ВЪ ТРАКТИР ‘ДОБРЫХЪ ДРУЗЕЙ’.
ВЪ ТРАКТИР ‘ДОБРЫХЪ ДРУЗЕЙ’.
ОЧЕРКЪ ВЕРГА.
ОЧЕРКЪ ВЕРГА.
<Перевод Н. Н. Фирсова>
‘Отечественныя Записки’, No 11, 1883
В трактире добрых друзей, Верга Джованни, Год: 1883
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Тонино попался впервые въ лапы полиціи, какъ разъ въ послдній день масляницы. Дло вышло все изъ-за бабенокъ, которыхъ Орбо захватилъ съ собою ради развлеченія. Видно за недлю онъ наработалъ-таки шальныхъ денегъ. Къ счастію, что полиція, обыскавъ Тонино, не нашла на немъ увсистаго ключа, которымъ онъ угостилъ лавочника Маньаки, такъ что тотъ чуть было Богу душу не отдалъ.
Орбо еще прихватилъ съ собой по дорог Батиста и Марка, вс они ли и пили въ трактир ‘Добрыхъ друзей’. Расплачивался за всхъ Тонино, онъ расчванился и разгулялся.
— А что бы намъ въ Каркано сходить! предложилъ онъ:— тамъ сегодня Вельоне {Вельоне (ночь безъ сна), нчто въ род масленичныхъ общественныхъ баловъ маскарадовъ. Здсь рчь идетъ о простонародномъ вельоне.}.
Сказалъ онъ это и тотчасъ же спохватился, потому что, опустивъ руку въ карманъ, насчиталъ тамъ всего на всего нсколько копеекъ. А товарищи, подмтивъ его колебаніе, стали надъ нимъ подсмиваться.
— Что? или матки своей боишься! Или своей сестры Вари, она тебя треплетъ-таки, какъ младшаго братишку! какъ мальчишку треплетъ!
Вс трое отправились-таки на Вельоне, заплатили за билеты, едва протолкавшись къ касс, Тонино, заломивъ шапку на бекрень, съ окуркомъ копеечной сигары въ зубахъ, важно прошелъ мимо стоявшаго у дверей полицейскаго. Въ зал что-то представляли на маленькой сцен, кругомъ бгали маски, парни имъ отпускали шуточки, пощипывали ихъ. Маскамъ это было любо. Батиста и Маркъ затерялись въ толп, а Тонино подхватилъ какую-то двчонку, одтую дикаркой, которая все бранилась съ франтами изъ фабричныхъ и изъ лакеевъ, задвавшими ея коротенькую юпочку, убранную перьями. Онъ предложилъ ей угоститься, они услись въ кафе около столика, оперлись на него локтями и говорили другъ другу всякія глупости. Двочка хохотала, какъ сумасшедшая, и ея полныя груди то и дло выбивались изъ-подъ низкаго корсета. До того разожгли Тонино эти черные, какъ уголь, плутовскіе глаза, этотъ красный цвтокъ въ волосахъ, что парень опьянлъ отъ нихъ. И будь у него побольше денегъ въ карман, кажись, онъ все бы заведеніе откупилъ, чтобы угостить ее на славу. Онъ ей и то предлагалъ, и этимъ подчивалъ. Онъ служилъ половымъ въ одномъ маленькомъ трактирчик ‘Unione’ и зналъ порядки въ кафе. Орбо, падкій угощаться на чужой счетъ, тоже явился и сталъ расхваливать дикарк Тонино. Дескать, у матери его первая во всемъ город зеленная лавочка, для Тонино, дескать, деньги плевое дло. Но двушка не поддавалась, она говорила, что еще хочетъ поплясать. А то какъ же? Не даромъ же она на Вельоне пришла. Потомъ, ей и не хотлось пить, спасибо, въ другой разъ. Эти отказы еще больше разжигали Тонино.
— Ну, хоть еще разокъ покружимся, красавица ты моя! просилъ онъ.
Онъ пустился въ плясъ, стараясь держаться заправскимъ щеголемъ, безпечнымъ завсегдатаемъ кафе. Кудри у него на голов подпрыгивали, плечи раскачивались, ноги заплетались съ ногами дикарки, а подъ самымъ его носомъ трепетали ея блыя груди, съ которыхъ на его сюртукъ сыпалась пудра.
— Честное слово, просила она:— довольно! Отпустите вы меня. У меня вонъ тамъ танцоръ есть, онъ меня сюда привелъ, за мой костюмъ заплатилъ. Видите вонъ тамъ: туркомъ наряженъ, и глаза все въ мою сторону таращитъ. А коли захотите меня видть, такъ я живу въ Санъ-Витторелло. Спросите Асунту.
Тонино вспыхнулъ, какъ индйскій птухъ, онъ такъ бы и откусилъ носъ этому проклятому турку. Чортъ бы его побралъ! Орбо все терся около него и отъ нечего длать старался успокоивать пріятеля:
— Да полно, брось, твердилъ Орбо.— Пойдемъ лучше выпьемъ.
На улиц ихъ поджидали Батиста и Маркъ. Чтобы разогрться, вс направились въ остерію Тайна. У Тонино кровь вскипала ключемъ и отъ выпитаго вина, и отъ ревности, и отъ шутокъ пріятелей, дразнившихъ его, что онъ у сестры ‘подъ башмакомъ’. ‘Я вамъ вотъ ужо покажу, гуси вы лапчатые, поросята вы этакіе, какъ я подъ башмакомъ!’ Онъ хотлъ непремнно, на зло бородатому турку, пойти въ Санъ-Витторело и ждать Асунту у ея крыльца. Маркъ и Батиста хохотали ему прямо въ носъ.
Онъ старался не сердиться, чтобы доказать пріятелямъ, что былъ въ своемъ ум.
— Да брось, говорили они! Поздно теперь. Стучись не стучись, намъ не отопрутъ. Пойдемъ лучше къ Малакарно, у него вино лучше здшняго.
Тонино былъ добрый товарищъ. Повременамъ, ради товарищества, онъ забывалъ свои собственныя бды и шелъ съ пріятелями куда имъ хотлось, веселый, какъ рыба въ вод. Навстрчу имъ попадались маски, которымъ они кричали вслдъ всякія глупости.
Къ несчастію, Маркъ былъ такой человкъ, что вино располагало его душу къ женщинамъ. И сталъ онъ опять заговаривать объ Асунт: ‘Знатная двка! одта въ перья, какъ дикая — очень ей эти перья пристали’. Эти разговоры опять вскипятили Тонино и онъ сталъ ругать пріятелей, зачмъ они не пускаютъ его туда, куда ему хочется. Крича и бранясь, они незамтно миновали Санъ-Чельзо, прошли по улиц Мадалено, на углу Тонино бгомъ свернулъ въ улицу Санъ-Витторело, нашелъ домъ Асунты и требовалъ, чтобъ ему отперли дверь, потому что въ одномъ окн онъ видлъ свтъ. Женщины, заслышавъ, что онъ кидаетъ каменья въ стну, а въ дверь ногами колотитъ, подняли съ перепугу крикъ.
Маньоки былъ еще въ этомъ дом съ своими товарищами и вышелъ на улицу.
— Чего вамъ надо! вскричалъ онъ:— или съ пьяну захотлось, чтобъ кровь вамъ пустили. Я т пущу кровь, Варвара!
Началась свалка, послышался крикъ: батюшки! убили! Орбо только-что усплъ швырнуть подальше огромный ключъ, которымъ Тонино пробилъ голову несчастному, какъ послышались шаги полицейскихъ.
Тонино былъ блденъ, какъ мертвецъ, и не зналъ, куда скрыться.
Родные узнали объ этомъ на другой день, когда Гнеза, мать Тонино, убирала свой ларь, а Варвара, стоя на крыльц, безпокойно глядла во вс стороны, ожидая, не появится ли откуда братъ. Хозяинъ кафе ‘Unione’, въ которомъ служилъ Тонино, присылалъ уже спрашивать о немъ, такъ какъ утромъ Тонино не явился на работу. Имъ сказала объ этомъ Адель, дочь цирульника, она прибжала купить на дв копейки красной редиски и по дорог услыхала въ другой лавочк о случившемся. Убили Маньоки, лавочника, что торгуетъ краснымъ товаромъ въ улиц Санъ-Витторело, свалка была, Тонино въ ней участвовалъ. Къ счастію, Маньоки не умеръ, но все-таки и мать, и дочь принялись плакать и причитать, что Тонино сгубилъ ихъ. Черезъ нсколько минутъ, все мстечко Верціере пришло въ волненіе. Варя, подобравъ рукой юпки, бгомъ пустилась за отцомъ, который отдыхалъ отъ масляницы въ гостяхъ у своего первороднаго сына Амвросія, торговавшаго свининой и сосисками въ улиц Синіора.
— Тонино въ полицію взяли, въ Санъ Витторело схватили, запыхавшись сообщила она отцу.
Матвей поднялся на свои еще не окрпшія посл масляницы ноги, взялъ шляпу и ршился идти въ полицію. Амвросій тоже пошелъ съ отцомъ, онъ строго наказывалъ сестр не очень-то кудахтать, а то и ему срамъ, и для торговли его вредъ. Въ полиціи отца съ сынкомъ какъ собакъ встртили. Велли подождать. Сли они на лавочку и никто на нихъ никакого вниманія не обращалъ. Шутка ли, у колбасника цлый день пропадалъ. Приходилось вертть шапку въ рукахъ, вмсто того, чтобы рзать покупателямъ ветчину. Наконецъ, жандармскій унтеръ-офицеръ, съ которымъ онъ былъ знакомъ, подошелъ къ нему и сказалъ:
— Приходите завтра утромъ навдаться. Нечего сказать, золото у тебя братецъ!
Однако, въ тотъ же день, подъ вечеръ, Тонино выпустили и онъ пришелъ домой, заломивъ шапку на бекрень. Мать его, Гнеза, то плакала, то бранила его.
— Да ладно! Перестань, мама, ворчать! окрысился онъ на старуху:— смерть надоло, ей-Богу.
И онъ раскурилъ трубочку. Но сестра Варя не переставала его пронимать. И палачъ-то онъ и разбойникъ-то, кричала она ему, они тутъ гніютъ на работ, чтобы содержать въ тюрьм братца, а онъ бариномъ жить намренъ. Развратничаетъ только на ихъ счетъ. До того она приставала къ брату, что тотъ собрался-было изъ ея физіономіи салатъ сдлать. Замахивался даже. Но пришелъ отецъ, опустился на лавку, медленно спряталъ въ карманъ потухшую носогрйку и тоже сталъ его ругать.
— Разбойникъ ты! началъ Матвей.— Негодяй! Не видишь, что ли, какъ мы вс надъ работой ломаемся, и матка твоя, и сестра, и Амвросій. Что ты думаешь, припасли мы денегъ на твои пакости? Да прежде, чмъ ты въ лапы полицейскимъ попадешься, я тебя самъ вотъ этими руками удавлю! Кости теб вс переломаю.
— Ну, ну! отзывался Тонино, блдный, какъ полотно, отстраняя локтями руки отца: — вы, тятя, рукамъ воли не давайте! Лучше не давайте.
Гнеза раскричалась, что твои гуси, на крики Варвары все Верціере сбжалось! Батька всмъ свое объяснялъ. Чтобы пристроить сына, онъ его помстилъ въ кафе ‘Unione’, одно изъ первыхъ. Хозяинъ его старый знакомый. Когда бы онъ обучился ремеслу, то и самъ бы могъ заведеньице устроить, вотъ вс бы дти у дла были. Жена съ дочерью зеленью торговали, Амвросій — колбасникъ, самъ Матвей счетами завдуетъ. И вдругъ этотъ негодяй все прахомъ раззоряетъ! Жолчь душила Матвея. Чтобы чего худого не надлать, онъ ушелъ изъ дому и вернулся къ Амвросію.
Амвросій сходилъ къ хозяину харчевни ‘Unione’ и попросилъ его опять взять къ себ Тонино, потому что парень каялся и общалъ хорошо себя вести.
— Другъ ты мой любезный! отвчалъ трактирщикъ: — невозможное это дло. Въ моемъ ремесл это очень важная штука. Полиція попробовала парня, во вкусъ вошла. Ужь она за нимъ по пятамъ будетъ ходить. Скажите, какая мн радость видть, какъ полицейскій около моего заведенія будутъ похаживать, а не то и прямо ко мн на кухню за нимъ придутъ. Это вдь, другъ мой любезный, и торговлю мою можетъ раззорить. Что бы вамъ его въ свою лавочку взять. Чего бы лучше кажется: братъ родной!
А Амвросій не хотлъ, чтобы его братъ, съ тхъ поръ, какъ онъ побывалъ въ полицейскихъ лапахъ, даже и носъ-то въ его лавочку показывалъ.
Никому Тонино не сталъ нуженъ, и женщины, и отецъ, словомъ, вс обрушились упреками на этого негодяя, который у семьи даромъ хлбъ лъ. Дома его содержали такъ, чтобы только душа въ тл держалась, у него иногда не хватало необходимаго.
— Ишь вдь! какъ вошь какую поганую держатъ! серчалъ парень:— только и хорошъ былъ, покуда деньги имъ носилъ изъ харчевни, что на чай давали постители. Родные тоже называются!
Разъ онъ, бродя по рынку, наткнулся на Батисту.
— Э! сколько лтъ, сколько зимъ! Что ты здсь длаешь? Угости, братъ, стаканчикомъ.
Тонино отвтилъ, что у него въ карман ни гроша не было. Родные ему до сихъ поръ не хотли простить скандала, который онъ надлалъ въ Витторелло. Когда они проходили мимо ларя Гнезы, Батиста пристально поглядлъ на Варю, которая чистила рпу: пухлыя розовыя руки ея, обнаженныя выше локтя, были очень аппетитны.
— Перестань, пойдемъ прочь! Я не люблю, когда надъ сестрой подсмиваются! замтилъ Тонино.
— Ишь ты какой сталъ, какъ въ полиціи-то побывалъ. Я у тебя не съмъ сестры! Вотъ какъ ты съ друзьями обходишься.
Онъ предложилъ парню повидать другихъ пріятелей, вс они соскучались, давно его не видавши. Но Тонино отказывался.
— Дуракъ ты. Право, дуракъ. Кабы со мной этакъ родные обращались, плюнулъ бы я на нихъ, да и все тутъ. Ей-ей! говорилъ Батиста.
Въ трактир ‘Добрыхъ друзей’ они нашли Орбо. Онъ въ углу игралъ въ три листика съ извощиками, и тоже былъ радъ видть Тонино.
— Я, братецъ, ныньче не хожу больше въ Верціеро, объяснилъ Орбо: — потому что Гнеза, твоя мать, упрекаетъ меня, будто я тебя съ пути сбиваю. А Варвара такъ меня просто състь хочетъ, такъ и лается. Жандармъ, а не двка.
Троимъ пріятелямъ непремнно захотлось четвертаго — Марка — отыскать. Маркъ пересталъ ныньче ходить въ харчевню ‘Добрыхъ друзей’, потому что хозяинъ не сталъ ему врить въ долгъ.
Прежде чмъ отыскать трактиръ, въ который Маркъ перенесъ свою резиденцію, имъ пришлось обойти съ полдюжины заведеній. Маркъ, съ тхъ поръ, какъ покинулъ ‘Добрыхъ друзей’, жилъ въ род птицы небесной: не сялъ, не жалъ, но сытъ бывалъ. Орбо выигралъ съ извощиковъ въ три листика и поэтому два раза заплатилъ за все выпитое пріятелями. Съ Маркомъ они обнимались и цловались, словно вс только-что изъ тюрьмы вышли. И въ третій разъ выпили, заплатилъ Маркъ.
— А вы все ходите къ ‘Добрымъ друзьямъ’? Охота позволять себя грабить! Нечего сказать, друзья тамъ собираются! Переодтые полицейскіе сыщики только и ходятъ по вечерамъ.
Они вышли на улицу. Фонари уже были зажжены. Батиста долженъ былъ оставить пріятелей, онъ работалъ у обойщика, хозяинъ веллъ приходить ему въ квартиру одного барина ковры прибивать, а Батиста днемъ не усплъ.
— Эка! замтилъ Маркъ: — велика важность! просидятъ и безъ ковровъ. А хозяинъ твой и подождетъ, не бда. Я своего хозяина бросилъ. Ну, его. Когда какая столярная работишка подвернется, такъ на домъ къ себ беру. Не разбогатю, а по крайности самъ себ господинъ.
Орбо тоже не очень заботился о работ. Особенно сегодня, когда выигралъ въ карты. У него не было опредленнаго ремесла. Иногда онъ нанимался таскать тяжести, иногда лошадей стричь или собакъ, иногда въ конюхи нанимался, иногда срывалъ грошъ, другой, сводя мелкихъ торговцевъ съ мелкими покупщиками.
— Да здравствуетъ свобода! воскликнулъ Батиста:— вотъ ужо будетъ республика, ни ковровъ этихъ, ни хозяевъ не будетъ!
И вс четверо шатались по бастіону, распвали во все горло псню, и тшились, толкая другъ другъ внизъ по скату рва. Приближаясь къ воротамъ Рима, {Porta Romana.} они увидили, что въ потьмахъ свтятся арматуры солдатъ. Имъ навстрчу шелъ патруль карабинеръ. Карабинеры ихъ опросили. Пріятели отвтили, что съ работы домой возвращаются. И дйствительно, Тонино простился съ пріятелями.
— Ступай домой, дитятко малое! скорй бги, не то смотри Варя теб уши надеретъ, кричали ему вслдъ товарищи.
— Съ тхъ поръ какъ, посидлъ въ полиціи, замтилъ Орбо: — этотъ парень сталъ хуже мокрой курицы.
Орбо все время поддразнивалъ Тонино, но Тонино не смущался, разъ такъ пихнулъ Орбо, что тотъ чуть на самое дно рва не скатился.
Тонино старался примириться со своимъ положеніемъ. Дома онъ помогалъ женщинамъ справляться съ ихъ торговлей. Вставалъ по ночамъ, чтобы принимать зелень отъ огородниковъ, ставилъ ларь и полотнянный навсъ, разводилъ огонь въ жаровн чтобы калить орхи, бобы, горохъ, и поджаривать каштаны. Потомъ шутки шутилъ съ рыночными сосдями, торговавшими тутъ же на ларяхъ, давалъ волю рукамъ, когда мимо проходили молоденькія кухарки, подмигивалъ прохожимъ бабамъ, потомъ позвывалъ, и потягивался. Каждый день онъ бранился съ сестрой изъ-за копейки, которая ему была нужна на табакъ.
Варя знала свое дло. Она на грошъ капусты не поврила бы въ долгъ даже сытому лавочнику Доменику, торговавшему на углу, даромъ что Доменико былъ степенный, зажиточный мужикъ, даромъ что онъ былъ даже ея женихомъ. Двка вся была погружена въ свою торговлю. Даже Доменику иногда было жалко ея брата, и когда Тонино приносилъ ему на домъ купленную зелень, Доменико, какъ будто въ шутку, давалъ ему нсколько копеекъ на чай. Тонино краснлъ какъ кумачъ, но бралъ деньги, потому что, дескать, не сегодня, завтра, Доменико будетъ зятемъ. Однакожь, все нутро у него жгла эта подачка.
— Работай! наставлялъ сына Матвей:— работай, какъ вс мы, гршные! Лнтяй ты эдакой!
А самъ старикъ сидлъ цлые дни, опершись на палку у прилавка своего первороднаго сына, колбасника Амвросія, и за сто франковъ не сдвинулся бы съ мста.
Пріятели каждый разъ, когда встрчали Тонино, подзадоривали его.
— Дуракъ ты, право, дуракъ! говорили они:— не видишь разв, что тебя хуже щенка держатъ. Мы бы на твоемъ мст, бросили ихъ. Хлба не стали бы сть, за который они изъ тебя по три пота вышибаютъ.
Орбо обыкновенно прибавлялъ, что онъ однако не намренъ вмшиваться, потому что Варвара пообщала ему глаза выцарапать, коли увидитъ, что онъ ея брата смущаетъ. ‘Бдовая эта двка’.
Орбо тоже пытался остепениться. Онъ нанялся рабочимъ, носильщикомъ и разсыльнымъ въ москательную лавку. Мсто хорошее, дла мало, перепадаетъ на чай. Тонино уврялъ, что онъ готовъ сестр, какъ кошк, морду истолочь кулаками. Вотъ ужо увидятъ.
У ‘Добрыхъ Друзей’ его всегда стыдъ одолвалъ, потому что все за него пріятели расплачивались. Пробовалъ онъ играть, такъ вдь хорошо если выиграешь, а нтъ — такъ запиши углемъ на носу долгъ, а денегъ нтъ. Онъ проигрывалъ, горячился, доходило до кулаковъ. Хозяинъ харчевни всхъ ихъ на улицу тогда выгонялъ, чтобы не срамили заведенія. И дйствительно, полиція за заведеніемъ присматривала, благодаря не совсмъ благополучнымъ личностямъ его посщавшимъ. Каждый разъ, когда надо были искать воришекъ, полиція начинала свои поиски съ харчевни ‘Добрыхъ Друзей’.
Маркъ не ошибался, увряя, что въ этотъ трактиръ ходить хуже, чмъ къ волкамъ въ лсъ. Коли вечеръ тамъ проведешь, такъ не божись, что ночью дома выспишься. Однако и самъ Маркъ туда сталъ похаживать, поточу что скучно было отъ пріятелей отставать. Туда ходилъ и Батиста, и Орбо, и остальные друзья-собутыльники, иногда даже съ женщинами. И веселились тамъ.
Часто къ Батисту заходила Липа, еще совсмъ молоденькая смуглянка, но пребдовая двчонка. Поговаривали, что Батисту не миновать съ ней внца. Батиста всегда ворчалъ, когда приходилось кормить ее ужиномъ, но она безъ церемоніи лезла съ пальцами въ его тарелку. Мало этого, она съ собой иногда приводила товарку, которую звали Блянкой. Блянка была длинная, худощавая, робкая, ее въ трактиръ силой надо было втаскивать. Она придетъ, сядетъ и глядитъ на чужія тарелки, словно глазами все състь хочетъ, а боится спросить. Тонино стало ее жалко, встртивъ разъ ее на бастіон, онъ пригласилъ ее прогуляться съ нимъ, съ тхъ поръ они познакомились, и часто гуляли вмст.
— Сестра понять не можетъ, что не мальчишка же я, что невозможно мн жить безъ гроша! ворчалъ себ подъ носъ Тонино:— она думаетъ, что вс, какъ она со своимъ лавочникомъ, ни о чемъ другомъ, кром лавки, не могутъ думать.
— А ты самъ не плошай! возражалъ ему Орбо.
Маркъ умудрился тоже лавочку завести, и всегда у него карманы были полны денегъ. Всяко толковали, откуда онъ бралъ деньги, да толковали-то втихомолку. Полицейскіе, если имъ случалось заходить въ трактиръ, замчали, что при ихъ появленіи пріятели перемняли разговоръ, и не разъ, похлопывая Тонино по плечу, блюстители порядка шутя говорили ему:
— Ты, парень, смотри! опять къ намъ въ гости не попадись! Тонино былъ ревнивъ и поэтому во время прогулокъ по бастіону, у него съ Блянкой не разъ ссоры затвались. Она блднла и плакала.
— Ты правду говоришь, соглашалась она: — да что же мн длать! я бдная двушка, надо хлбъ сть.
Эти спокойныя рчи, этотъ ровный голосъ, эти срые глаза, глядвшіе на него при свт уличнаго фонаря, приводили его въ еще пущую ярость. Часто, когда они вчетверомъ: онъ, Орбо, Маркъ и Блянка, пьяные, бродили по бастіону, Тонино казалось, что подвернись только случай, и онъ бы не задумался убить человка. И никогда изъ головы у него не выходило, что совтовали и сестра Варя, и друзья: надо самому о себ думать.
И въ самомъ дл, онъ выдумалъ. Конечно, Варя не подозрвала, что онъ придумаетъ прежде всего забраться въ ея шкатулку. А онъ забрался. Ночью, когда вс спали въ лавк, онъ прокрался къ прилавку и кривымъ гвоздемъ отомкнулъ выручку. Сдлавъ свое дло, онъ распахнулъ настежъ уличную дверь, и давай кричать:
— Воры! воры! Держи вора!
Какъ будто можно было этимъ провести Варю!
Она прибжала въ одной рубашк, какъ спала, схватила брата за горло, и какъ онъ ни клялся, ни божился, что ничего не знаетъ — она не врила и тоже клялась, и божилась, что упрячетъ его въ каторгу. Прибжали: мама, Амвросій и Батистъ заставили его отдать украденное, и выгнали вонъ, Голъ, какъ соколъ, прибжалъ онъ блдный къ своей Блянк, та испугалась, но не имла духу не дать ему пріюта у себя. И онъ пріютился у нея.
Орбо скоро сдлался, нкоторымъ образомъ, ихъ другомъ дома, и читалъ ему наставленія.
— Послушай, если ты задумалъ жить на ше у этой бдной двки — такъ вдь ты, братецъ, свинья.
Да и ей тоже надодало, что онъ отъ ея юпки не отходилъ, покоя ей своей ревностью не давалъ. Она его тоже посылала искать работы, а онъ подозрвалъ, что она хочетъ отдлаться отъ него, чтобы гулять съ Орбо.
— Да ей-Богу же, я только тебя одного люблю, отвчала она.— Что же намъ подлать! капиталовъ у меня нтъ…
Онъ уходилъ, а на сердц у него кошки скребли.
Въ одинъ прекрасный день, въ москательной лавк пропало нсколько фунтовъ свчей. По подозрнію арестовали Марка и Батиста, да кстати прихватили и Тонино, потому будто бы, что онъ караулилъ на углу, покуда пріятели воровали въ лавк. На суд онъ и его адвокатъ распинались, объясняя, что онъ совсмъ ради другого, весьма обыкновеннаго дла остановился у угла, его все-таки приговорили къ тюрьм. А въ тюрьм толковали, что въ сущности его подвела Блянка, стакнувшись съ Орбой, и дала возможность полиціи подкараулить его. За это она получила слдуемые доносчику 3 франка.
Тонино, конечно, этому не хотлъ врить. Однако, и тятя, и мама, и Варя, и братъ Амвросій, даромъ, что какъ съ собакой обращались съ нимъ прежде, навщали его въ тюрьм, хотя и упрекали, что ‘вотъ, дескать, мы теб предсказывали’. А все-таки приходили, и онъ плакалъ съ ними вмст, и легче его сердцу становилось. А Блянка ни разу не навстила его.
Разсказывали, что видали какъ Орбо гулялъ въ клтчатой жакетк Тонино, той самой, которая лежала въ сундук Блянки, когда Тонино арестовали.