфинъ нашли, что они были поддерживаемы ревностне ихъ старыми, противниками, нежели ихъ старыми товарищами. Министры, которые были расположены въ пользу войны, мало-по-малу обратились къ вигизму. Остальные удалились и имли преемниками виговъ. Коуперъ сдлался канцлеромъ. Соядерландъ, не смотра на весьма справедливую антипатію Анны, былъ сдланъ государственнымъ секретаремъ. При смерти принца Датскаго произошла еще боле обширная перемна. Вортонъ сдлался лордомъ-намстникомъ Ирландіи, а Сомерсъ — президентомъ совта. Подъ конецъ администрація была совершенно въ рукахъ партіи низкоцерковниковъ.
Въ 1710 году произошелъ сильный переворотъ. Королева всегда была тори въ душ. Вс ея религіозныя чувства были на сторон установленной церкви. Ея родственныя чувства клонились въ пользу изгнаннаго брата. Ея эгоистическія чувства располагали ее въ пользу ревностныхъ поборниковъ прерогативы. Привязанность, которую она чувствовала къ герцогин Мальборо, была большимъ обезпеченіемъ виговъ. Эта привязанность, наконецъ, превратилась въ смертельное отвращеніе. Въ то время, какъ великая партія, которая долго управляла судьбами Европы, была подкопана каммеръ-фрейлинами въ Сенъ-Джемскомъ дворц, жестокая буря собралась въ стран. Глупый священникъ произнесъ глупую проповдь противъ основаній революціи. Благоразумнйшіе члены правительства хотли оставить его въ поко. Но Годольфинъ, воспламененный всею ревностью новообращеннаго вига и раздраженный прозвищемъ, примненнымъ къ нему въ этой несчастной проповди, настоялъ, чтобы проповдникъ былъ обвиненъ. Увщанія кроткаго и проницательнаго Сомерса не были приняты во вниманіе. Обвиненіе было внесено, докторъ былъ осужденъ, и обвинители были погублены. Духовенство бросилось выручать преслдуемаго священника. Сельскіе дворяне бросились выручать духовенство. Такое проявленіе торійскихъ чувствъ, какого Англія не видла со временъ послднихъ лтъ правленія Карла II, устрашило министровъ и дало смлость королев. Она прогнала виговъ, призвала Гарли и Ст. Джона къ власти и распустила парламентъ. Выборы обнаружили большую враждебность противъ прежняго правительства. Стангопъ, который во время своего отсутствія былъ предложенъ отъ Вестминстера, былъ побжденъ торійскимъ кандидатомъ. Новые министры, видя себя повелителями новаго парламента, имли вс поводы заключить миръ съ Франціей). Цлая система союза, въ который вступила страна, была вигскою системою. Генералъ, которымъ англійскія арміи были постоянно водимы къ побд и котораго невозможно было замнить, былъ теперь,— чмъ бы онъ тамъ ни былъ прежде,— вигскимъ генераломъ. Если бы Мальборо былъ удаленъ, то вроятно послдовало бы какое-нибудь большое несчастіе. Но если бы командованіе осталось за нимъ, то каждый великій его подвигъ поднималъ бы кредитъ оппозиціонной партіи.
Поэтому былъ заключенъ миръ между Англіею и государями дома Бурбоновъ. Миръ этотъ лордъ Магонъ порицаетъ въ самыхъ сильныхъ выраженіяхъ. Онъ, правда, истый вигъ временъ перваго лорда Стангопа. ‘Я не могу не остановиться на минуту, говоритъ онъ, чтобы указать какъ столтіе измнило сущность вашихъ партій, какъ современный тори походитъ на вига правленія королевы Анны, а тори правленія королевы Анны на современнаго вига.’
Мы соглашаемся съ одною половиною положенія лорда Магона, съ другою же мы ршительно несогласны. Мы допускаемъ, что новый тори во многомъ походитъ на вига правленія королевы Анны. Это очень естественно. Худшее одного вка часто похоже на лучшее другаго. Домъ современнаго лавочника также хорошо меблированъ, какъ домъ значительнаго купца въ правленіе Анны. Люди низшаго класса носятъ теперь сукно тоньше, нежели щеголь Фильдингъ или щеголь Эджвортъ могли достать въ правленіе королевы Анны. Мы скоре довримся ныншнему аптекарю деревни, нежели доктору большаго города въ правленіе Анны. Двушка изъ современнаго пансіона могла бы сказать ученйшему профессору правленія Анны такія вещи изъ географіи, астрономіи и химіи, которыя удивили бы его.
Наука государственнаго управленія — наука опытная, и потому она, какъ и вс опытныя науки, есть наука прогрессивная. Лордъ Магонъ былъ бы весьма хорошимъ вигомъ во дни Гарли. Но Гарли, котораго лордъ Магонъ такъ сильно порицаетъ, имлъ въ себ весьма много вигизма въ сравненіи даже съ Кларендономъ, а Кларендонъ былъ вполн демократомъ въ сравненіи съ лордомъ Борлеемъ. Если лордъ Магонъ проживетъ, какъ мы надемся, еще 50 лтъ, то мы не сомнваемся, что, какъ теперь онъ хвастаетъ сходствомъ, которое тори нашего времени имютъ съ вигами революціи, такъ будетъ хвастать сходствомъ, которое тори 1882 года будутъ имть съ тми безсмертными патріотами, вигами билля о реформ.
Общество, мы думаемъ, постоянно идетъ впередъ въ знаніи. Хвостъ теперь тамъ, гд была голова нсколько поколній тому назадъ. Но голова и хвостъ все еще остаются въ одинаковомъ разстояніи. Мамка настоящаго столтія такъ же умна, какъ судья quorum cust-alorum {Шекспиръ: ‘Merry wives of Windsor‘, акт. 1, сц. 1.} временъ Шаллоу. Wooden Spoon ныншняго года привелъ бы въ замшательство Senior wrangler-а правленія Георга II {Лучшіе студенты Кембриджскаго университета по математическимъ наукамъ длятся, въ числ не мене 30 человкъ, при окончаніи экзамена, на три разряда: wrangerls, senior optimes и junior optimes. Первый студенъ высшаго разряда называется senior wrangler. Послдній студентъ 3 разряда называется wooden spoon.}. Мальчикъ изъ народнаго училища читаетъ и пишетъ правильне, чмъ половина представителей графствъ въ Октябрскомъ клуб {Торійскій клубъ, однимъ изъ членовъ котораго былъ Свифтъ.}. Но существуетъ все-таки еще столь же большое различіе между судьями и мамками, между senior wrangler и wooden spoon, между членами парламента и дтьми благотворительныхъ заведеній. Такимъ же образомъ, хотя тори теперь можетъ быть очень похожъ на вига, жившаго 120 лтъ тому назадъ, но теперешній вигъ такъ же далеко впереди тори, какъ и прежде. Олень, который въ ‘Treatise on the Bathos‘ ‘боялся, чтобы его заднія ноги не догнали переднихъ’, не мене ошибался, чмъ лордъ Магонъ, если лордъ думаетъ, что онъ дйствительно догналъ виговъ. Положеніе партій измнилось безусловно, но относительное ихъ положеніе осталось неизмннымъ. Во все продолженіе того великаго движенія, которое началось прежде, нежели существовали имена этихъ партій, и которое будетъ продолжаться посл того, какъ он сдлаются устарлыми, во все продолженіе того великаго движенія, въ которомъ хартія Іоанна, учрежденіе палаты общинъ, уничтоженіе крпостнаго права, отдленіе отъ римскаго престола, изгнаніе Стюартовъ, реформа представительной системы, составляютъ послдовательныя ступени,— всегда существовали, подъ тмъ или другимъ именемъ, два разряда людей: такіе, которые были впереди своего вка, и такіе, которые были позади его, такіе, которые были умнйшими между своими современниками, и такіе, которые гордились, что они не умне своихъ ддовъ. Утшительно подумать, что въ свое время послдній изъ тхъ, которые тащатся въ арріергард великой колонны, займутъ мсто, занятое теперь авангардомъ. Торійскій парламентъ 1710 года считался бы самымъ либеральнымъ парламентомъ во дни Елисаветы, и въ настоящее время мало такихъ членовъ консервативнаго клуба, которые не были бы вполн способны сидть съ Галифаксомъ и Сомерсомъ въ Kit—cat {Одинъ изъ либеральныхъ клубовъ того времени.}.
Итакъ, хотя мы допускаемъ, что современный тори иметъ нкоторое сходство съ вигомъ правленія королевы Анны, но мы никакъ не можемъ допустить, чтобы тори правленія Анны походилъ на современнаго вига. Разв современные виги составляли законы съ цлью запереть входъ въ нижнюю палату новымъ интересамъ, созданнымъ торговлею? Разв современные виги придерживаются ученія о божественномъ прав? Разв современные виги старались устранить всхъ диссентеровъ отъ должностей и власти? Современные виги, правда, въ настоящую минуту, подобно торіямъ 1712 года, желаютъ мира и тснаго соединенія съ Франціею. Но разв нтъ никакой разницы между Франціею 1712 года и Франціею 1832 года? Разв Франція теперь подпора ‘папской тиранніи’ и ‘деспотической власти’, противъ которыхъ наши предки сражались и молились? Лордъ Магонъ увидитъ, мы полагаемъ, что его параллель во всхъ главныхъ пунктахъ, такъ же неврна, какъ параллель, проведенная Флюэлленомъ между Македоніею и Монмутомъ {Шекспиръ: ‘King HenryV’, акт. IV, сц. 7.}, или параллель, открытая недавно однимъ остроумнымъ торіемъ между архіепископомъ Вилліамсомъ и архіепископомъ Вернономъ.
Мы соглашаемся съ лордомъ Магономъ, въ высокой оцнк виговъ правленія королевы Анны. Но та часть ихъ поведенія, которую онъ избралъ для особенной похвалы, составляетъ именно часть, которую мы считаемъ наиболе подверженною возраженіямъ. Мы уважаемъ ихъ, какъ великихъ защитниковъ политической и умственной свободы. Правда, что достигнувъ власти, они не были свободны отъ ошибокъ, которыя естественно порождаетъ власть. Правда, что они были людьми, родившимися въ XVII столтіи, и что поэтому не знали многихъ истинъ, которыя общеизвстны людямъ XIX столтія. Но они были тмъ, чмъ были преобразователи церкви до нихъ, и чмъ были преобразователи палаты общинъ посл нихъ: вождями своихъ ближнихъ по прямому направленію. Правда, что они не допускали въ политическихъ преніяхъ той свободы, которая кажется намъ благоразумною и безопасною, но имъ мы одолжены уничтоженіемъ ценсуры. Правда, что они не довели началъ религіозной свободы до ихъ полнаго объема, но мы имъ одолжены актомъ вротерпимости.
Хотя мы думаемъ, что виги правленія Анны, въ цломъ, далеко превосходили мудростью и общественною добродтелью современныхъ имъ торіевъ, однако мы отнюдь не считаемъ себя обязанными защищать вс мры нашей любимой партіи. На практик, жизнь, чтобы быть полезною, должна быть жизнью уступокъ. Но умозрніе не допускаетъ уступокъ. Государственный мужъ часто бываетъ въ необходимости соглашаться на мры, которыя ему не нравятся, чтобы только не подвергнуть опасности успхъ мръ, которыя онъ считаетъ мрами существенной важности. Но историкъ не бываетъ въ такой необходимости. Напротивъ, одна изъ его священнйшихъ обязанностей — указать ясно ошибки тхъ, общему поведенію которыхъ онъ удивляется. Итакъ, намъ кажется, что въ великомъ вопрос, который раздлялъ Англію въ теченіи четырехъ послднихъ лтъ правленія Анны, тори были правы, а виги не правы. Вопросъ состоялъ въ томъ: должна ли Англія заключать миръ, не вынудивъ у Филиппа отреченія отъ испанской короны.
Ни одна парламентская борьба, со времени билля объ исключеніи {Exclusion Bill — о лишеніи Іакова II правъ на престолъ, Маколей подробно говоритъ объ этомъ въ 1-й и 2-й частяхъ ‘Исторіи Англіи’.} до времени билля о реформ не была такъ сильна, какъ борьба, происшедшая между виновниками Утрехтскаго трактата и партіею войны. Общины были за миръ, лорды были за энергическія враждебныя дйствія. Королева была принуждена выбирать, какую изъ ея двухъ величайшихъ прерогативъ слдовало ей употребить въ дло: назначить ли ей новыхъ пэровъ, или распустить парламентъ. Узы партіи заступили узы сосдства и крови. Члены враждебныхъ партій не хотли почти говорить другъ съ другомъ, или кланяться другъ другу. Женщины являлись въ театръ, нося знаки своей политической секты. Расколъ распространился до самыхъ отдаленныхъ графствъ Англіи. Такіе таланты, которые прежде рдко выступали въ политическихъ спорахъ, выступили на поприще враждебныхъ партій. На одной сторон былъ Стиль, веселый, живой, опьяненный жизненной силою и духомъ партіи, и Аддисонъ, съ своею блестящею сатирой, съ своей неистощимой плодовитостью Фантазіи и съ своей граціозной простотою слога. Впереди противоположныхъ рядовъ, являлся боле мрачный и свирпый духъ, политикъ-отступникъ, распутный священникъ, измнникъ въ любви, сердце, горящее ненавистью противъ всего человческаго рода, умъ, богато снабженный образами изъ навозныхъ кучъ и госпиталей {Свифтъ.}. Министры восторжествовали и миръ былъ заключенъ. За тмъ произошла реакція. Новый государь вступилъ на престолъ. Виги наслаждались довріемъ короля и парламента. Несправедливая строгость, съ которою тори обошлись съ Мальборо и Вальполемъ, была боле чмъ оплачена. Гарли и Прайоръ были ввергнуты въ тюрьму, Болингброкъ и Ормондъ были принуждены искать убжища въ чужой стран. Раны, нанесенныя въ этой отчаянной борьб, продолжали воспаляться много лтъ. Долго члены обихъ партій не могли покойно и безпристрастно разсуждать о вопрос Утрехтскаго мира. Что министры-виги продали насъ голландцамъ, что министры-тори продали насъ французамъ, что война была ведена только для наполненія кармановъ Мальборо, что миръ былъ заключенъ только для облегченія возвращенія претендента,— подобныя и многія другія, совершенно неосновательныя или грубо-преувеличенныя обвиненія были поперемнно взваливаемы другъ на друга политическими диспутантами послдняго столтія. Въ наше время вопросъ можно разбирать безъ раздраженія. Мы изложимъ какъ можно кратче основанія, которыя привели насъ къ вашему заключенію.
Существовали дв опасности, которыхъ можно было ожидать отъ мира: вопервыхъ, опасность, что Филипъ можетъ быть расположенъ, по чувствамъ личной привязанности, дйствовать въ строгомъ согласіи съ старшею отраслью своего дома, покровительствомъ Французской торговл на счетъ Англіи и держаться стороны Французскаго правительства въ будущихъ войнахъ, вовторыхъ, опасность, что потомство герцога Бургундскаго можетъ прекратиться, что Филиппъ можетъ по крови сдлаться наслдникомъ Французской короны, и что, такимъ образомъ, дв великія монархіи могутъ соединиться подъ властью одного государя
Первая опасность кажется намъ совершенно химерическою. Семейная привязанность рдко имла большое вліяніе на политику государей. Состояніе Европы во время Утрехтскаго мира доказывало, что въ политик, связи интересовъ гораздо сильне связей родства или свойства. Курфирстъ Баварскій былъ вытсненъ изъ своихъ владній тестемъ, Викторъ Амедей поднялъ оружіе противъ своихъ зятьевъ, Анна сидла на трон, съ котораго она могла согнать самаго снисходительнаго отца. Правда, что Филиппъ привыкъ съ дтства смотрть на своего дда съ глубокимъ уваженіемъ. Поэтому казалось вроятнымъ, что вліяніе Людовика въ Мадрид можетъ быть весьма велико. Но Людовику было боле 70 лтъ, онъ не могъ прожить долго, его наслдникомъ было дитя въ колыбели. И безъ сомннія не было основанія думать, что политика короля Испаніи будетъ управляема его отношеніемъ къ племяннику, котораго онъ никогда не видалъ.
Дйствительно, вскор посл мира, об отрасли дома Бурбоновъ начали ссориться. Образовался тсный союзъ между Филиппомъ и Карломъ, недавними соискателями кастильской короны. Испанская принцесса, обрученная съ Французскимъ королемъ, была самымъ оскорбительнымъ образомъ отослана назадъ въ ея родную страну, и Мадридскій дворъ издалъ декретъ, повелвавшій всмъ Французамъ оставить Испанію. Правда, что черезъ 50 лтъ посл Утрехтскаго мира образовался особенно тсный союзъ между французскимъ и испанскимъ правительствами. Но оба правительства были побуждаемы въ этомъ случа не родственною любовью, но общими интересами и общими враждами. Ихъ договоръ, хотя названный семейнымъ, есть такой же чисто-политическій договоръ, какъ Камбрейская или Пильницская лиги.
Вторая опасность заключалась въ томъ, что Филиппъ можетъ наслдовать корону своей отчизны. Это не случилось, но могло случиться и, одно время, казалось весьма вроятнымъ. Больное дитя стояло между королемъ испанскимъ и наслдствомъ Людовика XIV. Филиппъ, правда, торжественно отказался отъ своихъ притязаній на французскую корону. Но способъ, которымъ онъ получилъ обладаніе испанскою короною, доказалъ недйствительность подобныхъ отреченій. Французскіе юристы объявили бы отреченіе Филиппа ничтожнымъ, какъ несообразное съ кореннымъ закономъ королевства. Французскій народъ принялъ бы вроятно сторону того, кого считалъ бы законнымъ наслдникомъ. Сенъ-Симонъ,— хотя гораздо мене ревностный къ наслдственной монархіи, нежели большая часть его соотечественниковъ, и сильно привязанный къ регенту,— объявилъ въ присутствіи этого принца, что онъ никогда не будетъ поддерживать притязаній Орлеанскаго дома, противъ притязаній короля Испаніи. ‘Если таковы мои чувства, сказалъ онъ, какія же должны быть чувства другихъ?’ Извстно, что Болингброкъ былъ вполн убжденъ, что отреченіе стоило не боле бумаги, на которой оно было написано, и требовалъ его только съ цлью ослпить англійскій парламентъ и народъ.
Но хотя одно время было вроятно, что потомство герцога Бургундскаго прекратится, и хотя было почти врно, что если потомство герцога Бургундскаго прекратится, то Филиппъ предъявитъ съ успхомъ свои притязанія на французскую коронуемы все-таки защищаемъ принципъ Утрехтскаго трактата, Вопервыхъ, Карлъ, вскор посл сраженія при Вилл-Виціоз, наслдовалъ, по смерти своего старшаго брата, вс владнія Австрійскаго дома. Конечно, если бы къ этимъ владніямъ онъ присоединилъ всю Испанскую монархію, политическое равновсіе находилось бы въ серьезной опасности. Соединеніе австрійскихъ владній и Испаніи не было бы, правда, такимъ тревожнымъ событіемъ, какъ соединеніе Франціи и Испаніи. Но Карлъ былъ уже императоромъ. Филиппъ же не былъ и могъ никогда не быть Французскимъ королемъ. Увренность въ меньшемъ зл, конечно, могла быть противопоставлена возможности большаго зла.
Но на самомъ дл мы не вримъ, чтобы Испанія могла долго остаться подъ управленіемъ императора или короля французскаго. Характеръ испанскаго народа былъ лучшимъ ручательствомъ для народовъ Европы, нежели какое-либо завщаніе, какой-либо актъ отреченія или какой-либо трактатъ. Ту самую энергію, которую обнаружилъ кастильскій народъ, когда Мадридъ былъ занятъ союзными арміями, онъ обнаружилъ бы опять, какъ скоро оказалось бы, что его отчизна можетъ сдлаться французскою провинціею. Хотя онъ не былъ боле повелителемъ въ чужихъ краяхъ, но нисколько не былъ расположенъ терпть иностранцевъ повелителями у себя. Если бы Филиппъ попытался управлять Испаніею повелніями изъ Версаля, второй Великій союзъ легко могъ бы сдлать то, чего не смогъ совершить первый. Испанская нація соединилась бы противъ него такъ же ревностно, какъ прежде соединилась вокругъ него. И это, кажется, онъ вполн предвидлъ. Въ теченіе многихъ лтъ любимою надеждою его сердца было когда-нибудь вступить на престолъ своего дда, но онъ, кажется, никогда не считалъ возможнымъ править вмст какъ новымъ, такъ и роднымъ отечествомъ.
Таковы были опасности мира, и он кажутся намъ не очень страшными. Этимъ опасностямъ нужно противопоставить бдствія войны и рискъ неудачи. Бдствія войны, трата людей, остановка торговли, растрата богатства, накопленіе долга — не требуютъ объясненія. Рискъ неудачи трудно съ точностью опредлить по прошествіи такого времени. Но мы думаемъ, что оцнка боле или мене близкая къ истин, можетъ быть сдлана безъ большой трудности. Союзники были побдителями въ Германіи, Италіи и Фландріи. Отнюдь не было невроятно, что они проложили бы себ дорогу въ самое сердце Франціи. Но никогда, съ самаго начала войны, ихъ надежды не были такъ мрачны въ той стран, которая была именно предметомъ борьбы. Въ Испаніи они занимали лишь нсколько квадратныхъ миль. Расположеніе массы націи было имъ ршительно враждебно. Если бы они упорствовали, если бы они достигли успха соотвтствующаго ихъ величайшимъ ожиданіямъ, если бы они выиграли рядъ побдъ столь же блистательныхъ, какъ побды при Бленгейм и Рамили, если бы Парижъ палъ, если бы Людовикъ былъ взятъ въ плнъ,— мы все еще сомнваемся, чтобы они достигли своей цли. Имъ все еще предстояла бы нескончаемая борьба съ цлымъ населеніемъ страны, представляющей особенныя удобства для иррегулярной войны, страны, въ которой вторгнувшіяся арміи терпятъ больше отъ голода, нежели отъ меча.
Поэтому, мы за Утрехтскій миръ. Но мы никакъ не почитатели государственныхъ людей, которые заключили этотъ миръ. Гарли, мы думаемъ, былъ напыщенный мелочный человкъ. Ст. Джонъ — блестящій плутъ. Большая часть ихъ послдователей состояла изъ сельскаго духовенства и сельскаго дворянства, двухъ классовъ людей, которые по образованію были тогда ниже порядочныхъ лавочниковъ или фермеровъ нашего времени. Священникъ Барнабасъ, священникъ Труллиберъ, сэръ Вильфуль Витвудъ, сэръ Франсисъ Ронггедъ, сквайръ Вэстернъ, сквайръ Солленъ {Личности изъ комическихъ произведеній того времени.} — таковы были люди, которые составляли главную силу торійской партіи въ продолженіе 60 лтъ, слдовавшихъ за революціею. Правда, что средства, которыми тори достигли власти въ 1710 году, были самыя безславныя. Правда, что способъ, какимъ они пользовались своею властью, былъ часто несправедливъ и жестокъ. Правда, что для приведенія въ исполненіе своего любимаго проэкта о мир, они прибгали безъ малйшаго угрызенія совсти къ клевет и обману. Правда, что они навязали британской націи отреченіе, о недйствительности котораго они знали. Правда, что они предали каталонцевъ мести Филиппа путемъ несообразнымъ съ человколюбіемъ и національною честью. Но мы не можемъ не высказать, что — хотя въ великомъ вопрос о войн и мир ихъ побужденія могли быть своекорыстны и недоброжелательны — ихъ ршеніе было благодтельно для государства.
Но мы уже переступили наши границы. Намъ остается только сердечно проститься съ лордомъ Магономъ и уврить его, что какъ бы мы ни мало сочувствовали его политическимъ мнніямъ, мы всегда встртимъ его съ удовольствіемъ на нейтральномъ пол литературы.