В тихом омуте -- буря, Элиот Джордж, Год: 1872 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 791 минут(ы)

ВЪ ТИХОМЪ ОМУТ — БУРЯ.
(Очерки англйской провинцальной жизни)

РОМАНЪ
ДЖОРЖА ЭЛЛОТА

КНИГА I.
Миссъ Брукъ.

‘Если я не могу длать ничего хорошаго потому, что я женщина,
То стремлюсь постоянно къ чему-нибудь такому,
что близко къ нему подходитъ’.
Двичья трагедя. Бьюмонта и Флетчера.

Миссъ Брукъ обладала тхъ родомъ красоты, который какъ-бы еще рельефне выдается при бдной одежд. Кисти ея рукъ и самыя руки имли такое прекрасное очертане, что ей не зачмъ было заботиться о фасон рукавовъ, и она безъ ущерба для своихъ красивыхъ рукъ могла-бы носить даже и такя рукава, которыя встрчаются на картинахъ итальянскихъ художниковъ XII и XIII столтй, изображавшихъ особенно-некрасивую женскую одежду. Профиль, станъ и вся осанка миссъ Брукъ какъ-бы получали еще большее достоинство отъ ея простого платья, которое, своею провинцальною отсталостью отъ моды, придавало ей характеръ прекрасной цитаты изъ библи,— или изъ какого-нибудь стариннаго поэта,— приведенной въ стать современной газеты. Вс знавше миссъ Брукъ отзывались о ней, какъ о замчательно-умной двушк, но обыкновенно прибавляли при томъ, что у сестры ея, Цели, боле здраваго смысла. Но и Целя не любила украшать свои платья разными оборками и отдлками, и только слишкомъ внимательный наблюдатель могъ замтить нкоторое различе между ея платьемъ и сестринымъ, и небольшую тнь кокетства въ его отдлк. Об сестры, повидимому, были одного мння насчетъ выбора фасона платьевъ. И дйствительно, простота наряда миссъ Брукъ была результатомъ глубокихъ соображенй, которыя находила вполн основательными и миссъ Целя. Въ основ этихъ соображенй отчасти лежало желане не уронить достоинства истинныхъ леди: происхождене Бруковъ хотя и не было чисто-аристократическое, однакожъ, было несомннно, что они изъ ‘хорошей’ фамили. Пересматривая ихъ родословное дерево за поколне или за два назадъ, можно было убдиться, что въ числ ихъ предковъ а это время не было ни одного аршинника или колотырника, а все народъ чиновный: адмиралы, да духовные сановники. Можно было дорыться даже до одного пращура, сражавшагося вмст съ Кромвелемъ въ качеств пуританскаго джентльмена,— впослдстви, однакожъ, примирившагося съ Стюартами и съумвшаго выбраться здравымъ и невредимымъ изъ политическихъ бурь, при чемъ онъ сохранилъ свое значительное родовое помстье. Двушки изъ такого рода, живя въ тихомъ деревенскомъ дом глухой провинци и посщая сельскую церковь, едва превосходившую размрами небольшую гостиную, естественно смотрли на модныя тряпки, какъ на предметъ, достойный вниманя дочерей какого-нибудь лавочника. Он сочувствовали той благовоспитанной экономи, которая въ старые годы осуществлялась въ одежд, хотя для расходовъ, служившихъ боле отличительнымъ признакомъ званя, не налагалось никакихъ границъ. Даже одной этой причины, помимо религозныхъ побужденй, былобы достаточно для предпочтеня простоты въ одежд, но миссъ Брукъ видла въ этой простот также и точное исполнене религи, Целя, съ своей стороны, кротко покоряясь всмъ соображеняхъ сестры, воспринимала ихъ съ тмъ здравымъ смысломъ, который помогаетъ усвоивать вс замчательныя ученя безъ всякаго умственнаго эксцентрическаго волненя. Доротея знала наизусть отрывки изъ ‘Мыслей’ Паскаля и изъ творене Джереми Тэйлора, и для нея, смотрвшей на судьбы человчества черезъ призму строгаго пуританства, женскя стремленя одваться по мод казались крайне неестественными,— болзнью, которую слдовало лечить въ дом умалишенныхъ. Она ршительно не могла понять, какъ можно согласовать требованя духовной жизни съ живымъ участемъ въ фасону манишки или въ искусному расположеню складокъ на плать. Складъ ума у нея былъ чисто-теоретическй и по своей природ она стремилась къ созданю себ возвышеннаго мра,— который, впрочемъ, могъ ограничиваться однимъ типтонскимъ приходомъ,— и правилъ для своего собственнаго руководства, какъ держаться въ немъ. Она была полна любви и преданности ко всему, что, по ея убжденю, носило на себ характеръ великаго и сильнаго, она готова была одинаково на мученичество, на отречене, на всякое страдане за свои симпати и убжденя. Конечно, подобныя качества въ характер двушки-невсты не только не могли ускоритъ ея замужество, напротивъ, препятствовали ему совершиться по обычаю, ради прятной наружности невсты, по тщеславю или по простой собачьей привязанности. Ко всему этому, ей, старшей изъ сестеръ, не было еще двадцати лтъ, и об он съ двнадцатилтняго возраста, оставшись сиротами, воспитывались по плану одновременно и узкому, и многостороннему, сначала въ одной англйской семь, а затмъ въ швейцарской, въ Лозанн, ихъ опекунъ, старый холостякъ, дядя, старался исправить такимъ образомъ недостатки ихъ сиротскаго положеня.

Едва прошелъ годъ съ той поры, какъ он поселились въ Типтонъ-Грэндж, у своего дяди, старика лтъ подъ шестьдесятъ, человка характера уживчиваго, но съ весьма неопредленными убжденями. Онъ путешествовалъ въ своихъ молодыхъ годахъ, поэтому-то, говорили въ околодк,— онъ и усвоилъ себ слишкомъ блуждающее настроене духа. Предугадать ршене, какое приметъ мистеръ Брукъ въ извстномъ дл, было не легче, чмъ предсказать погоду: можно было безошибочно сказать напередъ только одно, что онъ будетъ дйствовать съ благими намренями и истратитъ, при этомъ, такъ мало денегъ, какъ только будетъ возможно. Но извстно, что въ самыхъ тягуче-неопредленныхъ умахъ кроются кой-какя твердыя смяна привычки, были свои привычки и у м-ра Брука, и хотя онъ давно уже утратилъ опредленное поняте даже о своихъ собственныхъ интересахъ, однакожъ, не выпускалъ изъ своихъ рукъ табакерки, онъ берегъ ее, какъ зницу ока и подозрительно смотрлъ на всякаго, кто, обращалъ на нее внимане.

Наслдственной пуританской энерги, очевидно, не имлось у м-ра Брука, но, въ племянниц его, Дороте, она просвчивала одинаково сквозь недостатки и добрыя качества, и заставляла иногда двушку выходить изъ себя при толкахъ дяди или его образ дйствй, по которому дла въ имни предоставлялись ‘собственному теченю’. Въ виду этого послдняго обстоятельства, она съ особенной горячностью ждала своего совершеннолтя, т. е. того вожделннаго времени, когда ей можно будетъ дйствовать боле самостоятельно и употреблять часть своихъ денегъ на приведене въ исполнене ея великодушныхъ замысловъ. На Доротею смотрли, какъ на двушку съ приданымъ, потому-что, сверхъ семисотъ фунтовъ годового дохода, который об сестры наслдовали отъ своихъ родителей, въ случа брака Доротеи и рожденя ею сына, этотъ сынъ долженъ былъ наслдовать имне м-ра Брука, приносившее до трехъ тысяч фунтовъ въ годъ, а такой доходъ казался огромнымъ богатствомъ для провинцальныхъ семействъ, все еще обсуждавшихъ образъ дйствй Роберта Пиля по вопросу о католикахъ, живущихъ въ Великобритани,— тхъ семействъ, которыя пребывали въ блаженномъ невдени о золотыхъ жатвахъ той роскошной плутократи, которая съ подобающимъ величемъ расширила потребности свтской жизни.

Такой красивой двушк и съ такими блестящими надеждами, какъ Доротея, представлялись вс шансы выйдти замужъ безъ всякаго затрудненя. Повидимому, ничто не могло препятствовать ея замужеству, кром крайностей ея характера и ея настойчивости устроить свою жизнь на такихъ началахъ, которыя могли заставить даже не слишкомъ осторожнаго человка задуматься при мысли длать ей предложене, или, наконецъ, могли довести ее до отверженя всякаго сватовства. Молодая двушка, довольно хорошаго происхожденя и съ порядочнымъ состоянемъ, напускающая на себя: причуды, которыя подъ стать разв какой-нибудь фанатичной католичк, исповдующей убжденя средневковаго Рима,— такая двушка, будь она раскрасавица, способна охладить самаго пылкаго обожателя. Ему невольно приходитъ въ голову, что подобная супруга въ одно прекрасное утро можетъ напасть на него съ такимъ проектомъ на счетъ употребленя ея доходовъ, который, пожалуй, будетъ стоять въ полномъ противорчи съ политической экономей и содержанемъ верховыхъ лошадей на конюшн. Каждому претенденту на руку подобной двушки натурально приходилось дважды подумать, прежде чмъ онъ ршится на вступлене съ нею въ брачный союзъ. Отъ женщинъ обыкновенно не ждутъ другихъ мннй, кром хилыхъ и ошибочныхъ, и большинство уврено, что общество и семейная жизнь охраняются именно тмъ, что эти мння никогда не приводятся въ исполнене. Здоровые люди поступаютъ какъ вс, какъ ихъ сосди, если-же нкоторые сумасшедше находятся на свобод, то каждый можетъ узнать ихъ и избгать.

Общественное мнне типтонскаго населеня, даже мнне фермеровъ,— высказывавшееся на счетъ обихъ сестеръ, склонялось въ пользу Цели, какъ двушки очень привтливой и съ невиннымъ личикомъ, между тмъ какъ больше глаза миссъ Брукъ были, подобно ея мистическому настроеню, слишкомъ необыкновенны и поразительны. Бдная Доротея! при сравнени съ нею, невинно-смотрящая Целя была опытною и свтски-мудрою.— Умъ человческй несравненно утонченне, чмъ наружныя ткани, составляющя для него родъ геральдики или циферблата,— и понять умъ трудне, чмъ наружность.

Однакожъ вс, кому приходилось имть сношеня съ Доротеей, хотя и были предубждены противъ нея ходившими о ней тревожными слухами,— находили въ ней особую прелесть, какъ-то непонятно совмщавшуюся со всми ея причудами, которыя отталкивали отъ нея общественное мнне. Многе мужчины находили ее восхитительной, когда они видли ее верхомъ на лошади. Она любила свжй воздухъ и разнообразе сельскихъ картинъ, и когда ея глаза и щеки озарялись чувствомъ удовольствя, она вовсе не походила на поклонницу мистицизма. Она дозволяла себ верховую зду какъ снисхождене, хотя и чувствовала угрызене совсти за допущене въ себ такой слабости, она сознавала, что получаемое ею удовольстве отъ верховой зды иметъ язычески-чувственный характеръ, но все откладывала свое воздержане отъ нея.

Доротея была прямодушна, горяча и нисколько не страдала недостаткомъ самопоклоненя. Напротивъ, въ своемъ воображени она постоянно украшала Целю всмы совершенствами и прелестями, далеко превышавшими ея собственныя достоинства, и если какой-нибудь джентльменъ прзжалъ въ Гранджъ, повидимому, не съ однимъ только желанемъ навстить м-ра Брука, Доротея тотчасъ-же заключала, что онъ влюбленъ въ Целю. Такъ, напримръ, на сэра Джемса Читама, она смотрла не иначе какъ на жениха Цели, и не мало времени провела въ размышлени о томъ, можно-ли Цели принять его предложене. Но если-бя кто вздумалъ считать Читама ея собственнымъ женихомъ, такое предположене она сочла-бы смшною нелпостю. При всемъ своемъ стремленя въ познаню жизненныхъ истинъ, Доротея сохраняла самыя ребяческя понятя о супружеств. Она была уврена, что вышла-бы замужъ, напримръ, за разсудительнаго Гукера, еслибы родилась во время, чтобы спасти его отъ его печальной брачной ошибки, — или-же за Джона Мильтона, въ то время, какъ онъ ослпъ, или за какого-нибудь другого великаго человка, переносить странности котораго было-бы достославнымъ подвигомъ, но какой-нибудь любезный, красивенькй баронетъ, который говорилъ: ‘Именно такъ’, даже тогда, когда въ ея словахъ выражалось недоумне,— могъ-ли онъ быть въ ея глазахъ женихомъ? Изъ ея замчанй о брак можно было заключить, что, по ея мнню, настоящая сладость супружества могла осуществляться лишь въ томъ случа, если мужъ былъ чмъ-то въ род отца и могъ учить жену даже еврейскому языку, еслибы она этого пожелала.

Такя особенности въ характер Доротеи не нравились сосдямъ и знакомымъ м-ра Брука и они строго осуждали его за то, что онъ не пригласилъ въ свой домъ какую-нибудь даму среднихъ лтъ въ руководительницы и компаньонки для своихъ племянницъ, но самъ м-ръ Брукъ до того страшился того высшаго сорта женщинъ, изъ которыхъ только и возможно было выбрать достойную подобнаго положеня особу, что легко склонился на отводы Доротеи, и въ этомъ случа выказалъ достаточно мужества, чтобы противустоять всему свту,— то есть, жен пастора, миссисъ Кэдуэлладеръ, и небольшому кружку джентри сверовосточнаго уголка Домшэйра, съ которыми онъ водилъ хлбъ-соль. Такихъ образомъ, миссъ Брукъ осталась хозяйкою въ дом своего дяди, нисколько не тяготясь своею новою властью и выраженями почтеня, съ нею связанными.

Сэръ Джемсъ Читамъ долженъ былъ сегодня прхать въ Грэнджъ къ обду съ другимъ джентльменомъ, незнакомымъ ни той, ни другой изъ сестеръ, котораго однакожъ Доротея ожидала съ нкоторымъ благоговнемъ. То былъ достопочтенный Эдуардъ Казобонъ, слывшй въ графств за человка глубокой учености, посвятившаго уже многе годы на большое сочинене по истори религи. Казобонъ имлъ довольно значительное состояне, что, конечно, придавало еще боле блеска его набожности, его мння славились самобытностью, которая должна была особенно высказаться при издани его сочиненя. Если и теперь его имя было притягательной силой, то что-же будетъ въ то время, когда это имя занесется въ лтописи учености.

Воротясь рано поутру изъ дтской школы, которую она завела въ деревн, Доротея сла на свое обыкновенное мсто въ хорошенькомъ будуар, раздлявшемъ спальни сестеръ, и нагнулась надъ оканчиваемымъ ею планомъ какой-то постройки (она очень любила этотъ родъ работы). Целя, съ нетерпнемъ поджидавшая ея возвращеня, поспшила прервать ея заняте.

— Душечка Доротея, сказала она съ волненемъ,— если теб можно… если ты не слишкомъ занята… то не разобрать-ли намъ сегодня мамашины золотыя вещи, чтобы раздлить ихъ? Сегодня ровно шесть мсяцевъ, какъ дядя отдалъ ихъ теб, а ты съ тхъ поръ на нихъ и не взглянула.

Въ физономи Цели была тнь неудовольствя, полное его проявлене задерживалось привычнымъ благоговнемъ въ Дороте и по принципу — двумя соединенными элементами, которые однакожъ при неосторожномъ прикосновеня къ нимъ могли выказать скрытую электрическую силу. Къ утшеню Цели, глаза Доротеи засвтились веселостью, когда она подняла ихъ на сестру.

— Какой ты отличный маленькй календарь, Целя! Шесть мсяцевъ солнечныхъ или лунныхъ?

— Сегодня послднее число сентября, а дядя далъ ихъ теб перваго апрля. Ты помнешь, онъ сказалъ еще, что постоянно забывалъ отдать ихъ. Я полагаю, ты и не вспоминала о нихъ съ того времени, какъ заперла ихъ въ этотъ комодъ.

— Ты права моя милая, но вдь ты знаешь, что мы носить ихъ не будемъ.

Доротея говорила привтливымъ голосомъ, наполовину ласковымъ, наполовину наставительнымъ. Она не выпускала карандаша изъ рукъ и чертила мелкя детали плана на поляхъ.

Целя покраснла и ея лицо приняло серьезное выражене.

— Я думаю, милочка, сказала она,— что мы не докажемъ должнаго уваженя къ мамашиной памяти, если оставимъ эти вещи безъ всякаго вниманя. И къ тому-же, прибавила она съ нкоторою запинкою въ голос, готовая заплакать съ досады,— къ тому-же ожерелья теперь въ общемъ употреблени… и мадамъ Пуансонъ, которая была даже строже тебя въ нкоторыхъ вещахъ, носила драгоцнныя украшеня. Да и вообще христанки.. Я уврена, что спаслись многя изъ тхъ женщинъ, которыя носили здсь драгоцнныя вещи…

Целя признавала въ себ нкоторую душевную твердость, когда пускалась въ практическя разсужденя.

— Теб хотлось-бы носить ихъ? воскликнула Доротея, съ видомъ крайняго изумленя при такомъ открыти, оживившемъ всю ея особу драматическимъ порывомъ, заимствованнымъ отъ той самой мадамъ Пуансонъ, которая носила драгоцнныя украшеня.— Въ такомъ случа, вынемъ ихъ. Зачмъ-же ты мн ране о томъ не сказала? Но ключи… гд ключи?

Она сжала себ руками виски, отчаиваясь, повидимому, въ своей памяти.

— Вотъ они, сказала Целя, которая долго обдумывала и подготовляла это объяснене.

— Такъ отвори комодъ, выдвинь большой ящикъ и вынь шкатулку съ драгоцнностями.

Шкатулка тотчасъ-же была отперта и различныя украшеня высыпались изъ нея, покрывая столъ блестящимъ цвтникомъ. Ихъ оказалось не особенно много, но нкоторыя изъ нихъ были дйствительно хороши. Первыми бросались въ глаза ожерелье изъ пурпуровыхъ аметистовъ, превосходно оправленныхъ въ золото, и жемчужный крестъ съ пятью бриллантами. Доротея тотчасъ-же взяла ожерелье и застегнула его вокругъ шеи сестра, которую оно обхватило почти какъ браслетъ, но такая кайма очень шла къ голов и ше Цели, въ чеъ она сама могла убдиться, взглянувъ въ трюмо, стоявшее у ней за спиной.

— Ожерелье, Целя, какъ разъ подойдетъ въ твоему платью изъ индйской кисеи. А крестъ пойдетъ лучше къ темнымъ платьямъ.

Целя старалась не улыбнуться отъ радости.

— О, Додо, крестъ ты должна оставить себ!

— Нтъ, моя милая, нтъ, отвчала Доротея, отклонялся руку.

— Право, ты должна взять… Теб будетъ очень къ лицу… при твоемъ черномъ плать, говорила Целя, настаивая.— Это ты можешь носить.

— Ни за что на свт, ни за что на свт! Крестъ послдняя вещь, которую я согласилась-бы надть на себя, какъ украшене, возразила Доротея, слегка вздрогнувъ.

— Такъ ты будешь считать нечестемъ и съ моей стороны, если я его надну, сказала Целя съ смущенемъ.

— Нтъ, милая моя, нтъ, отвтила Доротея, поглаживая щеку сестра.— Души тоже имютъ свой цвтъ лица: что идетъ къ одной, другой не пристало.

— Но теб прятно будетъ сохранить этотъ крестъ, хотя въ память мамаши?

— Нтъ, у меня много другихъ вещей, отъ мамаши. Ея шкатулка изъ сандальнаго дерева, которую я такъ люблю… множество другихъ вещей… А все это твое, моя милая. Намъ нечего и толковать объ этомъ боле. Уноси свое имущество.

Целя чувствовала себя нсколько оскорбленною. Въ этомъ пуританскомъ снисхождени было сильное сознане превосходства,— и оно для нжной плоти невосторженной сестры, едвали не было тяжело, чмъ самое пуританское преслдоване.

— Какже я буду носить золотыя вещи, если ты, старшая сестра, никогда не наднешь ничего подобнаго!

— Ну, Целя, было-бы уже слишкомъ требовать отъ меня, чтобы я носила бездлушки изъ-за того только, чтобы поддерживать тебя. Надть на себя подобное ожерелье, для меня все равно, что начать вертться, голова у меня закружится и я не буду знать, какъ и куда идти.

Целя отстегнула ожерелье и положила его въ сторону.

— Къ тому-же оно было-бы узко для твоей шеи, теб боле къ лицу такое украшене, которое виситъ, напримръ, серьги, или свободно обхватываетъ руку, какъ браслетъ, проговорила она съ удовольствемъ. Полная непригодность ожерелья для Доротеи, со всхъ точекъ зрня на него, утшила вполн Целю, такъ-какъ они могла теперь безъ всякаго оскорбленя сестры овладть этой вещью. Затмъ она открыла одну за другой разныя коробочки съ кольцами, между которыми нашлось одно съ прекраснымъ изумрудомъ и бриллантами, въ эту-же самую минуту солнце, выглянувъ изъ-за облаковъ, освтило столъ радужными лучами.

— Какъ прекрасны эти драгоцнные каменья, произнесла Доротея подъ наплывомъ новаго овладвшаго ею чувства, столь-же внезапнаго, какъ и сверкнувшй солнечный свтъ.— Удивительно, какъ глубоко проникаютъ цвта въ человка, точно благовоня. Я думаю, что именно по этой причин въ откровени св. оанна, драгоцнныя каменья употреблены въ смысл духовныхъ эмблемъ. Они походятъ на частицы неба… А изумрудъ кажется мн красиве всхъ прочихъ камней.

— Вотъ и браслетъ парный къ кольцу, сказала Целя.— Мы не замтили его сначала.

— Они хороши! проговорила Доротея, надвая перстень и браслетъ на свою чудно-выточенную руку и держа ее передъ окномъ въ уровень съ своими глазами. Надвая на себя эти украшеня, она старалась объяснить свое наслаждене красками путемъ мистически-религознаго удовольствя.

— Такъ эти вещи нравятся теб, Доротея? сказала Целя нсколько сдержанно, она начинала подумывать съ удивленемъ о нкоторой слабости, выказанной ея сестрою, а также и о томъ, что изумруды могли идти къ ея собственному цвту лица даже еще лучше, чмъ пурпуровые аметисты.— Въ такомъ случа, ты должна взять себ, по крайней мр, этотъ браслетъ и кольцо… если уже не хочешь брать ничего другого. Но взгляни, какъ милы тоже эти агаты… и какъ скромны они.

— Да! я возьму ихъ… этотъ браслетъ и перстень, сказала Доротея. Потомъ, опустивъ руку на столъ, она прибавила совсмъ другимъ голосомъ: — Но какъ несчастны т люди, которые отыскиваютъ эти каменья, работаютъ надъ ними и продаютъ ихъ!…

Она снова остановилась и Целя подумала, что ея сестра намрена отказаться отъ драгоцнностей, какъ того и требовала послдовательность.

— Да, моя милая, я оставлю эти вещи себ, ршительно произнесла Доротея.— Но убери все остальное вмст съ шкатулкой.

Она снова взялась за свой карандашъ, не снимая драгоцнностей и не спуская съ нихъ глазъ. Она думала, что хорошо держать ихъ часто возл себя, чтобы питать свой взоръ этими маленькими источниками чистаго цвта.

— Ты будешь носить ихъ всегда? спросила Целя съ любопытствомъ, наблюдавшая за тмъ, что станетъ длать ея сестра.

Доротея быстро взглянула на сестру. Какъ ни легко надляло ея воображене совершенствомъ любимыхъ ею лицъ, однакожъ, все-таки въ ней проглядывала иногда острая смтливость, не лишенная нкоторой дкости. И если миссъ Брукъ упрекала себя иногда, что не можетъ достигнуть полнйшаго смиреня, то она отнюдь не могла жаловаться на недостатокъ въ себ внутренняго огня.

— Можетъ быть, отвтила она довольно высокомрно.— Я еще не могу опредлить теперь, до какой степени я упаду.

Целя покраснла и почувствовала себя несчастною: она видла, что оскорбила сестру и не смла даже сказать ей какую-нибудь любезность за великодушное предоставлене почти всхъ драгоцнныхъ вещей. Целя сложила ихъ въ шкатулку и унесла въ свою комнату. Доротея была тоже неспокойна и, продолжая чертить свой планъ, допрашивала себя насчетъ чистоты своихъ собственникъ чувствъ и рчей во время сцены, закончившееся маленькой размолвкой между сестрами.

Совсть Цели объяснила ей, что она была вовсе не виновата, съ ея стороны было естественно и простительно задать такой вопросъ Дороте, и Целя повторяла, что ея сестра была непослдовательна, ей слдовало или принять всю свою долю драгоцнностей, или-же, посл своихъ рзкихъ словъ, отказаться совершенно отъ нихъ.

— Я уврена… по крайней мр, я надюсь, что мое ожерелье не будетъ служить помхою моимъ молитвамъ, думала Целя.— И я не вижу причинъ связывать себя мннями Доротеи теперь, когда мы стали вызжать… хотя, конечно, ее они должны-бы связывать. Но она не всегда послдовательна.

Такъ раздумывала Целя, сидя надъ своею вышивкою по канв, пока сестра не кликнула ее.

— Целя! поди сюда и посмотри на мой планъ. Мн кажется, что я великй архитекторъ, если я только не сочинила невозможныхъ лстницъ и печей.

Когда Целя нагнулась надъ бумагой, Доротея ласково прижалась щекою къ ея рук. Целя поняла это движене. Доротея сознавала свою вину, и Целя простила ей. Съ тхъ поръ, какъ он могли себя запомнить, въ отношеняхъ Цели къ старшей сестр была всегда смсь благоговня и критики. Младшая сестра постоянно несла ярмо, а существуетъ-ли подъяремное существо, которое-бы не имло своихъ личныхъ мннй?

II.

‘Dime, no ves aquel eaballero que hcia nosostros viene sobre on caballo rucio rodadoque trae ptiesto en la cabeza un yelmo de oro?’ ‘Lo que veo y columbro, respondio Sancho,— no es sino un hombre sobre un asno pardo como el mio, que trae sobre la cabeza una cosa que relombra’. ‘Pens ese es el yelmo de Mambrino, dijo Don Quxote’.

Cervantes.

‘Видишь ты тамъ, невдалек, рыцаря, приближающагося къ намъ на сро-пгомъ кон и въ золотомъ шлем?’ ‘Точно, я вижу, отвчалъ Санхо,— но это человкъ, дущй на сромъ осл, похожемъ на моего, и на голов у котораго надто что-то свтящееся’. ‘Именно такъ, сказалъ дон-Кихотъ,— и этотъ блестящй предметъ есть шлемъ Мамбрина’.

Сервантесъ.

— Сэръ Гемфри Дэви? сказалъ мистеръ Брукъ посл супа съ своею легкою, улыбающеюся манерой въ отвтъ на замчане сэра Джема Читама о томъ, что онъ изучаетъ теперь. ‘Земледльческую химю’ Дэви.— Какъ-же, я хорошо знаю сэра Гемфри Дэви: я обдалъ съ нимъ, много лтъ тому назадъ, у Картрайта, и Водсвортъ былъ тоже тутъ… поэтъ Водсвортъ, вы, мрно, знаете его произведеня. И представьте, какая странность! Я былъ въ Кембридж въ одно время съ Водсвортомъ и не встрчалъ его тамъ ни разу… а черезъ двадцать лтъ посл выхода изъ университета обдаю съ нимъ вмст у Картрайта! Бываютъ странныя случайности. Такъ вотъ, и Дэви былъ тутъ: тоже поэтъ. И такъ, выходитъ, что Водсвортъ былъ одинъ поэтъ, а Дэви другой. Какъ хотите понимайте, а все врно выйдетъ!

Доротея чувствовала себя не совсмъ ловко, несравненно стснительне, чмъ обыкновенно. Въ самомъ начал обда, когда гости еще не разговорились и въ комнат было очень тихо, подобные атомы, выдлявшеся изъ мозговъ ея дядюшки, были ужъ слишкомъ замтны своею уродливостю. Дороте хотлось знать, какъ приметъ такя пошлости человкъ, подобный м-ру Казобону? Его манеры и премы казались, ей такими почтенными, а сдые волосы и глубокя впадины глазъ сообщали ему сходство съ портретомъ Локка. М-ръ Казобонъ былъ худощавъ и блденъ, какъ подобало ученому,— совершенная противоположность съ цвтущимъ англичаниномъ рыжебакенбарднаго типа, воплощавшагося въ сэр Джемс Читам.

— Я читаю ‘Земледльческую химю’, сказалъ этотъ милйшй баронетъ,— потому, что хочу лично заняться обработкой земли при одной моей ферм… Я хочу попытаться, нельзя-ли достигнуть какихъ-нибудь результатовъ, показавъ на практик моимъ арендаторамъ образецъ хорошаго сельскаго хозяйства. Одобряете вы мое намрене, миссъ Брукъ?

— Большое заблуждене Читамъ, вмшался м-ръ Брукъ, предупреждая Доротею, которая желала отвтить на обращенный жъ ней вопросъ.— Неужели вы думаете, что можетъ что-нибудь выйдти, если вы приметесь проводить электричество по своей земл и обращать хлва въ гостиныя! Не годится. Я самъ пускался-было одно время въ науку, но увидалъ: не годится. Наука ведетъ ко всякимъ неудобствамъ. Разъ вы начали, вы уже не можете оставить чего-нибудь въ сторон. Нтъ, нтъ! лучше присматривайте, чтобы ваши фермеры не продавали свою солому, дайте имъ черепичныя сточныя трубы, это будетъ дло. Но ваши фантази объ улучшени сельскаго хозяйства — одни пустяки, тоже, что очень дорогая дудка, которую вы сегодня купите, а завтра бросите, по мн на эти деньги лучше стаю собакъ завести.

— Во всякомъ случа, сказала Доротея,— лучше тратить деньги на отыскиване средствъ къ наибольшему извлеченю пользы изъ земли для людей, которыхъ она содержитъ, чмъ бросать ихъ на содержане собакъ и лошадей единственно для того только, чтобы сломя голову скакать по этой земл. Не грхъ раззоряться на опыты, если этимъ достигается общая польза.

Она говорила съ большею энергею, чмъ можно было ожидать отъ молодой двушки, но сэръ Джемсъ спрашивалъ ея мння и она высказала его, какъ всегда, искренно. Сэръ Джемсъ имлъ привычку совтоваться съ нею, и она часто раздумывала, что ей легко будетъ побудить его на многя добрыя дла, когда онъ сдлается ея зятемъ.

М-ръ Казобонъ замтно обратилъ внимане на Доротею во время ея возраженя, казалось, что онъ только-что замтилъ ее и сталъ наблюдать за нею.

— Молодыя двушки мало смыслятъ въ политической экономи, не такъ-ли? сказалъ м-ръ Брукъ, улыбаясь м-ру Казобону.— Помню я, какъ мы вс читали Адама Смита. Это вдь тоже книга, знаете. Въ то время я ухватился разомъ за вс новыя идеи… извстно, хотлось постичь человческое совершенство… Иные говорятъ, исторя совершаетъ круговращене, эту идею можно и должно сильно поддерживать, я самъ ее поддерживалъ. Дло въ томъ, что человческй разумъ можетъ занести васъ немножечко далеко… черезъ край, въ сущности. И меня разомъ порядочно занесло, но я понялъ, что все вздоръ. И вырвался, вырвался во-время. Не слишкомъ только рзко. Я всегда держался такой теори: намъ нужна мысль, иначе, мы попятимся назадъ, въ темныя времена. Но, кстати, о книгахъ. Есть у меня ‘Война на полуостров’, Соути. Я читаю ее по утрамъ. Вы знаете Соути?

— Нтъ, отвчалъ м-ръ Казобонъ, который отчаялся услдить за стремительными скачками ума м-ра Брука и схватилъ только вопросъ его о книг Соути.— У меня теперь нтъ времени слдить за подобной литературой. Я утомилъ свое зрне разборомъ древней печати, работая преимущественно при свчахъ. Мн необходимъ теперь чтецъ для моихъ вечернихъ занятй, но я разборчивъ на голоса и не могу переносить дурного чтеня. Это несчасте въ нкоторомъ смысл: я слишкомъ зарылся въ старыхъ книгахъ, живу слишкомъ много съ умершими. Душа моя подобна тни древняго мужа, которая скитается по мру и старается духовно возсоздать его такимъ, какимъ онъ былъ въ его время, его ничто не останавливаетъ: ни развалины, въ которыя обратились дороге ему памятники былого величя, ни происшедшя перемны… Но мн крайне необходимо заботиться о моемъ зрни.

М-ръ Казобонъ сегодня въ первый разъ произнесъ такую длинную рчь. Онъ говорилъ чрезвычайно отчетливо, какъ-бы длая публичное заявлене, и размренный, точный выговоръ его нараспвъ, съ вторившими ему, по временамъ, покачиванями головы, выдавался еще рзче отъ контраста съ шершавою аляповатостью рчи добраго м-ра Брука. Доротея думала, про себя, что м-ръ Казобонъ былъ интереснйшимъ человкомъ изъ всхъ, кого ей приходилось видть до сихъ поръ, не исключая даже г. Дире, валденскаго патера, который на своихъ бесдахъ читалъ двушкамъ исторю валденцевъ. Возсоздать мръ усопшй и, конечно, съ цлю достиженя высокой цли — истины,— это былъ въ ея главахъ подвигъ, при которомъ отрадно было только присутствовать… хотя-бы въ качеств простого слуги, которому поручено держать въ рукахъ лампу! Такая возвышенная мысль помогла Дороте легче перенести непрятность укора въ незнани политической экономи, этой никогда, впрочемъ, невыяснимой для нея науки, которую, однакожъ, накидывали, какъ гасильникъ, на вс ея познаня.

— Но вы любите здить верхомъ, миссъ Брукъ, нашелъ возможнымъ ввернуть свое слово сэръ Джемсъ.— Я полагаю, поэтому, что вы согласитесь принять нкоторое участе въ охотничьихъ удовольствяхъ, которыя у насъ затваются. Не позволите-ли вы мн прислать вамъ одну караковую лошадку на пробу! Она вызжена подъ дамское сдло. Я видлъ въ субботу, что вы галопировали по холму на кон, вовсе васъ недостойномъ. Мой грумъ будетъ ежедневно приводить къ вамъ Коридона, вы только назначьте, въ которомъ часу.

— Благодарю васъ, вы очень любезны. Я думаю вовсе отказаться отъ верховой зды. Да, боле не поду, отвчала Доротея, вызванная на такую внезапную ршимость маленькою досадою на то, что сэръ Джемсъ отвлекалъ къ себ ея внимане, которое она желала всецло подарить м-ру Казобону.

— О, вы слишкомъ сурово относитесь въ себ, сказалъ сэръ Джемсъ съ упрекомъ, въ которомъ слышалось глубокое участе.— Не правда-ли, ваша сестра переходитъ границы въ самоотвержени? продолжалъ онъ, обращаясь къ Цели, которая сидла у него по правую руку.

— Кажется, что да, отвчала Целя нершительно. Она боялась сказать что-нибудь такое, что можетъ не понравиться ея сестр, и покраснла очень миловидно подъ цвтъ своего ожерелья.— Она любитъ отказывать себ…

— Если-бы это было такъ, Целя, то мои отказы выходили-бы просто потачкой моимъ склонностямъ, а не самоотреченемъ, возразила Доротея.— Но можно и по хорошимъ побужденямъ избирать для себя то, что не слишкомъ прятно.

М-ръ Брукъ говорилъ въ это время съ м-ромъ Казобономъ, но было очевидно, что м-ръ Казобонъ наблюдаетъ за Доротеей, отъ нея не укрылись эти наблюденя.

— Именно такъ, сказалъ сэръ Джемсъ,.— Вы отказываете себ во многомъ, руководясь исключительно возвышеннымъ, благороднымъ побужденемъ.

— Вовсе не именно такъ. Я говорила не о себ, возразила Доротея, красня. Въ противоположность Цели, она рдко краснла и краска на ея лиц вызывалась или большимъ удовольствемъ, или гнвомъ. Въ эту минуту она злилась на противнаго сэра Джемса. Зачмъ не занимался онъ съ Целей и мшалъ Дороте слушать м-ра Казобона… впрочемъ, въ томъ только случа, если-бы достопочтенный ученый мужъ сталъ самъ говорить, а не продолжалъ-бы слушать болтовню м-ра Брука, который въ слишкомъ длинной и безсвязной рчи доказывалъ ему, что реформаця или имла смыслъ, или его не имла, что самъ онъ, м-ръ Брукъ, истый протестантъ, но что католицизмъ — тоже фактъ, что-же касается отказа въ какой-нибудь десятин земли для римской часовни, то вдь всмъ людямъ требуется узда религи и т. д.

— Одно время я ревностно изучалъ богослове, заключилъ м-ръ Брукъ, какъ-бы въ пояснене своей точки зрня на религозные вопросы.— Знакомъ немного со всми школами. Я зналъ Уильберфорса въ его лучшее время. Вы знакомы съ Уильберфорсомъ?

— Нтъ, отвчалъ м-ръ Казобонъ.

— Ну, Уильберфорсъ не былъ, можетъ быть, вполн мыслителемъ, но если-бы и я вошелъ въ парламентъ, какъ меня о томъ просили, я занялъ-бы мсто на скамь независимыхъ, какъ это сдлалъ Уильберфорсъ, и работалъ-бы по части филантропи.

М-ръ Казобонъ наклонилъ голову въ знакъ соглася и замтилъ, что это поле обширное.

— Да, сказалъ м-ръ Брукъ съ легкою улыбкою,— у меня есть интересные документы. Я давно уже принялся собирать документы. Ихъ надо привести въ порядокъ, это правда… При каждомъ поражавшемъ меня вопрос, я писалъ къ кому-нибудь и получалъ отвтъ. У меня куча документовъ. Окажите на милость, какъ вы сортируете свои документы?

— Я раскладываю ихъ по различнымъ полкамъ и клткамъ въ моемъ висячемъ шкапу, отвчалъ м-ръ Казобонъ съ усилемъ,— обозначая каждый отдлъ особой литерой.

— О, такя полки никуда не годятся. Я пробовалъ ихъ, но все перепутывается именно потому, что эти полки совсмъ неудобны. Никогда не упомнишь, гд лежитъ извстный документъ, подъ литерою А или подъ литерой Z.

— Отчего, дядя, не дадите вы мн разобрать ваши бумаги? сказала Доротея.— Я обозначила-бы различные отдлы разныии литерами, а затмъ сдлала-бы самое точное росписане, изъ котораго-бы легко было узнавать, куда положенъ извстный документъ.

М-ръ Казобонъ улыбнулся съ видомъ серьезнаго одобреня и сказалъ м-ру Бруку:

— Видите, какой отличный секретарь находится у васъ подъ рукой.

— О, нтъ, нтъ, возразнъ м-ръ Брукъ, тряся головою.— Я не могу доврять своихъ документовъ молодымъ двушкамъ. Молодыя двушки слишкомъ втрены.

Дороте стало обидно. М-ръ Казобонъ могъ подумать, что у ея дяди были особые поводы къ выраженю такого мння о ней, между тмъ, она хорошо знала, что это замчане сорвалось съ его языка такъ-же легко, какъ оторванное крылышко какого-нибудь наскомаго срывается случайнымъ втеркомъ съ листа, къ которому оно прицпилось. Она знала, что замчане дяди было отнесено къ ней такимъ-же случайнымъ втеркомъ.

Когда двушки остались вдвоемъ въ гостиной, Целя замтила:

— Какъ дуренъ этотъ м-ръ Казобонъ!

— Целя! это одна изъ самыхъ благороднйшихъ физономй, какя мн только случалось видть. Онъ чрезвычайно похожъ на портретъ Локка. Таке-же впалые глаза.

— Неужели у Локка такя-же два блыя родимыя пятна съ волосами?

— Можетъ быть… отвтила Доротея, отходя немного въ сторону.

— У этого Казобона такое желтое лицо.

— Еще лучше! Теб нравятся, вроятно, люди съ поросячьимъ цвтомъ лица?

— Додо! воскликнула Целя, смотря на нее съ изумленемъ.— Я не слыхивала до сихъ поръ отъ тебя подобныхъ сравненй.

— Я не длала ихъ потому, что не представлялось къ тому случая. Сравнене-же, мн кажется, не дурно: сопоставлене отличное.

Миссъ Брукъ очевидно начинала выходить изъ себя и Целя поняла это.

— Ты, кажется, сердишься, Доротея?

— Больно видть, Целя, что ты смотришь на человческя существа, какъ-будто у нихъ есть только одна наружность, точно они простыя животныя, которыхъ отличаютъ по цвту кожи или перьевъ,— что ты никогда не можешь прочесть на физономи человка его великой души.

— У м-ра Казобона великая душа? вскричала Целя: и у нея была своя доля наивной ирони.

— Да, я полагаю такъ, отвчала Доротея ршительнымъ тономъ.— Все, что я замчаю въ немъ, вполн соотвтствуетъ его брошюр о библейской космологи.

— Онъ такъ мало говоритъ, замтила Целя.

— Не съ кмъ ему здсь говорить.

Целя подумала про себя: — Доротея совершенно презираетъ сэра Джемса Читама, я уврена, что она откажетъ ему.— И Целя ршила, что ей будетъ весьма жаль, если Доротея такъ поступитъ. Целя никогда не заблуждалась на счетъ предмета исканй сэра Джемса. Иной разъ ей приходило въ голову, что Додо, можетъ быть, не сдлаетъ счастливымъ мужа, который не будетъ раздлять ея образа мыслей, и заглушала въ глубин своей души то сознане, что сестра ея вообще слишкомъ мистична для семейнаго спокойствя. Ей казалось, что душевныя сомння, подобно разсыпаннымъ въ дом иголкамъ, могутъ довести человка до того, что онъ станетъ бояться и ступить, и ссть, и даже сть.

Когда миссъ Брукъ явилась къ чайному столу, сэръ Джемсъ услся возл нея, онъ нисколько не оскорбился рзкимъ тономъ ея отвтовъ ему. Да и въ самомъ дл, какъ-же онъ могъ оскорбиться? Онъ врилъ, что онъ нравится миссъ Брукъ, и потому нужна была слишкомъ рзкая перемна въ ея обращени, чтобъ онъ могъ разубдиться въ ея чувствахъ къ нему. Она нравилась ему, къ тому же, онъ, кажется, слишкомъ преувеличивалъ свою привязанность къ ней. Былъ онъ человкъ добрйшй и обладалъ даже рдкимъ достоинствомъ: онъ понималъ, что пусти онъ въ ходъ хотя вс свои способности, отъ нихъ не загорится самый ничтожнйшй ручеекъ во всемъ графств. На основани этого соображеня ему хотлось имть жену, которой онъ могъ-бы говорить: ‘А какъ намъ поступить’? въ томъ или другомъ случа, — жену, которая могла-бы выводить мужа изъ затрудненя своими знанями и умомъ. Что-же касалось крайняго мистицизма, который ставился укоромъ миссъ Брукъ, то сэръ Джемсъ имлъ весьма смутныя понятя о его сущности и полагалъ, что онъ исчезнетъ тотчасъ-же посл сватьбы. Однимъ словомъ, сэръ Джемсъ полагалъ, что отдалъ свою любовь такой женщин, какая была ему необходима и былъ готовъ переносить ея господство, которое, въ конц концовъ, мужъ все-же можетъ стряхнуть съ себя, если захочетъ. Сэръ Джемсъ правда, не допускалъ мысли, что ему захочется когда-нибудь свергнуть господство такой хорошенькой двушки, которая къ тому-же очаровывала его своимъ умомъ, однакожъ могъ допустить и принять свои мры. И это не удивительно. Умъ мужчины,— если таковой у него имется,— всегда обладаетъ преимуществомъ уже потому, что онъ мужской умъ, и подобно тому, какъ ничтожнйшй березнякъ родомъ выше самой раскидистой пальмы, мужской умъ даже при самой неразвитости его, считается боле основательнаго качества, чмъ умъ женскй. Сэръ Джемсъ еще не предавался такимъ соображенямъ: въ немъ замчался недостатокъ иницативы, но, какъ извстно, даже самая ковыляющая личность иметъ могущественнаго пособника въ традици, легко замняющей и умъ, и способность въ соображеню.

— Позвольте мн надяться, что вы измните еще свое ршене на счетъ лошади, миссъ Брукъ, сказалъ ея настойчивый вздыхатель.— Могу васъ уврить, что верховая зда самое здоровое изъ всхъ упражненй.

— Я знаю, холодно отвтила Доротея.— Я полагаю, что для Цели это упражнене было-бы полезно… если-бы только она научилась здить верхомъ.

— Но вы такая великолпная наздница!

— Вы ошибаетесь, я мало училась и лошадь меня легко можетъ сбросить.

— Тмъ боле причины вамъ учиться. Каждой женщин слдуетъ быть превосходной наздницей для того, чтобы имть возможность сопутствовать мужу.

— Видите, до какой степени мы расходимся, сэръ Джемсъ. Я ршила, что мн незачмъ быть превосходной наздницей, и поэтому я никогда не сдлаюсь похожею на вашу образцовую женщину.

Доротея смотрла прямо впередъ и говорила съ холодною рзвостью, теперь она походила боле на красиваго мальчика, чмъ на женщину.

— Мн хотлось-бы знать причины такого жестокаго ршеня. Не можетъ быть, чтобы вы считали верховую зду упражненемъ неприличнымъ для женщины.

— Весьма возможно, что я считаю ее неприличною именно для себя.

— Почему-же? произнесъ сэръ Джемсъ съ нжнымъ упрекомъ.

М-ръ Казобонъ подошелъ къ столу съ чашкою чая въ рук и слушалъ.

— Мы не должны съ излишнимъ любопытствомъ допытываться причинъ, замтилъ онъ своимъ сдержаннымъ тономъ.— Миссъ Брукъ знаетъ, что он умаляются, если становятся общимъ достоянемъ: ароматъ ихъ мшается съ боле грубою атмосферой. Прозябающее зерно слдуетъ удалять отъ свта!

Доротея покраснла отъ удовольствя и посмотрла съ благодарностью на оратора. Передъ нею былъ человкъ, способный понимать высшую внутреннюю жизнь и съ которымъ можно было находиться въ духовномъ общени, онъ могъ даже освтить принципы жизни обширнйшимъ знанемъ, человкъ, ученость котораго достигала самыхъ высшихъ предловъ человческаго знаня!

Выводы Доротеи могутъ показаться слишкомъ преувеличенными, но не надо забывать, что при тхъ затрудненяхъ, которыя создаетъ цивилизаця заключеню браковъ, подобные крайне выводы во вс эпохи облегчали эти затрудненя, къ тому-же осязалъ-ли кто-нибудь, во всей ея микроскопической тонкости, паутину до-брачныхъ знакомствъ?

— Конечно, отвчалъ сэръ Джемсъ,— никто не можетъ заставить миссъ Брукъ высказывать причины, которыя ей угодно держать про себя. И я увренъ, что эти причины такого рода, что длаютъ ей честь.

Онъ нисколько не ревновалъ Доротею за то участе, съ которымъ она смотрла на м-ра Казобона: ему въ голову не приходило, чтобы двушка, на которой онъ думалъ посвататься, могла смотрть на этого высохшаго, почти пятидесятилтняго буквода, иначе какъ на довольно извстнаго и почтеннаго теолога.

Поэтому, когда миссъ Брукъ вступила въ разговоръ съ м-ромъ Казобономъ о валденскомъ духовенств, сэръ Джемсъ подслъ къ Цели и сталъ говорить съ нею о ея сестр, о жизни въ город, и разспрашивалъ ее, почему миссъ Брукъ не любитъ Лондона. Находясь далеко отъ сестры, Целя бесдовала совершенно свободно и сэръ Джемсъ думалъ про себя, что младшая миссъ Брукъ также любезна, какъ и хороша собою, хотя, конечно, не умне и не сердечне старшей сестры, какъ то многе утверждали. Онъ сознавалъ, что Доротея была совершенне во всхъ отношеняхъ своей сестры. Прежде, чмъ онъ остановился на своемъ выбор, онъ долго искалъ. Каждый холостякъ длаетъ такъ, и если утверждаетъ противное, то наврное онъ лицемритъ — онъ величайшй ханжа между холостяками.

III.

Не такъ утшаетъ меня ея прелесть,
Ни то наслаждене, сродное тварямъ…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я вижу, что созданы мы другъ для друга,
Что въ насъ одно сердце, одна и душа въ насъ.
(Потер. Рай. Пснь VIII.)

Если-бы въ голов м-ра Казобона твердо засла мысль, что миссъ Брукъ можетъ быть подходящей ему женой, то между ними образовалось-бы полное сочувстве, потому-что въ мозгу у миссъ Брукъ находились уже зачатки той-же самой мысли, а на слдующй день вечеромъ, зачатки эти превратились въ почки и зацвли. Все это явилось результатомъ продолжительнаго разговора, который они вели между собой въ то время, когда Целя, нелюбившая общества м-ра Казобона съ его блдно-желтымъ лицомъ, покрытымъ веснушками, ускользнула въ домъ викаря, для того чтобы поиграть тамъ съ плохо-обутыми, но веселыми дтьми приходскаго священника.

Доротея, между тмъ, окунулась въ пучину умственнаго резервуара м-ра Казобона и увидла тамъ туманное отражене своихъ собственныхъ качествъ, она раскрыла передъ своимъ собесдникомъ плоды своей опытности и, въ свою очередь, выслушала отъ него изложене плана его будущаго великаго твореня, столь-же запутаннаго и таинственнаго, какъ лабиринтъ. Рчь м-ра Казобона была поучительна, какъ повствоване Мильтонова ангела, м-ръ Казобонъ повдалъ Дороте, съ какимъ-то неземнымъ вянемъ, что ему предназначено разъяснить людямъ, что вс до сихъ поръ существующя пифическя системы или ошибочныя пифическя воззрня суть ни что иное, какъ искаженное предане первобытныхъ вковъ (все это доказывалось учеными и прежде, но не съ такой полнотой, не съ такой точностью въ выводахъ и не съ такой правильностью постановки фактовъ, какъ у м-ра Казобона). ‘Нужно отыскать прежде всего, говорилъ онъ, исходную точку, стать на нее твердой ногой, и тогда обширное поле пифическихъ толкованй сдлается совершенно открытымъ, оно освтится, такъ сказать, надлежащимъ свтомъ’. А такъ-какъ собирать колосья на этой необозримой нив истины дло нелегкое и требующее долговременнаго труда, то изъ однхъ замтокъ м-ра Казобона образовался громадный рядъ томовъ, но для увнчаня твореня необходимо выжать весь сокъ изъ многотомныхъ, постоянно накопляющихся матераловъ, какъ изъ новаго винограда и слить его въ небольшое число книгъ, которыя могли-бы умститься на одной полк. Объясняя все это Дороте, м-ръ Казобонъ выражался почти тмъ-же слогомъ, какой онъ употреблялъ въ разговорахъ съ товарищами студентами, потому-что иначе говорить онъ не умлъ, правда, приводя какую-нибудь греческую или римскую цитату, онъ немедленно переводилъ ее по-англйски и при томъ чрезвычайно тщательно, но это было его обычной привычкой, отъ которой онъ не отступалъ никогда. Ученый священникъ, живущй въ провинци, во всхъ своихъ знакомыхъ видитъ лордовъ, рыцарей и прочихъ благородныхъ и достойныхъ мужей, которымъ латынь извстна только по слуху.

Доротея была поражена необъятностью замысла своего собесдника. Онъ готовилъ что-то, выходящее изъ ряда обыкновенной школьной литературы, передъ ней стоялъ второй Боссюэтъ, творене котораго должно было примирить науку съ благочестемъ,— современный Августинъ, окруженный ореоломъ славы доктора и человка святой жизни.

Благочестивое направлене проявлялось въ немъ повидимому также ясно, какъ и ученость. Когда Доротея, давно чувствовавшая потребность передать кому-нибудь свои сомння на счетъ нкоторыхъ вопросовъ, съ волненемъ изложила ихъ ему, онъ выслушалъ ее съ большимъ вниманемъ, во многомъ согласился съ нею, сказавъ однако, что къ этимъ вопросамъ нужно относиться безъ увлеченя и крайне осмотрительно, въ доказательство чего привелъ нсколько историческихъ примровъ, которые до тхъ поръ были ей неизвстны.

‘Да, наши мння совершенно одинаковы, сказала сама себ Доротея,— съ тою только разницей, что мысли его, обнимающя цлый мръ, также похожи на мои, какъ предметъ похожъ на свое изображене въ дешевомъ маленькомъ зеркальц. Его чувства, его опытность въ сравнени съ моими,— это необозримое море, поставленное рядомъ съ крошечнымъ ручейкомъ’.

Миссъ Брукъ, какъ и вс молодыя двушки ея лтъ, незадумавшись строила свои выводы на однихъ словахъ, не имя никакого понятя о дйствяхъ человка, произнесшаго передъ ней эти слова. Слово, само по себ, иметъ опредленныя границы, но коментироватъ его можно до безконечности. Въ двушкахъ, съ страстной пламенной натурой, слова могутъ пробуждать чувства удивленя, надежды и вры, безпредльныхъ какъ небо, горсть небольшихъ свденй, въ ихъ глазахъ, принимаетъ форму глубокаго знаня. Впрочемъ, он не всегда ошибаются, самому Синбаду удавалось быть точнымъ въ своихъ описаняхъ, почему-же намъ, бднымъ смертнымъ, не набресть иногда случайно на истину, сбившись съ настоящаго пути, мы длаемъ скачки, описываемъ кривыя лини и все-таки попадаемъ туда, куда слдуетъ. Положимъ, что миссъ Бруккъ нсколько поспшила своимъ заключенемъ относительно м-ра Казобона, но тмъ не мене мы должны сознаться, что онъ не совсмъ былъ недостоинъ такого высокаго мння о немъ.

Онъ просидлъ у нихъ доле, чмъ думалъ, задержанный довольно настойчивымъ приглашенемъ м-ра Брука взглянуть на его проекты о предохранени хозяйственныхъ машинъ отъ ломки и стоговъ сна отъ гореня. Хозяинъ увелъ м-ра Казобона въ библотеку, чтобы онъ могъ собственными глазами видть груды бумагъ, откуда хозяинъ вытаскивалъ на удачу то одну, то другую, читая вслухъ отрывки, перескакивая съ одного мста на другое, не кончивъ перода и безпрестанно прерывая чтене словами: ‘Да, да, а вотъ теперь тутъ’. Наконецъ проекты были отложены въ сторону, и м-ръ Брукъ раскрылъ журналъ своихъ ‘Путешествй по континенту’, написанный имъ въ юношеске годы.

— Посмотрите, говорилъ онъ,— вотъ описане Греци. Рамнусъ… развалины Рамнуса… это вамъ интересно, вдь вы теперь великй грекофилъ… Не знаю, сильны-ли вы въ топографи… А я употребилъ очень много времени на составлене моихъ путевыхъ записокъ. Вотъ, напримръ, Геликонъ… слушайте: ‘на слдующее утро мы отправились на Парнасъ, двуглавый Парнасъ…’ Вся эта часть посвящена Греци, продолжалъ онъ, подавая своему гостю книгу и щелкнувъ по ней пальцемъ.

М-ру Казобону было далеко не весело во время этой ауденци, однако онъ выдержалъ ее съ большимъ достоинствомъ: кивалъ иногда головой, слушая чтене, не требовалъ доказательствъ, и не высказалъ ни нетерпня, ни насмшки, словомъ, онъ держалъ себя почтительно и прилично, помня, что такая неумстная выставка разнокалиберныхъ свденй проистекаетъ отъ мстныхъ обычаевъ, и что человкъ, производившй передъ нимъ эту неестественную умственную скачку, былъ не только любезный хозяинъ, но и значительный землевладлецъ. Быть можетъ, мысль, что м-ръ Брукъ дядя Доротеи, не мало помогла гостю вынести это временное испытане.

М-ра Казобона все боле и боле тянуло къ разговору съ молодой двушкой, онъ, не замчаню Цели, силой заставлялъ Доротею высказаться до тла, и, глядя на нее, тихая улыбка не рдко освщала его блдное лицо, точно такъ, какъ осеннее туманное солнце освщаетъ землю. На слдующй день онъ долго ходилъ съ миссъ Брукъ по терасс, усыпанной пескомъ, во время бесды съ нею онъ какъ-то кстати заговорилъ о невыгодахъ одиночества, о необходимости имть при себ оживленнаго товарища, какое-нибудь молодое существо, присутстве котораго могло-бы придать жизнь и разнообразе сухому труду зрлаго человка. Онъ высказалъ вс эти мысли съ такой точностью и послдовательностью, какъ будто онъ былъ дипломатическй посолъ, каждое слово котораго должно имть вляне на окончане дла. Вообще м-ръ Казобонъ не привыкъ повторять или передлывать на другой ладъ то, что онъ разъ уже сообщилъ или о себ лично или о своихъ взглядахъ на жизнь. Высказавшись откровенно о чемъ-нибудь, положимъ хоть 2 октября, онъ чрезъ какой-бы то ни было промежутокъ времени, уже не считалъ нужнымъ повторять свои слова, а запоминалъ только число, когда происходилъ разговоръ, онъ имлъ такую громадную память, что безъ преувеличеня могъ назваться гигантскимъ справочнымъ энциклопедическимъ словаремъ, это качество казалось удивительнымъ для всхъ его знакомыхъ, потому-что у многихъ изъ нихъ, какъ и у большинства людей, память — непромокаемая бумага, на которой остаются только чернильные слды старыхъ писемъ. Въ настоящемъ случа признане м-ра Казобона не могла быть перетолковано неправильно, такъ-какъ Доротея внимала его словамъ съ живйшимъ интересомъ и удерживала ихъ въ памяти съ жаромъ, свойственнымъ однмъ нетронутымъ молодымъ натурамъ, для которыхъ каждый новый житейскй опытъ составляетъ эпоху.

Было три часа, на двор стояла прекрасная осенняя погода, освжаемая легкимъ втромъ, м-ръ Казобонъ собрался хать въ свой Ловикскй приходъ, въ пяти миляхъ отъ Тинтона, Доротея, накинувъ на плечи шаль и надвъ шляпку, побжала чрезъ цвтникъ и паркъ съ тмъ, чтобы погулять на опушк сосдняго лса въ полномъ уединени, за ней шелъ по пятамъ Монкъ, большая сен-бернарская собака, которая постоянно сопровождала молодыхъ леди въ ихъ прогулкахъ. Въ воображени молодой двушки возникало будущее, къ которому она стремилась, дрожа, отъ волненя и надежды, и ей страстно захотлось наедин, въ мечтахъ, провести нсколько минутъ въ этомъ фантастическомъ мр. Она быстро шла по дорог, свжй втеръ дулъ ей прямо въ лицо, вызывая яркй румянецъ на щекахъ, ея соломенная шляпка (на которую современники наши взглянули-бы съ любопытствомъ, такъ она напоминала старую корзину) съхала до затылокъ. Вотъ легкй очеркъ ея наружности: густые, каштановые волоса были гладко зачесаны назадъ и заплетены въ одну косу, что придавало всей ея голов какое-то строгое и вмст смлое выражене, это особенно бросалось въ глаза въ ту эпоху, когда мода требовала, чтобы женщины украшали себ голову цлыми башнями, составленными изъ мелкихъ кудрей и бантовъ,— прическа, съ которой могло соперничать разв только великое негритянское племя Фиджи, съ особенной заботливостью уродующее свою прическу. И только въ манер убирать себ голову проявлялась теперь черта аскетизма миссъ Брукъ. Ея открытые блестяще глаза горли жизнью, во всхъ чертахъ ея лица не было ничего аскетическаго, особенно въ то мгновене, когда она глядла въ даль, погруженная въ свои мечты и освщенная торжественнымъ вечернимъ солнцемъ, длинные лучи котораго пронизывали насквозь высокя липы, тихо склонившяся другъ къ другу.

И юноши и старики (мы говоримъ о людяхъ эпохи до реформы) невольно залюбовались-бы глазами и румянымъ лицомъ двушки, возбужденной мечтами своей первой любви: не даромъ тогдашне поэты такъ усердно воспвали Хлою и Тирсиса, олицетворяя въ нихъ нжныхъ любовниковъ. Миссъ Пиппинъ и юный Пумкинъ, предметъ ея страсти, долго служили героями драмъ, надъ которыми наши ддушки и бабушки просиживали цлые дни, эти герои являлись у всхъ авторовъ, только подъ другими именами и въ другихъ костюмахъ. Стоило только изобразить Пумкина съ такой наружностью, къ которой чрезвычайно шелъ-бы фракъ съ короткой тальей и съ фалдами l’alouette, чтобы читательницы заране были убждены, что онъ выставится образцомъ добродтели, человкомъ необыкновеннаго ума и, главное, до гробовой доски врнымъ дв своего сердца. Но теперь едва-ли-бы нашелся кто нибудь въ окрестностяхъ Типтона, кто-бы сочувствовалъ экзальтированнымъ мечтамъ двушки, составившей свое собственное поняте о замужеств. Подъ влянемъ пламеннаго воображеня, Доротея видла въ брак только конечную цль жизни, совершенно забывая о наружной обстановк двушки-невсты. Она не заботилась ни о приданомъ, ни о фасон сервизовъ, которые ей купятъ, мало того, она забывала даже о счасти и тихихъ радостяхъ, которыя ожидали ее, какъ будущую молодую мать.

Дороте только теперь пришло въ голову, что м-ръ Казобонъ, кажется, желаетъ имть ее своей женой, и эта мысль наполняла ея душу какимъ-то чувствомъ благоговня и благодарности. ‘Какой онъ добрый! думала она,— это просто ангелъ, появившйся на пути моей жизни и протянувшй мн руку’. Давно уже томилась она подъ бременемъ неяснаго стремленя сдлать жизнь свою полезною, и это чувство застилало ея умъ густымъ туманомъ. Она мучилась, спрашивая себя: что я могу длать? что мн слдуетъ длать? Она едва начинала жить, а ужь натура ея требовала дятельности, а тревожный умъ не удовлетворялся тсной рамкой двичьяго образованя. Будь она немного поглупе и потщеславне, она сейчасъ-бы постаралась себя убдить, что молодая леди съ состоянемъ и христанка по убжденю должна искать идеалъ своей жизни въ длахъ милосердя къ деревенскимъ жителямъ, въ покровительств скромнымъ лицамъ духовнаго званя, въ чтени святыхъ книгъ и, наконецъ, въ заботахъ о своей душ, сидя за вышиваньемъ въ изящномъ будуар, и, наконецъ, вступить въ бракъ съ человкомъ, хотя-бы и не столь глубоко погруженнымъ въ дла высокаго благочестя, но, тмъ не мене, способнымъ усовершенствоваться подъ влянемъ ея просьбъ и увщанй. Но Доротею далеко нельзя было удовлетворить этимъ. Напряженное состояне ея религознаго настроеня, печать воздержаня, которую оно наложило на всю ея жизнь, были только признаками натуры пламенной, систематической и интеллектуально-послдовательной: я имя такую-то натуру, она должна была выдерживать борьбу, отягощаемая бременемъ оковъ пустого воспитаня, должна была держаться узкой рамки общественной жизни, которая представляла лабиринтъ ничтожныхъ интересовъ, должна была скрываться за каменной стной, имя передъ глазами сть тропинокъ, неизвстно куда ведущихъ. Выйдти-же ршительно изъ такого положеня,— это значило поразить всхъ своимъ увлеченемъ и безразсудствомъ. Всякую мысль, казавшуюся ей хорошей, она старалась уяснитъ себ полнйшимъ анализомъ ея, она не хотла жить только въ видимомъ подчинени правиламъ, никмъ несоблюдаенымъ. Въ эту-то минуту душевнаго голода зародилась ея первая пламенная страсть, союзъ, привлекавшй ее съ такой силой, могъ избавитъ ее разомъ отъ невжества, поработившаго ее съ дтства, и дать ей свободу добровольно покориться руководителю, который поведетъ ее по великому пути жизни.

— Вотъ когда я начну всему учиться, говорила сама себ Доротея, быстро идя по широкой алле въ лсу.— Я обязана учиться, только при этомъ услови я буду въ состояни служитъ ему помощницей въ его великомъ труд. Съ нимъ исчезнетъ все пошлое въ жизни, каждая бездлица превратится въ моихъ глазахъ въ нчто великое. Выйдти за него замужъ — вдь это все равно, что выйдти за Паскаля. Я увижу теперь истину въ ея настоящемъ свт, такъ какъ она являлась великимъ людямъ. А когда состарюсь, я буду имть уже опредленный кругъ занятй. Онъ научитъ меня жить возвышенной жизнью — даже здсь, въ Англи. До этихъ поръ и положительно не знала, какъ длать добро, мн все казалось, что и окружена людьми, говорящими на незнакомомъ мн язык, мн оставалось одно — строить для бдныхъ людей: не подлежитъ сомнню, что это истинно доброе дло. Надюсь, что современемъ мн удается обстроить, какъ можно лучше, всхъ бдныхъ въ Довик! На досуг я непремнно начерчу нсколько плановъ для будущихъ достроекъ.

Но вдругъ Доротея замолчала, ей стало какъ-то совстно заране распоряжаться тмъ, что еще не наврно принадлежало ей, къ тому-же мысли ея приняли другой оборотъ при вид всадника, скачущаго на поворот дороги, въ лсъ. Прекрасная караковая лошадь подъ всадникомъ, за нихъ грумъ и два красныхъ сетера не оставляли никакого сомння, что это былъ никто иной, какъ сэръ Джемсъ Читамъ. Онъ издали увидалъ Доротею, соскочилъ съ лошади и, бросивъ поводья груму, пошелъ навстрчу къ молодой двушк, неся что-то блое въ своихъ рукахъ, оба сетера прыгали вокругъ него и неистово лаяли.

— Какая прятная встрча, миссъ Брукъ, сказалъ сэръ Джемсъ, приподнимая свою шляпу и обнажая при этомъ волнистые блокурые волосы.— Эта неожиданность только ускорила удовольстве, котораго я ждалъ съ такимъ нетерпнемъ.

Миссъ Брукъ стало очень досадно, что такъ не кстати прервали ея мечты. Хотя любовный баронетъ и могъ считаться очень выгоднымъ женихомъ для Цели, но онъ черезчуръ надодалъ своимъ старанемъ понравиться старшей сестр. Какъ-бы вы ни дорожили будущимъ своимъ зятемъ, но онъ становится вамъ въ тягость, какъ только вы замтите въ немъ постоянное желане угождать вамъ и готовность соглашаться съ вами во всемъ, даже тогда, когда вы явно ему противорчите.

Между тмъ, сэру Джемсу и въ голову не приходило, что онъ длаетъ сильный промахъ, ухаживая за Доротеей, и что эта двушка, привыкшая къ умственной дятельности, требуетъ совсмъ другого рода вниманя. Въ эту-же минуту онъ показался ей особенно навязчивымъ, а его мягкя руки съ ямочками возбудили въ ней даже отвращене. Кровь бросилась ей въ лицо отъ негодованя въ то время, когда она отдавала ему гордый поклонъ.

Сэръ Джемсъ не преминулъ перетолковать въ свою пользу внезапный румянецъ, покрывшй щеки молодой двушки и мысленно ршилъ, что миссъ Брукъ никогда не была такъ привлекательна, какъ сегодня.

— Я явился къ вамъ съ маленькимъ просителемъ, сказалъ онъ,— но прежде посмотрите, достоинъ-ли онъ этой чести?

Съ этими словами онъ показалъ на маленькое существо, спрятанное у него подъ рукой: это былъ щенокъ мальтйской породы, нчто въ род живой игрушки.

— Мн больно смотрть на этихъ несчастныхъ созданй, возразила Доротея довольно рзко, — он родятся только затмъ, чтобы вчно быть игрушками людей (Сейчасъ можно было замтить, что мнне это возникло у нея подъ влянемъ неостывшаго еще гнва).

— О! почему-же! сказалъ сэръ Джемсъ, идя впередъ, рядомъ съ нею.

— Потому, что изнженная жизнь не доставляетъ имъ счастья. Вс эти собачки какя-то безпомощныя существа, точно хрупкя куклы. То-ли дло ластки или мыши: т, по крайней мр, сами себ достаютъ пропитане. Я радуюсь при мысли, что животныя имютъ своего рода особенную жизнь, что у нихъ, какъ и у насъ, есть свои заботы и свои радости, что иногда он могутъ даже быть нашими товарищами, какъ Монкъ, напримръ. А это не животныя, а паразиты.

— Очень радъ, что вы ихъ не любите, сказалъ добродушно сэръ Джемсъ.— Я такихъ собаченокъ никогда не сталъ-бы держать для самого себя, но вдь, говорятъ, дамы смертныя охотницы до мальтйскихъ собакъ, Джонъ, возьмите щенка, заключилъ онъ, подавая его своему груму.

Стоило только миссъ Брукъ ршить, что щенокъ ни къ чему не годенъ, и сэръ Джемсъ уже поспшилъ отдлаться отъ него, хотя черные глаза и черная мордочка собачки были очень выразительны. Доротея, впрочемъ, поспшила оговориться:

— Прошу васъ однако не думать, что Целя одного мння со мной, сказала она.— Я наврное знаю, что она очень любитъ комнатныхъ собачекъ. У нея когда-то былъ карликъ терьеръ, котораго она чрезвычайно холила. За то, для меня, онъ составлялъ истинное мучене: я постоянно боялась раздавить его при моей близорукости.

— Какъ вы самостоятельны въ своихъ мнняхъ, миссъ Брукъ, и какъ вренъ всегда вашъ взглядъ, произнесъ сэръ Джемсъ.

Что могла отвтить Доротея на такой глупый комплиментъ!

— Знаете-ли, что я вамъ завидую, продолжалъ онъ, идя скорымъ шагомъ, рядомъ съ молодой двушкой.

— Я васъ не совсмъ ясно понимаю, отвчала Доротея,— что вы хотите этимъ сказать?

— Я говорю о твердости, съ которой вы всегда выражаете какое-нибудь мнне. Я, напримръ, составляю мнне о людяхъ по тому — люблю ихъ или не люблю. А когда приходится высказывать свое суждене о какихъ-нибудь другихъ предметахъ, то и не рдко становлюсь въ тупикъ, особенно когда противная сторона представляетъ разумныя опроверженя.

— То есть, опроверженя, кажущяся вамъ разумными, отвчала Доротея,— потому-что мы не всегда ясно можемъ отличить здравый смыслъ отъ безсмыслицы.

Сказавъ это, она немного покраснла, чувствуя, что говоритъ грубости своему собесднику.

— Именно такъ! воскликнулъ сэръ Джемсъ,— но все-таки вы обладаете особенной способностью ясно выражать свои сужденя…

— Напротивъ, я также не рдко бываю въ затруднени высказать ршительно свое мнне, прервала его Доротея,— хотя это часто происходитъ отъ моего невжества. Я чувствую гд истина, но осязать ее не могу.

— Впрочемъ, многе-ли изъ насъ способны даже чувствовать гд истина! замтилъ сэръ Джемсъ.— Да, кстати, Ловгудъ, недале какъ вчера, передалъ мн, будто вы знаете толкъ въ деревенскихъ постройкахъ. По его мнню, это рдкое достоинство въ молодой леди. У васъ, горятъ, чистое призване къ этому занятю. Ловгудъ уврялъ меня также, будто вы очень желаете, чтобы м-ръ Брукъ выстроилъ нсколько новыхъ коттеджей у себя въ имни, но онъ сильно сомнвается, чтобы вашъ дядюшка согласился на это. А я, напротивъ, только и мечтаю объ этомъ, но конечно съ условемъ, чтобы постройки длались у меня въ имни. Нельзя-ли вамъ показать мн ваши планы: я-бы очень желалъ воспользоваться ими. Конечно для этого потребуется пропасть непроизводительныхъ расходовъ, немудрено, что вс землевладльцы такъ горячо возстаютъ противъ новыхъ построекъ, нашимъ арендаторамъ будетъ не по силамъ выплачивать ренту, которая равнялась-бы процентамъ на затраченный капиталъ, но за то, дло-то какое хорошее!

— Еще-бы не хорошее! имъ стоитъ заняться! воскликнула съ жаромъ Доротея, тотчасъ-же забывшая свою досаду на сэра Джемса.— Посмотрите, въ какихъ ужасныхъ домахъ живутъ рабоче: не прямая-ли обязанность людей достаточныхъ и честныхъ позаботиться, чгобъ ихъ бдные собратья имли просторныя и здоровыя помщеня.

— Вы, какъ всегда, правы. Такъ вы покажете мн ваши планы? спросилъ опять сэръ Джемсъ.

— Конечно, покажу. Но боюсь, что вы въ нихъ найдете иного ошибокъ. Я пересмотрла всевозможныя изданя, съ планами по части деревенскихъ построекъ и выбрала все, что было лучшаго. Ахъ! какое-бы это было счастье, если-бъ вы выстроили зты дома здсь, на этомъ самомъ мст, прибавила она, осматриваясь кругомъ.

Доротея чрезвычайно оживилась. Мысль о томъ, какъ сэръ Джемсъ, ея будущй зять, начнетъ строить образцовые коттеджи въ своемъ имни, какъ, быть можетъ, таке-же дома будутъ строиться въ Ловик, а затмъ, друге землевладльцы послдуютъ ихъ примру изъ подражаня,— эта мысль радовала ее до нельзя. ‘Это будетъ что-то волшебное! восклицала она мысленно.— Точно духъ добра поселится въ приход для облегченя жизни бдняковъ’!

Сэръ Джемсъ дйствительно пересмотрлъ вс планы Доротеи и взялъ съ собой одинъ, для того, чтобы посовтоваться съ Ловгудомъ. Ему почему-то вообразилось, что онъ все боле и боле выигрываетъ въ глазахъ миссъ Брукъ. Мальтйскаго щенка онъ не поднесъ Цели, что чрезвычайно удивило Доротею и она мысленно осудила себя въ томъ, что черезъ-чуръ напугала сэра Джемса. ‘Впрочемъ, думала она, все-таки лучше, что щенка нтъ у насъ, а то пожалуй я раздавила-бы его’.

Целя присутствовала во время разсматриванья плановъ и самодовольный видъ сэра Джемса бросился ей въ глаза. ‘Онъ воображаетъ врно, что Додо обращаетъ на него внимане, сказала она себ,— а ей только нужно, чтобы ея планы пошли въ ходъ. Впрочемъ, я еще не знаю наврное, можетъ быть она и не откажется выйдти за него замужъ, особенно если онъ дастъ ей полную волю осуществить вс ея планы. А какъ сэру Джемсу будетъ жутко тогда! Терпть не могу всхъ этихъ фантазй’.

Целя позволяла себ только мысленно питать эту антипатю къ фантазямъ сестры. Исповдаться открыто передъ ней въ подобномъ прегршени она не дерзала, потому-что такое признане равнялось-бы демонстраци съ ея стороны противъ истиннаго добра. Но въ удобныя минуты, отрицательная мудрость Цели все-таки благодтельно вляла на Доротею и младшей сестр приходилось не разъ вырывать старшую изъ за облачнаго мра, напоминая ей, что она обращаетъ на себя всеобщее внимане и что люди не слушаютъ ее, а только таращатъ на нее глаза. Целя была натура не очень подвижная, она спокойно ждала своей очереди, чтобы высказаться и выражалась всегда ровно, гладко, хотя не совсмъ связно. Слушая разговоръ людей энергическихъ и восторженныхъ, она боле слдила за выраженемъ ихъ лицъ и за ихъ жестами, чмъ за словами. Она никогда не могла понять, какъ это благовоспитанные люди соглашаются пть, когда для этого упражненя нужно такъ смшно развать ротъ и топорщить губы.

Черезъ нсколько дней м-ръ Казобонъ снова явился съ утреннимъ визитомъ въ домъ м-ра Брука, затмъ его пригласили на слдующую недлю обдать и ночевать, словомъ, почти на цлый день. Дороте, такимъ образомъ, пришлось имть съ нимъ сряду три разговора, давше ей возможность убдиться, что она не ошиблась въ первомъ своемъ впечатлни насчетъ его. Онъ былъ именно тмъ, чмъ она его воображала: каждое его слово равнялось слитку золота, каждая мысль могла служить надписью къ дверямъ музея, внутри котораго хранились древня сокровища, вра въ его умственное богатство все сильне и сильне дйствовала на увеличене привязанности Доротеи къ нему, особенно, когда она убдилась, что онъ здитъ къ нимъ собственно для нея. Такой образецъ совершенства удостоивалъ своимъ вниманемъ молодую двушку, онъ бралъ на себя трудъ бесдовать съ нею, онъ не говорилъ ей пустыхъ комплиментовъ, а вызывалъ ее на обмнъ мыслей и нердко поучалъ ее, исправляя ея сужденя. Какое наслаждене имть такого собесдника! Для м-ра Казобона все тривальное было непонятно, онъ не умлъ поддерживать болтовни тупоумныхъ мужчинъ, напоминающей черствый, сладкй пирогъ, который пахнетъ затхлостью. Онъ говорилъ только о томъ, что его лично интересовало, вообще-же онъ больше молчалъ или снисходительно вжливо кивалъ головою. Въ глазахъ Доротеи онъ былъ очаровательно естественъ, ей казалось, что онъ изъ религознаго принципа воздерживается отъ искуственности, заражающей душу притворствомъ. Она взирала съ одинакимъ благоговнемъ на превосходство религознаго направленя м-ра Казобона, на его умственное развите и ученость. Говоря съ нею, онъ вполн одобрялъ нкоторыя ея благочестивыя мысли, подкрпляя свое одобрене приличнымъ текстомъ, онъ сознавался, что въ молодости ему самому приходилось бороться съ сомннями. Словомъ, Доротея все боле и боле убждалась, что она въ немъ, какъ въ муж, найдетъ человка одного направленя съ собой, что онъ будетъ ее любить и руководить ею. Одной, только одной любимой мечт ея грозила опасность не осуществиться!

М-ръ Казобонъ, повидимому, не считалъ необходимымъ перестраивать деревенске коттеджи, передъ отъздомъ онъ какъ-будто съ умысломъ навелъ рчь на необычайную простоту древнихъ египетскихъ жилищъ, точно онъ этимъ хотлъ дать замтить Дороте, что она затяла дло безполезное. Проводивъ гостя, молодая двушка начала съ волненемъ думать о его необъяснимомъ равнодуши къ такому важному вопросу. ‘У насъ климатъ непостоянный, разсуждала она сама съ собой,— требованя жизни совсмъ другя, тогда нравы были грубые и притомъ деспоты-язычники угнетали народъ. Не представить-ли мн вс эти аргументы м-ру Казобону, когда онъ опять прдетъ къ намъ?’ — Но, поразмысливъ хорошенько, она ршила, что съ ея стороны было очень самонадянно требовать отъ него, чтобы онъ обращалъ внимане на такое дло.— ‘Вроятно, онъ не осудитъ меня, если я займусь постройкой въ свободное время, говорила она,— какъ другя женщины занимаются шитьемъ платьевъ или вышиваньемъ — по крайней мр, онъ не запретитъ…’ но тутъ Доротея запнулась и покраснла, ей стало вдругъ совстно распоряжаться тмъ, что еще не было у нея въ рукахъ.— ‘Правда, онъ приглашалъ дядю къ себ въ Ловикъ дня на два, заключила она.— Быть не можетъ, чтобы онъ искалъ общества старика ради бесды съ нимъ о равныхъ проектахъ. Быть этого не можетъ!..’

Однако, это маленькое разочароване расположило Доротею нсколько въ пользу сэра Джемса, выказавшаго такую полную готовность содйствовать ея планамъ. Сэръ Джемсъ здилъ къ нимъ гораздо чаще м-ра Казобона, и Доротея примирилась съ его присутствемъ съ тхъ поръ, какъ онъ такъ серьезно принялся за постройки. Ловгудъ составилъ ему смту, самъ-же онъ отнесся къ вопросу съ большимъ практическимъ смысломъ и былъ чудо какъ послушенъ. Доротея предложила ему построить сначала вчерн два домика, затмъ посовтовала перевести куда нибудь на время, изъ деревни, два бднйшихъ семейства, снести ихъ старые дома и на этихъ мстахъ поставить новые.

— Именно такъ! произнесъ ей сэръ Джемсъ въ отвтъ, и молодая двушка отнеслась благосклонно къ такому странному лаконизму.

‘Вс эти люди, лишенные самостоятельнаго мння, ршила она съ улыбкой по уход гостя,— могли-бы быть очень полезными общественными дятелями, подъ руководствомъ женщины, но для этого имъ слдуетъ запасаться дльными свояченицами’. Трудно опредлить, почему Доротея съ такимъ упорствомъ продолжала отрицать возможность, чтобы сэръ Джемсъ относился къ ней иначе, чмъ къ будущей своячениц. Жизнь ея была въ настоящую минуту полна надеждъ и дятельности, она не только возилась съ своими планами, но безпрестанно таскала изъ библотеки ученыя сочиненя и наскоро читала ихъ, чтобы не показаться невждой въ разговорахъ съ м-ромъ Казобономъ. Среди чтеня, она нердко останавливалась и начинала допрашивать свою совсть, не слишкомъ-ли она преувеличиваетъ результаты своихъ трудовъ и не относится-ли она сама къ себ съ излишнимъ самодовольствемъ, этимъ врнымъ признакомъ невжества и глупости.

IV.

Первый джентльменъ. Наши дяня — оковы, которыя мы сами себ куемъ.

Второй джентльменъ. Вы правы. Но мн кажется, что желзомъ для этихъ оковъ снабжаетъ насъ свтъ.

— Мн кажется, что сэръ Джемсъ началъ ршительно плясать по твоей дудк, сказала Целя, когда он вмст съ сестрой возвращались въ карет домой посл осмотра вновь строющагося коттеджа.

— Онъ добрый человкъ и въ немъ гораздо боле здраваго смысла, чмъ можетъ показаться съ перваго раза, отвчала необдуманно Доротея.

— Значитъ, по твоему, онъ кажется глупымъ?

— Нтъ, нтъ, возразила Доротея опомнившись и положивъ свою руку въ руку сестры,— но онъ не одинаково хорошо говоритъ о всхъ предметахъ.

— По моему, люди одинаково хорошо говоряще обо всемъ — пренесносные люди, замтила Целя, сдлавъ гримасу.— Жить съ ними вмст, должно быть, скучно. Подумай только! За завтракомъ, за обдомъ, вечеромъ, всегда и везд одно краснорче!

Доротея засмялась.

— Кисанька, а ты вдь престранное создане! сказала она, ущипнувъ Целю за подбородокъ. Въ минуты веселаго расположеня духа, сестра играла въ глазахъ Доротеи роль хорошенькаго, невиннаго херувима.— Я согласна съ тобой, что постоянно щеголять краснорчемъ не слдуетъ, но дло въ томъ, что по манер выражаться можно тотчасъ-же угадать — уменъ или глупъ человкъ, особенно, когда онъ начнетъ стараться говорить хорошо.

— Ты хочешь намекнуть этимъ, что сэръ Джемсъ старается быть краснорчивымъ и что ему это не удается?

— Я говорю не объ немъ, а вообще о людяхъ. Что ты пристаешь ко мн съ сэромъ Джемсомъ? Вдь не я составляю цль его исканй?

— Додо, неужели ты, въ самомъ дл, такъ думаешь? спросила Целя.

— Конечно. Онъ глядитъ на меня, какъ на будущую свою свояченицу — вотъ и все.

Доротея до сихъ поръ ни разу еще не намекнула сестр объ этомъ предмет, выжидая со свойственной каждой двушк въ подобныхъ случаяхъ застнчивостью, чтобы представился удобный случай заговорить ршительно.

Целя вспыхнула.

— Додо, прошу тебя, разуврься, наконецъ, въ своемъ заблуждени. Тантрипъ, убирая мн надняхъ голову, говорила, что камердинеръ сэра Джемса узналъ черезъ горничную м-съ Кадваладеръ, что сэръ Джемсъ женится на старшей миссъ Брукъ.

— Ну, можно-ли допускать, чтобы Тантрипъ переносила теб сплетни, Целя! возразила съ негодованемъ Доротея. Ее сердило всего боле то, что слова сестры пробудили въ ней воспоминаня, подтверждающя это непрятное открыте.— Врно ты ее разспрашивала? Вдь это унизительно.

— Ничего тутъ дурного нтъ, что Тантрипъ со мной разговариваетъ, сказала Целя.— Гораздо полезне знать, что о насъ люди говорятъ, чмъ оставаться въ невдени. Ты сама видишь, какъ вредна идеальная жизнь, ты, по ея милости, ошибаешься на каждомъ шагу. Я, напримръ, убждена, что сэръ Джемсъ собирается сдлать теб предложене, и что онъ увренъ въ успх, особенно съ тхъ поръ, какъ онъ ршилъ, что угодилъ теб сочувствемъ къ твоимъ планамъ. И дядя тоже, я знаю, ожидаетъ этого предложеня. Одинъ слпой не замтитъ, что сэръ Джемсъ по уши влюбленъ въ тебя.

Переворотъ въ мысляхъ Доротеи былъ до того силенъ и мучителенъ, что она залилась слезами. Вс ея мечты были теперь отравлены, а сэръ Джемсъ разомъ опротивлъ ей, особенно, когда она принуждена была сознаться, что сама какъ-будто поощряла его ухаживане. Кром того, ей было обидно и за Целю.

— Какъ онъ сметъ разсчитывать на успхъ! крикнула она вн себя.— Я съ нимъ никогда ни въ чемъ не сходилась, кром плановъ о постройкахъ. Я была съ нимъ просто вжлива, и боле ничего.

— Но согласись, сестра, что ты была имъ очень довольна въ послднее время, немудрено, если онъ вообразилъ, что ты его любишь.

— Что я люблю его! Целя! какъ ты могла ршиться выговорить такую отвратительную фразу, сказала съ жаромъ и вся раскраснвшись Доротея.

— Господи Боже мой, Додо, да разв ты не вправ любить человка, котораго ты можешь назвать впослдстви своимъ мужемъ?

— Меня оскорбляетъ то, что ты ршилась сказать, будто сэръ Джемсъ увренъ въ моей любви. Притомъ, любовь совсмъ не то чувство, которое долженъ внушать мн человкъ, избранный моимъ сердцемъ.

— Положимъ, въ такомъ случа мн очень жаль сэра Джемса. Я считала нужнымъ сказать теб все это потому, что ты вчно паришь въ облакахъ и не замчаешь, что у тебя подъ носомъ длается. Ты всегда видишь то, чего нтъ, всегда всмъ недовольна, а между тмъ, самыхъ простыхъ вещей не понимаешь. Право, такъ, Додо!

Целя расхрабрилась подъ влянемъ какого-то особеннаго чувства, она теперь не щадила сестры, между тмъ, какъ въ обычное время она сильно робла передъ нею.

— Какъ это досадно, сказала Доротея, задтая за живое наставленями сестры.— Теперь мн нечего и думать о постройкахъ, мн даже слдуетъ быть съ нимъ мене предупредительной, я должна сказать ему, что мн дла нтъ до его коттеджей. Ахъ, какъ это досадно! воскликнула она опять, и на глазахъ у нея навернулись слезы.

— Погоди, не торопись. Обдумай все хорошенько, возразила Целя.— Ты вдь знаешь, что онъ узжаетъ дня на два къ своей сестр! въ его имни останется одинъ Ловгудъ.— Цели вдругъ стало жаль сестру.— Бдная ты моя Додо, сказала она ласковымъ голосомъ,— я понимаю, какъ теб это больно, черченье плановъ — твой любимый конекъ.

— Черченье плановъ — конекъ! повторила Доротея.— Не воображаешь-ли ты, что постройка домовъ для бдныхъ моихъ ближнихъ составляетъ для меня игрушку — и больше ничего! Я сознаюсь, что иногда ошибалась, но что-жъ можно длать истинно добраго, христанскаго, если насъ окружаютъ люди съ самыми мелочными взглядами на вещи!

Сестры замолчали. Доротея была слишкомъ раздражена, чтобы могла скоро успокоиться и сознаться, что она отчасти во многомъ сама виновата. Въ эту минуту ей казалось, что она жертва людской низости, что общество, окружавшее ее, близоруко до-нельзя, что Целя совсмъ не херувимъ, а хорошенькая ничтожность, уколовшая ее въ самое больное мсто. ‘Уврять вдругъ, что черченье плановъ составляетъ мой конекъ! Ну, зачмъ жить посл этого! разсуждала молодая двушка,— зачмъ питать въ себ такую глубокую вру въ добро, когда участь нашихъ хорошихъ дйствй зависитъ отъ какой-нибудь глупой сплетни!’ Когда Доротея выходила изъ кареты, ея лицо было блдно, а вки красны. Она могла служить художнику олицетворенемъ скорби, и очень-бы напугала дядю, если-бы рядомъ съ нею не шла невозмутимо-спокойная, хорошенькая Целя. Дядя не замедлилъ ршить, что слезы Доротеи, вроятно, вызваны религознымъ восторгомъ. Онъ только-что вернулся изъ города, куда его вызывали для разсмотрня просьбы о помиловани какого-то преступника.

— И такъ, мои друзья, сказалъ онъ ласково, цлуя по очереди подошедшихъ къ нему племянницъ,— я надюсь, что въ мое отсутстве съ вами ничего непрятнаго не случилось?

— Ничего, дядя, отвчала Целя,— мы здили въ Фрешитъ осматривать постройки. А мы васъ ждали домой къ завтраку.

— Я возвращался черезъ Ловикъ и завтракалъ тамъ, разв я вамъ не говорилъ, что поду назадъ на Ловикъ?.. Я теб, Доротея, привезъ дв брошюры, я ихъ оставилъ въ библотек, на стол.

Отъ послднихъ словъ дяди по всему тлу молодой двушки пробжала дрожь, какъ-бы отъ дйствя электрическаго тока, она прямо перешла отъ отчаяня къ радости. Брошюры касались эпохи древней истори церкви. Колкости Цели, сплетни Тантрипъ и вся исторя съ сэромъ Джемсомъ были забыты въ одно мгновене, и она прямо отправилась въ библотеку. Целя пошла наверхъ. М-ра Брука кто-то задержалъ въ передней, и когда онъ вошелъ въ библотеку, то нашелъ Доротею уже сидящею въ кресл и глубоко погруженною въ чтене одной изъ брошюръ, поля которой были исписаны рукою м-ра Казобона.— Она упивалась чтенемъ брошюры, какъ упиваются запахомъ букета изъ свжихъ цвтовъ, посл долгой прогулки въ душный лтнй день. Она мысленно улетла далеко отъ земли и витала въ горнихъ высяхъ новаго ерусалима.

М-ръ Брукъ опустился въ спокойное кресло, вытянулъ ноги передъ каминомъ, гд ярко пылали разгорвшеся дрова, и потирая тихо руки, нжно поглядывалъ на Доротею, съ выраженемъ человка довольнаго, которому нечего говорить особеннаго. Замтивъ наконецъ присутстве дяди, Доротея закрыла книгу и приготовилась уйдти. Въ обыкновенные дни она отнеслась-бы съ большимъ интересомъ къ служебнымъ дламъ дяди и непремнно начала-бы его разспрашивать о судьб преступника, но сегодня она была какъ-то разсяна.

— А я вдь черезъ Ловикъ прохалъ, заговорилъ м-ръ Брукъ, не съ тмъ намренемъ, чтобы удержать племянницу, но по привычк повторять. Эта слабость, свойственная многимъ изъ насъ, была особенно замтна въ м-р Брук.

— Я тамъ завтракалъ, продолжалъ онъ,— осматривалъ библотеку м-ра Казобона и разныя другя вещи въ его кабинет. Холодно было хать сегодня. Что это ты, душа моя, не сядешь? спросилъ онъ Доротею.— Мн кажется, что ты озябла.

Дороте самой захотлось ссть. Бывали дни, когда дядя не только не раздражалъ ее своимъ равнодушемъ, но даже успокоивалъ ее. Она сняла съ себя плащъ и шляпу, услась рядомъ съ нимъ и съ удовольствемъ стала грться у камина, прикрывая лицо отъ огня своими красивыми руками, сложенными надъ головой. У нея были не тоненькя, маленькя ручки хрупкаго созданя, а напротивъ, изящныя, сильныя, настоящя женскя руки. Казалось, что это сидитъ гршница, умоляющая небо простигь ей страстное желане познать, наконецъ, гд добро и гд зло.

— Дядя, что новенькаго привезли вы на счетъ судьбы овцекрада? спросила наконецъ, опомнившись, Доротея.

— О комъ? о бдномъ Бунч? спасти его, кажется, нтъ никакой возможности — его повсятъ.

Доротея нахмурила брови. Лицо ея приняло выражене глубокаго страданя.

— Понимаешь, повсятъ, продолжалъ м-ръ Брукъ, прехладнокровно кивая головой.— Бдный Ромили, ужь какъ ему хотлось помочь намъ! Я съ Ромили знакомъ. А Казобонъ его не знаетъ. Онъ, кажется, слишкомъ ужь зарылся въ книгахъ, этотъ Казобонъ. Не такъ-ли?

— Когда человкъ занятъ наукой и готовится написать знаменитое сочинене, онъ долженъ поневол отказаться отъ свта. До того-ли ему, чтобы искать новыхъ знакомствъ, возразила Доротея.

— Твоя правда, сказалъ дядя,— но ведя такую жизнь человку не трудно и опуститься. Я, напримръ, всю свою жизнь провелъ холостякомъ, но у меня такая натура, что я никогда не опущусь, я принялъ за правило ходить всюду и во всемъ принимать живое участе. Я никогда не опущусь, а Казобонъ сильно опускается, увряю тебя. Ему нуженъ товарищъ — ты понимаешь — товарищъ?

— Я нахожу, что онъ окажетъ большую честь тому, кого онъ выберетъ себ въ товарищи, отвчала съ жаромъ Доротея.

— А онъ теб нравится? спросилъ вдругъ м-ръ Брукъ, не выразивъ впрочемъ, при этомъ ни удивленя, ни особенной радости.— Слушай-же, что я теб скажу, продолжалъ онъ: — я Казобона знаю уже цлые десятки лтъ, словомъ, съ тхъ поръ какъ онъ поселился въ Ловик. Но во все это время я не добился, чтобы онъ высказалъ какую-нибудь ясную идею — увряю тебя. А между-тмъ, я убжденъ, что онъ человкъ высокаго ума, можетъ быть его епископомъ сдлаютъ или чмъ-нибудь еще выше, особенно если удержится министерство Пиля. А объ теб, моя душа, Казобонъ иметъ весьма высокое мнне.

Доротея не могла выговорить ни слова.

— Дло въ томъ, что онъ, дйствительно, очень высокаго мння о теб, повторилъ дядя.— Прекраснорчиво говоритъ этотъ Казобонъ! Онъ обратился ко мн на томъ основани, что ты несовершеннолтняя. Я общалъ ему переговорить съ тобой, предупредивъ однако, что я не жду большого успха. Я считалъ своимъ долгомъ сказать это. Моя племянница, говорю, очень молода и прочее, и прочее. Входить въ излишня подробности я не счелъ нужнымъ. Толковали мы, толковали съ нимъ и наконецъ, онъ обратился ко мн съ просьбой — разршить ему сдлать теб предложене… Понимаешь, предложитъ теб свою руку и сердце, заключилъ м-ръ Брукъ, одобрительно кивнувъ головой.— Я почелъ за лучшее передать теб его слова, душа моя.

М-ръ Брукъ былъ совершенно спокоенъ въ продолжене всей своей рчи, но ему, повидимому, очень хотлось проникнуть въ мысли своей племянницы, а въ случа нужды подать ей совтъ, пока время еще не потеряно.

Видя, что Доротея молчитъ, онъ снова повторилъ:

— Я почелъ за лучшее передать теб его слова, душа моя.

— Благодарю васъ, дядюшка, отвчала Доротея яснымъ, твердымъ голосомъ,— Я очень благодарна м-ру Казобону. Если онъ длаетъ мн предложене, я принимаю его. Этотъ человкъ возбуждаетъ во мн такое чувство удивленя и уваженя, какого во мн не возбуждалъ еще никто!

М-ръ Брукъ помолчалъ съ минуту и затмъ издалъ какое-то восклицане.

— Д-да, произнесъ онъ протяжно,— эта партя довольно хороша. Но вдь и Читамъ завидный женихъ, притомъ онъ нашъ сосдъ по имню. Я не смю, конечно, протестовать противъ твоего выбора, душа моя. Каждый человкъ можетъ имть свой собственный взглядъ на супружество — но до извстной границы. Мн-бы очень хотлось, чтобы ты составила себ выгодную партю, и я имю основательныя причины предполагать, что Читамъ думаетъ тоже посвататься за тебя. Но я это только такъ говорю, къ слову.

— Мн невозможно выйдти за сэра Джемса Читама, отвчала Доротея.— Если онъ надется жениться на мн, то онъ сильно ошибется.

— То-то и есть, то-то и есть. Кто-жъ это зналъ? А я былъ увренъ, что Читамъ именно такой человкъ, предложене котораго каждая женщина приняла-бы съ радостью.

— Прошу васъ, не говорите мн объ немъ, дядя, прервала Доротея, чувствуя, что въ ней снова закипаетъ досада.

М-ръ Брукъ былъ очень удивленъ и мысленно ршилъ, что изучить характеръ женщины — невозможно. Это такая бездна, до дна которой онъ самъ, несмотря на свою опытность и года, не могъ еще добраться. Отказать такому молодцу какъ Читамъ — непостижимо!

— Ну, что-жь длать, заговорилъ дядя.— Выходи за Казобона, но только не спшите вы со сватьбой. Правда, съ каждымъ днемъ онъ старетъ. Вдь ему уже за сорокъ пять лтъ, понимаешь, онъ почти двадцатью семью годами старше тебя. Конечно, если ты желаешь учиться, если ты стремишься къ высшему образованю, то у меня мало средствъ, чтобы вполн удовлетворить твоему желаню, а у него доходы хороше — у него есть прекрасное имне, совершенно отдльное отъ церковнаго имущества, доходы онъ получаетъ хороше. Не забудь только одного, что онъ ужь не молодъ и — не стану скрывать отъ тебя, душа моя — мн кажется, что здоровье у него не совсмъ крпкое. Вообще-же, я не имю ничего противъ него.

— Мн-бы не хотлось имть мужа почти одинаковыхъ лтъ со мною, замтила Доротея серьезнымъ, ршительнымъ тономъ.— Я желаю выйдти за человка, который былъ-бы непремнно выше меня и по уму, и по образованю.

М-ръ Брукъ опять издалъ легкое восклицане и прибавилъ:

— А я воображалъ до сихъ поръ, что у тебя взглядъ на вещи выработался боле самостоятельный, не такъ, какъ у прочихъ двушекъ. Мн казалось, что ты дорожишь имъ — понимаешь, что ты дорожишь имъ.

— Я не могу себ представить возможности жить безъ своего собственнаго взгляда на вещи, возразила молодая двушка,— но я желаю, чтобы этотъ взглядъ былъ основательный. Ученый мужъ поможетъ мн уяснить, что правильно и что неправильно, и научитъ меня жить согласно съ истиной.

— Совершенно справедливо! Ты отлично распорядилась — какъ нельзя лучше, понимаешь? Но вдь есть много странностей на свт, продолжалъ старикъ, напрягавшй вс свои силы, чтобы какъ-нибудь помочь племянниц.— Жизнь не выльешь въ одну форму для всхъ, ее не уложишь по прямой или по косой лини, какъ кому вздумается. Я, вотъ, напримръ, никогда не былъ женатъ, а хуже-ли вамъ всмъ отъ этого? Дло въ томъ, что я никого въ жизни такъ не любилъ, чтобы ради этого лица сунуться въ петлю. А вдь супружество — петля, понимаешь? Наконецъ возьмемъ хоть характеръ человка. Вдь у каждаго есть свой характеръ, а мужъ любитъ всегда быть главой.

— Я знаю, дядя, что меня ждутъ испытаня. Я понимаю супружество, какъ призване къ высшимъ обязанностямъ. Я никогда не смотрла на него, какъ на личное самоуслаждене, произнесла Доротея.

— Конечно, я знаю, что ты не охотница до большого свта, не любишь выздовъ, баловъ, обдовъ и что Казобонъ, въ этомъ отношени, боле подходящй для тебя мужъ, чмъ Читамъ. И потому, длай какъ хочешь, душа моя, я совсмъ не противъ Казобона, это я и прежде теб говорилъ. Кто знаетъ будущее? У тебя вкусы совсмъ не таке, какъ у прочихъ молодыхъ двушекъ, духовное лицо, ученый, будущй епископъ, мало-ли что тамъ еще — естественнымъ образомъ, подходитъ къ теб боле, чмъ Читамъ… Читамъ добрый малый, сердце у него золотое, понимаешь? Но онъ не далекъ по части разсужденй. Впрочемъ, вдь и я былъ такимъ-же въ его годы. А вотъ глаза-то у Казобона слабы. Онъ ихъ, я думаю, натрудилъ отъ излишняго чтеня.

— Чмъ боле у меня будетъ причинъ служить ему помощницей, дядя, тмъ я сочту себя счастливе, сказала Доротея страстнымъ голосомъ.

— Я вижу, что ты все ужь хорошо обдумала, возразилъ дядя,— и потому, душа моя, я долженъ теб сознаться, что у меня въ карман лежитъ письмо, адресованное на твое имя.

М-ръ Брукъ подалъ письмо племянниц и когда она встала, чтобы уйдти изъ комнаты, онъ прибавилъ:

— Не спши со сватъбой, душа моя: обдумай все хорошенько, понимаешь?

По уход молодой двушки, м-ръ Брукъ сообразилъ, что говорилъ съ ней слишкомъ сурово и слишкомъ рзко выставилъ передъ ней невыгоды предстоящаго брака. Впрочемъ, онъ былъ обязанъ высказать ей все это. А чтобы умть заране опредлить, съ кмъ можетъ быть счастлива молодая двушка, съ Казобономъ или съ Читэмомъ, этого никакой дядюшка не съумлъ-бы сдлать, не смотря на вс свои путешествя, на современное образоване и на знакомство съ различными знаменитостями, теперь уже умершими. Однимъ словомъ, женщина есть проблема почти такая-же сложная, какъ проблема объ измненяхъ неправильнаго твердаго тла.

Кабинетные ученые обыкновенно страдаютъ катаромъ, ревматизмомъ, глазными воспаленями, худосочемъ, несваренемъ желудка, безсонницей, головокруженями, вообще всми болзнями, происходящими отъ сидячей жизни: они по большей части имютъ болзненный цвтъ лица, сухи и худощавы…

Вотъ въ чемъ состояло содержане письма м-ра Казобона:

‘Дорогая, миссъ Брукъ! писалъ онъ.

‘Вашъ опекунъ далъ мн разршене обратиться къ вамъ съ вопросомъ, поглотившимъ все мое сердце. Въ странномъ совпадени того времени, когда во мн впервые родилось сознане, что въ моей жизни есть какой-то проблъ, и тмъ временемъ, когда началось мое знакомство съ вами, я вижу нчто въ род высшаго предопредленя и врю, что это такъ. Съ первой минуты моей встрчи съ вами, я почувствовалъ, что вы несомннно и почти исключительно созданы для того, чтобы пополнить этотъ проблъ (чувство это пробудило необыкновенную дятельность въ моемъ сердц, дятельность, которую не могли даже заглушить серьезные труды по части моего спецальнаго сочиненя, требующаго полнйшаго сосредоточеня), наблюдая за послдующими обстоятельствами, я убдился еще глубже въ врности моего предчувствя и это убждене усилило пробудившуюся дятельность моего сердца, о которой я выше упомяпулъ. Изъ моихъ разговоровъ съ вами вы достаточно ясно поняли главный смыслъ моей жизни и моихъ плановъ — смыслъ, положительно недоступный для людей дюжиннаго ума. Но я открылъ въ васъ такую возвышенность мысли и такую наклонность къ благочестю, которыя, до сихъ поръ, казались мн несовмстными съ ранней молодостью и женской грацей, меня особенно влечетъ къ вамъ именно это соединене наружныхъ качествъ съ качествами умственными. Признаюсь, я никогда еще не смлъ надяться найдти въ одномъ лиц такое рдкое соединене основательнаго ума и увлекательныхъ свойствъ, двухъ достоинствъ, могущихъ служить мн опорой въ трудахъ и отрадой въ свободные часы, что-жъ касается самого знакомства моего въ вашемъ дом (повторяю снова, я врю, что тутъ дйствовала не одна потребность пополнить проблъ моей жизни, но что меня влекло къ вамъ предопредлене, какъ-бы указывавшее мн ступень къ довершеню цли жизни),— и такъ, что касается до знакомства моего въ вашемъ дом, то вроятно, безъ него, я прожилъ-бы весь свой вкъ, не добиваясь возможности согрть мое уединене, тихимъ свтомъ супружескаго союза.

‘Вотъ вамъ, дорогая миссъ Брукъ, точное изложене моихъ чувствъ, надюсь, что вы будете такъ снисходительны, что позволите мн спросить, на сколько ваши чувства согласуются съ моимъ счастливымъ настроенемъ. Я считаю высшей небесной наградой право назвать васъ своей супругой и быть на земл охранителемъ вашего благосостояня. Взамнъ этого я предлагаю вамъ привязанность безграничную и твердо общаю посвятить вамъ жизнь, хотя не богатую содержанемъ, но неимвшую въ своемъ прошломъ ни одной страницы, читая которую вы-бы могли почувствовать горечь оскорбленя или могли-бы покраснть отъ стыда. Буду ожидать вашего отвта со страхомъ, который слдовало-бы по благоразумю (если-бы только это было возможно) разсять, удвоеннымъ противъ обыкновеня, трудомъ. Но въ этомъ отношени я еще слишкомъ молодъ, и страшась неудачи, чувствую заране, что мн будетъ крайне тяжело примириться съ своимъ одиночествомъ, посл того, что я прожилъ нсколько времени въ свтломъ мр надежды.

Во всякомъ случа, остаюсь на всегда
глубоко преданный вамъ,
Эдуардъ Казобонъ’.

Доротея, дрожа прочитала это письмо, затмъ упала на колни и заплакала. Молиться она не могла, подавленная сильнымъ волненемъ, она чувствовала, что мысли и образы путаются въ ея голов и потому ей оставалось одно,— преклониться передъ Провиднемъ и съ дтской врой просить его о поддержк. Она простояла въ этомъ благоговйномъ положени, до тхъ поръ, пока звонокъ къ обду не заставилъ ее очнуться.

Ей не до того было, чтобы перечитывать вновь письмо или разбирать критически это признане въ любви. Она помнила одно, что передъ ней открывается новая, широкая дорога и что она не боле какъ неофитъ, вступающй на высшую степень просвщеня. Теперь-то будетъ гд разгуляться ея энерги, подавленной до сихъ поръ собственнымъ ея невжествомъ и несносными требованями свтскихъ приличй.

Теперь ей можно будетъ посвятить себя обширнымъ, но опредленнымъ занятямъ, ей можно будетъ вращаться въ томъ свтломъ умственномъ мр, который внушалъ ей всегда благоговне къ себ. Ко всмъ этимъ мечтамъ примшивалось чувство гордости и счастья, что она, не смотря на свою живость и молодость, была избрана человкомъ, возбуждавшимъ въ ней восторженное удивлене. Сердечная страсть Доротеи прошла чрезъ горнило ума, стремившагося къ идеальной жизни, она выбрала предметомъ своей любви перваго человка, который боле другихъ подходилъ къ уровню ея идеала, но главнымъ двигателемъ, превратившимъ эту склонность въ ршительную любовь, было негодоване на настоящя условя ея жизни.

Посл обда, пока Целя разыгрывала на фортепано какую-то арю съ варацями, родъ музыкальнаго перезвона, свидтельствующаго о степени эстетическаго образованя молодой леди, Доротея убжала къ себ въ комнату съ тмъ, чтобы отвчать на письмо м-ра Казобона. Зачмъ откладывать отвтъ, думала она. Три раза переписывала она письмо, и не потому, чтобы ей хотлось измнить нкоторыя выраженя, а потому что ея рука сильно дрожала и она боялась, чтобы м-ръ Казобонъ не подумалъ, что у нея дурной нечеткй почеркъ. Красивый и четкй почеркъ составлялъ слабость Доротеи, теперь она особенно заботилась о придани ему еще большей красоты для того, чтобы не утруждать слабыхъ глазъ м-ра Казобона. Вотъ содержане ея письма:

‘Дорогой мой мистеръ Казобонъ.

‘Я чрезвычайно вамъ благодарна за вашу любовь и увренность, что я достойна быть вашей женой. Для меня впереди одно счастье — это счастье жить съ вами. Прибавлять что-нибудь къ этимъ словамъ, значитъ только повторить сказанное, а теперь, у меня одно въ голов — это желане быть на всю жизнь

благоговйно преданной вамъ
Доротеей Брукъ’.

Поздно вечеромъ она послдовала за дядей въ библотеку съ тмъ, чтобы отдать ему письмо и попросить прочитать его утромъ. Дядя очень удивился, хотя удивлене его выражалось тмъ, что онъ помолчалъ нсколько минутъ, разбросалъ какя-то вещи у себя на письменномъ стол и наконецъ, ставь спиной къ огню, надлъ очки на носъ, посмотрлъ на адресъ письма, поданнаго ему племянницей и спросилъ:

— Хорошо-ли ты обдумала все дло, душа моя?

— Мн нечего было долго думать, дядя, отвчала Доротея.— Меня ничто теперь не поколеблетъ. Если мои мысли измнятся, то причиной тому будетъ какое-нибудь необыкновенное и неожиданное происшестве.

— А-а! протянулъ дядя.— Слдовательно, ты приняла предложене? А Читаму не повезло? Ужь нн оскорбилъ-ли тебя чмъ-нибудь Читамъ? Понимаешь. Не оскорбилъ-ли онъ тебя? Почему это ты такъ не благоволишь къ нему?

— Въ немъ все мн не нравится, отвчала рзко Доротея.

М-ръ Брукъ невольно откинулся назадъ, точно его хватили по голов.

Доротея замтила это движене и поспшила оправиться.

— То есть, онъ не на столько мн нравится, чтобы я желала быть его женой, сказала она.— Онъ очень добрый человкъ, повидимому, охотно принялся за постройки котеджей, вообще человкъ благонамренный.

— Понимаю, прервалъ ее, дядя,— а намъ нуженъ мужъ ученый, профессоръ! Впрочемъ, это семейная слабость. Я самъ съ молоду любилъ науку, былъ любознателенъ — пожалуй, и черезъ-чуръ, я зашелъ слишкомъ далеко. Но такого рода наклонности рдко передаются въ женское поколне, он больше проявляются въ сыновьяхъ. Не даромъ говорятъ: у умной матери всегда умные сыновья. А встарину я было порядкомъ вдался въ науку. Впрочемъ, душа моя, заключилъ м-ръ Брукъ,— я и прежде тебя говорилъ, что въ супружескомъ вопрос каждый человкъ долженъ дйствовать по своему усмотрню, до извстной степени, конечно. Въ настоящемъ случа я, какъ твой опекунъ, не могъ-бы согласиться на твой бракъ, если-бы партя была неподходящая. Но у Казобона репутаця хорошая, положене не дурно. Одного боюсь, чтобы Читамъ не оскорбился и чтобы леди Кадваладеръ не осудила меня.

Въ этотъ вечеръ Целя ничего не узнала о происходившемъ въ дом. Замтивъ вечеромъ, что Доротея очень разсянна и что глаза ея еще боле заплаканы чмъ утромъ, она приписала все это послдствямъ ихъ разговора о сэр Джемс и о котеджахъ и старалась уже боле не огорчать сестру. Притомъ, у Цели было обыкновене — высказавши одинъ разъ, боле не возвращаться къ непрятному разговору. Еще ребенкомъ, она никогда не ссорилась съ другими дтьми и только удивлялась, зачмъ вс къ ней пристаютъ, какъ индйске птухи. Давъ имъ время успокоиться, она тотчасъ-же принималась бгать съ ними въ кошку-мышку. Доротея-же, напротивъ, постоянно придиралась къ словамъ сестры, хотя Целя каждый разъ внутренно была убждена, что она ей ничего лишняго не сказала, но для Додо достаточно было иногда одного слова, чтобы оскорбиться. Въ ней было одно хорошее свойство: она не была злопамятна. Не смотря на то, что об сестры въ течене вечера почти не разговаривали между собой, Доротея, сидвшая на низенькомъ стул и все время размышлявшая (размышленя мшали ей даже работать и читать), замтивъ, что Целя складываетъ свое шитье и собирается идти спать (она ложилась раньше сестры), вдругъ, обратилась къ ней и густымъ нжнымъ контральто, придававшимъ ея простымъ словомъ форму речитатива, сказала:

— Целя, душа моя, поцлуй меня, и при этомъ раскрыла объятя.

Целя стала на колни для большаго удобства и слегка поцловала сестру, между тмъ какъ Доротея нжно обняла ее за талью и съ нкоторой важностью поцловала ее въ об щеки.

— Не засиживайся долго, Додо, замтила безъ малйшаго оттнка пафоса практичная двочка,— ты сегодня что-то очень блдна. Ложись пораньше спать.

— Душа моя, я такъ, такъ счастлива! отвчала Доротея страстнымъ тономъ.

‘Тмъ лучше, подумала Целя. Но странно, что Додо такъ быстро переходитъ изъ одной крайности въ другую’!

На слдующй день, за завтракомъ, буфетчикъ, подовая что-то м-ру Бруку, доложилъ: ‘Сэръ, она вернулся и привезъ это письмо’.

М-ръ Брукъ прочиталъ письмо и, значительно кивнувъ головой Дороте, сказалъ:

— Это, душа моя, записка отъ Казобона, онъ будетъ у насъ сегодня къ обду, распространяться въ письм онъ не желалъ — понимаешь! не желалъ.

Целя не удивилась, что дядя предупредилъ сестру о прзд гостя, но взглянувъ по тому направленю, куда были обращены глаза дяди, она не знала, чему приписать странное впечатлне, произведенное на Доротею его словами. Додо сначала поблднла, потомъ вспыхнула. Тутъ Целя въ первый разъ смекнула, что между м-ромъ Казобономъ и ея сестрой происходило нчто особенное, кром простого взаимнаго интереса разговоровъ и чтеня вдвоемъ. До сихъ поръ она ставила на одну доску этого урода и ученаго господина съ m-r Лире, ихъ бившимъ учителемъ въ Лозанн, который былъ такой-же уродъ и ученый. Бывало Додо безъ устали слушала старика Лире, между-тмъ какъ у Цели ноги ныли отъ холода и по спин бгали мурашки при вид, какъ кожа двигается взадъ и впередъ по обнаженному черепу учителя.

— Вроятно м-ръ Казобонъ внушаетъ сестр то-же чувство, что и m-r Лире, думала Целя.— Надо полагать, что вс ученые представляются молодежи въ вид учителей.

Но въ настоящую минуту въ голов двочки мелькнуло подозрне. Вообще она отличалась необыкновенной смтливостью и, наблюдая за всми, умла по самымъ ничтожнымъ признакамъ тотчасъ догадаться въ чемъ дло. Не воображая еще, что м-ръ Казобонъ уже женихъ Додо, она почувствовала какое-то отвращене къ нему, при одной мысли, что сестра явно склоняется на его сторону.

— На что это похоже, разсуждала мысленно Целя, — положимъ, что она сдлала хорошо, отказавъ сэру Джемсу Читаму, но мечтать о замужеств съ м-ромъ Казобономъ!.. вдь это просто стыдно и даже смшно. Нельзя-ли мн какъ-нибудь отклонить Додо отъ этой эксцентричной выходки? я знаю по опыту, что она дйствуетъ часто подъ влянемъ увлеченя.

Погода была сырая, выйдти гулять было невозможно и потому об сестры отправились сидть въ небольшую угловую комнату. Целя тотчасъ замтила, что Додо, вмсто того, чтобы по обыкновеню заняться чмъ-нибудь прилежно, облокотилась локтемъ на раскрытую передъ ней книгу и начала смотрть въ окно, сквозь стекла котораго серебрился старый кедръ, весь спрыснутый дождемъ. Целя услась вырзывать куклы изъ бумаги для дтей священника, съ видимымъ намренемъ не спшить съ объясненями. Доротея въ это время обдумывала, какъ-бы половче сказать Цели, что положене м-ра Казобона въ ихъ дом нсколько измнилось посл послдняго его визита, оставить сестру въ невдени о происшедшемъ было неловко, тмъ боле, что она могла-бы замтить нкоторую перемну въ обращени гостя съ нею самой, но приступить къ объясненю по этому поводу было также не совсмъ прятно. Доротея сознавала вполн, что ей недостойно трусить передъ сестрой, а между-тмъ, въ настоящую минуту ей было необходимо призвать на помощь вс свои душевныя и умственныя силы, чтобы начать говорить первой, до того ее страшила простая логика прозаической Цели.

Размышленя ея были прерваны ничтожнымъ замчанемъ, произнесеннымъ Целей, какъ-бы мимоходомъ, вполголоса, и про себя.

— Не прдетъ-ли къ намъ обдать еще кто-нибудь кром м-ра Казобона, сегодня? сказала она.

— Не думаю, отвчала вдругъ Доротея.

— Какъ-бы я желала, чтобы кто-нибудь еще прхалъ. Тогда, по крайней мр, я не услышу, какъ онъ станетъ сть свой супъ.

— Чтожъ особеннаго въ его манер сть супъ? спросила старшая сестра.

— Какъ, Додо, неужели ты никогда не слышишь, какъ онъ скоблитъ ложкой по тарелк? воскликнула Целя.— И при томъ, у него такая гадкая привычка моргать въ то время, когда онъ говоритъ. Очень можетъ быть, что и ученый Локкъ длалъ то-же самое, но я не завидую тмъ несчастнымъ, которымъ приходилось въ это время сидть противъ него.

— Целя, сказала Доротея съ видомъ необыкновеннаго достоинства,— прошу тебя не длать никакихъ замчанй.

— А почему, позволь узнать? Вдь я говорю правду, возразила Целя, считавшая нужнымъ отстоять свои слова, хотя внутренно она ужь начинала немного робть.

— Мало-ли есть на свт вещей, всмъ извстныхъ, но на которыхъ обращаютъ внимане только люди пустые, замтила гордо Додо.

— Значитъ, люди пустые все-таки на что-нибудь да годятся. Жаль, что мать м-ра Казобона была не пустая женщина, иначе она отучила-бы его отъ этой привычки.

Выпустивъ послднюю ядовитую стрлу, Целя окончательно струсила и готова была вскочить съ мста и убжать.

Доротея вышла изъ себя и удерживаться доле ужь была не въ состояни..

— Нужно тебя предупредить, Целя, произнесла она слегка дрожащимъ голосомъ,— что я помолвлена съ м-ромъ Казобономъ.

Целя сроду такъ не пугалась, какъ теперь, она вся помертвла. Бумажный человчекъ, котораго она держала въ рукахъ, непремнно пострадалъ-бы отъ ножницъ, выпавшихъ у нея изъ рукъ, если бы она, съ свойственной ей предусмотрительностью, не успла во время уберечь его. Положивъ на столъ игрушку, двушка опустила руки и умолкла на нсколько минутъ. Слезы навернулись у нея на глазахъ.

— Дай Богъ теб счастья, Додо, произнесла она ласково. Весь ея гнвъ былъ заглушенъ чувствомъ жалости къ сестр.

Оскорбленная Доротея продолжала волноваться.

— Значитъ, это совсмъ ужь ршено? спросила Целя испуганнымъ, тихимъ голосомъ.— И дядя это знаетъ?

— Я приняла предложене м-ра Казобона. Дядя привезъ мн отъ него письмо, содержане котораго онъ зналъ заране.

— Прошу у тебя прощеня, Додо, если я тебя оскорбила, произнесла Целя, слегка вспыхнувъ. Что за странныя мысли пришли ей въ голову въ эту минуту. Ей представилось, что кого-то хоронятъ, а что м-ръ Казобонъ, надъ которымъ она только-что такъ неприлично насмхалась, совершаетъ погребальный обрядъ.

— Полно, кися, не горюй, замтила довольно ласково Додо.— Мы съ тобой никогда не сойдемся во вкусахъ. А что касается до насмшекъ, то вдь и я иногда тебя оскорбляла, я часто выражалась слишкомъ рзко на счетъ людей, которые мн не нравятся.

Не смотря на наружное великодуше, Доротея все еще страдала,— боле отъ насмшекъ Цели, чмъ отъ ея полускрытаго удивленя при извсти о ея сватьб.

‘Впрочемъ, весь тинтонскй околодокъ будетъ противъ моего замужества, подумала она, вдь вс эти люди совсмъ иначе, чмъ я, смотрятъ на жизнь и на ея условя’.

Однако къ вечеру Додо развеселилась. Впродолжене своего tte—tte съ женихомъ, длившагося слишкомъ часъ, она разговорилась съ нимъ развязне, чмъ прежде и радостно призналась, что она уже теперь мечтаетъ, какъ-бы посвятить ему всю свою жизнь и какъ-бы побольше поучиться, чтобы быть въ состояни длить съ нимъ его велике труды. М-ръ Казобонъ пришелъ въ умилене (какой мужчина не сдлалъ-бы того-же самого?) отъ такого дтскаго пламеннаго увлеченя, и его вовсе не удивило (женихи вс на одинъ покрой), что онъ самъ и есть предметъ этихъ чувствъ.

— Дорогая моя леди… миссъ Брукъ… Доротея!.. говорилъ онъ сжимая въ своихъ рукахъ ея прекрасную руку,— я никогда въ жизни не воображалъ, что меня ожидаетъ такое великое счастье. Думалъ-ли я когда-нибудь встртить въ васъ существо, одаренное такимъ богатствомъ ума и красоты? У васъ есть вс — нтъ, больше чмъ вс — качества, отличающя, по моему мнню, женщинъ необыкновенныхъ. Высшими, очаровательнйшими свойствами вашего пола я считаю способность любить съ полнымъ самоотверженемъ и способность слиться съ существованемъ мужа, забывъ почти о себ. Я до сихъ поръ не зналъ другихъ радостей, кром радостей умственныхъ, у меня не было другихъ развлеченй кром развлеченй, доступныхъ одинокому ученому. Ма не хотлось рвать цвтовъ, которые стали-бы блекнуть у меня въ рукахъ: за то я теперь готовъ съ жадностью собирать цлые букеты, чтобы усыпать ими вашъ путь.

Смыслъ всей этой рчи былъ весьма благороденъ, хотя реторика въ конц немного портила дло. Можетъ быть, съ нашей стороны будетъ слишкомъ поспшно сдлать заключене, что въ этомъ длинномъ обращени, похожемъ на сонетъ, не звучало ни одно слово истинной страсти и что вс эти сладке звуки напоминали бряцане какой-то мандолины. Сердце Доротеи дополнило то, что было недосказано въ словахъ м-ра Казобона.

— Но вдь я такая невжда, замтила Доротея,— вы удивитесь, какъ я мало знаю. У меня въ голов толпится столько мыслей, что я поневол путаюсь иногда, но теперь я буду длиться съ вами всми впечатлнями и вы подадите мн совтъ какъ дйствовать. Не бойтесь, прибавила она, какъ-бы угадавъ мысли жениха,— я васъ не часто буду безпокоить, я буду говорить тогда только, когда вы сами скажете, что расположены слушать меня. Вамъ, я думаю, и безъ того надоло возиться съ отвлеченными вопросами. Позвольте мн поработать съ вами, тогда я врно научусь многому.

— Трудиться одному, безъ васъ, на какой-бы то ни было дорог, уже немыслимо теперь для меня, отвчалъ м-ръ Казобонъ, цлуя Доротею въ ея двственный лобъ и чувствуя, что небо посылаетъ ему въ невст существо, вполн соотвтствующее его стремленямъ. Его невольно привлекала эта непочатая натура, дйствовавшая безъ всякихъ разсчетовъ и безъ желаня бить на эффектъ. Благодаря свойству своей натуры, Доротея, въ глазахъ строгихъ судей, казалась даже глупымъ ребенкомъ, не смотря на пробртенную ею репутацю умной двушки. Къ чему, напримръ, хоть теперь, она, такъ сказать, повергалась въ прахъ передъ м-ромъ Казобономъ?

Вмсто того, чтобы проврить, стоитъ-ли ея м-ръ Казобонъ, она робко спрашивала сама себя, достойна ли она быть женой такого человка, какъ Казобонъ.

На слдующй день было ршено, что сватьба ихъ назначается черезъ шесть недль. И зачмъ откладывать^? Домъ м-ра Казобона былъ готовъ. Это былъ не приходскй, общественный домикъ, а большое, просторное здане съ надворными строенями и съ значительнымъ количествомъ земли. Въ приходскомъ домик квартировалъ священникъ, несшй на себ всю тяжесть службы, исключая проповди, которая говорилась по утрамъ въ церкви, самимъ Казобономъ.

VI.

Въ то время, когда карета м-ра Казобона вызжала изъ воротъ Тинтонскаго дома, она столкнулась съ небольшимъ фаэтономъ, запряженнымъ парой пони, впереди возсдала леди и правила лошадьми, сзади помщался лакей. М-ръ Казобонъ сидлъ въ карет задумавшись и потому едва-ли узналъ быстроглазую даму, успвшую на лету крикнуть ему, ‘какъ поживаете?’ и кивнуть головой. Не смотря на то, что на прхавшей леди была измятая шляпка и старая индйская шаль, дворничиха, повидимому, считала ее очень важной особой, потому-что она низко присла въ ту минуту, какъ фаэтонъ остановился у крыльца.

— Ну-съ, м-съ Фитчетъ, каково кладутся ваши куры? опросила громкимъ, нсколько рзкимъ голосомъ, румяная, черноглазая леди, выскакивая изъ фаэтона.

— Кладутся он исправно, мэмъ, но норовъ у нихъ странный,— он сами-же и съдаютъ свои яйца. Ума не приложу, что съ ними длать, отвчала дворничиха.

— Ахъ он канибалки! воскликнула леди.— Нужно ихъ поскоре продать, хоть за дешевую цну. Почемъ вы возьмете за пару? Нельзя платить дорого за куръ съ такой дурной репутацей, да къ тому-же и сть ихъ.

— Да что, мэмъ, я пущу ихъ по полукрон за пару, дешевле продать не могу, отвчала Фитчетъ.

— По полукрон? въ теперешнюю-то пору! Полноте, уступите подешевле, хоть для бульона ректору, въ воскресенье. Онъ у насъ въ приход всхъ куръ перевелъ. Не забудьте, м-съ Фитчетъ, что онъ вамъ за нихъ проповдь скажетъ, а это чего-нибудь да стоитъ. А по то, возьмите на промнъ пару голубей-турмановъ,— красавцы, а не голуби. Приходите-ка посмотрть на нихъ. У васъ, кажется, нтъ турмановъ въ голубятн?

— Хорошо-съ, мэмъ, м-ръ Фитчетъ придетъ по окончани работы взглянуть на голубей. Онъ у меня страстный охотникъ до новыхъ породъ. Ужь такъ и быть, изъ угожденя къ вамъ…

— Изъ угожденя ко мн? Слышите! да онъ будетъ въ большихъ барышахъ! воскликнула леди.— Шутка-ли — получить пару церковныхъ голубей за двухъ глупыхъ шпанскихъ куръ, которыя дятъ собственныя яйца! Вы съ своимъ Фитчетомъ что-то ужь очень разважничались не кстати.

Съ послдними словами, леди вошла въ домъ, фаэтонъ отъхалъ въ сторону, а на крыльц осталась одна м-съ Фитчетъ, которая смясь кивала головой, приговаривая: ‘конечно, конечно!’ Скряжничество и необыкновенная бойкость жены ректора служили матераломъ для анекдотовъ, очень оживлявшихъ, по мнню дворничихи, скучную деревенскую жизнь. Вс фермеры и поселяне фремптскаго и типтонскаго приходовъ не знали-бы о чемъ разговаривать въ свободные часы, если-бы м-съ Кадваладеръ не давала пищи ихъ языкамъ. Эта леди была очень высокаго происхожденя, имена ея первыхъ предковъ терялись въ сонм легендарныхъ графовъ, но она сама все жаловалась на бдность, немилосердно торговалась при покупк провизи, отпускала самыя фамильярныя шутки, но, тмъ не мене, вы, по каждому ея слову, могли догадаться, съ кмъ имете дло. Въ ней сливались дв личности: жены ректора и аристократки, слушая ея шутки, прихожане охотне выплачивали церковную десятину. Но м-ръ Брукъ иначе относился къ достоинствамъ м-съ Кадваладеръ и потому невольно поморщился, сидя одинъ въ своей библотек, когда ему доложили о ея прзд.

— А у васъ, какъ видно, сейчасъ былъ въ гостяхъ нашъ ловикскй Цицеронъ, сказала леди, сбрасывая съ себя шаль и шляпу и обнаруживая при этомъ свою худощавую, не стройную фигуру.— Боюсь, не затваете-ли вы вдвоемъ какой-нибудь гадкй, политическй замыселъ, иначе вамъ не для чего бы.то-бы такъ часто видться съ этимъ милымъ господиномъ. Я непремнно сдлаю на васъ доносъ. Помните одно: вы оба находитесь уже подъ подозрнемъ съ тхъ поръ, какъ взяли сторону Пиля въ вопрос о католикахъ. Берегитесь! я разглашу повсюду, что вы, въ качеств депутата отъ Мидльмарча, хотите стать на сторону виговъ, въ случа, если старикъ Пинкертонъ отступится отъ своихъ правъ, и что Казобонъ изподтишка помогаетъ вамъ тмъ, что разсылаетъ возмутительные памфлеты между избирателями и даромъ роздаетъ ихъ по трактирамъ. Кайтесь, что это такъ!

— Ничего тутъ и похожаго нтъ, отвчалъ м-ръ Брукъ, улыбаясь и протирая платкомъ стекла своихъ очковъ (старикъ однако слегка покраснлъ, выслушавъ обвинене гостьи).— Мы съ Казобономъ очень рдко толкуемъ о политик. Онъ мало интересуется филантропическимъ вопросомъ, уложенемъ о наказаняхъ и т. д. Главная его забота — дла церкви. А это не по моей части, какъ вы знаете.

— Напро-отивъ, другъ мой, протянула леди.— Я ужь слышала о всхъ вашихъ продлкахъ. Кто продалъ свою землю мидльмарчскимъ папистамъ! Я уврена, что вы и купили-то ее съ намренемъ, чтобы продать ее имъ. Настоящй вы Гюй Фоксъ, посл этого. Подождите, вотъ ужо, 5 ноября, ваше изображене сожгутъ публично, на площади. Если Гумфри не прхалъ побраниться съ нами, то я за него здсь.

— И отлично! отвчалъ м-ръ Брукъ.— Я заране приготовился подвергнуться преслдованямъ за то, что не преслдую другихъ — понимаете? За то, что не преслдую другихъ.

— Похалъ! воскликнула леди.— Врно вы приготовили эту громкую фразу для избирательныхъ собранй. Полноте, дорогой м-ръ Брукъ, не соблазняйтесь вы этими собранями. Человкъ, принужденный говорить рчи, всегда кончаетъ тмъ, что дурачитъ себя. Извиняться нечего, разъ ужь вы стали не на правой сторон — словами ничего не поправить. Попомните меня, что вы сами себя погубите. Противъ насъ возстанутъ вс парти и васъ забросаютъ каменьями.

— Лучшаго я и не жду, вы понимаете^? сказалъ м-ръ Брукъ, стараясь улыбнуться, чтобы не показать, какъ непрятно на него подйствовала эта пророческая картина,— для человка съ независимымъ мннемъ нечего и ждать лучшаго. Чтожь касается моей приверженности къ вигамъ, то вы должны знать, что человка мыслящаго никакая партя не можетъ увлечь силою. Онъ будетъ до извстной точки соглашаться съ тмъ или другимъ мннемъ,— но только до извстной точки, понимаете? Впрочемъ, что я съ вами толкую, вы, женщины, не въ состояни этого понять.

— Понять, гд ваша извстная точка? Конечно! Я-бы желала знать, можетъ-ли быть извстная точка у человка, непринадлежащаго ни къ какой парти, вчно рыскающаго съ мста на мсто и неоставляющаго своего адреса друзьямъ?— ‘Кто его знаетъ, гд этотъ Брукъ! На Брука разсчитывать нельзя,’ — вотъ, если хотите знать, что объ васъ люди говорятъ. Теперь перейдемъ къ длу. Ну, какъ вы явитесь на выборы, когда на васъ будутъ вс смотрть, какъ на незнакомое лицо? Да при томъ и совсть-то у васъ нечиста, да и карманы-то пусты!

— Я не намренъ толковать съ женщиной о политик, сказалъ м-ръ Брукъ съ равнодушной улыбкой на лиц, но внутренно чрезвычайно недовольный тмъ, что атака м-съ Кадваладеръ ставила его по невол въ оборонительное положене, вслдстве небольшихъ промаховъ, сдланныхъ имъ, по излишней поспшности, на политическомъ его поприщ.— Вашъ прекрасный полъ не привыкъ мыслить, продолжалъ онъ шутливо — varium ot mutabile semper, сказалъ про васъ Виргилй. Вы читали Виргиля? Я зналъ его… (тутъ м-ръ Брукъ во время вспомнилъ, что онъ никакъ по могъ лично знать поэта временъ императора Августа), т. е. я зналъ не Виргиля, конечно, а Стоддарта, такъ вотъ онъ именно и употреблялъ это выражене, говоря о васъ, женщинахъ. Вы всегда возстаете противъ человка съ независимой волей, человка, твердо стоящаго за истину, не смотря ни на кого. А у насъ въ околодк положительно нтъ людей съ убжденями — я камнемъ ни въ кого не бросаю, понимаете?— но вдь нужно-же хоть кому-нибудь держаться независимаго направленя. Если я не подниму голоса, кто-же другой это сдлаетъ?

— Кто? Да всякй проходимецъ, у котораго нтъ ни кола, ни двора, ни положеня. Люди независимые должны пережевывать свои мння дома, а не разносить ихъ всюду. А вы что длаете? Собираетесь видать замужъ свою племянницу,— которую любите какъ дочь,— за лучшаго человка во всемъ околодк, а туда-же суетесь въ независимыя парти. Воображаю, какъ это будетъ непрятно сэру Джемсу, не легко ему будетъ узнать, что вы вдругъ, ни съ того, ни съ сего, повернули въ другую сторону и сдлались вывской конторы виговъ.

М-ра Брука опять покоробило! Ршивъ судьбу племянницы, онъ невольно ороблъ, предчувствуя, какими дкими насмшками начнетъ его угощать м-съ Кадваладеръ. Постороннему зрителю легко было говорить о ссор съ м-съ Кадваладеръ… но спросите любого опытнаго деревенскаго джентльмена, что значитъ ссориться съ ближайшими своими сосдями и давнишними знакомыми? Легко разв слышать, что такое почтенное имя какъ Брукъ, треплется ежедневно за обдами и за завтраками у сосдей и что имъ злоупотребляютъ, какъ раскупоренной бутылкой вина? Вдь человку нельзя быть всегда космополитомъ и пренебрегать мннемъ соотечественниковъ.

— Я увренъ, что мы съ Читэмомъ всегда останемся друзьями, хотя, къ сожалню, нтъ основаня предполагать, чтобы онъ когда-нибудь могъ жениться на Дороте, сказалъ м-ръ Брукъ, совершенно счастливый тмъ, что увидалъ въ окно Целю, приближавшуюся къ дому.

— А почему такъ? спросила рзко м-съ Кадваладеръ, выпрямившись отъ удивленя.— Помнится, что не дале какъ дв недли тому назадъ мы съ вами толковали объ этомъ.

— Моя племянница выбрала другого жениха — понимаете? она сама его выбрала. Я въ это дло не вмшивался. По моему, я-бы выбралъ Читама, Читамъ завидная партя для каждой молодой двушки. Но тутъ наши разсчеты не принимаются во внимане. Вы, женщины, вдь прекапризныя существа, понимаете?

— За кого-же мы позволили ей выдти замужъ? опросила леди, быстро перебирая въ ум всевозможныя, подходящя для Доротеи парти. Но въ эту минуту, въ комнату вошла Целя, вся разрумяненная, такъ-какъ она долго ходила по саду. Ея появлене избавило м-ра Брука отъ необходимости немедленно отвчать на вопросъ леди Кадваладеръ. Онъ поспшно всталъ съ своего мста и сказавъ: ‘кстати, мн нужно поговорить съ Райтомъ насчетъ лошадей’, быстро юркнулъ изъ комнаты.

— Милое дитя мое, что тамъ у васъ за исторя случилась съ сестриной помолвкою? спросила м-съ Кадваладеръ у Цели.

— Сестра помолвлена за м-ра Казобона, отвчала Целя, кратко заявляя, по своему обыкновеню, о случившемся факт и чрезвычайно довольная тмъ, что ей можно поговорить наедин съ супругой ректора.

— Это ужасно! воскликнула леди.— А давно-ли это случилось?

— Я узнала только вчера. Сватьба назначена черезъ шесть недль.

— Ну, чтожь, душа моя, поздравляю васъ съ будущимъ братцемъ! сказала насмшливо м-съ Кадваладеръ.

— Мн Доротею такъ жалко! замтила Целя.

— Жалко сестру? Да вдь она сама-же это все устроила.

— Знаю, что сама. Она говоритъ, что у м-ра Казобона возвышенная душа.

— Поздравляю! воскликнула леди.

— О, м-съ Кадваладеръ! разв это такъ прятно имть мужа съ возвышенной душой? спросила Целя.

— Вотъ что я вамъ посовтую, душа моя, отвчала леди.— Вы теперь знаете, каковы эти личности, и потому, какъ только явится женихъ въ такомъ-же род — по боку его.

— За себя я поручусь, что ни за что не дамъ слова такому жениху, сказала Целя.

— И не давайте. Одного урода въ семь довольно. Теперь ясно, что вашей сестр никогда не нравился сэръ Джемсъ Читамъ. Ну, а признайтесь, вы-то сами, врно были бы довольны, если-бы сэръ Джемсъ сдлался вашимъ зятемъ?

— Я его очень-бы любила, отвчала Целя.— Можно сказать наврное, что изъ него вышелъ-бы отличный мужъ. Разв… прибавила она, вся вспыхнувъ (она краснла очень часто),— въ томъ бда, что онъ не совсмъ подходитъ къ характеру Доротеи.

— Понимаю, т. е. онъ не паритъ въ облакахъ, какъ она.

— Нтъ, но Додо чрезвычайно разборчива… Она длаетъ все такъ обдуманно… такъ внимательно вслушивается въ то, что ей говорятъ… мн кажется, что именно поэтому сэръ Джемсъ никогда ей не нравился.

— Такъ она врно завлекала его? Это не похвально.

— Пожалуйста, не браните Додо, заступилась Целя,— она часто не замчаетъ, что вокругъ нея длается. Постройка котеджсй совсмъ свела ее съума, и поврите-ли^?— она иногда даже была невжлива съ соромъ Джемсомъ, но онъ, спасибо ему, никогда не обращалъ на это вниманя,— такой добрый!

— Хорошо, сказала м-съ Кадваладеръ, натягивая на плечи шаль и быстро вставая съ мста.— Мн, значитъ, нужно теперь прямо хать къ сэру Джемсу и передать ему новость. А то онъ, пожалуй, вызоветъ къ себ свою мать. Дядя вашъ ни за что не ршится сообщить ему непрятную всть: придется взять на себя эту комиссю. Да, душа моя, поддли вы насъ, нечего сказать! Молодежи не мшало-бы иногда подумать и о родныхъ при вступлени въ бракъ. Я подала вамъ дурной примръ, выйдя замужъ за бднаго священника… унизила фамилю Де-Браси… Вотъ теперь, и разсчитывай, сколько можно заплатить за корзинку съ угольями, да моли Бога, чтобы достало денегъ на масло къ салату. Правда, Казобонъ богатъ,— съ этимъ нельзя не согласиться… Что-жь касается его породы, то, кажется, у него въ фамильномъ герб три каракатицы на черномъ пол да карабкающйся ракъ. Однако мн пора хать, заключила леди.— Кстати, душа моя, могу-ли я переговорить съ вашей м-съ Картеръ о тст для пирожковъ. Я думаю прислать къ ней поучиться мою молодую кухарку. Надюсь, что м-съ Картеръ сдлаетъ для меня это одолжене, покажетъ ей, что нужно. А у сэра Джемса не кухарка, а какой-то драконъ, я ее боюсь.

Черезъ часъ, м-съ Кадваладеръ ужь успла кончить переговоры съ м-съ Картеръ и ухать въ Фрешитъ-Голъ, отстоявшй недалеко отъ ихъ прихода, супругъ м-съ Кадваладеръ, какъ ректоръ, имлъ спою постоянную резиденцю въ Фрешит, а въ Типтон его должность исправлялъ священникъ. Сэръ Джемсъ только-что вернулся изъ небольшого путешествя, на которое онъ посвятилъ два дня и перемнялъ туалетъ, чтобы хать верхомъ въ Типтонъ-Грэнджъ. Осдланная лошадь стояла уже у крыльца въ ту минуту, когда фаэтонъ м-съ Кадваладеръ показался у воротъ, молодой хозяинъ вышелъ на крыльцо съ хлыстикомъ въ рук. Леди Читамъ еще не вернулась къ нему и потому гость неловко было войти въ домъ, но въ то-же время неловко было и начать щекотливый разговоръ при грумахъ, вслдстве чего, она попросила провести ее въ оранжерею, подъ предлогомъ, что ей хочется посмотрть на новыя растеня. Сэръ Джемсъ, какъ любезный хозяинъ, немедленно исполнилъ ея желане. Пройдя нсколько отдленй, леди вдругъ остановилась и сказала:

— А у меня есть очень непрятная новость для васъ. Надюсь, что вы не такъ сильно влюблены, какъ воображаете!

Претендовать на м-съ Кадваладеръ, за то, что она разомъ огорашивала людей, не было возможности. Какъ-бы то ни было, а сэръ Джемсъ слегка поблднлъ и сердце его забило тревогу.

— Мн кажется, что Брукъ окончательно себя скомпрометируетъ, продолжала леди.— Я начала его укорять за то, что онъ, представитель Мидльмарча, сталъ на сторону либераловъ, а онъ вдругъ притворился, будто меня не понимаетъ, заговорилъ о независимомъ направлени, о свобод мысли, словомъ, загородилъ чушь, и все-таки мн ничего не отвтилъ.

— Только-то! сказалъ сэръ Джемсъ — и вздохнулъ, точно у него камень свалился съ сердца.

— Какъ! рзко вскричала м-съ Кадваладеръ,— значитъ, вамъ все равно, какя у него будутъ политическя убжденя! Васъ не оскорбляетъ то, что онъ превратился въ какой-то флюгеръ, въ политическаго крикуна!

— Нельзя-ли его отговорить отъ участя въ выборахъ, замтилъ сэръ Джемсъ.— Онъ испугается расходовъ, неизбжныхъ въ это время.

— Ужь я ему все говорила. Расходы, это еще его больное мсто,— въ одной унци скупости всегда есть нсколько гранъ здраваго смысла. Превыгодно, когда въ чьей-нибудь семь скупость длается наслдственной добродтелью, она крпкая узда для всякаго безумца. А что у Бруковъ мозги не на мст, въ этомъ я уврена, иначе они не длали-бы того, что длаютъ теперь.

— Какъ? Значитъ Брукъ дйствительно хочетъ явиться представителенъ Мидльмарча? спросилъ сэръ Джемсъ.

— Это еще не все, погодите! У меня въ запас есть другая новость, почище этой… Я васъ всегда подбивала жениться на миссъ Брукъ, увряя, что это прекрасная невста. Правда, я и прежде знала, что она немного дуритъ, вдается въ методистическй сумбуръ, но такая дурь скоро проходитъ у молодыхъ двушекъ. Но теперь я узнала такую вещь, которая поразила меня удивленемъ…

— Что вы хотите этимъ сказать, м-съ Кадваладеръ? испуганно спросилъ сэръ Джемсъ. Ему сначала пришло въ голову, что миссъ Брукъ присоединилась къ моравскимъ братьямъ или поступила въ какую-нибудь неприличную секту, о которой не говорятъ въ хорошемъ обществ, но потомъ онъ сообразилъ, что м-съ Кадваладеръ всегда преувеличиваетъ дурное и потому немного успокоился.

— Врно съ миссъ Брукъ, что-нибудь случилось? сказалъ онъ.— Прошу васъ, говорите скоре…

— Такъ и быть, скажу. Она выходитъ замужъ, отвчала м-съ Кадваладеръ, и остановилась, видя, что по лицу ея молодого прятеля пробжало чувство страданя.

Сэръ Джемсъ старался скрыть свое волнене подъ притворной улыбкой и сталъ сбивать хлыстикомъ пыль съ сапога.

— Она выходитъ за Казобона, докончила леди.

Хлыстикъ выпалъ изъ рукъ сэра Джемса и онъ нагнулся, чтобы поднять его. Когда онъ выпрямился, его лицо выражало глубокое отвращене, обратившись къ леди Кадваладеръ, онъ переспросилъ: ‘За Казобона?’

— Именно такъ, сказала она.— Теперь вы поняли, зачмъ я прхала?

— Господи, Боже мой! Да вдь это ужасно! воскликнулъ сэръ Джемсъ.— Онъ не человкъ, а мумя (Точно ему было-бы легче знать, что его соперникъ молодъ и свжъ).

— Она увряетъ, что у ея жениха очень возвышенная душа, прибавила м-съ Кадваладеръ.— А по моему, это высушенный пузырь, годный только на то, чтобы въ немъ хранить сухой горохъ.

— И что за охота такимъ старымъ холостякамъ жениться? сказалъ сэръ Джемсъ.— Вдь онъ ужь стоитъ одной ногой въ гробу.

— Ну, теперь онъ врно вытащитъ ее оттуда, замтила леди.

— Бруку не слдовало допускать этотъ бракъ! воскликнулъ сэръ Джемсъ,— онъ долженъ былъ настоятельно требовать, чтобы сватьбу отложили до ея совершеннолтя. Она тогда лучше-бы поняла свое положене. На то онъ и опекунъ!

— Какъ-будто вы не знаете, какой онъ нершительный, этотъ Брукъ! сказала леди.

— Отчего-бы вашему мужу съ нимъ не переговорить?

— Еще что выдумали, мужу! Гумфри находитъ все прекраснымъ. Я съ роду не слыхала, чтобы онъ сказалъ хоть одно худое слово о Казобон. Епископа своего и того хвалитъ, хотя я нахожу, что это неестественное явлене въ подчиненномъ духовномъ лиц. Что-жь посл этого прикажете длать съ человкомъ, который до неприличя всмъ доволенъ? Я, по возможности, прикрываю его недостатокъ тмъ, что всхъ и все браню. А вы не очень горюйте, прибавила весело леди Кадваладеръ.— Я право рада, что вы развязались съ миссъ Брукъ, вдь это такая сумасбродница, которая заставила-бы васъ, пожалуй, днемъ звзды считать. Между нами сказать, малютка Целя — одна стоитъ двухъ Доротей, вотъ на ней хорошо-бы вамъ жениться. По моему, идти за Казобона, все равно, что постричься въ монахини.

— Что обо мн толковать! возразилъ сэръ Джемсъ,— нужно спасти миссъ Брукъ, вс друзья ея должны хлопотать объ этомъ.

— Мой Гулфри ничего еще не знаетъ, сказала леди.— Но ручаюсь вамъ заране, что если онъ узнаетъ отъ меня о сватьб миссъ Брукъ, то скажетъ непремнно: ‘— Почему-жь ей не идти за него? Казобонъ малый добрый и молодъ еще,— довольно молодъ’. Эти сострадательные люди никогда помогутъ отличить вина отъ уксуса, до тхъ поръ, пока они сами его не попробуютъ и не закричатъ отъ спазмовъ въ желудк. Будь я мужчина, я непремнно-бы женилась на Цели, особенно, если Доротеи уже не будетъ. На дл выходитъ, что вы ухаживали за одной, а получили сердце другой. Я успла замтить, что вы произвели на Целю такое сильное впечатлне, какое только можетъ произвести мужчина на женщину. Если-бы это говорилъ вамъ кто-нибудь другой, а не я, то вы могли-бы подумать, что это преувеличено. Прощайте!..

Съ этими словами, леди Кадваладеръ отправилась вонъ изъ оранжереи, сэръ Джемсъ посадилъ ее въ фаэтонъ, а самъ вскочилъ на лошадь.

Всть, сообщенная ему, не помшала его прогулк, онъ далъ шпоры лошади и поскакалъ — по только въ противоположную сторону отъ Типтона-Грэнжа.

Теперь любопытно узнать, какая была необходимость м-съ Кадваладеръ такъ усердно хлопотать о замужеств миссъ Брукъ? Почему она, какъ только разошлась первая сватьба, улажепная по ея милости (такъ она любила думать),— почему она тотчасъ-же приступила къ улаживанью второй? Не было-ли тутъ какого-нибудь заговора или скрытой интриги съ ея стороны? Не были-ли нити этой интриги такъ тонки, что для разсматриванья ихъ понадобился-бы даже микроскопъ? Вовсе нтъ! Какую-бы зрительную трубу вы ни наводили на оба прихода на Типтонскй и Фрешитскй, словомъ, на всю площадь, по которой ежедневно разъзжалъ фаэтонъ м-съ Кадваладеръ, вы нигд не увидли-бы подозрительныхъ сходокъ или какихъ-нибудь сценъ, откуда бы она ни возвращалась, вы не замтили-бы измненя въ смломъ выражени ясныхъ глазъ леди, или въ цвт ея румяныхъ щекъ. Правда, женщину и ея дйствя такъ-же трудно опредлить, какъ трудно опредлить содержане капли воды, разсматривая ее въ микроскопъ. Все зависитъ отъ силы увеличительнаго стекла, сквозь которое вы смотрите. Если стекло слабо, то вамъ кажется, что самая крупная изъ инфузорй обладаетъ необыкновенною подвижностю при поглощени окружающей ее мелочи, которая служитъ жертвой ея прожорства, если-же стекло сильно, то вы тотчасъ убдитесь, что притягательную силу для мелкихъ инфузорй составляетъ водоворотъ, образующйся между волосиками, которые покрываютъ тло крупной инфузори и что послдняя безучастно ждетъ минуты, когда он сами попадутъ ей въ ротъ.

Метафорически говоря, если-бы можно было посмотрть чрезъ сильный микроскопъ на наклонность м-съ Кадваладеръ устроивать сватьбы, то мы увидли-бы точно такой-же водоворотъ, только производимый не волосиками, а мыслями и словами м-съ Кадваладеръ: изъ средины-то этого водоворота, она и ловила необходимую ей пищу.

Жизнь она вела деревенскую, простую, совершенно чуждую грязныхъ и вредныхъ сплетень, она никогда не вмшивалась въ большя дла свта, за то маленькя дла большого свта чрезвычайно ее интересовали, особенно когда он ей сообщались въ письмахъ отъ ея высокорожденныхъ родственниковъ: напримръ, что вотъ такой-то очаровательный второй сынъ раззорился, женившись на своей любовниц, что чистокровный лордъ Тапиръ по наслдству сдлался идотомъ, что старый лордъ Мегатерумъ становится просто звремъ во время подагрическихъ своихъ припадковъ, или наконецъ, что такая-то графская или княжеская корона, вслдстве смшеня породъ, перешла въ новую втвь и что это происшестве сопровождалось большимъ скандаломъ. Вотъ т новости, которыя она запоминала съ необыкновенною точностю и разсказывала своимъ знакомымъ съ приправой самыхъ дкихъ эпиграмъ. Ее саму очень забавляли такого рода анекдоты, потому-что она твердо врила, что между аристократическимъ и плебейскимъ происхожденемъ существуетъ такая-же разница, какъ между дорогой дичью и червями. Она никогда не отреклась-бы отъ своего родственника, какъ-бы бденъ онъ ни былъ, напротивъ, Де-Браси, обдающй изъ горшка, возбудилъ-бы въ ней чувство восторженнаго состраданя, боюсь сознаться, но мн кажется, что она не испугалась-бы, даже узнавъ, что этотъ бднякъ-аристократъ преступникъ, но къ богачамъ плебейскаго происхожденя она чувствовала ненависть, доходящую до ожесточеня: по мнню м-съ Кадваладеръ, вс эти господа нажили себ состояне, барышничая въ мелочной торговл, а для нея платить дорого за то, что можно было получить даромъ въ приход, считалось чмъ-то ужаснымъ. Вообще разжившеся мщане, по ея словамъ, не имли даже права называться людьми, одинъ выговоръ ихъ уже терзалъ ей уши. Городъ, гд водятся во множеств такя чудовища, говорила она, не можетъ быть ничмъ инымъ, какъ площаднымъ театромъ, а причислять его къ цивилизованнымъ городамъ государства — невозможно. Пусть каждая благородная леди, которая вздумаетъ строго отнестись къ такому взгляду м-съ Кадваладеръ, пусть она откровенно выскажетъ свой собственный взглядъ на этотъ вопросъ, и вы убдитесь, что и она точно также милостиво разршаетъ жить вмст съ нею на земл только тмъ, кто иметъ честь быть одной съ нею породы.

Съ такимъ-то умомъ, горючимъ, какъ фосфоръ, съ такой способностью задвать все, что ни попадалось ей на зубокъ, могла-ли м-съ Кадваладеръ остаться чуждой къ судьб обихъ миссъ Брукъ и къ ихъ матримональнымъ разсчетамъ, особенно посл того, какъ у нея вошло въ привычку, втечене нсколькихъ лтъ сряду, журить м-ра Брука по дружески, откровенно, за каждое его дйстве и давать ему изрдка намеки, что она считаетъ его простачкомъ. Со дня прзда молодыхъ двушекъ въ Типтонъ, она затяла сватьбу Доротеи съ сэромъ Джемсомъ и если-бы сватьба эта состоялась, то никто въ мр не могъ-бы се разуврить, что это дло не ея рукъ. Убдившись теперь, что Доротея выходитъ совсмъ не за того, за кого она разсчитывала,— леди Кадваладеръ пришла въ сильное раздражене, которому каждый изъ мыслящихъ людей не можетъ не сочувствовать. Ей принадлежала пальма первенства по части дипломати въ Типтон и въ Фрешит, все, что длалось до сихъ поръ не по предназначенному ею плану, казалось ей оскорбительной несправедливостью. Что-жъ касается неожиданной выходки миссъ Брукъ, то она положительно выводила ее изъ себя, леди Кадваладеръ начинала создавать, что составленное ею мнне объ этой молодой двушк было неврно. ‘Я заразилась снисходительностю своего мужа! говорила она сама себ въ порыв негодованя, — вс эти методическя фантази, это желане казаться боле религозной, чмъ ректоръ и священникъ взятые вмст, все это происходить отъ испорченности, гораздо боле укоренившейся въ ней, чмъ я предполагала’!

— Впрочемъ, продолжала леди, обращаясь поперемнно то къ мужу, то говоря сама съ собой,— я отрекаюсь теперь отъ нея. Ей предстоялъ прекрасный случай вылечиться отъ всей прежней дури въ замужеств съ сэромъ Джемсомъ, онъ никогда не сталъ-бы противорчить ей, а когда женщин не противорчатъ, то ей нтъ причины упорствовать въ своемъ сумасбродств. Не хотла она этого, ну и щеголяй теперь въ власяниц.

Послдствемъ неудачи было то, что м-съ Кадваладеръ ршилась устроить новый бракъ для сэра Джемса, сообразивъ въ ум, что лучше миссъ Брукъ меньшой ему не найдти себ невсты, она сочла необходимымъ забросить ему, въ вид удочки съ приманкой, намекъ, что онъ произвелъ сильное впечатлне на сердце Цели. Баронетъ былъ не изъ числа тхъ сентиментальныхъ людей, которые томятся, доставая недосягаемое для нихъ яблоко Сафо, манящее взоръ сквозь густую зелевь листьевъ. Писать сонетовъ онъ также не сталъ-бы, но между тмъ онъ чувствовалъ себя глубоко оскорбленнымъ, узнавъ, что женщина, избранная его сердцемъ, предпочла ему другого. Выборъ Доротеи сильно пошатнулъ его привязанность къ ней и видимо охладилъ его. Хотя сэръ Джемсъ считался извстнымъ спортсменомъ, онъ все-таки иначе любилъ женщинъ, чмъ тетеревей и лисицъ, будущая жена не служила, такъ сказать, цлью его охоты и онъ мечталъ о женитьб вовсе не какъ о развлечени, но какъ о наград за долгое искательство. Съ исторей первобытныхъ народовъ онъ также былъ мало знакомъ и потому никогда не мечталъ завоевать себ невсту, борясь съ соперникомъ посредствомъ томагауковъ. Словомъ, это былъ простой, добрый человкъ, сближавшйся съ тми, кто его любилъ и отклонявшйся отъ людей равнодушныхъ. Натура у него была честная и благодарная, малйшй знакъ вниманя со стороны женщины тотчасъ связалъ нити нжности вокругъ его сердца и притягивалъ его къ ней.

Вотъ почему, проскакавъ боле получаса по направленю, противоположному отъ Типтон-Грэнжа, сэръ Джемсъ вдругъ умрилъ шагъ своей лошади и наконецъ повернулъ ее назадъ, въ объздъ. Различныя чувства поколебали его намрене не быть сегодня въ Типтон-Грэнж и онъ ршился отправиться туда какъ ни въ чемъ не бывало. Его невольно радовала мысль, что онъ не длалъ предложеня Дороте и не получилъ отказа, теперь онъ имлъ полное право изъ приличя навстить ее для того, чтобы переговорить съ нею о котеджахъ, и тутъ-же кстати, такъ-какъ м-съ Кадваладеръ подготовила уже его заране къ извстю о ея сватьб, безъ смущеня поздравить ее. По правд сказать, сватьба эта была ему очень не по нутру, уступить Доротею другому было тяжело, но вмст съ тмъ его подмывало хать сейчасъ-же къ нимъ въ домъ и выдержать надъ собой борьбу. Какое-то смутное сознане, что онъ увидитъ Целю, еще боле подстрекало его хать въ Типтон-Грэнжъ и онъ ршился, во что-бы то ни стало, явиться туда и быть какъ можно любезне съ младшей сестрой.

Мы вс смертные — мужчины и жспщипи, нердко переживаемъ горькя, мучительныя минуты, удерживая слезы и задыхаясь отъ волненя, мы отвчаемъ на вопросъ: что съ вами? — Такъ, ничего! Гордость выручаетъ насъ въ такихъ случаяхъ, и такая гордость — дло хорошее, потому-что она помогаетъ намъ скрывать полученныя нами обиды и понуждаетъ насъ не обижать другого.

VII.

‘Placer е popone
Vuoi la su а stagione’.
Итальянская пословица.

Втечене послднихъ недль, м-ръ Казобонъ, какъ и надо было ожидать, проводилъ большую часть времени въ Грэнж. Обязанности, лежавшя на немъ, какъ на жених, естественнымъ образомъ должны были служить помхой его работ надъ будущимъ великимъ творенемъ: Ключъ ко всмъ миологямъ, и потому немудрено, что онъ съ нетерпнемъ ожидалъ дня своей сватьбы. Но онъ, какъ благоразумный человкъ, примирялся съ этой помхой, разсуждая такимъ образомъ, что пора-же было наконецъ найдти себ милаго товарища въ молодой женщин, ласки и игривость которой могли-бы разсять мракъ, затмвающй иногда, въ часы тяжелыхъ трудовъ, его сердце и душу, пора было запастись нжной попечительницей и поддержкой для начинающейся старости. Вотъ почему онъ ршился отдаться весь сердечному вляню и плыть туда, куда понесетъ его потокъ. Съ удивленю своему, м-ръ Казобонъ вскор нашелъ, что потокъ этотъ очень мелокъ и что поэты чрезвычайно преувеличиваютъ любовь, воспвая ея силу и могущество. Несмотря на то, онъ слдилъ съ удовольствемъ за миссъ Брукъ и ему прятно было видть, что она выказываетъ ему пламенную любовь и слпую покорность: оба эти чувства могли служить врнымъ залогомъ его будущаго счастя. Раза два, правда, у него мелькнула мысль, что въ характер Доротеи скрывается какой-то недостатокъ, охлаждающй его чувства къ ней, но уяснить себ этотъ недостатокъ онъ былъ не въ состояни, да притомъ, вообще, онъ не могъ себ представить, чтобы на земл могла существовать женщина, которую-бы онъ полюбилъ больше Доротеи. Оставалось поневол сваливать всю вину на поэтовъ, которые преувеличивали любовь, воспвая ее.

— Нельзя-ли мн подготовиться заране, чтобы быть вамъ какъ можно полезне? сказала однажды утромъ своему жениху Доротея.— Нельзя-ли мн выучиться по-латыни и по-гречески настолько, чтобы я могла читать вамъ вслухъ, какъ это длали дочери Мильтона отцу, несмотря на то, что он сами не понимали того, что читали.

— Я боюсь, что это чтене вамъ очень наскучитъ, возразилъ съ улыбкой м-ръ Казобонъ, — если я не ошибаюсь, мн помнится, что дочери Мильтона, именно вслдстве его требованя, чтобы он читали ему вслухъ на незнакомыхъ имъ языкахъ, и возстали противъ отца.

— Да, это правда, но я нахожу во-первыхъ, что это было очень не хорошо съ ихъ стороны, потому-что он имли полное право гордиться такимъ отцомъ и считать за счасте быть ему полезными, а во-вторыхъ, отчего-жь имъ было не брать отдльныхъ уроковъ и потомъ читать между собою вслухъ, чтобы понимать прочитанное, тогда имъ не надоло-бы это заняте. Надюсь, что вы меня считаете лучше и умне дочерей Мильтона, заключила она.

— Я считаю васъ совершенствомъ во всхъ отношеняхъ, отвчалъ м-ръ Казобонъ.— Мн было-бы конечно очень выгодно, если-бы вы могли списывать греческя рукописи: но чтобы достичь этого, слдуетъ сначала выучиться читать немного по-гречески.

Доротея съ восторгомъ ухватилась за это драгоцнное позволене. Она ни за что не ршилась-бы первая обратиться къ м-ру Казобону съ просьбой выучить ее древнимъ языкамъ, до того она боялась надость ему црежде, чмъ сдлаться ему полезной, но дло въ томъ, что ей хотлось выучиться по-латыни и по-гречески совсмъ не изъ одной любви къ будущему своему мужу. Она считала древне языки основанемъ истины: ‘вмст съ знанемъ ихъ, думала она, человкъ пробртаетъ самый твердый взглядъ на вещи’. По мнню Доротеи, ея невжество было всегда главной причиной шаткости ея убжденй.

Такъ, напримръ, на какомъ-то основани она прежде думала, что снабжене бдныхъ удобными жилищами есть подвигъ истиннаго благочестя, тогда какъ люди классическаго направленя совершенно равнодушно относились къ этому предмету. ‘Мн, можетъ быть, и еврейскй языкъ понадобится, разсуждала Доротея,— нужно будетъ узнать хоть азбуку и нсколько корней словъ, чтобы дойдти до сути вещей и ясно понимать общественныя обязанности христанина’.

Да, бдная двушка не достигла еще такой степени самоуниженя, чтобы довольствоваться тмъ, что у нея будетъ ученый мужъ, нтъ, ей хотлось и самой быть ученой. Какъ не сказать посл этого, что миссъ Брукъ была черезчуръ наивна, несмотря на свой несомннный умъ. Целю вс считали довольно простенькой, а между тмъ она ясне сестры видла пустоту людей и ходульность ихъ. Въ нкоторыхъ случаяхъ очень полезно быть поравнодушне къ людямъ и не такъ скоро увлекаться ихъ словами и идеями.

М-ръ Казобонъ самъ вызвался давать своей невст уроки древнихъ языковъ, ежедневно, впродолжени часа. Во время этихъ уроковъ, онъ не столько напоминалъ учителя, сколько влюбленнаго, котораго трогало, но не сердило невжество его ученицы. Кто-бы изъ насъ отказался учиться азбук при такой обстановк. Однако Доротея сильно конфузилась своей непонятливости и, робко разспрашивая учителя о произношени нкоторыхъ греческихъ словъ, начала подозрвать, что есть науки, недоступныя для ума женщины. М-ръ Брукъ давно держался этого мння и потому, войдя однажды въ библотеку во время урока чтеня, онъ, съ обычной своей рзкостью, замтилъ жениху,

— Вотъ вы сами теперь убдитесь, Казобонъ, сказалъ онъ,— что вс эти мудрыя науки, въ род классическихъ языковъ, математики и проч., слишкомъ обременительны для женщинъ, понимаете? слишкомъ обременительны.

— Доротея учится только буквамъ и произношеню ихъ, отвчалъ уклончиво м-ръ Казобонъ.— Она заботится о сохранени моихъ глазъ на будущее время.

— А-а, понимаю, слдовательно она не будетъ знать, что она читаетъ — ну, это еще не трудно устроить. А все-таки мн кажется, что у женщинъ умъ легкй, боле способный къ изученю музыки, искуствъ или чего-нибудь въ этомъ род, — конечно, до извстной степени имъ и науки необходимы,— но такъ знаете-ли, чтобы только поверхностно съ ними ознакомиться. Отъ женщины нужно требовать одного — чтобы въ свободное время отъ вашихъ занятй она могла-бы сыграть или спть для васъ какую-нибудь хорошую, старинную, англйскую мелодю. Это я люблю, хотя на своемъ вку мн приходилось слышать въ Вн на оперной сцен множество знаменитостей, напримръ, Глюка, Моцарта и другихъ,— но я въ музык консерваторъ, понимаете? Это не то, что въ политик, мн подавайте старыя мелоди, новыхъ не люблю.

— М-ръ Казобонъ не любитъ фортепанъ, замтила Доротея,— и я очень этимъ довольна.

Нельзя было не извинить ей этого презрня къ домашней музык и вообще къ искуствамъ, когда мы припомнимъ, на какой низкой степени совершенства стояло образоване молодыхъ двушекъ по этой части въ то отдаленное время. Доротея улыбнулась, отвчая дяд и взглянувъ нжно на жениха, продолжала:

— Если-бы м-ру Казобону вздумалось попросить меня сыграть теперь: ‘Послдняя лтняя роза’, я была-бы въ сильномъ затруднени. По его словамъ, въ Ловик хранится всего одинъ инструментъ, старинныя клавикорды, да и т загромождены книгами.

— Значитъ, Целя тебя перещеголяла въ этомъ, замтилъ дядя.— Целя премило играетъ и всегда готова играть, когда ее просятъ. Но, конечно, если м-ръ Казобонъ не охотникъ до музыки, то ты въ прав не заниматься ею. А жаль, Казобонъ, продолжалъ м-ръ Брукъ, что вы лишаете себя этого развлеченя. Струна, постоянно натянутая, понимаете? долго не выдержитъ.

— Я никогда не считалъ развлеченемъ раздирать свои уши монотонными звуками, отвчалъ м-ръ Казобонъ.— Постоянно повторяющаяся одна и та-же мелодя принуждаетъ мои мысли исполнять въ моемъ мозгу какой-то особенный танецъ, въ род правильнаго минуэта, сознайтесь, что для человка зрлыхъ лтъ — это невыносимо. Что-жь касается высокой музыки, достойной быть исполненной въ храм,— музыки, дополняющей, по понятю древнихъ, воспитане каждаго развитаго человка — объ ней я ничего не говорю, потому-что для насъ она почти недоступна.

— Да, вотъ такую музыку и я также считаю наслажденемъ, сказала Доротея.— Передъ нашимъ выходомъ изъ пансона бъ Лозанн, дядя возилъ насъ въ Фрибургъ послушать тамошнй органъ. Я просто плакала при его звукахъ.

— Это опять нездорово, душа моя, возразилъ м-ръ Брукъ.— Казобонъ, она будетъ теперь у васъ въ рукахъ, продолжалъ онъ, обращаясь къ жениху,— пручите вы ее не такъ сильно увлекаться каждымъ впечатлнемъ. Вдь это не хорошо. Какъ ты думаешь, Доротея? спросилъ съ улыбкой дядя, нежелавшй огорчить племянницу своимъ упрекомъ и въ то-же время думавшй, что ей будетъ очень полезно выйдти пораньше замужъ за такого спокойнаго человка, какъ Казобонъ, особенно посл того, какъ Читамъ ей такъ опротивлъ.

— А странное это дло однако, разсуждалъ самъ съ собой м-ръ Брукъ, выходя изъ библотеки:— за что она этого-то полюбила? Впрочемъ партя хорошая, и что тамъ ни толкуй м-съ Кадваладеръ,— я ни за что-бы не ршился ее разстроить. Казобонъ будетъ епископомъ, это врно. Онъ написалъ отличный памфлетъ по поводу вопроса о католикахъ и за это ему врно пожалуютъ зване декана. Они обязаны произвести его въ деканы.

Да позволено намъ будетъ сдлать тутъ небольшое отступлене и замтить, что въ эту минуту м-ръ Брукъ и не воображалъ, что впослдстви онъ-же самъ будетъ говорить публично рчь совершенно въ дух радикаловъ, противъ увеличеня церковныхъ доходовъ. Подражая тмъ предупредительнымъ разсказчикамъ, которые всегда стараются оправдывать дйствя своихъ героевъ примрами изъ всеобщей истори, скажу и я для оправданя м-ра Брука, что Генрихъ Наварскй во время своего дтства, когда онъ принадлежалъ къ протестантской семь, никакъ не думалъ, что ему приведется быть католическимъ королемъ. И такихъ примровъ можно было-бы привести множество.

Но м-ръ Брукъ былъ такого рода человкъ, что еслибы онъ и предвидлъ даже необходимость говорить такую рчь впослдстви, то это нисколько не измнило-бы его взгляда на вопросъ въ настоящую минуту. Вспоминать, что у мужа его племянницы есть мсто въ духовномъ вдомств, доставляющее ему огромные доходы, было очень прятно, точно также было ему прятно и говорить рчь въ либеральномъ дух. Истинно велике умы смотрятъ на каждый предметъ съ различныхъ точекъ зрня, а не съ одной.

VIII.

‘Освободите ее! Я теперь ея братъ, а вы ея отецъ. Всякая честная двушка иметъ право на защиту всякаго джентльмена’.

Нельзя было не подивиться спокойствю, съ которымъ сэръ Джемсъ Читамъ ршился хать въ Грэнжъ посл того, какъ ему удалось побдить себя и заставить повидаться съ Доротеей, какъ съ помолвленной невстой его соперника. Правда, онъ былъ въ какомъ-то лихорадочномъ состояни и, увидавъ молодую двушку, впродолжене всего свиданя съ ней, онъ не могъ избавиться отъ чувства какой-то неловкости, но нужно сознаться, что, несмотря на свое доброе сердце, сэръ Джемсъ считалъ-бы себя все-таки гораздо боле обиженнымъ, если-бы соперникъ его былъ красивый, блестящй женихъ. Теперь его вовсе не безпокоила мысль, чтобы м-ръ Казобонъ могъ его затмить собою, но ему больно было видть, что Доротея дйствовала подъ влянемъ грустнаго увлеченя и чувство состраданя къ ней отчасти смягчало боль уязвленнаго самолюбя.

Несмотря на то, что сэръ Джемсъ мысленно уврялъ себя, что онъ положительно отрекается отъ Доротеи, видя, что она, съ настойчивостью Дездемоны, отказывается отъ парти вполн приличной и подходящей къ ней, онъ все-таки не могъ оставаться равнодушнымъ къ иде о ея помолвк съ Казобономъ. Увидвъ въ первый разъ жениха и невсту вмст, онъ началъ себя упрекать въ томъ, что онъ недовольно серьезно отнесся къ этому длу. ‘Брукъ боле всхъ насъ виноватъ, восклицалъ онъ,— ему слдовало-бы не давать своего соглася на такой неравный бракъ. Нельзя-ли хоть теперь кому-нибудь переговорить съ нимъ? Такъ оставить дло невозможно, нужно, во что-бы то ни стало, разстроить сватьбу’. Возвращаясь изъ Типтона домой, сэръ Джемсъ повернулъ въ домъ ректора и спросилъ, дома-ли м-ръ Кадваладеръ. Къ счастью, ректоръ оказался дома и гостя ввели въ кабинетъ, гд были развшены рыболовные снаряды. Самъ хозяинъ находился въ сосдней небольшой комнатк, гд онъ работалъ за токарнымъ станкомъ, онъ громко оттуда откликнулся, приглашая баронета придти къ себ. Оба прятеля жили душа въ душу, несмотря на то, что одинъ былъ — землевладлецъ, а другой — духовная особа,— но надо было посмотрть на ихъ добродушныя лица, чтобы понять, почему они сошлись. М-ръ Кадваладеръ былъ человкъ крупныхъ размровъ, съ толстыми губами и ласковой улыбкой, вся наружность его была грубая и простая, но спокойныя манеры и постоянно хорошее расположене духа невольно привлекали къ нему всхъ. Смхъ и шутки его заражали каждаго веселостью.

— Какъ поживаете? сказалъ онъ сэру Джемсу, протягивая ему руку, не совсмъ удобную для пожатя.— Жалю, что давно васъ не видалъ. Но случилось-ли чего особеннаго? Вы что-то разстроены.

У сэра Джемса были легкя морщины на лбу, брови свои онъ хмурилъ какъ-бы съ намренемъ показать, что онъ чмъ-то недоволенъ.

— Меня злитъ этотъ Брукъ! отвчалъ молодой баронетъ.— Хоть-бы нашелся человкъ, который-бы посовтывалъ ему этого не длать.

— Чего? переходить на сторону виговъ? спросилъ м-ръ Кадваладеръ, продолжая вертть колеса своего станка, за починкой котораго его засталъ гость.— Едва-ли онъ послушается. Но что-жъ кому за дло, если это ему нравится. Противники виговъ должны, напротивъ, радоваться, что ихъ представителемъ является человкъ съ очень блестящими способностями. Этимъ вигамъ никогда не удастся измнить нашу конституцю, если рулемъ ихъ корабля будетъ править такая голова, какъ нашъ прятель Брукъ.

— Ахъ! да я совсмъ не о томъ говорю, возразилъ сэръ Джемсъ, сбрасывая съ головы шляпу и кидая ее на ближайшй стулъ.— Я говорю о сватьб, продолжалъ онъ, поглаживая свою правую ногу, перекинутую черезъ колно лвой и съ горечью разсматривая подошву своего сапога.— Я говорю о томъ, какъ онъ позволяетъ такой красавиц, молодой двушк, выходить за Казобона.

— А что-жъ вы нашли дурного въ Казобон? По моему, это женихъ, какъ женихъ, особенно, если двушка его любитъ.

— Она слишкомъ молода, чтобы понимать свои чувства, воскликнулъ сэръ Джемсъ.— Это дло опекуна ршить ея судьбу. Онъ не долженъ былъ допускать, чтобы она дйствовала такъ опрометчиво. Удивляюсь вамъ, Кадваладеръ, какъ это вы, человкъ женатый, отецъ семейства, какъ вы можете относиться къ этому равнодушно. А еще добрый человкъ! Безъ шутокъ, подумайте объ этомъ хорошенько!

— Я и не думаю шутить, я очень серьезно говорю съ вами, отвчалъ ректоръ, внутренно смясь.— Вы точь въ точь моя жена. Та все пристаетъ, чтобы я похалъ къ Бруку и поучилъ-бы его уму-разуму, я ей напомнилъ то время, когда, бывало, ей доставалось жутко отъ родныхъ и друзей за то, что она вышла за меня замужъ.

— Да вы посмотрите на Казобона-то! сказалъ съ негодованемъ сэръ Джемсъ.— Вдь ему врныхъ 50 лтъ, и разв это мужчина? Это тнь, мумя какая-то. Поглядите на его ноги!..

— Прахъ-бы васъ взялъ, красивыхъ малыхъ! возразилъ смясь ректоръ,— вы воображаете, что только вамъ и должно везти на бломъ свт. Вы женщинъ вовсе не понимаете. Для нихъ красота состоитъ вовсе не въ молодцоватости. Элеонора, напримръ, увряла своихъ сестеръ, что она меня выбрала за безобразе — это показалось имъ до того оригинально и смшно, что он почти примирились съ ея выборомъ.

— Ну, что вы объ себ толкуете? сказалъ сэръ Джемсъ.— Васъ не трудно полюбить каждой женщин. Тутъ дло не въ наружной красот. Мн Казобонъ вообще не нравится.

Сэръ Джемсъ считалъ это выражене самимъ яснымъ опредленемъ своего дурного мння о человк.

— Это почему? Разв вы слышали что-нибудь дурное объ немъ? спросилъ ректоръ, оставя въ поко колеса станка и засовывая больше пальцы обихъ своихъ рукъ за жилетъ. Лицо его выражало напряженное внимане.

Сэръ Джемсъ умолкъ. Онъ былъ очень ненаходчивъ, когда отъ него требовали точныхъ доказательствъ его словъ, и его всегда удивляло, какъ это люди сами не могутъ догадаться, въ чемъ дло, и всегда требуютъ объясненй въ то время, какъ его внутреннее сознане говорило, что онъ не ошибается. Наконецъ онъ заговорилъ:

— Скажите по совсти, Кадваладеръ,— есть-ли у него сердце?

— Конечно, есть, отвчалъ ректоръ.— Что у него сердце не мягкое, не медовое, это я знаю, но что самое зерно сердца у него существуетъ — за это я поручусь. Онъ чрезвычайно добръ къ своимъ роднымъ, раздаетъ пенси нсколькимъ несчастнымъ женщинамъ и даже воспитываетъ на свой счетъ какого-то юношу, не щадя на него никакихъ расходовъ. Казобонъ во всемъ руководствуется благоразумемъ. Его тетка (сестра матери) сдлала дурную партю, вышла за какого-то поляка — словомъ, погибла — и семья отъ нея отреклась. Если бы этого не случилось, то Казобону и половины теперешняго его состояня не досталось-бы. Что-жъ онъ сдлалъ? Онъ отыскалъ своихъ двоюродныхъ братьевъ и узналъ, чмъ онъ можетъ имъ быть полезенъ. Поищите-ка, много ли вы найдете людей, которые стали-бы напрашиваться съ своей помощью? Вы, Читамъ, дло другое, но вообще люди туго раскошеливаются.

— Не знаю, сказалъ сэръ Джемсъ весь вспыхнувъ,— я и за себя не поручусь.— Затмъ помолчавъ немного, онъ прибавилъ: — Со стороны Казобона это очень благородно. Но можно быть человкомъ хорошимъ и все-таки смахивать на старый пергаментъ. Женщина не можетъ быть съ нимъ счастлива, и мн кажется, что если миссъ Брукъ такъ еще молода, то ея друзьямъ слдовало-бы вмшаться въ дло о ея сватьб и удержать ее отъ глупости. Вы сметесь, потому-что думаете, что я тутъ о себ хлопочу. Честью васъ завряю, что нтъ. Будь я братъ или дядя миссъ Брукъ, я-бы зналъ, какъ дйствовать.

— Положимъ, что это такъ, сказалъ Кадваладеръ,— но что-жъ-бы вы сдлали?

— Я-бы настоялъ, чтобы сватьбу отложили до ея совершеннолтя. Тогда, увряю васъ, бракъ этотъ никогда-бы не состоялся. Какъ-бы я желалъ, чтобы вы были одного мння со мной,— чтобы вы хоть переговорили объ этомъ съ Брукомъ…

При послднихъ словахъ сэръ Джемсъ всталъ со стула, потому-что въ рабочй кабинетъ вошла м-съ Кадваладеръ. Она вела за руку меньшую свою дочь, пятилтнюю двочку, которая немедленно бросилась къ отцу и покойно расположилась у него на колняхъ.

— Слышу, слышу, о чемъ вы тутъ толкуете, сказала жена ректора.— Но вы на Гумфри ничмъ не подйствуете. Пока рыбы у него вдоволь, для него будутъ вс люди, какъ люди. Какъ ему Казобона не хвалить, когда у того цлый прудъ форелей и онъ не думаетъ ихъ удить. Помилуйте, да это отличнйшй малый…

— А что-жъ? возразилъ усмхнувшись про себя ректоръ,— по моему, это очень хорошее преимущество быть обладателемъ пруда съ форелями.

— Шутки въ сторону, сказалъ сэръ Джемсъ, не совсмъ еще успокоившйся отъ волненя,— разв вы не раздляете моего мння, что ректоръ могъ-бы помочь длу своимъ вмшательствомъ.

— О! хотите я вамъ заране скажу, что онъ сдлаетъ, отвчала м-съ Кадваладеръ выразительно приподнявъ брови.— Я сдлалъ все, что могъ, скажетъ онъ, и теперь я умываю руки въ этомъ брак.

— Во первыхъ, заговорилъ ректоръ серьезнымъ тономъ,— было-бы крайне безразсудно съ нашей стороны ожидать, что я могу убдить Брука и могу заставить его дйствовать по моему. Брукъ отличный малый, но совершенно безъ характера, посадите его въ какую угодно форму, изъ него никогда модели по выйдетъ.

— Хоть-бы онъ окаменлъ тамъ на нсколько времени, чтобы заставить отложить сватьбу, замтилъ сэръ Джемсъ.

— Любезный Читамъ, возразилъ снова ректоръ,— зачмъ мн употреблять свое вляне во зло для того, чтобы вредить Казобону, когда я еще не убжденъ, будетъ-ли это прятно миссъ Брукъ? Я въ Казобон положительно ничего дурного не вижу. Мн до его Кзизуфрусовъ и Фи-фо-фумовъ дла нтъ, точно такъ, какъ ему нтъ дла до моихъ удочекъ. Что-жъ касается до интереса, возбужденнаго въ немъ ‘вопросомъ о католикахъ’, этого, по правд сказать, я никакъ не ожидалъ. Казобонъ былъ всегда ко мн очень вжливъ и внимателенъ,— зачмъ я стану ему поперегъ дороги? Притомъ, признаюсь вамъ, мн кажется, что миссъ Брукъ будетъ съ нимъ счастливе, чмъ со всякимъ другимъ мужемъ.

— Гумфри! Ты меня изъ терпня выводишь, закричала леди Кадваладеръ.— Я убждена, что ты скоре согласишься обдать одинъ подъ заборомъ, чмъ сидть вдвоемъ съ Казобономъ. Между вами обоими ровно нтъ ничего общаго.

— Разв мои отношеня къ нему касаются его брака съ миссъ Брукъ? возразилъ мужъ.— Надюсь, что она выходитъ за него замужъ не ради меня.

— У него и кровь-то не породистая, сказалъ сэръ Джемсъ.

— Правда, правда, подхватила м-съ Кадваладеръ.— Кто-то разсматривалъ одну каплю его крови сквозь микроскопъ и оказалось, что она вся состоитъ изъ точекъ съ занятыми и изъ скобокъ.

— Корплъ-бы онъ надъ своимъ духовнымъ сочиненемъ, вмсто того, чтобы думать о женитьб, замтилъ сэръ Джемсъ съ видимымъ отвращенемъ свтскаго англичанина.

— Ужь не говорите! прервала его м-съ Кадваладеръ.— Онъ, я думаю, во сн бредитъ шестистопными стихами и отъ того на яву дуритъ. Говорятъ, что, будучи ребенкомъ, онъ написалъ извлечене изъ псни: ‘Гопъ! гопъ! на пальчик детъ!’ и съ тхъ поръ онъ все длаетъ извлеченя. Противный! И съ этакимъ-то человкомъ, по мнню Гумфри, женщина можетъ быть счастлива!

— Но, вроятно, онъ нравится миссъ Брукъ, сказалъ ректоръ.— Я не берусь разбирать вкусы каждой молодой леди.

— А если-бы она была ваша дочь? спросилъ сэръ Джемсъ.

— А-а, тогда было-бы другое дло, возразилъ ректоръ.— Но такъ-какъ она не моя дочь, то я и не расположенъ вмшиваться въ ея дла. Казобонъ ничмъ не хуже всхъ насъ. Онъ ученый священникъ, и довриться ему можно вполн. Какой-то радикалъ, говоря рчь въ Мидльмарч, выразился слдующимъ образомъ: Казобонъ — это архивный мшокъ, наполненный никому ненужною ученостью, Фрикъ — больше ни на что не способенъ, какъ на длане кирпичей, а ректоръ — силенъ только въ уженьи рыбы. Честное слово, я не вижу разницы въ этомъ опредлени, вс трое, значитъ, мы равны.

И ректоръ втихомолку засмялся. Ему всегда было весело насмхаться надъ самимъ собою. Душа у него была чистая и нараспашку, какъ онъ самъ, онъ длалъ только то, что никому не вредило.

И такъ, нечего было разсчитывать на вмшательство м-ра Кадваладера въ дло о замужеств миссъ Брукъ. Сэру Джемсу невольно взгрустнулось при мысли, что Дороте даютъ полную волю дйствовать ошибочно. Хорошо, что у него было настолько доброе сердце, что неудача въ сватовств нисколько не охладила его намреня осуществить на дл планъ Доротеи о перестройк котеджей. Впрочемъ, измнить данному слову въ этомъ случа, нельзя было-бы безъ ущерба чувству собственнаго достоинства. Гордость помогаетъ намъ быть великодушными, но не внушаетъ намъ этого свойства, точно такъ, какъ тщеславе, разжигая природное остроуме, не можетъ сдлать человка тупого — остроумнымъ.

Доротея ясно поняла отношеня сэра Джемса къ себ и вполн оцнила настойчивость, съ которой онъ продолжалъ преслдовать ихъ общй планъ, хотя теперь онъ исполнялъ только долгъ землевладльца, тогда-какъ прежде это дло было начато имъ подъ влянемъ совсмъ другого чувства, именно: желаня угодить любимой женщин, молодая двушка приходила въ восторгъ отъ такого поступка сэра Джемса и эта радость еще боле усилила настоящее ея счасте. Она нердко удляла свои свободныя минуты сэру Джемсу и толковала съ нимъ о котеджахъ, забывая на время духовную симфоню — надежды, вры и любви, которую ученый джентльменъ разыгрывалъ на струнахъ ея души. Слдствемъ этого было то, что сэръ Джемсъ, учащая свои визиты въ Грэнжъ съ намренемъ начать серьезно ухаживать за Целей, все боле и боле увлекался бесдами съ Доротеей. Молодая двушка разговаривала съ нимъ теперь безъ всякаго принужденя, прежнее раздражене ея исчезло и передъ баронетомъ мало по малу раскрывался новый мръ откровенной, товарищеской дружбы,— дружбы, которая можетъ существовать между мужчиной и женщиной только тогда, когда имъ не приходится скрывать свою любовь или признаваться въ ней.

IX.

Образъ дйствй м-ра Казобона въ отношени брачнаго договора вполн удовлетворилъ м-ра Брука, приготовленя къ сватьб шли очень гладко своимъ чередомъ и сокращали скучныя недли ожиданя. Ршено было, что невста подетъ осмотрть до сватьбы свой будущй домъ для того, чтобы указать т измненя, которыя она пожелаетъ сдлать въ убранств комнатъ. Женщины, когда имъ приходится быть невстами, съ какимъ-то особеннымъ наслажденемъ любятъ отдавать приказаня, какъ-бы желая вознаградить себя за ожидающую ихъ впереди зависимость. Но мы вс, мужчины и женщины, длаемъ такъ много промаховъ, кода нашу волю ничмъ не стсняютъ, что нельзя не подивиться, отчего мы такъ жадно добиваемся независимости.

Однажды, въ срый, но сухой ноябрьскй день утромъ, Доротея отправилась въ Ловикъ въ сопровождени дяди и Цели. Домъ м-ра Казобона былъ настоящй господскй домъ. Рядомъ съ нимъ, сквозь густыя садовыя деревья, виднлась небольшая церковь, а напротивъ, былъ старый домъ приходскаго священника. Въ начал своей карьеры м-ръ Казобонъ пользовался только извстнымъ содержанемъ съ доходовъ имня, но по смерти брата ему досталась во владне и усадьба. При дом былъ небольшой паркъ, съ великолпными старинными дубами, густая липовая аллея шла прямо отъ дома на юго-западъ, гд находился низенькй заборъ, отдлявшй паркъ отъ цвтника. Мстность была такъ расположена, что изъ оконъ гостиной можно было видть цлую перспективу вдоль аллеи, окаймленной съ обихъ сторонъ зелеными стнами деревьевъ и взоръ зрителя терялся вдали, среди луговъ и полей, которые нердко, при захождени солнца, превращались какъ-бы въ озеро отъ поднимавшейся вечерней росы.

Это была самая красивая сторона дома, но съ востока и съ юга видъ изъ оконъ отличался даже въ солнечное утро необыкновенно меланхолическимъ характеромъ, паркъ былъ тамъ совершенно запущенъ, цвты росли въ пренебрежени, а громадные древесные пни, большей частью старые тисы, торчали чуть не у самыхъ оконъ и заслоняли свтъ. Самая архитектура дома, выстроеннаго изъ какого-то зеленоватаго камня, носила на себ печать елизаветинскихъ временъ, ее нельзя было назвать безобразной: узенькя окна придавали что-то мрачное всему зданю. Такимъ домамъ необходимы цвты, играющя дти, распахнутыя двери, свтлыя окна и множество другихъ бездлицъ, для того, чтобы ихъ можно было назвать красивыми и уютными. Въ позднюю осень, въ пасмурный день, когда рдке желтые листья шурша падали со стнъ, увитыхъ растенями, весь домъ принималъ видъ дряхлющаго человка. Даже самъ хозяинъ, вышедшй на встрчу гостямъ, не обладалъ достаточной свжестью для того, чтобы оживить эту грустную картину.

— О, Господи! сказала Целя про себя, когда они стали подъзжать къ дому,— я уврена, что Фрешитъ-Голъ былъ-бы гораздо веселе, чмъ это здане!

И въ эту минуту ея воображеню представилась слдующая картина: блый каменный домъ, портикъ съ колоннами, терраса, вся уставленная цвтами, и среди розъ улыбающйся сэръ Джемсъ, точно заколдованный принцъ, держащй въ рук платокъ, сотканный изъ душистыхъ розовыхъ листьевъ,— сэръ Джемсъ, который уметъ такъ мило разговаривать о разныхъ разностяхъ, исключая, конечно, ученыхъ предметовъ!

Целя принадлежала къ числу тхъ двушекъ, легке вкусы которыхъ особенно соблазнительно дйствуютъ на пожилыхъ джентльменовъ, нердко предпочитающихъ подобныхъ женъ — женщинамъ серьезнымъ. Хорошо, что м-ръ Казобонъ имлъ друой вкусъ, иначе-бы ему не повезло у Цели.

Доротея, напротивъ, нашла, что домъ и паркъ совершенно въ ея вкус, темные шкапы для книгъ въ огромной библотек, полинявше ковры и занавси, курьезныя, старинныя ландкарты, круглыя окна въ стнахъ корридоровъ и, наконецъ, тамъ и сямъ античныя вазы — все это ей правилось гораздо боле, чмъ барельефы и картины въ Грэнж, привезенные ея дядей изъ заграничныхъ поздокъ. Какъ видно, она нашла въ дом своего жениха именно такую обстановку, какая ей представлялась въ мечтахъ. Для Доротеи было всегда невыносимо зрлище строгой классической наготы Корреджо или улыбающихся фигуръ la Renaissance, вс эти картины оскорбляли ея пуританскя чувства: она никакъ не могла понять, какое отношене могутъ имть такя произведеня кисти къ ея собственной жизни… Но владтели Ловика, повидимому, немного путешествовали и изучене древности м-ромъ Казобономъ совершалось при помощи совсмъ другихъ матераловъ, а не живописи.

Доротея осматривала домъ съ чувствомъ прятнаго волненя. Все въ немъ находящееся, казалось, было уже посвящено ей. ‘Вотъ гд я буду жить, какъ его жена’, думала она, оглядывая съ любопытствомъ каждую комнату. На вопросъ м-ра Казобона, не желаетъ-ли она сдлать нкоторыя измненя въ обстановк дома, она отвчала взглядомъ, полнымъ благодарности, и прибавила, что ей-бы хотлось оставить все какъ есть, по старому. Она вообще не замчала недостатковъ ни въ чемъ — даже въ слишкомъ форменныхъ выраженяхъ нжности своего жениха и въ нсколько натянутой его любезности. Она считала его образцомъ совершенства и при малйшемъ разногласи съ нимъ тотчасъ-же брала всю вину на себя, говоря, что она еще не доросла до пониманя высшей гармони.

— Дорогая Доротея, я-бы желалъ, чтобы вы удостоили указать мн, какую комнату вы изберете для своего будуара, сказалъ м-ръ Казобонъ, желавшй доказать невст, что онъ достаточно знакомъ съ привычками молодыхъ леди.

— Это очень мило съ вашей стороны, что вы вспомнили о будуар, отвчала Доротея,— но увряю васъ, что мн было-бы прятне, если-бы вы за меня сами ршили этотъ вопросъ. Высшимъ счастемъ будетъ для меня найти домъ въ томъ вид, въ какомъ вы привыкли къ нему, уберите его по своему собствепному вкусу. У меня нтъ причини желать какихъ-нибудь перемнъ.

— Додо! воскликнула Целя,— отчего-бы теб не взять ту комнату съ полукруглыми окнами, что наверху?

М-ръ Казобонъ повелъ все общество наверхъ. Полукруглыя окна комнаты выходили прямо въ липовую аллею, мебель и гардины были полинялаго голубого цвта, на стн висла цлая группа портретовъ въ минатюр, изображавшихъ какихъ-то леди и джентльменовъ съ напудренными волосами. Коверъ, висвшй на дверяхъ, представлялъ какой-то голубовато-зеленый фонъ съ полинялымъ оленемъ на немъ. Стулья и столы отличались тоненькими ножками и могли быть легко опрокинуты. Такъ и чудилось, что въ этой комнат по ночамъ являлся духъ одной изъ туго-зашнурованныхъ леди, изображене которой висло на стн, и что эта леди приходила свидтельствовать, цлъ-ли вышитый ею коверъ съ оленемъ. Небольшая полка съ книгами заключала томовъ двадцать свтскихъ романовъ, переплетенныхъ въ телячью кожу. Вотъ въ чемъ состояло все убранство будущаго будуара молодой.

— Да, сказалъ м-ръ Брукъ,— эта комната будетъ недурна, если повсить тутъ новыя занавси, поставить мягке диваны, кресла, столики и т. д. Теперь здсь немного пусто!

— Совсмъ нтъ, дядя, возразила съ живостью Доротея.— Пожалуйста, не требуйте никакихъ перемнъ! Много есть на свт другихъ вещей, для которыхъ понадобится длать расходы… Здсь мн все нравится такъ, какъ оно есть. Не правда-ли, что и вы одного мння со мной, продолжала молодая двушка, обращаясь къ м-ру Казобону.— Я уврена, что вы даже любите эту обстановку, потому-что эта комната, какъ мн кажется, принадлежала вашей матери въ молодости.

— Да, это была ея комната, отвчалъ онъ задумчиво, поникнувъ головой.

— А это, врно, портретъ вашей матушки^? сказала Доротея, разсматривая группу миньятюръ на стн.— Какъ онъ похожъ на тотъ медальонъ, который вы мн привозили, только тотъ лучше сдланъ. А напротивъ — чье изображене?

— Старшей сестры ея, отвчалъ Казобонъ.— Матушка и тетка, точно такъ, какъ вы об, были единственными дтьми своихъ родителей, портреты которыхъ, какъ вы видите, висятъ наверху, надъ ними.

— Сестра хорошенькая, замтила Целя, явно намекая, что она совсмъ другого мння о матери Казобона.— ‘Каково? подумала про себя молодая двушка,— я и не воображала, чтобы у него были молодыя родственницы да еще съ ожерельями на ше!’

— Какое оригинальное лицо! сказала Доротея, всматриваясь ближе въ портретъ тетки.— Эти глубоке срые глаза такъ близко расположены другъ къ другу, на тонкомъ, правильномъ носик какая-то складка сверху, и потомъ — эти напудренные локоны: какъ они странно откинуты назадъ! Вообще такой типъ скоре оригиналенъ, чмъ красивъ. Между этимъ лицомъ и лицомъ вашей матушки нтъ даже никакого семейнаго сходства.

— Положительно никакого. Впрочемъ, у нихъ и судьба-то была совсмъ различная.

— Отчего вы никогда не говорили мн о вашей тетк? спросила Доротея.

— Потому-что я никогда сроду ее не видалъ. Она сдлала очень несчастную партю.

Доротею удивилъ этотъ отвтъ, но чувствуя, что было-бы неделикатно разспрашивать м-ра Казобона, когда онъ самъ ничего не сообщалъ, она повернулась къ окну и начала любоваться ландшафтомъ. Въ это время солнце пробилось сквозь срыя тучи и огромныя липы аллеи бросили длинныя тни.

— Не погулять-ли намъ по саду? сказала Доротея.

— А ты хотла осмотрть церковь, замтилъ м-ръ Брукъ,— это какое-то игрушечное здане, такъ оно мило. Пойдемте прежде туда, а потомъ въ деревню. Здсь все вообще въ такихъ крошечныхъ размрахъ, точно волшебное царство въ орховой скорлуп. Ты, Доротея, будешь чрезвычайно довольна деревней, котеджи поселянъ напоминаютъ богадльни, передъ каждымъ домикомъ есть палисадникъ съ левкоями и разными другими цвтами.

— Ахъ, пожалуйста, пойдемте туда, воскликнула Доротея, взглянувъ опять очень выразительно на своего жениха.— Мн такъ хочется видть все это.

Ее невольно задло то, что распрашивая однажды у м-ра Казобона, каковы котеджи въ Ловик, она подучила отъ него короткй отвтъ: не дурны.

Все общество отправилось тотчасъ по дорог, усыпанной гравемъ и окаймленной дерномъ и группами деревьевъ. Это былъ кратчайшй путь въ церковь. У воротъ кладбища пришлось остановиться, потому что м-ръ Казобонъ пошелъ къ священнику въ домъ за ключомъ. Целя, немного отставшая отъ своихъ, ускорила шагъ, какъ только увидла, что м-ръ Казобонъ удалился и, подойдя къ сестр, замтила ей по обыкновеню очень спокойно, но съ легкимъ оттнкомъ чувства:

— Додо, знаешь что, сказала она,— я видла какого-то молодого человка, который гулялъ въ парк.

— Чтожь тутъ удивительнаго, Целя? возразила сестра.

— Это можетъ быть молодой садовникъ, вмшался м-ръ Брукъ,— понимаешь, новый садовникъ? Я говорилъ уже Казобону, чтобы онъ перемнилъ стараго.

— Нтъ, это не садовникъ, сказала Целя,— это джентльменъ съ альбомомъ. У него кудрявые свтло-каштановые волосы. Я его видла только въ спину, но успла разглядть, что онъ очень молодъ.

— Быть можетъ это сынъ священника, замтилъ опять м-ръ Брукъ.— А-а, вотъ и Казобонъ возвращается, прибавилъ онъ,— и ведетъ съ собой Тюккера. Врно онъ хочетъ его вамъ представить. Вы съ Тюккеромъ кажется еще не знакомы?

М-ръ Тюккеръ былъ приходскй священникъ старше среднихъ лтъ, принадлежавшй къ низшему духовенству, члены котораго всегда богаты сыновьями. Однако, посл церемони представленя, никто не заикнулся спросить у него, изъ кого состоитъ его семья, и появлене незнакомаго юноши было вскор забыто всми, кром Цели. Она мысленно ршила, что эта тоненькая, стройная фигура съ свтло-каштановыми кудрями никакъ не могла состоять въ родств съ старымъ, точно поросшимъ мхомъ помощникомъ м-ра Казобона.

— Я уврена, что онъ отличный человкъ и пойдетъ въ рай за свои добродтели, думала она, глядя на него, и стараясь быть почтительной,— но углы его рта мн не нравятся.

Вообще Целя съ тоской помышляла о томъ времени, когда ей придется жить въ Ловик передъ сватьбой сестры, и такимъ образомъ лишиться общества любимыхъ своихъ товарищей дтей.

— У этого старика не можетъ быть хорошенькихъ маленькихъ буяновъ, разсуждала она.

М-ръ Тюккеръ оказался очень полезнымъ собесдникомъ. Какъ видно, Казобонъ съ намренемъ привелъ его съ собою, зная заране, что онъ найдется какъ отвчать Дороте на ея разспросы о деревенскихъ жителяхъ и вообще о длахъ прихода.

— У насъ вс отлично живутъ въ Ловик, уврялъ м-ръ Тюккеръ.— Каждый поселянинъ, платя маленькую ренту, держитъ непремнно хоть одну свинью и усердно занимается своимъ садомъ. Ребятишки-мальчики ходятъ у насъ въ плис, двочки нанимаются въ горничныя или дома плетутъ соломенныя издля, у насъ нтъ ткацкихъ станковъ, равно какъ нтъ диссидентовъ, хотя туземцы боле заняты скопидомствомъ, чмъ духовнымъ направленемъ, но порочныхъ людей между ними мало.

Кропчатихъ куръ было такъ много въ деревн, что м-ръ Брукъ невольно обратилъ на это внимане.

— Ваши фермеры, какъ видно, съ намренемъ оставляютъ много ячменныхъ колосьевъ въ пол. Посмотрите, какя откормленныя птицы. У васъ здсь каждый бдный человкъ можетъ имть курицу въ суп, какъ выражался французскй король, говоря о своемъ народ. Французы дйствительно часто дятъ куръ, но только тощихъ, понимаете?

— Ну, немного-же пожелалъ король своему народу, замтила съ нкоторымъ негодованемъ Доротея.

— Да, если онъ пожелалъ, чтобы его подданные ли тощихъ куръ, то конечно это было непохвально съ его стороны, возразила Целя.— Но кто знаетъ, можетъ быть, онъ подразумвалъ куръ жирныхъ.

— Можетъ быть, только это слово было пропущено въ текст или оставлено subaudituin, т. е. присущимъ мыслямъ короля, но невыговореннымъ имъ, заключилъ съ улыбкой м-ръ Казобонъ, наклоняя голову въ сторону Цели и заглядывая ей въ лицо, вслдстве чего, она немедленно отшатнулась, такъ-какъ была не въ состояни выносить несноснаго морганья своего будущаго братца.

Возвращаясь къ дому, Доротея все время молчала. Она какъ-то разочаровалась (хотя ей и совстно было въ этомъ признаться) въ своей надежд быть полезной жителямъ Ловика. У нея въ сердц невольно мелькнуло чувство сожалня, отчего судьба не назначила ей жить въ такой мстности, гд было-бы боле несчастныхъ, забота о которыхъ дала-бы обильную пищу ея дятельности.

— Мн придется теперь, думала она,— исключительно посвятить себя цлямъ м-ра Казобона. Познакомясь ближе съ высшими науками, мн легче будетъ опредлять себ предметъ занятй.

Подходя къ дому, м-ръ Тюккеръ простился съ гуляющими, говоря, что служебныя дла не позволяютъ ему остаться завтракать въ Ловикъ-Гол. Въ то время, когда Доротея переступала калитку парка, м-ръ Казобонъ подошелъ къ ней.

— Отчего вы такъ грустны? спросилъ онъ невсту.— Надюсь, вы довольны тмъ, что видли?

— У меня въ голов вертятся глупыя и даже нехорошя мысля, отвчала Доротея съ обычной своей откровенностью.— Мн почти хотлось-бы, чтобы здшне жители нуждались въ моей помощи боле, чмъ это оказалось на дл. Мн до сихъ поръ такъ рдко удавалось быть дйствительно полезной кому-нибудь. Врно я лишена этой способности. Мн нужно будетъ выучиться какъ и чмъ помогать народу.

— Безъ сомння, отвчалъ м-ръ Казобонъ.— Въ каждомъ положени есть свои прямыя обязанности. У васъ, какъ у владтельницы Ловика, будетъ обширное поле для дятельности.

— Я твердо врю этому, отвчала очень серьезно Доротея,— и потому прошу васъ не думать, что мн грустно.

— Очень радъ, отвчалъ женихъ.— А теперь, если вы не устали, мы вернемся не по той дорог, по которой пришли.

Доротея съ удовольствемъ согласилась сдлать небольшой обходъ для того, чтобы посмотрть на великолпное тисовое дерево, родоначальника всего парка. Только-что вс они подошли къ тису, въ сторон, подл стны увитой густымъ молодиломъ, показалась какая-то мужская фигура, сидящая на скамь и срисовывающая старое дерево. М-ръ Брукъ, который шелъ впереди съ Целей, нечаянно повернулъ голову и увидлъ незнакомца.

— Казобонъ, кто этотъ юноша? спросилъ онъ вполголоса у хозяина.

— Это молодой мой родственникъ, двоюродный братъ мой, отвчалъ Казобонъ,— внукъ той леди, на портретъ которой вы обратили сегодня внимане, продолжалъ онъ, взглянувъ на Доротею.— Это внукъ тетушки Джули.

Въ эту минуту молодой человкъ положилъ подл себя альбомъ и всталъ. Целя немедленно узнала своего незнакомца съ свтлокаштановыми кудрями.

— Доротея, позвольте мн вамъ представить моего кузена Владислава, сказалъ м-ръ Казобонъ невст.— Виль, это миссъ Брукъ, прибавилъ онъ, обращаясь къ юнош.

Доротея стояла такъ близко отъ своего будущаго кузена, что въ ту минуту, когда онъ снялъ шляпу, она могла ясно разглядть два срыхъ глаза, чрезвычайно близко расположенныхъ другъ отъ друга, тоненькй правильный носикъ, съ небольшой морщинкой на верху переносицы и кудрявые волосы, откинутые назадъ,— точь въ точь какъ на портрет. Только ротъ и подбородокъ у юноши были боле рзко очерчены, чмъ у бабушки. Вмсто того, чтобы улыбнуться въ знакъ удовольствя, что его представляютъ будущей его кузин и ея роднымъ, Владиславъ очень непочтительно надулъ губы.

— Вы, я вижу, артистъ, замтилъ м-ръ Брукъ, взявъ въ руки альбомъ и разсматривая его со всхъ сторонъ очень безцеремонно.

— Совсмъ нтъ, я только такъ, немного рисую, отвчалъ Владиславъ.— У меня въ альбом ничего нтъ интереснаго, прибавилъ онъ, весь вспыхнувъ отъ досады, скоре чмъ отъ скромности.

— Помилуйте, да вотъ прекрасный рисунокъ, возразилъ м-ръ Брукъ, показывая племянницамъ довольно большую картину, раскрашенную красками и изображавшую ландшафтъ: на каменистой мстности группа деревьевъ и небольшая лужа.— Въ былыя времена я самъ занимался живописью, понимаете^? Прелесть, прелесть, что за вещица, продолжалъ старикъ, разсматривая картину,— въ ней много того, что мы называли ‘brio’.

— Я плохой судья по части живописи, возразила холодно Доротея, очень недовольная тмъ, что дядя вздумалъ обратиться къ ней.— Вотъ дяд давно извстно, что я не знаю толку въ тхъ картинахъ, которыми вы такъ восхищаетесь. Я не понимаю языка живописи. Врно я неспособна чувствовать родства, которое существуетъ, говорятъ, между природой и кистью художника, точно такъ, какъ не могу разобрать смысла вашихъ греческихъ сентенцй?

Кончивъ свое возражене, Доротея взглянула на м-ра Казобона, который одобрительно кивнулъ ей головой, между тмъ, какъ дядя усмхнулся съ пренебреженемъ, слушая ее.

— Господи помилуй! какъ вкусы-то различны, сказалъ онъ.— А тебя, мой другъ, плохо учили, какъ я вижу, живопись, музыка, вс искуства вообще, это непремнная принадлежность воспитаня молодой двушки. А ты пристрастилась къ черченью плановъ — объ ‘morbidezza’ и проч. понятя не имешь! Надюсь, что вы пожалуете ко мн въ домъ, прибавилъ онъ, обращаясь къ Владиславу, который въ это время внимательно наблюдалъ за Доротеей.— Я вамъ покажу все, что у меня есть по части живописи.

Молодой человкъ между тмъ мысленно ршилъ, что Доротея должна быть пренепрятная личность, если она ршается выходить за такого человка, какъ Казобонъ, а когда онъ услышалъ выраженное ею мнне о живописи, то еще боле убдился, что онъ не ошибся въ ней.

‘Она хочетъ только сдлать этимъ намекъ, что моя картина отвратительна, разсуждалъ Владиславъ.— Въ ея возражени такъ много ума, что нельзя не видть, что она смется надъ дядей и надо мной. А что за страстный голосъ! Это настоящая эолова арфа. Какая странная игра природы! Можно-ли подозрвать присутстве страсти въ двушк, ршающейся выйдти за Казобона’.

Пока вс эти мысли промелькнули въ голов Владислава, онъ вжливо поклонился м-ру Бруку и поблагодарилъ его за приглашене.

— Мы пересмотримъ вмст съ вами мои итальянскя гравюры, продолжалъ добродушный старикъ.— У меня ихъ пропасть, эту коллекцю я собиралъ втечени нсколькихъ лтъ. Вдь у насъ въ глуши того и гляди заплесневешь безъ произведенй искуства. Я, конечно, не объ васъ говорю, Казобонъ, прибавилъ м-ръ Брукъ, обращаясь къ хозяину,— вы погружены въ научныя, занятя но я-то самъ тупю, мои лучшя идеи глохнутъ при такой жизни, какую я веду. Да, совтую всмъ вамъ, умнымъ молодымъ людямъ, остерегаться лни! Я съ молоду былъ очень лнивъ, понимаете? иначе объхалъ-бы весь свтъ.

— Вы намъ прочли отличное наставлене, замтилъ м-ръ Казобонъ,— но теперь пора ужь домой, наши дамы вроятно устали отъ долгой ходьбы.

Когда общество удалилось, Владиславъ принялся опять рисовать и веселая улыбка озарила его лицо. Смхъ видимо разбиралъ юношу при воспоминани о всемъ слышанномъ имъ, и наконецъ не выдержавъ, онъ откинулъ голову назадъ и громко расхохотался. Суждене гостей о его картин, фигура Казобона какъ жениха, представляющаго ему свою невсту, разглагольствоване Брука о лни и ея послдствяхъ,— все это вмст искренно его разсмшило и онъ поддался этому чувству веселости отъ всей души, какъ ребенокъ, безъ всякаго оттнка насмшки или желаня осудить удалившееся общество.

— Куда готовится вашъ племянникъ, Казобонъ? спросилъ м-ръ Брукъ, подходя къ дому.

— То-есть мой троюродный братъ, вы хотите сказать, а не племянникъ, возразилъ Казобонъ.

— Да, да, троюродный братъ. Какую карьеру онъ хочетъ избрать?

— Къ несчастью, мн трудно отвтить вамъ на этотъ вопросъ, сказалъ Казобонъ.— Окончивъ курсъ въ Рюгби, онъ отказался поступить въ который-нибудь изъ англйскихъ университетовъ, куда я съ радостью помстилъ-бы его, онъ выбралъ странный пунктъ для окончаня своего ученя: гейдельбергскй университетъ. Теперь ему хочется снова хать за-границу, безъ всякой повидимому, спецальной цли, кром туманнаго желаня изучать тамъ культуру, т. е. подготовляться неизвстно къ чему. Онъ положительно отказался выбрать себ профессю.

— Вдь у него нтъ, я полагаю, другихъ средствъ кром тхъ, которыя вы ему даете? спросилъ м-ръ Брукъ.

— Я постоянно говорилъ ему и всмъ его роднымъ, что обязуюсь давать ему столько, сколько необходимо для школьнаго его воспитаня и для первой обстановки въ свт. Слдовательно, я нравственно обязанъ выполнить въ точности данное слово, заключилъ м-ръ Казобонъ, стараясь выставить себя далеко не въ роли благодтеля. Такая деликатная черта характера чрезвычайно понравилась Дороте.

— У него можетъ быть есть жажда къ путешествямъ, кто знаетъ, можетъ статься изъ него выйдетъ какой-нибудь Брюсъ или Мунго-Паркъ, замтилъ м-ръ Брукъ.— Я самъ, одно время, мечталъ быть ими.

— Нтъ, онъ не чувствуетъ никакой наклонности къ ученымъ изслдованямъ или къ изученю геогнози, я вполн одобрилъ-бы такое спецальное заняте, хотя не поздравилъ-бы его съ карьерой, которая часто оканчивается преждевременной, насильственной смертю. Виль чрезвычайно мало интересуется географическими свденями и самъ мн признавался, что ему нтъ никакого дла до истоковъ Нила, а что онъ добивается найдти какой-нибудь невдомый мръ, гд его поэтическое воображене моглобы свободно разгуляться.

— Ну, что-жь такое? возразилъ м-ръ Брукъ, готовый относиться одинаково снисходительно къ каждому взгляду своихъ собесдниковъ:— въ этомъ стремлени все-таки заключается что-то свое, понимаете?

— Я боюсь, напротивъ, не есть-ли это доказательство положительной его неспособности къ обстоятельному и прочному образованю. Въ такомъ случа, это направлене предвщаетъ ему мало хорошаго на поприщ гражданской или духовной службы, если онъ покорится необходимости избрать которую-нибудь изъ нихъ.

— Быть можетъ, онъ такъ добросовстенъ, что самъ сознаетъ свою неспособность къ такого рода дятельности, замтила Доротея, желавшая уже давно высказать своо мнне.— Вдь адвокатура и медицина представляютъ весьма широкое поприще для добросовстной дятельности. Жизнь и состояне людей зависятъ нердко отъ спецалистовъ по этой части.

— Безъ сомння, отвчалъ Казобонъ, — но я опасаюсь, что Владиславъ чувствуетъ отвращене къ служебной дятельности вслдстве нерасположеня къ усидчивому, механическому труду, который въ начал далеко непривлекателенъ для людей съ слабымъ характеромъ. Я нердко напоминалъ ему правило Аристотеля, высказанное въ краткихъ словахъ этимъ древнимъ мудрецомъ, а именно: ‘для того, чтобы достигнуть какой-нибудь конечной цли нужно сначала выработать въ себ энергю и много второстепенныхъ качествъ, но для этого необходимо терпне’. Въ подтверждене своихъ словъ я указывалъ ему на безчисленные томы моихъ рукописей, заключающихъ въ себ плоды долголтнихъ трудовъ и служащихъ только матераломъ для недоконченнаго сочиненя. Но тщетно! На вс мои благоразумныя увщаня онъ отвчалъ одно: ‘я Пегасъ и всякая форма обязательнаго труда — для меня тяжелая збруя’.

Целя расхохоталась, искренно удивленная тмъ, что м-ръ Казобонъ иметъ способность смшить другихъ.

— Кто знаетъ, быть можетъ, изъ него выйдетъ какой-нибудь Байронъ, Чаттертонъ, Черчиль или что-нибудь въ этомъ род — сказать заране нельзя, возразилъ м-ръ Брукъ.— Отчего вы его не пустили прохаться по Итали или побывать гд-нибудь въ другомъ мст?

— Я назначилъ ему на первый годъ приличное, но скромное содержане, сказалъ Казобонъ,— и онъ не требуетъ отъ меня ничего лишняго. Мн хочется испытать, какъ онъ воспользуется своей независимостью.

— Какъ это хорошо съ вашей стороны! воскликнула Доротея, весело смотря на жениха.— Какъ благородно! Есть люди, которые дйствительно чувствуютъ въ себ призване къ какому-нибудь занятю, и для нихъ самихъ это призване кажется чмъ-то важнымъ. Очень можетъ быть, что они слабы и лнивы вслдстве физическихъ причинъ, хоть роста, напримръ. Да, мы непремнно должны быть снисходительны и терпливы въ отношени другихъ.

— Врно ты отъ того стала проповдывать терпне, что собираешься замужъ идти, сказала Целя сестр въ то время, когда он остались одн въ своей комнат и начали переодваться.

— Ты хочешь сказать, что я очень нетерплива, Целя? спросила Доротея.

— Конечно, особенно если люди говорятъ и длаютъ что-нибудь не по твоему, отвчала Целя, смло говорившая сестр правду въ глаза, съ тхъ поръ какъ ту помолвили.

Умъ Доротеи потерялъ весь прежнй авторитетъ въ ея глазахъ.

ГЛАВА X.

Владиславъ, не смотря на полученное приглашене, не былъ съ визитомъ у м-ра Бруна, и только шесть дней спустя м-ръ Казобонъ холодно заявилъ, что его юный родственникъ отправился на континентъ, причемъ онъ, видино, уклонялся отъ дальнйшихъ объясненй относительно цли его поздки. Дйствительно, Виль отказался избрать какой-либо опредленный предметъ для своихъ занятй, говоря, что кругъ его дятельности должна составлять вся Европа. Истинный генй, по его словамъ, тяготится всякими оковами, ему необходимо предоставить полную свободу дйствй, чтобы онъ могъ проявить себя мру въ какомъ-либо великомъ произведени, для созданя котораго онъ долженъ черпать свои вдохновеня въ усиленномъ возбуждени своихъ нравственныхъ силъ. Источники возбужденя разнообразны и Виль сталъ безъ разбору испытывать ихъ дйстве на себ. Такъ, напримръ, не чувствуя особенной склонности къ вину, онъ не одинъ разъ напивался до пьяна, только ради опыта, для того, чтобы узнать, какъ дйствуетъ на него опьянене, ему случалось истощать себя постомъ до обморока и затмъ ужинать одними морскими раками, наконецъ, онъ сталъ принимать опумъ, все съ тою-же цлью испытаня его дйствя на свой организмъ, и разстроилъ свое здоровье. Ничего великаго, даже оригинальнаго не произошло отъ этихъ опытовъ, дйстве опума убдило Виля только въ томъ, что между его организмомъ и организмомъ де-Кенсэ существуетъ полное несходство. Генй спалъ, вселенная не призвала его. Впрочемъ, самъ Цезарь, въ равней молодости, не общалъ сдлаться тмъ, чмъ онъ былъ впослдстви. Кому изъ насъ неизвстно, какимъ измненямъ подвергается каждое развите и какя великя сила кроются иногда въ безпомощномъ зародыш. Но бываетъ и такъ, что нкоторыя аналогическя явленя возбуждаютъ огромныя надежды, а на дл выходитъ, что эти надежды обращаются въ красивыя яйца — болтуны. Виль ясно видлъ въ трудахъ м-ра Казобона горькй результатъ долгаго насиживанья, непроизводящаго цыплятъ, и онъ отъ искренняго сердца смялся-бы надъ старикомъ, если-бы его не. удерживало чувство благодарности. Усидчивое трудолюбе, полки, загроможденныя цлыми томами интерваловъ, и при этомъ слабый свточъ научной теори, при помощи которыхъ Казобонъ длалъ изысканя въ разшатавшихся развалинахъ древняго мра, все это укрпляло вру Виля въ свой собственный генй. Эту вру въ самого себя онъ считалъ первымъ признакомъ генальности и, повидимому, не совсмъ ошибался, потому-что истинный генй состоитъ не въ самообольщени и не въ самоуничижени, а въ живой сил творчества, въ умньи создать что-нибудь необыкновенное. И такъ, простимся на время съ Вилемъ, отпустимъ его за границу и не станемъ заране разршать вопроса о его будущемъ. Изъ всхъ человческихъ заблужденй, самое неосновательное — вра въ предсказаня.

Въ настоящую минуту, насъ гораздо больше интересуетъ вопросъ, не слишкомъ-ли поспшно мы произнесли суждене о характер м-ра Казобона. Положимъ, что онъ первый воспламенилъ горючй матералъ, хранившйся въ сердц Доротеи и что она увлеклась имъ, но слдуетъ-ли изъ этого заключить, чтобы суждене объ немъ, составленное людьми, совершенно къ нему равнодушными, было, въ свою очередь, безошибочно? Я, съ своей стороны, положительно отрицаю возможность датъ точный, отвтъ на этотъ вопросъ, такъ-какъ вс сосди м-ра Казобона были сильно предубждены противъ него, м-съ Кадваладеръ обижалась тмъ, что этотъ ученый священникъ выказываетъ какую-то особенную возвышенность души. Сэръ Дженсъ Читамъ глумится надъ его тоненькими ножками, м-ръ Брукъ негодуетъ на то, что не можетъ проникнуть въ его идеи, Целя, наконецъ, критикуетъ всю наружность стараго холостяка. Но скажите, пожалуйста, какой великй человкъ не подвергался непрятности видть свое изуродованное изображене, смотрясь въ различныя дешевыя зеркальца? Самъ Мильтонъ, посмотрясь въ выпуклую сторону столовой ложки, вроятно увидалъ-бы рожу дурака. Если м-ръ Казобонъ слишкомъ усердно придерживался холодной риторики, то мы еще не имемъ права сказать, что онъ былъ человкъ недобрый и безсердечный. Разв знаменитый ученый объяснителъ ероглифовъ не писалъ плохихъ стиховъ? Разв теоря солнечной системы много выиграетъ, если ее станетъ объяснять человкъ свтскй, съ изящными манерами? Отбросимъ лучше въ сторону вс наружныя качества ж-ра Казобона и вникнемъ повнимательне въ суть его дйствй и въ характеръ его способностей, мы увидимъ тогда, какя страшныя препятствя онъ долженъ былъ преодолвать ежедневно, трудясь надъ своей работой, мы поймемъ, сколько разбитыхъ надеждъ и горькихъ разочарованй онъ испытывалъ съ каждымъ годомъ своей жизни, мы убдимся, съ какой энергей онъ бьется до послднихъ силъ противъ подавляющихъ его препятствй. Нтъ сомння, что подобные труженники придаютъ слишкомъ иного значеня себ и если намъ кажется, что они требуютъ отъ насъ преувеличеннаго уваженя къ себ, то это служитъ только доказательствомъ, что мы не доросли до нххъ.

М-ръ Казобонъ былъ, такъ сказать, центромъ своего собственнаго мра, если онъ имлъ слабость вообразить, что проче люди созданы для него одного, если онъ смотрлъ на все человчество сквозь призму автора ‘Ключа ко всмъ нефологямъ’, то ни не должны осуждать его, такая черта въ характер, боле или мене, свойственна каждому изъ насъ, и мечты м-ра Казобона, подобно всмъ несбыточнымъ мечтамъ бдныхъ смертныхъ, заслуживаютъ только искренняго состраданя.

Вопросъ о женитьб м-ра Казобона на миссъ Брукъ естественнымъ образомъ касался его гораздо ближе, чмъ его сосдей и знакомыхъ, которые поспшили громогласно высказаться, что предполагаемый бракъ имъ не по душ. Вотъ почему я съ большимъ участемъ отношусь къ успхамъ м-ра Казобона, и такъ мало выразилъ сочувствя скорби милйшаго сэра Джемса, обманутаго въ своихъ лучшихъ надеждахъ. Однакожъ я не могу умолчать, что по мр того, какъ приближался день сватьбы, м-ръ Казобонъ волновался духомъ все боле и боле, предстоящй брачный путь, усыпанный цвтами, повидимому, не казался ему такимъ соблазнительнымъ, посл мрачнаго пути науки, по которому онъ привыкъ ходить съ факеломъ любознательности въ рук. Онъ не смлъ признаться самому себ, тмъ боле другому, что добившись любви красивой, достаточно знатной двушки, онъ не ощущаетъ особеннаго восторга, естественнаго послдствя исполнившихся надеждъ. Правда, онъ нашелъ въ своихъ классикахъ разъяснене этого вопроса, но въ настоящемъ случа, даже и классическая мудрость была не въ состояни удовлетворить его.

Бдный м-ръ Казобонъ воображалъ, что труженическая холостая жизнь подготовила его къ воспринятые наслажденй и что онъ полными глотками будетъ пить изъ чаши любви, но онъ, какъ и вс вообще люди, преувеличивалъ свой чувства. Въ настоящее время ему уже грозила опасность перваго разочарованя въ убждени, что онъ необыкновенно счастливъ, не умя себ объяснить, чего ему не достаетъ, онъ чувствовалъ, что его охватываетъ какая-то странная тоска, въ т минуты, когда ему слдовало-бы, напротивъ, радоваться, а именно, когда онъ покидалъ одинокй, мрачный свой кабинетъ въ Ловик, собираясь хать въ Грэнджъ. Онъ испытывалъ что-то въ род сознаня, что онъ осужденъ на вчное одиночество, ему припоминались т припадки отчаяня, которые овладвали имъ подчасъ, во время его трудныхъ, авторскихъ занятй, когда онъ чувствовалъ, что онъ вполн одинокъ, что ему нельзя ни отъ кого ожидать симпати. Однакожъ, онъ искренно желалъ, чтобы Доротея не сомнвалась въ его счасти, тмъ боле, что въ свт не иначе смотрли на него, какъ на счастливаго жениха. Довренность и уважене молодой двушки поддерживали его въ авторскихъ трудахъ. Ему было особо оно прятно, когда Доротея слушала его, въ ея внимани онъ какъ-бы черпалъ себ поощрене, разговаривая съ ней, онъ съ довремъ благоразумнаго педагога сообщалъ ей вс свои тайны и намреня и на время жилъ настоящей жизню, а не идеальной, когда, углубившись въ размышленя, онъ воображалъ себя окруженнымъ какими-то фантастическими слушателями и находился подъ гнетомъ мрачныхъ призраковъ.

Бесды съ м-ромъ Казобономъ о будущемъ его великомъ творени открывали Дороте совершенно новый взглядъ на мръ, особенно посл тхъ дтскихъ курсовъ всеобщей истори, которыми угощали, въ то время, всхъ благовоспитанныхъ, молодыхъ двушекъ. Она съ удивленемъ слушала разсказы о стоикахъ и о послдователяхъ александрйской школы, и находила, что въ идеяхъ этихъ философовъ было много общаго съ ея собственными идеями, надясь, что истинное знане будетъ руководить теперь ея дйствями, она сдерживала на время свою обычную пылкость и старалась подчиниться новой для нея теори, служащей, такъ сказать, связью между принципами настоящей ея жизни съ давнопрошедшимъ временемъ. Что впослдстви она достигнетъ вершины знани, въ этомъ Доротея была убждена, м-ръ Казобонъ научитъ меня всему, говорила она,— и вотъ почему идеи о предстоящемъ супружеств и о высшемъ образовани слились у нея въ голов въ одно. Съ нашей стороны было-бы большою ошибкою предполагать, что Доротея жаждала принять участе въ ученыхъ трудахъ м-ра Казобона изъ одного желаня усовершенствовать свое образоване. Не смотря на то, что въ фрешитскомъ и типтонскомъ околодкахъ составилось о ней мнне, какъ объ умной и ученой двушк, она была убждена, что въ кругу тхъ людей, которые составляютъ поняте объ учености и ум по степени развитя извстной личности, ее не назовутъ ученой. Пылкое стремлене Доротеи къ пробртеню новыхъ познанй имло въ своемъ основани одно чувство — безграничную любовь къ человчеству, служившую постояннымъ двигателемъ ея мыслей и побужденй. Она жаждала знаня — все для одной и той-же цли — для пользы ближняго, ей хотлось посвятить всю свою жизнь какому-нибудь живому, разумному длу, видя, что восторженная мечта и краснорчивыя наставленя различномъ лицъ, къ которомъ она обращалась за совтомъ, не ведутъ туда, куда она стремится, Доротея обратилась въ наук, ища въ ней свта и истина. ‘Люди ученые охраняютъ этотъ безцнной свтильникъ, думала она, а учене м-ра Казобона, я не встрчала ни одного человка!’

Вотъ почему Доротея съ пылкостью принялась за научныя занятя. Женихъ могъ иногда жаловаться на слишкомъ спокойное расположене духа невсты, но за то онъ ни разу не имлъ права сказать, чтобы она въ бесдахъ съ нимъ выказала невнимательность.

Осень въ этотъ годъ стояла очень теплая, Казобонъ вмст съ Брукомъ и Доротеей поршили, что молодые тотчасъ посл сватьбы отправятся въ Римъ, куда м-ра Казобона давно уже тянуло, такъ-какъ ему нужно было пересмотрть какя-то рукописи въ Ватикан.

— Мн очень жаль, что ваша сестра не подетъ съ нами въ Италю, сказалъ однажды утромъ м-ръ Казобонъ своей невст, когда онъ узналъ, что Целя отказалась сопутствовать молодымъ и что Доротея сама не желаетъ, чтобы ея сестра хала съ ними.

— Вамъ будетъ подчасъ очень скучно, продолжалъ женихъ,— потому-что мн придется много заниматься во время нашего пребываня въ Рим, и я чувствовалъ-бы себя мене связаннымъ, если-бъ у васъ былъ товарищъ.

Слова: я чувствовалъ-бы себя мене связаннымъ, рзнули ухо Доротеи. Въ первый разъ со дня своего знакомства съ м-ромъ Казобономъ она вспыхнула отъ досады.

— Вы меня совсмъ не понимаете, отвтила она,— я вполн сознаю, что вы должны очень дорожить временемъ и никогда не позволю себ отнимать у васъ свободные часы, ради собственнаго развлеченя.

— Это очень любезно съ вашей стороны, дорогая Доротея, возразилъ Казобонъ, нимало не подозрвая, что онъ оскорбилъ невсту,— но если бы при васъ была подруга-товарищъ, я могъ-бы отдать васъ на руки какому-нибудь опытному чичероне и тогда мы сдлали-бы однимъ камнемъ два удара.

— Пожалуйста, не поминайте объ этомъ въ другой разъ, замтила нсколько высокомрно Доротея, но въ ту-же минуту она опомнилась, находя, что выразилась слишкомъ рзко, и, положивъ свою руку въ руку жениха, прибавила совсмъ другимъ тономъ:— Прошу васъ обо мн не хлопотать. У меня найдутся занятя, когда вы будете оставлять меня одну. А ходить по городу я могу и съ Тантрипъ — другого товарища мн не нужно. Целю я ни за что не возьму съ собой, она пропадетъ отъ тоски.

Пора было одваться. Въ этотъ день у м-ра Брука былъ назначенъ обдъ,— послднй обдъ въ Грэндж, устроиваемый въ честь жениха и невсты, и потому Доротея, услышавъ звонокъ, поспшила удалиться, къ этому обду ей слдовало заняться своимъ туалетомъ нсколько доле обыкновеннаго.

Уходя въ свою комнату, она начала бранить себя, зачмъ разсердилась изъ-за пустяковъ: но на дн ея сердца все еще шевелилось какое-то непрятное чувство. Отъ благоразумныхъ словъ м-ра Казобона вяло холодомъ.

— Однако, какая я эгоистка! воскликнула молодая двушка, поднимаясь по лстниц.— Эгоистка и глупая двчонка въ то-же самое время! Какъ я не пойму, что будущй мой мужъ несравненно выше меня по развитю и что онъ будетъ гораздо мене нуждаться въ моемъ обществ, чмъ я въ его.

Увривъ себя наконецъ, что женихъ правъ, Доротея успокоилась и когда входила въ гостиную въ своемъ серебристо-сромъ шелковомъ плать, то вся наружность ея отличалась изяществомъ и достоинствомъ. Густые, темные волосы ея были гладко зачесаны назадъ и свернуты красивымъ узломъ. Манеры, выражене лица, самый голосъ Доротеи дышали естественностю и простотой. Въ обществ она вообще держала себя чрезвычайно спокойно, но при малйшемъ волнени, вызванномъ какимъ-нибудь близко касавшихся ея вопросомъ, она вдругъ оживлялась и тогда энергическая рчь, воодушевленныя черты ея лица невольно привлекали къ ней общее внимане.

Въ этотъ вечеръ Доротея служила предметомъ разговора дли всмъ гостей. Къ обду было приглашено смшанное общество мужчинъ, съ тхъ поръ, какъ въ дом м-ра Брука поселились его племянницы, еще ни разу не собираюсь въ немъ такъ много разнородныхъ лицъ и потому не мудрено, что разговоръ не могъ сдлаться общимъ и въ столовой стоялъ самый нестройный гулъ голосовъ. Тутъ были и вновь избранный мидльмарчскй мэръ — какой-то заводчикъ, и банкиръ филантропъ, его зять, о которомъ очень много говорили въ город, одни называли его методистомъ, друге — лицемромъ, каждый соображался съ характеромъ своего умственнаго лексикона, и наконецъ, тутъ находилось множество представителей различныхъ профессй.

Не даромъ м-съ Кадваладеръ утверждала, что м-ръ Брукъ закармливаетъ жителей Мидльмарча, и что ей гораздо прятне обдать у своихъ фермеровъ въ день сбора десятины, чмъ у него, ‘тамъ по крайней мр, говорила леди, пьютъ за мое здоровье безъ всякихъ церемонй и никто не стыдится сидть въ комнатахъ съ праддовскимъ убранствомъ’. Въ мстности, гд жили описываемыя мною личности, въ то время, когда реформа не повляла еще на весь народъ и не развила въ немъ здраваго политическаго смысла, господствовало очень рзкое сословное раздлене, но характеръ партй былъ выясненъ чрезвычайно слабо. Смшанное же знакомство м-ра Брука, повидимому, происходило отъ его привычки къ распущенности, которою онъ заразился во время безпорядочныхъ странствованй по свту и отъ его наклонности придерживаться не столько самой идеи, сколько ея формы.

Не успла миссъ Брукъ выйдти изъ столовой, какъ замчаня на ея счетъ посыпались со всхъ сторонъ.

— Какая видная женщина, эта миссъ Брукъ!.. Клянусь богомъ, она изумительная красавица! воскликнулъ вполголоса м-ръ Стэндишъ, старикъ-юристъ, такъ давно занимавшйся длами, туземныхъ землевладльцевъ, что наконецъ самъ купилъ себ землю по сосдству и никакъ не могъ отвыкнуть отъ привычки божиться. Онъ точно припечатывалъ каждую свою рчь божбой.

М-ръ Бюльстродъ, банкиръ, къ которому отнесся съ своимъ замчанемъ Стэндишъ, терпть не могъ грубыхъ выраженй и кощунства и потому онъ смолчалъ и только наклонилъ голову въ знакъ соглася. За то замчане юриста было немедленно подхвачено м-ромъ Чичли, холостякомъ среднхъ лтъ, извстнымъ героемъ лошадиныхъ скачекъ, по наружности смахивавшимъ на красное яйцо, на лысой голов его торчалъ хохолокъ, составленный изъ рдкихъ, но тщательно примазанныхъ волосъ, во всей его осанк чувствовалось сознане собственнаго достоинства.

— Да, она хороша, замтилъ онъ, но не въ моемъ вкус. Я люблю, чтобы женщина старалась нравиться. Во всякой женщин непремнно должно быть хоть немного кокетства. Мужчины любятъ, когда ихъ завлекаютъ. Чмъ боле женщина насъ раздражаетъ — тмъ лучше.

— Пожалуй, что такъ, сказалъ м-ръ Стэндишъ, выслушавъ одобрительно замчане своего собесдника.— Клянусь богомъ, вс он родятся кокетками. Вроятно, это устроено съ какой-нибудь мудрой цлью. Какъ вы думаете Бюльстродъ?

— Извините, возразилъ Бюльстродъ,— я приписываю происхождене кокетства совсмъ другому источнику. Женщины не родятся кокетками, но длаются ими по наущеню дьявола.

— Такъ! такъ! въ каждой изъ нихъ непремнно сидитъ по чортику, воскликнулъ весело м-ръ Чичли, благочестивымъ наклонностямъ котораго, повидимому, много повредило близкое знакоство съ прекраснымъ поломъ.— Я люблю женщинъ блондинокъ, стройныхъ, съ лебединой шеей. Между нами сказать, мн гораздо больше нравится дочь мэра, чмъ миссъ Брукъ и сестра ея Целя. Если-бы я намренъ былъ жениться, то незадумавшись предпочелъ-бы миссъ Винци всмъ прочимъ двушкамъ.

— Ну, что-жъ? дерзайте! дерзайте! шутливо замтилъ Стэндишъ,— вы видите, что нынче старые холостяки въ ходу.

М-ръ Чичли покачалъ головой и высокомрно улыбнулся, его улыбка ясно говорила, что онъ не намренъ рисковать своей свободой, будучи заране увренъ въ успх.

Миссъ Винци, удостоившаяся чести сдлаться дамой сердца м-ра Чичли, въ этотъ день не присутствовала за обдомъ у Брука, потому-что хозяинъ дома, всегда боявшйся зайдти слишкомъ далеко, могъ еще допустить, чтобы его племянницы встрчались съ дочерью какого-нибудь мидльмарчскаго фабриканта въ общественномъ собрани, но никогда-бы не согласился, чтобы он встртились съ нею въ его собственномъ дом. Дамы, приглашенныя имъ на обдъ, принадлежали, къ такому слою, что ни леди Читамъ, ни м-съ Кадваладеръ не могли быть скандализированы плебейскимъ сосдствомъ. Поэтому на сегодняшнемъ обд присутствовала только м-съ Ренфрью, вдова полковника, это была леди высокаго происхожденя, возбуждавшая къ себ живйшй интересъ своимъ особенно замчательнымъ недугомъ, сбивавшимъ съ толку всхъ медиковъ,— недугомъ, для излеченя котораго недостаточно было имть глубокя медицинскя познаня, а слдовало еще обладать искуствомъ шарлатанства. Леди Читамъ, которая приписывала прекрасное состояне своего здоровья дйствю домашнихъ лекарствъ, соединенному съ неусыпнымъ медицинскимъ надзоромъ, принимала живйшее участе въ описани симптомовъ болзни м-съ Ренфрью и искренно удивлялась легкомыслю больной, прибгавшей къ всевозможнымъ подкрпительнымъ средствамъ.

— Ну, могутъ-ли подкрпить здоровье подобныя лекарства, моя милая? спрашивала добродушная и очень почтенная старушка, леди Читамъ, обращаясь съ своимъ вопросонъ къ м-съ Кадваладеръ, въ то время, когда м-съ Ренфрью кто-то отозвалъ въ другой конецъ комнаты.

— Эти лекарства вроятно подкрпляютъ самую болзнь, насмшливо замтила жена ректора, ненавидвшая, какъ и вс благовоспитанные люди, медицину и ея кухню.— Все зависитъ отъ свойства организма: одни люди страдаютъ излишкомъ жира, друге излишкомъ крови, третьи — желчи… Лекарства служатъ жерновами, перемалывающими вс эти излишки.

— Судя по вашимъ словамъ, моя милая, ей-бы слдовало лечиться средствами, уничтожающими болзнь,— понимаете? уничтожающими, а не подкрпляющими. У васъ совершенно врный взглядъ на эти вещи, моя милая.

— Конечно, врный, подтвердила м-съ Кадваладеръ.— Посмотрите на картофель — и тотъ родится неодинаково на одной и той-же почв. Одинъ сортъ водянистый…

— Ахъ, да! точь въ точь какъ наша бдная м-съ Ренфрью. Именно такъ! У нее водяная, опухоли наружной нтъ, но вроятно вода внутри. Ей-бы слдовало принимать осушающя лекарства…. какъ вы думаете? Сухя паровыя ванны, напримръ? Ей-бы можно было много посовтывать въ этомъ род, но только непремнно изъ осушающихъ средствъ.

— Посовтуйте-ка ей лучше прочитать нсколько памфлетовъ извстнаго господина, сказала леди Кадваладеръ, понижая голосъ, потому-что въ эту минуту джентльмены начали входить въ комнату.— Ему, вотъ, не нужно принимать изсушающихъ средствъ, достаточно сухъ…

— Кто это, моя милая? спросила милйшая леди Читамъ, всегда доставлявшая удовольстве своимъ собесдникамъ объяснять ой каждый намекъ.

— Женихъ… Казобонъ. Онъ со дня помолвки обратился въ щепку… Вроятно горитъ пламенемъ страсти…

— Мн сдается, что у него далеко не крпкое сложене, замтила почти шепотомъ леди Читамъ.— И притомъ онъ слишкомъ много занимается науками — сохнетъ, говорятъ, надъ книгами.

— Посмотрите вы на него теперь, продолжала леди Кадваладеръ тмъ-же шепотомъ,— вдь рядомъ съ сэромъ Джемсомъ онъ настоящй скелетъ, адамова голова. Попомните мои слова, не пройдетъ году, двочка будетъ ненавидть его. Въ настоящую минуту она глядитъ на него, какъ на оракула, но пройдетъ мсяцъ — она запоетъ другую псню. Все это втренность, и больше ничего!

— Какая жалость! Мн кажется, что она сама очень упряма. Разскажите вы мн, пожалуйста,— вы вдь его хорошо знаете,— что онъ очень плохъ? Скажите мн правду.

— Правду вамъ сказать? повторила леди Кадваладеръ.— Извольте. Онъ такъ-же плохъ, какъ скверное лекарство: на вкусъ оно противно, а примешь — еще хуже сдлается.

— Чего ужь тутъ ждать хорошаго! замтила леди Читамъ, такъ сильно тронутая сравненемъ жениха съ лекарствомъ, точно она чрезъ это узнала что-нибудь дйствительно невыгодное на счетъ характера м-ра Казобона.— А мой-то Джемсъ никому не позволяетъ осудить при себ миссъ Брукъ. По его мнню, она до сихъ поръ можетъ служить примромъ для всхъ женщинъ.

— Очень благородно съ его стороны, возразила леди Кадваладеръ,— но, со всмъ тмъ, я знаю, что онъ Целю любитъ больше, чмъ Доротею, и что та, въ свою очередь, очень цнить его. Надюсь, леди Читамъ, что и вы любите мою малютку Целю!

— О, конечно, люблю, отвчала старуха.— Она охотница до цвтовъ, къ тому-же двочка кроткая, хотя далеко не такъ красива, какъ сестра. Однако, ни съ вами заговорили о лекарствахъ-скажите-ка мн что-нибудь о новомъ нашемъ доктор, м-р Лейдгат. Я слышала, что онъ человкъ необыкновеннаго ума — выглядываетъ, по крайней мр, такимъ. Какой у него великолпный лобъ!

— Онъ, какъ видно, настоящй джентльменъ, сказала м-съ Кадваладеръ.— Я слышала его разговоръ съ Гумфри — говоритъ хорошо.

— Да? М-ръ Брукъ увряетъ, что онъ изъ семьи нортумберландскихъ Лейдгатовъ, фамили очень извстной. Такъ рдко приходится встртить медика изъ хорошей фамили. Однакожъ, что до меня касается, то мн больше нравятся медики попроще происхожденемъ, съ которыми не нужно очень церемониться. Между ними встрчаются иногда люди чрезвычайно дльные. Мой Гикъ, напримръ, отлично лечилъ: всегда прямо попадалъ на настоящую болзнь. Правда, манеры у него были грубы и онъ очень смахивалъ на мясника, зато натуру мою онъ зналъ, какъ свои пять пальцевъ. Я въ немъ чрезвычайно много потеряла, очень жалю, что онъ такъ неожиданно ухалъ отъ насъ. Боже мой! заключила вдовствующая леди,— посмотрите, съ какимъ одушевленемъ миссъ Брукъ разговариваетъ съ этимъ Лейдгатомъ!

— Они толкуютъ о коттеджахъ и о больницахъ, отвчала м-съ Кадваладеръ, у которой слухъ и сметка были поразительны.— Мн кажется, что онъ что-то въ род филантропа и миссъ Брукъ намрена пустить его въ ходъ.

— Джемсъ, сказала леди Читамъ, когда ея сынъ подошелъ къ ней,— приведи сюда м-ра Лейдгата и представь его мн. Я хочу поближе на него посмотрть.

Добродушная леди чрезвычайно привтливо поклонилась доктору, когда сынъ подвелъ его къ ней, и сказала, что она очень рада съ нимъ познакомиться, тмъ боле, что она слышала, будто онъ знаетъ новый способъ леченя лихорадки.

М-ръ Лейдгатъ обладалъ необыкновенной докторской способностью — сохранять совершенно серьезный видъ, какя-бы глупости ему ни говорили, и слушая, онъ не спускалъ своихъ темныхъ, выразительныхъ глазъ съ своего собесдника. Между его наружностью и наружностью оплакиваемаго леди Читамъ Гика была огромная разница: особеннымъ изяществомъ отличались его туалетъ и произношене, немудрено, что онъ съ перваго раза внушилъ большое довре къ себ въ леди Читавъ. Онъ вполн согласился съ мннемъ леди, что въ ея комплекци есть что-то особенное.

— Но, прибавилъ онъ,— я не могу не допустить, что въ каждой комплекци есть что-нибудь особенное, хотя не отвергаю, что ваша иметъ боле особенныхъ свойствъ, чмъ прочя. Для васъ, я думаю, не годятся слишкомъ ослабляющя средства, какъ, напримръ, частыя кровопусканя, премы хины въ портвейн и т. д.

Молодой врачъ произнесъ слова я думаю съ такимъ почтительнымъ видомъ и вмст съ тмъ такъ убдительно, что леди Читамъ составила самое выгодное поняте объ его искуств.

— Я чрезвычайно довольна вашимъ protg, сказала старуха м-ру Бруку, собираясь узжать.

— Моимъ протеже? Господи Боже мой, да кто-жъ онъ такой? спросилъ м-ръ Брукъ.

— Какъ, кто? Молодой Лейдгатъ, новый докторъ. Онъ, повидимому, отлично знаетъ свое дло, сказала леди.

— А-а, Лейдгатъ! Но вдь онъ не мой протеже, понимаете? Я былъ только знакомъ съ его дядей, который прислалъ мн рекомендательное письмо о немъ. Впрочемъ, онъ, кажется, человкъ съ головой — учился въ Париж, знаетъ Бруссе, иметъ кой-какя идеи, понимаете? Мечтаетъ объ усовершенствовани медицины.

Усаживая леди Читамъ въ карету,— м-ръ Брукъ заключилъ начатую въ передней рчь слдующими словами:

— Забылъ вамъ сказать, что у Лейдгата пропасть проектовъ, совершенно новыхъ: объ усовершенствовани вентиляци, о дет и проч., и проч.

Сказавъ это, любезный хозяинъ откланялся и вернулся въ гостиную толковать съ мидльмарчскими обывателями.

— Чортъ возьми! такъ это по вашему основательно уничтожать старую систему леченя, по милости которой мы, англичане, такой здоровый народъ? спрашивалъ мистеръ Стэндишъ у цлой группы мужчинъ, разговаривавшихъ съ нимъ посреди гостиной.

— Медицина, какъ наука, стоитъ у насъ на весьма низкой степени, замтилъ м-ръ Бюльстродъ, у котораго голосъ былъ очень тихй и вся наружность обличала человка больного.— Что до меня касается, то я привтствую съ радостью появлене такого доктора, какъ м-ръ Лейдгатъ. Теперь мн остается только найдти удобный предлогъ, чтобы отдать ему на руки мою новую больницу.

— Съ Богомъ, возразилъ м-ръ Стэндишъ, не очень долюбливавшй Бюльстрода,— если вы намрены длать опыты надъ вашими больными и не считаете грхомъ отправить на тотъ свтъ нсколько человкъ изъ чувства милосердя… о! въ такомъ случа я и спорить не буду. Но платить деньги изъ своего собственнаго кармана ради того, чтобы надо мной длали медицинске опыты,— извините, этого я не допущу. Я люблю лечиться уже испытанными средствами.

— Эхъ, Стэндишъ, возразилъ м-ръ Брукъ, подмигивая юристу,— точно вы не знаете, что каждая доза лекарства, которую мы принимаемъ, есть ничто иное, какъ опытъ надъ нами медицины, понимаете?— опытъ.

— О! если ужь такъ смотрть на медицину… сказалъ м-ръ Стэндишъ,— то и толковать нечего.

Онъ видимо былъ оскорбленъ шутливымъ тономъ хозяина, но воздержался отъ дальнйшихъ замчанй, ни на минуту не забывая, что Брукъ выгодный клентъ.

— Я готовъ лечиться чмъ угодно, лишь-бы только лекарства не превратили меня въ скелета, похожаго на бднаго Грэнжера, вмшался м-ръ Винци, мэръ, человкъ цвтущаго здоровья, который могъ-бы, по своему сложеню, служить натурщикомъ для любого художника, особенно рядомъ съ монашеской фигурой м-ра Бюльстрода.— Кто-то однажды выразился, продолжалъ онъ,— что человку, наклонному въ чахотк, нужно непремнно носить платье на ват, и я совершенно согласенъ съ этимъ, противъ болзни необходимы предохранительныя мры. Кому вата, кому лекарства.

М-ръ Лейдгатъ не слыхалъ ни слова изъ всхъ этихъ разговоровъ. Онъ ухалъ съ обда очень рано и сильно-бы скучалъ, если-бы его не представили нсколькихъ гостямъ, а также, конечно, и хозяйк, миссъ Брукъ, разговоръ съ которой нсколько развлекъ его. Знакомство съ этой молодой двушкой чрезвычайно заинтересовало его, ея красота, свжесть, близкая ея сватьба съ поблекшимъ ученымъ, живое участе, принимаеное ею въ вопросахъ, которые касались общественной пользы — все вмст придавало ей что-то особенно привлекательное.

— Какое доброе существо эта красивая двушка, думалъ Лейдгатъ, узжая домой.— Но я нахожу, что она слишкомъ серьезна. Съ такими женщинами трудно разговаривать. Он постоянно требуютъ объясненя каждаго вопроса, такъ-какъ ихъ недостаточное образоване не позволяетъ ихъ сразу понять значене выраженной мысли, он любятъ разсуждать и толкуютъ обо всемъ по своему.

Повидимому, докторъ находилъ, точно также, какъ и м-ръ Чичли, что миссъ Брукъ не принадлежитъ къ числу женщинъ въ его вкус. Что м-ръ Чичли могъ такъ смотрть на Доротею — это неудивительно: краснолицымъ, зрлымъ холостякамъ трудно разсчитывать на успхъ у хорошенькихъ молодыхъ женщинъ, но Лейдгатъ былъ еще юнъ, впереди его лежала цлая будущность, и онъ легко могъ измнить свой взглядъ на истинныя достоинства въ женщин.

Какъ-бы то ни было, но ни докторъ, ни м-ръ Чичли, посл этого обда, уже не видли боле миссъ Брукъ, какъ двушку. Вскор посл даннаго дядей обда, она сдлалась м-съ Казобонъ и похала въ Римъ.

ГЛАВА XI.

Въ дурныхъ словахъ и поступкахъ людей скоре видно человческое безуме, а не преступлене.

Лейдгатъ уже усплъ сильно увлечься женщиной, однакожъ совершенно иного характера, чмъ миссъ Брукъ. Самъ онъ еще не подозрвалъ, что уже потерялъ равновсе и любовь начинаетъ овладвать всмъ его существомъ, говоря о любимой имъ женщин, онъ выражался о ней не иначе, какъ: ‘это воплощенная граця, какъ она мила, какъ очаровательна! Вотъ настоящая женщина: она дйствуетъ на васъ, какъ прелестная музыка’. Женщины некрасивыя, по его мнню, были печальными явленями природы, на нихъ слдовало смотрть только съ точки зрня философа и считать ихъ не боле, какъ предметомъ для научныхъ наблюденй. Розамунда Винци, напротивъ, дйствовала на доктора какъ очаровательная мелодя: она увлекала собой вс его чувства. Мы вс знаемъ, что если мужчина видитъ часто женщину, избранную его сердцемъ, сватается за нее и все-таки остается холостякомъ, то причиной тому обыкновенно бываетъ недостатокъ ршимости со стороны невсты, а совсмъ не со стороны жениха. Лейдгатъ, впрочемъ, намревался жениться разв чрезъ нсколько лтъ — тогда только, когда ему удастся пробить, лично для себя, покойную, торную дорожку, въ сторон отъ большой дороги, по которой онъ въ настоящую минуту свободно шелъ. Миссъ Винци, какъ яркая звзда, блестла на его горизонт впродолжене всего того времени, которое Казобонъ употребилъ на свое сватовство и женитьбу. Но ученый джентльменъ имлъ состояне, онъ прославился собранными и разработанными имъ матералами, составилъ себ репутацю еще до выхода на сцену, какъ литераторъ,— а это нердко бываетъ выгодне для человка, чмъ самая слава. Онъ взялъ жену для украшеня пути своей жизни, а себ предоставилъ роль маленькой планеты, вращающейся вокругъ своего солнца. Лейдгатъ не могъ такъ дйствовать: онъ былъ молодъ, бденъ и честолюбивъ. Его жизнь была еще впереди, а не назади, онъ прхалъ въ Мидльмарчъ съ намренемъ заниматься дломъ, которое не только не могло обогатить его, но даже не могло обезпечить его порядочнымъ ежегоднымъ доходомъ. Для человка, поставленнаго въ подобное положене, немыслимо взять себ жену какъ украшене, ему нужно найдти въ ней помощницу, друга, и Лейдгатъ, конечно, считалъ эти свойства высшими достоинствами въ женщин. Но миссъ Брукъ, по его мнню, не смотря на ея красоту, не годилась даже въ прятныя собесдницы. Она смотрла на вещи совсмъ не по женски, просидть съ нею глазъ-на-глазъ нсколько времени было все равно, что заняться какимъ-нибудь серьезнымъ дломъ, а совсмъ не отдыхать среди игривыхъ шутокъ, слушая милый голосъ и любуясь на голубые глаза.

Въ настоящее время Лейдгату было, конечно, все равно — измнится направлене ума миссъ Брукъ или нтъ, точно также и для миссъ Брукъ было все равно — т или другя качества въ женщин нравятся доктору Лейдгату. Но, всматриваясь повнимательне въ странныя столкновеня людей, мы постоянно убждаемся, что жизнь каждаго изъ насъ всегда вляетъ на жизнь другого, это какъ будто горькая насмшка судьбы за тотъ холодный, равнодушный взглядъ, которымъ мы встрчаемъ каждаго новаго знакомаго.

Старинное провинцальное общество представляетъ намъ яркую картину подобныхъ столкновенй, тутъ мы видимъ блестящихъ свтскихъ дэнди, кончающихъ свою жизнь женитьбой на женщин нехорошаго поведеня, съ шестью человками дтей въ придачу, тамъ — людей, пренебрегающихъ оковами общественнаго мння и живущихъ совершенно независимо, не обращая вниманя ни на каке толки и требованя свта. Здсь — одинъ тихо сползаетъ внизъ по лстниц общественнаго положеня, рядомъ съ нимъ другой, напротивъ, лзетъ вверхъ, переходя со ступени на ступень. Кругомъ мы видимъ несчастныхъ искателей счастя, разбогатвшихъ бдняковъ, гордыхъ джентльменовъ, представителей своихъ мстечекъ, однихъ увлекаетъ политическй потокъ, другихъ — церковное движене и они, сами того не сознавая, сталкиваются между собой цлыми группами среди итого общаго волненя, нсколько отдльныхъ личностей, а иногда и цлыя семьи людей, долго стоятъ незыблемо, какъ скалы, но подъ конецъ и они начинаютъ незамтно подвергаться измненю, сначала въ наружной форм, а потомъ и въ своемъ основани. Муниципальные города и селеня одного и того-же прихода мало по малу сближались между собой и отношеня ихъ жителей другъ въ другу становились все тсне и тсне. Деньги, хранившяся въ старомъ чулк, отдавались въ банкъ, золотыя монеты, которыя береглись пуще глаза, пускались въ оборотъ, сквайры, баронеты и даже достопочтенные сельске лорды, живше въ продолжене долгаго времени особнякомъ отъ горожанъ, ршились, наконецъ, сблизиться съ ними. Затмъ появились издалека новые поселенцы, одни изъ нихъ обучили туземцевъ искуствамъ, друге выучили ихъ обманывать по новой систем. Словомъ, въ старой Англи мы видимъ то-же движене, ту-же смсь людей, которыя мы встрчаемъ въ истори Геродота. Этотъ древнй писатель, начавъ свое повствоване о прошломъ, взялъ за точку исхода, также какъ и мы, положене женщины въ свт и въ семь. Разница между нами и имъ состоитъ только въ томъ, что его о, соблазнявшаяся, какъ видно, нарядами, слишкомъ мало походитъ на нашу миссъ Брукъ. Она скоре напоминаетъ Розамунду Винци, которая необыкновенно изящно одвалась, тмъ боле, что ея нимфообразная наружность и удивительная близна и свжесть давали ей полную свободу въ выбор фасона платьевъ и цвта матерй. Но эти качества были въ ней второстепенными. Главнымъ же ея достоинствомъ было то, что она единогласно была признана лучшимъ цвткомъ школы м-съ Лемонъ,— главной мстной школы,— гд въ курсъ образованя молодыхъ двушекъ были включены всевозможныя науки и искуства, въ томъ числ даже искуство грацозно входить въ карету и выходить изъ нея. М-съ Лемонъ постоянно ставила миссъ Винци въ примръ другимъ: ‘ни одна изъ моихъ воспитанницъ, говорила она,— не иметъ такихъ отличныхъ способностей, какъ эта молодая леди, ни у одной изъ нихъ нтъ такого изящнаго выговора, какъ у нея, а ужь о музыкальномъ ея талант и говорить нечего: онъ выходитъ изъ ряда обыкновенныхъ талантовъ’. Очень можетъ быть, что похвалы эти были и преувеличены, но мы никакъ не можемъ запретить другимъ людямъ говорить о насъ за глаза что угодно, и могло случиться, что та-же самая м-съ Лемонъ, описывая Джульету или Имогену, впала-бы въ другую крайность и нашла-бы этихъ героинь совсмъ не поэтическими созданями. Но въ отношени въ Розамунд она была совершенно безпристрастна. Стоило только взглянутъ на нее, чтобы всякое предубждене, возбужденное похвалами начальницы школы, исчезло въ одно мгновене.

Лейдгатъ, поселившись въ Мидльмарч, долженъ былъ встртиться съ мстной красавицей, а встртившись искать случая познакомиться съ ея семействомъ. Миссъ Винци была этой красавицей и Лейдгатъ, конечно, искалъ случая познакомиться съ ея семействомъ. Хотя м-ръ Пиконъ, котораго замнилъ Лейдгатъ и принялъ его практику, заплативъ за это конечно довольно дорого,— не былъ домашнимъ докторомъ въ дом Винци (м-съ Винци не нравилась его система леченя), за то у него было много пацентовъ между людьми, знавшими это семейство. Впрочемъ, изъ главныхъ представителей Мидльмарча не было никого, кто-бы лично не зналъ, или по крайней мр не слыхалъ о фамили богатаго мидльмарчскаго фабриканта. Винци были фабрикантами изстари вковъ, три ихъ поколня сряду держали открытый домъ въ город, поэтому ничего нтъ мудренаго, что вся молодежь этого семейства породнилась, посредствомъ браковъ, съ нкоторыми боле или мене аристократическими домами въ околодк. Сестра м-ра Винци сдлала очень выгодную партю (въ отношени состояня), принявъ предложене м-ра Бюльстрода, который, въ свою очередь, чрезвычайно много выигралъ отъ этого брачнаго союза съ двушкой изъ коренной мидльмарчской семьи, потому-что самъ онъ былъ уроженецъ другой мстности и происхожденя довольно темнаго, но съ другой стороны самъ м-ръ Винци нсколько унизилъ себя, женившись на дочери трактирщика. Правда, въ этомъ брак деньги играли немаловажную роль, потому-что младшая сестра теперешней м-съ Винци была второй женой стараго богача м-ра Фетерстона и умерла бездтной, нсколько лтъ тому назадъ, вс разсчитывали, что племянники и племянницы ея будутъ со временемъ пользоваться плодами нжности стараго вдовца къ своей покойной жен. Случилось же такъ, что г-да Бюльстродъ и Фетерстонъ, два главнйше пацента доктора Пикона, выказали (вслдстве различныхъ причинъ) какую-то особенную привтливость въ молодому доктору Лейдгату, успвшему уже нажить себ сторонниковъ и враговъ. М-ръ Вренчъ, годовой врачъ въ дом Винци, на первыхъ-же порахъ, посл прзда Лейдгата въ городъ, получилъ откуда-то очень врныя свденя о томъ, будто вновь прзжй его собратъ очень нескроменъ, какъ докторъ, и съ этихъ поръ каждая сплетня, каждый пустой слухъ на его счетъ начали переноситься въ домъ Винци, гд гости толпились съ утра до вечера. М-ръ Винци, любившй жить лучше въ мир со всми, чмъ держаться одной какой-нибудь парти, не считалъ однако нужнымъ спшить знакомствомъ съ каждымъ новопрзжимъ лицомъ. Розамунд втайн очень хотлось, чтобы ея отецъ пригласилъ къ себ м-ра Лейдгата. Ей надоли одни и т-же люди, вчно торчавше предъ нею, ей наскучило смотрть на ихъ неправильные профили и нескладныя тальи, наскучило слушать глупыя фразы, которыми щеголяли мидльмарчске молодые люди, знакомые ей съ дтства. Она училась въ школ съ двочками боле высшаго общества, у которыхъ были братья поинтересне неизбжныхъ ея собесдниковъ въ Мидльмарч. Но молодая двушка не находила нужнымъ высказывать отцу свое желане, а тотъ въ свою очередь не заговаривалъ объ этомъ неважномъ для него предмет. Альдермэну, можетъ быть, будущему мэру, конечно, слдовало увеличивать понемногу число приглашаемыхъ имъ къ обду гостей, но въ настоящее время вокругъ изящно убраннаго стола м-ра Винци и безъ того собиралось ихъ весьма достаточное количество.

Столъ этотъ очень часто оставался неубраннымъ впродолжене долгаго времени посл завтрака, когда м-ръ Винци со вторымъ сыномъ давно уже сидлъ въ склад, а миссъ Морганъ, гувернантка, на другомъ конц дома въ классной комнат давала утренне уроки младшимъ двочкамъ. Остатки завтрака не убирались по милости семейнаго баловня, который считалъ удобне наставлять другихъ ждать себя, чмъ вставать во время. Точно также завтракъ стоялъ на стол неубраннымъ въ тотъ день, когда Казобонъ прхалъ съ визитомъ въ Грэнджъ, въ послднй разъ, какъ женихъ. Въ столовой было такъ жарко отъ камина, что домашнй пудель разинулъ ротъ и удалился подальше отъ огня. Розамунда, почему-то, засидлась въ тотъ день за вышиваньемъ и, время отъ времени встряхивая головой, клала работу на колни и тоскливо смотрла на нее издали. Мама, только-что совершившая свою обычную экскурсю въ кухню, услась по другую сторону рабочаго столика, съ выраженемъ полнйшей кротости на лиц, но только-что столовые часы предварительно стукнули, собираясь бить, она подняла голову, отложила въ сторону свою работу (она чинила кружева) и своими пухлыми руками дернула за звонокъ.

— Притчардъ, сказала она вошедшему лакею,— постучитесь снова въ дверь м-ра Фреда и скажите ему, что пробило уже половина одиннадцатаго.

Все это было сказано очень спокойно, безъ малйшаго измненя въ добродушно-веселомъ лиц м-съ Винци, на которомъ сорокапятилтняя жизнь не провела ни одной морщинки, отбросивъ назадъ розовыя завязки своего утренняго чепца, нжная маменька опустила кружева на колни и принялась любоваться на свою хорошенькую дочь.

— Мама, заговорила Розамунда,— когда Фредъ придетъ сверху, не позволяйте ему сть селедокъ. Я не могу выносить ихъ запаха, особенно утромъ.

— О, душа moi! возразила мать,— отчего ты такъ строга къ своимъ братьямъ? По-моему, это твой единственный недостатокъ. У тебя ангельскй характеръ вообще, но ты всегда придираешься къ братьямъ.

— Я никогда не придираюсь къ нимъ, мама:— вы ни разу не слыхали, чтобы, говоря съ ними, я выражалась какъ-нибудь неприлично.

— Положимъ, что такъ, но ты имъ запрещаешь многое.

— Ахъ, Боже мой, но вдь братья такъ невнимательны во мн!

— Душа моя, они очень молоды и достаточно внимательны, отъ нихъ нельзя требовать большаго вниманя. Благодари судьбу, если у нихъ сердце доброе. Женщина должна пручаться не длать исторй изъ-за бездлицъ. Ты сама выйдешь замужъ когда-нибудь.

— Только я ни за что не выйду замужъ за человка, похожаго на Фреда, сказала съ жаромъ Розамунда.

— Не осуждай твоего родного брата, другъ мой, возразила очень кротко мать.— Съ нимъ могутъ равняться немноге, хотя онъ и не получилъ атестата въ школ… Не понимаю, какъ это могло случиться, мн кажется, что онъ чрезвычайно уменъ. Ты сама знаешь, что его въ училищ считали наравн съ воспитанниками самаго высшаго круга. Удивляюсь, какъ ты, такая щепетильная въ отношени приличй, не радуешься, что у тебя братъ настоящй джентльменъ. Не сама-ли же ты бранишь Боба за то, что онъ не похожъ на Фреда.

— О, нтъ, мама, я его браню за то только, что онъ Бобъ.

— Ну, тогда, моя душа, ты въ каждомъ мидльмарчскомъ молодомъ человк найдешь что-нибудь дурное.

— Но… и при этомъ Розамунда весело улыбнулась, обнаруживъ на щекахъ дв хорошенькя ямочки. Нужно замтить, что свои ямки на щекахъ Розамунда считала безобраземъ и потому въ обществ рдко улыбалась.

— Но, продолжала она,— вдь я никогда и не выйду замужъ ни за котораго изъ этихъ мидльмарчскихъ господъ.

— И мн такъ кажется, сказала мать,— потому-что ты отказала почти самому отборному изъ нихъ. Впрочемъ, ты стоишь не такихъ жениховъ.

— Извините, мама, замтила Розамунда,— но мн-бы хотлось, чтобы вы не употребляли выраженя самому отборному.

— Это почему? спросила мать,— я чрезвычайно точно выразилась.

— Мн кажется, что это выражене… слишкомъ тривально.

— Очень можетъ быть, душа моя, но вдь я сроду не отличалась краснорчемъ. Какъ-же мн слдовало сказать?

— Самому лучшему изъ нихъ.

— То есть лучшему изъ глупыхъ и необразованныхъ людей? Нтъ, это не такъ. Мн слдовало-бы подумать немного, тогда я выразилась-бы иначе, я-бы сказала: самому превосходному человку изъ всей молодежи. Впрочемъ, съ твоимъ образованемъ, ты должна знать эти вещи лучше, чмъ я.

— Что должна Рози знать лучше, чмъ вы, матушка? спросилъ вдругъ Фредъ,— незамтно прокравшйся сквозь полуотворенную дверь въ то время, когда об леди, нагнувъ головы, принялись снова за работу, подойдя къ камину, онъ сталъ грть подошвы своихъ туфель.

— Правильно-ли выражене: самому превосходному молодому человку, отвчала м-съ Винци, дернувъ за звонокъ.

— Какъ это слово мн надоло, замтилъ Фредъ,— теперь только и читаешь въ объявленяхъ: превосходные сорта сахара, превосходные сорта чаю. Это слово вошло въ жаргонъ лавочниковъ.

— Давно-ли ты началъ находить дурнымъ жаргонъ? кротко, но съ большимъ достоинствомъ спросила Розамунда.

— Я люблю жаргонъ, но не охотникъ до тривальныхъ выраженй. У каждаго класса людей есть свой жаргонъ, отвчалъ Фредъ.

— А правильный англйскй языкъ, неужели это также жаргонъ? спросила сестра.

— Еще-бы нтъ! изысканнымъ правильнымъ языкомъ говорятъ только педанты, пишуще истори и очерки. Но самымъ натянуто-изысканнымъ жаргономъ я считаю языкъ поэтовъ, серьезно сказалъ Фредъ.

— Чего только ты не выдумаешь, Фредъ, чтобы отстоять свое мнне, возразила Розамунда.

— Да ты мн объясни, поэтическое это выражене, или жаргонъ, если, говоря о бык, поэтъ употребитъ такую фразу: ‘сгибающй голени’.

— По твоему, это можетъ быть и поэзя, замтила Розамунда.

— Ага, миссъ Рози, такъ вы и Ромера не признаете за поэта? воскликнулъ братъ.— Значитъ, моя правда, у каждаго класса людей есть свой жаргонъ. Я непремнно изобрту игру для тебя: напишу на бумаг рядомъ нсколько выраженй поэтическаго жаргона и столько-же поэтическихъ простыхъ выраженй, ты и ршай тогда,— гд поэзя, гд жаргонъ.

— Ахъ ты, Боже мой! произнесла въ умилени, складывая руки, м-съ Винци,— какое это наслаждене слушать умныя рчи!

— Притчардъ! сказалъ Фредъ, обращаясь къ слуг, который вошелъ въ столовую, неся на поднос кофе и гренки съ масломъ,— неужели мн ничего другого не приготовили въ завтраку?

Говоря это, избалованный сынокъ ходилъ вокругъ стола, разсматривая молча, съ легкой гримасой на лиц, остатки ветчины и духовой говядины, красовавшеся на блюдахъ.

— Не угодно-ли вамъ яицъ, сэръ? спросилъ лакей.

— Яицъ? не хочу. Прикажите мн зажарить кусокъ говяжьяго ребра.

— Фредъ, замтила Розамунда, когда слуга исчезъ за дверью,— если ты любишь сть горячее жаркое за завтракомъ, приходи, пожалуйста, пораньше. Вдь ты встаешь же въ шесть часовъ, когда теб нужно хать на охоту. Я не понимаю, отчего теб такъ трудно подниматься съ постели въ друге дни?

— Не ваше дло, миссъ Рози, отвчалъ братъ.— Я встаю рано, когда мн нужно хать на охоту, потому-что мн такъ нравится.

— А что-бы ты сказалъ, если-бы я являлась въ столовую двумя часами поздне васъ всхъ и приказывала-бы подавать себ жареное мясо?

— Я-бы сказалъ, что ты — молодая леди необыкновенно крпкаго здоровья, съ славнымъ апетитомъ, отвчалъ Фредъ, преспокойно уписывая масляные гренки.

— Я не могу понять, отчего братья имютъ право длать другимъ непрятности и причудничать больше, чмъ сестры? сказала Рози.

— Я вовсе не причудничаю, вольно теб придираться ко мн, возразилъ Фредъ.— Непрятности же длаешь ты мн, а не я теб.

— Но разв прятно слышать запахъ жаренаго мяса?

— Жареное мясо тутъ ни при чемъ. Все дло въ томъ, что твой носишка пропитанъ той-же чопорностью, которой тебя пропитала насквозь классическая школа м-съ Лемонъ. Погляди на мать, она всми и всмъ всегда довольна, кром себя самой. Вотъ, по моему, образецъ милой женщины.

— Господь съ вами, дтки, перестаньте ссориться! сказала м-съ Винци, съ материнской нжностью въ тон голоса.— Фредъ, разскажи-ка намъ лучше что-нибудь о новомъ доктор. Полюбклся-ли онъ дяд?

— Кажется, очень полюбился, отвчалъ сынъ.— Дядя длалъ Лейдгату различные вопросы и потопъ строилъ такя гримасы, выслушивая его отвты, точно ему вырывали ногти изъ пальцевъ. Вы знаете его манеру… А-а! наконецъ-то несутъ мн жаркое! весело воскликнулъ Фредъ.

— Но отчего-жь ты, милый, такъ поздно всталъ? продолжала спрашивать мать.— Вдь ты хотлъ быть вчера только у одного дяди?

— Я и былъ у него, а потомъ похалъ обдать къ Плеймдалямъ, посл обда играли въ вистъ. Такъ я встртился съ Лейдгатомъ.

— Ну, что, каковъ онъ, по твоему мнню? У него, я думаю, наружность джентльменская? Говорятъ, онъ изъ прекрасной фамили… его родные чуть-ли не графы.

— Я слышалъ-то-же самое, отвчалъ Фредъ.— Въ школ у насъ былъ Лейдгатъ, который тратилъ пропасть денегъ. Оказывается, что докторъ приходится ему троюроднымъ братомъ. Впрочемъ, у богатыхъ людей могутъ быть также и нище троюродные братья.

— Однако, все-таки что-нибудь да значитъ принадлежать къ. аристократической фамили, произнесла Розамунда такимъ ршительнымъ тономъ, который ясно доказывалъ, что этотъ вопросъ не въ первый разъ приходитъ ей въ голову. У молодой двушки было убждене, что она была-бы вдвое счастливе, еслибы ея отецъ не былъ только мидльмарчскимъ фабрикантомъ. Она ненавидла все то, что напоминало ей происхождене ея матери, которая была дочерью трактирщика. Дйствительно, взглянувъ на красивую, всегда веселую м-съ Винци, каждый могъ очень живо себ представить ее за прилавкомъ, угождающей постителяхъ.

— Мн сперва показалось страннымъ имя доктора, продолжала румяная матрона.— Тертй — престранное имя! Но потомъ, я сообразила, что это врно родовое имя. А все-таки, ты намъ разскажи поподробне о немъ, опиши намъ его наружность.

— Онъ высокъ ростомъ, брюнетъ, человкъ образованный, говоритъ складно, большой фатъ, какъ видно.

— Желала-бы я знать, что значитъ, по твоимъ понятямъ, фатъ? спросила Розамунда.

— Я называю фатомъ того человка, который суется всюду съ своимъ мннемъ, отвчалъ Фредъ.

— Другъ мой, докторамъ необходимо имть свое мнне, сказала м-съ Винци.— На то они и доктора.

— Да, матушка, они должны высказывать свое мнне, когда, ихъ спрашиваютъ о болзни, это такъ, за то имъ и деньги платятъ. Но я называю фатами тхъ людей, которые на каждомъ шагу подносятъ вамъ свои мння.

— Мэри Гартъ, я полагаю, въ восторг отъ м-ра Лейдгата, замтила внушительнымъ тономъ Розамунда.

— Право не знаю, произнесъ насупившись Фредъ, вставая изъ-за стола и бросаясь въ мягкое кресло недалеко отъ огня. На ходу онъ взялъ съ ближайшаго столика романъ, принесенный имъ сверху, и началъ его перелистывать.— Если ты ревнуешь къ нему Мэри, продолжалъ онъ, не поднимая глазъ на сестру,— то зди чаще въ Стонъ-Кортъ и постарайся ее затмить.

— Фредъ, пожалуйста, безъ глупыхъ шутокъ, возразили строго Розамунда.— Если ты кончилъ завтракать, потрудись позвонить.

— А вдь братъ-то правду теб говоритъ, Розамунда, начала опять мать, когда лакей убралъ со стола.— Мн очень жаль, что у тебя недостаетъ терпня навщать дядю почаще. Онъ тобой такъ гордится и такъ-бы желалъ, чтобы ты поселилась у него въ дом. Кто знаегь, быть можетъ, онъ для тебя и для Фреда многое сдлаетъ. Богъ видитъ, какъ вы мн дороги, но ради счастя моихъ дтей, я готова даже на разлуку, и охотно отпустила-бы васъ туда жить. Теперь ясно, что вашъ дядя Фетерстонъ все завщаетъ Мэри Гартъ.

— Мэри Гартъ можетъ легко переносить жизнь въ Стонъ-Корт, сказала Розамунда, складывая свою работу.— Это все-таки лучше, чмъ поступить въ гувернантки. А я скоре откажусь отъ наслдства, лишь-бы не слышать ежеминутно дядюшкинаго кашля и не встрчаться съ его безобразными родственниками.

— Душа моя, возразила мать,— дяд не долго жить. Я, конечно, смерти ему не желаю, но съ такой одышкой и съ такими внутренними болями жить ему вовсе не отрадно. На томъ свт ему будетъ покойне. Я ничего не имю противъ Мори Гартъ, но нужно дйствовать но справедливости. Первая жена м-ра Фетерстона не принесла ему денегъ въ приданое, а моя сестра принесла, поэтому племянницы и племянники первой жены не могутъ имть такихъ правъ на наслдство посл его смерти, какъ наше родство. Наконецъ, Мэри Гартъ сама по себ очень ничтожная двочка, особенно по наружности, и ея настоящее призване быть гувернанткой.

— Ну, матушка, въ этомъ отношени съ вами не вс согласятся, возразилъ вдругъ Фредъ, обладавшй, повидимому, способностью читать и слушать въ одно и то-же время.

— Положимъ, что такъ, мой милый, сказала мать,— но если она и будетъ имть современемъ состояне, то всякй мужчина, который пожелаетъ жениться на ней, по необходимости долженъ будетъ сблизиться съ ея родными, а Гарты вс чрезвычайно бдны и живутъ по-нищенски. Впрочемъ, я мшаю теб заниматься, заключила добродушная м-съ Винци,— мн давно пора идти въ лавки.

— Занятя Фреда совсмъ не серьезныя, замтила Розамунда, поднимаясь вмст съ матерью съ мста,— онъ просто читаетъ романъ.

— Ну, ну, ну, полно теб его бранить, возразила мать, ласково гдадя сына по голов.— Онъ почитаетъ немного, а потомъ погрузится въ свою латынь и другя мудрости. Въ курильной комнат для этого нарочно и каминъ затопили. Фредъ, продолжала она, заглядывая въ лицо сыну,— помни, что отецъ этого желаетъ, я всегда беру твою сторону въ разговор съ нимъ и общаю ему, что ты вернешься въ училище и добьешься тамъ ученой степени.

Фредъ молча потянулъ къ себ руку матери и крпко поцловалъ ее.

— Ты, я думаю, не подешь сегодня кататься верхомъ? спросила Розамунда, остановившись у порога двери.

— Нтъ, отвчалъ Фредъ,— а что?

— Папа говоритъ, что я могу теперь здить на караковой лошади.

— Подемъ завтра со мной. Только знай, что я намренъ отправиться въ Стонъ-Кортъ.

— Мн очень хочется прокатиться верхомъ, отвчала сестра,— поэтому мн ршительно все равно, куда-бы ни хать (Нужно замтить, что Розамунда желала хать только въ Стонъ-Кортъ).

— Рози, сказалъ Фредъ въ ту минуту, какъ сестра уже совсмъ выходила изъ комнаты,— если ты идешь заниматься музыкой, то позволь мн придти акомпанировать теб.

— Можно, Фредъ, только не сегодня, отвчала Роза.

— Почему-же не сегодня?

— Такъ. Мн вообще не хотлось-бы, чтобы ты игралъ на флейт. Мужчина, играющй на флейт, иметъ такой глупый видъ. А ты къ тому-жъ и фальшивишь.

— Хорошо, миссъ Розамунда, возразилъ братъ,— дайте только кому-нибудь влюбиться въ васъ,— я тотчасъ его разочарую, разскажу, какъ вы любезны дома.

— Съ чего-жъ ты взялъ, что я, изъ угожденя теб, должна принуждать себя слушать твою игру на флейт, когда ты самъ мн не хочешь угодить, не соглашаешься бросить этотъ инструментъ.

— А ты съ чего взяла, что я поду съ тобой кататься? опросилъ братъ.

Розамунд оставалось только согласиться съ желанемъ брата, потому-что ей хотлось, чтобы поздка въ Стонъ-Кортъ непремнно состоялась.

Такимъ образомъ, Фреду удалось сегодня почти цлый часъ упражняться на флейт, а Рози акохпанировала ему на фортепьяно. Они розыграли вс любимыя Фредомъ ари изъ ‘Самоучителя игры на флейт’, и хотя исполнене юнаго артиста сопровождалось довольно сильнымъ сопнемъ, но самъ исполнитель чрезмрно гордился своихъ талантомъ и возлагалъ на него большя надежды.

ГЛАВА XII.

У него было больше пакли въ кудели, чмъ предполагалъ Жерве.
Чаусерь.

Дорога въ Стонъ-Кортъ, по которой Фредъ и Розамунда на слдующее утро хали верхомъ, шла по прекрасной мстности, покрытой лугами и тучными пастбищами, кругомъ зеленли густыя живыя изгороди, украшенныя пурпуровыми ягодами, до которыхъ такъ лакомы птицы. Каждое поле, каждый лугъ имли свои особенные отличительные признаки, столь дороге для человка, привыкшаго къ этой картин съ дтства: тутъ въ углу небольшая лужа, полузаросшая травой, и вокругъ нея ивы, грустно наклонившя свои тонкя втви, тамъ, посреди луга, одинокй дубъ, далеко раскинувшй свои могуче сучья, вдали высокй берегъ рки, поросшй густыми ясенями, ближе въ дорог глубокая яма посл заброшенной мергелевой копи, на красномъ дн которой свободно росъ репейникъ, скученныя крыши строенй, верхушки стоговъ сна, безъ малйшаго слда торной дороги къ нимъ, срые сельске ворота, заборы у окраины лса, и наконецъ уединенная лачужка, попавшая точно нечаянно въ аксесуаръ ландшафта, ея ветхая соломенная крыша вся покрыта мшистыми буграми и впадинами, гд играютъ прихотливыя тни свта, за которыми мы въ зрлые годы гоняемся всюду, отыскивая ихъ въ произведеняхъ живописи. Вотъ очеркъ картины, при взгляд на которую радостно бьется сердце человка, выросшаго въ глуши, здсь онъ бродилъ еще ребенкомъ, на вс эти предметы онъ любовался, стоя между ногъ отца, когда тотъ медленно объзжалъ въ экипаж всю эту мстность.

Большя и проселочныя дороги были превосходны, Ловикскй приходъ вообще, какъ мы сказали выше, отличался сухимъ грунтомъ и былъ населенъ зажиточными фермерами, Фредъ и Розамунда, прохавъ мили дв отъ дома, очутились именно въ этомъ приход. До Стонъ-Корта оставалась всего одна миля, еще съ полдороги можно было ясно различить фасадъ дома, къ которому хали наши путники. Архитектура этого дома была довольно странная, издали казалось, будто надворныя строеня съ лвой стороны помшали ему вырости и раскинуться, какъ слдуетъ красивому дому сквайра, въ настоящемъ же положени онъ представлялъ прочное здане зажиточнаго фермера-джентльмена. За то глазъ зрителя прятно поражался видомъ золотистыхъ островерхихъ скирдъ хлба, которыя шли правильными рядами съ лвой стороны, между-тмъ, какъ съ правой тянулась аллея каштановыхъ деревьевъ.

Подъзжая въ усадьб, наши всадники еще издали замтили, какъ къ главному входу въ домъ подкатилъ какой-то экипажъ, похожй на одноколку.

— Боже мой! воскликнула въ отчаяни Розамунда,— неужели мы встртимъ здсь противныхъ дядюшкиныхъ родственниковъ!

— Какъ видно, встртимъ, отвчалъ съ усмшкой Фредъ.— Это одноколка м-съ Уоль, единственная желтая одноколка во всей Англи. Когда я вижу, какъ въ ней сидитъ сама м-съ Уоль, я начинаю понимать, почему желтый цвтъ у нкоторыхъ народовъ считается траурнымъ цвтомъ. Одноколка м-съ Уоль смахиваетъ больше на погребальныя дроги, чмъ на экипажъ. При этомъ сама м-съ Уоль вчно облечена въ черный крепъ. Что-бы это значило, Рози? Не могутъ же у нея постоянно умирать родственники!

— Право, ничего не знаю, а что она не евангелическаго исповданя — это врно (Рози воображала, вроятно, что религя могла имть вляне на туалетъ м-съ Уоль). При томъ она далеко не бдна.

— Еще-бы! Клянусь св. Георгемъ, что вс эти Уоли и Фетерстоны богаты какъ жиды, т, точно также, какъ и они, трясутся надъ каждымъ грошемъ. А туда-же, точно коршуны, облпили дядю и дрожатъ отъ страха, чтобы изъ его дома не перепали кому-нибудь ничтожныя крохи. Но мн сдается, что и дядя ихъ ненавидитъ отъ всей души — всхъ до одного.

М-съ Уоль, пользовавшаяся такимъ неблаговоленемъ со стороны отдаленныхъ своихъ родственниковъ, въ это-же самое утро объявила въ свою очередь во всеуслышане (только не очень громко, а про себя, сквозь зубы, точно ей ротъ набили ватой), что она совсмъ не нуждается въ хорошемъ ихъ мнни. Это было сказано ею въ то время, когда она сидла передъ каминомъ въ комнат своего брата, старика Фетерстона.

— Братецъ, говорила она,— вашъ домъ и вашъ очагъ мнродные. Двадцать пять лтъ сряду я носила имя Дженъ Фетерстонъ, пока не сдлалась Дженъ Уоль, все это уполномочиваетъ меня заступиться за васъ, когда вашимъ именемъ злоупотребляютъ люди, неимюще на то права.

— Вы съ чмъ это подъзжаете ко мн? спросилъ м-ръ Фетерстонъ, поставивъ свою трость между колнъ и поправляя парикъ на голов. Проницательные глаза его мелькомъ скользнула по лицу сестры, одинъ видъ которой подйствовалъ, повидимому, на старика, какъ сквозной втеръ. Съ нимъ сдлался сильный припадокъ кашля.

М-съ Уоль пришлось ждать нсколько минутъ, пока братъ ея перевелъ духъ, затмъ онъ принялъ ложку сиропа, поданнаго ему Мэри Гартъ, и, поглаживая рукой золотой набалдашникъ своей трости, сталъ мрачно смотрть на огонь. Яркое пламя камина освщало холодныя черты красноватаго лица м-съ Уоль, у которой вмсто глазъ были щелки, а вмсто губъ дв тонкя полосы, едва шевелившяся въ то время, когда она говорила.

— Докторамъ не вылечить вашъ кашель, братецъ, сказала она наконецъ.— Я страдаю имъ также съ давнихъ поръ. Не мудрено: мы вдь братъ и сестра, у насъ сложене, натура — все одинаковое. А все-таки, я вамъ доложу, жаль, что семейство Винци такъ дурно себя держитъ.

— Кхе! кхе! Это что еще за новости? проговорилъ откашливаясь м-ръ Фетерстонъ.— Вдь вы сейчасъ говорили, что моимъ именемъ кто-то злоупотребляетъ.

— Я и теперь это подтверждаю, спросите кого угодно, вс вамъ это скажутъ. Братъ Солоконъ говоритъ, что во всемъ Мидльмарч только и толкуютъ о токъ, какъ безпутничаетъ молодой Вници, съ тхъ поръ, какъ онъ прхалъ домой, онъ съ утра до ночи играетъ на бильярд.

— Пустяки! Разв бильярдъ можно назвать игрой? сердито возразилъ старикъ.— Это настоящее джентльменское заняте, молодой Винци не простолюдинъ какой-нибудь. Вотъ если-бы вашъ Джонъ вздумалъ играть на бильярд, онъ наврное продулся-бы.

— Братецъ, вашъ племянникъ Джонъ не знаетъ ни бильярда, ни другихъ игръ, колко возразила м-съ Уоль.— Онъ не проигрываетъ по сту фунтовъ стерлинговъ за-разъ, какъ какой-нибудь Вници, за котораго расплачиваются чьи-то денежки, да только не отцовскя. Отецъ-то, говорятъ, давно ужь раззорился, хотя никто объ этомъ не догадается, судя по тому, какъ онъ открыто живетъ и какъ часто является на скачкахъ. А мать, по словамъ м-ра Бюльстрода, превтреная женщина и страшно балуетъ дтей.

— Что мн за дло до того, что Бюльстродъ говоритъ, возразилъ старикъ.— Мн у него денегъ не занимать.

— Это все такъ, братецъ, но вдь м-съ Бюльстродъ родная сестра м-ру Винци, а вы послушайте только, что она разсказываетъ про м-ра Винци, она говоритъ, что онъ торгуетъ на банковскя, общественныя деньги, а жена-то его, жена! Разв вы несогласны со мной, братецъ, что для женщины, которой за сорокъ лтъ, неприлично носить чепцы съ разввающимися розовыми лентами и хохотать безъ умолку. Баловать дтей позволительно, но непозволительно не запасать денегъ на то, чтобы платить ихъ долги. Въ город публично говорятъ, что молодой Винци сдлалъ большой заемъ въ надежд на будущее. Я вамъ, конечно, не скажу, на что онъ надется. Мэри Гартъ тутъ, она слышала мои слова и, пожалуй, передастъ ихъ кому слдуетъ. Очень буду рада.

— Извините, м-съ Уоль, замтила Мэри Гартъ.— Я слишкомъ ненавижу сплетни, чтобы передавать ихъ другихъ.

М-ръ Фетерстонъ снова потеръ набалдашникъ своей трости и глухо засмялся. Смхъ этотъ напоминалъ сцену за карточнымъ столомъ, когда опытный игрокъ изподтишка поднимаетъ на смхъ плохого игрока. Онъ не спускалъ глазъ съ камина и наконецъ спросилъ:

— А кто вамъ сказалъ, что Фреду Винци не на что надяться? Такому красавцу и умному малому, какъ онъ, будущее можетъ сулить много хорошаго.

Настала пауза, посл которой м-съ Уоль начала свое возражене такихъ голосомъ, въ которомъ слышались слезы, хотя глаза ея были совершенно сухи.

— Такъ или иначе, братецъ, сказала она,— но мн и Соломону все-таки не можетъ быть прятно, когда вашимъ именемъ злоупотребляютъ, когда всюду распускаютъ слухи, будто вы недолговчны, и когда есть люди, которые публично говорятъ, что ваше состояне перейдетъ къ нимъ, а я, ваша родная сестра, Соломонъ, вашъ родной братъ — останемся не при чемъ! Если это дйствительно такъ случится, то зачмъ-же Творецъ Всемогущй создалъ семейныя узы?

Тутъ слезы закапали изъ глазъ м-съ Уоль, впрочемъ очень умренно.

— Ужъ вы, Дженъ, договаривайте! сказалъ м-ръ Фетерстонъ, взглянувъ пристально на сестру.— Вамъ хочется передать мн, что Фредъ Винци занялъ у кого-нибудь деньги подъ тмъ предлогомъ, что ему извстно содержане моего духовнаго завщаня? Такъ, что-ли, а?

— Я никогда этого, братецъ, не говорила (голосъ м-съ Уоль скова окрпъ и понизился). Мн это Соломонъ сказалъ вчера вечеромъ, онъ зашелъ ко мн посл базара посовтоваться насчетъ старой пшеницы, онъ знаетъ, что я бдная вдова, и что мой сынъ Джонъ еще ребенокъ — ему только двадцать три года, хотя онъ очень разсудителенъ по своимъ лтамъ. А Соломонъ слышалъ это отъ врнаго человка, и не отъ одного, а отъ многихъ.

— Вздоръ и пустяки! Не врю ничему. Это все ваши сплетни съ братомъ. Другъ мой, продолжалъ старикъ, обращаясь къ Мэри Гартъ,— посмотрите въ окно. Мн показалось, что на двор стучатъ подковы лошади. Не докторъ-ли прхалъ?

— Совсмъ, братецъ, это не мои сплетни съ Соломономъ, возразила обидчивымъ тономъ м-съ Уоль.— Я согласна, что у Соломона есть свои странности, но онъ все-таки духовную уже написалъ и раздлилъ поровну свое состояне между тми родственниками, къ которымъ онъ больше расположенъ. По моему мнню, конечно, родныхъ нельзя подводить подъ одну категорю, но Соломонъ не длаетъ секрета изъ своего завщаня и откровенно говорить всхъ намъ, какъ онъ намренъ распорядиться.

— Тмъ хуже ему, дураку! произнесъ черезъ силу м-ръ Фетерстонъ и закашлялся до того, что Мэри Гартъ принуждена была броситься къ нему и поддержать его, такимъ образомъ она не успла разсмотрть, чьи лошади остановились у крыльца, стуча копытами о гравй. Еще не кончился припадокъ кашля старика, какъ Розамунда уже вошла въ комнату, грацозно неся за рук шлейфъ своей амазонки. Она церемонно поклонилась м-съ Уоль, сухо спросившей, какъ она поживаетъ, затмъ съ улыбкой кивнула головой Мэри и остановилась подл дяди, дожидая, когда онъ перестанетъ кашлять.

— А-а, миссъ, здравствуйте, проговорилъ, задыхаясь, старикъ.— Какая вы сегодня свженькая. Гд-же Фредъ?

— Онъ пошелъ въ конюшню, дядя, отвчала Рози,— сейчасъ сюда придетъ.

— Садитесь, садитесь, радушно продолжалъ м-ръ Фетерстонъ.— М-съ Уоль… а вы-бы лучше ухали, заключилъ онъ.

Питеръ Фетерстонъ отличался постоянно такой безцеремонностью въ обращени, что сосди, давше ему прозвище старой лисицы, и т никогда не могли найдти случая, чтобы осудить его въ лицемрной вжливости къ кому-бы то ни было, сестра же издавна привыкла къ его фамильярному тону, и считала это даже доказательствомъ, что старикъ смотритъ на нее, какъ на ближайшую свою родственницу но крови. По ея понятямъ, главнымъ основанемъ кровныхъ узъ было полнйшее отсутстве стсненя во взаимныхъ отношеняхъ. Она медленно поднялась съ мста, не выказывая ни малйшей тни неудовольствя и монотонно прошамкала сквозь зубы:

— Надюсь, братецъ, что новый докторъ вамъ поможетъ. Соломонъ говоритъ, будто по городу носятся слухи, что это очень ученый и умный господинъ. Отъ души желаю вамъ облегченя. Сохрани Богъ, заболете, тогда знайте, что вамъ стоитъ только сказать слово и къ вамъ явятся сидлками: родная ваша сестра и родныя племянницы — и Ребекка, и Жанна, и Элязабетъ — вс.

— Помню, помню всхъ, торопливо заговорилъ старикъ.— Сами увидите, что я ихъ не забылъ,— вдь он вс черныя и безобразныя. Денегъ имъ нужно, не такъ-ли? А? Въ нашей семь красавицъ никогда не было, но у Фетерстоновъ всегда, деньги водились, и у Уолей также. Уоли люди денежные. Покойный Уоль былъ тугъ на руку. Да, да, да, деньги все равно что свжее яйцо, если у васъ посл смерти деньги останутся, м-съ Уоль, припрячьте ихъ въ теплое гнздо. А теперь — прощайте!

Съ этими словами старикъ надернулъ парикъ себ на уши, точно ему хотлось заткнуть ихъ, а сестра его удалилась, разжевывая мысленно пророческй спичъ брата. Не смотря на глубокое недовре къ семь Винци и къ Мэри Гартъ, на дн души м-съ Уоль таилось твердое убждене, что ея братъ, Питеръ Фетерстонъ, никогда не завщаетъ своего родового имня дальнимъ родственникамъ по жен. Иначе для чего-жъ было Всемогущему Творцу отнять у него двухъ женъ, неоставившихъ посл себя потомства, особенно въ то время, когда онъ нажился такъ неожиданно отъ продажи марганца и другихъ продуктовъ? Зачмъ же были устроены въ приходской ловикской церкви дв ложи — одна для Уолей и Паудерельсовъ, а другая для Фетерстоновъ, гд вс три семьи просидли рядомъ втечени нсколькихъ поколнй? Зачмъ все это, если въ первое-жъ воскресеньи посл смерти Питера, весь околодокъ узнаетъ, что имне отдано въ чужой родъ?

Человческй умъ какъ-то трудно мирится съ нарушенемъ нравственнаго порядка и потому м-съ Уоль положительно не допускала возможности такого нелпаго вывода, но между тмъ она сильно трусила, чтобы этотъ грустный фактъ дйствительно не совершился.

При вход Фреда въ комнату, старикъ усиленно заморгалъ глазами и началъ внимательно осматривать его съ ногъ до головы. Фредъ обыкновенно гордился этимъ вниманемъ дяди, приписывая его своей красивой наружности.

— Вы, двочки, удалитесь об, сказалъ м-ръ Фетерстонъ.— Мн нужно поговорить съ Фредомъ.

— Розамунда, пойдемъ ко мн въ комнату, тамъ немного холодно, правда, но мы скоро вернемся назадъ, весело замтила.

Мэри, увлекая за собой подругу. Об молодыя двушки не только были знакомы съ дтства, но воспитывались даже въ одной и той-же провинцальной школ (Мэри училась на чужой счетъ). У нихъ было много общихъ воспоминанй и он очень любили разговаривать съ глазу на глазъ. По правд сказать, Розамунда только для этого tte—tte и прхала въ Стонъ-Кортъ. Старикъ Фетерстонъ не хотлъ начинать разговора, пока не затворилась дверь за молодыми двушками. Онъ не спускалъ глазъ съ Фреда, моргая по прежнему и длая уморительныя гримасы ртомъ, то сжимая губы, то растягивая ихъ. Онъ имлъ привычку говорить не иначе, какъ тихимъ голосомъ, напоминая скоре робкаго просителя, чмъ строгаго старика. Онъ никогда не выходилъ изъ себя, если ему говорили непрятности, и охотно уступалъ противнику верхъ на словахъ, зная, что тому не перехитрить его ни за что на дл.

— Итакъ, сэръ, началъ старикъ,— вы платите десять процентовъ съ суммы, занятой вами подъ залогъ имнй, которыя останутся посл моей смерти? а? Вы даете мн сроку жить 12 мсяцевъ? Но знаете-ли вы, что я еще могу перемнить мое завщане?

Фреда бросило въ жаръ. Онъ, конечно, никогда не занималъ денегъ подъ залогъ дядинаго имня, зная, что это вещь невозможная. Но онъ вспомнилъ, что говорилъ кому-то по секрету (и быть можетъ сказалъ что-нибудь лишнее), что онъ разсчитываетъ современемъ выплатить вс свои долги, получивъ наслдство отъ дяди Фетерстона.

— Я не понимаю, сэръ, на что вы намекаете, возразилъ Фредъ.— Никакихъ займовъ подъ залогъ вашихъ имнй я не длалъ. Прошу васъ объясниться понятне.

— Нтъ, сэръ, объясниться должны вы, а не я, сказалъ дядя.— Доложу вамъ, что завщане свое я могу десять разъ измнить. У меня голова свжая, распредлить свои капиталы я съумю и безъ посторонней помощи, могу вспомнить каждаго дурака по имени, хотя-бы двадцать лтъ его не видилъ. Кой чортъ! Да мн еще восьмидесяти лтъ нтъ! Повторяю вамъ снова, сэръ, что вы обязаны представить мн дльное опровержене всей этой истори.

— Сэръ, я уже опровергнулъ ее, отвтилъ Фредъ съ легкимъ. оттнкомъ нетерпня, забывая, что для дяди мало было голословнаго опроверженя факта, а что ему необходимы боле точныя доказательства невниности племянника. Старикъ Фетерстонъ самъ нердко удивлялся, что есть на свт дураки, которые врятъ каждому его слову, принимая его за несомннный аргументъ.— Я опровергъ и снова опровергаю всю эту исторю, повторилъ Фредъ.— Кто разсказалъ вамъ ее, тотъ передалъ вамъ безсовстную ложь…

— Вздоръ! Я требую письменныхъ документовъ, возразилъ старикъ.— Этотъ слухъ идетъ отъ человка, пользующагося большимъ авторитетомъ.

— Скажите мн имя этого человка, и пустъ онъ назоветъ при мн то лицо, у котораго я занималъ деньги, конечно, онъ не въ состояни будетъ этого сдлать, что и послужитъ моимъ полнымъ оправданемъ предъ вами, воскликнулъ Фредъ.

— Авторитетъ этого господина несомнненъ, этому человку извстно все, что длается въ Мидльмарч, продолжалъ м-ръ Фетерстонъ.— Это никто ямой, какъ вашъ умный, благочестивый, сострадательный дядюшка. Вотъ что-съ!.. заключилъ лукавый старикъ и хихикнулъ очень выразительно.

— М-ръ Бюльстродъ?..

— А кто-жъ-бы вы думали? а?

— Ну, теперь я понимаю. Вроятно, вся эта сплетня имла источникомъ какой-нибудь разговоръ, въ которомъ дядя отозвался обо мн не совсмъ похвально. Неужели въ город говорятъ даже и то, что онъ назвалъ лицо, которое дало мн денегъ взаймы?

— Отъ вашего дяди ничего не скроешь, если въ Мидльмарч дйствительно существуетъ человкъ, который далъ вамъ денегъ взаймы,— то будьте уврены, что Бюльстродъ тотчасъ-же узналъ объ этомъ. Если вы пробовали занимать деньги и вамъ отказали — Бюльстродъ, безъ сомння, знаетъ и объ этомъ. Словомъ, заключилъ старикъ,— я требую, чтобы вы доставили мн собственноручное письменное опровержене Бюльстрода, которымъ-бы онъ свидтельствовалъ, что не вритъ, будто вы общали расплатиться съ своими долгами моимъ имнемъ. Вотъ что-съ!..

Проговоривъ эту длинную рчь, старикъ задергалъ губами, желая этимъ дерганемъ выразить свое внутреннее торжество, такъ-какъ онъ сознавалъ, что ловко провелъ племянника и показалъ ему, какихъ глубокимъ умомъ обладаетъ онъ, старикъ Фетерстонъ. Фреду стало совсмъ неловко, онъ видлъ ясно, что попался въ западню.

— Сэръ, вроятно вы шутите, сказалъ онъ старику.— М-ръ Бюльстродъ, какъ случается со всми, поврилъ, быть можетъ, сплетн, и главное, онъ предубжденъ противъ меня. Какъ мн это ни тяжело, но я могу заставить его дать письменное свидтельство въ томъ, что у него нтъ ясныхъ доказательствъ въ подтверждене городскихъ слуховъ на мой счетъ. Но принудить его изложить на бумаг вс факты, говоряще въ мою пользу или противъ меня — на это я никогда не ршусь.

Фредъ замолчалъ и минуту спустя, прибавилъ, разсчитывая, что онъ своими словами заднетъ свтскя понятя старика о чести:

— Настоящй джентльменъ никогда этого не сдлаетъ.

Результатъ вышелъ однако совершенно неожиданный.

— Знаю, знаю, въ чемъ дло. Ты готовъ скоре обидть меня, чмъ Бюльстрода, заговорилъ старикъ.— Онъ что такое? Дрянь, спекуляторъ. У него за душой десятины земли нтъ на лицо. Не сегодня, такъ завтра онъ полетитъ въ чорту съ своими спекуляцями. У него разв есть религя? Онъ лицемръ и только для вида всюду вмшиваетъ имя Всемогущаго Творца. Но его религозность чистое притворство! Я всегда зналъ, чего просить у Бога, когда ходилъ въ церковь, я просилъ земли, побольше земли. Господь — Всемогущй покровитель земледльца. Онъ общалъ своему народу Ханаанскую землю, и теперь даетъ ее людямъ. У хорошихъ людей и хлба, и скота, и всего вдоволь. А ты видно въ другую сторону тянешь. Теб миле Бюльстродъ съ своими спекуляцями, чмъ Фетерстонъ съ своими имнями и землями.

— Извините, сэръ, произнесъ Фредъ, становясь спиной къ огню и сбивая хлыстомъ пыль съ своего сапога.— Я не люблю ни Бюльстрода, и никакихъ спекуляцй.

Голосъ у Фреда былъ очень сердитый, онъ чувствовалъ, что ему сдлали патъ.

— Вижу, вижу, ты кажется намренъ и безъ меня обойтись, это ясно теперь, проговорилъ старикъ, тайно досадуя, что Фредъ, повидимому, совсмъ выбивается изъ подъ его зависимости.— Ты не нуждаешься въ земл и хочешь быть лучше голоднымъ приходскимъ священникомъ, чмъ сквайромъ. Теб и деньги ни почемъ. Что-жъ? Мн все равно. Я включу новые пять пунктовъ въ свое духовное завщане и положу вс свои банковые билеты въ теплое гнздо. Мн это все равно.

Фреда опять бросило въ жаръ. Фетерстонъ рдко дарилъ ему деньги, но въ настоящую минуту он были ему такъ нужны, что молодой племянникъ готовъ былъ скоре отказаться отъ будущихъ земель, лишь-бы ему перепало нсколько банковыхъ билетовъ.

— Сэръ, меня нельзя осудить въ неблагодарности, произнесъ онъ кротко.— Я всегда цнилъ и уважалъ васъ за ваши ласки и внимане во мн. Я никогда не былъ къ вамъ непочтителенъ.

— Отлично! Докажи это на дл. Привези мн письмо отъ Бюльстрода, въ которомъ-бы онъ засвидтельствовалъ, что не вритъ слухамъ о томъ, будто ты запутался въ долгахъ и общалъ расплатиться моимъ имнемъ. Если ты привезешь это письмо, я тебя выручу изъ какой-бы ни было бды. Слышишь? Вотъ мое услове. А теперь дай мн руку, я хочу пройдтись по комнат.

Фредъ, не смотря на негодоване, вызванное въ немъ словами дяди, невольно почувствовалъ сострадане къ этому всми нелюбимому и неуважаемому старику, ноги котораго, пораженныя водяной болзню, были крайне слабы и онъ съ трудомъ могъ ими двигать. Осторожно ведя дядю подъ руку, Фредъ подумалъ, какъ тяжело жить на свт старику съ разрушающимся здоровьемъ. Фредъ терпливо ждалъ, пока больной, остановившись у окна, въ сотый разъ повторилъ ему какое-то вчное свое замчане о цецаркахъ и о флюгер, затмъ, онъ подвелъ его въ шкапу, гд на полкахъ красовалось нсколько старинныхъ книгъ въ телячьемъ переплет и съ большой готовностью перечислилъ вслухъ вс сочиненя, находившяся на лицо, тутъ были и Джозефусъ, и Кульпеперъ, и Клопштока Мессада, и нсколько томовъ Gentleman’s Magazine.

— И на что моей Мэри еще книгъ? ворчалъ угрюмо старикъ.— Ты зачмъ ей постоянно таскаешь новыя книги?

— Затмъ, чтобы ее развлечь, сэръ. Она очень любитъ чтене.

— Скажи лучше, черезъ-чуръ любитъ. Она бывало все читаетъ, когда сидитъ со мной. Но я это запретилъ. Довольно и того, что она каждое утро прочитываетъ мн газету вслухъ. Этого чтеня достаточно на цлый день. Видть не могу, когда она читаетъ про себя. Смотри, не носи ей больше книгъ. Слышишь?

— Да, сэръ, слышу, отвчалъ Фредъ, которому давно уже было сдлано это запрещене, но онъ не обратилъ на него вниманя и далъ себ слово не обращать и впредь.

— Позвони, сказалъ м-ръ Фетерстонъ,— я хочу, чтобы двушки сошли внизъ.

Розамунда и Мэри на верху вели гораздо боле оживленный разговоръ, чмъ джентльмены внизу. Он даже не присли, а стояли подл туалетнаго стола, у самаго окна. Розамунда сняла съ головы шляпу, поправила на ней вуаль и пригладила кончинами пальцевъ свои прекрасные волосы, цвтъ которыхъ напоминалъ волоса ребенка: они были не то льняные, не то желтые. Мэри Гартъ много проигрывала, стоя между двумя нимфами — одной настоящей, а другой отражающейся въ зеркал. Нимфы эти смотрли другъ на друга небесно-голубыми глазами, чрезвычайно выразительными, когда это было нужно для ихъ обладательницы и въ то-же время до того глубокими, что въ ихъ взгляд, такъ сказать, отражались вс движеня мысли и души красавицы нимфы. Цвтъ лица у Розамунды былъ такъ безукоризненно чистъ и свжъ, что разв одни дти могли съ ней равняться въ этомъ отношени, вся ея маленькая, стройная фитурка еще лучше обрисовывалась въ длинной амазонк. Вс мужчины въ Мидльмарч, исключая братьевъ Розамунды, давно уже ршили, что краше миссъ Винци нтъ двушки на свт, и называли ее ангеломъ. Рядомъ съ нею, Мэри Гартъ смотрла очень обыкновенной смертной: она была брюнетка, ея кудрявые, темные волосы отличались необыкновенной жесткостью и никогда не ложились гладко, росту она была маленькаго, и наконецъ, говоря объ ней вообще, никакъ нельзя было сказать, что эта молодая двушка есть олицетворене всхъ добродтелей. Впрочемъ красавицы и некрасавицы подвергаются одинаковымъ соблазнамъ, какъ т, такъ и другя умютъ быть притворно любезными и холодными, смотря по надобности, какъ т, такъ и другя умютъ радоваться, сердиться и высказывать презрне къ людямъ, имъ ненравящимся, но разница между ними та, что некрасавица, чувствуя, какъ она много проигрываетъ въ сравнени съ красавицей, становится несравненно скрытне и молчаливе въ обществ, чмъ ея соперница. Имя двадцать два года отъ роду, Мэри не усвоила себ вполн тхъ правилъ благоразумя и благонравя, которыя постоянно внушаются двушкамъ безъ состояня, она не умла надлежащимъ образомъ покоряться своей судьб и не требовать отъ жизни ничего лишняго. Будучи отъ природы очень умна, она въ то-же время была насмшлива: горькое чувство оскорбленнаго самолюбя постоянно поддерживалось въ ней ея зависимымъ положенемъ, чувство искренней благодарности возбуждалось въ ея сердц не тми людьми, которые постоянно твердили ей, что она должна быть имъ благодарна, а тми, кто дйствительно доставлялъ ей минуты радости. Съ годами, Мари все боле и боле хорошла, и достигла того типа красоты, который отличаетъ англичанокъ во всхъ частяхъ свта. Рембрандтъ охотно взялъ-бы ея лицо за оригиналъ для изображеня умной и честной физономи, Мэри дйствительно, въ отношени честности и правдивости, могла служить образцомъ. Она никогда не обманывала себя иллюзями на. свой счетъ и подъ веселый часъ даже трунила сама надъ собой. Стоя передъ зеркаломъ, рядомъ съ Розамундой, она взглянула на свое изображене и расхохоталась.

— Рози, сказала она,— я рядомъ съ тобой, точно коричневое пятно. Подл тебя невыгодно стоять.

— Полно! кто-жъ станетъ обращать внимане на твое лицо, Мэри, когда ты такая умная и полезная для всхъ, возразила Розамунда, поворачивая голову къ Мэри и въ то-же время искоса оглядывая въ зеркало красивый изгибъ своей шеи.— Красота лица, по настоящему, иметъ очень немного значеня.

— То-есть такого лица, какъ мое, насмшливо замтила Мэри.

— Бдная Мэри, подумала Розамунда,— она каждую любезность за свой счетъ обращаетъ въ дурную сторону.

— Ну, что ты подлывала въ послднее время, произнесла она громко.

— Что я длала? повторила Мэри:— хозяйничала, подавала сиропъ, старалась казаться любезной и всмъ довольной, пручала себя судить обо всхъ съ худой стороны.

— Какая ужасная жизнь! воскликнула Рози.

— Совсмъ нтъ! рзко возразила Мэри, откидывая назадъ голову.— Моя жизнь прятне все-таки жизни вашей миссъ Морганъ.

— Конечно, но миссъ Морганъ такая интересная, притомъ она ужь не молода.

— Для себя самой она только интересна, сказала Мери.— Что она не молода, это еще не резонъ, подъ старость лтъ человку становится еще трудне жить, чмъ въ молодости.

— Право, я иногда удивляюсь, какъ могутъ существовать люди безъ всякой надежды впереди, продолжала Роза.— Ихъ врно поддерживаетъ религя. Твоя судьба, Мари, совсмъ другое дло, прибавила она съ улыбкой, причемъ у нея на щекахъ обнаружились ямочки.— Теб могутъ сдлать предложене.

— А разв кто-нибудь выразилъ намрене на мн жениться? спросила Мири.

— Я этого не говорю. Но я полагаю, что есть одинъ джентльменъ, который, видясь съ тобой почти ежедневно, легко можетъ полюбить тебя.

Мэри внутренно ршила, что она не выкажетъ на лиц никакихъ признакокъ волненя, потому-то, можетъ быть, и вспыхнула до ушей.

— Неужели можно влюбиться въ кого-нибудь только потому, что видишься съ нимъ ежедневно? спросила она самымъ наивнымъ тономъ.— Мн кажется, что это лучшй способъ для того, чтобы возненавидть другъ друга?

— Едва-ли, если только этотъ человкъ уменъ и привлекателенъ, возразила Рози.— Съ такимъ человкомъ, какъ м-ръ Лейдгатъ, напримръ.

— А-а, Лейдгатъ! повторила очень равнодушно Мэри.— Теб врно хочется узнать что-нибудь объ немъ? спросила она прямо, не прибгая къ обинякамъ, какъ Роза.

— То-есть, я-бы желала знать, нравится-ли онъ теб? уклончиво сказала Роза.

— Объ этожъ и спрашивать нечего. Мн могутъ нравиться только люди, боле или мене внимательные во мн. Я не дошла еще до такой степени великодушя, чтобы находить милыми тхъ людей, которые, говоря со мной, не удостоиваютъ меня даже взглядомъ.

— Неужели онъ такъ надмененъ? спросила Рови, съ видимымъ удовольствемъ въ лиц.— Ты знаешь, вдь онъ изъ хорошей фамили.

— Ничего не знаю, онъ мн объ этомъ не заявлялъ.

— Мэри! какая ты странная! возразила хорошенькая нимфа, взявъ свою подругу за руку.— Ну, скажи мн, какого рода у него наружность? Опиши мн ее.

— Какъ я теб стану описывать мужчину? отвчала Мэри съ оттнкомъ въ голос ирони.— Если непремнно хочешь, вотъ теб его примты: густыя брови, темные глаза, прямой носъ, густые, темные волосы, большя, блыя руки — что еще? ахъ, да, вспомнила — тончайшй батистовый носовой платокъ. Но вдь ты его сама сейчасъ увидишь. Теперь какъ разъ то время, когда онъ прзжаетъ къ намъ съ визитомъ.

Розамунда слегка покраснла и задумчиво замтила:

— Я очень люблю нкоторую надменность въ обращени. Терпть не могу мужчинъ трещотокъ.

— Я теб не говорила, что м-ръ Лейдгатъ надмененъ, возразила Мэри.— Впрочемъ, у каждаго изъ насъ свой вкусъ, теб, напримръ, нравятся люди съ особенными причудами въ характер, ну и прекрасно.

— Надменность не есть причуда, сказала Рози.— Вотъ Фредъ, напримръ, его я называю причудникомъ.

— Пусть-бы его называли только причудникомъ, возразила Мэри,— а то его совсмъ очернили. М-съ Уоль увряла дядю, будто Фредъ чрезвычайно дурно себя ведетъ.

У Мэри противъ воли вырвались эти слова. Она надялась, что Розамунда какъ-нибудь оправдаетъ брата въ взведенномъ на него обвинени. Однако она инстинктивно удержалась отъ подробностей и не передала Розамунд, въ чемъ состоялъ главный доносъ м-съ Уоль.

— Ахъ! не говори мн о Фред! воскликнула Розамунда.— Это ужасный человкъ?

Рози съ умысломъ употребила передъ Мэри такое сильное выражене.

— Что значитъ — ужасный человкъ? спросила Мэри.

— Онъ такой лнивый, сердитъ все папеньку, не хочетъ поступать въ священники.

— Ну, чтожъ изъ этого? Я нахожу, что Фредъ правъ.

— Можно-ли такъ говорить, Мэри! Я право думала, что у тебя боле религознаго чувства въ душ.

— Но если онъ не иметъ призваня къ священнической обязанности?

— Онъ долженъ его имть!..

— Чтожъ длать, если этого нтъ? Я знаю многихъ людей въ точно такомъ-же положени, какъ Фредъ.

— За то ихъ вс и осуждаютъ. Я, напримръ, не желала-бы никогда выйдти замужъ за священника, но знаю, что они непремнно должны существовать въ обществ.

— Изъ этого не слдуетъ, чтобы Фредъ во что-бы то ни стало долженъ поступить въ духовное зване.

— А если папа истратился уже, воспитывая его съ этой цлью? Ты вообрази себ только, что съ нимъ будетъ, если папа лишитъ его наслдства.

— Я очень легко себ это воображаю, насмшливо сказала Мэри.

— Удивляюсь, какъ ты можешь посл этого защищать Фреда? отвчала Рози, желавшая заставить Мэри проговориться.

— Я не одного его защищаю, смясь замтила Мэри,— я беру подъ свою защиту вс т приходы, гд онъ могъ-бы быть священникомъ.

— Но принявъ этотъ санъ, онъ вроятно сдлался-бы другимъ человкомъ.

— Да, началъ-бы лицемрить, а теперь онъ дйствуетъ открыто.

— Впрочемъ, съ тобой, Мэри, объ этомъ толковать нельзя, возразила Рози.— Ты всегда берешь сторону Фреда.

— Отчего-жъ мн и не брать его сторону! воскликнула Мэри и глаза ея весело заиграли.— Онъ также всегда защищаетъ меня. Это единственный человкъ, который хлопочетъ о томъ, чтобы доставить мн иногда удовольстве.

— А ты вдь меня сильно встревожила, сказала Рози какимъ-то особенно кротко-важнымъ тономъ.— Я ни за какя блага въ мр не передамъ мама того, что ты мн сейчасъ сказала.

— Чего ты ей не передашь? сердито спросила Мэри.

— Мери! пожалуйста безъ сценъ! произнесла еще кротче Рози.

— Если твоя матушка боится, чтобы Фредъ не сдлалъ мн предложеня, то скажи ей, что я-бы ему отказала, еслибъ онъ вздумалъ посвататься на мн. Но я уврена, что ему и въ мысль не приходило жениться на мн. У насъ съ нимъ никогда и разговора объ этомъ не было.

— Мэри, зачмъ ты такъ всегда горячишься?

— А ты зачмъ меня всегда раздражаешь?

— Я? Помилуй! Вотъ ужъ въ этомъ-то меня никто не можетъ обвинить!

— Да, вы, безукоризненные люди, вчно всхъ раздражаете. А-а! звонокъ! значитъ намъ нужно идти внизъ.

— Мэри, я не хочу съ тобой ссориться, произнесла Розамунда, надвая шляпу.

— Кто говоритъ о ссор? Глупости какя! мы съ тобой совсмъ не ссорились. Чтожъ за радость быть друзьями, если нельзя иногда немного погрызться между собою.

— Слдовательно, я могу пересказать мама твои слова.

— Какъ хочешь, отвчала Мэри.— Я никогда не боюсь, чтобы мои слова повторяли. Однако пойдемъ теперь внизъ, заключила она.— Пора къ дяд.

М-ръ Лейдгатъ прхалъ очень поздно въ это утро, но онъ все-таки засталъ гостей м-ра Фетерстона. Старикъ задержалъ Розамунду и ея брата, требуя непремнно, чтобы племянница спла ему что-нибудь. Молодая двушка, пропвъ старинный романсъ ‘Отчизна, милая отчизна!’ (который она ненавидла), была настолько любезна, что безъ просьбы дяди спла еще его любимую псню: ‘Несись, струись, сверкающая рчка!’ Старый, упрямый плутъ одобрялъ сентиментальный характеръ романсовъ, говоря, что двушкамъ только и можно пть такя вещи и что для псенъ и романсовъ необходимо чувство.

Въ ту минуту, какъ онъ аплодировалъ послдней псн и уврялъ, что у Розы голосъ чище, чмъ у чернаго дрозда, м-ръ Лейдгатъ прохалъ верхомъ мимо оконъ залы.

Докторъ отправлялся къ своему паценту въ очень мрачномъ настроени духа, онъ заране ожидалъ, что старикъ разворчится, зачмъ ему лекарство не помогаетъ, что докторъ не понимаетъ его болзни и т. д. Мидльмарчъ вообще не представлялъ большой отрады для недавно поселившагося въ немъ Лейдгата, и потому немудрено, что докторъ искренно обрадовался, встртивъ прелестное видне въ образ Розамунды, которую м-ръ Фетерстонъ не замедлилъ рекомендовать ему какъ свою племянницу, тогда какъ объ Мэри Гартъ онъ на разу не упомянулъ, какъ о своей родственниц. Лейдгатъ не спускалъ глазъ съ Розамунды, отъ его вниманя не ускользнула та деликатность, съ которой она отклоняла какую-то грубую похвалу, сдланную на ея счетъ старикомъ дядей, онъ замтилъ, какъ она тихо повернулась къ Мэри и сказала ей нсколько ласковыхъ словъ, улыбнувшись при этомъ чрезвычайно мило и обнаруживъ свои ямочки на щекахъ. Лейдгатъ быстро взглянулъ сначала на Мэри, потомъ на Розамунду и увидлъ, что послдняя смотритъ на Мэри съ необыкновенной нжностью, но что Мэри, напротивъ, отвернулась, нахмуривъ брови.

— Миссъ Рози только-что спла мн романсъ, сказалъ старикъ Фетерстонъ, обращаясь въ Лейдгату,— пне мн не повредитъ? какъ вы думаете, докторъ? а? По моему, пне приноситъ мн больше пользы, чмъ вс ваши лекарства.

— Врю поэтому-то я и не замтила, какъ время прошло, произнесла Розамунда, вставая съ тмъ, чтобы взять шляпку, которую она отложила въ сторону, ея красивая головка на тонкой, блой ше выдавалась изъ тонкаго лифа амазонки точно цвтокъ на своемъ стебельк.— Фредъ, какъ мы засидлись, промолвила она,— пора хать.

— Пожалуй, подемъ, отвчалъ Фредъ, имвшй весьма основательныя причины для того, чтобы хмуриться и желать поскоре ухать.

— Миссъ Винци музыкантша, какъ я вижу, сказалъ докторъ, провожая Розамунду глазами.

Каждый нервъ, каждый мускулъ молодой двушки, въ эту минуту, были настроены такъ, чтобы придать всей ея фигур надлежащую картинность. Она чувствовала, что на нее смотрятъ, и какъ она была отъ природы прекрасной актрисой, она тотчасъ-же вошла въ свою роль. Рози постоянно играла какъ на сцен, и дошла до такого совершенства въ притворств, что сана не понимала, что она такое.

— Я убжденъ, что во всемъ Мидльмарч другой такой артистки не найдется, замтилъ старикъ.— Такъ, что-ли, Фредъ? замолви хоть слово за сестру.

— Сэръ, мое дло тутъ сторона, отвчалъ Фредъ.— Меня нельзя ставить въ свидтели.

— Ахъ, дядя, это еще не большая честь не имть себ соперницы въ Мидльмарч, игриво воскликнула Розамунда, направляясь за хлыстикомъ, который лежалъ на другомъ конц комнаты. Лейдгатъ предупредилъ ее. Онъ бросился самъ за хлыстикомъ и подалъ его молодой двушк. Розамунда тихо наклонила голову и взглянула на доктора, глаза ихъ встртились и они обмнялись пристальнымъ, жгучимъ взглядомъ, отъ котораго Лейдгатъ поблднлъ еще боле, а Розамунда вспыхнула до ушей, почувствовавъ при этомъ что-то странное. Вслдъ затмъ она начала торопливо сбираться, и пропустила мимо ушей какой-то вздоръ, сказанный ей дядей въ то время, когда она подошла пожать ему руку на прощанье.

А между тмъ для Розамунды не было причины смущаться отъ внезапнаго впечатлня, произведеннаго на нее докторомъ. Она еще прежде мечтала о томъ, что можетъ влюбиться въ молодого медика, недавно прхавшаго въ Мидльмарчъ и влюбитъ его въ себя. Въ воображени ея давно уже рисовалась сцена въ род той, которая произошла теперь между ними. На нетронутыя сердца молодыхъ двушекъ, остающихся совершенно равнодушными къ ухаживанью туземной молодежи, производятъ всегда сильное впечатлне незнакомцы, являющеся внезапно изъ какого-нибудь дальняго путешествя, иногда даже со дна моря, посл кораблекрушеня, отъ котораго они спасаются какимъ-нибудь чудомъ. Для романа, созданнаго воображенемъ Розамунды, и всегда вертящагося на слов женихъ или влюбленный, необходимъ былъ герой-незнакомецъ, но отнюдь не житель Миддьмарча, который вращался-бы въ другомъ кругу, чмъ тотъ, къ которому она привыкла дома, и наконецъ, какъ непремнное услове, чтобы у него въ родств былъ, по крайней мр, хоть одинъ баронетъ. При встрч съ докторомъ оказалось, что дйствительность превзошла вс ожиданя, и Розамунда уже не сомнвалась, что настала великая эпоха въ ея жизни. Судя по нкоторымъ симптомамъ, обнаружившимся внезапно въ ея чувствахъ, она догадалась, что полюбила м-ра Лейдгата и ей казалось очень естественномъ, что и онъ долженъ влюбиться въ нее съ перваго взгляда. Вдь на бал случается же такъ, что молодые люди влюбляются сразу другъ въ друга, почему не допуститъ, что и при утреннемъ свидани можетъ случиться то-же самое? При дневномъ свт такя блондинки, какъ миссъ Винци, выигрываютъ еще боле. Розамунда была почти однихъ лтъ съ Мэри, она постоянно кружила головы всмъ мужчинамъ, и потому для нея было дломъ привычнымъ имть въ город кучу поклонниковъ, хотя, съ своей стороны, молодая двушка оставалась вполн равнодушной къ мидльмарчскимъ подросткамъ и обветшалымъ холостякамъ, которыхъ она критиковала немилосердно. А тутъ вдругъ явился докторъ, совершеннйшее олицетворене ея идеала: не мидльмарчскй уроженецъ, человкъ, съ наружностью чрезвычайно приличной, ясно подтверждающей его происхождене изъ хорошей фамили, вращается онъ въ кругу людей высшаго полета — этого недосягаемаго рая для людей средняго класса, притомъ человкъ съ талантомъ. По всмъ этимъ причинамъ было-бы особенно прятно привязать его въ своей колесниц. Однимъ словомъ, этотъ человкъ произвелъ на сердце Розамунды совершенно новое впечатлне, внесъ въ ея жизнь струю живого интереса, измнилъ скучный, обыденный порядокъ ея существованя и олицетворилъ въ себ дйствительный предметъ любви, который всегда дороже, чмъ неосязаемый идеалъ.

Возвращаясь домой верхомъ, братъ и сестра казались задумчивыми и хали все время молча. Сердечныя волненя Розамунды совершенно утихли и она предалась серьезнымъ размышленямъ о томъ, какъ устроится ея будущая домашняя обстановка, не успвъ прохать и одной мили отъ усадьбы дяди, она ужь нарисовала въ своемъ воображени картину своей сватьбы съ докторомъ, заране обдумала свой туалетъ въ день внчаня, живо представила себ, какъ она отдлаетъ свой домъ въ Мидльмарч, какъ будетъ длать визиты аристократическимъ роднымъ своего мужа, изящныя манеры которыхъ она надялась перенять очень скоро, что для нея не представляло никакой трудности, такъ-какъ еще въ школ она рзко отличалась отъ подругъ своей грацей, ‘такимъ образомъ, думала тщеславная молодая двушка, я подготовлю себя въ будущему высшему положеню въ обществ, которымъ вроятно я буду современемъ пользоваться’. О денежныхъ разсчетахъ Розамунда совсмъ не думала, ей нужны были наряды, богатая обстановка, но во что можетъ обойтись вся эта роскошь, ей и въ голову не приходило.

Голова Фреда, напротивъ, была наполнена другого рода заботами и обычная его безпечность не помогала уже въ настоящемъ случа. Онъ былъ серьезно встревоженъ мыслю, что глупое требоване дяди Фетерстона будетъ имть очень много непрятныхъ послдствй для него. Отецъ ужь и безъ того былъ сердитъ на Фреда, а теперь, когда Фредъ сдлается причиной холодныхъ отношенй между ихъ семьей и семьей Бюльстродовъ, онъ еще больше разсердится. Притомъ, самому Фреду было въ высшей степени неловко и тяжело идти объясняться съ дядей Бюльстродомъ, по поводу глупостей, сказанныхъ имъ, можетъ быть, посл дружеской попойки, на счетъ имня старика Фетерстона,— глупостей, изъ которыхъ сплетня сдлала неблаговидную исторю.

Фредъ чувствовалъ, что онъ и безъ того сильно промахнулся, похваставъ, подъ веселый часъ, своими надеждами на наслдство отъ такого жалкаго скряги, какъ старикъ Фетерстонъ,— а теперь вдругъ его заставляютъ еще идти просить у дяди Бюльстрода свидтельства, что онъ никогда такого вздора не говорилъ. ‘Но вдь я имю полное право ждать этого наслдства’, разсуждалъ Фредъ. Онъ дйствительно надялся, на будущее и ни за что не хотлъ разстаться съ своей сладкой надеждой, къ тому же въ послднее время онъ сдлалъ долгъ, сильно его тревожившй, а старикъ дядя общалъ заплатить его только въ томъ случа, если Фредъ исполнитъ въ точности его услове. ‘Какъ тутъ быть!’ разсуждалъ молодой Винци. Игра, по настоящему, не стоила свчъ, долгъ, сдланный имъ, былъ ничтоженъ, наслдство, ожидаемое посл дяди, также было сравнительно ничтожно. Нкоторымъ товарищамъ по училищу Фредъ по ршился-бы даже признаться, до чего мелочны были вс его заботы и безпокойства въ настоящую минуту. Вс эти размышленя поневол возбуждали въ сердц Фреда чувство горькой мизантропи.

‘Нужно же мн было родиться сыномъ мидльмарчскаго фабриканта, мысленно восклицалъ онъ въ негодовани,— какая тутъ честь бытъ наслдникомъ старика когда все наслдство-то почти не стоитъ мы гроша. Везетъ-же такимъ людямъ, какъ Менуэрингъ и Вейнъ, напримръ!’

Невесело было жить на свт такому лххому юнош, жаждущему комфорта и довольства и невидвшему впереди ничего заманчиваго.

Фредъ никакъ не могъ догадаться, что вся исторя съ Бюльстродомъ была выдумкой старика Фетерстона, впрочемъ, еслибы онъ даже и понялъ хитрость дяди, то это не измнило-бы его непрятнаго положеня. Онъ ясно видлъ, что старику хочется поучить его, чтобы показать свою власть надъ нимъ, а главное, хочется поссоритъ племянника съ Бюльстродомъ. Фредъ воображалъ, что онъ читаетъ, какъ по книг, все то, что творится на дн души Фетерстона, а между тмъ онъ видлъ тамъ только отражене своихъ собственныхъ мыслей. Для молодыхъ людей вообще не легко бываетъ читать чужя мысли, потому что они всегда увлекаются своими собственной воззрнями и желанями.

Возвращаясь домой, Фредъ долго раздумывалъ — разсказать отцу всю исторю, или разршить вопросъ безъ его вдома.

‘Вроятно, м-съ Уоль насплетничала на меня дядюшк, говорилъ онъ самъ себ,— Мэри Гартъ присутствовала при этомъ и передала Розамунд ея слова, а Розамунда разскажетъ все отцу и тотъ непремнно начнетъ меня допрашивать’.

— Роза, сказалъ наконецъ Фредъ, придержавъ немного лошадь,— передала теб Мэри сплетню, пущенную про меня м-съ Уоль? Она врно присутствовала, когда эта сплетница наговаривала на меня дяд.

— Да, конечно, отвчала сестра.

— Что-жъ такое она говорила ему?

— Что ты дурно себя ведешь.

— И только?

— Я думаю, Фредъ, что этого очень достаточно.

— Ты убждена, что кром этого ничего не было сказано?

— По крайней мр Мэри ничего больше мн не говорила. Право, Фредъ, теб пора остепениться!

— Безъ наставленй, миссъ Рози. Скажите мн лучше, что объ этомъ думаетъ Мэри?

— Я не обязана теб все разсказывать. Ты черезъ-чуръ дорожишь мннемъ Мэри, во-первыхъ, а во-вторыхъ, ты такъ грубъ, что съ тобой нельзя разговаривать.

— Какъ мн не дорожить мннемъ Мэри! возразилъ Фредъ.— Это лучшая двушка во всемъ свт.

— Вотъ ужь я никогда не воображала, чтобы въ нее можно было влюбиться! воскликнула Рози.

— Ты почемъ знаешь, въ кого мы, мужчины, можемъ влюбляться, въ кого нтъ? Разв двушки понимаютъ это? спросилъ Фредъ.

— Позволь мн, по крайней мр, теб посовтывать, Фредъ, чтобы ты въ нее не влюблялся, замтила колко Роза,— потому-что она сама мн призналась, что ни за что-бы не пошла за тебя замужъ, если-бы ты къ ней посватался.

— Ей-бы слдовало, кажется, прежде подождать, чтобы я сдлалъ ей предложене.

— Я была уврена, что это тебя раздражитъ, насмшливо замтила сестра.

— Это меня нисколько не раздражило, возразилъ Фредъ.— Я убжденъ, что ты сама вызвала ее на этотъ отвтъ, сама она объ этомъ наврное не заговорила-бы.

Входя въ домъ, Фредъ ршилъ откровенно признаться во всемъ отцу, въ надежд, что онъ возьметъ на себя непрятную обязанность переговорить съ дядей Бюльстродомъ.

КНИГА ВТОРАЯ.
Старые и молодые.

XIII.

Посл сообщеня, сдланнаго Фредомъ, м-ръ Винци ршился переговорить съ м-ромъ Бюльстродомъ въ его кабинет, въ банк, въ половин второго — въ то время, когда обыкновенно кончался премъ просителей. Но ровно въ часъ явился поститель, съ которымъ м-ру Бюльстроду нужно было переговорить о такомъ множеств предметовъ, что не предвидлось возможности, чтобы ихъ свидане ограничилось получасомъ. Банкиръ говорилъ чрезвычайно пространно и цвтисто и терялъ при этомъ много времени на небольшя паузы между каждой фразой. Не надо себ представлять болзненнаго м-ра Бюльстрода человкомъ съ желтымъ цвтомъ лица и черными волосами, напротивъ, это былъ блондинъ, съ тонкой, блой кожей, съ жидкими темнорусыми волосами, въ которыхъ пробивалась сдина, съ свтло-срыми глазами и съ большимъ лбомъ. Люди, обладавше громкимъ голосомъ, называли сдержанный тонъ м-ра Бюльстрода шепотомъ и говорили, будто въ его голос нтъ искренности, хотя, повидимому, нтъ основаня предполагать, чтобы и люди голосистые не умли подчасъ скрыть кое-что, исключая свой собственный голосъ, если только Святой Промыслъ не сдлалъ человческя легкя средоточемъ чистосердечя.

Слушая своего собесдника, м-ръ Бюльстродъ принималъ всегда наклоненную, почтительную позу, при чемъ глаза его выражали напряженное внимане, вслдстве чего люди, считавше, что ихъ стоитъ послушать, выводили заключене, что онъ поучается изъ ихъ рчей. Напротивъ, людямъ скромнаго характера не нравился этотъ, такъ сказать, нравственный фонарь, наведенный на нихъ. Вообразите себ, напримръ, что вы не имете причины гордиться своимъ погребомъ,— вамъ не доставитъ особеннаго удовольствя, если какой-нибудь гость подниметъ рюмку съ вашимъ виномъ къ свту и начнетъ разсматривать ее съ видомъ знатока. Такого рода услажденя достаются только на долю людей, сознающихъ свое достоинство. Вотъ почему пристальный, внимательный взглядъ м-ра Бюльстрода былъ такъ непрятенъ публицистамъ и гршникамъ Мидльмарча, нкоторые называли его за это фарисеемъ, друге — послдователемъ евангелическаго исповданя. Мене поверхностные умствователи между ними допытывались даже, кто были его отецъ и ддъ, длая при этомъ замчане, что 25 лтъ тому назадъ никто и не слыхивалъ о Бюльстродахъ въ Мидльмарч. Для теперешняго постителя банкира, для Лейдгата, пронизывающй насквозь взглядъ быль ни по чемъ, докторъ просто составилъ себ невыгодное поняте о комплекци Бюльстрода и, вывелъ такого рода заключене, что у его собесдника очень много внутренняго огня и мало сочувствя въ окружающему его мру.

— Вы меня чрезвычайно обяжете, м-ръ Лейдгатъ, если будете по временамъ заходить ко мн сюда, замтилъ банкиръ, посл небольшой паузы.— Если, какъ я смю надяться, я буду имть удовольстве найти въ васъ достойнаго помощника въ интересующемъ меня дл управленя больницей, то у насъ найдется множество вопросовъ, о которыхъ намъ нужно будетъ потолковать наедин. Что-же касается новой больницы, почти уже оконченной, я непремнно прошу принять во внимане все то, что вы сообщили мн о выгодахъ особаго отдленя для горячечныхъ больныхъ. Ршене этого вопроса будетъ зависть отъ меня одного, потому-что хотя лордъ Мидлькотъ и отдалъ подъ больницу свою землю и далъ лсу на постройку, но онъ не расположенъ лично заниматься этимъ дломъ.

— Въ такомъ несчастномъ провинцальномъ городк, какъ нашъ, замтилъ Лейдгатъ,— ваша больница будетъ истиннымъ благодянемъ. Хорошо устроенное горячечное отдлене, вмст съ старой больницей, могутъ сдлаться ядромъ мстной медицинской школы, какъ только у насъ будутъ введены медицинскя реформы. А что можетъ двинуть сильне образоване хорошихъ медиковъ, какъ не повсемстное распространене подобныхъ школъ? Коренной провинцалъ, имющй въ голов хоть одно зерно политическаго смысла и нсколько свжихъ идей, долженъ употребить всевозможныя усиля для того, чтобы удержать мало-мальски порядочныхъ людей отъ стремленя къ Лондону. Для каждой боле или мене значительной професси найдется въ провинци если не столь богатое, за то обширное поле для практики.

У Лейдгата, между прочими достоинствами, былъ также глубокй, звучный голосъ, способный — именно тогда, когда слдуетъ,— длаться тихимъ и ласковымъ. Въ его тон, въ его манерахъ проглядывало что-то насмшливое, каждое его слово дышало увренностью въ успх, онъ крпко разсчитывалъ на свои собственныя силы и нравственную чистоту, выказывая явное презрне къ мелкимъ препятствямъ и къ соблазнамъ, которыхъ онъ даже еще и не испыталъ, но эта гордо выказываемая откровенность имла много прелести, вслдстве какого-то естественнаго добродушя. М-ръ Бюльстродъ полюбилъ, быть можетъ, доктора именно за то, что между ними существовалъ такой сильный контрастъ по наружности, но, какъ и Розамунда, онъ полюбилъ Лейдгата еще боле за то, что тоть былъ пришлецъ въ Мидльмарч. Съ новымъ человкомъ можно предпринять такъ много хорошаго! Можно даже самому сдлаться лучше.

— Я буду чрезвычайно радъ удовлетворить ваше рвене большой дятельностью, отвчалъ м-ръ Бюльетродь.— Я разсчитываю даже поручить вамъ главный надзоръ надъ моей новой больницей, въ случа, если-бы, посл зрлыхъ размышленй, мн пришлось прибгнуть къ этой мр, потому-что я ршился не заключать это великое предпряте въ узкя рамки и не стсняться распоряженями двухъ нашихъ городскихъ врачей. Увраю васъ, что я гляжу на ваше появлене въ этомъ город, какъ на счастливое указане, что мои труды, до сихъ поръ встрчавше большой отпоръ въ обществ, наконецъ увнчаются успхомъ. Въ отношени старой больницы мы одержали главную побду — добились вашего избраня. Надюсь, что вы не отступите отъ мысли произвести здсь реформу изъ страха возбудитъ противъ себя зависть и неудовольстве вашихъ собратовъ по профессй

— Не хочу хвастать своей храбростью, сказалъ, улыбаясь, Лейдгатъ,— но, признаюсь, я очень люблю борьбу. Я былъ-бы невысокаго мння о призвани медика, если-бы не былъ убжденъ въ возможности открытя лучшихъ способовъ леченя и въ возможности введеня ихъ здсь также, какъ и въ другихъ мстахъ.

— Знамя докторской професси стоитъ весьма низко въ Мидльмарч, дорогой мой сэръ, произнесъ банкиръ.— Я разумю тутъ знане и искуство врачей, въ общественномъ же отношени ваши собраты съумли хорошо себя поставить: почти вс они приняты въ лучшихъ городскихъ домахъ. Мое собственное неудовлетворительное здоровье вынудило меня прибгать нердко къ пальятивнымъ средствамъ, находящимся, по милости Божей, у насъ подъ руками. Я совтовался съ лучшими врачами столицы и съ грустью пришелъ къ тому убжденю, что у насъ въ провинци медицина очень отстала.

— Да, при настоящемъ состояни медицинскихъ обычаевъ и медицинскаго образованя можно считать себя очень счастливымъ, если время отъ времени натолкнешься на хорошаго практика-врача. Что-же касается высшихъ вопросовъ, ршающихъ, напримръ, исходный пунктъ дагноза, или распознаване настоящихъ причинъ болзней, понимане которыхъ, даже неглубокое, доступно только человку, получившему истинно научное образоване — то объ этихъ предметахъ сельске практики-врачи имютъ столько-же понятя, сколько мы вс о лун.

М-ръ Бюльстродъ, все время стоявшй въ наклонномъ положени и пристально смотрвшй на Лейдгата, нашелъ, что форма, въ которую докторъ облекъ свой отвтъ, не совсмъ доступна его пониманю. Въ подобныхъ случаяхъ здравомысляще люди обыкновенно тотчасъ-же перемняютъ предметъ разговора и вступаютъ на такую почву, на которой имъ удобне приложить къ длу свои умственныя способности.

— Я замтилъ, сказалъ онъ,— что главное искуство врачей обращено боле всего на изыскане матеральныхъ средствъ помощи для больного. Не смотря на то, м-ръ Лейдгатъ, я надюсь, что мы съ вами не разойдемся въ мнняхъ относительно другого способа леченя, который въ дйствительности до васъ не совсмъ касается, однако въ которомъ ваше сочувстве можетъ мн очень помочь. Надюсь, что вы признаете существоване духовныхъ потребностей у вашихъ больныхъ?

— Конечно, признаю. Но ваши слова каждый можетъ растолковать по своему, замтилъ докторъ.

— Именно такъ. Ошибочное толковане подобнаго рода предметовъ опасне невжества. Вопросъ, который лежитъ у меня на сердц: это утверждене новаго устава для духовныхъ лицъ, служащихъ при старой больниц. Здане находится въ приход м-ра Фэрбротера. Вы знакомы съ нимъ?

— Да, мы съ нимъ видлись. Онъ подалъ голосъ за меня. Мн нужно еще създить поблагодарить его. Повидимому, это превеселый и премилый человкъ. Я слышалъ, что онъ натуралистъ.

— М-ръ Фэрбротеръ, дорогой сэръ, человкъ достойный глубокаго сожалня. По моему мнню, у насъ во всемъ город нтъ священника, который обладалъ-бы такими талантами, какъ онъ.

М-ръ Бюльстродъ умолкъ и задумался.

— До сихъ поръ, я, къ несчастью, во всемъ Мидльмарч не нашелъ ни одного такого достойнаго сожалня талантливаго человка, брякнулъ Лейдгатъ.

— Мое желане состоитъ въ томъ, продолжалъ м-ръ Бюльстродъ, сдлавшись вдругъ еще серьезне: — чтобы мсто м-ра Фэрбротера при больниц было замнено назначенемъ капелана,— м-ра Тэйка, напримръ,— и чтобы никакое другое духовное лицо не имло туда доступа.

— Какъ представитель медицины, я не могу подать своего мння въ этомъ дл, пока не узнаю, что за человкъ м-ръ Тэйкъ, но я желалъ-бы, сверхъ того, чтобы мн указали случаи, когда его содйстве могло-бы оказаться полезнымъ, заключилъ Лейдгатъ и улыбнулся, стараясь однако сдлать это какъ можно осторожне.

— Я понимаю, что вы въ настоящую минуту не можете вполн вникнуть въ важность этой мры, но — тутъ м-ръ Бюльстродъ заговорилъ съ особеннымъ ударенемъ, отчеканивая каждое слово — этотъ вопросъ долженъ быть внесенъ въ больничный совтъ. Въ настоящую-же минуту я позволю себ разсчитывать на то, что въ виду общности нашихъ будущихъ цлей вы не подчинитесь въ тхъ случаяхъ, когда дло коснется васъ, вляню моихъ опонентовъ.

— Надюсь, что мн не придется вступать въ духовныя преня, возразилъ Лейдгатъ.— Путь, избранный мною, требуетъ только строгаго исполненя докторскихъ обязанностей.

— М-ръ Лейдгатъ, на мн собственно лежитъ боле обширная отвтственность, сказалъ м-ръ Бюльстродъ.— Этотъ вопросъ въ моихъ глазахъ иметъ священное значене, тогда какъ въ глазахъ моихъ опонентовъ онъ есть ничто иное, какъ средство въ соглашеню. Но я не уступлю имъ ни одной оты моихъ убжденй, иначе я долженъ совсмъ отказаться отъ истины, которая такъ ненавистна людямъ подозрительныхъ убжденй. Я посвятилъ себя всецло улучшеню больницы, но я открыто говорю вамъ, м-ръ Лейдгатъ, что вс эти больницы потеряли-бы для меня интересъ, если-бы я убдился, что въ нихъ хлопочутъ только о матеральномъ исцлени онасныхъ недуговъ. Я имю другую цль и не отрекусь отъ нея даже подъ пыткой…

При послднихъ словахъ голосъ м-ра Бюльстрода перешелъ въ трагическй шопотъ.

— Въ этомъ мы съ вами разойдемся, началъ было Лейдгатъ, и очень остался доволенъ, когда дверь отворилась и доложили о прзд м-ра Винци. Этотъ цвтущй здоровьемъ общительный господинъ сдлался вдвое интересне въ глазахъ доктора съ тхъ поръ, какъ онъ увидлъ Розамунду. Онъ не мечталъ, конечно, подобно ей, о возможности соединить съ нею свою судьбу, но кто-же изъ мужчинъ не вспоминаетъ съ удовольствемъ объ очаровательной двушк и не подетъ охотно обдать въ тотъ домъ, гд ему предстоятъ случай встртиться съ нею? Прежде чмъ докторъ удалился изъ кабинета, м-ръ Винци (хотя дома онъ и говорилъ, что съ этимъ нечего спшить) усплъ-таки пригласить Лейдгата къ себ на обдъ, а вышло это вслдстве того, что Розамунда за завтракомъ упомянула, что новый докторъ, повидимому, въ большой милости у дяди Фетерстона.

М-ръ Бюльстродъ, оставшись глазъ на глазъ съ своимъ зятемъ, налилъ себ стаканъ воды и открылъ ящикъ съ сандничами.

— А тебя, Винци, мн, видно, никакъ нельзя будетъ завербовать въ свой полкъ, произнесъ онъ.

— Нтъ, нтъ, и не хлопочи, я въ этомъ дл ничего не смыслю. Я не люблю никакихъ треволненй въ жизни, сказалъ м-ръ Винци, неимвшй силъ отршиться отъ своей теори безмятежности.— Впрочемъ, прибавилъ онъ, ударяя на этомъ слов, такъ какъ чувствовалъ, что оно совсмъ тутъ не кстати,— я пришелъ потолковать съ тобой объ одномъ дл, которое касается моего негодяя — мальчишки Фреда.

— Это такого рода вопросъ, на которомъ мы съ тобой можемъ также легко разойтись во взглядахъ, отвчалъ Бюльстродъ.

— Надюсь, только не на этотъ разъ, возразилъ м-ръ Винци, принявшй твердое ршене не измнять своему прятному расположеню духа.— Тутъ дло идетъ о новой причуд старика Фетерстона. Кто-то такой изъ злости выдумалъ сплетню и передалъ ее старику, съ цлью возстановить его противъ Фреда. Старикъ очень любитъ Фреда и вроятно готовитъ для него что-нибудь въ будущемъ, какъ-то разъ, кажется, даже самъ сказалъ Фреду, будто онъ намренъ завщать ему свое имне, а это-то именно и возбуждаетъ зависть въ нкоторыхъ людяхъ противъ моего сына.

— Винци, я ужъ не разъ говорилъ теб, что отъ меня нечего ждать содйствя въ тхъ случаяхъ, гд дло касается карьеры твоего старшаго сына. Я былъ всегда противъ чувства суетнаго тщеславя, побудившаго тебя избрать для него духовную карьеру, имя на плечахъ трехъ сыновей и четырехъ дочерей, ты не имлъ никакого права бросать деньги на воспитане, которое стоило очень дорого и не привело твоего сына ни къ чему другому, какъ къ лни и роскоши. Ты жнешь то, что самъ посялъ.

М-ръ Бюльстродъ рдко отказывалъ себ въ удовольствя указывать ближнимъ на ихъ ошибки, но м-ръ Винци, въ свою очередь, рдко переносилъ хладнокровно подобнаго рода наставленя. Когда человкъ стоитъ наканун своего избраня въ городске мэры, когда онъ, имя въ виду комерческе интересы, твердо держится извстныхъ политическихъ убжденй, то естественнымъ образомъ ему нельзя не сознавать важности своего значеня въ общей связи общественнаго зданя, съ высоты котораго вс мелке вопросы частной жизни кажутся едва замтными точками. Неожиданный упрекъ зятя возмутилъ его теперь боле, чмъ когда-нибудь. М-ръ Винци нашелъ совершенно лишнимъ замчане: ты жнешь то, что самъ посялъ. Но чувствуя на своей ше тяжесть ярма, наложеннаго на него Бюльстродомъ, онъ остерегся на этотъ разъ отъ любимой своей привычки ловко отгрызаться въ случа нападеня.

— Тутъ, Бюльстродъ, нечего старое поминать, возразилъ онъ.— Я не принадлежу въ числу твоихъ образцовыхъ людей, да и не претендую на это зване. Нельзя-же мн было заране предвидть конерческй переворотъ, наша торговая фирма была въ Мидльмарч первая, а малый-то былъ съ головой. Притомъ, покойный братъ мой тоже избралъ духовную карьеру и шелъ отлично, онъ имлъ уже назначене и пошелъ-бы далеко, если-бы по несчастью гастрическая лихорадка не унесла его въ могилу. Я увренъ, что теперь онъ былъ-бы уже деканъ. Мн кажется, что вс эти причины достаточно оправдываютъ мое старане повести Фреда по той-же дорог. Если у человка есть религя, онъ, я думаю, всегда можетъ возлагать немного надежды на помощь Провидня и не долженъ скряжничать, трястись надъ каждымъ кусочкомъ мяса, вмсто того, чтобы быть щедрымъ для своихъ дтей. Добрый честный британецъ постоянно хлопочетъ о томъ, какъ-бы возвысить положене своей семьи, по моему мнню, обязанность каждаго отца семейства состоитъ въ томъ, чтобы открыть своимъ сыновьямъ хорошую дорогу.

— Винци, какъ истинный другъ твой, я долженъ сознаться, что все, что ты мн сейчасъ нагородилъ, не боле какъ смсь тщеславной болтовни и непроходимой глупости, замтилъ банкиръ.

— Отлично! воскликнулъ м-ръ Винци, чувствуя уже приливъ желаня показать зубы противнику.— Я не говорю, чтобъ я не былъ тщеславенъ, мало того, я даже не знаю человка, который не былъ-бы тщеславенъ. Ты самъ, я полагаю, ведешь свое дло, руководствуясь, боле или мене, этимъ чувствомъ. Разница состоитъ тутъ только въ томъ, что одно тщеславе крошечку честне другого. Вотъ и все!

— Наше настоящее прене совершенно безплодно, Винци, возразилъ м-ръ Бюльстродъ, оканчивая свой сандвичъ. Откинувшись на спинку кресла, банкиръ прикрылъ глаза рукою съ видомъ явнаго утомленя.— У тебя, кажется, было до меня какое-то особенное дло?

— Да, да, торопливо заговорилъ м-ръ Винци.— Все дло въ томъ, что старику Фетерстону передали, опираясь на тебя, какъ на свидтеля, будто Фредъ занималъ деньги или искалъ ихъ занять, подъ залогъ дядиной земли. Я увренъ, что ты подобной глупости никогда не говорилъ. Но старикъ настаиваетъ на томъ, чтобы Фредъ принесъ отъ тебя собственноручное письменное опровержене слуха, т.-е. родъ записки, въ которой-бы ты сказалъ, что не вришь ни одному слову сплетни, пущенной въ ходъ на счетъ того, что Фредъ занялъ или искалъ занять денегъ подъ такой странный залогъ. Надюсь, что у тебя нтъ препятствй исполнить требоване старика.

— Извини меня! возразилъ Бюльстродъ.— Препятстве у меня есть. Я никакъ не могу поручиться, чтобы твой сынъ, по беззаботности или невжеству — я не употреблю боле рзкихъ выраженй — не старался-бы достать себ денегъ подъ залогъ будущихъ своихъ надеждъ, или чтобы не нашелся такой дуракъ, который не ршился-бы снабдить его деньгами, опираясь на эту неясную теорю вроятностей, у насъ въ свт столько-же дураковъ кредиторовъ, сколько вообще глупыхъ людей.

— Но Фредъ честью своей клянется, что онъ отъ роду не занималъ денегъ подъ залогъ дядиной зеили. Сынъ мой не лжетъ. Я его во всемъ прочемъ не оправдываю. Ему отъ меня жутко достается, никто не скажетъ, чтобы я одобрялъ его проступки. Но я знаю, что онъ не лжетъ. А мн кажется, можетъ быть, я не ошибаюсь, что каждый истинный христанинъ обязанъ врить въ лучшую сторону человка, когда онъ объ немъ ничего особенно дурного не знаетъ. По моему, это грхъ подставлять ногу юнош, отказываясь отъ свидтельства въ его невинности, потому только, что не усматриваешь достаточно причинъ, чтобы врить ему на слово.

— Богъ знаетъ, удружу-ли и еще твоему сыну, разсчистивъ ему дорогу къ будущему наслдству фетерстоновскимъ имнемъ, замтилъ Бюльстродъ.— Я не считаю богатство благомъ для тхъ людей, которые смотрятъ на него, какъ на земную жатву. Теб не нравится это, Винци, но я чувствую въ настоящую минуту, что я, такъ-сказать, призванъ для того, чтобы предупредить тебя, что я не имю охоты помогать передач имня старика Фетерстона твоему сыну. Я смло говорю теб, что эта наслдство не послужитъ въ вчному блаженству твоего сына и къ слав божей. Зачмъ-же ты хочешь заставить меня написать клятвенное показане, которое послужитъ только въ поддержаню въ дяд неразумнаго пристрастя и къ утвержденю безсмысленнаго завщаня?

— Если ты находишь, что никто, кром членовъ церкви, не долженъ имть капиталы, что-жъ ты не откажешься въ ихъ пользу отъ участя въ извстномъ выгодномъ предпряти? А! рзнулъ м-ръ Винци.— Не для прославленя-ли имени божя — только конечно, не для славы мидльмарчской торговли — плаймдальскй магазинъ продаетъ голубыя и зеленыя линючя матери, полученныя имъ съ фабрики Брассинга? Тамъ, какъ слышно, гноятъ шолкъ. Быть можетъ, если-бы всмъ было извстно, что барыши, получаемые отъ такой продажи, идутъ во славу божю, то товары охотне-бы разбирались. Я-то, конечно, гляжу на эта дло иначе, и если-бы мн только вздумалось, то я поднялъ-бы гвалтъ за подобный обманъ.

М-ръ Бюльстродъ не вдругъ собрался съ духомъ, чтобы отвтить.

— Ты меня чрезвычайно огорчаешь, выражаясь такимъ образомъ, Винци, заговорилъ онъ наконецъ.— Конечно, теб никогда не понять побудительной причины, заставляющей меня такъ дйствовать. Пробивать себ дорогу въ запутанномъ лабиринт мра сего чрезвычайно трудно для человка съ твердыми правилами — но оно еще трудне для человка безпечнаго и насмшливаго. Прошу тебя не забывать, что если я оказываю теб снисхождене, то только потому, что ты братъ моей жены, теб неприлично жаловаться, что я скупъ на подане матеральной помощи, когда она необходима для поддержки твоего положеня въ свт. Я долженъ теб напомнить, что если ты и удержалъ свое мсто въ комерци, то ты обязанъ этимъ вовсе не себ самому и не личной предусмотрительности или врному взгляду на вещи…

— Безъ сомння, нтъ, но вдь и ты ничего черезъ это не проигралъ, перебилъ м-ръ Винци, давшй волю своему раздраженю (обыкновенный результатъ мирныхъ его намренй).— Ты не могъ не предвидть, женившись на Гаретъ, что судьбы обоихъ нашихъ семействъ будутъ тсно связаны между собой. Если ты вдругъ измнилъ свой взглядъ и намренъ унизить мою семью въ общественномъ положени — скажи откровенно. Я остался тмъ-же, чмъ былъ и прежде, то-есть, приверженцемъ старой церкви, до введеня въ нее новыхъ правилъ. Я гляжу на жизнь, какъ она есть — въ торговл и всюду. Мое единственное желане — быть не хуже моихъ ближнихъ. Повторяю, если ты намренъ унизить насъ въ общественномъ положени, то такъ и скажи. Тогда я приму свои мры.

— Ты все пустяки говоришь, прервалъ его зять.— Неужели ваше общественное положене пострадаетъ, если я не дамъ письма твоему сыну!

— Пострадаетъ оно или нтъ, но, во всякомъ случа, я нахожу, что съ твоей стороны очень дурно отказывать мн въ моей просьб. Очень можетъ быть, что тебя побуждаетъ къ этому какое-нибудь религозное чувство, однако со стороны, такого рода поступокъ иметъ весьма неблаговидный характеръ. Ты можешь теперь клеветать на Фреда сколько душ угодно: не все-ли это равно, если ты отказываешься опровергнуть распущенную на его счетъ клевету? Вотъ вы вс таке деспоты по натур, разыгрывающе везд и всегда роль святошъ. Противне для меня нтъ вашей породы!

— Винци, ты, повидимому, непремнно хочешь поссориться со мной! Это насъ съ Гаретъ глубоко огорчитъ, произнесъ м-ръ Бюльстродъ съ легкимъ оживленемъ въ голос, причемъ лицо его замтно поблднло.

— Я вовсе не хочу съ тобой ссориться, возразилъ м-ръ Винци.— Мои личные интересы — да можетъ быть, и твои также,— требуютъ, чтобы мы оставались друзьями. Я не имю причины тебя ненавидть, ты въ моихъ глазахъ не хуже другихъ людей. Человкъ, который моритъ себя голодомъ, и простаиваетъ цлые часы на молитв, какъ ты это длаешь, считаетъ себя конечно, религознымъ, но по моему, если-бы даже ты только клялся и божился, какъ многе друге это длаютъ, то и тогда твой капиталъ точно также быстро-бы обращался въ твоихъ рукахъ. Ты любишь власть — объ этомъ нечего и спорить, вообще ты, кажется, мтишь попасть въ образцовые люди. Но ты мужъ моей сестры и мы должны крпко держаться другъ за друга. На сколько я знаю Гаретъ, она тебя обвинитъ въ нашей ссор, потому-что ты, какъ говорится, отцживаешь комара, отказываясъ выручить Фреда изъ бды. Я не могу хладнокровно переноситъ подобнаго лицемря. Я откровенно называю это гадостью съ твоей стороны.

Съ этими словами м-ръ Винци всталъ и, застегивая свой длинный сюртукъ, пристально началъ смотрть на своего зятя, какъ-бы ожидая отъ него ршительнаго отвта.

М-ру Бюльстроду не въ первый разъ приходилось усовщивать м-ра Винци, и не въ первый разъ такого рода сцены кончались тмъ, что банкиру приходилось видть весьма нелестное изображене своей личности въ томъ грубомъ простомъ зеркал, которое фабрикантъ имлъ обыкновене подносить въ глазамъ своихъ фарисействующихъ ближнихъ. Опытъ долженъ-бы былъ научить м-ра Бюльстрода, чмъ обыкновенно кончаются подобныя сцены. Но вдь переполненный фонтанъ, даже въ дождливое время, обильно изливаетъ изъ себя воду, хотя она ровно ни на что не годна: какъ-же посл этого удержаться проповднику, у котораго въ голов накопился цлый запасъ увщанй и совтовъ?

Не въ характер м-ра Бюльстрода было тотчасъ-же подчиниться другому лицу, вслдстве непрятныхъ для него внушенй. Прежде чмъ измнить образъ своихъ дйствй, онъ находилъ нужнымъ выяснить себ вс поводы къ тому и подвести ихъ потомъ подъ обычную свою формулу. Помолчавъ немного, онъ сказалъ:

— Я подумаю, Винци. Мы переговоримъ объ этомъ вопрос съ Гаретъ. Вроятно, ты получишь отъ меня письмо.

— И прекрасно, отвчалъ фабрикантъ.— Только прошу тебя поскоре. Надюсь, что все дло кончится прежде, чмъ мы съ тобой завтра увидимся.

XIV.

Переговоры м-ра Бюльстрода съ Гаретъ, повидимому, кончились именно такъ, какъ желалъ этого м-ръ Винци, потому-что, на слдующй день, рано утромъ, было прислано то письмо, которое Фредъ долженъ былъ представить м-ру Фетерстону въ вид требуемаго доказательства. Старый джентльменъ, по случаю хоходной погоды, не вставалъ съ постели, Мэри Гартъ не оказалось въ диванной, а потому Фредъ, по прзд въ домъ, немедленно отправился въ спальню наверхъ и подалъ дяд письмо. Старикъ, спокойно усвшись на постели среди подушекъ, могъ съ полнымъ удовольствемъ наслаждаться сознанемъ своей житейской мудрости и умньемъ водить за носъ глупое человчество. Онъ надлъ себ на носъ очки, отдулъ немного губы и, скорчивъ презрительную гримасу, началъ читать письмо: ‘Движимый силою обстоятельствъ, писалъ м-ръ Бюльстродъ,— я не хочу отклоняться отъ выраженя моего убжденя…’ — тсъ! смотрите, какя ловкя фразы подбираетъ! Онъ хитеръ, какъ продавецъ на аукцон — ‘что вашъ сынъ Фредерикъ не занималъ ни у кого денегъ подъ залогъ наслдства, общаннаго ему м-ромъ Фетерстономъ’ — Общаннаго? Кто это сказалъ, что я общалъ оставить теб наслдство? Я никогда ничего не общаю, я могу измнять сколько хочу свои завщаня въ течене моей жизни — ‘и что принимая во внимане свойство подобнаго поступка, совершенно безразсудно предполагать, чтобы молодой человкъ со смысломъ и характеромъ ршился-бы на него’. — А! Однако этотъ господинъ не говоритъ тутъ, чтобы ты былъ молодой человкъ со смысломъ и характеромъ, замтьте это, сэръ!— ‘Что-жь касается моего участя во всей этой истори, то я положительно утверждаю, что я никогда не говорилъ, что вашъ сынъ занималъ деньги подъ залогъ какой-бы то ни было собственности, которая могла-бы достаться ему посл кончины мистера Фетерстона’.— Помилуй Богъ мою душу! какъ красно пишетъ человкъ! Юристъ Стэндишъ, въ сравнени съ нимъ ничего не значитъ. Такъ ловко могъ-бы выражаться только человкъ, самъ ищущй занять деньги. Ну-съ, продолжалъ м-ръ Фетерстонъ, смотря Изъ-за очковъ на Фреда и подавая ему назадъ письмо съ презрительнымъ жестомъ,— надюсь, что ты не воображаешь, что я поврю этой истори потому только, что Бюльстродъ такъ красно росписываетъ, а?

Фредъ покраснлъ.

— Сэръ, вы сами желали имть письмо, сказалъ онъ.— Я полагаю, что опровержене м-ра Бюльстрода равносильно авторитету той личности, которая прежде всхъ сказала вамъ то, что онъ теперь опровергаетъ.

— Совершенно справедливо. Я никогда не говорилъ, что врю тому или другому. Чего-жь теб еще отъ меня нужно? спросилъ рзко м-ръ Фетерстонъ, не снимая очковъ съ носа и пряча руки подъ одяло.

— Ничего, сэръ, отвчалъ Фредъ, длая надъ собой усиле, чтобы удержаться отъ раздраженя.— Я прхалъ для того, чтобы передать вамъ это письмо. Если вы позволите, я удалюсь, пожелавъ вамъ добраго утра.

— Погоди! погоди! Дерни за колокольчикъ, мн нужно позвать сюда мисси, сказалъ старикъ.

На звонъ колокольчика явился лакей.

— Скажите мисси, чтобы она пришла сюда, нетерпливо произнесъ м-ръ Фетерстонъ.— Что это она вчно уходитъ?

— Зачмъ вы уходите отсюда раньше, чмъ я вамъ позволю, продолжалъ онъ тмъ-же ворчливымъ тономъ, когда Мэри вошла въ спальню.— Мн нуженъ мой жилетъ. Я вамъ сто разъ приказывалъ власть его на постель.

Глаза у Мэри были красны, точно она недавно плакала. Можно было ясно понять, что м-ръ Фетерстонъ находится въ очень капризномъ расположени духа въ это утро. Фредъ, почти увренный, что дядя выдастъ ему общанную сумму денегъ въ подарокъ, охотне-бы согласился отказаться отъ нея, лишь-бы имть право объявить въ лицо старому тирану, что Мэри Гартъ слишкомъ хороша для того, чтобы вчно быть у него на послугахъ. При вход молодой двушки въ комнату, Фредъ всталъ со стула, но Мэри едва-ли замтила его, она вся дрожала, какъ-бы ожидая, что старикъ пуститъ въ нее чмъ-нибудь, хотя до этого никогда еще не доходило. Старый причудникъ позволялъ себ только браниться. Въ то время, когда Мэри подходила въ вшалк, чтобы снять съ нея жилетъ, Фредъ бросился въ ней, сказавъ:

— Позвольте мн вамъ помочь.

— Оставь ее въ поко, крикнулъ м-ръ Фетерстонъ.— Принесите мн сами жилетъ, мисси, продолжалъ онъ,— и положите его ко мн на постель. Теперь ступайте вонъ и не возвращайтесь, пока я васъ опять не позову, прибавилъ старикъ, когда Мари положила передъ нимъ жилетъ. У него былъ такой ужъ обычай — оказывать ласку одному лицу и придираться къ другому. Мэри была всегда подъ рукой, на ней-то и обрывалось все непрятное. Впрочемъ, во время посщеня близкихъ своихъ родственниковъ, м-ръ Фетерстонъ обращался очень хорошо съ молодой двушкой. Медленно вынувъ связку ключей изъ жилетнаго кармана, старикъ еще медленне вытащилъ изъ-подъ одяла своей постели жестяной сундучокъ.

— Ты, можетъ быть, разсчитываешь, что я награжу тебя цлымъ состоянемъ, а? спросилъ онъ, высматривая на внука изъ-подъ очковъ и медля отпереть замокъ.

— Совсмъ нтъ, сэръ, отвчалъ Фредъ.— Вы были такъ добры намедни, что сами вызвались сдлать мн небольшой подарокъ, иначе я никогда не осмлился-бы даже подумать объ этомъ.

У Фреда невольно забилось сердце отъ сладкой надежды, что дядя отсчитаетъ ему порядочную сумму денегъ, съ помощью которой онъ избавится отъ нкоторыхъ непрятныхъ долговъ. Входя въ долгъ, Фредъ постоянно утшался мыслю, что случится то или другое — ясно онъ не опредлялъ, что именно случится — и что ему такъ или иначе удастся уплатить свой долгъ во время. Неожиданное благополуче сваливалось ему теперь точно съ неба, поэтому естественно было ожидать, что подарокъ дяди покроетъ его долги съ избыткомъ. Старикъ долго перебиралъ своими жилистыми руками банковые билеты и, расправляя ихъ, снова клалъ обратно въ ящикъ, между тмъ какъ Фредъ, откинувшись на спинку кресла, злился на себя, чувствуя, что у него въ глазахъ выражается нетерпне. Онъ считалъ себя истымъ джентльменомъ и не хотлъ выказывать, что ухаживаетъ за старикомъ изъ-за денегъ. Наконецъ, м-ръ Фетерстонъ снова оглядлъ его черезъ очки и поднесъ ему небольшую пачку билетовъ. Фредъ явственно усплъ разсмотрть, что ихъ числомъ только пять, но вроятно каждый изъ нихъ заключалъ въ себ не мене 50 фунт. Онъ принялъ деньги отъ дяди и сказавъ: — Я вамъ чрезвычайно обязанъ, сэръ,— собрался уже свернуть ихъ въ трубочку не считая, точно ему и дла не было до ихъ цнности. Но м-ру Фетерстону, неспускавшему съ Фреда глазъ, повидимому, это не понравилось.

— Что-жь ты ихъ не считаешь, спросилъ старикъ,— или по твоему не стоитъ? Ты принимаешь деньги точно лордъ, вроятно ты и тратишь ихъ точно такъ-же.

— Я полагалъ, сэръ, что даровому коню въ зубы не смотрятъ, отвчалъ Фредъ.— Впрочемъ, если прикажете, я съ большимъ удовольствемъ ихъ сосчитаю.

Большого удовольствя, однако, Фредъ, не ощутилъ, сосчитавъ деньги. Оказалось, что, въ дйствительности, подаренная дядей сумма была гораздо ниже той, на которую онъ такъ сильно разсчитывалъ. Всякая неудача въ разсчет поневол влечетъ за собой недовольство. Разочароване Фреда было очень сильно, когда онъ убдился, что у него въ рукахъ всего пять 20-ти фунт. бумажекъ, ему въ этомъ случа не подогло даже и высшее образоване, онъ не съумлъ скрыть волненя и, сильно поблднвъ, проговорилъ съ трудомъ:

— Это очень щедрый подарокъ, сэръ!

— Надюсь! отвчалъ м-ръ Фетерстонъ, запирая свой сундукъ и ставя его на прежнее мсто. Затмъ, онъ самодовольно снялъ очки съ своего носа и, помолчавъ немного, повторилъ, какъ-бы вслдстве внутренняго убжденя, что внукъ сказалъ правду:

— Надюсь, что щедрый.

— Увряю васъ, сэръ, что я вполн вамъ благодаренъ, сказалъ Фредъ, успвшй къ этому времени оправиться.

— Ты и долженъ быть благодаренъ. Теб нужно составить себ положене въ свт, а какъ видно, ты только и можешь разсчитывать на Петера Фетерстона.

Тутъ хитрые маленьке глаза старика засверкали отъ удовольствя при сознани, что сидящй передъ нимъ изящный молодой человкъ возлагаетъ на него вс свои надежды, что этотъ юный щеголь такъ глупъ, что вритъ ему.

‘Да, дйствительно, я не рожденъ для большихъ удачъ, сказалъ самъ себ Фредъ, удивляясь невольно своей добродтели при такомъ жестокомъ удар судьбы.— Я мало знаю людей, которые были-бы поставлены въ такое стсненное положене, какъ я, продолжалъ онъ вслухъ.— Разв мн легко кататься верхомъ на охотничьей лошади съ разбитыми ногами и видть людей, далеко не такихъ знатоковъ, какъ я, которые могутъ бросать кучи денегъ на лошадей.

— Вотъ теперь ты можешь себ пробрсти отличную верховую лошадь, замтилъ старикъ.— Восьмидесяти фунтовъ за глаза довольно на эту покупку, а 20 у тебя останется для уплаты долговъ, прибавилъ онъ слегка посмиваясь.

— Сэръ, вы очень добры! отвчалъ Фредъ, съ едва замтнымъ тономъ усмшки въ голос.

— Да, я полагаю, что дядя-то Фетерстонъ получше будетъ, чмъ хваленый дядюшка Бюльстродъ. Теб, я увренъ, не много достанется отъ его спекуляцй. Говорятъ, что онъ порядочно-таки затянулъ петлю вокругъ шеи твоего отца. А?

— Сэръ, отецъ никогда не говоритъ со мною о своихъ длахъ, отвчалъ Фредъ.

— И умно длаетъ. Но есть люди, которые все пронюхали, даромъ что онъ ничего не разсказываетъ. Теб отъ него не много достанется, онъ вроятно умретъ, не сдлавъ завщаня — отъ него этого можно легко ожидать — будь онъ тамъ выбранъ мидльмарчскимъ мэромъ или нтъ, все равно. Но я повторяю снова, ты не много получишь въ наслдство посл отца, если онъ не сдлаетъ завщаня, даромъ, что старшй сынъ.

Никогда въ жизни м-ръ Фетерстонъ не казался такъ противенъ Фреду, какъ теперь. Правда и то, что старикъ дядя никогда еще не давалъ ему заразъ такъ много денегъ, какъ теперь.

— Прикажете уничтожить письмо м-ра Бюльстрода, сэръ? спросилъ Фредъ, вставая съ мста съ явнымъ намренемъ кинуть письмо въ каминъ.

— Да, да, конечно, мн оно не нужно, отвчалъ старикъ:— мн за него денегъ не дадутъ.

Фредъ отправилъ письмо въ каминъ и злобно прокололъ его насквозь кочергой. Ему сильно захотлось выйдти изъ комнаты, но какъ-то совстно стало и передъ собой, и передъ дядей — убжать тотчасъ по получени денегъ. къ счастью его, въ эту самую минуту, къ старику явился управляющй съ отчетомъ, и Фредъ былъ отпущенъ домой, съ приказанемъ вскор опять явиться. Ему не столько хотлось избавиться отъ дяди, сколько хотлось повидаться съ Мэри Гартъ. Молодая двушка сидла на своемъ обычномъ мст у огня съ шитьемъ въ рукахъ и съ развернутой на столик передъ собою книгой. Вки ея не были уже такъ красны какъ прежде, и лицо приняло обычное спокойное выражене.

— Меня наверхъ требуютъ? спросила она, привставая со стула, какъ только Фредъ взошелъ въ комнату.

— Нтъ, отвчалъ онъ,— но меня отпустили, потому-что Симонсъ пришелъ въ дяд съ докладомъ.

Мэри опять опустилась на свое мсто и опять принялась за шитье. Она никогда еще не обращалась такъ равнодушно съ Фредомъ, какъ теперь, а между-тмъ онъ такъ искренно-нжно сожаллъ объ ней и негодовалъ изъ-за нея на старика, присутствуя при сцен въ спальн.

— Можно мн посидть здсь немного, Мэри? спросилъ Фредъ, или я вамъ помшаю?

— Садитесь, прошу васъ, сказала Мэри,— вы мн, конечно, не такъ сильно надодите, какъ Джонъ Уоль, который былъ здсь вчера и услся подл меня, не попросивъ даже на то позволеня.

— Бдняжка! Мн кажется, что онъ въ васъ влюбленъ.

— Никогда этого не замчала! По моему, нтъ ничего противне положеня двушки, только-что найдется человкъ боле или мене въ ней внимательный, къ которому она чувствуетъ благодарность, люди тотчасъ начинаютъ предполагать, что это влюбленный. Я до сихъ поръ думала, что хоть меня-то, по крайней мр, въ этомъ отношени оставятъ въ поко. Я не имю никакой претензи воображать, будто каждый мужчина, который только подойдетъ ко мн, тотчасъ-же въ меня влюбится.

Мэри совсмъ и не думала розыгрывать чувствительную сцену, по голосъ ея по-невол задрожалъ отъ досады.

— Будь онъ проклятъ этотъ Джонъ Уоль! воскликнулъ Фредъ.— Я совсмъ не хотлъ васъ. сердить. Я даже не воображалъ, чтобы вы имли причину считать себя обязанной ему. У меня изъ головы вонъ вышло, что вы принимаете огромное одолжене для себя, если кто-нибудь потрудится снять со свчки, вмсто васъ.

Фредъ былъ въ свою очередь чрезвычайно гордъ и ему ни за что не хотлось показать, что онъ догадывается, въ чемъ состоитъ главная причина гнвнаго взрыва Мэри.

— О! я вовсе не сержусь, отвчала молодая двушка,— меня злятъ только вообще вс люди. Я люблю, чтобы со мной говорили не такъ, какъ съ дурой. Право, мн кажется, что я понимаю многя вещи гораздо лучше, чмъ нкоторые молодые джентльмены, учившеся въ высшихъ учебныхъ заведеняхъ.

Мэри невольно развеселилась и въ ея голос послышалось что-то похожее на сдержанный, серебристый смхъ.

— Я вамъ позволяю поднимать меня теперь на смхъ сколько угодно, сказалъ Фредъ.— Мн показалось, что вы были очень грустны, когда входили въ дяд наверхъ. Это просто срамъ, что васъ заставляютъ переносить здсь такую ужасную жизнь!..

— Моя жизнь, сравнительно, еще покойная, возразила Мэри.— Я пробовала быть гувернанткой — не могу, я слишкомъ для этого разсяна. А получать деньги и не умть выполнять взятой на себя обязанности, страшно тяжело! За то здсь, я хорошо справляюсь съ своей должностью и даже лучше, чмъ друге-бы это длали на ноемъ мст — Рози, напримръ, хотя она по своей наружности настоящая сказочная красавица, брошенная на съдене людодамъ.

— Кто? Рози? воскликнулъ Фредъ, тономъ скептика-брата.

— Полноте, Фредъ, возразила Мэри,— то ужъ не имете права критиковать другихъ.

— То-есть, кого сестру?— вы хотите сказать?

— Нтъ, всхъ вообще.

— А-а, понимаю, продолжалъ Фредъ,— вы намекаете на то, что я самъ лнивъ и мотоватъ. Что-жь длать? Я не рожденъ быть бднымъ. Будь я богатъ, изъ меня-бы вышелъ прекрасный человкъ.

— Да, вы-бы отлично выполняли свои обязанности въ томъ, положени, къ которому Богу не угодно было васъ предназначить, не такъ-ли? спросила Мэри смясь.

— Что-жь изъ этого? возразилъ Фредъ.— Я не могъ принудить себя быть священникомъ, точно также какъ вы не могли насильно сдлаться гувернанткой. Вамъ-бы слдовало имть побольше товарищескаго сочувствя ко мн, Мэри.

— Я никогда не говорила, что вы непремнно должны быть священникомъ. Но вамъ нужно-же что-нибудь длать. Очень жалкое положене того человка, который не можетъ ршиться выбрать себ дорогу и дйствовать сообразно съ цлью.

— Я-бы это все сдлалъ, если-бы…

Фредъ умолкъ и вставъ со стула, облокотился на каминъ.

— Если-бы вы были уврены, что впереди васъ не ждетъ состояне, докончила Мэри.

— Совсмъ нтъ, прервалъ ее Фредъ.— Я вижу, что вамъ хочется поссориться со мной. Съ вашей стороны очень непохвально руководствоваться чужими толками на мой счетъ.

— Изъ-за чего-же мн желать ссоры съ вами? спросила молодая двушка.— Вдь тогда я лишусь новыхъ книгъ, заключила она, приподнявъ книгу, которая лежала на стол.— Какъ-бы вы дурно ни держали себя въ отношени въ другимъ, во мн вы всегда были добры.

— Потому-что я люблю васъ боле другихъ людей, сказалъ Фредъ.— А вы меня терпть не можете, это я знаю.

— Да, правда, есть отчасти, отвчала Мэри, кивая съ улыбкой головой.

— Чтобы вамъ понравиться, нужно быть малымъ громаднаго роста и умть толковать обо всемъ.

— Да, именно такъ, отвчала Мэри, быстро двигая иголкой и отлично выдерживая свою роль равнодушя. Какъ только разговоръ принимаетъ для насъ дурной оборотъ, намъ начинаетъ казаться, что мы мало-по-малу вязнемъ въ болот затрудненй. Такъ это случилось и съ Фредомъ Винци.

— Мн кажется, что женщины никогда не влюбляются, какъ мужчины, въ тхъ, кого они знаютъ съ ранняго дтства и съ кмъ видаются ежедневно: имъ непремнно нужно какое-нибудь новое, незнакомое лицо, сказалъ онъ.

— Позвольте, прервала его Мэри, сжимая какъ-то усиленно губы,— мн нужно перебрать въ своей памяти всхъ извстныхъ женщинъ. Возьмемъ Жюльетту — да, она именно такъ поступила, какъ вы говорите. Затмъ Офеля — эта, вроятно, давно ужъ знала Гамлета. Бренда Тройль и Мордаунтъ Мэртонъ — были знакомы съ дтства, но за то онъ, какъ кажется, былъ очень достойный молодой человкъ, Минна была страстно влюблена въ Клевеланда — иностранца по рожденю. Уоверлей не зналъ Флори Мэк-Иворъ, зато она въ него и не влюбилась. Наконецъ, Оливя и Софя Примрозъ, Коринна — эти вс перевлюбились въ новыхъ своихъ знакомыхъ.

Мэри кинула при этомъ плутовскй взглядъ на Фреда, отъ котораго тотъ пришелъ въ восторгъ, хотя въ ясномъ, наблюдательномъ взгляд молодой двушки играла только улыбка.

Фредъ дйствительно имлъ сердце любящее. Превратившись изъ мальчика въ мужчину, онъ незамтно влюбился въ подругу своего дтства, не смотря на то, что воспитане въ высшемъ заведени развило въ немъ пристрасте къ людямъ большого свта и къ богатству.

— Когда человкъ знаетъ, что онъ нелюбимъ, началъ снова Фредъ,— для него нтъ никакой пользы говорить, что онъ могъ-бы сдлаться хорошимъ человкомъ, что онъ сталъ-бы работать, если-бы взамнъ этого ему платили любовью.

— Къ чему такая трата словъ? возразила Мэри.— Могъ-бы, сталъ-бы — это все ничтожные, вспомогательные глаголы!

— Я не знаю, изъ чего человкъ будетъ стараться сдлаться лучше, если нтъ женщины, которая-бы его горячо любила, продолжалъ Фредъ.

— А по моему, нужно прежде сдлаться лучше, и потокъ уже ждать, чтобы насъ полюбили, сказала Мэри.

— Вы, Мэри, сами это знаете, что когда женщина любитъ человка, то она любитъ его не ради однихъ его добродтелей.

— Очень можетъ быть. Но тотъ, кого она полюбитъ, въ ея глазахъ никогда не будетъ- дуренъ.

— Я не нахожу, чтобы было очень любезно называть въ глаза дурнымъ человкомъ, произнесъ вздохнувъ Фредъ.

— Я и не думала говорить на вашъ счетъ.

— Я никогда не буду ни на что годенъ, Мэри, пока вы не скажете, что любите меня, пока вы не дадите слова выйдти за меня замужъ,— конечно тогда только, когда я буду въ состояни на васъ жениться.

— Если-бы я даже полюбила васъ, я-бы никогда за васъ не пошла, отвчала Мэри.— Я никогда не данъ вамъ слова выйдти за васъ!..

— Мэри! это, по моему, непростительно! воскликнулъ Фредъ.— Если вы меня любите, вы должны дать мн слово.

— Напротивъ, возразила молодая двушка,— было-бы непростительно выйдти за васъ замужъ, даже тогда, если-бы я васъ любила.

— Вы хотите сказать, что я вамъ не пара, потому-что не имю достаточно средствъ для того, чтобы содержать жену? Это правда, но вдь мн только 23 года.

— Въ отношени лтъ, вы конечно измнитесь. Но въ характер — едва-ли. Отецъ мой говоритъ, что лнивому человку и жить-то не слдуетъ, не только думать о женитьб.

— Слдовательно мн остается одно — застрлиться?

— Совсмъ нтъ, вамъ слдуетъ сдать экзаменъ. Я слышала отъ м-ра Фэрбротера, что это это дло — чистые пустяки.

— Хорошо ему толковать. Для него все пустяки. Конечно, тутъ не объ ум толкъ. Я въ десять разъ умне многихъ изъ тхъ, кто выдерживаетъ экзаменъ.

— Боже мой! съ усмшкой воскликнула Мэри.— Этотъ камень пущенъ врно въ огородъ священниковъ въ род м-ра Кроуза. Раздлите сумму вашего ума на десять, каждое частное число будетъ представлять — легко сказать!— человка, получившаго степень студента! Изъ всего этого слдуетъ, что вы въ 10 разъ лниве ихъ всхъ.

— Хорошо, сказалъ Фредъ,— ну, а если я выдержу экзаменъ, неужели вы пожелаете, чтобы я вступилъ въ духовное зване?

— Вопросъ, чего-бы я желала и чего нтъ, тутъ совершенно неумстенъ, отвчала Мэри.— У васъ, я думаю, для этого есть свой царь въ голов. А-а! вотъ и м-ръ Лейдгатъ. Мн нужно идти въ дяд доложить о немъ.

— Мэри! воскликнулъ Фредъ, схвативъ за руку молодую двушку въ ту минуту, когда она встала съ мста.— Если вы мн не дадите никакой надежды, я сдлаюсь еще хуже чмъ теперь.

— Я вамъ не дала никакой надежды, отвтила Мари, вся вспыхнувъ.— Ваши родные, также какъ и мои, возстанутъ противъ такого брака. Отецъ мой сочтетъ за безчесте отдать мою руку человку, который надлалъ долговъ и не хочетъ работать.

Слова Мэри кольнули Фреда прямо въ сердце, онъ выпустилъ ея руку. Молодая двушка направилась къ дверямъ, но, вдругъ обернувшись, сказала:

— Фредъ, вы всегда были ко мн такъ добры, такъ великодушны, я не могу быть неблагодарной. Только прошу васъ объ одномъ — никогда не говорите со мной объ этомъ.

— Слушаюсь, отвчалъ мрачно Фредъ и взялся за шляпу и за хлыстъ. На блдномъ лиц его выступили яркя пятна. Еавъ многе молодые лнивцы, неимюще пенни за душой, онъ влюбился по уши въ простую двочку, безприданницу. Но видя въ перспектив у себя наслдство посл дяди Фетерстона и твердо убжденный, что Мэри,— что-бы она тамъ ни говорила,— все-таки расположена къ нему, Фредъ не приходилъ въ отчаяне. Вернувшись домой, онъ отдалъ четыре билета матери, прося ее сберечь ихъ для него.

— Я не хочу тратить этихъ денегъ, матушка, сказалъ онъ,— я намренъ заплатить ими одинъ долгъ. Спрячьте подальше отъ соблазна.

— Господь да благословитъ тебя, дорогой ты мой! произнесла мысленно нжная мать, принимая отъ своего сына деньги. М-съ Винци безъ памяти любила своего сына первенца и младшую дочку (двочку 6-ти лтъ), проче дти называли ихъ баловниками. Материнске глаза не всегда ослплены пристрастемъ, мать всегда лучше другихъ знаетъ, который изъ дтей ласкове и нжне. Фредъ также чрезвычайно любилъ свою мать, но въ настоящемъ случа онъ, конечно, думалъ не объ ней, принимая предохранительныя мры противъ соблазна промотать свои сто фунтовъ. Кредиторъ, которому онъ долженъ былъ 160 ф., имлъ на него вексель, обезпеченный подписью отца Мэри Гартъ.

XV.

Одинъ великй историкъ, какъ онъ самъ себя величалъ, имвшй счасте умереть 120 лтъ тому назадъ и вслдстве того попавшй въ число древнихъ мифовъ, передъ громадными образами которыхъ, мы, живущее поколне, кажемся пигмеями,— гордился своими безчисленными отмтками и выносками, считая ихъ образцовой частью своихъ творенй,— въ особенности цнилъ т изъ нихъ, которыми наполнены начальныя главы его знаменитой истори, гд онъ, какъ-бы сидя на аван-сцен въ покойныхъ креслахъ, разговариваетъ съ нами своимъ яснымъ, изящнымъ англйскимъ языкомъ. Но Фильдингъ жилъ въ то время, когда дни были длинные (время, какъ деньги, мряется нашими нуждами), когда лтнее посл-обда тянулось безконечно и когда часовая стрлка въ зимне вечера двигалась съ медленностью черепахи. Мы, позднйше историки, не можемъ подражать примру Фильдинга, вздумай мы только это сдлать, наша рчь оказалась-бы жалкой, пустой болтовней попугая. Мн, напримръ, приходится распутывать такое множество человческихъ судебъ, что я должна внимательно разсмотрть, какъ сотканы ихъ утокъ и основа, весь свтъ моего рабочаго кабинета долженъ быть сосредоточенъ исключительно на этой ткани и я не могу раскидываться по обширному полю интереснаго ряда подробностей, называемыхъ общимъ взглядомъ или образомъ.

Въ настоящее время мн приходится знакомить съ читателемъ новаго мидльмарчскаго поселенца Лейдгата, и знакомить даже ближе, чмъ сколько его знаютъ многе изъ городскихъ обывателей. Нельзя не признать того факта, что человкъ можетъ быть превознесенъ до небесъ, расхваленъ до нельзя, что ему будутъ иные завидовать, друге смяться надъ нимъ, про него будутъ распускать сплетни, будто_у онъ влюбился и наконецъ женился, а все-таки личность его останется неизвстной обществу, это будетъ какая-то тнь, о которой каждый сосдъ можетъ составить себ самое ложное поняте.

Въ мидльмарчскомъ обществ составилось мнне, что Лейдгатъ не простой сельскй докторъ, и мнне это въ город означало то, что отъ него ждутъ чего-то необыкновеннаго. Каждое семейство считало своего домашняго врача замчательно умнымъ и безгранично-искуснымъ по части леченя опасныхъ повтрй и другихъ серьезныхъ недуговъ. Неоспоримость ума этихъ господъ доказывалась глубокихъ довремъ къ нимъ знатныхъ пацентокъ, изъ которыхъ каждая твердо держалась за своего доктора и за его систену леченя. Портизанки теори укрпляющихъ лекарствъ смотрли на разслабляющя средства, какъ на упадокъ медицины. Перодъ героической системы обильныхъ кровопусканй и шпанскихъ пушекъ не совсмъ еще кончился въ то время, эпидеми же, какъ нравственныя, такъ и физическя, наводили такой ужасъ, что лечить отъ нихъ не находили другого способа, какъ выпустивъ изъ больного почти всю кровь. Итакъ, послдователи укрпляющей и разслабляющей системы леченя считались, каждый въ свою очередь, умными людьми въ сред своихъ пацентовъ. До такой степени доживаютъ немноге изъ современныхъ намъ талантовъ. Никому изъ жителей Мидльмарча и въ голову не приходила мысль предположить, чтобы м-ръ Лейдгатъ могъ столько-же знать по части медицины, сколько знали докторъ Спрэдъ и докторъ Минчинъ, которыхъ призывали на помощь къ больнымъ тогда уже, когда оставалась только слабая надежда на спасене и когда за эту слабую надежду требовалось заплатить не мене гинеи. И не смотря на то, повторяю, въ мидльмарчскомъ обществ составилось мнне, что Лейдгатъ есть нчто выходящее изъ ряда обыкновенныхъ врачей въ Мидльмарч. И это была правда. Молодому врачу было всего 27 лтъ, въ этомъ возраст многе юноши являются недюжинными натурами, они тогда стремятся къ совершенству, врятъ въ успхъ, смло идутъ на борьбу съ препятствями, не впрягаютъ себя въ колесницу золотого тельца, а напротивъ, при первомъ удобномъ случа, стараются впречь его въ телгу своей жизни.

Лейдгатъ остался сиротою, тотчасъ по выход изъ публичной школы. Отецъ его, служившй въ военной служб, оставилъ весьма незначительное состояне для троихъ дтей, и когда маленькй Тертй пожелалъ получить медицинское образоване, то его опекуны, не находя возможности вполн удовлетворить его желаню и въ то-же время опасаясь оскорбить его фамильную гордость отказомъ, нашли боле удобнымъ подготовить его къ званю сельскаго врача. Лейдгатъ принадлежалъ къ числу тхъ рдкихъ молодыхъ людей, которые съ раннихъ поръ выказываютъ какое-нибудь ршительное направлене въ извстной цли и подготовляютъ себя къ мысли, что имъ въ жизни предстоитъ сдлать что-нибудь новое, свое, а не повторять только то, что длали ихъ отцы и дды. Кто изъ насъ, страстно преданный какому-нибудь предмету, не помнитъ въ своемъ прошедшемъ утра или вечера, когда взгромоздившись на высокй стулъ, мы карабкались на верхнюю полку шкапа, силясь достать нечитанную еще книгу, или какъ, раскрывъ ротъ, мы внимали рчамъ какого-нибудь ученаго разсказчика, или какъ, наконецъ, за недостаткомъ книгъ, предавались размышленю, прислушиваясь въ внутреннему голосу, впервые назвавшему по имени предметъ нашихъ стремленй. Съ Лейдгатомъ случилось то-же самое. Это былъ мальчикъ необыкновенно живого характера, нердко бывало, что въ самый разгаръ игры съ товарищами, онъ вдругъ бросался куда-нибудь въ уголъ и черезъ пять минутъ сидлъ уже погруженный по уши въ чтене первой попавшейся ему подъ руку книги: будь это Раселасъ или Гулливеръ, лексиконъ Бейли или Библя, все равно. Ему во что бы то ни стало нужно было читать, если только онъ не катался верхомъ, не бгалъ, не охотился или не слушалъ, что говорятъ взрослые. Таковъ, былъ Лейдгатъ 10 лтъ отъ роду, онъ тогда прочелъ отъ доски до доски книгу ‘Chrysal or the Adventures of а Guinea’, непохожую ни на дтскую сказку, ни на серьезное чтене и ему вдругъ пришло въ голову, что вс книги вздоръ и что жизнь — глупость. Школьныя науки немного измнили этотъ взглядъ и хотя мальчикъ прошелъ всхъ классиковъ и всю математику, изъ него не вышло замчательнаго ученика. Учителя говорили про Лейдгата, что онъ можетъ сдлать все, что захочетъ, но видно, ему не хотлось отличиться чмъ-нибудь необыкновеннымъ. Это былъ юноша сильнаго тлосложеня, съ большимъ запасомъ пониманя, но никакая искра не разожгла еще въ немъ страсти къ интеллектуальному развитю. Науки онъ считалъ дломъ неважнымъ, съ которымъ легко справиться, изъ окружающей его среды онъ, повидимому, вынесъ такя понятя и взгляды, которые были совершенно еще лишними для мальчика. Вроятно, на немъ не на первомъ отразилось вляне свободнаго воспитаня той эпохи фраковъ съ короткими тальяни и другихъ модъ, теперь уже исчезнувшихъ. Но разъ, во время вакаци, въ дождливой день, мальчикъ забрался дома въ небольшую библотеку и началъ рыться между книгами, ища себ чего-нибудь новаго. Увы! все было ему извстно, за исключенемъ одной полки какихъ-то книгъ въ срой бумажной обложк съ грязными ярлыками. То была старинная энциклопедя, до которой онъ никогда не доурогивался. Все-таки новинка, подумалъ онъ. Книги лежали на самой верхней полк шкапа и потому мальчикъ всталъ на стулъ, чтобы достать ихъ оттуда. Взявъ первую часть, онъ раскрылъ ее тутъ-же, наудачу (съ кмъ изъ насъ не случалось, что мы зачитывались иногда въ самомъ неловкомъ положени), страница была озаглавлена словомъ: Анатомя, и глаза Лейдгата остановились на томъ мст, гд говорится о клапанахъ сердца. О клапанахъ вообще онъ мало имлъ понятя, хотя зналъ, что клапаны похожи на дверь или заслонку, которую можно отпирать и запирать по желаню. Сквозь эту маленькую щель науки, въ мозгъ мальчика внезапно проникъ лучъ сознаня о правильномъ устройств механизма человческаго тла. Благодаря либеральному воспитаню, Лейдгатъ совершенно свободно перечиталъ въ школ вс неприличныя мста древнихъ классиковъ, но кром темнаго чувства сознаня, что есть что-то тайное и непристойное въ пробртенныхъ имъ свденяхъ о нкоторыхъ внутреннихъ органахъ человческаго тла, онъ ничему полезному не научился, однако воображене его осталось чистымъ. Онъ зналъ еще, что мозгъ въ его голов помщается въ небольшихъ отдленяхъ черепа близь висковъ, но ему никогда не приходило на мысль справиться, какъ, напримръ, кровь обращается въ его жилахъ или какъ бумажныя деньги могутъ замнить золото. Наконецъ насталъ часъ откровеня для юноши и прежде чмъ онъ сошелъ со стула въ библотек, его глазамъ представился рядъ безконечныхъ физическихъ процессовъ, ясное и точное описане которыхъ доказало ему наконецъ, что все то, что онъ почиталъ въ себ за истинное знане, въ настоящую минуту оказалось только невжественнымъ пустословемъ, почерпнутымъ изъ различныхъ книгъ. Съ этой минуты Лейдгатъ почувствовалъ жажду умственнаго развитя.

Намъ никогда не надодаетъ описывать въ романахъ, какъ человкъ влюбился въ женщину, какъ онъ женился на ней или какъ его внезапно разлучили съ предметомъ его страсти. Слдуетъ-ли это приписать богатству нашего воображеня или избытку глупости — но только мы никогда не устаемъ воспвать красоту лица и роскошь сложеня женщины, мы никогда не устаемъ слушать бряцане арфъ древнихъ трубадуровъ, и, сравнительно, чрезвычайно равнодушно относимся къ изображеню борьбы человческаго ума съ препятствями и къ описаню случаевъ геройскаго самоотверженя человка, трудящагося изъ-за страсти въ наук. Страсть эта, какъ и всякая другая страсть, подчиняется общимъ законамъ, иногда она оканчивается блестящимъ бракомъ ученаго съ обожаемой имъ наукой, иногда встрчаются измны и даже окончательный разрывъ, а нердко наука бываетъ убита другой страстью — страстью, восптой трубадурами. Въ этой многочисленной толп мужчинъ средняго возраста, исполняющихъ ежедневныя служебныя обязанности такъ-же равнодушно, какъ они завязываютъ галстукъ, найдется не мало такихъ, которые когда-то мечтали создать что-нибудь новое или измнить законы мра. Такой процессъ превращеня людей энергическихъ въ людей дюжинныхъ едва-ли совершается примтнымъ образомъ для нихъ самихъ, очень можетъ быть, что ихъ великодушные порывы къ безвозмездному труду охладли такъ-же быстро и незамтно, какъ охладваетъ пылъ первой юношеской любви, и что въ устарвшемъ тл сдлалось тсно духу прежняго человка. Да, на свт нтъ ничего неуловиме процесса постепеннаго измненя человка! Сначала онъ совершенно безсознательно вдыхаетъ, такъ сказать, чуждое вляне, очень можетъ быть, что вы или я однимъ ошибочнымъ взглядомъ, однимъ фальшивымъ выводомъ уже подйствовали на него тлетворно, но чаще всего эти измненя въ человк зарождаются отъ перваго выразительнаго взгляда женщины.

Лейдгатъ не считалъ себя способнымъ къ такому внезапному перерожденю, онъ съ юношескимъ пыломъ врилъ въ силу и значене своихъ медицинскихъ трудовъ и никакъ не хотлъ задохнуться въ тсной рамк сельскаго врача. Слушая лекци въ Лондон, Эдинбург, Париж, онъ всюду носилъ въ себ убждене, что професся врача есть лучшая въ мр, что она служитъ представительницей науки и искуства, взятыхъ вмст, что она есть, такъ сказать, звено соединеня высшихъ интеллектуальныхъ стремленй съ стремленями приносить матеральную пользу. Натура Лейдгата требовала такого сляня, это былъ человкъ впечатлительный, живой, искренно преданный человчеству, принявшй въ свою плоть и кровь эти принципы, стоявшй выше отвлеченностей сухой, спецальной науки. Его не столько интересовали болзни, сколько самые больные — какой-нибудь Джонъ или Лизбета — въ особенности Лизбета.

Професся доктора имла для Лейдгата и другую притягательную силу, а именно: съ помощью ея онъ надялся произвести въ медицин реформу и, придравшись къ какому-нибудь предлогу, отказаться отъ службы, посвятивъ себя самостоятельной, хотя-бы и скромной дятельности. Онъ отправился слушать лекци въ Парижъ, съ твердымъ намренемъ, по возвращени домой, устроиться гд-нибудь въ провинци частнымъ практикомъ и, ради успха своихъ научныхъ изслдованй, равно какъ, ради общаго блага, противиться неблагоразумному разъединеню хирурги отъ медицины и быть практикомъ той и другой спецальности. Лейдгатъ далъ себ слово держаться въ сторон отъ столичныхъ интригъ, зависти и общественнаго раболпства и хотя медленно, подобно Дженнеру, но, рано или поздно, прославиться какимъ-нибудь самостоятельнымъ трудомъ.

Не надо забывать, что это было время невжества, не смотря на нсколько почтенныхъ учебныхъ заведенй, употреблявшихъ громадныя усиля для того, чтобы сохранить знане во всей его чистот, и съ этою цлью выпускавшихъ докторовъ въ самомъ небольшомъ числ, назначая имъ жалованье и награды съ строжайшей разборчивостью,— не смотря на все это, очень часто случалось такъ, что недоучившеся молодые джентльмены получали вдругъ въ столиц важные посты или законное право практиковать въ звани сельскихъ врачей, въ огромномъ район сельскихъ участковъ. Итакъ, высокое значене, которымъ пользовалось въ то время медицинское училище, санкцонировавшее, такъ сказать, дипломы стипендатовъ, окончившихъ обширный курсъ высшаго медицинскаго образованя въ оксфордскомъ и кэмбриджскомъ университетахъ, не помшало шарлатанству искусно прокрасться туда, куда не слдуетъ. Въ то время въ медицин вообще господствовала система давать больному очень много лекарствъ, изъ этого вывели заключене, что чмъ больше человкъ приметъ лекарствъ, тмъ лучше будетъ для его здоровья, лишь-бы лекарства стоили недорого, вотъ публика и принялась глотать лошадиныя дозы, прописываемыя ей нестсняющимися ничмъ невждами, никогда неполучавшими диплома. Такъ-какъ по статистическимъ свденямъ медицинскихъ отчетовъ нельзя было составить себ точнаго итога всхъ невждъ и шарлатановъ докторовъ, неизбжно являвшихся при каждой реформ въ медицин, то Лейдгатъ вообразилъ, что стоитъ только измниться единичнымъ личностямъ, чтобы къ единицамъ присоединились тотчасъ десятки и сотни. Онъ стремился олицетворить въ себ ту единицу, около которой мало-по-малу могли-бы сгруппроваться люди, стремящеся къ одной съ нимъ цли, и общими силами произвести какую-нибудь важную перемну. Въ то-же самое время ему хотлось доставить себ удовольстве успокоить немного желудки бдныхъ своихъ больныхъ, обремененные безчисленными лекарствами. Но Лейдгатъ не ограничивался однимъ желанемъ измнить форму практическаго леченя: его честолюбе шло дальше — онъ жаждалъ собственными трудами дойти до какой-нибудь неизвстной еще истины въ анатоми и прибавить, такъ сказать, свое звено къ длинной цпи открытй.

Если читателю покажется страннымъ, чтобы какой-нибудь мидльмарчскй докторъ смлъ мечтать о себ какъ объ изобртател, то пусть онъ вспомнитъ, что имена многихъ великихъ людей положительно не были извстны мру, пока они не сдлались звздами первой величины и не начали управлять судьбами человчества. Тотъ-же Гершель, напримръ, который ‘разбилъ преграды, отдляющя насъ отъ неба’ — разв онъ не игралъ на орган въ провинцальной церкви и не давалъ первоначальныхъ уроковъ музыки начинающимъ? Кто изъ великихъ людей не странствовалъ по земл, подобно всмъ намъ, смертнымъ людямъ, и сталкиваясь съ ближнимъ, не обращалъ его вниманя гораздо боле на свою наружность или покрой платья, чмъ на ту причину, которая впослдстви обезсмертила его имя славой.

Каждый великй человкъ имлъ свою личную, частную исторю, исполненную мелкихъ искушенй и денежныхъ заботъ, которыя вроятно не мало затрудняли ему путь къ безсмертю. Лейдгатъ ясно сознавалъ опасность этихъ пороговъ, но онъ въ тоже время глубоко врилъ въ свои силы, и ршившись во чтобы-то ни стало избгать соблазновъ, въ 27 лтъ отъ роду чувствовалъ себя человкомъ опытнымъ. Вотъ почему онъ не захотлъ раздражать своего самолюбя зрлищемъ роскошной обстановки столичныхъ жителей и поселился вдали отъ свта, въ скромной сред небольшого городка, гд у него не могло быть соперника въ преслдовани великой идеи, которую онъ ни на минуту не отдлялъ отъ своихъ обыденныхъ врачебныхъ занятй. Молодой врачъ льстилъ себя надеждой, что труды для достиженя обихъ цлей будутъ взаимно влять другъ на друга: тщательныя наблюденя и выводы изъ ежедневной практики, употреблене микроскопа въ спецальныхъ случаяхъ, все это должно было расширитъ его взглядъ и приготовить умъ къ дальнйшимъ открытямъ. Не въ этомъ-ли именно и заключалось важное значене докторскаго призваня? Онъ могъ сдлаться хорошимъ, дльнымъ врачемъ въ Мидльмарч и такимъ образомъ ступить твердой ногой на путь, ведущй къ дальнйшему совершенству. Съ одной стороны, Лейдгата нельзя было не похвалить за то, что онъ избралъ такое поприще для своей карьеры. Онъ далеко не былъ похожъ на тхъ образцовыхъ филантроповъ, которые изъ экономи питаются дома ядовитыми пикулями, а между-тмъ гласно порицаютъ несвжесть продуктовъ, или на тхъ, которые берутъ акци игорныхъ домовъ, публично проповдуя объ общественной безнравственности. Онъ ршился начать съ мелкихъ реформъ, боле ему доступныхъ и гораздо мене проблематическихъ, чмъ будущя его анатомическя открытя. Главное, съ чего ему хотлось начать свои нововведеня,— это съ рецептовъ, онъ намревался прописывать своимъ больнымъ дешевыя лекарства и не хотлъ вовсе брать извстнаго процента съ аптекарей. Это былъ геройскй шагъ для офицальнаго сельскаго врача,— шагъ, который долженъ былъ задть самолюбе его собратовъ по професси. Но Лейдгатъ, кром того, предположилъ даже совершенно измнить методу своего леченя, а для этого находилъ необходимымъ отршиться отъ всхъ старыхъ предразсудковъ.

Въ ту эпоху, наблюдателямъ и теоретикамъ, представлялось гораздо боле обширное поле дятельности, чмъ въ настоящее время. Намъ кажется, что замчательнйшей эрой человческой истори слдуетъ считать начало открытя Новаго Свта, потому-что тогда каждый боле или мене смлый матросъ, испытавъ кораблекрушене, могъ попасть въ какую-нибудь неизвстную дотол страну. Въ 1829 году темная страна патологи представлялась такимъ-же Новымъ Свтомъ для юныхъ энергическихъ ученыхъ. Лейдгату страшно хотлось содйствовать разширеню научнаго основного базиса своей професси. Чмъ боле онъ углублялся въ спецальное изучене вопроса о лихорадкахъ и горячкахъ вообще, тмъ сильне чувствовалъ потребность въ основательномъ изучени строеня человческаго тла — науки впервые озаренной краткой, но блестящей медицинской карьерой доктора Биш, который умеръ 81 года отъ роду, оставивъ, подобно Александру Македонскому, громадное царство многочисленнымъ своимъ наслдникамъ. Этотъ великй французъ первый открылъ, что тло человка, основательно разсмотрнное, не есть соединене органовъ, значене которыхъ можетъ быть опредлено отдльнымъ изученемъ каждаго изъ нихъ, и потомъ въ связи съ другими, но что на него нужно смотрть какъ на составъ первичныхъ нитей или тканей, изъ которыхъ образовались: мозгъ, сердце, легке и т. д., точно такъ, какъ различныя части зданя составлены изъ дерева, желза, камня, кирпича и цинка, при чемъ каждый изъ этихъ матераловъ иметъ свой собственный составъ и извстный размръ. Изъ этого слдуетъ, что никто не можетъ ни понять, ни представить себ общей конструкци человческаго тла съ его недугами, ни назначить соотвтственнаго лекарства больному, не выяснивъ себ прежде свойствъ тканей тла. Открыте, сдланное Биш и его подробное изучене различныхъ тканей естественнымъ образомъ внесло новый свтъ въ медицину, освтивъ нкоторыя ея стороны точно такъ, какъ яркй газовой фонарь освщаетъ темную улицу, оно обогатило науку новыми свденями, выяснило совершенно скрытые до тхъ поръ факты, которые слдовало непремнно принимать во внимане при разсмотрни симптомовъ болзней и дйствй на нихъ лекарствъ. Но результаты, которые зависятъ отъ человческаго пониманя и интеллектуальнаго развитя, достигаются очень медленно, поэтому немудрено, что въ конц 1829 г. многе доктора-практики все еще шли спотыкаясь по старой дорог, и для человка, любящаго науку, предстояло впереди много работы на томъ пути, который былъ указанъ открытемъ Биши. Этотъ великй ученый не пошелъ дале опредленя тканей, которыя онъ принималъ за основане человческаго организма, ставя этимъ границу для своего анатомическаго анализа. Другимъ умамъ, посл него, предстояло ршить вопросъ — не имютъ-ли самыя эти ткани общаго базиса, отъ котораго они исходятъ, точно такъ, какъ изъ грубыхъ коконъ выдлываются: газъ, тюль, атласъ и бархатъ. Ршене этого вопроса могло пролить новый свтъ, въ род друмондова, съ помощью котораго можно разглядть каждую точку предмета и тогда вняснились-бы прежне выводы ученыхъ. Лейдгатъ былъ влюбленъ въ мысль разднинуть предлы открытя Биши, открытя, взволновавшаго весь ученый мръ въ Европ. Молодому врачу сильно хотлось самому отыскать тсное соотношене между каждой частью человческаго тла и выяснить какъ можно точне вс предположеня, сдланныя на этотъ счетъ другими учеными. Трудъ такого рода еще не былъ предпринятъ, но подготовленя къ нему были уже сдланы и наука ждала только человка, который съумлъ-бы воспользоваться готовыми матералами. Что такое первичная ткань? Вотъ въ какой форм Лейдгатъ поставилъ передъ собой вопросъ, а между тмъ отвтъ на этотъ вопросъ требовалъ совсмъ другой формы. Впрочемъ, многе ученые изслдователи часто впадаютъ въ ту-же ошибку. Лейдгатъ разсчитывалъ, что ему въ провинци будетъ достаточно свободнаго времени, чтобы заняться своими изслдованями при помощи скальпеля и микроскопа, за которые онъ снова взялся съ юношескимъ увлеченемъ. Словомъ, Лейдгатъ составилъ себ слдующй планъ дйствй: усердно исполнять свои маленькя обязанности въ Мидльмарч и въ то-же время подготовлять свое великое всемрное дло.

Въ то-же время онъ могъ назваться вполн счастливымъ человкомъ, ему было 27 лтъ, особенными пороками онъ не отличался, готовности длать добро въ немъ было много, въ голов его роились идеи, придававшя его жизни интересъ, вовсе не схожй съ интересами другихъ людей, цль которыхъ заключалась въ скачкахъ и прочихъ культахъ наслажденя. Да онъ и не имлъ средствъ тратиться на эти прихоти, потому-что посл покупки для себя мста провинцальнаго врача-практика, у него оставался на лицо капиталъ въ каке-нибудь 800 фун. стерл. Лейдгатъ стоялъ теперь на той точк, съ которой онъ долженъ былъ ринуться впередъ, но врядъ-ли нашлись-бы охотники держать пари выиграетъ онъ или нтъ первый призъ въ этой скачк съ препятствями. Поручиться заране за его успхъ не могли-бы даже люди, близко знавше его характеръ, тмъ боле, что вмст съ множествомъ неотъемлемыхъ достоинствъ, онъ имлъ и недостатки, но я надюсь, что эти недостатки не охладятъ участя къ нему читателя, кто изъ людей можетъ назваться человкомъ совершеннымъ? Возьмемъ для примра нашихъ лучшихъ друзей: разв между ними не найдется человка черезъчуръ самонадяннаго или гордаго въ отношени къ другимъ, разв нтъ въ числ ихъ умныхъ людей съ оттнкомъ пошлости, людей чопорныхъ или зараженныхъ мстными предразсудками, людей энергическихъ, съ сильною волей, но которые, подъ влянемъ временныхъ побужденй, готовы перескочитъ въ противный лагерь? Лейдгатъ страдалъ, какъ мы и прежде сказали, многими человческими слабостями, но взваливать на него за это большую отвтственность мы не вправ. Онъ былъ самолюбивъ, но не высокомренъ, онъ не умлъ улыбаться подобострастно, не былъ никогда дерзокъ, не заявлялъ очень ршительно своихъ требованй, и при случа умлъ быть даже презрительно благосклоненъ. Онъ готовъ былъ многое сдлать для дураковъ, искренно сожаля ихъ, и твердо зная, что имъ никогда не удастся подчинить его своей власти, однажды, когда онъ былъ въ Париж, ему пришло въ голову вступить въ секту Сенсимонистовъ, съ цлью заставить ихъ отказаться отъ нкоторыхъ ихъ доктринъ. Вс недостатки Лейдгата смягчались его вншностью, голосъ у него былъ свжй, чистый баритонъ, платье сидло на немъ ловко, каждый его жестъ отличался врожденнымъ изяществомъ.

Гд-жъ вы замтили въ немъ пошлыя черты? спрашиваетъ меня молодая леди, уже успвшая очароваться его естественной грацей. Можетъ-ли быть пошлъ человкъ хорошей фамили, жаждущй отличиться въ свт, ко всмъ великодушный, человкъ съ какимъ-то особеннымъ взглядомъ на вс общественныя обязанности? Можетъ, отвтимъ мы и точно также легко, какъ легко показаться пошлымъ человку генальному, если вы вдругъ открыли, что онъ не знаетъ самой обыкновенной вещи или какъ легко человку, стремящемуся двинуть общество на цлое тысячелте впередъ, вдругъ увлечься Оффенбаховской музыкой и блестящимъ остроумемъ какого-нибудь вульгарнаго фарса. Пошлыя стороны характера Лейдгата заключались въ его малодуши — недостатк свойственномъ всмъ свтскихъ людямъ. Его блестящй умъ не предохранилъ его отъ увлеченй вншнею обстановкой и женщинами и отъ желаня, чтобы объ немъ говорили, что онъ происходитъ отъ лучшей фамили, чмъ проче сельске врачи. Въ настоящее время ему, конечно, было не до того, но если-бы ему пришлось устраивать себ помщене, то едва-ли бологя и медицинскя реформы спасли-бы его отъ мелочныхъ заботъ, чтобы у него было все лучше, чмъ у другихъ.

Что касается женщинъ, то Лейдгатъ, по милости одной изъ нихъ, ринулся однажды прямо съ головой въ омутъ и едва не погибъ, если только можно назвать гибелью вступлене въ бракъ. Читателю, желающему поближе ознакомиться съ молодымъ докторомъ, необходимо знать причину такого безумства съ его стороны, такъ-какъ изъ случившагося съ нимъ обстоятельства можно составить себ врное поняте о томъ, къ какимъ страшнымъ порывамъ онъ былъ способенъ, и вмст съ тмъ о его рыцарскихъ чувствахъ, подъ влянемъ которыхъ онъ сохранялъ всегда нравственную чистоту въ любви. Вся эта исторя можетъ быть разсказана въ нсколькихъ словахъ. Она случилась въ то время, когда докторъ учился въ Париж, и занятый по горло, трудился сверхъ того надъ нкоторыми гальваническими опытами. Однажды вечеромъ, онъ до того измучился усиленной мозговой работой, что не былъ въ состояни сдлать какой-либо выводъ изъ всего пройденнаго имъ въ этотъ день, и потому ршился дать отдохнуть своимъ лягушкамъ и воронамъ, судорожно передергивавшимся невдомой силой гальванизма, и отправился закончить вечеръ въ театр Forte St-Martin, гд въ тотъ день давалась мелодрама, виднная Лейдгатомъ уже нсколько разъ. Его притягивало собственно не остроумное творене нсколькихъ авторовъ-сетрудинковъ, а актриса, которая умерщвляетъ на сцен своего любовника, принявъ его ошибкою за коварнаго герцога, героя пьесы. Лейдгатъ былъ такъ влюбленъ въ эту актрису, какъ влюбляются мужчины въ женщину, съ которой они никогда не надются даже слова сказать. Актриса была родомъ изъ Прованса, она отличалась темными глазами, греческимъ профилемъ, бюстомъ и поступью королевы, словомъ, это была такая красавица, которая въ лтахъ ранней молодости уже являетъ изъ себя величественную матрону. Голосъ ея напоминалъ воркованье голубя. Она только-что прхала тогда въ Парижъ и пользовалась отличной репутацей, мужъ ея бралъ на себя всегда роль любовника въ извстной мелодрам. Сама актриса играла довольно посредственно, но публика приходила отъ нея въ восторгъ. Въ этотъ вечеръ Лейдгатъ, чтобы освжить свою голову, не нашелъ другого боле дйствительнаго средства, какъ идти въ театръ, хоть издали посмотрть на любимую имъ женщину и мысленно перенестись на южный берегъ Франци съ его душистыми фалками. На этотъ разъ въ драм произошла настоящая катастрофа. Въ ту минуту, когда героиня пьесы должна была заколоть кинжаломъ своего любовника, а тотъ долженъ былъ грацозно упасть къ ея ногамъ, жена не на шутку заколола своего мужа и онъ упалъ мертвый. Дикй вопль раздался въ театр, а провансалка лишилась чувствъ: крикъ и обморокъ слдовали по ходу драмы, но на этотъ разъ обморокъ былъ непритворный. Лейдгатъ, самъ не зная какъ, однимъ прыжкомъ очутился на сцен и дятельно принялся подавать помощь молодой женщин, у которой голова оказалась разшибленной. Знакомство ихъ началось съ того, что молодой докторъ нжно поднялъ ее на руки. Происшестве это облетло весь Парижъ, раздался вопросъ: умышленное было это убйство или нтъ? Нкоторымъ изъ пламенныхъ обожателей актрисы хотлось во что бы то ни стало врить въ ея виновность, на томъ основани, что преступлене придавало ей въ ихъ глазахъ особенную пикантность (таковъ былъ вкусъ того времени), но Лейдгатъ сильно возсталъ противъ обвиненя ея въ умышленномъ убйств. Онъ горячо отстаивалъ молодую вдову и его глубокая, страстная любовь къ ней, какъ къ красивой женщин, превратилась въ какое-то благоговйное, нжное чувство состраданя къ несчастной жертв судьбы. ‘Обвинять ее въ злодяни невозможно, восклицалъ Лейдгатъ, нельзя даже найдти причина подобному убйству, молодые супруги, какъ говорятъ, жили душа въ душу, нтъ никакого сомння, что она нечаянно поскользнулась и отъ этого послдовало убйство’. Слдстве, произведенное надъ молодой подсудимой, окончилось тмъ, что m-me Лауру оправдали. Въ течене этого времени, Лейдгатъ нсколько разъ видлся съ нею и находилъ ее все боле и боле очаровательной. Лаура была молчалива, но это придавало ей еще боле прелести. Она постоянно была грустна и ласкова и ея присутстве производило впечатлне тихаго, яснаго вечера. Лейдгатъ ревновалъ ее до безумя, трепеща при одной мысли, чтобы кто-нибудь другой не овладлъ ея сердцемъ и не женился на ней. Вмсто того, чтобы возобновить свой контрактъ съ театромъ Porte St-Martin, гд она пробрла извстнаго рода популярность, вслдстве послдняго кроваваго эпизода своей жизни, Лаура ухала изъ Парижа, не предупредивъ никого и скрывъ свой отъздъ даже отъ небольшого кружка врныхъ обожателей, впрочемъ, никто изъ нихъ, кром Лейдгата, и не подумалъ наводить справокъ, куда двалась Лаура, но для Лейдгата самая наука отдалилась на заднй планъ, когда ему представилась ужасная картина, какъ бдная молодая женщина бродитъ по свту одна, безъ покровителя, не находя нигд ни утшеня въ своей скорби, ни опоры. Актрисъ, скрывающихся отъ людей, гораздо легче найдти, чмъ кого-нибудь другого, и потому не прошло нсколькихъ недль, какъ Лейдгатъ напалъ на слдъ бглянки: оказалось, что Лаура отправилась по дорог въ Лонъ. Нашъ докторъ пустился за ней въ погоню и засталъ ее играющую съ большимъ успхомъ на сцен авиньонскаго театра. Имени своего она не перемнила. На новой сцен, въ роли покинутой жены съ ребенкомъ на рукахъ, она показалась ему еще величественнй. По окончани спектакля, Лейдгатъ отправился за кулисы и былъ встрченъ Лаурой съ тмъ обычнымъ спокойствемъ, которое онъ бывало сравнивалъ съ кристальной поверхностью чистой рки. Онъ получилъ приглашене навстить ее дома на слдующй день. Тутъ-то онъ ршился сдлать Лаур признане въ любви и предложитъ ей свою руку и сердце. Сознавая вполн, что это очень смахивало на безуме, превосходившее вс до сихъ поръ сдланныя имъ глупости, пылкй юноша махнулъ на все рукою и ршился не отступать отъ предвзятаго имъ намреня. Въ немъ, повидимому, боролись дв противоположныя силы, старавшяся ладить между собою и преодолвать встрчающяся препятствя. Странное дло, почему многе изъ насъ, подобно Лейдгату, одарены какой-то двойственной внутренней жизнью, пока воображене и чувства наши витаютъ въ мр фантази, спокойное, невозмутимое ‘я’ — стоитъ внизу на земл и какъ-бы ждетъ своихъ товарищей. Лейдгатъ не могъ говорить съ Лаурой иначе, какъ съ благоговнемъ и съ нжностью.

— И вы это изъ Парижа нарочно прхали, чтобы только отыскать меня? сказала она ему на другой день, сидя передъ нимъ на диван съ сложенными на груди руками и не спуская съ него вопросительныхъ черныхъ глазъ, въ эту минуту напоминавшихъ глаза дикой арабской лошади.— Неужели вс англичане похожи на васъ?

— Я прхалъ сюда потому, что жить безъ васъ не могу, отвчалъ Лейдгатъ.— Вы такъ одиноки, я такъ сильно люблю васъ, я-бы желалъ попросить вашей руки, я готовъ ждать, ждать сколько угодно, общайте мн только, что вы ни за кого но выйдете замужъ, кром меня!..

Лаура молча посмотрла на него и грустные глаза ея блеснули изъ-подъ густыхъ рсницъ. Отвтъ былъ ясенъ и восторженный юноша страстно припалъ къ самымъ колнамъ актрисы,

— Я вамъ скажу одну вещь, проговорила, она своимъ густымъ воркующимъ голосомъ, не разнимая рукъ.— Моя нога не поскользнулась.

— Знаю! знаю! воскликнулъ горячо Лейдгатъ.— Это былъ роковой случай, несчастный этотъ ударъ именно и привязалъ меня къ вамъ.

Лаура помолчала съ минуту и потомъ медленно произнесла:

— Я сдлала это съ намренемъ!

Лейдгатъ, не смотря на свое атлетическое сложене, помертвлъ и вздрогнулъ: ему показалось, что прошелъ цлый часъ, пока онъ вставалъ съ колнъ и отодвигался отъ Лауры.

— Значитъ, тутъ скрывалась тайна? спросилъ онъ дрожащимъ отъ волненя голосомъ.— Онъ дурно съ вами обращался, вы его ненавидли?

— Нтъ! онъ мн надолъ, слишкомъ былъ ко мн нженъ, ему хотлось жить въ Париж, а не въ Прованс, а это мн было непрятно.

— Великй Господи! воскликнулъ Лейдгатъ, застонавъ отъ ужаса.— Неужели вы заране обдумали это убйство? спросилъ онъ.

— Нтъ, я его не обдумывала. Мысль пришла мн въ голову во время игры. Я съ намренемъ поскользнулась, отвчала Лаура.

Лейдгатъ онмлъ и невольно нахлобучилъ себ шляпу на голову, не спуская глазъ съ актрисы. Въ эту минуту эта женщина, которой онъ посвятилъ первыя свои юношескя чувства, показалась ему окруженной толпой низкихъ преступниковъ.

— Вы человкъ хорошй и добрый, сказала Лаура.— Но я не охотница до мужей. Я никогда боле не выйду замужъ.

Три дня спустя Лейдгатъ очутился снова въ Париж, на своей квартир, и снова принялся за. гальванизмъ, вполн убжденный, что его иллюзямъ — конецъ. Любящее мягкое сердце спасло его однако отъ полнаго ожесточеня къ людямъ, и онъ продолжалъ все-таки врить, что счасте на земл возможно. Но горькй опытъ далъ ему право теперь боле, чмъ когда-либо доврятъ своему собственному разсудку, онъ ршился съ этой минуты смотрть на женщинъ только съ научной точки зрня и не ждать отъ нихъ ничего, кром простого вниманя.

Въ Мидльмарч никто, конечно, и не догадывался о происходившей драм въ жизни Лейдгата и почтенные городске обыватели, какъ и вс вообще смертные, судили о немъ только по тмъ признакаъ, которые подходили подъ уровень ихъ собственнаго разумня. Не только молодыя двственницы города, но даже сдобородые мужи, глядя на Лейдгата, длали поспшныя заключеня о томъ, какъ-бы извлечь всевозможную для себя пользу отъ новаго знаковаго, они не давали даже себ труда собрать нужныя свденя для того, чтобы убдиться, подготовилали его достаточно жизнь для того, чтобы сдлать изъ него оруде ихъ прихоти. Мидльмарчскя жители преспокойно разсчитывали поглотитъ Лейдгата или превратить его въ себ подобнаго человка.

ГЛАВА XVI.

Вопросъ о томъ, будетъ-ли назначенъ м-ръ Тэйкъ капелланомъ при больниц съ жалованьемъ, взволновалъ всхъ мидльмарчскихъ жителей. Лейдгатъ, слушая толки объ этомъ дл, въ первый разъ понялъ, какой огромный всъ въ город имлъ м-ръ Бюльстродъ. Банкиръ видимо былъ сила, однако, противъ него составилась большая оппозицонная партя, что-жь касается его приверженцевъ, то многе изъ нихъ держали себя такъ, что со стороны можно было легко догадаться, что они привлечены на его сторону выгодной сдлкой съ нимъ, но въ тоже время сами убждены, что Бюльстродъ ведетъ свои дла, особенно коммерческя, въ такомъ направлени, что служить ему, все равно, что ставить свчку чорту. Власть м-ра Бюльстрода зависла не столько отъ того, что онъ былъ мстный банкиръ, наизусть знавшй вс тайны городскихъ торговцевъ и имвшй возможность по произволу натягивать и разрывать струны кредита, сколько отъ его щедрости въ отношени къ каждому нуждающемуся лицу. Онъ съ готовностью ссужалъ деньгами всякаго, кто къ нему обращался за помощью, но при этомъ строго наблюдалъ за тмъ, куда и какъ употреблялись эти деньги. Находясь въ глав промышленности своего города, м-ръ Бюльстродъ бралъ на свой счетъ главную долю городскихъ расходовъ, по части благотворительныхъ пожертвованй, и кром того чрезвычайно усердно занимался частной филантропей. Такъ, напр., онъ сильно хлопоталъ, чтобы помстить въ школу Тэгга, сына башмачника и взялся самъ присматривать, часто-ли Тэггъ посщаетъ церковь, онъ вмшался въ ссору прачки м-съ Страйпъ со Стюббомъ и защищалъ ее противъ несправедливыхъ притсненй Стюбба, при разсчот за наемъ сушильни для блья, наконецъ, онъ даже счелъ за нужное лично изслдовать какую-то клевету, распущенную насчетъ м-съ Страйпъ.

Мелкя денежныя ссуды раздавалъ онъ безпрестанно, но всегда тщательно справлялся, на что именно требовался заемъ и точно-ли онъ расходовался на эти потребности. Такимъ образомъ, банкиръ нравственно овладвалъ, такъ сказать, облагодтельствованнымъ имъ человкомъ, и власть его, посредствомъ этой системы, захватила, какъ сть, всхъ живущихъ въ город бдныхъ людей. Впрочемъ, м-ръ Бюльстродъ руководствовался въ этомъ случа тмъ принципомъ, чтобы, захвативъ какъ можно боле власти, дйствовать посредствомъ ея для славы божей! Ему приходилось иногда выдерживать сильную нравственную борьбу и ухищряться въ отыскани аргументовъ для оправданя своихъ побужденй и для уясненя себ, чего именно требовало прославлене имени божя. Но эти побужденя не всегда были оцнены по справедливости. Въ Мидльмарч встрчались тупыя головы, неспособныя входить въ тонкости при разбор достоинствъ человка, эти глупые люди сильно подозрвали, что м-ръ Бюльстродъ, лишая себя наслажденй жизнью, моря себя постомъ и утомляя себя разными дрязгами общественной жизни, вознаграждаетъ себя за все это тмъ, что подобно вампиру высасываетъ кровь изъ каждаго живого человка.

Вопросъ о капелланств былъ поднятъ за обдомъ въ дом у м-ра Винци, куда былъ также приглашенъ и Лейдгатъ. Лейдгатъ замтилъ, что самъ хозяинъ, несмотря на свои родственныя отношеня съ м-ромъ Бюльстродомъ, длалъ довольно свободныя замчаня по этому поводу, хотя его доводы противъ назначеня жалованя новому капеллану основывались единственно на томъ, что м-ръ Тэйкъ говоритъ сухя проповди, тогда какъ м-ръ Фэрбротеръ былъ проповдникъ совсмъ въ другомъ род.

— Пусть-бы Фэрбротеру назначили жалованье, говорилъ Винци,— я не прочь отъ этого, онъ отличнйшй малый, лучшй проповдникъ, какого я только знаю, и человкъ препрятный для общества,

— За кого-жь изъ двухъ вы подадите голосъ^? спросилъ м-ръ Чичли, слдователь по уголовнымъ дламъ и большой прятель м-ра Винци по части скачекъ.

— О, я отъ души радъ, что не служу уже боле директоромъ, отвчалъ м-ръ Винци.— Я подамъ голосъ за то, что-бы это дло было передано на обсуждене директорамъ и медицинскому управленю. Часть своей отвтственности я взвалю на плечи господъ докторовъ, заключилъ онъ, взглянувъ прежде на Спрэга, главнаго городского врача, и затмъ на Лейдгата, который сидлъ напротивъ.— Вы, представители медицины, должны хорошенько посовтываться между собой, которую изъ двухъ чорныхъ микстуръ намъ нужно прописать. Лейдгатъ, слышите^?

— Я ни того, ни другого въ глаза не видлъ, отвчалъ Лейдгатъ,— но мн кажется, что въ назначеняхъ такого рода вообще не нужно слишкомъ много руководствоваться личнымъ пристрастемъ. Самые способные люди на служб не всегда бываютъ людьми прятными для общества и на оборотъ. При введени же какой-бы то ни было реформы приходится иногда отказывать отъ мстъ всмъ, такъ называемымъ, добрымъ малымъ, общимъ любимцамъ, или отстранить ихъ отъ участя въ длахъ.

Докторъ Спрэгъ, считавшйся въ город врачомъ съ ‘положительнымъ’ взглядомъ, точно такъ какъ д-ръ Минчанъ — врачомъ съ ‘проницательнымъ’ взглядомъ на вещи, сохранялъ на своемъ лиц совершенное отсутстве всякаго выраженя и все время, пока Лейдгатъ говорилъ, онъ не спускалъ глазъ со стоявшей передъ нимъ рюмки вина. Все, что было подозрительнаго или сомнительнаго въ характер молодого доктора — такъ, напр., его желане блеснуть заграничными идеями или наклонность разрушать настояще порядки — все это сильно не нравилось старому медику, общественное положене котораго упрочилось въ Мидльмарч, покрайней мр, лтъ за 30 передъ тмъ, вслдстве появленя въ свтъ его трактата о ‘мозговыхъ оболочкахъ,’ одинъ экземпляръ котораго, съ надписью собственность автора, былъ переплетенъ въ телячью кожу и красовался всегда на виду въ его кабинет. Я съ одной стороны, вполн сочувствую неудовольствю доктора Спрэга. Личное самолюбе есть такая не отъемлемая собственность каждаго изъ насъ, что очень естественно обижаться, когда его задваютъ. Замчане Лейдгата невстртило большого сочувствя въ обдающемъ обществ. М-ръ Винци сказалъ только, что еслибы ему дали полную волю дйствовать по благоусмотрню, то онъ не сталъ-бы раздавать хорошихъ мстъ непрятнымъ личностямъ.

— Провались вс ваши реформы! воскликнулъ м-ръ Чичли.— По моему, вс реформы — сумбуръ. Каждая изъ нихъ затвается не для чего иного, какъ только для того, чтобы было куда пристроить новыхъ людей! Надюсь м-ръ Лейдгатъ, что вы не принадлежите къ числу тхъ хирурговъ, которые настаиваютъ, чтобы зване уголовныхъ слдователей мертвыхъ тлъ перешло къ нимъ въ профессю, а ваши слова, повидимому, клонятся именно къ этому.

— Я не одобряю окли, заговорилъ, наконецъ, докторъ Спрэгъ,— и сильно его не одобряю. Это человкъ очень неблагонамренный, готовый пожертвовать честью своего званя — зависящаго, какъ всмъ извстно, отъ лондонской коллеги — ради того только, чтобы выставить самого себя. Есть же таке люди на свт, которымъ вс щелчки ни-почемъ, лишь-бы о нихъ говорили по-больше. А между тмъ, заключилъ внушительнымъ тономъ докторъ,— есть одинъ или два пункта въ его проект, въ которыхъ онъ совершенно правъ.

— Положимъ, что такъ, сказалъ м-ръ Чичли.— Я не могу осуждать человка, который хлопочетъ о себ, потому что своя рубашка ближе къ тлу, но любопытно было-бы узнать, какъ можетъ уголовный слдователь ясно опредлить очевидность факта, если онъ не сдлаетъ самъ законнаго осмотра мертваго тла.

— По моему мнню, замтилъ Лейдгатъ,— законный осмотръ тла поставитъ человка, не компетентнаго въ медицин, въ весьма затруднительное положене въ то время, когда ему будутъ предложены на суд таке вопросы, которые потребуютъ спецальныхъ свденй. Люди толкуютъ объ очевидности доказательствъ, точно он могутъ быть взвшены на всахъ слпого правосудя. Человкъ до тхъ поръ не можетъ назвать очевиднымъ какое бы то ни было доказательство, пока онъ со всхъ сторонъ не ознакомится съ дломъ. Юристъ есть ничто иное, какъ старая баба въ изслдовани мертвыхъ тлъ. Какъ ему, напр., узнать дйстве яда? Вы посл этого, пожалуй, скажете, что выучившись кропать стихи, выучишься черезъ это крошить картофель.

— Но вамъ, я полагаю, должно быть извстно, возразилъ съ нкоторой запальчивостью, м-ръ Чичли,— что на обязанности уголовнаго слдователя не лежитъ личный осмотръ тла, и что онъ почерпаетъ свои доказательства изъ свидтельства врача.

— Да, врача, который подчасъ такой-же невжда, какъ самъ уголовный слдователь, сказалъ Лейдгатъ.— Вопросы медицинской юриспруденци не могутъ быть предоставлены произволу человка, нахватавшагося извстной доли знаня во врачебной наук. Уголовнымъ слдователемъ, напр., не долженъ быть человкъ, который потому только знаетъ, что стрихнинъ разрушаетъ покровы желудка, что какой нибудь невжда докторъ сказалъ это.— Лейдгатъ совершенно выпустилъ изъ виду тотъ фактъ, что м-ръ Чичли былъ самъ уголовный королевскй слдователь, и закончилъ свою рчь весьма наивнымъ вопросомъ: — Вы согласны со мной, докторъ Спрэгъ, неправда-ли?

— До извстной степени — да, то-есть въ отношени къ многолюднымъ уздамъ и къ столиц, отвчалъ докторъ.— Но я смю надяться, что нашъ край еще долго будетъ пользоваться служебной дятельностью моего друга Чичли, хотя-бы его должность и могла быть занята лучшимъ представителемъ изъ нашей професси. Я убжденъ, что Винци одного со мной мння, заключилъ онъ, посмотрвъ на хозяина дома.

— Да, да, конечно, весело воскликнулъ Винци.— Мн подавайте непремнно такого уголовнаго слдователя, который былъ-бы охотникъ до скачекъ. Притомъ, на мой взглядъ, врне, когда это мсто юристъ занимаетъ. А знать все каждому человку — невозможно. Есть нкоторыя вещи, до которыхъ доходятъ познанемъ, а, такъ сказать, откровенемъ божемъ. Что-жь касается случаевъ отравленя, то тутъ необходимо только изучить хорошенько законы: тамъ сказано все, что нужно на этотъ счетъ. Однако, господа, намъ пора по домамъ, пойдемте, объявилъ хозяинъ, вставая съ мста.

Очень можетъ быть, что Лейдгатъ мысленно считалъ м-ра Чичли именно за такого слдователя, который не иметъ понятя о покровахъ желудка, но онъ вовсе не имлъ намреня говорить личности. Въ мидльмарчскомъ хорошемъ обществ трудно было вообще вращаться новичку, но еще трудне и опасне было проводить мысль, что знане необходимо для человка получающаго жалованье за свою службу. Фредъ Винци назвалъ Лейдгата фатомъ, а м-ру Чичли, въ настоящее время, очень хотлось ругнуть его самохваломъ, особенно въ ту минуту, когда явившись въ гостиную, молодой докторъ видимо принялся любезничать съ Розамундой, съ которой ему удалось очень легко устроить себ tte tte, когда м-съ Винци услась разливать чай. Нжная мать не возлагала на дочь никакихъ обязанностей по хозяйству, добродушное, цвтущее здоровьемъ лицо этой кроткой матроны, съ разлетающимися во вс стороны розовыми завязками чепчика, ласковое ея обращене съ мужемъ и съ дтьми — все вмст привлекало чрезвычайно много гостей въ домъ Винци, а непринужденная свобода матери еще боле способствовала тому, что вся молодежь влюблялась въ дочь. Безцеремонное, чтобы не сказать, вульгарное обращене м-съ Винци съ своими постителями еще рзче выдавало изящныя манеры Розамунды. Лейдгатъ положительно не ожидалъ встртить въ провинци такое грацозное создане.

Правда маленькя ножки и великолпныя плечи очень помогаютъ впечатлню, производимому изящными манерами, такъ что, даже каждый пустякъ, произнесенный хорошенькими губками и сопровождаемый выразительнымъ взглядомъ, сойдетъ за очень умную вещь. Розамунда-же производила именно такое впечатлне. Ея умъ обладалъ всевозможными свойствами, кром юмора. По счастю она никогда не старалась щегольнуть остроумемъ, и это-то именно и служило доказательствомъ, что она дйствительно была умна. Между ею и Лейдгатомъ очень скоро завязался разговоръ. Онъ выразилъ сожалне, что не слыхалъ ея пня, въ послднй разъ, въ Стон-Карт, прибавивъ, что единственнымъ его развлеченемъ въ Париж была музыка.

— Вы, вроятно, изучали музыку? спросила Розамунда.

— Нтъ. Для меня доступно пне нсенъ, есть нсколько легкихъ мелодй, которыя я знаю по слуху, но серьезной музыки я не изучалъ, а между тмъ, она волнуетъ меня и приводитъ въ восторгъ. Какъ глупы люди, что не умютъ пользоваться удовольствемъ, которое всегда у нихъ подъ рукой!

— Это правда. Нашъ Мидльмарчъ, въ этомъ отношени, совершенно немузыкальный городъ. Вы здсь едвали найдете истинныхъ артистовъ. Я, покрайней мр, знаю только двухъ джентльмеповъ, которые порядочно поютъ.

— Здсь, повидимому, въ мод пть комическя псни съ особеннымъ ритмомъ, такъ что при небольшомъ усиля воображеня, вамъ можетъ показаться, будто ихъ выбиваютъ на барабан, сказалъ Лейдгатъ.

— А-а! вы врно слышали, какъ поетъ м-ръ Боуэръ, воскликнула Розамунда, даря своего собесдника одной изъ своихъ рдкихъ улыбокъ.— А вдь это не хорошо — мы съ вами злословимъ нашихъ ближнихъ.

Лейдгатъ совсмъ забылъ о предмет своего разговора, залюбовавшись на прелестное существо въ небесно-голубомъ плать, какъ-бы сотканномъ изъ воздуха. Блокурая красавица, казалось, только-что вылетла изъ какого-то волшебнаго исполинскаго цвтка, и несмотря на дтскую свжесть и нжность кожи, она глядла грацозной, вполн развившейся женщиной. Посл знакомства своего съ Лаурой, Лейдгатъ потерялъ вкусъ къ волоокимъ молчаливымъ красавицамъ. Розамунда понравилась ему именно потому, что ея красота была совершенно противоположна типу Юноны. Лейдгатъ, наконецъ, опомнился.

— Надюсь, что вы угостите меня музыкой сегодня вечеромъ, произнесъ онъ.

— Извольте, я заставлю васъ слушать мое школьническое пне, сказала Розамунда.— Папа настаиваетъ, чтобы я пла. Но мн будетъ очень страшно пть при васъ, зная что вы слушали лучшихъ артистокъ въ Париж. Я съ своей стороны никакихъ знаменитостей не слыхала, въ Лондон была всего одинъ разъ. Но нашъ органистъ въ церкви св. Петра отличный музыкантъ и я у него беру уроки.

— Разскажите, что вы успли осмотрть въ Лондон! спросилъ Лейдгатъ.

— Почти ни чего, отвчала Розамунда (боле наивная молодая двушка сказала-бы непремнно: ‘О! да я все видла’, но Розамунда была себ на ум).— Меня возили въ т мста, куда обыкновенно возятъ всхъ неотесанныхъ провинцаловъ.

— Какъ? И вы это себя-то называете неотесанной провинцалкой? воскликнулъ Лейдгатъ, смотря съ невольнымъ восторгомъ на Розамунду, которая вслдстве этого вспыхнула до ушей отъ удовольствя. Но она не улыбнулась, а только, нагнувъ лебединую свою шею, начала поправлять рукой великолпную косу на затылк. Это движене было у нее также грацозно, какъ движене котенка, играющаго своей лапкой. Изъ этого, впрочемъ, не слдуетъ заключать, чтобы Роза дйствительно напоминала котенка. О, нтъ! это была сильфида, получившая высшее образоване въ пансон м-съ Лемонъ.

— Увряю васъ, что у меня умъ неотесанный, быстро отвтила она.— Для мидльмарчскаго крута я еще гожусь. Мн не страшно разговаривать съ нашими старыми сосдями. Но васъ — я положительно боюсь.

— Женщина съ законченнымъ воспитанемъ всегда почти боле развита, чмъ вс мы, мужчины, возразилъ Лейдгатъ,— хотя образоване ея иное, чмъ наше. Я убжденъ, что вы могли-бы научить меня тысяч предметамъ точно также, какъ райская птичка могла-бы учить медвдя, еслибы между ними установился общй языкъ. Къ счастью, между женщинами и мужчинами существуетъ эта общность языка, и потому насъ, медвдей, вамъ легко учить.

— Ахъ! Боже мой! вонъ ужь Фредъ начинаетъ брянчать, мн нужно пойдти остановить его, чтобы онъ не раздражалъ вашихъ нервовъ, сказала Розамунда, направляясь въ другой конецъ комнаты, гд Фредъ, по желаню отца, раскрылъ рояль и, въ ожидани сестры, одной рукой наигрывалъ псню ‘Cherry Ripe!’ Молодые люди, выдержавше свой экзаменъ, нердко наигрываютъ эту псню точно тмъ-же способомъ, какъ и провалившйся на экзамен Фредъ.

— Фредъ, нельзя-ли теб отложить до завтра свои музыкальныя упражненя, сказала Розамунда.— Ты заставишь заболть м-ра Лейдгата. Вдь у него есть слухъ.

Фредъ засмялся и продолжалъ наигрывать.

— Вы видите, произнесла Роза, оборачиваясь съ ласковой улыбкой къ Лейдгату,— медвди не всегда повинуются.

— Ну, Роза, теперь твоя очередь, сказалъ Фредъ, покачивая со стула и проворно подкатывая его сестр.— Сыграй что-нибудь веселенькое.

Розамунда играла прекрасно. Ея учителемъ въ школ м-съ Лемонъ (школа эта находилась близъ одного провинцальнаго города, гд существуютъ до сихъ поръ историческй соборъ и замокъ) былъ одинъ изъ тхъ превосходнйшихъ музыкантовъ, которые обретаются тамъ и сямъ въ глуши провинци и которыхъ можно поставить на ряду со многими извстными капельмейстерами, прославившимися по части музыкальнаго искуства. Розамунда съ инстинктомъ понятливой ученицы схватила манеру игры своего учителя и, подобно врному эху, передавала точно также благородно, какъ и онъ, высокя произведеня музыки. Она поражала слушателя своей игрой. Изъ подъ пальцевъ ея изливалась, такъ-сказать, ея душа, и оно дйствительно было такъ, потому что ничто лучше звука не можетъ выразить отголоска души. Лейдгатъ совершенно поддался очарованю игры Розамунды и началъ смотрть на молодую двушку, какъ на какое-то исключительное существо.— ‘Чтожь тутъ удивительнаго, разсуждалъ онъ,— если такое необыкновенное создане природы явилось среди неблагопрятной обстановки^? Мы никогда не съумемъ себ объяснить условй, при которыхъ можетъ произойдти подобное явлене’. Молодой докторъ не спускалъ глазъ съ Розы и сидлъ, какъ прикованный къ стулу въ то время, когда по окончани игры вс бросились благодарить ее, онъ былъ слишкомъ возбужденъ для того, чтобы говорить.

Пне Розамунды было ниже ея игры, но метода была такъ правильна, что слушать ее нельзя было иначе, какъ съ удовольствемъ. Правда, что старинныя вещи, въ род: ‘Приди ко мн въ лунную ночь!’ или ‘Я бродилъ’, давно ужь вышли изъ моды, но Розамунда могла пть съ одинаковымъ эфектомъ и ‘Черноглазую Сусанну’, канцоннеты Гайдна и ари: ‘Voi che sapete’ или ‘Batti batti’, смотря по желаню публики.

Отецъ ея самодовольно осматривался кругомъ и торжествовалъ, видя общее увлечене. Мать, какъ древняя Нобея (до семейнаго несчастя), съ блаженной улыбкой на лиц сидла въ креслахъ, держа на колняхъ младшую дочку и тихо отбивая тактъ ручешкой двочки. Фредъ, забивъ о своемъ скептицизм въ отношени къ сестр, съ истиннымъ удовольствемъ слушалъ ея музыку, жаля объ одномъ, что ему ни разу неудалось исполнить вс эти вещи также хорошо на флейт. По мнню Лейдгата, это былъ прятнйшй семейный вечеръ изъ всхъ тхъ, каке ему удавалось проводить въ Мидльмарч. Семья Винци умла наслаждаться жизнью, забывая о всхъ ея скорбяхъ и заботахъ. Веселый характеръ этого дома длалъ его исключенемъ изъ прочихъ провинцальныхъ собранй, куда усплъ уже прокрасться строгй тонъ послдователей евангелической церкви, подвергшихъ проклятю вс невинныя развлеченя, которымъ удалось еще удержаться въ отдаленныхъ отъ Лондона городахъ. У Винци всегда можно было найдти партю въ вистъ и карточные столы стояли уже приготовленные къ игр, почему очень многе изъ гостей не совсмъ терпливо ожидали окончаня концерта. Розамунда еще пла, когда м-ръ Фэрбротеръ вошелъ въ гостиную. Это былъ красивый, широкоплечй, хотя небольшаго роста, мужчина, лтъ 40 отъ роду, съ рдкими чорными волосами на голов и съ блестящими, живыми, срыми глазами. Его появлене подйствовало какъ-то благопрятно на всхъ, онъ на порог гостиной ласково нагнулся къ малютк Луиз, удалявшейся спать вмст съ миссъ Мортонъ, и сказалъ ей какую-то шутку, затмъ поздоровался съ гостями, кинувъ каждому по веселому привтствю, словомъ, онъ въ 10 минутъ наговорилъ больше, чмъ вс гости въ цлый вечеръ. Съ Лейдгата онъ взялъ слово постить его.

— Я вамъ не дамъ спуску, знаете-ли…. потому-что у меня есть замчательная коллекця жуковъ, шутливо прибавилъ онъ.— А мы, натуралисты, до тхъ поръ не можемъ успокоиться, пока не покажемъ гостю всего, что у насъ есть.

Вслдъ за тмъ онъ направился къ карточному столу и, потирая руки, замтилъ: — Ну-съ, теперь пора приступить къ длу серьезному. М-ръ Лейдгатъ, вы — наша партя что-ли? Какъ? Не играете совсмъ? А, а, понимаю, вы слишкомъ молоды для картъ, они вамъ надодаютъ!

Лейдгатъ, глядя на этого духовнаго пастыря, нравственныя качества котораго внушали такое прискорбе м-ру Бюльстроду, убдился, что онъ нашелъ себ прятное убжище въ этой невысокомудрствующей семь. Оно, впрочемъ, было и понятно отчасти: веселый нравъ и радуше хозяевъ, красота дочери, возможность проводить прятно вечера — все это поневол притягивало въ домъ Винци всхъ тхъ людей, которые не знали, куда и какъ употребить свои свободные часы.

Вс присутствующе въ гостиной въ этотъ вечеръ имли какой-то веселый, праздничный видъ, вс, исключая одной миссъ Мортонъ, черноватой, меланхолической двушки, носившей на всей своей фигур выражене покорности, м-съ Винци часто говаривала, что настоящей гувернантк слдуетъ обладать именно такой наружностью. Лейдгатъ мысленно ршилъ, что часто здить на вечера къ Винци онъ не станетъ.— ‘Это страшная потеря времени, разсуждалъ онъ,— я поговорю еще немного съ Розамундой и, откланявшись, уду подъ какимъ-нибудь предлогомъ домой’.

— Я уврена, докторъ, что вы не полюбите насъ, мидльмарчскихъ жителей, сказала Розамунда, когда игроки въ вистъ услись по мстамъ.— Мы люди глупые, а вы привыкли совсмъ къ другому кругу.

— Мн кажется, что вс провинцальные города похожи одинъ на другой, отвчалъ Лейдгатъ.— Но я замтилъ, что живя въ одномъ изъ нихъ, всегда считаешь его жителей глупе жителей другихъ городовъ. Я ужь пручалъ себя къ мысли примириться съ Мидльмарчемъ, каковъ-бы онъ ни былъ, и чрезвычайно буду обязанъ мстнымъ обывателямъ, если и они отнесутся ко мн съ тмъ-же снисхожденемъ. Притомъ я усплъ найдти здсь въ город такя наслажденя, которыхъ совсмъ не ожидалъ встртить.

— Вы хотите сказать о прогулкахъ въ Типтонъ и Ловикъ? произнесла самымъ простодушнйшимъ тономъ Розамунда.— Да, дйствительно, он и нъ доставляютъ большое удовольстве.

— Нтъ, я разумю тутъ нчто боле близкое мн, отвчалъ Лейдгатъ.

Розамунда встала, подошла къ столу, гд лежала ея филейная работа, и опять заговорила.— Кстати, любите-ли вы танцевать? спросила она Лейдгата.— Мн кажется, что умные люди никогда не танцуютъ.

— Я-бы пошелъ танцовать съ вами, если-мы вы позволили, отвчалъ молодой докторъ.

— О! зачмъ, же! воскликнула Роза, съ какой-то мольбой въ голос и съ тихимъ смхомъ.— Я хотла только сказать, что у насъ въ дом иногда танцуютъ, вы не оскорбитесь, если васъ пригласятъ на одинъ изъ такихъ вечеровъ?..

— Нисколько, отвчалъ Лейдгатъ,— если только вы общаете со мной танцовать.

Окончивъ этотъ разговоръ, молодой докторъ собрался узжать, но подойдя къ карточному столу, онъ увлекся мастерской игрой м-ра Фэрбротера и типомъ его лица, представлявшаго смсь тонкости и добродушя. Въ десять часовъ поданъ былъ ужинъ (таковы были мидльмарчске обычаи) и затмъ началось питье пунша, но м-ръ Фэрбротеръ удовольствовался стаканомъ воды. Онъ былъ въ большомъ выигрыш, но все-таки настаивалъ, чтобы посл ужина составилась новая партя виста. Лейдгатъ, наконецъ, ухалъ.

Такъ-какъ не было еще 11-ти часовъ, то ему вздумалось идти пшкомъ по направленю къ башн С.-Ботольфа, возвышавшейся подл приходской церкви м-ра Фэрбротера. Ночь была свжая, и при вид яркихъ звздъ, темная, четыреугольная башня казалась величественнымъ и массивнымъ зданемъ. Эта церковь была одной изъ самыхъ древнихъ въ Мидльмарч, однако мстный ея викарй получалъ чистыхъ 400 ф. дохода въ годъ. Лейдгатъ зналъ это и вотъ почему его такъ удивило, что м-ръ Фэрбротеръ, повидимому, очень дорожитъ карточнымъ выигрышемъ.

— Онъ славный малый, какъ кажется, разсуждалъ Лейдгатъ дорогой,— но у Бюльстрода вроятно было основане осуждать его.

Молодому доктору гораздо было-бы удобне начать свой планъ дйствя въ Мидльмарч, если-бы онъ могъ быть увренъ, что мння м-ра Бюльстрода всегда безошибочны.

— Я-бы не обратилъ вниманя на его религозныя убжденя, говорилъ самъ себ Лейдгатъ,— лишь-бы мн знать, что у него хорошая цль. Надо пользоваться умными людьми, каковы-бы они ни были.

Вотъ какого рода разсужденя наполняли голову Лейдгата, тотчасъ по уход его изъ дома Винци. Я боюсь, что молодыя леди-читательницы, осудятъ его за это. А между тмъ, дйствительно, у него на первомъ план, въ начал пути, стояли Бюльстродъ и Фэрбротеръ и ихъ временныя отношеня, объ Розамунд-же онъ вспомнилъ впослдстви и то безъ всякаго волненя, безъ всякаго трепета, неизбжнаго при сильныхъ увлеченяхъ. Жениться Лейдгатъ еще не могъ, да и не желалъ, и потому ему не хотлось даже разжигать въ своемъ сердц чувство страсти къ двушк, которая только поразила его своей красотой. Онъ искренно восхищался Розамундой, но безумствовать съ какой-бы то ни было женщиной, какъ онъ безумствовалъ бывало съ Лаурой, ему казалось уже положительно невозможнымъ. Конечно, если-бы непремнно нужно было влюбиться, то миссъ Винци была-бы самая подходящая для того двушка, она обладала именно тми качествами, какя онъ желалъ найдти въ своей жен: въ ней было много свтскаго лоску, изящества, покорности, она обладала всевозможными свтскими талантами и кром того имла наружность совершенно соотвтствующую своимъ достоинствамъ. Лейдгатъ былъ убжденъ, что еслибы онъ когда-нибудь женился, то его будущая подруга отличалась-бы той женственной прелестью, той нжностью и гармоней, которую мы находимъ въ цвтахъ или музык, словомъ, той чистой, цломудренной красотой, которая создана для однихъ высокихъ наслажденй.

Но не имя никакого желаня вступить въ бракъ ране какъ черезъ пять лтъ, Лейдгатъ не давалъ ходу своему воображеню и, забывъ о Розамунд, тотчасъ-же мысленно перенесся къ содержаню новаго сочиненя доктора Луи о горячкахъ, книг чрезвычайно его интересовавшей, тмъ боле, что онъ зналъ Луи въ Париж и вмст съ нимъ длалъ нкоторыя анатомическя изслдованя для подробнаго опредленя разницы, существующей между тифомъ и тифозными горячками. Возвратившись домой, молодой врачъ услся за чтене и увлекся патологическими подробностями, съ гораздо большей страстью и съ большимъ вниманемъ, чмъ сколько онъ ихъ употребилъ на размышлене о любви и женитьб — предметахъ давно уже исчерпанныхъ имъ до дна въ произведеняхъ литературы и въ холостыхъ бесдахъ товарищей-мужчинъ. Исторя горячки съ ея причинами и послдствями представляла обширное поле для его научныхъ изслдованй. Тутъ требовались и энергя, и врный глазъ, и истинное знане законовъ медицины, вмст съ тмъ, необходимо было близкое знакомство съ натурой больного, всегда готовой помочь врачу въ его новыхъ опытахъ.

Опустивъ, наконецъ, книгу, Лейдгатъ протянулъ ноги къ камину, закинулъ об руки за голову и съ наслажденемъ просидлъ такъ нсколько времени, переваривая въ мозгу все имъ прочитанное. Онъ былъ въ томъ прятно-возбужденномъ состояни духа, когда мысль человка, посл усиленной работы, отдыхаетъ, какъ могучй пловецъ, повернувшйся на спину и отдавшй себя сил теченя потока. Лейдгатъ во время подобныхъ занятй чувствовалъ внутреннее довольство собой и смотрлъ съ нкотораго рода состраданемъ на тхъ несчастныхъ людей, которые не избрали, подобно ему, карьеры медика.

— Что было-бы со мной, разсуждалъ онъ мысленно, если-бы я, будучи мальчикомъ, не выбралъ себ этой дороги? Запрягли-бы меня, какъ возовую лошадь, въ какую-нибудь работу и я прожилъ-бы весь свой вкъ полуслпымъ. Меня не могла-бы удовлетворить ни одна изъ тхъ профессй, гд по требовалось-бы напряженя умственныхъ силъ и но предстояло-бы необходимости находиться въ близкихъ сношеняхъ съ людьми. Въ этомъ-то и состоитъ преимущество медицинской професси: врачъ можетъ жить въ отвлеченномъ мр научныхъ знанй и въ тоже время ладить съ старыми дураками своего прихода. Какому-нибудь священнику трудне въ этомъ отношени, чмъ врачу. Фэрбротеръ представляетъ аномалю.

Это послдняя мысль навела Лейдгата снова на воспоминане о семейств Винци и на впечатлня прошедшаго вечера. Вызванныя имъ картины вроятно были прятны, потому что, въ то время, какъ онъ взялъ свчку и пошелъ спать, на губахъ его играла какая-то особенная улыбка. У Лейдгата была пламенная натура, но въ эту пору весь его нылъ былъ поглощенъ любовью къ труду и честолюбивой мечтою прославить свое имя, какъ благодтеля человчества,— подобно другимъ избранникомъ науки, начавшимъ, какъ и онъ, свое поприще, въ скромномъ звани сельскихъ врачей.

Бдный Лейдгатъ, или скоре, бдная Розамунда! Каждый изъ нихъ жилъ въ своемъ собственномъ мр, о которомъ другой ничего не зналъ. Лейдгату и въ голову не приходило, что онъ служитъ предметомъ страстныхъ мечтанй Розамунды, неимвшей никакихъ причинъ удалить отъ себя мысль о замужеств, и никакихъ патологическихъ знанй, которые-бы отвлекали ея умъ отъ привычки, свойственной всмъ молодымъ двушкамъ, ежеминутно воскрешать въ своей памяти каждый взглядъ, каждое слово, каждое движене интересующаго ихъ мужчины. У Лейдгата, напримръ, во время разговора съ Розамундой, на лиц и въ глазахъ выражалось очень естественное чувство восторга, которое испытываетъ каждый мужчина въ присутстви красавицы двушки, онъ молчалъ, когда она кончила пть и играть, потому только, что боялся показаться певжливымъ, высказавъ прямо свое удивлене. Розамунда-же истолковала по своему каждый взглядъ и каждое слово Лейдгата, и увидла въ нихъ неопровержимыя доказательства зарождавшагося романа. Такя доказательства обыкновенно выводятся изъ предшествующихъ обстоятельствъ и изъ постепеннаго развитя признаковъ. Но по ходу романа созданнаго Розамундой, не оказывалось надобности заглядывать во внутреннюю жизнь героя и принимать во внимане его серьезныя занятя. Но подлежало сомнню, что Лейдгатъ имлъ обезпеченное мсто, что онъ былъ человкъ умный и достаточно красивый, самая-же привлекательная сторона его состояла въ томъ, что онъ былъ хорошаго происхожденя, это очень возвышало его передъ прочими ея мидлыарчскими поклонниками, вотъ почему на бракъ съ Лейдгатомъ Розамунда глядла, какъ на первую ступень лстницы, ведущей къ невдомому заманчивому мру высшей сферы общественнаго положеня,— сферы, гд ужь она не стала-бы водиться съ людьми вульгарными, а прямо-бы присоединилась къ кругу тхъ родственниковъ своего будущаго мужа, которые по происхожденю равны мстной аристократи, смотрящей свысока на мидльмарчскихъ обывателей. Отличительной чертой ума Розамунды была способность ипстипктивно угадать самый слабый ароматъ высшаго круга, вотъ почему, встртивъ, однажды, молодыхъ миссъ Брукъ, которыя прхали съ дядей на мстные выборы и помстились среди аристократическихъ семействъ, она отъ души позавидовала имъ, несмотря на то, что об сестры были одты очень просто.

Если вамъ покажется невроятнымъ, что къ чувству любви Розамунды къ Лейдгату примшивалось прятное впечатлне картины будущаго ея положеня, когда молодой докторъ сдлается ея мужемъ, то я попрошу васъ вспомнить, не производитъ-ли видъ краснаго мундира и эполетъ точно такого-же вляня на другихъ двушекъ. Любовь вообще не можетъ довольствоваться мечтами о жизни, глазъ на глазъ съ любимымъ человкомъ. Воображене невольно рисуетъ передъ нами картину нашей общественной жизни во время брака и мы, смотря по своимъ наклонностямъ, надемся удовлетворять себя тмъ или другимъ наслажденемъ.

Въ сущности Розамунду интересовала не столько личность Тертя Лейдгата, сколько его отношеня къ ней. Молодой двушк, привыкшей слышать, что вс молодые люди были, есть или могутъ быть влюблены въ нее, очень простительно вообразитъ, что Лейдгатъ не составляетъ въ этомъ случа исключеня. Она придавала его взглядамъ и словамъ большее значене потому, что боле дорожила ими, она постоянно думала о немъ и постоянно старалась совершенствовать свои манеры, свою рчь, свои чувства и взгляды, зная, что Лейдгатъ лучше способенъ оцнить ее, чмъ вс окружающе ее люди.

Несмотря за то, что Розамунда не охотно длала все, что ей было непрятно, она была трудолюбива и теперь боле, чмъ когда-нибудь, принялась дятельно рисовать ландшафты, сельскя телги, и портреты друзой, усердно занималась музыкой и съ утра до ночи училась розыгривать роль настоящей леди, ни на минуту не забывающей чувства своего достоинства, время отъ времени ей, впрочемъ, все-таки приходилось давать ауденци безчисленнымъ постителямъ, которые не переставали являться къ нимъ въ домъ. У нее доставало однако времени на чтене первокласныхъ романовъ и даже книгъ второго разряда, да кром того она учила наизусть стихи. Ея любимой поэмой была Лалла-Рукъ.

— Великолпнйшая двушка! Счастливъ будетъ тотъ, кто получитъ ея руку! восклицали старички, посщавше домъ Винци, а молодые люди, получивше уже отказъ, подумывали снова рискнуть сдлать предложене, какъ это обыкновенно водится въ провинци, гд соперники не часто встрчаются. Но м-съ Шаймдаль находила, что воспитане, данное Розамунд, очень смшно, потому-что вс ея таланты продадутъ даромъ, какъ только она выйдетъ замужъ. Тетушка-же Бюльстродъ, нжно преданная семь брата, желала съ своей стороны Розамунд двухъ вещей: чтобы она получила боле серьезное направлене и чтобы судьба послала ей въ мужья человка, состояне котораго могло-бы удовлетворить всмъ ея привычкамъ.

ГЛАВА XVII.

Духовная особа улыбнулась сказавъ: общане подобно прелестной двушк, которая умираетъ незамужней потому, что она бдна.

Почтенный Кэмденъ Фэрбротеръ, съ которымъ Лейдгатъ видлся наканун вечеромъ, жилъ въ старомъ приходскомъ дом, выстроенномъ изъ камня, это было здане такой почтенной наружности, что оно какъ разъ подходило подъ стать церкви, противъ которой стояло. Меблировка всего дома была также старинная, но боле позднйшей эпохи, ее завели отецъ и ддъ м-ра Фэрбротера. Тутъ были крашеные блые стулья съ позолоченными внками на спинкахъ и съ полинялой обивкой изъ краснаго, шелковаго штофа, треснувшаго во многихъ мстахъ, тутъ были и гравированные портреты лордовъ-канцлеровъ, равно какъ и другихъ знаменитыхъ законодателей послдняго столтя, и высокя зеркала въ простнкахъ, и маленьке лакированные столики и, наконецъ, диваны, походивше своимъ неудобствомъ на сдвинутые стулья — вся эта мебель рельефно выдавалась на темныхъ обшивкахъ стнъ. Таковъ былъ характеръ гостиной, куда ввели Лейдгата и гд его встртили три пожилыя леди съ поблекшими, но радушно-почтенными физономями. М-съ Фэрбротеръ, сдовласая мать викаря, была женщина лтъ подъ 70, прямая и быстроглазая, ея чепчикъ съ оборками и платочекъ на ше отличались поразительной близною. Миссъ Нобль, ея сестра, была худощавая старушка, боле смиренной наружности, оборки и платочекъ ея были нсколько помяты и даже заштопаны въ нкоторыхъ мстахъ, наконецъ, третья леди, миссъ Винифредъ Фэрбротеръ, старшая сестра викаря, такая-же красивая, какъ братъ, выглядла какимъ-то общипаннымъ, подавленнымъ существомъ, настоящей старой двушкой, привыкшей жить всю свою жизни въ полномъ повиновени у старшихъ членовъ семьи. Лейдгатъ никакъ не ожидалъ встртить такую чопорную группу. Зная, что м-ръ Фэрбротеръ холостякъ, онъ думалъ попасть вмсто гостиной въ уютный уголокъ ученаго, гд книги и коллекци наскомыхъ составляютъ главное украшене комнаты. Самъ викарй показался Лейдгату другимъ человкомъ, Фэрбротеръ въ этомъ отношени смахивалъ на большую часть мужчинъ, которые вн дома производятъ совершенно другое впечатлне на новыхъ своихъ знакомыхъ, чмъ у себя въ семь. Нкоторые изъ нихъ напоминаютъ иногда комическаго актера., принявшаго на себя драматическую роль въ новой пьес, но у м-ра Фэрбротера не было замтно такой рзкой перемны, онъ казался только немного смирне и молчаливе, предоставлялъ матери главную роль въ разговор и только время отъ времени вставлялъ скромное добродушно-веселое замчане въ ея рчь. Старая леди, повидимому, привыкла читать наставленя всмъ своимъ собесдникамъ и вмшивалась непремнно въ каждый разговоръ. Ей тмъ удобне было это длать, что миссъ Винифредъ исполняла за нее вс мелкя обязанности по хозяйству въ дом и прислуживала матери, какъ двочка. Худощавая миссъ Нобль въ это время втихомолку таскала кусочки сахара, которые она сначала роняла какъ-бы нечаянно къ себ на блюдечко и затмъ быстро совала ихъ въ ридикюль, висвшй у нея на рук. Наивная старушка робко озиралась каждый разъ посл такого маневра и принималась пить чай, чавкая потихоньку, точно напуганная собаченка. Пожалуйста не осуждайте миссъ Нобль! Въ этомъ ридикюл заключались остатки всевозможныхъ лакомствъ, которыя она назначала дтямъ своихъ бдныхъ друзей, которыхъ она посщала по утрамъ, она чувствовала такую потребность баловать и прикармливать каждое нуждающееся существо, что воровство было для нея прятнымъ порокомъ, чмъ-то въ род наслажденя. Быть можетъ, она сознательно крала у богатыхъ, чтобы имть удовольстве надлить бдныхъ. Надо самому испытать бдность, чтобы понять наслаждене длать добро!

М-съ Фарбротеръ поздоровалась съ гостемъ очень весело, но нсколько формально и ршительно. Во-первыхъ, она объявила Лейдгату, что у нихъ въ дом очень рдко нуждаются въ медицинской помощи, потому-что она съ дтства пручала своихъ дтей носить фланель и никогда не объдаться, а послднюю привычку она считала главной причиной, почему люди такъ часто прибгаютъ къ помощи докторовъ. Лейдгатъ заступился за всхъ дтей вообще, говоря, что они часто страдаютъ не отъ своей невоздержанности, а отъ невоздержанности родителей. Но м-съ Фэрбротеръ нашла такой взглядъ на вещи весьма опаснымъ.

— Природа справедливе людей, возразила она,— иначе каждый злодй имлъ-бы право ссылаться на своихъ предковъ и говорить, что ихъ-бы слдовало вшать, а не его. Зачмъ обращаться къ тому, что уже прошло, и чего мы не можемъ проврить^?

— Матушка въ одномъ отношени очень похожа на Георга III, тонко замтилъ викарй:— она не любитъ метафизики.

— Я не люблю неправды, Кэмденъ, гордо возразила мать.— Я всегда говорю: держитесь крпко нсколькихъ истинъ и отражайте ими вс нападеня. Когда я была молода, м-ръ Лейдгатъ, никто не разсуждалъ о добр и зл. Мы знали свой катехизисъ, и этого было достаточно, насъ учили читать наизусть ‘Врую’ и исполнять нашъ долгъ. Вс почтенные представители церкви держались однихъ и тхъ-же мннй. А теперь что длается? самыя благочестивыя книги — и т подвергаются критик!

— Отчего-же и не поспорить, замтилъ Лейдгатъ,— это очень прятное развлечене для людей, любящихъ отстаивать свои убжденя.

— Да, но вдь матушка всегда уступаетъ въ спор, лукаво ввернулъ викарй.

— Нтъ, нтъ, Камденъ, теб не слдуетъ вводить м-ра Лейдгата въ заблуждене насчетъ меня. Я никогда не оскорблю памяти своихъ родителей, отказываясь отъ тхъ правилъ, въ которыхъ они меня воспитали. Каждому изъ насъ извстны послдствя перемны убжденй. Стоитъ только разъ измнить своимъ принципамъ, а тамъ ужъ и 20 разъ измнишь. А я нахожу, что человкъ можетъ очень свободно разъ перемнить убждене, если онъ встртитъ таке аргументы, которые ему докажутъ, что онъ до сихъ поръ ошибался.

— Но изъ этого еще не слдуетъ, что вслдъ затмъ онъ постоянно будетъ имть свой взглядъ, отвчалъ Лейдгатъ, котораго очень забавлялъ ршительный тонъ старой леди.

— Извините, сэръ. Для человка съ твердымъ умомъ нтъ надобности ни въ какихъ аргументахъ. Отецъ мой никогда не мнялъ своихъ убжденй и говорилъ простыя нравственныя проповди безъ всякихъ аргументовъ, а это былъ такой отличный человкъ, какихъ мало на свт. Назвать хорошимъ человка, руководящагося одними аргументами, все равно, что похвалить обдъ, прочитавъ его описане въ поварской книг. Таково мое мнне, и я уврена, что меня поддержатъ въ этомъ случа вс т, кого вздумали бы угостить такимъ обдомъ.

— Еще-бы, матушка! воскликнулъ м-ръ Фэрбротеръ.— Описанемъ обда по книг сытъ не будешь.

— По моему, между такимъ человкомъ и такимъ обдомъ разницы никакой не существуетъ, продолжала леди.— Мн ужь подъ 70 лтъ, м-ръ Лейдгатъ,— и я человкъ опытный. Я не охотница до нововведенй, хотя ихъ теперь расплодилось множество и здсь, и повсюду. Он прокрались къ намъ вмст съ гнилыми матерями, которыхъ ни мыть, ли носить невозможно. Не такъ бывало въ моей молодости. Духовное лицо всегда глядло духовнымъ лицомъ, а священникъ, вы могли заране быть въ томъ уврены, былъ непремнно джентльменъ, если еще не выше по происхожденю. А теперь является вдругъ какой-нибудь диссидентъ, и, на основани какихъ-то доктринъ, намревается столкнуть Ммоего сына съ мста. Кто-бы онъ тамъ ни былъ, этотъ пришлецъ, м-ръ Лейдгатъ, но я съ гордостью могу сказать, что мой сынъ, какъ проповдникъ, можетъ стоять на ряду съ первыми проповдниками во всемъ королевств, не только въ этомъ городишк, который не иметъ никакого значеня, такъ, по крайней мр, это кажется мн,— уроженк Эсчестера.

— Матери никогда не бываютъ пристрастны, замтилъ улыбаясь м-ръ Фэрбротеръ.— Что-то говоритъ о Тэйк его мать, какъ вы думаете?

— Ахъ, бдная! въ самомъ дл, что-то она говоритъ? сказала м-съ Фэрбротеръ, рзкость которой тотчасъ-же смягчилась отъ сочувствя къ материнскимъ слабостямъ.— Я убждена, впрочемъ, что внутренно она говоритъ сама себ правду.

— Любопытно было-бы знать, въ чемъ состоитъ эта правда? спросилъ Лейдгатъ.

— Я вамъ сейчасъ разскажу, отвчалъ викарй.— Дурного тутъ ничего нтъ. Вроятно она говоритъ, что у Тэйка много усердя къ длу, но что онъ человкъ не совсмъ ученый, не совсмъ умный, потому что я съ нимъ не схожусь во взглядахъ…

— Ахъ, Камденъ! восклинула миссъ Винифредъ.— Разв ты не знаешь, что Грифинъ и его жена сказали мн сегодня, что м-ръ Тэйкъ говорилъ, что имъ не станутъ давать угольевъ, если они по прежнему будутъ ходить слушать твои проповди.

М-съ Фэрбротеръ положила на колни вязанье, за которое она было принялась посл чая и взглянула на сына, какъ-бы говоря:— ‘Слышишь? каково?‘

— Бдняки, бдняки! промолвила вслухъ миссъ Нобль, соболзнуя, вроятно, о двойномъ лишени — проповди брата и угольевъ. Но викарй быстро возразилъ сестр.

— Ничего нтъ мудренаго, сказалъ онъ,— они не моего прихода. Притомъ, я не думаю, чтобы мои проповди, въ ихъ глазахъ, стоили охабки угольевъ.

— М-ръ Лейдгатъ, провозгласила старуха мать, не будучи въ силахъ пропустить этого замчаня безъ вниманя.— Вы не знаете моего сына, онъ всегда цнитъ себя ниже, чмъ слдуетъ. Я не даромъ твержу ему постоянно, что, унижая себя, онъ унижаетъ даръ божй, сдлавшй его превосходнымъ проповдникомъ.

— Ну, матушка, это вроятно намекъ, чтобы я уводилъ поскоре м-ра Лейдгата къ себ въ кабинетъ, сказалъ смясь викарй.— Докторъ, заключилъ онъ, обращаясь къ Лейдгату:— я вдь общалъ показать вамъ свою коллекцю, не пойдти-ли намъ посмотрть се?

Вс три леди горячо возстали противъ этого. М-ра Лейдгата нельзя уводить, настаивали он, пока онъ не выпьетъ другую чашку чаю. У Винифредъ много еще чая въ чайник. Что за спхъ Кэдмону тащить дорогого гостя въ свою берлогу, наполненную разными гадами въ спирту и наскомыми въ ящикахъ, гд даже на полу и ковра нтъ. Пусть м-ръ Лейдгатъ извинитъ это. Не лучше-ли-бы въ карточки поиграть? Весь этотъ потокъ словъ доказалъ, что хотя викарй и служилъ для всего женскаго пола своей семьи образцомъ человка и проповдника, его все-таки порядкомъ водили на уздечк. Лейдгатъ, со свойственной каждому холостяку втренностью, пожаллъ, зачмъ м-ръ Фэрбротеръ не воспиталъ своихъ дамъ, какъ слдуетъ.

— Матушка не привыкла, чтобы я принималъ гостей, интересующихся моими коллекцями, сказалъ викарй, отворяя дверь своего кабинета, который дйствительно щеголялъ отсутствемъ всякой мебели. Единственными украшенями его были — короткая фарфоровая трубка и табачница.

— Ваши братья, доктора, не вс кажется курятъ, продолжалъ онъ, указывая Лейдгату на трубку (причемъ тотъ улыбнулся и отрицательно покачалъ головой),— а намъ священникамъ, оно-бы даже и не подобало. Зато вдь и достается-же мн отъ Бюльстрода и компани за нее! А они сами того не знаютъ, что если-бы я бросилъ трубку, то чорту былъ-бы праздникъ.

— Понимаю, отвчалъ Лейдгатъ.— Вы врно человкъ раздражительнаго характера, вамъ необходимы успокоительныя средства. Я тяжеле васъ на подъемъ. Трубка сдлала-бы меня лнтяемъ. Я непремнно превратился-бы въ сидня и не могъ-бы отъ нея оторваться.

— А вы разв все свое время намрены посвятить трудамъ? спросилъ викарй.— Я старше васъ 10-ю или 12-ю годами, а уже устроилъ себ полюбовную сдлку съ жизнью, завелся своимъ конькомъ и стараюсь только, чтобы онъ не очень меня увлекалъ. Посмотрите, прибавилъ онъ, открывая нсколько выдвижныхъ ящиковъ.— Мн сдается, что я собралъ здсь всевозможныя энтомологическя рдкости нашей мстности. Я занимаюсь и фауной, и флорой одинаково, но собране наскомыхъ у меня замчательно хорошо. Здшнй край необыкновенно богатъ прямокрылыми, не знаю только которыя… А-а! вы изволите разсматривать стеклянную банку, вмсто того, чтобы меня слушать, заключилъ викарй.— Видно васъ наскомые совсмъ не интересуютъ?

— Напротивъ, я положительно увлекся этимъ громаднымъ аненцефаломъ, отвчалъ Лейдгатъ, внимательно разсматривая банку со спиртомъ.— У меня никогда по было времени заниматься натуральной исторей. Боле всего меня интересовала конструкця тлъ животныхъ, этотъ вопросъ прямо касается моей медицинской професси. Другихъ коньковъ у меня нтъ. Передо мной цлое море науки, нужно умть только плавать по немъ.

— Да, вы счастливый человкъ, замтилъ со вздохомъ м-ръ Фэрбротеръ, повернувшись на каблук и начиная набивать себ трубку.— Передъ вами живой трудъ, вамъ не нужно, подобно мн, рыться въ сухихъ старинныхъ книгахъ и вникать въ темный смыслъ еврейскихъ изрченй. Извините, если я васъ закурилъ, прибавилъ онъ, затягиваясь своей трубкой.

Лейдгата очень удивила такая откровенность со стороны викаря, теперь онъ еще боле убдился, что м-ръ Фэрбротеръ выбралъ себ карьеру совсмъ несоотвтствующую его наклонностямъ и характеру. Посмотрвъ на красивый рядъ полокъ и ящиковъ съ коллекцями цвтовъ и наскомыхъ, равно какъ на шкапъ, наполненный дорогими иллюстрированными изданями натуральной истори, Лейдгатъ понялъ, куда викарй употребляетъ свой выигрышъ въ карты, и мысленно пожелалъ, чтобы деньги эти шли на боле полезное дло, чмъ прихоть.

Неумстная, повидимому, откровенность м-ра Фэрбротера, не имла въ себ ничего отталкивающаго, онъ не забгалъ впередъ, чтобы извиниться въ своей слабости передъ собесдникомъ, а просто желалъ высказать ему то, что лежало у него на душ. Вроятно, онъ самъ почувствовалъ, что было что-то неловкое въ его преждевременной короткости съ гостемъ, потому что покуривъ немного, онъ сказалъ:

— Я васъ еще не предупредилъ, м-ръ Лейцгатъ, что ваша личность знакома мн гораздо боле, чмъ моя вамъ. Помните-ли вы Троулэя, жившаго съ вами какъ-то въ Париж на одной квартир? Мы съ нимъ вели переписку и онъ часто мн объ васъ говорилъ. Когда вы сюда прхали, я не былъ увренъ, что вы именно тотъ Лейдгатъ, о которомъ я такъ много слышалъ, но потомъ чрезвычайно обрадовался, узнавъ, что это вы. Виноватъ въ одномъ: я забылъ, что обо мн-то вамъ никто еще ничего не говорилъ.

Лейдгатъ понялъ деликатность викаря.

— Кстати, сказалъ онъ,— что сталось съ Троулэемъ? Я совсмъ потерялъ его изъ вида. Онъ былъ жаркй послдователь французскихъ соцальныхъ системъ и все собирался въ каке-то лса отыскивать Пифагорову общину. Что онъ пошелъ туда или нтъ?

— Куда ему идти! Онъ докторомъ въ Германи на водахъ и женился на богатой пацентк.

— Значитъ мои совты пошли въ прокъ, замтилъ Лейдгатъ съ короткимъ, но злымъ смхомъ.— Троулэй, бывало, настаивалъ на томъ, что медицинская професся есть ничто иное, какъ систематическое лганье. Я, напротивъ, утверждалъ, что виною всему сами люди, прибгающе ко лжи и шарлатанству и совтовалъ ему вмсто того, чтобы идти ратовать противъ лжи за тридевять земель, заняться искорененемъ шарлатанства у себя дома.

— А знаете-ли, что ваше предложене было трудне выполнить, чмъ основать Пифагорову общину, сказалъ викарй.— Вы не только возстановите противъ себя ветхаго Адама, взявшись измнить обычаи докторовъ, но наживете еще кучу враговъ. Вы видите, что я не даромъ прожилъ лишнихъ 12 лтъ противъ васъ. Однако — тутъ викарй умолкъ и черезъ минуту замтилъ — однако вы опять въ банку заглядываете? Не хотите-ли вымнятъ ее у меня на что нибудь? Я дешево не отдамъ свой товаръ.

— Не возьмете-ли вы на промнъ двухъ морскихъ мышей въ спирту? спросилъ Лейдгатъ.— Отличные экземпляры! А въ придачу къ нимъ я вамъ дамъ новое сочинене Роберта Брауна: ‘Микроскопическя наблюденя надъ цвточной пылью’, если только этой книги нтъ еще у васъ.

— Вижу, что вамъ сильно хочется имть моего урода, сказалъ съ улыбкой м-ръ Фзрбротеръ,— нужно-бы подороже назначить цну. Что, если я вамъ предложу слдующее услове: осмотрть вс мои ящики и сказать свое мнне насчетъ новыхъ моихъ экземпляровъ?— Говоря это викарй расхаживалъ съ трубкой во рту по комнат и съ любовью останавливался то передъ однимъ, то передъ другимъ ящикомъ.— Это будетъ первымъ урокомъ дисциплины для васъ, какъ для молодого доктора, обязаннаго угождать своимъ пацентамъ въ Мидльмарч. Помните, что вамъ нужно пручать себя къ терпню. Ну, ужь такъ и быть, позволяю вамъ взять себ урода на вашихъ условяхъ.

— Не находите-ли вы, что люди иногда пересаливаютъ, желая угодить всмъ и каждому и доводятъ себя до того, что ими начинаютъ пренебрегать тже дураки, которымъ они угождаютъ? замтилъ Лейдгатъ, подходя къ м-ру Фэрбротеру и разсянно осматривая наскомыхъ, расположенныхъ по классамъ и ихъ названя, написанныя изящнйшимъ почеркомъ надъ каждымъ ящикомъ.— Самый врный путь къ достиженю своей цли, это — умнье дать почувствовать другимъ, что вы знаете себ цну, тогда люди будутъ соглашаться съ вами непремнно — льстите вы имъ или нтъ — все равно.

— Отъ души согласенъ съ вами, отвчалъ викарй.— Но для этого нужно быть увреннымъ, что самъ стоишь чего-нибудь и имть средства держаться независимо отъ общества. А многе-ли изъ насъ находятся въ такомъ положени? Намъ предстоитъ одно изъ двухъ, или лишиться мста и остаться безъ куска хлба, или надть хомутъ и идти туда, куда насъ толкаютъ вожаки. Однако, взгляните на этихъ изящныхъ жуковъ, заключилъ добродушно викарй.

Лейгдатъ по невол долженъ былъ сдлать обзоръ каждому ящику, потому-что м-ръ Фэрбротеръ, смясь самъ надъ собой, настаивалъ все-таки, чтобы онъ это сдлалъ.

— Кстати о хомут, началъ снова Лейдгатъ, когда они услись рядомъ.— Я давно уже поршилъ отнюдь не подставлять подъ него шеи. Вотъ почему я и въ Лондон не остался практиковать. Будучи еще студентомъ, я ужь получилъ отвращене отъ того, что тамъ видлъ, сколько тамъ демократическаго пустословя, обмановъ, крючкотворства. Въ провинци у людей меньше претензй на знане, меньше общественной жизни, за то и самолюбе не такъ часто задвается, можно жить спокойно, крови себ не портить и заниматься дломъ.

— Да, вамъ хорошо такъ разсуждать, вы стоите на выгодномъ мст, медицина ваше призване, вы выбрали себ профессю до вкусу, сказалъ викарй,— а вдъ не всмъ это удается, приходится раскаиваться — да поздно. Но я вамъ все-таки совтую не очень разсчитывать на свою независимость, какъ разъ попадетесь въ плнъ.

— То есть попаду въ семейныя оковы, хотите вы сказать? спросилъ Лейдгатъ, подозрвая, что м-ра Фэрбротера нсколько гнетутъ эти оковы.

— Не совсмъ оковы, отвчалъ викарй.— Положимъ, что семья отчасти связываетъ человка, но добрая жена, женщина несвтская, можетъ служить отличной помощницей мужу и способствовать даже его независимости. У меня есть знакомый прихожанинъ, очень умный человкъ, который едва-ли-бы съумлъ устроить свою карьеру такъ, какъ онъ ее устроилъ теперь, еслибы у него не было жены. Вы знаете Гартовъ? Мн кажется, что они не лечатся у Пикока.

— Нтъ, не знаю, но въ Ловик, при старик Фетерстон, постоянно находится какая-то миссъ Гартъ.

— Это ихъ дочь, отличная двушка.

— Она чрезвычайно спокойнаго характера, я почти не замтилъ ея присутствя въ дом.

— За то она обратила на васъ большое внимане, сказалъ викарй.

— Не понимаю, какъ это случилось! замтилъ Лейдгатъ (у него не хватило смлости сказать: ‘еще-бы!’).

— Впрочемъ, она не пропускаетъ никого безъ вниманя. Я ее готовилъ къ конфирмаци — прекрасная двушка, большая моя фаворитка.

М-ръ Фэрбротеръ нсколько минутъ сряду курилъ молча, видя, что его гость не очень интересуется подробностями о Гартахъ. Наконецъ, викарй положилъ трубку на столъ, вытянулъ ноги и, поднявъ съ улыбкой свои ясные глаза на Лейдгата, замтилъ:

— А вдь мы, жители Мидльмарча, не таке ручные, какими кажемся съ перваго раза. У насъ есть свои интриги и свои парти. Я, напримръ, принадлежу къ одной парти, а Бюльстродъ къ другой. Если вы подадите голосъ за меня, то очень обидите Бюльстрода.

— А что тамъ такое затвается противъ Бюльстрода? спросилъ Лейдгатъ съ особеннымъ выраженемъ въ голос.

— Я не говорю, чтобы противъ него что-нибудь затвалось, возразилъ викарй,— а повторяю только, что если вы подадите голосъ не за того, кого онъ вамъ рекомендуетъ, то вы наживете себ въ немъ врага.

— До этого мн положительно нтъ никакого дла, сказалъ нсколько надмнно Лейдгатъ.— Но у него, кажется, есть отличный планъ для устройства больницы и онъ, какъ я слышалъ, жертвуетъ огромныя суммы на полезныя, общественныя учрежденя. Мн онъ можетъ пригодиться во многихъ случаяхъ, и потому я не стану обращать никакого вниманя на его религозныя мння.

— Очень хорошо, сказалъ викарй,— но изъ этого не слдуетъ еще, чтобы вы меня обижали. Я вдь не навязываю никому своихъ убжденй, но съ Бюльстродомъ мы не сходимся во многихъ взглядахъ. Я не люблю той секты, къ которой онъ принадлежитъ. Секта эта состоитъ изъ невждъ, которые своими благодянями длаютъ больше непрятностей, чмъ добра своимъ ближнимъ. Ихъ система есть что то такое въ род свтско-духовнаго вербованя, они, право, смотрятъ на все человчество, какъ на пищу для себя, чтобы при помощи ея, имъ легче было попасть на небо. Со всмъ тмъ, прибавилъ онъ улыбаясь,— я никогда не скажу, чтобы больница Бюльстрода была вещью нехорошей, чтожъ касается его намреня оттереть меня отъ старой больницы, на томъ основани, что я зловредный человкъ, то мы съ нимъ квиты въ этомъ отношени: я его считаю такимъ-же зловреднымъ. На себя самого я вовсе не смотрю, какъ за образцоваго священника,— я приличное оруде — и боле ничего.

Лейдгату что-то не врилось, чтобы викарй искренно самъ въ себя бросалъ камнемъ. Образцовый священникъ, точно также какъ образцовый докторъ, должны считать свою профессю лучшей изо всхъ и принимать всякое знане, какъ пищу для нравственной патологи и терапевтики.

— Какую-же причину представляетъ Бюльстродъ для того, чтобы посадить другого на ваше мсто? спросилъ онъ у викаря.

— Ту, что я не распространню его мннй, называемыхъ имъ умозрительной религей, и что я не могу располагать своимъ временемъ для посщеня больницы. И въ этихъ двухъ отношеняхъ онъ правъ. Но, конечно, я могъ-бы найдти для больницы нсколько свободныхъ часовъ, а 40 фунтовъ были-бы мн очень кстати. Вотъ вамъ вся суть дла. Перестанемъ, однако, говорить объ этомъ, заключилъ викарй.— Я хотлъ только предупредить васъ, что если вы подадите голосъ за другого, то, по крайней мр, не подставляйте мн ногу. Обойтись безъ васъ я не могу. Вы для меня, въ нкоторомъ род, кругосвтный плаватель, поселившйся среди насъ. Поддержите мою вру въ антиподовъ и потому разскажите мн, какъ они тамъ живутъ въ Париж.

ГЛАВА XVIII.

Прошло нсколько недль посл описаннаго нами разговора, и дло о капелланств не коснулось еще ни въ какомъ отношени Лейдгэта. Не объясняя себ причины, почему онъ такъ поступаетъ, молодой докторъ отложилъ въ сторону разршене вопроса, въ пользу котораго изъ двухъ кандидатовъ онъ подастъ свой голосъ. Прежде для него вообще было-бы все равно, кого ни выберутъ — въ случа необходимости, онъ даже не задумавшись вотировалъ бы за Тэйка — но теперь его начало смущать личное пристрасте къ м-ру Фербротеру.

Симпатя его къ викарю ботальфской церкви увеличивалась по мр ихъ сближеня. Участе, высказанное м-ромъ Фэрбротеромъ къ Лейдгату, какъ къ пришельцу въ ихъ городъ, желане скоре предостеречь его отъ непрятностей, чмъ завербовать въ свою партю — все это служило доказательствомъ такого великодушя и деликатности, которыхъ воспримчивая натура молодого доктора не могла не оцнить. Поведене м-ра Фэрбротера и вообще свойства его характера имли въ себ что-то сердечное, теплое, напоминающее картину южной природы, гд величественные виды смняются цвтущими, оживленными долинами. Рдко можно было встртить человка съ такимъ рыцарски-нжнымъ чувствомъ къ матери, тетк и сестр, не взирая на то, что заботы о матеральной поддержк такой семьи тяжело отозвались на лучшихъ годахъ его жизни, мало найдется людей, которые, будучи угнетены мелкими обыденными нуждами, ставили-бы свои личные интересы ниже интересовъ семьи. Въ этомъ отношени м-ръ Фэрбротеръ былъ безукоризненъ. Быть можетъ, это сознане своей непогршимости сдлало его отчасти недоврчивымъ къ тмъ строгимъ судьямъ, благочесте которыхъ не способствовало улучшеню жизни ихъ домашнихъ, а возвышенный образъ мыслей шелъ въ разладъ съ ихъ поступками. Проповди м-ра Фэрбротера отличались остроумемъ и силой выраженя, онъ напоминалъ этимъ проповдниковъ древней англиканской церкви, тмъ боле, что говорилъ всегда безъ помощи тетради. Народъ стекался его слушать изъ разныхъ приходовъ, а такъ-какъ привлечене въ свою церковь наибольшаго числа слушателей составляетъ одно изъ главныхъ затрудненй для сельскихъ священниковъ, то сказанное обстоятельство еще боле способствовало развитю въ викар беззаботности, вмст съ чувствомъ сознаня своего достоинства. Вообще, онъ былъ пресимпатичный человкъ — кроткй, остроумный, откровенный, неумвшй зубоскалить и говорить колкости, словомъ, не обладавшй ни однимъ изъ тхъ свойствъ, по милости которыхъ мы нердко служимъ истиннымъ наказанемъ для нашихъ друзей. Лейдгатъ искренно его полюбилъ и очень добивался его дружбы.

Подъ влянемъ этого чувства, молодой докторъ старался отстранять отъ себя вопросъ о капелланств, увряя себя, что это дло нисколько его не касается и что его никогда не побезпокоятъ приглашенемъ на выборы. Лейдгатъ, по порученю м-ра Бюльстрода, занимался теперь черченемъ плана внутренняго устройства новой больницы, и потому оба джентльмена часто собирались для совщанй. Банкиръ считалъ Лейдгата въ числ своихъ сторонниковъ, но никогда не заговаривалъ съ нимъ о предстоящей баллотировк Тэйка и Фэрбротера. Когда собрался главный больничный комитетъ и Лейдгатъ услышалъ, что вопросъ о капелланств переданъ на обсуждене директоровъ и медиковъ, онъ ощутилъ непрятное чувство сознаня, что надоже ему, наконецъ, на что-нибудь ршиться въ этомъ тривальномъ мидльмарчскомъ дл. Внутреннй голосъ говорилъ ему, что Бюльстродъ — первый министръ въ город и что дло Тэйка иметъ характеръ офицальный, возбуждавшй въ немъ, вслдстве того, особенное отвращене къ себ. Сдланныя въ послднее время наблюденя убдили Лейдгата, что м-ръ Фэрбротеръ не ошибался, говоря, что оппозиця не ускользнетъ отъ вниманя банкира.

— Чортъ-бы побралъ ихъ мелочную политику, думалъ докторъ, брясь однажды утромъ передъ зеркаломъ и чувствуя, что надо-же, наконецъ, покончить съ вопросомъ о капелланств. Конечно, было нсколько уважительныхъ причинъ къ неизбраню м-ра Фэрбротера: во-первыхъ, онъ былъ слишкомъ занятъ, особенно своими частными длами, а во-вторыхъ, по городу ходилъ слухъ, очень влявшй на уважене Лейдгата къ викарю, будто этотъ послднй играетъ въ карты съ очевидной цлью выиграть, и страшно любитъ нестолько самый процессъ игры, сколько цль, для которой онъ играетъ. М-ръ Фербротеръ составилъ свою особенную теорю насчетъ игръ и утверждалъ, будто между англичанами оттого мало остроумныхъ людей, что они мало играютъ въ карты. Но Лейдгатъ понималъ, что викарй гораздо меньше-бы игралъ, если-бы не имлъ въ виду выигрыша. Въ гостинниц ‘Зеленый Драконъ’ былъ устроенъ биллардъ, считавшйся нкоторыми заботливыми матерями и женами великимъ соблазномъ для мидльмарчскихъ мужчинъ. Викарй былъ мастеръ играть на биллард и хотя онъ не посщалъ трактира по вечерамъ, но носились слухи, будто онъ изрдка заходитъ туда днемъ и выигрываетъ деньги. О капелланств собственно онъ не очень хлопоталъ, но ему сильно хотлось заполучить 40 фунтовъ жалованья. Не будучи пуританиномъ Лейдгатъ не любилъ картъ вообще, а играть изъ за денегъ казалось ему даже унизительно. Онъ составилъ себ планъ идеальнаго образа жизни, и ничтожные выигрыши въ карты внушали ему положительное отвращене. Такъ какъ втечени всей своей жизни онъ не зналъ никакихъ особенныхъ нуждъ и ему, какъ истинному джентльмену, было ни почемъ раздавать на право и на лво полукроны, то нтъ ничего мудренаго если ему никогда не приходилось ломать себ голову надъ мыслью,— какъ-бы зашибить лишнй пенни. Онъ зналъ, что не иметъ большого состояня, но все-таки не понималъ истиннаго значеня бдности, и ему трудно было представить себ какое вляне могутъ имть деньги на дйствя человка. Деньги никогда не служили для него побужденемъ. Вотъ отчего онъ не могъ извинить викаря за то, что тотъ гнался за ничтожными выигрышами, чувствуя антипатю къ корыстной игр, докторъ не взялъ труда задать себ вопросъ, велики-ли доходы имлъ викарй и достаточно-ли было этихъ доходовъ на покрыте необходимыхъ издержекъ и нкоторыхъ прихотей. Впрочемъ, очень можетъ быть, что Лейдгатъ не сталъ-бы длать такихъ расчетовъ даже и въ томъ случа, если-бы дло коснулось его самого.

Въ настоящее время, когда возникъ вопросъ о баллотировк, негодоване противъ слабости Фэрбротера къ карточной игр еще сильне заговорило въ молодомъ доктор. Нтъ сомння, что его руки были-бы совершенно развязаны, если-бы Фэрбротеръ былъ человкъ боле обстоятельный и вполн соотвтствовалъ новой должности. Лейдгатъ былъ убжденъ, что не представляй Фэрбротеръ такихъ поводовъ къ осужденю, онъ непремнно подалъ-бы голосъ за него, какъ-бы тамъ Бюльстродъ ни горячился.— Не идти-же мн въ вассалы къ нему, думалъ Лейдгатъ. Но съ другой стороны, нельзя было отрицать того факта, что м-ръ Тэйкъ былъ преданъ душой своимъ обязанностямъ, исполняя ихъ добросовстно въ качеств священника при часовн, въ приход св. Петра, и что онъ имлъ достаточно времени для частныхъ занятй. Никто ничего не могъ сказать не въ пользу м-ра Тэйка, кром разв того, что онъ былъ невыносимъ и глядлъ лицемромъ. Съ этой точки зрня, Бюльстродъ дйствительно былъ правъ.

Въ какую сторону ни обращался Лейдгатъ, везд онъ встрчалъ поводы для колебаня въ своемъ ршени, и, какъ человкъ гордый отъ природы, онъ возмущался тмъ, что долженъ былъ дйствовать нершительно. Ему не хотлось разрушить свои лучшя надежды, вступая въ дурныя отношеня съ Бюльстродомъ, по ему не хотлось также забаллотировать Фэрбротера и лишить его мста и жалованья, тмъ боле, что прибавка 40 фун. къ содержаню викаря могла-бы, пожалуй, способствовать къ удержаню его отъ неблагородной наклонности играть ради денегъ. Сверхъ того, Лейдгату было въ высшей степени непрятно сознане, что подавая голосъ за Тэйка, онъ будетъ дйствовать съ явной выгодой для себя. Впрочемъ, какъ знать, послужитъ-ли еще такой исходъ дла къ его польз. Въ город непремнно скажутъ, что онъ подслуживается къ Бюльстроду съ тмъ, чтобы дать себ ходъ въ свт. Что-жь за бда? Самъ онъ очень хорошо понималъ, что если бы дло касалось его личныхъ интересовъ, онъ не далъ-бы выденнаго яйца за дружбу или вражду банкира, ему нуженъ былъ только двигатель для его работъ, матералъ для осуществленя его идей. Да наконецъ, онъ былъ даже обязанъ поддерживать ту сторону, которая давала ему возможность устроить новую больницу, спецально назначенную для горячечныхъ больныхъ, гд онъ могъ-бы длать свои терапевтическе опыты, вопросъ-же объ этомъ былъ поднятъ прежде вопроса о капелланств. Первый разъ въ жизни Лейдгатъ испытывалъ на себ гнетъ мелкихъ общественныхъ условй и непрятное вляне ихъ взаимныхъ столкновенй. При конц этой внутренней борьбы, когда онъ уже окончательно ршился стоять за свои планы касательно больницы, у него мелькнула надежда, что преня на выборахъ могутъ представить вопросъ совсмъ въ другомъ свт и наклонить всы такъ сильно на одну какую-либо сторону, что не окажется никакой надобности въ баллотировк. Я даже думаю, что онъ по мало разсчитывалъ на неизбжныя въ подобныхъ случаяхъ увлеченя и надялся, что одно горячо сказанное слово ясно опредлитъ вопросъ, тогда какъ хладнокровныя преня были-бы способны только усложнить его.

Однако, Лейдгатъ все-таки не могъ ясно опредлить, въ пользу кого онъ подастъ голосъ и все время внутренно мучился мыслю, что его волей или неволей поработили обстоятельства. Въ прежня времена онъ засмллся-бы отъ души, если-бы ему сказали, что онъ, человкъ такого независимаго характера и твердой воли, попадетъ когда-нибудь въ тиски мелочныхъ заботъ, внушающихъ ему отвращене. Во время своего студенчества, онъ совсмъ иначе устраивалъ свои отношеня къ людямъ.

Онъ долго медлилъ прежде, чмъ выйдти изъ дому, за то докторъ Спрэгъ и нкоторые изъ директоровъ явились на выборы раньше всхъ. М-ръ Бюльстродъ, предсдатель и казначей комитета, заставилъ себя ждать довольно продолжительное время. Разговоръ между членами совта вертлся на томъ, что исходъ выборовъ еще довольно проблематиченъ и что число голосовъ за Тэйка далеко не представляетъ такого большинства, какъ предполагали. Оба городске врача, къ общему удивленю, заговорили въ одномъ тон и не смотря на различный взглядъ на дло, поддерживали мння другъ друга. Докторъ Спрэгъ, грубый, не имющй большое значене въ обществ человкъ, былъ, какъ мы это выше видли, сторонникомъ м-ра Фэрбротера. Его сильно подозрвали въ неври, но обыватели Мидльмарча смотрли снисходительно на этотъ недостатокъ его натуры, точно онъ былъ лордъ-канцлеръ. Очень вроятно, что его атеизмъ еще боле увеличивалъ вру въ его искуство, какъ медика, потому-что въ то время медицинское знане и невдомыя силы злыхъ духовъ казались тождественными въ умахъ больныхъ, накрахмаленныхъ, сентиментальныхъ леди. Можетъ быть, скептическй умъ доктора подавалъ поводъ знакомымъ называть его упрямымъ матералистомъ, но это назване еще боле благопрятствовало его репутаци въ врачебномъ отношени. Во всякомъ случа, можно положительно сказать, что если-бы въ Мидльмарч явился докторъ религознаго направленя, человкъ преданный благочестю и вообще набожный, мстные обыватели усомнились-бы въ его медицинскомъ искуств.

Въ этомъ случа посчастливилось только доктору Минчину, его взглядъ на религю подходилъ подъ общй уровень, не выдаваясь ничмъ особеннымъ, онъ подводилъ подъ законы медицины вс вопросы о церкви, о диссидентахъ и т. д. и не вдавался ни въ какя преня. Если м-ръ Бюльстродъ, напр., настаивалъ, что есть нкоторыя ученя лютеранской религи, относительно которыхъ ихъ церковь колеблется, докторъ Минчинъ въ свою очередь выражалъ мнне, что человкъ не есть простая машина или соединене атомовъ, если м-съ Уимпль утверждала, что боли у нее въ желудк посланы ей привиднемъ, докторъ Минчинъ совтовалъ ей постоянно пребывать въ духовномъ настроени и не полагать опредленныхъ границъ въ длахъ этого рода, если унитаръ-пивоваръ позволялъ себ вольнодумствовать, докторъ Минчинъ немедленно приводилъ ему отрывки изъ книги Ilona Essay on Man. Свободные анекдоты, которыми докторъ Спрэгъ любилъ угощать своихъ слушателей, не нравились доктору Минчину, онъ предпочиталъ имъ приличныя сентенци или вообще изящныя изрченя. Не даромъ въ город вс знали, что онъ состоялъ въ какомъ-то родств съ епископомъ и проводилъ иногда праздники въ его ‘дворц’.

У доктора Минчина были мягкя, гладкя руки, блдный цвтъ лица и скромная наружность, очень напоминавшая фигуру простого священника. Докторъ Спрэгъ, напротивъ, былъ чрезвычайно высокаго роста, панталоны у него вчно лоснились на колняхъ и поднимались кверху, обнаруживая голенищи сапогъ, между тмъ штрипки въ то время считались необходимой принадлежностью всякаго приличнаго туалета. Онъ безпрестанно входилъ и выходилъ изъ дому, спускался внизъ и подымался на верхъ, точно на него была возложена обязанность осматривать чердаки. Словомъ, это былъ человкъ могучй, на котораго можно было смло положиться, что онъ совладаетъ съ любой эпидемей и вытопитъ ее изъ человка. Д-ръ Минчинъ, напротивъ, былъ способне открыть не обнаружившуюся еще болзнь и предупредить ее. Оба врача пользовались одинаковой репутацей отличныхъ медиковъ и дипломатически скрывали другъ отъ друга свое презрне къ ихъ обоюдному искуству. Считая себя, такъ сказать, принадлежащими къ городскимъ богоугоднымъ заведенямъ, оба собрата готовы были дружно противодйствовать каждому новатору-не спецалисту, который-бы вмшался во врачебную часть. Вотъ почему оба они въ душ одинаково ненавидли м-ра Бюльстрода, хотя д-ръ Минчинъ никогда не состоялъ въ явной вражд съ банкиромъ и никогда не шелъ противъ него, предварительно не объяснившись по этому поводу съ м-съ Бюльстродъ, которая увряла, что одинъ только д-ръ Минчинъ понимаетъ ея комплекцю. Но свтскй человкъ, вздумавшй контролировать поведене докторовъ, навязывающйся всюду съ своими реформами,— хотя по настоящему эти реформы не столько оскорбляли самолюбе обоихъ врачей, сколько стсняли мстныхъ аптекарей, отпускавшихъ бднымъ лекарства по контракту — такой человкъ не могъ не стать поперегъ горла доктору медицины Минчину. И докторъ Минчинъ принялъ чрезвычайно живое участе въ общемъ негодовани противъ м-ра Бюльстрода, за его явное намрене покровительствовать Лейдгату. Такимъ образомъ, мстные городске врачи-практики, удалившись въ уголокъ залы выборовъ дружески разговаривали между собой и поршили, что Лейдгатъ пустой франтъ, созданный для того только, чтобы быть орудемъ Бюльстрода. Предъ прочей-же присутствующей публикой они наперерывъ другъ передъ другомъ разсыпали похвалы другому молодому врачу-практику, поступившему на мсто Пикока, говоря, что у него нтъ никакихъ рекомендацй, кром его личныхъ достоинствъ и что его солидное медицинское образоване доказывается тмъ, что онъ не тратитъ времени на изучене другихъ отраслей наукъ. Ясно, что Лейдгатъ, уменьшая дозы лекаретвъ, имлъ въ виду набросить тнь на своихъ собратовъ по професси и тмъ поставить рзкя границы между собой и обыкновенными врачами-практиками, считающими за нужное, въ интересахъ своего дла, поддерживать всхъ представителей медицины, на какой-бы степени они ни стояли. Въ особенности считали они необходимымъ защитить аптекарей отъ притсненй человка, не учившагося ни въ одномъ изъ англйскихъ университетовъ, не слушавшаго лекцй анатоми, не посщавшаго клиникъ, и явившагося въ ихъ среду съ претензями на опытность потому только, что ему удалось побывать въ Париж и въ Эдинбург, гд онъ набрался свденй, быть можетъ, разнообразныхъ, но далеко не прочныхъ.

Такимъ образомъ, случилось, что Бюльстродъ былъ отождествленъ съ Лейдгатомъ, а Лейдгатъ съ Тэйкомъ и благодаря этой путаниц именъ, избиратели сбились съ толку и не знали, на чемъ остановиться.

Д-ръ Спрэгъ, при вход въ залу, прямо обратился къ собравшимся посреди ее членамъ комитета и громогласно объявилъ:

— Я подаю голосъ за Фэрбротера. Жалованье ему назначить готовъ отъ всего сердца, но отымать его у него — я не намренъ. Помилуйте! у викаря и безъ того доходовъ мало, ему нужно платить ежегодно за страховку своей личности, содержать домъ, и, кром того, еще, по своей должности, расходовать не мало денегъ на благотворительныя дла. Положить ему 40 фун. въ карманъ будетъ вовсе не лишнее. Фэрбротеръ отличнйшй малый, онъ настолько хорошй священникъ, насколько этого требуетъ его санъ.

— О! го! го! докторъ! смясь возразилъ старикъ Паудерель, бывшй торговецъ желзными товарами, человкъ со средствами.— Какъ вы много и горячо говорили. Но мы вдь собрались здсь не для того, чтобы разсуждать о количеств чьихъ-бы то ни было доходовъ, у насъ тутъ дло идетъ о спасени душъ больныхъ бдняковъ — голосъ и лицо м-ра Паудереля приняли при этомъ какое-то торжественное выражене.— М-ръ Тэйкъ истинный проповдникъ слова божьяго. Я-бы поступилъ противъ своей совсти, если-бы подалъ голосъ не за м-ра Тайка. Положительно говорю, что такъ.

— Противники м-ра Тайка, я полагаю, ни отъ кого не потребуютъ подачи голоса противъ совсти, сказалъ м-ръ Гакбютъ, богатый кожевенникъ, говорившй очень плодовито и повернувшй теперь съ нкоторой строгостью свои блестяще очки и голову, съ торчащими врозь волосами, по направленю къ невинному м-ру Паудерелю.— Но, по моему мнню, намъ, какъ директорамъ, подлежитъ разршить вопросъ, обязаны-ли мы обсуждать предложене, сдланное комитету однимъ лицомъ? Кому изъ присутствующихъ членовъ комитета могла-бы придти въ голову мысль смстить джентльмена, постоянно исправлявшаго должность капеллана при больниц, если-бы ихъ не подвинули къ этому люди парти, привыкше смотрть на каждое учреждене въ город, какъ на оруде для исполненя своихъ плановъ. Я не стану разбирать причины, побуждающя такъ дйствовать… Да судитъ ихъ высшй судъ. Но скажу одно, здсь видно самоуправство, здсь чувствуется гнусное раболпство пресмыкающихся личностей, раболпство, до котораго ни законы нравственности, ни финансовые разсчеты не должны бы были доводить настоящихъ джентльменовъ. Я самъ мрянинъ, но отъ моего вниманя не ускользнуло раздлене, образовавшееся въ вашей церкви, и…

— Будь они прокляты вс эти раздленя! воскликнулъ вдругъ Франкъ Гоулей, законовдъ и городской клоркъ, рдко являвшйся на подобные комитеты и забжавшй въ это утро съ бичомъ въ рукахъ въ залу собраня.— Намъ тутъ нечего объ нихъ толковать. Фэрбротеръ до сихъ поръ исправлялъ должность капеллана безъ жалованья, если можно дать жалованье, то пусть его дадутъ ему. Я нахожу, что будетъ пребезсовстнйшая штука, если мы отнимемъ эту должность отъ Фэрбротера.

— Я полагаю, что джентльменамъ слдовало бы въ своихъ замчаняхъ повоздержаться отъ личностей, произнесъ м-ръ Плейлдаль.— Повторяю снова, я подамъ голосъ за м-ра Тэйка, но вмст съ тмъ, я желалъ бы знать, не на меня-ли намекнулъ м-ръ Гакбютъ, упомянувъ о раболпств^?

— Я не имлъ въ виду говорить личностей, возразилъ Гакбютъ.— Я именно сказалъ, да будетъ мн позволено повторить или пояснить то, что я сказалъ…

— А-а! вотъ и Минчинъ! воскликнулъ Франкъ Гоулей, при чемъ вся публика отвернулась отъ Гакбюта, давая ему этимъ чувствовать, что въ Мидльмарч не умютъ цнить высокое краснорче.

— Докторъ! идите сюда, кричалъ Гоулей,— вы должны непремнно стать къ намъ, на правую сторону. Не такъ-ли?

— Надюсь, отвчалъ докторъ Минчинъ, кивая головой всмъ присутствующимъ и пожимая руки направо и налво.— А кому нужно мое сочувстве?

— Если тутъ нужно кому сочувстве, то, конечно, оно нужно человку, котораго сталкиваютъ съ мста, произнесъ Франкъ Гоулей.

— Признаюсь, я сочувствую точно также и противной сторон, мое уважене длится поровну, отвчалъ д-ръ Минчинъ, потирая руки.— Я смотрю на м-ра Тэйка, какъ на человка образцоваго — такихъ людей мало, какъ онъ,— затмъ, я полагаю, что его избране было предложено безъ всякихъ дурныхъ побужденй. Я, съ своей стороны, охотно подалъ-бы за него голосъ. Но м-ръ Фэрбротеръ, повидимому, иметъ боле преимущества, чмъ онъ. Это человкъ прятный, прекрасный проповдникъ и гораздо короче намъ извстенъ, чмъ м-ръ Тэйкъ.

Старикъ Паудерель осмотрлся кругомъ, молча и печально. М-ръ Плаймдаль въ замшательств поправилъ галстукъ.

— Надюсь, что вы не намрены ставить намъ Фэрбротера за образецъ священника, заговорилъ вдругъ м-ръ Ларчеръ, извстный въ город извозчикъ, только что появившйся въ зал.— Я не желаю ему зла, но мн кажется, что общество требуетъ отъ духовныхъ лицъ соблюденя извстныхъ правилъ, я ужь не говорю о высшемъ назначени священниковъ, а м-ръ Фэрбротеръ, по моему мнню, слишкомъ распущенно себя держитъ. Я не желаю злословить его, но увренъ, что онъ рдко будетъ ходить въ больницу.

— И отличное дло, чортъ возьми! вскричалъ м-ръ Гоулей, извстный въ город своей рзкой рчью.— Чмъ рже онъ будетъ туда ходить, тмъ лучше. Больные утомляются продолжительными бесдами духовныхъ лицъ. Притомъ методическое направлене религи вредно для физики человка. Не правда-ли? заключилъ онъ, быстро поворачиваясь къ групп четырехъ медиковъ, стоявшихъ недалеко отъ него.

Вопросъ этотъ остался безъ отвта, вслдстве того, что въ залу вошли три джентльмена, съ которыми вс присутствующе поздоровались боле или мене привтливо. Эти господа были: достопочтенный Эдуардъ Тезигеръ, ректоръ церкви св. Петра, м-ръ Бюльстродъ и нашъ другъ м-ръ Брукъ изъ Типтона, который незадолго передъ тмъ допустилъ себя избрать въ директора комитета вмсто Бюльстрода, но собранй никогда не посщалъ. Теперь онъ явился по настояню м-ра Бюльстрода. Недоставало одного Лейдгата.

Вс присутствующе сли по мстамъ, м-ръ Бюльстродъ опустился на предсдательское кресло, блдный отъ волненя, но сдержанный, какъ всегда. М-ръ Тезигеръ, умренный послдователь евангелической церкви, желалъ пристроить на мсто капеллана своего друга м-ра Тэйка, усерднаго и способнаго человка, который имлъ очень маленькй приходъ, и потому могъ располагать достаточнымъ количествомъ свободнаго времени для того, чтобы заняться какъ слдуетъ своей новой должностью. Было бы желательно, говорилъ ректоръ,— чтобы такого рода обязанности возлагались на людей благочестивыхъ, которые могли-бы имть большое духовное вляне на больныхъ. Это очень хорошо, что будущему капеллану назначается жалованье, но необходимо обратитъ внимане при этомъ на то, чтобы такого рода мста не раздавались ради одной денежной выгоды. М-ръ Тезигеръ былъ такъ приличенъ въ своихъ манерахъ и выраженяхъ, что противникамъ его оставалось только кипятиться втихомолку.

М-ръ Брукъ вообразилъ, что вс собравшеся избиратели держатся одного мння.

— Я никогда лично не вмшивался въ дла больницы, началъ онъ, обращаясь къ публик,— хотя принималъ постоянно живйшй интересъ во всемъ, что касалось Мидльмарча, очень буду счастливъ встрчаться съ присутствующими джентльменами для обсужденя какихъ-бы то ни было общественныхъ вопросовъ, ‘понимаете? какихъ-бы-то ни было’, повторилъ онъ, кивая, по обыкновеню, головой.— Я чрезвычайно занятъ по своей должности судьи и заваленъ слдственными длами, и несмотря на то, отдаю все свое свободное время въ распоряжене общества. Короче сказать, друзья моя убдили меня, что капелланъ съ жалованьемъ — съ жалованьемъ, понимаете?— будетъ дло очень хорошее. Я очень родъ, что могъ явиться сюда и подать свой голосъ за назначене м-ра Тэйка, этого, какъ я слышалъ, примрнаго человка, отличающагося и благочестемъ и краснорчемъ, словомъ, всми хорошими качествами, я не такой человкъ, чтобы отказаться отъ подачи своего голоса, судя по обстоятельствамъ, понимаете?

— Мн кажется, что васъ начинили только одной половиной вопроса, м-ръ Брукъ, громко произнесъ Фрэнкъ Гаулей, не боявшйся никого и, какъ настоящй тори, сильно подозрвавшй избирателей въ подкуп.— Вы, повидимому, и не знаете, что одинъ изъ достойнйшихъ людей изъ нашей среды исполнялъ должность капеллана при больниц нсколько лтъ сряду, безплатно, и что м-ра Тэйка предлагаютъ вамъ посадить на его мсто.

— Извините, м-ръ Гоулей, прервалъ его Бюльстродъ.— М-ру Бруку вполн извстна репутаця и положене м-ра Фэрбротера.

— Отъ враговъ Фэрбротера? грянулъ Франкъ Гоулей.

— Смю врить, что въ нашемъ собрани не будетъ никакихъ враждебныхъ столкновенй, замтилъ ректоръ Тезигеръ.

— А я клянусь, что враждебныя столкновеня есть, возразилъ Гоулей.

— Джентльмены! произнесъ м-ръ Бюльетродъ сдержаннымъ голосомъ.— Содержане вопроса, предложеннаго нын для баллотировки, можетъ быть высказано въ нсколькихъ словахъ, въ случа, если-бы кто-нибудь изъ присутствующихъ сомнвался, вс-ли джентльмены-избиратели получили необходимыя свденя по этому предмету. Я могу сдлать перечень всхъ соображенй за и противъ обихъ сторонъ.

— Я никакой пользы въ этомъ не вижу, прервалъ его м-ръ Гоулей.— Полагаю, что каждый изъ насъ знаетъ, за кого онъ хочетъ подать свой голосъ. Для того, чтобы поступить справедливо, намъ нтъ нужды выслушивать широковщательныя объясненя обихъ сторонъ вопроса. Мн времени терять некогда и я предлагаю немедленно приступить къ подач голосовъ.

Краткое, но горячее прене возникло между членами, прежде чмъ они написали на клочкахъ бумаги имя ‘Тайка’ или ‘Фербротера’ и опустили свои билетики въ стеклянный кубокъ. Въ это время м-ръ Бюльстродъ замтилъ Лейдгата, входившаго въ залу.

— Я вижу, что голоса раздлились по ровну, произнесъ онъ отчетливо и рзко.— М-ръ Лейдгатъ, сказалъ онъ, взглянувъ на доктора,— недостаетъ одного, ршительнаго голоса, именно вашего. Не угодно-ли вамъ написать на билет имя того, кого вы избираете.

— Ну, теперь дло поршено, объявилъ м-ръ Уэренчъ, вставая съ мста.— Мы знаемъ, за кого м-ръ Лейдгатъ подастъ свой голосъ.

— Сэръ, въ вашихъ словахъ слышится какой-то намекъ, прервалъ его Лейдгатъ вызывающимъ тономъ, и карандашъ его замеръ на бумаг.

— Я хотлъ только сказать, что мы вс уврены, что вы подадите голосъ за того, кого желаетъ м-ръ Бюльстродъ. Разв вы считаете эти слова обидными? спросилъ Уэренчъ.

— Они могутъ показаться обидными для другихъ, отвчалъ Лейдгатъ.— Что-жъ касается меня, то я готовъ вотировать вмст съ м-ромъ Бюльстродомъ.— И говоря это, онъ немедленно написалъ на билетик: ‘Тэйкъ’.

Такимъ образомъ, почтенный Вальтеръ Тэйкъ сдлался капелланомъ при больниц, а Лейдгатъ продолжалъ работать вмст съ м-ромъ Бюльстродомъ. Онъ старался себя уврить, что м-ръ Тэйкъ боле подходящй кандидатъ на эту должность, а, между тмъ, совсть тайно твердила ему, что если-бы онъ былъ совершенно свободенъ отъ посторонняго вляня, то подалъ-бы голосъ за м-ра Фэрбротера. Дло о капелланств оставило горькое воспоминане въ его душ, какъ доказательство того, что онъ подчинился мидльмарчскимъ дрязгамъ. Впрочемъ, трудно было сохранить свою самостоятельность среди стеченя разностороннихъ мннй и обстоятельствъ.

М-ръ Фэрбротеръ встртилъ его точно также привтливо, какъ и прежде. Въ характер современныхъ фарисеевъ рдко можно встртить соединене свойствъ мытаря и гршника. Большинство ихъ считаетъ себя непогршимыми въ дйствяхъ, словахъ и даже въ глупыхъ шуткахъ. Но викарй церкви С.-Ботольфа избгнулъ малйшаго сходства съ фарисеями, сознавая вполн вс свои человческя слабости, онъ искренно извинялъ другихъ за то, что они дурно думали о немъ и судилъ всегда безпристрастно ихъ поведене даже тогда, когда они дйствовали противъ него.

— Свтъ былъ очень жестокъ относительно меня, сказалъ онъ однажды Лейдгату.— Впрочемъ, сознаюсь, я человкъ съ слабой волей и никогда себ имени не составлю. Подвиги Геркулеса, по-моему, просто сказка. Но Продикусъ {Продикусъ, софистъ и риторъ на остров Хеос, ученикъ Пифагора. Казненъ въ Афинахъ за 396 лтъ до P. X. за то, что онъ, будто-бы, развращалъ колодежь.} говоритъ, что всякому герою легко совершить ихъ, потому-что для этого достаточно только имть ршительный характеръ. А отчего тотъ-же самый Геркулесъ впослдстви сидлъ за прялкой и умеръ въ рубашк Несуса? По моему мнню, добрыя намреня человка тогда только могутъ быть приведены въ исполнене, когда онъ найдетъ поддержку въ людяхъ.

Изъ этихъ словъ видно, что викарй не всегда былъ бодръ духомъ. Если онъ не былъ фарисеемъ, то все-таки имлъ слабость сваливать на обстоятельства свои собственныя ошибки. Лейдгатъ, уходя домой, вынесъ то внечатлне, что м-ръ Фэрбротеръ страдалъ болзненнымъ недостаткомъ воли.

ГЛАВА XIX.

L’altra redete ch’-ha fatto alla guancia
Della eua palma, sospirando, letto.
Purgatorio, VII.

Въ то время, когда Георгъ IV еще царствовалъ въ уединени Виндзора, когда герцогъ Веллингтонъ былъ первымъ министромъ, а м-ръ Винци мэромъ древней мидльмарчской корпораци — въ это время, м-съ Казобонъ, урожденная Доротея Брукъ, совершая свое брачное путешестве, прибыла въ Римъ. Тогда люди, были на 40 лтъ невжественне и неопытне противъ настоящаго поколня. Путешественники нердко оказывались большими невждами по части высшихъ искуствъ и являлись въ галлереи и музеи, не озаботившись запастись предварительными свденями въ своей голов, не имя даже гидовъ въ карман. Одинъ изъ знаменитйшихъ критиковъ той эпохи, описывая картину, на которой была изображена усыпанная цвтами могила вознесшейся св. Двы, былъ настолько несвдущъ, что ршился написать, что на этой картин въ вид орнамента нарисована ваза съ цвтами. Романтизмъ, начинавшй уже вторгаться въ поэзю и науку, не усплъ еще дать своей закваски характеру всей эпохи и войдти въ плоть и кровь всего цивилизованнаго человчества. Онъ начинаетъ бродить пока только въ пылкихъ душахъ восторженныхъ, длинноволосыхъ германскихъ артистовъ, наводнявшихъ въ ту пору Римъ, да кое-кто изъ молодежи другихъ нацй, работая или просто вертясь около нихъ, время отъ времени почти невольно попадалъ вмст съ ними въ водоворотъ возникавшаго движеня.

Въ одно прекрасное утро, молодой человкъ, волосы котораго были приличной длины, хотя очень густы и кудрявы, а туалетъ чисто англйскаго покроя, стоялъ въ Бельведер Торсо, въ Ватикан и, изъ оконъ круглыхъ сней, любовался великолпнымъ видомъ на горы. Онъ до того былъ погруженъ въ созерцане природы, что не замтилъ подошедшаго къ нему сзади черноглазаго, оживленнаго нмца, который, положивъ ему руку на плечо, произнесъ съ сильнымъ акцентомъ.

— Иди сюда скоре, пока она еще не перемнила позы!

Кудрявый юноша быстро повернулся и оба прятеля, пробжавъ мимо картины, изображающей Мелеагра, спустились внизъ по лстниц въ залу, гд находится статуя отдыхающей Арадны, извстной въ то время подъ именемъ Клеопатры. Мраморная нимфа лежитъ распростертая во всемъ сладострасти своей красоты и тонкая ткань покрова обвиваетъ ея тло съ нжностью и прозрачностью цвточнаго лепестка. Художники поспли во время: около самой статуи, прислонившись къ колонн, стояла двушка цвтущей красоты, роскошное тло которой, нисколько нетерявшее отъ сравненя съ фигурой Арадны, было облечено въ какую-то срую, квакерскую одежду. Длинный плащъ, застегнутый у самого горла, былъ отброшенъ за плечи, прелестная ручка безъ перчатки подпирала свжую щеку, блая касторовая шляпа, обрамлявшая лицо двушки и темно-каштановые ея волосы, заплетенные въ дв косы, движенемъ руки были откинуты немного назадъ. Молодая красавица не смотрла на статую, повидимому, она даже не думала объ ней: ея больше глаза были устремлены на полосу солнечнаго луча, упавшую на полъ. Но она тотчасъ-же очнулась, какъ только оба незнакомца подошли къ Клеопатр и внезапно остановились, какъ-бы съ намренемъ полюбоваться на мраморную нимфу, не взглянувъ даже въ ту сторону, гд находились оба художника, прелестная женщина направилась къ горничной, бродившей по зал, недалеко отъ нея.

— Что та скажешь объ этихъ двухъ безподобныхъ экземплярахъ? спросилъ нмецъ, заглядывая въ лицо прятелю, видима ища въ немъ сочувствя, но не дождавшись отвта, быстро продолжалъ:— Передъ нами лежитъ древняя красавица, точно живая, не смотря на мраморъ, она какъ-бы замерла въ полномъ сознани своей чувственной прелести, а рядомъ съ нею стояла другая красавица, не мертвая, но живая, олицетворене христанской чистоты и цломудря. Ее слдовало-бы нарядить монашенкой, мн показалось, что она одта въ обычный костюмъ квакеровъ, но дали-бы мн волю — я-бы сейчасъ надлъ на нее рясу и покрывало и снялъ-бы съ нея портретъ. Знаешь-ли что? Она не двушка, а женщина. Я замтилъ обручальное кольцо на ея безподобной лвой рук. Иначе, я право-бы подумалъ, что желтолицый филистеръ отецъ ея, а не мужъ. Я видлъ, какъ онъ съ ней прощался задолго передъ этимъ, и теперь я нечаянно засталъ ее одну въ такой великолпной поз. Подумай только. Ну, если онъ богатъ и пожелаетъ снять съ нея портретъ? Ахъ! лучше ужь на нее не смотрть, вонъ она уходитъ. Пойдемъ, проводимъ ее до дому.

— Нтъ, нтъ, возразилъ его товарищъ, слегка нахмуривъ брови.

— Какой ты странный, Владиславъ! возразилъ пылкй германецъ.— Тебя она, видно, также поразила. Ты съ ней знакомъ?

— Я знаю, что она замужемъ за моимъ кузеномъ, отвчалъ Виль, пробираясь черезъ залу съ озабоченнымъ лицомъ, между-тмъ, какъ прятель не отходилъ отъ него ни на шагъ и съ любопытствомъ слдилъ за каждымъ его движенемъ.

— Какъ? она замужемъ за этимъ филистером? воскликнулъ художникъ.— Да вдь онъ глядитъ скоре дядей, чмъ мужемъ — оно-бы и полезне было, по правд сказать.

— Онъ совсмъ мн не дядя, замтилъ съ нкоторымъ раздраженемъ Владиславъ,— я теб говорю, что онъ мн троюродный братъ.

— Schoen, schoen! Не брюжжи пожалуйста! Надюсь, что ты не сердишься за то, что я нахожу мистрисъ кузину прелестне всхъ мадоннъ на свт?

— За что-жь тутъ сердиться? Пустяки каке! Я ее видлъ всего разъ въ жизни, минуты дв не больше, въ тотъ день, когда мой кузенъ представилъ меня ей передъ моимъ отъздовъ изъ Англи. Они тогда еще не были женаты. Я даже не зналъ, что они подутъ въ Римъ.

— Да, но вдь ты врно отправишься теперь къ нимъ съ визитомъ, ты узнаешь ихъ адресъ, это легко сдлать, такъ-какъ фамиля теб извстна. Хочешь, пойдемъ сейчасъ вмст на почту? А ты ужь поговори, пожалуйста, съ мужемъ-то о портрет.

— Отстань, Бога ради, Науманъ! воскликнулъ Видь.— Мн теперь не до тебя. Я совсмъ голову потерялъ. Вдь я не такой нахалъ, какъ ты.

— Ба! это все отъ того, что ты дилетантъ въ искуств, amateur. А если-бы ты былъ истинный артистъ, ты-бы сейчасъ почувствовалъ, что мистриссъ кузина — это античная красотка, воодушевленная духомъ христанства, что это, въ нкоторомъ род христанская Антигона, что это чувственная страсть, порабощенная духовной силой.

— Да, и что твоя кисть должна обезсмертить ее, не правда-ли? сказалъ Виль.— Что этому божественному образу придется только поклоняться, когда ты его передашь на полотно? Положимъ, что я amateur, по твоему, но я не думаю, чтобы вся вселенная могла отразиться въ твоихъ, никому неизвстныхъ произведеняхъ.

— А между-тмъ, она отражается въ нихъ, мой милый,— отражается чрезъ посредство мое, Адольфа Наумана, крпко стоящаго за истинное искуство, отвчалъ добродушный художникъ, положивъ опять руку на плечо Владислава и ни мало не смущаясь тономъ непонятнаго для него неудовольствя въ голос прятеля.— Посуди самъ! Я, какъ человкъ, составляю звено вселенной — не правда-ли? Мое призване живопись,— какъ живописецъ, я постигъ (а это ужь признакъ геня), что твоя тетушка — во второмъ колн или бабушка въ третьемъ — можетъ служить моделью для картины. Изъ этого слдуетъ, что вселенная должна отразиться въ будущемъ моемъ произведени, и для этого она изберемъ своимъ орудемъ мою гршную личность. Согласись, что это врно?

— Ну, а если явится другое оруде, въ форм моей личности, и оно станетъ теб поперегъ дороги? Что ты на это скажетъ? Дло-то тогда не будетъ такъ легко, какъ оно теперь теб кажется! возразилъ Виль.

— Совсмъ нтъ, результатъ борьбы будетъ одинъ и тотъ-же — быть или не быть картин — надюсь, что это логично!

Виль не могъ доле выдержать передъ невозмутинымъ спокойствемъ товарища и разразился смхомъ.

— Ну, милый другъ, выручай-же меня! произнесъ Науманъ, ободренный перемной духа прятеля.

— Не могу, отвчалъ Виль.— Это все глупости, Науманъ! Англйскя леди не пойдутъ въ модели въ первому попавшемуся живописцу. Притомъ, ты слишкомъ гоняешься за эфектами въ своихъ картинахъ. А лучше-бы теб рисовать простые портреты, доступные понятю каждаго любителя живописи. Впрочемъ, что значатъ ваши женске портреты? Вс ваши краски и законы пластики слишкомъ слабы для выраженя натуральной красоты. Он затемняютъ и даже уничтожаютъ именно то, что слдовалобы изобразить рельефне. Живое слово гораздо лучше уметъ передать прекрасное.

— Да, для тхъ, кто не уметъ рисовать, сказалъ Науманъ.— Въ этомъ случа ты дйствительно правъ. Впрочемъ, другъ мой, я теб давно совтовалъ бросить живопись.

Любезный артистъ метко пустилъ стрлу, но Владиславъ сдлалъ видъ, что не почувствовалъ укола и продолжалъ, какъ ни въ чемъ не бывало:

— Живое слово воспроизводитъ живой образъ, тмъ боле очаровательный, что онъ носится передъ очами зрителя, какъ въ туман, тогда какъ полотно рзко выдаетъ вс его недостатки. Я особенно хорошо это понимаю, смотря на изображене женщинъ. Прелесть лица и тла женщины не состоитъ изъ одного сочетаня тней и красокъ,— нтъ, тутъ необходимо подмтить выражене, жизнь. Женщина ежеминутно мняется. Возьмемъ хоть ту красавицу, которую ни сейчасъ видли, ну какъ ты передашь на полотн ея голосъ?? А между-тмъ, голосъ еще боле божественъ, чмъ вся ея наружность.

— Вижу, вижу, сказалъ Науманъ.— Ты ревнуешь. Ни одинъ живописецъ въ мр не долженъ дерзать помыслить, что онъ можетъ срисовать портретъ твоего идеала. Другъ мой, дло принимаетъ серьезный оборотъ. Вдь это твоя тетушка! Племянникъ вмсто дядюшки! трагедя!..

— Науманъ, мы съ тобой поссоримся, если ты еще разъ осмлишься назвать эту леди моей теткой, сказалъ Виль.

— Какъ-же ты прикажешь мн ее знать?

— Мистриссъ Казобонъ.

— Отлично! Но представь себ, что, вмсто тебя, съ ней познакомлюсь я, и что она сама пожелаетъ имть свой портретъ?

— Дожидайся! тихо произнесъ Виль и замолчалъ, видимо желая прекратить разговоръ. Онъ внутренно сознавалъ, что его сердятъ пустяки, созданные его-же воображенемъ. Ну что ему было за дло до м-съ Казобонъ? А между-тмъ, у него лежалъ на сердц камень, точно дло это дйствительно до него касалось. Есть-же на свт таке характеры, постоянно создающе себ сомння и столкновеня въ драмахъ, которыхъ однакожъ никто съ ними не собирается розигрывать. Ихъ щекотливость безпрестанно задваетъ предметы, лежаще въ невинно-спокойномъ состояни.

ГЛАВА XX.

Два часа спустя, Доротея сидла въ одной изъ внутреннихъ комнатъ, устроенной въ вид будуара, въ великолпнйшемъ отел, на Сикстинской улиц.

Мн очень грустно сознаться, что она въ эту минуту горько плакала, и плакала съ тмъ наслажденемъ, съ какимъ плачутъ женщины гордыя, привыкшя сдерживать свои чувства при другихъ и позволяющя себ иногда давать волю сердцу, когда он остаются одн, безъ свидтелей. М-ръ Казобонъ долженъ былъ еще не скоро возвратиться изъ Ватикана.

Доротея, однакожъ, не выяснила самой себ истинной причины, своего горя. Подъ влянемъ разныхъ мыслей и чувствъ, она рыдала неудержимо, укоряя себя въ то-же время въ непозволительной слабости духа. И въ самомъ дл о чемъ ей было плакать? Замужъ она вышла по собственному выбору, бракъ ея имлъ то преимущество передъ браками обыкновенныхъ двушекъ, что она, смотрла на него не какъ на удовлетворене страсти, а какъ на начало новыхъ обязанностей. Въ характер своего мужа она также не нашла ничего новаго, съ первыхъ дней своего знакомства съ нимъ, она убдилась, что онъ гораздо умне и образованне ея, и что большую часть своего времени онъ станетъ посвящать такимъ научнымъ занятямъ, въ которыхъ она не въ силахъ будетъ принимать участя. Кром того, едва сойдя со школьной скамьи, она уже попала въ Римъ, въ этотъ историческй городъ, гд минувше вка проходятъ какъ погребальная процесся передъ глазами зрителя, въ форм невдомыхъ намъ образовъ и собранныхъ изъ разныхъ странъ мра трофеевъ.

Эти изумительныя развалины еще боле придавали характеръ какого-то страннаго сновидня всей обстановк ея новобрачной жизни. Втечени первыхъ пяти недль своего пребываня въ Рим, по утрамъ, въ ясную погоду, когда осень и зима, подобно счастливой чет, идутъ дружно рука въ руку, предчувствуя, что одинъ изъ нихъ долженъ вскор умереть, оставя другого въ грустномъ одиночеств,— въ таке дни Доротея обыкновенно каталась, сначала съ мужемъ, а впослдстви, почти всегда съ Тантрипъ и съ своимъ опытнымъ курьеромъ. Ее возили осматривать лучшя галлереи, знаменитйшя воды, величественныя развалины и самыя извстныя церкви, но вс эти прелести и чудеса, наконецъ, перестали ее занимать и она охотне стала здить за городъ, въ горы, гд ей дышалось гораздо легче между небомъ и землей, вдали отъ тягостнаго зрлища мрового маскарада, въ которомъ ея собственная жизнь, въ образ загадочной маски, казалось ей, принимала также дятельное участе.

Для тхъ, кто осматривалъ Римъ подъ животворнымъ влянемъ науки, вдыхающей жизнь во вс историческе памятники и открывающей слды связи прошедшаго съ настоящимъ,— для такихъ туристовъ Римъ долженъ являться центромъ умственной жизни и представителемъ вселенной. Но представьте себ теперь молодую двушку, воспитывавшуюся въ англйской и швейцарской школахъ самаго пуританскаго направленя, вскормленную, такъ сказать, скудными руководствами учителей протестантовъ и изучившую искуство въ самой тсной ребяческой рамк, — представьте себ эту двушку, страстную по натур, которая каждую свою обязанность, каждую маленькую дозу своихъ знашй возводятъ на степень принципа и въ дйствяхъ своихъ руководится имъ, которая по живости и впечатлительности своего характера, даже изъ мра отвлеченныхъ идей выноситъ наслаждене или горе,— представьте себ двушку, только-что превратившуюся въ женщину, мечтавшую съ восторгомъ о предстоящихъ ей новыхъ обязанностяхъ, и вдругъ попавшую въ омутъ самыхъ смутныхъ тревогъ о своей личной дол,— представьте себ теперь, какое впечатлне должны были произвести на нее историческя развалины древней императорской и впослдстви, папской столицы. Впечатлня, производимыя вчнымъ городомъ, могутъ легко ложиться на нимфоподобныхъ англйскихъ миссъ, которыя смотрятъ на посщене его развалинъ, какъ на прятный пикникъ въ обществ знакомыхъ иностранцевъ и соотечественниковъ друзей. Но на Доротею пребыване въ Рим произвело глубокое, потрясающее впечатлне. Ее поражали вс эти руины, базилики, дворцы, Колизей, возвышавшеся среди пошлой будничной обстановки, вмсто прежней энерги и страстности древнихъ римлянъ, она встрчала на каждомъ шагу одно суевре и предразсудки, со стнъ и сводовъ великолпныхъ зданй на нее смотрли отовсюду, точно живые, образы титаническихъ героевъ и боговъ, длинные ряды изящныхъ мраморныхъ статуй въ различныхъ позахъ своими вчно открытыми глазами глядли какъ-то удивленно на двигавшйся кругомъ мелкй людъ, весь этотъ фантастическй мръ картинъ и скульптурныхъ произведенй, изображавшй идеалы славы, чувственности или духовнаго настроеня, и носившй на себ теперь слды забвеня и разрушеня,— все это сначала охватило ее какимъ-то электрическимъ токомъ восторга, но вслдъ затмъ она испытала болзненное чувство отъ наплыва подавляющихъ душу смутныхъ представленй всего видннаго ею. Туманные и ярке образы пробудили ея молодыя силы и запечатллись въ ея памяти такъ рзко, что много лтъ спустя, они воскресали въ ея воображени даже въ такя минуты, когда она вовсе объ нихъ не думала. Воспоминаня имютъ то свойство, что он на яву, какъ-будто во сн, проносятся предъ мысленными очами человка, подобно длинному ряду картинъ волшебнаго фонаря. Часто, въ минуты грустнаго одиночества, испытанныя Доротеей втечени жизни, ей представлялся обширный храмъ св. Петра, громадный бронзовый балдахинъ надъ главнымъ алтаремъ, мозаическя отображеня пророковъ и евангелистовъ въ купол и красныя драпировки, развшанныя, по случаю рождественскихъ праздниковъ, во всмъ углахъ.

Въ припадк отчаяня Доротеи не было ничего исключительнаго. Кто изъ насъ смолоду не смущался отъ мысли, что онъ оставленъ на произволъ судьбы и что старшихъ до него какъ-будто дла нтъ. Поэтому въ положени м-съ Казобонъ, которую мы застали въ горькихъ слезахъ шесть недль спустя посл свадьбы, не было ничего трагическаго. Нкоторое разочароване, упадокъ духа въ ту минуту, когда дйствительность оказывается не тхъ, чмъ мы ее воображали,— вещь весьма обыкновенная.

Итакъ, Доротея плакала, и если-бы у нея потребовали отчета въ ея слезахъ, ей пришлось-бы отдлаться общими фразами, потому что передать отчетливо причину своего горя ей было-бы также трудно, какъ выразить словами тонке переливы свта и тни въ картин. Дйствительность, замнившая ея двическя мечты, сложилась изъ такихъ неуловимыхъ мелочей, что она сама не въ состояни была-бы опредлить, въ чемъ именно заключалось измнене въ ея взгляд на м-ра Казобона и въ ея супружескихъ отношеняхъ къ нему. Для нея не насталъ еще часъ признать эту перемну, какъ совершившйся фактъ, и еще мене считать потрясеннымъ то глубокое благоговне къ мужу, которое составляло необходимое услове ея существованя, и потому теперь она была убждена, что, рано или поздно, ея прежнее чувство въ мужу возродится въ ней съ новой силой. Притомъ, для Доротеи было немыслимо разорвать связь съ прошлымъ и начать безпорядочную жизнь, не имя въ виду какой-нибудь другой возвышенной привязанности, но она находилась теперь въ такомъ перод жизни, когда пробудившяся силы ея натуры еще боле увеличивали шаткость ея стремленй. Первые мсяцы брака бываютъ нердко критической эпохой для женщины, съ тою только разницей, что въ этомъ случа положене одной можно сравнить съ волненемъ воды въ луж, а положене другой — съ бурей на мор,— съ бурей которая посл мало-по-малу утихаетъ, уступая мсто полному спокойствю.

Отчего-же у Доротеи измнился взглядъ за м-ра Казобона?

Разв онъ не былъ такимъ-же ученымъ человкомъ какъ прежде? Разв его обращене съ нею или его чувства стали не т, какъ были прежде? Не виновата-ли тутъ измнчивость женской натуры? Казобонъ все тотъ-же, онъ вренъ по старому своимъ хронологическимъ вычисленямъ, онъ изучаетъ по прежнему не только теорю науки, но даже имена лицъ слдовавшихъ этой теори, у него на каждый ученый вопросъ, по обыкновеню, всегда готовъ отвтъ, а Римъ, боле чмъ всякй другой городъ, представляетъ обширное поле для обогащеня себя новыми свденями. Давно-ли сама Доротея съ такимъ восторгомъ мечтала о возможности облегчить тяжкое бремя труда, лежащее на плечахъ этого ученаго изыскателя, предпринявшаго издане важнаго археологическаго сочиненя. Что бремя этой работы тяготило м-ра Казобона теперь, боле чмъ когда либо,— это было ясно какъ день.

Впрочемъ, вс эти разсужденя не поведутъ ни къ чему. Въ жаркй полдень нечего искать свжей утренней росы. Фактъ несомннный, что мужчина, успвшй понравиться молодой двушк посл нсколькихъ недль знакомства съ нею или такъ называемаго ‘ухаживанья’, представлялся ея воображеню совсмъ въ другомъ вид, чмъ какимъ онъ оказывается впослдстви, сдлавшись ея мужемъ, выигрываетъ-ли онъ или проигрываетъ отъ близкаго знакомства съ нимъ, это другой вопросъ, но дло въ томъ, что онъ никогда не остается прежнимъ идеаломъ въ глазахъ жены. За первымъ разочарованемъ въ любви быстро послдовало-бы охлаждене, если-бы на помощь сердцу не являлись иногда нкоторыя хорошя качества человка, незамченныя вначал.

Точно въ такую-же ошибку впадаютъ молодыя двушки и женщины, выбирая себ въ мужья какого-нибудь блестящаго свтскаго франта или государственнаго человка. Въ подобныхъ случаяхъ он вступаютъ въ бракъ очарованныя наружнымъ блескомъ, не замчая недостатковъ, кончается-же это, большей частью, тмъ, что молодыхъ женщинъ вдругъ постигаетъ полнйшее разочароване, и он начинаютъ отрицать въ мужьяхъ даже ихъ хорошя качества.

Эти сравненя, конечно, нейдутъ къ м-ру Казобону, потому что онъ мене чмъ кто-нибудь былъ способенъ пускать пыль въ глаза, какъ человкъ серьезнаго направленя, онъ никогда не употреблялъ никакихъ усилй для того, чтобы поддерживать въ Дороте т иллюзи, сквозь призму которыхъ она смотрла на него. Какимъ-же образомъ могло случиться, что по прошестви лишь нсколькихъ недль посл свадьбы, Доротея начала вдругъ чувствовать, вмсто простора и свободы, которыхъ она такъ пламенно жаждала,— стснене въ присутстви мужа? Конечно, все это произошло вслдстве увлеченй ея до замужества. Во время краткихъ своихъ свиданй съ жениховъ, она подмчала вс его хорошя свойства и, возводя ихъ на степень добродтели, мечтала о томъ, сколько счастя он придадутъ ихъ супружеской жизни. Но, переступивъ черезъ порогъ брака, она убдилась, что надежды ея разлетались въ прахъ. Безпредльное поле дятельности, широкй кругъ обязанностей — все это съузилось, опошлло, и Доротея, разсчитывавшая плыть на всхъ парусахъ по широкой рк жизни, увидла, что она плыветъ по мелкому ручейку.

Будучи еще женихомъ, м-ръ Казобонъ останавливался нердко на такихъ вопросахъ, смыслъ которыхъ былъ совершенно теменъ для Дорога, но приписывая свою непонятливость отрывочности ихъ бесдъ и твердо вря, что впослдстви мужъ разъяснитъ ей все это, молодая двушка продолжала слушать съ какимъ-то лихорадочнымъ вниманемъ м-ра Казобона, когда тотъ развивалъ совершенно новый взглядъ на Дагона, бога филистимлянъ, и на другихъ морскихъ боговъ, и думала въ тоже время, что ей необходимо будетъ впослдстви проникнуть въ тайну этого вопроса и пручить себя смотрть съ одинаковой точки зрня съ мужемъ на вс подобнаго рода научные предметы. Равнодушный тонъ жениха и видимое нетерпне, съ которымъ онъ старался отдлаться отъ Доротеи, когда та обращалась къ нему за разршенемъ какой-нибудь завтной для нея идеи, она приписывала озабоченности и неестественному напряженю мыслей, лтъ которыхъ и сама страдала въ то время, когда была невстой. Но съ тхъ поръ, какъ они поселились въ Рим, когда воспримчивая и страстная ея натура проснулась отъ наплыва разнородныхъ впечатлнй, когда вслдстве вторженй въ ея жизнь новыхъ элементовъ, въ ея ум зародились и новые вопросы, Доротея съ ужасомъ убдилась, что на нее все чаще и чаще нападаютъ припадки гнва и отвращеня къ своему настоящему положеню, что она все боле и боле падаетъ духомъ, испытывая постоянно тоскливое одиночество. Утшать себя мыслю, что вс архивные ученые похожи на м-ра Казобона, Доротея, конечно, не могла, такъ-какъ она ни одного изъ нихъ не знала, а потому немудрено, что ее охватывало непрятное чувство въ то время, когда ея мужъ принимался излагать ей свои взгляды на окружающя ихъ произведеня искуства. Очень можетъ быть, что м-ръ Казобонъ руководился при этомъ самыми лучшими намренями, именно — желанемъ съ достоинствомъ выполнить свою роль наставника, но онъ объяснялъ какъ-будто нехотя, холодно, точно онъ старался отвязаться поскоре отъ лежащей на немъ тяжелое обязанности. То, что для Доротеи было ново, уже давно потеряло свою прелесть для ея мужа, если въ былыя времена юности онъ и обладалъ нжными чувствами, энергей, воспримчивостю, то теперь все это выдохлось, высохло подъ мертвящимъ влянемъ науки. Когда мужъ говорилъ: ‘Это, кажется, интересуетъ васъ, Доротея? Хотите, мы здсь подольше останемся? Я готовъ подождать, если вы этого желаете,’ — то ей казалось, что и уйдти, и остаться будетъ одинаково скучно.

Такъ, однажды, Казобонъ обратился къ жен съ слдующимъ вопросомъ:

— Не желаете-ли вы, Доротея, хать во дворецъ Фарнезе? Тамъ есть фрески Рафаэля, которые, говорятъ, заслуживаютъ особеннаго вниманя.

— А васъ они разв интересуютъ? спросила Доротея.

— Я слышалъ, что это замчательныя вещи, отвчалъ м-ръ Казобонъ.— Нкоторые изъ этихъ фресковъ изображаютъ басню ‘Купидонъ и Психея,’ которую я считаю произведенемъ романтической школы и отнюдь не причисляю къ генальнымъ пифическимъ творенямъ. Но если вы любите стнную живопись, то мы можемъ отправиться въ этотъ дворецъ. Тамъ собраны лучшя созданя кисти Рафаэля, жаль было-бы не видать ихъ, находясь въ Рим. Рафаэль такой художникъ, который съумлъ сочетать грацю формы съ высшимъ совершенствомъ экспресси. Таково, покрайней мр, суждене о немъ всхъ знатоковъ.

Подобныя рчи, произносимыя офицальнымъ, однообразнымъ тономъ, напоминавшя скоре сухую проповдь священника, чмъ разговоръ молодого мужа, далеко не были способны возбудить въ Дороте удивлене къ чудесамъ вчнаго города и породить въ ней желане познакомиться съ этими чудесами. Вообще, для молодой пылкой натуры нтъ ничего невыносиме, какъ находиться въ постоянномъ соприкосновени съ человкомъ, въ которомъ долголтне ученые труды заглушили способность сочувствовать всему живому.

Однако были и таке предметы, которыми м-ръ Казобонъ занимался съ усидчивостью и энергею, близкими въ энтузазму. Увлеченная этимъ, Доротея старалась слдить за направленемъ и развитемъ его мыслей, не принимая въ соображене, что такой неумстной навязчивостю она мшаетъ мужу. Впрочемъ, вскор она убдилась, что ей не подъ силу слдовать за мужемъ, да и самъ бдный м-ръ Казобонъ нердко терялся въ лабиринт мифологическихъ и археологическихъ изысканй. Вооруженный свточемъ науки, онъ не замчалъ мрака, его окружавшаго, и, погрузясь въ разборъ рукописей, гд разсуждалось о поклонени древнихъ божеству солнца, сталъ относиться совершенно равнодушно къ лучамъ настоящаго солнца.

Съ этими характеристическими чертами, вошедшими въ плоть и кровь м-ра Казобона, могла-бы еще примириться Доротея, еслибы онъ, отъ времени до времени, давалъ просторъ стремленямъ ея нжной, женственной натуры, если-бы онъ ласково, съ участемъ выслушивалъ исповдь ея сердца, и взамнъ этого, съ своей стороны, также дарилъ-бы ее откровенностю, если-бы онъ допускалъ ее выражать иногда свою любовь тми дтскими, нжными ласками, которыя составляютъ потребность для иныхъ женщинъ, избирающихъ въ дтств какую нибудь плшивую деревянную куклу предметомъ своихъ страстныхъ излянй. Доротея-же, по природ своей, была необыкновенно ласкова къ людямъ ей близкимъ. Она была-бы готова цловать руки м-ра Казобона, стирать пыль съ его башмаковъ, если-бы онъ выражалъ свое внимане въ ней нсколько иначе, чмъ простой вжливостю. Но даже и въ этомъ случа, онъ, подавая, напримръ, стулъ своей жен, говорилъ, что считаетъ такого рода манифестаци неумстными и слишкомъ шумными. Совершивъ съ особеннымъ тщанемъ свой утреннй туалетъ, м-ръ Казобонъ покорялся необходимости пользоваться тми удовольствями, для которыхъ требовался, въ описываемую эпоху, изящно сплоенный и туго накрахмаленный галстукъ, стараясь показать видъ, что онъ на время: отршился отъ занимающихъ его умъ серьезныхъ мыслей.

Въ противуположность методической и сухой натур м-ра Казобона, Доротея отличалась чрезвычайной мягкостю и впечатлительностью характера. Отъ природы вспыльчивая, она быстро успокоивалась и роптала на себя за излишнюю горячность. Вс свои нравственныя силы она истрачивала на мелочныя волненя, на безпрестанную борьбу съ собой и на припадки отчаяня, но вслдъ затмъ увлекалась мечтами самоотверженя и возводила въ принципъ исполнене самыхъ трудныхъ условй жизни. Бдная Доротея! Она была нердко сама себ въ тягость, а въ то утро, о которомъ идетъ рчь, она впервые оказалась бременемъ и для м-ра Казобона.

Въ это утро, наливая кофе мужу, молодая женщина внутренно ршила не давать воли своему, какъ она называла, эгоизму, и съ ласковой улыбкой повернулась въ м-ру Казобону, когда тотъ заговорилъ съ нею.

— Милая Доротея, началъ онъ,— намъ нужно до отъзда изъ Рима окончить скоре осмотръ тхъ достопримчательностей, которыхъ мы еще не видали, потому что мн-бы очень хотлось вернуться въ Ловикъ пораньше, чтобы встртить тамъ праздникъ Рождества. Мои изысканя задержали насъ здсь гораздо доле, чмъ я предполагалъ, впрочемъ, я надюсь, что вы это время не скучали. Изъ всхъ городовъ Европы, Римъ считается самымъ замчательнымъ городомъ, какъ въ научномъ отношени, такъ и по части искуствъ. Я помню очень хорошо, что первое мое помщене Рима казалось мн эпохой въ моей жизни, это случилось вскор посл паденя Наполеона, когда всмъ нашимъ туристамъ открылся свободный доступъ на континентъ. Мн кажется, что къ Риму, скоре чмъ ко всякому другому городу, можно примнить извстное выражене: ‘видть его — и умереть,’ а на вашемъ мст я бы перефразировалъ еще эту поговорку и сказалъ: ‘видть Римъ въ положени новобрачной и потомъ зажить счастливой женой’.

М-ръ Казобонъ произнесъ эти слова съ видимымъ намренемъ полюбезничать съ женой, и, усиленно заморгавъ при этомъ глазами, покачалъ съ выразительной улыбкой головою. Хотя онъ и не находилъ положене женатаго человка очаровательнымъ, однако самого себя считалъ образцовымъ супругомъ, способнымъ доставить полное счасте хорошенькой молодой супруг.

— Надюсь, что вы довольны нашимъ пребыванемъ здсь, т. е. результатами вашихъ научныхъ изысканй? спросила Доротея, длая надъ собой усиле и желая показать, что она интересуется любимыми занятями своего мужа.

— Да-да, отвчалъ м-ръ Казобонъ, съ такой интонацей въ голос, что это да можно было скоре принять за нтъ.— Я зашелъ дальше, чмъ ожидалъ. Я встртилъ страшное обиле матераловъ, которые не могъ не занести въ свои замтки, хотя многе изъ нихъ для меня совершенно безполезны. Но избгнуть этого не было никакой возможности. Вообще у меня здсь было много работы, даже несмотря на то, что мн добросовстно помогалъ секретарь, и только ваше общество, дорогая моя, услаждало мои свободные часы, не давая чувствовать того утомленявъ мозгу, которое я испытывалъ во время своей холостой жизни.

— Очень рада, что мое присутстве пригодилось вамъ хоть на что-нибудь, замтила Доротея, невольно вспоминавшая при этомъ т вечера, когда ей казалось, что м-ръ Казобонъ до того погруженъ въ свои занятя, что ему вовсе не до нея.

Въ голос ея при этихъ словахъ послышалось легкое раздражене.

— Надюсь, когда мы вернемся въ Ловикъ, продолжала она,— я буду тамъ полезне для васъ, и вы, хотя отчасти, сдлаете меня участницей въ вашихъ трудахъ.

— Безъ сомння, дорогая моя, отвчалъ м-ръ Казобонъ, слегка поклонясь жен.— Собранныя мною здсь замтки должны быть приведены въ порядокъ, и если вамъ будетъ угодно, вы можете длать изъ нихъ извлеченя, подъ моимъ руководствомъ.

— Но куда-же вамъ вс эти замтки, вс эти безчисленные сборники матераловъ? спросила съ живостю Доротея, у которой сердце давно уже горло при мысли объ этомъ предмет.— Разв вы до сихъ-поръ еще не ршились приступить къ составленю книги, посредствомъ которой ваши обширныя познаня сдлаются общимъ достоянемъ и принесутъ пользу всему мру? Я охотно буду писать подъ вашу диктовку, охотно буду переписывать все, что вы прикажете, стану длать выборки,— но скажите,— неужели я ужъ ни на что боле не гожусь?

При этомъ Доротея, по безотчетной, свойственной всмъ женщинамъ слабости, слегка всхлипнула и глаза ея наполнились слезами.

Такое внезапное проявлене неумстной чувствительности чрезвычайно непрятно подйствовало на м-ра Казобона, но его въ особенности уязвило и раздражило замчане жены, что она для него безполезна. Доротея имла мало понятя о внутреннемъ мр своего мужа, точно также, какъ онъ о ея стремленяхъ, она не догадывалась о его скрытыхъ страданяхъ, не прислушивалась къ беню его сердца и чувствовала только, что сильное волнене охватываетъ все ея существо. М-ру Казобону, въ свою очередь, казалось, что жена его чрезвычайно чувствительна и вырвавшйся вопль тайныхъ скорбей ея сердца онъ принялъ за капризъ экзальтированной женщины, находя, что ея укоръ и жестокъ, и несправедливъ. Намъ вообще непрятно, кода за нами наблюдаютъ, когда подмчаютъ наши слабости и время отъ времени длаютъ на нихъ намеки. Каково-же было м-ру Казобону встртить соглядатая въ молодой жен, которая, вмсто того, чтобы съ благоговнемъ смотрть на громадныя его тетради, исписанныя какими-то каракулями, и съ невинностью изящной канарейки взирать въ почтительномъ страх на ученыя занятя мужа,— вдругъ является судьей его дйствй и осмливается еще колоть его намеками на то, что онъ считаетъ участе жены въ своихъ трудахъ излишнимъ! Въ этомъ отношени м-ръ Казобонъ былъ точно также щекотливъ, какъ и Доротея, и точно также имлъ привычку преувеличивать въ своемъ воображени каждый чрезмрно волнующй его фактъ. Въ начал своего знакомства съ миссъ Брукъ онъ любовался ея способностью правильно относиться къ каждому вопросу, но въ настоящую минуту онъ съ ужасомъ увидлъ, что эта способность быстраго пониманя можетъ превратиться въ тщеславе, а прежнее благоговне къ нему — въ самую строгую критику, умющую отдавать справедливость только успху и неимющую ни малйшаго понятя о томъ, какихъ усилй стоитъ достижене цли.

Доротея въ первый разъ увидла, какъ блдное лицо ея мужа вспыхнуло отъ негодованя, когда она окончила свою рчь.

— Душа моя, произнесъ м-ръ Казобонъ, успвшй обуздать нсколько свое раздражене,— будьте уврены, что я самъ очень хорошо знаю, сколько именно потребно времени для того, чтобы окончательно отдлать сочинене, о которомъ не слдуетъ людямъ несвдущимъ произносить поверхностное суждене. Для меня было-бы, конечно, гораздо удобне произвести временной эфектъ блестящимъ миражемъ неосновательныхъ мннй, но такова горькая участь каждаго добросовстнаго изыскателя, что его преслдуетъ негодоване нетерпливой толпы, жаждущей увидть хоть что-нибудь и неумющей оцнить совершенно законченное произведене. Полезно было-бы этимъ болтунамъ воздерживаться отъ слишкомъ поспшныхъ заключенй, потому что имъ не подъ силу понять значене творчества при ихъ поверхностномъ взгляд на умственный трудъ.

М-ръ Казобонъ проговорилъ эту тираду съ необычайной для него быстротой и энергей. Это, конечно, была не импровизаця, а результатъ долгаго размышленя, и слова его высыпались теперь точно такъ, какъ сыпятся смена изъ поспвшаго стручка въ жаркй лтнй день. Его жена, Доротея, оказывалась теперь ничмъ инымъ, какъ представительницей пустого свта, среди котораго суждено жить непонятымъ, несчастнымъ авторамъ трудовъ, на выполнене которыхъ употреблена почти вся ихъ жизнь.

Доротея, въ свою очередь, вспыхнула отъ негодованя при мысли, чмъ отплатилъ ей мужъ за то, что она заглушила въ себ вс стремленя ради того только, чтобы сдлаться участницей въ его любимыхъ трудахъ.

— Очень можетъ быть, что мое суждене поверхностно, отвчала она дрожащимъ отъ волненя голосомъ,— но я неспособна составить себ другое. Вы мн показывали груды тетрадей съ вашими замтками, вы объ нихъ часто со мной говорили, повторяя, что ихъ нужно привести въ порядокъ, но вы ни разу не упомянули о томъ, что ваше сочинене должно выйдти въ свтъ. Мн были извстны лишь самыя ничтожныя подробности вашихъ плановъ, и на основани ихъ составилось мое суждене. Я просила васъ только позволить мн быть вамъ полезной.

Съ этими словами Доротея встала изъ-за стола и вышла изъ комнаты, а мужъ ея взялъ со стола письмо и принялся его перечитывать. Обоимъ супругамъ было крайне неловко, именно потому, что они не выдержали, оба разгорячились и поссорились. Будь они дома, въ тихомъ Ловик, среди сосдей, домашняя стычка прошла-бы почти незамтно, но поссориться во время путешествя, на чужой сторон, когда мужъ и жена должны составлять, такъ сказать, цлый мръ другъ для друга, это въ высшей степени тяжело и даже глупо. Нтъ ничего невыносиме натянутыхъ отношенй. Сидть вдвоемъ съ глазу на глазъ съ мужемъ и длать видъ, что не замчаешь его, подавать жен стаканъ воды, стараясь не глядть ей въ лицо — разв это естественное положене? Впечатлительной, неопытной Дороте супружеская ссора казалась какимъ-то страшнымъ несчастемъ, крушенемъ всей ея жизни. Для м-ра же Казобона она служила источникомъ невдомаго до сихъ поръ страданя. Онъ никогда не воображалъ, чтобы бракъ могъ сдлать его, въ нкоторомъ, род, невольникомъ, и чтобы молодая жена не только требовала отъ него особеннаго въ себ вниманя, но еще обращалась-бы съ нимъ жестоко, и именно въ то время, когда онъ боле всего нуждался въ ея нжномъ участи. Вмсто того, чтобы служить ему спасенемъ отъ прежней холодной, безотрадной холостой жизни, бракъ какъ-будто повергъ его въ еще боле горькое одиночество.

Ни мужъ, ни жена не имли духа снова заговорить другъ съ. другомъ въ это утро. Но отказаться отъ заране назначенной прогулки по городу, Доротея не ршились, потому что такая капризная выходка съ ея стороны могла-бы подать поводъ предположить, что она все еще сердится на мужа, тогда какъ въ ея душ уже зашевелилось тайное сознане, что она отчасти сама виновата въ происшедшей ссор. Какъ-бы ни было справедливоиея негодоване, она всегда держалась правила — не требовать отъ другихъ сознаня въ вин, а, напротивъ, самой показать примръ снисходительности.

Когда ей доложили, что карета у крыльца, она сла въ нее и похала вмст съ м-ромъ Казобономъ въ Ватиканъ. Пройдя каменный коридоръ съ надписями на стнахъ, она разсталась съ мужемъ у дверей библотеки и совершенно машинально стала ходить по музею, не обращая вниманя на окружающе предметы.. У нея недостало на этотъ разъ соображеня повернуть назадъ и хать, куда глаза глядятъ. Науманъ замтилъ Доротею въ ту минуту, когда она оставила м-ра Казобона, молодой художникъ вошелъ въ одно время съ нею въ безконечную галлерею статуй, гд и остановился, поджидая Владислава, съ которинъ побился объ закладъ на бутылку шампанскаго по поводу какой-то средневковой статуи. Оба прятеля тщательно осмотрли статую и, поспоривъ еще нсколько минутъ, разошлись. Владиславъ замшкался въ первой галлере, а Науманъ пошелъ впередъ, въ залу, и тутъ-то снова встртилъ Доротею, стоявшую въ замчательной по эфекту, задумчивой поз. Молодая женщина не видла ни солнечной полосы, упавшей изъ окна на полъ, ни статуи, передъ которой остановилась, она мечтала въ эту минуту о родной картин зеленыхъ полей Англи съ высокими вязами вокругъ, о широкихъ дорогахъ, окаймленныхъ цвтущими изгородями, ей вспомнились ея двическя грезы о супружескомъ счасти, далеко неоправдавшяся въ дйствительности. Но въ душ Доротеи не переставалъ бить живой родникъ любви къ истин, любви, которая, рано или поздно, должна была поглотить вс другя ея мысли и чувства. Стремиться къ этому примиряющему благу, конечно, было гораздо отрадне, чмъ жить въ постоянномъ раздражени и отчаяни.

ГЛАВА XXI.

Вотъ почему Доротея такъ горько расплакалась, оставшись одна въ будуар, по возвращени изъ Ватикана. Ее заставилъ очнуться легкй стукъ въ дверь, она быстро отерла глаза и произнесла громко: ‘войдите!’ Тантрипъ принесла карточку съ извстемъ, что въ передней дожидается какой-то джентльменъ.

— Курьеръ доложилъ ему, сказала горничная,— что дома одна м-съ Казобонъ, но онъ увряетъ, что онъ родственникъ м-ра Казобона и спрашиваетъ, не примете-ли вы его?

— Да, приму, поспшно отвчала Доротея,— проведите его въ гостиную.

Единственное воспоминане, сохраненное ею о Владислав посл встрчи съ нимъ въ Ловик, состояло, въ томъ, что онъ пользуется благодянями ея мужа и затмъ, что ее очень заинтересовала тогда его нершительность въ отношени выбора для себя карьеры. Доротея радостно хваталась за всякй случай, который могъ ее пробудить отъ нравственной апати, и потому визитъ Виля показался ей въ эту минуту чмъ-то въ род бладяня, ниспосланнаго судьбой и именно съ той цлю, чтобы напомнить ей о великодуши ея мужа и дать ей почувствовать, что она иметъ полное право сдлаться его помощницей, по крайней мр, хоть въ добрыхъ длахъ.

Выждавъ минуты дв, Доротея перешла въ слдующую комнату, разрумянившееся отъ слезъ лицо ея и блестяще отъ волненя глаза придавали что-то особенно юношеское и миловидное всей ея физономи. Она съ радушной улыбкой встртила Владислава и ласково протянула ему руку. Виль былъ старше Доротеи нсколькими годами, но въ эту минуту онъ могъ показаться моложе ея, потому что нжное, прозрачное лицо его вспыхнуло, а голосъ робко задрожалъ, точно у застнчивой двушки. Доротея, при вид замшательства своего гостя, сдлалась необыкновенно спокойна и всячески старалась ободрить его.

— До сегодняшняго утра я никакъ не воображалъ, что вы и м-ръ Казобонъ находитесь здсь, въ Рим, проговорилъ запинаясь Виль. Меня поразило ваше появлене въ ватиканскомъ музе, однако я васъ тотчасъ-же узналъ и полагая… т. е. соображая, что на почт можно найдти адресъ м-ра Казобона, я немедленно отправился туда за справками и поспшилъ сегодня-же явиться, чтобы засвидтельствовать вамъ и м-ру Казобону мое глубокое уважене.

— Садитесь, пожалуйста, отвчала Доротея.— Мужа нтъ дома, но я уврена, что ему будетъ очень прятно услышать объ васъ.

Съ этими словами она сла между каминомъ и высокимъ окномъ и привтливымъ жестомъ указала Вилю на стоящй противъ себя стулъ. Роль домовитой матроны какъ-то не ладила съ ея заплаканнымъ, двственнымъ личикомъ.

— М-ръ Казобонъ страшно занятъ, продолжала она,— но вы врно оставите ему свой адресъ — не правда-ли? Онъ напишетъ къ вамъ, когда мы будемъ дома.

— Вы чрезвычайно добры! воскликнулъ Виль, мало-по-малу приходя въ себя и чувствуя необыкновенный приливъ состраданя къ своей собесдниц, при вид ея заплаканныхъ глазъ.— Адресъ мой напечатанъ на визитной карточк. Но если вы позволите, и явлюсь завтра утромъ, въ тотъ часъ, когда м-ра Казобона можно будетъ застать дома.

— Онъ ходитъ каждый день читать въ библотеку Ватикана, сказала Доротея,— и его нельзя иначе видть, какъ въ назначенный часъ. Особенно теперь, когда мы собираемся ухать изъ Рима, у него накопилось много длъ. Отъ завтрака до обда онъ положительно не бываетъ дома. Но я уврена, что онъ пригласитъ васъ откушать когда нибудь съ нами.

Нсколько мгновенй Виль молчалъ. Онъ вообще не чувствовалъ большой симпати къ м-ру Казобону, и если-бы не считалъ себя обязаннымъ ему, то назвалъ-бы его непремнно ученой, архивной крысой. Ему невольно представилась въ эту минуту картина, возбудившая въ немъ и смхъ, и отвращене, какъ сухой педантъ, ученый изыскатель, весь погруженный въ архивную пыль древнихъ рукописей и классическихъ сочиненй, едва усплъ жениться на молодой, красивой двушк, и вмсто того, чтобы наслаждаться медовымъ мсяцемъ въ обществ жены, корпитъ по цлымъ днямъ въ катакомбахъ и роется въ гнилыхъ древностяхъ! (Виль любилъ гиперболы). Вилю вдругъ захотлось или громко расхохотаться или хорошенько ругнуть Казобона. Подвижныя губы юноши чуть не выдали его тайны и онъ долженъ былъ сдлать большое усиле надъ собой, чтобы не оскорбить и-съ Казобонъ своей неумстной насмшкой. Онъ только весело улыбнулся.

Доротея не поняла, что онъ нашелъ смшнаго въ ея словахъ, однако невольно и сама улыбнулась. Смхъ, сквозившй въ каждой черт нжнаго Виля, сверкавшй въ его глазахъ, былъ до того заразителенъ, что Доротея вдругъ повеселла. Точно Арель коснулся ихъ обоихъ своимъ крыломъ и отогналъ отъ нихъ печальныя думы.

— Вы врно вспомнили о чемъ-нибудь смшномъ? спросила Доротея.

— Да, отвчалъ всегда находчивый Виль.— Я теперь вспомнилъ, какую глупую я сдлалъ физономю въ первый день моего знакомства съ вами, когда вы такъ немилосердно уничтожили мою картину своей критикой.

— Моей критикой? повторила въ изумлени Доротея.— Быть не можетъ. Я по части живописи совершенный профанъ.

— А я воображалъ, что вы удивительный знатокъ и можете однимъ словомъ подорвать чей угодно авторитетъ, продолжалъ Виль.— Я помню, какъ вы сказали,— очень можетъ быть, что вы забыли эти слова,— что между моей картиной и природой, по вашему мнню, нтъ никакого сходства. По крайней мр, таковъ былъ смыслъ вашего приговора, заключилъ онъ и весела засмялся,

— Причиной этому все-таки мое невжество, отвчала Доротея, любуясь добродушемъ Виля.— Очень возможно, что я дйствительно такъ выразилась, но это потому, что я никогда не понимала достоинствъ даже такихъ картинъ, которыя, по мнню моего дяди, могли назваться художественными. Я и въ Римъ прхала съ тмъ-же непониманемъ искуства живописи. Для меня существуетъ, сравнительно, очень небольшое количество картинъ, которыми я способна восхищаться. Входя въ комнату, стны которой покрыты фресками или увшаны драгоцнными произведенями живописи, я чувствую нчто похожее на страхъ ребенка, явившагося на какую нибудь торжественную церемоню или процессю, гд вс люди одты въ парадныя платья. Я сознаю тогда, что меня ввели въ новый, недоступный для меня мръ, и по мр того, какъ я начинаю разсматривать картину за картиной, он мертвютъ въ моихъ глазахъ, я ощущаю тяжесть въ мозгу. Вроятно, я ужь родилась такой безтолковой. Видть предъ собой такое художественное богатство и не понимать половины того, что видишь — чрезвычайно непрятно. Поневол начинаешь считать себя глупой. Когда вс окружающе васъ люди приходятъ въ восторгъ отъ какой-нибудь картины или объясняютъ вамъ ея красоты, а вы не въ состояни понять, гд именно кроется эта красота — право, такое положене очень похоже на положене слпого, которому толкуютъ о прелести голубого неба.

— О! воскликнулъ Виль, убдившйся, наконецъ, въ искренности исповди Доротеи,— но вдь понимане искуства пробртается временемъ, его нельзя пробрсти сразу. Искуство — это древнй языкъ, выражающйся образами и обладающй многоразличными стилями. Для иного любителя все наслаждене состоитъ только въ томъ, чтобы умть различать одинъ стиль отъ другого. Я, напримръ, наслаждаюсь въ Рим искуствомъ во всхъ его видахъ и отрасляхъ, но если-бы я вздумалъ разбирать его по частямъ, то не собралъ-бы концовъ всхъ безчисленныхъ его нитей. Я нахожу, что есть своего рода выгода умть малевать немного, потому что тогда начинаешь постигать процессъ воспроизведеня красотъ природы на холст.

— Вы, можетъ быть, намрены сдлаться художникомъ? спросила Доротея, живо заинтересованная оборотомъ ихъ разговора.— Вы хотите посвятить себя живописи? Какъ м-ру Казобону будетъ прятно услышать, что вы, наконецъ, остановились на опредленномъ заняти!

— Нтъ, о нтъ! возразилъ довольно холодно Виль.— Напротивъ, я совершенно отказался отъ живописи. Жизнь художника слишкомъ одностороння. Я познакомился здсь со многими нмецкими художниками, съ однимъ изъ нихъ я даже прхалъ изъ Франкфурта. Все это люди прекрасные, а про нкоторыхъ можно сказать, что они замчательныя личности, но я не раздляю ихъ образа мыслей. Они смотрятъ на весь мръ только съ художнической точки зрня.

— Въ этомъ я съ вами совершенно согласна, привтливо замтила Доротея.— Въ Рим только и сознаешь, что для полнаго наслажденя жизню недостаточно одной живописи. Но если вы обладаете генальнымъ талантомъ по этой части, то не лучше-ли вамъ руководствоваться въ такомъ случа своимъ призванемъ? Кто знаетъ, быть можетъ, вы создадите что-нибудь новое, оригинальное, такъ-что ваши картины не будутъ скучнымъ подражанемъ тхъ однообразныхъ оригиналовъ, которыми изобилуетъ Римъ.

Доротея говорила это такъ естественно и просто, что Виль невольно увлекся и высказался откровенно.

— Человкъ долженъ обладать истиннымъ генемъ, чтобы произвести реформы въ искуств, съ моимъ-же талантомъ далеко не уйдешь, я даже не буду въ состояни сравниться съ знаменитыми учителями живописи, не только превзойти ихъ. Я никогда не буду имть успха въ такомъ дл, которое достается усидчивымъ трудомъ, поэтому я и не гонюсь за тмъ, что не легко дается.

— Я слышала отъ м-ра Казобона, ласково замтила Доротея,— что у васъ, къ сожалню, очень нетерпливый характеръ (ее шокировало то, что Виль смотрлъ на жизнь слишкомъ легкомысленно).

— Да, сказалъ Виль,— я знаю мнне м-ра Казобона на мой счетъ. Мы не похожи другъ на друга.

Едва замтный оттнокъ презрня, слышавшйся въ этомъ короткомъ отвт Виля, оскорбилъ Доротею. Утренняя ссора съ мужемъ сдлала ее еще боле щекотливой во всемъ, что касалось его.

— Конечно, между вами нтъ никакого сходства, возразила она очень надменно.— Но я и не думала сравнивать васъ съ нимъ. Сила характера м-ра Казобона и его неутомимость въ труд — явленя очень рдкя.

Виль догадался, что молодая женщина оскорбилась, но это только усилило его антипатю къ м-ру Казобону. Ему невыносимо было видть это поклонене Доротеи достоинствамъ ея мужа, такая слабость со стороны жены можетъ быть очень прятна самому супругу, но ужь отнюдь не постороннимъ мужчинамъ. Мы, смертные, вообще, не прочь пощипать иногда перья у счастливаго сосда, забывая, что такая жестокая мра почти равносильна убйству.

— Да, ваша правда, поспшилъ отвтить Виль.— Тмъ не мене нельзя не пожалть, что его труды, равно какъ труды многихъ другихъ, подобныхъ ему англйскихъ ученыхъ, пропадаютъ по большей части даромъ, потому-что они не знакомы съ открытями, сдланными въ другихъ странахъ. Если-бы м-ръ Казобонъ умлъ читать по-нмецки, онъ избавилъ-бы себя отъ многихъ затрудненй.

— Я васъ не понимаю, прервала его Доротея, встревоженная и изумленная этими словами.

— Я хочу вамъ только сказать, продолжалъ Виль тмъ-же тономъ,— что нмецке археологи начали первые длать историческя изысканя и что они смются надъ тружениками, которые напоминаютъ собою путниковъ, ищущихъ выхода изъ дремучаго лса при помощи карманнаго компаса, тогда-какъ тамъ уже давно проложены широкя дороги. Живя съ м-ромъ Казобономъ, я замтилъ, что онъ какъ будто съ предубжденемъ смотритъ на иностранныхъ писателей, такъ, напримръ, однажды, онъ долженъ былъ сдлать усиле надъ собой, чтобы прочесть какой-то латинскй трактатъ, потому только, что его написалъ нмецъ. Мн было тогда очень досадно.

Говоря это, Виль хотлъ кольнуть слегка прославленное трудолюбе своего родственника, но ему и въ голову не приходило, что Доротея приметъ близко къ сердцу его насмшку. Самъ Виль также не глубоко изучилъ нмецкихъ писателей, но для того, чтобы считать себя въ прав соболзновать о недостаткахъ ближняго, не требуется собственнаго совершенства.

У Доротеи замерло сердце при мысли, что труды цлой жизни ея мужа могутъ оказаться напрасными. Отъ волненя у нея не хватило даже духу замтить Вилю, что онъ, какъ человкъ, обязанный м-ру Казобону, долженъ-бы былъ воздержаться отъ подобныхъ замчанй. Она не могла выговорить ни слова и сидла скрестивъ руки на колняхъ, погруженная въ свои скорбныя думы.

Съ своей стороны Виль, удовлетворивъ желаню уколоть м-ра Казобона, вдругъ сконфузился. Ему представилось, что Доротея молчитъ потому, что она вторично обидлась за мужа, но главное, ему стало совстно, что онъ позволилъ себ, такъ сказать, ощипать лучшя перья у своего благодтеля.

— Мн потому было досадно, продолжалъ онъ, переходя изъ критическаго тона въ хвалебный,— что я питаю глубокое уважене и искреннюю благодарность къ моему кузену. Будь это человкъ съ мене замчательными способностями, съ мене твердой волей, подобный предразсудокъ не показался-бы мн слишкомъ важнымъ недостаткомъ.

Доротея подняла свои блестяще отъ внутренняго волненя глаза на Биля и грустно проговорила:

— Какъ жаль, что я не выучилась въ Лозанн по-нмецки. Тамъ было такъ много хорошихъ учителей! Теперь я ужъ положительно не могу быть ему полезной!

Новый, таинственный свтъ блеснулъ для Виля въ послднихъ словахъ Доротеи. Вопросъ, какъ могла она согласиться выйдти замужъ за м-ра Казобона?— ршенный Вилемъ, въ первый день знакомства съ нею безъ затрудненя въ томъ смысл, что она сама, не смотря на свою красивую наружность, должна быть женщиной непрятнаго характера,— этотъ вопросъ оказывался теперь неразршеннымъ. Нтъ, характеръ у Доротеи былъ прекрасный. Это женщина не съ холоднымъ умомъ, не съ сатирическимъ направленемъ, но очаровательная своей простотой и задушевностью. Это обманутый ангелъ! Что за наслаждене слдить за движенями ея сердца и души, которыя она выражаетъ такъ откровенно и наивно! Эолова арфа снова вспомнилась Вилю.

Вроятно, она предвидла какой-нибудь оригинальный романъ, выходя замужъ за Казобона, разсуждалъ онъ. Если-же этотъ драконъ унесъ ее въ свое логовище насильно, безъ всякаго на то права, то съ моей стороны будетъ геройскимъ подвигомъ освободить красавицу изъ плна и пасть въ ея ногамъ. Но увы! съ мужемъ Доротеи было не такъ легко бороться, какъ съ сказочнымъ дракономъ: во-первыхъ, онъ былъ благодтелемъ Виля, затмъ, на его сторон стояли общественные законы и, наконецъ, самъ онъ, лично, своей особой, входилъ въ эту минуту въ гостиную, какъ олицетворене безукоризненнаго приличя и спокойствя, между тмъ, какъ Доротея сидла вся разрумяненная отъ недавняго волненя и тревогъ, а Виль казался необыкновенно оживленнымъ, вслдстве составленнаго имъ плана дйствй.

М-ръ Казобонъ былъ непрятно пораженъ встрчей съ неожиданнымъ гостемъ, но когда Виль всталъ со стула и въ краткихъ словахъ объяснилъ ему причину своего появленя, онъ вжливо поздоровался съ нимъ. Повидимому, м-ръ Казобонъ былъ въ дурномъ расположени духа, потому-что онъ какъ-то потускнлъ и состарлся въ это утро. Впрочемъ, очень можетъ быть, что онъ только казался такимъ отъ сравненя съ юношескою, свжею наружностю кузена. Лицо и вся фигура Виля, при первомъ взгляд на него, производили впечатлне яснаго весенняго утра. Рдко можно было встртить такую подвижную физономю, какъ его: она безпрестанно переходила отъ серьезнаго выраженя въ веселому, при чемъ на носу то появлялась, то исчезала маленькая морщинка. Когда въ разговор онъ быстро встряхивалъ головой, волоса его сверкали какимъ-то особеннымъ блескомъ, что принималось нкоторыми за отражене лучей геня. Волоса-же м-ра Казобона, напротивъ, были совершенно лишены блеска.

Взглянувъ съ безпокойствомъ на мрачное лицо мужа, Доротея не могла, конечно, не замтить разницы между нимъ и Вилемъ, но въ то-же время она невольно почувствовала нжное сострадане къ усталому труженику и совершенно забыла о своемъ недавнемъ неудовольстви на него. И все-таки присутстве Виля было для нея большой отрадой, можетъ быть, одинаковость ихъ лтъ, или все это вмст — очень благотворно подйствовало на Доротею. Она уже давно чувствовала потребность поговорить съ кмъ-нибудь откровенно, но до сихъ поръ ей не удавалось встртить ни одной личности, которая могла-бы такъ быстро схватывать каждую ея мысль и такъ сочувственно относиться во всему, какъ Виль.

М-ръ Казобонъ, нсколько сухимъ тономъ, выразилъ надежду, что Виль проведетъ время не только прятно, но и полезно въ Рим, что онъ предполагалъ найдти его въ южной Германи: затмъ пригласилъ его отобдать на завтрашнй день, для того, чтобы имть возможность хорошенько побесдовать на досуг и кончилъ свою рчь замчанемъ, что онъ немного усталъ сегодня.

Виль тотчасъ смекнулъ, въ чемъ дло, принялъ приглашене и немедленно откланялся.

Глаза Доротеи озабоченно слдили за мужемъ, когда тотъ, по уход гостя, бросился въ уголъ дивана и, опершись головой на руку, съ видомъ тяжкаго утомленя, безцльно устремилъ глаза на полъ. Молодая женщина, все еще румяная отъ волненя, тихо подошла къ мужу и свъ съ нимъ рядомъ, кротко заговорила.

— Простите меня за мою утреннюю вспышку. Я была виновата. Мн жаль, что я, можетъ быть, васъ оскорбила и испортила вамъ весь день.

— Очень радъ, душа моя, что вы поняли это, отвчалъ очень спокойно м-ръ Казобонъ, и при этомъ выразительно кивнулъ головой жен. Глаза его холодно остановились на Дороте.

— Но вы прощаете меня! продолжала она, вдругъ зарыдавъ. Чувствуя потребность чмъ-нибудь выразить свою жажду ласки, она съ намренемъ преувеличила свою вину. Какой-же любящй мужъ не тронулся-бы этимъ искреннимъ раскаянемъ и не заключилъ-бы ее въ свои объятя!

— Милая Доротея, торжественно произнесъ м-ръ Казобонъ, силясь при этомъ улыбнуться,— кто не приметъ кающагося гршника, тому нтъ спасеня ни въ семъ мр, ни въ будущемъ:— надюсь, что вы не считаете меня достойнымъ подвергнуться такому строгому приговору.

Доротея молчала, но нсколько непослушныхъ слезинокъ выкатились у нея изъ глазъ.

— Вы въ возбужденномъ состояни, душа моя, продолжалъ Казобонъ.— Я также нахожусь подъ непрятнымъ влянемъ разныхъ тревожныхъ мыслей.

М-ръ Казобонъ говорилъ правду, ему сильно хотлось сказать жен, что ей не слдовало-бы безъ него принимать Виля, но онъ удержался, во-первыхъ потому, что ему казалось неделикатнымъ длать замчане въ ту минуту, когда Доротея каялась ему въ своей вин, во-вторыхъ, онъ боялся взволновать себя еще сильне новымъ объясненемъ и, наконецъ, онъ былъ слишкомъ гордъ, чтобы выказать свой ревнивый характеръ, котораго не измнили ни годы, ни умственныя занятя.

Есть такого рода ревность, для воспламененя которой нужно очень мало огня, это даже не страсть, а просто болзненное самолюбе.

— Кажется, намъ пора одваться къ обду, произнесъ м-ръ Казобонъ, взглянувъ на часы.

Супруги встали съ дивана, и съ этой минуты ни одинъ изъ нихъ уже не поминалъ о томъ, что происходило между жими утромъ.

Но Доротея до конца своей жизни сохранила живое воспоминане объ этомъ столкновени съ мужемъ. Кто изъ насъ способенъ забыть день своего перваго разочарованя! А она въ то утро впервые сознала, что до сихъ поръ жила подъ странной иллюзей, ожидая отъ м-ра Казобона отвта на свои чувства, въ ней впервые также проснулось горькое убждене, что въ жизни мужа, равно какъ и въ ея собственной, оказывается страшный проблъ — недостатокъ взаимной любви и пониманя другъ друга. Каждый человкъ родится съ глупой увренностью, будто весь мръ созданъ для него одного. Доротея съ ранней молодости пручила себя глядть иначе на жизнь, тмъ не мене, мечтая посвятить себя всецло м-ру Казобону, она все-таки разсчитывала воспользоваться его умомъ для собственнаго развитя, но у нея не достало чуткости понять, что у мужа есть свой внутреннй мръ, совершенно различный отъ ея мра, и что поэтому на немъ должны отразиться совсмъ иначе вс лучи и тни, чмъ на ней.

ГЛАВА XXII.

На слдующй день за обдомъ Виль былъ, до того увлекательно любезенъ, что м-ру Казобону не представлялось поводовъ къ неудовольствю на своего родственника. Доротея замтила даже, что Вилю посчастливилось увлечь ея мужа въ разговоръ, впродолжени котораго онъ съ благоговнемъ выслушивалъ кузена каждый разъ, когда тотъ пускался въ разсужденя. Конечно, въ Типтон нельзя было разсчитывать встртить такого развитаго слушателя. Виль говорилъ о самомъ себ какъ-то вскользь, слегка, такъ что его слова скоре походили на шутку, чмъ на что-нибудь серьезное, на нкоторые недостатки его теперь не обращалось вниманя. Вообще, этотъ день оказался особенно удачнымъ для молодого человка. Его разсказы изъ народной жизни Рима дышали такой естественностю, что сейчасъ можно было догадаться, что онъ самъ толкался между народомъ. Коснувшись вопроса объ отношени еврейской религи къ католической, Виль провелъ совершенно одинаковый взглядъ съ м-ромъ Казобономъ, горячо возстававшимъ противъ мння мидльтонскихъ жителей на этотъ счетъ, затмъ молодой гость полу-шутя, полу-восторженно перешелъ къ описаню разнообразныхъ удовольствй, которыми онъ пользовался въ Рим.

— Здсь невольно развиваешься, говорилъ онъ,— богатство по части произведенй искуства такъ велико, что каждый иметъ возможность длать постоянныя сравненя между ними, здсь всякй видитъ не мертвую букву, а живые образы прошедшихъ вковъ. Вы, м-ръ Казобонъ, можетъ быть, слишкомъ преданы серьезнымъ занятямъ, чтобы чувствовать на себ это вляне Рима, но на меня онъ дйствуетъ необыкновенно живительно. Бродя среди его развалинъ, я представляю себ совершенно иначе древнюю исторю и изъ всхъ этихъ живописныхъ руинъ я, при помощи воображеня, создаю себ цлые дворцы и храмы.

Время отъ времени Виль обращался съ вопросами къ Дороте и вступалъ съ нею въ серьезныя преня по поводу Мадонны di Foligno или группы Лаокаона, точно онъ принималъ ея сужденя за окончательный приговоръ этимъ произведенямъ. Умнье кстати коснуться мровыхъ вопросовъ придаетъ разговору необыкновенное оживлене и потому м-ръ Казобонъ не безъ гордости слушалъ, какъ говорила его жена, обладавшая рдкимъ въ женщин даромъ краснорчя. Обдъ шелъ весело, м-ръ Казобонъ объявилъ, что онъ прерветъ дня на два свои чтеня въ публичной библотек и что, поработавъ еще нсколько времени посл того, онъ не намренъ уже оставаться боле въ Рим. Это побудило Виля упросить м-съ Казобонъ, чтобы она не узжала изъ Рима, не постивъ двухъ или трехъ мастерскихъ художниковъ.

— Неужели м-ръ Казобонъ не сводитъ васъ туда? говорилъ онъ съ одушевленемъ.— Такого рода вещи нужно непремнно видть, это, такъ сказать, спецальная школа искуства. Я готовъ сопровождать васъ во время этого обзора. Намъ не нужно утомлять себя осмотромъ всхъ мастерскихъ, но мы постимъ только нкоторыя изъ нихъ, по выбору.

М-ръ Казобонъ, замтивъ, что Доротея выразительно смотритъ на него, спросилъ, будетъ-ли это ее интересовать, и если да, то онъ къ ея услугамъ на весь слдующй день.

Ршено было тутъ-же, что Виль явится къ нимъ завтра и подетъ вмст съ ними.

Обойти мастерскую Торвальдсена,— этой современной знаменитости, о которой даже м-ръ Казобонъ первый вспомнилъ,— было немыслимо. Осмотрвъ ее, наши туристы, руководимые Вилемъ, отправились въ студю Адольфа Наумана, художника, который, по словамъ Виля, стоялъ во глав послдователей возрожденя христанскаго искуства и былъ однимъ изъ живописцевъ, олицетворявшихъ на полотн таинства древняго мра и воспроизводившихъ для настоящаго поколня образы великихъ людей.

— Я самъ подъ его руководствомъ написалъ нсколько эскизовъ масляными красками, сказалъ Виль.— Но я ненавижу снимать копи съ чужихъ оригиналовъ, мн непремнно хочется вставить въ нихъ что нибудь свое, самобытное. Такъ, напримръ, Науманъ написалъ картину ‘Святые мужи, везуще колесницу церкви’, а я, въ подражане ему, набросалъ эскизъ въ род извстной картины Маро, ‘Тамбурленъ, везомый въ колесниц, въ которой впряжены побжденные короли’. Я придерживаюсь больше свтскихъ сюжетовъ и нердко дразню Наумана за то, что онъ черезъ-чуръ увлекается отвлеченными идеями, но на этотъ разъ я намренъ перещеголять даже его. Мой Тамбурлэнъ будетъ олицетворенемъ истори физическихъ мровыхъ переворотовъ, уничтожающихъ цлыя царства. По-моему, это очень близкое пифическое истолковане идеи.

Проговоривъ это, Виль взглянулъ на м-ра Казобона, который довольно холодно выслушалъ его смлое сравнене и равнодушно кивнулъ головой.

— Картина должна выйдти великолпная, если вы удачно выразите въ ней такую обширную идею, заттила Доротея.— Но мн-бы хотлось выслушать боле точное объяснене ея. Каке-же именно перевороты долженъ изображать вашъ Тамбурлэнъ: землетрясеня или изверженя волкановъ?

— Ну, да, конечно, отвчалъ смясь Виль,— я разумю и это, и переселене человческихъ расъ, и открыте Америки, и изобртене пара, словомъ, все, что только можно себ вообразить по части переворотовъ.

— Какая трудная задача для зрителя вашей будущей картины! воскликнула Доротея, взглянувъ съ улыбкой на мужа.— Нужно быть такимъ ученымъ, какъ м-ръ Казобонъ, чтобы умть понять смыслъ ея.

М-ръ Казобонъ усиленно заморгавъ глазами, взглянулъ украдкой на Виля. Онъ началъ подозрвать, что надъ нимъ трунятъ. Но неужели и Доротею можно заподозрить въ этомъ намрени?

Наумана они нашли погруженнымъ въ работу, хотя передъ нимъ не оказывалось никакой модели. Вс картины молодого художника были разставлены самымъ выгоднымъ образомъ, самъ-же онъ возсдалъ передъ мольбертомъ въ срой блуз, съ коричневымъ бархатнымъ беретомъ на голов. Вся обстановка была такъ прилична, что онъ какъ будто ожидалъ въ это утро посщеня англйской леди.

При вход гостей, Науманъ вжливо поклонился и ломанымъ англйскимъ языкомъ принялся объяснять имъ сюжеты оконченченныхъ и начатыхъ имъ картинъ. При этомъ можно было замтить, что онъ внимательно разсматриваетъ, какъ м-ра Казобона, такъ и его жену. Виль перебгалъ отъ одного мольберта къ другому, восторгаясь то тмъ, то другимъ, достоинствомъ къ произведеняхъ своего друга.

Передъ Доротеей открылся совершенно новый мръ при взгляд на всхъ этихъ Мадоннъ, сидящихъ на тронахъ, подъ балдахинами и окруженныхъ сельскими видами, а также на древнихъ мучениковъ съ орудями пытки, воткнутыми въ ихъ головы. То, что она считала прежде чудовищнымъ, представлялось ей теперь совершенно естественнымъ и понятнымъ. Но м-ра Казобона, повидимому, вовсе не интересовалъ такой характеръ живописи.

— Въ живописи я понимаю чувствомъ прекрасное, но для ума моего недоступенъ энигматическй смыслъ картинъ, сказала Доротея, обращаясь къ Вилю,— и не смотря на то, мн понятне вотъ такя картины, чмъ та, о которой вы намъ сегодня говорили.

— Пожалуйста, не поминайте о моей пачкотн при Науман, прервалъ ее Виль.— Онъ называетъ мои картины pfiuscherei — самое позорное, по его словамъ, назване.

— Неужели это правда! спросила Доротея, устремивъ свтлый, открытый взглядъ на Наумана.

— О! да вдь онъ занимался живописью ради забавы, отвчалъ Науманъ съ легкой гримасой.— Его настоящее призване — les belles-lettres. На это онъ ма-астеръ!

Науманъ такъ протянулъ букву а, что, казалось, будто онъ употребилъ слово — мастеръ въ вид насмшки. Вилю это не очень понравилось, однако онъ принудилъ себя засмяться. М-ра Казобона хотя сильно коробило въ то время, когда художникъ немилосердно коверкалъ англйскй языкъ, но, услышавъ, съ какой справедливой строгостю тотъ выразился о Вил, онъ почувствовалъ къ нему нкоторое уважене.

Нсколько минутъ спустя, Науманъ отвелъ Виля въ сторону и поговоривъ съ нимъ что-то вполголоса, выразительно посмотрлъ прежде на свже-натянутый холстъ начатой картины и затмъ на м-ра Казобона.

— Мой другъ Владиславъ, произнесъ громко молодой художникъ, выступая впередъ и обращаясь къ своему гостю,— думаетъ, сэръ, что вы извините мою откровенность, если я вамъ сознаюсь, что снимокъ портрета съ вашей головы будетъ для меня драгоцннымъ пробртенемъ для изображеня на моей картин Фомы Аквитанскаго. Это, конечно, большая смлость съ моей стороны… но въ природ такъ рдко можно найдти оригиналъ для воплощеня своей идеи…

Уважене къ Науману поднялось еще на нсколько градусовъ въ глазахъ м-ра Казобона.

— Вы меня очень удивляете, сэръ, отвчалъ онъ, слегка покраснвъ, вслдстве чего, выражене его лица много выиграло,— но если моя скромная физономя, которую я привыкъ считать очень обыкновенной, можетъ съ пользой доставить вамъ нсколько чертъ для изображеня ученаго богослова, то я сочту себя чрезвычайно счастливымъ,— впрочемъ, съ условемъ, чтобы сеансы не долго длились, и чтобы м-съ Казобонъ откровенно сказала, не будетъ-ли ей непрятна такого рода задержка.

Доротея съ большой радостью согласилась ждать и сказала, что ей будетъ прятно видть портретъ мужа въ картин.

У Наумана тотчасъ-же нашлись готовыя кисти и краски и онъ приступилъ къ работ. Разговоръ шелъ своимъ порядкомъ. Доротея тихо опустилась на стулъ, она давно уже не была такъ счастлива, какъ сегодня. Окружающе ее люди, Римъ съ своими сокровищами,— все, все въ эту минуту казалось ей прекраснымъ!…

Ловкй художникъ, во время сеанса, завелъ рчь объ англйской политик и м-ру Казобону пришлось давать довольно пространные отвты на каждый его вопросъ. Виль сидлъ вдали, на ступенькахъ небольшаго возвышеня, служившаго въ род подмостокъ для моделей, и наблюдалъ оттуда за разговаривавшими.

— Теперь нужно отдохнуть съ полчаса и за тмъ снова продолжать, произнесъ наконецъ Науманъ, опуская кисть.— Владиславъ, подойди сюда, посмотри, сказалъ онъ, обращаясь къ Вилю,— мн кажется, что начало портрета удалось отлично.

Виль весело вскочилъ съ мста и вскрикнулъ отъ восторга, взглянувъ на картину.

— Жаль, если вамъ нельзя будетъ сегодня доле у меня остаться, м-ръ Казобонъ, проговорилъ Науманъ.— Быть можетъ, вы желаете хать еще куда-нибудь… Я не смю васъ безпокоить… Не завернете-ли вы сюда хоть завтра утромъ?…

— О! останемтесь здсь! воскликнула Доротея.— Намъ некуда хать сегодня, неправда-ли? прибавила она, взглянувъ умоляющими глазами на мужа.— Право, жаль будетъ оставить недоконченной эту прекрасную голову.

— Сэръ, я въ вашимъ услугамъ, отвчалъ благосклонно м-ръ Казобонъ.— Сегодня мозгъ мой отдыхаетъ, пусть, по крайней мр, голова будетъ полезна на что-нибудь.

— Вы невыразимо добры! Я очень счастливъ! воскликнулъ Науманъ и заговорилъ вдругъ по-нмецки съ Вилемъ, указывая ему то на одно мсто своей картины, то на другое, длая видъ, что разсуждаетъ объ ней. Затмъ, онъ началъ осматриваться кругомъ, какъ-бы ища развлеченя для своихъ гостей и, быстро повернувшись въ Казобону, сказалъ:

— Не позволитъ-ли мн ваша прелестная супруга набросать съ нея небольшой эскизъ, пока вы отдыхаете? Я сдлаю, конечно, не портретъ ея для вставки въ эту картину, а такъ, простой этюдъ.

М-ръ Казобонъ вжливо поклонился художнику и выразилъ надежду, что м-съ Казобонъ, вроятно, не откажется сдлать ему это одолжене, а Доротея прямо спросила:

— Гд вы прикажете мн стать?

Науманъ разсыпался въ извиненяхъ и началъ немедленно устанавливать Доротею, которая покорилась ему безъ всякихъ ужимокъ и смха, такъ часто употребляемыхъ дамами въ подобныхъ случаяхъ.

— Я-бы желалъ нарисовать васъ въ вид св. Клары, говорилъ Науманъ, поправляя позу Доротеи.— Подоприте вашу щеку рукой, опустите глаза внизъ… на этотъ стулъ… вотъ такъ!

Вилю хотлось пасть въ ногамъ очаровательной модели и облобызать край ея одежды, но въ то-же время ему до смерти хотлось поколотить хорошенько Наумана за то, что тотъ осмлился взять руку Доротеи и согнуть ее по своему.

— Это просто наглость, безстыдство съ его стороны, разсуждалъ про себя Виль съ негодованемъ.— Мн досадно, зачмъ я привезъ ее сюда!…

Артистъ съ жаромъ принялся за работу, и Виль, нсколько успокоившись, началъ тихо бродить по комнат, стараясь по возможности занимать м-ра Казобона. Но, какъ видно, это ему не совсмъ удалось, потому-что не прошло и получасу, какъ м-ръ Казобонъ громко спросилъ жену: не устала-ли она? Науманъ тотчасъ понялъ намекъ и сказалъ:

— Сэръ, если вы сдлаете мн одолжене и пожалуете опять завтра, то я тотчасъ-же отпущу вашу супругу.

М-ръ Казобонъ простеръ свое снисхождене до того, что согласился прхать на другой день, особенно, когда молодой художникъ доказалъ ему, что для полнаго совершенства въ отдлк головы Фомы Аквитанскаго необходимъ еще сеансъ. Изображене св. Клары требовало также нкоторыхъ дополненй. Такимъ образомъ, на слдующй день Казобоны прхали вторично. Фома Аквитанскй, сидящй среди учителей церкви и отвлеченный отъ земныхъ пренй зрлищемъ небеснаго видня, такъ понравился м-ру Казобону, что онъ тутъ-же условился въ цн этой картины съ Науманомъ. Святая Клара, по словамъ самого художника, оказалась очень неудовлетворительной, онъ никакъ не могъ заране опредлить, выйдетъ-ли хорошая картина изъ этого эскиза, поэтому и продажа ея осталась до времени вопросомъ нершеннымъ. Я не буду останавливаться на томъ, какъ Науманъ усердно трунилъ надъ Казобономъ вечеромъ того дня и какими дифирамбами онъ воспвалъ красоту Доротеи. Виль искренно вторилъ ему, однакожъ между ними случались и разноглася: какъ только художникъ осмливался разбирать красавицу по частямъ, Виль выходилъ изъ себя, онъ упрекалъ своего прятеля въ самоувренности, въ слишкомъ грубомъ выбор словъ, и въ особенности въ дерзости, когда тотъ сдлалъ какое-то замчане на счетъ губъ Доротеи. ‘Это не такая женщина, о которой можно говорить, какъ обо всхъ’, воскликнулъ Виль, неимвшй духа высказать своихъ настоящихъ мыслей и потому сильно раздражившйся. А между тмъ, давно-ли онъ, согласившись привезти Казобоновъ въ мастерскую своего прятеля, считалъ свою гордость удовлетворенной тмъ, что онъ первый доставилъ Науману возможность изучить прекрасныя черты, или скоре, божественную красоту и-съ Казобонъ (обыкновенныя выраженя для опредленя прелестей своей кузины Виль считалъ недостаточными).

Вотъ-бы удивились жители Типтона и его окрестностей, равно какъ и сама Доротея, если-бы до ихъ свденя дошло, что есть люди, восторгающеся ея наружностю! Въ томъ краю м-съ Брукъ слыла только красивой молодой женщиной.

— Сдлай милость, Науманъ, перестанемъ говорить объ этомъ предмет, воскликнулъ, наконецъ, Виль, прерывая краснорчивыя изляня своего прятеля.— М-съ Казобонъ нельзя разбирать, какъ натурщицу.

Наунанъ вытаращилъ отъ удивленя глаза.

— Schn! Давай толковать о моемъ Фом Аквитанскомъ, отвчалъ онъ.— Вдь это также типъ не послдняго разряда. Я убжденъ, что великй схоластикъ будетъ очень польщенъ, если на его портретъ окажется сильный спросъ. Вдь эти накрахмаленные ученые доктора страхъ какъ тщеславны! Мн показалось даже, что его гораздо боле интересовалъ его собственный портретъ, чмъ портретъ жены.

— Это препротивный фатъ и вмст съ тмъ педантъ, у него просто рыбья кровь, сказалъ Виль, чуть не скрежеща зубами отъ негодованя.

Слушателю его было неизвстно, что онъ многимъ обязанъ м-ру Казобону, но въ эту минуту самъ Виль дорого-бы далъ за возможность сбросить съ себя иго благодарности.

— Хорошо-бы они сдлали, если-бы ухали поскоре изъ Рима, душа моя, замтилъ Науманъ, пожимая плечами.— Ихъ присутстве портитъ твой хорошй характеръ.

Съ этого дня Виль началъ изобртать разныя средства и уловки, чтобы увидть Доротею на-един. Онъ ничего другого не добивался, какъ только возможности заинтересовать немного своей личностью Доротею и оставить въ ней хорошее воспоминане о себ. Его сильно раздражало ея постоянное добродуше и ровная веселость со всми. Ему хотлось добиться какихъ-нибудь особенныхъ проявленй чувства: Вилю, какъ всмъ мужчинамъ вообще, было-бы прятно видть, что владычица его сердца, съ высоты своего трона, отличаетъ его небольшими знаками вниманя отъ прочей толпы. Но требованя и желаня Виля были полны противорчй. Иногда онъ отъ души восторгался, когда прекрасные глаза Доротеи обращались съ тревогой и мольбой къ мужу, ему казалось, что она потеряла-бы часть своей прелести, если-бы была мене предана своему долгу. Но вслдъ за тмъ онъ выходилъ изъ себя отъ негодованя, видя, съ какимъ ледянымъ равнодушемъ Казобонъ встрчаетъ взгляды жены. Вся кровъ Виля кипла въ эти минуты и онъ мучился желанемъ наговоритъ своему родственнику какихъ-нибудь дерзостей, тогда какъ долгъ чести и благодарности накладывалъ на него печать молчаня.

На слдующй день, посл перваго сеанса въ мастерской Наумана, Казобоны не приглашали Виля обдать. Тмъ не мене онъ уврилъ себя, что обязанъ сдлать имъ визитъ, припомнивъ очень хорошо, что единственное время, когда м-ра Казобона можно было не застать дома — это утромъ, передъ обдомъ.

Доротея, не замтивъ, что мужъ ея остался недоволенъ тмъ, что она приняла въ первый разъ Виля въ его отсутстве, не сочла нужнымъ отказать ему и во второй разъ, тмъ боле, что этотъ визитъ Виля былъ прощальнымъ визитомъ. Въ ту минуту, когда онъ входилъ въ комнату, Доротея занималась разсматриванемъ прибора изъ камей, купленнаго ею для Цели. Поздоровавшись съ кузеномъ своего мужа, какъ ни въ чемъ ни бывало, молодая женщина подала ему браслетъ съ камеями.

— Какъ я рада, что вы пришли, сказала она,— можетъ быть, вы знаете толкъ въ камеяхъ, посмотрите, хорошъ-лы этотъ браслетъ? Я было хотла даже попросить васъ, чтобы вы выбрали ихъ для меня, но м-ръ Казобонъ на это не согласился, говоря, что теперь некогда васъ безпокоить. Его занятя кончаются завтра и мы черезъ три дня узжаемъ, а между тхъ я такъ озабочена покупкой камей. Пожалуйста, сядьте поближе и разсмотрите ихъ хорошенько.

— Я не большой знатокъ въ этомъ дл, отвчалъ Виль,— но вижу, что эти маленькя камеи съ изображенемъ гомеровскихъ героевъ — несомннно хороши. Цвтъ ихъ великолпный, они вамъ будутъ очень въ лицу.

— Да вдь я купила ихъ для сестры, а у нея совершенно другой типъ, чмъ у меня, возразила Доротея.— Помните, вы видли ее въ Ловик? Она блондинка — и прехорошенькая, по крайней мр, на мои глаза. Мы съ ней во всю жизнь не разставались такъ надолго, какъ теперь. Это общая баловница, но характера безподобнаго. Она проговорилась какъ-то дома, что ей очень-бы хотлось имть приборъ изъ камей… Жаль будетъ, если я ошибусь въ выбор и куплю не то, что слдуетъ, заключила она съ улыбкой.

— А вы, какъ видно, не знаете цны камеямъ, сказалъ Виль, садясь недалеко отъ Доротеи и слдя за тмъ, какъ она запираетъ футляры.

— Откровенно сказать, я не считаю ихъ большой драгоцнностью, отвчала Доротея.

— Неужели вы еретичка по части искуствъ? Какъ это странно! А я до сихъ поръ воображалъ, что вы сочувствуете всему прекрасному.

— Я большая чудачка, сказала очень наивно Доротея.— Такъ, напримръ, я желала-бы видть счастливой не только себя, но и каждаго человка, вотъ почему вс эти огромныя затраты на пробртене произведенй искуствъ кажутся мн безполезными и мн больно подумать, что он не служатъ ко благу людей. Все мое удовольстве отравлено мыслю, что для большинства людей недоступны такя дорогя наслажденя.

— Я называю это фанатизмомъ человколюбя! пылко воскликнулъ Виль.— Посл этого нельзя ничмъ наслаждаться — ни природой, ни поэзей, ничмъ изящнымъ! Если-бы вы дйствительно держались такого принципа, вамъ-бы слдовало сдлаться злой, не смотря на то, что у васъ доброе сердце, и стараться заглушить въ себ вс хорошя качества, чтобы не быть лучше другихъ. А по-моему, высшее назначене человка состоитъ въ умньи наслаждаться жизню, какова она есть. Зачмъ намъ портить репутацю нашей планеты — земли? Это чрезвычайно прятное мсто для жизни. Радость просвтляетъ человка. И къ чему вс эти вчныя заботы о другихъ? Наслаждаться жизню, искуствами, всмъ, чмъ хотите — вы этимъ, способомъ воздадите должное своему ближнему. Неужели вы хотите превратить все, что юно на свт, въ трагическй хоръ, плачущй и проповдующй скупость? Право, я начинаю подозрвать, что у васъ составилось ложное поняте о достоинствахъ скупости и что вы намрены обречь себя на мученическую жизнь..

Виль почувствовалъ, что зашелъ слишкомъ далеко и вдругъ остановился. Но Доротея думала въ эту минуту совсмъ о другомъ и отвчала ему безъ всякаго волненя:

— Вы, должно быть, меня не поняли. У меня вовсе не грустный и не меланхолическй характеръ. Я не умю быть долго несчастной. Я женщина сердитая и упрямая — совсмъ не то, что Целя, у меня бываютъ страшныя вспышки, но затмъ я снова длаюсь всмъ довольна. Слпо врить каждому авторитету по части искуствъ я не умю. Мн-бы очень хотлось наслаждаться здсь художественными произведенями, но ихъ такое множество, что мн кажется — я ршительно не понимаю почему,— будто здсь выставка скоре безобразя, чмъ красоты. Очень можетъ быть, что живопись и скульптура въ Рим превосходны, но многе ихъ образцы грубы и циничны, а иногда даже карикатурны. Кой-гд мелькаютъ между ними прекрасныя вещи, производящя на меня такое-же прятное впечатлне, какъ видъ Албанскихъ горъ или какъ картина захожденя солнца съ высоты Пинчо, но отъ этого еще боле начинаешь жалть, почему въ такой масс разныхъ произведенй, стоившихъ безконечныхъ трудовъ художникамъ, такъ рдко увидишь замчательную вещь.

— Вы правы, отвчалъ Виль,— дурныхъ произведенй всегда бываетъ больше, чмъ хорошихъ, но они-то и подготовляютъ почву для истиннаго искуства.

— Ахъ! Боже мой! воскликнула Доротея, схватившаяся за эти послдня слова, подъ влянемъ своихъ мыслей: — я вижу теперь, какъ трудно сдлать что-нибудь хорошее. Живя въ Рим, я убдилась, что если-бы можно было передать на полотн домашнюю жизнь многихъ изъ насъ, то эти картины вышли-бы уродливе и страшне, чмъ большая часть подобныхъ картинъ, которыя привелось мн видть здсь, въ Рим.

Доротея открыла было ротъ, чтобы продолжать, но вдругъ перемнила намрене и замолчала.

— Вы слишкомъ молоды для такихъ мыслей, возразилъ съ энергей Виль, встряхивая по обыкновеню волосами.— Это анахронизмъ. Вы разсуждаете точно старуха. Васъ врно воспитывали подъ влянемъ какихъ-нибудь мрачныхъ легендъ и сказокъ. А теперь васъ запрутъ въ эту каменную тюрьму — Ловикъ! Васъ тамъ погребутъ заживо! Это ужасно! Я съума схожу при одной мысли объ этомъ. Лучше-бы я васъ никогда не видалъ, чмъ знать, какое будущее васъ ожидаетъ.

Виль опять ороблъ, думая, что высказалъ слишкомъ много, но смыслъ нашихъ рчей очень часто зависитъ отъ тона, которымъ он говорятся, въ словахъ-же Виля слышалось такое нжное сострадане, что Доротея, неизбалованная лаской близкихъ ей людей, почувствовала искреннюю къ нему благодарность и, кротко улыбнувшись, сказала:

— Благодарю васъ за участе ко мн. Вы судите такъ о Ловик потому, что не любите его и потому, что вы ведете совсмъ другой образъ жизни, чмъ мы. А я сама выбрала Ловикъ и нахожу, что сдлала хорошо.

Послдня слова Доротея произнесла съ такимъ достоинствомъ, что Виль не зналъ, что ей отвтить, такъ-какъ теперь уже неумстно было-бы пасть къ ея ногамъ и, цлуя ея туфли, объявить, что онъ готовъ за нее умереть. По всему было замтно, что она ни въ чемъ подобномъ не нуждалась. Оба собесдника помолчали нсколько минутъ, затмъ Доротея, какъ-бы вспомнивъ что-то, заговорила опять:

— Кстати, я давно уже хочу у васъ спросить о томъ, что вы мн намедни говорили. Можетъ быть, вы сказали это только по живости вашего характера… Я вообще замтила, что вы выражаетесь иногда рзко. Впрочемъ, я и сама нердко увлекаюсь, когда спшу высказаться.

— Что, что такое я сказалъ? спросилъ Виль, замтивъ, что Доротея смутилась.— У меня бдовый языкъ: его удержать почти нельзя, когда я вспылю. Повторите, пожалуйста, я готовъ взять назадъ вс свои выраженя.

— Помните то утро, когда мы съ вами говорили о трудахъ моего мужа? Вы замтили, что м-ру Казобону, какъ археологу, необходимо знать нмецкй языкъ. Я долго объ этомъ думала и пришла въ убжденю, что ему нужно непремнно имть подъ рукой вс т матералы, которыми руководились германске ученые. Не правда-ли?

Смущене Доротеи происходило отъ того, что ей было крайне неловко отдавать на судъ третьяго лица недостатки своего мужа,какъ человка ученаго.

— На что ему вс эти матералы? отвчалъ Виль, давшй себ слово не проговориваться боле.— Вдь онъ не оренталистъ, вы сами это знаете. Онъ самъ нердко сознавался, что очень не силенъ въ восточныхъ языкахъ.

— Но вдь существуютъ-же древня сочиненя по части археологи, которая пользуются большимъ авторитетомъ до сихъ поръ, не смотря на то, что ученые, написавше ихъ, понятя не имли о послдующихъ открытяхъ. Почемъ знать, можетъ быть, трудъ м-ра Казобона будетъ имть такя-же достоинства, какъ и эти старинныя книги, произнесла Доротея съ усиленной энергей. Она чувствовала потребность высказать аргументъ, уже давно созрвшй въ ея ум.

— Это будетъ зависть отъ направленя, которое м-ръ Казобонъ дастъ своему сочиненю, отвчалъ Виль тономъ авторитета.— Предметъ его науки такъ-же непостояненъ, какъ химя: новыя открытя порождаютъ безпрестанно новые взгляды. Кому нужна теперь система, основанная на четырехъ стихяхъ? Кому нужна книга, написанная въ опровержене Парацельса? Разв вы не видите, какъ безполезенъ въ настоящее время трудъ тхъ людей, которые тащатся по слдамъ ученыхъ прошлаго столтя — хоть Брани, напримръ,— и поправляютъ ихъ ошибки? Стоитъ-ли рыться въ кладовыхъ съ древностями, чтобы очищать отъ промаховъ кривыя теори о Хус и Мизраим?

— Можно-ли относиться къ этому длу такъ легко? сказала Доротея полу-гнвнымъ, полу-печальнымъ голосомъ.— Если справедливо, что вы говорите, то какъ не скорбть о томъ, что столько ревностнаго труда пропадаетъ даромъ! Если вы тоже убждены въ этомъ, то я удивляюсь, какъ вы можете переносить хладнокровно, что м-ръ Казобонъ — человкъ такой добрый, умный, ученый, тратитъ понапрасну лучше годы своей жизни на безполезные труды!…

Доротея была задта за живое такимъ оборотомъ разговора и мысленно сердилась на Виля за то, что онъ возбудилъ его.

— Но вдь мы разсуждали о факт, а не о моихъ чувствахъ, возразилъ Виль.— Если вы желаете наказать меня за то, что я высказалъ вамъ правду, я готовъ покориться. Что-же касается моихъ чувствъ въ м-ру Казобону, то я поставленъ въ такое положене, что не могу ихъ объяснять. Это было-бы похоже на похвальное слово ученика учителю.

— Извините меня, пожалуйста! сказала Доротея, вспыхнувъ до ушей.— Я чувствую, что это моя вина, что я навела васъ на этотъ разговоръ, притомъ я отнеслась къ нему ошибочно. Долговременный трудъ, кончившйся неудачей, все-таки боле достоинъ уваженя, чмъ уклонене отъ труда изъ страха неудачи.

— Я до такой степени съ вами согласенъ, отвчалъ Виль, ршившйся дать другой оборотъ разговору,— что принимаю твердое намрене не бояться никакого риску, хотя-бы впереди и ожидали меня неудачи. Великодуше м-ра Казобона послужило мн во вредъ, я хочу теперь отказаться отъ той свободы, которою онъ позволялъ мн пользоваться до сихъ поръ, я вернусь немедленно въ Англю и начну пробивать себ дорогу самъ, стараясь не зависть ни отъ кого, кром самого себя.

— Это прекрасно, и я уважаю ваше намрене, произнесла Доротея прежнимъ ласковымъ тономъ.— Но м-ръ Казобонъ руководился постоянно одной цлью — вашей пользой.

‘А-а! понимаю! подумалъ Виль,— если она и не любитъ мужа, то защищаетъ его теперь изъ упрямства и гордости, которыя замняютъ ей любовь’.

— Мы ужь больше съ вами не увидимся, сказалъ онъ, вставая съ мста.

— Дождитесь м-ра Казобона, проговорила Доротея.— Я такъ рада, что мы съ вами здсь встртились. Мн давно хотлось съ вами познакомиться.

— Да, а я съумлъ разсердить васъ! Вы будете имть дурное мнне обо мн.

— О, нтъ! Сестра увряетъ, будто я всегда сержусь на тхъ, кто иначе глядитъ на вещи, чмъ я, но изъ этого не слдуетъ, что я должна дурно думать о такихъ людяхъ. Скоре всего мн слдуетъ осуждать самую себя за то, что у меня такой нетерпливый характеръ.

— Положимъ, что и такъ, однако я все-таки увренъ, что вы не расположены во мн и будете вспоминать обо мн съ непрятнымъ чувствомъ.

— Совсмъ нтъ, возразила Доротея открытымъ, ласковымъ тономъ: — я васъ очень люблю.

Вилю не понравилось выражене, съ которымъ были произнесены послдня слова, въ эту минуту ему даже захотлось, чтобы Доротея его ненавидла. Онъ промолчалъ, и лицо его приняло холодное, чтобы не сказать, мрачное выражене.

— И кром того, будущее ваше очень меня интересуетъ, продолжала весело Доротея.— Я твердо врю, что въ каждомъ человк есть свое природное призване къ чему-нибудь. Не имй я этой вры, меня можно было-бы назвать ограниченной женщиной, потому-что я невжда по части многихъ искуствъ, не считая живописи. Въ музык, напримръ, въ литератур, въ которыхъ вы такъ сильны, я очень мало смыслю. Очень любопытно было-бы знать, какое именно ваше призване? Можетъ быть, вы сдлаетесь поэтомъ?

— Это смотря… отвчалъ Виль.— Быть поэтомъ — значитъ имть такую воспримчивую, чуткую натуру, чтобы отъ нея не могъ ускользнуть ни малйшй оттнокъ свойствъ предметовъ и воспринимать каждое чувство живе, чмъ способны на то друге люди. У поэта творчество незамтно сливается съ чувствомъ, а чувство, въ свою очередь, является новымъ орудемъ для творчества. Вдохновене-же находитъ на человка по временамъ…

— Вы забыли упомянуть о способности писать стихи, прервала его Доротея.— Стихотворство — необходимое дополнене свойствъ поэта. Мн очень понятна ваша мысль о родств творчества съ чувствомъ, потому что я на себ это испытывала. Со всмъ тмъ, я никогда не могла писать стиховъ.

— Вы сами по себ поэма! съ жаромъ воскликнулъ Виль.— Ваше призване — вдохновлять собой поэта!..

— Очень рада, если это такъ, сказала Доротея, засмявшись своимъ серебристымъ смхомъ и игриво посмотрвъ на Виля.— Вы сегодня наговорили мн много прятнаго.

— Какъ-бы я желалъ всегда говорить вамъ только одно прятное, замтилъ съ жаромъ Виль.— Всегда быть вамъ полезнымъ, хотя-бы въ бездлицахъ. Но едва-ли мн представится къ этому случай!

— Почему-жь нтъ? возразила Доротея.— Можетъ быть, и представится. Я, по крайней мр, никогда не забуду, что вы желаете мн добра. Въ первый день нашей встрчи во мн родилась надежда, что мы съ вами сдлаемся друзьями, тмъ боле, что вы родственникъ м-ру Казобону.

При этомъ на глазахъ Доротеи сверкнули слзы и Виль почувствовалъ, что вслдстве симпати и его глаза сдлались влажными.

Намекъ на мужа испортилъ-бы Вилю эту отрадную минуту, если-бы онъ въ это время могъ думать о чемъ-либо другомъ,кром очаровательной красоты невинной, неопытной женщины, говорившей съ нимъ такъ кротко и съ такимъ достоинствомъ.

— Даже и теперь есть къ вамъ просьба и вы можете ее исполнить, сказала Доротея, вставая съ мста и пройдясь по комнат подъ влянемъ волненя.— Дайте мн слово, что вы никогда, ни съ кмъ не станете говорить о работахъ м-ра Казобона, т. е. въ томъ смысл, какъ вы говорили со мной. Повторяю снова, я одна виновата, что навела васъ на этотъ разговоръ и беру всю вину на себя. А съ васъ я беру обтъ молчаня. Вы дадите мн его?

Остановившись какъ разъ противъ Виля, Доротея серьезно посмотрла ему въ глаза.

— Конечно, дамъ! отвчалъ Виль, невольно покраснвъ при мысли, что, не смотря на молчане, на него налагаемое, ему никто не можетъ запретить ненавидть отъ души своего кузена, особенно, когда ему удастся сбросить съ себя вс обязательства въ отношени къ нему. Поэтъ долженъ умть ненавидть, сказалъ Гете, и Виль былъ готовъ доказать это на дл.

— Я долженъ уйдти теперь, не дождавшись м-ра Казобона, сказалъ онъ Дороте,— а съ нимъ я приду проститься передъ самымъ отъздомъ.

Доротея подала ему руку и они обмнялись ворошимъ: ‘прощайте’!

Но при выход изъ воротъ, Виль встртился съ м-ромъ Казобономъ и послднй, пожелавъ юному кузену всего лучшаго, вжливо отклонилъ удовольстве видться съ нимъ на слдующй день, говоря, что у нихъ пропасть хлопотъ съ приготовленями въ отъзду.

— Мн нужно сообщить вамъ кое-что весьма прятное для васъ о вашемъ кузен Владислав, сказала въ этотъ вечеръ Доротея своему мужу. Утромъ она также заговорила о Вил съ мужемъ, объявивъ, что онъ только-что ушелъ отъ нея и придетъ завтра опять, но м-ръ Казобонъ прервалъ ее тогда замчанемъ, что онъ встртилъ Виля у воротъ и что они тамъ окончательно простились. Слова эти были сказаны такимъ тономъ, какой обыкновенно употребляется въ тхъ случаяхъ, когда мы не желаемъ продолжать начатаго разговора и вообще относимся къ нему безъ всякаго интереса. Дороте пришлось поневол выждать.

— А что такое, душа моя? спросилъ теперь м-ръ Казобонъ (въ минуту холодности, онъ всегда называлъ жену — душа моя).

— Владиславъ не намренъ уже боле вести бродячую жизнь, отвчала Доротея,— и хочетъ жить своими трудами, безъ вашей помощи. Онъ собирается вернуться въ Англю, чтобы начать устроивать свою карьеру. Я полагала, что вы сочтете это добрымъ знакомъ, заключила она, ласково посматривая на равнодушное лицо мужа.

— Онъ назвалъ вамъ избранное заняте, которому намренъ себя посвятить?

— Нтъ, но онъ находитъ вреднымъ для себя ваше великодуше къ нему. Впрочемъ, онъ самъ вамъ обо всемъ напишетъ. Не правда-ли, что и намрене перемниться есть уже хорошй залогъ для будущаго?

— Посмотримъ, что онъ мн сообщитъ на этотъ счетъ, замтилъ Казобонъ.

— Я говорила ему, что у васъ на первомъ план всегда его польза. Я никогда не забуду вашъ добрый отзывъ о немъ, высказанный — помните, когда я въ первый разъ увидла его въ Ловик? Съ этими словами Доротея тихо положила свою руку на руку мужа.

— Я былъ связанъ долгомъ въ отношени къ нему, отвчалъ м-ръ Казобонъ, прикрывъ, въ вид ласки, своей рукой руку жены, но сохраняя на лиц прежнее выражене недовольства.— Признаться сказать, онъ только по этому и возбуждалъ во мн интересъ, во всякомъ случа намъ нечего разсуждать о его будущемъ, ради котораго я не перейду границъ, которыхъ я держался до сихъ поръ.

Посл этого разговора Доротея уже боле не упоминала о Вил.

КНИГА III.
Въ ожидани смерти.

ГЛАВА XXIII.

У Фреда Винци, какъ намъ извстно изъ предыдущаго, лежалъ на душ денежный долгъ и хотя это невещественное бремя не могло тяготить даже нсколько часовъ сряду такого легкомысленнаго, юнаго джентльмена какъ онъ, тхъ не мене, были нкотораго рода обстоятельства, тсно связанныя съ этихъ долгомъ, которыя длали самое воспоминане о немъ невыносимымъ для Фреда. Главнымъ его кредиторомъ считался нкто м-ръ Бэмбриджъ, торговецъ лошадьми, жившй по сосдству отъ Мидльмарча и хорошо знакомый со всей городской молодежью, преданной удовольствю верховой зды. Явившись во время лтней вакаци домой, Фредъ постоянно чувствовалъ потребность въ такомъ разнообрази наслажденй, что у него для этого никогда не хватало карманныхъ денегъ, а тутъ, какъ нарочно, м-ръ Бэмбриджъ очень охотно соглашался не только давать ему верховыхъ лошадей въ наемъ, рискуя, что Фредъ испортитъ ему всхъ кровныхъ скакуновъ, но даже ссужать его небольшими суммами для того, чтобы дать ему средства расплачиваться въ случа проигрыша на биллард. Итогъ всего долга простирался до 160 фунтовъ. Бэмбриджъ былъ совершенно спокоенъ на счетъ своихъ денегъ, зная наврное, что молодому Винци легко найдти за себя поручителей, но сначала онъ обезпечилъ себя векселемъ за подписью одного Фреда. Три мсяца спустя, онъ возобновилъ вексель, потребовавъ, чтобы на немъ находилась также и подпись поручителя, Калеба Гарта. Фредъ былъ вполн убжденъ, что онъ безъ чужой помощи выплатитъ свой долгъ, разсчитывая на какя-то богатства, получене которыхъ основывалось единственно на одной надежд, надежда-же эта истекала просто изъ благодушнаго настроеня Фреда, столь извстнаго всмъ намъ настроеня, подъ влянемъ котораго человкъ ожидаетъ какихъ-то необыкновенно благопрятныхъ обстоятельствъ, имющихъ совершиться или по мудрости провидня, или по глупости кого-либо изъ прятелей, или потому, что задалось негаданное счасте, или, наконецъ, вслдстве того таинственнаго, необычайно-важнаго значеня, которое наша собственная личность иметъ въ цпи всего мрозданя. Точно на такихъ-же основаняхъ и Фредъ ждалъ этихъ благопрятныхъ обстоятельствъ, увренный, что они придутъ непремнно и дадутъ ему возможность удовлетворить всмъ требованямъ его изящнаго вкуса. Такъ, напр., онъ мечталъ, что дядя, поднесетъ ему значительный денежный подарокъ или что ему вдругъ повезетъ счастье въ мн лошадей и что сорокафунтовая лошадь постепенно превратится въ его рукахъ въ сотенную, словомъ, онъ утшалъ себя такими мечтами, которыя въ банковыхъ счетахъ равняются невыведенной въ итогъ сумм. Во всякомъ случа, если-бы даже не сбылись эти мечты, то Фредъ (въ то время) могъ еще разсчитывать на кошелекъ своего отца, какъ на послднй рессурсъ, и потому надежды на будущее казались ему ослпительно блестящими. Впрочемъ, слдуетъ замтить, чта относительно отцовскаго кошелька Фредъ имлъ весьма неясныя понятя, но и въ этомъ случа онъ принималъ въ соображене то обстоятельство, что торговля вещь самая эластичная, и что дефицитъ одного года съ избыткомъ можетъ покрыться барышами другого года. Винци жили на большую ногу, безъ всякаго чванства, но согласно съ привычками и традицями своей фамили, такъ что дтямъ ихъ было незнакомо слово разсчетливость и они были уврены, что ихъ папа въ состояни заплатить все, что захочетъ. Папа Винци, живя въ Мидльмарч, тратилъ очень иного денегъ на скачки, обды и свой погребъ, между тмъ какъ мама Винци, съ своей стороны, никогда не могла выпутаться изъ долговъ по лавкамъ и магазинамъ, утшая себя возможностью имть множество вещей, не платя за нихъ наличными деньгами. Не смотря однакожъ на это, родители сильно негодовали, когда кто-нибудь изъ домашнихъ требовалъ у нихъ денегъ на расходы, и въ семь всегда подымалась буря, когда Фреду приходилось отстаивать сдланный имъ долгъ. Фредъ терпть не могъ такихъ бурь, но какъ почтительный сынъ, съ покорностю переносилъ порывы отцовскаго гнва, зная, что они не бываютъ продолжительны, при этомъ ему было крайне тяжело видть слезы матери, а главное, было непрятно казаться огорченнымъ, когда ему хотлось смяться. Онъ имлъ такой хорошй характеръ, что если посл родительскаго выговора онъ и ходилъ повся голову, то длалъ это больше изъ приличя. Вотъ почему Фредъ придумалъ другой способъ для выручки себя изъ бды, онъ придумалъ возобновить свой вексель за поручительствомъ прятеля. Почему-жь и нтъ! Имя въ виду столько блестящихъ надеждъ, ему ничто не мшало возложить на плеча ближняго нкоторую долю отвтственности за себя, дло только въ томъ, что люди, имена которыхъ принимаются въ поруки съ большой охотой, обыкновенно бываютъ пессимистами, нерасположенными врить, чтобы въ дйствительности все улыбалось вчно улыбающемуся юному джентльмену.

Когда намъ нужна посторонняя помощь, мы составляемъ мысленно списокъ нашихъ друзей, отдаемъ справедливость ихъ прекраснымъ качествамъ, прощаемъ ими нанесенныя намъ небольшя непрятности и, перебирая каждое имя по очереди, стараемся ршить вопросъ, который изъ друзей боле способенъ тронуться нашей просьбой и одолжить насъ. Въ такихъ случаяхъ мы исключаемъ имена нкоторыхъ друзей изъ списка, находя, что на ихъ горячее сочувстве нельзя слишкомъ разсчитывать. Такъ было и съ Фредомъ. Онъ вычеркнулъ всхъ друзей, кром одного, на томъ основани, что ему было-бы непрятно обращаться къ нимъ (а онъ, какъ и вс мы, считалъ себя въ прав избгать, по возможности, всего, что могло быть непрятно), довольно съ него было тхъ огорченй, что онъ, такъ щедро одаренный природой, рисковалъ подвергнуться чудовищной необходимости носить съузившеся отъ мытья панталоны, сть холодную баранину, ходить пшкомъ, вмсто того, чтобы здить, словомъ, ‘прогорть.’ Съ этимъ онъ никакъ не могъ примириться. Его уже коробило при одной мысли, что на него могутъ смотрть съ высока за то, что онъ ищетъ денегъ для уплаты своихъ мелкихъ долговъ. Такимъ образомъ, случилось, что другъ, къ которому онъ ршился обратиться, былъ бдне всхъ прочихъ, но за то и добре всхъ, а именно Калебъ Гартъ.

Гарты чрезвычайно любили Фреда, который платилъ имъ тмъ-же. Когда Фредъ и Розамунда были еще дтьми, а Гарты находились въ боле блестящемъ положени, чмъ теперь, простое знакомство между двумя семействами превратилось въ родственную связь, вслдстве двухъ браковъ м-ра Фетерстона (его первая жена была сестрой м-ра Гарта, а вторая — сестрой м-съ Винци). Связь эта, однако, поддерживалась гораздо боле дтьми, чмъ родителями, дти распивали вмст чай изъ своихъ игрушечныхъ чашекъ и вмст играли по цлымъ днямъ. Мэри въ дтств смахивала на мальчишку, но Фредъ, тогда шестилтнй мальчикъ, считалъ ее самой хорошенькой двочкой во всемъ свт и даже обручился съ нею мднымъ кольцомъ, которое онъ отрзалъ отъ дождевого зонтика. Пройдя вс степени школьнаго воспитаня, Фредъ остался вренъ своей привязанности къ Гартамъ и сохранилъ привычку ходить въ ихъ домъ какъ въ свой собственный, не смотря на то, что вс сношеня между старшими членами ихъ семействъ давно уже прекратились. Даже въ то время, когда дла Калеба Гарта находились въ цвтущемъ положени, семейство Винци относилось къ нему и къ его жен не иначе, какъ тономъ покровительственной снисходительности, такъ какъ въ Мидльмарч строго соблюдались различные оттнки общественной ерархи, и фабриканты древнихъ фирмъ, въ подражане герцогамъ, обязаны были водиться только съ съ равными себ, внутренно сознавая свое превосходство надъ прочими въ теоретическомъ и практическомъ умньи вести дла. Впослдстви Гартъ имлъ несчасте оборваться на постройкахъ, будучи въ то-же время городскимъ надсмотрщикомъ, оцнщикомъ и агентомъ. Много времени ему пришлось работать исключительно въ пользу своихъ доврителей, живя очень скромно и отказывая себ во многомъ, чтобы только имть возможность выплатить свои обязательства рубль за рубль. Теперь онъ покончилъ свои разсчеты съ ними, и въ глазахъ тхъ людей, которые не называли его дйствй глупостю, онъ пробрлъ глубокое уважене за свою честность. Но нтъ ни одного уголка на земномъ шар, гд-бы общественныя сношеня между свтскими людьми основывались боле на уважени, чмъ на вншней обстановк. По этой причин м-съ Винци всегда чувствовала себя не въ своей тарелк, когда видлась съ м-съ Гартъ и, говоря о ней за глаза, выражала постоянно сожалне, что эта женщина доставала прежде хлбъ трудами, намекая на то, что она до замужества жила въ гувернанткахъ. А съ тхъ поръ, какъ Мэри поступила въ домъ къ м-ру Фетерстону, антипатя м-съ Винци къ семь Гартъ приняла усиленные размры, вслдстве опасеня, чтобы Фредъ не влюбился въ эту ничтожную двушку, родители которой жили такъ нищенски. Фредъ замтилъ это и дома никогда не говорилъ о своихъ визитахъ къ м-съ Гартъ, которые въ послднее время очень участились, потому-что возрастающая его страсть въ Мэри невольно влекла его къ ея семь.

У м-ра Гарта была небольшая контора въ город и Фредъ явился туда съ его разршеня, которое было дано безъ всякихъ затрудненй со стороны Гарта, ненаученнаго горькимъ опытомъ быть осторожне и не слишкомъ довряться людямъ, не успвшимъ еще его обмануть. О Фред Калебъ имлъ самое высокое поняте. ‘Я увренъ, говорилъ онъ,— что изъ малаго выйдетъ прокъ — это открытый, сердечный человкъ, много хорошихъ основанй въ характер — ему нужно вполн довриться’. Таковъ былъ психологическй выводъ м-ра Гарта, принадлежавшаго къ числу тхъ рдкихъ людей, которые строги къ себ и снисходительны къ другихъ. Онъ, какъ будто, стыдился чужихъ недостатковъ и всегда неохотно о нихъ говорилъ. Если ему приходилось осуждать ближняго, онъ начиналъ рыться въ бумагахъ на стол, или вертть трость въ рук, или, наконецъ, пересчитывать мелкя деньги, случившяся у него въ карман, прежде чмъ ршался произнести первое слово, онъ охотне сталъ-бы работать за другого, только-бы избавиться отъ необходимости найдти недостатокъ въ чужомъ труд. Я сильно сомнваюсь, чтобы изъ него могъ выйдти хорошй начальникъ.

Когда Фредъ объяснилъ ему вс обстоятельства, касающяся его долга, свое желане не безпокоить отца и свою увренность, что ему удастся выплатить долгъ, не подвергая никого непрятности,— Калебъ поднялъ очки на лобъ, внимательно выслушалъ своего любимца, посмотрлъ пристально въ его ясные глаза — и поврилъ ему, не давъ себ труда убдиться въ достоврности прошедшаго и въ возможности исполненя будущаго. Но въ эту минуту у него родилась мысль, что теперь очень удобный случай дать дружеское наставлене Фреду по поводу образа его жизни, и потому прежде чмъ подписать вексель, Калебъ Гартъ ршился прочитать ему строгое наставлене. Врный себ, онъ взялъ вексельную бумагу, опустилъ очки на носъ, отмрилъ извстное мсто для своей подписи, вооружился перомъ, посмотрвъ прежде на его кончикъ, обмакнулъ его въ чернилы, опять посмотрлъ на него, отодвинулъ бумагу нсколько въ сторону, поднялъ снова очки на лобъ, и сморщивъ свои густыя, пушистыя брови,— что придало его физономи необыкновенно кроткое выражене (да извинятъ меня читатели за вс эти подробности: на нихъ невольно останавливаешься съ любовью, когда знаешь лично Калеба Гарта) — и заговорилъ добродушнымъ тономъ:

— А вдь это дло не шуточное… гм… переломать ноги лошади… И охота вамъ заниматься самому мной лошадей… Разв нтъ на это ловкихъ жокеевъ. Надо быть поумне на будущее время, милый мой.

Вслдъ за этимъ Калебъ опустилъ вторично очки на носъ и приступилъ въ подписи векселя, съ той акуратностю, съ которою онъ обыкновенно исполнялъ подобныя дла, впрочемъ, онъ ничего не умлъ длать кое-какъ. Качнувъ голову нсколько на сторону, онъ съ минуту полюбовался на красиво выведенныя имъ заглавныя буквы и на изящный свой росчеркъ, подалъ вексель Фреду и, сказавъ ему: прощайте!— погрузился снова въ разсматриване плана новыхъ построекъ для фермы сэра Джемса Чатама.

Потому-ли, что Калебъ былъ слишкомъ заинтересованъ новой своей работой и среди занятй забилъ о подписанномъ имъ вексел, или по какимъ-либо извстномъ ему соображенямъ, только онъ не сообщилъ объ этомъ обстоятельств м-съ Гартъ.

Что-же касается Фреда, то съ этой минуты горизонтъ его будущихъ надеждъ омрачился, вслдстве чего вопросъ о денежномъ подарк дяди Фетерстона получилъ въ его глазахъ такое важное значене, что онъ блднлъ и краснлъ, сначала отъ нетерпливаго ожиданя денегъ, а потомъ отъ разочарованя при получени ихъ. Его неудача на экзаменахъ усилила еще боле гнвъ отца за сдланные имъ въ училищ долги, результатомъ него была безпримрная домашняя буря. М-ръ Винци поклялся, что если ему придется еще разъ платить за сына, то онъ вытолкаетъ его изъ дому, предоставя ему жить, какъ хочетъ, начиная съ этого дня, отецъ ужь никогда боле не обращался ласково съ сыномъ, который его особенно взбсилъ тмъ, что объявилъ о своемъ нежелани быть священникомъ и продолжать курсъ въ училищ. Фредъ тайно сознавалъ, что съ нимъ поступили-бы гораздо строже, если-бы вся семья, равно какъ и онъ самъ, не считали его наслдникомъ и-ра Фетерстона. Родители были убждены, что старикъ гордится ихъ сыномъ и нжно любитъ его, и это въ ихъ глазахъ извиняло дурное поведене Фреда. Та-же самая исторя повторяется во всемъ. Такъ, напримръ, если до насъ дойдетъ слухъ, что какой-то знатный молодой человкъ крадетъ золотыя вещи, мы непремнно назовемъ эту привычку клептоманей {Clepto, по гречески — скрываю.} и начнемъ разсуждать по этому поводу съ чувствомъ состраданя, намъ и въ голову не придетъ, что онъ заслуживаетъ помщеня въ исправительное заведене наравн съ оборваннымъ мальчишкой, укравшимъ рпу. Ожидане наслдства посл дяди Фетерстона опредлило тотъ уголъ зрня, съ котораго жители Мидльмарча смотрли на Фреда Винци, а онъ въ свою очередь строилъ разнообразные воздушные замки на предположеняхъ, что дядя дйствительно дастъ и что онъ можетъ дать. Но, получивъ извстное намъ количество банковыхъ билетовъ и сравнивъ ихъ стоимость съ величиной своихъ долговъ, Фредъ увидлъ огромный дефицитъ, который могъ быть покрытъ только при помощи какихъ-нибудь непредниднныхъ счастливыхъ случайностей. Маленькй эпизодъ по поводу сплетни, заставившй его просить отца, чтобы онъ отправился къ Бюльстроду ходатайствовать о письм, которое должно было засвидтельствовать невинность его, Фреда, въ глазахъ дяди,— этотъ эпизодъ послужилъ одной изъ причинъ, почему онъ не хотлъ обратиться къ отцу за деньгами. Фредъ смекалъ заране, что если онъ признается отцу въ настоящемъ долг, то тотъ, въ порыв гнва, перепутаетъ обстоятельства дла и вообразитъ, что Фредъ солгалъ, увряя, что никогда онъ не занималъ денегъ въ надежд на духовное завщане дяди. Откровенное признане въ одномъ грх могло навлечь на него подозрне въ другомъ, а Фредъ вообще терпть не могъ лжи и увертокъ. Онъ всегда пожималъ плечами и длалъ гримасу, когда Розамунда прибгала къ такого рода маневрамъ (только братья способны взводить подобныя небылицы на хорошенькихъ двушекъ). Фредъ готовъ былъ скоре перенести всевозможныя непрятности и выговоры, чмъ быть обвиненнымъ во лжи. Руководствуясь принципомъ справедливости, онъ принялъ было благое намрене вручить матери на сохранене 80 фунт., изъ числа полученныхъ денегъ отъ дяди, нельзя не пожалть, что онъ тотчасъ не внесъ ихъ м-ру Гарту, но это произошло отъ того, что онъ мечталъ приложить къ нимъ еще 60 фун., которые разсчитывалъ пробрсти посредствомъ 20 ф., положенныхъ въ карманъ въ вид смянъ для будущей жатвы. Посадивъ ихъ умненько и поливъ дождемъ счастя, онъ могъ пробрсти втрое больше, а это еще очень скромная надежда, если принять въ соображене, что поле предстоящей жатвы — безграничное воображене юноши, а колосья — безчисленные миллоны цифръ.

Фредъ не былъ игрокомъ, онъ не страдалъ тмъ недугомъ, при которомъ жажда риска длается столь-же необходимой человку, какъ рюмка водки пьяниц, его тянуло только къ такого рода играмъ, гд человкъ не доходитъ до крайней степени увлеченя, такъ, напримръ, онъ любилъ биллардъ, какъ друге любятъ охоту или скачку съ препятствями, только нсколько въ сильнйшей степени, такъ-какъ онъ нуждался въ деньгахъ и игралъ ради выигрыша. Но, къ несчастю, оставленныя имъ въ запасъ смяна въ вид 20 фун. Упали на безплодное зеленое поле билларда и пропали тамъ безслдно, а когда насталъ срокъ платежа долга по векселю, то у Фреда оказалось на лицо только 80 фун., отданныхъ на сохранене матери. Заводская лошадь, на которой онъ здилъ верхомъ, была подарена ему, нсколько лтъ назадъ, дядей Фетерстономъ, отецъ разршилъ держать ее, находя эту прихоть еще довольно благоразумною со стороны такого безпутнаго сына, какъ Фредъ. Такимъ образомъ, лошадь была признана собственностю Фреда, и съ этой-то отрадой своей жизни онъ увидлъ себя въ необходимости разстаться, когда насталъ срокъ уплаты по векселю. Онъ ршился на этотъ геройскй подвигъ подъ влянемъ страха показаться безчестнымъ въ глазахъ м-ра Гарта, равно какъ подъ влянемъ любви къ Мэри и чтобы не повредить себ въ ея мнни. Онъ собрался хать верхомъ на слдующй день утромъ на лошадиную ярмарку въ Гундслэй, продать тамъ свою лошадь и возвратиться съ деньгами въ экипаж. ‘Положимъ, разсуждалъ Фредъ, что за лошадь не дадутъ боле 30 фун.,— но вдь кто знаетъ, что можетъ случиться? Съ моей стороны было-бы глупо отворачиваться отъ счастя, а я готовъ держать пари сто противъ одного, что дорогой мн свалится откуда нибудь счасте.’ Чмъ боле онъ думалъ объ этомъ, тмъ вроятне казалась ему ожидаемая удача, вслдстве чего, онъ положительно ршилъ, что было-бы не благоразумно беречь порохъ, когда дичь на носу. ‘Я поду въ Гундслэй съ Бэмбриджемъ и Гаррокомъ ветеринаромъ и, не открывая имъ ничего, вывдаю только ихъ мнне’.— Передъ выздомъ изъ дому Фредъ, конечно, взялъ у матери свои 80 фун.

Многе изъ жителей Мидльмарча, видя, какъ Фредъ детъ верхомъ съ Бэмбриджемъ и Гаррокомъ по направленю въ гундслэйской ярмарк, подумали, что молодой Винци по обыкновеню отправляется веселиться, онъ и самъ, по свойственному ему легкомыслю, не прочь былъ-бы поразвлечься на этой ярмарк, если-бы не сознавалъ важности предстоящаго ему дла. Фредъ былъ такъ изященъ въ своихъ манерахъ, онъ такъ свысока смотрлъ на людей, неполучившихъ университетскаго образованя, писалъ таке нжные стансы и съ такою страстю предавался игр на флейт, что его влечене къ обществу Бэмбриджа и Гаррока могли доставить въ недоумне каждаго, кто не зналъ, что кром любви къ лошадямъ ихъ связывали и друге таинственные интересы. Во всхъ другихъ отношеняхъ общество этихъ господъ должно было казаться Фреду чрезвычайно скучнымъ, прхать-же вмст съ ними въ пасмурный день въ Гундслэй, остановиться въ трактир ‘Краснаго Льва,’ въ улиц, покрытой угольной пылью, обдать въ комнат, на стнахъ которой красовались грязно-намалеванная карта той мстности, дурное изображене безъимянной лошади въ конюшн и портретъ его величества Георга IV, у котораго ноги, галстукъ и вс аксессуары были стального цвта — все это могло привлечь къ себ только по самой тяжелой необходимости и ужь никакъ не для удовольствя.

Личность м-ра Гаррока была какая-то загадочная, дававшая пищу воображеню. Одежда его какъ нельзя боле подходила, къ лошадиной масти, а края шляпы вчно торчали вверхъ, точно онъ всталъ на дыбы и собирается лягнуть ногой, природа одарила его физономей, монгольске глаза которой, носъ, ротъ и подбородокъ, вздернутые по направленю полей шляпы кверху, представляли нчто похожее на постоянную скептическую улыбку, столь ненавистную щекотливымъ людямъ, если-же такая улыбка сопровождается насмшливымъ молчанемъ, то личность, обладающая ею, пробртаетъ репутацю необыкновеннаго ума, удивительнаго остроумя — правда, скрытаго, но тмъ не мене, дкаго — и такой способности критически относиться ко всему, что если вамъ посчастливится понять ее, то вы убдитесь, что ей извстна вся суть дла. Такого рода физономи встрчаются во всхъ званяхъ, но, повидимому, въ Англи, он ни у кого такъ рзко не выдаются какъ у лошадиныхъ барышниковъ.

М-ръ Гаррокъ, на какой-то вопросъ Фреда по поводу щетокъ на ногахъ его лошади, повернулся бокомъ въ сдл и втечени трехъ минутъ наблюдалъ за ходомъ своего коня, затмъ онъ опять слъ прямо, потянулъ нсколько поводъ и продолжалъ невозмутимо молчать, между-тмъ какъ его насмшливый профиль не измнился ни на оту.

Эта нмая сцена, разыгранная Гаррокомъ, произвела страшный эфектъ, вся кровь бросилась въ голову Фреда и имъ овладло бшеное желане отколотить его до полу-смерти, чтобы вырвать изъ него отвтъ. Но онъ удержался, опасаясь испортить своя отношеня къ нему и имя въ виду, что рано или поздно неоцненное мнне Гаррока можетъ очень пригодиться ему.

М-ръ Бэмбриджъ былъ человкъ боле откритаго характера и очень щедрый на совты. Онъ обладалъ сильнымъ тлосложенемъ, громкихъ голосомъ и, по словамъ многихъ, былъ мастеръ ругаться, пить и бить свою жену. Люди, которыхъ онъ надулъ лошадьми, называли его мошенникомъ, но онъ смотрлъ на барышничество, какъ на высшее искуство, и доказывалъ, что въ этомъ дл нравственность не при чемъ. Онъ несомннно преуспвалъ во всемъ, невоздержность въ пить шла ему боле въ прокъ, чмъ инымъ воздержане и вообще онъ процвталъ, какъ крпкое, здоровое дерево. Предметы его разговоровъ были очень ограничены, слушая его часто, казалось, что вамъ поютъ все одну и ту-же старую псню о ‘капл водки’, отъ однихъ звуковъ которой уже пьянли слабыя головы. Не смотря на то, присутстве м-ра Бэмбриджа давало особый тонъ и характеръ нкоторымъ кружкамъ мидльмарчскаго общества, онъ былъ извстенъ въ судейскомъ мр и за биллардомъ въ трактир ‘Зеленый Драконъ’. У него вчно были въ запас анекдоты о герояхъ скачекъ и о различныхъ продлкахъ маркизовъ и виконтовъ, какъ доказательство, что превосходство крови нисколько не мшаетъ быть ловкимъ плутомъ. Способность его памяти удерживать самыя мелкя подробности особенно поразительно выказывалась въ тхъ случаяхъ, когда дло касалось купленныхъ или проданныхъ имъ когда-либо лошадей, по истечени нсколькихъ лтъ онъ могъ передать, и притомъ непремнно съ страстнымъ увлеченемъ,— сколько миль какая лошадь пробжала въ баснословно короткое время, и подкрплялъ свой разсказъ торжественной клятвой, что ни одинъ изъ его слушателей не видалъ ничего подобнаго этимъ лошадямъ. Короче сказать, м-ръ Бембриджъ любилъ удовольствя и былъ веселый товарищъ.

Фредъ схитрилъ и не признался своимъ прятелямъ, что онъ детъ въ Гундслэй для того, чтобы продать лошадь, а хотлъ окольными путями вывдать ихъ настоящее мнне о цн ея, но ему было не вдомекъ, что именно настоящаго-то мння ему и неудастся вырвать отъ этихъ знаменитыхъ знатоковъ, къ тому-же м-ръ Бэмбриджъ не былъ одержимъ слабостю польстить кому-бы то ни было, безъ явной выгоды для себя, а въ этотъ день, какъ нарочно, его поразило то обстоятельство, что несчастная гндая лошадь, на которой халъ Фредъ, хрипитъ немилосердно.

— А вдь вы сдлали страшный промахъ, Винци, промнявъ помимо меня вашу прекрасную караковую лошадь на этого одра, сказалъ Бэмбриджъ.— Когда вы ее пускаете въ галопъ, то она свиститъ, какъ двадцать пилъ вмст. Я во всю мою жизнь видлъ только одну хрипунью, которая была еще хуже вашей, это рыже-чалую лошадь, принадлежавшую Пэгуэлю, торговцу зерновымъ хлбомъ, она таскала его одноколку лтъ семь тому назадъ. Пэгуэлю хотлось спустить ее мн, но я ему однажды сказалъ: спасибо, Пэгъ, я не нуждаюсь въ духовыхъ инструментахъ. Что-жь вы думаете? моя шутка облетла весь околодокъ. А все-таки, чортъ возьми, та чалая была не боле, какъ дешевая дудка въ сравнени съ вашей трубой.

— Какъ! да вдь вы вами-же сейчасъ сказали, что эта лошадь была хуже моей, возразилъ Фредъ раздраженнымъ тономъ.

— Если я сказалъ это, то значитъ солгалъ, отвчалъ Кембриджъ выразительно.— Между ними не было разницы ни на одинъ пенни.

Фредъ пришпорилъ лошадь и они прохали рысью нсколько времени. Сдержавъ свою лошадь, м-ръ Бамбриджъ замтилъ:

— Я не скажу однако, чтобы рыже-чалый лучше бжалъ, чмъ вашъ.

— Еще-бы! Я очень доволенъ бгомъ моей лошади, сказалъ Фредъ, повеселвъ отъ одобрительнаго отзыва своего спутника.— Эй, Гаррокъ, послушайте! крикнулъ онъ: вдь она отлично у меня бжитъ.

М-ръ Гаррокъ смотрлъ впередъ такъ безучастно, какъ смотрятъ портреты великихъ живописцевъ, поэтому Фреду поневол пришлось отказаться отъ надежды добиться настоящаго мння отъ своихъ прятелей и, поразмысливъ хорошенько, онъ утшился мыслю, что легкя насмшки Бэмбриджа и молчане Гаррока служатъ добрымъ знакомъ и что лошадь его не дурна, только они не хотятъ этого прямо высказать.

Въ этотъ самый вечеръ, предъ началомъ ярмарки, Фреду представился очень удобный случай для выгоднаго промна своей лошади, и онъ поблагодарилъ судьбу, что онъ захватилъ съ собой запасные 80 фунт. Молодой фермеръ, знакомой м-ра Бэмбриджа, явился въ трактиръ ‘Краснаго Льва’ и объявилъ, что онъ продаетъ охотничью лошадь по имени Алмазъ, намекая, что эта лошадь уже пробрла извстность. Собственно для себя онъ желалъ-бы достать неважную лошадку, которая была-бы въ состояни только возить его иногда, такъ-какъ онъ намренъ жениться и охотиться больше не будетъ. Лошадь стоитъ въ конюшн у прятеля, неподалеку, и джентльмены успютъ еще, если угодно, посмотрть ее сегодня за-свтло. Конюшня прятеля находилась въ одной изъ заднихъ улицъ, гд царствовало такое зловоне, что свжй человкъ могъ отравиться, въ ту эпоху, впрочемъ, этимъ недостаткомъ страдали вс вообще отдаленныя улицы мстечекъ и городовъ. Фредъ, въ противуположность своимъ прятелямъ, чувствовалъ сильное отвращене въ запаху водки, но въ надежд сдлать выгодную покупку, онъ преодоллъ свое отвращене и вторично отправился въ указанное мсто, на слдующее утро. Онъ боялся, что если не кончитъ теперь этого дла, то Бэмбриджъ перекупитъ у него лошадь. Настоящя условя, въ которыхъ онъ находился, сдлали его подозрительнымъ, притомъ Бэмбриджъ не сталъ-бы такъ гонять Алмаза (тмъ боле, что лошадь принадлежала человку знакомому), если-бы не имлъ намреня купить его. Вс присутствующе, не исключая и Гаррока, видимо залюбовались достоинствами лошади, масть ея была срая въ яблокахъ, а Фредъ, какъ нарочно, слышалъ передъ этимъ, что конюхъ Лорда Медликота ищетъ именно такую лошадь. Когда прятели вернулись вечеромъ, посл испытаня Алмаза, въ трактиръ, Бэмбриджъ, въ отсутстве фермера, проговорился, что онъ видалъ лошадей и похуже этой, которыя шли за 80 фунт. Правда, втечени вечера онъ разъ двадцать противорчилъ себ, но когда проникнешь въ сокровенную мысль человка, то ужь не обращаешь вниманя на противорчя его, а Фредъ ясно понялъ изъ словъ Бэмбриджа, что лошадь стоитъ своей цны. Фермеръ, въ свою очередь, долго стоялъ передъ доброй, хотя запаленной лошадью Фреда, какъ-бы желая показать, что она заслуживаетъ вниманя, и замтилъ мелькомъ, что онъ охотно взялъ-бы ее за промнъ Алмаза, съ придачею 25 фунт. ‘Въ такомъ случа, разсуждалъ Фредъ, если я продамъ свою новую лошадь, по крайней мр, за 80 фунт., то съ присоединенемъ къ нимъ 55 ф., которые останутся у меня отъ промна, составится сумма въ 135 фунт., на уплату въ счетъ векселя, такъ что м-ру Гарту придется доплатить только 25 фунт. ‘ Наскоро одваясь на слдующй день утромъ, онъ все боле и боле убждался въ необходимости не выпускать изъ рукъ такого выгоднаго случая. Если-бы Бэмбриджу и Гарроку вздумалось отговаривать его отъ этой покупки, онъ и имъ-бы не поврилъ и заподозрилъ-бы ихъ въ своихъ личныхъ интересахъ, а не въ желани услужить ему. При покупк лошадей нужно руководиться недовремъ къ совтчикамъ, притомъ Фредъ такъ твердо былъ убжденъ, что онъ длаетъ выгодную аферу, что рано утромъ, еще до открытя ярмарки, онъ вступилъ во владне срой въ яблокахъ лошадью, отдавъ за него своего стараго коня съ 80-го фунтами придачи, такимъ образомъ, онъ придалъ только 5 фунт. боле, чмъ ожидалъ.

Соскучившись и утомившись, можетъ быть, вслдстве продолжительныхъ переговоровъ при мн, Фредъ не сталъ дожидаться начала, шумныхъ ярмарочныхъ развлеченй и пустился верхомъ обратно въ Мидльмарчъ, намреваясь не спша прохать 14 миль, чтобы не утомить своей новопробртенной лошади.

ГЛАВА XXIV.

Съ прискорбемъ извщаю читателя, что Фредъ, на третй день посл благопрятныхъ для него гундслэйскихъ событй, упалъ духомъ такъ, какъ никогда еще не падалъ. Причиной тому было не разочароване въ надежд продать выгодно своего Алмаза лорду Мэдликоту, а то, что прежде, чмъ эта продажа состоялась,— 80-ти фунтовый Алмазъ, совершенно неожиданно, выказалъ въ конюшн прескверную привычку лягаться, чуть было не убилъ до смерти грума и кончилъ тлъ, что опасно повредилъ себ ногу, попавъ ею въ петлю каната, висвшаго въ его стойл. Положене Фреда въ этомъ случа походило на непрятное положене мужа, открывшаго уже посл свадьбы, что у жены его дурной характеръ. Какъ-бы то ни было, только Фредъ, подъ влянемъ этого удара судьбы, потерялся, онъ помнилъ одно, что у него въ карман только 50 фунт., что онъ не иметъ надежды добыть себ еще денегъ, и что ровно черезъ пять дней слдуетъ уплатить по векселю 160 фунт. Онъ болзненно сознавалъ, что если обратиться въ отцу съ мольбой спасти Гарта отъ страшнаго убытка, то отецъ съ негодованемъ откажетъ ему на томъ основани, что онъ не намренъ поощрять расточительность и обманъ. Онъ былъ до такой степени подавленъ горемъ, что не могъ придумать ничего лучшаго, какъ идти прямо къ м-ру Гарту, разсказать ему всю печальную истину и, для спасеня остальныхъ 50 фунт., передать ихъ съ рукъ на руки ему. Отецъ, по обыкновеню, находился все утро въ склад товаровъ и ничего не зналъ о происшестви въ конюшн, иначе онъ поднялъ-бы бурю, зачмъ къ нему въ стойло поставили такое зловредное животное. Желая избжать не очень важной домашней сцены, Фредъ собрался съ духомъ и ршился идти на-встрчу большей непрятности. Осдлавъ отцовскую лошадь, онъ приготовился хать сначала къ м-ру Гарту, а оттуда въ Стонъ-Картъ, чтобы покаяться во всемъ Мэри. Очень можетъ быть, что его нжная привязанность въ молодой двушк была одной изъ главныхъ причинъ, почему онъ такъ мучился своимъ долгомъ и почему измнилъ на этотъ разъ своей привычк избгать непрятныхъ объясненй, а напротивъ, шелъ прямо и честно къ развязк. Люди, даже боле серьезнаго направленя, чмъ Фредъ Винци, нердко боятся запятнать свое доброе имя безчестнымъ поступкомъ только ради того, чтобы не уронить себя въ глазахъ дорогихъ имъ существъ. Впрочемъ, Фредъ сталъ-бы, можетъ быть, дйствовать иначе, если-бы ему не были извстны понятя Мэри о правилахъ чести.

Не найдя м-ра Гарта въ контор, Фредъ похалъ къ нему въ домъ, стоявшй за чертою города, уединенное, старинной архитектуры, полудеревянное здане это, съ палисадникомъ передъ окнами, прютилось тутъ въ вид фермы пдежде основаня города и теперь оно было окружено со всхъ сторонъ садами городскихъ жителей. Намъ длаются особенно дороги т дома, которые, какъ старые друзья, сохраняютъ свою собственную физономю. Огромная семья Гартовъ (Мэри имла четырехъ братьевъ и одну сестру) чувствовала страстную привязанность къ старому дому, лучшая мебель и убранство котораго были давно проданы. Фредъ также питалъ нжную привязанность къ этому скромному зданю и зналъ наизусть почти каждый его уголокъ, особенно мила казалась ему коморка наверху, гд всегда такъ славно пахло яблоками и айвой, въ нее онъ никогда не могъ войдти, не ощутивъ прятнаго воспоминаня о хранившихся тамъ лакомствахъ. Но въ эту минуту сердце его болзненно забилось при мысли, что онъ долженъ покаяться м-съ Гартъ, которой онъ гораздо больше боялся, чмъ ея мужа, и не потому, чтобы она преслдовала его сарказмами и колкостями, какъ длала иногда Мэри, нтъ,— м-съ Гартъ, какъ истинная матрона, держала себя спокойно и никогда не выходила изъ границъ, привыкнувъ съ молоду носить ярмо чужой власти и контролировать каждый свой шагъ. Она обладала большимъ здравымъ смысломъ и безропотно покорялась тому, что казалось ей непоправимымъ и неизбжнымъ. Благоговя передъ добродтелями своего мужа, она съ раннихъ поръ привыкла къ его неспособности направлять семейныя дла и кротко примирилась съ этимъ обстоятельствомъ. Она великодушно отказалась отъ роскоши домашней обстановки и дтскихъ нарядовъ и никогда не повряла патетическимъ тономъ на ухо своимъ прятельницамъ различныя подробности о промахахъ въ длахъ м-ра Гарта и о томъ, какъ-бы онъ былъ богатъ, если-бы походилъ на другихъ мужчинъ. Вотъ почему ея прелестныя сосдки называли ее гордой, эксцентрической женщиной и, говоря о ней съ своими мужьями, прибавляли нердко: ваша хваленая м-съ Гартъ. Но за то она, въ свою очередь, также не щадила своихъ прятельницъ, и будучи образованне, чмъ большая часть мидльмарчскихъ матронъ, она,— кто-жь изъ женщинъ безъ грха?— выказывала излишнюю строгость въ отношени своего пола, говоря, что женщины, по ея мнню, созданы для того, чтобы быть въ подчинени. Съ другой стороны, она отличалась необыкновенной снисходительностью къ ошибкамъ мужчинъ, находя эти ошибки вещью весьма натуральною. Надо, впрочемъ, сознаться, что м-съ Гартъ была черезчуръ строга къ тому, что она называла женскимъ легкомыслемъ: переходъ изъ званя гувернантки въ зване независимой хозяйки дома рзко отразился на ея характер и взглядахъ, она гордилась тмъ, что, не смотря на превосходство своего образованя передъ прочими городскими жительницами, одвается очень просто, готовитъ обдъ для семьи и штопаетъ чулки. Время отъ времени она брала къ себ ученицъ и воспитывала ихъ по аристотелевой метод, заставляя ихъ ходить за собой въ кухню съ книгой или съ грифельной доской, она была убждена, что показывая, какъ нужно взбивать мыльную пну для мытья блья и поправляя въ то-же время ошибки дтей (не заглядывая въ книгу), она принесетъ дтямъ двойную пользу, такъ-какъ они увидятъ, во-первыхъ, что женщина, съ засученными по локоть рукавами, можетъ отлично спрягать глаголы и указывать на карт, гд находятся тропики, а во-вторыхъ, что блестящее образоване дается не для того, чтобы сдлать изъ женщины безполезную куклу. Читая своимъ ученицамъ наставленя въ такомъ род, она слегка нахмуривала свой лобъ,— что нисколько не измняло добродушнаго выраженя ея лица,— и увлекательная рчь ея произносилась оживленнымъ и прятнымъ контръ-альтомъ. Нтъ сомння, что у образцовой м-съ Гартъ были свои странности, но эти странности такъ-же шли къ ея характеру, какъ идетъ запахъ кожи въ хорошему вину.

Еъ Фреду Винци она питала материнскя чувства, но еслибы Мэри вздумала дать ему слово, она-бы тоже не дала ей спуску, потому-что и въ отношени въ дочери она была такимъ-же строгимъ судьей, какъ и къ прочикъ представительницахъ своего пола. Эта исключительная слабость м-съ Гартъ къ Фреду сдлала для него еще боле тягостною мысль, что онъ безвозвратно долженъ упасть въ ея мнни. Настоящй визитъ былъ еще непрятне для него тмъ, что Калебъ Гартъ вышелъ рано утромъ изъ дому осматривать какя-то постройки и Фреду приходилось объясняться глазъ-на-глазъ съ его женой. Въ извстные часы дня м-съ Гартъ можно было постоянно найдти въ кухн, а въ это утро она разомъ длала нсколько длъ, катая тсто для пирожковъ на чисто-выскобленномъ стол въ одномъ углу прохладной комнаты передъ кухней, она въ то-же время, черезъ отворенную дверь, наблюдала за дйствями Салли у печки и у кадки съ квашней, и при этомъ давала урокъ двумъ меньшихъ своимъ дтямъ — мальчику и двочк, стоявшимъ у противоположной стороны стола, съ книгами и аспидными досками въ рукахъ. Корыто и попона на полу, находившеся въ другомъ углу, служили доказательствомъ, что тутъ происходила постоянная стирка разныхъ мелкихъ вещей.

М-съ Гартъ, засучивъ рукава по-локоть, лихо раскатывала скалкой тсто и выщипывала на немъ разныя украшеня, объясняя въ то-же время съ большимъ жаромъ правила согласованй глаголовъ и мстоимнй съ именами существительными множественнаго числа. Картина выходила прелестная и вмст съ тмъ оригинальная! Типъ матери съ вьющимися волосами и нсколько широкимъ лицомъ былъ тотъ-же, что и у Мэри, только мать была красиве дочери, имла боле тонкя черты, бле кожу, а въ глазахъ выражалась боле твердая воля. Въ блоснжномъ чепц, съ тщательно-сплоенной оборкой вокругъ лица, она напоминала тхъ хорошенькихъ француженокъ, которыя встрчаются на базар съ корзинкой на рук. Смотря на мать, невольно представлялось, что и дочь будетъ со временемъ такая-же — перспектива, стоющая приданаго. Хорошо сохранившаяся мать иногда съ умысломъ становится рядомъ съ дочерью, какъ-бы говоря зрителю: ‘какою ты меня видишь теперь, такою будетъ она въ свое время’.

— Ну, повторимъ еще разъ то-же самое, говоритъ м-съ Гартъ, защипывая слоеный пирожокъ съ яблоками, сильно развлекавшй, повидимому, Вэна, здороваго мальчугана, который нахмурилъ брови въ знакъ того, что онъ усердно занятъ урокомъ.— Но если оно относится къ слову, выражающему единство или множество предметовъ,— объясни мн, Вэнъ, что это значитъ?

(М-съ Гартъ, какъ многе знаменитые педагоги, не могла разстаться съ любимыми старинными руководствами и никаке общественные перевороты не заставили-бы ее отречься отъ грамматики Bindley Murrey).

— Это значитъ… вы сами знаете, что это значитъ, отвчалъ капризнымъ голосомъ Вэнъ.— Я ненавижу грамматику. Ну, на что она нужна?

— Она нужна на то, чтобы выучить тебя говорить и писать правильно, чтобы друге тебя понимали, отвчала строго и выразительно м-съ Гартъ.— Неужели ты желалъ-бы говорить такъ, какъ говоритъ старый Джобъ?

— Конечно, проворчалъ Бенъ, надувъ губы.— Это гораздо смшне. Онъ говоритъ ‘You go’, а выходитъ ‘You goo’.

— Онъ еще говоритъ ‘А ship’s in the garden’, вмсто ‘а sheep’, вмшалась Лэтти, съ желанемъ поумничать надъ братомъ,— можно подумать, что онъ видлъ въ саду корабль {А ship — корабль, а sheep — овца.}.

— Никто этого не подумаетъ, кром тебя, потому-что ты глупая, возразилъ Бэнъ.— Какъ можетъ попасть въ садъ корабль?

— Джобъ не такъ произноситъ слова, но это не составляетъ еще главной цли грамматики, замтила м-съ Гартъ.— Бэнъ! яблочныя очистки назначены для свиней, если ты ихъ съшь, я принуждена буду отдать имъ твою долю пирога… Джобу, продолжала она,— приходится говорить только о самыхъ обыкновенныхъ предметахъ. А если вамъ придется разговаривать о вещахъ серьезныхъ, какъ вы станете выражаться, не зная грамматики? Вы будете ошибаться въ словахъ, будете ставить слова не на тхъ мстахъ, гд нужно, и люди, не понимая, что вы хотите сказать, отвернулся отъ васъ, какъ отъ скучныхъ собесдниковъ. Ну, что вы будете тогда длать?

— Да ничего,— уйду, вотъ и все! отвчалъ Бэнъ, очень довольный тмъ, что онъ нашелъ возможность обойтись безъ грамматики.

— Ну, Бэнъ, я вижу, что ты усталъ и началъ говорить глупости, прервала его мать, привыкшая къ упрямымъ выходкамъ своего мальчугана. Затмъ, покончивъ съ пирожками, она перешла въ корыту и подозвала къ себ дтей.— Идите сюда, сказала она и повторите мн исторю о Цинцинат, которую я вамъ разсказывала въ середу.

— Я знаю, онъ былъ фермеръ, поспшно прогорилъ Бэнъ.

— Постой, Бэнъ… онъ былъ римлянинъ… пусти меня отвчать, прервала брата Лэтти, задорно толкая его локтемъ.

— Ахъ, ты глупая двочка! конечно, онъ былъ римскй фермеръ и самъ пахалъ землю…

— Да, но прежде этого… то, что ты говоришь, было посл… А прежде, его народъ звалъ къ себ…

— Но вдь ты прежде должна сказать, какой онъ былъ человкъ, настаивалъ Вэнъ.— А онъ былъ умный, преумный… точно папа… и вотъ отчего народъ просилъ у него совта. Онъ былъ очень храбрый, умлъ сражаться… и папа уметъ… правда, мама?

— Ахъ, какой ты, Вэнъ! Дай ты мн хорошенько разсказать исторю, какъ мама велитъ! воскликнула Лэтти, сердито нахмуривъ брови.— Мама, прикажите Вэну замолчать!

— Лэтти, мн стыдно за тебя! произнесла мать, усердно выжимая чепчики въ корыт.— Теб-бы слдовало подождать, когда братъ началъ разсказывать и тогда-бы ты увидла, можетъ или не можетъ онъ досказать исторю. Посмотри, какъ ты себя ведешь — толкаешься, брови хмуришь… точно сражаешься локтями. Я уврена, что Цинцинатъ былъ-бы очень недоволенъ, если-бы его дочь такъ вела себя, какъ ты (м-съ Гартъ произнесла это грозное наставлене такимъ внушительнымъ тономъ, что Лэтти готова была расплакаться). Ну, Вэнъ, продолжай сказала мать.

— Ну… ну… у нихъ началось большое сражене… и вс они были таке болваны… Я, право, не умю разсказывать, какъ вы, мама… Только имъ понадобилось выбрать себ капитана… или короля… или… какъ тамъ его?…

— Диктатора! прервала брата Лэтти оскорбленнымъ тономъ, кидая на мать взглядъ, полный укоризны.

— Ну, пожалуй, хоть диктатора, подхватилъ Вэнъ презрительно.— Но это не настоящее слово… Они никогда не писали подъ его диктовку на аспидныхъ доскахъ…

— Хорошо, хорошо, Вэнъ, сказала ласково мать,— я вижу, что ты знаешь урокъ. Слышите? продолжала она,— кто-то стукнулъ въ двери. Лэтти, бги, отопри.

Стукнулъ Фредъ, Лэтти объявила ему, что папа еще не вернулся, а мама въ кухн. Отступлене было невозможно, Фредъ постоянно заходилъ въ кухню къ м-съ Гартъ, когда она тамъ находилась, поэтому онъ обнялъ двочку за шею, но не поцловалъ ее, и противъ обыкновеня, молча вошелъ съ ною въ кухню.

Появлене Фреда въ такой раннй часъ чрезвычайно удивило м-съ Гартъ, но сдлавъ привычку не обнаруживать своихъ впечатлнй, она спокойно продолжала стирку и сказала только Фреду:

— Какъ, это вы? Отчего такъ рано? Вы блдны, не случилось-ли чего?

— Мн нужно переговорить съ м-ромъ Гартомъ, отвчалъ Фредъ, съ трудомъ преодолвая свое волнене,— и съ вами также, прибавилъ онъ, помолчавъ немного.

Онъ былъ убжденъ, что м-съ Гартъ извстна исторя его векселя и что, рано или поздно, ему придется говорить объ этомъ при ней, если не съ ней одной.

— Калэбъ будетъ здсь черезъ нсколько минутъ, сказала м-съ Гартъ, вообразивъ, что у Фреда вышло какое-нибудь столкновене съ отцомъ.— Онъ долженъ скоро вернуться, потому-что у него есть какя-то бумаги, которыя ему нужно кончить сегодня утромъ. Потрудитесь посидть ее мной, пока я справлюсь съ стиркой.

— А намъ ужь больше не надо о Цинцинат расказывать? спросилъ Вэнъ, успвшй, между тмъ, овладть хлыстомъ Фреда и испробовать его гибкость на спин кота.

— Нтъ, не надо, ступай теперь гулять, отвчала мать.— А хлыстъ положи на мсто. Какъ теб не стыдно бить ни за что бднаго кота! Фредъ, отнимите у него хлыстъ, пожалуйста.

— Ну, мальчуганъ, подай мн его, сказалъ Фредъ, протягивая руку.

— А вы мн позволите покататься сегодня на вашей лошади, спросилъ Вэнъ, очень недовольный тмъ, что у него отнимали хлыстъ.

— Сегодня нельзя, въ другое время когда-нибудь. Я прхалъ не на своей лошади.

— А Мэри вы сегодня увидите?

Фреда слегка покоробило отъ этихъ словъ.

— Да, я думаю, отвчалъ онъ.

— Скажите ей, чтобы она шла скоре домой, играть съ нами въ фанты и бгать.

— Вэнъ, довольно, довольно, пошелъ вонъ! закричала м-съ Гартъ, видя, что мальчикъ начинаетъ надодать Фреду.

— Разв кром Лэтти и Вэна у васъ теперь нтъ другихъ учениковъ, м-съ Гартъ? спросилъ Фредъ, когда дти убжали и онъ увидлъ необходимость что-нибудь сказать изъ приличя. Его мучила мысль — дожидаться-ли м-ра Гарта, или, выбравъ удобную минуту, покаяться во всемъ его жен, вручить ей деньги и ухать.

— Чужихъ у меня одна — Фанни Гакбутъ. Она приходитъ въ половин двнадцатаго. Плохи мои доходы въ ныншнемъ году, сказала м-съ Гартъ, улыбаясь.— Совсмъ почти нтъ учениковъ. Хорошо, что я успла скопить немного денегъ для преми Альфреда: у меня лежатъ въ запас 92 фунта. Теперь онъ можетъ ходить въ школу къ м-ру Ганмеру, лта его подошли какъ-разъ.

Бдная м-съ Гартъ и не думала, что ея мужу грозитъ опасность лишиться не только этихъ 92 фунтовъ, но и прибавить къ нимъ еще что-нибудь. Фредъ слушалъ ее молча.

— Молодые джентльмены, которые воспитываются въ первоклассныхъ училищахъ, обходятся родителямъ еще дороже, продолжала, ничего неподозрвавшая, м-съ Гартъ, обдергивая пальцами оборку мокраго чепчика.— Но Калэбъ надется, что изъ Альфреда выйдетъ замчательный инженеръ, вотъ почему ему и хочется поставить мальчика на хорошую дорогу. А вотъ и мужъ! я слышу его шаги. Пойдемте къ нему въ премную.

Когда жена и гость вошли въ комнату, Калэбъ сидлъ уже за своей конторкой.

— А, Фредъ! это вы, мрй милый! произнесъ онъ ласковымъ голосомъ, не успвъ еще обмакнуть пера въ чернильницу.— Что такъ спозаранку?— Но замтивъ взволнованное лицо Фреда, онъ быстро прибавилъ:— все-ли дома благополучно? Не случилось-ли чего?

— Случилось то, м-ръ Гартъ, отвчалъ Фредъ,— что мн приходится каяться вамъ въ одномъ дл, по милости котораго я низко упаду въ вашихъ глазахъ. Я пришелъ сказать вамъ и м-съ Гартъ, что я не могу сдержать своего слова. У меня нтъ денегъ для уплаты по векселю. Со мной случилось несчасте, и вмсто 160 фун. я приношу вамъ только 50.

Говоря это, Фредъ вынулъ банковые билеты и выложилъ ихъ на конторку передъ м-ромъ Гартомъ. Онъ, какъ провинившйся школьникъ, поспшилъ сознаться въ своемъ преступлени и не смлъ оправдываться. М-съ Гартъ, онмвъ отъ изумленя, вопросительно смотрла на пуха. Калэбъ покраснлъ до ушей и запинаясь проговорилъ:

— Сусанна, другъ мой… я, кажется, теб не передавалъ, что я поручился на одномъ вексел за Фреда въ сумм 160 фун…. Онъ былъ убжденъ, что самъ внесетъ эти деньги.

По лицу м-съ Гартъ пробжало легкое облако, она пристально смотрла въ глаза Фреда.

— Вы врно обращались къ отцу за этими деньгами и онъ вамъ отказалъ? спросила она холодно.

— Нтъ, отвчалъ Фредъ, кусая губы и съ трудомъ выговаривая слова.— Просить отца не повело-бы ни къ чему, да притомъ, мн очень не хотлось впутывать, понапрасну, имя м-ра Гарта въ такую исторю.

— Не ко времени подошелъ этотъ платежъ, сказалъ Калэбъ, глядя на банковые билеты и нервически перебирая свои бумаги.— Рождественске праздники на носу, а у меня въ карман очень тонко. Поневол будешь похожъ на разсчетливаго портного, который при кройк урзываетъ, гд можетъ сукно. Что намъ теперь длать, Сусанна? Придется вынуть изъ банка все наше достояне до послдняго фарсинга. Вдь нужно уплатить по векселю 110 фун., чортъ возьми!

— Я должна отдать теб т 92 фун., которые назначены для преми Альфреда, сказала строгимъ и ршительнымъ тономъ м-съ Гартъ. (Опытное ухо не могло-бы не замтить легкаго дрожаня въ ея голос).— Затмъ, я убждена, что у Мэри въ послднее время накопилось фунтовъ 20 экономи отъ ея жалованья. Она наврное отдастъ ихъ теб.

М-съ Гартъ проговорила все это, не глядя уже на Фреда и при этомъ вовсе не старалась подбирать такя выраженя, которыя могли бы сильне кольнуть его. Оригинальная, какъ всегда, она въ эту минуту была до того поглощена мыслю, какой сдлать оборотъ, чтобы выручить мужа, что ей и въ голову не приходило осыпать виновника ихъ горя упреками или разражаться жалобами. Но Фредъ, съ перваго-же слова, почувствовалъ страшное угрызене совсти. Любопытно было то, что въ начал этой истори съ векселемъ онъ страдалъ только отъ сознаня, что поступилъ безчестно и что репутаця его сильно упадетъ въ глазахъ Гартовъ, его вовсе не заботила тогда мысль, каково будетъ имъ перенести такой денежный убытокъ, потому-что чужя бды и нужды какъ будто не существуютъ для юныхъ джентльменовъ съ блестящими надеждами впереди. Но въ эту минуту ему внезапно представилась страшная картина: онъ оказался безсовстнымъ негодяемъ, отнимавшимъ трудовыя деньги у двухъ женщинъ!

— М-съ Гартъ, я выплачу этотъ долгъ, окончательно выплачу, пробормоталъ онъ несвязно.

— Да, окончательно, повторила насмшливо м-съ Гартъ, ненавидвшая фразы въ подобныхъ обстоятельствахъ.— Но вдь для того, чтобы помстить мальчика въ высшее училище, есть также свой окончательный срокъ: ихъ обыкновенно отдаютъ туда пятнадцати лтъ.

Она никогда въ жизни не была такъ зла на Фреда, какъ теперь.

— Сусанна, главный виновникъ во всемъ — я, прервалъ жену Калэбъ.— Фредъ разсчитывалъ наврное имть деньги къ сроку. Не слдовало мн только подписываться поручителемъ. Надюсь, что вы прибгали ко всмъ честнымъ средствамъ для того, чтобы выгородить меня изъ бды? спросилъ онъ, устремивъ свои кротке срые глаза на Фреда. Деликатность не позволяла Калэбу упомянуть о м-р Фэтерстон.

— О, конечно! я сдлалъ все, что могъ, увряю васъ, отвчалъ Фредъ.— У меня было-бы на лицо 130 фун., если-бы я не потерплъ неудачи при продаж лошади. Дядя подарилъ мн 80 ф., я придалъ 30 ф. къ моей старой лошади, чтобы вымнять ее на другую, которую я разсчитывалъ продать за 80 ф. слишкомъ — я совсмъ не хотлъ держать люшадей — и вдругъ купленная мною лошадь оказалась съ порокомъ, да еще ногу себ сломала! Лучше-бы я и вс лошади провалились сквозь землю, чмъ заставлять васъ страдать, воскликнулъ онъ.— Вы вдь дороже мн всхъ людей на свт! Вы и м-съ Гартъ были всегда такъ добры, такъ ласковы во мн!… Да что ужь объ этомъ толковать? Я теперь останусь навсегда негодяемъ въ вашихъ глазахъ!…

Фредъ повернулся и выбжалъ вонъ изъ комнаты, чувствуя, что слезы подступаютъ ему въ горлу, и сознавая, что отъ этого Гартамъ легче не будетъ. Онъ вскочилъ на лошадь и полной рысью выхалъ со двора.

— Я совсмъ разочаровалась во Фред Винци, сказала м-съ Гартъ, смотря въ окно вслдъ за узжавшимъ гостемъ.— Мн никогда не приходило въ голову, чтобы онъ могъ вовлечь тебя въ долгъ. Я знала, что онъ мотоватъ, но могла-ли я подумать, чтобы онъ былъ такъ низокъ, ршился-бы подвергнуть риску своего стариннаго знакомаго, человка безъ всякихъ средствъ!..

— Сусанна, я былъ самъ дуракъ…

— Правда, отвчала жена, кивая ему съ улыбкой головой.— Но зачмъ ты это скрылъ отъ меня? Разв ты боялся, что я проболтаюсь на базар? Вотъ такъ-то ты длаешь и съ пуговицами на своихъ рубашкахъ, не скажешь никогда, если он оторвутся, и уйдешь изъ дому съ растегнутыми рукавами. Знай я все дло заране, я могла-бы придумать другой планъ.

— Подрзалъ я тебя, Сусанна! сказалъ Балэбъ, нжно смотря на жену.— Я не могу себ представить, что ты лишишься денегъ, скопленныхъ тобою для Альфреда.

— Еще хорошо, что я скопила-то ихъ! Теперь все это на теб отзовется, придется самому учить мальчика. Отучись ты отъ своихъ дурныхъ привычекъ! Люди привыкаютъ въ вину, а ты привыкъ работать для всхъ даромъ. Полно, не балуй себя боле, измни систему. А теперь позжай въ Мери и спроси у двочки, сколько у нея денегъ на лицо.

Калэбъ отодвинулъ отъ себя стулъ, всталъ, облокотился на конторку и, покачивая тихо головой, началъ прикладывать кончики пальцевъ одной руки къ пальцамъ другой.

— Бдная Мэри! задумчиво проговорилъ онъ.— Я боюсь одного, Сусанна (онъ понизилъ вдругъ голосъ), не любитъ-ли она Фреда?

— О, нтъ! воскликнула жена.— Она всегда надъ нимъ смется, а онъ не способенъ чувствовать въ ней другой любви, кром братской.

Калэбъ не противорчилъ, но, опустивъ очки на носъ, снова слъ на стулъ и, приднинувшись къ конторк, сказалъ:

— Чортъ-бы побралъ вексель! Лучше-бы онъ въ Гановеръ провалился. Такого рода вещи только мшаютъ длу.

Начало своей рчи онъ произнесъ брюзгливымъ голосомъ, но трудно передать тотъ тонъ глубокаго благоговня, почти религознаго обожаня, съ которымъ онъ постоянно произносилъ слово дло, служившее ему символомъ высшаго призваня человка.

Калэбъ Гартъ нердко задумчиво покачивалъ головой, размышляя о значени и великомъ могуществ сто-главаго, сто-рукаго труда, съ помощью котораго общественное тло одвается, кормится и живетъ. Будучи еще мальчикомъ, онъ останавливался нердко на этомъ вопрос. Лучшимъ концертомъ для его уха были: стукъ громаднаго кузнечнаго молота, сигнальные крики рабочихъ, ревъ кипящаго горна, громъ и пыхтнье локомобиля, рубка и кладка бревенъ, подъемныя машины на пристани, гигантске склады товаровъ въ кладовыхъ, разнообразе труда и громадная трата физическихъ силъ — все это, въ молодости, дйствовало на него, какъ поэзя безъ стихотворства, какъ философя безъ философскихъ трактатовъ и какъ религя безъ богословя. Его мучило съ раннихъ лтъ честолюбивое желане играть дятельную роль въ этомъ великомъ труд, или, какъ онъ называлъ, ‘дло дламъ’. Не смотря на то, что Калэбъ служилъ очень короткое время въ звани землемра и смотрителя надъ постройками, онъ изучилъ характеръ мстности, строительное искуство и свойство грунта лучше, чмъ большая часть спецалистовъ того края.

Его классификаця людскихъ занятй была самаго первобытнаго свойства и ее, подобно системамъ многихъ знаменитыхъ ученыхъ, нельзя было-бы принять къ руководству въ настоящее время. Вотъ его длене занятй: дломъ, политикой, проповдничествомъ, ученемъ и развлеченемъ. Признавая въ принцип послдня четыре, онъ смотрлъ ни нихъ, какъ язычникъ смотритъ на чуже пенаты. Уважая каждое зване, онъ ни за что не согласился-бы принадлежать къ такому классу людей, которые не состоятъ въ тсномъ соприкосновени съ ‘дломъ’ и не носятъ на себ честныхъ слдовъ пыли изъ-подъ молотка каменьщика, дыма какой-нибудь машины и душистаго запаха лсовъ и полей. Онъ уважалъ выше всего въ человк практическй смыслъ и умнье взяться за дло, — при этомъ онъ былъ религозенъ по-своему, не отрицалъ ничего и могъ примириться со всми возможными религозными ученями, лишь-бы они не мшали осушеню болотъ посредствомъ дренажей, возведеню прочныхъ построекъ, правильному межеваню земли и толковой разработк каменнаго угля. Словомъ, Калэбъ былъ набоженъ въ душ и отличался строгимъ, практическимъ интеллектуальномъ развитемъ. Одно, съ чмъ онъ не могъ сладить — это съ финансовымъ вопросомъ. Зная хорошо цнность денегъ и бумагъ, онъ былъ лишенъ всякой способности къ оборотамъ и, поплатившись порядкомъ во многихъ случаяхъ, ршился, навсегда отказаться отъ попытокъ на этомъ поприщ, требовавшемъ особыхъ талантовъ. Онъ всей душой отдался такого рода работамъ, на ведене которыхъ ему не нужно было имть въ своихъ рукахъ оборотныхъ капиталовъ. Онъ принадлежалъ къ числу тхъ немногихъ неоцненныхъ людей, которымъ каждый съ радостю поручитъ свое дло, зная, что они исполнятъ его хорошо, денегъ возьмутъ за это не много, а иногда и совсмъ откажутся отъ вознагражденя. Посл этого можно-ли удивляться, что Гарты были бдны и жили въ такой незатйливой обстановк. Сами-же они, впрочемъ, не обращали на это никакого вниманя.

ГЛАВА XXV.

Фредъ Винци постарался прхать въ Стонъ-Кортъ неожиданно для Мэри и въ такое время, когда дядя находился на верху, а она сидла одна въ нижней гостиной съ рзными деревянными стнами. Оставя лошадь на заднемъ двор изъ предосторожности, чтобы стукъ ея копытъ по гравю передъ крыльцомъ не былъ услышанъ, онъ вошелъ въ гостиную такъ тихо, что только звукъ отворившейся двери выдалъ его присутстве. Мэри сидла въ своемъ обычномъ уголк, перечитывая Джонсоновы воспоминаня мистриссъ Поцци и весело, отъ души хохоча надъ многими страницами, услыхавъ шумъ, она подняла глаза, съ улыбкой на губахъ, которая постепенно исчезала по мр того, какъ Фредъ молча подходилъ къ ней и остановился у камина, облокотясь на него локтемъ, съ страдальческимъ выраженемъ въ лиц. Мэри, также молча, но вопросительно взглянула на него.

— Мэри, началъ Фредъ,— я ни на что негодный подлецъ.

— Мн кажется, что первый эпитетъ справедливъ отчасти, отвчала Мэри, силясь улыбнуться, но чувствуя сердцемъ какую-то бду.

— Мое доброе имя потеряно въ вашихъ глазахъ. Вы сочтете меня лжецомъ, безчестныхъ человкомъ, вы подумаете, что я не хотлъ поберечь ни васъ, ни вашихъ родителей. Вы всегда меня строго судили,— я это знаю.

— Не отрицаю, Фредъ, что я могу все это о васъ думать, если вы подадите мн къ тому поводъ. Но, Бога ради, скажите, что вы такое сдлали! Мн легче узнать горькую правду, чмъ оставаться въ неизвстности.

— Я былъ долженъ 160 фун…. попросилъ вашего отца поручиться за меня на вексел… я думалъ, что не допущу его до непрятностей… я былъ увренъ, что внесу деньги самъ… и вы не поврите, какъ я объ этомъ хлопоталъ! Но теперь со мной случилось несчасте… лошадь моя оказалась съ порокомъ, а на лицо у меня оказалось всего 50 фун. Отца просить я не въ состояни… да онъ и не далъ-бы мн и фарсинга… а дядя недавно подарилъ мн 100 фун.— къ нему тоже нельзя обратиться… чтожь посл этого я могъ сдлать? А тутъ, какъ нарочно, у вашего отца нтъ въ наличности денегъ… ваша матушка принуждена отдать т 92 фун., которые она сберегла для сына… она говорятъ, что придется взять даже скопленныя вами деньги… Вы видите, какой я…

— Бдная мать! бдный, бдный отецъ! произнесла Мэри. Глаза ея наполнились слезами и невольное рыдане вырвалось у нея изъ груди. Какъ будто не замчая Фреда, она начала смотрть въ даль, живо представляя себ домашнюю картину. Фредъ также молчалъ нсколько минутъ, чувствуя себя несчастнымъ до послдней степени.

— Я отдалъ-бы все на свт, Мэри, чтобы только не огорчать васъ, выговорилъ онъ, наконецъ.— Вы мн никогда этого не простите.

— Что пользы изъ того, прощу я васъ или нтъ? воскликнула вн себя Мэри.— Разв отъ этого легче будетъ моей матери, которая должна лишиться денегъ, скопленныхъ ею уроками втечени четырехъ лтъ, для того, чтобы можно было послать Альфреда въ школу м-ра Ганнэра? Разв вамъ самимъ легче будетъ, когда я васъ прощу?

— Говорите все, что хотите, Мэри, я заслуживаю этого…

— Да мн и говорить нечего, тутъ сердцемъ ничего не подлаешь, тихо произнесла Мэри, утеревъ слезы, она положила книгу въ сторону и пошла за своимъ шитьемъ. Фредъ слдилъ за нею глазами, надясь, что ихъ взгляды встртятся и что онъ этимъ путемъ вымолитъ себ ея прощене. Но, увы! Мэри очень легко могла избжать необходимости взглянуть на него.

— Вы не поврите, какъ меня тревожитъ потеря денегъ вашей матушки, снова заговорилъ Фредъ, когда Мэри опустилась на стулъ и быстро начала шить.— Я хотлъ васъ спросить, какъ вы думаете, не согласится-ли м-ръ Фэтерстонъ… если вы ему скажете… т.-е. передадите ему, что Альфреда надо помстить въ училище… Не согласится-ли онъ внести за него деньги?

— Моя семья не привыкла просить, Фредъ, мы охотне добываемъ себ деньги трудомъ. Притомъ вы сами сказали, что м-ръ Фэтерстонъ недавно подарилъ вамъ 100 фун. Старикъ скупъ на подарки, а намъ онъ ихъ никогда и не длалъ. Я убждена, что мой отецъ ничего не станетъ у него просить, а если я попрошу, то толку никакого не будетъ.

— Мн такъ горько! Мэри… если-бы вы знали, какъ мн горько, вы-бы пожалли меня!..

— Есть вещи, которыя должны возбуждать во мн больше сожалня, чмъ это. Но эгоисты всегда воображаютъ, что ихъ огорченя важне всего на свт: таке примры у меня ежедневно передъ глазами…

— Съ вашей стороны жестоко называть меня эгоистомъ. Если-бы вы знали, что длаютъ друге молодые люди, мои сверстники, вы убдились-бы, что я далеко лучше ихъ.

— Я знаю одно,— что люди, которые мотаютъ деньги, не имя возможности ихъ заплатить, непремнно эгоисты. Они постоянно думаютъ только объ удовлетворени своихъ прихотей, а не о томъ, что по ихъ милости теряютъ друге.

— Мэри, съ каждымъ человкомъ можетъ случиться такое несчасте, что онъ окажется не въ состояни заплатить къ сроку свой долгъ. Трудно найдти личность, которая была-бы честне вашего отца,— а между-тмъ съ нимъ случались-же такя несчастя.

— Какъ вы смете сравнивать моего отца съ вами, Фредъ! воскликнула Мэри тономъ глубокаго негодованя: — онъ никогда не приходилъ въ затруднительное положене, благодаря своему мотовству, а всегда по милости другихъ. За то какъ онъ себя во всемъ обрзывалъ, какъ много трудился, чтобы вознаградить своихъ доврителей!

— А вы думаете, Мэри, что я не способенъ ни на что хорошее. Не великодушно судить человка только съ дурной стороны, разъ ужь вы пробрли надъ нимъ вляне, вы должны стараться сдлать его лучше, а относительно меня вы поступили совсмъ иначе. Пора мн, однако, уходить, заключилъ онъ, вставая черезъ силу.— Съ этой минуты я ужь не буду больше говорить съ вами объ этомъ дл. Повторяю — мн очень тяжело, что я поставилъ всхъ васъ въ такое непрятное положене. Вотъ и все…

Мэри вдругъ опустила работу на колни и подняла голову. Въ любви молодыхъ двушекъ часто проглядываетъ нчто похожее на материнское чувство. Тяжелыя испытаня, перенесенныя Мэри въ жизни, дали серьезный характеръ ея сердечнымъ привязанностямъ, совершенно непохожй на приторную сантиментальность другихъ двушекъ. При послднихъ словахъ Фреда сердце ея сжалось такимъ болзненнымъ чувствомъ, какое испытываетъ, мать, услышавъ крикъ своего избалованнаго шалуна-ребенка, отъ страха, не упалъ-ли онъ и не ушибся-ли. Когда Мэри подняла глаза и встртила тусклый и отчаянный взглядъ Фреда, сострадане заглушило въ ея сердц и гнвъ, и вс другя ощущеня.

— Фредъ, вамъ дурно! воскликнула она,— садитесь скоре… Погодите уходить, я сейчасъ скажу дяд, что вы здсь. Онъ ужь и то удивляется, что не видлъ васъ цлую недлю.

Мэри проговорила все это очень быстро, хватаясь за первое попавшееся слово и принимая ласковый, успокоивающй тонъ, при этомъ она встала и направилась къ дверямъ. Фреду показалось, что тучи, висвшя надъ его головой, разсялись и заблистало солнце: онъ загородилъ дорогу Мэри.

— Скажите мн одно только слово, Мэри, проговорилъ онъ,— я сдлаю все, что вы прикажете. Скажите, что вы не будете обо мн дурно думать, что вы не отречетесь отъ меня навсегда!

— Какъ будто мн прятно дурно думать о васъ, возразила Мэри печальнымъ голосомъ:— разв мн легко видть, что вы такъ лнивы и легкомысленны? Какъ это вы можете жить въ праздности, когда кругомъ васъ вс трудятся и борятся съ жизню? Когда дла не оберешься! Стыдно быть ни на что негоднымъ, когда кругомъ каждый старается приносить какую-нибудь пользу!

— Скажите, что вы меня любите, Мэри, и я употреблю вс усиля, чтобы сдлаться достойнымъ васъ!

— Мн совстно было-бы признаться, что я люблю человка, который виситъ у другихъ на ше и вчно разсчитываетъ на чужую помощь! Ну, что изъ васъ выйдетъ, когда вамъ будетъ сорокъ лтъ? Вы, я думаю, превратитесь въ какого-нибудь м-ра Бауэра, который живетъ въ первой комнат у м-съ Бэккъ. Вы сдлаетесь толстымъ, грязнымъ лнтяемъ, будете разсчитывать на то, что кто-нибудь пригласитъ васъ обдать, по утрамъ станете разучивать комическя псни — или нтъ, виновата — станете разыгрывать ихъ на флейт…

Описывая портретъ будущаго Фреда, Мэри невольно улыбнулась (молодыя натуры такъ подвижны!), и прежде чмъ кончилось описане — все лицо ея освтилось смхомъ. У Фреда отлегло отъ сердца, когда онъ увидлъ, чти Мэри можетъ еще надъ нимъ смяться, онъ усиленно улыбнулся въ свою очередь протянулъ ей руку, молодая двушка ловко скользнула мимо его къ двери и, стоя на порог, сказала:

— Я пойду доложить дяд, вамъ слдуетъ съ нимъ повидаться, хотя на нсколько минутъ.

У Фреда было тайное сознане, что насмшливое пророчество Мэри никогда не сбудется надъ нимъ, и, поднимаясь по лстниц на верхъ въ дяд, онъ смутно представлялъ себ, какъ бы онъ удивилъ Мэри перемной своей жизни, если-бы м-ръ Фэтерстонъ въ эту минуту сдлалъ его своимъ наслдникомъ. Съ старикомъ онъ посидлъ не долго, извиняясь тмъ, что простудился. Мэри не вышла съ нимъ проститься. Возвращаясь домой, Фредъ почувствовалъ, что ему очень дурно и ршилъ, что онъ болнъ, а что его горе тутъ не при чемъ.

Прздъ Калэба Гарта въ Стонъ-Кортъ въ тотъ-же день передъ вечеромъ не удивилъ. Мэри, неизбалованную частыми посщенями отца, по причин его недосуговъ и потому еще, что онъ терпть не могъ бесдовать съ м-ромъ Фэтерстономъ. Съ своей стороны, и самъ старикъ чувствовалъ себя не въ своей тарелк съ такимъ родственникомъ, котораго онъ не могъ поддразнивать, такъ-какъ тотъ очень спокойно переносилъ свою бдность, никогда ничего у него не просилъ и вдобавокъ еще лучше его зналъ толкъ въ хозяйств и въ разработк каменнаго угля. Мэри предчувствовала, что родители пожелаютъ видть ее сегодня, и если-бы отецъ къ ней не прхалъ въ этотъ вечеръ, она сама отпросилась-бы на слдующй день часа на два домой. Потолковавъ о биржевыхъ цнахъ съ м-ромъ Фэтерстономъ за чаемъ, Калэбъ всталъ, чтобы проститься съ нимъ и сказалъ, обращаясь къ дочери:

— Мэри, мн нужно съ тобой поговорить.

Она понесла свчку въ сосднюю большую гостиную, гд не было огня, поставила подсвчникъ на старинный темный столъ изъ краснаго дерева, повернулась къ отцу, обвила руками его шею и начала осыпать его лицо жаркими, дтскими поцлуями, подъ влянемъ которыхъ густыя, нахмуренныя брови Калэба расправились и вся фигура его напомнила въ эту минуту красивую большую собаку, разнжившуюся отъ ласкъ хозяина. Мэри была его любимица, и что-бы тамъ Сусанна ни говорила, Калэбу казалось очень естественнымъ, если Фредъ или другой какой молодой человкъ находили ее прелестне всхъ двушекъ.

— Мн нужно кой-что передать теб, душа моя, началъ Калэбъ, запинаясь по обыкновеню,— дло не совсмъ хорошее, но вдь могло-бы быть и хуже…

— Ты врно хочешь сказать объ деньгахъ, отецъ? Я знаю.

— Э-э? Какъ-же это ты узнала? Видишь-ли, я опять наглупилъ — подписался порукой на одномъ вексел, а теперь насталъ срокъ платить. Матери приходится разставаться съ завтными деньгами, а что всего хуже — он все-таки не покроютъ долга. Намъ необходимо 110 фун. У матери твоей на лицо 92, а у меня въ банк на эту пору ничего нтъ, мать разсчитываетъ на твою экономю.

— И отлично! у меня 24 фун. въ запас, я ожидала, что ты прдешь, и положила ихъ въ ридикюль. Посмотри, какя красивыя блыя бумажки и золото.

Говоря это, Мэри вытащила деньги изъ ридикюля и положила ихъ въ руку отцу.

— Хорошо, хорошо… но какъ-же это? Намъ нужно только 18 фун., возьми, дитя, остальное назадъ. Не понимаю,какъ ты могла узнать заране! говорилъ Калэбъ, всегда неизмнно-равнодушный къ деньгамъ, а теперь еще боле, такъ какъ главная его забота заключалась въ томъ, не повляла-ли эта исторя на сердечныя отношеня Мэри къ Фреду.

— Фредъ передалъ мн все сегодня утромъ, сказала дочь.

— А-а! значитъ, онъ съ этой цлю и прзжалъ къ теб? спросилъ Калэбъ.

— Да, я полагаю. Онъ былъ сильно разстроеъ.

— Мн сдается, Мэри, что Фреду нельзя слишкомъ довряться, продолжалъ отецъ нершительно и ласково,— быть можетъ, потому, что у него слово и дло идутъ врозь. Горячо привязаться къ нему — будетъ большимъ несчастемъ для каждой молодой двушки… Такъ, по крайней мр, думаемъ мы съ твоей матерью.

— И я такъ думаю, отецъ, отвчала Мэри, не поднимая глазъ, но приложивъ ладонь отцовской руки къ своей щек.

— Я у тебя ничего не выпытываю, душа моя, но меня пугала мысль, нтъ-ли чего между тобой и Фредомъ — вотъ мн и хотлось тебя предостеречь. Видишь что, Мэри… и голосъ Калэба сдлался еще нжне, онъ положилъ шляпу на столъ и началъ было пристально на нее глядть, потомъ перевелъ глаза на дочь и продолжалъ: — видишь-ли что,— женщина, какъ-бы хороша она ни была, должна по-невол покоряться той дол, какую приготовитъ ей мужъ. Твоей матери, напримръ, пришлось многое перенести по моей милости.

Мэри поднесла руку отца къ губамъ, поцловала ее и улыбнулась ему.

— Хорошо, хорошо, положимъ, что у каждаго есть свои недостатки, но… тутъ м-ръ Гартъ выразительно покачалъ головой — я вотъ о чемъ думаю: каково жен переносить, когда она не можетъ быть уврена въ своемъ муж, когда у него нтъ твердыхъ правилъ, когда онъ не боится навлечь бду на голову другого, изъ страха пожертвовать ногтемъ своего мизинца — это ужь плохое дло, Мэри. Молодые люди легко влюбляются другъ въ друга, не зная, что такое жизнь, они воображаютъ, что она будетъ для нихъ вчнымъ праздникомъ, но скоро этотъ праздникъ оказывается безконечнымъ трудовымъ днемъ, душа моя. Конечно, у тебя боле здраваго смысла, чмъ у многихъ двушекъ, притомъ мы тебя и не въ шолкахъ воспитывали,— можетъ быть, эти совты для тебя и лишне,— но вдь каждый отецъ дрожитъ за свою дочь, а ты здсь одна, безъ всякой опоры.

— За меня, отецъ, не бойся, возразила Мэри, серьезно смотря ему въ глаза.— Фредъ былъ всегда очень внимателенъ ко мн, сердце у него доброе, любящее, онъ совсмъ не фальшивъ, хотя нсколько распущенъ. Но я никогда не свяжу своей судьбы съ человкомъ, у котораго нтъ твердаго, мужскаго характера, который проводитъ время въ праздности, разсчитывая на. чужое состояне. Ты и мать развили во мн слишкомъ много гордости, чтобы я согласилась подчиниться такому человку.

— Ну, и хорошо, хорошо, теперь я спокоенъ, сказалъ м-ръ Гартъ, взявшись за шляпу.— А все-таки, дитя, тяжело мн уходить съ твоими трудовыми деньгами въ карман.

— Отецъ, какъ теб не стыдно! отвчала Мэри, покачавъ головой съ улыбкой.— Отнеси нашимъ полные карманы нжностей, заключила она, когда онъ затворялъ за собой дверь.

— А батюшк-то, какъ видно, понадобились ваши денежки! сказалъ старикъ Фэтерстонъ, когда Мэри вернулась въ его комнату,— очень довольный случаемъ сдлать непрятное замчане.— Онъ, должно быть, держитъ васъ въ рукахъ. Вы вдъ теперь совершеннолтняя, вамъ слдовало-бы беречь деньги для себя.

— Я отца и мать не отдляю отъ себя, сэръ, отвчала холодно Мэри.

М-ръ Фэтерстонъ что-то проворчалъ. Внутренно сознавая, что такая скромная двушка, какъ Мэри, все-таки ему полезна, онъ не счелъ нужнымъ раздражать ее на этомъ пункт, а перешелъ къ другому, увренный, что и тутъ онъ можетъ досадить ей.

— Если Фредъ Винци прдетъ сюда завтра въ эту-же пору, сказалъ онъ,— не задерживайте его своей болтовней, а велите ему идти прямо ко мн, на верхъ.

ГЛАВА XXVI.

Но Фредъ не прхалъ въ Стонъ-Кортъ на слдующй день, до причинамъ весьма важнымъ. Вслдстве посщенй зловонныхъ гундслэйскихъ улицъ при поискахъ за Алмазомъ, онъ цробрлъ, кром негодной лошади, еще заразительную болзнь, которая втечени первыхъ двухъ сутокъ обнаружилась только общей слабостю и сильной головной болью, но, по возвращени отъ Мэри, Фредъ почувствовалъ себя такъ дурно, что войдя предъ обдомъ въ столовую, онъ упалъ на диванъ и на вопросъ испуганной матери: что съ нимъ? отвчалъ чуть слышно: ‘мн очень худо, я думаю, надо послать за Вренчемъ.’

Вренчъ прхалъ, не нашелъ ничего опаснаго, сказалъ, что это легкое разстройство и не общалъ даже быть на слдующй день. Онъ очень цнилъ практику въ дом Винци, но, какъ случается со многими другими искусными докторами, онъ слегка отуплъ вслдстве рутины и, измучившись отъ многочисленныхъ утреннихъ визитовъ, къ вечеру ужь валилъ черезъ пень колоду. М-ръ Вренчъ былъ небольшой, чистенькй, жолчный человчекъ, въ тщательно-разчесанномъ парик, онъ имлъ большую практику, характеръ вспыльчивый и лимфатическую жену съ семью человками дтей. Въ этотъ день онъ спшилъ на консилумъ и потому немудрено, что ошибся въ болзни Фреда. Если ошибаются велике государственные мужи, то очень простительно ошибиться какому-нибудь не важному врачу. Онъ не замедлилъ, однако, прислать извстной формы блые пакетики, заключавше въ себ какой-то черный, сильно дйствующй порошекъ. Порошки не помогли больному, но, не желая врить тому, что онъ дйствительно боленъ, Фредъ на слдующее утро всталъ съ постели въ свой обычный часъ и спустился внизъ съ явнымъ намренемъ позавтракать, но сть онъ не могъ и все время просидлъ у камина, дрожа отъ лихорадки. За м-ромъ Вренчемъ послали вторично, его не нашли дома и м-съ Винци, видя, какъ быстро измнилось лицо ея любимаго сына и какъ онъ вообще опустился, принялась плакать и объявила, что пошлетъ за докторомъ Спрэгомъ.

— Пустяки, матушка, это пройдетъ, говорнъ Фредъ, протягивая свою сухую, горячую руку матери.— Я скоро поправлюсь, я врно простудился, когда здилъ на эту отвратительную, грязную ярмарку.

— Мама, произнесла Розамунда, сидвшая въ это время у окна (окна столовой въ дом Винци выходили на самую аристократическую улицу, называемую Ловикъ-Гэтъ) — вотъ м-ръ Лейдгатъ остановился и говоритъ съ кмъ-то. Я-бы на вашемъ мст сейчасъ его пригласила. Онъ вылечилъ Элленъ Бюльстродъ. Говорятъ, у него очень легкая рука.

М-съ Винци въ одну минуту бросилась къ окну, думая объ одномъ Фред и забывъ объ этикет. На разстояни двухъ ярдовъ отъ нея стоялъ Лейдгатъ и разговаривалъ съ кмъ-то у чугунной ршетки сада, услыхавъ, какъ щелкнула задвижка окна, онъ повернулъ голову прежде, чмъ м-съ Винци успла его окликнуть. Дв минуты спустя онъ уже былъ въ столовой, а Розамунда, оставшись здсь столько времени, сколько требовалось приличемъ для выраженя участя въ болзни брата, удалилась въ свою комнату.

Лейдгату пришлось выслушать длинное повствоване м-съ Винци, съ совершенно ненужными подробностями о томъ, сказалъ-ли м-ръ Вренчъ, что онъ будетъ или что онъ не будетъ. Лейдгатъ сразу понялъ, что онъ поставленъ въ неловкое положене относительно Вренча, но болзнь приняла такой серьезный характеръ, что онъ счелъ своимъ долгомъ не принимать въ соображене этого обстоятельства. У Фреда, по его мнню, оказалась тифозная горячка съ пятнами и лекарство, принятое имъ, вредно на него подйствовало. Лейдгатъ приказалъ уложить немедленно больного въ постель, приставить къ нему опытную сидлку и соблюдать всевозможныя предосторожности, на послднй пунктъ Лейдгатъ особенно напиралъ. Бдная м-съ Винци пришла въ ужасъ при такомъ очевидномъ доказательств опаснаго состояня Фреда, и слова ея потекли ркой. Она находила, что м-ръ Вренчъ очень дурно поступилъ съ ними, между тмъ какъ они взяли его въ себ домашнимъ врачомъ вмсто м-pa Пикока, хотя м-ръ Пикокъ былъ дйствительно другомъ ихъ дома.

— Не понимаю, говорила она плача,— отчего это м-ръ Вренчъ занимается моими дтьми мене, чмъ другими больными, вдь. заботился-же онъ о дтяхъ м-съ Ларчеръ, когда у нихъ была корь — ну, пусть его, я имъ зла не желаю — но если только что-нибудь случится…

Тутъ бдная м-съ Винци совсмъ упала духомъ и, врная своей роли добродушной Нобеи, горько зарыдала. Эта сцена происходила въ зал, вдали отъ комнаты больного, Розамунда слышала все изъ гостиной и вышла оттуда къ нимъ съ сильной тревогой на лиц. Лейдгатъ началъ извинять Вренча, говоря, что симптомы болзни, вроятно, вчера еще не выяснились, что такого рода горячки въ начал не имютъ опредленнаго характера, онъ вызвался самъ идти къ аптекарю, чтобы при себ заставить сдлать лекарство и общалъ письменно увдомить м-ра Вренча о принятыхъ имъ мрахъ.

— Прзжайте опять, продолжайте лечить моего Фреда! говорила умоляющимъ голосомъ м-съ Винци.— Я не могу поручить моего мальчика такому доктору, который никогда наврное не скажетъ, когда будетъ. Благодаря Бога, я никому зла не желаю, тмъ боле м-ру Вренчу, онъ спасъ меня однажды отъ колотья въ боку, но лучше-бы онъ уморилъ меня тогда, чмъ… чмъ…

— Я надюсь, что мы встртимся у васъ съ м-ромъ Вренчемъ, не такъ-ли? спросилъ Лейдгатъ, вполн убжденный, что для Вренча готовится весьма непрятный сюрпризъ и что онъ не легко его перенесетъ.

— Устройте, пожалуйста, м-ръ Лейдгатъ, сами это свидане, произнесла Розамунда, подоспвъ на выручку матери и подавая ей руку, чтобы увести ее.

Когда м-ръ Винци вернулся домой, то онъ также очень разсердился на Вренча и объявилъ, что онъ его къ себ въ домъ боле не пуститъ.

— Что онъ тамъ ни толкуй, а Лейдгатъ будетъ продолжать лечене, горячился чадолюбивый отецъ.— Дло не шуточное занести горячку въ домъ. Надо разослать тотчасъ-же людей съ повстками, что у насъ въ четвергъ званаго обда не будетъ. Пусть Притчардъ не подаетъ къ столу вина — водка лучшее средство противъ заразы. Я самъ начну пить водку, объявилъ онъ такъ торжественно, точно полководецъ, отдающй приказъ, что теперь не слдуетъ стрлять холостыми зарядами.— Пренесчастный у насъ этотъ мальчикъ Фредъ, продолжалъ онъ.— Право, не мшало-бы ему получить вознаграждене хоть въ будущемъ, а то что толку, что онъ старшй сынъ въ род.

— Не говори этого, Винци, прервала мать, у которой отъ волненя дрожали губы,— а то Господь, въ наказане, отыметъ его у меня.

— Ты себя доканаешь, Люси, я это вижу, проговорилъ съ нкоторою нжностью м-ръ Винци.— А Вренчу я покажу, можно-ли такъ поступать со мной! (У м-ра Винци вертлась въ голов смутная мысль, что горячку можно-бы было прервать, еслибы м-ръ Вренчъ выказалъ боле вниманя къ его семейству, семейству мэра). Я мене, чмъ кто-нибудь, продолжалъ онъ,— увлекаюсь новыми докторами и новыми священниками,— будь они сторонники Бюльстрода или нтъ — мн все равно, но Вренчъ узнаетъ, что я о немъ думаю. Ему не понравится, да мн до этого дла нтъ.

Вренчу дйствительно это очень не понравилось. Лейдгатъ былъ съ нимъ вжливъ, даже очень вжливъ, но вжливость со стороны человка, показавшаго васъ въ невыгодномъ свт, возбуждаетъ досаду и поднимаетъ желчь, особенно, если къ тону примшивается старое нерасположене. Въ былыя времена провинцальные врачи отличались раздражительностю и щекотливостю, а м-ръ Вренчъ въ этомъ отношени перещеголялъ ихъ всхъ. Онъ согласился съхаться съ Лейдгатомъ въ этотъ вечеръ въ дом Винци, но ему не дешево обошлось это свидане.

Лишь только онъ показался, м-съ Винци налетла на него.

— О, м-ръ Вренчъ! воскликнула она,— что я вамъ сдлала, за что вы такъ поступили со мной? Разъ побывали и потомъ глазъ не кажете, мой бдный мальчикъ могъ-бы ужь теперь лежать въ гробу!

М-ръ Винци, который цлый день суетился, сражаясь противъ заразы, вслдстве чего находился въ возбужденномъ состояни, встрепенулся, услыхавъ о прзд Вренча, и явился въ залу, чтобы показать доктору, что онъ о немъ думаетъ.

— Я у васъ вотъ что спрошу, Вренчъ, произнесъ мэръ, привыкшй въ послднее время длать замчаня офицальнымъ тономъ, при чемъ, для пущей важности, онъ засовывалъ больше пальцы обихъ рукъ за жилетъ,— можно-ли было допустить горячку пробраться въ такой домъ, какъ мой? Есть вещи, которыя надлежало-бы преслдовать закономъ, а между тмъ, ихъ не преслдуютъ. Таково мое мнне.

Вренчу легче было выслушать эти упреки, чмъ примириться съ мыслю, что ему всталъ поперегъ дороги такой молокососъ, какъ Лейдгатъ, которому, по мнню его, слдовало еще поучиться, который пускаетъ пыль въ глаза иностранными словами, а основательныхъ свденй не иметъ. Проглотивъ молча оскорблене, нанесенное ему въ дом Винци, Вренчъ прислалъ къ нимъ письмо съ отказомъ лечить Фреда. Онъ писалъ, что, не смотря на уважене его къ ихъ дому, онъ не намренъ подчиняться чужому взгляду на лечене. Старый докторъ разсуждалъ, что и Лейдгату, по всему вроятю, кто нибудь подставитъ со временемъ ногу, а главное, онъ утшался надеждою, что его неблагородная попытка уронить въ глазахъ публики существовавшую систему продажи лекарствъ собратами по професси, рано или поздно, обрушится на его-же голову. Говоря о Лейдгат, Вренчъ ядовито замчалъ, что онъ своими шарлатанскими выходками можетъ пробрсти себ ложную славу только во мнни людей легковрныхъ, и что основательные врачи никогда не прибгаютъ въ фокусамъ.

Этимъ послднимъ пунктомъ обвиненй Вренчъ уязвилъ боле всего Лейдгата, потому что составить себ громкое имя въ невжественной сред казалось ему не только унизительнымъ, но даже опаснымъ, такая извстность смахивала нсколько на извстность пророковъ, предсказывающихъ погоду. Какъ-бы то ни было, а Лейдгатъ сдлался домашнимъ врачомъ у Винци и это событе составило предметъ разговоровъ для всего Мидльмарча. Нкоторые утверждали, что это скандалъ, что м-ръ Винци грозилъ Вренчу судомъ, что м-съ Винци обвинила его въ отравлени ея сына, друге, напротивъ, были того мння, что провидне послало Лейдгата къ нимъ въ домъ очень кстати, что Лейдгатъ отлично лечить горячки, что Бюльстродъ иметъ полное право давать ему ходъ, многе увряли даже, что появленемъ въ город Лейдгата жители Мидльмарча обязаны единственно Бюльстроду, наконецъ, м-съ Тафтъ, вчно считавшая петли своего вязанья и въ то-же время собиравшая со всхъ сторонъ сплетни, забрала себ въ голову, будто Лейдгатъ побочный сынъ Бюльстрода, о чемъ поспшила сообщить м-съ Фербротеръ, которая, въ свою очередь, не замедлила передать эту новость своему сыну.

— Отъ Бюльстрода я всего ожидаю, говорила она,— но мн больно за м-ра Лейдгата…

— Это почему, матушка? спросилъ м-ръ Фербротеръ, разразившись громкимъ смхомъ.— Вамъ давно извстно, что Лейдгатъ происходитъ отъ хорошей фамили свера Англи, онъ и не слыхивалъ объ имени Бюльстрода, пока сюда не прхалъ.

— То, что ты мн говоришь, можетъ быть, справедливо относительно Лейдгата, отвчала старая леди ршительнымъ тономъ,— чтожь касается Бюльстрода, то очень можетъ быть, что тутъ, рчь идетъ о какомъ нибудь другомъ его сын.

ГЛАВА XXVII.

Одинъ изъ моихъ прятелей, знаменитый философъ, иметъ способность возвышать достоинство каждаго мелочнаго явленя, освщая его свтомъ науки. Такъ, напримръ, онъ ставитъ зажженую свчку передъ изцарапаннымъ зеркаломъ или передъ обломкомъ истертаго стальнаго ножа, и начинаетъ показывать вамъ, какъ вс эти царапины превращаются въ свтлые концентрическе круги около яркой точки, образующей родъ маленькаго солнца. Вы ясно видите, что царапины идутъ въ разныя стороны, что только свчка причиной этого красиваго оптическаго соединеня лучей.

Въ жизни человческой повторяется почти точно такое-же явлене, только царапины замняются тамъ происшествями, а свча — эгоизмомъ какой-нибудь личности, которая длается центромъ концентрическихъ круговъ, образующихся вокругъ нея дйствями другихъ личностей. Примромъ тому можетъ служить Розамунда Винци. Она находилась подъ особеннымъ покровительствомъ судьбы, которая одарила ее замчательно привлекательной наружностью, и какъ-бы нарочно подготовила болзнь Фреда и промахъ Вренча для того, чтобы сблизить ее какъ можно скоре съ Лейдгатомъ. Розамунда могла-бы совершенно измнить это распоряжене благодтельной судьбы, еслибы она, по требованю родителей, удалилась въ Стон-Кортъ или куда-нибудь подальше, когда Лейдгатъ нашелъ необходимыми эти мры предосторожности. Но она этого не сдлала. Миссъ Морганъ съ меньшими дтьми, въ первое-же утро, какъ только обнаружилась у Фреда горячка, была отправлена въ ближайшую ферму, а Розамунда на отрзъ отказалась покинуть папа и мама.

Бдная мама, дйствительно, заслуживала состраданя, и м-ръ Винци, сильно привязанный въ своей жен, гораздо боле тревожился за нее, чмъ за Фреда, если-бы не мужъ, она не знала бы покоя, прежняя ея веселость совершенно исчезла, забывая о своемъ туалет, которымъ всегда такъ тщательно занималась, она напоминала теперь больную насдку съ мутными глазами и взъерошенными перьями, ее ничто боле не радовало и не утшало. Когда Фредъ бредилъ, у нея разрывалось сердце при мысли, что онъ переходитъ въ другой мръ. Посл сцены съ м-ромъ Вренчемъ она притихла и только со слезами на глазахъ умоляла Лейдгата спасти ея мальчика. Однажды, выходя изъ спальни больного, она кротко положила свою руку на плечо доктора и жалобно произнесла.

— М-ръ Лейдгатъ! онъ былъ всегда ко мн ласковъ, грубаго слова матери не сказалъ!

Точно она хотла этими словами убдить, что Фредъ страдаетъ не въ наказане за прежне проступки. Вс тончайшя фибры и материнскаго сердца были затронуты настоящимъ горемъ, и молодой докторъ, въ голос котораго она слышала нжное участе къ себ, сдлался ей почти такъ-же дорогъ, какъ и ея милый первенецъ, любимый ею горячо еще до рожденя его на свтъ.

— Я, кажется, смло могу разсчитывать на хорошй исходъ, м-съ Винци, обыкновенно говорилъ Лейдгатъ,— а теперь пойдемте внизъ,— вамъ надобно что-нибудь скушать.

И онъ велъ ее въ гостиную, гд уже сидла Розамунда, а на стол стояли чай или бульонъ, сюрпризомъ приготовленные ею для матери. Все это устраивалось по предварительному соглашеню между Лейдгатомъ и Розамундой. Передъ тмъ какъ идти въ комнату больного, они видлись, и Розамунда спрашивала, что нужно было сдлать, смтливость и ловкость, съ которыми она исполняла вс наставленя медика, были удивительны и потому немудрено, если Лейдгатъ находилъ, что его переговоры съ прелестной двушкой много содйствуютъ успшному ходу его леченя, особенно интересными для Лейдгата сдлались эти переговоры въ то время, когда прошелъ кризисъ болзни и онъ сталъ тверже врить въ выздоровлене своего пацента.

Въ минуту опасности Лейдгатъ посовтовалъ пригласить доктора Спрэга (который охотне-бы согласился остаться нейтральнымъ въ дл, касавшемся Вренча), но посл двухъ консилумовъ лечене было предоставлено одному Лейдгату, который посл этого, конечно, удвоилъ свое усерде. Онъ прзжалъ къ Винци утромъ и вечеромъ, и его посщеня доставляли все боле и боле удовольствя обимъ женщинамъ, по мр того, какъ Фредъ поправлялся и чувствовалъ уже только слабость, для м-съ же Винци наступилъ истинный праздникъ, когда она получила, наконецъ, возможность любоваться на нжившагося въ постли своего милаго Фреда и видть, что онъ сознательно принимаетъ ея попеченя о немъ.

Отецъ и мать душевно радовались и тому, что старикъ Фэтерстонъ постоянно справлялся, чрезъ Лейдгата, о состояни здоровья Фреда, которому поручилъ передать отъ его имени, что онъ проситъ Фреда поскоре выздоравливать, такъ какъ онъ, Питеръ Фэтерстонъ, не можетъ обойтись безъ него и очень скучаетъ по немъ. Старикъ въ это время слегъ въ постель. М-съ Винци передавала сыну вс эти подробности, а онъ, повернувъ къ ней свою красивую голову, на которой уже не вились густые, блокурые волосы, обстриженные теперь подъ гребенку, пристально всматривался въ нее свои большими глазами, и жадно ждалъ какой-нибудь всточки отъ Мэри, любопытствуя узнать, какъ она приняла его болзнь. Онъ не произносилъ ни слова, но любовь обладаетъ ‘рдкою способностю слушать глазами’, и потому мать угадывала сердцемъ желане Фреда и готова была на всевозможныя жертвы, лишь-бы доставить ему это удовольстве.

— Только-бы мн довелось увидть моего милаго мальчика опять здоровымъ, приговаривала она, глядя съ нжностю на Фреда.— Кто знаетъ? Можетъ быть, онъ сдлается владтелемъ Стон-Корта? Тогда пусть женится на той, которую полюбитъ.

— А если та не пойдетъ за меня, матушка, возражалъ Фредъ, и слезы навертывались у него на глазахъ. Болзнь сдлала его совершеннымъ ребенкомъ.

— Скушай ложечку желе, душа моя, прерывала его м-съ Винци, въ тайн убжденная, что никакая двушка не можетъ отказать ея сыну.

Въ отсутстви мужа, м-съ Винци не отходила отъ постели больного ни на минуту, такимъ образомъ, Розамунда, противъ обыкновеня, оставалась большую часть дня одна. Лейдгатъ, конечно, никогда не старался продлить свидане съ нею, тмъ не мене, отрывочные, но частые разговоры между ними произвели нкотораго рода интимность въ ихъ взаимныхъ отношеняхъ, а интимность, въ свою очередь, породила неловкость. Напримръ, во время разговора ихъ приходилось смотрть въ глаза другъ другу, но случалось такъ, что взгляды ихъ длались выразительне, чмъ нужно, тогда Лейдгату становилось очень не ловко, онъ считалъ необходимыхъ опускать глаза или смотрть въ сторону, однако и это плохо помогало, на слдующй день Розамунда также опустила глаза, а когда ихъ взгляды нечаянно встртились, они оба сконфузились. Лейдгатъ чувствовалъ, что наука не выручитъ его изъ бды, а кокетничать ему не хотлось, и потому онъ очень обрадовался, когда карантинъ для знакомыхъ въ дом Винци кончился и ему уже не такъ часто представлялись случаи видться съ Розамундой наедин.

Но эта взаимная неловкость отношенй, гд та и другая сторона сознаетъ, что между ними есть что-то такое, особенное, установившись однажды, не можетъ сразу исчезнуть, говорите о погод, о чемъ хотите,— вамъ все будетъ казаться, что вы хитрите и ваши отношеня до тхъ поръ не сдлаются естественными, пока вы откровенно не сознаетесь, что между вами существуетъ симпатя, хотя въ ней нтъ еще ничего серьезнаго и глубокаго. Этимъ-то путемъ Розамунда и Лейдгатъ достигли прятной простоты въ обращени и ихъ бесды оживились. Гости прзжали и узжали какъ прежде, въ гостиной раздавалась музыка и извстное всмъ гостепримство м-ра Винци пошло своимъ старымъ порядкомъ. Лейдгатъ при всякомъ удобномъ случа бесдовалъ съ Розамундой, нердко засиживался у нихъ въ дом, слушая ея игру или пне, и громко называлъ себя ея невольникомъ, думая въ то-же время, что взять его въ плнъ ей не удастся. Отсутстве возможности устроиться, какъ слдуетъ женатому человку, служило Лейдгату достаточной гарантей противъ опасности, а между тмъ такая игра въ любовь доставляла ему удовольстве и не мшала серьезнымъ занятямъ. Розамунд-же никогда въ жизни не было такъ весело, какъ теперь, она была убждена, что въ нее влюбленъ одинъ изъ самыхъ завидныхъ жениховъ. Она не съумла отличить простого ухаживанья отъ настоящей любви, ей казалось, что она плыветъ на всхъ парусахъ прямо къ цли и воображеню ея уже представлялся хорошенькй домикъ въ Ловикъ-Гэт, который, какъ она надялась, будетъ вскор отдаваться въ наймы. Она заране ршила, что тотчасъ посл свадьбы ловко выпроводитъ отъ себя всхъ тхъ постителей, которые ей надодали въ дом отца. Въ ея мечтахъ уже рисовалась будущая гостиная въ любимомъ домик, убранная самой разнообразной мебелью.

Главнымъ-же предметомъ ея мечтанй былъ все-таки самъ Лейдгатъ, онъ, въ ея глазахъ, казался почти совершенствомъ, и если-бы молодой докторъ смыслилъ въ музык немного боле чувствительнаго слона, да имлъ способность вникать во вс тонкости ея изящнаго туалета, то она едва-ли бы нашла въ немъ какой нибудь недостатокъ. Какая разница между нимъ и юнымъ Плаймдэлемъ или м-ромъ Кайюсомъ Ларчеромъ! Эти люди понятя не имли о французскомъ язык, ни о чемъ говорить не умли, кром какъ объ окраск матерй и оцнк товаровъ, т. е. о такихъ предметахъ, которыхъ они сами стыдились. Они принадлежали къ мидльмарчскому джэнтри, важничали своими хлыстиками съ серебряными набалдашниками и галстуками, но были очень неразвязны и сильно конфузились, отпустивъ какую-нибудь остроту. Фредъ — и тотъ былъ гораздо выше ихъ по развитю, онъ имлъ, по крайнй мр, выговоръ и манеры человка, воспитаннаго въ университет. Между тмъ, какъ Лейдгатъ, котораго можно было заслушаться, такъ хорошо онъ говорилъ,— былъ необыкновенно вжливъ со всми и держалъ себя съ чувствомъ собственнаго достоинства, платье сидло на немъ всегда чрезвычайно ловко, манеры были свободны. Розамунда съ особенной гордостью слдила за Лейдгатомъ, когда тотъ входилъ въ комнату и приближался въ ней съ своей изящной улыбкой на губахъ, и ощущала тогда прятное сознане, что вс завидуютъ ей. Если-бы Лейдгатъ могъ догадаться, какя чувства волнуютъ, при его появлени, эту прелестную грудь, онъ былъ-бы очень польщенъ этимъ, также какъ и всякй-бы другой на его мст. Онъ считалъ самымъ очаровательнымъ свойствомъ въ женщин, когда она сознаетъ превосходство надъ собой мужчины, не умя, впрочемъ, дать себ яснаго отчета, въ чемъ именно заключается это превосходство.

Розамунда не принадлежала къ числу тхъ наивныхъ молодыхъ двушекъ, которыхъ можно поймать врасплохъ, которыя подчиняются первому впечатлню, забывая о приличи. Пожалуйста не воображайте, чтобы она когда нибудь проговорилась, даже въ разговор съ мама, о своихъ мечтахъ на счетъ хорошенькаго домика съ изящной мебелью и новаго круга знакомства. Напротивъ, она премило выразила-бы удивлене и даже неодобрене, если-бы въ ея присутстви другая молодая леди высказала такое преждевременное, нескромное желане, мало того — она даже не врила, чтобы могла существовать такая болтливая двушка. Розамунда занималась только изящными искусствами:— музыкой, танцами, рисованьемъ, она прекрасно писала ноты, держала альбомы для стиховъ и вообще представляла типъ тхъ очаровательныхъ блондинокъ, которыя въ ту эпоху служили идеаломъ для каждаго мужчины съ нжнымъ сердцемъ. Но прошуу васъ не думать о ней ничего дурного, она была далеко не интригантка, скряжничать вовсе не умла и если думала о деньгахъ, то потому только, что считала ихъ необходимыми для жизни, добыванье-же ихъ предоставляла другимъ. Лгать она не привыкла и если говорила иногда не то, что думала, то единственно изъ желаня угодить кому нибудь. Словомъ, природа расточила все свое искуство при создани этой любимой воспитанницы м-съ Лэмонъ,— такой воспитанницы, которая по общему отзыву — исключая Фреда — слыла за соединене красоты, ума и любезности.

Лейдгатъ находилъ все боле и боле удовольствя въ свиданяхъ съ Розамундой. Между ними не было уже никакой принужденности, они страстно и выразительно переглядывались и ихъ пустые, повидимому, разговоры, которые могли, пожалуй, показаться даже пошлыми третьему лицу, для нихъ были полны значеня. При всемъ томъ они никогда не старались устроить для себя такя бесды, гд третй человкъ оказывался-бы лишнимъ. Короче сказать, они оба кокетничали и Лейдгатъ успокоивалъ себя тмъ, что серьезнаго изъ этого ничего не выйдетъ

— Если я любилъ и умлъ оставаться въ предлахъ благоразумя, разсуждалъ онъ, то ужъ, конечно, съумю такъ волочиться, чтобы не потерять головы. Въ Мидльмарч мужчины вс таке скучные, кром м-ра Фэрбротера, коммерческе обороты и карты меня не интересуютъ: къ чему-же мн искать развлеченй?

Бюльстроды нердко приглашали его къ себ, но тамъ двушки едва только сошли со школьной скамейки, а наивное соединене благочестя и свтскости въ м-съ Бюльстродъ, твердившей о сует мра сего и о пламенномъ своемъ желани имть сервизъ изъ граненаго хрусталя, ея толки о жалкихъ нищихъ въ лохмотьяхъ и о цн лучшаго дама,— все это не могло служить противовсомъ скучному и вчно серьозному характеру ея мужа. То ли дло домъ Винци! Онъ, со всми своими недостатками, былъ все-таки прятнйшй домъ въ город, къ тому-же въ немъ разцвтала Розамунда, прелестная, какъ полураспустившаяся роза, олицетворене тхъ совершенствъ, которыя составляютъ наслаждене для мужчинъ.

Лейдгатъ своимъ счастливымъ ухаживаньемъ за миссъ Винци нажилъ себ боле враговъ между ея поклонниками, чмъ своими медицинскими познанями и счастливой практикой — между мстными врачами. Однажды вечеромъ онъ явился въ гостиную Винци очень поздно, тамъ уже находилось иного гостей, лица постарше сидли за карточными столами, а м-ръ Нэдъ Плайдель (одинъ изъ выгоднйшихъ жениховъ Мидльмарча, но человкъ далеко не передовой по своему уму) сидлъ въ сторон отъ другихъ съ Розамундой. Онъ привезъ съ собой одинъ изъ тхъ кипсэковъ въ изящнйшемъ переплет, которые въ то время были въ большой мод, и не помнилъ себя отъ восторга, что вмст съ нею можетъ разсматривать гравюры, на которыхъ были изображены вчно улыбающеся леди и джентльмены. Онъ указывалъ Розамунд разные комическе стихи, говоря, что они превосходны и совтовалъ ей прочесть какя-то сентиментальныя истори, увряя, что он чрезвычайно интересны. Розамунда снисходительно его слушала, а онъ былъ очень доволенъ, что такое образцовое издане по части искуствъ и литературы служитъ звеномъ сближеня между нимъ и прекрасной молодой двушкой. Считая себя если не красивымъ, то вполн приличнымъ мужчиной въ такомъ омут, какъ Мидльмарчъ, м-ръ Нэдъ страдалъ отъ одного недостатка, который не могъ ускользнуть отъ внимательнаго наблюдателя, а именно, его подбородокъ былъ такого свойства, что онъ постоянно исчезалъ въ огромномъ атласномъ галстук, каке тогда носили, и это обстоятельство очень его затрудняло.

— Я нахожу, что высокорожденная м-съ S. очень похожа на васъ, сказалъ м-ръ Нэдъ. Онъ раскрылъ то мсто книги, гд находился этотъ очаровательный портретъ и томно посмотрлъ на него.

— У нея спина слишкомъ широка, кажется, будто эта госпожа сняла съ себя портретъ только для того, чтобы выставить свою спину, произнесла Розамунда, впрочемъ, безъ всякаго намреня сказать что-нибудь злое и думая въ это время: ‘ахъ, какя красныя руки у Плаймдэля! Отчего это Лейдгатъ такъ долго не детъ?’ — За тмъ, какъ ни въ чемъ не бывало, она продолжала болтать съ своимъ кавалеромъ.

— Я не говорю, чтобы она была такая-же красавица, какъ вы, началъ снова м-ръ Нэдъ, осмлясь поднять глаза отъ портрета и перенести ихъ на Розамунду.

— А вы, какъ видно, ловко умете льстить, возразила Розамунда, убжденная въ эту минуту, что ей придется вторично отказать въ своей рук юному джентльмену.

Наконецъ, Лейдгатъ прхалъ. Прежде чмъ онъ добрался до уголка, гд сидла Розамунда, кипсекъ былъ закрытъ, а когда онъ, съ короткостю человка близко знакомаго, слъ рядомъ съ нею, нижняя челюсть м-ра Плаймдэля упала за галстукъ, какъ падаетъ ртуть въ барометр на точку замерзаня. Розамунда радовалась не только присутствю Лейдгата, но и эфекту, который онъ производилъ: она любила возбуждать ревность.

— Какой вы сегодня позднй гость, сказала она, протягивая доктору руку,— мама почти потеряла надежду видть васъ сегодня. Какъ вы нашли Фреда?

— Какъ всегда, поправляется, хотя и медленно. Я ему совтую прокатиться — въ Стон-Кортъ, напримръ. Но ваша матушка представляетъ какя-то затрудненя для этой поздки.

— Бдный мальчикъ! произнесла Розамунда, премило надувъ губки.— Вы не узнаете Фреда, такъ онъ перемнился, продолжала она, обращаясь къ другому своему поклоннику.— Мы смотрли на м-ра Лейдгата, какъ на нашего ангела-хранителя, во время болзни брата.

М-ръ Нэдъ нервически засмялся, между тмъ какъ Лейдгатъ потянулъ къ себ кипсэкъ, развернулъ его и, презрительно вздернувъ подбородокъ, тихо, но насмшливо захохоталъ.

— Чеху вы сметесь такъ неуважительно? спросила Розамунда съ видомъ кроткаго равнодушя.

— Я не могу разршить, что здсь глупе — гравюры или текстъ, отвчалъ Лейдгатъ, быстро перелистывая книгу и сразу понявъ ея содержане. (Розамунда нашла, что онъ иметъ полное право щеголять своими блыми, большими руками). Посмотрите хоть на этого жениха, выходящаго изъ церкви, продолжалъ Лейдгатъ,— ну, гд можно встртить такую сахарную куклу? Я полагаю, что даже тупйшй изъ лавочниковъ такъ глупо не улыбается, а между тмъ я готовъ поручиться, что въ этой истори онъ описанъ, какъ первый джентльменъ своего края.

— Ахъ, каке вы строге, я васъ боюсь! воскликнула Розамунда, очень прилично сдерживая свой смхъ. Несчастный Плаймдэль, за нсколько минутъ передъ тмъ восхищавшйся именно этой гравюрой, возмутился теперь до глубины души.

— Многя знаменитыя лица участвуютъ въ издани этого кипсека, проговорилъ онъ оскорбленнымъ, но робкимъ голосомъ.— Я въ первый разъ въ жизни слышу, чтобы эту книгу называли глупой.

— Кончится тмъ, что я съ вами поссорюсь и прозову васъ вандаломъ, сказала Розамунда, смотря съ улыбкой на Лейдгата.— Я подозрваю, что вы понятя не имете о леди Блессингтонъ и леди Е. Л.

Хотя Розамунда сама имла склонность къ такого рода авторамъ, однако она никогда не компрометировала себя выраженемъ своего восторга къ нимъ. У ней было какое-то чутье, при помощи котораго она, по легкому намеку Лейдгата, угадывала, что изящно и что нтъ.

— Но сэръ Вальтеръ-Скоттъ, напримръ, я надюсь, что м-ръ Лейдгэтъ знаетъ его, проговорилъ юный Плаймдэль, ободренный тмъ, что нашелъ точку опоры.

— О, и не занимаюсь больше литературой, сказалъ Лейдгатъ, закрывши книгу и отталкивая ее отъ себя.— Я столько перевидалъ въ мои юныя лта, что мн хватитъ этого на всю мою жизнь. Я бывало заучивалъ цлыя поэмы Скота наизусть.

— Желала-бы я знать, когда вы перестали читать? спросила Розамунда,— я могла-бы быть увренной, что я знаю что-нибудь такое, чего вы не знаете.

— М-ръ Лейдгатъ можетъ сказать, что этого и не стоило знать, замтилъ м-ръ Нэдъ, съ намренемъ кольнуть доктора.

— Напротивъ, возразилъ Лейдгатъ, не выказывая никакого неудовольствя и многозначительно улыбаясь Розайунд, — потому только, что объ этомъ я услышалъ-бы отъ миссъ Винци, я сказалъ-бы, что это не мшаетъ знать.

Плаймдэль вслдъ за тмъ отошелъ къ столу, гд играли въ вистъ и мысленно ршилъ, что онъ въ первый разъ еще иметъ несчасте встртить такого самоувреннаго и непрятнаго господина, какъ Лейдгатъ.

— Какъ вы мало сдержанны! замтила Розамунда, внутренно очень довольная исходомъ разговора.— Разв вы не видите, что онъ обидлся?

— Кто? м-ръ Плаймдэль? Разв это его книга? Очень жаль. Я совсмъ этого не ожидалъ.

— На васъ сбываются, ваши слова, сказанныя въ первой посщене нашего дома: что вы медвдь и что птицы должны сдлать васъ ручнымъ.

— Правда. Передъ мной теперь прекрасная птичка, пусть она меня учитъ, чему хочетъ. Кажется, я ее очень охотно слушаю.

Розамунд показалось, что она и Лейдгатъ, съ этой минуты, какъ-будто помолвлены. Что имъ слдовало-бы давно быть женихомъ и невстой — эта идея крпко засла у нея въ голов, а человкъ, какъ мы знаемъ, постоянно стремится въ осуществленю своей идеи, особенно, когда вс нужные матералы къ тому находятся подъ рукой. Правда, Лейдгатъ твердо держался идей вынужденнаго для него при настоящихъ обстоятельствахъ безбрачя, но въ сущности это была не идея, а отрицательное свойство характера, которое могло измниться вслдстве обстоятельствъ, обстоятельства-же были во власти Розамунды, которая зорко и неутомимо слдило своими голубыми глазами за всмъ, что происходило вокругъ нея, между-тмъ, какъ Лейдгатъ блуждалъ во мрак и таялъ безсознательно, какъ леденцовая рыбка.

Вернувшись въ этотъ вечеръ домой, онъ осмотрлъ свои стклянки, чтобы видть, какъ происходитъ тамъ осадка разныхъ химическихъ составовъ и затмъ, съ обычной точностю, занесъ въ книгу свои дневныя медицинскя замтки. Его мечты, въ настоящую минуту, вовсе не касались Розамунды, а относились къ его любимому предмету — отысканю первичной ткани, кром того его сильно начинала интересовать глухая, но быстро разгарающаяся непрязнь къ нему мстныхъ врачей, которая должна была вспыхнуть при открыти Бюльстродомъ больницы на совершенно новыхъ началахъ.

Лейдгатъ успокоивалъ себя тмъ, что если онъ не усплъ еще завоевать себ довре нкоторыхъ пацентовъ доктора Пикова, то взамнъ этого упрочилъ свою репутацю во мнни многихъ другихъ гражданъ, которые прежде не были пацентами доктора Пикова. Его предположеня оправдались нсколько дней спустя. Ему посчастливилось встртиться съ Розамундой на дорог въ Ловикъ и сойдти съ лошади, чтобы оберечь е отъ стада, которое гнали мимо ихъ. Въ эту минуту къ нему подскакалъ верховой лакей съ приглашенемъ пожаловать въ довольно значительный домъ, гд Пиковъ никогда не лечилъ. Лакей былъ посланъ сэромъ Джемсомъ Читамомъ, а домъ, куда его приглашали, назывался Ловикъ-Маноръ.

ГЛАВА XXVIII.

М-ръ и м-съ Казобонъ, возвратясь изъ своего путешествя, прибыли въ Ловикъ-Маноръ въ середин января. Снгъ легкими хлопьями падалъ на землю, когда они подъхали къ крыльцу дома. На слдующее утро Доротея, перейдя изъ уборной въ столь извстный намъ зелено-голубой будуаръ, увидла, что черные стволы липъ длинной аллеи передъ домомъ окружены снжной пеленой и что ихъ могучя втви, покрытыя инеемъ, рзко выдляются на сромъ, сумрачномъ неб. Эта безконечная снжная равнина и низко висвшя облака представляли весьма безотрадную картину, самая мебель комнаты, куда вошла Доротея, будто полиняла и обветшала посл того, какъ она ее видла въ послднй разъ. Олень на стнномъ ковр казался какимъ-то привиднемъ на грязно-зелено-голубомъ фон, даже книги въ библотек глядли какими-то окаменлостями, а не книгами, только яркй огонь въ камин, гд пылали сухе дубовые сучья, напоминалъ о жизни и страсти, олицетворенемъ которыхъ явилась фигура Доротеи, вошедшей въ комнату съ красными футлярами въ рукахъ. Въ нихъ лежали камеи, купленныя для Цели.

Молодая женщина, въ свжемъ утреннемъ туалет, дышала жизню и здоровьемъ, ея великолпные волосы, изящно свернутые узломъ, каре глаза, горвше, какъ звзды, пунцовыя губы и блая шея, сливавшаяся съ пухомъ ея сро-голубой шубки — все вмст представляло очаровательную картину. Положивъ футляры съ камеями на столъ въ глубокомъ альков окна, Доротея безсознательно накрыла ихъ руками и, взглянувъ въ окно, глубоко задумалась.

М-ръ Казобонъ, который поднялся очень рано, жалуясь на сильное бене сердца, давалъ въ библотек ауденцю своему викарному священнику, м-ру Тюкеру. Целя, въ качеств сестры, должна была вскор навстить молодыхъ, а Дороте съ мужемъ предстояло втечени нсколькихъ недль длать визиты и принимать постителей, словомъ, впереди Доротею ожидала прежняя, будничная, праздная жизнь, похожая боле на сонъ, чмъ на дйствительность. Куда двались мечты о важности супружескихъ обязанностей? Он какъ-будто поблекли вмст съ мебелью и замерли вмст съ окружающей природой. Гд тотъ свтлый путь, по которому она надялась слдовать объ руку съ мужемъ? Онъ сдлался недоступенъ. Ея надежды на упоительный мръ душевнаго спокойствя были потрясены въ самомъ основани и омрачены тяжкимъ предчувствемъ. Когда-же настанутъ, наконецъ, дни дятельности для нея, какъ для жены, готовой на всякое самоотвержене, чтобы поддержать твердость мужа? Нтъ, эти дни никогда не настанутъ, по-крайней мр, въ томъ вид, какъ она объ нихъ мечтала! Но, кто знаетъ? Можетъ быть, ей предстоитъ исполнене какихъ-нибудь новыхъ обязанностей, которыя оживятъ ее и дадутъ иное направлене ея супружеской любви?

Снова посмотрла она въ окно: снгъ покрылъ всю землю и густой туманъ стоялъ въ воздух. Еще сильне почувствовала она теперь, что надъ нею тяготлъ подавляющй гнетъ свтскаго общества, которое требуетъ, чтобы женщин доставляли все, не спрашивая отъ нея ничего взамнъ, тяготне той среды, живя въ которой приходится сдерживать свои порывы — стать въ гармоню съ дятельностю прочихъ людей, потому-что на эти порывы смотрятъ, какъ на болзненную фантазю,— той среды, гд все сжато въ узкя рамки условныхъ приличй. Весь характеръ ея домашней жизни, съ тхъ поръ, какъ она прекратила свои дтскя классныя занятя и несносныя упражненя на фортепано, могъ быть опредленъ двумя фразами — ея вопросомъ: ‘что мн длать?’ и отвтомъ мужа: ‘все что угодно, душа моя’. Бракъ, который долженъ былъ открыть ей путь къ серьезнымъ занятямъ, не избавилъ ее отъ подавляющей свободы ничего не длать — этой привиллеги женщинъ достаточныхъ, бракъ даже не скрасилъ ея праздную жизнь нжными ласками мужа. Вся ея цвтущая, пылкая молодость должна быть проведена въ нравственной темниц, среди грустной мстности, въ угрюмомъ, старинномъ дом съ полинялой мебелью, съ привиднемъ оленя на стн и съ рядами полокъ, уставленныхъ книгами, которыхъ никто теперь не читалъ.

Въ первую минуту, когда Доротея взглянула въ окно, она почувствовала тяжесть на сердц, но затмъ, когда въ ея голов проснулись воспоминаня прошлаго, она отошла отъ окна и стала ходить по комнат. Ей вспомнились мечты и надежды, съ какими она, три мсяца тому назадъ, переступила порогъ этого будуара, ей показалось, что она вызываетъ ихъ теперь изъ могилы. Ей показалось, что вс эти помыслы и надежды какъ-бы застыли, что самая ея религозность стала теперь похожа на крикъ въ безирютной пустын, на борьбу съ кошмаромъ во время сна. Везд и во всемъ вокругъ нея замчалось теперь полное отсутстве жизненности. Она обвела глазами всю эту мертвенную обстановку комнаты и остановилась на минатюрномъ портрет тетки м-ра Казобона, Джули, приходившейся бабушкой Вилю, которая, какъ она знала, была очень несчастлива въ своемъ замужеств. Передъ Доротеей какъ-бы ожилъ образъ молодой женщины съ тонкими чертами и съ особеннымъ, неуловимымъ выраженемъ упорства въ. лиц. Родные-ли считали ея бракъ несчастнымъ, или она сама убдилась въ своей ошибк и глотала горькя слезы въ тиши ночной? Доротея много испытала съ тхъ поръ, когда она въ первый разъ взглянула на этотъ портретъ и теперь чувствовала, что между оригиналомъ и ею есть что-то общее. Всматриваясь въ изображене женщины, понявшей, что такое супружеское горе, Дороте вдругъ показалось, что черты этого изображеня оживляются, губы и подбородокъ длаются шире, все лицо принимаетъ мужской складъ, глаза блестятъ и смотрятъ на нее пристально. Доротея покраснла отъ удовольствя, невольно улыбнулась и, отвернувшись отъ портрета, опустилась на стулъ, глядя въ даль и, точно разговаривая съ кмъ-то, мало-по-малу улыбка исчезла съ ея губъ и она воскликнула:

— Какъ жестоки ваши слова! Зачмъ вы мн это сказали? Ужасно!..

Она быстро вскочила съ мста и побжала изъ комнаты по коридору, съ неодолимымъ желанемъ увидть мужа и спросить, не можетъ ли она сдлать что-нибудь для него? М-ръ Тюкеръ, вроятно, уже ушелъ и Казобонъ сидитъ одинъ въ библотек. Дороте казалось, что ея сомння разсются въ одну минуту, если мужъ выкажетъ радость при ея появлени.

Подойдя къ темной дубовой лстниц, ведущей въ сни, она увидла бжавшую вверхъ Целю, а сзади ея м-ра Брука, который здоровался съ м-ромъ Казобономъ. Доротея приняла сестру въ свои объятя, а та вскрикнула: ‘Додо’! и бросилась ее цловать. Об он поплакали украдкой, затмъ Доротея сбгала внизъ, чтобы поздороваться съ дядей.

— Мн не нужно тебя спрашивать, душа моя, какъ ты поживаешь, сказалъ м-ръ Брукъ, цлуя племянницу въ лобъ, — я вижу, теб въ Рим хорошо жилось… Счастье… фрески… антики… и все такое… Очень радъ, что вы вернулись. Воображаю, каке вы теперь оба знатоки въ искуствахъ. А? Только Казобонъ что-то блденъ, я ужь говорилъ ему объ этомъ… Блденъ онъ что-то, понимаешь?.. Видно, онъ ужь слишкомъ заработался тамъ. Въ былыя времена и со мной тоже случалось:— м-ръ Брукъ держалъ Доротею за руку и смотрлъ на Казобона:— я описывалъ мстности, развалины, храмы, думалъ составить полезное руководство, но вскор убдился, что это можетъ завести меня слишкомъ далеко и что изъ этого ничего не ведетъ. Вотъ и съ вашимъ трудомъ можетъ случиться тоже самое, понимаете?

Доротея тревожно посмотрла на своего мужа и подумала, что, вроятно, въ немъ есть какая-нибудь рзкая перемна, если люди, давно невидавше его, толкуютъ о блдности и нездоровья.

— Ты, душа моя, не безпокойся, продолжалъ м-ръ Брукъ, замтивъ выражене лица Доротеи, — давай мужу побольше хорошей говядины и баранины, и онъ тотчасъ-же поправится. Ему слдовало быть блднымъ, когда съ него писали Фому Аквитанскаго, понимаешь? Вдь вы насъ увдомляли объ этомъ. Фома Аквитанскй писалъ ужь черезъ-чуръ замысловато, врядъ-ли кто его и читаетъ.

— Онъ, дйствительно, авторъ, недоступный для поверхностныхъ умовъ, возразилъ съ достоинствомъ м-ръ Казобонъ на такое неумстное замчане.

— Дядя, вы прикажете подать кофе въ вашу комнату? спросила Доротея, поспшивъ прервать этотъ разговоръ.

— Да, мой другъ, а ты ступай къ Цели, она сообщитъ теб важную новость, понимаешь? Предоставляю ей разсказать все самой.

Зелено-голубой будуаръ принялъ совершенно другой характеръ, когда Целя, въ такой-же шубк, какъ и сестра, услась возл камина и принялась съ видимымъ удовольствемъ разсматривать камеи, разговаривая совсмъ о другихъ предметахъ.

— А что, прятно създить въ Римъ тотчасъ посл свадьбы? спросила Целя, причемъ щеки ея по обыкновеню вспыхнули. Доротея давно уже знала привычку сестры краснть при всякомъ удобномъ случа.

— Ничего нтъ прятнаго… то-есть, теб, душа моя, это не понравилось-бы, отвчала очень спокойно Доротея. (Никому въ мр не ршилась-бы она повдать, что она думала о своемъ брачномъ путешестви въ Римъ).

— М-съ Кадваладеръ говоритъ, что это ужасная глупость пускаться въ дальнее путешестве тотчасъ посл свадьбы, она увряетъ, будто можно до-смерти надость другъ другу, а ссориться съ комфортомъ неудобно, потому-что не дома. Вотъ леди Читамъ, та здила въ Батъ.

Пока Целя говорила, на ея лиц то вспыхивалъ, то пропадалъ румянецъ.

Какъ посланникъ рзвый сердца,

Онъ выдаетъ тайну его любви.

Другими словами, Целя на этотъ разъ краснла боле обыкновеннаго.

— Целя! не случилось-ли чего? спросила Доротея, съ выраженемъ особенной нжности.— Нтъ-ли у тебя, въ самомъ дл, какой нибудь новости, которую-бы ты желала сообщить мн?

— Это все потому случилось, что ты ухала, Додо. Сэру Джемсу не съ кмъ было разговаривать, кром меня, отвчала Целя, лукаво поглядывая на сестру.

— А! понимаю! Исполнилось то, на что я надялась и на что разсчитывала, произнесла Доротея, взявъ лицо Цели обими руками и всматриваясь въ него съ невольной тревогой. Вопросъ о брак сестры казался ей въ эту минуту гораздо серьезне, чмъ прежде.

— Это случилось только три дня тому назадъ, сказала Целя.— Леди Читамъ такъ добра во мн.

— А ты очень счастлива?

— Очень! Мы еще не сейчасъ женимся, нужно многое приготовить. Притомъ мн самой не хочется спшить свадьбой. Такъ весело быть невстой! Внчане-же соединитъ насъ на всю жизнь.

— Лучшей парти теб и желать нельзя, кисанька. Сэръ Джемсъ добрый, честный человкъ, замтила Доротея съ жаромъ.

— Онъ, Додо, все продолжаетъ строить котэджи. Онъ теб объ ихъ все самъ разскажетъ, когда прдетъ. Ты будешь рада его увидть?

— Еще-бы! Какъ ты можешь объ этомъ спрашивать!

— Я очень боялась, чтобы ты не сдлалась слишкомъ ученой, заключила Целя, считавшая, повидимому, ученость м-ра Казобона чмъ-то въ род плесени, которая должна была непремнно распространиться на всхъ тхъ, кто находится съ нимъ въ близкихъ сношеняхъ.

ГЛАВА XXIX.

Однажды утромъ, нсколько недль спустя по прзд въ Ловикъ, Доротея… Но почему-жь все одна Доротея? Разв насъ долженъ интересовать только ея взглядъ на супружество? Я положительно протестую противъ общей нашей привычки обращать преимущественное внимане на однихъ молодыхъ героевъ и героинь романа, которые до конца книги остаются столь-же цвтущими, какъ и въ начал, не смотря на перенесенные ими удары судьбы. Но вдь настанетъ-же время, что и они поблекнутъ и отцвтутъ. По моему, м-ръ Казобонъ, вчно-моргавше глаза и блыя бородавки котораго возбуждали такое отвращене въ Цели,— м-ръ Казобонъ, не одаренный гибкостю мускуловъ и лишенный граци, чмъ такъ оскорблялось изящное чувство сэра Джемса — иметъ точно такое-же право на наше внимане, какъ и его жена. Въ его женитьб не было ничего исключительнаго. Онъ соблюлъ освященный общественнымъ закономъ обрядъ, требующй, между прочимъ, поднесенй новобрачнымъ гирляндъ и букетовъ. Задумавъ разстаться съ холостой жизню, Казобонъ разсудилъ, что каждый человкъ, съ хорошимъ положенемъ въ свт, долженъ выбирать себ цвтущую молодостью и красотой жену, чмъ моложе будетъ избранная имъ леди, тмъ лучше, потому-что ее легче въ такомъ случа воспитать и подчинить себ. Она должна быть непремнно равнаго съ нимъ происхожденя, должна отличаться религозными правилами, различными добродтелями и способностю донимать вещи, какъ слдуетъ. Выбравъ себ такую жену, м-ръ Казобонъ намревался какъ можно лучше обезпечить ее и ничего не щадить для ея счастя, взамнъ того, онъ надялся вкусить черезъ нее семейныя радости, а главное, имть отъ нея дтей — живую копю самого себя. Поэты XVI столтя находили послднее услове необходимымъ для полнаго счастя мужчины. Конечно, съ тхъ поръ времена перемнились и ни одинъ изъ насъ не постуетъ на м-ра Казобона, если онъ не оставитъ копи съ самого себя, тмъ не мене, онъ, съ своей стороны, считалъ долгомъ выполнить свое назначене и чувствуя, что года идутъ, что жизнь теряетъ для него прежнюю прелесть, и что онъ все боле и боле чувствуетъ свое одиночество, онъ ршился не терять времени и вкусить семейныя радости, пока не прошла для нихъ пора.

Встртивъ Доротею, онъ вообразилъ, что нашелъ то, чего искалъ, что такая жена избавитъ его отъ необходимости нанимать секретаря,— должность, которую при немъ никто еще не занималъ, такъ-какъ м-ръ Казобонъ пуще всего на свт боялся обнаружить слабыя стороны своего ума предъ постороннимъ человкомъ. Но теперь Провидне, по своему милосердю, послало ему именно такую жену, въ какой онъ нуждался. Скромная молодая леди, не честолюбивая, съумющая оцнить его достоинства, конечно, будетъ врить въ непогршимость ума своего мужа. Неизвстно, былъ-ли увренъ м-ръ Казобонъ въ томъ, что Провидне, предназначивъ его въ супруги миссъ Брукъ, заботилось также и объ ея благ, а общество не имло права предложить ему вопроса: такъ-ли безпристрастно онъ взвсилъ свои собственныя качества, необходимыя для счастя прекрасной молодой двушки, какъ онъ взвсилъ ея достоинства, думая о своемъ счасти. Притомъ нельзя требовать, чтобы человкъ отвчалъ какъ за свой выборъ жены, такъ и за ея выборъ мужа, или, наконецъ, чтобы онъ заране старался изукрасить себя всми прелестными свойствами, съ цлю передать ихъ своему потомству. Когда Доротея приняла предложене м-ра Казобона отъ искренняго сердца, то онъ нашелъ это очень естественнымъ и началъ твердо врить, что онъ положилъ основане своему счастю.

Смолоду м-ръ Казобонъ не зналъ этого чувства. Надо быть большимъ энтузастомъ, чтобы умть наслаждаться жизню при недостатк физическихъ силъ, Казобонъ-же никогда не пользовался крпкимъ здоровьемъ, а энтузастомъ не могъ быть по своей натур. Его слабый организмъ не былъ способенъ и къ страстнымъ порывамъ. Но при всемъ томъ Казобонъ отличался большимъ самообладанемъ и дйствовалъ съ ршительностю, когда вопросъ касался его чести. Вообще, онъ старался быть безукоризненнымъ въ своихъ поступкахъ, по крайней мр, настолько, насколько требуетъ законъ, онъ стремился къ тому, чтобы общественное мнне признавало его непогршимымъ, онъ велъ такую жизнь, что имлъ полное право считать, что достигъ этой цли, трудность достиженя подобной-же непогршимости въ труд почти цлой его жизни, въ ‘Ключ къ мифологи,’ — камнемъ лежала на его душ. Премъ въ публик его ‘Памфлетовъ’ или ‘Parerga’, какъ онъ ихъ называлъ, посредствомъ которыхъ онъ желалъ вывдать ея мнне о своемъ труд, помщая въ нихъ небольше изъ него отрывки, далеко не оправдали его ожиданй. Онъ подозрвалъ, что архидаконъ совсмъ ихъ не читалъ, сильно сомнвался, заглянули-ли въ нихъ передовые люди изъ сословя ученыхъ и, наконецъ, пришелъ къ горькому убжденю, что его старый знакомый Карпъ былъ авторомъ оскорбительной для него рецензи, которую м-ръ Казобонъ хранилъ подъ замкомъ въ одномъ изъ ящиковъ своего письменнаго стола, а также въ самомъ потайномъ уголк своей памяти. Трудно было ему переносить столь тяжелыя впечатлня, поэтому не мудрено, что имъ овладла мрачная меланхоля,— естественное послдстве неумренныхъ притязанй. Даже его религозныя убжденя отчасти поколебались вслдъ за поколебавшейся врой въ свое творчество. Что до меня касается, то я отъ души жалю м-ра Казобона. Не сладка доля человка, получившаго высшее образоване и лишеннаго возможности наслаждаться плодами его, — имть передъ глазами великое зрлище жизни человчества и постоянно находиться подъ гнетомъ своего слабаго, ничмъ неудовлетвореннаго я, не знать, что такое живая мысль, пылъ страсти, энергическая дятельность, оставаться вчно сухимъ ученымъ безъ вдохновеня, честолюбивымъ и въ то-же время робкимъ — такая доля, можно сказать, невыносима. Получене мста декана или даже епископа едва-ли измнило-бы нравственное настроене м-ра Казобона.

Къ этому нравственному состояню, которое установилось у него уже четверть столтя назадъ и превратило его въ педанта, м-ръ Казобонъ вздумалъ присоединить любовь въ прекрасной молодой женщин. Но, какъ мы знаемъ уже, м-ръ Казобонъ, еще въ качеств жениха, пришелъ къ тому заключеню, что ожидаемое имъ впереди счасте далеко не вполн осуществится для него, и старая привычка къ одинокой жизни потянула было его назадъ. Чмъ глубже онъ вникалъ въ характеръ своей супружеской домашней жизни, тмъ боле убждался въ необходимости примириться съ нею въ томъ вид, какъ она есть и не требовать отъ нея ничего лишняго. Казалось, что сама судьба предназначила, чтобы его супружескя отношеня, подобно его священническимъ обязанностямъ и авторскимъ трудамъ, превратились въ одинъ наружный обрядъ, и Эдуардъ Казобонъ далъ себ слово безукоризненно выполнять его. Допущене Доротеи къ участю въ его трудахъ сдлалось для него впослдстви такъ тягостно, что онъ порывался не разъ измнить такой порядокъ, но не ршался это исполнить, видя ея настойчивость въ желани быть ему полезной. Съ первыхъ-же дней по прзд въ Ловикъ, Доротея условилась съ мужемъ, что она будетъ приходить рано утромъ въ библотеку читать ему вслухъ или переписывать, что онъ прикажетъ. М-ръ Казобонъ былъ сильно занятъ въ послднее время составленемъ новой брошюры, заключавшей въ себ чью-то монографю, съ указанями на древня египетскя таинства. Брошюра эта имла назначенемъ обнаружить и исправить нкоторыя ошибочныя мння на этотъ счетъ ученаго Уэрбртона. Эта небольшая брошюра, ничтожная по сравненю съ огромнымъ его ‘Ключомъ’, при кропотливости Казобона, заняла очень много времени и стоила ему большихъ усилй. Въ особенности много онъ потрудился надъ предисловемъ, посвященнымъ, какъ надо было полагать, исключительно коварному прятелю Карпу, что можно было, впрочемъ, заключить только изъ того, что здсь рчь шла о рыб карп.

Составлене этой монографи заняло все время м-ра Казобона и онъ почти не выходилъ изъ библотеки.

Однажды утромъ Доротея пришла къ нему туда, вскор посл того, какъ онъ окончилъ тамъ безъ нея свой завтракъ. Целя въ это время гостила во второй разъ въ Ловик, незадолго передъ своей свадьбой и сидла въ гостиной въ ожидани сэра Джемса.

Доротея такъ привыкла узнавать расположене духа своего мужа по выраженю его лица, что войдя въ комнату, тотчасъ догадалась, что онъ дуется на нее. Она молча подошла къ своему письменному столу.

— Доротея, вотъ письмо къ вамъ, оно было вложено въ конвертъ, адресованный на мое имя, произнесъ м-ръ Казобонъ тмъ сухимъ тономъ, который обыкновенно слышался въ его голос, когда онъ говорилъ о предмет для него непрятномъ.

Письмо было написано на двухъ страницахъ, она быстро взглянула на подпись.

— Отъ Владислава! воскликнула она весело.— О чемъ онъ можетъ писать ко мн? къ вамъ, прибавила она, взглянувъ на мужа,— другое дло, я даже угадываю, что онъ къ вамъ пишетъ.

— Прочтите, если угодно, сказалъ м-ръ Казобонъ, съ строгимъ видомъ, указывая на письмо концомъ пера и не глядя на жену.— Но я долженъ васъ предупредить, что я отклоню предложене Виля прхать погостить къ намъ. Надюсь, что съ моей стороны извинительно желать, хоть не надолго, полной свободы посл той разсянной жизни, которую мы по необходимости вели въ послднее время. Мн особенно непрятны т гости, излишняя живость которыхъ утомляетъ меня.

Между Доротеей и ея мужемъ не было ни одного столкновеня посл маленькаго супружескаго взрыва въ Рим, который оставилъ въ ней такое сильное впечатлне, что она съ тхъ поръ старалась укрощать въ себ вс порывы раздраженя, лишь-бы только не давать повода въ повтореню бывшей сцены. Но сдланное сердитымъ тономъ предупреждене, чтобы она не ждала къ себ гостей, которые не нравились ему, этотъ несправедливый и эгоистическй упрекъ въ нарушени его свободы — слишкомъ глубоко уязвилъ Доротею и она не въ состояни была сохранить хладнокрове. Она могла-бы перенести терпливо такую выходку со стороны Мильтона, если-бы только онъ былъ способенъ на что-нибудь подобное, но Казобонъ въ эту минуту показался ей непростительно недальновиднымъ и возмутительно несправедливымъ. Она не чувствовала къ нему ни малйшаго состраданя, въ взволнованномъ голос ея послышались такя ноты, что м-ръ Казобонъ невольно вздрогнулъ и, поднявъ голову, встртилъ ея блестящй отъ гнва взглядъ.

— Зачмъ вы приписываете мн такя желаня, которыя вамъ непрятны? Вы говорите со мной, какъ съ своимъ врагомъ! Погодите, по крайней мр, пока я въ самомъ дл привыкну отдлять свои желаня отъ вашихъ!

— Доротея, вы слишкомъ торопливы на заключеня, отвчалъ раздраженно м-ръ Казобонъ. ‘Ршительно, эта женщина еще недостаточно созрла для того, чтобы занимать важный постъ жены, ее нужно пручить къ покорности’, мелькнуло въ голов его.

— Я нахожу, что вы сами были слишкомъ торопливы, сдлавъ ложныя заключеня о моихъ чувствахъ, возразила Доротея въ томъ-же тон. Буря еще не улеглась въ ея душ и она считала неблагороднымъ со стороны мужа, что онъ не извиняется передъ нею.

— Я васъ попрошу не касаться боле этого предмета, Доротея, у меня нтъ ни времени, ни силъ вступать въ такого рода преня.

Съ этими словами м-ръ Казобонъ обмакнулъ перо въ чернила и сдлалъ видъ, что хочетъ продолжать писать. Но его рука до того дрожала, что онъ не могъ вывести ни одной правильной буквы.

Доротея оставила оба письма не читанными на стол мужа и съ сдержаннымъ негодованемъ сла на свое обычное мсто. Она никакъ не могла понять тайной причины, заставившей ея мужа разсердиться по поводу писемъ, и сознавала только одно — что она оскорблена. Она преспокойно принялась за работу, рука ея нисколько не дрожала, когда она съ особеннымъ тщанемъ стала выписывать латинскя цитаты, заданныя ей наканун мужемъ и такъ увлеклась работой, что ясне, чмъ когда-нибудь понимала теперь смыслъ латинскихъ фразъ.

Полчаса прошли, такимъ образомъ, въ совершенномъ спокойстви, Доротея не поднимала головы отъ своей работы, какъ вдругъ раздался громкй стукъ отъ упавшей книги. Она быстро обернулась и увидла, что м-ръ Казобонъ уцпился руками за перила лстницы, приставленной въ шкафу съ книгами, съ признаками страданя на лиц. Доротея вскочила съ мста и въ одно мгновене очутилась подл мужа, который видимо задыхался. Вспрыгнувъ на стулъ, она подхватила его подъ руку и съ замирающимъ отъ волненя голосомъ, нжно спросила:

— Другъ мой, можете-ли вы опереться на меня?

Прошло дв-три минуты ужаснаго молчаня, показавшяся Дороте вчностью. М-ръ Казобонъ стоялъ неподвижно, жадно ловя ртомъ воздухъ. Спустившись съ трудомъ съ лстницы, онъ упалъ навзничь въ широкое, покойное кресло, которое Доротея успла подкатить къ шкафу и лишился чувствъ. Доротея позвонила изо всхъ силъ и съ помощью нсколькихъ человкъ, сбжавшихся на звонокъ, перенесла мужа на диванъ. М-ръ Казобонъ мало-по-малу началъ приходить въ себя, въ это время въ комнату вошелъ сэръ Джемсъ, только-что прхавшй и узнавшй въ передней отъ дворецкаго, что съ м-ромъ Казобономъ сдлался припадокъ въ библотек.

— Боже мой! этого давно надо было ожидать, подумалъ добрый сэръ Джемсъ.

Онъ спросилъ дворецкаго, послали-ли за докторомъ, тотъ отвчалъ, что, сколько ему извстно, хозяинъ до сихъ поръ никогда не лечился, но что теперь, по его мнню, не мшало-бы послать за докторомъ.

При вход сэра Джемса, м-ръ Казобонъ узналъ его и привтствовалъ глазами и слабой улыбкой. Доротея, посл первой минуты испуга, бросилась на колни подл дивана и горько заплакала. Увидавъ гостя, она вскочила на ноги и просила послать верховаго за какимъ-нибудь докторомъ.

— Пошлите за Лейдгатомъ, сказалъ сэръ Джемсъ,— онъ теперь постоянно лечитъ матушку и она находитъ, что онъ чрезвычайно искусенъ. Посл смерти отца она положительно не врила ни одному изъ докторовъ.

Доротея обратилась къ мужу и тотъ кивнулъ ей головой въ знакъ соглася. Такимъ образомъ, за Лейдгатомъ былъ отправленъ грумъ сэра Джемса Читама, знавшй его въ лицо, и Лейдгатъ явился необыкновенно скоро, такъ-какъ грумъ встртилъ его на ловикской дорог въ то время, когда онъ велъ подъ уздцы лошадь, а подъ руку миссъ Винци.

Целя, сидя въ гостиной, ничего не подозрвала, пока не пришелъ въ ней сэръ Джемсъ съ извстемъ о случившемся.

— Судя по словамъ Доротеи, говорилъ сэръ Джемсъ,— это не настоящй припадокъ, а что-то въ этомъ род.

— Бдная, милая Додо! вдь это ужасно! воскликнула Целя, настолько огорченная, насколько позволяло ей собственное счасте. Она всплеснула своими маленькими ручками, а сэръ Джемсъ захватилъ ихъ въ свои большя, широкя руки, какъ захватываетъ чашка цвтка неразвернувшеся лепестки.— Какъ некстати занемогъ м-ръ Казобонъ! По правд сказать, я его никогда не любила, мн даже кажется, что онъ не уметъ цнить Доротею. А ему слдовало-бы носить ее на рукахъ, онъ не долженъ забывать, что никакая другая женщина не выбрала-бы его себ въ мужья. Не правда-ли?

— Я всегда находилъ, что ваша сестра приноситъ огромную жертву, выходя за него, замтилъ сэръ Джемсъ.

— Да, но вдь Додо длала всегда все по своему, не такъ, какъ друге и никогда не перемнится.

— Ваша сестра благородное созданье, сказалъ честный и добрый сэръ Джемсъ, находившйся еще подъ впечатлнемъ той минуты, когда онъ увидлъ Доротею на колняхъ передъ мужемъ, поддерживавшую рукой его голову, съ выраженемъ глубокаго отчаяня на лиц. Онъ не зналъ, сколько раскаяня заключалось въ этой скорби.

— Правда подтвердила Целя, думая въ то-же время: ‘хорошо разсказывать это сэру Джемсу, а попробовалъ-бы онъ самъ пожить съ Додо!’ — Какъ вы думаете, продолжала она,— идти мн къ ней? Могу-ли я ей помочь чмъ-нибудь?

— Я думаю, что вамъ слдуетъ туда сходить, пока не прхалъ еще Лейдгатъ, отвчалъ сэръ Джемсъ.— Только не оставайтесь тамъ долго.

Когда Целя ушла, онъ началъ ходить взадъ и впередъ по комнат, вспоминая, что онъ испыталъ при помолвк Доротеи, и въ немъ снова закипла досада на м-ра Брука, за его равнодуше къ судьб племянницы… ‘Если-бы онъ, Кадваладеръ, или кто-бы тамъ ни былъ, отнеслись къ этому длу такъ, какъ я въ то время, разсуждалъ самъ съ собою сэръ Джемсъ,— то свадьба не состоялась-бы. Со стороны дяди непростительно допустить неопытную молодую двушку распоряжаться собой по собственному произволу и не употребить никакихъ средствъ, чтобы спасти ее’.

Что касается самого себя, то сэръ Джемсъ давно ужь пересталъ горевать, что Доротея не досталась ему: сердце его вполн удовлетворилось помолвкой съ Целей. Онъ былъ настоящй рыцарь по природ (древне рыцари, какъ намъ извстно, считали идеаломъ славы безукоризненное служене женщин), его отвергнутая любовь не превратилась въ непрязненное чувство, напротивъ, онъ сохранилъ въ прежней свжести свои воспоминаня о Дороте. Онъ остался ея другомъ и братомъ, и великодушно оправдывалъ ея образъ дйствй.

ГЛАВА XXX.

У м-ра Казобона повторился припадокъ, но съ меньшей силой, чмъ въ первый разъ, такъ что спустя нсколько дней, онъ сталъ приходить въ свое обычное состояне. Однако Лейдгатъ, повидимому, считалъ его болзнь заслуживающею особеннаго вниманя, онъ не только выслушивалъ его посредствомъ стетоскопа (способъ, не признававшйся еще необходимостью въ медицинской практик того времени), но даже сидлъ по цлымъ днямъ около больного, слдя за нимъ. На вопросъ м-ра Казобона — что за причина его болзни? онъ отвчалъ, что все зло кроется въ привычк, свойственной всмъ ученымъ, а именно, въ излишнемъ напряжени умственныхъ силъ и въ однообрази труда..

— Единственное средство противъ вашей болзни, говорилъ онъ,— поменьше работать и побольше развлекаться.

М-ръ Брукъ, присутствовавшй однажды при такомъ разговор, уврялъ, что и-ръ Казобонъ долженъ заниматься уженьемъ рыбы, какъ Кадваладеръ, и завести себ товарный станокъ, чтобы точить игрушки, ножки къ столамъ и разныя другя мелкя вещи.

— Короче сказать, вы совтуете мн впасть прежде времени въ дтство, замтилъ бдный м-ръ Казобонъ съ горечью.— Такого рода занятя, продолжалъ онъ, смотря на Лейдгата,— служили-бы для меня точно такимъ-же развлеченемъ, какъ трепанье пакли для преступниковъ исправительнаго дома.

— Признаюсь, сказалъ улыбаясь Лейдгатъ,— предписывать больному развлеченя все равно, что совтывать ему стараться быть всегда въ хорошемъ расположени духа. Мн слдовало-бы лучше посовтовать вамъ не очень много трудиться и кротко переносить, когда другимъ вздумается васъ развлекать.

— Да, да, вмшался м-ръ Брукъ,— велите-ка Дороте играть съ вами въ трикъ-тракъ по вечерамъ, или хоть въ воланъ… По моему, нтъ лучше игры, какъ воланъ… Въ мое время онъ былъ въ большой мод. Можетъ быть, это будетъ трудно для вашихъ глазъ, Казобонъ? Въ такомъ случа почаще отдыхайте. Или займитесь какой-нибудь легкой наукой — конхологей {Наука о раковинахъ.}, напримръ… Я полагаю, что это должно быть очень легкая наука… Или, наконецъ, заставьте Доротею читать вамъ вслухъ легкя ‘вещи — Смолетта ‘Roderick Random,’ или ‘Humphrey Clinker’… правда, они немножко скоромнаго содержаня… но она вдь теперь замужемъ, можетъ все читать, понимаете? Я помню, какъ я бывало хохоталъ до упаду надъ этими книгами! Тамъ есть преуморительная сцена съ панталонами почтальона… Да, у теперешнихъ авторовъ уже нтъ такого юмору! Я перечиталъ всю эту литературу, но для васъ вдь она будетъ новостью.

— Это такая-же питательная пища, какъ репейникъ вмсто хлба, готовъ былъ отвтить м-ръ Казобонъ, но изъ уваженя къ дяд своей жены промолчалъ и, наклонивъ голову въ знакъ соглася, замтилъ нсколько минутъ спустя, что такого рода книги могутъ удовлетворить только извстнаго рода умы.

— Видите-ли что, сказалъ проницательный судья Лейдгату, когда они оба вышли изъ комнаты больного,— Казобонъ въ послднее время слишкомъ усидчиво работалъ, и для него большое лишене, что вы запретили ему исключительно заниматься своимъ сочиненемъ. Онъ пишетъ что-то чрезвычайно ученое… по части розысканя древностей, понимаете? Я не могъ-бы слдовать его примру… я былъ всегда непостояненъ въ занятяхъ. Но вдь священники — дло другое, они боле стснены, чмъ мы… Не мшало-бы, если-бы Казобона сдлали теперь епископомъ… онъ написалъ отличный памфлетъ за Пиля… Это мсто заставило-бы его вести боле подвижную жизнь, чаще являться въ публик… онъ отъ этой перемны пополнлъ-бы даже, я думаю. Совтую вамъ переговорить объ этомъ съ м-съ Казобонъ, она преловкая на вс эти дла, моя племянница… Скажите, что ея мужу необходимы развлеченя, удовольствя… Наведите ее на эту мысль…

Лейдгатъ и безъ совта м-ра Брука имлъ намрене переговорить съ Доротеей. Ея не было въ комнат въ то время, когда дядя предлагалъ м-ру Казобону придуманные имъ способы разнообразить жизнь въ Ловик, но кром этого раза, она постоянно находилась при больномъ во время посщеня его докторомъ. Въ ея непритворно озабоченномъ лиц и взволнованномъ голос, когда она говорила о болзни мужа, Лейдгатъ угадывалъ какую-то драму и, весьма натурально, желалъ разгадать ее. Онъ былъ убжденъ, что обязанъ высказать ей всю правду на счетъ исхода болзни м-ра Казобона и не только по этому одному, но его вообще чрезвычайно интересовало предстоявшее конфиденцальное объяснене съ Доротеей. Врачи, за рдкими исключенями, больше охотники до психическихъ наблюденй, они иногда такъ увлекаются ими, что длаютъ ошибочныя предсказаня о состояни больного, нердко разбиваемыя въ прахъ дйствительностю. Въ былыя времена Лейдгатъ часто подтрунивалъ надъ подобной слабостю врачей и далъ себ слово не впадать никогда въ т-же ошибки. Узнавъ, что м-съ Казобонъ ушла гулять, онъ собрался ухать домой, какъ вдругъ об сестры явились, разрумяненныя отъ свжаго мартовскаго воздуха. Когда Лейдгатъ попросилъ Доротею поговорить съ нимъ наедин, она отворила дверь въ библотеку, какъ въ ближайшую комнату, занятая единственно мыслю о томъ, что она отъ него услышитъ. Со времени болзни мужа она не входила въ эту комнату, ставни которой, по небрежности прислуги, не раскрывались и свтъ проникалъ только чрезъ верхня части рамъ.

— Вы извините, если мы останемся съ вами въ полумрак, сказала Доротея, остановись посреди комнаты.— Съ тхъ-поръ, какъ вы запретили моему мужу читать, библотека не отпиралась, но я надюсь, что м-ръ Казобонъ вскор по прежнему станетъ заниматься здсь. Онъ видимо поправляется.

— Да, онъ поправляется гораздо быстре, чмъ я ожидалъ, по моему, онъ теперь почти совсмъ здоровъ.

— Не грозитъ-ли ему опасность снова занемочь? спросила Доротея, чуткй слухъ который уловилъ въ голос Лейдгата особенный оттнокъ.

— Характеръ такого рода болзней опредлить чрезвычайно трудно, отвчалъ Лейдгатъ,— единственное услове спасеня, на которое я разсчитываю, заключается въ томъ, чтобы предохранить м-ра Казобона отъ всякихъ нервныхъ потрясенй.

— Бога ради, говорите ясне! произнесла Доротея умоляющимъ голосомъ.— Для меня невыносима мысль, что вы что-то скрываете меня, а не зная всего, я не въ состояни буду дйствовать какъ слдуетъ.

Слова эти вырвались у нея какъ вопль души, потрясенной недавнимъ горемъ.

— Сядьте, пожалуста, продолжала она, опускаясь въ ближайшее кресло и срывая съ головы шляпку, а съ рукъ перчатки, въ ту минуту, когда ршался вопросъ о судьб ея мужа, не время было думать о соблюдени свтскихъ приличй.

— Ваше требоване совершенно согласно съ моимъ личнымъ убжденемъ на этотъ счетъ, но на каждомъ врач лежитъ обязанность ограждать до послдней возможности спокойстве людей, близкихъ больному. Я обращу ваше внимане на то обстоятельство, что болзнь м-ра Казобона такого рода, что врный исходъ ея опредлить чрезвычайно трудно. Очень можетъ быть, что онъ проживетъ пятнадцать лтъ и даже боле, находясь въ томъ полуболзненномъ состояни, въ какомъ онъ находится теперь…

Доротея страшно поблднла, и когда Лейдгатъ остановился, произнесла чуть слышно:

— Вы хотите сказать, если мы сбережемъ его?..

— Да, если вы устраните отъ него всевозможныя нравственныя потрясеня и не допустите его до усиленныхъ занятй.

— Для него будетъ истинное несчасте, если вы не разршите ему продолжать его сочинене, сказала Доротея, зная заране, какъ это подйствуетъ на ея мужа.

— Я самъ это понимаю, и однако вамъ слдуетъ употребитъ вс мры, чтобы сокращать и разнообразить его занятя. При благопрятныхъ условяхъ, болзнь сердца, которая, какъ я полагаю, явилась послдствемъ послдняго припадка, не грозитъ мгновенной смертью, но, съ другой стороны, это такого рода недугъ, при которомъ смерть иногда внезапно поражаетъ больного. Поэтому не слдуетъ пренебрегать никакими мрами, которыя могутъ предотвратить опасность.

Они оба замолчали на нсколько минутъ. Доротея сидла неподвижно, какъ мраморная, между тмъ, никогда голова ея не работала такъ сильно, какъ въ это время, ея воображене рисовало цлый рядъ сценъ.

— Помогите мн, пожалуста, произнесла она, наконецъ, тмъ же тихимъ голосомъ, какъ и прежде:— научите, что мн дълатъ?

— Какого вы мння о небольшомъ заграничномъ путешестви? Вы, кажется, были недавно въ Рим?

Доротея невольно вздрогнула отъ нахлынувшихъ на нее при этомъ вопрос воспоминанй, и полная увренности, что такое средство всего мене можетъ принести пользы ея мужу, съ живостю воскликнула:

— О, нтъ! путешестве не годится! Оно даже повредить ему,— и слезы хлынули у нея ручьемъ.— Ему не можетъ быть полезно то, что ему не нравится.

— Мн жаль, что я поневол васъ огорчилъ, сказалъ Лейдгатъ, тлубоко тронутый слезани Доротеи. Онъ не мотъ надивиться, какъ она ршилась видти за Казобона, онъ въ первой разъ въ жизни встртилъ такую женщину, инкъ Доротея.

— Хорошо, что вы отъ меня ничего не скрыли, проговорила она,— благодарю васъ, что вы мн сказали всю правду.

— Считаю нужнымъ предупредить васъ, чтобы вы ничего не передавали мужу о нашемъ разговор, замтилъ Лейдгатъ.— Ему слдуетъ знать только дв вещи: что онъ не долженъ утомлять себя работой и обязанъ соблюдать извстныя правила гигены. Пугать его, какимъ-бы то ни было образомъ, весьма опасно.

Лейдгатъ поднялся съ своего мста, Доротея машинально послдовала его примру и въ то-же время отстегнула застежку своего плаща и бросила его въ сторону, точно онъ душилъ ее. Докторъ поклонился ей и готовъ ужь былъ выйдти изъ комнаты, но, услышавъ громкое рыдане, вырвавшееся у Доротеи, остановился.

— Послушайте, сказала она,— вы умный человкъ, въ вашихъ рукахъ жизнь и смерть человка… Посовтуйте, что мн длать? Вдь онъ всю жизнь свою трудился для одной цли… онъ только и думалъ объ одномъ… а я думаю только…

Прошли годы, а Лейдгатъ все еще помнилъ впечатлне, произведенное на него голосомъ Доротеи, въ эту минуту, но онъ ничего не могъ ей сказать кром того, что завтра утромъ прдетъ провдать м-ра Казобона.

Когда онъ ухалъ, Доротея наплакалась въ волю и слезы облегчили ея стсненное сердце, но, вспомнивъ, что ей не слдуетъ выказывать передъ мужемъ своего горя, она отерла глаза и, осмотрвшись кругомъ, подумала, что не мшало-бы приказать слуг прибрать библотеку, на случай, если-бы м-ру Казобону вздумалось сюда придти. На письменномъ стол мужа лежали нераспечатанныя письма, полученныя въ то утро, когда онъ сдлался боленъ и въ томъ числ два письма Владислава: одно распечатанное, другое нераспечатанное на ея имя. Видъ этихъ писемъ произвелъ на нее тяжелое впечатлне отъ мысли, что ея вспыльчивость вызвала припадокъ мужа, ей не хотлось брать ихъ со стола на томъ основани, что она успетъ ихъ прочесть и посл, но тутъ-же сообразила, что ихъ слдуетъ убрать съ глазъ мужа, такъ-какъ главной причиной его волненя было одно изъ нихъ. Она пробжала глазами письмо Виля, адресованное на имя м-ра Казобона, для того, чтобы видть, нужно или нтъ ему отвчать, чтобы отклонить его посщене, столь непрятное ея мужу.

Виль писалъ изъ Рима. Онъ начиналъ съ того, что онъ слишкомъ глубоко чувствуетъ благодяня къ нему м-ра Казобона и потому считаетъ дерзостю благодарить его словами, изъ чего слдовало, что если-бы онъ оказался неблагодарнымъ къ такому великодушному другу, то заслуживалъ-бы назване тупоумнаго негодяя. За тмъ Виль говорилъ, что онъ убдился въ своихъ недостаткахъ, на которые м-ръ Казобонъ нердко ему указывалъ, и находилъ необходимымъ, для своего исправленя, поближе познакомиться съ нуждой, отъ которой онъ былъ до сихъ поръ избавленъ щедростю своего родственника. Онъ крпко надялся употребить въ пользу воспитане, полученное имъ по милости м-ра Казобона и имть возможность обойтись безъ денежныхъ вспомоществованй, на которыя друге, быть можетъ, имютъ боле права, чмъ онъ. Дале онъ писалъ, что намревается вернуться въ Англю, чтобы попробовать счастя, подобно многимъ молодымъ людямъ, у которыхъ вмсто всякаго капитала здоровыя руки и дльная голова. ‘Прятель мой, Науманъ, писалъ онъ, поручилъ мн привезти съ собой картину ‘Диспутъ’, заказанную вами, которую, если вы и м-съ Казобонъ позволите, я лично доставлю въ Ловикъ. Но если мое посщене окажется лишнимъ, то прошу васъ прислать мн отвтъ втечени двухъ недль, въ Парижъ, poste restante.’ Въ заключене Виль писалъ, что прилагаетъ небольшое письмо къ м-съ Казобонъ, содержащее въ себ продолжене пренй объ искуств, начатыхъ ими въ Рим.

Распечатавъ второе письмо, Доротея убдилась, что оно наполнено шутливыми предостереженями противъ ея фанатическихъ увлеченй нкоторыми предметами, и совтомъ относиться къ нимъ боле спокойно, словомъ, оно представляло веселую юношескую болтовню, которую теперь было совсмъ не время читать. Доротея немедленно стала обдумывать, какъ ей поступить съ первымъ письмомъ. ‘Можетъ быть еще не поздно, разсуждала она, предупредить Виля, чтобы онъ не здилъ въ Ловикъ.’ Кончилось тмъ, что Доротея передала письмо дяд, который еще не ухалъ и попросила его дать знать Вилю о болзни м-ра Казобона и о томъ, что состояне его здоровья не позволяетъ имъ принимать постителей.

Едва-ли можно было найти въ сосдств человка, который-бы любилъ такъ переписываться, какъ м-ръ Брукъ, его затрудняли только короткя письма и потому въ настоящемъ случа онъ распространился на четырехъ страницахъ большого формата, да сверхъ того, исписалъ кругомъ вс поля. На просьбу Доротеи онъ отвчалъ коротко:

— Изволь, мой другъ, я напишу. Этотъ Владиславъ… преумный молодой человкъ, я увренъ, что онъ пойдетъ далеко… И славно пишетъ… сейчасъ видно, что знаетъ толкъ во всемъ, понимаешь? Я ему непремнно все передамъ о Казобон.

Кончикъ пера м-ра Брука должно быть обладалъ свойствомъ разумной машины, потому что изъ него изливались добродушнйшя сентенци, прежде чмъ мозгъ самого м-ра Брука успвалъ переварить ихъ. Такъ, напримръ, этотъ кончикъ пера выражалъ иногда соболзноване о какомъ нибудь гор, предлагалъ средства противъ какой нибудь болзни, все это, посл прочтеня написаннаго м-ромъ Брукомъ, оказывалось именно тмъ, что онъ хотлъ сдавать и часто производило таке результаты, на которые онъ никогда не разсчитывалъ. Теперь его перо выразило искреннее сожалне, что Владиславъ не можетъ попасть въ настоящее время въ ихъ края, чрезъ что м-ръ Брукъ лишенъ удовольствя познакомиться съ нимъ поближе и вмст съ нимъ пересмотрть заброшенныя картины италянской школы. Это перо почувствовало такой живой интересъ къ молодому человку, вступающему въ жизнь съ запасомъ новыхъ идей, что на конц второй страницы оно убдило и-ра Брука пригласить Владислава — такъ какъ его не могли принятъ въ Ловик — прхать въ Типтонъ-Грэнжъ. Почему-жъ нтъ? Для нихъ обоихъ найдется много дла, теперь наступилъ перодъ необыкновеннаго броженя умовъ, политическй горизонтъ разширяется,— короче сказать, перо м-ра Брука воспроизвело маленькй спичъ, незадолго передъ тмъ напечатанный въ плохенькой газет: ‘Мидлмарчскй Понеръ’.

Пока м-ръ Брукъ печаталъ письмо, его самолюбе раздувалось до страшныхъ размровъ отъ наплыва разныхъ туманныхъ проектовъ, толпившихся въ его голов: явится молодой человкъ, способный облекать идеи въ живое слово, думалъ онъ: газета ‘Понеръ’ начнетъ покупаться на расхватъ, пролагая путь для новаго кандидата, извстные документы можно будетъ употребить съ пользою — кто знаетъ, что изъ этого произойдетъ? Сверхъ того, такъ-какъ свадьба Цели должна совершиться очень скоро, то не мшаетъ заручиться, хоть на время, молодымъ, веселымъ собесдникомъ, чтобы не скучать за обдомъ.

М-ръ Брукъ ухалъ изъ Ловика домой, не сказавъ Дороте о содержани своего письма, на томъ основани, что она находилась при муж, притомъ, по мнню его, это дло не могло имть никакой важности въ ея глазахъ.

ГЛАВА XXXI.

Въ тотъ-же вечеръ Лейдгатъ, разговаривая съ миссъ Винци о м-съ Казобонъ, съ нкоторымъ увлеченемъ распространился о томъ глубокомъ чувств, которое она выказала къ своему мужу — этому скучному педанту, годившемуся ей въ отцы.

— Это правда, она очень предана своему мужу, отвтила Розамунда, съ намренемъ употребивъ это слово, такъ-какъ Лейдгатъ считалъ преданность лучшимъ украшенемъ женщины, но въ то-же время она подумала, что ничего нтъ особенно грустнаго быть хозяйкой въ Ловикъ-Манор, когда владлецъ его долженъ скоро умереть.

— Вдь она хороша? Неправда-ли? прибавила въ слухъ Розамунда.

— Да, конечно, хороша, но мн было не до ея красоты, сказалъ Лейдгатъ.

— Правда, это не относится къ вашей професси, замтила Розамунда, улыбнувшись и выказавъ свои ямки на щекахъ.— Однако, какъ ваша практика увеличивается! Недавно, я слышала, васъ приглашали къ м-съ Читамъ, а теперь въ Казобонамъ.

— Да, отвчалъ Лейдгатъ принужденнымъ тономъ,— по правд сказать, я не такъ охотно лечу этихъ господъ, какъ бдныхъ. Виды болзней, большею частю, одни и т же, а возни пропасть, да еще почтительно выслушивай разный вздоръ.

— Разв въ Мидльмарч не то-же самое? По крайней мр, въ богатыхъ домахъ вы ходите по свтлымъ, просторнымъ корридорамъ и чувствуете везд запахъ розъ.

— Совершенно врно, mademoiselle de Montmorenci, тихо произнесъ Лейдгатъ, опуская голову къ столу и слегка приподнимая пальцемъ тонкй батистовый платокъ, высунувшйся изъ ридикуля Розамунды, какъ-бы съ намренемъ понюхать запахъ ея духовъ, въ то-же время онъ глядлъ на нее съ улыбкой.— Но такое прятное порханье вокругъ мидльмарчской розы не могло, продолжаться безконечно, въ маленькомъ городк нтъ никакой возможности безнаказанно проводитъ съ кмъ нибудь время съ глазу на глазъ, въ подобныхъ случаяхъ обыкновенно встрчаются разныя затрудненя, помхи, непрятности, толки и сплетни. Миссъ Винци и безъ того обращала на себя исключительное внимане не только своихъ поклонниковъ, но и всего общества, а тутъ какъ нарочно она осталась одна на виду у всхъ, потому что ея мать, посл нкоторой борьбы, ршилась ухать съ Фредомъ погостить въ Стон-Кортъ. У м-съ Винци была двойная цль: во-первыхъ, чтобы угодить старику Фэтерстону, а во-вторыхъ, чтобы поближе наблюдать за Мери Гартъ, которая, по мр выздоровленя Фреда, теряла въ ея глазахъ свою цну, какъ будущая невстка.

Тетка Бюльстродъ участила свои посщеня въ Ловикъ-Гетъ, подъ предлогомъ необходимости провдывать Розамунду. М-съ Бюльстродъ питала нжныя чувства къ своему брату, отцу племянницы, и хотя находила, что онъ могъ-бы сдлать лучшую партю, однако была всегда хорошо расположена къ его дтямъ. Въ настоящее время, м-съ Бюльстродъ состояла въ самой тсной дружб съ м-съ Плаймдель, у обихъ леди было одинаковое влеченье въ шелковымъ платьямъ, вышитымъ юбкамъ, фарфоровымъ издлямъ и къ духовнымъ лицамъ, он сообщали другъ-другу разнообразныя новости о здоровь и хозяйств, нкоторые пункты превосходства со стороны м-съ Бюльстродъ, а именно, боле серьезный и ршительный характеръ, умнье цнить умъ и таланты и обладане загороднымъ домомъ,— служили иногда поводомъ къ спорамъ между ними, но эти споры не портили ихъ отношенй. Словомъ, это были дв благонамренныя женщины, дйствовавшя всегда на обумъ.

Прхавъ однажды съ утреннимъ визитомъ въ м-съ Плаймдэль, м-съ Бюльстродъ проговорилась, что она не можетъ долго у нея оставаться, потому что должна провдать бдную Розамунду.

— Отчего вы называете ее бдной? спросила м-съ Плаймдэль,— плутоватая, круглоглавая, маленькая леди, напоминавшая ручного сокола.

— Ахъ она такая хорошенькая, а выросла въ такой суетной жизни. Мать, вы знаете, всегда была легкомысленна, вотъ почему я такъ тревожусь за дтей.

— Однако, Гарретъ, если вы хотите знать мое мнне, возразила торжественнымъ тономъ м-съ Плаймдэль,— то я вамъ скажу, что въ город говорятъ, будто вы и м-ръ Бюльстродъ должны быть въ восторг отъ того, что случилось. Вы все сдлали, чтобы пустить въ ходъ Лейдгата.

— Селина, что вы хотите этимъ сказать? спросила съ неподдльнымъ изумленемъ м-съ Бюльстродъ.

— Да то, что я очень рада за Неда, отвтила м-съ Плаймдель.— Конечно, у него больше средствъ, чмъ у другихъ, чтобъ содержать прилично такую жену… Но я-бы желала для него совсмъ другой парти… Вы знаете, матери такъ естественно безпокоиться за сына… а ныншняя молодежь, испытавъ неудачу въ любви, очень часто увлекается дурными примрами… По правд сказать, я не даромъ была всегда противъ пришлецовъ въ нашемъ город.

— Я васъ не понимаю, Селина! возразила м-съ Бюльстродъ принимая, въ свою очередь, торжественный тонъ.— Мой мужъ самъ былъ здсь одно время пришлецомъ… Авраамъ и Моисей были пришлецами въ своей стран… Въ самомъ писани сказано, что мы должны бытъ привтливы къ чужеземцамъ. А въ особенности, прибавила она помолчавъ,— когда они безукоризненнаго поведеня!

— Я говорила совсмъ не въ религозномъ смысл, Гарретъ, я говорила какъ мать.

— Селина, я уврена, что вы никогда не слыхали, чтобы я была противъ свадьбы вашего сына съ моей племянницей.

— О! я знаю, всему причиной гордость миссъ Винци, а не что нибудь другое, замтила м-съ Плаймдель, не очень доврявшая Гарретъ въ этомъ вопрос.— Она считаетъ всхъ молодыхъ людей въ Мидльмарч недостойными ея руки. Я сама слышала, какъ ея мать сказала что-то въ этомъ род. По моему, это далеко не христанское чувство! Но теперь, какъ говорятъ, она нашла человка такого-же гордаго, какъ сама.

— Не хотите-ли вы сказать, что между Розамундой и м-ромъ Лейдгатомъ что-нибудь есть? спросила м-съ Бюльстродъ, сильно смущенная тмъ, что ея прятельница знала боле, чмъ она.

— Можетъ-ли быть, чтобы вы ничего не слыхали, Гарретъ! воскликнула м-съ Плаймдэль.

— Ничего нтъ мудренаго! я вызжаю такъ мало, сплетней терпть не могу, притомъ мн никто ничего не разсказываетъ. У васъ бываютъ таке люди, которыхъ я никогда не встрчаю… у васъ кругъ знакомства совсмъ другой, чмъ у меня.

— Положимъ, что такъ, Гарретъ,— но вдь тутъ дло идетъ о вашей родной племянниц и о любимц м-ра Бюльстрода,— впрочемъ, онъ и вашъ любимецъ. Одно время я даже думала, что вы прочите его въ женихи для вашей Кетъ, когда она подростетъ.

— Никогда не поврю, чтобъ тутъ было что-нибудь серьезное, замтила м-съ Бюльстродъ,— братъ наврное сказалъ-бы мн.

— Конечно, у каждаго свой взглядъ на вещи, но по-моему, стоитъ только взглянуть на миссъ Винци и на Лейдгата, когда они вмст, чтобы сказать, что это женихъ и невста. Мое дло, впрочемъ, сторона. Показать вамъ новый узоръ для митенокъ?

Прямо отсюда м-съ Бюльстродъ, съ отягченной разными мыслями головой, похала въ племянниц. Хотя она была и очень нарядно одта, но изящный костюмъ Розамунды, только-что вернувшейся съ прогулки, былъ еще нарядне, и это обстоятельство возбудило въ ней легкую досаду. М-съ Бюльстродъ представляла второе, только сокращенное издане своего брата и вмст съ тмъ составляла контрастъ съ блднымъ, тихо произносившимъ слова своимъ мужемъ. У нея былъ добрый, честный взглядъ и она не любила обиняковъ въ разговор.

— Ты, какъ я вижу, одна, душа моя, произнесла тетка, входя съ Розамундой въ гостиную и осматриваясь важно кругомъ.

Розамунда тотчасъ догадалась, что тетк нужно сообщить ей что-то особенное. Он сли рядомъ, очень близко другъ къ другу. Мармотка внутри шляпки Розамунды была такъ прелестна, что возбуждала невольное желане сдлать точно такую-же и для Кетъ. Разговаривая съ племянницей, м-съ Бюльстродъ не могла отвести своихъ, еще красивыхъ, глазъ отъ этой мармотки.

— Я сейчасъ слышала объ теб такую вещь, которая меня чрезвычайно удивила, Розамунда, произнесла она, помолчавъ съ минуту.

— А что такое, тетушка?

Глаза Розамунды въ это время блуждали по широкому, вышитому воротничку тетки.

— Я врить этому не хочу… Можетъ-ли быть, чтобы тебя помолвили и я ничего не знала? Чтобъ твой отецъ мн этого не сказалъ!

Тутъ м-съ Бюльстродъ пристально посмотрла въ глаза племянниц, Розамунда вспыхнула до ушей и отвтила:

— Я, тетушка, не помолвлена…

— Почему-жь вс объ этомъ говорятъ? Въ город только о томъ и толкуютъ!

— Я полагаю, что городске толки ровно ничего не значатъ, возразила Розамунда, внутренно очень довольная.

— О, душа моя! надобно держать себя осторожно. Общественнымъ мннемъ пренебрегать не слдуетъ! Вспомни, что теб ужъ идетъ двадцать второй годъ, а состояня у тебя нтъ. Твой отецъ, я убждена, не будетъ имть возможности скопить для тебя что-нибудь. Конечно, м-ръ Лейдгатъ — человкъ очень развитой и умный… я понимаю, что можно увлечься этимъ… я сама люблю разговаривать съ такими мужчинами… твой дядя считаетъ его очень полезнымъ человкомъ… но ты должна знать, что професся врача не можетъ доставить ему большихъ средствъ. Притомъ, намъ слдуетъ заботиться не объ одной только земной жизни, а между врачами рдко можно встртить человка религознаго, они вс слишкомъ надются на свой умъ. Да, наконецъ, душа моя, ты не такъ воспитана, чтобы выйдти за бднаго человка.

— М-ръ Лейдгатъ не бденъ, тетушка. Онъ иметъ знакомства въ высшемъ кругу.

— Онъ мн самъ говорилъ, что онъ бденъ!

— Онъ называетъ себя бднымъ по сравненю съ людьми своего круга, которые привыкли жить на широкую ногу.

— Милая Розамунда! Ужь теб-то не слдуете разсчитывать жить на широкую ногу.

Розамунда опустила глаза и стала играть своимъ ридикюлемъ. Она не была вспыльчива, не умла отвчать рзко, до и не любила, чтобы вмшивались въ ея дла.

— Такъ значитъ — это правда? спросила м-съ Бюльстродъ, серьезно взглянувъ на племянницу.— Ты значитъ думаешь о м-р Лейдгат? Вы между собой все уладили, а отцу ничего не сказали? Розамунда, другъ мой, будь откровенна, скажи, неужели Лейдгатъ, въ самомъ дл, сдлалъ теб предложене?

Положене Розамунды было въ высшей степени щекотливо, вполн увренная въ чувствахъ Лейдгата къ себ и въ его намрени предложить ей руку, она сильно досадовала, что не иметъ еще права отвтятъ на вопросъ тетки: да! Ея гордость была задта, но умнье владть собой выручило ее.

— Извините меня, тетушка, сказала она,—я бы не желала говорить объ этомъ предмет.

— Я убждена, душа моя, что ты не ввришь свою судьбу человку, у котораго нтъ опредленнаго положеня. Подумай, вдь у тебя ужь было два отличныхъ жениха и ты имъ отказала! Одинъ изъ нихъ до сихъ поръ еще въ твоихъ рукахъ и ждетъ только твоего соглася. Я знаю одну замчательную красавицу, которая попала, Богъ знаетъ, за кого, оттого только, что была черезъ-чуръ разборчива. По моему, м-ръ Нэдъ Шаймдэль отличной молодой человкъ — многе находятъ даже, что онъ недуренъ собой, онъ единственный сынъ, а отецъ его ведетъ обширную торговлю — это лучше, чмъ всякая професся. Конечно, бракъ не долженъ быть главной цлью нашей жизни, прежде всего мы обязаны искать царства небеснаго… во всякомъ случа молодой двушк не слдуетъ давать волю своему сердцу.

— Какъ-бы то ни было, а я своего сердца м-ру Неду Плаймдэлю не отдамъ. Я ужь разъ отказала ему. Если я кого-нибудь полюблю, то полюблю на всю жизнь, отвчала Роаамуяда, воображая себя въ эту минуту героиней романа и премило играя эту роль.

— Теперь для меня все ясно, душа ноя, произнесла м-съ Бюльстродъ меланхолическимъ голосомъ, вставая съ мста, чтобы уйти.— Ты позволила себ увлечься человкомъ, который тебя не любитъ.

— Совсмъ нтъ, тетушка, порывисто возразила Розамунда.

— Слдовательно, ты уврена, что м-ръ Лейдгатъ питаетъ къ теб серьезное расположене?

Щеки Розамунды, какъ на зло, пылали во время этого разговора. Она была задта за живое, но сочла за лучшее смолчать, вскор тетка ухала, убжденная, что она не ошиблась въ своихъ предположеняхъ.

Когда дло касалось не важныхъ предметовъ или свтскихъ вопросовъ, м-ръ Бюльстродъ поступалъ обыкновенно такъ, какъ ему приказывала жена, а она, не объяснивъ причины, потребовала, чтобы мужъ, при первомъ удобномъ случа, въ разговор съ Лейдгатомъ, постарался вывдать, иметъ-ли тотъ намрене жениться въ скоромъ времени. Отвтъ Лейдгата былъ вполн отрицательный. М-ръ Бюльстродъ, подвергнутый строгому допросу, объяснилъ жен, что Лейдгатъ говорилъ съ нимъ тономъ человка, неимющаго ни къ кому привязанности на столько сильной, чтобы исходомъ ея могъ быть бракъ. М-съ Бюльстродъ почувствовала тогда, что на ней лежитъ серьезная обязанность, и потому она вскор добилась разговора наедин съ Лейдгатомъ. Заведя съ нимъ рчь о здоровьи Фреда Винци и выразивъ искреннее соболзноване, что у ея брата такое большое семейство, она незамтно перешла къ вопросу о томъ, съ какими опасностями для молодежи сопряжено вступлене ихъ въ свтъ.

— Молодые люди, говорила она,— очень часто кутятъ и обманываютъ ожиданя родителей, не вознаграждая своимъ поведенемъ т расходы, которые были употреблены на ихъ воспитане, а двушки нердко попадаютъ въ такую обстановку, которая можетъ повредить ихъ будущности.

— Особенно, продолжала м-съ Бюльстродъ,— если такая двушка обладаетъ привлекательной наружностью, а родители ея живутъ открыто. Случается, что какой-нибудь джентльменъ начинаетъ за ней ухаживать, ради личнаго удовольствя, онъ овладваетъ ея вниманемъ при каждой встрч въ обществ, и тмъ преграждаетъ путь искателямъ ея руки. Я нахожу, м-ръ Лейдгатъ, что таке люди берутъ на себя тяжкую отвтственность, становясь препятствемъ къ устройству судьбы женщины.

При этомъ м-съ Бюльстродъ пристально посмотрла на доктора, съ видимымъ намренемъ дать ему понять, что ея слова должны быть приняты какъ предостережене, или даже какъ упрекъ.

— Все это правда, отвчалъ Лейдгатъ, смло смотря на нее,— но, съ другой стороны, мужчина долженъ быть большимъ фатомъ, если вообразитъ, что онъ не можетъ обратить особеннаго вниманя на двушку, безъ того, чтобы она въ него не влюбилась, или, чтобы друге не стали объ этомъ толковать на всхъ перекресткахъ.

— О, м-ръ Лейдгатъ! вы очень хорошо знаете цну вашимъ достоинствамъ, вы знаете также, что никто изъ нашихъ молодыхъ людей не можетъ тягаться съ вами, поэтому нтъ ничего мудренаго, если ваши частыя посщеня одного дома служатъ противоборствомъ къ устройству судьбы молодой двушки и мшаютъ принять предложеня, которыя могли-бы быть сдланы ей кмъ-нибудь изъ ея многочисленныхъ поклонниковъ.

Лейдгатъ былъ мене польщенъ сравненемъ съ мильдмарчскими Орландами, чмъ раздосадованъ намеками м-съ Бюльстродъ. Она-же, въ свою очередь, сознавала, что произвела своихъ разговоромъ такое впечатлне, какое было нужно и сверхъ того, употребивъ изысканное слово: противоборство, она прилично заслонила ихъ цлую массу подробностей, и безъ того, впрочемъ, слишкомъ очевидныхъ.

Лейдгатъ надулся, откинулъ одной рукой назадъ волосы, другой порылся безъ всякой нужды въ карман жилета и затмъ нагнулся, маня къ себ маленькаго чернаго пуделя, видимо уклонявшагося отъ его ласкъ. Встать и уйдти казалось ему неприличнымъ, потому что онъ только-что отпилъ чай. Къ счастю, м-съ Бюльстродъ, вполн убжденная, что онъ понялъ смыслъ ея словъ, перемнила разговоръ.

На слдующй день м-ръ Фэрбротеръ, прощаясь съ Лейдгатомъ на улиц, сказалъ:

— Надюсь, что мы встртимся нынче вечеромъ у Винци?

— Нтъ, отвчалъ коротко Лейдгатъ,— я тамъ не буду, у меня дла много. Я намренъ совсмъ прекратить посщеня здшнихъ вечеровъ.

— Какъ? возразилъ викарй,— вы было ужь совсмъ попались въ сти, а теперь вдругъ вздумали уши себ затыкать! Впрочемъ, если вы не намрены поддаться обольщенямъ сирены, то хорошо длаете, принимая заране мры предосторожности.

Нсколько дней назадъ Лейдгатъ не обратилъ-бы никакого вниманя на эти слова и счелъ-бы ихъ за обыкновенную шутку викаря, но теперь они были яснымъ намекомъ и служили убдительнымъ доказательствомъ того, что онъ велъ себя очень глупо, давъ поводъ обществу толковать по-своему его поведене.

— Роэамунда тутъ ни причемъ, думалъ Лейдгатъ, — она смотритъ на наши отношеня такъ-же легко, какъ и я, у нея удивительный тактъ и чутье въ манер держать себя, но она окружена праздностью и сплетнями. Однако слдуетъ положить конецъ этимъ слухамъ.

Итакъ Лейдгатъ ршился не бывать у Винци иначе, какъ по длу и выдержалъ свое общане.

Для Розамунды лишене его общества было большимъ несчастьемъ. Неловкое положене, въ которое ее поставили вопросы тетки, длалось все хуже и хуже, и, наконецъ, по прошестви десяти дней, втечене которыхъ она не видала Лейдгата, ею овладлъ ужасъ при мысли, какой страшный проблъ образуется въ ея жизни, если судьба, какъ губкой, сотретъ вс ея радостныя надежды. Свтъ снова превратится для нея въ печальную пустыню, изъ которой, за нсколько времени передъ тмъ, по мановеню жезла волшебника, образовался цвтущй садъ. Она чувствовала, что вступаетъ въ первый перодъ разочарованя въ любви, что ни одинъ мужчина не сдлается уже героемъ тхъ прелестныхъ воздушныхъ замковъ, въ которыхъ она прожила эти шесть мсяцевъ. Бдная Розамунда потеряла апетитъ и приняла видъ покинутой Арадны, т. е. не настоящей, а театральной Арадны, брошенной на дорог съ полными сундуками нарядовъ, но безъ экипажа.

Въ романахъ и драмахъ несчастныя жертвы любви оканчиваютъ обыкновенно свою жизнь самымъ трагическимъ образомъ, за что читатели и зрители превозносятъ ихъ. Но Розамунд и въ голову не приходило ршиться на какую-нибудь отчаянную мру, она заплетала съ прежнимъ старанемъ свои великолпные волосы и держалась гордо и спокойно. Она утшалась мыслю, что тетушка Бюльстродъ была отчасти причиной, почему Лейдгатъ прекратилъ свои посщеня, это все-таки было легче, чмъ знать, что онъ внезапно охладлъ къ ней. Каждому изъ насъ десять дней кажутся весма короткимъ срокомъ, но для праздной, элегантной леди, терзаемой разочарованями, сомннями и тревожными предположенями, эти десять дней могутъ показаться вчностю.

На одинадцатый день, когда Лейдгатъ узжалъ изъ Стон-Корта, м-съ Винци попросила его передать ея мужу, что въ здоровь м-ра Фетерстона замтка сильная перемна, и что она проситъ его прхать въ Стон-Кортъ въ тотъ-же день. Лейдгатъ мотъ очень удобно передать это поручене лично въ складъ товаровъ, или оставить записку въ дом, но онъ ни того, ни другого не сдлалъ, изъ чего мы въ прав заключить, что онъ не находилъ особенныхъ препятствй къ тому, чтобы явиться въ домъ въ такой часъ, когда м-ра Винци не было тамъ, и поручене матери передать самой миссъ Винци. Каждый человкъ, по разнымъ причинамъ, можетъ уклоняться отъ посщенй какого-нибудь общества: но едва-ли даже мудрецъ останется доволенъ, узнавъ, что его отсутстве осталось незамченнымъ. Лейдгату показалось заманчивымъ вспомнить прежнее, пошутить съ Розамундой насчетъ своего воздержаня отъ разсянной жизни и твердаго намреня наложить на себя долгй постъ — т. е. отказаться отъ наслажденя слушать ея пне. Надо сознаться, что на него сдлалъ сильное вляне намекъ м-съ Бюльстродъ о томъ, что онъ преграждаетъ дорогу другимъ.

Когда Лейдгатъ вошелъ въ комнату, миссъ Винци была одна и такъ сильно покраснла, что онъ самъ смутился, и вмсто того, чтобы заговорить въ шутливомъ тон, холодно изложилъ ей причину своего посщеня, прося ее передать отцу данное ему поручене. Послдня слова онъ произнесъ почти офицально. Розамунда въ первую минуту искренно обрадовалась появленю Лейдгата, но, оскорбленная его манерой обращеня, она поблднла и молча кивнула ему головой, не выпуская изъ рукъ какую-то ничтожную работу крючкомъ, которая позволяла ей не подымать глазъ выше подбородка Лейдгата. Въ каждомъ неудачномъ дл по началу легко судить о конц. Лейдгатъ посидлъ минуты съ дв, повертлъ хлыстикомъ ы, не сказавъ больше ни слова, всталъ. Въ эту минуту Розамунда, у которой нервы были раздражены, вслдстве внутренней борьбы оскорбленнаго самолюбя съ усилемъ не выдать себя, вздрогнула, выронила изъ рукъ работу и машинально также встала. Лейдгатъ нагнулся, чтобы поднять упавшую работу, и когда выпрямлялся, то лицо его едва не коснулось хорошенькой головки на тонкой, лебединой лю, грацознымъ изгибомъ которой онъ такъ часто любовался. Взглянувъ на Розамунду, онъ замтилъ во всхъ ея чертахъ нервное содрогане, это было для него такъ ново и неожиданно, что онъ вопросительно посмотрлъ на нее. Въ это мгновене въ миссъ Винци было столько естественности, какъ въ двочк лтъ пяти. Она чувствовала, что ее душатъ слезы и не длала уже никакого усиля, чтобы удерживать ихъ.

Эти выразительные голубые глаза, подернутые слезами, произвели переломъ въ чувствахъ Лейдгата: въ сердц его вдругъ загорлась страсть. Читатель не долженъ забывать, что этотъ честолюбивый человкъ, увлекшйся внезапно при вид плачущей красавицы, имлъ горячее сердце и страстную натуру.

— Что съ вами? Вы огорчены? Бога ради, скажите…

Слова эти были произнесены отрывисто, безъ связи, но звукъ голоса придалъ имъ нжное, умоляющее выражене. Съ Розамундой до сихъ поръ еще никто не говорилъ такимъ тономъ, она, можетъ быть, и не обратила вниманя на слова, она слышала только голосъ — и слезы градомъ покатились по ея щекамъ. Молчане ея служило самымъ краснорчивымъ отвтомъ, Лейдгатъ понялъ, что эта двушка отдается ему беззавтно и, забывъ все на свт, заключилъ ее въ свои объятя и нжно, почли отечески (онъ всегда былъ ласковъ съ слабыми и больными), разцловалъ ее въ оба глаза. Конечно, это былъ нсколько странный, но за то кратчайшй путь къ примиренью. Розамунда не разсердилась, она только откинулась назадъ, и покраснла отъ счастя. Лейдгатъ слъ рядомъ съ нею и заговорилъ съ жаромъ. Розамунд пришлось излить передъ нимъ вс свои чувства, а онъ искренно и страстно сталъ благодарить ее за расположене къ нему. Полчаса спустя, Лейдгатъ ухалъ изъ дома Винци женихомъ, но невста не была душа души его, а просто двушка, которой онъ предложилъ свою руку. Вечеромъ того-же дня, Лейдгатъ прхалъ опять, съ цлью переговорить съ м-ромъ Винци, который только-что вернулся изъ Стон-Корта, и питалъ полную увренность, что въ самомъ скоромъ времени онъ получитъ всть, что м-ръ Фэтерстонъ длаетъ свои предсмертныя распоряженя. Прятныя для его слуха слова — ‘предсмертныя распоряженя’ — приходились очень кстати и привели въ самое прятное расположене духа и безъ того всегда веселаго по вечерамъ мэра. Къ тому-жь слова эти не означали еще, что м-ръ Фэтерстонъ умеръ, слдовательно, м-ръ Винци могъ попрежнему самодовольно пощелкивать пальцами по табакерк и отпускать шуточки, не розыгрывая офицальной роли огорченнаго родственника, а м-ръ Винци ненавидлъ всякую торжественность и афектацю. Впрочемъ, кого пугаютъ слова — духовное завщане, и кто огорчается, получая право на владне имнемъ? Въ этотъ вечеръ м-ръ Винци былъ какъ-то особенно расположенъ относиться шутливо въ каждому вопросу, и, между прочимъ, замтилъ, что Фредъ обладаетъ фамильнымъ тлосложенемъ и скорехонько поправится совсмъ. Когда Лейдгатъ попросилъ у него соглася на свой бракъ съ Розамундой, онъ далъ его безъ всякаго затрудненя и тутъ-же замтилъ, что не мшало-бы почаще устроиваться свадьбамъ между молодыми людьми и молодыми двушками. Конечно, въ этомъ случа немаловажную роль играла мысль о возможности лишнй разъ хлебнуть пуншику.

ГЛАВА ХХХI.

Торжествующая увренность мэра, основанная на настоятельномъ требовани м-ра Фэтерстона, чтобы Фредъ и его мать неотлучно находились при немъ, могла назваться слабымъ волненемъ въ сравнени съ бурными чувствами, бушевавшими въ груди кровныхъ родственниковъ старика. Весьма естественно, что эти господа начали громко твердить о семейныхъ узахъ, связывавшихъ ихъ съ больнымъ, и стали являться толпами къ нему въ домъ, съ тхъ поръ, какъ онъ слегъ въ постель. Иначе и быть не могло, потому что когда ‘бдный Питеръ’ сидлъ въ своемъ покойномъ кресл въ гостиной съ рзными стнами, то, являясь къ нему на глаза, эти близке родственники испытывали участь кухонныхъ таракановъ, которыхъ поваръ обдавалъ кипяткомъ: несмотря однако-жъ на то, они все-таки лзли къ очагу Фэтерстона, привлекаемые туда не корыстолюбемъ, а бдностю. Братецъ Соломонъ и сестрица Джэнъ были между ними самые богатые, они находили, что ‘бдный Питэръ’ принимаетъ ихъ совершенно по родственному, безъ малйшихъ признаковъ церемони и они считали это врнымъ признакомъ того, что милый братецъ, при написани духовнаго завщаня, обратитъ внимане на ихъ преимущества передъ прочими, какъ на людей богатыхъ. Ихъ, по крайней мр, онъ никогда не выгонялъ изъ дому, тогда какъ братца ону, сестрицу Марту и другихъ голяковъ онъ, по своей непостижимой эксцентричности, держалъ всегда вдали отъ себя. Соломонъ и Джэнъ хорошо знали поговорку братца Питэра, что денежка — дорогое яичко, требующее теплаго гнзда.

Но братецъ она и сестрица Марта, равно какъ и проче несчастные изгнанники смотрли совсмъ иначе на этотъ вопросъ. Этимъ обиженнымъ судьбою людямъ казалось, что если Питэръ ничего для нихъ не сдлалъ при жизни, то, вроятно, онъ ихъ вспомнитъ при смерти. она уврялъ, что есть люди, которое любятъ своими завщанями длать сюрпризы, Марта-же возражала на это, что ничего не будетъ удивительнаго, если братецъ оставитъ большую часть своихъ денегъ тмъ, кто ихъ меньше всхъ добивается. Во всякомъ случа, кровные родные должны стоять на первомъ план и зорко слдить за тми, кого строго даже нельзя и назвать родными. Мало-ли бывало темныхъ поддлокъ духовныхъ завщанй, нельзя-же допускать незаконнаго пользованя наслдствомъ, наконецъ, эти дальне родственники могутъ утащить что-нибудь, а бдный Питэръ будетъ лежать въ это время безпомощный! Нтъ, нужно непремнно охранять его! Въ этомъ послднемъ отношени Саломонъ и Дженъ были одного мння съ Мартой и оной, а толпа племянниковъ, племянницъ, братцевъ и кузеновъ еще съ большей утонченностю придумывали, чего можно было ожидать отъ человка, способнаго, по капризу, отказать свое имне на сторону, поэтому вс они, чувствуя, что на нихъ лежитъ въ нкоторомъ род великая обязанность сохранить фамильный интересъ, считали себя въ полномъ прав посщать какъ можно чаще Стон-Кортъ. Сестрица Марта, иначе м-съ Кренчъ, страдавшая одышкой и жившая довольно далеко, не имла силъ сакм совершать эти поздки, за то сынъ ея, въ качеств родного племянника бднаго Питера, могъ съ пользою служить ея представителемъ и наблюдать, чтобы ддушка она не совершилъ какого-нибудь злоупотребленя въ свою пользу. Вообще вся порода Фэтерстоновъ твердо держалась правила, что каждый долженъ зорко надзирать за другимъ, помня ежеминутво, что всемогущй Творецъ надзираетъ за нимъ самимъ.

Вотъ почему вс эти кровные родственники, одинъ вслдъ за другимъ, появлялись въ Стон-Корт и исчезали оттуда, а на Мэри Гартъ лежала непрятная обязанность передавать ихъ порученя м-ру Фэтерстону, который не хотлъ видть никого изъ этихъ господъ и отправлялъ ее всегда внизъ съ еще боле непрятнымъ порученемъ — сказать имъ, чтобы они убирались. Какъ распорядительница по части хозяйства, Мэри, по старинному провинцальному обычаю, считала необходимымъ приглашать ихъ отдохнуть и закусить. Она даже заране посовтовалась съ м-съ Винци, какой провизей ей запастись для того, чтобы устраивать небольшя угощеня внизу, пока м-ръ Фэтерстонъ лежитъ въ постели.

— О, душа моя! восклицала м-съ Винци,— не слдуетъ скупиться, когда въ дом опасно больной, посл котораго должно остаться богатое наслдство. Богъ видитъ, я имъ не пожалю послдняго окорока, сохраните только что по лучше для погребеня. Нужно, чтобы у васъ постоянно была въ запас фаршированная телятина и хорошй початый сыръ, вы должны быть готовы принимать всхъ въ послдне дни больного, заключила щедрая м-съ Винци, попрежнему веселая и попрежнему наряженная въ ярке цвта.

Но нкоторые постители появились и не исчезли, даже посл угощеня ихъ телятиной и ветчиной. Братецъ она, напримръ (таке непрятные люди бываютъ во всхъ семействахъ, даже въ самыхъ аристократическихъ, они по-горло въ долгахъ, а между тмъ надуты до невозможности),— братецъ она, говорю я, раззорившись, началъ поддерживать себя ремесломъ, онъ изъ скромности умалчивалъ объ этомъ, хотя добывать деньги такимъ способомъ было гораздо лучше, чмъ тратить ихъ на бирж или на скачкахъ, а такъ-какъ ремесло его позволяло ему отлучаться изъ дому, когда угодно, то онъ былъ очень доволенъ, когда находилъ теплой уголъ и могъ надаться вдоволь. Въ Стон-Корт онъ выбралъ себ уголъ въ кухн, частю потому, что онъ нашелъ его удобнымъ, а частю потому, что ему не хотлось быть вмст съ Соломономъ, къ которому онъ питалъ братскя, непрязненныя чувства. Сидя въ отличномъ, мягкомъ кресл, разодвшисъ въ свое лучшее платье и чувствуя самое прятное настроене духа, она расположился, очень комфортабельно. въ своемъ углу, сознавая, что онъ играетъ здсь первую роль и представляя себ, что теперь воскресенье и что онъ находится въ трактир ‘Зеленый человкъ’. Подъ влянемъ всхъ этихъ ощущенй онъ объявилъ Мэри Гартъ, что онъ. не вяйдегь за порогъ дома братца Питэра, пока бдняжка еще дышетъ. Самыми несносными членами семействъ бываютъ обыкновенно или остряки, или идоты. она считался острякомъ въ пород Фэтерстоновъ, онъ подшучивалъ надъ женской прислугой, забгавшей въ кухню, но въ то-же время зорко слдилъ своими, холодными глазами за Мэри, находившейся у него къ сильномъ подозрни.

Мэри, пожалуй, примирилась-бы съ одной парой глазъ, за ней слдившей, еслиби по несчастю тутъ не было другой пары глазъ молодого Бранча, явившагося въ качеств представителя своей матери, и вмст съ тмъ въ качеств шпона за дядюшкой оной, этотъ юноша считалъ также своей обязанностю стоятъ или сидть преимущественно въ кухн, подъ предлогомъ служить собесдникомъ дяд. Молодой Брэнчъ былъ ни уменъ, ни глупъ, но за то косилъ такъ немилосердно глазами, что по нимъ никакъ нельзя было догадаться, что онъ чувствуетъ. При вход Мери Гартъ въ кухню, м-ръ она Фэтерстонъ начиналъ преслдовать ее своими подозрительными взглядами, а Брэнчъ тотчасъ-же поворачивалъ въ ея сторону голову, какъ-бы приглашая ее полюбоваться на свои косые глаза. Этого положеня бдная Мэри не могла равнодушно переносить, иногда, она злилась, а иногда готова была расхохотаться. Разъ какъ-то ей пришло въ. голову представить передъ Фредомъ происходящя въ кухн сцены, тому очень захотлось немедленно взглянуть на дйствующихъ лицъ, и онъ, подъ какимъ-то предлогомъ, зашелъ въ кухню. Но, увидавъ физономи родственниковъ, онъ опрометью кинулся въ ближайшую дверь, которая вела въ молочную и тамъ, въ пустой, высокой комнат, среди крынокъ съ молокомъ, разразился такимъ припадкомъ смха, который ясно былъ услышанъ въ кухн. Затмъ онъ выбжалъ въ боковую дверь. М-ръ она, до этихъ поръ еще ни разу невстрчавшй Фреда, не пропустилъ удобнаго случая, чтобы по своему не потшиться надъ тщедушной его фигурой, длинными ногами и худенькимъ лицомъ съ тонкими, деликатными чертами.

— А что, Томъ, вдь ты не носишь такихъ франтовскихъ панталонъ, да у тебя и ноги-то далеко не такя тонкя и длинныя, какъ у него, замтилъ она племяннику, подмигивая въ сторону Фреда и явно давая замтить, что онъ подразумваетъ многое въ этихъ двухъ фразахъ. Томъ посмотрлъ себ на ноги и оставилъ неразршеннымъ вопросъ — что онъ предпочитаетъ: нормальныя-ли свои преимущества, или длинные ноги Фреда, облеченныя въ изящные панталоны.

Въ гостиной съ рзными стнами постоянно присутствовали друге соглядатаи изъ кровныхъ родственниковъ, жаждавше приглашеня наверхъ. Многе изъ нихъ приходили, завтракали и уходили, но братецъ Соломонъ и леди, называвшая себя втечени 25 лтъ Джэнъ Фэтерстонъ, а въ настоящее время м-съ Уоль, считали за лучшее сидть тутъ ежедневно по-нскольку часовъ сряду, ничмъ другимъ не занимаясь, кром наблюденя за лукавой Мэри Гартъ (которая до того была хитра, что не было возможности уловить ее ни въ чемъ), и кром выдлыванья, время отъ времени, гримасъ, съ явнымъ желанемъ показать, что он готовы расплакаться въ три ручья отъ невозможности пробраться въ комнату м-ра Фэтерстона. Антипатя больного старика къ членамъ своей семьи возрастала по мр того, какъ онъ слаблъ, слдовательно, не могъ уже потшаться надъ ними, говоря имъ колкости. Не имя силъ ужалить ближняго, онъ, казалось, сосредоточилъ весь ядъ на дн свой души. Не довряя отвту братца, переданному имъ устами Мэри Гартъ, оба милые родственника появились на порог спальни ‘бднаго Питэра’, одтые съ ногъ до головы въ черное. М-съ Уоль держала въ рук полусложенный носовой платокъ, лица у обоихъ были самыя погребальныя. Въ эту минуту румяная м-съ Винци въ чепц съ розовыми, разввающимися лентами, подавала лекарство больному, а блокурый Фрэдъ, коротке волоса котораго вились,— самый врный признавъ игрока и кутилы,— сидлъ тутъ-же, спокойно раскачиваясь въ большомъ кресл.

Не усплъ старикъ Фэтерстонъ увидать передъ собой эти дв погребальныя фигуры, появившяся въ его комнат, несмотря на его запрещене, какъ бшенство придало ему такя силы, которыхъ до сихъ поръ не могли возбудить никакя лекарства. Онъ сидлъ на постели, обложенный со всхъ сторонъ подушками, а его палка съ золотымъ набалдашникомъ неизмнно лежала подл него. Больной схватилъ палку въ руки и сталъ размахивать ею во вс стороны, какъ-бы отгоняя отъ себя страшные призракки, при чемъ оралъ во все горло, какимъ-то хриплымъ, не-человческимъ голосомъ:

— Вонъ, вонъ, м-съ Уоль! вонъ отсюда, Соломонъ!

— О, братецъ Питэръ! начала-было м-съ Уоль, но Соломонъ зажалъ ей ротъ рукою. Это былъ широкоскулый старикъ, лтъ подъ 70, съ маленькими, бгающими глазками, онъ не только былъ кротче характеромъ братца Питэра, но даже считалъ себя гораздо умне его, дйствительно, его трудно было обмануть, потому-что онъ глубоко презиралъ все человчество и считалъ людей всхъ безъ изъятя — плутами и обманщиками.

— Братецъ Питэръ, заговорилъ онъ вкрадчивымъ, хотя отчасти и офицальнымъ тономъ,— я долженъ непремнно переговорить съ вами объ одной пустоши и о копи съ марганцемъ. Всемогущй Творецъ знаетъ мои мысли…

— Онъ знаетъ то, чего я не желаю знать, перебилъ его Питэръ, опуская палку, какъ-бы отъ утомленя, но при этомъ онъ взялъ ее за другой конецъ съ такимъ угрожающимъ жестомъ, точно готовился вступить въ рукопашный бой и ударить набалдашникомъ палки по плшивой голов Соломона, на которую онъ устремилъ пристальный взглядъ.

— Есть вещи, братецъ, о которыхъ вамъ необходимо переговорить со мной, иначе вы сами-же станете жалть впослдстви, продолжалъ Соломонъ, не длая однако ни одного шага впередъ.— Я могъ-бы сидть подл васъ по ночамъ, вмст съ Джонъ, которая съ радостью на это готова, тогда вы выбрали-бы любое время и потолковали-бы со мной…

— Да, я самъ съумю выбрать себ время,— а васъ не прошу хлопотать обо мн, снова перебилъ его Питеръ.

— Но вы вдь не можете опредлить времени, когда вы скончаетесь, братецъ, затянула своимъ гнусливымъ голосомъ м-съ Уоль,— быть можетъ, вы лишитесь употребленя языка, вамъ будетъ непрятно, что вокругъ васъ все постороння лица, вы пожелаете видть меня и моихъ дтей…

Тутъ она всхлипнула, какъ-бы растроганная мыслю о томъ, какъ тяжело будетъ братцу кончаться въ отсутстви ея и ея дтей. Мы обыкновенно умиляемся, заговоривъ о себ.

— Никогда я не пожелаю васъ видть, отвчалъ упрямый старикъ,— я ни объ одномъ изъ васъ не вспомню. Мое духовное завщане давно уже сдлано,— слышите?— сдлано.

Съ этими словами онъ повернулъ голову къ м-съ Винци и проглотилъ ложку ленарства.

— Не мшало-бы кой-кому постыдиться занимать мсто, которое по праву принадлежитъ другимъ, проворчала м-съ Уоль, обращая свои узеньке глазки на м-съ Винци.

— О, сестра, возразилъ Соломонъ съ насмшливымъ смиренемъ,— мы для этого недостаточно нарядны, красивы и умны, мы, люди маленьке, гд намъ тянуться за людьми свтскими.

Вспыльчивый Фредъ не могъ боле выдержать. Онъ вскочилъ съ мста и, взглянувъ на м-ра Фтерстона, спросилъ:

— Прикажете матушк и мн выйдти изъ комнаты, сэръ, и оставить васъ однихъ съ вашими друзьями?

— Садись на мсто, крикнулъ Фэтерстонъ,— сиди тамъ, гд сидлъ. Прощайте, Соломонъ, продолжалъ онъ, силясь приподнять палку, которая при этомъ выпала у него изъ рукъ отъ тяжести набалдашника.— Прощайте и вы, м-съ Уоль, прошу васъ больше ко мн не приходить.

— Какъ вамъ угодно, братецъ, а я все-таки останусь внизу, возразилъ Соломонъ.— Я исполню, а затмъ посмотримъ, что пошлетъ Всемогущй Творецъ.

— Да, посмотримъ, какъ родовыя имня пойдутъ на сторону, подхватила м-съ Уоль,— и гд найдутся таке обстоятельные молодые люди, которые будутъ ими владть. Отъ души жалю людей необстоятельныхъ, а еще боле ихъ матерей. Прощайте, братецъ Питэръ!

— Братецъ, вспомните, что я посл васъ старшй въ род, что я составилъ себ состояне точно также, какъ и вы, я пробрлъ уже землю на имя Фэтерстона, заговорилъ опять Соломонъ, сильно разсчитывая на дйстве своихъ послднихъ словъ.— А теперь — прощайте!

Братъ и сестра поспшно удалились, когда увидли, что старикъ Фэтерстонъ началъ дергать во вс стороны свой парикъ и, закрывъ глаза, скорчилъ ртомъ свою обычную гримасу. По всему было замтно, что онъ готовится играть роль глухо-нмого. Не смотря на неудачу этой попытки, Соломонъ съ сестрицей продолжали ежедневно являться въ Стон-Кортъ и садились внизу, на извстномъ сторожевомъ пункт. Тутъ они вели между собой разговоръ вполголоса, причемъ такъ незамтно шевелили губами, что постороннй зритель могъ-бы принять ихъ за автоматовъ. Соломонъ и Джэнъ остерегались говорить громко, изъ боязни, какъ-бы братецъ она не подслушалъ ихъ черезъ стну.

Но дни ихъ дежурства въ гостиной съ рзными стнами разнообразились иногда присутствемъ другихъ гостей, прзжавшихъ или изъ далека, или изъ ближайшихъ деревень. Такъ-какъ Питэръ Фэтерстонъ не сходилъ уже теперь сверху, то было очень удобно разсуждать на свобод объ его имни и длахъ. Нкоторые сельске и мидльмарчске обыватели вполн соглашались съ взглядами ближайшихъ родственниковъ больного и сочувствовали ихъ интересамъ, негодуя на семью Винци, дамы даже проливали слезы, разговаривая съ м-съ Уоль, причемъ вспоминали, что и он бывали обмануты въ своихъ разсчетахъ на состояне какого-нибудь неблагодарнаго старика джентльмена, которому, по ихъ убжденю, слдовало-бы совсмъ иначе распорядиться своимъ имуществомъ. Подобнаго рода разговоры быстро умолкали, какъ умолкаетъ органъ, когда мхи перестаютъ дйствовать, при вход Мэри Гартъ въ гостиную, глаза всхъ присутствующихъ внезапно обращались тогда на эту несомннную наслдницу завтныхъ желзныхъ сундуковъ.

Молодые-же неженатые мужчины, состоявше въ родств съ Фэтерстонами или только близко знакомые съ ними, смотрли съ нкотораго рода восторгомъ на молодую двушку, которая умла держать себя съ такимъ тактомъ и могла, не смотря на окружавшя ее препятствя, сдлаться завидной невстой. Вотъ почему отъ этихъ постителей Мэри слышала постоянныя любезности и пользовалась съ ихъ стороны необыкновенной предупредительностю.

Особенное внимане ей оказывалъ м-ръ Бортронъ Тренбель, видный собою холостякъ, богатый капиталистъ, занимавшйся покупкой и продажей земель и телятъ,— личность, пользовавшаяся большой популярностю, такъ-какъ имя м-ра Тренбеля безпрестанно встрчалось на объявленяхъ, разсылаемыхъ по всему околодку. Словомъ, это былъ человкъ, который имлъ право сожалть тхъ, кто не зналъ его лично. Онъ приходился троюроднымъ братомъ Питэру Фэтерстону, старикъ обращался съ нимъ гораздо благосклонне, чмъ съ прочими родными, потому-что онъ былъ нуженъ ему по дламъ, даже въ программ церемоньяла погребеня онъ назначилъ м-ра Тренбеля однимъ изъ носильщиковъ своего гроба. М-ра Тренбеля нельзя было назвать человкомъ корыстолюбивымъ, но, обладая чувствомъ глубокаго сознаня собственнаго достоинства, онъ не любилъ, чтобы ему, въ какомъ-бы-то ни было дл становились поперегъ дороги, и если-бы Питэру Фэтерстону пришла счастливая мысль наградить его, Тренбеля, порядочнымъ наслдствомъ, то онъ ничуть не удивился-бы, а только сказалъ-бы, что онъ, Тренбель, ничего не искалъ и не добивался у старика, напротивъ, самъ, втечени 20 лтъ, давалъ ему полезные совты, пробртенные долгой опытностю. Восхищаясь собой, м-ръ Тренбель умлъ въ то-же время цнить вообще все замчательное. Выражался онъ всегда необыкновенно изысканно, и если нечаянно употреблялъ простонародное слово, то немедленно поправлялся, что было вовсе не лишнее, такъ-какъ онъ говорилъ необычайно громко. Во всей его фигур проявлялась величавость, говорилъ онъ, большею частью стоя или расхаживая по комнат, причемъ обдергивалъ свой жилетъ съ видомъ человка, увреннаго въ себ и въ своихъ мнняхъ, или отряхивалъ оборки своего жабо указательнымъ пальцемъ, а при заключени рчи принимался усердно играть печатями, висвшими на его часовой цпочк. Подчасъ въ голос его слышались ноты раздраженя, но это случалось только тогда, когда предстояла необходимость опровергнуть чье-нибудь неточное или несправедливое мнне. Ничего нтъ мудренаго, если человкъ начитанный и опытный выйдетъ иногда изъ себя при спорахъ съ людьми, стоящими ниже его по развитю. Онъ зналъ, что вся семья Фэтерстоновъ состоитъ изъ людей недальнихъ по уму, но, какъ человкъ свтскй и общественный дятель, онъ находилъ это вещью очень обыкновенной и благоволилъ даже заходить иногда въ кухню, чтобы побесдовать съ м-ромъ оной и съ юнымъ Брэнчемъ, на котораго онъ производилъ сильное впечатлне (такъ, покрайней мр, воображалъ м-ръ Тренбель), возбуждая различные передовые вопросы на счетъ мстечка Чальки-Флитъ, гд жили Брэнчи. Если-бы кому-нибудь случилось замтить м-ру Бортрону Тренбелю, что онъ, въ качеств капиталиста, обязанъ знать суть каждой вещи, то онъ-бы самодовольно улыбнулся и молча отряхнулъ-бы свое жабо, давая уразумть тмъ, что онъ почти достигъ этой премудрости. Однимъ словомъ, это былъ человкъ почтенный, нестыдившйся своего промысла и чувствовавшй, что если-бы даже, ‘знаменитый Пиль, нын сэръ Робертъ’, былъ ему представленъ, то и тотъ призналъ-бы его значене.

— Если-бы вы соблаговолили предложить мн ломтикъ ветчины и стаканъ элю, миссъ Гартъ, я не отказался-бы, произнесъ онъ, входя въ гостиную въ половин двнадцатаго, посл свиданя со старикомъ Фэтерстономъ, въ спальню котораго онъ имлъ исключительный доступъ, и становясь спиной къ огню, между м-съ Уоль и Соломономъ.— Не безпокойтесь, пожалуйста, сами, продолжалъ онъ,— позвольте я позвоню.

— Благодарю васъ, не надо, отвчала Мэри,— я сама пойду, у меня есть такъ дло.

— А вы, м-ръ Тренбель, пользуетесь, какъ видно, особенными милостями, замтила и-съ Уоль, когда Мэри вышла.

— Вы хотите сказать, что меня принимаетъ старикъ? возразилъ капиталистъ, равнодушно играя своими печатями.— А-а! видите-ли, онъ всегда оказывалъ мн большое довре.

При этомъ Тренбель сжалъ губы и особенно выразительно нахмурилъ брови.

— А можно-ли кой-кому спросить, о чемъ братецъ съ вами разговаривалъ? мягкимъ, вкрадчивымъ тономъ произнесъ Соломонъ, явно желавшй намекнуть, что ему лично, какъ человку богатому, нтъ надобности этимъ интересоваться.

— О, конечно! каждый можетъ меня спрашивать, воскликнулъ м-ръ Тренбель, громкимъ, веселымъ, но вмст съ тмъ дко-насмшливымъ голосомъ.— Я позволяю каждому предлагать мн вопросы. Каждый иметъ право длать свои замчаня въ форм вопроса, продолжалъ онъ, все боле и боле возвышая тонъ.— Это постоянное правило хорошихъ ораторовъ, даже въ тхъ случаяхъ, когда они не предвидятъ возможности отвчать. Мы называемъ это — образностю рчи, или, точне сказать, рчью высшей формы.

Краснорчивый капиталистъ улыбнулся самъ своему остроумю.

— Меня не огорчитъ извсте, что братецъ васъ не забылъ, м-ръ Тренбель, сказалъ Соломонъ.— Я никогда не былъ противъ людей достойныхъ. Меня только возмущаютъ люди не достойные.

— А-а, вотъ видите-ли что, отвчалъ м-ръ Тренбель съ особеннымъ ударенемъ въ голос,— нельзя опровергнуть того, что и недостойныхъ людей нердко назначаютъ наслдниками и даже полными наслдниками всего состояня. Такого рода распоряженя часто встрчаются въ духовныхъ завщаняхъ.

При этомъ м-ръ Тренбель оттопырилъ губы и слегка нахмурилъ брови.

— Вы хотите, вроятно, сказать, м-ръ Тренбель, что братецъ передалъ свое имне не въ родъ, и что вамъ это извстно, проговорила м-съ Уоль, для которой, въ ея безнадежномъ положени, было нелегко произнести такую длинную фразу.

— Каждый человкъ иметъ право отдать свою землю на богоугодныя заведеня, равно какъ завщать ее кому-бы то ни было, замтилъ Соломонъ сестр въ вид отвта, такъ-какъ Тренбель молчалъ.

— Какъ? Всю землю Блу-Котъ? воскликнула м-съ Уоль.— О! м-ръ Тренбель, неужели это правда? Вдь это будетъ оскорбленемъ Всемогущаго Творца, надлившаго братца богатствомъ!..

Пока м-съ Уоль разглагольствовала, м-ръ Бортронъ Тренбель ходилъ по комнат между каминомъ и окномъ, барабаня пальцемъ по своей палк и разглаживая бакенбарды и височки на голов. Вдругъ онъ повернулъ къ рабочему столику Мэри Гартъ, раскрылъ книгу, лежавшую на немъ, и прочиталъ вслухъ заглаве такимъ громогласнымъ голосомъ, точно продавалъ книгу съ аукцона присутствующей публик.

— ‘Anne of Geirstein (онъ произнесъ Джейрстейнъ) или Два Тумана, читалъ онъ,— сочинене автора ‘Уаверлей’. Затмъ, повернувъ страницу, онъ звучно продолжалъ: — ‘Прошло уже почти четыре столтя съ тхъ поръ, какъ происшествя, описанныя въ нижеслдующихъ главахъ, случились на континент’.

Онъ выговорилъ послднее слово, сдлавъ сильное ударене на букв и, по привычк всхъ людей вульгарнаго происхожденя, и въ то-же время воображая, что его чтене должно было сильно подйствовать на слушателей.

Въ эту минуту въ комнату вошелъ лакей съ подносомъ, на которомъ стояла закуска, по милости чего м-ръ Тренбель имлъ возможность увернуться отъ отвта на вопросъ м-съ Уоль, между-тмъ, какъ сама м-съ Уоль и братъ ея, пристально слдя за каждымъ его движенемъ, вроятно, думали въ это время, что люди начитанные, къ сожалню, не умютъ вести серьезнаго разговора. А дло-то въ томъ, что м-ръ Тренбель не имлъ ни малйшаго понятя о содержани духовнаго завщаня старика Фэтерстона, признаться-же публично въ этомъ ему казалось такъ-же позорно, какъ быть уличеннымъ въ государственной измн.

— Я съмъ только ломтикъ ветчины и выпью стаканъ элю, произнесъ онъ успокоительнымъ тономъ, подходя къ подносу.— Какъ человкъ дловой, я нигд не отказываюсь отъ закуски. Отличная ветчина! разсуждалъ онъ, проглотивъ два, три куска съ ужасающей быстротой.— Пари держу, что подобной ветчины не отыщешь во всхъ трехъ королевствахъ. Этотъ окорокъ лучше всхъ окороковъ Фрешитъ-Гола, а я могу похвастать, что я знатокъ по этой части.

— Нкоторымъ не нравится, если въ ветчину кладутъ много сахара, замтила м-съ Уоль.— Но мой бдный братецъ всегда требуетъ, чтобы сахару клали побольше.

— У всякаго свой вкусъ, возразилъ м-ръ Тренбель.— Каждый воленъ дйствовать, какъ хочетъ. Но, помилуй Богъ, какой ароматъ! Я право, не прочь-бы былъ купить себ нсколько такихъ окороковъ. Для истаго джентльмена — тутъ голосъ м-ра Тренбеля принялъ особенно выразительный тонъ,— не послднее удовольстве имть у себя на стол подобную ветчину.

Съ этими словами онъ докончилъ свою порцю, отставилъ отъ себя тарелку, осушилъ стаканъ элю и, пододвинувъ немного впередъ свой стулъ, любовно поглядлъ на свои ноги и одобрительно погладилъ ихъ. Манеры, тонъ и вс движеня м-ра Тренбеля явно обличали въ немъ коренного свернаго жителя.

— А у васъ тутъ преинтересная книга лежитъ, миссъ Гартъ, сказалъ онъ, когда Мэри вернулась въ гостиную.— Это сочинене автора ‘Уаверлей’, т. е. Вальтеръ-Скотта. Я самъ пробрлъ себ одинъ изъ его романовъ — очень хорошенькую вещь, замчательное произведене, подъ заглавемъ: ‘Айвенго’. Говорятъ, что ни одинъ писатель не въ состояни перегнать его въ быстрот, съ которой онъ пишетъ свои романы. Право такъ. Я только-что прочелъ теперь начало ‘Анны Джерстейнъ’. Очень хорошо начинается. А вы, какъ я вижу, охотница до чтеня, продолжалъ онъ.— Подписались, вроятно, въ нашей мидлтмарчской библотек?

— Нтъ, отвчала Мэри.— Эту книгу мн принесъ м-ръ Фредъ Винци.

— Я самъ большой библоманъ, провозгласилъ, м-ръ Тренбель.— У меня не мене 200 волюмовъ въ телячьемъ переплет и льщу себя надеждой, что выборъ книгъ отличный. У меня есть и картины Мурильо, Рубенса, Теньера, Тицана, Вандика и другихъ. Очень буду счастливъ служить вамъ тми авторами, которыхъ вы пожелаете прочесть, миссъ Гартъ, заключилъ онъ, расшаркиваясь.

— Очень благодарна, возразила Мэри, спша внйдти изъ комнаты,— но у меня очень мало времени для чтеня.

— Я увренъ, что братецъ не забылъ ее въ своемъ завщани, сказалъ вполголоса Соломонъ, кивая головой по направленю къ Мэри, когда та ушла и затворила за собой дверь.

— Его первая жена была ему совсмъ не пара, замтила м-съ Уоль.— Она ничего не принесла ему въ приданое, а вдь эта молодая особа не боле какъ племянница ея… очень горда… братецъ постоянно съ ней ссорился.

— А по моему мнню, эта двушка съ большимъ смысломъ, произнесъ м-ръ Тренбель. Онъ выпилъ еще элю и, поднявшись со стула, началъ съ важностью обдергивать свой жилетъ.— Я наблюдалъ за ней, когда она наливала лекарство въ рюмку. Она все длаетъ съ толкомъ, сэръ. А это важная вещь въ женщин, и еще боле важная для нашего друга, лежащаго тамъ, на верху, для нашего бднаго больного. Человкъ, жизнь котораго небезполезна, долженъ всегда выбирать себ въ жены женщину, которая-бы умла ходить за больными, такъ, по крайней мр, поступлю я, когда женюсь, моя долголтняя опытность служитъ хорошимъ ручательствомъ, что я не ошибусь въ своемъ выбор. Есть, конечно, мужчины, которымъ необходимо жениться для того, чтобы поправить свое положене, но я въ этомъ покамстъ не нуждаюсь и надюсь, что никто не опровергнетъ истины такого факта. А затмъ, м-съ Уоль, позвольте пожелать вамъ добраго утра. Соломонъ, прощайте. Искренно желаю, чтобы мы встртились снова, при мене печальной обстановк.

Когда м-ръ Тренбель удалился, сдлавъ очень изящный поклонъ, Соломонъ нагнулся немного впередъ и шепотомъ замтилъ сестр:

— Джэнъ, будьте уврены, что братецъ оставилъ этой двчонк порядочный кушъ.

— Судя по нкоторымъ словамъ м-ра Тренбеля — въ этомъ и сомнваться нельзя, отвтила Джэнъ, и потомъ, помолчавъ, прибавила:— Онъ такъ выражался объ ней, какъ будто мои дочери не съумли-бы точно также дать больному капли.

— Вс эти капиталисты часто вздоръ городятъ, сказалъ Соломонъ.— Тмъ не мене Тренбель усплъ таки набить хорошо свой карманъ.

ГЛАВА ХXXIII.

Въ эту ночь, посл 12 часовъ, Мэри Гартъ явилась по обыкновеню на дежурство въ спальню м-ра Фэтерстона съ тмъ, чтобы просидть тамъ одной нсколько часовъ сряду. Молодая двушка нердко сама напрашивалась на эту обязанность, несмотря на то, что старикъ сильно капризничалъ, когда ему приходилось пользоваться услугами Мэри. Но ей какъ-то особенно нравилось сидть молча среди ночной тишины и полусвта. Тихо мерцавшй огонь въ камин представлялъ ей картину жизни человка спокойнаго, неволнуемаго безумными страстями, нелпыми прихотями, стремленями къ суетнымъ наслажденямъ, словомъ, удаленнаго отъ всхъ будничныхъ дрязгъ, которыя ежедневно раздражали ее. Мэри очень любила мечтать и находила большое удовольстве сидть одна въ полусвт, со сложенными на колняхъ руками. Убдившись уже давно, что обстоятельства ея жизни складываются далеко не такъ, какъ-бы ей хотлось, она съумла примириться съ своей судьбой и никогда не роптала на нее. На жизнь вообще она стала смотрть, какъ на комедю, въ которой, впрочемъ, она твердо ршилась никогда не играть унизительной или фальшивой роли. Изъ Мэри могъ-бы выйдти циникъ, если-бы у нея не было родителей, которыхъ она уважала и если-бы ея сердце не имло способности исполняться благодарностю за все хорошее, что ей давала жизнь, не требуя отъ нея ничего излишняго.

Въ эту ночь она размышляла по обыкновеню о сценахъ, происходившихъ днемъ, легкая усмшка играла на ея губахъ при воспоминани о странныхъ выходкахъ перебывавшихъ въ дом гостей. Вс они казались ей такъ смшны своими иллюзями. Вс они, думала Мэри, не замчаютъ на себ дурацкаго колпака, каждый изъ нихъ воображаетъ, что видитъ насквозь всхъ прочихъ, а что его собственныя мысли непроницаемы для другихъ. Но иллюзи нкоторыхъ не имли ничего смшного въ ея глазахъ, такъ, напримръ, она была внутренно убждена, на основани своихъ личныхъ наблюденй надъ характеромъ м-ра Фэтерстона, что, несмотря на предпочтене, оказываемое имъ семь Винци, онъ точно также надуетъ ихъ, какъ и тхъ родственниковъ, которыхъ держитъ вдали отъ себя. Мэри сильно возмущалась тмъ безпокойствомъ, которое обнаруживала м-съ Винци каждый разъ, когда ей случалось быть наедин съ нею, а между тмъ Мэри не могла равнодушно подумать о томъ, какъ пораженъ будетъ Фрэдъ, если окажется впослдстви, что дядя оставилъ его не при чемъ. Она не щадила Фреда и подтрунивала надъ нимъ въ глаза, но за-глаза она близко принимала къ сердцу вс его безразсудства.

Мэри не даромъ любила размышлять. Каждая сильная, молодая натура, неподчиненная чувствамъ, находитъ удовольстве въ изучени другихъ людей и самой себя, Мэри-же при этомъ относилась по всему съ большимъ юморомъ.

Видъ лежащаго передъ нею больного старика не въ состояни былъ настроить ее на торжественный ладъ или пробудить въ ней какя-нибудь нжныя чувства къ нему. Да и можно-ли было питать такя чувства къ дряхлому старику, жизнь котораго въ столкновеняхъ съ Мэри представляла лишь рядъ невыносимыхъ причудъ и капризовъ? Мэри видла только одну непрятную сторону характера м-ра Фэтерстона, онъ никогда не былъ къ ней ласковъ, а она старалась лишь о томъ, чтобы быть ему полезной. Чувствовать-же сердечное участе къ существу, вчно брюзгливому, способны одн избранныя души, а Мэри не принадлежала къ ихъ числу. Она никогда не отвчала на его брань, усердно ухаживала за нимъ, но дальше этого ужь не шла. О душ своей м-ръ Фэтерстонъ нимало не заботился и даже отказался принять священника, м-ра Тюкэра.

Въ эту ночь больной ни разу не огрызнулся на Мэри и съ вечера, часа два сряду, лежалъ необыкновенно тихо, но вдругъ Мэри услышала, что о жестяной ящикъ, постоянно находившйся при немъ въ постели, звякнула связка съ ключами. Вслдъ затмъ, часа въ три ночи, онъ произнесъ весьма явственно:

— Мисси, подойдите сюда.

Мэри повиновалась. Она увидла, что старикъ самъ вытащилъ жестяной ящикъ изъ подъ одяла — тогда какъ прежде это длала всегда она — и вложилъ уже ключъ въ замочную скважину. Отворивъ ящикъ, м-ръ Фэтерстонъ вынулъ изъ него другой ключъ и вперивъ въ молодую двушку пристальный, острый взглядъ, тихо спросилъ ее:

— Много-ли ихъ у насъ въ дом?

— Вы говорите о вашихъ родственникахъ, сэръ? сказала Мэри, привыкшая къ своеобразной рчи старика.

Онъ медленно кивнулъ головой и Мэри продолжала:

— М-ръ Фэтерстонъ и молодой Крэнчъ ночуютъ здсь.

— А! понимаю, эти пьявки не отваливаются, а проче, вроятно, являются каждый день — и Соломонъ, и Джэнъ со всми домочадцами? Приходятъ, конечно, подглядывать, усчитывать, распоряжаться у меня?

— Они не вс бываютъ каждый день,— м-ръ Соломонъ и м-съ Уоль — т ходятъ ежедневно, а проче — время отъ времени.

Старикъ слушалъ Мери молча, длая гримасы, и потомъ замтилъ:

— Дураки они вс. Слушайте, мисси, теперь три часа утра. Я въ полномъ сознани, какъ человкъ совершенно здоровый. Я могу съ точностю опредлить мое состояне, указать, гд помщены мои деньги, словомъ, все. У меня все готово, чтобы измнить мои распоряженя, я до послдней минуты моей жизни буду длать то, что хочу. Слушайте, мисси! Я въ здравомъ ум и твердой памяти!

— Что-жь дальше, сэръ? произнесла очень спокойно Мэри.

Старикъ понизилъ голосъ и, нагнувшись немного въ Мэри, многозначительно произнесъ:

— Я сдлалъ два духовныя завщаня и намренъ сжечь одно изъ нихъ. Теперь длайте, что я вамъ скажу. Вотъ ключъ отъ моего желзнаго ящика, который стоитъ въ кладовой. Отодвиньте мдную дощечку, что на крышк,— она устроена, какъ задвижка,— вложите ключъ въ замочную скважину и отоприте замокъ. Смотрите, длайте такъ, какъ я вамъ говорю… Изъ ящика выньте бумагу, которая лежитъ сверху, на ней крупными буквами напечатано: послдняя моя воля и духовное завщане.

— Нтъ, сэръ, возразила съ твердостю Мэри,— я не могу этого сдлать.

— Не можете этого сдлать? А я вамъ говорю, что вы должны! прервалъ старикъ, дрожащимъ отъ волненя голосомъ.

— Я не имю права дотронуться до вашего желзнаго ящика и до вашего духовнаго завщаня. Я обязана отказаться исполнить то, что можетъ бросить на меня тнь подозрня.

— Повторяю вамъ, что я въ здравомъ ум! Разв я не имю права сдлать передъ смертью то, что хочу? Я съ умысломъ написалъ два духовныя завщаня. Возьмите ключъ, говорю вамъ!

— Нтъ, сэръ, я не возьму, еще ршительне возразила Мэри. Въ душ ея закипло отвращене въ больному.

— Помните, что время уходитъ.

— Что-жь длать, сэръ. Я все-таки не допущу, чтобы вы въ послдня минуты своей жизни положили пятно на всю мою будущность. Повторяю — я не дотронусь ни до вашего ящика, ни до вашего завщаня.

Съ этимъ словомъ она отодвинулась отъ постели.

Старикъ умолкъ и, продвъ палецъ сквозь ручку ключа, задумался на мгновене, затмъ онъ сталъ торопливо вытаскивать костлявой лвой рукой все, что заключалось въ жестяномъ маленькомъ ящик, стоявшемъ передъ нимъ.

— Мисси, заговорилъ онъ снова, задыхаясь,— подойдите сюда… берите — вотъ банковые билеты, золото…— это все ваше, исполните только то, что я вамъ говорю…

Онъ съ страшнымъ усилемъ протянулъ къ Мэри руку съ ключомъ, но она отступила назадъ.

— Я не дотронусь ни до вашего ключа, ни до вашихъ денегъ, сэръ, сказала она.— Бога ради, не принуждайте меня! Если вы будете настаивать, я позову вашего брата.

Рука старика упала въ изнеможени и Мэри первый разъ въ жизни увидла, что Питэръ Фэтерстонъ зарыдалъ, какъ ребенокъ.

— Сэръ, спрячьте ваши деньги, прошу васъ, произнесла она, какъ можно ласкове, и отошла въ камину, желая показать ему тмъ, что продолжать разговоръ будетъ безполезно. Спустя нсколько минутъ больной оправился и заговорилъ прерывисто:

— Ну, послушайте… позовите хоть его… этого мальчишку… Фрэда Винци…

При этомъ имени сердце Мэри сильно забилось, въ ея голос, какъ молня, пронеслась мысль — что можетъ произойти, если другое завщане будетъ уничтожено?

— Я позову его, отвтила она, если вмст съ нимъ вы позволите пригласить м-ра ону и другихъ.

— Никого больше! я вамъ говорю! Мн нуженъ онъ одинъ. Я такъ хочу.

— Погодите, сэръ, пока совсмъ разсвтетъ, когда вс въ дом встанутъ, а не то, позвольте я позову Симмонса, онъ сбгаетъ за нотарусомъ. Черезъ два часа онъ будетъ здсь.

— Нотарусъ? Зачмъ мн нотарусъ? Никто не долженъ знать… Слышите?… никто! я такъ хочу…

— Позвольте мн все-таки кого-нибудь позвать, сэръ, произнесла Мэри убдительнымъ тономъ. Ей вдругъ сдлалось страшно оставаться глазъ-на-глазъ съ старикомъ, который находился въ какомъ-то неестественномъ раздражени, говорилъ безъ умолку и ни разу не кашлянулъ. При этомъ она опасалась доле противорчить ему, чтобы не усилить волненя.

— Откажитесь, я вамъ говорю… Берите деньги… другого такого случая не будетъ… вдь тутъ почти двсти фунтовъ стерлинговъ, а въ ящик еще есть… никто не знаетъ, сколько тамъ было… Берите, говорю вамъ, слушайтесь меня…

Стоя у камина, Мэри видла, какъ красное пламя освщало старика, окруженнаго подушками, съ ключомъ въ протянутой рук и съ разсыпанными на одял деньгами. Образъ этого упрямаго человка, требовавшаго до послдней минуты жизни слпого повиновеня своей вол, запечатллся навсегда въ ея памяти. Но, возмущенная предложеннымъ ей способомъ воспользоваться деньгами, она вооружилась твердостью и смло проговорила:

— Нечего больше объ этомъ толковать, сэръ, я васъ не послушаюсь, спрячьте ваши деньги, я до нихъ не дотронусь. Требуйте отъ меня, что угодно для вашего спокойствя — я все сдлаю, но до ключей вашихъ и до денегъ — не дотронусь!

— Что мн угодно!… Что мн угодно!… повторилъ старикъ охрипнувшимъ отъ бшенства голосомъ. Онъ задыхался, точно подъ влянемъ кошмара и едва шевелилъ коснющимъ языкомъ.— Мн одно угодно… чтобы вы подошли сюда… ближе… ближе…

Мэри, зная натуру старика, нершительно приближалась къ нему. Онъ выронилъ ключи изъ рукъ и началъ хвататься за палку. Вс мускулы его лица до такой степени исказились отъ напряженя, что онъ въ эту минуту походилъ на разсвирпвшую, дряхлую гену. Мэри остановилась въ нсколькихъ шагахъ отъ постели.

— Примите лекарство, сказала она кротко,— и постарайтесь успокоиться. Можетъ быть, вы заснете, а утромъ, когда разсвтетъ, вы сдлаете все, что хотите.

Больной поднялъ палку, съ намренемъ пустить ее въ Мери, но обезсилвшая рука измнила ему и палка покатилась на полъ, скользнувъ по ножк постели. Мэри не подняла ее и вернулась на свое мсто, къ камину. Переждавъ нсколько времени, она стала давать лекарство больному, неподвижно лежавшему теперь отъ утомленя. Стало свтать. Огонь въ камин медленно потухалъ и, сквозь щель темныхъ шерстяныхъ занавсокъ, въ комнату проникъ блдный утреннй свтъ. Подложивъ дровъ въ каминъ и завернувшись плотне въ шаль, Мэри съ легкой дрожью въ тл опустилась на стулъ, въ надежд, что м-ръ Фэтерстонъ заснетъ. Она ршилась не подходить боле къ нему, чтобы не раздражать его. Посл сцены съ палкой старикъ не произнесъ ни слова, ключи онъ спряталъ, а лвую руку положилъ на деньги. Видя, что онъ лежитъ неподвижно, Мэри подумала, что онъ заснулъ.

Сухя дрова вдругъ вспыхнули и освтили вс углы комнаты. Мэри взглянула на кровать — старикъ лежалъ по-прежнему спокойно, свернувъ голову нсколько на бокъ. Мэри тихо поднялась съ мста и на ципочкахъ подошла къ нему. Въ первую минуту ее поразила странная неподвижность лица больного, но вслдъ затмъ черты его, подъ влянемъ отразившагося на нихъ пламени, оживились. Съ сильно бьющимся сердцемъ, Мэри начала трогать его, прислушиваться къ его дыханю, все еще не довряя себ, наконецъ, она бросилась къ окну, осторожно подняла занавси и штору, а когда дневной свтъ озарилъ комнату, она опрометью кинулась къ звонку и изо всхъ силъ дернула шнуровъ. Теперь уже не оставалось никакого сомння: Питэръ Фэтерстонъ лежалъ мертвый, сжавъ въ правой рук ключи, а лвую опустивъ на груды банковыхъ билетовъ и золота.

КОНЕЦЪ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ.

КНИГА IV.
Три проблеммы любви.

ГЛАВА XXXIV.

Питера Фэтерстона хоронили въ одно майское утро. Въ прозаической мстности Мидльмарча май мсяцъ вообще не отличался теплыми солнечными днями, а въ день погребеня какой-то особенно рзкй, холодный втеръ сдувалъ лепестки цвтовъ изъ сосдпихъ съ ловикскимъ кладбищемъ садовъ и осыпалъ ими зеленую ограду кладбища. Сквозь тихо движущяся облака прорывался порою яркй солнечный лучъ, обдавая золотистымъ свтомъ вс попадавшеся ему на пути предметы. Кладбище представляло въ это утро весьма разнообразную картину, потому что толпа мстныхъ сельскихъ обитателей собралась туда поглазть на погребене. Носился слухъ, что церемоня будетъ большая, такъ-какъ старый джентльменъ желалъ, чтобы его похоронили пышно и даже оставилъ письменное распоряжене, какъ и что устроить. Этотъ слухъ оказался справедливымъ. Старикъ Фэтерстонъ не былъ изъ тхъ Гарпагоновъ, которые трясутся за каждую копйку и даже въ своихъ духовныхъ завщаняхъ требуютъ, чтобы на погребене ихъ было истрачено какъ можно мене денегъ. Правда, м-ръ Фэтерстонъ любилъ деньги, но охотно тратилъ ихъ на удовлетворене своихъ личныхъ прихотей, особенно если при этомъ могъ досадитъ кому-нибудь изъ своихъ близкихъ. Если читатель спроситъ: неужели въ характер Фэтерстона не существовало ни одной хорошей черты!— то мы отвтимъ, что сердце у него, можетъ быть, было и доброе, но отъ ранняго столкновеня съ человческими пороками эта доброта скрылась такъ глубоко внутрь, что даже люди, близко знавше эгоиста Фэтерстона, не могли сказать ничего опредленнаго относительно нравственныхъ качествъ этого джентльмена. Но былъ-ли добръ покойный или нтъ, а только онъ настоятельно потребовалъ, чтобы его похоронили съ пышностю и чтобы къ погребеню пригласили даже и тхъ, за которыхъ можно было смло поручиться, что они охотно остались-бы дома. Фэтерстонъ выразилъ, между прочимъ, желане, чтобы вся его родня женскаго пола сопровождала его гробъ до могилы, по этому случаю несчастная сестрица Марта, страдавшая одышкой, принуждена была предпринять тягостное для нея путешестве изъ Чалки-Флэтса. Она и Джэнъ были сильно тронуты (даже пролили слезы умиленя) такимъ знакомъ вниманя братца и заключили изъ этого, что если онъ гонялъ ихъ отъ себя при жизни, то находилъ ихъ присутстве необходимымъ при похоронахъ, конечно, въ качеств будущихъ своихъ наслдницъ. Но, къ сожалню, было одно обстоятельство, длавшее нсколько двусмысленнымъ внимане братца, а именно то, что оно распространялось и на м-съ Винци, явившуюся съ такимъ изобилемъ крепа на своемъ траурномъ плать, что нельзя было не заподозрить ее въ самыхъ высокомрныхъ притязаняхъ, между тмъ какъ блестящй цвтъ ея лица явно свидтельствовалъ, что она не кровная родственница покойнаго, а принадлежитъ къ той ненавистной пород, которая называется жениной родней.

Все это, надо полагать, имлъ въ виду и старикъ Фэтерстонъ, когда составлялъ программу похоронъ и, конечно, мысленно смялся, рисуя въ своемъ воображени картины тхъ мелкихъ драмъ, которыя должны разыграться посл его смерти. Мало заботясь о томъ, что его ожидаетъ въ будущей жизни, онъ на хотлъ отказать себ, по крайней мр, въ невинномъ удовольстви, пока не перешелъ изъ этой жизни.

Итакъ три траурныя кареты вмщали въ себ, согласно росписаню, сдланному покойнымъ, всхъ его родственницъ, за гробомъ хали верховые съ погребальными значками въ рукахъ, съ креповыми шарфами чрезъ плечо и съ креномъ на шляпахъ, носильщики гроба были одты въ трауръ изъ самаго дорогого сукна. Эта печальная процесся наполнила всю церковную ограду, серьезныя лица и черныя манти, разввавшяся отъ втра, представляли грустный контрастъ съ носящимися въ воздух лепестками цвтовъ и съ игрою солнечныхъ лучей на маргриткахъ, окружавшихъ могилу. Встртить процессю былъ приглашенъ м-ръ Кадваладеръ, согласно съ волею покойнаго, который въ настоящемъ случа, какъ и всегда, руководствовался своими особенными соображенями. Питая нкотораго рода презрне къ викарнымъ священникамъ, которыхъ онъ называлъ людьми подневольными, онъ настоятельно требовалъ, чтобы его хоронило духовное лицо, пользующееся извстнымъ авторитетомъ. О м-р Казобон не могло бытъ и рчи, не только потому, что онъ самъ отказался-бы взять на себя эту обязанность, но и потому еще, что ему выплачивался подесятинный налогъ съ земель, да вдобавокъ онъ говорилъ по воскресеньямъ проповди, которыя старикъ Фэтерстонъ, сидя въ церковной лож, долженъ былъ выслушивать до конца, не имя возможности даже вздремнуть при этомъ. Ничто его такъ не бсило, какъ видъ священника, стоящаго надъ нимъ и читающаго ему наставленя. Къ м-ру Кадваладеру, напротивъ, онъ относился совсмъ иначе. Ручей, гд водились форели, протекалъ чрезъ владня м-ра Казобона, но начало свое онъ бралъ на земл м-ра Фэтерстона, такъ что м-ръ Кадваладеръ долженъ былъ испрашивать у него разршене ловить рыбу, слдовательно это былъ священникъ, обязанный ему, а непоучающй его свысока. Притомъ м-ръ Кадваладеръ принадлежалъ къ высшему обществу на разстояни четырехъ миль вокругъ Ловика, онъ, по своему положеню, равнялся съ мстнымъ шерифомъ и съ другими сановниками, знакомство съ которыми было не безполезно. Сверхъ того Фэтерстонъ отдавалъ предпочтене м-ру Кадваладеру еще и потому, что его имя могло быть очень забавно перековеркано.

Отличе, оказанное ректору Типтона и Фрешита — Кадваладеру, было причиной, почему м-съ Кадваладеръ находилась въ групп, стоявшей у окна въ верхнемъ этаж дома Казобона. Вообще, она неохотно здила туда, по на этотъ разъ похала, чтобы взглянуть на любопытную коллекцю рдкихъ животныхъ, какъ она выразилась, собравшихся на похоронную церемоню. Чтобы сдлать свою поздку какъ можно прятне, она уговорила сэра Джемса и его молодую жену довезти ее съ мужемъ, въ ихъ экипаж, до Ловика.

— Я готова хать съ вами куда угодно, м-съ Кадваладеръ, отвчала на это Целя,— но до похоронъ я не охотница.

— Душа моя, если въ вашемъ семейств завелся священникъ, то вы должны измнить ваши вкусы. Я, напримръ, ужь давно этого достигла. Выходя замужъ за Гумфри, я старалась убдить себя, что обязана полюбить проповди и дошла до того, что он стали нравиться мн, сперва ихъ окончане, потомъ средина и, наконецъ, даже начало, такъ-какъ безъ начала и середины я не могла понимать конца.

— О, безъ сомння! выразительно замтила вдовствующая леди Читамъ.

Высокое окно, откуда можно было видть погребальную процессю, находилось въ комнат, которую занималъ м-ръ Казобонъ посл того, какъ ему запрещены были ученыя занятя, но въ настоящее время онъ, несмотря на строгя предписаня доктора, началъ вести прежнй образъ жизни, и потому, вжливо поздоровавшись съ гостами, онъ ускользнулъ въ библотеку, чтобы на досуг пережевать какое-то ошибочное сказане о Гуз и Мизраим.

Если-бы не гости, Доротея, вроятно, также заперлась-бы въ библотек, чтобы не видть сцену похоронъ старика Фэтерстона, которая впослдстви постоянно представлялась ея воображеню и наводила на нее такое-же уныне, какъ воспоминане о церкви Петра и Павла въ Рим. Образъ жизни, который вела Доротея замужемъ, способствовалъ развитю въ ней впечатлительности, и безъ того присущей ея страстной натур. Англйское джэнтри того времени жило очень замкнуто и съ высоты своего величя, совершенно безучастно, смотрло на все, что происходило въ боле низшихъ общественнылхъ слояхъ. Но Доротея не могла помириться съ такой жизню, ей было и холодно, и неловко стоять одиноко на этой высот.

— Не хочу больше смотрть, сказала Целя, когда процесся вошла въ церковь. Съ этимъ словомъ она спряталась за спину своего мужа и нжно припала головой къ его плечу.— Пусть Додо любуется, она любитъ меланхолическя сцены и простонародныя физономи.

— Да, я люблю знать все, что касается тхъ людей, среди которыхъ я живу, отвчала Доротея, слдившая за процессей съ любопытствомъ затворницы.— Мы знаемъ объ нашихъ сосдяхъ только то, что они живутъ въ коттэджахъ — и больше ничего, а по моему мнню, чрезвычайно-бы интересно было изучить ихъ образъ жизни и ихъ взгляды на вещи. Я очень обязана м-съ Кадваладеръ, что она прхала и вытащила меня изъ библотеки.

— Нисколько не отрицаю, что я сдлала вамъ большое одолжене, замтила м-съ Кадваладеръ.— На вашихъ богатыхъ ловикскихъ фермеровъ также интересно посмотрть, какъ на какихъ-нибудь буйволовъ или бизоновъ. Я убждена, что вы и половины ихъ не видите въ вашей церкви. Это совершенно другая порода, чмъ фермеры вашего дяди или сэра Джемса, это какя-то чудовища… фермеры-собственники безъ лордовъ- землевладльцевъ! Не знаешь, право, къ какому общественному слою ихъ причислить.

— Многе изъ участвующихъ въ церемони не жители Ловика, возразилъ сэръ Джэмсъ,— и мн кажется, что это наслдники, прхавше изъ Мидльмарча и изъ далека. Ловъ Гудъ говорилъ мн, что покойный старикъ оставилъ посл себя много денегъ и земель.

— Каково, подумайте! воскликнула м-съ Кадваладеръ,— эти люди наживаются, а въ нашемъ кругу есть много младшихъ сыновей, которымъ не на что пообдать! А-а! прибавила она, быстро повернувшись при звук отворившейся двери:— вотъ, наконецъ, и м-ръ Брукъ. Я чувствовала, что намъ чего-то недостаетъ, теперь загадка объяснилась — вотъ кто былъ намъ нуженъ. М-ръ Брукъ, вы, вроятно, явились посмотрть на странные похороны?

— О, нтъ! я прхалъ провдать Казобона, узнать, какъ его здоровье, понимаете? Кстати, я и всточку привезъ, хорошую всточку, душа моя, сказалъ м-ръ Брукъ, подмигнувъ Дороте въ то время, когда она подходила къ нему.— Я заглянулъ сейчасъ въ библотеку, смотрю — Казобонъ сидитъ уже надъ книгами. Это негодится, говорю я ему, это вамъ вредно, понимаете? Подумайте о вашей жен, Казобонъ. Онъ общалъ придти сюда и потому я не передалъ ему новости. Приходите, говорю, на верхъ, я вамъ тамъ скажу.

— А-а! вотъ они выходятъ, наконецъ, изъ церкви, провозгласила м-съ Кадваладеръ.— Боже мой! что за необычайное смшене физономй! М-ръ Лейдгатъ присутствуетъ тутъ, надо полагать, въ качеств доктора. А это что за женщина съ такимъ добродушнымъ лицомъ? Блокурый молодой человкъ, что подл нея, вроятно, ея сынъ. Сэръ Джэмсъ, не знаете-ли кто они?

— Я вижу Винци, мидльмарчскаго мэра, вроятно, это его жена и сынъ, отвчалъ сэръ Джэмсъ, вопросительно взглянувъ на м-ра Брука, который кивнулъ ему головой и сказалъ:

— Да, это очень приличное семейство. Старикъ Винци отличный человкъ, съ большимъ кредитомъ въ коммерческомъ мр. Вы его видли у меня въ дом, помните?

— А-а! помню! на одномъ изъ вашихъ тайныхъ комитетовъ, колко подхватила м-съ Кадваладеръ.

— Онъ, говорятъ, охотникъ до скачекъ, замтилъ сэръ Джэмсъ, съ легкимъ оттнкомъ пренебреженя въ голос.

— Это одинъ изъ тхъ господъ, которые, какъ вампиры, сосутъ кровь у бдныхъ ручныхъ ткачей въ Тимптон и Фрэшит. Вотъ почему вся семья такая блая, да, гладкая, сказала м-ръ Кадваладеръ.— Надо сознаться, что эти красныя рожи въ черныхъ одеждахъ очень эфектны,— точно рядъ черныхъ кувшиновъ. Взгляните на Гумфри — его можно принять за каррикатуру ангела, шествующаго въ бломъ хитон среди толпы.

— Что ни толкуйте, а похороны вещь торжественная, замтилъ м-ръ Брукъ,— и къ этому предмету слдуетъ относиться посерьезне.

— Въ томъ-то и дло, что я не въ состояни относиться серьезно къ этимъ похоронамъ, возразила м-съ Кадваладеръ.— Впрочемъ, я вообще не умю говорить въ торжественномъ тон, сейчасъ собьюсь на другой ладъ, притомъ-же старику давно пора было умереть и вся эта публика нисколько объ немъ не горюетъ.

— Ахъ, какъ досадно! сказала Доротея:— эти похороны разстроили меня. Они точно пятно на сегодняшнемъ утр. Грустно представить себ, что человкъ умретъ и не оставитъ посл себя никого, кто-бы пожаллъ объ немъ…

Она хотла еще что-то прибавить, но замолчала, увидавъ мужа, который входилъ въ эту минуту въ комнату и слъ нсколько въ сторон. М-ръ Казобонъ своимъ присутствемъ производилъ иногда на жену непрятное впечатлне, она чувствовала, что онъ внутренно часто расходится съ нею въ мнняхъ.

— Посмотрите, воскликнула м-съ Кадваладеръ,— еще новая личность! вонъ тотъ чудакъ, что идетъ сзади толстяка. Что за странная фигура! маленькая, круглая голова съ выпученными глазами, точно лягушка. Посмотрите! пари держу, что онъ изъ другой породы.

— Дайте взглянуть, сказала Целя, съ любопытствомъ просовывая голову черезъ плечо м-съ Кадваладеръ.— Ахъ, какая смшная физономя! закричала она со смхомъ, но вдругъ, измнивъ тонъ, она прибавила:— Додо, что это значитъ? Ты мн не сказала, что м-ръ Владиславъ опять здсь.

Доротея вздрогнула. Вс присутствующе замтили, что она мгновенно поблднла и взглянула на дядю въ то время, какъ м-ръ Казобонъ посмотрлъ на нее.

— Онъ прхалъ со мной, понимаешь? Онъ мой гость, живетъ у меня въ Грэнж, сказалъ самымъ спокойнымъ голосомъ м-ръ Брукъ, кивая головой Дороте, точно эта новость была вещью самой обыкновенной.— Мы и картину съ собой привезли, она уложена на верху кареты. Казобонъ, я зналъ, что доставлю вамъ удовольстве этимъ сюрпризомъ. Вы нарисованы, какъ живой, какъ настоящй Фома Аквитанскй, понимаете? Лучше изобразить васъ было невозможно, нужно послушать, какъ Владиславъ разсуждаетъ о картин — онъ, вообще, отлично говоритъ — объясняетъ это, то, другое… знаетъ толкъ въ искуств и, вообще во всемъ… человкъ общественный, понимаете? съ нимъ можно разговаривать о чемъ угодно. Я насилу дождался такого собесдника.

М-ръ Казобонъ холодно поклонился, съ трудомъ сдерживая свое негодоване, и не произнесъ ни слова. Онъ помнилъ содержане письма Виля такъ-же хорошо, какъ и Доротея, замтивъ, что это письмо не находится въ числ тхъ бумагъ, которыя жена передала ему посл выздоровленя, онъ мысленно ршилъ, что Доротея тайно сообщила Вилю, чтобы тотъ не здилъ въ Ловикъ, однако ни разу не упомянулъ ей о письм. Теперь, изъ словъ м-ра Брука м-ръ Казобонъ, вроятно, заключилъ, что Доротея просила дядю пригласить Виля къ себ въ Грэнжъ. Доротея сообразила все это въ одно мгновене, но объясниться съ мужемъ теперь, конечно, не могла.

Проницательные глаза м-съ Кадваладеръ слдили за происходившей въ комнат сценой, она догадалась, что тутъ скрывается какая-то тайна и не могла удержаться, чтобы не спросить, кто такой этотъ Владиславъ.

— Молодой родственникъ м-ра Казобона, поспшилъ отвтить сэръ Джемсъ. Добродушный отъ природы лордъ быстро смекалъ, когда дло касалось личныхъ отношенй и по взгляду, брошенному на мужа Доротеей, догадался, что она чего-то испугалась.

— Это прекраснйшй молодой человкъ, Казобонъ сдлалъ для него все, что могъ, пояснилъ м-ръ Брукъ.— Онъ съ лихвой вознаградитъ васъ за вс издержки на него, Казобонъ, продолжалъ м-ръ Брукъ, одобрительно кивая головой.— Надюсь, онъ поживетъ у меня нсколько времени и мы вмст разберемъ мои бумаги. У меня набросано пропасть идей, фактовъ, понимаете!— а онъ, повидимому, именно такой человкъ, который можетъ привести ихъ въ порядокъ. Помните выражене — omne tulit punctum, или что-то тамъ такое… словомъ, облекаетъ предметы въ извстную форму. Я пригласилъ его нсколько времени тому назадъ, когда вы были больны, Казобонъ, Доротея сказала тогда, что вы не можете принимать гостей у себя и просила меня написать къ нему.

Бдная Доротея чувствовала, что каждое слово дяди ржетъ, какъ ножемъ, м-ра Казобона, но она находила неумстнымъ объяснить мужу при гостяхъ, что она вовсе не просила дядю приглашать Виля къ себ. Не отдавая себ яснаго отчета, почему ея мужу такъ непрятно присутстве Виля, она считала, однако, неприличнымъ обратить на это обстоятельство внимане постороннихъ людей. М-ръ Казобонъ, по правд сказать, и самъ не уяснилъ еще себ настоящей причины своего неудовольствя противъ Виля, подъ влянемъ раздраженя, онъ старался только уврить себя, что онъ правъ. Вмст съ тмъ онъ такъ боялся выдать свои чувства, что только опытный глазъ Доротеи могъ подмтить легкое измнене въ его лиц, когда онъ поклонился съ достоинствомъ ея дяд я произнесъ нсколько на распвъ:

— Вы необыкновенно радушны, дорогой сэръ, я чувствую себя глубоко обязаннымъ вамъ за гостепримство, оказанное моему родственнику.

Погребене кончилось и кладбище опустло.

— М-съ Кадваладеръ, сказала Целя,— теперь вы можете его видть… посмотрите, это точно копя съ минатюрнаго портрета тетки м-ра Казобона, который виситъ въ будуар Доротеи. Прехорошенькое лицо!

— Да, красивый отпрыскъ, насмшливо произнесла м-съ Кадваладеръ.— Куда готовится вашъ племянникъ, м-ръ Казобонъ?

— Извините, это не племянникъ мой, а двоюродный братъ, отвчалъ м-ръ Казобонъ.

— Онъ еще пробуетъ свои крылья, понимаете? вмшался м-ръ Брукъ.— Молодые люди такого закала могутъ далеко шагнуть. Я-бы отъ души желалъ содйствовать ему въ этомъ. Изъ него можетъ выйдти отдичный секретарь… знаете… какъ, напримръ, былъ Гоббсъ, Мильтонъ, Свифтъ… ну, тамъ что-нибудь въ этомъ род…

— Понимаю! прорвала его м-съ Кадваладеръ.— Это одинъ изъ тхъ господъ, которые умютъ сочинять рчи.

— Приведу-ка я его сейчасъ сюда, Казобонъ? сказалъ м-ръ Брукъ.— Онъ ни за что не хотлъ войти, пока я не предувдомлю васъ. Спустимся вс внизъ и посмотримъ его картину. Вы тамъ нарисованы, какъ живой!… сидите, настоящимъ мыслителемъ, и указательный палецъ положили на страницу развернутой книги, а Бонавентура или кто-то другой — такой жирный, румяный — поднялъ глаза кверху и смотритъ на изображене Св. Троицы. Все въ этой картин иметъ символическое значене, понимаете? это высшй стиль искуства. Я до нкоторой степени люблю его, однако не очень, нужно усиленное напряжене мысли, чтобы справиться съ такимъ сюжетомъ. Вы по этой части сильны, Казобонъ. Артистъ, рисовавшй вашъ портретъ, мастерски изобразилъ тло. Какая твердость кисти, прозрачность тней и все такое!… Я самъ, въ былыя времена, очень предавался этому занятю… Однако пора идти и привести Владислава.

ГЛАВА XXXV.

Когда передъ потопомъ Ной вводилъ въ свой ковчегъ нкоторыхъ животныхъ по-парно, а нкоторыхъ по семи паръ, то ими, конечно,— если-бы они были существа мыслящя — непремнно овладлъ-бы страхъ: ну, какъ не хватитъ корму на всхъ? Точно такой-же страхъ овладлъ плотоядными животными, именуемыми родственниками Питера Фэтерстона, по возвращени ихъ съ похоронъ. Каждый изъ участвовавшихъ въ процесси размышлялъ дорогой, какую-бы долю наслдства онъ желалъ получить. Ближайше кровные родные, а также родные со стороны жены составили довольно многочисленную группу, движимую алчностью и корыстолюбивыми надеждами. Мучимые завистю къ Винци, они образовали между собой родъ враждебнаго этому семейству союза, не имя возможности заране опредлить, кто изъ нихъ получитъ главную долю наслдства, вс вообще Фэтерстоны сильно волновались при мысли, какъ-бы длинноногому Фреду Винци не досталась вся земля покойнаго, въ то-же время и Мэри Гартъ возбуждала въ нихъ сильныя опасеня. Впрочемъ, Соломонъ мысленно ршилъ, что и братецъ она не достоинъ получить долю въ наслдств, а она, въ свою очередь, называлъ Саломона за глаза скрягой. Джэнъ, старшая сестра, была убждена, что дти Марты не имли права разсчитывать на равную долю съ молодыми Уолями, Марта-же, не очень высоко цнившая права первородства, выражала негодоване на неумренную притязательность Джэнъ. Самые близке родные были скандализированы неблагоразумными ожиданями родственниковъ второго и третьяго колнъ и мысленно длали уже разсчетъ, какя суммы должны выпасть на долю ихъ, если наслдниковъ окажется черезчуръ много. Къ вскрытю духовнаго завщаня явились, между прочимъ, два двоюродные брата покойнаго и одинъ троюродный, сверхъ м-ра Трембеля. Этотъ троюродный братъ былъ мидльмарчскй торговецъ, отличавшйся очень вжливыми манерами и страдавшй одышкой, оба двоюродные брата были пожилые люди изъ мстечка Брассингъ, одинъ изъ нихъ считалъ себя въ полномъ прав получить часть наслдства на томъ основани, что при жизни своего кузена Питэра онъ поддерживалъ съ нимъ хорошя отношеня посредствомъ частыхъ подарковъ въ вид устрицъ и другихъ състныхъ припасовъ, другой, отличавшйся весьма мрачною наружностью, сидлъ все время молча, опершись обими руками и подбородкомъ на набалдашникъ своей трости. Права наслдства, но его мнню, должны быть основаны на личныхъ достоинствахъ, а не на унизительныхъ искательствахъ. Оба они были безукоризненно честные граждане мстечка Брассингъ, очень желавше, чтобы она Фэтерстонъ жилъ подальше отъ нихъ, такъ-какъ съ людьми остроумными и насмшливыми легче уживаются посторонне, чмъ свои.

— Трембель вполн увренъ, что получитъ 500 фунтовъ стерлинговъ, за это я вамъ ручаюсь, говорилъ Саломонъ сестрамъ, вечеромъ наканун погребеня.— Нтъ ничего удивительнаго, если покойный братъ и общалъ ихъ ему.

— Господи Боже мой! произнесла несчастная сестрица Марта, скромно спустившаяся съ высоты надеждъ получить нсколько сотъ фунтовъ на маленькую сумму неуплаченной ею ренты.

Но на слдующее утро вс предположеня родственниковъ были перевернуты вверхъ дномъ по случаю появленя какого-то страннаго существа въ траур, упавшаго къ нимъ точно съ луны. Это былъ тотъ незнакомецъ, котораго м-съ Падвалодеръ сравнивала съ лягушкой, человкъ лтъ 32 или 33, съ выпученными глазами, тонкими губами, опущенными внизъ краями рта, съ волосами, гладко примазанными и зачесанными назадъ, съ низкимъ лбомъ, убгавшимъ назадъ,— что все вмст длало его очень похожимъ на какого-то гада. Ясно, что это былъ новый претендентъ на наслдство, иначе съ какой стати онъ сталъ-бы надвать трауръ. Возникли новыя предположеня, новыя сомння, которыя, естественно, привели къ тому, что въ траурныхъ каретахъ водворилось мертвое молчане. Ничто насъ такъ до поражаетъ, какъ внезапное открыте факта, давно уже существовавшаго, можетъ быть, даже стоявшаго прямо передъ нашими глазами, о которомъ мы и не догадывались. До этого дня никто изъ присутствующихъ на похоронахъ никогда не видалъ страннаго незнакомца, за исключенемъ Мэри Гартъ, знавшей объ немъ только то, что онъ два раза прзжалъ въ Стон-Кортъ, когда м-ръ Фэтерстонъ сидлъ еще внизу и что старикъ запирался съ своимъ гостемъ на нсколько часовъ. Мэри сказала какъ-то объ этомъ своему отцу, вотъ почему изъ всхъ участвовавшихъ въ церемони лицъ одинъ Калэбъ, да еще, можетъ быть, нотарусъ, смотрли на незнакомца не съ отвращенемъ и подозрительностю, а скоре съ любопытствомъ. Не питая никакихъ надеждъ на наслдство и будучи отъ природы не корыстолюбивъ, Калэбъ только интересовался провркой своихъ догадокъ, спокойная улыбка, съ которой онъ потиралъ подбородокъ и выразительно осматривалъ новаго наслдника, точно оцнивая достоинство строеваго матерала, составляла рзкй контрастъ съ тревогой и негодованемъ, выказавшимися въ чертахъ прочихъ гостей въ ту минуту, когда незнакомецъ, имя котораго было Риггъ, вошелъ въ гостиную съ рзными панелями и слъ на стулъ около двери, чтобы присутствовать при покрыти духовнаго завщаня. М-ръ Саломонъ и м-ръ она отправились вмст съ нотарусомъ наверхъ, чтобы принести оттуда завщане. М-съ Уоль, замтя два свободные стула между собой и м-ромъ Трембелемъ, нашла полезнымъ подссть поближе къ этой всемогущей особ, небрежно игравшей брелоками отъ часовъ и оправлявшей свои манжеты и жабо съ явнымъ намренемъ не унижать своего достоинства выраженемъ удивленя при вид нежданнаго претендента.

— Вамъ, м-ръ Трембель, я полагаю, извстны вс распоряженя покойнаго братца, произнесла м-съ Уоль тихимъ, вкрадчивымъ голосомъ, наклонивъ свой высокй креповый чепецъ къ самому уху м-ра Трембеля.

— Милая леди, если мн и было что-нибудь сказано, то по секрету, отвчалъ капиталистъ, прикрывая ротъ рукою.

— Не будутъ-ли сильно разочарованы т. кто разсчитывалъ на многое? продолжала м-съ Уоль, которая нашла нчто утшительное для себя въ сообщаемомъ ей свдени.

— Надежды нердко бываютъ обманчивы, сказалъ м-ръ Трембель тмъ-же таинственнымъ тономъ.

— Ахъ! вздохнула м-съ Уоль, кидая выразительный взглядъ по направленю къ семь Винни, и затмъ перешла обратно къ сестриц Март.

— Удивительно, какой былъ скрытный братецъ Питэръ, произнесла она вполголоса сестр, — никому изъ насъ неизвстна его послдняя воля. Будемъ, по крайней мр, надяться, Марта, что онъ велъ цломудренную жизнь и что мы не ошиблись въ немъ хоть въ этомъ отношени.

Бдная м-съ Брэнчъ была громаднаго роста, очень толста и, страдая одышкой, не имла никакой возможности передавать свои замчаня тихо. Ея шопотъ напоминалъ шипне и свистъ испорченнаго органа.

— Я никогда не была корыстолюбива, Джэнъ, говорила она,— но у меня шестеро дтей, троихъ я схоронила, замужъ вышла за человка бднаго. Старшему моему сыну, который сидитъ вонъ тамъ, всего 19 лтъ. Подумайте, каково мн жить! Припасы дороги, земля родитъ плохо. Конечно, я всегда молю Бога объ одномъ только — чтобы Онъ удостоилъ меня царства небеснаго, а все-таки, имя одного брата не женатаго, а другого бездтнаго посл двухъ браковъ, я могу, кажется, надяться…

Въ это время м-ръ Винци, взглянувъ на безстрастное лицо м-ра Ригга, вытащилъ изъ кармана табакерку и щелкнулъ по крышк, но не открылъ ее, находя, что баловать себя въ такую торжественную минуту неприлично.

— Меня нисколько не удивитъ, если Фэтерстонъ окажется гораздо добре, чмъ мы предполагали, замтилъ онъ, нагибаясь къ уху своей жены.— Судя по распоряженямъ его на счетъ своего погребеня можно заключить, что онъ обо всхъ подумалъ. Много чести длаетъ человку, когда онъ выражаетъ желане, чтобы за его гробомъ шли вс близке ему люди и когда онъ но стыдится своихъ бдныхъ родныхъ. Я отъ души былъ-бы радъ, если-бы покойный завщалъ каждому изъ нихъ по небольшой сумм, имъ эти деньги пришлись-бы очень кстати.

— Похороны вышли самыя приличныя, сказала м-съ Винци довольнымъ тономъ:— былъ и крепъ, и шолкъ, и все какъ слдуетъ.

Что касается Фреда, онъ въ это время нсколько разъ готовъ былъ прыснуть отъ смха, что было-бы несравненно неприличне, чмъ желане его отца понюхать табаку. Какъ-то нечаянно ему удалось подслушать замчане оны, что м-ръ Риггъ долженъ быть дитя любви, взглянувъ тогда на сидвшаго противъ него незнакомца, онъ принужденъ былъ длать страшныя усиля, чтобы не расхохотаться. Мэри Гартъ, замтивъ по дрожаню его губъ, отчаянное его положене, выручила его очень умно, предложивъ ему помняться съ нею стульями, посл чего Фредъ очутился въ темномъ углу.

Ко всмъ присутствующимъ здсь лицамъ, не исключая и Ригга, Фрэдъ относился совершенно добродушно, чувствуя даже сострадане къ нимъ, поставленнымъ, по его мнню, не въ такое завидное положене, какъ онъ, относительно наслдства, онъ ни за что въ свт не ршился-бы оскорбить ни одного изъ нихъ, но посмяться надъ ними былъ не прочь.

Съ появленемъ нотаруса и двухъ старшихъ братьевъ, общее внимане обратилось на нихъ.

Нотарусъ былъ м-ръ Стэндишъ, прхавшй въ это утро въ Стон-Кортъ въ полной увренности, что ему одному извстно, кто изъ наслдниковъ будетъ обрадованъ и кто огорченъ прежде чмъ наступитъ вечеръ сегодняшняго дня. Завщане, которое онъ намревался прочесть, было послднее изъ трехъ, написанныхъ имъ для м-ра Фэтерстона. М-ръ Стендишъ, несмотря на торжественность обстановки, не измнилъ обычныхъ своихъ манеръ, онъ обращался со всми одинаково вжливо и привтливо, и глухимъ, ровнымъ басомъ толковалъ очень долго о снокос, выразивъ надежду, что сно будетъ — клянусь Богомъ!— отличное. Затмъ разсуждалъ о послднихъ бюллетеняхъ насчетъ здоровья короля, а также о герцог кларэнскомъ, который, по его мнню, былъ морякъ отъ головы до пятокъ, и именно такой человкъ, какой нуженъ для управленя Британей.

Старику Фэтерстону, когда онъ, бывало, сидлъ у камина, нердко приходило въ голову, какъ удивится Стэндишъ, узнавъ, что онъ его надулъ, конечно, этого-бы не случилось, если-бы покойному удалось исполнить свое предсмертное намрене, а именно, сжечь ночью завщане, сдланное у другого нотаруса, тмъ не мене онъ очень забавлялся, представляя себ досаду Стэндиша, но оказалось, что тотъ нисколько не разсердился, а только былъ удивленъ, найдя неизвстное ему завщане. Онъ даже былъ отчасти доволенъ этимъ новымъ обстоятельствомъ, грозившимъ произвести страшный переполохъ между членами семьи Фэтерстона. Что-же касается Саломона и оны, то они находились въ какомъ-то неопредленномъ состояни, продолжая питать надежду, что первое завщане не можетъ-же быть совершенно уничтожено послднимъ, что между первыми и послдующими распоряженями братца Питэра, вроятно, встртятся противорчя, изъ которыхъ возникнутъ безконечные процессы, что эти процессы задержатъ раздлъ наслдства и что, такимъ образомъ, вс они одинаково пострадаютъ. Вотъ почему въ ту минуту, когда оба брата вернулись сверху вмст съ м-ромъ Стэндишемъ, лица ихъ сохраняли невозмутимо-спокойное выражене, но Саломонъ вынулъ изъ кармана тонкй платокъ, имявъ виду, что при чтени духовнаго завщаня можетъ встртиться какое-нибудь чувствительное мсто, а въ такихъ случаяхъ принято проливать слезы умиленя. Изъ сидвшихъ въ комнат, вроятно, боле всхъ была взволнована теперь Мэри Гартъ, сознававшая, что она была невольной причиной сохраненя того завщаня, которое могло повлять на судьбу нкоторыхъ лицъ. Кром нея, ни одна душа не знала, что происходило въ ночь смерти Фэтерстона.

— Завщане, которое вы видите у меня въ рукахъ, провозгласилъ м-ръ Стэндишъ, усвшись за столъ посреди комнаты и громко откашлянувшись, было составлено мною и подписано нашимъ усопшимъ другомъ 9 августа 1825 г. Но затмъ я нашелъ актъ, совершенно мн неизвстный, помченный 20 юлемъ 1826 г., слдовательно, писанный мене чмъ чрезъ годъ посл перваго. Наконецъ, я еще нашелъ — м-ръ Стэндишъ внимательно пробгалъ глазами лежавшую передъ нимъ бумагу — я нашелъ дополнене къ послднему завщаню, помченное 1 мартомъ 1828 года.

— Боже мой, Боже мой! простонала сестрица Марта, нежелавшая, чтобы ее услышали, но выдавшая себя невольно подъ давленемъ испытываемыхъ ею ощущенй.

— Я начну съ чтеня перваго завщаня, продолжалъ м-ръ Стэндишъ, для того, чтобы исполнить желане покойнаго, потому что, въ противномъ случа, онъ уничтожилъ-бы этотъ актъ.

Предислове показалось присутствующимъ слишкомъ длиннымъ, вс они, начиная съ Саломона, выразительно покачали головой и опустили глаза. Каждый изъ нихъ боялся встртиться взглядомъ съ своимъ сосдомъ и упорно изучалъ или пятно на столовой клеенк, или лысую голову м-ра Стэндиша. Одна Мэри Гартъ смотрла на всхъ и наблюдала. Она замтила, что когда нотарусъ произнесъ: ‘симъ завщеваю’ — лица слушателей поблднли, точно по нимъ пронеслась электрическая струя, только м-ръ Риггъ остался непоколебимо спокоенъ. Онъ сидлъ почти неподвижно и публика, занятая теперь разршенемъ важной задачи и сгаравшая любопытствомъ узнать поскоре, что кому назначено, забыла о его существовани. Фрэдъ сидлъ весь красный отъ волненя, а м-ръ Винци усиленно вертлъ пальцами табакерку, но ршаясь открыть ее. Мелкя раздачи были уже поименованы и возбудили общее негодоване, несмотря на то, что впереди предстояло выслушать еще второе завщане, въ которомъ братецъ Питэръ могъ сдлать боле разумныя распоряженя. Но отчего-бы ему, разсуждали наслдники, не распорядиться одинаково хорошо и въ первомъ, я во второмъ, и въ третьемъ завщани^? А то вдь это ни на что не похоже — пять лтъ тому назадъ у него достало духу назначить по 200 фун. своимъ роднымъ братьямъ и сестрамъ и по 100 фун. каждому изъ племянниковъ и племянницъ! Объ Гартахъ не упомянуто ни слова, а м-съ Винци и Розамунд оставлялось всего по 100 фун. М-ру Тредбелю назначалась трость съ золотымъ набалдашникомъ и 50 фун., всмъ прочимъ родственникамъ во второмъ и третьемъ колн назначалась такая-же сумма, которая, но замчаню мрачнаго кузена, была все равно, что ничего. Тоже самое обидное награждене получали какя-то неизвстныя личности, принадлежавшя, повидимому, къ низшему кругу общества. Сосчитавъ наскоро вс суммы, наслдники увидли, что итогъ составлялъ всего три тысячи фунтовъ. Куда-же поступали остальные капиталы? Кому отдавалась земля? Что было измнено во второмъ завщани? Что оставлено безъ измнени? Къ лучшему или къ худшему послужили эти измненя? Вс эти вопросы сильно тревожили присутствующихъ и положене ихъ становилось весьма критическимъ. У мужчинъ достало столько характера, чтобы сидть спокойно на своихъ мстахъ, хотя лица и измняли имъ: у иныхъ отвалилась нижняя губа, друге оттопырили губы, но Джэнъ и Марта изнемогали подъ бременемъ горя и принялись плакать. М-съ Прэнчъ, отчасти утшенная тмъ, что ей безъ всякихъ домогательствъ достанется нсколько сотъ фунтовъ, не могла однако не сознаться, что получаемое ею наслдство весьма ничтожно, между тмъ, какъ м-съ Уоль положительно приходила въ отчаяне при мысли, что она, родная сестра, получаетъ такъ мало, тогда какъ кто-то другой получитъ очень много. Вс вообще были уврены, что это многое достанется Фрэду Винци, сами-же Винци были сильно удивлены, узнавъ, что Фрэду предоставлено десять тысячъ фунтовъ, помщенные въ разныхъ бумагахъ. Кому-же останется земля? Ему, что-ли? Фрэдъ закусилъ губы отъ удовольствя и не могъ удержать улыбки, м-съ Винци таяла отъ восторга, льстя себя блестящими надеждами на второе завщане.

Оказывался значительный остатокъ движимаго имущества и вся земля. Все это вавщевалось одному лицу и лицо это было… непостижимо!.. надйся посл того на расположене стараго, коварнаго джентльмена! вотъ до чего можетъ дойти человческое безуме!.. главнымъ наслдникомъ назначенъ какой-то осся Риггь, онъ-же сдланъ и единственнымъ душеприказчикомъ, съ правомъ носить съ этого времени имя Фэтерстона. Въ комнат послышалось такое движене, какъ-будто вс присутствующе въ одно мгновене вздрогнули, вс глаза устремились на м-ра Ригга, который по прежнему оставался спокоенъ.

— Это чрезвычайно странное посмертное распоряжене, вос- кликнулъ м-ръ Трембель, ршившйся, наконецъ, сознаться, что онъ ровно ничего не зналъ.— Но вдь существуетъ еще завщане наконецъ,— есть третй документъ, продолжалъ онъ,— мы еще не слышали послдней воли покойнаго.

Мэри Гартъ подумала при этихъ словахъ, что никто ни въ какомъ случа не узнаетъ самую послднюю волю покойнаго.

Второе завщане ршительно уничтожало вс распоряженя перваго, исключая суммъ, завщанныхъ неизвстнымъ личностямъ (по поводу нкоторыхъ перемнъ относительно этихъ послднихъ, было сказано въ дополнительномъ акт), вся земля, заключающаяся въ ловикскомъ приход, домъ съ мебелью и съ домашней утварью оставлялись въ безраздльное владне осси Рига, остальное недвижимое имущество назначалось на устройство богадльни для стариковъ съ тмъ, чтобы она носила назване Фэтерстоновской. Здане для нея слдовало поставить на пустопорожнемъ мст, купленномъ для этой цли самимъ завщателемъ близь Мидльмарча, дладось-же это, какъ выражено было въ завщани, для прославленя имени божьяго. Никому изъ присутствующихъ не отказывалось ни копйки, за то м-ру Трембелю оставлялась палка съ набалдашникомъ.

Прошло нсколько времени, прежде чмъ все общество могло придти въ себя. Мэри не смла взглянуть на Фреда.

М-ръ Винци заговорилъ первый. Энергически понюхавъ нсколько разъ табаку, онъ воскликнулъ съ негодованемъ:

— Во всю жизнь мн не случалось слышать о такомъ непостижимомъ духовномъ завщани! Положительно можно сказать, что завщатель былъ не въ своемъ ум, когда составлялъ его. Я нахожу, что послднее завщане недйствительно. Стэндишъ, какъ вы думаете?

— Нашъ умершй другъ зналъ, что длалъ, возразилъ м-ръ Стэндишъ, — вс его распоряженя совершенно правильны, къ завщаню приложено письмо отъ Клеменса изъ Брассинга, который совершалъ этотъ актъ. Достойный уваженя нотарусъ.

— Я никогда не замчалъ поврежденя въ умственныхъ способностяхъ у покойнаго м-ра Фэтерстона, сказалъ м-ръ Трембель,— но завщане его нахожу крайне эксцентричнымъ. Съ моей стороны было оказано много услугъ покойному и онъ нердко намекалъ мн довольно ясно, что считаетъ себя обязаннымъ мн и что докажетъ это своимъ духовнымъ завщанемъ, но, по моему мнню, палку съ золотымъ набалдашникомъ можно принять за насмшку надо мной. Хорошо, что я выше всхъ этихъ мелочей.

— Ничего нтъ удивительнаго во всемъ этомъ, замтилъ Калэбъ Гартъ,— было-бы боле удивительно, если-бы м-ръ Фэтерстонъ, находясь въ здравомъ ум и твердой памяти, написалъ духовное завщане въ томъ именно смысл, какъ вы желаете. Что до меня касается, то я былъ-бы очень доволенъ, если-бы никакихъ завщанй не длалось.

— Вотъ странная мысль со стороны христанина! воскликнулъ нотарусъ.— Любопытно было-бы знать, м-ръ Гартъ, чмъ-бы вы замнили этотъ обычай.

— О! произнесъ Калебъ, наклоняясь немного впередъ, потомъ соединивъ кончики своихъ пальцевъ, онъ сталъ задумчиво смотрть въ полъ. Самимъ труднымъ для него дломъ было высказать свое мнне по поводу какого-нибудь юридическаго вопроса.

— Я вамъ доложу, что братецъ Питэръ былъ страшный лицемръ, проговорилъ, наконецъ, она Фэтерстонъ,— но послдняя его выходка превзошла вс прежня. Знай я это раньше, я-бы ни за что не нанялъ шестерню лошадей, чтобы прхать сюда изъ Брассинга. Завтра-же надваю блую шляпу и коричневый сюртукъ.

— Боже мой, Боже мой! хныкала м-съ Крэнчъ,— мы-то какъ истратились, хавши сюда! Бдный мой мальчикъ такъ много времени провелъ здсь праздно! И что это вздумалось братцу Питэру угождать Господу Богу, это съ нимъ въ первый разъ случилось. Длайте со мной, что хотите, а я все-таки скажу, что онъ жестоко поступилъ съ нами! Не могу прибрать другого выраженя…

— Я увренъ, что ему не поздоровится тамъ, куда онъ теперь попалъ, замтилъ Саломонъ съ нкоторой горечью, хотя въ голос его попрежнему звучало что-то фальшивое.— Питэръ велъ дурную жизнь и никакя богадльни не покроютъ его грховъ, тлъ боле, что у него хватило безстыдства выставить себя, наконецъ, тмъ, чмъ онъ былъ на самомъ дл.

— А между тмъ, у него была вполн законная родная семья — и братья, и сестры, и премянники и племянницы, подхватила м-съ Уоль,— и онъ сидлъ окруженный ими въ церкви, когда бывало ему вздумается постить домъ Божй. Не лучше-ли было-бы ему оставить свое имне людямъ достойнымъ, которые не привыкли къ мотовству, жизнь вели всегда приличную, и не только сохранили-бы каждую полушку изъ его капиталовъ, но еще увеличили-бы ихъ… Мн-то каково переносить это! Вдь я сюда безпрестанно здила, ухаживала за нимъ, именно какъ сестра родная, а онъ въ это время замышлялъ такя ужасныя вещи! Меня морозъ подираетъ при одномъ воспоминани о такомъ поступк, я уврена, что если всемогущй Творецъ допустилъ его это сдлать, то Онъ-же его и покараетъ! Братецъ Саломонъ, я готова хать, если вы довезете меня до дому.

— Это и до меня касается, моя нога не переступитъ порога этого дома, провозгласилъ Саломонъ:— у меня есть своя земля, свое состояне, мн ничего боле но нужно.

— Грустно подумать, кому достается счасте въ этомъ мр, замтилъ она,— здсь ни къ чему не ведетъ имть хоть каплю здраваго смысла въ голов. По моему, уже лучше родиться овцой. А все-таки настоящй случай можетъ служить хорошимъ урокомъ для всхъ насъ, одного такого дурацкаго завщаня достаточно для этого.

— Мало-ли есть способовъ длать глупости, сказалъ Саломонъ.— Но я, по крайней мр, не допущу, чтобы мои деньги вылетли въ трубу, я не завщаю ихъ какимъ-нибудь неграмъ, для меня дороги кровные Фэтерстоны, а не т, которымъ пришиваютъ это имя.

Эти слова были пронзнесены Саломономъ громкимъ голосомъ, въ то время, когда онъ всталъ, чтобы сопровождать м-съ Уоль. Братца ону подмывало сказать что-нибудь еще боле колкое, но онъ разсудилъ, что, пожалуй, будетъ не совсмъ разсчетливо оскорблять новаго владльца Стон-Корта, который впослдстви можетъ оказаться человкомъ гостепримнымъ, въ особенности для умныхъ людей изъ своихъ однофамильцевъ.

М-ръ осся Риггъ, повидимому, не обращалъ никакого вниманя на сыпавшеся на него со всхъ сторонъ намеки, но за то въ манерахъ его произошла замтная перемна. Онъ холодно подошелъ къ м-ру Стэндишу и сталъ предлагать ему дловые вопросы самымъ спокойнымъ тономъ. Голосъ у него былъ рзкй, похожй на чириканье птицы, а выговоръ самый тривальный. Фрэдъ, ненаходившй уже ничего смшнаго въ незнакомц, называлъ его отвратительнымъ уродомъ. Бдному Фрэду было очень не по себ. Одинъ изъ троюродныхъ братьевъ, мидльмарчскй торговецъ, выжидалъ удобной минуты, чтобы вступить съ м-ромъ Риггомъ въ разговоръ. Кто знаетъ, разсуждалъ онъ,— сколько паръ чулокъ понадобится новому владльцу? На барыши отъ товара надежне разсчитывать, чмъ на наслдство, къ тому-жъ торговецъ, какъ троюродный братъ, незаинтересованный близко въ дл наслдства, относился къ Риггу совершенно равнодушно.

М-ръ Винци, посл первой вспышки негодованя, умолкъ, съ гордымъ сознанемъ своего достоинства. Подъ влянемъ досады онъ забылъ, что пора хать, и тогда только опомнился, когда замтилъ, что его жена подсла къ Фрэду и, взявъ своего любимца за руку, тихо плачетъ. М-ръ Винци немедленно вскочилъ съ мста, повернулся спиной къ обществу и сказалъ вполголоса жен:

— Перестань, Люси, не дурачься, душа моя, передъ всмъ этимъ народомъ, и за тмъ прибавилъ громко:— Фрэдъ, прикажи подавать фаэтонъ, пора хать: время для меня слишкомъ дорого.

Мэри Гартъ также собралась идти домой вмст съ отцомъ, она встртила Фрэда въ передней и ршилась, наконецъ, взглянуть на него. Онъ былъ блденъ той блдностью, которая появляется на молодыхъ лицахъ въ минуты сильнаго волненя. Онъ протянулъ Мэри руку, холодную, какъ ледъ, сама Мэри чувствовала также сильное волнене отъ мысли, что она сдлалась невольной причиной измненя участи Фрэда.

— Прощайте, Фрэдъ, сказала она грустно-ласковымъ тономъ,— не падайте духомъ. Мн кажется, что вы будете лучше безъ богатства. Вспомните, какую пользу оно принесло м-ру Фэтерстону?

— Хорошо вамъ толковать, возразилъ Фрэдъ съ горечью, — ну, что я теперь стану длать? Поневол пойдешь въ священники (онъ зналъ, что эти слова огорчатъ Мэри и подумалъ: тмъ лучше, пусть она ршитъ, что мн длать). А я было надялся получить возможность расплатиться съ вашимъ отцомъ и устроить все… Вамъ, Мэри, даже и ста фунтовъ не оставлено. Что-жь вы теперь предпримете?

— Буду, конечно, искать другого мста, и если найду, то приму его, отвчала Мэри,— у отца и безъ меня много заботъ. Прощайте, Фрэдъ.

Спустя очень немного времени, Стон-Кортъ очистился отъ кровныхъ Фэтерстоновъ и отъ прочихъ обычныхъ постителей его. Какой-то пришлецъ, Риггъ-Фетерстонъ, поселился теперь по сосдству съ Мидльмарчемъ.

ГЛАВА XXXVI.

По окончани чтеня духовнаго завщаня, м-ръ Винци ухалъ домой, съ значительно измненнымъ взглядомъ на многое. Онъ былъ человкъ очень открытаго характера, но ощущеня свои всегда выражалъ не прямо, а косвеннымъ образомъ. Такъ, напримръ, потерпвъ на ярмарк убытокъ на шолковыхъ шнуркахъ, онъ, по возвращени домой, принимался ворчать на своего грума, поспоривъ съ своимъ зятемъ Бюльстродомъ, онъ длалъ колкя замчаня на счетъ методизма вообще. Точно такъ и теперь, онъ ни съ того, ни съ сего, придрался къ Фрэду, сталъ упрекать его въ лности и въ порыв гнва выкинулъ свою шитую ермолку изъ курительной комнаты въ переднюю.

— Ну, сударь, заключилъ онъ, когда сынъ собрался идти спать,— надюсь, что вы теперь выкинули дурь изъ головы, что вы поступите на слдующй курсъ и выдержите экзаменъ. Я ужъ ршилъ, какъ мн дйствовать, совтую и вамъ не терять времени и также ршиться на что нибудь.

Фрэдъ ничего не отвтилъ, онъ былъ глубоко огорченъ и сильно страдалъ. Двадцать четыре часа тому назадъ онъ имлъ твердое убждене, что ему не предстоитъ надобности избирать себ карьеру и что онъ получитъ возможность ровно ничего не длать, что онъ сошьетъ себ красное охотничье платье, что у него будетъ охотничья лошадь на удивленье всмъ, также великолпный экипажъ, и что вс станутъ относиться къ нему съ почтенемъ, что, конечно, онъ тотчасъ-же расплатится съ м-ромъ Гартомъ и у Мэри уже не будетъ боле поводовъ отказывать ему въ своей рук. Все это онъ получилъ-бы безъ хлопотъ и непрятностей, просто по одному капризу больного старика. И вдругъ, чрезъ каке-нибудь двадцать четыре часа вс его надежды лопнули! И безъ того ему тяжело было переносить такое разочароване, а тутъ еще отецъ придирается, точно онъ виноватъ въ постигшей его неудач. Онъ вышелъ молча изъ комнаты, но мать не вытерпла и накинулась на отца.

— Ну, за что ты брапшнь бднаго мальчика, Винци, говорила она,— я уврена, что Фрэдъ не пропадетъ, несмотря на то, что этотъ негодный человкъ обманулъ его. Я такъ убждена, вотъ какъ сижу на этомъ мст, что онъ не пропадетъ, иначе для чего-жь было угодно судьб спасти его отъ смерти? Его просто ограбили, ужъ если разъ общана была земля — слдовало дать ее. Что-жь посл этого общаня, если ихъ не исполняютъ? Ты самъ видлъ — старикъ оставилъ ему десять тысячъ фунтовъ и отнялъ ихъ.

— Отнялъ ихъ! повторилъ брюзгливо м-ръ Випци,— я теб говорю, Люси, что нашъ сынъ родился подъ несчастной звздой, къ тому-же ты его избаловала.

— Винци, вдь это мой первенецъ. Вспомни, въ какомъ ты самъ былъ восторг, когда онъ родился, ты гордился имъ, сказала м-съ Винци, улыбнувшись своей обычной привтливой улыбкой.

— Кто же можетъ знать заране, что выйдетъ изъ дтей. Сознаюсь, я глупо радовался тогда, отвчалъ супругъ смягченнымъ тономъ.

— Ну, чьи дти красиве, лучше нашихъ! воскликнула разнжившаяся мать.— Такого молодого человка, какъ Фрэдъ, трудно сыскать, по его разговору слышно, что онъ былъ въ хорошемъ обществ въ училищ. А Розамунда! найди мн другую такую двушку… Поставь ее рядомъ съ любой леди въ здшнемъ краю — она каждую за поясъ заткнетъ. Возьми хоть м-ра Лейдгата: ужь онъ-ли не вертлся въ высшемъ кругу, а только увидлъ Розамунду — сразу влюбился. По правд сказать, я не особенно радуюсь, что она дала ему слово, она могла-бы составить боле блестящую партю, если-бы създила погостить къ своей пансонской подруг, миссъ Уилугби, родные которой принадлежатъ къ боле высшему кругу, чмъ родные м-ра Лейдгата.

— Чортъ-бы побралъ всхъ родныхъ! воскликнулъ м-ръ Винци,— они у меня вотъ гд сидятъ! Мн не нужно такого зятя, у котораго ничего нтъ за душой, кром хорошей родни.

— Это что значитъ, мой милый? спросила м-съ Винци.— Вдь ты самъ-же былъ доволенъ этой партей. Правда, меня не было въ ту минуту дома, но Розамунда передала мн, что ты ни слова не возразилъ противъ предложеня Лейдгата. Роззи ужь начала покупать себ тонкое блье и кембрикъ для юбокъ.

— Я на это разршеня не давалъ, у меня и безъ того въ ныншнемъ году много расходовъ, по милости негоднаго лнтяя сынка, а тутъ еще покупай приданое! Времена теперь тяжелыя, вс почти раззорены, а у Лейдгата, я думаю, и копйки нтъ въ карман. Я не могу согласиться на эту свадьбу, пусть они ждутъ, какъ бывало ждали и мы.

— Винци, Розамунда будетъ очень огорчена этимъ, тмъ боле, что ты никогда не противорчилъ ей прежде ни въ чемъ.

— Да, прежде не противорчилъ, а теперь противорчу. Чмъ скоре разойдется эта свадьба, тмъ лучше. Лейдгатъ никогда не составитъ себ состояня при той систем, которой онъ держится, сколько мн извстно, онъ только наживаетъ себ враговъ, и больше ничего.

— Душа моя, за то м-ръ Бюльстродъ чрезвычайно его уважаетъ и я уврена, онъ будетъ очень доволенъ этой свадьбой.

— Чортъ-ли въ этомъ! воскликнулъ м-ръ Винци,— Бюльстродъ не станетъ-же давать имъ денегъ на содержане. А если Лейдгатъ воображаетъ, что я отсыплю ему цлую груду золота на первое обзаведене, то онъ сильно ошибается, я того и жду, что мн придется разстаться съ лошадьми. Совтую теб передать все это Роззи.

Съ м-ромъ Винци случалось нердко, что онъ согласится на что-нибудь въ минуту прятнаго расположеня духа, потомъ спохватится и поручитъ другому непрятную обязанность взять назадъ свое слово. М-съ Винци, не привыкшая противорчить мужу, на слдующее утро сообщила Розамунд слова отца. Розамунда выслушала ихъ молча, разсматривая какую-то кисею, и вмсто отвта сдлала такое выразительное движене своей грацозной шеей, изъ котораго каждый, знавшй ее близко, могъ догадаться, что она ршилась поставить на своемъ.

— Что ты сказала, душа моя? спросила мать нжно-озабоченнымъ тономъ.

— Папа думаетъ совсмъ не то, что говоритъ, отвчала Розамунда очень спокойно.— Онъ мн постоянно твердилъ, что желаетъ, чтобы я вышла за человка, котораго полюблю,— и я выйду за м-ра Лейдгата. Прошло уже семь недль, какъ папа далъ ему слово. Надюсь, что вы наймете для насъ домъ м-съ Бретонъ?

— Предоставляю теб, душа моя, самой переговорить съ отцомъ. Ты умешь заставить каждаго сдлать то, что захочешь. А если ты намрена теперь покупать полотно, то пойдемъ къ Садлеру, оно у него гораздо лучше, чмъ у Гопкинса. Чтожь касается дома м-съ Бреттонъ, то, мн кажется, онъ будетъ слишкомъ великъ для васъ, мн-бы очень хотлось, чтобы вы жили въ немъ, но подумай, сколько туда потребуется мебели, ковровъ, разныхъ украшенй, не говоря уже о посуд и хрустал. Ты слышала, что сказалъ отецъ — онъ денегъ за тобой въ приданое не дастъ. Какъ ты думаешь, м-ръ Лейдгатъ разсчитываетъ на нихъ?

— Неужели, мама, вы вообразили, что я могла его объ этомъ спрашивать? я не имю права вмшиваться въ его дла.

— Очень можетъ быть, что онъ разсчитываетъ на деньги, душа моя, вдь мы разсчитывали-же, что ты и Фрэдъ получите порядочное наслдство посл дяди. Кто могъ ожидать, что такъ дурно кончится? Право, мн не хочется ни о чемъ думать, когда я вспомню, какъ жестоко обманулся въ своихъ надеждахъ мой бдный мальчикъ.

— Это до моей свадьбы не касается, мама, Фрэду пора перестать лниться. А теперь я пойду на верхъ, отнесу эту работу миссъ Морганъ, она отлично подрубливаетъ. Мн кажется, что и Мэри Гартъ могла-бы помочь мн,— она прекрасно шьетъ, по моему — это ея главное достоинство. Я хочу, чтобы вс мои кембриковыя оборки были съ двойнымъ рубцомъ, а это потребуетъ много времени.

Увренность м-съ Винци, что Розамунда уладитъ дло съ отцомъ, имла основане. За исключенемъ обдовъ и скачекъ, на которыхъ м-ръ Винци распоряжался всегда самовластно, во всхъ прочихъ случаяхъ онъ подымалъ только много шуму, а власти имлъ столько-же, сколько первый министръ Англи. Какъ всегда бываетъ съ людьми безхарактерными и любящими весело пожить, онъ отступалъ при малйшемъ препятстви, въ настоящемъ-же случа Розамунда оказалась препятствемъ далеко не по силамъ ему, противъ ея женскаго упорства и обаятельной ласки не устояла-бы и скала, а папа вовсе не походилъ на скалу. Если онъ противорчилъ, то чисто по привычк, его тяготила мысль, что слдуетъ принять ршительныя мры относительно свадьбы дочери, а именно, разузнать обстоятельно, какя матеральныя средства у Лейдгата, объявить ему, что м-ръ Винци не можетъ дать за своей дочерью денегъ и, наконецъ, назначить не слишкомъ близкй и не слишкомъ отдаленный срокъ для свадьбы. Притомъ ему было не совсмъ и удобно объясняться съ Лейдгатомь, человкомъ гордымъ и нелюбившимъ намековъ, горячиться-же въ разговор съ нимъ и бросать свою шапочку на полъ, какъ это случалось ему длать въ разговорахъ съ Фрэдомъ, было немыслимо, можно даже сказать, что м-ръ Винци нсколько побаивался своего будущаго зятя, хотя въ то-же время его самолюбю льстило сдланное имъ Розамунд предложене. Коснуться денежнаго вопроса представлялось дломъ весьма щекотливымъ, вступать въ преня по этому поводу съ человкомъ боле образованнымъ и принадлежащимъ къ высшему обществу, было крайне-стснительно, а главное, было страшно разсердить Розамунду. Вотъ почему м-ръ Винци предпочиталъ не выходить изъ своей роли привтливаго хозяина дома. Большую часть утра онъ посвящалъ дламъ и на это время избавлялся отъ всякихъ другихъ обязанностей, за тмъ слдовалъ обдъ, посл обда дсссертъ съ виномъ, потомъ вистъ — и вечеръ кончался къ всеобщему удовольствю. А между-тмъ, дни шли за днями и, такимъ образомъ, подъ разными предлогами откладывалось ршене главнаго вопроса.

Необъявленный еще офицально женихъ большую часть вечеровъ проводилъ въ Ловикъ-Гэт, и на глазахъ м-ра Винци розыгрывалъ романическя сцены, неимвшя ничего общаго ни съ видами на денежное приданое, ни съ видами на выгодное мсто. Въ чемъ состояла эта прелесть юношеской игры въ любовь? Трепетное пожате рукъ, мгновенный обмнъ взглядовъ, недоконченная фраза, румянецъ волненя въ лиц, едва замтная улыбка, нетвердый голосъ — вотъ т тонкя нити, изъ которыхъ сплеталась очаровательная ткань взаимной любви, полная безконечнаго счастя, страстныхъ мечтанй и взаимнаго довря. Лейдгатъ не могъ не замтить, какъ быстро идетъ плетене этой ткани, наперекоръ медицин и бологи, которыми онъ продолжалъ усердно заниматься и на перекоръ его убжденю, что для него все кончено посл драмы съ Лаурой, а Розамунда, съ своей стороны, весьма усердно помогавшая Лейдгату въ дл плетеня любовной ткани, не могла надивиться, какъ полна сдлалась ея жизнь съ этихъ поръ. Романъ влюбленныхъ обыкновенно розыгрывался въ томъ углу гостиной, гд стояло фортепано и гд царствовалъ полусвтъ, что однако не мшало глазамъ многихъ гостей, въ томъ числ и м-ра Фэрбротера, проникать въ этотъ завтный уголокъ. Увренность, что миссъ Винци и Лейдгатъ помолвлены, сдлалась общею въ Тидльмарч, прежде чмъ было сдлано формальное объявлене.

Тетушка Бюльстродъ стала снова сильно тревожиться, на этотъ разъ она ршилась прямо отнестись къ брату и съ этой цлю отправилась въ товарный складъ его, чтобы избжать встрчи съ легкомысленной м-съ Винци. Но отвты брата показались ей весьма неудовлетворительными.

— Вальтеръ! говорила м-съ Бюльстродъ, выразительно подымая брови въ отвтъ на какое-то замчане брата, собиравшагося домой, въ томъ непрятномъ расположени духа, въ которомъ онъ всегда оставлялъ кладовую,— надюсь, что ты не дашь соглася, пока не удостовришься, что иметъ въ виду Лейдгатъ въ будущемъ. Подумай, вдь твоя двочка воспитана въ роскоши, ей дали, къ сожалню, слишкомъ свтское воспитане, она не можетъ жить малыми средствами.

— О! чортъ побери все это, Гарри! виноватъ-ли я, что въ нашъ городъ безпрестанно являются прзже. Ну, зачмъ вы-то, напримръ, начали принимать къ себ Лейдгата? Бюльстродъ первый пустилъ его къ ходъ. Я никогда не приходилъ въ восторгъ отъ этого господина, теб-бы лучше толковать объ немъ съ твоимъ музеемъ, чмъ со мной.

— Однако, Вальтеръ, за что-жь ты осуждаешь м-ра Бюльстрода, возразила сестра,— я могу поручиться, что онъ не одобряетъ этой свадьбы.

— Да, но если-бы Бюльстродъ не поддерживалъ Лейдгата, я никогда не пригласилъ-бы его къ себ въ домъ.

— Но ты забылъ, что вы пригласили его лечить Фрэда, и я нахожу, что въ этомъ случа, проявилась особенная милость божя къ вамъ, отвчала м-съ Бюльстродъ, потерявшая совершенно нить своихъ первыхъ разсужденй.

— Никакой я тутъ милости божей не вижу! воскликнулъ съ сердцемъ м-ръ Винци,— я знаю только то, что мн моя семья доставляетъ пропасть хлопотъ. До твоего замужества съ Бюльстродомъ, Гарри, я былъ теб хорошимъ братомъ, но твой мужъ выказываетъ гораздо мене расположеня къ своимъ роднымъ, чмъ-бы слдовало.

М-ръ Винци нисколько не походилъ на езуита, но самый коварный езуитъ не могъ-бы дать боле ловкаго оборота разговору. Вмсто того, чтобы нападать на брата, Гарри пришлось защищать своего мужа и бесда ихъ кончилась совсмъ въ другомъ топ, чмъ началась.

М-съ Бюльстродъ, конечно, не передала мужу упрековъ своего брата, но вечеромъ она улучила удобную минуту и заговорила о Лейдгат и Розамунд. Онъ не принималъ такого горячаго участя въ этомъ брак, какъ его жена и выразилъ только опасене, что Лейдгатъ слишкомъ рискуетъ, вводя новую систему леченя и что не мшало-бы быть ему нсколько осторожне.

— Намъ слдуетъ усердно молиться за эту легкомысленную двочку, получившую такое пустое воспитане, сказала м-съ Бюльстродъ, стараясь изо всхъ силъ разшевелить своего мужа.

— Это истинная правда, отвчалъ м-ръ Бюльстродъ, — но намъ, живущимъ вн свта, нтъ никакой возможности вразумить упрямыхъ свтскихъ людей, вотъ почему мы должны пручить себя спокойно относиться къ семейнымъ дламъ твоего брата. Конечно, я-бы желалъ, чтобы м-ръ Лейдгатъ вступилъ въ наше родство… Что-же касается моихъ личныхъ отношенй къ нему, я ограничиваюсь только тмъ, что употребляю его медицинскя способности на служене богоугодному длу.

М-съ Бюльстродъ умолкла, приписывая неудовлетворительный результатъ своего разговора съ мужемъ недостатку своего духовнаго развитя. Она твердо врила, что ея супругъ принадлежитъ къ числу тхъ великихъ людей, посл смерти которыхъ печатаются ихъ бографи.

Что касается Лейдгата, то сдлавшись женихомъ Розамунды, онъ приготовился ко всмъ неизбжнымъ послдствямъ своего новаго положеня. Ему объявили, что свадьба должна будетъ совершиться черезъ годъ или черезъ полгода, для него было все равно, когда-бъ ее ни назначили, но его тревожила мысль, будетъ-ли онъ имть возможность, втечени этого времени, вести прежнимъ порядкомъ свои ученыя занятя. Онъ зналъ, что никакая свадьба безъ хлопотъ не обходится, и что ему придется оставить свою холостую квартиру и нанять другое помщене, а потому, услыхавъ однажды, какъ Розамунда восхищалась домомъ старухи м-съ Бреттонъ, и узнавъ, что хозяйка этого дома умерла, а домъ стоитъ пустой, онъ поспшилъ вступить въ переговоры о найм его.

Хотя человкъ вовсе не расточительный, Лейдгатъ привыкъ однакожъ жить хорошо, онъ не жаллъ денегъ для своего туалета, и пожелалъ, чтобы мебель, посуда и, вообще, вся обстановка его будущаго дома были не хуже, чмъ у другихъ.

Прошло нсколько времени и Лейдгатъ сталъ съ прискорбемъ замчать, что ежедневныя посщеня дома невсты имютъ сильное вляне на его занятя. Однажды къ нему зашелъ Фэрбротеръ съ какими-то водяными наскомыми, имя намрене разсмотрть ихъ въ микроскопъ. Рабочй столъ Лейдгата былъ заваленъ физическими аппаратами, и разбросанными въ безпорядк разными предметами, надъ которыми онъ длалъ опыты.

— Что я вижу! Эротъ переродился, замтилъ насмшливо викарй.— Вмсто того, чтобы водворять порядокъ и гармоню, онъ произвелъ у васъ хаосъ.

— Да, до нкоторой степени, отвчалъ Лейдгатъ, выразительно приподнявъ слегка брови и съ улыбкой устанавливая свой микроскопъ.— Впрочемъ, хаосъ не великъ и не трудно будетъ возстановить прежнй порядокъ.

— И скоро? спросилъ викарй.

— Надюсь. Эта неопредленность положеня сопряжена съ большой потерей времени, а для человка, занятаго наукой, каждая минута дорога. Я убжденъ, что женитьба — лучшй исходъ для того, кто желаетъ усидчиво работать, женатый человкъ находитъ дома и спокойстве, и свободу.

— Презавидная ваша участь! У васъ впереди Розамунда, спокойстве и свобода, а у меня вотъ, кром трубки, да микроскопическихъ животныхъ, ничего нтъ. Ну, что, все готово?

Лейдгатъ не упомянулъ викарю, что онъ желалъ-бы ускорить свою свадьбу. А желалъ онъ ускорить ее еще и потому, что, несмотря на любовь къ Розамунд, его раздражала необходимость возиться съ семьей Винци, принимать участе въ мидльмарчскихъ сплетняхъ, играть въ вистъ, и вообще проводить время самымъ нелпымъ образомъ. Лейдгатъ принужденъ былъ почтительно выслушивать м-ра Винци, когда тотъ, съ самоувренностю невжды, пускался въ разршене разныхъ вопросовъ, напримръ, что крпке напитки лучшее предохранительное средство противъ атмосферическихъ влянй на нашъ организмъ. Съ своей стороны наивная болтунья м-съ Винци и не подозрвала, какъ часто она оскорбляла утонченный вкусъ своего будущаго зятя. Лейдгатъ внутренно сознавался, что онъ нсколько унижаетъ себя, вступая въ родство съ семьей Розамунды. Онъ съ удовольствемъ помышлялъ о томъ времени, когда женившись на Розамунд, онъ пересадитъ ее на другую почву.

— Прелесть моя, говорилъ онъ ей разъ вечеромъ, тихимъ, ласковымъ голосомъ, опускаясь подл нея на стулъ и смотря ей прямо въ глаза,— нужно сначала упомянуть, что онъ засталъ Розамунду одну въ гостиной, у стариннаго, огромнаго окна, сквозь открытыя рамы котораго доносился до нихъ душистый запахъ цвтовъ изъ сада, находившагося за домомъ, отецъ и мать ухали въ гости, а младшя дти ушли ловить бабочекъ:— прелесть моя, у васъ глаза заплаканы.

— Въ самомъ дл? спросила Розамунда,— странно!

Она вообще не любила прямо высказывать свои желаня и огорченя, а только игриво намекала на нихъ, когда ее допрашивали.

— Какъ-будто отъ меня можно что-нибудь скрыть, продолжалъ Лейдгатъ, нжно кладя свою руку на маленькя ручки невсты.— Разв я не вижу слезинки, которая виситъ на вашихъ рсницахъ? У васъ есть горе и вы не хотите передать мн его. Разв такъ любятъ?

— Зачмъ я стану говорить вамъ о томъ, чего вы измнить не можете? Это домашня дрязги, въ послднее время мн стало такъ трудно переносить ихъ.

— Понимаю, семейныя непрятности. Передайте мн смло все, я заране ихъ угадываю.

— Папа сталъ очень раздражителенъ, Фрэдъ постоянно его сердитъ и сегодня утромъ между ними произошла сцена, потому-что Фрэдъ погрозилъ выйдти изъ училища, и сдлать еще что-то недостойное его. Къ тому-жъ…

Розамунда запнулась и щеки ея ярко вспыхнули. Лейдгатъ не видалъ ее въ такомъ смущени съ перваго утра ихъ помолвки. Страстно притянувъ къ себ свою невсту, онъ нжно поцловалъ со въ губы.

— Я чувствую, что папа не совсмъ доволенъ нашей помолвкой, продолжала Розамунда почти шопотомъ.— Вчера вечеромъ онъ даже сказалъ, что намренъ переговорить съ вами о томъ, нельзя-ли какъ-нибудь совсмъ отложить нашу свадьбу…

— А вы согласны на это? быстро спросилъ Лейдгатъ съ оттнкомъ раздраженя въ голос.

— Я никогда не отрекусь отъ своего слова, отвчала Розамунда, мгновенно овладвъ собой, лишь только вопросъ коснулся этой чувствительной для нея струны.

— Да благословитъ васъ Богъ, произнесъ Лейдгатъ, цлуя ее снова, его очаровала такая твердость воли въ молодой двушк.— Теперь вашему отцу уже поздно думать о томъ, чтобы разстроить нашу свадьбу, вы совершеннолтняя и я требую, чтобы вы принадлежали мн. Если вамъ начнутъ длать непрятности, то этимъ только ускорятъ развязку.

Невыразимое блаженство блеснуло въ голубыхъ глазахъ невсты, когда она взглянула на Лейдгата, и этотъ взглядъ какъ-бы освтилъ все его будущее кроткимъ солнечнымъ свтомъ.

— Зачмъ откладывать? заговорилъ онъ снова, страстнымъ голосомъ,— все необходимое можетъ быть готово очень скоро, не правда-ли? Что за бда, если не поспютъ ваши платья и блье? Ихъ можно будетъ купить и посл.

— Какя странныя мысли приходятъ иногда въ голову вамъ, ученымъ людямъ! возразила Розамунда, искренно расхохотавшись, при чемъ ямки рзко обозначились на ея щекахъ.— Первый разъ въ жизни слышу, чтобы приданое покупали посл свадьбы.

— Надюсь, что вы не заставите меня ждать цлые мсяцы по милости приданаго? сказалъ Лейдгатъ, воображая, что Розамунда нарочно его дразнитъ и отчасти боясь, что она также не желаетъ спшить свадьбой.— Подумайте, какое счасте насъ ожидаетъ! Мы не только будемъ неразлучны, мы не будемъ ни отъ кого зависть, будемъ жить, какъ хотимъ. Полноте, дорогая моя, скажите лучше, когда вы сдлаетесь моей?

Въ голос Лейдгата было такъ много мольбы, онъ такъ боялся, что Розамунда не согласится исполнить его просьбу. Розамунда вдругъ сдлалась серьезна и слегка задумчива, она въ эту минуту соображала, сколько потребуется времени на то, чтобы обшить блье кружевами, нагофрировать юбки и т. д.

— Шести недль за-глаза довольно, не правда-ли, Розамунда? настаивалъ Лейдгатъ, выпуская ея руки и тихо обнимая ее за талю.

Розамунда провела своей маленькой ручкой по волосамъ и, наклонивъ голову въ раздумь, проговорила очень серьезно:

— Нужно еще купить столовое блье и посуду, впрочемъ, это можетъ сдлать мама, когда мы удемъ.

— Конечно! Мы удемъ, по крайней мр, на недлю.

— Нтъ, больше, чмъ на недлю, возразила Розамупда. Въ эту минуту она перебирала въ памяти свои вечерне туалеты, приготовленные ею для посщеня сэра Годвина Лейдгата, она втайн питала сладкую надежду прогостить у него не мене четверти медового мсяца, хотя-бы ради этого пришлось отложить знакомство съ другимъ дядей, докторомъ богословя (также довольно почотное зване, особенно при поддержк со стороны кровнаго родства). Говоря это, Розамунда взглянула съ нкоторымъ укоромъ на своего жениха, понявшаго ея взглядъ въ томъ смысл, что онъ не желаетъ продлить блаженство уединеня вдвоемъ.

— Исполню все, что хотите, только назначьте скоре день свадьбы. Намъ нужно дйствовать ршительно и положить конецъ всмъ непрятностямъ, отъ которыхъ вы такъ страдаете. Назначимъ шесть недль, я убжденъ, что этого срока вполн достаточно.

— Я потороплю модистокъ, отвчала Розамунда,— а вы возьмите на себя передать наше ршене папа. Я думаю, что лучше будетъ сдлать это письменно.

При этихъ словахъ Розамунда вспыхнула и поглядла на жениха очень нжно. Ея глаза напоминали въ эту минуту прелестные цвты, которые, такъ-сказать, смотрятъ на насъ, когда мы проходимъ мимо нихъ въ тихй, ясный вечоръ, такъ и чудится, что среди этихъ тонкихъ лепестковъ, озаренныхъ прощальными лучами солнца, притаилась воздушная нимфа или маленькй сильфъ.

Лейдгатъ прикоснулся губами къ кончику розоваго уха своей невсты и украдкой поцловалъ ее въ шею. Влюбленные умолкли и просидли нсколько минутъ, любуясь другъ другомъ. Розамунда воображала, что она влюблена въ своего жениха по уши, Лейдгатъ воображалъ, что посл бурно-проведенной молодости и заблужденй сердца, онъ напалъ, наконецъ, на идеалъ женщины, что это идеальное существо съуметъ оцпить его ученые труды и не будетъ служить препятствемъ къ продолженю имъ любимыхъ своихъ занятй, что такая жена внесетъ миръ и отраду въ его домашнюю жизнь, будетъ нжна къ нему, станетъ раздлять его убжденя. Теперь ему становилось ясно, что онъ поступилъ-бы очень глупо, если-бы остался холостякомъ. Подъ влянемъ такихъ мыслей, онъ отправился на слдующй день, съ однимъ изъ своихъ больныхъ, въ Брассингъ и, увидавъ въ лавк столовый сервизъ, который ему очень поправился, немедленно купилъ его, хотя сервизъ былъ чрезвычайно дорогъ. Но Лейдгатъ утшалъ себя тмъ, что расходы на свадебное обзаведене длаются одинъ разъ въ жизни.

— Сервизъ долженъ быть прелестный, говорила м-съ Винци, когда Лейдгатъ описалъ ей свою покупку съ трогательными подробностями.— Роззи именно такого и хотлось, только-бы не разбили его.

— Слдуетъ нанять такую ловкую прислугу, которая-бы не била посуды, отвчалъ Лейдгатъ. Видно было сейчасъ, что говорилъ человкъ — не практикъ по части хозяйства.

Отъ мама Винци нечего было скрывать, что Розамунда и ея женихъ сами назначили срокъ для своей свадьбы, мама ко всему относилась добродушно и, считая себя счастливой въ супружеств, радовалась замужеству дочери. Но въ разсуждени папа Розамунда имла полное основане посовтовать Лейдгату, чтобы онъ написалъ къ нему, сама-же она взялась предупредить отца о письм и для этого, на слдующее утро, пошла провожать его до товарнаго склада. Дорогой она сказала м-ру Винци, что Лейдгатъ желалъ-бы поскоре съиграть свадьбу.

— Пустяки, душа моя, возразилъ м-ръ Винци, — къ чему ему спшить женитьбой? По правд сказать, мн-бы прятне было, если-бы ваша свадьба разошлась, ужь я теб не разъ говорилъ объ этомъ. Разв затмъ ты получила такое воспитане, чтобы выйдти за бднаго человка? Для отца очень тяжела такая дума.

— М-ръ Лейдгатъ совсмъ не бдный человкъ, папа, онъ купилъ у м-ра Пиккока право практики, а она, говорятъ, приноситъ отъ восьми до девяти сотъ фунтовъ въ годъ.

— Все это вздоръ и пустяки. Кто покупаетъ право практики? Это все равно, что купить ласточекъ будущаго года. Такой доходъ можетъ пройдти между пальцами.

— Напротивъ, папа, м-ръ Лейдгатъ увеличитъ свою практику. Его ужь приглашали къ Читамамъ и Казобонамъ.

— Надюсь, что онъ не разсчитываетъ на получене за тобой денежнаго приданаго? Гд мн взять денегъ! У меня вонъ идетъ возня съ Фредомъ, а тутъ парламентъ скоро распустятъ, и машины везд ломаютъ, и выборы начинаются!

— Милый папа, какое-же отношене иметъ все это къ нашей свадьб?

— Огромное! Мы вс разоримся, страна въ критическомъ положени. Говорятъ, что скоро наступитъ конецъ свта — и я дамъ голову на отсченье, что дло къ тому идетъ. Во всякомъ случа теперь совсмъ не такое время, чтобы можно было вынимать капиталъ изъ оборотовъ. Я-бы очень желалъ, чтобы Лейдгатъ зналъ, въ какомъ я положени.

— Я уврена, папа, что онъ ничего не ждетъ отъ васъ, у него такъ много знакомыхъ въ высшемъ кругу, что онъ непремнно пробьетъ себ дорогу. Теперь онъ занятъ какимъ-то открытемъ.

М-ръ Винци замолчалъ.

— Папа, я не могу разстаться съ своимъ счастемъ, продолжала Розамунда.— М-ръ Лейдгатъ — настоящй джентльменъ, а я не могла-бы полюбить никого, кром джентльмена. Неужели вы захотите, чтобы со мной сдлалась чахотка, какъ съ Арабеллой Гаулэй? Вы знаете, я никогда не измню своего намреня.

Папа продолжалъ молчать.

— Общайте мн, папа, что вы исполните наше желане! Мы ни за что не отречемся другъ отъ друга, вы-же сами всегда были противъ продолжительныхъ отсрочекъ свадьбъ.

Розамунд пришлось еще нсколько времени приставать къ отцу, пока, наконецъ, онъ проговорилъ:

— Ну, хорошо, хорошо, дитя, пусть онъ ко мн напишетъ, тогда я ему отвчу.

Такимъ образомъ, дло Розамунды было выиграно. Отвтъ м-ра Винци состоялъ въ требовани, чтобы Лейдгатъ застраховалъ свою жизнь. Это требоване было немедленно исполнено и нжные родители совершенно успокоились за свою дочь, на случай смерти Лейдгата, несмотря на то, что чрезъ такую аферу средства молодыхъ нисколько не увеличились. За то теперь исчезли вс препятствя къ свадьб, и необходимыя покупки продолжали длаться съ большей энергей, причемъ въ нкоторыхъ предметахъ соблюдалась благоразумная предусмотрительность и экономя. Такъ, напримръ, молодой, дущей гостить къ баронету, необходимо нужно было имть нсколько тончайшихъ носовыхъ платковъ, Розамунда ограничилась полдюжиной такихъ платковъ, не требуя вышитыхъ и обшитыхъ кружевами. Точно также и Лейдгатъ, убдись, что его капиталъ въ 800 фунтовъ значительно пострадалъ съ тхъ поръ, какъ онъ прхалъ въ Мидльмарчъ, удержался отъ покупки старинныхъ дорогихъ блюдъ, которыя ему показывали въ магазин Киббля, въ Брассинг, куда одъ зашелъ, чтобы купить себ вилки и ложки. Гордость не позволяла ему разсчитывать на денежное приданое своей невсты, правда, онъ многое могъ-бы взять въ долгъ и продавцы съ большой охотой согласились-бы ждать за нимъ, но онъ не хотлъ брать на себя трудъ соображать, достаточно-ли будетъ на расплату съ долгами тхъ денегъ, которыя отсчитаетъ ему м-ръ Винци за дочерью. Лейдгатъ находилъ необходимымъ обзавестись самыми лучшими вещами, считая плохой экономей покупать всякую дрянь, онъ не могъ себя представить въ такой домашней обстановк, какъ было у доктора Вренча — вс двери настежь, клеенка на столахъ потертая, дти въ грязныхъ рубашкахъ, завтракъ изъ объдковъ, ножи съ черными черенками, грубое блье. Но у Вренча вдь была больная, лимфатическаго сложеня жена, напоминавшая какую-то мумю, завернутую въ шаль, и супругамъ, вроятно, было не до того, чтобы обращать внимане на неуклюжесть окружающихъ ихъ предметовъ.

Голова Розамунды, въ этотъ перодъ времени, была занята разными соображенями, хотя, по врожденному ей инстинкту, она остерегалась высказать ихъ жениху прямо.

— Мн-бы очень хотлось знать что-нибудь о вашихъ родныхъ, сказала она однажды Лейдгату, когда они разсуждали о своемъ свадебномъ путешестви,— нельзя-ли намъ выбрать такой путь, чтобы постить ихъ при возвращени домой? Котораго изъ дядей вы любите больше?

— Должно быть дядю Годвина. Это предобродушный старикъ.

— Вы у него жили ребенкомъ въ Кваллингхам? Да? Какъ-бы мн хотлось видть вс т мста, гд вы провели дтство! Знаетъ вашъ дядюшка, что вы женитесь?

— Нтъ, отвчалъ очень равнодушно Лейдгатъ, сдлавъ движене на стул и откидывая назадъ свои волосы.

— Какъ-же вамъ не стыдно, негодный, непочтительный племянникъ? Напишите ему непремнно, онъ, можетъ быть, пожелаетъ, чтобы вы привезли меня въ Кваллингхамъ. Покажите мн и домъ, и садъ, чтобы я могла представить себ, какъ вы жили тамъ мальчикомъ. Вспомните, что вы видите меня въ томъ дом, гд я родилась, поэтому слдуетъ и мн знать т мста, гд протекло ваше дтство. Впрочемъ, вамъ, можетъ быть, будетъ совстно представить меня своимъ роднымъ — я и забыла объ этомъ.

Лейдгатъ нжно улыбнулся и подумалъ, что ради удовольствя показать такую прелестную жену, стоитъ взять на себя лишнй трудъ. Ему первый разъ пришло въ голову, что, въ самомъ дл, не худо-бы взглянуть, вмст съ Розамундой, на мста, гд онъ провелъ свое дтство.

— Хорошо, я напишу къ дяд, сказалъ онъ,— только предупреждаю, что кузены мои — прескучные люди.

Самолюбю Розамунды было очень прятно слышать такой отзывъ о членахъ семейства баронета и она льстила себя надеждой, что, въ свою очередь, будетъ имть право критиковать своихъ будущихъ кузеновъ.

Но дня два спустя, мама одной своей выходкой испортила было все дло.

— Надюсь, м-ръ Лейдгатъ, сказала она,:^—что вашъ дядюшка, сэръ Годвинъ, не станетъ глядть свысока на нашу Роззи? Я полагаю, что онъ ей сдлаетъ какой-нибудь богатый подарокъ. Ну, что значатъ 1.000 или 2,000 фунтовъ для такого баронета, какъ онъ?

— Мама! прервала ее Розамунда, вспыхнувъ до утей.

Лейдгату сдлалось такъ жаль своей невсты, что онъ отошелъ на другой конецъ комнаты и принялся очень внимательно разсматривать какую-то гравюру. Мама получила впослдстви хорошую головомойку отъ дочки и, какъ обыкновенно водилось, извинилась передъ нею. Но Розамунда посл того съ горечью подумала, что если ея высокорожденнымъ, хотя и скучнымъ кузенамъ придется прхать съ визитомъ въ Мидльмарчъ, то они многимъ будутъ шокированы въ ея семь. Вотъ почему ей хотлось, чтобы Лейдгатъ получилъ значительное мсто гд-бы то ни было, только не въ Мидльмарч, достичь-же этого ей казалось очень легко, такъ-какъ ея женихъ имлъ титулованнаго дядю и занимался учеными открытями. Изъ этого можно заключить, что Лейдгатъ еще прежде сообщалъ Розамунд о своихъ видахъ въ будущемъ и что онъ съ удовольствемъ развивалъ свои планы и надежды предъ существомъ, которому предстояло внести любовь, красоту, миръ и счасте подъ его домашнй кровъ.

ГЛАВА XXXVII.

Предположене, выраженное м-ромъ Винци, что скоро слдуетъ ожидать или генеральныхъ выборовъ, или преставленя свта, такъ-какъ Георгъ IV умеръ, парламентъ распущенъ, Веллингтонъ и Пиль упали въ общественномъ мнни, а новый король поставленъ въ необходимость оправдываться въ своихъ дйствяхъ,— такое предположене только въ слабой степени отражало брожене умовъ, господствовавшее въ то время въ провинцяхъ. Впрочемъ, бднымъ, недалекимъ провинцяламъ не мудрено было сбиться съ толку среди хаоса, царствовавшаго тогда въ парламент, гд министры-тори нашлись вынужденными поддерживать самыя либеральныя мры, а члены палаты лордовъ больше боялись противорчить либераламъ, чмъ сторонникамъ министровъ-консерваторовъ, предлагавшимъ такя средства спасеня, которыя явно обнаруживали личные разсчеты, тмъ боле подозрительные, что за нихъ стояли враждебныя Англи сосдня государства.

Подписчики на мидльмарчскя газеты очутились въ неестественномъ положени. Во время возникшихъ волненй по поводу вопроса о католикахъ, многе изъ нихъ отказались выписывать ‘Понера’ — прогрессивную газету, органъ Чарльза Джэмса Фокса, потому что она приняла сторону папистовъ и запятнала свое либеральное направлене терпимостью относительно езуитовъ и атеистовъ, но и другая газета, ‘Труба’, также ихъ не удовлетворяла, такъ-какъ ея нападки на Римъ сдлались очень слабы въ послднее время, вслдстве чего недальновидные ея читатели не могли понять, кого она поддерживаетъ.

‘Настало время,— гласила одна замчательная статья въ ‘Понер’,— чтобы вопющя нужды вызвали, наконецъ, къ общественной дятельности лицъ, пробртшихъ вслдстве долговременной опытности врный взглядъ, энергю, безпристрасте и терпимость. ‘

М-ръ Гакботъ, рчи котораго сдлались еще боле плодовиты и нескладны, объявилъ во всеуслышане въ контор м-ра Гаулэя, что упомянутая статья исходитъ отъ тимптонскаго Брука и что Брукъ тайно купилъ ‘Понера’ нсколько мсяцевъ тому назадъ.

— А вдь это скверная штука, а? сказалъ м-ръ Гаулэй, — вздумалось-же человку добиваться популярности, тогда какъ все это время онъ тащился за нами точно черепаха. Впрочемъ, тмъ хуже для него, я ужь давно за нимъ слжу, его нужно хорошенько проучить, вообще онъ никуда-негодный землевладлецъ. И что за охота ему — старику, деревенскому жителю, поддлываться къ низкой парти синихъ либераловъ? Что-же касается его газеты, то я очень-бы желалъ, чтобы онъ самъ принялся писать вс руководящя статьи въ ней, тогда, по крайней мр, курьеза ради было-бы за что платить деньги.

— Я слышалъ, замтилъ м-ръ Гакботъ,— что у него редакторомъ какой-то молодой человкъ съ блестящими способностями, передовыя статьи котораго, говорятъ, не хуже, чмъ въ лондонскихъ газетахъ. Онъ, повидимому, намренъ сильно стоять за реформу.

— Пусть-бы лучше Брукъ занимался реформами въ своемъ сельскомъ хозяйств, у этого проклятаго скряги вс деревенскя постройки развалились. Редакторъ-же его газеты долженъ быть какой-нибудь выходецъ изъ Лондона.

— Его зовутъ Владиславомъ. Говорятъ, онъ иностранецъ по происхожденю.

— Знаю я эту породу! Увренъ, что подосланный эмиссаръ, возразилъ м-ръ Гаулей,— начнетъ разглагольствовать о правахъ человка, а кончитъ убйствомъ непотребной женщины. Таковъ ужъ обычай у нихъ!

— Вы должны согласиться однако, что злоупотребленя существуютъ, замтилъ м-ръ Гакбетъ, предвидвшй, что кандидатъ его семейства не обойдется безъ нкоторыхъ непрятностей во время выборовъ,— я съ своей стороны не одобряю крайнихъ взглядовъ, вотъ почему и держусь стороны Гускиссона, но вмст съ тмъ не могу относиться равнодушно къ вопросу о представительности большихъ городовъ…

— Чортъ-бы побралъ больше города! нетерпливо воскликнулъ м-ръ Гаулэй, — мн ужь дали себя знать мидльмарчске выборы. Пусть они давятъ богатыя мстечки и допускаютъ къ выборамъ крошечные города — они только увеличатъ этимъ расходы на вступлене въ парламентъ. Я говорю на основани фактовъ.

Негодоване м-ра Гаулэя при извстя, что ‘Понеръ’ редактируется какимъ-то эмиссаромъ и что Брукъ принимаетъ дятельное участе въ политик — точно черепаха, по его выраженю, можетъ имть честолюбивые замыслы и въ состояни начать двигаться быстре — негодоване это едва-ли могло сравниться съ неудовольствемъ, возбужденнымъ такимъ поступкомъ м-ра Брука въ членахъ его собственнаго семейства, узнавшихъ о его намреняхъ не вдругъ, а постепенно, и очутившихся въ положени человка, у котораго подъ носомъ сосдъ выстроилъ какую-нибудь трескучую фабрику. ‘Понеръ’ былъ тайно купленъ м-ромъ Брукомъ гораздо ране прзда Виля, прежнй собственникъ этой газеты, получая отъ нея мало выгодъ, радъ былъ случаю спустить ее съ рукъ. Въ промежутокъ времени между отправкой пригласительнаго письма къ Вилю и его прздомъ, у м-ра Брука зародилась въ голов мысль распространить по всему свту т обширныя идеи, которыя возникли въ его голов еще въ молодыя лта и лежали до сихъ поръ подъ спудомъ.

Развитю этихъ идей много помогло появлене гостя, оказавшагося способне, чмъ ожидалъ м-ръ Брукъ. Виль, повидимому, не только былъ близко знакомъ съ искуствами и литературой, которыми м-ръ Брукъ когда-то исключительно занимался, но онъ, сверхъ того, съ поразительной быстротой постигъ сущность политическаго положеня страны и излагалъ свои мння объ этомъ предмет необыкновенно точно и логично, подкрпляя свои доводы многочисленными цитатами.

— Это что-то въ род Шелли, понимаете? говорилъ однажды м-ръ Брукъ Казобону, вполн увренный, что доставляетъ ему большое удовольстве, — въ немъ нтъ, конечно, предосудительныхъ свойствъ Шелли — разврата, атеизма или чего-нибудь такого, понимаете? Его нравственныя качества, я убжденъ, отличныя во всхъ отношеняхъ… мы вотъ не дале, какъ вчера ночью очень долго съ нимъ бесдовали… Но у него точно тоже восторженное чувство къ свобод, независимости, эмансипаци… отличныя свойства, если найдется благоразумный руководитель,— понимаете?— руководитель! Я надюсь имть возможность поставить его на настоящую дорогу, и это меня тмъ боле радуетъ, что Владиславъ вашъ родственникъ.

Если настоящая дорога, которую подразумвалъ м-ръ Брукъ, была такая-же темная, какъ его рчь, то м-ру Казобону оставалось только желать, чтобы таинственныя занятя, которымъ посвящали себя Брукъ и Виль, совершались какъ можно дальше отъ Ловика. Казобонъ не любилъ Виля въ то время, когда помогалъ ему, но онъ возненавидлъ его посл того, какъ тотъ отказался отъ его помощи, и каждая похвала Виля казалась Казобону осужденемъ его самого. Антипатю къ Вилю нельзя было приписать ревности пожилого мужа,— нтъ: она проистекала изъ глубокаго чувства постояннаго раздраженя противъ него, Доротея-же вызвала наружу это затаенное непрязненное чувство, принявъ сторону Виля и ставъ какъ-бы судьей надъ дйствями своего мужа.

Владиславъ, съ своей стороны, сознавалъ, что его нелюбовь къ м-ру Казобону развивается на счетъ чувства благодарности къ нему, и по этому случаю выдерживалъ сильную борьбу съ самимъ собой, стараясь въ чемъ-нибудь найти извинене своему чувству. Что Казобонъ ненавидитъ его — онъ зналъ это очень хорошо, непрятная улыбка и ядовитый взглядъ, съ которыми Казобонъ встртилъ его, служили оправданемъ ему въ томъ, что онъ сталъ во враждебныя отношеня къ своему прежнему благодтелю. Но главной причиной нелюбви Виля къ Казобону была, Доротея. Онъ не могъ помириться съ мыслю, что человкъ, посвящавшй свою жизнь откапываню древностей, осмлился выбрать себ въ подруги цвтущую молодую двушку. ‘Ее безсовстно принесли въ жертву!’ восклицалъ Виль, рисуя въ своемъ воображени тайныя муки, которыя должна была испытывать Доротея въ этомъ брак,— я никогда не потеряю ее изъ вида, буду слдить за нею, пожертвую всмъ, чтобы имть возможность охранять ее. Пусть она знаетъ, что я покорный рабъ ея’. Вотъ почему онъ съ такой готовностю принялъ предложене м-ра Брука прхать къ нему.

Виль ждалъ формальнаго приглашеня Казобона въ Ловикъ, но его ни разу не позвали туда, къ счастю, м-ръ Брукъ, вполн увренный, что оказываетъ услугу м-ру Казобону, не обращалъ вниманя на свтскя условя и постоянно возилъ съ собой Виля въ Ловикъ, при чемъ не упускалъ случая представлять его своимъ знакомымъ, какъ молодого родственника Казобона. Виль и Доротея никогда не оставались съ глазу на глазъ, и однако эти краткя свиданя быстро возстановили ихъ прежня дружественныя отношеня въ Рим. Бдная Доротея до замужества не находила себ собесдника по душ, ученый-же мужъ ея, какъ мы знаемъ, никакъ не могъ быть такимъ собесдникомъ, если ей случалось заговорить о чемъ-нибудь съ живымъ интересомъ, м-ръ Казобонъ выслушивалъ не такъ снисходительно, и такъ безучастно, точно она приводила ему знакомую съ дтства греческую цитату, или-же сухо замчалъ ей, что она ошибается, или вовсе не отвчалъ ей.

Виль-же, напротивъ, придавалъ ея словамъ гораздо боле значеня, чмъ придавала имъ она сама. Доротея не была тщеславна, какъ женщина съ любящимъ сердцемъ, она радовалась, что доставляетъ собой удовольстве другому, вотъ почему краткя свиданя съ Вилемъ казались ей привтливымъ солнечнымъ лучомъ въ ея душной тюрьм, и, подъ влянемъ этихъ прятныхъ впечатлнй, она перестала тревожиться мыслю, что подумаетъ мужъ о вторжени Виля въ ихъ домъ подъ видомъ дядинаго гостя.

Вилю сильно хотлось поговорить съ Доротей наедин и онъ нетерпливо ждалъ удобной къ тому минуты. Необходимость заставила, его прибгнуть къ хитрости, ограничивъ ее, впрочемъ, извстными предлами, изъ страха, какъ-бы нн оскорбить Доротею. Ему пришло въ голову заявить о своемъ желани срисовать общй видъ Ловика. Выбравъ одно утро, когда м-ръ Брукъ отправился по большой дорог въ главный городъ провинци, Виль явился въ Ловикъ и, не приказавъ докладывать о себ въ дом Казобоновъ, устроился съ своимъ складнымъ стуломъ и портфелемъ въ такомъ мст, откуда онъ могъ видть, какъ Доротея выйдетъ изъ дому на свою обычную утреннюю прогулку.

Но эта военная хитрость была разрушена дурной погодой, облака мгновенно заволокли все небо и дождь полилъ, какъ изъ ведра. Виль поневол долженъ былъ искать убжища въ дом. Опираясь на права родства, онъ хотлъ пройти прямо въ гостиную, не докладывая о себ хозяйк. Въ передней онъ встртилъ своего стараго знакомаго камердинера Пратта.

— Не говорите, Праттъ, что я здсь, сказалъ онъ ему, — я посижу тутъ до завтрака: я знаю, что м-ръ Казобонъ не любитъ, чтобы ему мшали, когда онъ занимается у себя въ кабинет.

— Хозяина дома нтъ, сэръ, въ кабинет сидитъ одна м-съ Казобонъ. Лучше доложить ей, что вы пожаловали, отвчалъ краснощекй Праттъ, жившй въ большой дружб съ Таптриннъ и нердко разсуждавшй съ нею, что леди Дороте должно быть очень скучно здсь жить.

— Пожалуй. Проклятый дождикъ помшалъ мн рисовать, продолжалъ Виль съ притворной досадой, тогда какъ онъ самъ себя не помнилъ отъ восторга.

Чрезъ минуту Виля ввели въ кабинетъ, гд Доротея встртила его съ милой, непритворной улыбкой.

— М-ръ Казобонъ похалъ къ архидьякону, сказала она,— я не знаю наврное, возвратится-ли онъ домой къ обду, онъ не предупредилъ, долго-ли пробудетъ въ гостяхъ. Вамъ, врно, нужно что-нибудь сообщить ему?

— О, нтъ, я пришелъ сюда рисовать, по дождь загналъ меня въ домъ, иначе я не ршился-бы безпокоить васъ. Я думалъ, что застану м-ра Казобона и не веллъ о себ докладывать, зная, что онъ не любитъ, когда ему мшаютъ.

— Значить, я обязана дождю удовольствемъ видть васъ. Вы не поврите, какъ я рада вамъ, произнесла Доротея тономъ наивной двочки, которую неожиданно навстили въ школ.

— По правд сказать, я искалъ случая видться съ вами наедин, сказалъ вполголоса Виль, вызванный послдними словами Доротеи на откровенность.— Мн еще разъ хотлось поговорить съ вами такъ, какъ мы говорили въ Рим. При постороннихъ трудно сказать все, что нужно.

— Конечно, съ улыбкой отвтила Доротея.— Садитесь, пожалуйста.

Сказавъ это, Доротея расположилась на оттоманк, обитой темной матерей, ея туалетъ состоялъ изъ благо шерстяного платья, никакихъ украшенй, кром обручальнаго кольца. Въ этомъ простомъ, по изящномъ наряд она особенно рельефно выдавалась среди строгой обстановки комнаты. Виль слъ не вдалек, свтъ изъ сосдняго окна падалъ на его русыя кудри, тонкй и выразительный профиль, нсколько презрительныя губы и острый подбородокъ. Въ эту минуту Доротея забыла непонятное раздражене мужа противъ Виля и съ увлеченемъ предалась давно томившей ее потребности отвести душу въ разговор съ человкомъ, ей сочувствовавшимъ.

— Мн часто приходило въ голову, что намъ нужно переговорить о многомъ, произнесла она съ живостю, — впрочемъ, сколько я помню, въ послднее наше свидане я была слишкомъ откровенна съ вами.

— Я очень хорошо помню каждое ваше слово, отвчалъ Виль, съ восторгомъ смотря на свою милую собесдницу.

— Видите-ли, съ тхъ поръ, какъ мы разстались въ Рим, я успла многому научиться, по-латыни я ужь порядочно читаю, а по-гречески начинаю понимать. М-ръ Казобонъ иметъ теперь во мн довольно хорошую помощницу, я длаю для него справки и этимъ облегчаю его глаза. Вы не доврите, какъ тяжело быть ученымъ! Мн всегда кажется, что люди науки изнемогаютъ подъ бременемъ труда и не могутъ наслаждаться плодами своихъ открытй, потому-что слишкомъ утомляютъ себя.

— Человкъ, вполн способный сдлаться великимъ ученымъ, никогда не выбьется изъ силъ, пока не овладетъ совершенно своимъ трудомъ, вырвалось у Виля, но замтивъ, что Доротея измнилась въ лиц отъ его намека, онъ тотчасъ-же спохватился и прибавилъ:— впрочемъ, вы сказали правду — иногда самымъ здоровымъ умамъ дорого достается ихъ трудъ и имъ приходится чрезмрно напрягать свои умственныя способности.

— Вы меня поправили, замтила Доротея,— я дурно выразилась. Я хотла сказать именно то, что сказали вы, т.-е, что люди, въ голов которыхъ зарождаются великя идеи, принуждены бываютъ длать чрезвычайныя напряженя, вырабатывая эти идеи, и потому я уже давно усвоила себ мысль, что лучшая цль моей жизни должна состоять въ томъ, чтобы сдлаться помощницей человка, трудящагося надъ великимъ произведенемъ и стараться сколь возможно облегчить его.

Доротея передала Вилю этотъ отрывокъ изъ своей бографи имя въ виду бросить свтъ на побудительныя причины своего замужества. Виль не выразилъ ничмъ своихъ ощущенй, тмъ не мене онъ внутренно продолжалъ негодовать, что такая прекрасная молодая женщина обречена на глотане археологической пыли, однако употребилъ вс усиля, чтобы не выдать на этотъ разъ своихъ мыслей.

— Ваше желане помогать можетъ завлечь васъ далеко, оно можетъ истощить преждевременно ваши силы. Вы и безъ того живете въ заперти, посмотрите, какъ вы стали блдны. М-ру Казобону слдовало-бы нанять себ секретаря, онъ можетъ легко найдти человка, который согласится взять на себя половину его трудовъ, это была-бы для него существенная помощь, а на вашу-бы долю остались-бы мене утомительныя занятя.

— Какъ можно такъ говорить? сказала съ упрекомъ Доротея,— я-бы считала себя самой несчастной женщиной, если-бы не помогала мужу въ его работахъ. И что-бы я стала тогда длать? Ловикъ не представляетъ для меня никакой дятельности, единственное мое желане — быть полезной мужу, а о секретар онъ и слышать не хочетъ. Не поминайте, пожалуйста, никогда объ этомъ.

— Извините, впередъ не буду, я не зналъ, что это вамъ не понравится. Но я слышалъ, какъ м-ръ Брукъ и сэръ Джэмсъ Читамъ выражали то-же самое желане.

— Знаю, отвтила Доротея, — но они не понимаютъ меня. Они хотятъ, чтобы я здила какъ можно больше верхомъ, занималась садомъ и новой оранжереей и думаютъ, что этимъ однимъ я могу наполнить мой день. Я полагаю, что вы, по крайней мр, поймете, что для моего ума этого недостаточно, прибавила она съ нетерпнемъ.— Опять повторю — м-ръ Казобонъ и слышать не хочетъ о секретар.

— Моя ошибка очень извинительна, замтилъ Виль, — въ былыя времена я не разъ слыхалъ, какъ м-ръ Казобонъ разсуждалъ, что ему необходимо имть секретаря. Онъ, кажется, даже готовилъ это мсто для меня, но, къ несчастю, я оказался ни на что негоднымъ.

Дороте вздумалось намекнуть Вилю, что это-то именно обстоятельство и было причиной неудовольствя мужа противъ него, и она сказала съ шаловливой улыбкой.

— Вы, кажется, никогда не любили усидчиво трудиться?

— Никогда, отвчалъ Виль, откидывая голову назадъ, какъ строптивая лошадь. Демонъ раздраженя овладлъ имъ снова и ему захотлось какъ можно сильне уязвить Казобона.

— Я давно замтилъ, продолжалъ онъ,— что м-ръ Казобонъ не любитъ, чтобы подвергали критической оцнк его труды, и чтобы знали, чмъ именно онъ занимается. Онъ слишкомъ подозрителенъ и не увренъ въ себ. Я не годился-бы ему въ секретари, я понимаю очень хорошо, что онъ не любитъ меня за разность нашихъ взглядовъ.

Такая невеликодушная выходка Биля противъ Казобона была вызвана главнымъ образомъ тмъ, что Доротея неврно истолковала себ причину ихъ дурныхъ отношенй между собой, но высказавшись, Виль вдругъ смутился, не зная, какое впечатлне произведутъ его слова на Доротею.

Къ великому его удивленю, Доротея осталась совершенно спокойна, не было и слда того негодованя, какое овладвало ею въ Рим, при каждомъ намек на недостатки ея мужа. Дло въ томъ, что теперь она совсмъ иначе смотрла на результаты занятй м-ра Казобона и, почти убжденная, что нельзя ожидать большого успха отъ его будущаго произведеня, считала своимъ долгомъ только оберегать его отъ всякихъ тревогъ и облегчать его труды. Въ другое время она строго-бы отнеслась къ рзкому приговору Биля, но, сообразивъ, что онъ ужь и безъ того находится подъ гнвомъ м-ра Казобона, она ршилась быть снисходительной.

Задумчиво опустивъ глаза, она помолчала нсколько минутъ, потомъ серьезно замтила:

— М-ръ Казобонъ поборолъ въ себ неудовольстве противъ васъ, по моему мнню, въ этомъ случа онъ сдлалъ все, что могъ.

— Вы хотите сказать, что онъ могъ-бы отречься отъ меня совершенно? Но вамъ неизвстно, что съ моей бабушкой поступили отвратительно, ее лишили наслдства потому только, что она сдлала такъ-называемый msalliance, т. е. вышла замужъ за польскаго эмигранта, дававшаго уроки за деньги.

— Какъ-бы я желала знать подробности, касающяся вашей бабушки! воскликнула Доротея, — воображаю, какъ ей было тяжело перейти отъ богатства къ бдности. Была-ли она, по крайней мр, счастлива съ своимъ мужемъ? Разскажите мн, пожалуйста все, что вы знаете о ней.

— Мн извстно очень немногое, я знаю только, что мой ддъ былъ пламенный патротъ, красивый собой мужчина, говорилъ на нсколькихъ языкахъ, былъ хорошй музыкантъ и зарабатывалъ себ насущный хлбъ, давая уроки. Мужъ и жена умерли очень рано. О моемъ отц мн извстно также очень немного: только то, что мн разсказала о немъ моя мать. Онъ наслдовалъ отъ дда музыкальный талантъ, помню, что онъ ходилъ очень медленно, имлъ тонке, длинные пальцы, что однажды онъ лежалъ въ постели больной, а я сидлъ подл него голодный, потому-что въ дом у насъ былъ только одинъ небольшой кусочекъ хлба.

— Ахъ, какая разница съ моею жизню! воскликнула, живо задтая этимъ разсказомъ Доротея, всплеснувъ руками.— А у меня, напротивъ, всегда всего было вдоволь. Ну, продолжайте-же. Неужели м-ръ Казобонъ не зналъ, въ какомъ вы положени?

— Нтъ, не зналъ. Мой отецъ только впослдстви написалъ къ нему, и съ тхъ поръ я пересталъ голодать. Отецъ вскор умеръ, а обо мн и моей матери м-ръ Казобонъ постоянно заботился. Онъ считалъ это своимъ долгомъ, находя, что съ сестрой его матери, т. е. моей бабушкой, поступили жестоко и несправедливо. Впрочемъ, я полагаю, все это вамъ извстно.

Виль находилъ не безполезнымъ сообщить Дороте эти свденя, разсчитывая, что они убдятъ ее въ томъ, что Казобонъ не сдлалъ для него ничего особеннаго, а только исполнилъ свою обязанность и что на этомъ основани его, Виля, не слдовало обвинять въ неблагодарности.

— Я ровно ничего не знала, отвчала Доротея,— м-ръ Казобонъ постоянно избгалъ разговоровъ о своемъ благородномъ поступк и никогда не упомянулъ о томъ, что помогалъ нашей матушк. Она еще жива?

— Нтъ, она умерла четыре года тому назадъ, она сильно разшиблась. Замчательно, что моя мать также убжала изъ своего семейства, однако не съ цлю выйдти замужъ. Мн она никогда ничего не говорила о своихъ родителяхъ, разв только то, что она ихъ бросила, имя намрене жить своими трудами. Она поступила на сцену. Это была черноглазая, красивая женщина, съ кудрявыми волосами. Мн кажется, она никогда не сдлалась-бы старухой. Вы видите, какая бурная кровь со стороны отца и матери течетъ въ моихъ жилахъ, заключилъ Виль, съ улыбкой смотря на Доротею, по-прежнему сидвшую задумчиво, точно ребенокъ, передъ глазами котораго въ первый разъ разыгралась драма. Но вскор она улыбнулась и проговорила:

— Вы, кажется, хотите оправдать свою непокорность въ м-ру Казобону? Не забывайте, что онъ желалъ вамъ добра, и если онъ васъ не любитъ — такъ, по крайней мр, вы предполагаете, по моему-же, онъ вами только недоволенъ — то вы должны принять во внимане, что онъ сдлался очень раздражителенъ вслдстве усиленныхъ умственныхъ трудовъ. Можетъ быть, прибавила она ласково,— мой дядя не говорилъ вамъ, что м-ръ Казобонъ опасно боленъ? Намъ, людямъ здоровымъ, легче переносить все, и грхъ принимать близко къ сердцу маленькя обиды отъ человка, который несетъ такой тяжкй крестъ.

— Вы мн дали добрый урокъ, сказалъ Виль, — я никогда больше не позволю себ роптать на м-ра Казобона.

Голосъ его звучалъ какъ-то особенно мягко, онъ только теперь убдился, что отношеня Доротеи къ мужу основывались на чувств состраданя и на сознани долга, и онъ готовъ былъ за это благоговть передъ нею.

— Да, вижу, что я часто былъ не правъ, но если вы возьметесь руководить мною, то я даю слово не длать и не говорить ничего такого, что-бы могло заслужить ваше неодобрене.

— Это очень любезно съ вашей стороны, отвчала Доротея, весело улыбаясь,— теперь у меня будетъ маленькое королевство, гд я могу издавать свои законы. Но мн кажется, что вы не долго останетесь въ моемъ подданств, вамъ наскучить жить въ Грэнж.

— Именно объ этомъ-то я и хотлъ переговорить съ вами на-един. М-ръ Брукъ предлагаетъ мн остаться въ вашихъ краяхъ, онъ купилъ одну изъ мидльмарчскихъ газетъ и желаетъ, чтобы я завдывалъ ею и, вообще, помогалъ-бы ему въ длахъ.

— Не принесете-ли вы этимъ въ жертву свою будущую карьеру?

— Можетъ-быть, но вдь меня и то постоянно осуждали, что я слишкомъ увлекаюсь планами на будущее, и не избралъ еще никакого опредленнаго занятя, предложене-же, которое мн теперь длаютъ, довольно выгодно. Впрочемъ, если вамъ неугодно, чтобы я его принялъ,— я сейчасъ откажусь. Но согласитесь, что мн некуда особенно стремиться, въ цломъ мр у меня не найдется своего угла.

— Я очень желаю, чтобы вы здсь остались, отвчала невольно Доротея, не давъ себ труда обдумать, слдовало-ли ей говорить это.

— Ну, такъ значитъ, я остаюсь, сказалъ Виль, встряхнувъ головой и подходя къ окну, какъ-бы для того, чтобы взглянуть, кончился-ли дождь.

Но чрезъ минуту Доротея спохватилась. Въ послднее время она все боле и боле стала привыкать согласовать свои дйствя съ желанями мужа, и потому теперь ей вдругъ пришло въ голову, что м-ръ Казобонъ можетъ быть останется недоволенъ ршенемъ Виля.

— Мое мнне въ такомъ важномъ вопрос не можетъ имть никакого значеня, проговорила она смутясь, — вамъ-бы слдовало лучше обратиться за совтомъ къ м-ру Казобону. Я высказала вамъ только мое личное желане, но можетъ случиться, что м-ръ Казобонъ не одобритъ вашего намреня. Нельзя-ли вамъ подождать и переговорить съ нимъ?

— Только не сегодня, отвчалъ Биль, внутренно волнуясь отъ опасеня, чтобы м-ръ Казобонъ не засталъ его.— Дождь почти пересталъ, а я просилъ м-ра Брука не зазжать за мной, мн хочется пройти пшкомъ до Грэнжа. Я отправлюсь лугами, черезъ Гельзель-Коммонъ, чтобы полюбоваться игрой дождевыхъ капель на трав. Мн это очень нравится.

Съ этими словами Биль быстро подошелъ къ Дороте, чтобы пожать ея руку. Ему смертельно хотлось сказать ей: ‘не говорите ничего м-ру Казобону’,— но страхъ навлечь на себя ея гнвъ и упасть въ ея мнни остановилъ его.

— Какъ жаль, что вы не можете дольше побыть со мной, сказала Доротея, съ грустнымъ оттнкомъ въ голос, вставая съ мста и подавая Вилю руку. У нея была мысль повторить Вилю, чтобы онъ не терялъ времени и посовтовался скоре съ м-ромъ Казобономъ, однако она промолчала, боясь, чтобы онъ не принялъ ея словъ за наставлене.

Обмнявшись вжливымъ ‘прощайте’, они разстались и Виль быстро зашагалъ вдоль полей, не желая встртиться съ коляской м-ра Казобона, которая, впрочемъ, подъхала къ дому не ране, какъ въ четыре часа. Это былъ самый неудобный часъ: къ обду одваться еще рано, а прямо перейти отъ пустыхъ свтскихъ разговоровъ къ серьезнымъ кабинетнымъ занятямъ — трудно. Въ подобныхъ случаяхъ м-ръ Казобонъ садился обыкновенно въ покойное мягкое кресло въ библотек, и позволялъ Дороте читать ему вслухъ лондонскя газеты, а самъ въ это время слушалъ ее съ закрытыми глазами. Но теперь онъ отказался отъ газетъ, говоря, что ему и безъ того сегодня надоли политикой, на вопросъ Доротеи — не усталъ-ли онъ, м-ръ Казобонъ отвтилъ довольно весело, что нтъ, но затмъ вдругъ впалъ въ свой обычный офицальный тонъ, неоставлявшй его даже тогда, когда онъ повязывалъ свой галстукъ и надвалъ жилетъ.

— Я имлъ удовольстве встртить нынче моего стараго знакомаго, доктора Спаннинга, сказалъ онъ,— и заслужилъ отъ него самую прятную похвалу. Онъ чрезвычайно лестно отнесся о моемъ послднемъ трактат о египетскихъ таинствахъ, и въ такихъ выраженяхъ, которыя моя скромность не позволяетъ мн повторить.

Проговоривъ эту фразу, м-ръ Казобонъ облокотился локтемъ на спинку кресла и сталъ значительно поматывать головой, какъ-бы повторяя про себя выслушанныя имъ похвалы.

— Очень рада, что вамъ было весело, произнесла Доротея довольная тмъ, что мужъ вернулся неутомленнымъ.— А я, по правд сказать, жалла, что вы выхали сегодня изъ дому.

— Это почему, душа моя? спросилъ м-ръ Казобонъ, откидываясь назадъ.

— Потому-что здсь былъ Владиславъ, онъ сообщилъ мн, что дядя сдлалъ ему одно предложене, и я очень-бы хотла знать ваше мнне объ этомъ.

Доротея была убждена, что дло касается лично ея мужа, со всею своею неопытностю въ свтскихъ тонкостяхъ, она смутно понимала, что мсто, предложенное Вилю, не согласуется съ его фамильными отношенями, и что въ настоящемъ случа ему слдовало прежде обратиться къ м-ру Казобону за совтомъ. Но тотъ ничего не отвтилъ, а только поклонился.

— Вы знаете, что у моего милаго дяди пропасть проектовъ въ голов, продолжала Доротея, — онъ, кажется, купилъ одну изъ мидльмарчскихъ газетъ и приглашаетъ Владислава поселиться въ нашихъ краяхъ, завдывать газетой и помогать ему въ длахъ.

Говоря это, Доротея пристально смотрла на мужа, но тотъ только моргалъ глазами и, наконецъ, закрылъ ихъ совсмъ, какъ-бы предохраняя отъ свта. Тонкя губы его были плотно сжаты.

— Что-жь вы на это скажете? прибавила робко Доротея, помолчавъ съ минуту.

— Разв м-ръ Владиславъ приходилъ сюда именно съ тмъ намренемъ, чтобы узнать мое мнне? спросилъ м-ръ Казобонъ, быстро открывъ глаза и вперивъ въ жену острый, проницательный взглядъ.

Дороте сдлалось очень неловко, однако она не смутилась и не опустила глазъ.

— Нтъ, отвчала она не задумавшись,— онъ мн не говорилъ, что приходилъ именно за этимъ, но передавая предложене дяди, онъ, конечно, зналъ, что я сообщу о немъ вамъ.

М-ръ Казобонъ молчалъ.

— Очень можетъ быть, что вамъ этотъ планъ не понравится. Но мн кажется, что такой способный молодой человкъ принесетъ большую пользу дяд, онъ будетъ хорошимъ помощникомъ ему въ дятельности другого рода, при томъ-же самъ м-ръ Владиславъ желалъ избрать какое-нибудь опредленное заняте. Онъ говорилъ, что его сильно осуждали за то, что онъ брался за все вдругъ. Въ настоящее время, онъ хочетъ поселиться въ нашемъ сосдств, такъ-какъ у него во всемъ мр нтъ своего угла.

Доротея думала, что ея доводы убдятъ мужа, но онъ продолжалъ упорно молчать и ей по невол пришлось снова вернуться къ доктору Спаннингу и къ завтраку у архидьякона. Однако разговоръ шелъ туго.

На другое утро, не сказавъ ни слова жен, м-ръ Дазобонъ отправилъ письмо слдующаго содержаня:

‘Дорогой м-ръ Владиславъ (въ прежнее время онъ называлъ его не иначе, какъ Вилемъ).

‘М-съ Казобонъ сообщила мн, что вамъ сдлано предложене и что вы, съ свойственной вамъ самонадянностю, почти приняли его, поставя себя чрезъ то въ необходимость поселиться въ нашемъ сосдств, въ должности, характеръ которой — я обязанъ такъ выразиться — не можетъ не отразиться самымъ печальнымъ образомъ на моемъ личномъ положени, вслдстве чего, я нахожу весьма естественнымъ и позволительнымъ — если смотрть на этотъ предметъ съ точки зрня законнаго чувства, и обязательнымъ — если смотрть на этотъ-же предметъ съ точки зрня лежащей на мн отвтственности за ваши поступки — объявить вамъ не теряя времени, что приняте вышеупомянутаго предложеня будетъ крайне оскорбительно для меня. Что я имю право, въ настоящемъ случа, произнести свое veto, въ томъ, я полагаю, не усомнится ни одинъ благоразумный человкъ, которому, боле или мене, извстны наши родственныя отношеня, правда, подорванныя вашимъ послднимъ поступкомъ, но тмъ не мене, немогущя уничтожиться въ самомъ корн ихъ. Я не стану разсуждать здсь о личныхъ мнняхъ, достаточно будетъ, если укажу вамъ на существующя общепринятыя правила приличй, недопускающя, чтобы близкй мой родственникъ поставилъ себя въ двусмысленное положене въ этой мстности, положене, не только унижающее мое собственное достоинство, но и приличное только недоучившимся литераторамъ и политикамъ-авантюристамъ. Во всякомъ случа, если вы пойдете на-перекоръ моему совту, то дверь моего дома будетъ заперта для васъ навсегда.

Эдвардъ Казобонъ’.

Пока писалось это письмо, Доротея съ сочувствемъ и даже не безъ волненя припоминала все, что ей разсказывалъ Виль о своихъ родныхъ. Въ послднее время она проводила большую часть свободныхъ часовъ дня въ будуар, который ей особенно нравился своимъ уединеннымъ положенемъ. Вншнй видъ этой комнаты не измнился, но для Доротеи она была полна воспоминанй прошлаго, нердко возбуждавшихъ въ ней сильную внутреннюю тревогу. Ей казалось, что даже полинялый олень на ковр говорилъ ей: ‘да, я все знаю’. Группа семейныхъ минатюръ была какъ-бы свидтельницей всего, что происходило въ душ Доротеи, таинственная тетка Джуля боле прочихъ задвала ея любопытство, но разспрашивать мужа объ ней ей казалось неловкимъ.

Послднй разговоръ съ Вилемъ придалъ этому портрету еще боле значеня въ глазахъ Доротеи, можетъ-быть, потому, что Джуля имла много сходства съ Вилемъ.

— Не гршно-ли было семейству отречься отъ двушки, лишить ее средствъ къ существованю и опоры за то только, что она выбрала себ бднаго мужа! разсуждала Доротея, глядя на портретъ бабушки Виля.

Доротею съ раннихъ лтъ занималъ вопросъ, имющй важное историческое и политическое значене, а именно, почему старше сыновья въ Англи пользуются исключительными правами первородства и почему земля передается въ ихъ нераздльную собственность. На основани закона, Виль, какъ внукъ этой таинственной Джули, долженъ былъ имть вс права первородства, а между тмъ, его лишили этихъ правъ. Спрашивается теперь,— такъ разсуждала Доротея,— что должно стоять выше: законъ или личныя привязанности? Доротея была на сторон закона, поэтому, думала она, м-ръ Казобонъ обязанъ возвратить Вилю все, чмъ тотъ имлъ право пользоваться по закону. Тутъ она вспомнила о завщани мужа, написанномъ передъ свадьбой, которымъ м-ръ Казобонъ длалъ ее наслдницей всего своего имня, въ случа своей смерти, при дополнительномъ услови, если посл него останутся дти. Это завщане, по мнню Доротеи, слдовало измнить не теряя времени и она ршилась просить своего мужа сдлать другое завщане въ пользу Виля, она была уврена, что законность ея требованя возьметъ верхъ надъ личными чувствами м-ра Казобона къ Вилю, и онъ исполнитъ ея просьбу. ‘До сихъ поръ м-ръ Казобонъ не хотлъ понять этого нравственнаго долга, но теперь онъ пойметъ его, разсуждала Доротея.— Ну, куда нимъ двать наши доходы? Мы не тратимъ и половины того, что получаемъ’.

Вс эти мысли, зародившяся въ уединени будуара, сильно волновали Доротею втечени цлаго дня, но вплоть до ночи она не нашла удобнаго случая переговорить съ мужемъ. М-ръ Казобонъ всегда сердился, когда его отвлекали отъ его занятй, а потому посл послдней его болзни Доротея еще боле опасалась чмъ-нибудь раздражить его.

День прошелъ, по обыкновеню, очень монотонно, м-ръ Казобонъ почти ничего не говорилъ, но Доротея разсчитывала на полночный часъ. Мужъ въ послднее время страдалъ безсонницей и она пробрла привычку вставать съ постели, зажигать свчу и читать ему вслухъ, пока онъ не заснетъ. Въ эту-же ночь Доротея сама не сомкнула глазъ. Видя, что мужъ заснулъ, она тихо встала и просидла въ кресл почти цлый часъ, обдумывая, какимъ образомъ приступить къ объясненю съ нимъ. Вдругъ м-ръ Казобонъ пошевелился.

— Доротея, произнесъ онъ,— такъ-какъ вы уже встали, то потрудитесь зажечь свчу.

— Не дурно-ли вамъ, мой другъ? спросила Доротея, исполнивъ приказане.

— Нисколько. Я хотлъ только попросить васъ почитать мн.

— Нельзя-ли мн вмсто этого переговорить съ вами?

— Отчего-жь нтъ, пожалуй.

— Я нынче весь день думала о толъ, что у меня слишкомъ много денегъ и я могу разсчитывать еще на большй доходъ въ будущемъ.

— Т деньги, что впереди, милая Доротея, должны считаться только мрой предусмотрительности.

— Но если у однихъ много въ ущербъ другимъ, то, мн кажется, что самъ божественный законъ повелваетъ исправить эту несправедливость.

— Я не совсмъ ясно понимаю, душа моя, что вы хотите этимъ сказать.

— Я хочу сказать, что вы были слишкомъ щедры относительно меня, предоставивъ въ мою пользу все свое имне. Это приводитъ меня въ отчаяне.

— Это почему? У меня нтъ близкихъ родныхъ.

— Я не могу забыть вашу тетушку Джулю, которую лишили наслдства за то только, что она вступила въ бракъ съ бднымъ человкомъ. По моему, въ этомъ нтъ ничего предосудительнаго, такъ-какъ мужъ ея былъ человкъ достойный. Мн наврное извстно, что по этой причин вы дали воспитане Вилю и помогали его матери.

Доротея остановились, ожидая, что мужъ отвтитъ. Но въ комнат царствовало мертвое молчане.

— Я полагаю, что Виль иметъ полное право на половину того имня, которое вы мн назначили, продолжала Доротея:— будетъ крайне несправедливо, если мы оставимъ его въ нищет. Необходимо его обезпечить теперь-же для того, чтобы онъ отказался отъ предложеня дяди.

— Вроятно, Владиславъ говорилъ уже съ вами объ этомъ? съ непривычной колкостью спросилъ м-ръ Казобонъ.

— Совсмъ нтъ! возразила серьезно Доротея.— Какъ это могло вамъ придти въ голову? Вы сами знаете, что онъ даже отказался принимать пособе отъ васъ, я боюсь, что вы слишкомъ строго судите объ немъ. Я недавно разспрашивала его объ родныхъ и онъ разсказалъ мн нкоторыя подробности о своихъ родителяхъ и бабушк, отъ него-же я узнала, какъ вы были добры и справедливы, вы сдлали все, что считали нужнымъ сдлать,— но есть такя права, которыя нарушать не слдуетъ. Я нарочно подняла этотъ вопросъ, потому что изъ-за меня нарушается право наслдства.

Посл небольшой паузы м-ръ Казобонъ заговорилъ съ горечью и вмст съ тмъ съ нкоторою торжественностю:

— Душа моя, Доротея, это ужъ не первый случай и, очень можетъ-быть, не послднй, что вы беретесь судить о предметахъ, которые вамъ не подъ силу. Я не стану пускаться въ разсужденя по поводу вопроса, въ какой степени поступки какихъ-бы то ни было лицъ и, особенно, случаи вступленя ихъ въ бракъ, заслуживаютъ лишеня нкоторыхъ семейныхъ правъ, достаточно будетъ, если я скажу, что вы не можете принимать на себя обязанность судьи въ подобнаго рода длахъ, вообще я-бы желалъ, чтобы вы разъ навсегда знали, что я не признаю надъ собой никакого контроля и не допускаю ничьего вмшательства въ т дла, которыя я имю право считать лично моими. Вамъ не слдуетъ становиться между мной и м-ромъ Владиславомъ и еще мене дозволять ему обсуждать мои распоряженя.

Подъ покровомъ темноты несчастная Доротея едва не расплакалась отъ волненя. Если-бы она могла предвидть, до какой степени разсердится ея мужъ, она заглушила-бы въ себ желане начинать этотъ разговоръ. Замтивъ, какъ усиленно и тяжело началъ дышать м-ръ Казобонъ по окончани своей рчи, она съ трепетомъ, притаивъ дыхане, стала прислушиваться, внутренно моля Бога послать ей достаточно силъ для перенесеня такой жизни, гд каждый порывъ ея энергической натуры парализовался страхомъ. Однако въ эту ночь ничего не случилось, супруги долго не могли заснуть и не говорили уже другъ съ другомъ.

На другой день м-ръ Казобонъ получилъ отъ Виля слдующй отвтъ:

‘Дорогой м-ръ Казобонъ. Я прочелъ съ должнымъ вниманемъ ваше вчерашнее письмо, но никакъ не могъ уяснить себ вашъ взглядъ на наши взаимныя отношеня. Вполн сознавая, какъ много я вамъ обязанъ въ прошломъ, я остаюсь однако при томъ мнни, что оказанныя вами мн одолженя не въ состояни приковать меня къ вамъ въ такой степени, какъ вы этого ожидаете. Положимъ, что желаня благодтеля бываютъ иногда равносильны требованямъ, тмъ не мене необходимо умрять такого рода желаня, для того, чтобы они не столкнулись съ неодолимыми препятствями. Veto благодтеля можетъ осудить человка на такое лишене, тяжесть котораго перевситъ цну благодянй. Впрочемъ, я, можетъ-быть, выразился слишкомъ рзко. Чтожь касается настоящаго случая, то я ршительно не могу понять, почему приняте мною должности — правда, такой, которая не можетъ меня обогатитъ, но вмст съ тмъ нисколько и не унизитъ моего достоинства,— должно повлять на ваше положене въ свт, которое такъ прочно, что его не можетъ ничто поколебать. Что-бы ни случилось, въ нашихъ родственныхъ отношеняхъ никогда не произойдетъ такихъ измненй, которыя-бы заставили меня забыть оказанныя вами мн одолженя, но при этомъ считаю нужнымъ признаться вамъ откровенно, что эти самыя одолженя не въ состояни лишить меня свободы жить, гд я хочу и заниматься, чмъ я хочу. Искренно сожаля, что между нами произошло такое непрятное недоразумне, пребываю глубоко обязанный вамъ Владиславъ’.

По прочтени этого письма негодоване на Виля и подозрительность къ нему еще боле усилились въ м-р Казобон. Теперь ему стало ясно, что Виль намренъ идти наперекоръ его вол, заслужить довре Доротеи и возбудить въ ней неуважене, а, можетъ-быть, даже и отвращене къ мужу. ‘Должны существовать какя-нибудь особенныя, тайныя причины, которыя подстрекнули Виля отказаться отъ моей помощи, вернуться изъ-за границы, настойчиво стремиться къ тому, чтобы жить въ сосдств съ Ловикомъ и заниматься мидльмарчскими проектами м-ра Брука, словомъ, избрать путь, совершенно несходный съ его прежними наклонностями’,— разсуждалъ м-ръ Казобонъ, Вс эти невыясненные мотивы, по его мнню, имли непремнно отношене къ Дороте. М-ръ Казобонъ ни на одну минуту не заподозрилъ Доротею въ двуличности, но былъ убжденъ въ ея наклонности обсуждать поведене мужа, въ ея участи къ Вилю и во вляни послдняго на нее. По непонятной гордости онъ никогда не хотлъ объясниться съ женой, чтобы узнать, просила-ли она дядю пригласить Виля къ себ.

Получивъ письмо Виля, м-ръ Казобонъ сталъ ршать вопросъ, на сколько онъ обязанъ вмшаться въ дла своего родственника, потому что въ каждомъ своемъ дйстви онъ привыкъ руководствоваться долгомъ. ‘Что мн длать? говорилъ онъ самъ себ: отнестись-ли прямо къ м-ру Бруку и попросить этого докучливаго джентльмена отказать Вилю, или посовтоваться съ сэромъ Джемсомъ Читамомъ и склонить его принять участе въ дл, которое касается всей семьи.’ Въ томъ и другомъ случа м-ръ Казобонъ могъ потерпть неудачу. Вмшать сюда имя Доротеи онъ считалъ немыслимымъ, а между тмъ если не пугнуть такимъ способомъ м-ра Брука, то можетъ случиться, что онъ выслушаетъ его доводы и, повидимому, согласится съ ними, а потомъ перевернется какъ флюгеръ и скажетъ: ‘Не бойтесь ничего, Казобонъ, положитесь на меня. Владиславъ не острамитъ васъ, говорю:— положитесь на меня, все дло у меня вотъ гд, ужь не вырвется изъ моихъ рукъ’.

Къ объясненю съ сэромъ Читамомъ м-ръ Казобонъ чувствовалъ инстинктивное отвращене, такъ-какъ между обоими зятьями никогда не было особенной симпати, да притомъ сэръ Читамъ тотчасъ-бы смекнулъ, что тутъ замшана Доротея, хотя-бы мужъ и не упомянулъ объ ней.

М-ръ Казобонъ относился крайне недоврчиво ко всмъ людямъ, начиная съ своей жены, онъ не врилъ ни въ чью привязанность къ себ. Дать поводъ подозрвать себя въ ревности — значило усилить то невыгодное мнне, которое, какъ ему казалось, люди и составили уже объ немъ, обнаружить, что онъ не считаетъ супружество большимъ счастемъ, было-бы равносильно подтвержденю общаго голоса, что онъ поступилъ глупо женившись. Втечени всей своей жизни м-ръ Казобонъ употреблялъ страшныя усиля, чтобы не бередить ранъ, наносимыхъ его самолюбю чувствомъ ревности и недовря къ себ, и потому въ настоящемъ случа, какъ и всегда, когда дло коснулось его внутренняго мра, онъ въ гордомъ молчани скрылъ на дн души всю невыносимую горечь своихъ ощущенй. Но Вилю онъ, самымъ положительнымъ образомъ, запретилъ здить въ Ловикъ-Маноръ и ршился прибгнуть къ строжайшимъ мрамъ, чтобы отнять у него возможность нарушать такое распоряжене.

ГЛАВА XXXVIII.

Сэръ Джемсу Читаму не могла быть прятна новая дятельность м-ра Брука, но въ этомъ случа ему оставалось только одно — протестовать на словахъ. Явившись однажды утромъ къ Кадваладерамъ къ завтраку, безъ Цели, онъ сказалъ:

— Я не могу говорить съ вами такъ, какъ-бы слдовало, при Цели, она можетъ оскорбиться, а мн этого не хотлось-бы.

— Знаю, о чемъ вы намрены говорить — врно о ‘Понер’?— выстрлила м-съ Кадваладеръ прежде, чмъ сэръ Джемсъ усплъ произнести послднее слово.— Это ужасно! Купили дудку и дудятъ себ въ нее во всеуслышане. По-моему ужь лучше лежать цлые дни въ постели и играть въ домино, какъ длывалъ покойный лордъ Плэсси.

— А въ ‘Труб’ повели сильную атаку противъ нашего прятеля Брука, замтилъ ректоръ, откидываясь на спинку креселъ и добродушно улыбаясь (онъ сдлалъ-бы точно тоже, если-бы самъ былъ на мст Брука).— Въ этой газет осыпаютъ сарказмами одного землевладльца, который живетъ недалеко отъ Мидльмарча, получаетъ съ своей земли доходы и ничего въ нее не кладетъ.

— Какъ-бы я желалъ, чтобы Брукъ бросилъ это дло, сказалъ сэръ Джемсъ, хмуря съ неудовольствемъ брови.

— Неужели онъ добивается попасть въ списокъ кандидатовъ? спросилъ м-ръ Кадваладеръ.— Я видлъ вчера Фэрбротера, онъ, какъ вамъ извстно, вигъ, поэтому трунитъ надъ Брукомъ и надъ газетой ‘Полезное Знане’ — это единственный его недостатокъ, отъ него я слышалъ, что Брукъ подбираетъ себ сильную партю, Бюльстродъ, банкиръ, во глав ея. Завсмъ тмъ Фэрбротеръ предполагаетъ, что Бруку не повезетъ на выборахъ.

— Совершенно врно, отвтилъ сэръ Джемсъ серьезнымъ тономъ.— Я никогда не занимался мидльмарчской политикой, меня интересовали только мстныя дла, но на этотъ разъ я навелъ самыя подробныя справки и вотъ что оказалось: Брукъ разсчитываетъ на то, что изъ списка будетъ вычеркнутъ Оливэръ, какъ сторонникъ Пиля, но Гаулэй увряетъ, что если они выберутъ въ депутаты вига, то это будетъ, по всей вроятности, Вагстэръ — одинъ изъ тхъ кандидатовъ, которые сваливаются точно съ неба. Этотъ Вагстэръ смертельный врагъ всхъ министровъ и человкъ опытный въ парламентскихъ длахъ. У Гаулэя дерзкй языкъ, онъ забылъ, что говоритъ со мной… ‘Если, говоритъ, Бруку непремнно хочется быть побитымъ, то это дешевле ему обойдется гд-нибудь въ другомъ мст, чмъ на выборахъ,’

— Я васъ всхъ давно предупреждала, что такъ будетъ, воскликнула м-съ Кадваладеръ, разводя руками,— я всегда говорила Гумфри, что Брукъ шлепнется лицомъ въ грязь. Такъ оно и выходитъ.

— Ужь не затялъ-ли онъ жениться? сказалъ ректоръ.— Такая глупость будетъ поважне маленькаго кокетничанья съ политикой.

— Ну, жениться-то онъ успетъ и посл, когда наживетъ себ лихорадку посл грязной ванны, подхватила м-съ Кадваладеръ.

— Меня больше всего озабочиваетъ мысль, чтобы онъ не уронилъ своего достоинства, произнесъ сэръ Джемсъ.— Я хлопочу въ этомъ случа о поддержани чести семьи, а онъ, какъ нарочно, выступилъ впередъ и сталъ на виду у всхъ, что мн очень не правится. Вдь они тамъ начнутъ докапываться и чортъ знаетъ, что взведутъ на него,

— Я полагаю, что убждать Брука напрасный трудъ, замтилъ ректоръ:— въ его характер есть какая-то странная смсь упрямства и непостоянства. Говорили-ли вы съ нимъ объ этомъ?

— По правд сказать, нтъ, отвтилъ сэръ Джемсъ,— мн какъ-то неловко давать ему совты, но я говорилъ съ Владиславомъ, котораго м-ръ Брукъ сдлалъ, повидимому, своимъ фактотумомъ. Это малый неглупый и способный, мн очень хотлось узнать его мнне. Онъ положительно противъ кандидатуры м-ра Брука, вы увидите, что онъ его отговоритъ и тотъ не пойдетъ баллотироваться.

— И прекрасно сдлаетъ, вмшалась Кадваладеръ, кивая головой,— тмъ боле, что этотъ независимый депутатъ не съуметъ даже твердо выучить наизустъ свою рчь.

— Но и съ этимъ Владиславомъ опять, продолжалъ сэръ Джемсъ,— такая непрятная возня. Мы раза два-три приглашали его къ себ обдать — помнится, вы даже встртили его у насъ недавно,— мы длали это боле для Брука, у котораго онъ гоститъ и для Казобона, которому онъ родственникъ, воображая, что онъ прхалъ сюда не надолго, но теперь оказывается, что въ Мидльмарч только и толку объ немъ, какъ объ издател ‘Понера’. На его счетъ ходятъ цлыя истори, его называютъ чужеземнымъ писакой, иностраннымъ эмиссаромъ, Богъ знаетъ еще чмъ.

— Казобону, вроятно, это очень непрятно, произнесъ ректоръ.

— А вдь въ жилахъ этого Владислава, дйствительно, течетъ чужеземная кровь, продолжалъ сэръ Джемсъ.— Надюсь, что онъ не будетъ проводить крайнихъ мннй и не увлечетъ за собой Брука.

— О, это преопасный юноша! воскликнула м-съ Кадваладеръ,— все распваетъ итальянскя ари, мастерски говоритъ — настоящй байроновскй герой, влюбленный заговорщикъ, надо думать, и Фома Аквитанскй сильно его не долюбливаетъ. Я замтила это еще въ тотъ день, когда показывали картину.

— Мн бы не хотлось первому заговорить объ этомъ дл съ Казобономъ, сказалъ сэръ Джемсъ,— тмъ боле, что оно ближе касается его, чмъ меня. Вообще, прескверная исторя! Удивляюсь, какъ можетъ порядочный человкъ, у котораго приличное знакомство, сдлаться издателемъ газеты. Стоитъ только взглянуть на Кэкка, издателя ‘Трубы’ — я его встртилъ недавно у Гаулэя — пишетъ онъ мастерски, сколько мн кажется,— но это такая дрянь, что я жалю, зачмъ онъ принадлежитъ къ нашей парти.

— Чего-жь можно ожидать отъ издателей ничтожныхъ мидльмарчскихъ газетъ? возразилъ ректоръ,— я не думаю, чтобы порядочный человкъ, за ничтожную плату, взялся писать въ нихъ статьи о такихъ предметахъ, которые его вовсе не интересуютъ.

— Именно такъ, отвчалъ сэръ Джемсъ,— вотъ почему мн непрятно, что Брукъ поставилъ въ такое положене человка, боле или мене близкаго нашему семейству. Что меня касается, то я искренно осуждаю Владислава за то, что онъ принялъ на себя издательство газеты.

— А все виноватъ Фома Аквитанскй, сказала м-съ Кадваладеръ,— зачмъ онъ не выхлопоталъ Владиславу мста какого-нибудь attach или не послалъ его въ Индю? Это лучшй способъ отдлываться отъ безпокойныхъ юношей.

— Еще неизвстно, чмъ кончится вся эта исторя, озабоченно произнесъ сэръ Джемсъ.— Впрочемъ, если м-ръ Казобонъ молчитъ, то мн тутъ ничего не остается длать.

— О, дорогой сэръ Джемсъ! воскликнулъ ректоръ,— не станемъ длать изъ мухи слона. Поврьте, что все это разойдется, какъ дымъ. Не пройдетъ двухъ мсяцевъ — мистеръ Брукъ и мистеръ Владиславъ надодятъ другъ другу, Владиславъ улетучится, Брукъ продастъ ‘Понера’ — и все пойдетъ по-прежнему,

— Одна надежда на то, сказала м-съ Кадваладеръ,— что Брукъ испугается, когда изъ него потащатъ деньги. Если-бы я знала въ точности, во что ему могутъ обойтись выборы, я-бы пугнула его заране. Мы, люди крпке на руку, терпть не можемъ, когда изъ нашего кармана начнутъ по немногу таскать шестипенсовики.

— Да, пожалуй, что такъ, отвтилъ сэръ Джемсъ,— но ему еще будетъ непрятне, когда примутся выкапывать разныя подробности на его счетъ. Такъ, напримръ, теперь ужь затронули вопросъ о томъ, какимъ образомъ онъ управляетъ своимъ собственнымъ имнемъ. Меня это возмущаетъ, по моему это даже противозаконно, никого изъ насъ нельзя обязать класть капиталъ на улучшене земли и положеня арендаторовъ, особенно, въ ныншня тяжелыя времена.

— Кто знаетъ? можетъ быть, голосъ ‘Трубы’ разбудитъ его и въ немъ произведетъ благопрятную перемну, замтилъ ректоръ.— Что касается меня, то я былъ-бы этимъ очень доволенъ, потому что непрятно слышать, какъ люди ропщутъ при взнос десятиннаго сбора, и я право не знаю, что бы сталъ длать, еслибы мн не платили жалованье въ Типтон.

— Я бы очень желалъ, чтобы Брукъ нанялъ дльнаго управляющаго, сказалъ сэръ Джемсъ.— Не мшало-бы ему вторично пригласить къ себ въ эту должность Гарта. Онъ ему отказалъ 12 лтъ тому назадъ, и съ тхъ поръ у него все идетъ вкривь. Я самъ намренъ поручить Гарту свое имне, онъ мн сдлалъ неликолппый планъ построекъ, такъ что моему Левгуду далеко до него по этой части. Только Гартъ ни за что не возьмется снова управлять типтонскимъ имнемъ, если Брукъ не предоставитъ ему права распоряжаться тамъ самостоятельно.

— По-моему такое требоване Гарта было-бы вполн справедливо, отвчалъ ректоръ.— Это человкъ совершенно независимаго характера и хотя большой оригиналъ, но честенъ и прямодушенъ. Разъ я попросилъ его сдлать для меня какую-то оцнку, тогда онъ мн безъ церемони отрзалъ, чтобы я положился на него и не совался-бы въ это дло, потому, говоритъ, что священники въ такого рода вещахъ ровно ничего не смыслятъ — и все это было произнесено такъ спокойно, даже почтительно, что и оскорбиться-то не представлялось возможности. А подъ его управленемъ типтонскй приходъ совершенно-бы измнился. Повторяю еще разъ, я-бы очень желалъ, чтобы при содйстви ‘Трубы’ вамъ удалось обратить Брука на путь истинный.

— Живи Доротея съ нимъ, шансы были-бы на нашей сторон, сказалъ сэръ Джемсъ,— она имла на него сильное вляне и всегда оставалась недовольна состоянемъ типтонскаго помстья. Удивительно, какой у нея здравый взглядъ на вещи! Но теперь Казобонъ совсмъ завладлъ ею и Целя очень жалуется на это, съ тхъ поръ, какъ съ ея мужемъ случился припадокъ, мы на силу можемъ зазвать ее къ себ отобдать.

При этихъ словахъ сэръ Джемсъ сдлалъ гримасу отвращеня, а м-съ Кадваладеръ пожала плечами, какъ-бы говоря: дло извстное, тутъ и толковать нечего!

— Бдный Казобонъ! произнесъ ректоръ,— его страшно перевернулъ этотъ припадокъ. Я видлъ его въ послднй разъ у архидьякона и нашелъ, что онъ очень опустился.

— Перейдемте лучше опять къ Бруку, возразилъ сэръ Джемсъ, видимо недовольный оборотомъ, который принялъ разговоръ.— Мн кажется, что Брукъ вовсе не иметъ намреня обижать своихъ арендаторовъ, а просто боится расходовъ.

— Ну, слава Богу! воскликнула м-съ Кадваладеръ,— хоть нашлось за что похвалить. Если человкъ слабъ на убжденя, то, по крайней мр, тугъ на деньги.

— Не думаю, чтобы можно было разбогатть, скупясь на расходы для улучшеня имнй, сказалъ сэръ Джемсъ.

— Но вдь и бережливость, какъ вообще всякая добродтель, можетъ быть доведена до крайности, объявила м-съ Кадваладеръ, вставая съ мста, чтобы взглянуть въ окно.— Ну, такъ и есть: когда говоришь о независимомъ депутат, онъ тутъ какъ тутъ.

— Кто? Брукъ? спросилъ ректоръ.

— Конечно, онъ. Ты, Гумфри, начни играть ему на ‘Труб’, я пристану къ нему, какъ пявка… а вы, сэръ Джемсъ, что станете длать?

— При моихъ отношеняхъ къ Бруку, мн неловко подымать этотъ непрятный вопросъ, вообще, я-бы не желалъ переступать границъ приличя, отвчалъ добродушный баронетъ.

— А! вы тутъ вс въ сбор! воскликнулъ м-ръ Брукъ, перебгая отъ одного присутствующаго къ другому и пожимая руки, — а я было халъ къ вамъ Читамъ, очень радъ, что засталъ васъ здсь. Ну-съ, а каково идутъ дла? Можно сказать, съ быстротой изумительной! Недаромъ сказалъ Лафиттъ: господа, со вчерашняго дня мы прожили цлое столте! Понимаете? У нихъ, по ту сторону канала, ужь начался другой вкъ. Вдь это проворне нашего.

— Да, да, сказалъ ректоръ, взявъ со стола газету.— А вотъ ‘Труба’ обвиняетъ васъ въ отсталости. Вы читали?

— А? Что такое? Нтъ, не читалъ, отвчалъ м-ръ Брукъ бросая перчатки въ шляпу и торопливо надвая очки.

Но м-ръ Кадваладеръ, не выпуская газеты изъ рукъ, продолжалъ съ насмшливымъ выраженемъ въ глазахъ:

— Посмотрите-ка, вотъ тутъ цлая статья объ одномъ землевладльц, живущемъ невдалек отъ Мидльмарча, очень акуратно получающемъ доходы съ своего имня. Этого землевладльца называютъ первымъ ретроградомъ въ околодк. Не вы-ли пустили въ ходъ это слово въ своемъ ‘Понер’?

— О! это все Кэккъ! безграмотный неучъ, понимаете? Ретроградъ! выдумалъ что! Великолпно! Онъ воображаетъ, что это слово значитъ разрушитель, имъ хочется представить меня разрушителемъ, понимаете? говорилъ м-ръ Брукъ веселымъ тономъ, вполн увренный въ невжеств своего противника.

— Напротивъ, возразилъ ректоръ,— мн кажется, что онъ очень хорошо понимаетъ смыслъ этого слова. Вотъ, напримръ, два или три самыя рзкя мста: ‘Если-бы мы захотли изобразить ретрограда въ самомъ гнусномъ значени этого слова, то намъ достаточно было-бы указать на человка, который требуетъ реформъ въ нашей конституци, тогда какъ его собственное имне приведено имъ въ страшный упадокъ, который, подъ видомъ филантропи, защищаетъ мошенника, заслужившаго вислицу, и въ то-же время хладнокровно смотритъ, какъ пять честныхъ фермеровъ его чуть не умираютъ отъ голода, который возстаетъ противъ развращеня правовъ, а самъ облагаетъ тяжелымъ оброкомъ своихъ арендаторовъ, который до хрипоты кричитъ противъ гнилости маленькихъ мстечекъ и не обращаетъ никакого вниманя на то, что въ каждомъ пол его фермъ стоятъ гнилыя ворота, который готовъ представитъ цлый списокъ кандидатовъ, лишь-бы они побольше заплатили, а самъ жалетъ уменьшить оброкъ, чтобы дать возможность своему фермеру купить бревно для поправки развалившейся риги, или вынуть на это деньги изъ своего кармана, или, наконецъ, принять мры, чтобы его собственный домъ не походилъ на ирландскую лачугу. Впрочемъ, кому изъ насъ не извстно, что такое quasi-филантропъ? Это — благодтель, щедрость котораго возрастаетъ но мр удаленя отъ него предмета благодянй’ и проч. Дале доказывается, какого рода законодатель можетъ выйдти изъ подобнаго филантропа, заключилъ ректоръ, бросая газету на столъ, закидывая руки за голову и глядя на Брука съ спокойной улыбкой.

— Отлично, нечего сказать! воскликнулъ м-ръ Брукъ, взявъ газету и стараясь такъ-же хладнокровно отнестись къ прочитанной стать. Но лицо его невольно вспыхнуло и губы первпо задрожали.— Ну, что онъ тамъ толкуетъ, будто я кричу до хрипоты противъ гнилыхъ мстечекъ! Я отроду не произнесъ ни одной рчи на этотъ счетъ, а чтобы я кричалъ до хрипоты и все такое… Да эти люди не понимаютъ, въ чемъ состоитъ истинная сатира… Сатира, знаете, должна быть правдоподобна до извстной степени,— мн помнится, что это было сказано гд-то въ ‘Edinbourgh Review’,— она должна быть правдоподобна до извстной степени…

— Однако тутъ очень ясенъ намекъ на ворота, сказалъ сэръ Джэмсъ, приступая со всевозможной осторожностью къ такому щекотливому предмету, чтобы не задтъ самолюбя м-ра Брука.— Дагли жаловался мн на-дняхъ, что въ его ферм нтъ ни однихъ воротъ крпкихъ. Кстати, Гартъ изобрлъ новый способъ устройства воротъ, не хотите-ли, я вамъ покажу ихъ рисунокъ? Только вамъ придется отпустить на это своего лсу.

— Вы съ своими фермами все фантазируете, Битамъ, возразилъ м-ръ Брукъ, длая видъ, что пробгаетъ глазами столбцы ‘Трубы’, — это нашъ конекъ, а на расходы вы не обращаете вниманя.

— По-моему, самый убыточный конекъ — это желане баллотироваться въ парламентъ, вмшалась м-съ Кадваладеръ: — говорятъ, будто послднй кандидатъ отъ Мидльмарча — Джильсъ что-ли его зовутъ?— истратилъ десять тысячъ фунтовъ и — провалился: недостаточно подкупилъ голосовъ. Какой грустный и поучительный примръ для другихъ!

— А я слышалъ, подхватилъ ректоръ смясь,— что въ Истъ-Ретфорд эти подкупы еще дороже обходятся, чмъ въ Мидльмарч.

— Совсмъ нтъ, возразилъ м-ръ Брукъ,— голоса подкупаютъ только тори Гаулэй и его партя, подкупаютъ обдами, яблочными компотами и разными разностями, поятъ до-пьяна избирателей и отбираютъ отъ нихъ подписи, но имъ недолго придется вести такой порядокъ, понимаете? Недолго. Мидльмарчъ немного отсталъ, т. е. я хочу сказать, что его граждане поотстали, но мы ихъ воспитаемъ, мы ихъ совсмъ передлаемъ, понимаете? Тамошне лучше люди вс на нашей сторон.

— А Гаулэй утверждаетъ, будто въ вашей парти есть люди, которые готовы идти противъ васъ, замтилъ сэръ Джэмсъ, — онъ говоритъ, что банкиръ Бюльстродъ, напримръ, чрезвычайно повредитъ вамъ.

— Подумайте только, воскликнула м-съ Кадваладеръ,— что если вы провалитесь, то половина гнилыхъ яицъ, которыя полетятъ въ васъ, будутъ знакомъ ненависти къ вамъ людей вашей-же парти. Царь небесный! каково это пострадать за свои убжденя отъ гнилыхъ яицъ! Я помню исторю объ одномъ господин, котораго избиратели, длая видъ, что хотятъ посадить въ кресла, опустили нарочно въ цлую кучу сора.

— Быть забросаннымъ гнилыми яицами ничего не значитъ въ сравнени съ тмъ, когда начнутъ раскапывать прорхи въ вашей одежд, сказалъ ректоръ.— Признаюсь откровенно, я-бы перепугался, если-бы меня вызвали въ избирательное собране съ предложенемъ какой-нибудь должности. Чего добраго, эти господа начали-бы перечислять, сколько разъ въ недлю я ужу рыбу. Честное слово, я считаю, что самый тяжелый камень, пущенный въ человка, такъ сильно не убьетъ его, какъ высказанная въ глаза правда.

— Дло въ томъ, замтилъ сэръ Джэмсъ,— что человкъ, выступающй на арену общественной дятельности, долженъ быть готовъ ни всмъ случайностямъ, онъ долженъ заране пручить себя равнодушно переносить всякую клевету.

— Милый Читамъ, все это очень хорошо, понимаете? возразилъ м-ръ Брукъ: — а какъ вы себя застрахуете отъ клеветы? Почитайте исторю, посмотрите, кого осуждали на остракизмъ, преслдованя, пытки и все такое?— лучшихъ людей, понимаете? Какъ это тамъ сказано у Гораця? Fiat Justitia, percat… или что-то въ этомъ род…

— Именно такъ, воскликнулъ сэръ Джэмсъ, слегка разгорячившись, — по моему мнню, застраховать себя отъ клеветы — значитъ умть относиться въ ней, какъ къ простому противорчю.

— И шутка-ли платить эти страшные счеты, что представляютъ на выборахъ! Не та-ли-же это пытка? вставила м-съ Кадваладеръ.

Но замчане ея пропало даромъ: все внимане м-ра Брука сосредоточено было теперь на сэр Джэмс, который не скрывалъ уже своей досады.

— Знаете, Читамъ, проговорилъ онъ, вставая съ шляпой въ рук и опираясь на трость,— у насъ съ вами совсмъ различныя системы хозяйства. Вы держитесь правила не жалть денегъ на свои фермы, я не стану утверждать, что моя система хороша при всхъ обстоятельствахъ, понимаете? при всхъ обстоятельствахъ…

— Я полагаю, что время отъ времени слдуетъ длать переоцнку имня, прервалъ его сэръ Джэмсъ.— Отчетность несомннно полезна, но точная переоцнка, по-моему, лучше. Что вы скажете на это, Кадваладеръ?

— Я съ вами совершенно согласенъ. Будь я на мст Брука, я какъ-разъ зажалъ-бы ротъ ‘Труб’. Я попросилъ-бы Гарта сдлать переоцнку фермъ и далъ-бы ему carte-blanche исправлять вс ворота и постройки. Вотъ мой политическй взглядъ, заключилъ ректоръ, засовывая пальцы за жилетъ и весело смотря на Брука.

— Конечно, это сейчасъ-бы бросилось всмъ въ глаза, понимаете? отвчалъ м-ръ Брукъ,— но назовите мн хоть одного землевладльца, который-бы мене меня прижималъ своихъ фермеровъ за недоимки! Опросите объ этомъ любого изъ моихъ старыхъ фермеровъ. Я самый сговорчивый человкъ, долженъ вамъ замтить, но у меня есть свои убжденя и я дйствую согласно съ ними, понимаете? А такихъ людей обыкновенно обвиняютъ въ эксцентричности, въ безразсудств, и все такое. Если-же я когда-нибудь измню свой образъ дйствй, то не иначе, какъ по собственному побужденю.

Проговоривъ это, м-ръ Брукъ вдругъ вспомнилъ, что ему слдуетъ отправить какой-то пакетъ изъ Грэнжа, а потому онъ быстро простился со всми и исчезъ.

— Мн не хотлось очень-то нападать на Брука, сказалъ сэръ Дмсэмсъ:— я вижу, что онъ попался въ сти. Что-жъ касается его ссылки на старыхъ фермеровъ, то, по правд сказать, при ныншнихъ порядкахъ не найдется охотниковъ брать въ аренду новыя земли.

— Мн сдается, что мы его обратимъ на путь истинный, замтилъ съ улыбкой ректоръ,— только ты, Ленора, промахнулась, ты старалась напугать его лишними расходами, а мы, напротивъ, втягивали его въ расходы. Ему слдуетъ пробрсти популярность, но прежде надобно, чтобы онъ понялъ, что главное препятстве въ этомъ случа заключается въ его дурной репутаци, какъ землевладльца. Тутъ дло вовсе не въ ‘Понер’ и не въ Владислав и не въ обращеняхъ Брука къ жителямъ Мидльмарча, а въ томъ, чтобы поправить положене прихожанъ Типтона.

— Извини, мн кажется, что вы оба держались ошибочной тактики, возразила м-съ Кадваладеръ:— вамъ слдовало-бы доказать ему, что онъ терпитъ убытки отъ плохого хозяйства, тогда мы могли-бы напасть на него съ двухъ сторонъ. А если-бы при этомъ вы коснулись его любимаго конька — политики, то можно поручиться, что онъ не устоялъ-бы.

ГЛАВА XXXIX.

Сэръ Джэмсъ Читамъ былъ не хитеръ на выдумки, но возбужденный желанемъ навести Брука на путь благоразумя и увренный, что у Доротеи достанетъ умнья повлять на дядю, онъ составилъ удачный планъ, а именно: нездоровье Цели служило очень удобнымъ предлогомъ къ тому, чтобы вызнать къ себ въ Голлъ одну Доротею, на обратномъ пути онъ проводитъ ее въ своей карет до Тинтонъ-Грэнжа и оставитъ у дяди, сообщивъ ей предварительно вс свои предположеня насчетъ необходимыхъ измненй въ управлени типтонскимъ имньемъ.

Такимъ образомъ, въ одинъ прекрасный день, въ четыре часа передъ обдомъ, дверь библотеки, гд сидли м-ръ Брукъ и Владиславъ, отворилась и слуга доложилъ о прзд м-съ Казобонъ. Виль въ эту минуту занимался весьма скучнымъ дломъ: онъ подбиралъ, вмст съ м-ромъ Брукомъ, статьи законовъ, касавшяся смертной казни за кражу овецъ, что однако не мшало ему въ то-же время думать о томъ, какъ-бы нанять себ квартиру въ Мидльмарч и перебраться туда какъ можно скоре изъ Грэнжа. При имени м-съ Казобонъ онъ вскочилъ съ мста, какъ отъ электрическаго удара, вся кровь бросилась ему въ голову, лицо оживилось, глаза заблестли. Стоило только взглянуть на него тогда, чтобы догадаться, какъ магически дйствовало на него чувство любви.

— Вотъ это прекрасно, душа моя, заговорилъ м-ръ Брукъ, идя на встрчу племянниц и цлуя ее.— Ты, значитъ, оставила Казобона одного съ книгами? Дло. Мы не хотимъ, чтобы ты заучилась.

— Не бойтесь, дядя, этого никогда не будетъ, отвчала Доротея, въ то-же время обращаясь привтливо къ Вилю и молча пожимая ему руку.— Я очень лнива и, сидя за книгой, нердко увлекаюсь совсмъ посторонними предметами, да и вообще я нахожу, что учиться далеко не такъ легко, какъ чертить планы для коттэджей.

Говоря это, она сла рядомъ съ дядей, противъ Аиля, не обращая на послдняго, подъ влянемъ занимавшихъ ее мыслей, никакого вниманя. Это возбудило въ немъ нкоторую досаду, такъ-какъ онъ имлъ глупость вообразить, что прздъ Доротеи касался лично его.

— Да, да, душа моя, продолжалъ м-ръ Брукъ,— черчене плановъ было когда-то твоимъ конькомъ, и ты очень хорошо сдлала, что прервала это заняте. Коньки вдь далеко заносятъ, понимаешь? а этого не слдуетъ допускать: нужно крпко держать повода въ рук. Меня, напримръ, никогда не заносилъ ни одинъ конекъ, и я всегда умлъ осадить его во время. Вотъ я и Владиславу говорю то-же, вдь между нами обоими много общаго, понимаешь? Онъ, также какъ и я, любитъ разнообразе въ занятяхъ, мы трудимся надъ уголовными преступленями, много дла надлаемъ мы съ нимъ.

— Да! отвчала Доротея съ особеннымъ ударенемъ.— А сэръ Джемсъ говорилъ мн, что у васъ вскор произойдутъ большя перемны въ управлени имнемъ, я слышала, что вы намрены сдлать переоцнку фермъ, починить нкоторыя постройки, улучшить коттэджи, такъ-что Типтона нельзя будетъ узнать. Ахъ, какъ я рада! воскликнула она, всплеснувъ руками въ порыв какого-то дтскаго увлеченя, непроявлявшагося въ ней посл замужества.— Если-бы я жила съ вами по-старому, я каждый день здила-бы верхомъ наблюдать за работами. Сэръ Джэмсъ говорилъ еще, что вы хотите нанять къ себ м-ра Гарта, того самого, который длалъ смту моимъ коттеджамъ.

— Читамъ нсколько торопливъ, душа моя, замтилъ м-ръ Брукъ, слегка покраснвъ, — торопливъ, понимаешь? Я никогда не говорилъ, что сдлаю что-нибудь въ этомъ род, но не говорилъ также, что и не сдлаю, понимаешь?

— Онъ, по крайней мр, увренъ, что вы все это сдлаете, дядя, возразила Доротея яснымъ, отчетливымъ голосомъ,— потому что вы разсчитываете попасть въ парламентъ съ цлью стоять за улучшене народнаго быта, а вамъ извстно, что главный предметъ, требующй улучшенй, это — земля и положене хлбопашцевъ. Вспомните о Кит Даудг, дядя, вдь онъ помщается съ женой и семью дтьми въ двухъ каморкахъ не больше этого стола, вспомните несчастныхъ Даглэевъ, которые тснятся въ кухн своей развалившейся фермы, предоставивъ остальныя комнаты крысамъ. Вотъ по какой причин я была всегда такъ равнодушна къ вашей драгоцнной коллекци картинъ,— изъ-за чего мн не разъ отъ васъ доставалось. Возвращаясь изъ деревни, я выносила горькое чувство отъ виднной тамъ грязи и безобразя, и эти картины въ раззолоченыхъ рамахъ кололи мн глаза, напоминали, какъ не хорошо восхищаться всей этой мишурой, когда наши ближне живутъ въ нищет и гор. Мы не имемъ права бросать деньги на предметы роскоши, прежде чмъ улучшимъ жизнь людей, поставленныхъ въ зависимость отъ насъ.

Волнене Доротеи увеличивалось по мр того, какъ она говорила, она дала теперь волю благороднымъ порывамъ своей души, подавленнымъ боязню раздражить мужа. Виль смотрлъ на нее съ восторгомъ, но къ этому восторгу примшивалось чувство сознаня нравственнаго превосходства надъ собой женщины, невыносимое для самолюбя мужчины. За то добродушный м-ръ Брукъ совершенно поддался вляню краснорчя племянницы, но не находя въ первую минуту словъ для отвта, онъ надлъ очки и началъ въ смущени перебирать лежащя передъ нимъ бумаги. Наконецъ, онъ заговорилъ:

— Въ твоихъ словахъ есть отчасти правда, душа моя, отчасти, но не совсмъ, не такъ-ли, Владиславъ? Мы съ вами не любимъ, когда нападаютъ на наши картины или статуи. Вы вс, молодыя леди слишкомъ увлекаетесь, понимаешь? Слишкомъ односторонни, душа моя, искуство, поэзя и все такое возвышаютъ народы — emollit mores,— ты понимаешь вдь теперь нсколько по-латыни… Но… А?.. что такое?…

Эти послдня восклицаня относились къ лакею, который вошелъ въ комнату съ докладомъ, что лсной сторожъ встртилъ сына фермера Даглэя съ только-что убитымъ зайцемъ въ рукахъ.

— Иду, иду. Я вдь миролюбиво кончу, сказалъ м-ръ Брукъ, уходя и подмигивая съ улыбкой Дороте.

— Надюсь, что вы понимаете, какъ необходимы т перемны, которыхъ желаетъ сэръ Джэмсъ? обратилась Доротея къ Вилю, когда удалился дядя.

— Понимаю, особенно посл приведенныхъ вами доказательствъ, и я никогда не забуду вашихъ словъ. Но скажите, въ состояни-ли вы думать о чемъ-либо другомъ въ эту минуту? Очень можетъ быть, что мн не удастся больше переговорить съ вами о томъ, что случилось, произнесъ Виль, вставая съ признаками нетерпня и взявшись руками за спинку стула.

— Что такое? говорите пожалуйста, спросила Доротея съ видимой тревогой въ голос, подходя къ окну и кладя руку на голову Монка, который вскочилъ передними лапами на подоконникъ и замахалъ хвостомъ.

Биль слдилъ за ней глазами и медленно произнесъ:

— Вамъ извстно, что м-ръ Казобонъ запретилъ мн являться къ нему въ домъ?

— Нтъ, я ничего не знала, отвчала Доротея, помолчавъ съ минуту. Лицо ея дрогнуло.— Мн очень, очень жаль, прибавила она грустно, припомнивъ свой ночной разговоръ съ мужемъ. Теперь она боле чмъ когда-либо убдилась, что должна разстаться съ надеждой имть вляне на мужа.

— Причина негодованя м-ра Казобоча противъ меня, продолжалъ Виль,— основана на томъ, что я принялъ на себя зване, недостойное, по его мнню, человка, состоящаго съ нимъ въ родств. Я ему отвчалъ, что не могу согласиться съ нимъ въ этомъ отношени, было-бы жестоко съ его стороны требовать, чтобы я покорялся тмъ предразсудкамъ, которые считаю смшными, нельзя-же превращать благодяня въ иго зависимости и заставить нести это иго впродолжени всей жизни. Я самъ никогда-бы не принялъ должности безполезной и унизительной и до сего времени не подавалъ повода упрекнуть себя въ неумньи поддержать честь своего имени.

Дороте сдлалось крайне неловко, потому что внутренно она осуждала своего мужа гораздо строже, чмъ даже Виль.

— Лучше не говорить объ этомъ, сказала она взволнованнымъ голосомъ,— такъ какъ у васъ и у м-ра Казобона совершенно разине взгляды. Значитъ, вы ршились остаться здсь? заключила она, задумчиво опустивъ глаза.

— Да, я остаюсь, но увижу-ли васъ когда нибудь? произнесъ Виль дтски-жалобнымъ тономъ.

— Нтъ, отвчала Доротея, взглянувъ ему прямо въ лицо,— мы едва-ли увидимся. Но я буду постоянно слышать объ васъ, буду знать все, что вы длаете для дяди.

— За то я ничего не услышу о васъ, мн никто ничего не скажетъ.

— Про меня нечего и разсказывать, моя жизнь очень проста, отвтила горько улыбнувшись Доротея,— я никуда не вызжаю изъ Ловика.

— Да вдь это все равно, что сидть въ тюрьм! воскликнулъ Виль.

— Совсмъ нтъ, вы ошибаетесь, меня никуда не тянетъ и особенныхъ желанй у меня нтъ. Правда, есть одно желане^—употребить избытокъ моихъ средствъ на пользу другимъ. Я счастлива уже тмъ, что имю выработанныя убжденя и твердо держусь ихъ.

— Въ чемъ-же состоятъ эти убжденя?

— Въ томъ, что пламенное стремлене къ добру, даже въ томъ случа, когда мы лишены возможности примнять его къ длу, есть признакъ божественнаго огня, въ насъ живущаго и помогающаго бороться съ скорбями и окружающимъ насъ зломъ.

— Это прекрасное мистическое вроване, это…

— Пожалуйста, не придумывайте названй, прервала Доротея съ умоляющимъ видомъ:— въ этомъ вровани моя жизнь, я не могу разстаться съ нимъ, потому что оно составляло мою религю съ ранняго дтства. Прежде, бывало, я просила Бога о многомъ, теперь-же я ничего не прошу для себя, я желаю только, чтобы другимъ было хорошо, такъ-какъ я нахожу, что мн и безъ того слишкомъ много дано. Все это я вамъ разсказываю съ тмъ, чтобы вы поняли мою внутреннюю жизнь въ Ловик.

— Да благословитъ васъ Богъ за вашу откровенность, сказалъ Виль взволнованнымъ голосомъ.

Они замолчали и глядли другъ на друга съ выраженемъ младенческой непорочности.

— Я желала-бы знать, въ чемъ состоятъ ваши врованя, заговорила снова Доротея,— т. е. собственно не врованя, а убжденя, которыя поддерживаютъ васъ въ жизни.

— Вы хотите знать? спросилъ Виль:— я врю во все доброе и прекрасное, но рабомъ я не умю быть. Я не умю, какъ вы, покоряться тому, что мн не нравится.

— Но при любви ко всему доброму является и покорность, замтила Доротея съ улыбкой.

— Какъ вы увертливы, сказалъ Виль.

— Вотъ и м-ръ Казобонъ упрекаетъ меня въ томъ-же, отвчала игриво Доротея,— но я не замчаю въ себ ничего подобнаго. Однако, куда-же это двался дядя? Нужно пойдти отыскать его, пора хать въ Голлъ, Целя меня ждетъ.

Виль вызвался сходить за м-ромъ Брукомъ, который вскор явился и объявилъ Дороте, что онъ сядетъ съ нею въ карету и додетъ до фермы Даглэя, чтобы покончить тамъ дло объ убитомъ зайц. Доротой Доротея пыталась было возобновить разговоръ на счетъ улучшенй въ имни, но м-ръ Брукъ, уже приготовленный къ этому, не далъ поймать себя въ расплохъ и завелъ рчь о другомъ.

— Теперь возьмемъ хоть Читама, душа моя, вотъ онъ постоянно меня осуждаетъ, но вдь не могу-же я не позаботиться о сбережени моей дичи, да если-бы даже я и предоставилъ ее моимъ арендаторамъ, то немного-бы принесъ имъ черезъ это пользы. Браконьерство, съ серьезной точки зрня, вещь не хорошая, я давно собираюсь разработать этотъ вопросъ. Давно-ли Флавель, проповдникъ методистовъ, былъ отданъ подъ судъ за то, что убилъ зайца, перебжавшаго ему дорогу въ то время, когда онъ гулялъ съ женой. Онъ, говорятъ, нагналъ его и ударилъ по затылку.

— Какая жестокость! воскликнула Доротея.

— И по-моему — непростительная для методиста, понимаешь? Мой лсной сторожъ Джонсонъ, обвиняя его, сказалъ: вы можете судить по этому поступку, какой онъ лицемръ,— и, честное слово, я нахожу, что онъ сказалъ правду. Флавель на суд выказался далеко не высоко-нравственнымъ человкомъ, какъ называетъ Юнгъ истиннаго христанина… ты знаешь Юнга? поэта Юнга?… Флавель въ изношенныхъ черныхъ гэтрахъ, горячо отстаивающй свое право на зайца подъ тмъ предлогомъ, что Господь Богъ нарочно выслалъ его на встрчу ему, чтобы доставить ему и жен его вкусный обдъ — представлялъ зрлище очень комичное. Фильдингъ непремнно написалъ-бы по этому поводу что-нибудь… т. е. не Фильдингъ, а Скоттъ, понимаешь?… А между тмъ, когда я сообразилъ все какъ слдуетъ, то невольно сознался, что можно-бы и не тревожить этого несчастнаго изъ-за зайца. Вдь это человческе предразсудки, на сторон которыхъ законъ. Конечно, тутъ и разсуждать нечего, законъ останется закономъ, но я все-таки попросилъ-бы Джонсона не горячиться и смягчить по возможности приговоръ. Сомнваюсь, поступилъ-ли бы Читамъ снисходительне, чмъ я, а вдь вотъ — всегда на меня нападаетъ, точно я самый жестокй человкъ во всемъ околодк. А! прхали, наконецъ, вотъ и Даглэй.

М-ръ Брукъ вышелъ изъ кареты у воротъ фермы, а Доротея похала дальше.

Удивительно, въ какомъ дурномъ свт представляются намъ т вещи, за которыя мы хоть разъ подверглись осужденю. Ферма Даглэя съ надворными строенями никогда не казалась м-ру Бруку въ такомъ жалкомъ вид, въ какомъ онъ нашелъ ее теперь, будучи подъ свжимъ впечатлнемъ газетной статьи въ ‘Труб’ и обвиненй сэра Джэмса.

Ферма Фримэнсъ-Эндъ, изображенная на картин, могла-бы очень понравиться. Тутъ былъ старый домъ съ темно-красной крышей и слуховыми окнами, дв печныя трубы, густо обвитыя плющемъ, широкая дверь съ навсомъ, скрпленная кольями, окна, закрытыя срыми, источенными червями ставнями, по которымъ вился дикй жасминъ, садовая стна, покрытая мхомъ, изъ-за которой выглядывалъ высокй остролиственникъ — все это вмст представляло самое живописное разнообразе красокъ. Картину дополняли старый козелъ, лежавшй у отворенной двери задней кухни, котораго берегли ради одного стараго предразсудка, мшистая кровля коровника, упавшя ворота сараевъ, жалке земледльцы въ оборванныхъ панталонахъ, поспшно разбиравше возъ съ снопами, чтобы обмолотить ихъ не теряя времени, небольшой загонъ съ нсколькими коровами, которыхъ привязали, готовясь доить, поросята и блыя утки, тоскливо бродящя по запущенному огороду, посл скуднаго угощеня жидкими помоями, раскиньте надъ всмъ этимъ срое, облачное небо и у васъ выйдетъ такой пейзажъ, передъ которымъ каждый остановится съ восклицанемъ: ахъ, какая прелестная картина!— забывая въ эту минуту о другой сторон медали, а именно, о жалкомъ положени хлбопашцевъ и о недостатк капиталовъ въ сельскомъ хозяйств,— двухъ вопросахъ, о которыхъ такъ много толковали англйскя газеты. Это послднее обстоятельство такъ глубоко засло въ ум м-ра Брука, что вся прелесть ландшафта исчезла въ его глазахъ. Даглэй, хозяинъ фермы, съ вилами въ рукахъ и въ старой бобровой шапк на голов, приплюснутой спереди, также игралъ немаловажную роль въ картин. На немъ были самые парадные сюртукъ и панталоны, которыхъ-бы онъ ни за что не надлъ въ рабочй день, но теперь онъ только-что вернулся съ базара изъ города, гд позволилъ себ рдко испытываемое имъ удовольстве — пообдать за общимъ столомъ въ трактир ‘Синй быкъ’. Какимъ образомъ онъ соблазнился такой непозволительной роскошью — на это, можетъ быть, онъ самъ въ слдующй день не съумлъ-бы дать отвта, но дло въ томъ, что въ город онъ встртился съ прятелемъ, начали толковать о хозяйств, объ урожа, о новомъ корол, увлеклись безчисленными вывсками,— ну, и захотлось кутнуть. А въ Мидльмарч, какъ извстно, держатся правила, что вкусный кусокъ слдуетъ залить, и потому Даглэй, уничтоживъ приличное количество эля за обдомъ, потребовалъ, наконецъ, и рому съ водой. Но выпивка не развеселила Даглэя, а только развязала ему языкъ. Разгоряченный не столько виномъ, сколько политическими разговорами съ прятелемъ, всегда вредно дйствовавшими на его фермерскй консерватизмъ, состоявшй въ томъ, чтобы находить сквернымъ то, что есть, и еще худшимъ все, что будетъ, Даглэй стоялъ посреди своего двора съ вилами въ рукахъ, красный отъ волненя и съ дерзкимъ, вызывающимъ выраженемъ въ глазахъ, въ ту минуту, когда м-ръ Брукъ шелъ къ нему непринужденной, развалистой походкой, засунувъ одну руку въ карманъ, а другой вертя тонкую тросточку.

— Мой добрый Даглэй! началъ было онъ, настроенный къ тому, чтобы миролюбиво поршить дло о зайц.

— О, да, я добрый! это врно, благодарю васъ, сэръ, благодарю, прервалъ его Даглэй такимъ рзкимъ и насмшливымъ голосомъ, что его овчарка Фэгъ поднялась съ мста и насторожила уши, но увидя, что громадный Монкъ, пробиравшйся до тхъ поръ стороной, входитъ на дворъ, Фэгъ снова услась и приняла позу наблюдателя.

— Очень прятно слышать, что я добрый, повторялъ Даглэй.

М-ръ Брукъ сообразилъ, что теперь базарный день и что это достойный фермеръ, вроятно, хорошо пообдалъ, однако, несмотря на то, онъ заблагоразсудилъ продолжать начатую рчь, имя въ виду, что въ случа надобности, онъ скажетъ ее и передъ м-съ Даглэй.

— Вашъ меньшой сынъ, Джакобъ, пойманъ съ убитымъ зайцемъ въ рукахъ, Даглэй, началъ онъ,— я приказалъ Джаксону запереть его въ пустую конюшню часа на два — для острастки только, понимаете? Его приведутъ домой сегодня-же вечеромъ: не давайте ему спуску, пожалуйста, пожурите хорошенько, понимаете?

— И не подумаю, провались я лучше сквозь землю, а ужь пальцемъ не трону своего малаго — въ угоду вамъ или кому-бы то ни было,— хоть-бы васъ тутъ было двадцать сквайровъ вмсто одного, да еще вдобавокъ — гадкаго.

Даглэй такъ оралъ, что на его голосъ вышла жена и остановилась на порог кухни, въ единственной двери, чрезъ которую можно было попасть въ домъ. Эта дверь оставалась постоянно настежь, исключая ненастныхъ дней.

— Ну, хорошо, хорошо, я лучше переговорю съ вашей женой, торопливо произнесъ м-ръ Брукъ,— я вовсе не требовалъ, чтобы вы били вашего сына.

Съ этимъ словомъ м-ръ Брукъ повернулъ къ дому, но Даглэй, давъ волю своему языку, не могъ ужь остановиться и пошелъ вслдъ за нимъ. Фэгъ слдовала по пятамъ за хозяиномъ, мрачно уклоняясь отъ любезныхъ авансовъ Монка.

— Какъ поживаете, м-съ Даглэй? обратился къ ней м-ръ Брукъ, ускоряя шагъ,— я пришелъ только затмъ, чтобы поговорить съ вами о вашемъ сын, но нисколько не желаю, чтобы его выскли.

Несчастная м-съ Даглэй, изнуренная работой, худая, блдная, лишенная всхъ радостей жизни до такой степени, что не могла даже выйдти въ церковь, за неимнемъ порядочнаго праздничнаго платья,— только-что выдержала передъ этимъ стычку съ мужемъ и находилась въ самомъ грустномъ настроени духа. Мужъ не далъ ей времени отвтить.

— Нтъ, ужь мы его ни за что не высчемъ, что вы тамъ ни толкуйте, снова заоралъ онъ, съ явнымъ намренемъ нагрубить.— Вы-бы лучше спросили, каковы изгороди у насъ въ поляхъ, вы небось не дадите ни одной жерди на починку ихъ. Сходите въ Мидльмарчъ, да послушайте, что про васъ говорятъ.

— Держи-ка лучше свой языкъ за зубами, сказала ею жена,— да не ври пустяковъ, довольно и того, что ты, отецъ семейства, прокутилъ вс деньги на базар и еще вернулся пьяный домой.— Что такое сдлалъ мой мальчикъ, сэръ, желала-бъ я знать? заключила она, обращаясь къ м-ру Бруку.

— Теб дла нтъ до этого, грубо прервалъ ее Даглэй, — тутъ мн слдуетъ говорить, а не теб. Я хочу говорить, вотъ что! И я вамъ сказываю, что на вашей земл жили мой отецъ и ддъ, и денежки свои въ нее положили, и если теперь въ это дло король не вмшается, то мн и моимъ дтямъ придется хоть околть тутъ, а денегъ взять негд.

— Вы, любезнйшй, подгуляли, понимаете? сказалъ м-ръ Брукъ скоре дружескимъ, чмъ строгимъ тономъ,— въ другой разъ, въ другой разъ поговоримъ, присовокупилъ онъ, поворачиваясь, чтобы уйдти.

Но Даглэй быстро загородилъ ему дорогу, а Фэгъ, слыша, что голосъ хозяина длается все громче и дерзче, глухо заворчала. Монкъ, съ своей стороны, приблизился съ величавымъ достоинствомъ. Рабоче столпились вокругъ телги и молча присутствовали при этой сцен, считая боле удобнымъ ни во что не вмшиваться.

— Я также пьянъ, какъ и вы, если не меньше, началъ Даглэй,— я ума не пропилъ и понимаю, что говорю… Я слышалъ отъ умныхъ людей, что король положитъ этому конецъ, что у насъ будетъ реформа и что съ тми владльцами, которые своимъ арендаторамъ не даютъ, чего слдуетъ, будетъ поступлено такъ, что имъ придется жутко. У меня въ Мидльмарч есть человкъ, который знаетъ, какая такая будетъ реформа и кому именно отъ нея жутко придется… Онъ мн говорилъ: я, говоритъ, знаю, каковъ твой сквайръ, а я ему на это: ну, и ладно, что знаешь… а онъ говоритъ — онъ у васъ кулакъ… да, да, говорю я, онъ, говоритъ, стоитъ за реформу, вотъ что… тутъ-то я и узналъ, какая это реформа. Вамъ и всмъ такимъ, какъ вы — плохо будетъ, всхъ васъ протурятъ отсюда… Теперь длайте, что хотите, а я васъ ни капельки не боюсь… А малаго моего оставьте въ поко, лучше о себ подумайте, пока реформа не дала вамъ по шапк… Вотъ что я вамъ доложу, заключилъ Даглэй, воткнувъ свою виду въ землю съ такой силой, что едва вытащилъ ее потомъ назадъ.

При этомъ движени Монкъ громко залаялъ и м-ръ Брукъ счелъ эту минуту самой удобной для отступленя. Онъ быстро вышелъ за ворота, пораженный новизной своего положеня: ему въ первый разъ въ жизни нанесли оскорблене на его собственной земл, до сихъ поръ онъ былъ искренно убжденъ, что пользуется общею любовью (мы вс способны такъ заблуждаться, потому что придаемъ большую цну нашему любезному обращеню съ людьми, не разсуждая, нужно-ли оно кому). Поссорясь 12 лтъ тому назадъ, съ Калэбомъ Гартомъ, м-ръ Брукъ вообразилъ, что его арендаторы будутъ благословлять судьбу, когда самъ владлецъ помстья приметъ бразды правленя въ свои руки.

Нкоторые читатели, можетъ быть, удивятся грубости нрава Даглэя, но въ т времена такому наслдственному фермеру, какъ онъ, весьма легко было остаться круглымъ невждой, несмотря на то, что во глав двухъ сосдственныхъ приходовъ находился ректоръ,— джентльменъ до мозга костей, что ближайшй священникъ говорилъ проповди, боле ученыя, чмъ проповди самаго ректора, что хозяинъ-сквайръ занимался всми возможными предметами, въ особенности-же изящными искуствами и вопросами по части общественнаго развитя, и что, наконецъ, Даглэй жилъ только въ разстояни трехъ миль отъ просвщеннаго города Мидльмарча. А для того, чтобы понять, какъ можно человку остаться невждой при означенныхъ условяхъ, нужно только вывести среднюю цифру интеллектуальнаго развитя людей въ Лондон. Чего-жь было ожидать отъ Даглэя, который учился грамот и счетамъ у приходскаго клэрка въ Типтон, съ трудомъ читалъ библю и никакъ не могъ сладить съ именами Исаи и Аполлоса. Правда, въ воскресные дни, по вечерамъ, онъ прочитывалъ нсколько стиховъ изъ библи, но кругъ его понятй нисколько не расширился черезъ это. Были вещи, которыя онъ зналъ твердо, а именно, свое плохое хозяйство, непостоянство погоды и цну лса и рабочихъ рукъ на ферм Фримэнсъ-Эндъ {Фримэнсъ-Эндъ, въ буквальномъ перевод, означаетъ: конецъ свободнаго человка.}, названной такъ, вроятно, въ насмшку, чтобы показать, что свободный человкъ можетъ ее оставить, если захочетъ, но что за чертой ея для него ужь конецъ мра.

ГЛАВА XL.

Перейдемъ теперь къ другимъ лицамъ романа, заслуживающимъ также нашего вниманя.

Въ квартир Калэба Гарта, въ просторной комнат, на стнахъ которой висли ландкарты и гд стояла его рабочая конторка, за большимъ столомъ завтракала группа, состоявшая изъ отца, матери и пятерыхъ дтей. Мари находилась тутъ-же, въ ожидани новаго мста, но Кристи, старшй посл нея сынъ, жилъ въ это время въ Шотланди, гд за дешевую цну онъ учился и кормился, къ великому прискорбю отца, который не могъ примириться съ мыслю, что сынъ его предался книгамъ, вмсто того чтобы заниматься настоящимъ ‘дломъ’.

Въ это утро было получено много писемъ, а именно цлыхъ девять, за которыя пришлось заплатить почтальону три шиллинга и два пенса. Мистеръ Гартъ забылъ и чай, и поджаренный хлбъ, читая письма и складывая ихъ одно на другое, при чемъ иногда медленно покачивалъ головой или оттопыривалъ губы, какъ-бы разсуждая самъ съ собой, но онъ не забылъ акуратно вырзать изъ одного конверта большую красную печать, которую Латти подхватила съ ловкостю маленькаго терьера.

Разговоръ въ комнат не умолкалъ ни на минуту, что ни мало не мшало Калэбу, который запрещалъ только одно — трясти столъ, когда онъ на немъ писалъ.

Изъ девяти писемъ — два были адресованы на имя Мэри, прочитавъ, она подала ихъ матери, а сама въ задумчивости стала играть чайной ложкой, но вслдъ затмъ, словно вспомнивъ о чемъ-то, принялась за шитье, лежавшее у нея на колняхъ во время завтрака.

— Мэри, перестань шить, говорилъ Бэнъ, дергая сестру за рукавъ,— сдлай мн птушка изъ мякиша.

Съ этимъ словомъ мальчикъ подалъ ей небольшой шарикъ хлба.

— Нтъ, нтъ, шалунъ, отвчала Мэри ласково, слегка уколовъ иголкой руку брата.— Попробуй самъ сдлать птушка, вдь ты видлъ, какъ я ихъ длаю, а мн нужно докончить шитье. Свадьба Розанунды Винци будетъ на слдующей недл, а ей нельзя выйдти замужъ безъ этого носоваго платка, заключила Мэри, смясь сама своей шутк.

— А почему это? спросила Пэтти, заинтересованная такой загадкой. Двочка такъ близко подсунула къ сестр свою головку, что та слегка уколола кончикъ ея носа иголкой.

— А потому, что это одинъ изъ дюжины, безъ него-же будетъ только одинадцать платковъ, объяснила серьезнымъ тономъ Мэри,— и Лэтти отошла прочь, очень довольная пробртеннымъ свденемъ.

— На что-же ты ршилась, душа моя? спросила м-съ Гартъ, возвращая письма дочери.

— Я приму мсто въ оркской школ, отвчала Мэри.— Для меня удобне быть школьной наставницей, чмъ гувернанткой. Я должна сдлаться учительницей,— другого исхода нтъ.

— По моему учить дтей — самый прятный трудъ, произнесла м-съ Гартъ съ легкимъ оттнкомъ укора въ голос.— Я поняла-бы твое нерасположене къ этому занятю, если-бы ты не была достаточно учена, Мэри, или если-бы ты не любила дтей…

— Мн кажется, матушка, что мы никогда не поймемъ, почему другой человкъ можетъ не любить того, что мы любимъ, возразила очень сухо Мэри.— Я, напримръ, вовсе не охотница до классныхъ комнатъ и для меня свтъ гораздо привлекательне. Сознаюсь, что это огромный недостатокъ въ моемъ характер.

— Должно быть очень скучно всю жизнь возиться въ класс съ двочками, замтилъ Альфредъ,— это все куклы, въ род воспитанницъ м-съ Баллардъ, которыхъ она водитъ гулять попарно.

— У нихъ и игръ-то никакихъ интересныхъ нтъ, вмшался Джимъ,— имъ даже не позволяютъ ни бороться, ни прыгать. Не мудрено, что Мэри ихъ не любитъ.

— Что такое Мэри не любитъ? а? спросилъ отецъ, взглянувъ изъ-за очковъ и прерывая чтене писемъ.

— Она не любитъ возиться съ цлымъ классомъ глупыхъ двчонокъ, сказалъ Альфредъ.

— Вроятно, идутъ толки о новомъ мст для тебя, Мэри? спросилъ Калэбъ, ласково глядя на дочь.

— Да, отецъ, открывается мсто въ оркской школ, я ршилась принять его, условя довольно выгодныя — 35 фунтовъ въ годъ и сверхъ того особая плата за музыкальные урокй.

— Бдное дитя мое! Мн право хотлось-бы, Сусанна, чтобы она осталась у насъ, сказалъ Калэбъ, жалобно смотря на жену.

— Мэри не будетъ счастя, если она не исполнитъ своего долга, отвтила м-съ Гартъ наставительнымъ тономъ, съ сознанемъ, что она сама исполняла свой долгъ.

— Я считалъ-бы себя очень несчастнымъ, если-бы меня заставили исполнять такой гадкй долгъ, вмшался Альфредъ, при чемъ Мэри и отецъ тихо засмялись, но м-съ Гартъ замтила съ достоинствомъ:

— Любезный Альфредъ, если въ другой разъ теб вздумается заговорить о предметахъ для тебя непрятныхъ, то, пожалуйста, выбирай иныя выраженя, да не забывай, что на заработанныя твоею сестрою деньги ты будешь имть возможность поступить въ школу м-ра Ганмера.

— Какой стыдъ для меня! хорошо еще, что она у насъ молодецъ старушенця, вскричалъ Альфредъ, и, вскочивъ со стула, принялся цловать Мэри.

Мэри покраснла и засмялась, но слезы невольно навернулись на ея глазахъ. Калэбъ посмотрлъ на дтей чрезъ очки, нахмуривъ свои густыя брови, и снова принялся за чтене, съ оттнкомъ нжности и грусти въ лиц, даже м-съ Гартъ на этотъ разъ не сочла нужнымъ сдлать замчане Альфреду за его неприличное выражене, подхваченное Бэномъ, который заплъ: ‘она у насъ молодецъ-старушенця, молодецъ-старушенця’! ударяя въ тактъ кулакомъ по рук Мэри.

М-съ Гартъ, между-тмъ, внимательно слдила за мужемъ, погрузившимся въ чтене одного письма. Замтно было, что онъ чмъ-то пораженъ, что немало встревожило жену, но зная, что Калэбъ не любитъ, когда его прерываютъ среди занятй, она стала ждать, пока онъ кончитъ, наконецъ, онъ тихо засмялся, перевернулъ назадъ первую страницу письма и, взглянувъ изъ-за очковъ на жену, сказалъ ей вполголоса:

— Что ты объ этомъ думаешь, Сусанна?

М-съ Гартъ подошла, остановилась сзади мужа и, положивъ ему руку на плечо, стала читать вмст съ нимъ письмо. Это было предложене сэра Джемса Читама м-ру Гарту принять на себя управлене всми его родовыми и благопробртенными имнями: кром того сэръ Джемсъ сообщалъ, что м-ръ Брукъ просилъ его справиться, угодно-ли будетъ м-ру Гарту вторично вступить въ должность довреннаго по дламъ его имня Типтонъ. ‘Мн въ особенности было-бы прятно, любезно писалъ баронетъ, если-бы фрешитское и типтонское имня находились подъ управленемъ одного и того-же лица’, затмъ онъ выражалъ надежду, что м-ръ Гартъ останется доволенъ условями, которыя они намрены предложить ему за его трудъ. Письмо заключалось просьбой, чтобы м-ръ Гартъ пожаловалъ на другой день, въ 12 часовъ, въ Голль.

— Прелюбезно пишетъ! неправда-ли, Сусанна? сказалъ Калебъ, подымая глаза на жену, которая прислонилась подбородкомъ къ его голов.— Бруку, какъ видно, не хотлось самому просить меня, прибавилъ онъ, тихо засмявшись.

— Дти, вашему отцу оказана большая честь, произнесла и-съ Гартъ, обращаясь въ пяти парамъ любопытныхъ глазъ, устремленныхъ на родителей.— Его приглашаютъ къ себ т люди, которые сами-же ему отказали отъ мста. Это доказываетъ, что онъ честно исполнялъ свои обязанности и что люди въ немъ нуждаются.

— Нашъ отецъ другой Цинцинатъ, ура!!! крикнулъ Бэнъ, вскакивая верхомъ на стулъ въ прятной увренности, что теперь можно безнаказанно нарушить дисциплину.

— Что-жь, мама, за нимъ придетъ депутаця? спросила Латти, рисуя заране въ своемъ воображени шестве мэра съ корпорацей въ длинныхъ мантяхъ.

М-съ Гартъ погладила Латти по голов и улыбнулась, потомъ замтя, что мужъ собираетъ письма и готовъ снова погрузиться въ свои занятя, она удержала его за плечо и выразительно сказала:

— Не забудь, Калэбъ, взять цну подороже.

— Еще-бы! отвчалъ тотъ самоувреннымъ тономъ, считая какъ-будто неблагоразумнымъ со стороны жены предположене, что онъ можетъ поступить иначе.— Я съ нихъ обоихъ сорву не мене 400 или даже 500 фунтовъ.— Затмъ, какъ-бы вспомнивъ что-то, онъ прибавилъ: — Мэри, пиши сейчасъ-же отказъ въ школу, ты должна оставаться дома и помогать матери. Хорошо, что я не забылъ объ этомъ.

Дти подняли такой гвалтъ, что Мэри пришлось спасать свой батистовый платокъ, изъ страха, чтобы мальчики, принявшеся скакать вокругъ нея, какъ-нибудь не разорвали его. М-съ Гартъ, сяя отъ удовольствя, стала убирать посуду, между-тмъ, какъ Калэбъ, отодвинувъ стулъ отъ стола, точно готовясь уйти, оставался все на томъ-же мст, держа письма въ одной рук, а пальцами другой выдлывая, по обыкновеню, какя-то движеня, соотвтствовавшя течене его мыслей.

— Жаль, тысячу разъ жаль, заговорилъ онъ, наконецъ,— что Кристи не занимается дломъ, Сусанна, мн очень скоро понадобится помощникъ. Альфредъ — тотъ долженъ быть инженеромъ: такъ я ршилъ, такъ и должно быть.— Помолчавъ немного и пошевеливъ еще пальцами, онъ продолжалъ: — я заставлю Брука сдлать новыя условя съ своими арендаторами и возобновлю на его поляхъ очередные свообороты. Бьюсь объ закладъ, что у насъ найдется отличная глина для кирпичей въ углу, около фермы Ботта, придется самому ее изслдовать,— это значительно уменьшитъ расходы при новыхъ постройкахъ. Славная тамъ работа, Сусанна! человку холостому можно согласиться взять ее на себя и даромъ.

— Ты только смотри не вздумай работать даромъ, сказала жена, погрозивъ пальцемъ.

— Нтъ, какъ можно, я говорю только, что очень прятная вещь заниматься тмъ, въ чемъ знаешь толкъ, производить разныя усовершенствованя въ хозяйств, улучшать бытъ фермеровъ, имть право длать полезныя распоряженя, воздвигать такя прочныя постройки, чтобы въ нихъ жилось хорошо не только настоящему, но и будущимъ поколнямъ. По-моему, такое положене прятне богатства, я считаю мои будущя занятя самымъ почетнымъ трудомъ.— Съ этимъ словомъ Калэбъ положилъ письма на столъ, засунулъ пальцы за пуговицы жилета и, посл короткой паузы, проговорилъ взволнованнымъ голосомъ, наклонивъ нсколько голову на сторону: — это великая милость Божя къ намъ, Сусанна!

— Да, правда, Калэбъ, отвчала жена, — счастливы твои дти, что ихъ отецъ въ состояни совершить такое дло, которое сохранится надолго, хотя его имя и скоро забудется.

Посл этого у м-съ Гартъ уже недостало духу еще разъ заговорить съ мужемъ о плат за его труды.

Вечеромъ, когда Калэбъ, утомленный отъ дневныхъ хлопотъ, сидлъ молча въ креслахъ, съ раскрытой записной книжкой на колняхъ, м-съ Гартъ и Мэри помстились тутъ-же съ шитьемъ въ рукахъ, а Лэтти въ углу комнаты вела шопотомъ разговоръ съ своей куклой, м-ръ Фэрбротеръ показался на дорожк фруктоваго сада, гд при лучахъ заходящаго солнца прихотливыя тни ложились на густую траву и деревья, обремененныя яблоками. Намъ уже извстно, что м-ръ Фэрбротеръ питалъ искреннее расположене къ своимъ прихожанамъ Гартамъ, и что онъ считалъ Мэри настолько достойной двушкой, что ршился расхваливать ее Лейдгату. Пользуясь привиллегями своего сана и пренебрегая сословными предразсудками Мидльмарча, онъ нердко говорилъ своей матери, что м-съ Гартъ гораздо больше похожа на настоящую леди, чмъ вс прочя городскя матроны. А между-тмъ, онъ проводилъ вс свои вечера у Винци, гд матрона, далеко не похожая на леди, обыкновенно засдала въ ярко-освщенной гостиной за вистомъ, но въ т времена люди въ сношеняхъ другъ съ другомъ не всегда руководствовались однимъ личнымъ уваженемъ. Впрочемъ, это вовсе не мшало викарю искренно любить Гартовъ, и визитъ его ни сколько не удивилъ ихъ, тмъ не мене, онъ счелъ за нужное объяснить ихъ причину своего прихода и, пожимая всмъ руки, сказалъ:

— М-съ Гартъ, вы видите во мн посла, я имю нчто сообщить вамъ и Гарту по порученю Фрэда Винци. Дло въ томъ, продолжалъ онъ, садясь въ кресло и привтливо оглядывая своихъ слушателей,— что бдный мальчикъ избралъ меня своимъ повреннымъ.

Сердце Мэри сильно забилось, ей захотлось узнать, до какой степени дошло довре Фрэда къ викарю.

— Мы съ нимъ давно не видались, замтилъ Калэбъ, — я никакъ не могъ понять, что съ нимъ сталось.

— Онъ гостилъ у кого-то, отвчалъ викарй,— потому-что дома ему приходилось черезъ-чуръ жутко, да притомъ и Лейдгатъ сказалъ матери, чтобы мальчика не заставляли еще учиться. Вчера онъ пришелъ во мн и вылилъ всю свою душу. Не забывайте, что съ четырнадцати-лтняго возраста онъ росъ постяянно на моихъ глазахъ: въ дом Винци я какъ свой и смотрю на ихъ дтей, какъ на родныхъ. Однакожъ давать совты не легко. Фрэдъ просилъ меня сходить къ вамъ и сказать, что онъ узжаетъ, что долгъ его вамъ, при невозможности расплатиться, лежитъ камнемъ на его душ, и что у него не достаетъ духу прхать къ вамъ проститься.

— Скажите ему, что онъ можетъ успокоиться, возразилъ Калэбъ, махнувъ рукой,— намъ было правда тяжело, но мы перетерпли, а теперь я буду богатъ, какъ жидъ.

— Это значитъ, дополнила м-съ Гартъ, обращаясь съ улыбкой къ викарю,— что у насъ будетъ достаточно денегъ на то, чтобы дать воспитане мальчикамъ и держать Мэри дома.

— Гд-же вы нашли такой кладъ? спросилъ м-ръ Фэрбротеръ.

— Кладъ не кладъ, а я длаюсь управляющимъ двухъ помстьевъ: Фрешитта и Типтона, а со временемъ, можетъ быть, прихвачу и часть Ловика. Вдь это все принадлежитъ одной семь — а ужь извстное дло, гд мельница стоитъ, туда и вода бжитъ. Вы не поврите, какое это для меня счасте, м-ръ Фэрбротеръ — тутъ Калэбъ откинулъ немного голову и положилъ об руки на ручки креселъ — имть снова возможность заниматься обработкой земли и производить улучшеня въ сельскомъ хозяйств. Для меня было невыносимо тяжело — какъ я часто говорилъ объ этомъ и Сусанн,— прозжать верхомъ мимо плохо обработанныхъ полей или мимо развалившихся фермъ и не имть права протянуть руку, чтобы привести все въ порядокъ. Не понимаю, какъ это могутъ люди пускаться въ большя предпрятя, не озаботившись предварительно устроить то, что находится у нихъ подъ носомъ: я дохожу почти до бшенства, если вижу безпорядокъ на небольшомъ клочк земли.

Калэбу было не въ привычку говорить длинныя рчи, но, подъ влянемъ счастя, онъ оживился: глаза его горли, а слова лились ркой.

— Отъ души поздравляю васъ, сказалъ викарй, — это будетъ прятнйшая новость для Фрэда Винци, потому-что его мучила мысль, что онъ нанесъ вамъ убытокъ, ограбилъ васъ, какъ онъ самъ выразился, отнялъ деньги, необходимыя для вашихъ собственныхъ нуждъ.

— Мн очень жаль, что Фрэдъ такой лнтяй, у него въ характер много хорошаго, отецъ обходится съ нимъ слишкомъ строго.

— Куда онъ узжаетъ? спросила холодно м-съ Гартъ.

— Онъ хочетъ попробовать добиться ученой степени и детъ подготовляться ко второму курсу. Я ему посовтовалъ это, настаивать, чтобы онъ вступилъ въ духовное зване, я не хотлъ, даже напротивъ, но если онъ усердно поработаетъ и перейдетъ во второй курсъ, это послужитъ ручательствомъ, что у него есть и энергя, и сила воли, теперь-же кстати ему ничего другого не остается и длать. А я, между-тмъ, постараюсь примирить его съ отцомъ, какъ я общалъ ему. Фрэдъ откровенно сознается, что онъ неспособенъ быть священникомъ, и я употреблю вс усиля, чтобы избавить его отъ необходиности принять на себя несоотвтствующее его наклонностямъ зване. Онъ передалъ мн ваши слова, м-съ Гартъ, помните? (М-ръ Фэрбротеръ обыкновенно называлъ Мэри просто по имени, но съ тхъ поръ, какъ она, по выраженю м-съ Винци, стала трудиться ради насущнаго хлба, онъ началъ обращаться съ нею почтительне).

Мэри сдлалось неловко, но, ршившись показать видъ, что она равнодушно относится къ этому длу, она спокойно отвтила:

— Мало-ли грубостей я говорила Фрэду, вдь мы съ нимъ товарищи съ дтства.

— Вы ему сказали, какъ онъ передалъ мн, что изъ него выйдетъ одинъ изъ тхъ смшныхъ пасторовъ, по милости которыхъ англиканское духовенство нердко подвергается насмшкамъ. По правд сказать, это было такъ колко, что меня самого покоробило отъ вашихъ словъ.

Калэбъ засмялся.

— Сусанна, неправда-ли дочка наслдовала твой язычекъ, сказалъ онъ весело.

— Матушка никогда не выражается такъ необдуманно, возразила съ живостью Мэри, боясь, чтобы мать не разсердилась.— А со стороны Фрэда было очень непохвально повторять м-ру Фэрбротеру сказанный мною вздоръ.

— Ты, душа моя, дйствительно свтренничала, замтила м-съ Гартъ, считавшая страшнымъ преступленемъ злословить духовенство.— Нашъ почтенный викарй нисколько-бы не потерялъ цны въ нашихъ глазахъ, если-бы въ сосднемъ приход случился смшной, какъ ты сказала, пасторъ.

— А между тмъ, въ ея словахъ все-таки есть доля правды, замтилъ Калэбъ, желавшй, чтобы остроумю Мэри отдавали полную честь.— Одинъ плохой работникъ нердко возбуждаетъ недовре во всмъ прочимъ товарищамъ по ремеслу. Въ мр все иметъ связь… заключилъ онъ, смотря на полъ и постукивая ногой, какъ-бы въ досад, что у него недостаетъ словъ для выраженя мыслей.

— Короче сказать, объявилъ викарй,— надо сознаться, что миссъ Гартъ права, несмотря на то, что ея камешекъ попалъ и въ мой огородъ. Что-жь касается Фрэда, то его можно извинить, коварный образъ дйствй старика Фэтерстона положительно избаловалъ его, по-моему, покойникъ адски подшутилъ, не оставя ему ни копейки, но Фрэдъ настолько благовоспитанъ, что никогда не напоминаетъ объ этомъ. Его боле всего заботитъ, что онъ васъ огорчилъ, м-съ Гартъ, и онъ предполагаетъ, что вы его никогда не простите.

— Да, я сильно разочаровалась въ Фрэд, сказала ршительнымъ тономъ м-съ Гартъ, — но я готова буду перемнить мое мнне о немъ, если онъ исправится.

При этихъ словахъ матери, Мэри вышла изъ комнаты, уведя Лэтти съ собой.

— О, не слдуетъ сердиться на молодежь, когда она въ гор, замтилъ Калэбъ, выждавъ, чтобы Мэри затворила за собой дверь.— Вы сказали правду, м-ръ Фэрбротеръ — въ старик, дйствительно, сидлъ нечистый духъ. Такъ какъ Мэри ушла, то я могу передать вамъ кое-что, что знаемъ только мы трое: Сусанна, я и дочь. Надюсь, что вы не перескажете объ этомъ никому. Старый мошенникъ требовалъ отъ Мэри, въ ночь своей смерти, когда она сидла у его постели одна, чтобы она сожгла одно изъ его завщанй, предлагая ей за это вс деньги, которыя у него были подъ руками, въ шкатулк. Вы понимаете, что Мэри не согласилась и денегъ не взяла. Завщане, которое старикъ хотлъ сжечь, было послднее, такъ что еслибы она исполнила приказане, то Фрэдъ Винци получилъ-бы 10 тысячъ фунтовъ. Видно, старику стало жаль его передъ смертью. Мэри сильно огорчена этимъ, иначе поступить она была не въ состояни, да и не имла права, а теперь ей кажется, что она разбила чужое счастье и притомъ разбила его противъ своей воли, изъ чувства самосохраненя. Я вполн сочувствую Мэри, и если-бы я могъ чмъ-нибудь вознаградить бднаго мальчика, я-бы съ радостью сдлалъ это. Ужь, конечно, я не стану сердиться на него за нанесенный намъ убытокъ. Скажите теперь ваше мнне, сэръ. Сусанна со мной несогласна, она говоритъ… повтори, Сусанна, что ты говорила.

— Я говорила, что Мэри не должна была поступить иначе, хотя-бы даже она знала, какя будутъ отъ этого послдствя для Фрэда, отвчала м-съ Гартъ, оставляя свое дло и повернувъ голову къ Фэрбротеру.— Но она ничего не знала, слдовательно на ея совсти не можетъ лечь отвтственность за несчасте Фрэда.

— Вся бда въ томъ, что двочка приняла слишкомъ близко къ сердцу это дло, она, какъ видно, сильно горюетъ и я вполн понимаю ея горе, замтилъ Калэбъ.— Ну, представьте себ, что ваша лошадь, сворачивая съ дороги, раздавила собаку, не станете-же вы сердиться на лошадь за это, а между тмъ собаку вамъ все-таки жаль.

— Въ этомъ отношени м-съ Гартъ, вроятно, одного съ вами мння, сказалъ, наконецъ, Фэрбротеръ, молчавшй до тхъ поръ по непонятной причин.— Осуждать вашу дочь за ея чувства къ Фрэду никто не иметъ права, точно также, какъ никто не иметъ основаня досадовать на то, что это чувство возбуждено не имъ.

— Ну, довольно объ этомъ, прервалъ его Калэбъ,— помните, что это секретъ и не проговоритесь Фрэду.

— Конечно, нтъ, но я сообщу ему добрую всть, что вы можете легко перенести нанесенный вамъ убытокъ.

Вскор затмъ м-ръ Фэрбротеръ ушелъ отъ Гартовъ, замтивъ Мэри вмст съ Лэтти въ фруктовомъ саду, онъ завернулъ туда, чтобы проститься съ ними. Сестры представляли премиленькую картинку при освщени заходящаго солнца, отъ котораго очень красиво выдавались краснобокя яблоки и обнаженныя отъ листьевъ деревья. Мэри, въ свтлозеленомъ кисейномъ плать съ черными лентами въ голов, держала корзину, въ которую Лэтти, одтая въ довольно поношенное нанковое платьице, клала упавшя на землю яблоки. Если вы захотите имть поняте о наружности Мэри, то вглядывайтесь попристальне въ проходящихъ по улиц мимо васъ двушекъ, бьюсь объ закладъ, что вы встртите непремнно нсколько лицъ, схожихъ съ лицомъ Мэри. Но не ищите ее между гордыми дочерьми Сона, съ закинутой назадъ головой, лукаво смющимися глазами и жеманными манерами, пропустите ихъ мимо, и остановите ваше внимане на небольшого роста плотной брюнетк, съ твердой и спокойной походкой, смотрящей по сторонамъ и невоображающей, что на нее также кто-нибудь смотритъ. Если у нея круглое лицо, развитой лобъ, рзко-очерченныя брови, волнистые темные волосы и какое-то особенно-веселое выражене въ глазахъ и во рту, то вы будете имть врный портретъ совершенно обыкновеннаго, но далеко не непрятнаго лица Мэри Гартъ. Разсмшите ее — и она вамъ покажетъ два ряда маленькихъ блыхъ зубовъ, попробуйте ее разсердить — она не возвыситъ голоса, за то отпуститъ вамъ такое мткое и колкое слово, какого вы, пожалуй, и не слыхивали, окажите ей какую-нибудь услугу — она никогда ее не забудетъ. Красивый, маленькй викарй, съ смлымъ выраженемъ лица, въ поношенномъ, но всегда чистомъ плать, стоялъ въ глазахъ Мэри выше всхъ знакомыхъ ей мужчинъ. Ей никогда не случалось слышать, чтобы викарй говорилъ пустяки, хотя она знала, что онъ не всегда дйствовалъ благоразумно, а для нея ничего не могло быть противне вздорныхъ и глупыхъ разговоровъ. Замчательно, что недостатки Фэрбротера, какъ викаря, никогда не возбуждали въ ней того сатирическаго расположеня, какое она выказывала относительно предполагаемыхъ несовершенствъ Фрэда Винци, когда представляла его себ въ звани духовнаго лица. Предоставляю теперь читателю угадать, къ которому изъ этихъ двухъ людей, совершенно различныхъ характеромъ, Мэри чувствовала въ настоящее время особенную симпатю?

— Нтъ-ли у васъ какого-нибудь порученя въ вашему старому товарищу дтства, миссъ Гартъ? спросилъ викарй, выбравъ самое душистое яблоко изъ корзины, поданной ему Мэри, и кладя его въ карманъ.— Скажите что-нибудь ласковое, чтобы снягчить вашъ рзкй приговоръ. Я отсюда иду прямо къ нему.

— Мн нечего ему передавать, отвчала Мэри улыбаясь и качая головой,— если-бы я не сказала, что онъ будетъ смшонъ въ звани священника, то могла-бы сказать что-нибудь и хуже. Я очень довольна, что онъ, наконецъ, ршился трудиться.

— За то я, съ своей стороны, чрезвычайно доволенъ, что вы будете трудиться дома, а не подете для того на чужбину. Матушка моя будетъ очень рада, если вы навстите ее, вы знаете, какъ она любитъ разсказывать молодежи о старин. Приходите, пожалуйста, вы этимъ окажете ей большое одолжене.

— Очень буду рада, если вы позволите. Въ послднее время мн во всемъ везетъ счасте, напримръ, я никакъ не ожидала, что останусь дома.

— А возьмешь меня съ собой, Мэри? прошептала Лэтти, enfant terrible семейства, подмчавшая все, что длалось вокругъ. Она пришла въ восторгъ, когда м-ръ Фэрбротеръ, вмсто отвта, ущипнулъ ее за подбородокъ и поцловалъ въ щеку — обстоятельство, о которомъ она не замедлила сообщить отцу и матери.

Когда викарй возвратился въ Ловикъ, то постороннй наблюдатель могъ-бы замтить, что онъ раза два выразительно пожалъ плечами. Жестъ этотъ былъ вызванъ его размышленями объ отношеняхъ Мэри въ Фрэду. Не существуетъ-ли между ними, думалъ онъ, чего-нибудь посильне дружбы дтства? И не слишкомъ-ли лакомый кусочекъ эта миленькая двушка для такого молокососа? Затмъ онъ подсмялся самъ надъ собой, подкарауливъ шевельнувшееся въ немъ чувство ревности, какъ будто, въ самомъ дл, онъ считалъ себя женихомъ.

Когда м-ръ и м-съ Гартъ остались одни, Калэбъ обратился къ жен съ вопросомъ:

— Сусанна, отгадай, о чемъ я теперь думаю?

— Объ очередномъ свооборот, я полагаю, отвчала м-съ Гартъ улыбаясь и кладя свое вязанье на колни,— а не то объ исправлени заднихъ дверей въ типтонскихъ воттэджахъ.

— Совсмъ нтъ, возразилъ съ важностю Калэбъ: — я думалъ о томъ, что могу оказать большую услугу Фрэду Винци. Кристи дома не живетъ, Альфредъ скоро отъ насъ удетъ, а Джима ране пяти лтъ нельзя пустить въ дло. Помощникъ мн необходимъ,— приглашу-ка я Фрэда къ себ въ обучене. Онъ будетъ работать подъ моимъ руководствомъ и со временемъ сдлается человкомъ полезнымъ, т. е. въ такомъ случа, если онъ ршился не поступать въ духовное зване. Что ты объ этомъ думаешь?

— Я уврена, что его семейство сильно возстанетъ противъ этого честнаго предложеня, отвчала ршительно м-съ Гартъ.

— Что мн за дло до нихъ? возразилъ Калэбъ, всегда упрямо отстаивавшй свои мння.— Фрэдъ совершеннолтнй и долженъ санъ заработивать свой хлбъ, онъ малый умный и смтливый, въ деревн жить любитъ, и я убжденъ, что изъ него выйдетъ дльный человкъ, если онъ съ охотой займется хозяйствомъ.

— Въ томъ-то и дло захочетъ-ли онъ самъ, отецъ и мать мечтаютъ сдлать изъ него свтскаго джентльмена, да мн кажется, что онъ и самъ туда-же тянетъ. Вс они смотрятъ на насъ нсколько свысока, и если предложене будетъ сдлано тобою, то м-съ Винци непремнно скажетъ, что мы заманиваемъ Фрэда для Мэри.

— Грустна-же посл этого наша жизнь, если она вертится на пустякахъ такого рода, замтилъ Калэбъ съ презрнемъ.

— Да, Калэбъ, однако каждый долженъ имть извстную долю благородной гордости.

— Въ чемъ-же тутъ благородная гордость, если мы допускаемъ, чтобы сплетни дураковъ мшали намъ длать доброе дло. Если ты станешь обращать внимане на глупые толки, продолжалъ Калэбъ, размахивая рукой въ тактъ, чтобы придать больше силы своимъ словамъ,— ты никогда ничего путнаго не сдлаешь. Нужно носить въ своей душ крпкое убждене въ томъ, что составленный тобою планъ вренъ — и не отступать отъ него.

— Я вовсе не хочу противодйствовать плану, составленному тобой по убжденю, сказала м-съ Гартъ, знавшая, что у ея кроткаго мужа были таке пункты, въ которыхъ онъ никогда не уступалъ,— но мн кажется, что вторичное поступлене Фрэда въ училище — дло уже ршенное, не лучше-ли подождать и посмотрть, какую карьеру онъ выберетъ потомъ себ самъ. Нельзя-же распоряжаться судьбой человка противъ его воли, притомъ ты самъ еще не увренъ въ своемъ положени и не можешь заране ршить, нуженъ теб помощникъ или нтъ.

— Пожалуй, можно и подождать, а что у меня будетъ довольно работы для двоихъ — въ этомъ я убжденъ. меня всегда было дла по горло, а на этомъ мст каждый день найдется что-нибудь новое. Зачмъ далеко ходить,— не дальше какъ вчера — Господи Боже мой! неужели я теб объ этомъ не говорилъ?— престранная вещь!— два человка съ разныхъ сторонъ сдлали мн предложене — оцнить одну и ту-же землю. И кто ты думаешь были эти два человка? продолжалъ Калэбъ, захвативъ щепотку табаку и поднявъ ее вверхъ.

Жена опустила, работу и вопросительно смотрла на него.

— Одинъ — былъ Риггъ, Риггъ-Фэтерстонъ, а другой — Бюльстродъ, но такъ какъ послднй обратился во мн прежде, то я и буду хлопотать для него. Закладывать они хотятъ эту землю, или продавать — этого я не могу еще теб сказать.

— Неужели Риггъ ршится продать землю, только-что доставшуюся ему въ наслдство? Мн кажется, когда онъ при этомъ даже принялъ фамилю Фэтерстона.

— А чортъ его знаетъ, сказалъ Калэбъ, всегда сваливавшй на чорта вс неблаговидныя дла людей.— Что Бюльстроду давно хочется пробрсти себ хорошенькй кусокъ земли — это я знаю, а въ нашемъ околодк пробрсти его не легко. Странныя дла творятся на бломъ свт! замтилъ онъ: — вс родные вообразили, что эта земля достанется непремнно Фрэду, между тмъ, какъ старикъ и не помышлялъ объ этомъ, а преспокойно завщалъ ее какому-то сыну съ лвой стороны, котораго держалъ все время подъ спудомъ, точно онъ желалъ и посл смерти насолить всмъ столько-же, какъ и при жизни. Вотъ будетъ удивительно, если эта земля попадетъ въ руки Бюльстрода! Покойникъ терпть не могъ его и ни за что не хотлъ имть сношенй съ его банкомъ.

— По какой-же причин этотъ противный старикашка ненавидлъ человка, съ которымъ онъ не велъ никакихъ длъ?

— Гмъ! кто ихъ тамъ разберетъ! Душа человка, сказалъ Калэбъ, выразительно покачивая головой, что онъ всегда длалъ, когда говорилъ о душ,— душа человка, вполн испорченнаго, выпускаетъ изъ себя много яду, но никто не въ состояни опредлить, гд т смена, изъ которыхъ этотъ ядъ вытекаетъ.

ГЛАВА XLI.

По поводу переговоровъ о земл, приписанной въ Стое-Корту,— о чемъ упомянулъ Калэбъ Гартъ своей жен,— между м-ромъ Бюльстродомъ и м-ромъ оссей Риггъ-Фэтерстономъ началась переписка.

осся Риггъ, въ общественномъ отношени, былъ никому не нужный человкъ. По своему наружному виду онъ представлялъ живую копю своей матери, свжя щеки и круглыя формы которой, не взирая на лягушечье выражене лица, привлекали къ ней извстнаго рода обожателей. Послдствемъ ухаживанья одного изъ нихъ былъ мальчикъ, также похожй на лягушку, съ весьма ограниченными умственными способностями, выброшенный обстоятельствами на видъ и ставшй поперегъ дороги наслдникамъ своего отца.

М-ръ Риггъ-Фэтерстонъ съ ранняго дтства отличался свойствами того животнаго, типъ котораго онъ носилъ: въ немъ было что-то слизистое, холодное, прилизанное. Старикъ Питэръ нердко подсмивался изподтишка, видя, что его отпрыскъ перещеголялъ батюшку въ расчетливости и бездушности. Молодой Риггъ тщательно занимался своими ногтями, собираясь жениться на какой-нибудь благовоспитанной леди, которая была-бы хороша собой, имла-бы богатое родство и принадлежала-бы въ почтенной семь средняго сословя. По ногтямъ и врожденной скромности онъ походилъ на многихъ джентльменовъ, а по честолюбю онъ не шелъ дале званя клерка и счетчика въ неважномъ коммерческомъ дом приморскаго города. Въ его глазахъ фермеры Фэтерстоны были ничтожные люди, а т, въ свою очередь, ужасались при мысли, что имне братца Питэра перешло въ руки какого-то неизвстнаго человка, проведшаго всю жизнь въ маленькомъ приморскомъ городк.

Садъ и аллея, усыпанная гравемъ, видимые изъ двухъ оконъ гостиной съ рзными панелями Стон-Корта, никогда не были такъ тщательно вычищены, какъ въ ту минуту, когда м-ръ Ритъ-Фэтерстонъ стоялъ у окна, заложивъ руки назадъ. Трудно было однако ршить, зачмъ онъ такъ стоялъ: для того-ли, чтобъ любоваться садомъ, или, чтобъ отвернуться отъ человка, который красовался посреди комнаты съ широко-разставленными ногами и съ руками, засунутыми въ карманы панталонъ. Это былъ старикъ лтъ шестидесяти, красный, волосатый, съ большой просдью въ густыхъ бакенбардахъ и курчавой голов, съ огромнымъ животомъ, обнаруживавшимъ блые швы его поношеннаго платья,— съ выраженемъ наглаго самохвальства въ лиц. Говоря, онъ оралъ, воображая, что каждое его слово достойно вниманя слушателей.

Человкъ этотъ прозывался Джонъ Рафльсъ, его наружность и манеры сильно отзывались конюшней и трактирами, гд останавливались commis-voyageurs тогдашняго времени.

— Полно, полно ошъ, гремлъ онъ во всю глотку,— взгляни на это обстоятельство съ другой точки зрня, вдь твоя бдная мать уже въ очень преклонныхъ лтахъ, и теб слдовало-бы обезпечить ее хорошенько, чтобы она могла спокойно доживать свою старость.

— Покуда вы живы, это вещь невозможная: она никогда не будетъ спокойна, вы у нее отнимете все, что я дамъ ей, отвчалъ Риггъ холодно и сухо.

— Ты на меня золъ, ошъ, это я понимаю. Ну, да полно-же, давай разсуждать, какъ слдуетъ людямъ дловымъ — кром шутокъ.— Съ помощю небольшого капитала я могъ-бы завести лавку перваго сорта. Нынче торговля табакомъ идетъ шибко,— позволю себ носъ отрзать, если я не слажу съ этимъ дломъ — я вопьюсь въ него, какъ блоха въ шерсть. У меня торговля пойдетъ какъ по маслу. А ужь мать-то, мать-то какъ будетъ счастлива! Съ овсяной крупой я отлично обработалъ дло, получилъ 55 процентовъ. Хочу теперь отдохнуть, посидть дома. Но если мн удастся завести табачную лавочку, ты увидишь, какъ ловко и умно я возьмусь за дло, да къ тому-жь мн-бы не хотлось безпрестанно надодать теб просьбами о деньгахъ… ужь лучше разомъ все устроить. Разсуди хорошенько, ошъ, какъ слдуетъ дловому человку, подумай, вдь ты свою бдную мать успокоишь на всю жизнь. Я всегда любилъ старуху, клянусь Юпитеромъ!

— Кончили вы? спросилъ Риггъ очень спокойно, не поворачивая головы.

— Да, кончилъ, отвчалъ Рафльсъ, взявшись за шляпу, которая стояла передъ нимъ на стол и энергически хвативъ по ней кулакомъ.

— Ну, такъ вислушайте-же меня. Чмъ больше вы будете мн разсказывать, тмъ меньше я буду вамъ врить, чмъ боле вы будете требовать, тмъ мене я буду имть основанй исполнять ваши требованя. Вы думаете, я забылъ пинки, которыми вы угощали меня въ дтств? Вы думаете, я забылъ, какъ вы объдали насъ съ матерью и тащили все, что было получше въ дом, а насъ оставляли въ крайности! Я-бы съ удовольствемъ отдулъ васъ плетьми за вс ваши оскорбленя и злобу. Моя мать была страстно привязана къ вамъ, но она не имла права подарить меня такимъ вотчимомъ,— вотъ судьба и наказала ее за это. Я стану по-прежнему выдавать ей еженедльное содержане и не прибавлю ничего, если-же вы осмлитесь вторично войти ко мн въ домъ и вообще преслдовать меня, то я прекращу и это пособе. Даю вамъ слово, что если вы еще разъ появитесь у моихъ воротъ, я велю прогнать васъ кнутомъ, или затравлю собаками.

При послднихъ словахъ Риггъ повернулся лицомъ къ Рафльсу и смотрлъ на него своими выпученными, ледяными глазами. Если припомнить взаимныя отношеня этихъ двухъ людей восемнадцать лтъ тому назадъ, когда Риггъ былъ безобразнымъ и упрямымъ мальчишкой, а Рафльсъ — толстымъ Адонисомъ трактировъ и погребковъ, и сравнить съ ихъ настоящимъ положенемъ, то контрастъ окажется поразительный, такъ-какъ теперь вс выгоды были на сторон Ригга. Читатель въ прав ожидать, что Рафльсъ, посл такой выходки хозяина дома, удалится немедленно съ видомъ ошпаренной собаки, ни чуть не бывало. Онъ скорчилъ свою обычную гримасу, расхохотался и вытащилъ изъ кармана пустую фляжку.

— Перестань, ошъ, сказалъ онъ заискивающимъ тономъ,— налей-ка мн лучше сюда водки, да дай соверенъ на дорогу — и я уду. Покачу, какъ шаръ, клянусь Юпитеромъ — и да здравствуетъ честь!

— Не забудьте, отвчалъ Ригъ, вынимая изъ кармана связку ключей,— что если вы еще разъ покажетесь мн на глаза,— я слова вамъ не скажу, я обращу на васъ столько-же вниманя, какъ на эту вотъ ворону, если-же вы вздумаете заговорить со мной, я въ глаза отпою вамъ все, что думаю о васъ, а именно, что вы негодяй, мдный лобъ, буянъ и мошенникъ.

— Эхъ, жаль, право, ошъ, возразилъ Рафльсъ, почесывая голову и подымая брови, стараясь показать видъ, что онъ не обидлся.— Я вдь чрезвычайно тебя люблю, клянусь Юпитеромъ — люблю! Мн-бы такъ прятно было ходить къ теб — ты такъ похожъ на свою мать, а вотъ теперь ты меня и лишаешь этого. По крайней мр, хоть водкой-то и совереномъ уважь.

Риггъ сталъ отпирать старый дубовый шкафъ, а Рафльсъ, въ это время, намреваясь подбросить вверхъ свою фляжку, и замтивъ, что обтягивавшая ее кожа растянулась и что фляжка можетъ выскочить изъ нея, поднялъ съ пола упавшую бумагу и васунулъ ее подъ кожу.

Между тмъ, Риггъ вынулъ бутыль съ водкой, налилъ фляжку и, неговоря ни слова Рафльсу и не глядя на него, подалъ ему соверенъ, потомъ заперъ шкафъ, подошелъ къ окну и сталъ смотрть въ него съ тмъ-же невозмутимомъ спокойствемъ, какъ и прежде. Рафдьсъ глотнулъ раза два водки, прямо изъ горлышка, заткнулъ пробку и, медленно засовывая фляжку въ боковой карманъ, показалъ языкъ за спиной своего пасынка.

— Прощай, ощъ, и, быть можетъ, навсегда, проговорилъ онъ уходя и поворачивая голову въ дверяхъ.

Риггъ видлъ, какъ онъ прошелъ садомъ и вышелъ въ поле. Срый сумрачный день разршился мелкимъ и частымъ дождемъ, освжившимъ зелень. Поселяне спшили убирать оставшеся на поляхъ снопы, неуклюжй Рафльсъ, идущй въ перевалку и поминутно спотыкавшйся, какъ настоящй городской житель, непривыкшй къ деревенскимъ дорогахъ, напоминалъ огромную обезьяну, вырвавшуюся изъ звринца.

Онъ добрался до большой дороги и очень удачно встртилъ омнибусъ, который доставилъ его въ Брасдигъ, тамъ онъ слъ въ вагонъ вновь открытой желзной дороги и дохалъ до дому, приставая съ разговорами въ пассажирамъ, и не забывая въ то-же время прихлебывать изъ своей фляжки.

Бумага, засунутая имъ подъ кожу фляжки, было ничто иное, какъ письмо Бюльстрода въ Риггу, но Рафльсъ не счелъ за нужное вытащить его оттуда.

ГЛАВА XLII.

По возвращени изъ путешествя съ молодой женой, Лейдгатъ, получивъ письмо отъ м-ра Казобона, который просилъ его назначить день, когда тотъ можетъ навстить его,— поспшилъ отправиться въ Ловикъ-Маноръ.

До этого времени м-ръ Казобонъ ни разу не спросилъ Лейдгата, какого рода его болзнь и не высказалъ Дороте своихъ опасенй, что, можетъ быть, онъ принужденъ будетъ скоро прекратить свои занятя и даже умереть. Въ зтохъ случа, какъ и всегда, онъ больше всего боялся возбудить въ себ сострадане и надлать въ дом тревоги.

Теперь, при мысли о смерти, нкоторыя обстоятельства мучили его даже боле испытанной имъ неудачи на авторскомъ поприщ, когда онъ страдалъ нестолько оттого, что ему не удастся кончить свой ‘Ключъ во всмъ мифологямъ’, сколько отъ грустнаго чувства, что ему не отдаютъ должной справедливости и судятъ о немъ съ невыгодной стороны. Имъ овладло полное равнодуше къ труду, но не доставало духа сознаться, что онъ многое началъ, но ровно ничего не кончилъ.

Со стороны могло показаться, что авторское честолюбе м-ра Казобона поглотило и изсушило въ немъ вс прочя чувства, а между тмъ, на самомъ дл, онъ больше всего страдалъ отъ ранъ, нанесенныхъ ему Доротеей. Подъ влянемъ горькаго разочарованя настоящимъ, онъ рисовалъ себ самыя мрачныя картины будущаго и тмъ отравлялъ свое существоване.

Сверхъ того, въ жизни его были таке факты, противъ которыхъ онъ оказывался совершенно безсильнымъ. Такъ, напримръ, онъ никакъ не могъ выжить Виля изъ своего сосдства и заставить его смотрть съ большимъ уваженемъ на людей высокой учености, за тмъ его возмущала порывистая натура Доротеи, которая съ жаромъ хваталась за каждую новую дятельность, даже ея покорность и молчаливая уступчивость раздражали его, наконецъ, его сердили укоренившеся въ его жен вкусы и наклонности къ нкоторымъ предметамъ, противъ чего онъ не считалъ возможнымъ бороться. Онъ не могъ не соглашаться, что Доротея оставалась той-же добродтельной женщиной, какой была и въ первое время супружества, и при всемъ томъ теперь она сдлалась для него причиной большихъ тревогъ, чмъ прежде. Она ухаживала за нимъ, читала ему вслухъ, предупреждала вс его желаня и обращалась съ нимъ необыкновенно деликатно, но, несмотря на это, у него въ голов засла мысль, что она во всмъ его дйствямъ относится критически, что нжная супружеская заботливость о немъ есть ничто иное, какъ эпитимя, наложенная на себя Доротеей за гршные помыслы, и что она вообще живетъ въ своемъ, особенномъ отъ него мр, почему слишкомъ ясные признаки его неудовольствя скользили по ней, не задвая ее.

Бдный м-ръ Казобонъ! онъ страдалъ оттого, что обманулся въ своихъ ожиданяхъ. Молодая двушка, прежде благоговвшая передъ нимъ, теперь превратилась въ строгаго судью! Ея наружная покорность и нжная предупредительность не могли изгнать изъ его сердца подозрня, что она чувствуетъ совсмъ другое. Молчане Доротеи казалось ему сдержаннымъ гнвомъ, ея малйшее замчане онъ толковалъ, по-своему, даже ея кротке отвты раздражали его, если ей случалось соглашаться въ чемъ-нибудь съ мужемъ, онъ тотчасъ ршалъ, что она длаетъ это какъ-бы изъ милости. Словомъ, въ м-р Казобон происходила цлая драма, и чмъ усиленне онъ старался скрыть ее отъ жены, тмъ явственне она обнаруживалась.

Такое состояне духа я нахожу весьма естественнымъ. Человкъ самый страшный врагъ самого себя. Если у него въ мозгу заслъ какой-нибудь пунктикъ — онъ, кром этого пунктика, ужь ничего не видитъ. У м-ра Казобона такой пунктикъ составляло тайное убждене, что Доротея не благоговетъ передъ нимъ по-прежнему, мало того — у нея явился новый предметъ благоговня. Въ душу его закралось подозрне, въ которомъ онъ самъ себ не смлъ сознаться и мучился, догадываясь, что жена замчаетъ это.

Натянутыя отношеня м-ра Казобона къ Дороте начались гораздо раньше прзда Виля въ Ловикъ, но, съ появленемъ его, подозрня усилились. Къ фактамъ существующимъ м-ръ Казобонъ присоединилъ еще факты воображаемые, озлоблене противъ жены и Виля, горечь разочарованя росли въ немъ ежедневно, обвинять Доротею въ измн онъ, конечно, не смлъ, во-первыхъ потому, что самъ былъ слишкомъ чистъ и добродтеленъ, а во-вторыхъ, возвышенный характеръ жены не допускалъ его дойти до такой низкой мысли. Но онъ все-таки ревновалъ ее. Его самолюбе было задто тмъ, что она перестала длиться съ нимъ своими впечатлнями. Онъ страшился, чтобы пылкое воображене Доротеи не привело ее впослдстви къ чему нибудь дурному, что-же касается Виля, то, по настоящему, кром послдняго письма, написаннаго въ вызывающемъ тон, м-ръ Казобонъ не имлъ никакихъ причинъ къ неудовольствю противъ него, но онъ старался себя уврить, что въ Вил есть что-то притягательное для натуръ, легко увлекающихся и такихъ непокорныхъ, какъ его жена. Онъ былъ убжденъ, что Доротея — главная причина возвращеня Виля изъ Рима и водвореня его у нихъ въ сосдств, ему представлялось даже, что она, безсознательно, быть можетъ, поощряла къ этому Виля. Затмъ ему казалось ясно, какъ день, что жена готова уже привязаться всмъ сердцемъ къ Вилю и подчиниться его вол, что посл каждаго tte—tte съ Вилемъ она непремнно выноситъ какое-нибудь непрятное для мужа впечатлне. Послднее ихъ свидане въ Ловик, о которомъ м-ръ Казобонъ зналъ (о встрч съ Билемъ въ Фрэшит-Голл Доротея не сказала ни слова мужу), повело къ супружеской сцен, разбередившей еще боле сердечную рану м-ра Казобона, а ночное объяснене по поводу денегъ подлило только масла въ огонь.

Случившйся затмъ нервный припадокъ, подкосившй его здоровье, усилилъ еще боле мрачное настроене его духа. Правда, онъ вскор поправился и сталъ по-прежнему прилежно работать, болзнь, повидимому, произошла отъ чрезмрнаго утомленя, онъ могъ прожить еще 20 лтъ и окончить свой трудъ, къ которому готовился 30 лтъ сряду. Такая будущность казалась ему тмъ боле отрадной, что онъ надялся отомстить Карпу и К, преслдовавшимъ его своими дкими насмшками. ‘Я докажу имъ, что они жестоко ошибаются, опровергая, на основани своихъ современныхъ взглядовъ, мои тщательныя изслдованя памятниковъ отдаленной древности, разсуждалъ м-ръ Казобонъ,— я разобью ихъ въ прахъ и увковчу свое имя въ потомств’. Но предвкушая свою славу, какъ авторъ, онъ не могъ успокоиться, какъ мужъ, его терзала мысль, что здоровье его подточено внутреннимъ недугомъ, что онъ долженъ скоро умереть, что смерти его, можетъ быть, будутъ радоваться, и что въ числ радующихся будетъ Виль.

Несмотря на свои недостатки, и-ръ Казобонъ былъ человкъ въ высшей степени честный и благородный, вступая въ бракъ съ Доротеей, онъ заране обезпечилъ ее на случай своей смерти, но при настоящихъ обстоятельствахъ онъ принялъ намрене составить другое завщане. ‘Благополуче Доротеи, разсуждалъ онъ,— зависитъ не отъ богатства, напротивъ, хорошее состояне можетъ поставить ее въ весьма опасное положене, она сдлается тогда выгодной приманкой для каждаго, кто съуметъ ловко овладть ея пылкимъ и любящимъ сердцемъ и восторженнымъ воображенемъ. А тутъ какъ-разъ близь нея находится человкъ, имющй въ виду именно эту цль,— человкъ, для котораго любовь есть только минутная прихоть, который ненавидитъ меня — въ этомъ я убжденъ — и ненавидитъ потому, что сознаетъ свою неблагодарность ко мн. Онъ постоянно выставлялъ меня въ смшномъ вид передъ женой — я не слыхалъ этого, правда, но увренъ, что это такъ. Если я даже останусь живъ, то не поручусь за то, что онъ не станетъ искать возможности влять на Доротею стороной, онъ усплъ уже заслужить ея довре, привлечь на себя ея внимане, усплъ уврить ее, какъ видно, что иметъ право получать отъ меня гораздо боле, чмъ я ему даю. Если я умру — а онъ сторожитъ мою смерть, это врно — онъ уговоритъ ее выйдти за него замужъ, для нея это будетъ несчасте, а для него — торжество, она, конечно, не пойметъ своей ошибки, онъ заставитъ ее смотрть на все своими глазами, въ ней есть наклонность страстно привязаться къ человку — меня она, вроятно, мысленно упрекала въ неспособности отвчать ей тмъ-же — и, нтъ сомння, что она даже теперь поглощена заботою о его судьб, а онъ разсчитываетъ на легкую побду и думаетъ водвориться въ моемъ гнзд. Нтъ, этому не бывать! Бракъ съ нимъ погубитъ Доротею. Выказалъ-ли этотъ человкъ въ чемъ-нибудь характеръ, кром желаня противорчить мн? По части знаня, онъ только нахваталъ верхушекъ, по части религи, онъ былъ эхомъ бредней Доротеи. Я ршительно не врю въ его нравственныя правила и считаю своимъ долгомъ употребить вс мры, чтобы помшать осуществленю его намренй’.

Брачный контрактъ м-ра Казобона давалъ ему возможность включить въ него какя угодно новыя условя, но, поразмысливъ хорошенько, онъ пришелъ къ тому заключеню, что вопросъ о его смерти еще не ршенъ и потому, не приступая въ пересмотру брачнаго контракта, онъ вознамрился выйдти изъ своей обычной замкнутости и спросить Лейдгата о вроятномъ исход своей болзни.

Онъ предупредилъ Доротею, что Лейдгатъ прдетъ къ нимъ, по его просьб, въ половин четвертаго, и когда та съ испугомъ спросила: не хуже-ли ему? онъ отвчалъ:

— Нтъ, я только желаю знать мнне доктора касательно нкоторыхъ симптомовъ моей болзни. Вамъ, душа моя, нтъ надобности съ нимъ видться, я прикажу провести его въ тиссовую аллею, по которой буду, по обыкновеню, гулять.

Лейдгатъ засталъ м-ра Казобона расхаживающимъ взадъ и впередъ по алле, съ заложенными за спину руками и съ опущенной головой. Это было посл полудня, погода стояла прекрасная, солнечные лучи прорзывались сквозь темную, густую листву, кругомъ царствовала тишина, прерываемая, отъ времени до времени, однообразнымъ карканьемъ воронъ, которое для иныхъ кажется чмъ-то торжественнымъ и погребальнымъ. Лейдгатъ, человкъ полный силъ и энерги, почувствовалъ искреннее сострадане, увидавъ приближавшагося къ нему м-ра Казобона. Согнутая спина этого труженика-ученаго, истощенное тло его и глубокя морщины около рта придавали ему старческй видъ.

— Несчастный! подумалъ Лейдгатъ, — въ его годы друге мужчины кажутся львами, объ ихъ лтахъ можно только сказать, что они въ полномъ развити силъ.

— М-ръ Лейдгатъ, произнесъ м-ръ Казобонъ своимъ обыкновеннымъ вжливыхъ тономъ,— я вамъ чрезвычайно обязанъ за вашу акуратность. Если позволите, мы будемъ разговаривать гуляя.

— Не безпокоили-ли васъ въ послднее время припадки? И не это-ли послужило поводомъ къ приглашеню меня? спросилъ Лейдгатъ, посл минутнаго молчаня.

— О, нтъ, совсмъ нтъ! Чтобы объяснить вамъ причину, почему я попросилъ васъ прхать, я долженъ вамъ передать — въ другое время это было-бы лишнимъ — что жизнь моя, во многихъ отношеняхъ безполезная, отчасти нужна для окончаня работы, которую я началъ въ цвтущую пору моей молодости. Короче сказать, у меня теперь на рукахъ сочинене, которое я-бы желалъ оставить посл себя въ такомъ вид, чтобы друге, по крайней мр, могли прямо отдать его въ печать, еслибы я получилъ эту увренность, то могъ-бы извлечь изъ нея пользу и опредлить планъ моихъ дйствй.

Тутъ м-ръ Казобонъ умолкъ и засунулъ одну руку за пуговицы своего однобортнаго сюртука. Для человка, долго занимавшагося изученемъ характеристики людей, было-бы любопытно слдить за внутренней борьбой, происходившей въ м-р Казобон и выраженной имъ въ размренной, форменной рчи, произнесенной по обыкновеню въ носъ, съ покачиванемъ головы. Что могло быть трагичне положеня человка, со страхомъ добивающагося узнать, долженъ-ли онъ отказаться навсегда отъ труда, который составлялъ главную цль его жизни? Наружность м-ра Казобона далеко не соотвтствовала драматическому характеру этой минуты, и Лейдгату, смотрвшему съ нкотораго рода пренебрженемъ на сухе, педантическе ученые труды, неимвше никакого практическаго примненя, Казобонъ показался и смшонъ, и жалокъ.

— Вы хотите знать, не помшаетъ-ли ваше здоровье окончить вашъ трудъ? сказалъ Лейдгатъ, стараясь помочь м-ру Казобону, который видимо не имлъ духу выразить ясне свой вопросъ.

— Да. Вы очень тщательно изслдовали симптомы моей болзни, но не объяснили мн, опасны-ли они, а между тмъ, м-ръ Лейдгатъ, я-бы желалъ знать всю истину, безъ утайки. Вотъ для чего я и пригласилъ васъ въ себ. Вы мн окажете этимъ самую дружескую услугу. Если вы скажете, что жизни моей не грозитъ близкая опасность, то, по причинамъ, вамъ уже извстнымъ, я буду этимъ очень доволенъ, если-же наоборотъ, то узнать правду для меня еще важне.

— Слдовательно, вы требуете отъ меня полной откровенности? отвчалъ Лейдгатъ.— Впрочемъ, я считаю долгомъ предупредить васъ, что точное опредлене вашей болзни невозможно. Болзни сердца представляютъ самый разнообразный характеръ, ни въ какомъ случа нельзя назначить времени ихъ страшнаго исхода.

М-ра Казобона видимо покоробило, но онъ смолчалъ и поклонился доктору.

— Мн кажется, что вы страдаете такъ-называемымъ ожирнемъ сердца — болзню открытой и изслдованной Лэнневомъ, который, нсколько лтъ тому назадъ, подарилъ наук стетоскопъ. Для того, чтобы ршить вопросъ о вашемъ положени, необходимо время и внимательное наблюдене. Посл всего слышаннаго отъ васъ я считаю долгомъ объявить, что смерть въ подобнаго рода болзняхъ бываетъ обыкновенно внезапная, со всмъ тмъ я никакъ не могу оказать заране, когда именно съ вами это случится. Съ вашей комплекцей и при спокойной жизни вы можете прожить лтъ пятнадцать и даже боле, но душевныя потрясеня могутъ значительно приблизить катастрофу. Приводить анатомическя и медицинскя доказательства я не нахожу нужнымъ, такъ-какъ результатъ выйдетъ одинъ и тотъ-же.

Лейдгатъ тонко сообразилъ, что прямая и откровенная рчь, безъ увертокъ, понравится Казобону.

— Благодарю васъ, м-ръ Лейдгатъ, сказалъ Казобонъ посл минутной паузы.— Позвольте вамъ предложить еще одинъ вопросъ: сообщили-ли вы м-съ Казобонъ все то, что мн сейчасъ сказали?

— Частю, т. е. я намекнулъ ей о существующей опасности.

Лейдгатъ уже готовился объяснить, почему онъ сообщилъ Дороте о возможности неблагопрятнаго исхода болзни, но Казобону видимо хотлось прекратить разговоръ. Онъ махнулъ рукой, еще разъ поблагодарилъ доктора и завелъ рчь о прекрасной погод. Лейдгатъ, догадавшись, что его больной желаетъ остаться одинъ, поспшилъ проститься съ нимъ. Черная фигура Казобона, съ заложенными назадъ руками и съ опущенной головой, долго еще двигалась взадъ и впередъ по темной тиссовой алле и окружающее ее безмолве только изрдка нарушалось звукомъ падающихъ листьевъ или перепархивающихъ птичекъ. Тутъ ходилъ человкъ, поставленный лицомъ въ лицу съ смертью, для него настала одна изъ тхъ ршительныхъ минутъ, когда общее выражене — вс мы должны умереть,— превращается въ грозный приговоръ: я долженъ умереть, и скоро. Смерть, на рукахъ которой мы, въ послднюю минуту свою, засыпаемъ иногда также сладко, какъ ребенокъ на рукахъ матери, въ другое время представляется намъ жестокой и неумолимой. М-ру Казобону казалось, что онъ очутился на берегу страшнаго Стикса, что онъ слышитъ уже всплески веселъ, видитъ темное очертане лодки и ждетъ призыва.

Доротея выждала, когда Лейдгатъ ухалъ и пошла въ садъ съ намренемъ отыскать мужа, но, опасаясь, по обыкновеню, попасть не кстати, она робко блуждала между деревьями, высматривая, гд мужъ. Замтивъ, наконецъ, что онъ идетъ къ ней на-встрчу, она направилась прямо въ его сторону.

М-ръ Казобонъ могъ бы встртить ее какъ олицетворене ангела, посланнаго ему съ встю, что въ послдне часы своей жизни онъ будетъ согртъ преданностю и любовю — отрадными спутницами несчастя, но вмсто того, онъ бросилъ на нее такой ледяной взглядъ, отъ котораго бдная женщина совершенно растерялась, однакожъ, она подошла къ нему и робко взяла его подъ руку. М-ръ Казобонъ не измнилъ своей прежней позы и равнодушно допустилъ, чтобы гибкая рука жены обвилась вокругъ его руки.

Доротея страдала отъ пытки, которой подвергалъ ее мужъ, слово это, быть можетъ, слишкомъ сильно, но оно врно. Мелочи жизни нердко уничтожаютъ все счастье человка, и люди, сдлавшеся причиной такихъ послдствй, сами бываютъ поражены удивленемъ и ужасомъ при вид произведеннаго ими опустошеня. Вы спросите, какъ могъ ршиться м-ръ Казобонъ обращаться такъ сурово съ своей женой? Вспомните только, что боязнь сдлаться предметомъ чужого состраданя доходила въ немъ до болзненнаго раздраженя, ему казалось, что люди, выказывающе участе къ нему, радуются его горю. О чувствахъ Доротеи онъ не имлъ ни малйшаго понятя, онъ не могъ себ вообразить, что она столько-же страдаетъ отъ его обращеня съ нею, сколько онъ отъ критическихъ статей Карпа.

Доротея шла молча рядомъ съ мужемъ, не отнимая своей руки, м-ру Казобону не хотлось прямо сказать, что онъ желаетъ остаться одинъ, и, не говоря ни слова, онъ повернулъ къ дому. Только-что они вошли туда чрезъ стеклянную дверь, Доротея освободила свою руку и остановилась, предоставя мужу идти, куда ему будетъ угодно. Онъ отправился въ библотеку и заперся тамъ съ своимъ горемъ.

Доротея-же ушла въ будуаръ. Въ открытое полукруглое окно видна была тиссовая аллея, вся освщенная послполуденнымъ солнцемъ. Доротея бросилась въ кресло, не обративъ вниманя на то, что оно стоитъ на припек, на нее напалъ припадокъ такого негодованя, какого она прежде никогда не испытывала. Плакать она не могла.

— Что я ему сдлала? воскликнула она,— что я такое въ его глазахъ, что онъ осмливается обращаться со мной такъ жестоко? Ему дла нтъ до моихъ чувствъ, къ чему послужили вс мои думы и заботы о немъ?

Она какъ-будто испугалась своего собственнаго голоса и замолчала. Въ эту минуту въ ея голов пронеслись вс обманутыя надежды и мечты ея молодости, она съ грустю поняла, что все это время она и мужъ шли по разнымъ путямъ. Еслибы онъ выказалъ ей сочувстве, приблизилъ-бы ее въ себ, она беззавтно посвятила-бы ему всю свою жизнь, не разсуждая, заслуживаетъ онъ этого или нтъ. А теперь она съ горечью повторяла: ‘Не я виновата, а онъ! Я любила его, я врила ему, и чмъ-же онъ заплатилъ мн? Я съ трепетомъ ловлю каждый его взглядъ, я должна скрывать свои чувства, должна ежеминутно стараться угождать ему’. Одно подобное обращене можетъ довести женщину до ненависти.

Солнце начало уже садиться, когда Доротея вспомнила, что ей пора сойти внизъ, но она собралась послать сказать мужу, что ей нездоровится и она останется наверху. До сихъ поръ она ни разу не давала до такой степени воли своему раздраженю, теперь-же она чувствовала, что встрча съ мужемъ вызвала-бы ее непремнно на объясненя, а хладнокровно объясниться она не могла-бы. ‘Я знаю, что онъ удивится и обидится моимъ отказомъ придти къ нему,— и подломъ, разсуждала она: — Богъ видитъ, что не я виновата’. Доротея, подобно всмъ людямъ, думала въ минуты раздраженя, что Богъ и вс небесныя силы на ея сторон. Но только-что она хотла позвонить, какъ послышался стукъ въ ея дверь.

— М-ръ Казобонъ прислалъ сказать вамъ, что онъ желаетъ обдать въ библотек и провести вечеръ одинъ, потому-что онъ очень занятъ.

— Такъ я совсмъ не буду обдать, Тантрипъ, сказала Доротея.

— Ахъ, сударыня! воскликнула та,— позвольте мн принести вамъ чего-нибудь.

— Не нужно, мн нездоровится. Приготовьте все, что слдуетъ къ ночи и не безпокойте меня больше.

Доротея просидла неподвижно въ кресл вплоть до глубокаго вечера, ея внутренняя борьба мало-по-малу утихла, она вспомнила, что сегодня ршался вопросъ о жизни и смерти ея мужа, что отвтъ доктора, быть можетъ, поразилъ его, тогда образъ м-ра Казобона предсталъ передъ нею, какъ живой, блдный, съ укоромъ въ глазахъ. Она горько заплакала, моля Бога помиловать ее отъ испытаня. Въ дом все было тихо, зная, что м-ру Казобону уже настало время ложиться спать, она осторожно отворила дверь своего будуара и ждала въ потемкахъ появленя мужа на лстниц со свчей въ рук. Если-бы онъ замедлилъ, она, кажется, бросилась-бы внизъ отъ овладвшаго ею непонятнаго ужаса, но дверь библотеки вскор отворилась и по лстниц началъ медленно подыматься свтъ, безъ малйшаго звука шаговъ по ковру. Какъ только м-ръ Казобонъ очутился передъ нею, она увидла, что онъ блденъ, какъ мертвецъ, замтивъ Доротею, онъ слегка вздрогнулъ, она смотрла на него молча, умоляющими глазами.

— Доротея, спросилъ онъ тихо и ласково,— неужели вы дожидались меня здсь?

— Да, отвчала Доротея,— я боялась идти въ библотеку, чтобы не помшать вамъ.

— Пойдемте, пойдемте, душа моя, вы молоды, вы не должны утомлять себя.

Эти ласковыя и грустныя слова пробудили въ Дороте такое чувство, какое мы испытываемъ, когда намъ удастся осторожно обойти больного и не толкнуть его. Она подала мужу руку и они пошли рядомъ по широкому корридору.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ.
Мертвая рука.

ГЛАВА XLIII.

Доротея вызжала безъ мужа только въ такомъ случа, если ей было необходимо сдлать какя-нибудь закупки въ Мидльмарч или-же по дламъ благотворительности. Черезъ два дня посл сцены въ тиссовой алле она ршилась отправиться въ Мидльмарчъ, чтобы повидаться съ Лейдгатомъ и узнать отъ него, дйствительно-ли ея мужъ чувствуетъ себя хуже и скрываетъ это отъ нея и требовалъ-ли онъ отъ доктора настоятельно, чтобы тотъ сказалъ ему всю правду объ исход его болзни. Хотя совсть и упрекала Доротею за то, что она намревалась разузнать объ этомъ у посторонняго человка, помимо мужа, но неизвстность и страхъ, что она можетъ какъ-нибудь нечаянно отнестись грубо и несправедливо къ мужу, заставили ее ршиться. Очевидно было, что въ ум ея мужа произошелъ какой-то кризисъ: онъ на другой-же день принялъ новую методу составленя замтокъ и посвятилъ жену въ свой новый планъ. Бдной Дороте приходилось запасаться нечеловческимъ терпнемъ.

Она подъхала къ дому Лейдгата въ Ловикъ-Гэт часа въ четыре пополудни, въ дорог на нее напалъ страхъ, что, можетъ быть, его нтъ дома, и она стала досадовать на себя, что не написала ему раньше о своемъ посщени. Его дйствительно не оказалось дома.

— А м-съ Лейдгатъ дома? спросила Доротея. Она не была знакома съ Розамундой и даже никогда не видала ее, но теперь вдругъ вспомнила, что Лейдгатъ женатъ. М-съ Лейдгатъ была дома.

— Мн-бы хотлось повидаться съ нею. Не можетъ-ли она удлить мн нсколько минутъ,— м-съ Казобонъ.

Служанка отправилась съ докладомъ. До слуха Доротеи доносились сквозь открытое окно звуки мужского голоса, пвшаго подъ акомпаниментъ фортепьяно. Внезапно музыка и пне прекратились и служанка вернулась съ отвтомъ, что м-съ Лейдгатъ почтетъ себ за счасте принять м-съ Казобонъ. Дйствительно, Розамунда была польщена посщенемъ м-съ Казобонъ. Для нея Доротея была богинею, стоявшею выше обыкновенныхъ мидльмарчскихъ смертныхъ, и поглядть на нее вблизи было въ высшей степени интересно, къ тому-же Розамунда была непрочь показать ей и себя: она не сомнвалась ни минуты, что произведетъ на нее благопрятное впечатлне. Ужь если Лейдгатъ отличилъ ее отъ прочихъ двушекъ, то, конечно, она должна была понравиться всякой дам порядочнаго круга. Доротея протянула ей руку съ своей обыкновенной непринужденной любезностью и глаза ея остановились съ удовольствемъ на хорошенькомъ личик жены Лейдгата, въ то-же время она замтила какого-то джентльмена, стоявшаго неподалеку отъ нихъ, но не обратила на него особеннаго вниманя. Этотъ джентльменъ, въ свою очередь, казалось, былъ такъ сильно заинтересованъ одной изъ этихъ женщинъ, что не обратилъ ни малйшаго вниманя на контрастъ между ними, который поразилъ-бы всякаго спокойнаго наблюдателя.

— Благодарю васъ, что вы были только любезны, что не отказались принять меня, заговорила Доротея посл перваго привтствя.— Мн непремнно нужно повидаться съ м-ромъ Лейдгатомъ сегодня-же и я полагала, что вы, можетъ быть, знаете, гд я могу найти его, или позволите подождать его у васъ, если онъ скоро вернется.

— Онъ въ новомъ госпитал. Я не знаю, когда онъ вернется домой, но я могу послать за нимъ.

— Если угодно, я схожу за нимъ, сказалъ Виль Владиславъ, подходя въ дамамъ. Доротея покраснла отъ неожиданности, но протянула ему руку съ улыбкой и видимымъ удовольствемъ.

— Я не узнала васъ, сказала она: — я никакъ не ожидала встртить васъ здсь.

— Такъ вы уполномочите меня сходить въ госпиталь и передать м-ру Лейдгату, что вы желаете повидаться съ нимъ? спросилъ Виль.

— Я полагаю, лучше послать за нимъ экипажъ, отвчала Доротея,— если вы будете такъ добры, что объясните кучеру, куда хать.

Виль направился къ дверямъ, но Доротея о чемъ-то вспомнила въ эту минуту, быстро встала и сказала:

— Я поду сама, благодарю васъ. Мн хочется поскоре вернуться домой. Я проду въ госпиталь и повидаюсь тамъ съ м-ромъ Лейдгатомъ. Извините меня, пожалуйста, м-съ Лейдгатъ. Я вамъ очень благодарна.

Видимо, ее поразила какая-то мысль, она вышла изъ комнаты, почти не сознавая, гд она, не замчая, что Виль отворилъ ей дверь и предложилъ руку, чтобы провести ее до кареты. Она приняла руку, но не говорила ни слова. Виль, оскорбленный и раздосадованный, въ свою очередь не находилъ, что сказать. Молча онъ посадилъ ее въ карету, они простились и Доротея ухала.

До госпиталя было всего пять минутъ зды, но этого времени было слишкомъ достаточно, чтобы совершенно новыя мысли успли родиться въ голов Доротеи. Она такъ поспшно ухала отъ Лейдгатовъ потому, что въ ея ум явилось смутное сознане, что, скрывъ отъ мужа о своемъ свидани съ Вилемъ, она его обманетъ, но она также сознавала, что должна была умолчать объ этомъ свидани, потому что иначе ей пришлось-бы разсказать ему, что она здила къ Лейдгату. Но кром этого сознаня, ее побудило ухать какое-то странное чувство досады. И теперь, въ карет, въ ушахъ ея постоянно раздавались звуки мужского голоса и акомпанировавшаго ему фортепьяно, а въ голов неотвязно вертлся вопросъ, къ чему Виль Владиславъ посщалъ м-съ Лейдгатъ въ отсутстве ея мужа. Но тутъ припомнилось ей, что нсколько разъ онъ бывалъ и у нея въ отсутстве ея мужа и она никогда не находила этого неприличнымъ. Впрочемъ, въ отношени ея это совсмъ другое дло: Виль — родственникъ м-ра Казобона и она обязана выказывать ему родственное расположене. Да, но вмст съ тмъ припоминалось ей, что м-ръ Казобонъ, повидимому, былъ недоволенъ, если кузенъ являлся къ нему въ домъ въ его отсутстве. ‘Можетъ быть, я во многомъ ошибалась’, подумала бдная Доротея и по щекамъ ея потекли слезы. Она чувствовала себя несчастною, сама не зная почему, образъ Виля, до сихъ поръ такъ свтло рисовавшйся передъ нею, внезапно потускнлъ. Между тмъ карета остановилась у воротъ госпиталя, увидвъ Лейдгата, Доротея забыла обо всемъ, кром непосредственной цли своей поздки.

Въ то-же время Виль Владиславъ былъ сильно раздосадованъ, но очень хорошо сознавалъ, чмъ именно. Онъ такъ давно не видлся съ Доротеею, и первая-же встрча его съ нею вышла такъ неудачна. Она не только не оказала ему исключительнаго вниманя, но она могла еще опасаться, что, встртясь съ нимъ при такой обстановк, она могла вывести заключене, что онъ вовсе не занятъ ею. Онъ чувствовалъ, что разстояне между ними снова увеличивается и нтъ надежды, чтобы они могли снова сойтись, такъ-какъ онъ попалъ въ т кружки мидльмарчцевъ, въ жизни которыхъ она не принимаетъ никакого участя и, слдовательно, въ нихъ онъ не можетъ встрчаться съ нею. Но разв онъ въ этомъ виноватъ? Правда, поселившись въ город, онъ поспшилъ обзавестись большимъ знакомствомъ, но вдь его положене требовало, чтобы онъ зналъ все и всхъ. Знакомство съ Лейдгатомъ, конечно, не могло уронить его ни въ чьихъ глазахъ. А вдобавокъ жена Лейдгата оказалась музыкантшей и вообще женщиной такого рода, что въ бесд съ нею время проходило прятно и незамтно. Его страшно бсило, что его Дана неожиданно застала своего поклонника въ обществ другой женщины. Только ради ея, своей Даны, перехалъ онъ въ Мидльмарчъ, а между тмъ положене, занятое имъ въ этомъ город, грозило воздвигнуть между ними преграду боле непреодолимую, чмъ прежняя, когда онъ жилъ въ Рим. Бороться противъ предразсудковъ званя и положеня, выраженныхъ въ грубой форм деспотическаго письма м-ра Казобона, было нетрудно. Но предразсудки могутъ проявляться въ боле тонкой форм, и Виль былъ особенно чутокъ къ такимъ проявленямъ. Впрочемъ и человкъ мене чуткй, чмъ онъ, замтилъ-бы, что въ этотъ разъ при встрч съ нимъ Доротея, несмотря на полное отсутстве всякаго стсненя, чувствовала себя какъ-то неловко, молчане ея, когда онъ провожалъ ее до кареты, носило на себ какой-то леденящй характеръ. Можетъ быть, Казобонъ изъ ненависти и ревности убдилъ Доротею, что Виль не ровня ей по общественному положеню. Чортъ-бы добралъ этого Казобона!

Виль вернулся въ гостиную, взялъ шляпу и, подойдя къ м-съ Лейдгатъ, сидвшей за работой, сказалъ раздражительнымъ тономъ:

— Какъ непрятно, когда прерываютъ за музыкой или стихами. Вы мн позволите придти какъ-нибудь въ другой разъ докончить Lungi dal caro bene?

— Я очень буду рада, если вы меня выучите этой ари, сказала Розамунда.— Но сознайтесь, что перерывъ явился къ намъ въ очень красивой форм. Какъ я завидую вамъ, что вы знакомы съ м-съ Казобонъ! Что, она очень умна? Говорятъ, что очень.

— Право, не знаю, отвчалъ Виль сердито.

— То-же самое мн отвчалъ Тертй, когда я его спросила: хороша-ли она собою? О чемъ это вы, господа, думаете, когда бесдуете съ м-съ Казобонъ?

— О ней самой, возразилъ Виль, которому вдругъ захотлось побсить очаровательную м-съ Лейдгатъ.— Въ присутстви такой совершенной во всхъ отношеняхъ женщины невозможно думать о качествахъ ея ума или характера, можно только сознавать ея присутстве.

— Этакъ пожалуй, я стану ревновать Тертя, если онъ не прекратить своихъ поздокъ въ Ловикъ, замтила Розамунда улыбаясь.— Возвращаясь оттуда, онъ совсмъ не станетъ думать обо мн.

— До сихъ поръ, какъ кажется, поздки въ Ловикъ не производили такого дйствя на м-ра Лейдгата. М-съ Казобонъ слишкомъ непохожа на другихъ женщинъ, чтобы ее можно было сравнивать съ ними.

— Вы ея страстный поклонникъ, какъ я вижу. Вроятно, вы часто видитесь съ нею.

— Нтъ, отвчалъ Виль съ досадой.— Поклонене — это не боле, какъ теоря. Однако, я имъ злоупотребляю въ настоящую минуту… пора мн уходить.

— Пожалуйста, заходите какъ-нибудь вечеркомъ: м-ръ Лейдгатъ очень любитъ музыку, да и мн будетъ гораздо пряте, если онъ станетъ наслаждаться ею вмст со мною.

Когда мужъ вернулся, Розамунда, взявъ его за воротникъ обими руками, сказала:

— Сегодня м-ръ Владиславъ былъ у меня и плъ, когда прхала м-съ Казобонъ. Ея прздъ, кажется, разсердилъ его. Повидимому, онъ былъ недоволенъ, что она захала къ намъ. Но я полагаю, что ты не ниже его по положеню, въ какихъ-бы родственныхъ отношеняхъ онъ не состоялъ съ Казобонаии.

— Пустяки. Если онъ разсердился, такъ на что-нибудь другое. М-ръ Владиславъ никогда не разбираетъ положеня людей.

— Оставляя въ сторон музыку, онъ не всегда прятный гость. Теб онъ нравится?

— Да, онъ, кажется, добрый малый, немножко взбалмошный, но очень сносный.

— Знаешь-ли, онъ безъ ума отъ м-съ Казобонъ.

— Бдняга! замтилъ Лейдгатъ улыбаясь и щипнувъ жену за ухо.

Розамунда чувствовала, что пробртаетъ необыкновенную опытность въ житейскихъ длахъ, особенно съ тхъ поръ, какъ узнала, что женщины и посл замужества могутъ одерживать побды и влюблять въ себя мужчинъ. До замужества она считала это едва-ли возможнымъ. Въ то время двушки, въ провинци, даже воспитывавшяся у м-съ Лемонъ, мало были знакомы съ французской литературой посл Расина, а гравюръ, проливающихъ такой яркй свтъ на житейске скандалы, тогда еще вовсе не было. Но досужее женское тщеславе способно, воспользоваться самымъ ничтожнымъ намекомъ, особенно такимъ заманчивымъ, какъ намекъ на возможность безконечныхъ побдъ. Какъ восхитительно, возсдая на брачномъ престол рядомъ съ принцемъ-супругомъ, въ дйствительности вашимъ-же подданнымъ, заковывать въ свои цпи рабовъ, которые будутъ безнадежно обращать къ вамъ взоры, теряя и сонъ и аппетитъ! Впрочемъ, романъ Розамунды въ настоящее время сосредоточивался преимущественно на принц-супруг, и его врноподданическя чувства вполн удовлетворяли ее. Когда онъ сказалъ: ‘бдняга’, она спросила съ любопытствомъ:

— Почему это?

— Да какого-же толка ждать отъ человка, когда онъ влюбится въ одну изъ васъ, русалокъ? Онъ только заброситъ свою работу и войдетъ въ долги.

— Ну, кажется, ты не запускаешь своей работы. Ты вчно или въ госпитал, или у какихъ-нибудь бдныхъ пацентовъ, или занятъ какой-нибудь докторской ссорой, а дома то и дло что корпишь надъ своимъ микроскопомъ, да склянками. Согласись, что они для тебя дороже меня.

— Неужели твое честолюбе удовлетворится, если я буду только мидльмарчскимъ докторомъ и ничмъ больше? спросилъ Лейдгатъ, опуская руки на плечи жены и глядя на нее серьезно и съ любовью.— Я выучу тебя моимъ любимымъ стихамъ. Ихъ написалъ одинъ старый поэтъ:

Зачмъ бушуетъ гордость, если ей

Забвенье предстоитъ? Какое счастье

Сравниться можетъ съ тмъ, чтобъ написать

Достойное тиснене творенье,

Когда оно способно возбуждать

Въ читающихъ восторгъ и удивленье?

Да, Рози, мн хочется сдлать что-нибудь такое, чтобъ не остаться въ тни. А для этого, дружочекъ, я долженъ трудиться.

— Разумется, я желаю чтобы ты сдлалъ какя-нибудь важныя открытя, и, вроятно, никто боле меня не будетъ такъ доволенъ, если ты достигнешь боле высокаго положеня, чмъ то, которое ты занимаешь теперь въ Мидльмарч. Ты не можешь сказать, что я когда-нибудь, отвлекала тебя отъ работы. Но нельзя-же намъ вчно жить отшельниками. Ты не сердишься на меня, Тертй?

— Нтъ, моя дорогая, за что-же! ты — моя радость.

— Зачмъ прзжала къ теб, м-съ Казобонъ?

— Она желала разспросить меня о здоровь своего мужа, и, кажется, намрена пожертвовать кое-что на нашъ новый госпиталь. Вроятно, она дастъ намъ фунтовъ 200 въ годъ.

ГЛАВА XLIV.

Когда Доротея, прогуливаясь съ Лейдгатомъ по лавровымъ аллеямъ въ саду новаго госпиталя, узнала отъ него, что въ физическомъ состояни м-ра Казобона не послдовало никакой перемны за исключенемъ безпокойнаго желаня узнать всю правду относительно своей болзни, она задумалась, ей представилось, что, можетъ быть, она сдлала или сказала что-нибудь непрятное для него, что возбудило это безпокойство. Лейдгатъ, не желая упускать удобнаго случая принести пользу своему любимому длу, рискнулъ заговорить:

— Не знаю, обращалъ-ли кто ваше внимане или внимане м-ра Казобона на нашъ новый госпиталь! Съ моей стороны можетъ показаться узкимъ эгоизмомъ, что я говорю объ этомъ, не я право не виноватъ, дло въ томъ, что остальные доктора относятся къ нему враждебно. Васъ, кажется, интересуютъ подобныя вещи. Я помню, когда въ первой разъ я имлъ удовольстве видть васъ въ Типтонъ-Гренж, еще до вашего замужества, вы распрашивали женя, какъ дйствуютъ на здоровье бдняковъ ихъ жалкя помщеня.

— О да, отвчала Доротея, оживляясь.— Я буду вамъ очень благодарна, если вы мн скажете, чмъ я могу быть полезной въ вашемъ дл. Съ тхъ поръ, какъ я вышла замужъ, я почти перестала думать о тхъ предметахъ, которые меня занимали до замужества. Я хочу сказать, поправилась она посл минутнаго колебаня,— что въ нашей деревн земледльцамъ живется довольно сносно, а я была слишкомъ занята собой, чтобы освдомляться о томъ, что длается за предлами этой деревни. Но здсь, въ такомъ город, какъ Мидльмарчъ, вроятно, можно сдлать очень много добраго и полезнаго.

— Все, отвчалъ Лейдгатъ отрывисто и энергично.— Этотъ госпиталь — весьма полезное и дльное учреждене, онъ основанъ исключительно усилями м-ра Бюльстрода и главнымъ образомъ на его деньги. Но подобное предпряте не по силамъ одного человка. М-ръ Бюльстродъ расчитывалъ на поддержку многихъ своихъ друзей и знакомыхъ, между-тмъ это учреждене возбудило противъ себя пошлую мелочную вражду и, къ несчастю, многе изъ здшнихъ влятельныхъ людей употребляютъ вс усиля, чтобы уронить его.

— Какя-же побужденя руководятъ ими? спросила Доротея съ наивнымъ удивленемъ.

— Прежде всего въ этомъ виновата непопулярность м-ра Бюльстрода. Полгорода готово подняться на ноги, чтобы только досадить ему. Въ этомъ нелпомъ свт большинство людей признаютъ учреждене хорошимъ только тогда, если въ созданя его принимали участе свои люди. До прзда сюда я вовсе не зналъ Бюльстрода. Приглядвшись къ нему, я могу сказать безпристрастно, что нкоторые его взгляды весьма рацональны, нкоторыя его предположеня полезны. Если-бы люди образованные работали съ убжденемъ, что ихъ наблюденя могутъ способствовать преобразованю медицины, какъ въ теори, такъ и на практик, то эта наука непремнно подвинулась-бы впередъ. По крайней мр, я въ этомъ убжденъ. По моему мнню, отказавшись работать съ м-ромъ Бюльстродомъ, я пропустилъ-бы случай оказывать обществу услуги своей профессей.

— Я совершенно согласна съ вами, вскричала Доротея, увлеченная словами Лейдгата.— Но отчего-же большинство здшнихъ влятельныхъ людей возстановлено противъ м-ра Бюльстрода? Дядя мой очень расположенъ къ нему.

— Его не долюбливаютъ за его религозныя убжденя.

— Тмъ боле основаня презирать оппозицю такого рода, горячилась Доротея, въ ум которой мидльмарчцы представлялись гонителями вры.

— Говоря откровенно, противъ него существуютъ и другя обвиненя: говорятъ, что онъ лицемръ, человкъ не сообщительный и занимается не совсмъ привлекательною профессю. Но какое-жъ отношене имютъ эти недостатки къ вопросу о госпитал? Впрочемъ, главнымъ поводомъ къ оппозици послужило то, что Бюльстродъ вврилъ завдыване госпиталемъ мн, а не другому врачу. Что касается меня, я очень радъ, что онъ поручилъ мн дло, которое даетъ мн возможность приноситъ посильную пользу, я и постараюсь оправдать его выборъ. Но за то вс мои мидльмарчске собратья по професси злобствуютъ противъ этого госпиталя и не только отказываютъ въ своемъ содйстви, но всячески стараются чернить самое предпряте и мшать пожертвованямъ на него.

— Какъ все это пошло! вскричала Доротея съ негодованемъ.

— При всякомъ дл борьба неизбжна, безъ нея нельзя обойтись. Невжество здшняго общества превосходитъ всякое описане. Я нисколько не вмняю себ въ заслугу, что пользовался случаями, которые не всякому выпадаютъ на долю, но мн не могутъ простить, что я молодъ, что я еще недавно здсь и случайно знаю боле, чмъ здшне старожилы. Во всякомъ случа, если я могу ввести лучшую систему леченя, если я могу произвести наблюденя и изслдованя, которыя прольютъ новый свтъ на медицину, я сочту низостью съ своей стороны отступаться отъ этого дла ради соображенй личнаго комфорта. Мн тмъ легче слдовать по этому пути, что въ дло не замшанъ денежный вопросъ, который могъ-бы, пожалуй, выставить въ двусмысленномъ свт мою настойчивость.

— Какъ я рада, м-ръ Лейдгатъ, что вы заговорили со иною объ этомъ предмет, сказала Доротея тономъ, выражавшимъ полное сочувстве.— Мн кажется, я могу оказать небольшую помощь этому полезному предпрятю. У меня есть деньги, съ которыми я ршительно не знаю, что длать, и эта мысль часто меня мучитъ. Я думаю, что я могу пожертвовать для этого хорошаго дла фунтовъ 200 въ годъ. Какъ вы счастливы, что знаете, какимъ путемъ можно приносить дйствительную пользу. Какъ-бы я желала просыпаться каждое утро съ яснымъ сознанемъ, что я должна длать. Но вокругъ себя видишь столько дрязгъ, столько мелочности, что за ними довольно трудно отличить хорошее отъ дурного.

Послдня слова Доротея произнесла съ оттнкомъ грусти, но тотчасъ-же снова оживилась.

— Пожалуйста, м-ръ Лейдгатъ, просила она,— зазжайте, къ намъ въ Ловикъ и дайте мн боле подробныя свденя о вашемъ дл. Я передамъ м-ру Казобону то, что слышала отъ васъ сегодня, а теперь мн пора домой.

Въ тотъ-же вечеръ она разсказала объ этомъ мужу и изъявила желане жертвовать въ пользу госпиталя по 200 фунтовъ въ годъ — она получала 700 ф. въ годъ, закрпленныхъ за нею при замужеств. М-ръ Казобонъ не воспротивился ея желаню, онъ замтилъ только, что пожертвоване, по его мнню, черезъ чуръ ужь велико, что деньги могутъ понадобиться и на другя добрыя дла, но, видя настойчивость Доротеи, онъ боле не противорчилъ. Онъ самъ былъ вовсе не скупъ. Если онъ и придавалъ деньгамъ особенную цну, то смотрлъ на нихъ только какъ на средство для удовлетвореня его страсти къ наук, а не какъ на средство матеряльнаго обезпеченя.

Доротея сказала ему, что видлась съ Лейдгатомъ, и передала сущность разговора ихъ о госпитал. М-ръ Казобонъ воздержался отъ всякихъ распросовъ, но онъ былъ увренъ, что она видлась съ Лейдгатомъ съ цлю узнать о разговор его съ докторомъ по поводу его болзни. ‘Она знаетъ, что я знаю’, говорилъ какой-то безпокойный голосъ внутри его, и это сознане только увеличивало разстояне между ними. Онъ не доврялъ ея любви, а недовре создаетъ самое полное одиночество.

ГЛАВА XLV.

На оппозицю противъ новаго госпиталя, о которой Лейдгатъ говорилъ Дороте, какъ и на всякую другую оппозицю, можно было смотрть съ различныхъ точекъ зрня. Лейдгатъ объяснялъ ее смсью зависти и тупого предубжденя. М-ръ Бюльстродъ, кром зависти медиковъ, видлъ въ ней желане досадить ему,— желане, вызванное ненавистью къ той жизненной религи, представителемъ которой онъ служилъ,— ненавистью, находившею себ, и помимо религи, предлоги въ различитъ слабостяхъ его, которыя нетрудно подмтить во всякомъ человк. Это были, если можно такъ выразиться, министерскя точки зрня. Но оппозици обладаютъ обыкновенно способностью выставлять безграничное число обвиненй, которыя, не останавливаясь на предлахъ извстнаго, стремятся въ безпредльное пространство неизвстнаго. Мидльмарчская оппозиця большею частью вторила голосу своихъ вожаковъ, но, тмъ не мене, въ ней проявлялись всевозможные оттнки мннй, начиная съ деликатной сдержанности доктора Минчина до рзкихъ отзывовъ м-съ Доллонъ, содержательницы трактира Танкордъ въ Слоутеръ-Дэн. М-съ Доллонъ все боле и боле убждалась въ томъ, что ‘докторъ Дейдгатъ принялъ на себя завдыване госпиталемъ, если, можетъ быть, и не для того, чтобы отравлять своихъ пацентовъ, какъ она слышала, то, во всякомъ случа, для того, чтобы они умирали тамъ, и онъ могъ ихъ рзать безъ всякой помхи: извстное дло, что онъ хотлъ рзать м-съ Гоби, почтенную женщину, которой еще до замужества отдавали деньги на сохранене. ‘Ну что это за докторъ! всмъ извстно, что докторъ только тогда и хорошъ, если онъ знаетъ, что длается съ вами, пока вы еще живы, а что толку, что онъ станетъ разглядывать вамъ нутро, когда вы умрете.’ Иначе м-съ Доллонъ не могла объяснить себ, зачмъ докторъ Лейдгатъ поступилъ въ госпиталь. Большая часть постителей ея заведеня, конечно, раздляли ея мнне.

Даже и это мнне оказало свое вляне на судьбу мидльмарчскихъ медиковъ. Трактиръ Танкордъ былъ сборнымъ пунктомъ одного благотворительнаго клуба, который за нсколько мсяцевъ до открытя новаго госпиталя пускалъ на голоса вопросъ: не отказать-ли ему своему постоянному медику, доктору Гамбиту, и не пригласить-ли взамнъ его доктора Лейдгата, который производитъ просто чудеса, воскрешаетъ больныхъ, которыхъ осудили на смерть вс друге доктора. Хотя этотъ вопросъ въ то время и былъ ршенъ противъ Лейдгата, но ничтожнымъ большинствомъ, всего двухъ голосовъ, противники Лейдгата торжественно заявляли, что они считаютъ способность воскрешать людей, уже отптыхъ всми, весьма двусмысленною рекомендацею, посягательствомъ на неисповдимые пути провидня. Но теперь, благодаря слухамъ, которые ходили о молодомъ медик въ трактир Доллонъ, противъ Лейдгата возстали и т изъ членовъ благотворительнаго клуба, которые прежде держали его сторону.

Годъ тому назадъ, когда Лейдгатъ еще не пробрлъ въ Мидльмарч репутаци искуснаго врача, въ обществ о немъ ходили самыя разнообразныя мння, по большей части, неблагопрятныя, и очень немноге ршались обращаться къ нему. Прежде другихъ познакомились съ нимъ паценты съ хроническими болзнями, въ род старика Фэтерстона, затмъ его стали приглашать къ себ обыватели, которые не любятъ расплачиваться по докторскимъ счетамъ, но не прочь завязать знакомство съ новымъ докторомъ и послать за нимъ, чтобы онъ прописалъ успокоительное лекарство раскапризившемуся ребенку, на что старые доктора практики всегда ворчали. Эти паценты объявили, что Лейдгатъ, судя по всему, докторъ искусный. Вскор въ город утвердилось мнне, что Лейдгатъ искусне другихъ лечитъ болзни печени, поэтому многе обратились къ нему за рецептомъ его микстуры, они убждали себя, что если эта микстура и не поможетъ, то всегда можно возвратиться къ слабительнымъ пилюлямъ, которыя, если и не уменьшали желтизны, то все-же поддерживали жизнь. Впрочемъ, такого мння держались только люди средней руки. Мидльмарчске аристократы не перемняли доктора безъ важныхъ побудительныхъ причинъ, т-же изъ нихъ, у кого лечилъ прежде м-ръ Пикокъ, недоврчиво отнеслись къ новому доктору, замнившему Пикока: они были убждены, что едва-ли онъ можетъ сравняться искуствомъ съ своимъ предшественникомъ.

Но Лейдгатъ не усплъ пробыть въ город и нсколькихъ недль, какъ о немъ стали ходить слухи, способствовавше образованю боле установившихся мннй на его счетъ, хотя большинство этихъ слуховъ было, конечно, лишено всякаго значеня.

Ране другихъ распространился слухъ, что Лейдгатъ не любитъ пичкать лекарствами. Это показалось оскорбительнымъ и врачамъ, которые увидли въ этомъ посягательство на свое значене, и аптекарямъ, и т и друге охотно-бы притянули новатора въ суду за то, что онъ, не состоя лондонскимъ докторомъ медицины, осмливается требовать съ больныхъ плату за визитъ, не прописывая имъ лекарства. Въ своей неопытности Лейдгатъ и не подозрвалъ, что такая система леченя возстановитъ противъ него не только докторовъ и аптекарей, но даже самихъ больныхъ. Мало-того, онъ имлъ неосторожность, разговаривая съ м-ромъ Момсеемъ, торговцемъ овощными товарами, который не былъ его пацентомъ, заявить, что многе врачи роняютъ свою репутацю и вредятъ своимъ пацентамъ, получая съ нихъ плату въ форм длинныхъ счетовъ за микстуры, капли и пилюли:

— Въ этомъ случа врачи столько-хе вредны, какъ и простые шарлатаны, замтилъ Лейдгатъ легкомысленно:— чтобы заработать себ кусокъ хлба, они опаиваютъ лекарствами врноподданныхъ короля, а это равносильно измн, м-ръ Момсей, такъ какъ своими дйствями они посягаютъ на самый организмъ общества.

М-ръ Момсей былъ не только попечителемъ бдныхъ, но вмст съ тмъ страдалъ одышкой и обладалъ огромнымъ семействомъ. Такимъ образомъ, и съ медицинской точки зрня, и съ своей собственной, онъ былъ человкомъ съ всомъ и смотрлъ на себя, какъ на истаго патрарха мидльмарчскаго захолустья, обходился онъ со всми радушно и покровительственно, съ игривою любезностью, при чемъ скромно воздерживался выказывать свой умъ во всемъ блеск. Эта-то любезная игривость м-ра Момсея и побудила Лейдгата отвчать ему такимъ тономъ.

Послдня слова свои Лейдгатъ произнесъ съ улыбкой, занося ногу въ стремя, и м-ръ Монсей расхохотался громче, чмъ-бы разсмялся въ томъ случа, если-бы зналъ, кого именно подразумвалъ Лейдгатъ подъ словомъ ‘врноподанные короля’. ‘Добраго утра, добраго утра, сэръ, сказалъ онъ съ видомъ человка, который все понялъ. Но, на самомъ дл, онъ былъ приведенъ въ сильное смущене. Впродолжени многихъ лтъ онъ платилъ по докторскимъ счетамъ съ тщательно подведенными итогами, такъ что зналъ, что за каждыя полкроны и восемнадцать пенсовъ ему отпускалось что-нибудь осязаемое. Онъ платилъ по этимъ счетамъ съ удовольствемъ, включая это въ число своихъ обязанностей мужа и отца, чмъ длинне былъ счетъ, тмъ боле онъ имъ гордился. Такимъ образомъ, онъ не только пробрталъ массу лекарствъ для себя и семейства, но имлъ удовольстве изучать непосредственное дйстве каждаго изъ этихъ лекарствъ, такъ что могъ даже руководить своими указанями м-ра Гамбита — врача, стоявшаго по положеню нсколько ниже Вренча и Толлера и извстнаго боле, какъ акушера. М-ръ Момсей вообще былъ о немъ очень не высокаго мння, но замчалъ вполголоса, что, какъ врачъ, онъ, пожалуй, искусне всхъ своихъ мидльмарчскихъ товарищей.

Доводы, приведенные Лейдгатомъ, не убдили м-ра Момсея, но они оказались еще боле несостоятельными въ его мнни, когда они подверглись критик м-съ Момсей, женщины, отличавшейся необыкновеннымъ плодородемъ, вызывавшемъ частыя посщеня м-ра Гамбита, и подверженной болзненнымъ припадкамъ, для леченя которыхъ являлась необходимость приглашать доктора Минчина.

— Такъ этотъ м-ръ Лейдгатъ говоритъ, что совершенно безполезно прописывать лекарство? заговорила она, когда мужъ передалъ ей свой разговоръ съ новымъ докторомъ.— Хотла-бы я спросить его, откуда-бы у меня брались силы на ярмарочное время, если-бы я не начинала принимать за мсяцъ подкрпляющихъ лекарствъ. Вы себ не можете представить, моя милая, какая мн бываетъ тогда возня съ покупателями, обратилась она къ своей прятельниц, уписывавшей въ это время паштетъ изъ телятины, штуфатъ, окорокъ, языкъ и пр. и пр.— Я нахожу, что малиновая микстура дйствуетъ на меня гораздо лучше, чмъ бурая. Не понимаю, м-ръ Момсей, какъ вы, съ вашей опытностью, могли спокойно слушать его разглагольствованя. Я бы прямо сказала ему, что я смыслю въ этомъ дл побольше его.

— Нтъ, нтъ, нтъ, возразилъ м-ръ Момсей,— я вовсе не желалъ высказывать ему своего мння. Выслушивай все и затмъ составляй свое мнне — вотъ мой девизъ. Лейдгатъ и не подозрвалъ, съ кмъ онъ иметъ дло. Меня онъ не обойдетъ. Многе часто разговариваютъ со мной въ такомъ тон, какъ будто хотятъ сказать: ‘Момсей, вы дуракъ.’ Но я только улыбаюсь на это: я умю приноровиться къ слабой сторон каждаго. Если-бы лекарства приносили вредъ мн или моему семейству, я-бы давно уже замтилъ это.

На слдующй день м-ру Гамбиту было сообщено, что Лейдгатъ находитъ, что лекарства совершенно безполезны.

— Въ самомъ дл! сказалъ Гамбитъ приподнимая брови съ осторожнымъ удивленемъ — (Онъ былъ дородный человкъ съ сиплымъ голосомъ и огромномъ перстнемъ на четвертомъ пальц).— Какже онъ будетъ лечить своихъ больныхъ?

— Я то-же говорю, возразила м-съ Момсей, имвшая обыкновене придавать всъ своимъ словамъ особенномъ ударенемъ на мстоимняхъ.— Неужели онъ воображаетъ, что ему станутъ платить за то только, что онъ придетъ, посидитъ, да съ тмъ и уйдетъ.

М-ръ Гамбитъ самъ по-долгу засиживался у м-съ Момсей, бесдуя съ ней о своемъ собственномъ здоровь и другихъ, боле или мене интересныхъ, предметахъ, но онъ зналъ, что въ словахъ ея не заключается никакого ядовитаго намека, такъ какъ его посщеня и разсказы никогда не ставились на счетъ. Поэтому онъ отвчалъ шутливомъ тономъ:

— Какъ знать, Лейдгатъ очень красивый молодой человкъ.

— Я бы, по крайней мр, никогда его не приглашала къ себ. Друге, конечно, могутъ поступать, какъ имъ угодно.

М-ръ Гамбитъ ушелъ, успокоенный на счетъ того, что у главнаго овощнаго торговца его не вытснитъ соперникъ, но онъ вынесъ убждене, что Лейдгатъ одинъ изъ тхъ лицемровъ, которые стараются подорвать кредитъ своихъ конкурентовъ, заявляя о своей честности, и что его слдуетъ разоблачить. Впрочемъ, у м-ра Гамбита была весьма порядочная практика, преимущественно среди лавочниковъ, такъ-что онъ большую часть платы за свои докторске визиты получалъ не наличными деньгами, а натурою. Поэтому онъ не торопился обличать Лейдгата. Самъ онъ получилъ весьма скудное образоване, такъ-что ему долго пришлось бороться противъ презрня собратьевъ по професси, чтобы кое-какъ создать себ практику, но хотя онъ и не умлъ правильно описать дыхательный аппаратъ, это не мшало ему быть сноснымъ акушеромъ.

Друге врачи чувствовали себя боле способными. У м-ра Толлера была самая аристократическая практика въ город и самъ онъ принадлежалъ въ древней мидльмарчской фамили. Толлеры служили по судебному вдомству и вообще стояли выше сферы лавочниковъ. М-ръ Толлеръ составлялъ совершенную противоположность съ нашимъ раздражительнымъ прятелемъ Вренчемъ, онъ относился обыкновенно легко къ такимъ вещамъ, которыя, повидимому, должны-бы были вызывать въ немъ раздражене. Человкъ вполн свтскй, спокойнаго, веселаго характера, онъ жилъ на большую ногу, любилъ при случа поохотиться, былъ очень друженъ съ м-ромъ Гоулеемъ и относился враждебно въ м-ру Бюльстроду.

Но странно, несмотря на свой тихй, спокойный нравъ, онъ лечилъ всегда самыми энергическими мрами: кровопусканемъ, мушками, моренемъ пацентовъ съ голоду, и такая противоположность между его личнымъ характеромъ и способомъ леченя подымала въ глазахъ его пацентовъ его репутацю, какъ врача: ‘никто, говорили они, не относится такъ серьезно къ своему длу, правда, онъ нсколько мшкаетъ прхать, но за то, прхавъ, наврное принесетъ пользу’. Его очень любили въ кружк его знакомыхъ, и невыгодные отзывы его о комъ-бы-то ни было пробртали особенный всъ уже потому, что онъ высказывалъ ихъ небрежнымъ, ироническимъ тономъ.

Ему, само собою разумется, скоро надоло улыбаться и восклицать: ‘А!’ когда ему передавали, что преемникъ м-ра Пикока возстаетъ противъ лекарствъ, поэтому разъ, когда м-ръ Гакбютъ заговорилъ объ этомъ на одномъ обд, м-ръ Толлеръ замтилъ, смясь:

— По крайней мр, Диббитсъ освободится отъ своихъ затхлыхъ снадобй. Я люблю маленькаго Диббитса и радуюсь за него.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, Толлеръ, подхватилъ м-ръ Гакбютъ,— и совершенно согласенъ съ вами. Врачъ отвтственъ за качество лекарствъ, которые употребляютъ его паценты. Вотъ самая рацональная система леченя. Но ничто меня такъ не возмущаетъ, какъ хвастливое щеголяне реформою, когда въ сущности никакого дйствительнаго улучшеня не производится.

— Хвастливое щеголяне реформой, замтилъ м-ръ Толлеръ насмшливо.— Признаюсь, я этого не замчаю. Можно-ли хвастать тмъ, во что никто не вритъ. Реформы тутъ нтъ ни какой: весь вопросъ сводится къ тому, кто будетъ платить доктору за лекарства: аптекарь или пацентъ, и слдуетъ-ли платить доктору кром лекарства еще за визиты.

— Да, разумется, то-же шарлатанство, только подъ другимъ видомъ, сказалъ м-ръ Гоулей, передавая графинъ м-ру Вренчу.

М-ръ Вренчъ, человкъ обыкновенно воздержанный на счетъ вина, бывалъ иногда не прочь выпить лишнюю рюмку въ компани и становился тогда еще раздражительне.

— Шарлатанство, Гоулей, разгорячился онъ:— этимъ словомъ обыкновенно слишкомъ злоупотребляютъ. Для меня невыносимо, когда врачи сами раззоряютъ свое собственное гнздо и поднимаютъ крикъ на весь округъ, что врачъ, прописывающй лекарство, не джентльменъ. Я съ негодованемъ отношусь въ подобнымъ инсинуацямъ. Я нахожу, что недостойно джентльмена лзть въ кругъ своихъ собратьевъ по професси съ нововведенями, которыя являются пасквилемъ на ихъ освященную временемъ практику. Вотъ мое мнне, и я готовъ защищать его противъ всякаго, кто вздумаетъ противорчить мн.

Голосъ м-ра Вренча былъ необыкновенно рзокъ.

— Я не могу доставить вамъ этого удовольствя, Вренчъ, сказалъ м-ръ Гоулей, засовывая руки въ карманы брюкъ.

— Любезный другъ, сказалъ Толлеръ примирительнымъ тономъ, поглядывая на Вренча,— никому не приходится такъ страдать, какъ врачамъ. Не поднимайте вопроса о личномъ достоинств, предоставьте это Минчину и Спрэгу.

— Неужели медицинская юриспруденця не въ состояни оградить врачей отъ подобныхъ посягательствъ? спросилъ м-ръ Гакбютъ, съ безкорыстнымъ желанемъ подслужиться своими свденями.— Нтъ-ли чего по этому поводу въ законахъ, Гоулей.

— Ровно ничего, я уже собиралъ справки для Спрэга. Вамъ придется уйти съ носомъ изъ суда, если вы вздумаете затять здсь какое-нибудь дло.

— Пустяки, къ чему тутъ законъ, вмшался Толлеръ.— На практик попытка его окажется чистйшею нелпостью. Ни одному паценту не понравится такой способъ леченя, въ особенности пацентамъ Пикока, которые привыкли ко всевозможнымъ лекарствамъ. Передайте мн вино.

Предсказане м-ра Толлера отчасти сбилось. Если уже м-ръ и м-съ Момсей, которые и не думали приглашать къ себ Лейдгата, были возмущены его антипатей къ лекарствамъ, то тмъ боле лица, приглашавшя его къ себ, зорко слдили затмъ, ‘употребляетъ-ли онъ вс средства какя слдуетъ въ данномъ случа’. Даже добродушный м-ръ Поудерель, отличавшйся необыкновенно снисходительнымъ отношенемъ къ людямъ и почувствовавшй къ Лейдгату уважене за сознательное преслдоване системы, признанной имъ лучшей,— даже и онъ смутился, когда жена его заболла рожей, и замтилъ Лейдгату, что м-ръ Пикокъ въ подобномъ случа прописалъ м-съ Поудерель какя-то удивительныя пилюли, благодаря которымъ, заболвъ рожей въ август въ нестерпимо жаркую погоду, она поправилась въ Михайлову дню. Мучимый борьбою между опасенемъ оскорбить Лейдгата и страхомъ, что не вс средства употреблены, онъ уговорилъ жену принимать очистительныя пилюли Виджона. Пилюли эти славились въ Мидльмарч, какъ средство прескающее всякую болзнь въ самомъ корн и дйствующее непосредственно на кровь. Отъ м-ра Лейдгата было скрыто, что м-съ Поудерель прибгла къ этимъ пилюлямъ,— самъ м-ръ Поудерель не вполн имъ доврялъ, но все-таки надялся, что авось и он помогутъ.

Въ такое критическое для лекарсвой репутаци Лейдгата время его вывезло то, что мы обыкновенно необдуманно называемъ счастливою случайностью. Нтъ, кажется, ни одного лекаря, который, поселявшись въ новомъ мст, не изумилъ-бы кого-нибудь особенно удачными случаями излеченя больныхъ. Больные, обращавшеся въ Лейдгату, обыкновенно выздоравливали, даже если были серьезно больны. Въ город стали поговаривать, что новый лекарь съ своею новою системою леченя поднимаетъ на ноги людей, которые стояли уже одной ногой въ могил. Такого рода толки страшно сердили Лейдгата, они придавали ему то обаяне, которое было-бы очень лестно для человка невжественнаго и неразборчиваго на средства, но онъ понималъ очень хорошо, что остальные медики изъ ненависти къ нему объяснятъ эти толки его старанемъ пустить пыль въ глаза людямъ невжественнымъ, обвинятъ его въ шарлатанств. Однакоже бороться противъ этихъ толковъ было также безполезно, какъ стараться разогнать туманъ хлыстомъ, а судьба, насъ нарочно, подслуживалась ему, давая постоянно новую пищу этимъ толкамъ.

У м-съ Ларчеръ заболла поденщица, и когда докторъ Минчинъ прхалъ къ ней, она попросила осмотрть ее и дать ей свидтельство на пользоване въ больниц, онъ осмотрлъ больную и выдалъ ей свидтельство, въ которомъ значилось, что у больной Нанси Нашъ наростъ, и что ее слдуетъ пользовать въ больниц, какъ приходящую больную. Нанси, по дорог въ больницу, зашла домой и показала свидтельство доктора Минчина корсетчику и его жен, у которыхъ она жила на квартир, скоро объ этомъ свидтельств узнали вс сосди, и Нанси сдлалась предметомъ соболзновательнихъ толковъ во всхъ окрестныхъ лавочкахъ улицы Черчьярдъ-Лэна, весь этотъ день такъ только и разговору было, что объ ея нарост, величиною съ утиное яйцо, къ вечеру наростъ этотъ оказался уже величиною съ кулакъ. Большая часть доброжелателей Нанси находила, что этотъ наростъ слдуетъ вырзать, нкоторые, впрочемъ, держались того мння, что больной слдуетъ давать внутрь какого-то масла, которое размягчаетъ и уничтожаетъ всяке наросты и опухоли.

Нанси между-тмъ отправилась въ больницу, Лейдгатъ въ это время былъ тамъ. Разспросивъ и осмотрвъ больную, онъ сказалъ вполголоса фельдшеру: ‘Это не наростъ, это спазмы’. Онъ прописалъ ей мушку и какую-то микстуру и приказалъ идти домой и лечь, въ то-же время онъ далъ ей записку къ м-съ Ларчеръ, въ которой писалъ, что больной нужна хорошая пища.

Но Нанси становилось все хуже, и хуже, предполагаемый наростъ разошелся вслдстве мушки, но боль перешла въ другое мсто. Жена корсетчика сходила за Лейдгатомъ, онъ втечени двухъ недль пользовалъ Нанси у нея на квартир и она совершенно оправилась, такъ-что могла снова приняться за работу. Но въ Черчьярдъ-Лэн и сосднихъ съ нею улицахъ болзнь ея по-прежнему считали за наростъ, того-же мння держалась и м-съ Ларчеръ, потому-что, когда она разсказала доктору Минчину объ удачномъ лечени Лейдгага, тотъ не сознался, конечно, въ своей ошибк, а замтилъ: ‘Ну, да, это былъ простой наростъ, непредставлявшй никакой опасности’. Онъ, однако, сильно разсердился, когда, черезъ два дня посл выдачи свидтельства Нанси, справившись о ней въ больниц, онъ узналъ отъ фельдшера, который былъ не прочь подразнить Минчина о томъ, что сказалъ Лейдгатъ. Мничинъ внутренно ршилъ, что со стороны медика въ высшей степени неприлично такъ открыто высказываться противъ дагноза своего собрата по професси и вполн согласился съ докторомъ Вренчемъ, что Лейдгатъ обнаруживаетъ самое возмутительное презрне къ приличямъ. Лейдгатъ нисколько не возгордился этимъ случаемъ и не сталъ вслдстве того свысока смотрть на доктора Минчина, онъ очень хорошо зналъ, что подобные промахи случаются нердко даже и съ очень искусными докторами. Но молва подхватила этотъ случай съ наростомъ, который въ представлени большинства смшивался съ ракомъ и представлялся тмъ боле ужаснымъ, что переходилъ съ мста на мсто, быстрое излечене Нанси отъ упорнаго нароста, который не поддавался никакимъ средствамъ и чуть не до смерти замучилъ ее, подняло вру въ изумительное искуство Лейдгата и сильно поколебало предубждене противъ его системы леченя.

Что оставалось длать Лейдгату? Какъ объяснить дам, восхищавшейся вашимъ искуствомъ, что она ошибается и что восхищене ея просто глупо. Входить-же въ подробныя объясненя свойства болзней значило-бы еще боле нарушить вс медицинскя приличя. Такимъ образомъ, ему приходилось покориться этимъ невжественнымъ похваламъ, сулившимъ ему успхъ, но лишеннымъ всякаго дйствительнаго значеня.

Въ дл леченя боле виднаго пацента, м-ра Бортропа Трембеля, Лейдгатъ сознавалъ, что выказалъ себя не совсмъ дюжиннымъ медикомъ, хотя и въ этомъ случа полученные имъ результаты были весьма двусмысленнаго характера. Краснорчивый акцонеръ заболлъ воспаленемъ въ легкихъ и, какъ бывшй пацентъ Пикока, послалъ за Лейдгатомъ, которому ршилъ покровительствовать. М-ръ Трембель, какъ человкъ крпкаго сложеня, оказывался, какъ нельзя боле пригодныхъ субъектомъ для испробованя теори выжиданя, наблюденя за ходомъ интересной болзни, предоставленной по возможности самой себ, для ознакомленя со всми фазисами развитя ея въ видахъ боле успшнаго леченя ея на будущее время. По тону, которымъ пацентъ его излагалъ ему свои болзненные припадки, Лейдгать заключилъ, что ему хотлось, чтобы медикъ совтывался съ нимъ, чтобы онъ самъ, такъ-сказать, участвовалъ въ своемъ излечени. Акцонеръ не выразилъ никакого изумленя, когда Лейдгать сообщилъ ему, что при его сложени онъ можетъ быть оставленъ безъ всякаго леченя, конечно, при тщательномъ наблюдени доктора, и дать, такимъ образомъ, возможность наблюдать на себ самомъ за развитемъ болзни во всхъ ея фазисахъ, безъ сомння, онъ человкъ на-столько развитой, что согласится дать испробовать на себ рацональную систему леченя и принести всему обществу пользу разстройствомъ своихъ легочныхъ отправленй.

М-ръ Тромбель тотчасъ-же изъявилъ готовность на это и вполн согласился съ тмъ, что его болзнь — находка для медицины.

— Не безпокойтесь, сэръ, вы говорите съ человкомъ, который смыслитъ кое-что въ vis medicatrix, сказалъ онъ, щеголяя по обыкновеню ученостью своихъ выраженй. И онъ мужественно ршился воздерживаться отъ према лекарствъ, ршимость эта поддерживалась въ немъ въ значительной степени измренемъ его температуры посредствомъ термометра, сознанемъ, что онъ доставляетъ, предметы для наблюденй подъ микроскопомъ, и удовольствемъ выучиться новымъ словакъ, вполн соотвтствовавшимъ важности его болзни. Лейдгать былъ настолько уменъ, что тшилъ его техническими разговорами.

Само собою разумется, что, вставъ съ постели м-ръ Трембель почувствовалъ непреодолимое стремлене разсказывать всмъ и каждому о болзни, въ которой онъ обнаружилъ такую замчательную крпость сложеня и такую высокую степень развитя, въ этихъ разсказахъ онъ не скупился на похвалы медику, съумвшему оцнить такъ врно пацента, съ которымъ имлъ дло. Акцонеръ былъ человкъ до извстной степени великодушный, онъ любилъ отдавать людямъ должное по заслугамъ. Выучившись термину ‘выжидательная система’, онъ приправлялъ этимъ и тому подобными учеными выраженями увреня, что Лейдгать ‘смыслитъ гораздо больше остальныхъ докторовъ и глубже посвященъ въ тайны своей професси, чмъ большинство его собратовъ по ремеслу’.

Это случилось до болзни Фреда Винци, придавшей боле опредленный, личный характеръ вражд Вренча къ Лейдгату. Пришлецъ грозилъ сдлаться опасныхъ соперникомъ: и теперь уже своими критическими замчанями онъ не мало вредилъ своимъ опытнымъ старшимъ собратьямъ, у которыхъ было слишкомъ много серьезнаго дла на рукахъ, чтобы они могли заниматься непровренными практикой теорями. Практика его увеличивалась, кругъ его знакомства расширился посл того, какъ въ Мидльмарч были получены свденя, что онъ принадлежитъ къ хорошей фамили, такъ-что другимъ докторамъ нердко приходилось встрчаться съ нимъ на обдахъ въ лучшихъ домахъ, а постоянныя встрчи съ человкомъ антипатичнымъ рдко порождаютъ взаимную симпатю. Ни въ чемъ мидльмарчске медики не проявляли такого трогательнаго единодушя, какъ въ мнни, что Лейдгатъ — заносчивый молодой человкъ, но обнаруживаетъ однако изъ честолюбивыхъ видовъ самую рабскую угодливость передъ Бюльстродомъ. М-ръ Фэрбротеръ, имя котораго служило знаменемъ антибюльстродской парти, бралъ всегда подъ свою защиту Лейдгата и находился съ нимъ въ самыхъ дружескихъ отношеняхъ, но это объясняли его необыкновенною двуличностью.

Вражда медиковъ нашла себ новую пищу въ слухахъ о томъ устав, который м-ръ Бюльстродъ составилъ для новаго госпиталя, уставъ этотъ возбуждалъ особенное негодоване уже потому, что не оказывалось ни малйшей возможности помшать приведеню его въ исполнене, такъ какъ, за исключенемъ лорда Мидлькота, никто не захотлъ участвовать въ устройств госпиталя,— вс нашли, что лучше поддерживать старую больницу. М-ръ Бюльстродъ взялъ на себя вс издержки, и, конечно, этимъ пробрлъ себ полное право проводить свои нововведеня безъ помхи со стороны предубжденныхъ участниковъ въ предпряти. Онъ затратилъ огромныя суммы денегъ, а постройки все еще не были окончены. За нихъ сначала взялся Калэбъ Гартъ, но отказался еще прежде, чмъ вспыхнули внутрення междоусобицы, тмъ не мене всегда, какъ только заходила рчь о госпитал, онъ говорилъ, что Бюльстродъ любитъ прочныя постройки и понимаетъ толкъ въ трубахъ и печкахъ. Госпиталь сталъ любимымъ дтищемъ Бюльстрода: онъ готовъ-бы былъ охотно жертвовать на него огромныя суммы ежегодно, чтобы только заправлять имъ диктаторски безъ всякаго комитета, но у него была еще другая любимая мечта, на осуществлене которой нужны были также деньги,— ему хотлось купить себ землю въ окрестностяхъ Мидльмарча, и потому нужно было завербовать жертвователей для поддержки госпиталя. Проектъ устава уже былъ у него готовъ.

Госпиталь предназначался для горячечныхъ болзней во всхъ ихъ видахъ, главное завдыване имъ поручалось Лейдгату съ предоставленемъ ему права заниматься тми сравнительными изслдованями, въ необходимости которыхъ онъ былъ убжденъ, остальнымъ медикамъ, служащимъ при госпитал, предоставлялся только совщательный голосъ, и они не имли права противорчить распоряженямъ Лейдгата, общее управлене госпиталемъ сосредоточивалось исключительно въ рукахъ м-ра Бюльстрода и пяти директоровъ, которые пользовались правомъ голоса въ размр своихъ взносовъ, комитетъ этотъ самъ долженъ былъ избирать членовъ взамнъ выбывшихъ, такъ что чернь — мелке жертвователи — была лишена всякаго участя въ управлени.

Вс городске доктора на-отрзъ отказались посщать горячечный госпиталь.

— Отлично, говорилъ Лейдгатъ м-ру Бюльстроду,— у насъ великолпный фельдшеръ, ловкй и смышленый парень, мы пригласимъ Уэбба изъ Крабсли прзжать къ намъ два раза въ недлю,— онъ не хуже любого изъ нашихъ здшнихъ докторовъ, а въ исключительныхъ случаяхъ будемъ посылать въ Брассингъ за Протеромъ. Мн придется работать побольше,— вотъ и все, я уже отказался отъ мста въ больниц. На зло имъ нашъ госпиталь пойдетъ отлично и тогда они сами-же придутъ къ намъ. Дла не могутъ долго оставаться въ такомъ положени, реформы неизбжными тогда молодые доктора съ радостью пойдутъ къ намъ учиться.

Лейдгатъ былъ въ необыкновенно-возбужденномъ настроени духа.

— Я не отступлюсь, можете на меня положиться, м-ръ Лейдгатъ, говорилъ Бюльстродъ.— Вы всегда найдете во мн поддержку для приведеня въ исполнене вашихъ высокихъ предначертанй. Я смиренно уповаю, что провидне, поддерживавшее меня до сихъ-поръ въ борьб противъ духа зла въ здшнемъ город, не отступится отъ меня и на будущее время. Подходящихъ директоровъ мн, вроятно, удастся найти… М-ръ Брукъ уже общалъ мн свое содйстве и обязался длать ежегодные взносы: онъ не опредлилъ цифры этихъ взносовъ и едва-ли можно сомнваться, что они будутъ незначительны. Но онъ будетъ полезнымъ членомъ комитета.

Полезнымъ, на язык м-ра Бюльстрода, значило, вроятно, такимъ, который не станетъ высказывать самостоятельныхъ мннй и постоянно будетъ подавать голосъ за одно съ м-ромъ Бюльстродомъ.

Мидльмарчске медики теперь уже не пытались боле скрывать своей антипати въ Лейдгату. Конечно, ни докторъ Спрэгъ, ни докторъ Минчинъ не говорили, что имъ антипатичны знаня Лейдгата, антипатично его стремлене улучшить систему леченя, нтъ, имъ антипатична была его заносчивость, отрицать которую никто не могъ. Они говорили, что Лейдгатъ нахаленъ, самонадянъ и затваетъ нелпыя нововведеня исключительно ради того, чтобы пошумть и заставить говорить о себ, что онъ ни боле ни мене, какъ шарлатанъ.

Разъ произнесенное слово ‘шарлатанъ’ пошло въ ходъ. Въ это время весь мръ былъ взволнованъ изумительнымъ открытемъ нкоего м-ра Сен-Джона-Лонга, извлекшаго какой-то экстрактъ, въ род ртути, изъ висковъ одного своего пацента, о чемъ свидтельствовали — ‘нобльмены и джентльмены’.

Разъ м-ръ Толлеръ замтилъ улыбаясь м-съ Тафтъ, что ‘Бюльстродъ нашелъ въ Лейдгат человка себ подъ пару, шарлатанъ въ дл религи естественно чувствуетъ симпатю во всякаго рода шарлатанамъ.’

— Ну, еще-бы, сказала м-съ Тафтъ, занятая въ это время счетомъ петель и заботясь о томъ, чтобы не забыть, что она насчитала ихъ тридцать,— ихъ столько теперь развелось. Да вотъ, напримръ, м-ръ Чешайръ, врачующй отъ кривизны людей, которыхъ самъ Богъ создалъ кривыми.

— Ну, нтъ, возразилъ м-ръ Толлеръ,—Чешайра нельзя причислять въ шарлатанамъ. А вотъ, напримръ, Сен-Джонъ-Лонгъ, объявляющй о такой систем леченя, которая ршительно никому неизвстна, вотъ это настоящй шарлатанъ,— это человкъ, старающйся надлать шуму увренями, что смыслитъ въ дл боле всхъ остальныхъ своихъ собратй. Одъ увряетъ, напримръ, что выжалъ ртуть изъ мозговъ одного своего пацента.

— Боже милостивый! можно-ли такъ страшно рисковать жизнью больныхъ! воскликнула м-съ Тафтъ.

Съ тхъ поръ о Лейдгат стала ходить молва, что онъ ради собственныхъ цлей рискуетъ жизнью почтенныхъ людей, и что нтъ ничего мудреного, если онъ, въ своей безумной страсти къ экспериментамъ, станетъ четвертовать госпитальныхъ больныхъ. Предположене это находило себ сильную точку опоры въ словахъ трактирщицы Тонкарда, что онъ непремнно станетъ рзать покойниковъ, въ чемъ ее убждалъ случай съ м-съ Гоби. Лейдгатъ лечилъ эту м-съ Гоби, она умерла, повидимому, отъ болзни сердца, но симптомы болзни обнаружились не совсмъ ясно и онъ имлъ дерзость попросить у ея родственниковъ позволеня вскрыть ея тло, слухъ о такомъ возмутительномъ требовани распространился далеко за предлы Парлей-Стрита, гд она жила впродолжени многихъ лтъ, и возбудилъ всеобщее негодоване.

Въ такомъ положени были дла, когда Лейдгатъ заговорилъ съ Доротеей о госпитал. Какъ видимъ, онъ переносилъ вражду и зложелательные толки очень благодушно, сознавая, что они вызваны отчасти его успхомъ.

— Они меня не вытснятъ отсюда, говорилъ онъ Фэрбротеру въ задушевномъ разговор.— Здсь я получилъ возможность работать во имя цлей, которыя для меня особенно дороги, я увренъ, что буду имть на столько практики, чтобы жить съ женою. Жить я буду очень скромно, меня ничто не въ состояни отвлечь отъ дома и отъ работы. Я все боле и боле убждаюсь, что возможно доказать однородное происхождене всхъ тканей. Распайль и многе друге уже разработываютъ этотъ вопросъ, а я потерялъ столько времени.

— Конечно, я не пророкъ, сказалъ м-ръ Фэрбротеръ, задумчиво потягивавшй трубку,— но что касается вражды здшняго общества, то вамъ удастся побдить ее, если вы станете дйствовать съ тактомъ.

— Т. е. какже это съ тактомъ? Я длаю то, что признаю необходимымъ. Не виноватъ-же я, что люди глупы и невжественны. Не могу-же я оградить себя отъ нелпыхъ толковъ, которыхъ даже и предвидть невозможно.

— Вы совершенно правы, смшно было-бы и требовать этого отъ васъ. Но я желаю предостеречь васъ. Во-первыхъ, держитесь подальше отъ Бюльстрода, конечно, вы можете продолжать работать для вашихъ цлей съ его помощью, но не входите съ нимъ въ слишкомъ тсныя сношеня. Вы можете заподозрить, что во мн говоритъ личное чувство — отчасти, да,— я этого и не отрицаю, но въ личномъ чувств не можетъ быть ничего предосудительнаго, если оно выражается въ форм простого мння.

— Съ Бюльстродомъ меня связываютъ только общественные интересы. Я не имю ни малйшаго желаня входить съ нимъ въ особенно близкя сношеня, такъ какъ не чувствую къ нему особенной симпати. Относительно чего-же еще вы хотли меня предостеречь? спросилъ Лейдгатъ, небрежно заложивъ ногу на ногу съ видомъ человка не особенно нуждавшагося въ совтахъ.

— Вотъ видите-ли что. Постарайтесь никогда не запутываться въ денежныхъ длахъ. Изъ нсколькихъ словъ, сказанныхъ вами недавно, я заключилъ, что вамъ не нравится, что я такъ часто играю въ карты на деньги. И въ этомъ отношени вы совершенно правы. Но остерегайтесь прибгать къ займамъ. Можетъ быть, предостережене мое совершенно излишне. Да отчегоже не прочитать при случа мораль, особенно, когда самъ гршенъ въ томъ, отчего желаешь предостеречь другого.

Лейдгатъ никому не позволилъ-бы давать себ подобные совты, но отъ Фэрбротера онъ принялъ ихъ очень добродушно и при этомъ невольно вспомнилъ, что вошелъ въ небольше долги за послднее время, но долги эти были вызваны ршительною необходимостью, онъ былъ убжденъ, что боле ему не придется прибгать къ нимъ, такъ какъ онъ будетъ жить очень скромно. Мебель, изъ-за которой онъ вошелъ въ долги, долго не будетъ нуждаться въ подновлени, даже вина у него былъ значительный запасъ.

Лейдгатъ чувствовалъ себя въ это время въ необыкновенно-бодромъ настроени духа. Человка, который увлеченъ какой-нибудь великой цлью, всегда поддергиваетъ среди мелочной вражды, воспоминане о тхъ великихъ дятеляхъ, которые боролись. до него.

Вечеромъ въ день своего разговора съ Фэрбротеромъ, Лейдгатъ сидлъ дома въ своей любимой поз, растянувшись на диванъ во всю длину, закинувъ голову назадъ и заложивъ за нее руки. Розамунда играла на фортепьяно пьесу за пьесой, на ея супруга музыка эта производила такое-же впечатлне, какъ мелодичное завыване морского втра. Лейдгатъ былъ очень хорошъ въ эту минуту, въ темныхъ глазахъ его, на всемъ лиц, выражалось спокойное сознане опредленной цли.

Розамунда отошла, наконецъ, отъ фортепьяно и сла на стулъ напротивъ мужа.

— Довольно съ васъ музыки, милордъ? спросила она, складывая руки съ самымъ смиреннымъ видомъ.

— Да, милая, если ты устала, сказалъ Лейдгатъ, оборачивая къ ней глаза, но не перемняя позы. Присутстве Розамунды въ эту минуту было для него совершенно безразлично и она тотчасъ угадала это своимъ тонкимъ женскимъ чутьемъ.

— О чемъ ты думаешь? спросила она, наклоняясь къ нему.

Онъ ласково положилъ руку ей на плечо.

— Я думаю объ одномъ великомъ человк, который жилъ триста лтъ тому назадъ и въ мои лта открылъ уже новую эру въ анатоми.

— Не знаю, кто это, сказала Розамунда, качая головой.— У м-съ Лемонъ мы часто играли въ отгадыване именъ историческихъ личностей, только не анатомовъ.

— Имя его Везалусъ. Для того, чтобы изучить анатомю, ему приходилось красть ночью тла съ кладбищъ и откапывать трупы казненныхъ.

— Фи! сказала Розамунда, скорчивъ гримасу.— Какъ я рада, что ты не Везалусъ. Неужели онъ не могъ найти мене ужаснаго средства изучить анатомю.

— Не могъ, отвчалъ Лейдгатъ, слишкомъ поглощенный своими мыслями, чтобы обратить внимане на тонъ жены.— Чтобы достать полный скелетъ, онъ долженъ былъ украсть кости одного каторжника, зарытъ ихъ въ землю, и затмъ переносить къ себ по частямъ ночью, потихоньку.

— Надюсь, что онъ не принадлежитъ къ числу твоихъ великихъ героевъ, спросила Розамунда,— а то ты, пожалуй, ночью вздумаешь отправиться на кладбище. Помнишь, какъ на тебя сердились изъ-за м-съ Гоби. Ты нажилъ себ довольно враговъ.

— У Везалуса также было много враговъ, Роза. Я нисколько не удивляюсь тому, что мидльмарчскя медицинскя ничтожества злобствуютъ на меня, на Везалуса негодовали величайше изъ современныхъ ему докторовъ за то, что они врили въ Галена, а онъ доказывалъ, что Галенъ ошибался. Они называли Везалуса лгуномъ и ядовитымъ чудовищемъ. Но за него возстали свидтелями сами человческя кости и онъ восторжествовалъ надъ своими врагами.

— Что-же съ нимъ случилось потомъ? спросила Розамунда съ любопытствомъ.

— О, ему пришлось бороться до конца жизни. Его до того преслдовали, что онъ, наконецъ, сжегъ большую часть своихъ работъ. Потомъ онъ потерплъ крушене по дорог изъ ерусалима въ Падую, гд ему была предложена кафедра. Умеръ онъ самою печальною смертью.

Наступило небольшое молчане. Розамунда первая прервала его.

— Знаешь что, Тертй, сказала она,— мн иногда бываетъ страшно досадно, что ты докторъ.

— Не говори этого, Рози, замтилъ Лейдгатъ, привлекая ее къ себ.— Это все равно, какъ если-бы ты сказала, что теб досадно, зачмъ ты вышла замужъ за меня, а не за кого-нибудь другого.

— Вовсе нтъ: съ твоимъ умомъ ты былъ-бы способенъ ко всему и могъ-бы избрать себ какую-нибудь другую карьеру. Твои квалингханске родственники находятъ, что, выбравъ медицинскую профессю, ты унизилъ себя въ сред ихъ.

— Ну, квалингхамске родственники могутъ убираться къ чорту! вскричалъ Лейдгатъ презрительнымъ тономъ.— Только съ ихъ нахальствомъ и можно было сказать теб что-нибудь подобное.

— Но все-таки, мн кажется, что это не совсмъ красивая професся, мой милый, настаивала Розамунда.

— Это величайшая професся въ мр, Розамунда, сказалъ Лейдгатъ серьезнымъ тономъ.— Говорить, что ты любишь меня, но не любишь во мн доктора, все равно, что говорить, что ты любишь сть персики, но не любишь ихъ запаха. Пожалуйста, не говори этого никогда, мн тяжело выслушивать подобныя мння.

— Слушаю-съ, серьезно-лицый докторъ, отвчала Рози шутливо.— Съ этихъ поръ я стану говорить, что обожаю скелеты, похитителей труповъ и стклянки со всевозможными жидкостями, и буду ссориться со всякимъ встрчнымъ и поперечнымъ, а ты, благодаря этому, умрешь печальною смертью.

— Ну, ужъ ты смотришь на вещи черезъ-чуръ мрачно, сказалъ Лейдгатъ, бросая нравоучительный тонъ и лаская жену.

ГЛАВА XLVI.

Въ то время, какъ Лейдгатъ, обзаведясь женой и пристроившись при госпитал, боролся съ Мидльмарчемъ во имя реформы въ медицин, Мидльмарчъ все боле и боле увлекался нацональной борьбой за реформу другого рода.

Обсуждене проекта Джона Росселя въ палат общинъ вызвало сильное политическое брожене въ Мидльмарч и новое распредлене партй, дававшее право заключить, что въ случа новыхъ выборовъ результаты получатся далеко не т, каке получались до сихъ поръ. А новыхъ выборовъ ждали многе, утверждая, что парламентъ въ его настоящемъ состав никогда не проведетъ билля о реформ. Этого мння держался и Виль Владиславъ, объясняя м-ру Бруку, какъ онъ хорошо сдлалъ, что не пробовалъ до сихъ поръ своего счастья на выборахъ.

— Вы увидите, что скоро будутъ новые выборы, говорилъ онъ,— а къ тому времени мидльмарчцы пробртутъ кое-какя новыя идеи. Намъ необходимо теперь дйствовать посредствомъ ‘Понера’ и устроивать политическе митинги.

— Вы совершенно правы, Владиславъ, мы создадимъ совершенно новое общественное мнне, поддакивалъ м-ръ Брукъ.— Но я желаю сохранить полную независимость по вопросу о реформ, понимаете, мн-бы не хотлось заходить слишкомъ далеко. Я намренъ идти по слдамъ Уильберфорса и Томильи, понимаете, работать въ пользу освобожденя негровъ, реформы уголовнаго законодательства и тому подобныхъ мръ. Но, конечно, я стану поддерживать Грея.

— Если вы стоите за самый принципъ реформы, то вы должны вполн сообразоваться съ тмъ положенемъ, въ которомъ находится этотъ вопросъ. Если всякй станетъ отстаивать свой личный взглядъ и входить въ препирательство со всми остальными, то, конечно, вопросъ этотъ не подвинется ни на шагъ впередъ.

— Да, да, я вполн согласенъ съ вами, я совершенно раздляю вашу точку зрня. Я буду поддерживать Грея, понимаете. Но я не желаю перемщеня центра тяжести конституци, да, вроятно, и самъ Грей этого не желаетъ.

— Но страна именно этого и требуетъ. Въ противномъ случа, нтъ никакого смысла въ политическихъ союзахъ и агитаци. Стран нужна палата общинъ, состоящая не изъ однихъ представителей, а изъ представителей общихъ народныхъ интересовъ. Добиваться какой-нибудь другой реформы все равно, что опасаться кусочка лавины, когда она вся уже грозитъ громовымъ обрывомъ.

— Прекрасно сказано, Владиславъ. Напишите-ка статейку въ такомъ тон, намъ нужно собрать документальныя данныя относительно настроеня страны и бдственнаго положеня народа.

— Ну, что касается до документальныхъ данныхъ, то он могутъ умститься на самомъ крошечномъ клочк бумаги. И бдственное положене народа, и степень его политической зрлости могутъ быть выведены при помощи нсколькихъ строкъ и цифръ.

— Превосходно: развейте это нсколько подробне, Владиславъ. Великолпная мысль: напишите-ка по этому поводу статейку въ ‘Понер’. Выставьте цифры, на основани которыхъ можно вывести бдственное положене народа и пр., понимаете. Вы обладаете необыкновенною способностью красно излагать ваши мысли. Вы напоминаете мн Берка, и мн досадно, что у насъ нтъ въ рукахъ избирательнаго округа, котораго вы могли-бы быть представителемъ. Иначе васъ никогда не изберутъ, и мы постоянно будемъ нуждаться въ талантахъ въ палат, реформа — реформой, но вдь и талантъ — вещь необходимая. Эта лавина и этотъ громовый обрывъ положительно напоминаютъ Берка. Я ршительно пасую въ этомъ отношени, т. е. понимаете, не относительно идей, а относительно способа выраженя ихъ.

— Имть избирательный округъ въ своихъ рукахъ — вещь превосходная, сказалъ Виль,— если только подъ руками есть какой-нибудь Беркъ.

Виль былъ сильно польщенъ сравненемъ его съ Беркомъ, хотя это сравнене и исходило отъ м-ра Брука, какъ хотите, а обидно сознавать, что обладаешь даромъ выражаться лучше, чмъ друге, и что этотъ даръ проходитъ незамченнымъ. Виль чувствовалъ, что его литературныя работы выше уровня пониманя мидльмарчцевъ, и, мало-по-малу, начиналъ пристращаться въ занятю, за которое принялся отъ нечего длать, и изучалъ политическое положене страны съ такимъ-же увлеченемъ, съ какимъ въ былое время отдавался поэзи и изученю среднихъ вковъ. Конечно, если-бы не Доротея и желане находиться вблизи отъ нея вмст съ полнымъ незнанемъ, что длать съ собою, Виль не сталъ-бы размышлять о потребностяхъ англйскаго народа и критиковать англйскихъ государственныхъ людей, а, вроятно, путешествовалъ-бы теперь по Испани, и, какъ прежде, сочинялъ-бы программы драмъ, пробовалъ-бы свои силы въ стихахъ и проз, снова находилъ-бы первые черезъ-чуръ искуственными, вторую черезъ-чуръ сухою, принимался-бы за копи съ древнихъ картинъ и бросалъ ихъ за ‘негодностью’ и, въ конц-концовъ, пришелъ-бы къ заключеню, что самообразоване всего важне, по политическимъ вопросамъ онъ-бы горячо сочувствовалъ свобод и прогрессу вообще. Человкъ только тогда перестаетъ быть дилетантомъ и начинаетъ серьезно относиться въ своей дятельности, когда нападаетъ на какое-нибудь дйствительное дло.

Владиславъ напалъ въ настоящее время на такое дло, правда, оно не было однимъ изъ тхъ исполинскихъ длъ, о которыхъ онъ мечталъ въ годы боле ранней молодости, находя, что только имъ однимъ и стоитъ посвящать жизнь. Но его живая, активная натура увлеклась вопросами, имющими непосредственное отношене въ дйствительности, прирожденный ему духъ независимости способствовалъ пробужденю въ немъ гражданскаго чувства. На зло м-ру Казобону, изгнавшаго его изъ Ловика, онъ чувствовалъ себя счастливымъ, онъ обогащалъ свой умъ новыми свденями, имвшими непосредственное приложене къ практической жизни, и, благодаря его статьямъ въ газет ‘Понеръ’, пользовался извстностью даже въ Брассинг.

Правда, м-ръ Брукъ нердко выводилъ его изъ терпня, но, возвратясь въ себ въ Мидльмарчъ, онъ скоро забывалъ свою досаду.

Лейдгатъ совершенно врно сказалъ о немъ, что онъ никогда не разбиралъ положеня людей, ему очень правилось, что самъ онъ не иметъ никакого положеня и возбуждаетъ нкоторое смущене въ домахъ, гд появляется, разъ только это смущене раздосадовало его, когда онъ подмтилъ его въ Дороте при встрч съ нимъ у Лейдгата, но негодоване его тутъ-же перенеслось на м-ра Казобона, предсказавшаго заране, что Виль уронитъ себя въ глазахъ своего сословя.

Общественное мнне города въ этомъ пункт сходилось со взглядомъ м-ра Казобона на новаго редактора ‘Понера’. Аристократическое родство Виля не могло послужить ему выгодной рекомендацей, какъ Лейдгату, напротивъ, мидльмарчцы разсуждали, что если молодой Владиславъ и приходится племянникомъ или двоюроднымъ братомъ Казобону, то вдь м-ръ Казобонъ знать его не хочетъ.

— Брукъ взялъ его подъ свое покровительство, говорилъ м-ръ Гаулей,— потому что этого не сдлалъ-бы ни одинъ здравомыслящй человкъ. Поврьте, что у Казобона есть весьма основательныя причины отвертываться отъ молодого человка, котораго онъ воспиталъ на собственный счетъ.

Нкоторыя, боле или мене поэтическя странности Виля, повидимому, оправдывали мнне м-ра Кэка, редактора ‘Трубы’, утверждавшаго, что Владиславъ не только польскй эмиссаръ, но еще вдобавокъ человкъ помшанный, чмъ объясняется сверхъестественная быстрота, съ которою онъ произноситъ рчи въ общественныхъ собраняхъ, такая способность выражаться безъ малйшихъ запинокъ не могла не смутить всякаго солиднаго англичанина. Кэка въ особенности возмущало, что молокососъ съ вьющимися кудрями осмливался громить учрежденя, ‘существовавшя уже тогда, когда онъ еще былъ въ колыбели’. Въ одной передовой стать въ ‘Труб’, Какъ слдующими словами охарактеризовалъ рчь, произнесенную Владиславомъ на митинг по вопросу о реформ: ‘это былъ бредъ бсноватаго, жалкое усиле замаскировать блестящими фейерверками дерзость бездоказательныхъ выводовъ и бдность знаня самаго дешеваго сорта’.

— А вы написали вчера громовую статью, Кэкъ, сказалъ ему докторъ Спрэгъ саркастическимъ тономъ.— Мн показалось только нсколько страннымъ слово бсноватый.

— О, это терминъ, вошедшй въ употреблене со времени французской революци, отвчалъ Кэкъ.

Но рядомъ съ такими опасными наклонностями, Владиславъ проявлялъ такя черты характера, которыя шли прямо въ разрзъ съ ними. Такъ онъ очень любилъ маленькихъ дтей и, собравъ цлую толпу засаленныхъ ребятишекъ, хаживалъ съ ними лтомъ за орхами, зимою за прутьями, устраивалъ для нихъ импровизированныя угощеня и драматическя представленя изъ маронетокъ собственнаго издля. Это была одна изъ его странностей. Другая заключалась въ томъ, что въ домахъ, гд онъ былъ принятъ на дружеской ног, онъ имлъ обыкновене разговаривать полулежа на диван, посторонне постители нердко заставали его въ такомъ положени, которое онъ не перемнялъ при вход ихъ въ комнату, эти странности все боле и боле убждали почтенныхъ обитателей Мидльмарча въ плебейскомъ происхождени Виля и его нравственной распущенности.

Но за то статьи и рчи Виля служили ему отличной рекомендацей въ семействахъ, члены которыхъ при новомъ строгомъ раздлени партй высказались за реформу. Приглашалъ его у себя и м-ръ Бюльстродъ, но здсь Виль не могъ разваливаться на диван, и м-съ Бюльстродъ находила, что отзывы его о католическихъ странахъ, смахивавше на сдлку съ антихристомъ, обличали предрасположене къ помшательству, составляющее отличительную особенность людей интеллигентныхъ.

На оборотъ, въ дом у Фэрбротера, котораго ироня судьба поставила на одну сторону съ Бюльстродомъ въ дл нацональнаго движеня, Виль сдлался любимцемъ дамъ, въ особенности, маленькой миссъ Нобль. Когда онъ встрчалъ ее на улиц съ ея маленькой корзиночкой въ рук, онъ обыкновенно предлагалъ ей свою руку и на глазахъ всего города провожалъ ее — новая странность — къ маленькимъ прятельницамъ и прятелямъ, которымъ она раздавала сбереженную ею собственную долю лакомствъ.

Но чаще всего онъ бывалъ у Лейдгатовъ, охотне всего валялся на ихъ диван. Несмотря на рзкую противоположность между нимъ и Лейдгатомъ, они были очень дружны, между собою. Лейдгатъ былъ рзокъ, но не раздражителенъ и не обращалъ никакого вниманя на мигрень людей здоровыхъ, Виль, съ своей стороны, никогда не капризничалъ съ людьми, необращавшими вниманя на его капризы. За то съ Розамундой онъ бывалъ раздражителенъ, сердитъ, иногда даже грубъ: тмъ не мене его общество для нея, мало-по-малу, стало необходимо и прятно: онъ отлично игралъ на фортепано, болталъ съ нею о разныхъ житейскихъ мелочахъ, у него не было той дловой озабоченности, которая досаждала ей иногда въ муж, несмотря на всю его нжность и снисходительность и усиливала ея отвращене отъ медицинской професси.

Лейдгатъ, любившй подтрунивать надъ суеврною врою сторонниковъ ‘билля реформы’, въ его чудотворное дйстве въ то время, какъ никто не заботился о жалкомъ состояни патологи, приставалъ иногда въ Вилю съ очень непрятными для него вопросами. Въ одинъ мартовскй вечеръ Розамунда сидла за чайнымъ столомъ въ своемъ пунцовомъ плать, обшитомъ лебяжьимъ пухомъ, Лейдгатъ, только-что вернувшйся домой, усталый, сидлъ на кресл у камина и читалъ нахмурившись ‘Понера’. Розамунда, замтивъ, что онъ не въ дух, старалась не смотрть на него и внутренно благодарила Бога, что сама никогда не страдала дурнымъ расположенемъ духа. М-ръ Владиславъ, растянувшись на диван, напвалъ вполголоса: ‘Когда впервые я тебя увидлъ’.

Розамунда поднесла Лейдгату стаканъ съ чаемъ, онъ отбросилъ газету и сказалъ Вилю, который всталъ и направился къ столу.

— Вы совершенно напрасно выставляете Брука землевладльцемъ-реформаторомъ, Владиславъ,— въ этомъ только поводъ ‘Труб’ въ новымъ нападкамъ.

— Это ничего не значитъ, читатели ‘Понера’ не читаютъ ‘Трубы’, отвтилъ Виль, прихлебывая чай и принимаясь ходить по комнат.— Неужели вы воображаете, что публика читаетъ газеты въ видахъ составленя какого-нибудь мння.

— Фэрбротеръ полагаетъ, что въ случа новыхъ выборовъ Брукъ не будетъ выбранъ, что т, которые теперь стоятъ за него въ ршительную минуту выставятъ другого кандидата.

— Что- же, попытка не бда. Всегда хорошо имть представителями постоянныхъ мстныхъ жителей.

— Почему?

— Они лучше представляютъ собою мстную тупость, отвчалъ Виль смясь и потряхивая своими кудрями, — они стараются заслужить доброе мнне сосдей. Брукъ — человкъ очень порядочный, но, конечно, онъ не сдлалъ-бы столько добра въ своемъ имни, если-бы не добивался мста въ парламент.

— Онъ не годится въ общественные дятели, замтилъ Лейдгатъ ршительнымъ тономъ.— На него невозможно ни въ чемъ положиться: я это вижу по госпиталю. Спасибо еще, что тамъ Бюльстродъ запрегъ его и погоняетъ.

— Ну, это зависитъ отъ того, какою мркою вы мрите общественныхъ дятелей. Для настоящаго случая онъ вполн годится: когда люди принимаютъ какое-нибудь опредленное ршене, имъ нуженъ не человкъ, а голосъ.

— Ну ужь это обыкновенная манера всхъ васъ, публицистовъ, Владиславъ, вы обыкновенно превозносите какую-нибудь мру какъ универсальное средство, и восхваляете людей, которые сами составляютъ болзнь, требующую излеченя.

— Такъ что-жъ? Они, сами ничего не подозрвая, могутъ помочь излечить страну отъ самихъ себя, отвчалъ Виль съ своею обыкновенною находчивостью.

— Во всякомъ случа, это не можетъ служить оправданемъ для поощреня суеврныхъ, преувеличенныхъ надеждъ на дйствительность одной какой-нибудь исключительной мры, непростительно ради этого посылать въ парламентъ попугаевъ, годныхъ только на то, чтобы провести эту мру. Вы возстаете противъ испорченности, но я нахожу высшей степенью испорченности стараня убдить людей, что общество можетъ быть излечено политическимъ фокусъ-покусомъ.

— Все это превосходно, любезный другъ. Но вдь нужно-же, какъ-нибудь начать лечене, а между-тмъ тысячи злоупотребленй, тормозящихъ наше развите, не могутъ быть измнены, пока не осуществится избирательная реформа. Припомните, что сказалъ на дняхъ Стэнли? Онъ говорилъ, что палата потратила слишкомъ много времени на разборъ вопросовъ о мелкихъ подкупахъ, на разслдоване, получилъ-ли тотъ или другой избиратель какую-нибудь жалкую гинею, когда всмъ извстно, что мста продавались оптомъ. Можно-ли требовать совсти отъ избирательныхъ агентовъ? Единственная совсть, которой возможно доврять, это пробудившееся въ цломъ обществ сознане нанесенной ему несправедливости, единственная разумная система управленя — это управлене посредствомъ уравновшеня интересовъ. Я такъ смотрю на дло: если какая-нибудь сторона обижена, я стану поддерживать человка, который отстаиваетъ ея права, а не добродтельнаго поборника несправедливости.

— Вдаваться въ такя общя разсужденя по поводу частнаго случая значитъ просто уклоняться отъ вопроса, Владиславъ. Когда я говорю, что я стою за лекарство, которое излечиваетъ, то изъ этого еще не слдуетъ, что я стою за опумъ, какъ за средство противъ подагры.

— Я вовсе не уклоняюсь отъ вопроса, мы споримъ о томъ, стоитъ-ли приниматься за что-нибудь, пока мы не найдемъ непогршимыхъ исполнителей. Но скажите пожалуйста, если-бы вы встртили двухъ людей, изъ которыхъ одинъ стоялъ-бы за реформу въ медицин, а другой противился-бы ей, неужели вы стали-бы допытываться, который дйствуетъ на основани лучшихъ побужденй, у котораго умъ боле здравый?

— Само собой разумется, отвчалъ Лейдгатъ, чувствуя себя побитымъ своимъ-же собственнымъ оружемъ,— что если не работать съ людьми, которые у насъ подъ руками, то придется вовсе отказаться отъ всякаго дла. Положимъ, напримръ, что худшее изъ ходячихъ о Бюльстрод мннй будетъ самымъ врнымъ, тмъ не мене, я знаю, что у него хватаетъ смысла и ршимости длать то, что я считаю необходимымъ на пользу длу, которому я служу, это единственное основане, по которому я поддерживаю съ нимъ сношеня, добавилъ Лейдгатъ, припомнивъ совты Фэрбротера.— Во всхъ другихъ отношеняхъ онъ для меня ничто, я не сталъ-бы восхвалять его изъ-за какихъ-нибудь личныхъ побужденй.

— Вы намекаете, что я восхваляю Брука изъ личныхъ побужденй, вскричалъ Виль, задтый за живое. Въ первый разъ онъ почувствовалъ себя оскорбленнымъ Лейдгатомъ, отчасти можетъ быть потому, что ему вовсе не хотлось, чтобы разбирались мотивы сближеня его съ м-ромъ Брукомъ.

— И не думалъ, отвчалъ Лейдгатъ.— Я просто объяснялъ свое поведене. Я хотлъ сказать, что человкъ можетъ работать ради какой-нибудь спецальной цли съ людьми двусмысленнаго характера, если онъ вполн увренъ въ своей личной независимости и сознаетъ, что имъ не руководятъ личные интересы, желане получить мсто или деньги.

— Почему-же вы не относитесь такъ-же либерально и къ другимъ? настаивалъ Виль, все еще чувствующй себя обиженныхъ.— Моя личная независимость дорога мн столько-же, сколько вамъ ваша. Вы точно также не имете основанй предполагать, что я добиваюсь чего-нибудь лично для себя отъ Брука, какъ я не имю основанй предполагать, что вы добиваетесь чего-нибудь лично для себя отъ Бюльстрода. Побужденя — это вопросъ чести, никто не можетъ доказать, что мною руководятъ такя, а не другя побужденя. Что-же касается до мста или денегъ, заключилъ Виль, откидывая голову назадъ, то я думаю, никто не можетъ заподозрить, чтобы я дйствовалъ подъ влянемъ такихъ корыстныхъ соображенй.

— Вы совершенно не поняли меня, Владиславъ, успокоивалъ его изумленный Лейдгатъ. Занятый оправданемъ своего собственнаго поведеня, онъ совершенно упустилъ изъ виду, что Владиславъ могъ принять его слова за намекъ на себя.— Простите меня, что я совершенно ненамренно оскорбилъ васъ. Напротивъ, я нахожу, что вы относитесь съ слишкомъ романическимъ пренебреженемъ къ вашимъ личнымъ интересамъ.

— Какъ вы скучны сегодня оба! вмшалась Розамунда.— Я ршительно не понимаю, къ чему вы еще подняли вопросъ о деньгахъ. Кажется политика и медицина достаточно непривлекательны, чтобы удовольствоваться споромъ изъ-за нихъ однхъ. Вы готовы затять ссору съ каждымъ встрчнымъ и поперечнымъ и другъ съ другомъ изъ-за этихъ двухъ предметовъ.

Произнеся эти слова, Розамунда встала, чтобы позвонить и пошла къ своему рабочему столу.

— Бдная Рози! сказалъ Лейдгатъ, взявъ ее за руку, когда она проходила мимо него: — подобные споры слишкомъ скучны для такихъ нжныхъ созданй, какъ ты. Позабавься музыкой. Попроси Владислава спть съ тобой.

Когда Виль ушелъ, Розамунда спросила у мужа:

— Что тебя такъ раздражило сегодня, Тертй?

— Меня? Владиславъ былъ раздраженъ, а не я. Онъ точно порохъ.

— Нтъ, еще раньше. Что-нибудь разсердило тебя въ госпитал, ты пришелъ домой сердитый, оттого-то ты и затялъ споръ съ м-ромъ Владиславомъ. Мн бываетъ всегда непрятно, Тертй, когда ты не въ дух.

— Въ самомъ дл? Какой-же я зврь, сказалъ Лейдгатъ, лаская ее съ видомъ раскаяня.

— Что-же тебя разсердило?

— Да такъ, дла.

На самомъ дл онъ получилъ письмо съ настоятельнымъ требованемъ уплаты за мебель. Но Розамунда была беременна и потому Лейдгатъ оберегалъ ее отъ всякихъ непрятностей.

ГЛАВА XLVII.

Споръ Виля Владислава съ Лейдгатомъ происходилъ въ субботу вечеромъ. Вернувшись домой, онъ просидлъ почти всю ночь на пролетъ, передумывая снова все, что передумалъ, когда ршился поселиться въ Мидльмарч и работать вмст съ Брукомъ. Онъ сильно колебался, ршаясь на этотъ шагъ и потому теперь ему былъ невыносимъ всякй намекъ на то, что онъ сдлалъ-бы умне, если-бы не ршался на него. Онъ чувствовалъ, что поступилъ, какъ дуракъ. И съ какою цлью? Безъ всякой опредленной цли. Правда, въ душу его закрадывались смутныя мечты. Но мечты эти никогда не принимали той формы, которую заподозрвалъ м-ръ Казобонъ, Вилю и въ умъ не приходило разсчитывать, что Доротея можетъ овдовть и выйти за него замужъ. Онъ считалъ-бы низостью съ своей стороны питать подобныя мысли, его и безъ того уже мучило сознане, что его обвиняютъ въ неблагодарности. Къ тому-же чувства его къ Дороте были самаго поэтическаго характера. Онъ поклонялся ей, она была его богиней. ея что могло пригодиться ей его поклонене, этого онъ и самъ сказать не могъ. Одъ чувствовалъ только потребность жить вблизи нея. Одъ зналъ, что ни къ кому она не относится такъ доврчиво, какъ къ нему. Она сказала какъ-то разъ, что ей прятно было-бы, чтобы, онъ былъ около нея, и онъ не удетъ отъ нея, хотя-бы ее стерегли огненные драконы.

Этимъ обыкновенно кончались вс колебаня Виля. Но это не мшало ему иногда возмущаться своимъ ршенемъ. Какого-нибудь вншняго повода, въ род сегодняшняго намека на то, что его общественная дятельность рука объ руку съ м-ромъ Брукомъ едва-ли можетъ быть признана заслуживающею особеннаго уваженя, достаточно было, чтобы привести его въ крайнее раздражене. Это раздражене обыкновенно еще усиливалось отъ мысли, что, пожертвовавъ для Доротеи своимъ достоинствомъ, онъ такъ рдко можетъ видться съ нею. Мысль эта въ свою очередь приводила его къ заключеню, что онъ ‘дуракъ’. Такъ было и на этотъ разъ.

Но воспоминане о Дороте пробудило въ немъ потребность увидаться съ нею. Онъ вспомнилъ, что завтра воскресенье и ршилъ отправиться въ ловикскую церковь, чтобы увидть ее. Съ этою мыслью онъ заснулъ.

Утромъ разсудокъ заговорилъ въ немъ. Вдь это будетъ косвенное нарушене запрещеня м-ра Казобона посщать Ловикъ, сама Доротея, пожалуй, разсердится. ‘Пустяки! отвчала страсть, съ его стороны было-бы просто чудовищно мшать мн побывать въ хорошенькой сельской церкви въ великолпное весеннее утро’.

‘Но Казобонъ пойметъ, что ты пришелъ или для того, чтобы побсить его, или-же для того, чтобы повидаться съ Доротеей’.

‘Неправда, я иду совсмъ не для того, чтобы побсить его, а съ Доротеей отчего-же мн и не повидаться. Неужели-же такъ и позволить ему все забирать себ одному и вчно блаженствовать! У другихъ людей бываютъ непрятности, отчего-же не быть имъ и у него. Мн всегда нравилась эта церковь, къ тому-же я знакомъ съ Тукерами и сяду на ихъ скамейку’.

Заставивъ, такимъ образомъ, замолчать голосъ разсудка, Виль вышелъ изъ дома въ самомъ отличномъ расположени духа. Все вокругъ него, казалось, радовалось воскресенью и одобряло его намрене идти въ ловикскую церковь. Мысль о томъ, какъ взбсится Казобонъ, стала его сильно забавлять и вызывала на лиц его самую веселую улыбку. Онъ шелъ съ молитвенникомъ подъ мышкой, напвая псню, имвшую мало общаго съ церковнымъ гимномъ, но какъ нельзя боле подходившую въ его душевному настроеню.

Колокола еще звонили, когда онъ пришелъ въ церковь и слъ на скамью викаря, гд еще никого не было. Скамья викаря была напротивъ скамьи ректора и Виль, всматриваясь въ набиравшйся въ церковь народъ, начиналъ уже безпокоиться, что пожалуй, Доротея не придетъ. Въ церкви повсюду мелькали передъ нимъ, знакомыя лица, вотъ Уоли, вотъ Поудерели, а вотъ и братецъ Самуилъ съ тии-же багровыми пятнами на щекахъ, какъ всегда. Виль хаживалъ прежде въ эту церковь и потому никто не обратилъ на него особеннаго вниманя, за исключенемъ пвчихъ, разсчитывавшихъ завербовать его въ свой хоръ.

Наконецъ, Доротея вошла въ той-же самой пуховой шапочк и сромъ пальто, въ которыхъ онъ видлъ ее въ Ватикан. Такъ-какъ она глядла прямо передъ собою, то, несмотря на всю свою близорукость, не могла не замтить Виля, но она ничмъ не выдала впечатлня, произведеннаго на нее его внезапнымъ появленемъ, только щеки ея слегка поблднли и, проходя мимо Виля, она отвсила ему церемонный поклонъ. къ своему удивленю, Виль вдругъ почувствовалъ себя неловко и не смлъ взглянуть на нее посл того, какъ они обмнялись поклонами. Когда-же м-ръ Казобонъ, выйдя изъ ризницы, слъ рядомъ съ Доротеей, на Виля напалъ какой-то столбнякъ, и ему пришло на мысль, что, можетъ быть, присутстве его непрятно Дороте, что ему не слдовало приходить сюда. Теперь ему уже не казалось забавнымъ бсить м-ра Казобона, который, сидя напротивъ его, могъ отлично наблюдать за нимъ и, конечно, замтилъ, что онъ не сметъ повернуть головы. Какъ это не пришло ему на мысль прежде? Но онъ никакъ не воображалъ, что ему придется сидть одному на широкой скамь, что никто изъ Тукеровъ не придетъ въ церковь. Очень можетъ быть, что они совсмъ уже ухали изъ Ловика, такъ-какъ на кафедр появился какой-то новый священникъ. Виль жестоко ругалъ себя за то, что не предвидлъ, что ему будетъ невозможно глядть на Доротею и что ей его приходъ можетъ показаться дерзостью. Но длать было уже нечего, Виль прилежно слдилъ по молитвеннику за службой, никогда не казалась она ему такой длинной. Причетникъ замтилъ съ удивленемъ, что м-ръ Владиславъ не подтягиваетъ я заключилъ, что, вроятно, онъ простудилъ себ горло.

М-ръ Казобонъ не произносилъ проповди въ этотъ день и Виль не перемнилъ положеня до тхъ поръ, пока народъ не сталъ выходить изъ церкви. Въ Ловик было обыкновене пропускать сперва ‘знать’. Вилемъ овладла внезапная ршимость разрушить оковавше его чары, онъ поднялъ голову и взглянулъ прямо въ лицо м-ру Казобону. Но глаза м-ра Казобона были устремлены на ручку дверцы, которую онъ отворилъ, чтобы выпустить жену, за которою и самъ сейчасъ-же вышелъ, не поднимая глазъ. Вилю удалось поймать взглядъ Доротеи, когда она вставала съ своего мста и опять поклонилась ему, но на этотъ разъ съ видимымъ волненемъ, какъ-будто удерживая слезы, Виль пошелъ слдомъ за нею и ея мужемъ, но они вышли въ калитку со двора прямо въ садъ, ни разу не оглянувшись.

Онъ не могъ послдовать за ними и долженъ былъ съ грустью вернуться назадъ по той-же дорог, по которой шелъ такъ весело утромъ. Но теперь все было мрачно кругомъ него и въ немъ самомъ.

ГЛАВА XLVIII.

Доротея, выходя изъ церкви, съ огорченемъ думала о томъ, что м-ръ Казобонъ, повидимому, твердо ршился не знаться съ своимъ двоюроднымъ братомъ. Она находила приходъ Виля вполн извинительнымъ, мало того, она объясняла его похвальнымъ побужденемъ сдлать шагъ къ примиреню, котораго она сама такъ искренно желала. Вроятно, какъ и она, онъ полагалъ, что, встртившись съ нимъ на нейтральной почв, м-ръ Казобонъ протянетъ ему руку и дружескя отношеня снова возстановятся между ними. Но теперь приходилось отказаться отъ этой надежды. Своимъ приходомъ онъ только ухудшилъ положене дла, такъ-какъ м-ръ Казобонъ былъ видимо разсерженъ, что человкъ, котораго онъ и знать не хочетъ, осмливается лзть ему на глаза.

М-ръ Казобонъ чувствовалъ себя не совсмъ хорошо въ это утро, ему стсняло дыхане, потому онъ и не говорилъ проповди. Зная это, Доротея не удивилась, что онъ молчалъ почти во все время завтрака и не упомянулъ ни словомъ о Вил Владислав. Сама она чувствовала, что не въ силахъ заговорить о немъ. Время между завтракомъ и обдомъ, по воскресеньямъ, они обыкновенно проводили порознь: м-ръ Казобонъ дремалъ въ библотек, а Доротея у себя въ будуар занималась чтенемъ. На стол у нея была навалена кучка любимыхъ ею книгъ, начиная отъ Геродота, котораго она читала съ м-ромъ Казобономъ, до стараго друга ея Паскаля и ‘Христанскаго года’ Кебля. Но въ этотъ день, она перелистывала книгу за книгой и не могла остановиться ни на одной. Все не приходилось ей по вкусу: и ‘Предзнаменованя, предшествовавшя рожденю Кира’ и ‘Еврейскя древности’, и ‘Благочестивыя эпиграммы’, и ‘Сборникъ духовныхъ гимновъ’. Даже весенняя трава и цвты обдавали ее какимъ-то холодомъ. Она чувствовала какую-то страшную пустоту — естественное послдстве печальной семейной жизни. Она постоянно старалась быть тмъ, чмъ желалъ видть ее мужъ и никогда не могла быть сама собой. Ей приходилось отказываться отъ вещей, особенно дорогихъ для нея, такъ-какъ мужъ ея не питалъ къ нимъ ни малйшей симпати. Относительно Виля Владислава между нею и мужемъ, отрицавшимъ всякя права Виля на родовое имне, возникло съ самаго начала недоразумне, изъ котораго она вынесла убждене, что была права она, а не мужъ, но что она совершенно безпомощна. Никогда это чувство безпомощности не овладвало ею такъ сильно, какъ въ этотъ день. Она хотла любить и быть любимой, жаждала дла, которое могло-бы приносить непосредственную пользу, и чувствовала, что живетъ въ могил, подъ гнетомъ леденящаго призрака труда, который производитъ только то, чему никогда не суждено увидть свтъ. Сегодня она выглянула за порогъ этой могилы и увидла Виля Владислава, который уходилъ отъ нея въ далекй мръ живой дятельности, но и, удаляясь, обращалъ къ ней свои взоры. Безполезно было читать. Безполезно было думать. Между-тмъ сегодня воскресенье и она не можетъ похать къ Цели, у которой недавно родился ребенокъ. Некуда ей было убжать отъ внутренней пустоты и недовольства, и приходилось терпливо переносить ихъ.

Посл обда, когда она собралась по обыкновеню читать вслухъ, м-ръ Казобонъ предложилъ пойти въ библотеку, гд онъ приказалъ затопить каминъ и зажечь свчи. Онъ, казалось, ожилъ и былъ занятъ какими-то новыми мыслями.

Въ библотек Доротея замтила, что онъ разложилъ иначе тетради съ своими замткаии, онъ подалъ ей хорошо-знакомую тетрадь, въ которой была вписана программа всего труда ученаго автора.

— Вы очень обяжете меня, моя милая, сказалъ онъ, садясь,— если, вмсто всякаго другого чтеня, почитаете мн вотъ эту тетрадь, и всякй, разъ, какъ я скажу вамъ: ‘отмтьте’, будете ставить карандашомъ крестикъ. Я придумалъ новый способъ выборовъ, съ которымъ и ознакомлю васъ во время чтеня, такъ-что вы будете въ состояни сознательно участвовать въ моей работ.

Уже не въ первый разъ со времени своего свиданя съ Лейдгатонъ, м-ръ Казобонъ обнаруживалъ желане заинтересовать и привлечь Доротею къ участю въ своей работ, отъ чего онъ прежде тщательно уклонялся.

Два часа читала она и отмчала, наконецъ онъ сказалъ:

— Мы возьмемъ съ собою тетрадь и карандашъ на верхъ — можетъ быть, мы еще почитаемъ ночью. Надюсь, что эта работа не надола вамъ, Доротея.

— Мн всегда прятно читать то, что вы слушаете съ удовольствемъ, отвчала Доротея вполн искренно: ей было невыносимо тяжело читать или длать что-нибудь, что нисколько не развлекало его.

Несмотря на всю свою ревность и подозрительность, мужъ Доротеи вполн доврялъ искренности ея общанй и способности ея отдаваться всецло тому, что она считала справедливымъ и хорошимъ. За послднее время онъ началъ сознавать, что эти качества весьма дорогое для него пробртене, изъ котораго слдуетъ извлекать наибольшую выгоду.

Чтене продолжалось и ночью, но молодой организмъ Доротеи не выдержалъ и она скоро заснула крпкимъ сномъ. Вдругъ ее разбудилъ сильный свтъ, она открыла глаза и увидала, что мужъ, завернувшись въ теплый халатъ, сидитъ на кресл у затопленнаго камина. Казобонъ зажегъ дв свчи, въ надежд, что Доротея проснется, но не хотлъ будить ее боле непосредственнымъ образомъ.

— Вы больны, Эдуардъ? спросила она, поспшно вставая.

— Мн было нсколько тяжело лежать. Я посижу немножко.

Она подбросила дровъ, накинула блузу и спросила:

— Вы, можетъ быть, хотите, чтобы я вамъ почитала?

— Да, я былъ-бы вамъ очень благодаренъ, если-бы вы почитали, Доротея, отвчалъ м-ръ Казобонъ мягче обыкновеннаго.— Мн совсмъ не хочется спать. Я чувствую необыкновенную ясность мысли.

— Однакожъ, не забывайте, что утомлене вамъ вредно, сказала Доротея, вспомнивъ предостережене Лейдгата.

— Я не чувствую ни малйшаго утомленя. Умъ мой работаетъ безъ всякихъ усилй.

Доротея не посмла настаивать боле и снова принялась за чтене, она читала съ часъ или боле, чтене теперь шло гораздо живе. Умъ м-ра Казобона работалъ быстре, онъ, казалось, зналъ заране, что она прочтетъ и едва она начинала фразу, говорилъ: ‘Довольно,— отмтьте’, или ‘переходите къ слдующей стать — я пропущу вторую экспедицю въ Критъ’. Доротея изумлялась его необычайной памяти: нелегко было помнить вс подробности обширнаго труда, надъ которымъ онъ работалъ нсколько лтъ.

— Довольно, моя милая, сказалъ, наконецъ, Кавобонъ,— мы будемъ продолжать завтра. Я все откладывалъ эту работу, теперь мн-бы хотлось поскоре ее окончить. Вы замтили, какимъ принципомъ я руковожусь при выборкахъ, давать соотвтствующя, но черезъ-чуръ растянутыя поясненя на тезисы, выставленные въ моемъ введени. Вы замтили, Доротея!

— Да, отвчала Доротея и голосъ ея слегка задрожалъ, сердце ея сжалось отъ внутренней боли.

— Теперь я немножко отдохну, сказалъ м^:ръ Казобонъ, ложась, и попросилъ ее потушить свчи. Когда она также легла и въ комнат, освщенной только красноватымъ свтомъ догорающихъ углей въ камин, сдлалось почти совсмъ темно, онъ сказалъ:

— Прежде чмъ заснуть, Доротея, я обращусь къ вамъ съ одной просьбой.

— Съ какой? спросила Доротея съ замиранемъ сердца.

— Я попрошу васъ сказать мн совершенно искренно, согласны-ли вы, въ случа моей смерти, исполнить мою волю: не длать того, чего я васъ попрошу не длать, и длать то, что я пожелаю, чтобы вы длали.

Требоване это не поразило Доротею неожиданностью, судя по нкоторымъ фактамъ, подмченнымъ ею за послднее время, она подозрвала, что мужъ намренъ наложить на нее какое-нибудь новое иго. Она не сразу отвтила.

— Вы отказываетесь? спросилъ Казобонъ боле рзкимъ тономъ.

— Нтъ еще, отвчала Доротея твердо: потребность свободы заговорила въ ней,— но ваше требоване слишкомъ серьезно — я не считаю себя вправ дать общане, не зная напередъ, къ чему меня оно обяжетъ. Изъ любви къ вамъ я готова все сдлать и не связывая себя никакимъ общанемъ.

— Но вы хотите сохранить право поступать, какъ вамъ будетъ угодно, я-же хочу, чтобы вы согласовали ваши поступки съ моею волею, вы отказываетесь?

— Нтъ, мой другъ, нтъ! отвчала Доротея умоляющимъ голосомъ, мучимая самыми противоположными опасенями.— Но дайте мн время обдумать ваше требоване. Отъ всей души я желаю сдлать все, что можетъ васъ успокоить, но я не могу дать слова вдругъ, не обдумавъ хорошенько своего положеня, особенно когда я не знаю, къ чему оно меня обяжетъ.

— Вы, значитъ, не довряете моимъ желанямъ?

— Позвольте мн подумать только до завтра.

— Хорошо, до завтра.

Онъ скоро заснулъ, но ей было не до сна. Въ ум ея происходила страшная борьба. Ей въ голову не приходило, чтобы обязательство, которое хотлъ наложить на нее мужъ, могло относиться къ чему-нибудь другому, кром его работы. Но она была убждена, что, онъ возьметъ съ нея слово посвятить жизнь на разборъ безпорядочныхъ грудъ матеряла, который долженъ былъ служить сомнительнымъ подтвержденемъ еще боле сомнительныхъ принциповъ. Бдняжка давно утратила всякую вру въ достоинство ‘Ключа’, бывшаго предметомъ трудовъ и гордости ея мужа. Несмотря на скудное образоване, полученное ею, она смотрла на этотъ предметъ гораздо правильне мужа. И теперь въ воображени ея рисовалась длинная вереница дней, мсяцевъ, годовъ, которые ей придется провести за сортировкою изсохшихъ мумй, обрывковъ преданя, которое само собою представляло мозаику изъ обломковъ развалинъ, для того, чтобы эти обрывки могли служить подтвержденемъ теори, обреченной на смерть при самомъ рождени. Правда, иногда упорно преслдуемыя заблужденя заключали въ себ зерно истины: поиски за философскимъ камнемъ послужили основой хими, алхимики были предтечами Лавуазье. Но теоря м-ра Казобона относительно элементовъ, составлявшихъ зерно всхъ преданй, не могла навести даже ненарокомъ ни на какя открытя: она основывалась на самыхъ эластическихъ предположеняхъ, столь-же шаткихъ, какъ этимологическя изслдованя, основанныя на сходств звуковъ и была столь-же полна пробловъ, какъ гипотеза о непрерывности звздъ. Сколько разъ Доротея внутренно возмущалась этою игрою въ отгадки, которою ее угощали вмсто живой науки, облагораживающей жизнь. Она понимала теперь, почему ея мужъ ухватился за нее, какъ за послднюю надежду дать осязательную форму своимъ трудамъ. Сначала онъ не хотлъ посвящать ее во вс тайны своихъ трудовъ, но, мало-по-малу, предчувстве приближающейся смерти…

И мысли Доротеи перенеслись съ глубокимъ состраданемъ отъ ея собственнаго будущаго къ прошедшему мужа, къ его настоящему, къ этой жизни, проведенной въ одинокой работ среди мукъ неудовлетвореннаго честолюбя, подавленнаго недовремъ къ себ, въ виду цли, все ускользавшей и ускользавшей, по мр того, какъ силы ослабвали, пока надъ нимъ не повисъ, наконецъ, дамокловъ мечъ смерти. А вдь она выходила за него замужъ съ цлью помогать ему въ этой работ всей его жизни. Да, но тогда она считала эту работу дломъ великимъ, которому она можетъ посвятить себя ради него самого. Въ прав-ли она дать ему послднее утшене, котораго онъ требуетъ, въ состояни-ли она будетъ заниматься этимъ толченемъ воды въ ступ, даже если свяжетъ себя общанемъ.

Но можетъ-ли она отказать ему? Можетъ-ли она сказать: я отказываюсь утолить этотъ ненасытный голодъ? Не значитъ-ли это отказаться сдлать для него, мертваго, то, что она длада-бы для него, живого. Вдь если-бы онъ прожилъ еще пятнадцать лтъ или даже боле, какъ говоривъ Лейдгатъ, она-бы во все это время продолжала помогать ему и подчиняться его желанямъ.

Но нтъ, между этою преданностью живому и безусловнымъ общанемъ преданности мертвому была существенная разница. Пока онъ былъ живъ, она всегда имла возможность возстать противъ его желаня, отказаться выполнить его. А тутъ вдругъ онъ потребуетъ отъ нея чего-нибудь такого, чего она даже не въ состояни и представить себ, вдь онъ хотлъ, чтобы она обязалась исполнять во всемъ его волю, не объясняя, чего именно онъ отъ нея потребуетъ. Онъ всецло поглощенъ своимъ трудомъ, только ради него хочетъ онъ взять ея жизнь взамнъ его уже угасающей.

И если она скажетъ: ‘Нтъ, когда вы умрете, я пальцемъ не прикоснусь къ вашему труду’ — она разобьетъ его больное сердце.

Четыре часа провела Доротея въ этой мучительной борьб, наконецъ, мысли ея перепутались и, какъ наплакавшйся ребенокъ, она заснула подъ утро крпкимъ сномъ. Когда она проснулась, Казобона уже не было въ комнат. Тантрипъ сказала ей, что онъ помолился, отзавтракалъ и сидитъ теперь въ библотек.

— Господи, сударыня, никогда не видала я васъ такою блдною, сказала Тантрипъ, солидная горничная, у, которой об сестры были на рукахъ еще въ то время, какъ он учились въ Лозанн.

— Когда-же я была особенно румяна, Тантрипъ? замтила Доротея съ принужденною улыбкой.

— Ну не румяны, а все-же щеки у васъ были, какъ розаны. Ну да какого тутъ толку ждать, когда вы вчно корпите надъ этими кожаными книгами. Дайте себ отдыхъ сегодня, сударыня. Позвольте, я пойду скажу, что вы больны и не можете придти въ эту душную библотеку.

— Нтъ, нтъ! дайте мн поскоре одться, сказала Доротея:— сегодня я необходима м-ру Казобону.

Сходя внизъ, она чувствовала, что дастъ ему требуемое общане, но не теперь, а нсколько попозже.

Когда Доротея вошла въ библотеку, м-ръ Казобонъ, перебиравшй какя-то книги на стол, обернулся въ ней, и сказалъ:

— Я только васъ и ждалъ, моя милая. Я разсчитывалъ зассть за работу съ утра, но мн что-то нездоровится, вроятно, я слишкомъ утомился вчера. Я пройдусь немножко по саду, благо погода теперь тепле.

— И отлично, сказала Доротея.— Я вамъ говорила вчера, что вы слишкомъ много работаете головой.

— А когда-же вы меня успокоите на счетъ того вопроса, о которомъ я говорилъ вамъ вчера, Доротея? Надюсь, что теперь вы можете мн отвтить.

— Я сейчасъ приду къ вамъ въ садъ, отвчала Доротея, стараясь выиграть хоть нсколько минутъ.

— Я прободу съ полчаса въ тиссовой алле.

Съ этими словами м-ръ Казобонъ вышелъ изъ комнаты.

Доротея чувствовала какую-то слабость во всхъ членахъ, она позвала Тантрипъ, и попросила ее принести шляпку и шаль. Доротея уже не боролась съ собою, она чувствовала, что согласится, потому что ее слишкомъ пугала мысль нанести своимъ отказомъ ударъ мужу. Тантрипъ надла ей шляпку и накинула на нее шаль. Доротея не шевелилась.

— Боже мой, что съ вами сударыня, вскричала горничная въ невольномъ порыв состраданя.

Слова эти переполнили чашу, Доротея прислонилась къ ея плечу и зарыдала. Но она вскор сдлала усиле надъ собой, отерла глаза и пошла въ садъ. Она невольно замедляла шаги, ей страшно было идти туда, гд она должна была связать себя навки. Ни законъ, ни общественное мнне не принуждали ее надть на себя эти новыя цпи, она надвала ихъ исключительно изъ состраданя къ мужу. Если это слабость, то Доротея была слаба. Но полчаса уже прошло, нельзя было медлить доле. Она вошла въ тиссовую аллею, мужа ея тамъ не было, можетъ быть, онъ зашелъ въ бесдку, къ которой шла дорожка отъ этой аллея. Обогнувъ уголъ, она дйствительно увидала мужа. Онъ сидлъ на скамь у стола, положивъ на столъ руки и опустивъ на нихъ голову.

— Какъ онъ утомился сегодня ночью, подумала Доротея, вообразивъ сперва, что онъ спитъ. Но потомъ она вспомнила, что за послднее время у него вошло въ привычку садиться въ такую позу, когда она ему читала.

Она вошла въ бесдку и сказала:

— Вотъ и я, Эдуардъ.

Онъ не пошевелился. Она подумала, что онъ заснулъ, положила руку на его плечо и повторила: ‘Вотъ я’. Онъ всетаки не шевелился. Ею овладлъ какой-то смутный страхъ, она качнулась къ нему, сняла съ него его бархатную шапку и прильнувъ щекою въ его лицу, закричала отчаяннымъ голосомъ:

— Проснитесь, мой другъ, проснитесь! Выслушайте меня. Я пришла дать вамъ отвтъ.

Но Дороте не пришлось дать этотъ отвтъ.

Нсколько часовъ спустя, Лейдгатъ сидлъ у ея кровати, она бредила тмъ, что передумала ночью. Она узнавала доктора и называла его по имени, но ей казалось, что она должна все объяснить ему, чтобы онъ передалъ ея слова ея мужу.

— Скажите ему, что я сейчасъ приду къ нему: я готова исполнить его требоване. Но мн было такъ страшно думать объ отвтственности, которую я на себя возьму — отъ этого я и заболла, надюсь, однакожъ, что не слишкомъ сильно. Скоро мн будетъ лучше. Подите, скажите ему.

Но мужъ ея уже не могъ слышать ее.

ГЛАВА XLIX.

— Какъ-бы мн хотлось скрыть это отъ Доротеи, говорилъ сэръ Джемсъ Читамъ, хмуря брови.

Онъ стоялъ у камина, библотеки въ Ловик-Грэнж и разговаривалъ съ м-ромъ Брукомъ. Это было на другой день посл похоронъ м-ра Казобона, Доротея не вставала еще съ постели.

— Ну, это трудно сдлать, понимаете, Читамъ, она душеприкащица и любитъ разсуждать о такихъ предметахъ, какъ вопросы объ имни, о земл и пр. У нея на этотъ счетъ свои понятя, отвчалъ м-ръ Брукъ, нервно подергивая свои очки.— Она непремнно захочетъ дйствовать, какъ душеприкащица. А ей въ декабр исполнится 21 годъ, значитъ, тутъ ничего не подлаешь.

Сэръ Джемсъ устремилъ глаза на коверъ и помолчалъ съ минуту, потомъ вдругъ поднялъ ихъ на м-ра Брука и сказалъ:

— Вотъ что мы можемъ сдлать. Пока Доротея не поправится, съ ней нечего говорить о длахъ, а какъ только она встанетъ съ постели, ее нужно перевезти къ намъ. Ей теперь самое лучшее быть съ Целей и съ нашимъ ребенкомъ. Вы-же пока спровадьте отсюда Владислава.

М-ръ Брукъ заложилъ руки за спину и прошелся по комнат прежде, чмъ отвтилъ:

— Это легко сказать, Читамъ, легко сказать, понимаете.

— Любезный сэръ, настаивалъ сэръ Джемсъ, стараясь сдержать негодоване въ предлахъ приличя,— вдь вы-же переманили его сюда и держали его здсь, давая ему работу.

— Да, но я не могу отказать ему такъ, вдругъ, безъ объясненя причинъ, любезный Читамъ. Владиславъ былъ для меня неоцненнымъ сотрудникомъ. Мн кажется, что я оказалъ нашей мстности услугу, пригласивъ его сюда.

— Очень жаль, что наша мстность не могла обойдтись безъ него. Во всякомъ случа, какъ зять Доротеи, я возстаю противъ того, чтобы его удерживали здсь. Вы согласитесь, надюсь, что я вправ стоять за честь сестры моей жены.

Сэръ Джемсъ начиналъ горячиться.

— Безъ сомння, любезнйшй Читамъ. Но у насъ съ вами различныя понятя… различные…

— Надюсь, только не относительно поступка м-ра Казобона. Онъ скомпрометировалъ Доротею самымъ непростительнымъ образомъ. Я считаю подлостью такую приписку, къ своему завщаню. Это положительно оскорблене для Доротеи.

— Вы знаете, что Казобонъ былъ не въ ладахъ съ Владиславомъ. Владиславъ разсказывалъ мн, изъ-за чего у нихъ вышла размолвка. Онъ не придавалъ никакого значеня ученымъ изслдованямъ Казобона, а Казобону, вроятно, не нравилось независимое положене Владислава. Я читалъ ихъ переписку, понимаете. Бдняга Казобонъ жилъ черезчуръ кабинетною жизнью, онъ не зналъ жизни.

— Владиславъ можетъ говорить, что ему угодно. Но я думаю просто-на-просто, что Казобонъ ревновалъ его къ Дороте, и вс могутъ подумать, что она подала ему поводъ въ этой ревности. Вотъ это-то и мерзко — связать такимъ образомъ ея имя съ именемъ этого молодого человка.

— Любезный Читамъ, мн кажется, вы смотрите на дло въ преувеличенномъ свт. Это просто одна изъ обыкновенныхъ странностей Казобона. Вы помните ту бумагу, что мы нашли въ бюро вмст съ завщанемъ: ‘ Синоптическая таблица’ и пр. въ руководство м-съ Казобонъ) Онъ, вроятно, хотлъ, чтобы Доротея издала въ свтъ его изслдованя, и она издастъ, понимаете, она вдь работала вмст съ нимъ.

— Любезный сэръ, замтилъ сэръ Джемсъ нетерпливо,— это вовсе не относится къ длу. Весь вопросъ въ томъ, согласны-ли вы со мной въ необходимости спровадить отсюда молодого Владислава?

— Я не нахожу, чтобы это было такъ безотлагательно необходимо, со временемъ, можетъ быть, это и устроится. Если вы боитесь сплетенъ, то этимъ вы не избгнете ихъ. Я могу, до извстной степени, способствовать отъзду отсюда Владислава, я могу взять отъ него ‘Понера’ и т. п., но я не могу выпроводить его отсюда, если онъ самъ не захочетъ ухать, понимаете, самъ не захочетъ.

М-ръ Брукъ говорилъ спокойнымъ, убдительнымъ тономъ, какъ-будто вопросъ шелъ о погод. Тонъ его могъ взорвать каждаго и дйствительно взорвалъ сэра Джемса.

— Чортъ возьми! вскричалъ онъ,— ну, выхлопочемте ему какое-нибудь мсто, не пожалемъ денегъ. Нельзя-ли доставить ему мсто при какомъ-нибудь губернатор колонй? Можетъ быть, Грампусъ согласится взять его, я могу написать объ этомъ Фульку.

— Вдь Владислава вы не сбудете, какъ какую-нибудь безсловесную скотину, любезный другъ, у него есть свои убжденя. Я увренъ, что если завтра я съ нимъ разстанусь, то вы скоро о немъ услышите. Съ его даромъ говорить и писать, изъ него можетъ выйдти настоящй агитаторъ, понимаете, агитаторъ.

— Агитаторъ! повторилъ сэръ Джемсъ съ горечью, находя, что достаточно произнести это слово, какъ слдуетъ, чтобы показать все его гнусное значене.

— Но будьте-же разсудительны, Читамъ. Дороте, какъ вы сказали, лучше всего отправиться теперь къ Цели. Она можетъ жить у васъ, а пока все уладится своимъ чередомъ. Не къ чему намъ поднимать такого шума. Стэндишъ будетъ молчать, и никто не узнаетъ о содержани завщаня, пока эта новость уже не устаретъ. А тмъ временемъ мало-ли что можетъ случиться и избавить васъ отъ Владислава безъ моей помощи.

— Такъ вы отказываетесь содйствовать съ своей стороны его удаленю?

— Отказываюсь! Я этого не говорю. Но, право, я не знаю, чмъ я могу тутъ помочь. Владиславъ джентльменъ.

— Очень прятно слышать! вскричалъ сэръ Джемсъ, выходя изъ себя.— Но уже Казобонъ-то наврное не былъ джентльменомъ.

— Вотъ видите-ли, вдь было-бы еще хуже, если-бы онъ сдлалъ приписку такого рода, что она совсмъ не можетъ выйдти за мужъ вторично, понимаете.

— Ну, не знаю. Это было-бы во всякомъ случа деликатне.

— Одна изъ обыкновенныхъ странностей бдняги Казобона. Мозги его были не совсмъ въ порядк. Положительно, эта приписка не иметъ ровно никакого значеня. Вдь она не желаетъ выйдти замужъ за Владислава?

— Да, но эта приписка можетъ заставить всхъ думать, что она желала. Насчетъ Доротеи я совершенно спокоенъ, но я подозрваю Владислава, говорю вамъ откровенно, я подозрваю Владислава.

— Не могу-же я принять какя-нибудь мры на основани вашего подозрня, Читамъ. Да, наконецъ, если-бы даже мы могли схватить его и сослать на какой-нибудь островъ, то вдь этимъ мы только-бы повредили самой Дороте, мы дали-бы поводъ предполагать, что мы ей не довряемъ, понимаете, не довряемъ.

Такой неотразимый аргументъ ни мало не успокоилъ сэра Джемса. Онъ протянулъ руку къ шляп, чтобы показать, что не намренъ спорить боле, и сказалъ раздраженнымъ тономъ:

— Я скажу только одно: Доротея была принесена въ жертву, благодаря безпечности своихъ друзей. Теперь я, какъ братъ ея, постараюсь сдлать все, что могу, чтобы оградить ее отъ дальнйшихъ непрятностей.

— Самое лучшее, если вы ее перевезете въ Фрешитъ, Читамъ. Я вполн одобряю эту мысль, сказалъ м-ръ Брукъ, довольный тмъ, что послднее слово осталось за нимъ. Для него было-бы въ высшей степени неудобно разстаться съ Владиславомъ въ настоящую минуту, когда со дня на день можно было ждать распущеня парламента и избирателямъ слдовало указать, какимъ путемъ они могутъ всего лучше служить интересамъ страны. Единственнымъ средствомъ для этого м-ръ Брукъ считалъ избране свое въ члены палаты. Онъ вполн искренно предлагалъ наци свои умственныя силы.

ГЛАВА L.

Доротея пробыла въ Фрешитъ-Голл съ недлю, не задавая никакихъ неудобныхъ вопросовъ. Она проводила все время съ Целей, сидвшей надъ своимъ ребенкомъ, каждое движене котораго приводило неопытную мать въ такое смущене, что ей безпрестанно приходилось прибгать за объясненемъ къ няньк, какъ къ оракулу. Доротея сидла возл нея въ своемъ траурномъ плать съ такимъ грустнымъ выраженемъ лица, что Целя возмущалась. Она никакъ не могла понять, изъ-за-чего груститъ ея сестра: во первыхъ, ребенокъ ея, Цели, былъ совершенно здоровъ, во вторыхъ, мужъ Доротеи былъ такой несносный и скучный и къ тому же еще передъ смертью выкинулъ такую штуку. Сэръ Джемсъ разсказалъ Цели обо всемъ, строго наказавъ ей не говорить объ этомъ Дороте до поры до времени. Но Доротея не могла долго оставаться пассивной, какъ совершенно врно замтилъ м-ръ Брукъ, когда знала, что на ней лежатъ извстныя обязанности. Содержане завщаня мужа, составленнаго передъ ихъ свадьбой, было ей извстно и, какъ только она ясно сознала свое положене, ей тотчасъ-же пришло на мысль, что, въ качеств владлицы Ловика, ей слдуетъ распорядиться назначенемъ священника на оставшееся тамъ вакантное мсто.

Разъ утромъ, когда дядя зашелъ къ ней, Доротея сказала ему:

— Дядюшка, я думаю, что мн пора позаботиться о томъ, кого назначить священникомъ въ Ловикъ. Посл отъзда м-ра Тукера, мужъ мн ни разу не говорилъ, кого онъ иметъ въ виду вмсто себя. Позвольте мн ключи, я съзжу въ Ловикъ и разберу бумаги мужа. Можетъ быть, въ нихъ найдется что-нибудь по этому поводу.

— Что за спхъ, душа моя, отвчалъ м-ръ Брукъ спокойно.— Успешь еще устроить все, со временемъ, по маленьку. Я разбиралъ ящики въ бюро, въ нихъ ничего не было, кром ученыхъ замтокъ и завщаня. Что касается священника, то у меня уже есть одинъ въ виду: м-ръ Тикъ, мн его рекомендуютъ, какъ очень хорошаго человка: я разъ уже хлопоталъ ему о мст. Человкъ онъ строгой, чисто апостольской, жизни, совершенно въ твоемъ вкус, душа моя.

— Мн-бы хотлось познакомиться съ нимъ, дядюшка, чтобы судить самой, могу-ли я предложить ему это мсто въ томъ случа, если м-ръ Казобонъ не оставилъ никакого посмертнаго распоряженя. Но, можетъ быть, онъ сдлалъ какую-нибудь приписку къ своему завщаню, можетъ быть, онъ оставилъ какя-нибудь инструкци для меня, сказала Доротея, у которой не выходила изъ ума мысль о работ мужа.

— Ничего о священник, душа моя, ничего, сказалъ м-ръ Брукъ, вставая и протягивая на прощанье руку племянницамъ:— ни слова ни о священник, ни объ изслдованяхъ.

Губы Доротеи задрожали.

— Теб не слдуетъ еще думать объ этихъ вещахъ, душа моя. Все придетъ своимъ чередомъ.

— Я теперь совершенно здорова, дядюшка, мн-бы хотлось заниматься чмъ-нибудь.

— Хорошо, хорошо, увидимъ. Но теперь мн надо бжать, у меня дла по горло, у насъ вдь кризисъ, политическй кризисъ. Оставляю тебя съ Целею и ея маленькимъ человчкомъ… Ты теперь тетка, а я ддъ, болталъ м-ръ Брукъ, торопясь уйдти, чтобы предупредить Читама, что не его будетъ вина, если Доротея захочетъ непремнно все увидть, все узнать.

Доротея откинулась на спинку кресла, какъ только дядя вышелъ изъ комнаты, и задумчиво устремила глаза на свои сложенныя руки.

— Взгляни, Додо, взгляни на него! Видала-ли ты когда-нибудь такую прелесть? вдругъ закричала Целя.

— Что такое, кисанька? спросила Доротея разсянно.

— Что? Да взгляни на его верхнюю губу, посмотри, какъ онъ ее оттягиваетъ, какъ будто хочетъ состроить гримасу. Удивительно! Онъ врно о чемъ-нибудь да думаетъ. Какъ жалко, что здсь нтъ няни. Посмотри ты только на него.

Крупная слеза медленно скатилась по щек Доротеи, когда она взглянула на ребенка, стараясь улибнуться.

— Не грусти, Доротея, поцлуй маленькаго. И отчего ты все такая печальная? Ты все длала, что должна была длать, длала даже больше. Ты теперь должна чувствовать себя совершенно счастливой.

— Не свезетъ-ли меня сэръ Джемсъ въ Довивъ? Мн-бы хотлось разобрать вс оставшяся бумаги, можетъ быть, я найду въ нихъ какую-нибудь записку во мн, писанную покойнымъ мужемъ.

— Не повезетъ онъ тебя, пока м-ръ Лейдгатъ не скажетъ, что ты можешь хать. А онъ этого еще не говорилъ.— А, вотъ и вы пришли, няня: возьмите маленькаго да погуляйте съ нимъ по галлере.— Къ тому-же ты, какъ всегда, забрала себ въ голову разныя фантази: я это вижу, Додо, и это меня бситъ.

— Какя-же фантази, кисанька? спросила Доротея кротко. Она находилась въ такомъ настроени, что готова была считать Целю умне себя. Целя почувствовала свое преимущество и ршилась воспользоваться имъ. Никто не зналъ Додо такъ хорошо, какъ она, никто не умлъ такъ хорошо уговаривать ее. Съ тхъ поръ, какъ у Цели родился ребенокъ, она почувствовала себя необыкновенно солидною и благоразумною.

— Я очень хорошо знаю, о чемъ ты думаешь, Додо, продолжала она.— Теб хочется узнать, не взваливаютъ-ли на тебя какого-нибудь непрятнаго дла, которое ты непремнно выполнишь, потому что таково было желане м-ра Казобона. Какъ будто теб было мало непрятностей и при жизни. Да онъ и не стоитъ, чтобы ты такъ много думала о немъ. Онъ очень дурно поступилъ въ отношени тебя, Джемсъ страшно сердитъ на него, такъ что, я думаю, будетъ лучше, если я теб все скажу, чтобы ты была подготовлена.

— Целя, ты пугаешь меня. Разскажи скоре все, ршительно все.,

Въ ум ея промелькнула мысль, что м-ръ Казобонъ не отказалъ ей своего состояня, но это не особенно смутило ее’

— Онъ сдлалъ приписку къ завщаню, что лишаетъ тебя всего состояня, если ты выйдешь замужъ… т.е…

— Ну, это пустяки, прервала Доротея съ нетерпнемъ.

— Именно если ты выйдешь замужъ за м-ра Владислава, только за него, докончила Целя спокойно.— Конечно, это пустяки въ томъ отношени, что ты никогда не захочешь выйдти замужъ за м-ра Владислава, но тмъ стыдне было м-ру Казобону писать всякй вздоръ.

Вся кровь бросилась въ лицо Доротеи, но Целя полагала, что, сообщая сестр о посмертномъ распоряжени Казобона, она принесетъ ей пользу, выбьетъ у нея изъ головы мысли, которыя только разстроивали ее, и потому продолжала совершенно безстрастно:

— Джемсъ говоритъ, что это отвратительно, совсмъ не по джентльменски. А лучшаго судью, чмъ Джемсъ, ты не найдешь нигд. М-ръ Казобонъ хотлъ какъ будто показать всмъ, что ты намрена выйдти замужъ за м-ра Владислава, не смшно-ли это въ самомъ дл! Джемсъ говоритъ, что онъ сдлалъ это для того, чтобы помшать м-ру Владиславу жениться на теб изъ за денегъ, какъ будто онъ и въ самомъ дл-хотлъ сдлать теб предложене. Но мн надо идти посмотрть на своего малютку, окончила Целя безъ малйшаго измненя въ голос, накидывая платокъ и вставая съ мста.

Доротея снова откинулась на спинку кресла. Она чувствовала, что съ нею совершается какая-то метаморфоза. Все принимало другой видъ: поведене ея мужа, ея собственныя отношеня къ нему, основанныя на чувств долга, и, главное, ея отношеня къ Вилю Владиславу. Все перепутывалось въ голов ея, она сознавала только одно, что ей слдуетъ подождать и собраться съ мыслями. Но одна перемна, происшедшая въ ней, сильно ее испугала, она вдругъ почувствовала непреодолимое отвращене къ мужу, который былъ такъ скрытенъ съ нею и, можетъ быть, перетолковывалъ въ дурную сторону всякое ея слово, всякй поступокъ. Въ то же время въ сердц ея заговорила внезапная, странная симпатя къ Вилю Владиславу. До сихъ поръ ей никогда не приходило на мысль, чтобы они могли полюбить другъ друга, и вдругъ эта мысль высказывалась въ вид вроятнаго предположеня третьимъ лицомъ.

Долго она просидла, не сознавая ничего вокругъ себя, пока не услышала голоса Цели:

— Хорошо, няня, теперь онъ будетъ у меня лежать спокойно, идите завтракать, а Гаррэтъ скажите, чтобы она пришла посидть здсь.

— Знаешь, что мн кажется, Додо, продолжала Целя, видя, что Доротея сидитъ, повидимому, совершенно спокойно:— мн кажется, что м-ръ Казобонъ былъ человкъ злой. Мн онъ никогда не нравился, и Джемсу также. У него было ужасно злое выражене губъ. И теперь, когда онъ поступилъ такимъ образомъ съ тобой, я въ этомъ окончательно убдилась, ужь конечно, религя не требуетъ, чтобы ты длала себя несчастной изъ за него. Слава Богу, что онъ умеръ, ты должна благодарить за это Господа. Мы-бы не стали о немъ жалть, мой маленькй, неправда-ли? заключила Целя, обращаясь къ своему ребенку.

Въ эту минуту доложили о Лейдгат.

— Вы, кажется, чувствуете себя хуже сегодня, м-съ Казобонъ? были почти первыя его слова.— Васъ что-нибудь взволновало? Позвольте пощупать вашъ пульсъ.

Доротея протянула ему руку, холодную, какъ мраморъ.

— Ей хочется хать въ Ловикъ, разбирать бумаги, вмшалась Целя.— Неправда-ли, она не должна еще вызжать?

Лейдгатъ помолчалъ нсколько минутъ. Потомъ, взглянувъ на Доротею, сказалъ:

— Право, не знаю. По моему, для м-съ Казобонъ всего нужне душевное спокойстве. А оно не всегда пробртается бездйствемъ.

— Благодарю васъ, сказала Доротея,— вы совершенно правы. Мн многое нужно устроить. Чего-же мн сидть тутъ сложа руки?

Затмъ, сдлавъ надъ собою усиле, чтобы оторваться отъ волновавшихъ ее мыслей, она продолжала:

— Вы, кажется, всхъ знаете въ Мидльмарч, м-ръ Лейдгатъ. Мн нужно будетъ обо многомъ поговорить съ вами. На мн лежатъ серьезныя обязанности. Мн нужно выбрать священника въ нашъ приходъ. Вы знаете м-ра Тика и всхъ…

Но напряжене оказалось черезчуръ сильнымъ: съ Доротеей сдлалась истерика.

Лейдгатъ далъ ей успокоительныхъ капель.

— Пусть м-съ Казобонъ длаетъ что ей угодно, сказалъ онъ сэру Джемсу, зайдя къ нему передъ отъздомъ.— Полная свобода ей нужне всякихъ лекарствъ.

Пользуя Доротею во время ея послдней болзни, Лейдгатъ составилъ себ ясное представлене о тхъ испытаняхъ, которыя она выносила въ семейной жизни, и убдился, что она страдала отъ постоянной борьбы съ самой собою, отъ постоянныхъ усилй обуздать себя, подчинить свою волю другой вол.

Сэру Джемсу было тмъ легче послдовать совту Лейдгата, что Целя уже сообщила Дороте о завщани, слдовательно, не было никакихъ основанй откладывать доле устройство ея длъ. На слдующй-же день онъ повезъ ее въ Ловикъ.

— Я не останусь тамъ теперь, говорила Доротея.— Мн гораздо прятне въ Фрешит съ Целей, и я думаю, что, не живя въ Ловик, я могу лучше обсудить, что именно нужно тамъ устроить. Потомъ мн-бы хотлось създить въ Греэнжъ въ дядюшк посмотрть на знакомыя мста, повидаться съ тамошними фермерами.

— Ну, теперь я не совтую. Вашъ дядюшка занятъ политической компаней и вамъ лучше оставить его пока въ поко, сказалъ сэръ Джемсъ, вспомнившй въ эту минуту, что Владиславъ жилъ почти безвыздно въ Грэнж. Но сэръ Джемсъ и не заикнулся Дороте о приписк въ завщани, она также чувствовала себя не въ состояни заговорить объ этомъ, хотя ей очень хотлось разсказать сэру Джемсу о томъ спор, который произошелъ между нею и мужемъ по поводу нравственныхъ правъ Виля на имне, чтобы показать ему, что странная, неделикатная приписка мужа вызвана его полнымъ отрицанемъ этихъ правъ, а не личными чувствами.

Въ Ловик Доротея обшарила вс столы и ящики, но не нашла никакой записки на свое имя, за исключенемъ ‘синоптической таблицы’, вроятно, составлявшей начало цлаго ряда указанй, предназначавшихся ей въ руководство. И въ этомъ дл м-ръ Казобонъ оказался такъ-же нершителенъ и медлителенъ, какъ во всемъ остальномъ: недовре къ способности Доротеи выполнить его трудъ было побждено исключительно только недовремъ ко всякому другому редактору. Ознакомившись вполн съ ея нравственными свойствами, онъ ршился воспользоваться ими для своихъ цлей и заставить ее работать надъ сооруженемъ себ могилы, которую онъ называлъ ‘ключомъ ко всмъ мифологямъ.’ Но мсяцы шли за мсяцами, и смерть разрушила вс его планы, онъ не усплъ связать ее общанемъ, которое наложило-бы на нее новое ярмо.

Теперь власть его надъ нею не существовала боле. Связанная словомъ, даннымъ въ порыв состраданя, она была-бы способна приняться за трудъ, въ безплодности котораго была убждена, потому что считала исполнене слова нравственнымъ долгомъ. Но въ настоящую минуту сознаня такого долга не существовало у нея. Мертвый мужъ не въ состояни былъ пробудить въ ней сострадане къ себ, въ душ ея осталось только воспоминане о тягостномъ подчинени человку, стоявшему въ нравственномъ отношени ниже, чмъ она думала,— до того ослпленному личнымъ агоизмомъ, что ради этого эгоизма онъ не побоялся уронить себя даже во мнни людей весьма обыкновенной честности. Она охотно-бы отказалась отъ состояня, напоминавшаго ей о разорванныхъ узахъ, если-бы это состояне, не налагало на нее обязанностей, уклониться отъ которыхъ она не считала себя въ прав. Это состояне поднимало въ ней рядъ мучительныхъ вопросовъ: не права-ли она была, полагая, что половина этого состояня должна принадлежать Вилю Владиславу. А между тмъ она лишена возможности исправить несправедливость. Не смотря на все негодоване, возбужденное въ ней поступкомъ м-ра Казобона, она считала безнравственнымъ идти такъ прямо на перекоръ ясно выраженной вол мужа.

Отобравъ дловыя бумаги, которыя хотла прочитать, она снова заперла ящики и столы, въ которыхъ не нашла ни одного слова оправданя или объясненя со стороны мужа, и вернулась въ Фрешитъ, не отыскавъ ключа къ разгадк послдняго требованя его и послдняго грубаго заявленя имъ своей власти надъ нею.

Вс мысли ея сосредоточились на выполнени ея непосредственныхъ обязанностей, объ одной изъ этихъ обязанностей ей скоро напомнили посторонне люди. Лейдгатъ съ жадностью ухватился за сказанныя ею мелькомъ слова о ваканци на мсто священника въ Ловик и при первомъ удобномъ случа возобновилъ съ нею разговоръ объ этомъ, ршившись воспользоваться возможностью вознаградить такихъ образомъ м-ра Фэрбротера за голосъ, который онъ подалъ когда-то противъ него.

— Вы меня спрашивали какъ-то о м-р Тик, заговорилъ онъ разъ, оставшись наедин съ Доротеей,— но мн хотлось-бы порекомендовать вамъ другого человка, викаря С-Ботольфа, м-ра Фэрбротера. У него очень бдный приходъ, такъ что онъ съ трудомъ можетъ существовать на получаемый доходъ, и ему приходится содержать цлую семью,— мать, сестру, тетку. Ради нихъ онъ кажется и не женился. Проповди говоритъ онъ необыкновенно краснорчиво и просто. Обо всемъ, о чемъ угодно, онъ говоритъ оригинально, ясно, толково. По моему, это замчательный человкъ и могъ-бы сдлать гораздо боле, чмъ длалъ до сихъ поръ.

— Почему-же онъ не сдлалъ боле? спросила Доротея, чувствовавшая необыкновенное участе ко всмъ, кому не удалось выполнить цлей, къ которымъ они стремились.

— На этотъ вопросъ трудно отвтить. Фэрбротеръ часто намекаетъ на то, что ошибся въ выбор професси, призване его выше призваня бднаго сельскаго священника, интереса къ которому въ немъ ничто не поддерживаетъ. Онъ любитъ естественную исторю и вообще научныя занятя и мучается стараняи примирить свои вкусы съ своимъ положенемъ. Лишнихъ денегъ для удовлетвореня этимъ вкусамъ у него нтъ, чтобы пробрсти ихъ, онъ сталъ играть въ карты, играетъ исключительно ради денегъ и выигрываетъ довольно значительныя суммы. Конечно, это вовлекаетъ его въ компаню лицъ, стоящихъ ниже его, и заставляетъ иногда неглижировать своими обязанностями, но, несмотря на все это, онъ одинъ изъ самыхъ безупречныхъ въ нравственномъ отношени людей. Въ немъ нтъ ни ядовитости, ни двуличности.

— Хотлось-бы мн знать, мучаетъ-ли его совсть за эту привычку, можетъ-ли онъ отъ нея отказаться.

— Безъ сомння, откажется, какъ только будетъ обезпеченъ, онъ радъ будетъ имть лишнее время для своихъ занятй.

— Дядюшка говоритъ, что м-ръ Тикъ — человкъ строгой, апостольской жизни, замтила Доротея задумчиво. Въ ней боролись стремлене возстановить времена первобытнаго христанскаго благочестя съ желанемъ избавить м-ра Фэрбротера отъ необходимости добывать себ деньги карточною игрою.

— Я, конечно, не скажу, чтобы Фэрбротеръ велъ строгую, апостольскую жизнь, отвчалъ Лейдгатъ.— Онъ простой приходскй священникъ и долженъ заботиться о томъ, чтобы улучшать нравы своихъ прихожанъ. На практик такъ называемые люди апостольской жизни отличаются обыкновенно нетерпимостью ко всему, въ чемъ священникъ не играетъ главной роли. Я иногда встрчаюсь съ м-ромъ Тикомъ въ госпитал, онъ приводитъ всхъ въ страхъ и смущене своими проповдями.

— Дйствительно, я проглядывала томъ проповдей м-ра Тика о мнимой праведности, объ апокалипсическихъ видняхъ: такя проповди совершенно безполезны въ Ловик. Я много думала о различныхъ способахъ проповди христанства, и стою за тотъ, который представляетъ христанство, какъ учене любви и милосердя. Лучше быть черезчуръ снисходительнымъ, чмъ черезчуръ строгимъ. Но мн хотлось-бы повидаться съ м-ромъ Фэрбротеромъ и послушать его проповдь.

— Пожалуйста, послушайте, я вполн разсчитываю на то впечатлне, которое онъ на васъ произведетъ. Его очень любятъ, но у него есть и враги. Его карточная игра единственное пятно на немъ. Вы почти не видитесь ни съ кмъ изъ мидльмарчцевъ: но вотъ, напр., м-ръ Владиславъ, который почти постоянно бываетъ у м-ра Брука, онъ большой прятель дамъ Фэрбротера и превозноситъ викаря до небесъ. Одна изъ этихъ старушекъ, миссъ Нобль — тетка — воплощене самоотверженной доброты, и Владиславъ сильно ухаживаетъ за нею. Я ихъ встртилъ какъ-то на дняхъ въ одномъ закоулк, они шли подъ ручку, точно парочка изъ какой-нибудь романтической комеди. Но лучшимъ свидтелемъ въ пользу Фэрбротера онъ самъ: стоитъ только повидаться съ нимъ и послушать его.

Къ счастью для Доротеи, разговоръ ихъ происходилъ съ глазу на глазъ, такъ что она была одна, когда Лейдгатъ упомянулъ о Владислав. Лейдгатъ давно уже забылъ слова Розамунды о томъ, что Виль безъ ума отъ м-съ Казобонъ, какъ обыкновенно забывалъ всякую сплетню. Онъ думалъ только о томъ, какъ-бы возбудить въ Дороте участе въ семейству Фэрбротеровъ, и нарочно распространился о слабостяхъ викаря, чтобы дурные слухи о немъ не дошли до нея откуда-нибудь со стороны. Посл смерти Казобона онъ еще не видлся съ Владиславомъ, и никакая молва не предостерегла его о томъ, что о секретар м-ра Брука неудобно говорить при м-съ Казобонъ. Когда онъ ушелъ, образъ Владислава, какъ онъ его нарисовалъ, долго носился передъ глазами Доротеи, отвлекая ея мысли отъ вопроса о назначени священника въ Ловикъ. Что-то думалъ о ней Виль? Слышалъ-ли онъ о распоряжени, покрывавшемъ жгучею краскою ея щеки. И если слышалъ, то какъ онъ отнесся къ нему?

ГЛАВА LI.

Никаке слухи относительно завщаня м-ра Казобона не доходили еще до Владислава, въ воздух чуялось приближене распущеня парламента и новыхъ выборовъ, поэтому никто не занимался частными сплетнями. Наступали знаменитые ‘сухе выборы’, при которыхъ мриломъ высокой степени развитя гражданственности служило малое количество потребленныхъ спиртныхъ напитковъ. Виль Владиславъ былъ по горло занятъ, и хотя мысль о вдовств Доротеи постоянно приходила ему въ голову, онъ не любилъ говорить объ этомъ предмет, такъ что, когда Лейдгатъ зашелъ къ нему, чтобы передать ему разговоръ свой съ Доротеей по поводу ваканци на мсто священника въ Ловик, онъ отвчалъ сердито:

— Да мн-то до этого какое дло! Я не вижусь съ м-съ Казобонъ и, вроятно, не увижусь съ нею пока она живетъ въ Фрешит. Я тамъ не бываю. Тамъ торйская почва и на меня съ ‘Понеромъ’ смотрятъ, какъ на какого-нибудь браконьера съ ружьемъ.

Но не поэтому избгалъ Виль встрчъ съ м-съ Казобонъ. Настоящй мотивъ былъ совершенно другой, онъ замтилъ, что Брукъ сталъ гораздо рже приглашать его въ Грэнжъ. Это была уступка, которую сдлалъ м-ръ Брукъ сэру Джемсу Читаму. Владиславъ понялъ, что его удаляютъ изъ Грэнжа ради Доротеи, слдовательно, близке ея смотрятъ на него съ недовремъ. Опасеня ихъ совершенно напрасны. Они ошибаются, если принимаютъ его за авантюриста, который станетъ употреблять вс усиля, чтобы снискать себ расположене богатой вдовы.

Никогда до сихъ поръ Виль не сознавалъ такъ ясно пропасти, отдлявшей его отъ Доротеи. Онъ началъ уже подумывать о томъ, что ему слдуетъ ухать изъ Мидльмарча, такъ какъ всякое проявлене сочувствя въ Дороте съ его стороны можетъ быть перетолковано самымъ оскорбительнымъ для него образомъ.

‘Мы навсегда разлучены, убждалъ себя,— Виль если-бы я былъ въ Рим, я бы не былъ дальше отъ нея’. Но въ то-же время ему приходили на умъ тысячи основанй, по которымъ онъ не можетъ ухать, основаня эти были чисто гражданскаго свойства. Какъ ему оставить свой постъ въ критическую минуту, когда только что начиналась избирательная агитаця. Удались онъ теперь, и любой кандидатъ правой стороны, какъ-бы жидки ни были его мозги, склонитъ на свою сторону большинство. Провести въ парламентъ Брука и постоянно поддерживать его въ мысли, что онъ долженъ общать подать голосъ въ пользу биля о реформ — было дло не легкое. Впрочемъ, пророчество Фэрбротера до сихъ поръ еще не сбывалось, никакого четвертаго кандидата не было выставлено, и борьба сосредоточивалась исключительно между Пинкертономъ, старымъ членомъ тори, Багстеромъ, новымъ членомъ вигомъ, и Брукомъ, будущимъ независимымъ членомъ. М-ръ Гоулей и его партя стояли всми силами за вторичное избране Пинкертона, и м-ръ Брукъ могъ разсчитывать на успхъ только въ случа, если ему удастся переманить сторонниковъ Багстера или склонить избирателей торйцевъ на сторону биля о реформ. Послднее средство было предпочтительне.

Но Вилю Владиславу было не мало хлопотъ съ м-ромъ Брукомъ, державшимся того мння, что людей съ неустановившимися взглядами, перебгающихъ изъ одного лагеря въ другой, можно склонить на свою сторону только при помощи неопредленныхъ общанй и умренныхъ взглядовъ.

— Это своего рода тактика, утверждалъ м-ръ Брукъ.— Нужно сходиться съ этими людьми на полпути, длать имъ нкоторыя уступки, говорить: ‘конечно, и та сторона отчасти права’ и т. д. Я согласенъ съ вами, что ныншнй случай — случай исключительный… страна составила свое опредленное мнне, устроиваются политическе союзы и т. п… но мн кажется, что мы слишкомъ нетерпимы, Владиславъ. Возьмемъ, напр., хоть вопросъ о предоставлени права голоса лицамъ, платящимъ по 10 ф. ст. квартирнаго налога, почему именно по десяти? Я согласенъ, что нужно провести границу, но почему-же именно останавливаться на десяти. Согласитесь, что если разобрать хорошенько, то этотъ вопросъ окажется затруднительнымъ.

— Безъ сомння, возражалъ Виль нетерпливо.— Но если вы намрены ждать, пока будетъ внесенъ разумный биль, то вамъ слдуетъ прямо провозгласить себя революцонеромъ, и тогда мидльмарчцы, ужь конечно, не выберутъ васъ. А колебаться теперь не время.

Въ конц концовъ м-ръ Брукъ всегда соглашался съ Владиславомъ, въ которомъ онъ все еще видлъ Берка съ закваской Шелли, но черезъ нсколько времени снова начиналъ твердить свое и примнять въ длу свой собственный способъ вербовки себ избирателей. Онъ находился въ самомъ блаженномъ настроени духа, ему до сихъ поръ удавалось испробовать свои ораторскя способности только на митинг, гд онъ, въ качеств предсдателя, рекомендовалъ собраню другихъ ораторовъ, и въ частномъ разговор съ однимъ мидльмарчскимъ избирателемъ,— разговор, изъ котораго онъ вынесъ убждене, что онъ политикъ отъ природы, и пожаллъ, что ране не избралъ себ такого рода дятельности. Но онъ потерплъ довольно чувствительное поражене со стороны м-ра Момсея, главнаго представителя великой общественной силы — торговли, одного изъ самыхъ сомнительныхъ избирателей. Момсей съ одинаковымъ удовольствемъ поставлялъ чай и сахаръ, какъ реформистамъ, такъ и анти-реформистамъ, и находилъ необходимость избирать членовъ въ парламентъ — тяжелымъ бременемъ для города. Правда, до выборовъ можно было вполн безопасно подавать надежды всмъ партямъ безразлично, но за то на самыхъ выборахъ приходилось наносить тяжелый ударъ людямъ почтеннымъ, съ которыми у м-ра Момсея были больше счеты. Такъ, напр., Брукъ закупалъ у него товару на большя суммы, но многе изъ членовъ пинвертонскаго комитета доставляли ему точно также немалую выгоду. М-ръ Момсей разсчиталъ однако, что м-ръ Брукъ, какъ человкъ ‘слабоватый умомъ’, скоре согласится простить торговцу, подавшему враждебный ему голосъ подъ давленемъ извн, и потому разговорился съ нимъ откровенно.

— Взгляните на этотъ вопросъ о реформ съ семейной точки зрня, сэръ, говорилъ онъ, потряхивая мелкимъ серебромъ въ карман и улыбаясь самымъ привтливымъ образомъ.— Можетъ-ли м-съ Момсей жить на него и воспитывать дтей, когда меня не станетъ? Я ставлю фиктивный вопросъ, увренный заране въ отвт. Отлично. Теперь я спрашиваю васъ, что длать мн, мужу и отцу, когда ко мн являются джентльмена и говорятъ: ‘Вы можете поступить, какъ вамъ угодно, Момсей, но если вы подадите голосъ противъ насъ, я стану забирать овощные товары въ другомъ магазин. Когда я кладу сахаръ въ свой ликеръ, то мн прятно думать, что этимъ я приношу пользу своей стран, поддерживая торговца, который держится правильныхъ политическихъ взглядовъ.’ А мн это говорили, сэръ, съ того самаго стула, на которомъ вы теперь сидите, конечно, говорили не вы, м-ръ Брукъ.

— Нтъ, нтъ, нтъ, это слишкомъ пошло, понимаете. Пока мой буфетчикъ не пожалуется на поставляемый вами товаръ, м-ръ Момсей, заговорилъ м-ръ Брукъ успокоительнымъ тономъ,— пока я не услышу, что вы присылаете скверный сахаръ, дурныя прянности и т. п., я не перемню вашей лавки.

— Сэръ, я вамъ очень признателенъ и готовъ служить, чмъ могу. Прятно подать голосъ за джентльмена, у котораго такой благородный образъ мыслей.

— Еще-бы, м-ръ Момсей, вамъ не придется раскаяться, если вы подадите голосъ за насъ. Эта реформа затронетъ своимъ чередомъ всхъ и каждаго, это вполн народная мра, это родъ азбуки, понимаете, безъ которой ничего нельзя сдлать. Я вполн согласенъ съ вами, что вы вправ разсматривать этотъ вопросъ съ семейной точки зрня, но вдь въ васъ есть и гражданское чувство. Мы вс составляемъ одну семью, понимаете. Такая вещь, какъ подача голоса, она, знаете, можетъ иногда обогатить человка, нельзя и предвидть, какя послдствя можетъ имть подача голоса, заключилъ м-ръ Брукъ, чувствуя, что мысли его нсколько путаются, но тмъ не мене наслаждаясь своимъ краснорчемъ.

Но м-ръ Момсей положительно срзалъ его своимъ отвтомъ:

— Извините, сэръ, я этого не понимаю. Когда я подаю голосъ, я хочу знать, что я длаю, я хочу видть, какъ эта подача отзовется на моемъ карман, съ позволеня вашего сказать. Что касается до того, что мы вс одна семья, то надюсь, что это не измняетъ отношенй между должниками и кредиторами. Если ваша реформа намрена уничтожить эти отношеня, то я подамъ голосъ за сохранене настоящаго положеня вещей. Мн лично не нужно никакихъ перемнъ ни для себя, ни для семьи. Я не изъ числа тхъ, которымъ нечего терять, моя репутаця, кажется, достаточно установлена, и вы сами изволили сказать, что не лишите меня своей практики, за кого-бы я ни подалъ голосъ, пока я поставляю вамъ хорошй товаръ.

Посл этого разговора м-ръ Момсей заявилъ жен, что м-ръ Брукъ слабовате умомъ, чмъ онъ предполагалъ, и что теперь выборы нисколько его не смущаютъ.

М-ръ Брукъ не похвастался въ этотъ разъ своей тактикой Владиславу, который тшилъ себя мыслью, что стоитъ выше избирательныхъ дрязгъ и дйствуетъ исключительно на умы благороднымъ орудемъ убжденя. У м-ра Брука были свои агенты, хорошо понимавше свойства природы мидльмарчскихъ избирателей и знавше, какими средствами можно склонить невжество на сторону билля, по замчательному совпаденю обстоятельствъ средства эти походили, какъ дв капли воды, на т, которыми склоняли невжество на сторону, враждебную биллю. Виль и знать ничего не хотлъ объ этихъ маневрахъ. Для грязныхъ длъ всегда найдется достаточно людей съ грязными руками, и Виль убждалъ себя, что его доля участя въ проведени м-ра Брука въ парламентъ вполн безупречна.

Впрочемъ, онъ начиналъ сильно сомнваться въ томъ, чтобы его стараня увнчались успхомъ. Онъ написалъ множество рчей и конспектовъ рчей, но оказывалось, что умъ м-ра Брука не въ состояни былъ удержать послдовательной нити мыслей, онъ постоянно терялъ эту нить, бросался отыскивать и окончательно путался.

Наканун выборовъ м-ру Бруку предстояло произнести рчь къ достойнымъ мидльмарчскимъ избирателямъ съ балкона Благо Оленя, выходившаго на площадь, къ которой примыкали дв улицы. Было прекрасное майское утро, счасте, повидимому, улыбалось м-ру Бруку: предвидлась возможность соглашеня между комитетомъ Багстера и его комитетомъ, которому м-ръ Бюльстродъ, м-ръ Стэндишъ, какъ либеральный адвокатъ, и таке фабриканты, какъ м-ръ Плеймдаль и м-ръ Винци, придавали значене, почти перевшивавшее значене комитета м-ра Гоулэя, стоявшаго за Пинкертона и засдавшаго съ своими сторонниками въ Зеленомъ Дракон. У м-ра Брука было необыкновенно легко на душ, улучшенями, сдланными имъ въ своемъ имни за послдне полгода, онъ заставилъ ‘Трубу’ понизить тонъ, и когда онъ възжалъ въ городъ, то его встртили привтственные клики его сторонниковъ.

— Видъ недурной, а? говорилъ м-ръ Брукъ, смотря на собравшуюся толпу.— У меня наберется довольно слушателей. Ужасно я люблю такого рода публику, состоящую изъ вашихъ-же собственныхъ сосдей.

Мидльмарчске ткачи и кожевенники однакожъ не считали вовсе м-ра Брука своимъ сосдомъ и чувствовали къ нему столько-же симпати, какъ если-бы имъ прислали его въ ящик изъ Лондона. Но они довольно спокойно выслушали ораторовъ, представлявшихъ имъ кандидата, хотя одинъ изъ этихъ ораторовъ — политическая знаменитость Брассинга — произнесъ такую пространную рчь, что трудно было придумать, что могъ еще сказать кандидатъ посл него. Народу набиралось все больше и больше, и къ тому времени, какъ политическая знаменитость дошла до заключеня своей рчи, м-ръ Брукъ почувствовалъ себя какъ-то неловко.

— Дайте-ка мн еще стаканъ шерри, Владиславъ, сказалъ онъ стараясь сохранить непринужденный видъ и разсчитывая на подкрпляющее дйстве вина. Разсчетъ оказался не вренъ: м-ръ Брукъ былъ обыкновенно человкъ воздержный и потому два стакана вина, выпитые почти одинъ вслдъ за другимъ, вмсто того, чтобы привести въ ясность его мысли, только больше спутали ихъ.

М-ра Брука смущало не начало рчи, онъ зналъ, что въ начал все пойдетъ гладко, какъ по маслу, его смущало самое изложене его принциповъ. Вдругъ кому-нибудь вздумается задать ему какой-нибудь вопросъ? И онъ принимался прилежно читать свой конспектъ. Когда м-ръ Брукъ вышелъ на балконъ, его встртили привтственные крики, совершенно заглушивше ропотъ, свистки и крики враждебной парти. Вообще свистковъ и враждебныхъ криковъ было такъ мало, что м-ръ Стэндишъ (человкъ опытный въ этихъ длахъ) шепнулъ на ухо сосду: ‘Однако, это опасно! Гоулэй задумалъ что-то по-серьезне. ‘

Тмъ не мене привтственные крики имли самое ободряющее дйстве на м-ра Брука, физономя его сяла, онъ оперся лвою рукою о перила балкона, а правою сталъ играть своею одноглазкой, записная книжка съ конспектомъ лежала у него въ боковомъ карман, и онъ началъ съ нкоторою увренностью:

— Джентльмены-избиратели Мидльмарча!

Вступлене было вполн прилично, и послдовавшее затмъ небольшое молчане показалось совершенно естественно.

— Я необыкновенно радъ, что нахожусь здсь, никогда не былъ я такъ гордъ и счастливъ во всю мою жизнь… никогда не былъ такъ счастливъ, понимаете.

Это былъ смлый оборотъ рчи, хотя и не совсмъ тотъ, который значился въ конспект. Къ сожалню, даже введене ускользнуло изъ памяти оратора подъ влянемъ винныхъ паровъ.

‘Ну, все пропало’, подумалъ Владиславъ, стоявшй у окна, позади оратора.

Между-тмъ м-ръ Брукъ, потерявъ вс нити рчи, счелъ за лучшее обратиться къ себ самому и своимъ достоинствамъ, какъ, самому подходящему предмету для кандидата.

— Я близкй сосдъ вамъ, добрые друзья мои — вы меня знали еще на скамь… я всегда занимался общественными вопросами…. машинами и ломкой машинъ… многе изъ васъ имютъ дло съ машинами, и я занимался этимъ вопросомъ за послднее время. Ломать машины ни къ чему не ведетъ, понимаете, все должно идти своимъ чередомъ… ремесла, фабрики, торговля, обмнъ продуктовъ… и тому подобное… со времени Адама Смита все это должно идти своимъ чередомъ. Мы должны обозрвать весь земной шаръ. ‘Широкое наблюдене должно охватывать все отъ Китая до Перу’, какъ кто-то выразился, кажется Джонсонъ. Я это длалъ до извстной степени… на до самаго Перу, но я не постоянно жилъ дома… я понималъ, что это не годится. Я былъ въ Левант, куда отправляются и ваши мидльмарчске продукты, былъ въ Балтйскомъ мор. Понимаете, въ Балтйскомъ…

Погруженный въ свои воспоминаня м-ръ Брукъ могъ-бы еще долго проговорить и благополучно вернуться изъ далекихъ морей, если-бы его враги не выкинули въ эту минуту дьявольской штуки. Надъ головами толпы, шагахъ въ десяти отъ м-ра Брука вдругъ появилось его собственное изображене въ вид тряпичной куклы въ его свтло-желтомъ пальто, съ его одноглазкой и съ его ничего не выражавшей физономей. Въ то-же время гд-то въ воздух раздалось крикливое эхо, повторявшее его слова. Вс глаза обернулись къ открытымъ окнамъ угловыхъ домовъ, выходившихъ на площадь, но въ этихъ окнахъ или никого не было или стояли смющеся слушатели.

Когда эхо, самое невинное, упорно повторяетъ за вами ваши слова, всегда кажется, что оно издвается надъ вами, а это эхо было далеко не невинное, оно не передавало каждаго слова съ точностью природнаго эхо, оно подхватывало слова съ самымъ ядовитымъ выборомъ. Когда оно повторило ‘въ Балтйскомъ’ толпа, тихонько посмивавшаяся, разразилась единодушнымъ неистовымъ хохотомъ, и этотъ хохотъ, вроятно, заразилъ-бы самый комитетъ, если-бы его не удерживало сознане достоинства парти и серьезности великаго общественнаго дла, связаннаго съ ‘Типтонскимъ Брукомъ’. М-ръ Бюльстродъ негодовалъ на бездйстве новой полици: но невозможно было заарестовать голосъ, а заарестовать изображене кандидата было-бы уже черезъ-чуръ двусмысленно.

Самъ м-ръ Брукъ находился въ такомъ положени, что не сознавалъ ничего, кром того, что мысли его ускользаютъ, въ ушахъ его звенло, онъ одинъ изъ всхъ присутствующихъ не видалъ своего двойника, не слышалъ эхо. Онъ слышалъ только смхъ, но приписывалъ его сторонникамъ противной парти и потому не смущался имъ, тмъ боле, что былъ исключительно нанятъ мыслью, какъ ему выбраться изъ Балтйскаго моря.

— Кстати, продолжалъ онъ, закладывая руку въ карманъ съ самымъ непринужденнымъ видомъ,— если-бы мн нуженъ былъ прецедентъ, понимаете, но намъ не нужно прецедентовъ для того, чтобы поступать, какъ слдуетъ… такъ если-бы мн нуженъ былъ прецедентъ, такъ вотъ Чатамъ: я не говорю, что я сталъ-бы поддерживать Чатама, или Питта, Питта младшаго… онъ былъ человкъ безъ идей, а намъ нужны идеи, понимаете.

— Къ чорту ваши идеи! намъ нуженъ билль, закричалъ кто-то изъ толпы.

Невидимый полишинель, повторявшй до сихъ поръ только слова м-ра Брука, тотчасъ подхватилъ: ‘къ чорту ваши идеи! вамъ нуженъ билль.’

Въ первый разъ м-ръ Брукъ разслушалъ эхо, такъ какъ самъ молчалъ. Но эхо, повидимому, поднимало на смхъ того, кто прервалъ его, и это его ободрило, такъ-что онъ отвчалъ самымъ любезнымъ тономъ:

— Въ томъ, что вы сказали, мой добрый другъ, есть своя доля правды, вдь мы и сходимся только для того, чтобы высказывать свои мысли… свобода мннй, свобода печати, свобода всего въ этомъ род. Теперь билль, билль вы получите… Тутъ м-ръ Брукъ остановился на минуту, чтобы надть свою одноглазку и вынуть изъ кармана листокъ съ замтками, онъ намревался вступить на практическую почву и перейдти къ подробностямъ. Невидимый полишинель тотчасъ-же продолжалъ: ‘а вы, м-ръ Брукъ, получите мсто за дверями парламента, которое вамъ обошлось въ пять тысячъ фунтовъ, семь шиллинговъ и четыре пенса.’

Раздался оглушительный хохотъ, м-ръ Брукъ покраснлъ, одноглазка спала у него съ глазу, онъ поднялъ глаза и увидалъ прямо передъ собою своего двойника. Но въ эту-же минуту въ этого двойника полетли яйца. Это придало м-ру Бруку новое мужество и онъ продолжалъ, возвышая голосъ:

— Паясничество, неприличныя выходки, глумлене надъ истиной, все это превосходно… Въ эту минуту дерзкое яйцо попало ему въ плечо и эхо повторило: ‘Это превосходно’. Вслдъ за этимъ яйцомъ посыпался цлый градъ яицъ, они предназначались, повидимому, для двойника, но какъ-будто нечаянно задвали и оригиналъ. Новая волна народа нахлынула на толпу, раздались свистки, лай, ревъ, мычанье, гвалтъ усиливался отъ попытокъ заглушить эти непрятные звуки. Никакой голосъ не въ состояни былъ-бы перекричатъ этотъ гамъ, и м-ръ Брукъ принужденъ былъ обратиться въ бгство.

Онъ вернулся въ комнату, гд засдалъ его комитетъ, и замтилъ, стараясь говорить какъ можно спокойне:

— Это уже черезъ-чуръ скверно, понимаете. Я-бы мало-по-малу заставилъ себя слушать, но мн не дали времени. Я постепенно перешелъ-бы въ биллю, понимаете, прибавилъ онъ, бросая искоса взглядъ на Владислава.— Впрочемъ, это пустяки, на выборахъ все пойдетъ отлично.

Но комитетъ не раздлялъ этого взгляда, онъ казался сильно разсерженнымъ, и политическая знаменитость Брассинга что-то усердно строчила.

— Это штука Байера, заговорилъ Стэндишъ,— я въ этомъ увренъ, онъ чревовщатель и необыкновенно искусный. Гоулэй приглашалъ его на дняхъ въ себ обдать: этотъ Байеръ преталантливый малый.

— Что-же вы мн никогда ничего не говорили о немъ, Стэндишъ, я-бы также пригласилъ его въ себ на обдъ, сказалъ бдный м-ръ Брукъ, ради блага страны, угостившй обдами множество людей.

— Байеръ самая жалкая личность во всемъ Мидльмарч, вскричалъ Владиславъ съ негодованемъ,— но, кажется, только таке люди и могутъ имть успхъ.

Виль былъ страшно недоволенъ собою и своимъ ‘ принципаломъ’ и ушелъ къ себ, почти ршившись бросить ‘Понера’ и м-ра Брука. Чего ему оставаться въ Мидльмарч. Вдь засыпать пропасть между собою и Доротеею онъ можетъ, только ухавъ изъ Мидльмарча и занявъ положене боле почетное, чмъ положене подчиненнаго Брука. И въ голов его снова зародились молодыя мечты о чудесахъ, которыя онъ можетъ совершить въ какя-нибудь пять лтъ. Теперь, когда общественная жизнь принимала боле широкй, боле народный характеръ, ему, съ его даромъ говорить и писать, не трудно будетъ составить себ имя. Если-бы только онъ могъ быть увреннымъ, что Доротея чувствуетъ къ нему боле симпати, чмъ къ кому-нибудь другому, если-бы онъ могъ только дать ей понять, что удаляется отъ нея до тхъ поръ, пока будетъ въ состояни объяснить ей, какъ онъ ее любитъ, не унижая себя,— о, тогда онъ тотчасъ-бы ухалъ, чтобы начатъ новую жизнь, которая-бы покрыла его славой. У него есть способности, есть даръ слова, онъ всегда будетъ стоить на сторон разума и справедливости, будетъ бороться во имя ихъ, почему-же ему и не подняться головой выше толпы? Да, онъ чувствуетъ, что можетъ подняться, и потому удетъ изъ Мидльмарча, удетъ въ Лондонъ.

Но не сейчасъ. Ему нужно прежде дать знать Дороте, почему, если-бы даже она захотла выйдти за него замужъ, онъ въ настоящую минуту не женился-бы на ней. Онъ не удетъ до тхъ поръ и потому не откажется еще пока отъ своего мста и будетъ еще нкоторое время сносить терпливо м-ра Брука.

Однако, вскор ему пришлось убдиться, что м-ръ Брукъ предвосхитилъ его желане разорвать съ нимъ всякя сношеня. Депутаци извн и внутреннй голосъ побудили нашего филантропа принять самую крайнюю мру для блага человчества, а именно отказаться въ пользу другого кандидата, которому онъ предоставилъ пожать плоды его избирательной махинаци. Онъ самъ называлъ это крайнею мрою, но объяснялъ слабостью своего здоровья, которое оказалось ршительно не въ состояни выносить никакихъ волненй.

— Я начинаю чувствовать сильную боль въ груди, нтъ, это дло не по мн, говорилъ онъ Владиславу.— Приходится отказаться отъ него. Бдняга Казобонъ мн послужитъ урокомъ, понимаете. Я сдлалъ большя затраты, но за то я прорылъ каналъ. Тяжелая работа эти выборы, Владиславъ, не правда-ли? Я думаю, и вы уже утомились. Ну, все-таки мы вырыли каналъ нашимъ ‘Понеромъ’, мы дали движеню толчекъ. Теперь и боле дюжинный человкъ, чмъ вы, можетъ руководить имъ, боле дюжинный, понимаете.

— Вы желаете, чтобъ я отказался отъ редакторства? сказалъ Виль, вставая, и краска бросилась ему въ лицо.— Извольте, когда вамъ угодно.

— Мой милый Владиславъ, вы знаете, что я держусь самаго высокаго мння о вашихъ способностяхъ. Но по поводу ‘Понера’ я говорилъ съ нсколькими лицами нашей парти, они желаютъ взять его въ свои руки, вознаградивъ меня до извстной степени. При такихъ условяхъ вы, можетъ быть, найдете боле удобнымъ для себя отказаться отъ редакторства, вы можете найдти себ лучшее поле для дятельности. Эти господа, можетъ быть, не отнесутся къ вамъ такъ, какъ я, вдь вы были моимъ alter ego, моею правою рукою, хотя я всегда разсчитывалъ найдти для васъ боле подходящую дятельность. Я думаю отправиться на нкоторое время во Францю. Но я могу снабдить васъ письмами, понимаете, къ Альторну и къ тому подобнымъ лицамъ. Я знакомъ съ Альторномъ.

— Очень вамъ благодаренъ, отвчалъ Владиславъ гордо.— Такъ-какъ вы продаете ‘Понера’, то я не стану обременять васъ хлопотами о себ. Можетъ быть, я еще останусь здсь.

‘Ея родные убдили его спровадить меня отсюда, и онъ не прочь отъ этого, потому-что я ему теперь не нуженъ’, подумалъ Виль, когда м-ръ Брукъ ушелъ. ‘Но я останусь, я уду только по собственному побужденю, а не потому, что они меня боятся.’

ГЛАВА LII.

Весело было въ старомодной гостиной Фэрбротеровъ въ тотъ юньскй вечеръ, когда м-ръ Фэрбротеръ получилъ извсте, что онъ утвержденъ священникомъ въ Ловик. Мать его отъ радости не могла пить чай, на щекахъ ея горлъ румянецъ, глаза блистали.

— Всего отрадне, Камденъ, говорила она,— что ты этого заслужилъ.

— Ну, матушка, половина заслуги принадлежитъ тмъ, которые произвели меня на свтъ, отвчалъ сынъ, сяя отъ удовольствя.— Теперь, тетушка, продолжалъ онъ, потирая руки и обращаясь къ миссъ Нобль, которая издавала каке-то тихе, нжные звуки,— вы можете красть вдоволь сахару со стола для дтей, и у васъ будетъ всегда запасъ новыхъ чулокъ для подарковъ, что, конечно, не помшаетъ вамъ ставить штопку на штопк на вашихъ собственныхъ чулкахъ.

Миссъ Нобль кивнула племяннику и разсмялась тихимъ, полуиспуганнымъ смхомъ, такъ-какъ въ виду счастливаго событя она уже скрала лишнй кусочекъ сахару.

— Тебя-же, Винни, продолжалъ викарй,— я съ удовольствемъ выдамъ замужъ за какого-нибудь ловикскаго холостяка, хоть, напримръ, за м-ра Соломона Фэтерстона, какъ только замчу, что ты въ него влюбилась.

Миссъ Винифредъ, которая все время не спускала глазъ съ брата и плакала, чмъ обыкновенно выражалась у нея радость, улыбнулась сквозь слезы и отвчала:

— Ты долженъ показать мн примръ, самъ: ты долженъ теперь жениться.

— Изволь, я готовъ. Но кто-же влюбится въ меня, стараго холостяка. Что вы скажете на это, маменька?

— Ты очень не дуренъ собою, Камденъ, хотя, конечно, не такъ красивъ, какъ былъ твой отецъ, отвчала старушка.

— Мн-бы хотлось, чтобы ты женился на миссъ Гартъ, братъ, она-бы оживила Ловикъ.

— Отлично. Послушать тебя, такъ невсту можно достать себ, какъ курицу на рынк. По твоему, стоитъ мн только захотть, и всякая пойдетъ за меня.

— Мы вовсе не хотимъ всякой. Но вдь вамъ прятно было-бы, если-бы онъ женился на миссъ Гартъ, матушка, не правда-ли?

— Выборъ моего сына будетъ и моимъ выборомъ, отвчала м-съ Фэрбротеръ съ величественною сдержанностью.— А теб-бы слдовало жениться, Камденъ. Скучно теб будетъ безъ виста въ Ловик.

— Я не стану больше играть въ вистъ, матушка.

— Почему это, Камденъ? Въ мое время вистъ считался самымъ приличнымъ развлеченемъ для священника, замтила м-съ Фэрбротеръ довольно рзко, видя въ словахъ сына вредное стремлене къ новымъ идеямъ и не подозрвая, какое значене имлъ для него вистъ.

— Я буду слишкомъ занятъ для того, чтобы играть въ вистъ, вдь у меня на рукахъ будутъ два прихода, отвчалъ викарй, предпочитая не вдаваться въ разсужденя о достоинствахъ этой игры.

Онъ предупредилъ Доротею, что не считаетъ нужнымъ отказаться отъ с.-ботальфскаго прихода, а ограничится тмъ, что найдетъ себ помощника, и она одобрила это ршене.

— Иногда я жаллъ о томъ, что я священникъ, говорилъ Фэрбротеръ Лейдгату,— но теперь я нисколько въ этомъ не раскаяваюсь и постараюсь быть безукоризненнымъ священникомъ. Вотъ что значитъ, когда въ дло замшается матеральная выгода: она всегда устраняетъ вс трудности, докончилъ онъ съ улыбкой.

Викарй разсчитывалъ, что обязанности его будутъ очень легки. Но обязанность иметъ обыкновене изумлять насъ своею неожиданностью.

Черезъ какую-нибудь недлю по получени имъ мста въ Ловик, обязанность явилась ему подъ видомъ Фреда Винци, вернувшагося изъ коллеги со степенью бакалавра.

— Мн совстно безпокоить васъ, заговорилъ Фредъ,— но вы единственный другъ, къ которому я могу обратиться за совтомъ. Я разъ говорилъ съ вами откровенно обо всемъ, я вы были такъ добры во мн тогда, что я опять пришелъ къ вамъ.

— Садитесь, Фредъ, я радъ помочь вамъ, чмъ могу, сказалъ викарй, занимавшйся въ, это время укладкой вещей.

— Я пришелъ сказать вамъ… Фредъ остановился на минуту и затмъ продолжалъ храбро: — что я намренъ поступить въ духовное зване. Другого исхода у меня нтъ. Мн это зване не нравится, но, отказавшись отъ него, я слишкомъ огорчу отца, который затратилъ столько денегъ, чтобы подготовить меня къ нему.

Фредъ снова остановился и потомъ повторилъ:

— Да, наконецъ, я и не вижу другого исхода.

— Я говорилъ по этому поводу съ вашимъ отцомъ, Фредъ, но это ни къ чему не повело. Онъ отвчалъ, что слишкомъ поздно. Но что-же вы, собственно, имете противъ этого званя?

— Да просто оно мн не нравится. Я не люблю ни богословя, ни проповдей, ни обязанности быть всегда серьезнымъ. Я не чувствую расположеня ни къ чему тому, чего требуютъ отъ священника. Но другого исхода у меня нтъ. Отецъ не можетъ удлить мн капитала, чтобы я могъ снять ферму, компаньономъ своимъ онъ меня сдлать не можетъ. Приняться за изучене юридическихъ наукъ или медицины я теперь не могу, потому-что отецъ требуетъ, чтобы я самъ себ заработывалъ копейку. Оно хорошо говорить, что мн не слдуетъ идти въ священники, да что-же мн прикажете длать, надть петлю на шею, что-ли?

— Васъ, можетъ быть, смущаютъ нкоторые догматы, вы съ ними не согласны?

— Я ничего не имю противъ догматовъ. Люди и поучене меня вполн согласны съ ними. Съ моей стороны было-бы смшно высказывать какя-нибудь сомння по этому поводу, я въ этомъ дл не судья, заключилъ Фредъ простодушно.

— Такъ вы полагаете, что вы можете быть хорошимъ приходскимъ священникомъ, не будучи богословомъ?

— Конечно, ужь если я непремнно долженъ быть священникомъ, такъ я постараюсь исполнять свои обязанности, какъ слдуетъ, хотя мн и не нравится это зване. Какъ вы думаете, вправ кто-нибудь осуждать меня за это?

— За то, что вы поступаете въ священники? Это уже дло вашей совсти, Фредъ, хорошо-ли вы обдумали все, что потребуетъ отъ васъ ваше положене. Я могу вамъ только сказать про себя, что я не вполн безукоризненно выполняю свои обязанности, и это меня всегда мучитъ.

— Есть еще одно препятстве, заговорилъ Фредъ, красня.— Я вамъ никогда не говорилъ объ этомъ прямо, но вы, можетъ быть, сами догадались по намекамъ, которые вырывались у меня. Есть женщина, которую я очень люблю. Я полюбилъ ее, когда мы были еще дтьми.

— Миссъ Гартъ? спросилъ викарй, пристально разглядывая каке-то ярлычки.

— Да. Ради нея я готовъ быть, чмъ угодно, и я знаю, что могу сдлаться хорошимъ человкомъ, если только она захочетъ пойдти за меня замужъ.

— Вы думаете, что она платитъ вамъ взаимностью?

— Она мн этого никогда не говорила, она даже взяла съ меня общане не говорить съ ней объ этомъ. Она-то вотъ особенно возстаетъ противъ того, чтобы я сдлался священникомъ, я это знаю. Мн кажется, что и она ко мн расположена. Вчера я встртился съ м-съ Гартъ и она сказала мн, что Мэри гоститъ теперь въ Ловик у миссъ Фэрбротеръ.

— Да, она такъ добра, что помогаетъ сестр. Вы желаете отправиться туда?

— Нтъ, но я пришелъ попросить васъ о большомъ одолженя. Мн очень совстно, что я вамъ такъ надодаю, но Мэри выслушаетъ васъ. Что, если-бы вы поговорили съ ней объ этомъ,— о томъ, что я иду въ священники.

— Это очень щекотливое поручене, любезный Фредъ. Мн придется говорить съ ней такъ, какъ-будто я знаю о вашихъ чувствахъ къ ней, передать ей нашъ разговоръ въ томъ вид, какъ вы этого желаете, будетъ все равно, что спросить ее, отвчаетъ-ли она на ваши чувства.

— Я именно этого-то и хочу. Я не знаю, что мн длать, пока она не скажетъ, любитъ она меня или нтъ.

— Отъ этого зависитъ, пойдете-ли вы въ священники?

— Если Мэри скажетъ, что никогда не пойдетъ за меня замужъ, то мн все равно, на какой дорог ни пропадать.

— Какое безуме, Фредъ. Люди переживаютъ свою любовь, но не переживаютъ послдствй своего легкомысля.

— Только не такую любовь, какъ моя, я всегда, всегда любилъ Мэри. Отказаться отъ нея — все равно, что начать ходить на деревяшкахъ.

— Не оскорбится-ли она моимъ вмшательствомъ?

— Ни въ какомъ случа. Она никого такъ не уважаетъ, какъ васъ, и надъ вами она не станетъ трунить, какъ надо мной. Никого-бы, кром васъ, я не сталъ просить поговорить съ нею. Вдь вы и мой другъ, и ея.

Фредъ остановился на минуту и дотомъ добавилъ жалобнымъ тономъ:

— Она должна-же признать, что я работалъ, чтобы выдержать экзаменъ, и можетъ поврить, что я стану работать для нея.

Наступило молчане, наконецъ, м-ръ Фэрбротеръ протянулъ ему руку и сказалъ:

— Хорошо, мой милый. Я исполню ваше желане.

Въ тотъ-же день Фэрбротеръ отправился въ Ловикъ.

Онъ засталъ Мэри въ саду, она обрывала розы и ощипывала листочки, которые сыпала на листъ бумаги. М-ръ Фэрбротеръ подошелъ къ ней по трав совершенно неслышно въ то время, какъ она читала нотацю маленькой, черненькой собачк, которая упорно лзла на бумагу и обнюхивала листки розановъ. ‘Муха, Муха, говорила Мари серьезнымъ тономъ, держа собаку за передня лапы и грозя ей пальцемъ.— Мн стыдно за тебя. Прилично-ли умной собак такъ вести себя, всякй сочтетъ тебя глупымъ молодымъ джентльменомъ’.

— Вы немилосердны къ молодымъ джентльменамъ, миссъ Гартъ, сказалъ викарй, подходя къ ней.

Мэри вздрогнула и покраснла.

— Это всогда дйствуетъ на Муху, отвчала она, смясь.

— А на молодыхъ джентльменовъ?

— На нкоторыхъ да, нкоторые изъ нихъ становятся отличными людьми.

— Очень радъ это слышать, потому что пришелъ поговорить съ вами объ одномъ молодомъ джентльмен.

— Надюсь, не о глупомъ, сказала Мэри, принимаясь снова ощипывать розы, сердце ея тревожно забилось.

— Нтъ, хотя силу его составляетъ не умъ, а чувства и откровенность. Надюсь, что вы догадались по этому, о комъ я говорю.

— Да, отвчала Мэри, и лицо ея сдлалось серьезно, а руки похолодли,— вроятно, о Фред Винци.

— Онъ просилъ меня поговорить съ вами на счетъ намреня его идти въ священники. Надюсь, что вы не сочтете черезчуръ дерзкимъ съ моей стороны, что я согласился на это.

— Напротивъ, м-ръ Фэрбротеръ, отвчала Мэри, оставляя розы и складывая руки, но не поднимая глазъ,— я всегда считаю за честь говорить съ вами.

— Но, прежде чмъ мы перейдемъ къ этому вопросу, позвольте мн коснуться одного предмета, который сообщилъ мн вашъ батюшка, въ тотъ самый вечеръ, когда я исполнялъ также поручене, данное мн Фредомъ передъ его отъздомъ въ колоню. М-ръ Гартъ разсказалъ мн, что случилось въ ночь смерти м-ра Фэтерстона, какъ вы отказались сжечь завщане, и сказалъ, что васъ мучитъ мысль, что вы были невинною причиною того, что Фредъ не получилъ своихъ десяти тысячъ фунтовъ. Я не забылъ этого и желаю прежде всего успокоить васъ на этотъ счетъ.

М-ръ Фэрбротеръ простановился на минуту и взглянулъ на Мэри. Онъ намревался исполнить вполн честно общане, данное имъ Фреду, но считалъ необходимымъ разсять прежде всего въ Мэри предразсудки, которые заставляютъ иногда женщину выходить замужъ за человка въ вид вознагражденя за причиненное ему зло. Щеки Мэри пылали, но она молчала.

— Я хочу сказать, что вашъ поступокъ не произвелъ никакого существеннаго различя въ судьб Фреда. Первое завщане не могло-бы быть признано законнымъ по сожжени послдняго, если-бы противъ него былъ предъявленъ споръ, а споръ былъ-бы наврно предъявленъ. Такъ что на этотъ счетъ вы можете быть совершенно спокойны.

— Благодарю васъ, м-ръ Фэрбротеръ, сказала Мери серьезно,— благодарю васъ за такое внимане къ моимъ чувствамъ.

— Хорошо, теперь я могу приступить прямо къ длу. Фредъ, какъ вамъ извстно, выдержалъ экзаменъ. Теперь вопросъ въ томъ, что ему длать съ собою. Вопросъ этотъ до такой степени затруднителенъ, что онъ соглашается уже исполнить желане отца и вступить въ духовное зване, хотя, какъ вамъ извстно, онъ всегда возставалъ противъ этого. Я имлъ съ нимъ по этому поводу разговоръ и, признаюсь, не вижу никакихъ существенныхъ препятствй къ тому, чтобы онъ сдлался священникомъ. Онъ говоритъ, что при одномъ услови постарается исполнять свои обязанности, какъ слдуетъ. Если это услове осуществится, то я готовъ помогать Фреду всми силами. Черезъ нсколько времени, конечно, не сразу, я возьму его къ себ въ помощники, и тогда онъ будетъ получать почти столько-же, сколько получалъ я, будучи викаремъ. Но, повторяю, все это возможно только при одномъ услови. Онъ открылъ мн свое сердце, миссъ Гартъ, и просилъ быть его ходатаемъ. Это услове — ваши чувства.

Мэри была такъ взволнована, что онъ предложилъ ей пройдтись.

— Говоря прямо, продолжалъ онъ, когда они сдлали нсколько шаговъ молча,— Фредъ не изберетъ себ такого поприща, которое уменьшитъ для него возможность соглася вашего на бракъ съ нимъ, но подъ этимъ условемъ онъ готовъ взяться за всякое дло, которое вы одобрите.

— Я не могу сказать, выйду-ли когда-нибудь за него замужъ, м-ръ Фэрбротеръ, одно я могу сказать, что я никогда не cдлаюсь его женою, если онъ пойдетъ въ священники. Я нахожу слова ваши вполн справедливыми. Но у меня свой, можетъ быть, ребяческй взглядъ на вещи.

— Онъ желалъ, чтобы я передалъ ему все, что вы думаете по этому поводу.

— Я не могу полюбить человка смшного. У Фреда достаточно смысла и познанй, чтобы взяться за какое-нибудь свтское дло и вести его съ успхомъ. Но я не могу себ представить его говорящимъ проповди, представить, что онъ увщеваетъ обратиться на путь истинный, благословляетъ, молится у постели больного,— это будетъ просто-на-просто какая-то каррикатура. Вдь онъ идетъ въ священники исключительно ради аристократическихъ предразсудковъ, а для меня нтъ ничего противне такой нелпой погони за аристократизмомъ. Я всегда думала это, глядя на м-ра Крауза, съ его плоскимъ лицомъ, моднымъ зонтичкомъ и аффектированными рчами. Какое право имютъ подобные люди длать изъ себя представителей христанской церкви, какъ будто это учреждене основано исключительно для удовлетвореня аристократическихъ предразсудковъ идотовъ, какъ будто…

Мэри вдругъ остановилась. Въ увлечени своемъ она забыла, что передъ нею не Фредъ, а м-ръ Фэрбротеръ.

— Двушки обыкновенно слишкомъ строги, он не чувствуютъ потребности дятельности такъ, какъ мужчины, впрочемъ, вы въ этомъ отношени составляете исключене. Но вы, конечно, не дорожитесь такого низкаго мння о Фред Винци?

— Нтъ, онъ человкъ съ умомъ, но этотъ умъ ни на что не пригодится ему, если онъ пойдетъ въ священники. Онъ сдлается просто лицемромъ по ремеслу.

— Значитъ, вопросъ этотъ ршенъ. Священникомъ онъ не можетъ надяться заслужить ваше расположене.

Мэри покачала головой.

— Но если онъ побдитъ вс трудности и съуметъ добыть себ средства въ существованю другимъ путемъ — позволите-ли вы ему надяться? Можетъ-ли онъ разсчитывать, что вы согласитесь сдлаться его женой?

— Я не понимаю, съ какой стати Фредъ добивается повтореня того, что я уже разъ сказала ему, отвчала Мэри съ легкимъ оттнкомъ досады.— Я разъ уже сказала ему, чтобы онъ не обращался ко мн съ подобными вопросами, пока не примется за настоящее дло, вмсто того, чтобы отдлываться одними общанями.

М-ръ Фэрбротеръ помолчалъ съ минуту и потомъ заговорилъ серьезнымъ тонокъ, обличавшимъ сдержанное волнене:

— Я понимаю, что вы не желаете связывать себя, но одно изъ двухъ: или ваши чувства въ Фреду Винди исключаютъ возможность всякой другой привязанности съ вашей стороны, или нтъ, въ первомъ случа, онъ можетъ разсчитывать, что вы останетесь врны ему до тхъ поръ, пока онъ не заслужитъ вашей руки, во второмъ случа, ему нужно теперь-же отказаться отъ всякой надежды. Извините меня, Мэри,— вы мн позволите называть васъ этимъ именемъ, которымъ я называлъ васъ, когда вы учились у меня закону Божю,— но когда чувства женщины имютъ вляне на счастье цлой жизни человка и, можетъ быть, не одного, а нсколькихъ людей, мн кажется, что съ ея стороны благородне высказаться совершенно откровенно и искренно.

Наступила очередь Мэри молчать, ее поразили не столько слова сколько тонъ м-ра Фэрбротера. Въ голов ея промелькнула мысль, что слова его могутъ имть отношене къ нему самому, но она застыдилась этой мысли. Ей никогда и въ голову не приходило, чтобы кто-нибудь могъ полюбить ее, кром Фреда, который обручился съ нею, когда она еще ходила въ коротенькихъ юбочкахъ, тмъ мене могло ей придти въ голову, чтобы ею могъ заинтересоваться такой человкъ, какъ м-ръ Фэрбротеръ, стоявшй положительно головою выше всхъ остальныхъ ея знакомыхъ. Но какъ ни смутило ее это открыте, она недолго заставила его ждать отвта.

— Если вы считаете, что я обязана быть совершенно откровенной, м-ръ Фэрбротеръ, то я вамъ скажу, что я люблю Фреда такъ сильно, что не могу отказаться отъ него ради кого-нибудь другого. Мысль, что, потерявъ меня, онъ будетъ страдать, сдлаетъ несчастной и меня. Когда мы были еще дтьми я полюбила его за то, что онъ любилъ меня, что онъ постоянно заботился, чтобы я какъ-нибудь не ушиблась. Чувство это росло съ годами. Я не могу представить себ, чтобы какое-нибудь другое чувство въ состояни было вытснить его. Для меня не будетъ большаго счастья, какъ видть его вполн достойнымъ общаго уваженя. Но, пожалуйста, скажите ему, что я не общаю выйдти за него замужъ до тхъ поръ: это-бы огорчило моихъ родителей. Онъ свободенъ выбирать себ другую жену.

— Значитъ, я вполн успшно выполнилъ свое поручене, сказалъ м-ръ Фэрбротеръ, протягивая Мэри руку,— и проду теперь прямо въ Мидльмарчъ. Съ такой надеждой впереди, Фредъ, я увренъ, выйдетъ на настоящую дорогу, и я доживу до того, что соединю васъ. Господь да благословитъ васъ.

— Ахъ, пожалуйста, останьтесь, напейтесь у насъ чаю, просила Мэри. Глаза ея наполнились слезами, въ обращени и тон м-ра Фэрбротера слышалось подавленное страдане, и сердце ея сжалось мучительною болью, какъ оно сжималось разъ, когда она почувствовала, какъ рука отца дрожитъ въ ея рук въ тяжелую для него минуту.

— Нтъ, моя милая, мн нужно домой.

Черезъ нсколько минутъ викарй уже халъ къ себ домой, великодушно выполнивъ обязанность тяжеле отреченя отъ виста, тяжеле даже сочиненя покаянныхъ размышленй.

ГЛАВА LIII.

Намреваясь пробрсти себ землю въ Ловик, м-ръ Бюльстродъ естественно желалъ, чтобы туда былъ назначенъ священникъ, вполн подходящй къ его взглядамъ на это зване. Поэтому онъ счелъ наказанемъ за свои прегршеня и прегршеня всей наци вообще, когда ему пришлось услышать собственными ушами, что м-ръ Фэрбротеръ произнесъ свою первую проповдь въ ловикской церкви. Впрочемъ, м-ръ Бюльстродъ не намревался посщать эту церковь и поселяться въ Стон-Корт. Онъ пробрлъ это великолпное помстье въ видахъ будущаго, когда провидню угодно будетъ поставить его въ возможность удалиться отъ длъ и подкрпить проповдуемыя имъ евангельскя истины всомъ поземельной собственности, увеличенной удачными покупками. А что провидне вело его именно къ этому, въ томъ убждала его легкость, съ которою онъ пробрлъ Стон-Кортъ въ то время, какъ вс воображали, что Риггъ Фэтерстонъ ни за что въ мр не разстанется съ этимъ земнымъ раемъ. Но у осси Ригга была одна мечта, преслдовавшая его съ самаго дтства,— мечта открыть мняльную лавочку на людной улиц, гд онъ будетъ съ величавымъ спокойствемъ размнивать монеты всхъ странъ, подъ завистливыми взглядами безпомощной корысти. Для осуществленя этой мечты онъ работалъ надъ пробртенемъ необходимыхъ знанй, и въ то время, какъ вс воображали, что онъ поселится въ Стон-Корт, у осси была только одна мысль, что пришла пора, когда онъ можетъ завести на сверной набережной свою собственную мняльную лавку. Вотъ почему, черезъ годъ съ небольшимъ посл смерти Питера Фэтерстона, м-ръ Бюльстродъ сдлался собственникомъ Стон-Корта.

Пробртене этого помстья сильно радовало любящую м-съ Бюльстродъ, она разсчитывала на благопрятное дйстве тамошняго воздуха на здоровье мужа, который чуть не каждый день здилъ туда.

Разъ вечеромъ, м-ръ Бюльстродъ собирался уже узжать изъ Стон-Корта, куда прзжалъ посовтоваться съ Калэбомъ Гартомъ на счетъ дренажа конюшни, какъ вдругъ Калэбъ воскликнулъ:

— Посмотрите-ка, что это за человкъ, весь въ черномъ, онъ, кажется, идетъ сюда.

Бюльстродъ повернулъ лошадь и взглянулъ въ указанномъ направлени, но не сказалъ ни слова. Подходившй къ нимъ человкъ былъ никто иной, какъ знакомый намъ м-ръ Рафль, наружность котораго мало измнилась отъ чернаго платья и обернутой крепомъ шляпы. Не доходя шаговъ трехъ до нашихъ прятелей, онъ вдругъ остановился, пристально взглянулъ на м-ра Бюльстрода и замахалъ палкою, крича:

— Это ты, Никъ! Нтъ, я не ошибаюсь, хоть прошло цлыхъ двадцать пять лтъ съ тхъ поръ, какъ мы не видались. Ну, какъ ты поживаешь? Ты не ожидалъ увидть меня здсь, а? Ну, давай-же руку, дружище.

Калэбъ Гартъ замтилъ, что м-ръ Бюльстродъ не безъ нкотораго колебаня протянулъ свою руку и сказалъ холодно:

— Дйствительно, я не ожидалъ встртить васъ здсь, въ такой глуши.

— Это помстье принадлежитъ моему пасынку, отвчалъ Рафль самымъ развязнымъ тономъ,— я прхалъ повидаться съ нимъ. А я, дружище, совсмъ не удивляюсь, что встртился съ тобою, я поднялъ одно письмецо, и очень радъ, что ты здсь, видться съ моимъ пасынкомъ мн вовсе не интересно: онъ не отличается особеннымъ богатствомъ чувствъ, и бдной матери его уже нтъ на свт. По правд сказать, я прхалъ сюда изъ любви къ теб, Никъ. Мн удалось добыть твой адресъ, смотри-ка.

Рафль вытащилъ изъ кармана скомканный клоченъ бумаги.

Рдкй человкъ устоялъ-бы противъ искушеня остаться и послушать что еще скажетъ человкъ, знакомство котораго съ Бюльстродомъ указывало, повидимому, на такя черты изъ прошлаго Бюльстрода, которыя не имли ничего общаго съ настоящимъ образомъ его жизни въ Мидльмарч. Но Калэбъ Гартъ составлялъ въ этомъ случа исключене, ему были чужды самыя обыкновенныя человческя слабости, между прочимъ, страсть разузнавать чужя дла. Если обнаруживалось что-нибудь дурное относительно кого-нибудь, то Калэбъ предпочиталъ вовсе не знать объ этомъ, когда ему приходилось объявить кому-нибудь изъ своихъ подчиненныхъ, что ему извстна какая-нибудь его провинность, то онъ смущался боле, чмъ самъ виновный. Поэтому и въ настоящую минуту онъ пришпорилъ лошадь и ускакалъ, сказавъ:

— Прощайте, м-ръ Бюльстродъ, мн пора домой.

— Ты не сполна поставилъ свой адресъ на этомъ письм, продолжалъ Рафль.— Это что-то странно въ такомъ дловомъ человк. Но ты живешь гд-нибудь по близости, бросилъ совсмъ Лондонъ, можетъ, сдлался сельскимъ сквайромъ, обзавелся помстьемъ, пригласишь меня въ свой собственный домъ. Господи, сколько лтъ прошло. Старуха, вроятно, давно уже умерла, отошла въ вчность, и не подозрвая въ какомъ положени ея дочь! Но какъ ты блденъ, Никъ. Если ты дешь домой, то я пойду возл тебя.

Дйствительно, обыкновенная блдность м-ра Бюльстрода перешла въ смертельную. Какя-нибудь пять минутъ назадъ все вокругъ него улыбалось, онъ видлъ себя орудемъ неисповдимыхъ путей провидня, и вдругъ какимъ-то адскимъ волшебствомъ передъ нимъ явилась эта отвратительная фигура, воплощавшая собою прошедшее, которое онъ никогда не принималъ въ расчетъ, размышляя о путяхъ провидня.

— Я, дйствительно, халъ домой, сказалъ онъ,— но я могу пробыть съ вами еще нсколько минутъ. Если вы желаете, вы можете отдохнуть здсь въ дом.

— Благодарю, отвчалъ Рафль, скорчивъ гримасу.— Я не имю ни малйшаго желаня увидться съ моимъ пасынкомъ. Я ужь лучше отправлюсь съ тобою къ теб.

— Вашего пасынка, если м-ръ Риггъ Фэтерстонъ вашъ пасынокъ, здсь нтъ. Я здсь хозяинъ.

Рафль широко раскрылъ глаза и свистнулъ отъ изумленя.

— Въ такомъ случа, сказалъ онъ,— я согласенъ. Я довольно-таки прошелся сегодня, а я никогда не былъ ходокомъ. Какъ теб должно быть прятно увидться со мною, старый дружище, продолжалъ онъ, когда они повернули къ дому.— Ты этого не говоришь, но ты всегда былъ скрытенъ, какое счасте теб ни выпадало на долю, ты всегда только о томъ и думалъ, какъ-бы захватить еще побольше.

М-ръ Рафль казался въ восторг отъ собственнаго остроумя и при послднихъ словахъ сдлалъ такое смлое антрша ногою, что спутникъ его, наконецъ, не выдержалъ.

— Насколько мн помнится, заговорилъ онъ холоднымъ негодующимъ тономъ,— знакомство наше никогда не носило на себ того интимнаго характера, который вы придаете ему въ настоящее время, м-ръ Рафль. Если вамъ чего-нибудь угодно отъ меня, то вы получите желаемое гораздо скоре, если потрудитесь воздерживаться отъ фамильярнаго тона, который не можетъ быть оправданъ ни нашимъ прежнимъ знакомствомъ, ни двадцатилтнею разлукой.

— Вамъ не нравится, что я васъ зову Никомъ. Я васъ всегда звалъ Никомъ въ душ, и хотя потерялъ изъ виду, но вы всегда мн были дороги. Съ годами моя привязанность къ вамъ становилась все крпче и крпче, какъ добрый старый коньякъ. Надюсь, что онъ найдется у васъ въ дом.

М-ръ Бюльстродъ еще не имлъ времени убдиться, что самая страсть къ коньяку уступала въ Рафл желаню помучить свою жертву, и что всякй признакъ раздраженя съ ея стороны только подзадоривалъ его. Но одно было ясно, что всякя дальнйшя возраженя ни къ чему не поведутъ, и м-ръ Бюльстродъ покорился своей судьб. Онъ съ самымъ невозмутимымъ видомъ отдалъ вс нужныя распоряженя, утшая себя мыслью, что ключница его, находившаяся прежде въ услужени у Ригга, можетъ додумать, что Бюльстродъ принимаетъ къ себ Рафля просто, какъ родственника ея прежняго хозяина.

Когда подали закуску и они остались наедин, м-ръ Бюльстродъ сказалъ:

— Мы такъ расходимся въ взглядахъ и привычкахъ м-ръ Рафль, что едва-ли можемъ находить удовольстве въ обществ другъ друга. Поэтому всего умне намъ будетъ разстаться какъ можно скоре. Но у васъ, вроятно, есть дло до меня. Въ такомъ случа вы можете остаться здсь переночевать, а завтра утромъ я прду сюда до завтрака и выслушаю, что вы имете мн сказать.

— Отлично, здсь очень удобно, нсколько скучновато, если тутъ жить постоянно, но одну ночку можно переспать, особенно, имя возл себя бутылку и зная, что увидишься съ вами завтра утромъ. Вы гораздо гостепримне моего пасынка, но осся дулся на меня за то, что я женился на его матери, а мы съ вами вдь всегда были друзьями.

М-ръ Бюльстродъ надялся, что нахальство и развязность Рафля пройдутъ, когда он протрезвится, и потому отложилъ до слдующаго утра всякя объясненя съ нимъ. Но онъ ясно сознавалъ, какъ ему будетъ трудно добиться какихъ-нибудь прочныхъ результатовъ. Онъ отъ всей души желалъ избавиться отъ Джона Рафля, хотя его появлене, можетъ быть, входило въ неисповдимые пути провидня. Можетъ быть, его наслалъ злой духъ въ вид угрозы м-ру Бюльстроду за его желане обратиться на путь истинный, и Господь допустилъ это наслане, можетъ быть, въ вид новаго испытаня. Неужели его прегршеня не заглажены искренностью желаня его посвятить себя и все, что онъ иметъ, на служене божественнымъ цлямъ? Неужели и посл этого Господь допуститъ его сдлаться камнемъ преткновеня, предметомъ соблазна? Вдь если на немъ будетъ найдено пятно, противники его воспользуются этимъ пятномъ, чтобы смшать съ грязью и всю его жизнь, и истины, которыя онъ проповдивалъ.

Такимъ образомъ, даже наедин съ самимъ собою, м-ръ Бюльстродъ прикрывалъ эгоистическя опасеня за себя самого высшими теоретическими соображенями о необходимости оградить святость своей доктрины. Но эти теоретическя соображеня не въ состояни были заглушить ледянящаго ужаса позора въ глазахъ сосдей, въ глазахъ жены.

Не было еще семи часовъ, когда онъ прхалъ въ Стон-Кортъ на слдующее утро. Никогда еще старый домъ не казался такъ привлекателенъ, какъ въ это утро, огромныя блыя лили были въ цвту, по низкой каменной стн вились настурци, посеребренныя росой, все вокругъ дышало миромъ и тишиной. Но по было мира и тишины въ сердц владльца этого восхитительнаго уголка.

Утро не произвело на Рафля той благодтельной перемны, на которую разсчитывалъ м-ръ Бюльстродъ. Напротивъ, въ трезвомъ состояни онъ, казалось, находилъ еще больше наслажденя въ томъ, чтобы мучить своего собесдника.

— У меня ршительно нтъ времени, м-ръ Рафль, заговорилъ банкиръ, когда они услись за завтракъ, — поэтому вы меня очень обяжете, если сообщите мн немедленно, что вамъ угодно отъ меня. Вроятно, у васъ есть гд-нибудь свой домъ, куда вамъ также желательно вернуться поскоре.

— Ну, я думаю, что человку съ сердцемъ очень естественно пожелать повидаться со старымъ другомъ, Никъ? Я не могуче называть васъ Никомъ — мы постоянно звали васъ молодымъ Никомъ, когда узнали, что вы задумали жениться на старой вдов. А вамъ разв непрятно увидться со мною? Я разсчитывалъ, что вы меня пригласите поселиться вмст съ вами. Жена моя умерла, я не имю особеннаго пристрастя ни въ какому мсту, мн все равно, гд не жить.

— Могу я васъ спросить, почему вы вернулись изъ Америки? Я полагалъ, что заявленное вами желане отправиться туда, если вамъ будетъ дана соотвтствующая сумма денегъ, равнялось обязательству остаться тамъ на всю жизнь.

— Въ первый разъ слышу, что желане похать куда-нибудь равносильно желаню остаться тамъ на всегда. Но я пробылъ такъ цлыя десять лтъ, дольше оставаться мн не захотлось и я не намренъ возвращаться туда, Никъ.

— Желаете вы пристроиться при какомъ-нибудь дл. Чмъ вы намрены заниматься теперь?

— Я намренъ не заниматься, а наслаждаться. Мн надоло работать. Пожалуй, я-бы не прочь попутешествовать, но не иначе, какъ имя достаточное обезпечене въ будущемъ. Я не такъ крпокъ, какъ былъ, Никъ, хотя и порумяне васъ, мн нужно обезпеченное состояне.

— Вы его получите, если согласитесь ухать отсюда, сказалъ м-ръ Бюльстродъ, съ черезчуръ необдуманною поспшностью.

— Ну, это какъ мн захочется, отвчалъ Рафль холодно,— я не вижу, почему-бы мн не завязать знакомствъ въ здшней мстности. Кажется, я никого не пристыжу собой. Взгляните-ка на мой костюмъ, я не уроню васъ въ глазахъ здшнихъ аристократовъ,

Съ этими словами, м-ръ Рафль отодвинулся отъ стола и оглядлъ себя съ головы до ногъ, останавливая свое внимане преимущественно на штрипкахъ. Онъ не только хотлъ подразнить Бюльстрода, но воображалъ, и въ самомъ дл, что наружность его въ состояни произвести самое благопрятное впечатлне, что онъ не только хорошъ собою и остроуменъ, но и одтъ весьма прилично.

— Если вы ожидаете чего-нибудь отъ меня, м-ръ Рафль, сказалъ Бюльстродъ посл минутнаго молчаня,— то вы должны сообразоваться съ моими желанями.

— Безъ сомння, отвчалъ Рафль насмшливо-дружескимъ тономъ.— Я-же всегда съ ними сообразовался. Что вы изъ меня сдлали, и что я за это получилъ? Сколько разъ приходило мн посл того на мысль, что я лучше-бы сдлалъ, если-бы сказалъ старух, что нашелъ ея дочь и внука — это боле-бы соотвтствовало моимъ чувствамъ, вдь у меня мягкое сердце. Но вы, вроятно, уже схоронили старуху, такъ что ей теперь все равно. Это выгодное дльце и доставило вамъ все ваше состояне. Вамъ непремнно захотлось сдлаться землевладльцемъ, сквайромъ. Все еще состоите диссентеромъ, а? Все еще прохаживаетесь насчетъ слова Божя? Или перешли на сторону высокой англиканской церкви, какъ учрежденя боле аристократическаго?

М-ру Бюльстроду становилось противно до тошноты и онъ молчалъ, раздумывая, не удобне-ли будетъ отказаться вовсе отъ Рафля и объявить его клеветникомъ. Несомннно, что этотъ пьяница своимъ поведенемъ скоро такъ уронитъ себя въ глазахъ всхъ, что никто ему не повритъ. Но совсть м-ра Бюльстрода, мирившаяся съ необходимостью держать Рафля на извстной дистанци, возмущалась перспективою прямой лжи, отрицаня дйствительно совершившихся фактовъ. Пользуясь молчанемъ Бюльстрода, Рафль продолжалъ:

— Мн не такъ повезло, какъ вамъ, въ Нью-орк жилось отвратительно. Эти янки — народъ сухой, эгоистичный, человку съ джентльменскими чувствами не ужиться съ ними. Вернувшись, я женился на содержательниц табачной лавочки, премилой женщин, она меня очень любила, но торговля шла плохо. Вдобавокъ еще у меня оказался сынъ. осся и я никогда не ладили, но я съумлъ помириться съ своимъ положенемъ, тмъ боле, что всегда имлъ возможность выпить стаканъ вина въ доброй компани. Вы не сердитесь на меня, что я раньше не вздумалъ навстить васъ. Я полагалъ, что вы занимаетесь торговлею и богомольемъ въ Лондон, но не отыскалъ васъ тамъ. Вы увидите, что я посланъ къ вамъ свыше, Никъ, мой прздъ будетъ благословенемъ для обоихъ насъ.

Послдня слова м-ръ Рафль произнесъ гнусливымъ тономъ. Между тмъ Бюльстродъ обдумалъ, что ему длать, и заговорилъ ршительнымъ голосомъ:

— Совтую вамъ, м-ръ Рафль, поразмыслить о томъ, что, погнавшись за слишкомъ многимъ, человкъ иногда теряетъ все. Я не чувствую себя ничмъ обязаннымъ относительно васъ, тмъ не мене я согласенъ выплачивать вамъ опредленную сумму ежегодно по четвертямъ, если вы согласитесь ухать отсюда. Если же вы непремнно захотите остаться здсь, хоть на короткое время, вы не получите отъ меня ни гроша. Я откажусь отъ всякаго знакомства съ вами.

— Ха, ха, ха, разсмялся Рафль принужденнымъ смхомъ,— вы мн напоминаете одного забавнаго воришку, который упорно отказывался отъ знакомства съ констэблемъ.

— Я не понимаю этихъ намековъ, сэръ, правосуде не можетъ наложитъ на меня руку ни черезъ ваше посредство, ни черезъ посредство кого-бы то ни было.

— Какъ это вы не понимаете шутокъ, мой милый. Я хотлъ просто сказать, что никогда не откажусь отъ знакомства съ вами. Но шутки въ сторону. Ваши четвертные взносы мн совсмъ не по вкусу. Свобода для меня дороже всего.

Съ этими словами, Рафль всталъ и принялся ходить по комнат съ озабоченнымъ видомъ человка, обдумывающаго что-то. Наконецъ, онъ остановился прямо противъ Бюльстрода и воскликнулъ:

— Знаете что! Дайте-ка мн парочку сотнягъ, видите, какъ я скроменъ, и я уберусь отсюда,— честное слово. Но я не продамъ своей свободы за какую-нибудь жалкую пенсю. Я хочу имть право бывать, гд мн угодно. Можетъ быть, мн взбредетъ на умъ поселиться гд-нибудь далеко отсюда и вести переписку съ моимъ другомъ, а можетъ быть, и нтъ. У васъ деньги при себ?

— У меня только сто фунтовъ съ собою, отвчалъ Бюльстродъ, котораго такъ обрадовала возможность освободиться сейчасъ-же отъ докучнаго гостя, что онъ не настаивалъ больше на своемъ предложени.— Остальные сто я вамъ пришлю по адресу.

— Нтъ, я подожду здсь. Я погуляю, а вы създите за ними.

М-ръ Бюльстродъ, сильно разстроенный всмъ, что случилось со вчерашняго вечера, покорно всталъ съ мста, чтобы выполнить и это требоване.

Онъ уже выходилъ изъ комнаты, когда Рафль остановилъ его.

— А вдь я опять розыскивалъ Сару, меня совсть мучила за эту красивую молоденькую женщину. Ея я не нашелъ, но я узналъ фамилю ея мужа и записалъ. Чортъ возьми, я потерялъ свою записную книжку. Если-бы я услышалъ это имя, я-бы вспомнилъ. Замчательно, я сохранилъ вс свои способности, потерялъ только память на имена. Но, какъ только я услышу что-нибудь о ней или объ ея семейств, я вамъ сообщу, Никъ. Вы, вроятно, захотите что-нибудь сдлать для нея, вдь она теперь ваша падчерица.

— Безъ сомння, хотя эта новая выдача заставитъ меня сократить мои расходы на пособе вамъ.

Съ этими словами, онъ вышелъ. Рафль подмигнулъ ему вслдъ и на губахъ его появилась торжествующая улыбка.

— Однако, чортъ побери, какъ-же, въ самомъ дл, ея фамиля? воскликнулъ онъ черезъ нсколько минутъ, почесывая въ голов и поводя глазами.— Она начиналась съ вл и, кажется, вся состояла изъ л, продолжалъ онъ, напрягая вс свои усиля, чтобы припомнить ускользнувшую изъ памяти фамилю. Но это заняте скоро утомило его, и онъ предпочелъ пробавляться разговоромъ съ ключницей, отъ которой узналъ все, что ему нужно было относительно положеня, занимаемаго Бюльстродомъ въ Мидльмарч.

Вскор онъ почувствовалъ необходимость подкрпить свои силы хлбомъ съ сыромъ и элемъ, и только-что расположился въ зал за этой закуской, какъ вдругъ ударилъ себя по колну и воскликнулъ: ‘Владиславъ!’ Фамиля, которую онъ не могъ припомнить, несмотря ни на какя усиля, вдругъ сама собою навернулась ему на память — фактъ весьма обыкновенный, который, вроятно, каждому приходилось испытывать на себ. Рафль тотчасъ-же вынулъ записную книжку и вписалъ эту фамилю, не потому, чтобы она ему была на что-нибудь нужна, но чтобы не забыть опять, въ случа, если она ему понадобится. Бюльстроду онъ ршился не говорить ее теперь, такъ какъ это не представляло ни малйшей выгоды, а имть лишнй секретъ про запасъ никогда не мшало.

Онъ былъ доволенъ своимъ настоящимъ успхомъ и въ три часа взобрался въ дилижансъ съ своимъ чемоданомъ, избавивъ глаза м-ра Бюльстрода отъ безобразнаго чернаго пятна на ландшафт Стон-Корта, но оставивъ его подъ гнетомъ страха, что это пятно можетъ снова появиться и сдлаться неразлучнымъ спутникомъ его домашняго очага.

КНИГА VI.
Вдова и жена.

LIV.

Въ то самое утро, когда м-ръ Рафль ухалъ изъ Стон-Корта, Доротея вернулась въ Ловикъ. Три мсяца прогостила она въ Фрешит, но, наконецъ, ей надоло сидть по цлымъ часамъ надъ ребенкомъ Цели и любоваться имъ, сидть-же въ одной съ нимъ комнат и не обращать на него вниманя — значило серьезно разсердить Целю.

Целя находила превосходнымъ, что у Доротеи нтъ своихъ дтей и что ея вдовство совпало съ рожденемъ маленькаго Артура..

— Додо такой человкъ, что не интересуется ничмъ своимъ, говорила Целя мужу.— Да, наконецъ, если-бы у нея и родился ребенокъ, онъ не могъ-бы быть такимъ прелестнымъ, какъ Артуръ. Не могъ-бы, Джемсъ?

— Конечно, если-бы онъ былъ похожъ на Казобона, отвчалъ сэръ Джемсъ уклончиво. У него было свое собственное мнне насчетъ изумительныхъ качествъ его первенца.

— Да, могло-бы и такъ случиться! Это истинная милость Божя, что Додо овдовла. Она можетъ любить нашего ребенка, какъ своего собственнаго.

Поэтому, когда Целя узнала, что Доротея собирается вернуться въ Ловикъ, она сильно вознегодовала.

— Ну что ты будешь длать въ Ловик, Додо? принялась она убждать сестру.— Ты сама говорила, что все тамъ такъ чисто и въ такомъ порядк, что тамъ теб не о чемъ заботиться и ты наврное соскучишься, а здсь ты можешь расхаживать съ м-ромъ Гартомъ въ Типтон по всмъ заднимъ дворамъ. Дядюшка ухалъ, и Гартъ все будетъ длать по-твоему. Джемсъ также всегда исполняетъ вс твои желаня.

— Я буду часто прзжать къ вамъ и мн легче будетъ замтить, какъ ростетъ твой сынокъ, отвчала Доротея.

— Ты никогда не увидишь, какъ я его купаю, а это самое интересное.

Она надулась, ей казалось, что нужно имть слишкомъ черствое сердце, чтобы ухать отъ малютки безъ крайней необходимости.

— Милая кисанька, я нарочно для этого прду какъ-нибудь на ночь, но теперь мн хочется пожить одной у себя дома. Мн нужно поближе познакомиться съ Фэрбротэрами и поговорить съ м-ромъ Фэрбротэромъ о томъ, что можно сдлать для Мидльмарча.

Доротея не чувствовала боле нравственной необходимости переламывать свою волю. Ее тянуло въ Ловикъ и она не считала себя обязанной давать кому-бы то ни было отчетъ въ своихъ дйствяхъ. Но вс были недовольны ея отъздомъ. Сэръ Джемсъ до того огорчился, что даже предлагалъ перехать всмъ лучше на нсколько мсяцевъ въ Чельтенгамъ, отвергнуть такое предложене ему казалось ршительно невозможныхъ.

Вдовствующая леди Читамъ только-что вернулась изъ Лондона, куда здила повидаться съ дочерью, и настаивала на томъ, чтобы, по крайней мр, м-съ Виго была выписана въ компаньонки въ Дороте: она находила, что молодой вдов въ высшей степени неприлично жить одной въ Ловик.

— Вы сойдете съ ума одн въ этомъ дом, моя милая, убждала Доротею м-съ Кадваладеръ въ интимномъ разговор.— Вамъ будутъ чудиться привидня. Намъ и безъ того трудно содержать свои мозги въ порядк и называть всякую вещь такъ, какъ вс ее называютъ. Для младшихъ сыновей и женщинъ, неимющихъ состояня, сойти съ ума даже разсчетливо: по крайней мр, ихъ пристроятъ куда-нибудь. Но вамъ-то не для чего сходить съ ума. Вамъ надодаетъ наша добрая старушка, но вдь вы станете невыносимы и для себя, и для окружающихъ, если будете постоянно ровыгрывать роль королевы въ трагеди и смотрть на все съ возвышенной точки зрня. Запершись въ вашей ловикской библотек, вы, пожалуй, вообразите, что можете повелвать стихями, вамъ непремнно нужно искать общества людей, которые-бы не поврили вамъ, если-ли вы вздумали ихъ въ этомъ убждать. Это самое отрезвляющее лекарство.

— Мн нердко случалось называть нкоторыя вещи не тми именами, какъ звали ихъ окружавше меня люди, отвчала Доротея гордо.

— Но, вроятно, вы убждались потомъ, что были неправы,— это уже доказательство здраваго ума.

Доротея замтила шпильку, но она ее нисколько не уколола.

— Нтъ, отвчала она,— я и до сихъ поръ убждена, что люди во многомъ ошибаются, и что вовсе не нужно быть сумасшедшимъ, чтобы дойти до такого убжденя, большинству людей обыкновенно приходится отказываться отъ своего мння.

М-съ Кадваладеръ не сказала ни слова боле, но при первомъ удобномъ случа заговорила о Дороте съ мужемъ.

— Всего-бы лучше, говорила она,— выдать ее поскоре замужъ, если-бы только можно было ввести ее въ подходящее общество. Читамы ни за что не согласятся на это. Но, по-моему, ей необходимъ мужъ. Если-бы мы не были такъ бдны, я пригласила-бы къ намъ лорда Тритона. Онъ современемъ будетъ маркизомъ, а изъ нея выйдетъ отличная маркиза: она еще похорошла съ тхъ поръ, какъ ходитъ въ траур.

— Милая Элеонора, оставь бдняжку въ поко. Подобныя мры никогда ни къ чему не ведутъ, отвчалъ добродушный ректоръ.

— Какъ ни къ чему не ведутъ? А позволь узнать, какъ-же устраиваются браки, какъ не посредствомъ сближеня мужчины съ женщиною? Стыдно ея дядюшк, что онъ, какъ нарочно, теперь ухалъ и бросилъ Грэнджъ. Непремнно нухно было-бы приглашать подходящихъ хениховъ въ Фрешитъ и Грэнджъ. А едва-ли найдется для нея боле подходящая партя, какъ лордъ Тритонъ: онъ постоянно строитъ сумасбродные планы о томъ, какъ-бы осчастливить все человчество. Онъ приходится какъ-разъ подъ-стать м-съ Казобонъ.

— Предоставь м-съ Казобонъ самой выбрать, кого она пожелаетъ, Элеонора.

— Ерунда! вы, умники, всегда болтаете чушь! Изъ кого-же ей выбирать? Женщина обыкновенно выходитъ замужъ за перваго, котораго ей удастся поймать — вотъ и весь выборъ. Запомни хорошенько мои слова, Гемфри. Если родственники м-съ Казобонъ не позаботятся пристроить ее, дло кончится хуже, чмъ съ Казобономъ.

— Пожалуйста, Элеонора, не затрогивай этого предмета! Это больное мсто сэра Джемса, Ему будетъ въ высшей степени непрятно, если ты безъ всякой нужды заговоришь съ нимъ объ этомъ.

— Я никогда объ этомъ не говорю. Целя сама разсказала мн всю исторю съ завщанемъ, отъ начала до конца, я не просила ее разсказывать.

— Ну да, я знаю, но они хотятъ замять эту исторю, молодой человкъ, какъ я слышалъ, узжаетъ отсюда.

М-съ Кадваладеръ промолчала и только три раза многозначительно мотнула головой, въ темныхъ глазахъ ея свтилась насмшка.

Доротея настояла на своемъ, несмотря на вс просьбы и увщаня, и въ конц юня ставни Ловикъ-Майора растворились, и солнце заглянуло въ библотеку, освтивъ ряды черновыхъ матеряловъ для сочиненя покойнаго Казобона, какъ освщало какую-нибудь поляну, усянную камнями, безмолвными памятниками забытой вры. Доротея обошла вс комнаты и перебрала въ ум вс полтора года своей замужней жизни, ей казалось, что мысленно она говоритъ съ мужемъ и онъ ее слушаетъ. Придя въ библотеку, она не успокоилась, пока не разложила матерялы по порядку, какъ онъ самъ-бы сдлалъ, еслибы былъ живъ. Она переносила на покойнаго то сострадане, которое было стимуломъ всхъ ея поступковъ при его жизни. Подъ влянемъ какого-то суеврнаго чувства, она взяла ‘Синоптическую таблицу въ руководство м-съ Казобонъ’, положила ее въ конвертъ, запечатала и надписала на внутренней сторон конверта: ‘Я не могла воспользоваться ею. Неужели вы не видите теперь, что я не могла подчинить свою душу вашей, заставить себя безполезно трудиться надъ тмъ, во что я не врю’,— и положила конвертъ въ свой письменный столъ. Но въ этомъ добровольномъ затворничеств, среди воспоминанй о прошломъ, въ душ Доротеи росло все сильне и сильне желане, послужившее главнымъ мотивомъ ея прзда въ Ловикъ,— желане повидаться съ Вилемъ Владиславомъ. Она не предвидла ничего хорошаго отъ этого свиданя, сознавая всю свою безпомощность, руки ея были связаны, она была лишена возможности улучшить его неблистательную участь, но ее влекло къ нему неудержимой силой. Доротея не лгала, когда говорила, что желаетъ ближе познакомиться съ Фербротэрами и переговорить съ новымъ ректоромъ, но она, вмст съ тмъ, помнила очень хорошо, что ей говорилъ Лейдгатъ о Вил Владислав и маленькой миссъ Нобль, и разсчитывала, что Виль будетъ продолжать посщать семейство Фэрбротэровъ въ Ловик. Въ первое-же воскресенье, еще не входя въ церковь, она уже представляла его себ на томъ-же мст, на которомъ видла въ послднй разъ, одного на священнической скамь, но когда она вошла, скамья оказалась пустою.

На недл она нсколько разъ бывала въ гостяхъ у семейства ректора, но ни разу ей не удавалось услышать ни слова о Вил, а между тмъ м-съ Фэрбротеръ говорила, казалось, обо всхъ и обо всемъ.

— Вроятно, нкоторые изъ мидльмарчскихъ слушателей проповдей м-ра Фербротера станутъ приходить слушать его и въ Ловикъ, какъ вы думаете? спросила ее Доротея, презирая самую себя за таке подходы.

— Конечно, станутъ, если они умны, м-съ Казобонъ, отвчала старушка.— Я вижу, что вы умете цнить проповди моего сына. Ддъ его съ моей стороны былъ великолпный священникъ, а отецъ служилъ по адвокатур, но это ему не мшало быть человкомъ примрной честности, оттого-то мы и остались бдняками. Говорятъ, что фортуна женщина и потому калризна, но если она женщина, то, во всякомъ случа, добрая женщина, и часто отпускаетъ свои блага по заслугамъ, какъ, напримръ, вамъ, м-съ Казобонъ.

И м-съ Фэрбротеръ снова углубилась въ свое вязанье, вполн довольная своимъ краснорчемъ. Но, къ сожалню, оно не удовлетворило Доротею, ей не того было нужно. Бдняжка, она даже незнала, въ Мидльмарч-ли еще Виль, а спросить было не у кого, кром Лейдгата. Но для того, чтобы повидаться съ Лейдгатомъ, нужно было или послать за нимъ, или създить къ нему. Ей приходило на мысль, что, можетъ быть, Владиславъ, узнавъ о странной приписк къ завщаню м-ра Казобона, ршилъ, что лучше имъ не видаться. Но ‘я хочу его видть’ побждало всякя соображеня. И свидане, дйствительно, состоялось, но свидане чисто офицальное, совсмъ не такое, какого ждала Доротея.

Разъ утромъ, часовъ въ 11, Доротея сидла у себя въ будуар, передъ нею лежалъ планъ ея владнй и другя бумаги, по которымъ она хотла сообразить въ точности цифру своихъ доходовъ и выяснить себ положене своихъ длъ. Она еще не принималась за работу, а сидла сложа руки на колняхъ и задумчиво смотрла въ окно. Вдовй чепецъ, обрамлявшй ея лицо, и платье сильно молодили ее, тмъ боле, что румянецъ снова вернулся на ея щеки, а глаза свтились какою-то дтскою искренностью.

Появлени Тантрипъ съ докладомъ, что пришелъ м-ръ Владиславъ и проситъ позволеня войти, вывело ее изъ ея мечтательнаго полузабытья.

— Я сейчасъ выйду, сказала она, быстро вставая,— проводите его въ гостиную.

Гостиная была самая нейтральная комната въ ея дом, съ ней связывалось мене всего супружескихъ воспоминанй.

Вилю не долго пришлось ждать свиданя съ Доротеей. Но встрча ихъ далеко не походила на ту первую встрчу въ Рим, когда Виль былъ такъ смущенъ, а Доротея совершенно спокойна. На этотъ разъ Виль чувствовалъ себя безконечно несчастнымъ, но совершенно владлъ собою, Доротея-же, напротивъ, была въ такомъ волнени, что даже не могла его скрыть. Уже подходя въ двери, она почувствовала, какъ тяжела будетъ эта встрча, которой она такъ страстно желала, когда-же Виль подошелъ въ ней, лицо ея покрылось густою краской. Оба долго молчали. Она протянула ему руку, и затмъ они сли у окна другъ противъ друга. Вилю сдлалось крайне неловко, перемну въ обращени Доротеи съ нимъ онъ не могъ объяснить себ однимъ ея вдовствомъ, другихъ-же поводовъ въ этой перемн онъ не зналъ и остановился на мысли, что ея родственники возстановили ее противъ него, заронивъ въ ней подозрне на счетъ чистоты его намренй.

— Надюсь, что вы не сочтете мой приходъ дерзостью, началъ онъ, наконецъ,— я не могъ ухать отсюда, не простившись съ вами.

— Дерзостью? Полноте. Мн было-бы очень больно, если-бы вы не захотли повидаться со мной.— (въ тон Доротеи зазвучала ея привычная искренность).— Вы скоро узжаете?

— Да, скоро. Думаю хать въ Лондонъ и заняться адвокатурой, говорятъ, она подготовляетъ во всякой общественной дятельности. Скоро откроется широкое поле для этой дятельности, и я намренъ посвятить себя ей. Бывали примры, что люди безъ связей и денегъ пробртали себ почетное положене.

— И это длало имъ тмъ боле чести, подхватила Доротея съ жаромъ.— У васъ такя блестящя способности. Дядюшка говорилъ мн, какъ хорошо вы говорите рчи, какъ ясно излагаете свои мысли. Вы возстаете противъ всякой несправедливости. Я этому такъ рада. Когда мы познакомились въ Рим, я думала, что васъ интересуетъ только поэзя и искуство, только то, что украшаетъ жизнь людей обезпеченныхъ. Теперь я вижу, что вы сочувствуете всему человчеству.

Смущене Доротеи пропало, она снова была прежней Доротеей и глядла Вилю прямо въ глаза съ выраженемъ самого задумчиваго довря.

— Такъ вы одобряете мое намрене ухать отсюда на долго и не возвращаться, пока я не составлю себ имени? сказалъ Виль, стараясь примирить свою непреклонную гордость съ страстнымъ желанемъ добиться отъ Доротеи выраженя теплаго чувства.

Доротея не сразу отвтила, она отвернулась отъ него и глядла въ окно, на кусты ровъ, которыя столько разъ зацвтутъ и отцвтутъ безъ него. Это было, можетъ быть, нсколько безтактно, но Доротея забыла въ эту минуту о приличи, она думала только о печальной необходимости разстаться, съ Вилемъ. Съ первыхъ-же словъ его, ей показалось, что она все поняла, ему извстны послдня распоряженя м-ра Казобона, и они были для него такимъ-же ударомъ, какъ для нея. Онъ никогда не питалъ къ ней ничего кром дружбы, никогда не имлъ въ мысляхъ ничего, что-бы оправдывало оскорблене, нанесенное ея мужемъ ихъ взаимнымъ чувствамъ, эту дружбу онъ сохранилъ и до сихъ поръ. Подавивъ тяжелый вздохъ, Доротея отвтила, наконецъ, спокойнымъ голосомъ, слегка дрогнувшимъ на послднихъ словахъ:

— Да, вы хорошо сдлаете. Мн будетъ очень прятно услышать, что ваши достоинства признаны, наконецъ. Но будьте терпливы. Можетъ быть, вамъ придется долго ждать.

Виль ршительно не понималъ посл, какъ онъ не упалъ въ ея ногамъ, когда она произнесла это ‘долго’ съ легкимъ дрожанемъ въ голос. Его удержалъ, по всей вроятности, ея глубокй трауръ.

— Я ничего не буду знать о васъ, а вы забудете обо мн, сказалъ онъ.

— Нтъ. Я васъ никогда не забуду. Я никогда не забываю своихъ знакомыхъ. У меня ихъ никогда не было много, да вроятно, и не будетъ. А въ Ловик у меня довольно мста для воспоминанй, не правда-ли?

Она улыбнулась.

— Боже мой! вскричалъ Виль страстно и, вскочивъ со стула, отошелъ къ мраморному столу и прислонился къ нему. Кровь бросилась ему въ лицо, глядя на него, можно было подумать, что онъ сердится. Ему казалось, что онъ и Доротея превращаются, мало по малу, въ мраморныя статуи, тогда какъ сердца ихъ бьются горячимъ чувствомъ. Но положене было безвыходное. Онъ считалъ унизительнымъ для себя окончить это свидане признанемъ въ любви, которое могло быть перетолковано въ желане получить ея состояне. Къ тому-же онъ боялся и впечатлня, которое произведетъ такое признане на Доротею.

Она глядла на него въ смущени, думая, что онъ обидлся чмъ нибудь въ ея словахъ. И тутъ-же ей пришло въ голову, что онъ, вроятно, нуждается въ деньгахъ, и что она не въ состояни помочь ему. Если-бы дядя былъ здсь, можно было-бы устроить это какъ-нибудь черезъ него. И подъ влянемъ мысли, что Виль нуждается въ деньгахъ, тогда какъ она несправедливо пользуется его частью, она сказала:

— Не хотите-ли вы взять вотъ этотъ великолпный минатюръ вашей бабушки. Съ моей стороны было-бы не хорошо удержать его, если вы желаете имть его. Онъ замчательно похожъ на васъ.

— Вы слишкомъ добры, отвчалъ Виль раздраженнымъ тономъ.— Нтъ, онъ мн не нуженъ. Таскать съ собою свой собственный портретъ ни мало не утшительно. Утшительно было-бы, если-бы друге пожелали его имть.

— Я думала, что вамъ дорога память о ней… я думала… Доротея простановилась на минуту, она вспомнила, что не кстати затрогивать исторю теушки Джули, и затмъ докончила: — я думала, что вамъ прятно будетъ имть этотъ портретъ, какъ семейное воспоминане.

— А на что оно мн, когда у меня нтъ ничего другого? Человкъ, у котораго за плечами одна котомка, носитъ свои воспоминаня въ голов.

Виль говорилъ раздраженныхъ тономъ: его вывело изъ терпня, что въ такую минуту ему предлагаютъ портретъ бабушки. Но Доротея увидла въ его словахъ оскорбительный для себя намекъ. Она встала и сказала гордо, съ легкимъ оттнкомъ негодованя:

— Не имя ничего, вы счастливе меня, м-ръ Владиславъ.

Тонъ, которымъ она произнесла эти слова, показывавшй, что она считаетъ свидане конченнымъ, изумилъ Виля. Онъ подошелъ къ ней, глаза ихъ встртились, оба глядли другъ на друга съ серьезнымъ недоумнемъ. Вилю никогда и въ умъ не приходило, что онъ иметъ какя-либо права на наслдство, доставшееся Дороте, и потому онъ ршительно не могъ понять, что происходило въ ея душ въ эту минуту.

— До сихъ поръ я не чувствовалъ себя несчастнымъ отъ того, что ничего не имлъ, сказалъ онъ, наконецъ,— но бдность хуже чумы, когда она разлучаетъ насъ съ тмъ, что намъ всего дороже.

Эти слова затронули чувствительную струну въ сердц Доротеи, гнвъ ея простылъ, и она отвчала грустнымъ, сочувственнымъ тономъ:

— У всякаго свое горе. Два года тому назадъ я этого не понимала,— не понимала, что горе можетъ явиться такъ неожиданно, связать насъ по рукамъ и по ногамъ и заставить молчать, когда мы хотли-бы говорить. Я относилась нсколько презрительно къ женщинамъ за то, что он не умютъ сами создать себ подходящую обстановку и приносить какую-нибудь пользу. Я очень любила поступать такъ, какъ я хочу, но теперь почти отказалась отъ этого, докончила она улыбаясь.

— Я никогда не откажусь отъ нрава поступать такъ, какъ я хочу, но мн очень рдко удается это, отвчалъ Виль.

Онъ стоялъ въ двухъ шагахъ отъ нея, борясь съ самыми противуположними чувствами: ему хотлось добиться несомнннаго доказательства ея любви и въ то-же время онъ боялся положеня, въ которое поставитъ его такое доказательство.

Въ эту минуту вошелъ слуга и доложилъ: ‘Сэръ Джемсъ Читамъ въ библотек, сударыня. ‘

— Попросите сэра Джемса сюда, сказала Доротея.

Виль и она почувствовали, какъ будто по нимъ пробжала одна и та-же электрическая искра, въ обоихъ заговорило гордое желане идти на перекоръ мнню свта, и они ждали прихода сэра Джемса, не глядя другъ на друга. Пожавъ Дороте руку, сэръ Джемсъ слегка кивнулъ головою Владиславу, который отвтилъ такимъ-же кивкомъ, потомъ подошелъ въ Дороте и сказалъ:

— Позвольте проститься съ вами, м-съ Казобонъ, по всей вроятности, надолго.

Доротея протянула ему руку и дружески попрощалась съ нимъ. Сознане, что сэръ Джемсъ не цнитъ Виля и грубо обошелся съ нимъ, пробудило въ ней ршимость и чувство собственнаго достоинства: смущене ея совершенно исчезло, и когда Виль вышелъ, она такъ спокойно обратилась въ сэру Джемсу съ вопросомъ: ‘Ну, что Целя?’, что онъ принужденъ былъ подавить свою досаду и держать себя такъ, какъ будто ничего непрятнаго для него не произошло. Впрочемъ, иначе онъ и не могъ поступить. Ему было такъ непрятно даже мысленно сопоставить рядомъ Доротею и Владислава, какъ людей, любящихъ другъ друга, что онъ не хотлъ выдавать своею досадою, что возможность такой комбинаци приходила ему въ голову. Если-бы его спросили, почему это было-бы ему такъ непрятно, онъ, вроятно, въ первую минуту не нашелся-бы ничего сказать, кром: ‘помилуйте, такой человкъ, какъ этотъ Владиславъ…’ Подумавъ, онъ, конечно, сказалъ-бы, что приписка м-ра Казобона къ завщаню, налагающая на Доротею какъ-бы наказане въ томъ случа, если-бъ она ршилась на бракъ съ Вилемъ, длаетъ всякя сношеня между ними неприличными. Негодоване его было тмъ сильне, что онъ чувствовалъ, что не иметъ права вмшиваться.

Но, самъ того не подозрвая, онъ былъ силою въ эту минуту. Войдя въ комнату, онъ явился воплощенемъ тхъ мотивовъ, которые заставляли Виля держаться въ сторон отъ Доротеи.

ГЛАВА LV.

Говорятъ, что молодость — время надеждъ, но это, можетъ быть, справедливо только въ томъ смысл, что люди старые обыкновенно возлагаютъ надежды на молодость, сама-же молодость не особенно вритъ въ надежду, каждый кризисъ кажется ей окончательнымъ, каждая разлука вчною.

Дороте, еще непережившей того перода, когда, посл потока слезъ, глаза остаются по прежнему чистыми и ясными, казалось, что она простилась съ Вилемъ Владиславомъ навсегда. Онъ узжалъ на неизвстное число лтъ и вернется, можетъ быть, совсмъ другимъ человкомъ. Она и не подозрвала того, что происходило въ немъ, ей и въ голову не приходило, что онъ ухалъ потому, что гордости его была невыносима мысль прослыть нищимъ авантюристомъ, добивающимся руки богатой вдовы, она-же думала, что онъ, точно также, какъ и она, счелъ приписку въ завщаню м-ра Казобона грубымъ и жестокимъ запретомъ, наложеннымъ на ихъ взаимную симпатю. Счастливые часы, которые они проводили въ разговорахъ о томъ, чмъ изъ мстныхъ жителей никто не интересовался, пролетли навсегда, сдлались достоянемъ прошлаго. Поэтому она безъ малйшаго угрызеня совсти вспоминала о нихъ. Она сняла со стны портретъ бабушки и долго пристально вглядывалась въ него, черты женщины, которую такъ жестоко осудили, отожествлялись въ ея представлени съ чертами внука, котораго такъ горячо защищали противъ людской несправедливости ея сердце и разсудокъ. Она нжно гладила портретъ и прикладывала его къ щек, какъ будто желая вознаградить этою ласкою тхъ, кого онъ ей напоминалъ, за вынесенныя ими обиды. Она не понимала, что чувство, заговорившее въ ней, была любовь, она чувствовала только, что что-то оборвалось въ ея жизни и въ ней проявилось неудержимое стремлене къ живой дятельности.

Разъ она отправилась въ Фрешитъ съ тмъ, чтобы переночевать тамъ и присутствовать при купань ребенка, къ обду прхала туда и м-съ Кадваладеръ, такъ какъ ректоръ отправился на рыбную довлю. День стоялъ сильно жаркй, такой жаркй, что Цели, одтой въ блое кисейное платье, безъ всякой куафюры на голов, стало жаль бдную Додо, которой, конечно, было невыносимо душно въ ея траурномъ плать и чепц.

— Милая Додо, сними ты чепчикъ, обратилась она къ сестр.— Теб должно быть просто невыносимо въ твоемъ костюм.

— Я уже привыкла къ чепчику, какъ улитка къ раковин, отвчала Доротея улыбаясь,— мн какъ-то неловко и холодно безъ него.

— Нтъ, я не могу тебя видть въ немъ, намъ всмъ длается отъ него жарко, вскричала Целя, отбрасывая веръ, которымъ она обмахивалась, и, подойдя къ сестр, безцеремонно развязала ея чепецъ и бросила его на стулъ. Сэръ Джемсъ вошелъ въ эту минуту въ комнату. ‘Наконецъ-то’, произнесъ онъ съ видимымъ удовольствемъ, глядя на красивые, темно-каштановые волосы Доротеи, освобожденные отъ старушечьей куафюры.

— Это я ее заставила, Джемсъ, вскричала Целя.— Додо не зачмъ соблюдать такой строгй трауръ, она не будетъ больше носить этого чепца въ своемъ семейномъ кружк.

— Милая Целя, замтила леди Читамъ,— жена должна носить трауръ по муж, по крайней мр, годъ.

— Ну, не всегда, она можетъ выйти замужъ ране, вмшалась м-съ Кадваладеръ, которая не прочь была немножко посердить свою добрую прятельницу вдовствующую леди. Сэру Джемсу сдлалось неловко и онъ нагнулся, заигрывая съ мальтйской собакой Цели.

— Это исключеня, отвтила леди Читамъ строгимъ голосомъ.— Въ нашемъ кругу только одна м-съ Биворъ скомпрометировала себя такимъ образомъ и очени огорчила этимъ лорда Гринзеля. Она была несчастлива съ первымъ мужемъ, и потому вс были особенно удивлены ея вторичнымъ бракомъ. Но за то она была и жестоко наказана. Говорятъ, что капитанъ Биворъ таскалъ ее за волосы, грозилъ заряженными пистолетами.

— Ну, это просто неудачный выборъ! возразилъ м-съ Кадваладеръ, на которую нашло особенно задорное настроене.— При такомъ выбор бракъ окажется всегда несчастнымъ, будь онъ первымъ или вторымъ. Первенство плохая рекомендаця для мужа, если у него нтъ никакой другой. По мн хорошй второй мужъ лучше перваго, который ни то, ни се.

— Моя милая, вы болтаете просто зря, остановила ее леди Читамъ.— Я уврена, что вы ни за что не вышли-бы такъ скоро замужъ, если-бы нашъ добрый ректоръ скончался.

— О, я не даю никакихъ зароковъ, тутъ могутъ дйствовать экономическя соображеня. Вторичный бракъ не воспрещенъ закономъ, я полагаю, въ противномъ случа намъ все равно было-бы быть что индусами, что христанами. Конечно, если женщина длаетъ неудачный выборъ, то она должна покориться послдствямъ его, женщина, которая длаетъ такой выборъ дважды, не заслуживаетъ сожалня. Но если ей представляется случай выйти замужъ за человка хорошей фамили, красиваго, то чмъ скоре она воспользуется этимъ случаемъ, тмъ лучше.

— Я нахожу, что тема для разговора очень неудачно выбрана, вмшался сэръ Джемсъ съ неудовольствемъ,— и предлагаю перемнить ее.

— Если вы предлагаете это ради меня, сэръ Джемсъ, сказала Доротея, ршившись воспользоваться этимъ случаемъ, чтобы оградить себя на будущее время отъ всякихъ попытокъ сватовства,— то я должна вамъ сказать, что вопросъ о вторичномъ брак для меня совершенно безразличенъ. Слушать объ этомъ для меня все равно, что слушать о женщинахъ, которыя охотятся за лисицами: можетъ-ли это нравиться или нтъ, я все равно не послдую ихъ примру. Предоставьте м-съ Кадваладеръ распространяться на эту тему, если она ее интересуетъ.

— Моя милая, м-съ Казобонъ, обратилась въ ней леди Читамъ величественно,— надюсь, что вы не приняли за намекъ на себя то, что я говорила о м-съ Биворъ. Ма просто пришелъ въ голову этотъ примръ. Она падчерица лорда Гринзеля: онъ женился второй разъ на м-съ Тевердой. Тутъ не могло быть намека на васъ.

— Ну, конечно, поддакнула Целя,— никто не выбиралъ этой темы для разговора, онъ завязался изъ за чепчика Додо. М-съ Кадваладеръ совершенно права. Нельзя-же выходить замужъ во вдовьемъ чепц, Джемсъ.

— Оставьте, моя милая, заговорила м-съ Кадваладеръ,— я не стану продолжать непрятный разговоръ. Я не укажу даже на Дидону и Зенобю. Только о чемъ-же мы будемъ говорить?

Вечеромъ, когда сестры остались одн, Целя сказала Дороте.

— Право, Додо, безъ чепчика ты стала больше походить на саму себя. Ты и говорила такъ, какъ говорила прежде, когда что-нибудь теб было непрятно. Я не могла только разобрать на кого ты разсердилась: на Джемса или на м-съ Кадваладеръ.

— Ни на него, ни на нее. Джемсъ вмшался изъ деликатности ко мн, но онъ ошибся, вообразивъ себ, что я придаю какое-нибудь значене словахъ м-съ Кадваладеръ. Я-бы могла придать имъ значене только въ такомъ случа, если-бы законъ обязывалъ меня выйти замужъ за человка хорошей фамили и красиваго, по ея или по чьей-бы то ни было рекомендаци.

— Ну, мн кажется, Додо, что ужь если теб идти второй разъ замужъ, такъ, конечно, за человка хорошей фамили и красиваго.

— Не бойся, кисанька, у меня совсмъ друге планы на будущее. Я не выйду второй разъ замужъ.

— Въ самомъ дл — ни за кого. Даже если-бы ты встртила какое-нибудь чудо?

Доротея отрицательно покачала головой.

— Ни за кого. У меня великолпные планы. Мн-бы хотлось имть землю. Я-бы воздлала ее, завела на ней маленькую колоню, гд-бы вс работали и каждый добросовстно исполнялъ свою работу. Я-бы всхъ знала, была всмъ другомъ. Я намрена посовтоваться съ м-ромъ Гартомъ: отъ него я могу узнать почти обо всемъ, что мн нужно.

— Ну, если у тебя есть въ голов какой-нибудь планъ, такъ ты будешь счастлива, Додо, можетъ быть, и маленькй Артуръ полюбитъ планы, когда выростетъ, и тогда онъ станетъ теб помогать.

Въ ту-же ночь Целя передала мужу, что Доротея ршишллась не выходить вторично замужъ, что она опять по старому принимается за ‘всевозможные планы.’ Сэръ Джемсъ ничего не отвтилъ на это. Онъ чувствовалъ глубокую антипатю ко вторичнымъ бракамъ женщинъ и находилъ, что ршене Доротеи остаться одинокой вполн соотвтствуетъ тому мнню, которое онъ составилъ себ объ ея нравственной личности.

ГЛАВА LVI.

Высокое мнне Доротеи о познаняхъ Калэба Гарта, зародившееся въ ней съ тхъ поръ, какъ она услыхала, что онъ одобряетъ планъ ея коттэджей, возрасло во время прогулокъ, которыя она предпринимала съ нимъ и съ сэромъ Джемсомъ, когда гостила въ Фрешит. Калэбъ въ свою очередь восхищался ею и говорилъ жен, что у м-съ Казобонъ такая дловая голова, что хоть-бы и не женщин въ пору.

— Чудо что такое! говорилъ онъ.— Она недавно высказала мысль, которая мн самому приходила въ голову, когда я былъ молодъ. М-ръ Гартъ, сказала она мн, мн было-бы прятно на старости лтъ вспоминать, что я улучшила извстную часть почвы и выстроила много хорошихъ коттэджей, потому что это дло само по себ полезное, да и люди отъ него длаются лучше. Это были ея буквальныя слова. Вотъ какъ она смотритъ на вещи.

— Надюсь, что она не теряетъ при этомъ своей женственности, сказала м-съ Гартъ, подозрвавшая, что м-съ Казобонъ недостаточно проникнута принципомъ подчиненности женщины.

— Какъ-же можно. Ты-бы заслушалась ее, Сузанна. Она говоритъ такъ просто и при этомъ такимъ музыкальнымъ голосомъ.

Немудрено, что при такихъ дружелюбныхъ отношеняхъ между ними, Доротея предложила м-ру Гарту устроитъ какое-нибудь предпряте, пустивъ въ ходъ ея три фермы и многочисленныя строеня, принадлежавшя Ловикъ Менору. Онъ не заставилъ себя просить дважды. Въ это время только что начинали строиться желзныя дороги. Проектировалась линя желзной дороги черезъ ловикскй приходъ и Калэбъ Гартъ принялъ участе въ борьб за существоване зарождающейся системы желзно-дорожныхъ путей,— борьб, ршившей судьбу двухъ дорогихъ ему лицъ.

Постройка подводныхъ желзныхъ дорогъ сопряжена съ громадными трудностями, но представляетъ, по крайней мр, то важное удобство, что морское дно не раздлено между тысячью землевладльцевъ, требующихъ удовлетвореня за наносимый имъ матерьяльный и нравственный ущербъ. Въ Мидльмарч желзныя дороги были такимъ-же животрепещущимъ вопросомъ, какъ биль о реформ и грозившая холера, самыя ршительныя мння по атому предмету высказывались женщинами и землевладльцами. Женщины, и молодыя и старыя, единодушно признавали зду посредствомъ пара опаснымъ и самонадяннымъ нововведенемъ и заявляли, что ни за что въ мр не сядутъ въ вагонъ, землевладльцы-же, начиная отъ м-ра Соломона Фэтерстона и кончая лордомъ Меддликатомъ, несмотря на все разнообразе выставлявшихся ими аргументовъ, сходились въ одномъ: что если уже продавать землю врагу рода человческаго или компани, поставленной въ необходимость купить ее, то нужно съ нихъ брать какъ можно дороже за разршене избить родъ человческй.

Однако люди мене сообразительные, въ род м-ра Соломона и м-съ Уоль, не скоро пришли къ этому заключеню, умъ ихъ былъ слишкомъ пораженъ перспективою перерзки большого луга на части, а громадные барыши казались чмъ-то слишкомъ далекимъ и невроятнымъ.

— Коровы станутъ выкидывать, братецъ, говорила м-съ Уоль плачевнымъ голосомъ,— если желзная дорога пойдетъ мимо насъ, да и кобылы также. Безчеловчно такъ губить вдовье имущество, а законъ молчитъ. Кто имъ помшаетъ рзать на право и на лво? Вдь они очень хорошо знаютъ, что я въ драку не ползу.

— Лучше всего ни слова не говорить, а подослать кого нибудь спровадить ихъ хорошенько, когда они придутъ сюда распахивать, да вымрять, ршилъ Соломонъ.— Около Брикмига ихъ проучили. Если-бы вывести все на чистую воду такъ оказалось бы, что они врутъ, что имъ непремнно надо прокладывать дорогу здсь. Пусть себ ржутъ землю въ другомъ приход. И не поврю я никогда, чтобы стали вознаграждать за то, что толпа негодяевъ перемнетъ ваше поле. Гд онъ — карманъ-то у компани?

— Братецъ Питэръ, прости ему Господи, нажилъ себ деньги отъ компани. Ну, да это была компаня для добываня марганца, а не для постройки желзныхъ дорогъ, которыя разрываютъ вашу землю въ клочки.

— Вотъ что, Джени, сказалъ м-ръ Соломонъ, понижая голосъ,— чмъ боле препятствй мы имъ поставимъ поперекъ дороги, тмъ дороже они намъ заплатятъ, если имъ непремнно нужно проложить дорогу.

И м-ръ Соломонъ принялся дйствовать согласно высказанному имъ мнню, стараясь самымъ дипломатическимъ образомъ возбудить подозрне въ окрестныхъ жителяхъ. Около него жило нсколько крестьянъ въ разбросанныхъ коттэджахъ, и находилась деревушка, подъ названемъ Фрикъ, съ водяной мельницей и каменоломнями.

Не имя яснаго представленя о томъ, что такое желзныя дороги, населене Фрика относилось къ нимъ враждебно, жители этого темнаго уголка не отличались привычкой восхищаться всякою новинкою, напротивъ, они относились недружелюбно ко всякому нововведеню, заподозрвая, что оно придумано ко вреду бднаго люда. Даже слухи о реформ не возбудили никакихъ радужныхъ надеждъ во Фрик, такъ какъ съ ними не связывалось опредленныхъ общанй, въ род того, что трактирщикъ ‘Гирь и Всовъ’ станетъ раздавать пиво даромъ, или что трое сосднихъ фермеровъ возвысятъ заработную плату на зиму. А безъ такихъ опредленныхъ посулъ осязательныхъ благъ, биль о реформ представлялся жителямъ Фрика чмъ-то въ род выкрикиванй разнощиковъ, не внушающихъ никому довря. Вообще населене Фрика отличалось не столько фанатизмомъ, сколько подозрительностью.

Такая почва представлялась какъ нельзя боле благопрятною для замысловъ м-ра Соломона Фетэрстона. Онъ былъ инспекторомъ дорогъ и по должности своей часто зазжалъ на своей лнивой лошади во Фрикъ и устанавливался передъ рабочими, разбивавшими камни, съ такимъ глубокомысленнымъ выраженемъ лица, что никому и въ умъ-бы не пришло, что онъ остановился безъ всякой опредленной цли, просто потому, что лошадь стала. Простоявъ долго на одномъ мст, онъ, наконецъ, приподнималъ голову, устремлялъ глаза въ даль, встряхивалъ уздечку, и ударялъ лошадь хлыстомъ, и она лниво начинала снова переступать съ ноги на ногу. Часовая стрлка могла-бы похвастать быстротою въ сравнени съ здою м-ра Соломона. Онъ безпрестанно останавливался поболтать, то съ тмъ, то съ другимъ рабочимъ, занятымъ какимъ-нибудь исправленемъ дороги, и съ особеннымъ удовольствемъ выслушивалъ по десяти разъ одно и то-же. Но въ одинъ прекрасный день онъ завязалъ разговоръ съ извощикомъ Гирамомъ Фордомъ съ тмъ, чтобы самому сообщить ему новость. Онъ спросилъ у Гирама, не видалъ-ли тотъ людей съ палками и различными инструментами, которые появились здсь въ окрестности, они выдаютъ себя за строителей желзной дороги, но Богъ ихъ знаетъ, кто они таке и зачмъ пришли. Они сами говорятъ, что изржутъ на клочки ловикскй приходъ.

— Тогда и возить нечего будетъ, встревожился Гирамъ за свою фуру и лошадь.

— Понятно, поддакнулъ и-ръ Солоюнъ.— И такая великолпная земля пропадетъ за даромъ! Я говорю, пусть себ отправляются въ Типтонъ. Богъ знаетъ, что у нихъ на ум. Они говорятъ, что хлопочутъ для торговли, но, на самомъ дл, просто хотятъ совсмъ раззорить бдный сельскй людъ.

— Должно быть, они изъ Лондона, смекнулъ Гирамъ, которому Лондонъ смутно представлялся центромъ, отъ котораго идетъ всякое зло на сельское населене.

— Разумется, подъ Брассингомъ народъ ихъ проучилъ, какъ я слышалъ, переломалъ ихъ инструменты и прогналъ, такъ что они уже не сунутъ туда носъ въ другой разъ.

— Вотъ это хорошо, одобрилъ Гирамъ, видимо, озабоченный.

— До меня это, конечно, не касается, продолжалъ м-ръ Соломонъ.— Но поговариваютъ, что здшнй приходъ отжилъ свои красные дни, не даромъ его хотятъ исполосовать желзными дорогами, крупная торговля поглотитъ мелкую, придется распродавать лошадей и припрятывать хлысты.

— Ну ужь нтъ, когда на это пойдетъ, такъ я прежде изломаю хлысты объ ихъ головы, вскричалъ Гирамъ.

М-ръ Соломонъ встряхнулъ уздечку, и лошадь его поплелась дале.

Крапива принимается безъ всякаго ухода. Толки о томъ, что желзныя дороги раззорятъ страну, поднялись не только въ ‘Гиряхъ и Всахъ’, но и на снокос, гд въ эту пору собралось много рабочихъ рукъ.

Разъ, вскор посл того, какъ Мэри Гартъ призналась м-ру Фэрбротэру въ своихъ чувствахъ къ Фрэду Винци, отецъ ея отправился на ферму одреля, по дорог въ Джикъ, чтобы вымрять и произвести оцнку одного пустопорожняго мста, принадлежавшаго къ Ловикъ-Манору. Калэбъ намренъ былъ продать эту землю весьма выгодно для Доротеи, онъ поставилъ себ за правило брать какъ можно боле барышей съ желзнодорожныхъ компанй. Оставивъ свою одноколку у одреля, онъ отправился съ своимъ помощникомъ и землемрною цпью вымрять землю, по дорог ему попались на встрчу нсколько агентовъ компани, устанавливавшихъ свои инструменты. Онъ поболталъ съ ними, замтилъ, что они скоро дойдутъ до того мста, гд онъ будетъ мрять и прошелъ своей дорогой. День былъ серенькй, съ утра шелъ дождь, но къ двнадцати часамъ начало проясняться, и воздухъ былъ наполненъ благоуханями.

Онъ доказался-бы еще благоуханне Фрэду Винци, хавшему вдоль полей верхомъ, если-бы ему не приходилось въ эту минуту ломать себ голову въ тщетныхъ усиляхъ придумать, что ему длать съ собою. Съ одной стороны отецъ былъ вполн увренъ, что онъ поступитъ въ духовное зване, съ другой — Мэри грозила, что откажется отъ него, если онъ туда поступитъ, съ третьей, наконецъ, дловой мръ не чувствовалъ, повидимому, ни малйшей потребности въ молодомъ джентельмен безъ капитала и подготовки къ какому-бы то ни было труду. Положене Фрэда было тмъ тяжеле, что отецъ, довольный его покорностью, былъ съ нимъ въ отличныхъ отношеняхъ и въ это самое утро послалъ его съ прятнымъ порученемъ осмотрть продававшихся борзыхъ. Если-бы даже онъ и выбралъ себ какое-нибудь заняте, то все-таки впереди ему предстояло тяжелое объяснене съ отцомъ. Но дло въ томъ, что онъ даже не могъ выбрать себ никакого подходящаго занятя. Да и въ самомъ дл, условя были уже черезъ-чуръ невыполнимы, нужно было заняте, которое было-бы и джентельменское, и прибыльное и, вдобавокъ, не требовало никакихъ спецальныхъ знанй. Чувствуя себя не въ силахъ разршить эту задачу, Фрэдъ сталъ раздумывать, не прохать-ли ему въ Ловикъ къ Мэри, но въ эту минуту внимане его привлекъ какой-то шумъ. Онъ посмотрлъ въ ту сторону, откуда слышался этотъ шумъ, и увидалъ влво на самомъ конц поля шесть или семь человкъ въ блузахъ, которые наступали съ вилами въ рукахъ на четырехъ желзно-дорожныхъ агентовъ, Калэбъ Гартъ и помощникъ его спшили по полю на выручку ихъ. Пока Фрэдъ нашелъ ворота и усплъ доскакать до мста происшествя, блузники уже обратили въ бгство желзнодорожниковъ, а помощникъ Калэба Гарта, семнадцатилтнй мальчикъ, схватившй, по приказаню Калеба, инструменты, лежалъ сбитый съ ногъ, повидимому, безъ чувствъ. Желзно-дорожники оказались очень легки на ногу, и Фрэдъ прикрылъ ихъ отступлене, перерзавъ дорогу блузникамъ.

— Что вы длаете, негодяи, закричалъ онъ, преслдуя рабочихъ, пустившихся въ разсыпную, и размахивая направо и налво своимъ хлыстомъ.— Я на васъ всхъ покажу въ суд подъ присягой. Вы убили мальчика. Васъ всхъ повсятъ.

Припомнивъ впослдстви свои слова, Фрэдъ хохоталъ отъ души.

Загнавъ рабочихъ на ихъ покосъ, Фрэдъ простановилъ лошадь.

Гирамъ Фордъ, почувствовавъ себя въ безопасности, обернулъ голову и прокричалъ:

— Ахъ, вы трусишка. Сойдите-ка съ лошади, юный джентльменъ, такъ я помрюсь съ вами. Вы боитесь сойти съ лошади и бросить хлыстъ. Я-бы васъ забилъ до полусмерти.

— Подождите, я сейчасъ къ вамъ приду и готовъ помриться силами съ каждымъ изъ васъ по-очереди, отвчалъ Фрэдъ, гордившйся своимъ искуствомъ въ бокс, но прежде онъ прохалъ въ Калэбу, хлопотавшему около мальчика, который все еще лежалъ на земл.

У него оказалась вывихнутой нога, но никакихъ другихъ поврежденй не было. Фрэдъ посадилъ его на свою лошадь, чтобы онъ прохалъ къ одрелю, гд ему могло быть оказано пособе.

— Какъ я радъ, что подосплъ такъ во время, м-ръ Гартъ, сказалъ Фрэдъ, когда Томъ ухалъ.— Дло могло-бы розыграться, пожалуй, плохо, если-бы не подоспла кавалеря.

— Да, да, счастливо, отвчалъ Калэбъ разсянно, устремляя глаза на то мсто, гд работалъ до свалки.— Чортъ возьми, вотъ что значитъ имть дло съ болванами, я не могу работать сегодня, нужно, чтобы кто-нибудь помогалъ мн натягивать цпь. Впрочемъ….

Онъ шелъ въ мсту своей работы, раздосадованный и какъ будто позабывъ о присутстви Фрэда, но вдругъ обернулся и спросилъ съ живостью:

— Вы заняты чмъ-нибудь сегодня, молодой человкъ?

— Ничмъ особеннымъ, м-ръ Гартъ. Я съ удовольствемъ помогу вамъ, если съумю? поспшилъ объявить Фрэдъ, зная, что угодитъ этимъ Мэри.

— Да вдь вамъ, пожалуй, жарко станетъ, вы устанете?

— Нисколько. Я только схожу помриться силами вонъ съ тмъ парнемъ, онъ вызывалъ меня на драку. Я его проучу. Это займетъ не боле пяти минутъ.

— Глупости! сказалъ Калэбъ повелительнымъ тономъ.— Я самъ пойду, поговорю съ нимъ. Это все отъ ихъ невжества. Кто-нибудь навралъ имъ Богъ знаетъ чего.

— Я пойду съ вами.

— Нтъ, оставайтесь, гд стоите, вы еще слишкомъ горячи. Я обойдусь и безъ васъ.

Калэбъ былъ человкъ крпкаго сложеня, онъ не понималъ, что такое страхъ, и боялся только двухъ вещей: оскорбить кого-нибудь и быть поставленнымъ въ необходимость произнести рчь. Но въ эту минуту онъ чувствовалъ, что обязанъ сдлать надъ собою усиле и обратиться къ рабочимъ съ маленькою рчью. Въ теори онъ держался очень строгихъ взглядовъ на обязанности рабочихъ, но на практик относился къ нимъ крайне снисходительно. Рабоче стояли, сбившись въ кучку, когда онъ подошелъ къ нимъ съ своимъ обыкновеннымъ привтливымъ видомъ, и сердито взглянули на него.

— Что это значитъ, братцы? началъ онъ отрывисто, по своему обыкновеню.— Что это вы выдумали? Кто-нибудь навралъ вамъ чепухи. Вы думаете, что эти люди затваютъ что-нибудь недоброе.

— Да, отвтило нсколько голосовъ неохотно.

— Пустяки! Чистйшй вздоръ! Они осматриваютъ, гд имъ проложить желзную дорогу. Помшать постройк желзной дороги вы не можете, хотите вы, не хотите, ее все-таки проведутъ. А станете вы мшать, себ-же только надлаете непрятностей. Законъ дозволилъ имъ прокладывать дорогу здсь, землевладлецъ не иметъ ничего противъ, а если вы задумаете воспротивиться, то вамъ придется познакомиться съ констэблемъ, съ судьею, съ кандалами и съ мидльмарчской тюрьмой. Вамъ и теперь, пожалуй, не миновать ее, если кто-нибудь донесетъ на васъ. Калэбъ остановился да минуту, самый искусный ораторъ не могъ-бы остановиться боле кстати и нарисовать боле удачную картину.

— Вы, конечно, не думали, что поступаете дурно. Кто-нибудь насказалъ вамъ, что желзная дорога вещь вредная. Это выдумка. Она можетъ принести въ нкоторыхъ случаяхъ и вредъ, да вдь и солнце иногда бываетъ вредно, но вообще желзныя дороги вещь хорошая.

— Да, для богачей, которые наживаютъ ими деньги, перебилъ его старый Тимоти Куперъ, спокойно переворачивавшй свое сно, въ то время, какъ остальные рабоче нападали на агентовъ,— я много видлъ на своемъ вку, и войну, и миръ, и каналы, и стараго короля Георга, и регента, и новаго короля Георга, и короля съ новымъ именемъ, а все бдному люду живется по старому. На что ему каналы? Они не подвезутъ ему ни хлба, ни мяса, ни денегъ. Напротивъ, съ тхъ поръ, какъ ихъ прорыли, стало еще хуже. То-же будетъ и съ желзными дорогами. Но мшаться въ это дло не слдуетъ, я имъ это уже объяснялъ. Свтъ принадлежитъ не намъ. А вы тянете къ важнымъ барамъ, м-ръ Гартъ, вотъ что.

Тимоти былъ рабочй стараго закала: онъ носилъ накопленные имъ гроши въ сапог, жилъ въ уединенномъ коттэдж и ни во что не врилъ. Калэбъ смутился, какъ смущается человкъ, когда невжественные слушатели возражаютъ ему несомннною истиной, не сознанною, но прочувствованною ими, и разбиваютъ въ прахъ его красивые доводы относительно общей пользы, которая имъ лично не приноситъ ничего. У Калэба не было подъ рукой готоваго софизма, чтобы заставить замолчать своего опонента, и онъ отвтилъ просто:

— Какъ-бы вы дурно ни думали обо мн, Тимоти, это сюда не относится. Бднымъ людямъ, дйствительно, не сладко живется на свт, но зачмъ-же длать то, отчего имъ станетъ еще хуже. Положимъ, скотина тяжело навьючена, но легче-ли ей будетъ оттого, что она сброситъ свою ношу въ канаву, когда часть этой ноши должна была идти ей-же на пропитане.

— Мы только хотли попугать ихъ для шутки, сталъ оправдываться Гирамъ, сообразившй, что дло можетъ розъиграться плохо.— Только всего и было.

— Такъ общайте мн, что вы не станете больше безпокоить ихъ, и я похлопочу, чтобы они на васъ не жаловались.

— Я не безпокоилъ, мн нечего и общать, сказалъ Тимоти.

— Ну, а друге? Поскоре, мн некогда, говорите, оставите вы ихъ въ поко безъ констебля?

— Оставимъ, пусть себ длаютъ, что хотятъ, отвчали рабоче, и Калэбъ поспшилъ вернуться къ Фрэду, ждавшему его у воротъ.

Они принялись за работу, Фрэдъ помогалъ усердно. Ему было какъ-то особенно весело на душ, и онъ съ удовольствемъ шагалъ по влажной земл, пачкавшей его изящные лтне брюки. Весело ему было не столько потому, что онъ такъ удачно прекратилъ свалку и теперь помогалъ отцу Мэри, сколько потому, что эти вншня событя натолкнули его на мысль о заняти, представлявшемъ много заманчивыхъ сторонъ. Они работали молча, обмниваясь только самыми необходимыми фразами. Когда-же, наконецъ, работа была окончена и они воззращались домой, м-ръ Гартъ заговорилъ:

— Не нужно быть бакалавромъ, чтобы длать эту работу, Фрэдъ, не правда-ли?

— Для меня было-бы лучше, если-бы я научился ей прежде, чмъ вздумалъ сдлаться бакалавромъ, отвчалъ Фрэдъ, и затмъ, помолчавъ съ минуту, спросилъ нершительно:

— Какъ вы думаете, м-ръ Гартъ, я уже слишкомъ старъ, чтобы выучиться вашей професси, или нтъ?

— У меня професся очень разнообразная, мой милый, отвчалъ м-ръ Гартъ, улыбаясь.— Большей части того, что я знаю, я научился на практик: этому нельзя научиться въ теори, по книжному. Но вы еще молоды, ваше время не ушло.

Послдня слова Калэбъ произнесъ нершительно. Онъ думалъ, что Фрэдъ ршился поступить въ духовное зване.

— Такъ вы думаете, что изъ меня могло-бы выйти что-нибудь путное, если-бы я приложилъ вс свои стараня? спросилъ Фрэдъ съ живостью.

— Все зависитъ отъ обстоятельствъ, отвчалъ Калэбъ, склонивъ голову нсколько на сторону и понижая голосъ, какъ человкъ, намревающйся сообщить какую-нибудь религозную истину.— Во-первыхъ, вы должны любить вашу работу, а не думать только о томъ, какъ-бы поскоре сбыть ее съ рукъ. Во-вторыхъ, вы не должны стыдиться вашей работы, не должны думать, что для васъ было-бы почетне заниматься чмъ-нибудь другимъ. Вы должны гордиться вашею работою, стараться научиться исполнять ее какъ можно лучше, а не говорить постоянно: вотъ если-бы я могъ длать то-то и то-то, работа у меня шла-бы успшно. Чмъ-бы человкъ ни занимался, будь онъ первымъ министромъ, мечи онъ скирды соломы, я не дамъ за него ни гроша, если онъ не исполняетъ добросовстно дла, за которое взялся.

— Если я сдлаюсь священникомъ, я не буду въ состояни добросовстно исполнять своего дла.

— Такъ не длайтесь имъ, а то вы никогда не будете спокойны. А если будете спокойны, такъ значитъ вы никуда негодный человкъ.

— Мери говоритъ почти то-же самое, сказалъ Фрэдъ, красня: — вы, конечно, знаете, что я чувствую къ Мэри, м-ръ Гартъ, и надюсь, что вы не сердитесь на меня за то, что я никогда никого такъ не любилъ и не люблю, какъ ее.

Выражене лица Калэба, видимо, смягчилось, но онъ покачалъ головою и отвчалъ:

— Если вы хотите взять на свою отвтственность счастье Мэри, Фрэдъ, то дло оказывается еще серьезне.

— Я знаю, м-ръ Гартъ, заговорилъ Фрэдъ съ жаромъ.— Для нея я готовъ на все. Она говоритъ, что ни за что не пойдетъ за меня замужъ, если я сдлаюсь священниковъ, а безъ нея я буду самымъ несчастнымъ человкомъ въ мр. Если-бы я только могъ найдти себ какое-нибудь заняте, какую нибудь работу, на которую я способенъ, я-бы сталъ работать, какъ волъ, вы-бы остались мною довольны. Мн-бы очень хотлось найти себ какое-нибудь заняте по части сельскаго хозяйства, я кое-что смекаю въ обработк земли и въ скотоводств. Вы знаете, я одно время надялся, что у меня будетъ своя собственная земля. По этой части мн очень легко будетъ набраться необходимыхъ свденй, особенно подъ вашимъ руководствомъ.

— Не увлекайтесь такъ, мой милый, остановилъ его Калэбъ, передъ глазами котораго проносился въ эту минуту образъ Сусанны.— Вы уже говорили объ этомъ съ отцомъ!

— Нтъ еще, но я ему скажу. Мн только хочется прежде прискать себ какое-нибудь заняте. Мн очень непрятно, что я долженъ огорчить отца, но, мн кажется, что въ двадцать четыре года человкъ иметъ право жить своимъ умомъ. Не могъ-же я предвидть въ пятнадцать лтъ, на что окажусь годнымъ теперь, и что мн слдуетъ воспитываться иначе, чмъ меня воспитывали.

— Но, послушайте, Фрэдъ, уврены-ли вы, что Мэри любитъ васъ, что она согласится пойдти за васъ замужъ!

— Я просилъ м-ра Фэрбротэра переговорить съ ней объ этомъ,— мн она запретила касаться этого предмета, — онъ мн передалъ, что я могу надяться, если выберу себ какую-нибудь профессю, только не священническую. Я чувствую, м-ръ Гартъ, что съ моей стороны непростительно безпокоить васъ и навязываться Мэри, не сдлавъ ничего для своего обезпеченя. Я не имю на это никакого права, я уже безъ того вашъ неоплатный должникъ, моего долга вамъ мн не выплатить никакими деньгами.

— Нтъ, мой другъ, вы имете право, отвчалъ Калэбъ съ чувствомъ.— Молодые люди имть всегда право на помощь старыхъ. Я самъ былъ молодъ и принужденъ былъ работать безъ всякой помощи, а помощь была-бы мн тогда очень кстати. Я подумаю. Приходите ко мн завтра въ контору въ 9 часовъ. Не забудьте, въ контору.

М-ръ Гартъ никогда ничего серьезнаго не предпринималъ, не посовтовавшись съ женой, но, нужно сознаться, что на этотъ разъ, онъ уже по дорог домой, ршилъ, что ему длать.

— Оно вышло такъ, какъ я думалъ, Сусанна, говорилъ Калэбъ жен, оставшись вечеромъ вдвоемъ съ нею. Онъ, только-что разсказалъ ей о томъ, какъ Фрэдъ помогалъ ему въ работ, но умолчалъ о дальнйшемъ.— Дти полюбили другъ друга, я говорю про Фрэда и Мэри.

М-съ Гартъ опустила работу на колни и устремила на мужа свои проницательные глаза съ выраженемъ живйшаго безпокойства.

— Когда мы окончили работу, Фрэдъ мн во всемъ сознался. Онъ ни за что не хочетъ идти въ священники. Мэри говоритъ, что не выйдетъ за него замужъ, если онъ сдлается священникомъ, онъ хочетъ работать подъ моимъ руководствомъ. Я ршился взять его въ себ и сдлать изъ него человка.

— Калэбъ! вскричала м-съ Гартъ тономъ покорнаго изумленя.

— Это будетъ хорошее дло. Мн придется повозиться съ нимъ, но я увренъ, что добьюсь своего. Онъ любитъ Мэри, а серьезная любовь къ хорошей женщин великая вещь, она преобразовываетъ человка.

— Мэри говорила съ тобою объ этомъ? спросила м-съ Гартъ, слегка обиженная тмъ, что ей приходится узнать о такомъ дл отъ мужа.

— Ни слова. Разъ только спрашивалъ я ее о Фрэд, она отвтила мн, что ни за что не выйдетъ замужъ за человка празднаго, думающаго только о самомъ себ. Никакого другого разговора о Фрэд у насъ еще не было. Но Фрэдъ посылалъ въ ней м-ра Фэрбротэра, такъ какъ ему самому она запретила говорить съ ней о такихъ вещахъ, и м-ръ Фэрбротэръ передалъ ему, что она его любитъ, но не желаетъ, чтобы онъ сдлался священникомъ. Фрэдъ серьезно полюбилъ Мэри, я это вижу, и это заставляетъ меня смотрть на него совсмъ другими глазами. Впрочемъ, онъ всегда намъ нравился, Сузанна.

— Мн жалко Мэри.

— Жалко?

— Да, Калэбъ, она могла-бы выйти замужъ за человка, который стоитъ двадцати Фрэдовъ Винци.

— Какъ такъ? изумился Калэбъ.

— Я убждена, что м-ръ Фэрбротэръ чувствуетъ къ ней расположене и намренъ былъ сдлать ей предложене, но, конечно, посл того, какъ Фрэдъ посылалъ его хлопотать за себя, объ этомъ нечего и думать.

Калэбъ помолчалъ съ минуту, уставившись въ полъ, и потомъ сказалъ:

— Это было-бы честью и счастьемъ для меня, Сусанна, и я-бы радовался за тебя. Я чувствую, что ты выше той среды, въ которой живешь. Но вдь ты вышла-же за меня замужъ, хотя я былъ простымъ работникомъ.

— Я вышла замужъ за лучшаго и умнйшаго изъ людей, которыхъ только знала.

— Ну, и другимъ, можетъ быть, казалось, что ты могла сдлать лучшую партю. Но для меня это было-бы ужь очень скверно. Вотъ почему я такъ сочувствую Фрэду. Въ сущности онъ мальчикъ хорошй и способный, нужно только направить его на настоящую дорогу. А главное, онъ любитъ Мэри, и, судя по его словамъ, она дала ему косвенное общане. Я чувствую, что душа этого молодого человка въ моихъ рукахъ, и постараюсь сдлать изъ него что-нибудь дльное. Это мой долгъ, Сусанна.

М-съ Гартъ была женщина не слезливая, но, по окончани рчи мужа, крупная слеза покатилась по ея щек. Она быстро вытерла ее и сказала:

— Многе-ли сочли-бы своимъ долгомъ навязывать себ на шею новыя обузы, Калэбъ!

— А что мн за дло до того, что сдлали-бы друге. Я поступаю, какъ мн велитъ мой внутреннй голосъ, и я надюсь, Сусанна, что ты мн поможешь уладить все, какъ можно лучше для нашей дорогой Мэри.

Онъ устремилъ на жену взглядъ, въ которомъ выражалась тревожная просьба. Она встала и поцловала его, говоря:

— Господь да благословитъ тебя, Калэбъ, ты добрый отецъ.

Съ этими словами она вышла изъ комнаты, чтобы выплакаться на един. Она была убждена, что поведене ея мужа будетъ перетолковано въ дурную сторону и, какъ женщина практическая, не врила, чтобы изъ Фрэда могло выйти что-нибудь путное.

Когда на слдующее утро Фрэдъ пришелъ въ контору, его ждало испытане, къ которому онъ никакъ не готовился.

— Ну, Фрэдъ, сказалъ ему Калэбъ,— я васъ пристрою по письменной части. Я самъ много пишу, но не могу управиться со всмъ, вы научитесь сводить счеты и замните мн клэрка. Сильны вы въ письм и въ арифметик?

У Фрэда защемило сердце, такая работа ему и въ умъ не приходила, но онъ пришелъ съ твердою ршимостью работать и не захотлъ отступать назадъ.

— Арифметика мн всегда легко давалась, м-ръ Гартъ. А какъ я пишу вы, вроятно, знаете.

— Посмотримъ, сказалъ Калэбъ, взялъ перо, осмотрлъ его тщательно, помакнулъ въ чернила и подалъ Фрэду вмст съ листомъ разграфленной бумаги.— Перепишите-ка мн строки дв этого счета.

Въ обществ существовало въ то время мнне, что джентельмену унизительно писать четкимъ почеркомъ, какъ какому-нибудь клерку. Фрэдъ переписалъ такимъ джентльменскимъ почеркомъ, который-бы сдлалъ честь любому виконту или епископу: гласныя вс были на одинъ манеръ, согласныя отличались только крючками вверхъ и внизъ, штрихи расплывались, буквы прыгали во вс стороны — словомъ, если-бы вы не знали ране, о чемъ идетъ рчь, вы ни за что-бы не разобрали написаннаго. Калэбъ хмурился все боле и боле, пока Фрэдъ писалъ, когда-же онъ кончилъ и протянулъ ему листокъ, м-ръ Гартъ съ сердцемъ ударилъ по бумаг кулакомъ. Дурно выполненная работа всегда выводила его изъ себя.

— Чортъ знаетъ что такое! вскричалъ онъ.— Хороша страна, нечего сказать! образоване человка стоитъ сотни и сотни фунтовъ и вотъ къ чему оно приводитъ.

Онъ взглянулъ на несчастнаго переписчика.

— Такой почеркъ мн ршительно не годится, Фрэдъ.

— Что-же мн длать, м-ръ Гартъ? спросилъ Фрэдъ, сильно прунывшй и отъ такого нелестнаго отзыва объ его письм, и отъ мысли, что его ставятъ на одну доску съ какимъ-нибудь клеркомъ.

— Что длать? Выучиться писать четко и прямо. Къ чему-же писать, если никто не состояни разобрать, что мы пишемъ? горячился Калэбъ.— Мало, что-ли, дла у людей, что мы ихъ станемъ затруднять нашими каракульками? Но наши школы объ этомъ и не думаютъ. Я потерялъ-бы богъ знаетъ сколько времени, разбирая письма, которыя мн иногда присылаютъ, еслибы Сусанна не брала на себя этотъ трудъ. Возмутительно!

И Калэбъ швырнулъ прочь несчастный листокъ. Если-бы какой-нибудь постороннй поститель зашелъ въ эту минуту въ контору, онъ подумалъ-бы, что какая-нибудь драма розигривается между этимъ негодующимъ дловымъ человкомъ и этимъ юношей съ аристократическою наружностью, раскраснвшимся и кусавшимъ себ губы отъ обиды. М-ръ Гартъ встртилъ Фрэда такъ ласково, что въ душ его зародились самыя радужныя надежды, тмъ тяжеле было разочароване. Трудно сказать, чмъ-бы кончилось свидане, если-бы Фрэдъ не ршилъ заране, что отправится въ Ловикъ къ Мэри сказать ей, что нашелъ себ работу у ея отца.

— Мн очень прискорбно, пробормоталъ онъ, наконецъ, съ усилемъ.

Но м-ръ Гартъ уже уходился.

— Ну что-же длать, Фрэдъ, заговорилъ онъ своимъ обыкновеннымъ спокойнымъ тономъ.— Научиться писать всякй можетъ. Я выучился самоучкой, вамъ стоитъ только приссть, работайте и день и ночь, если одного дня мало. Мы будемъ терпливы, мой милый. Колумъ будетъ вести книги, пока вы выучитесь. А теперь мн нужно идти, закончилъ онъ, вставая.— Передайте вашему отцу, что мы договорились съ вами. Когда вы будете умть писать, мн не зачмъ будетъ держать Колума, я положу вамъ 80 фунтовъ на первый годъ, потомъ прибавлю.

Фрэдъ отправился прямо изъ конторы м-ра Гарта въ товарный складъ отца, чувствуя, что чмъ серьезне онъ объяснится съ отцомъ, тмъ скоре тотъ пойметъ, что его ршене принято окончательно, а для серьезныхъ объясненй самое удобное время было то, которое отецъ проводилъ въ своемъ рабочемъ кабинет при товарномъ склад.

Фрэдъ приступилъ къ объясненю прямо, изложилъ въ короткихъ словахъ, что онъ сдлалъ и чмъ ршилъ заниматься, и выразилъ искреннее сожалне, что чувствуетъ себя ршительно неспособнымъ исполнить желане отца.

М-ръ Винци выслушалъ его съ глубокимъ изумленемъ и молча, что служило у него признакомъ сильнаго душевнаго потрясеня. Дла его въ это утро шли дурно, и нахмуренное лицо его длалось все мрачне и мрачне, пока сынъ говорилъ. Когда Фрэдъ замолчалъ, м-ръ Винци положилъ свои книги въ ящикъ и съ шумомъ повернулъ ключъ въ замк, потомъ взглянулъ пристально на сына и сказалъ:

— Такъ вы, наконецъ, избрали себ карьеру, сэръ?

— Да, отецъ.

— Отлично, я вамъ не препятствую. Вы пренебрегли полученнымъ вами образованемъ и опустились внизъ, тогда какъ я далъ вамъ средство подняться вверхъ. Я боле не скажу ни слова.

— Мн очень прискорбно, отецъ, что мы расходимся во взглядахъ. Мн кажется, что я могу оставаться точно такимъ-же джентельменомъ, занимаясь профессей, которую я избралъ, какимъ-бы я былъ, сдлавшись священникомъ. Но я очень вамъ благодаренъ за все, что вы сдлали для меня.

— Отлично. Я не скажу боле ни слова. Я умываю руки. Надюсь только, что если у васъ будетъ когда-нибудь сынъ, то онъ лучше заплатитъ вамъ за ваши заботы о немъ.

Слова эти укололи Фрэда какъ ножемъ въ сердце.

— Надюсь, что вы мн позволите жить у васъ, сэръ, сказалъ онъ, вставая.— Жалованья, которое я буду получать, хватитъ на то, чтобы платить за столъ.

— Убирайтесь къ чорту, съ вашимъ столомъ! вскричалъ м-ръ Винци, выходя изъ себя при мысли, что сынъ станетъ платить ему за кусокъ хлба за его обдомъ.— Конечно, мать пожелаетъ, чтобы вы остались жить съ нами. Но я не стану держать для васъ лошади, и вы будете одваться на свой счетъ. Вроятно, вы износите въ годъ меньше платья, когда вамъ самимъ придется платить за него.

Фрэдъ все еще переминался на мст, ему не хотлось уйти отъ отца такъ. Наконецъ, онъ ршился и сказалъ:

— Надюсь, что вы позволите мн пожать вамъ руку, отецъ, и простите меня за огорчене, которое я вамъ причинилъ.

М-ръ Винци бросилъ, не вставая, быстрый взглядъ на сына и протянулъ ему руку, пробормотавъ торопливо:

— Да, да, ни слова боле объ этомъ.

Объяснене съ матерью было гораздо длинне, она была безутшна. Ршене Фрэда доказывало ей несомнннымъ образомъ то, о чемъ ея мужъ, можетъ быть, и не думалъ вовсе, что Фрэдъ женится на Мэри Гартъ, что ея жизнь будетъ отнын отравлена вторженемъ въ ея семейный кругъ этихъ Гартовъ съ ихъ плебейскими замашками, и что ея любимецъ, красивою, аристократическою наружностью котораго она такъ гордилась, усвоитъ себ ихъ полное пренебрежене къ вншности и къ костюму. Ей казалось, что Гарты составили заговоръ съ цлью завлечь ея неоцненнаго Фрэда, но она не ршилась настаивать на этомъ мнни, потому что при первомъ намек Фрэдъ такъ вспылилъ, что она испугалась. Она была женщина слишкомъ мягкаго характера, чтобы сердиться, но она чувствовала, что счастье ея разбито, и въ продолжени нсколькихъ дней всплакивала всякй разъ, какъ взглядывала на Фрэда. Ей тмъ трудне было вернуться къ своему нормальному настроеню, что Фредъ предупредилъ ее, чтобы она не касалась этого вопроса съ отцемъ, который разршилъ ему поступать такъ, какъ онъ желаетъ, и простилъ ему. Если-бы мужъ ея сердился на Фрэда, она-бы стала защищать своего любимца. Наконецъ, на четвертый день м-ръ Винци сказалъ ей:

— Ну, полно, Люси, моя дорогая, не убивайся такъ. Ты всегда баловала мальчика, продолжай баловать и теперь.

— Ничто меня никогда такъ не огорчало, Винци, отвчала жена, и подбородокъ ея задрожалъ, а грудь заволновалась,— ничто, кром его болзни.

— Ну полно! Отъ дтей всегда приходится терпть горе. Не тоскуй, а то мн будетъ еще тяжеле.

— Я не буду больше, отвчала м-съ Винци, тронутая этою просьбою и встряхивая головой, какъ птица встряхиваетъ свои помятыя крылья.

— И чего такъ убиваться изъ-за него, сказалъ м-ръ Винци полушутливомъ тономъ,— или ты за Фрэдомъ забыла Розамунду?

— Да, бдняжка. Мн было очень жаль ее, что она выкинула, но, слава Богу, она теперь поправилась.

— Выкинула, это вздоръ! Но Лейдгатъ неглижируетъ практикой и входитъ въ долги, какъ говорятъ. Я увренъ, что Розамунда на этихъ дняхъ придетъ во мн съ какой-нибудь трогательной исторей. Но они не получатъ отъ меня ни гроша. Пусть его родня помогаетъ ему. Я всегда былъ противъ этого брака. Но объ этомъ говорить, только слова даромъ терять. Позвони, чтобы подали лимоновъ, и не будь больше такой грустной, Люси. Завтра я свожу тебя и Луизу въ Риверстонъ.

ГЛАВА LVII.

Собравшись къ Мэри, Фрэдъ Винци зашелъ сперва по дорог къ м-съ Гартъ, чтобы посмотрть, какъ она приметъ его, въ виду тхъ новыхъ отношенй, которыя установились между ними.

Онъ нашелъ всю семью, неисключая кошекъ и собакъ, въ саду подъ огромной яблонью. Этотъ день былъ праздникомъ для м-съ Гартъ, къ ней прхалъ на каникулы ея старшй сынъ, ея гордость и радость,— ея Кристи, который мечталъ сдлаться современемъ туторомъ и изучить вс литературы на свт, и служилъ какъ-бы воплощеннымъ укоромъ бдному Фрэду въ глазахъ своей образованной матери. Самому Кристи, большелобому, широкоплечему, и дла не было до отвращеня Фрэда отъ наукъ, ему хотлось только одного: поскоре дорости до него. Онъ лежалъ на трав возл стула матери, Джимъ, развалившись по другую сторону, читалъ вслухъ Айвенго, онъ дошелъ въ эту минуту до сцены на турнир, но ему сильно мшалъ Вэнъ, притащившй лукъ и стрлы и пристававшй ко всмъ съ просьбою посмотрть, какъ онъ мтко пускаетъ стрлы, маленькая Летти, губы и передникъ которой обличали, какое дятельное участе она принимала въ сбор вишень, возвышавшихся пурпуровою грудой на чайномъ стол, сидла на трав и, широко раскрывъ глазенки, слушала чтене.

Приходъ Фрэда Винци положилъ конецъ чтеню. Когда, усвшись на скамейк, онъ сказалъ, что идетъ въ ловикскй пасторатъ, Бенъ, отбросившй лукъ и возившйся съ котенкомъ, подбжалъ къ нему и закричалъ: ‘Возьми меня!’

— И меня, запросила Лэтти.

— Гд теб поспть за мной и Фрэдомъ, ты отстанешь, сказалъ Вэнъ.

— Не отстану. Мама, скажи, что и я также пойду, обратилась въ матери Лэтти, жизнь которой отравляла постоянная борьба съ братьями за равноправность.

— Я останусь съ Кристи, объявилъ Джимъ тономъ, ясно свидтельствовавшимъ о томъ, насколько онъ умне этихъ двухъ дурачковъ.

Лэтти приложила руку ко лбу и въ нершимости посматривала на братьевъ.

— Пойдемте вс въ Мэри, предложилъ Кристи, потягиваясь.

— Нтъ, дружочекъ, нечего намъ идти туда такой оравой, къ тому-же отецъ скоро вернется. Пусть Фрэдъ идетъ одинъ. Онъ скажетъ Мэри, что ты прхалъ, и она завтра-же вернется къ намъ. Дти, продолжала м-съ Гартъ, помолчавъ съ минуту,— не вшайтесь такъ на вашего прятеля, и безъ того жарко. Покажите-ка лучше брату своихъ кроликовъ.

Кристи понялъ намекъ и тотчасъ-же увелъ дтей. Фрэдъ догадался, что м-съ Гартъ желаетъ доставить ему случай поговорить съ нею наедин, если онъ желаетъ, но онъ не нашелся сказать ничего кром:

— Какъ вы, я думаю, рады прзду Кристи.

— Да, онъ прхалъ раньше, чмъ я ожидала. Онъ прхалъ съ девяти-часовымъ дилижансомъ, только что отецъ ушелъ. Я съ такимъ нетерпнемъ жду Калеба, чтобы онъ послушалъ, каке громадные успхи сдлалъ Кристи. За послднй годъ онъ самъ платилъ за себя, давая уроки, но это ему не мшало прилежно заниматься самому. Онъ надется скоро получить мсто гувернера въ частномъ дом и ухать за границу.

— Онъ славный малый, сказалъ Фрэдъ, которому непрятно рзали слухъ эти материнскя похвалы,— и никогда не будетъ никому обузой.

И, помолчавъ съ минуту, онъ продолжалъ:

— Я боюсь, что вы смотрите на меня, какъ на обузу м-ру Гарту.

— Калэбъ любитъ обузы, онъ изъ тхъ людей, которые всегда длаютъ боле, чмъ ихъ просятъ, отвчала м-съ Гартъ.

— Я знаю, что вы очень невысокаго мння обо мн, м-съ Гартъ, и вы имете на это полное право. Я поступилъ самымъ сквернымъ образомъ относительно васъ. Но если уже во мн не отчаялись таке люди, какъ м-ръ Гартъ и м-ръ Фэрбротэръ, то я не вижу, почему мн самому отчаяваться въ себ.

— Еще-бы, молодой человкъ, которому жертвуютъ собою двое такихъ людей, совершилъ-бы преступлене, если-бы самъ распустился и обратилъ ихъ жертву въ ничто.

Фрэда нсколько покоробило отъ такой пилюли, но онъ сдержался и отвтилъ только:

— Надюсь, что со мной этого не случится, м-съ Гартъ, тмъ боле, что мн подана надежда получить руку Мэри. М-ръ Гартъ уже говорилъ вамъ объ этомъ? Васъ это, конечно, не удивило? прибавилъ онъ наивно намекая на свою любовь, которая казалась ему слишкомъ очевидною.

— Не удивило, что Мэри подала вамъ надежду? отвчала м-съ Гартъ, желая дать почувствовать Фрэду, что родные Мэри не могли желать подобной развязки, какъ это, вроятно, предполагали Винци.— Нтъ, признаюсь, я была удивлена.

— Она ни разу не подала мн ни малйшей надежды, когда я самъ говорилъ съ нею, поспшилъ Фрэдъ оправдать Мэри.— Но когда я попросилъ м-ра Фэрбротэра поговорить за меня, она разршила ему передать мн, что я могу надяться.

Это было уже слишкомъ даже для самообладаня м-съ Гартъ, ее взорвала мысль, что легкомысленный молокососъ будетъ наслаждаться счастьемъ, вырваннымъ имъ изъ рукъ людей, боле серьезныхъ, боле достойныхъ, что онъ будетъ лакомиться соловьемъ, самъ того не подозрвая, а семейство его вообразитъ, пожалуй, что Гарты гонялись за нимъ, какъ за невидалью. Раздражене ея было тмъ сильне, что въ присутстви мужа она должна была подавлять его. Примрныя жены обыкновенно отыскиваютъ себ козловъ очищеня на сторон. Она отвтила рзко:

— Вы сдлали большую ошибку, Фрэдъ, обратившись къ м-ру Фэрбротэру съ просьбою поговорить за васъ.

— Въ самомъ дл?

И Фрэдъ вспыхнулъ. Онъ перепугался не на шутку, но ршительно не понималъ, на что намекала м-съ Гартъ, и добавилъ оправдывающимся тономъ:

— М-ръ Фэрбротэръ всегда былъ такъ расположенъ къ намъ, я зналъ, что Мэри выслушаетъ его серьезно, и онъ согласился безъ малйшаго затрудненя.

— Молодые люди обыкновенно слпы ко всему, кром собственныхъ желанй, и никогда не думаютъ о томъ, какъ дорого обходится иногда другимъ удовлетворене этихъ желанй.

Высказавъ такую непреложную истину, м-съ Гартъ принялась съ самымъ суровымъ видомъ распутывать свою шерсть.

— Ршительно не могу понять, что тутъ могло быть непрятнаго для м-ра Фэрбротэра, недоумвалъ Фрэдъ, въ ум котораго начали уже, однако, зарождаться смутныя догадки.

— Совершенно врю, вы не можете, отвчала м-съ Гаргь, отчеканивая каждое слово.

Фрэдъ въ сильномъ смущени уставился въ даль и задумался. Вдругъ онъ быстро обернулся и сказалъ почти рзко:

— Вы хотите сказать, м-съ Гартъ, что м-ръ Фэрбротэръ влюбленъ въ Мэри?

— А если-бы и такъ, Фрэдъ? я думаю, что васъ это можетъ удивить мене, чмъ кого-нибудь другого, отвчала м-съ Гартъ, опуская свое вязанье и складывая руки, что всегда служило въ ней признакомъ особеннаго волненя. Дйствительно, въ ней боролись въ эту минуту два противуположныхъ чувства. Она рада была, что проучила немножко Фрэда, и въ то-же время чувствовала, что зашла слишкомъ далеко. Фрэдъ взялъ палку и шляпу и быстро всталъ.

— Такъ вы полагаете, что я стою поперекъ дороги ему и Мэри? спросилъ онъ тономъ, требовавшимъ отвта.

М-съ Гартъ не сразу нашлась, что отвтить. Она была поставлена въ самое непрятное положене, отъ нея требовали, чтобы она высказала то, что думаетъ, а она знала, что высказывать этого не слдуетъ. Она сознавала, что проболталась, и это сознане было невыносимо для ея самолюбя.

Фрэдъ окончательно добилъ ее, прибавивъ:

— М-ру Гарту было, повидимому, прятно, что Мэри полюбила меня, онъ, вроятно, ничего не зналъ объ этомъ.

Ничто не могло быть для м-съ Гартъ ужасне мысли, что мужъ останется недоволенъ ею. Чтобы предупредить возможныя послдствя своей болтовни, она сказала:

— Я говорила только такъ, по догадк. Не думаю, чтобы Мэри что-нибудь знала объ этомъ.

Но она все еще не ршалась попросить его прямо, чтобы то, что она ему говорила, осталось между ними, это казалось ей черезъ-чуръ унизительнымъ. А пока она колебалась, ихъ tte—tte былъ неожиданно нарушенъ. Вэнъ прибжалъ къ нимъ, въ сопровождени своей собаченки, и увидавъ, что котенокъ стянулъ чулокъ матери за свсившуюся нитку, громко закричалъ отъ удовольствя и захлопалъ въ ладоши, собака залаяла, перепуганный котенокъ вспрыгнулъ на столъ, опрокинулъ горшокъ съ молокомъ и соскочилъ, увлекая за собою половину вишенъ, Вэнъ подхватилъ чулокъ и надлъ ему на голову, что окончательно свело его съ ума, подоспвшая Летти громко стала жаловаться матери на такую жестокость брата. М-съ Гартъ пришлось вмшаться, подошли другя дти и о разговор на един нечего было и думать боле. Фредъ тотчасъ-же собрался уходить, м-съ Гартъ, желая хоть сколько-нибудь загладить свою вину, ласково пожала ему руку на прощанье и проговорила:

— Да благословитъ васъ Богъ.

Она чувствовала, что поступила не многимъ лучше тхъ неразумныхъ женщинъ, которыя сперва наболтаютъ зря, а потомъ упрашиваютъ позабыть то, что он сказали, и никому объ этомъ не говорить. Она не попросила и потому теперь, въ предупреждене возможныхъ послдствй, ршилась сама ране повиниться во всемъ Калебу, представивъ ему при этомъ, что такого рода сообщене должно было подйствовать благотворно на Фрэда Винци.

Оно подйствовало, если не благотворно, то, во всякомъ случа, сильно. Для легкомысленнаго, самонадяннаго Фреда было жестокимъ ударомъ услышать, что если-бы онъ не стоялъ поперегъ дороги Мэри, она могла-бы сдлать отличную партю. Онъ мысленно ругалъ себя олухомъ, за то, что обратился къ содйствю м-ра Фэрбротэра. Но ревность скоро пересилила вс другя чувства. Несмотря на полную увренность въ благородств м-ра Фэрбротэра, несмотря и на то, что сказала ему Мэри, Фрэдъ чувствовалъ, что у него есть соперникъ, и это чувство было тмъ мучительне, что онъ ни за что не согласился-бы уступить Мэри кому-бы то ни было, даже для ея собственнаго блага и готовъ былъ вызвать весь свтъ на борьбу за нее. Къ сожалню, борьба съ м-ромъ Фэрбротэромъ могла быть чисто нравственная, а не физическая, что было-бы боле съ руки Фрэду. Ему ни разу не пришло на умъ, что м-съ Гартъ могла ошибаться относительно чувствъ м-ра Фэрбротэра, но онъ сомнвался, чтобы она сказала правду относительно Мэри. Мэри послднее время гостила въ пасторат и мать не могла знать, что происходило въ ея душ.

На душ у Фрэда не стало легче, когда, придя въ пасторатъ, онъ засталъ Мэри веселою, въ обществ трехъ родственницъ Фэрбротэра. Он вели о чемъ-то очень оживленный разговоръ, который прекратился, едва онъ вошелъ. Мэри была занята перепиской ярлыковъ для цлой груды пустыхъ ящиковъ. М-ра Фэрбротэра не было дома, дамы его ничего не знали объ отношеняхъ Фрэда въ Мэри. Конечно, думалъ Фрэдъ, ни одной изъ нихъ и въ умъ не придетъ предложить прогуляться по саду, и мн не удастся поговорить съ Мэри наедин. Онъ сообщилъ ей сперва о прзд Кристи, а потомъ о томъ, что нанялся работать у ея отца, ей, видимо, было очень прятно это послднее извсте и, проговоривъ торопливо: ‘какъ я рада,’ она нагнула голову надъ своимъ письмомъ, чтобы скрыть отъ всхъ свое лицо. Но м-съ Фэрбротэръ не могла молча пропустить ея замчаня.

— Васъ, конечно, милая миссъ Гартъ, радуетъ не то, что молодой человкъ отказывается посвятить себя духовному званю, для котораго былъ воспитанъ, вы хотли только сказать, что такъ какъ онъ ршился не поступать въ священники, то вы рады, что онъ нашелъ себ занятя у такого превосходнаго человка, какъ вашъ батюшка.

— Нтъ, м-съ Фэрбротэръ, я рада и тому, и другому, отвчала Мэри, искусно скрывая непокорную слезу.— У меня совсмъ мрской ухъ. Мн никогда не нравился ни одинъ священникъ, за исключенемъ викфильдскаго викаря и м-ра Фэрбротэра.

— Почему-же это, моя милая? Вы всегда здраво судите о вещахъ и потому такое мнне меня очень удивляетъ. Я не говорю о духовныхъ лицахъ, проповдующихъ новое учене. Но почеку-же вамъ не нравятся наши священники?

— Почему? переспросила Мэри, и шаловливая улыбка показалась на ея губахъ,— да мн не нравятся ихъ галстуки.

— Какъ, и галстухъ Камдэна? спросила миссъ Винифрэдъ съ нкоторымъ безпокойствомъ.

— Нтъ, успокоила ее Мэри.— Мн потому не нравятся священническе галстуки, что они надты на священниковъ.

— Какъ странно! произнесла миссъ Нобль, чувствуя, что ея умъ не въ силахъ разршить этой загадки.

— Вы шутите, моя милая. Нужно имть боле основательныя причины, чтобы такъ неуважительно отзываться о такомъ почтенномъ сослови, замтила м-съ Фэрбротэръ величественно.

— Миссъ Гартъ такъ строго относится ко всмъ людямъ, что ей трудно угодить, замтилъ Фрэдъ.

— Въ самомъ дл, ну, я рада что она длаетъ исключене, по крайней мр, для моего сына.

Раздраженный тонъ Фрэда поразилъ Мэри, но въ эту минуту вошелъ м-ръ Фэрбротэръ и ему тотчасъ-же разсказали о томъ, что Фрэдъ получилъ мсто у м-ра Гарта. Выслушавъ это извсте, онъ сказалъ довольнымъ тономъ: ‘Вотъ это хорошо’, потомъ сталъ разсматривать ярлыки Мэри и хвалить ея почеркъ. Фрэда мучила ревность. Для него не оставалось сомннй, чмъ дло кончится, такъ какъ Мэри явно ставила м-ра Фэрбротэра выше кого-бы то ни было, а его родственницы, очевидно, старались, чтобы дло между ними сладилось. Онъ былъ убжденъ, что ему не дадутъ поговорить съ Мэри съ глазу на глазъ, какъ вдругъ м-ръ Фэрбротэръ сказалъ:

— Фрэдъ, помогите-ка мн отнести эти ящики въ кабинетъ, вы еще не видали моего великолпнаго новаго кабинета. Не пойдете-ли и вы съ нами, миссъ Гартъ? Я вамъ покажу громаднаго паука, котораго нашелъ сегодня утромъ.

Мэри сразу поняла викаря. Съ того достопамятнаго вечера, когда они имли объяснене по поводу Фрэда, викарй ни разу не измнилъ своего привычнаго, ровнаго, ласковаго обращеня съ нею, и подозрне, закравшееся на минуту въ ея душу, совершенно исчезло. У нея былъ умъ нсколько скептическй, особенно-же недоврчиво относилась она къ вещамъ, льстившимъ ея тщеславю. Какъ она думала, такъ и случилось. Похваставъ передъ Фрэдомъ убранствомъ своего кабинета и доказавъ Мэри паука, м-ръ Фэрбротэръ сказалъ:

— Подождите здсь минутку. Я принесу картину, которую-бы мн хотлось повсить здсь, вы потрудитесь повсить ее, Фрздъ, благо вы выше меня. Я сейчасъ вернусь.

Онъ вышелъ.

— Что-бы я ни-длалъ теперь, Мэри, сказалъ тотчасъ-же Фрэдъ,— это ни къ чему не поведетъ. Вы все равно выйдете замужъ за Фзрбротера.

— Что это значитъ, Фрэдъ? вскричала Мэри съ негодованемъ, вся вспыхнувъ.

— Неужели вы съ вашею проницательностью ничего не видите?

— Я виху только, Фрэдъ, что вы поступаете очень скверно относительно м-ра Фэрбротэра, который такъ горячо говорилъ за васъ. И съ чего вамъ пришла въ голову такая мысль?

Несмотря на всю свою досаду, Фрэдъ сообразилъ, что если Мэри дйствительно ничего не подозрваетъ, то лучше будетъ не передавать ей того, что говорила м-съ Гартъ.

— Да вдь это совершенно естественно, отвчалъ онъ.— Вы видитесь ежедневно съ человкомъ, который превосходитъ меня во всхъ отношеняхъ и котораго вы сами ставите выше всхъ, каке-же я тутъ могу имть шансы?

— Какъ вы неблагодарны, Фрэдъ. Мн очень жаль, что я не сказала м-ру Фэрбротэру, что вовсе не интересуюсь вами.

— Нтъ, я не неблагодаренъ. Если-бы только не это, я-бы былъ счастливйшимъ человкомъ въ мр. Я все сказалъ вашему отцу, и онъ былъ очень добръ ко мн, онъ обошелся со мной, какъ съ сыномъ. У меня-бы хватило силы воли приняться за работу, и за переписку, и за все, если-бы не это.

— Что такое это?

— Если-бы не эта страшная увренность, что м-ръ Фэрбротэръ вытснитъ меня.

Мэри чуть не расхохоталась ему въ лицо.

— Фрэдъ, сказала она, стараясь заглянуть ему въ глаза, которые онъ сердито отворачивалъ,— вы забавны до нельзя. Если-бы вы не были такъ очаровательно наивны, я-бы, право, поддалась искушеню пококетничать съ вами, и заставить васъ думать, что у меня есть другой вздыхатель, кром васъ.

— Такъ вы, въ самомъ дл, любите меня больше всхъ, Мэри! спросилъ Фрэдъ, обращая на нее глаза, полные любви, и стараясь поймать ея руку.

— Въ эту минуту я васъ нисколько не люблю, отвчала Мэри, отступая и закладывая руки за спину.— Я говорю только, что никогда никто не ухаживалъ за мной, кром васъ, а это плохой аргументъ въ пользу того, что когда-нибудь умный человкъ заинтересуется мною, закончила она, смясь.

— Скажите мн только, что вы никогда и не подумаете о немъ.

— Послушайте, Фрэдъ, не смйте никогда боле говорить со мной объ этомъ.— Я ршительно, не понимаю, чему приписать — глупости или подлости,— что вы не видите, что м-ръ Фэрбротеръ оставилъ насъ однихъ нарочно, чтобы дать намъ возможность поговорить другъ съ другомъ наедин. Мн очень жаль, что вы не въ состояни оцнить такой деликатности.

М-ръ Фэрбротэръ вернулся въ эту минуту съ картиной и прекратилъ дальнйшя объясненя. Фрэдъ пошелъ назадъ въ гостиную все еще мучимый ревностью, но значительно успокоенный словами и обращенемъ Мэри. На Мэри этотъ разговоръ произвелъ боле тяжелое впечатлне. Она невольно была принуждена взглянуть совершенно другими глазами на м-ра Фэрбротэра и на свои отношеня къ нему. Ей казалось, что она наноситъ ему оскорблене предпочтенемъ, которое оказываетъ Фрэду, а такое чувство всегда опасно, когда къ нему примшивается уважене и признательность. При такомъ положени длъ она съ радостью ухватилась за предлогъ вернуться домой, ей не хотлось ни за что на свт измнять Фрэду. Она такъ давно любила его, такъ сжилась съ этою любовью, что мысль о возможности новой привязанности казалась ей недостойной ее.

Фрэдъ обманулся во всхъ своихъ надеждахъ, онъ долженъ сохранить, по крайней мр, эту, говорила она самой себ. Въ голов ея мелькали правда порою мысли о томъ, что она могла-бы пробрсти почетное положене, могла-бы пробрсти всъ и вляне въ обществ, отсутстве которыхъ иногда такъ больно отзывались въ ея душ. Но какъ ни заманчивы были эти мысли, ей было достаточно представить себ Фрэда брошеннымъ, тоскующимъ по ней, чтобы отогнать ихъ прочь.

ГЛАВА LVIII.

Въ то время, когда м-ръ Винци высказывалъ предположене, что скоро Розамунда придетъ просить у него денегъ, самой Розамунд и въ умъ не приходило ничего подобнаго. До сихъ поръ ей ни разу еще не приходилось терпть нужду въ деньгахъ, несмотря на то, что они жили на широкую ногу. Вышитыя рубашечки и чепчики, которые она наготовила для своего ребенка, оказались пока ненужными, потому что она выкинула. Несчастные роды произошли оттого, что ей непремнно захотлось покататься верхомъ, и она поставила на своемъ, несмотря на вс убжденя мужа.

Желане покататься верхомъ возбудилъ въ ней прздъ капитана Лейдгата, третьяго сына баронета, котораго Тертй терпть не могъ, какъ пустого фата, неумвшаго сказать ни одного дльнаго слова. Лейдгатъ проклиналъ себя внутренно за то, что навлекъ на себя это посщене, согласившись сдлать посл свадьбы визитъ дяд, и не скрывалъ своей досады отъ Розамунды, которой это было крайне непрятно, такъ какъ для нея посщене капитана Лейдгата служило источникомъ живйшаго наслажденя. Она гордилась присутствемъ въ своемъ дом сына баронета, воображая, что вс окружающе проникнуты величемъ этого факта, представляя своимъ гостямъ капитана Лейдгата, она была уврена, что зване его производитъ на нихъ такое-же впечатлне, какъ ароматъ какого-нибудь душистаго цвтка.

Непривлекательныя стороны положеня жены доктора, даже и хорошей фамили, сгладились въ ея представлени теперь, когда ея бракъ возвышалъ ее не только нравственно, но и матерально надъ уровнемъ мидльмарчскаго общества, будущее, сулившее постоянныя сношеня съ Квалингхамомъ и въ отдаленной перспектив блестящую карьеру для Тертя, рисовалось ей самыми радужными красками. Къ довершеню ея благополучя, замужняя сестра капитана, м-съ Менганъ, вроятно, по настоянямъ брата, по дорог въ Лондонъ захала къ ней съ своей горничной и прогостила два дня.

У капитана Лейдгата былъ низкй лобъ и орлиный носъ, наклоненный нсколько на сторону, боле плебейскую физононю такя черты лица безобразили-бы, но въ капитан он соединялись съ воинственной осанкой и усами, придававшими ему видъ вполн аристократическй. Какъ представитель высшаго круга, онъ презиралъ мщанскя приличя и относился весьма критически къ женской красот. Розамунда восхищалась имъ, и онъ любезно снисходилъ до ухаживанья за ней. Пребыване въ дом доктора ему, повидимому, очень нравилось, можетъ быть, отчасти потому, что онъ заподозривалъ, что его кузену сильно хочется избавиться отъ его присутствя. Лейдгатъ, впрочемъ, тщательно скрывалъ свою антипатю,— онъ скоре согласился-бы лишить себя жизни, говоря гиперболически, чмъ нарушить правила гостепримства. Но онъ постоянно длалъ видъ, что не слышитъ того, что говоритъ его гость, и предоставлялъ Розамунд поддерживать разговоръ. Чуждый всякой ревности, онъ предпочиталъ оставлять молодого вертопраха наедин съ своей женой, чтобы только избавиться отъ необходимости занимать его.

— Теб-бы слдовало побольше разговаривать съ капитаномъ за обдомъ, Тертй, сказала ему Розамунда разъ вечеромъ, когда аристократическй гость отправился въ Ломфордъ навстить своихъ знакомыхъ офицеровъ.— Ты такъ разсянъ при немъ, всегда глядишь ему черезъ голову, никогда не смотришь на него прямо.

— Милая Рози, надюсь, что ты не потребуешь, чтобы я занималъ такого глупаго фата, отвчалъ Лейдгатъ рзко.— Если онъ проломитъ себ голову, мн будетъ интересно посмотрть ее, но глядть на нее такъ я не намренъ.

— Не понимаю, почему ты съ такимъ презрнемъ отзываешься постоянно о своемъ кузен, замтила Розамунда серьезнымъ, слегка презрительнымъ тономъ, не оставляя работы.

— Спроси у Владислава, какъ онъ смотритъ на твоего капитана. Онъ совсмъ почти пересталъ бывать у насъ съ тхъ поръ, какъ къ намъ прхалъ этотъ гость.

Розамунда совершенно иначе объясняла себ нерасположене Владислава къ капитану. Она думала, что въ немъ говоритъ ревность, и это льстило ея самолюбю.

— Мало-ли, что не нравится людямъ эксцентрическимъ, отвчала она,— на мой взглядъ, капитанъ Лейдгатъ истинный джентльменъ, и мн кажется, что уже изъ уваженя къ сэру Годвину, теб не слдовало-бы обращаться съ нимъ пренебрежительно.

— Да чмъ-же пренебрежительно я съ нимъ обращаюсь, для него всегда накрытъ приборъ за нашимъ столомъ, его ни въ чемъ не стсняютъ, а въ моемъ обществ онъ вовсе и не нуждается.

— Все-же теб слдовало-бы быть повнимательне къ нему. Можетъ быть, онъ не фениксъ ума, въ томъ смысл, какой ты придаешь этому слову, но вдь у него и професся другая, во всякомъ случа, теб не мшало-бы говорить съ нимъ иногда о предметахъ, его интересующихъ. Мн бываетъ очень прятно разговаривать съ нимъ, онъ очень хорошй человкъ.

— Говоря проще, Рози, ты-бы хотла, чтобы я немножко походилъ на него, спросилъ Лейдгатъ съ горькою улыбкою.

Вопросъ этотъ показывалъ, какъ далекъ былъ Лейдгатъ отъ той поры, когда онъ видлъ въ Розамунд Винци идеалъ женщины, способной искренно увлекаться умомъ и дарованями. Онъ понялъ, что есть женщины, которымъ дарованя въ мужчин нравятся чисто съ вншней стороны, какъ орденъ въ петличк или громкй титулъ передъ именемъ.

Розамунда съ своей стороны поняла, что есть глупость невыносимая, какъ глупость Нэда Плаймдэля, и есть глупость привлекательная, когда она является надушеная, съ аристократическимъ лоскомъ въ образ какого-нибудь капитана Лейдгата. Розамунд глупость послдняго сорта такъ нравилась, что она даже усвоила себ нкоторые изъ оборотовъ рчи своего изящнаго кузена.

Розамунда была всегда охотница до верховой зды, тмъ боле захотлось ей кататься теперь, когда капитанъ Лейдгатъ, привезшй съ собой двухъ лошадей, предложилъ ей свою срую лошадь, ручаясь за то, что она смирна и привыкла ходить подъ дамскимъ сдломъ, такъ какъ онъ купилъ ее для своей сестры. Розамунда похала кататься, въ первый разъ не сказавшись мужу, и вернулась домой ране его. Но катанье сошло такъ благополучно и она чувствовала себя посл него такъ хорошо, что сообщила мужу о томъ, что здила, вполн увренная, что онъ ничего не будетъ имть противъ этого удовольствя.

Но Лейдгатъ былъ не только оскорбленъ, онъ былъ пораженъ тмъ, что она рискнула похать на незнакомой лошади, не посовтовавшись даже съ нимъ. Выразивъ свое изумлене громкими восклицанями, онъ помолчалъ съ минуту и потомъ сказалъ ршительнымъ тономъ.

— Слава Богу, что ты вернулась цла и невредима. Но ты не подешь больше, Рози. Если-бы даже ты похала на самой смирной, самой послушной лошади, все-таки можетъ случиться несчасте. Ты очень хорошо знаешь, почему я настоялъ, чтобы ты не здила на нашей рыжей.

— Отъ несчастнаго случая не убережешься и въ комнатахъ, Тертй.

— Не говори глупостей, мой другъ. Я полагаю, что въ такомъ дл, я могу быть лучшимъ судьею. Достаточно, что я сказалъ, и ты не подешь боле.

Розамунда поправляла свою прическу передъ обдомъ, лицо ея, отражавшееся въ зеркал, не измнило своего миловиднаго выраженя. Лейдгатъ ходилъ взадъ и впередъ по комнат и теперь остановился передъ нею, какъ будто ожидая ея отвта.

— Пожалуйста, подколи мн косы, попросила его Розамунда. Лейдгатъ часто подкалывалъ ихъ и прежде, онъ былъ необыкновенно ловокъ на эти вещи. Подобравъ мягкя косы подъ гребенку, онъ естественно долженъ былъ поцловать блоснжную шею, открывшуюся передъ нимъ во всей своей изящной прелести. Но онъ это длалъ такъ часто, что поцлуй на этотъ разъ вышелъ совершенно машинальный. Онъ все еще сердился.

— Я скажу капитану, что съ его стороны было очень глупо предлагать теб лошадь, сказалъ онъ, направляясь въ двери.

— Пожалуйста, не длай этого, Тертй. Ты этимъ выставишь меня совершеннымъ ребенкомъ. Предоставь мн объясниться съ нимъ по этому поводу самой.

Въ словахъ ея была своя доля правды.

— Хорошо, отвчалъ Лейдгатъ сердито и вышелъ изъ комнаты, не добившись отъ Розамунды общаня не здить боле верхомъ. Она твердо ршилась не давать этого общаня. Розамунда отличалась непобдимымъ упорствомъ, но не любила тратить силъ на безполезную борьбу. Стоило ей захотть чего-нибудь и она тотчасъ-же пускала въ ходъ всю свою изобртательность. Ей хотлось снова покататься на срой лошади и въ первый-же разъ, какъ мужъ ушелъ изъ дому, она воспользовалась его отсутствемъ, чтобы снова похать съ капитаномъ.

Но лошадь ея испугалась треска дерева, которое рубили у самой опушки лса, и, въ свою очередь, такъ сильно напугала Розамунду, что, прхавъ домой, она выкинула… Лейдгатъ не могъ, конечно, въ это время сердиться на нее, онъ перенесъ весь свой гнвъ на капитана, который поспшилъ убраться домой.

Всякй разъ, какъ заходила рчь объ этой несчастной поздк, Розамунда очень кротко, но очень ршительно заявляла, что катанье верхомъ совершенно не причемъ въ ея болзни, что если-бы она сидла дома, съ ней-бы случилось то-же самое, что она уже и ране чувствовала боли. Лейдгатъ восклицалъ только: ‘Бдняжечка моя, бдняжечка!’ но втайн дивился изумительному упорству этого кроткаго созданя. Онъ убждался все боле и боле въ своемъ безсили надъ Розамундой. Никогда ни въ какомъ практическомъ дл она не обращалась за совтами къ нему. Во всякой бездлиц, точно такъ-же, какъ и въ вещахъ боле серьезныхъ, она поступала, какъ ей хотлось, никогда не сообразуясь съ его желанями. Но тмъ не мене онъ былъ убжденъ, что она любитъ его, ему и въ умъ не приходило, чтобы у нея могло охладиться ея чувство къ нему. Самъ онъ говорилъ себ, что любитъ ее все такъ-же, какъ любилъ прежде, что можетъ помириться съ ея недостатками. Но онъ сознавалъ, что въ жизнь его входятъ каке-то новые, непрятные элементы, въ душу его закрадывалось смутное чувство недовольства.

Розамунда скоро поправилась и, казалось, еще боле похорошла. Она здила всякй день кататься въ отцовскомъ фаэтон и тшила себя надеждою, что ее пригласятъ погостить въ Квалингхамъ. Она знала, что составитъ лучшее украшене квалингхамской гостиной, но не принимала во внимане того, что какъ-бы ясно не сознавала мужская половина семьи этотъ фактъ, женская ни за что не позволитъ ей затмить себя.

Успокоенный на счетъ ея здоровья, Лейдгатъ снова впалъ въ то мрачное настроене, которое Розамунда называла дурнымъ расположенемъ духа. Это настроене было вызвано причиною, которую онъ до сихъ поръ тщательно скрывалъ отъ Розамунды, изъ опасеня разстроить ее. Онъ вошелъ въ долги и чувствовалъ, что съ каждымъ днемъ затягивается все глубже и глубже въ это болото, которое манитъ къ себ неосторожныхъ прохожихъ заманчивою зеленью и цвтами. Человкъ быстро погружается въ него по самое горло, и тогда каке-бы широке планы ни были у него въ голов, онъ вынужденъ на время разстаться съ ними и употребить вс свои усиля на то, чтобы выкарабкаться.

Полтора года тому назадъ Лейдгатъ былъ бденъ, но никогда не нуждался ъ займахъ для покрытя своихъ скромныхъ расходовъ. Теперь-же не только въ его карман былъ дефицитъ, но онъ самъ находился въ непрятномъ положени человка, накупившаго массу совершенно безполезныхъ вещей, за которыя онъ не въ состояни заплатить, а платежа настойчиво требуютъ.

Какъ это случилось — угадать не трудно. Когда человкъ, обзаводясь своимъ хозяйствомъ и собираясь жениться, тратитъ на свое обзаведене 400 или 500 фунтовъ боле, чмъ у него имется наличнаго капитала, когда къ концу года оказывается что издержки по хозяйству простираются до 1000 ф., а дохода съ практики, приносивше въ прежне годы фунтовъ до 800, упали до 500 ф. и то еще не заплаченныхъ, а только имющихся въ виду, то, волей или не волей, этотъ человкъ запутывается въ долги. Правда, жизнь въ то время, особенно въ провинци, стоила дешево. Но Разамунда, привыкшая съ дтства къ жизни на широкую ногу, воображала, что хозяйничать значитъ просто приказывать, чтобы все закупалось самое лучшее, а Лейдгатъ держался того мння, что ужъ если длать что-нибудь, такъ нужно длать прилично. Розамунда любила принимать гостей и Лейдгатъ не препятствовалъ ей въ этомъ, такъ какъ жизнь на открытую ногу могла способствовать увеличеню практики, а принимая гостей, нужно было длать имъ и приличное угощене. Лейдгатъ воображалъ, что онъ нисколько не занимается своимъ туалетомъ, но ему казалось необходимымъ имть нсколько паръ платья.

Лейдгатъ, какъ мы уже сказали, не зналъ до сихъ поръ, что такое долгъ, и новость его положеня бсила его. Онъ выходилъ изъ себя при мысли, что обстоятельства, идущя такъ грубо въ разрзъ со всии его планами и стремленями, осмливаются становится ему поперегъ дороги, и стремятся захватить его въ свои тиски. Его тревожили не одни только сдланные уже имъ долги. Онъ видлъ, что въ его настоящемъ положени ему придется постоянно длать новые и новые долги. Два брассингске купца, у которыхъ онъ набралъ въ кредитъ вещей для своего обзаведеня, безпрестанно присылали ему письма съ непрятными напоминанями. Легко себ представить, какъ это дйствовало на Лейдгата, гордость котораго не выносила мысли обратиться къ кому-нибудь съ просьбою о помощи. Онъ никогда не разсчитывалъ получить что-нибудь отъ м-ра Винци и только самая настоятельная крайность могла заставить его обратиться къ нему за пособемъ, тмъ боле, что до него доходили слухи, что дла самого м-ра Винци далеко не въ цвтущемъ положени. Обратиться за помощью въ своей родн казалось для Лейдгата пыткой. А между тмъ у него не было ни денегъ, ни надеждъ на какя-нибудь полученя. Практика приносила ему съ каждымъ днемъ все мене и мене.

Понятно поэтому, что Лейдгатъ становился все мрачне и мрачне и теперь, когда Розамунда совершенно оправилась, онъ ршился не откладывать доле неизбжнаго объясненя тмъ боле, что скрывать отъ нея доле ихъ положене сдлалось невозможнымъ. Для успокоеня своихъ кредиторовъ онъ ршился заложить свою движимость золотыхъ и серебрянныхъ длъ мастеру, которому былъ долженъ до 400 ф. ст. М-ръ Доверъ, такъ звали этого мастера, соглашался за это принять на себя уплату долга обойщику за извстные проценты и кром того въ видахъ сокращеня долга ему лично, взять обратно часть серебра и т изъ вещей, которыя не попортились отъ употребленя. Подъ этими вещами онъ деликатно подразумвалъ драгоцнные камни и въ особенности великолпные аметисты, стоявше 30 ф., которые Лейдватъ подарилъ своей невст въ день свадьбы.

Въ ту минуту, когда Лейдгатъ длалъ этотъ подарокъ прибавить каке-нибудь лишне 30 ф. къ счету, который и безъ того былъ великъ, прибавятъ за украшене, которое такъ шло къ Розамунд, казалось ему совершенно безразлично. Вдь это, это была такая бездлица! Но въ настоящую критическую минуту Лейдгату невольно приходило на мысль, какъ хорошо было-бы возвратить эти аметисты м-ру Доверу обратно, хотя-бы онъ ни за что не ршился предложить этого Розамунд. Тмъ не мене, уяснивъ себ свое положене, онъ пришелъ въ убжденю, что дйствовать необходимо, и, на возвратномъ пути изъ Брассинга, запасался необходимою твердостью, чтобы приступить къ объясненямъ съ Розамундой.

Онъ вернулся домой вечеромъ совершенно несчастнымъ человкомъ. Онъ не хотлъ сознаться даже самому себ, что сдлалъ страшную ошибку, женившись на Розамунд, но это сознане невольно закрадывалась въ его душу. Проходя по коридору въ гостиную, онъ услыхалъ игру на фортепьяно и пне. Вроятно, у нихъ сидлъ Владиславъ. Прошло уже нсколько недль съ тхъ поръ, какъ Владиславъ простился съ Доротеей, но все еще оставался въ Мидльмарч. Лейдгатъ не имлъ ничего противъ посщенй Владислава вообще, но въ настоящую минуту его разсердило, что у нихъ гости. Когда онъ отворилъ дверь, играюще подняли на него глаза, но продолжали пть. Это еще боле раздосадовало Лейдгата, у него на душ было такъ невыносимо тяжело, а его встрчаютъ пнемъ. Онъ нахмурился и сердито опустился въ кресло.

Въ оправдане Вилю и Розамунд слдуетъ смазать, что они допвали послдне такты и, кончивъ, тотчасъ-же обратились къ нему.

— Какъ поживаешь, Лейдгатъ? спросилъ Виль, протягивая ему руку.

Лейдгатъ отвчалъ молчаливымъ пожатемъ.

— Обдалъ ты, Тертй? Я тебя ждала гораздо раньше, сказала Розамунда, уже замтившая, что мужъ ея страшно не въ дух, и сла на свое обыкновенное мсто.

— Обдалъ. Я-бы попросилъ чаю, отвтилъ Лейдгатъ отрывисто, пристально глядя себ на ноги.

Виль былъ очень сообразителенъ. Онъ сейчасъ-же взялся за шляпу со словами: ‘я ухожу.’

— Сейчасъ подадутъ чай, куда вы, оставайтесь, просила Розамунда.

— Нтъ, Лейдгату что-то не по себ, отвчалъ Виль, понимавшй Лейдгата гораздо лучше, чмъ Розамунда, и нисколько не обидвшйся его обращенемъ: мало-ли какя у него могли быть непрятности.

— Тмъ боле вы должны остаться, настаивала Розамунда съ живымъ тономъ.— Онъ весь вечеръ не скажетъ со мною ни слова.

— Ошибаешься, Розамунда, вдругъ вмшался въ разговоръ Лейдгатъ.— Мн нужно поговорить съ тобою объ очень серьезномъ дл.

Такое вступлене было неожиданностью для самого Лейдгата, но Розамунда взбсила его своимъ равнодушемъ.

— Видите! сказалъ Виль.— Да мн къ тому-же нужно идти на митингъ по поводу устройства школы для механиковъ. Прощайте.

И онъ быстро вышелъ изъ комнаты.

Розамунда, не глядя на мужа, встала и сла къ чайному столу. Она находила, что Лейдгатъ просто нестерпимъ. Лейдгатъ слдилъ за нею глазами въ то время, какъ она заваривала чай. Она пристально глядла на чайникъ, ни одна черта въ лиц ея не измнилась, но фигура выражала безмолвный протестъ противъ людей съ непрятными манерами. Онъ забылъ на минуту о предстоящемъ объяснени, его крайне удивляла ея безчувственность. Ему припомнилась Лора и онъ подумалъ: Убила-ли-бы меня за то, что я ей надолъ — да, ршилъ онъ,— вс женщины на одинъ покрой. Но въ эту минуту въ памяти его возникъ образъ Доротеи, какой онъ видлъ ее у изголовья мужа. Въ ушахъ его зазвучала ея страстная мольба, указать ей, что длать, чтобы облегчить положене человка, ради котораго она подавляла въ себ вс чувства, вс стремленя подъ влянемъ живого состраданя: Посовтуйте мн, скажите, что длать, онъ всю жизнь свою работалъ и положилъ за эту работу вс свои силы. Его ни что другое не интересуетъ и меня также, слышалось ему. Его пробудилъ изъ этого полузабытья серебристый голосокъ Розамунды.

— Вотъ теб чай, Тертй, сказала она, ставя стаканъ на маленькй столикъ передъ нимъ, и вернулась на свое прежнее мсто, не подаривъ его ни однимъ взглядомъ. Лейдгатъ черезъ чуръ опрометчиво обвинилъ ее въ безчувственности, напротивъ, она была очень чувствительна на свой ладъ и обладала способностью очень долго сохранять извстныя впечатлня. Въ настоящую минуту она была обижена и раздосадована. Но она никогда не хмурилась и не возвышала голоса, по ея глубокому убжденю она всегда держала себя вполн безукоризненно. Никогда мужъ и жена не были такъ далеки другъ отъ друга, какъ въ настоящую минуту. Но тмъ настоятельне чувствовалъ Лейдгатъ необходимость немедленнаго объясненя. Однако онъ подождалъ, пока прислуга убрала чай, зажгла свчи и удалилась. Досада его тмъ временемъ успла уже улечься и въ сердц заговорила любовь къ жен, которой онъ долженъ былъ причинить такое жестокое огорчене.

— Милая Рози, брось свою работу и сядь возл меня, заговорилъ онъ ласково, отталкивая столикъ и подвигая ей стулъ.

Розамунда тотчасъ-же подошла къ нему. Свтлое кисейное платье грацозно обрисовало ея маленькую, полненькую фигуру, она сла возл него, положивъ руку на ручку кресла, и въ первый разъ взглянула на него. Она была такъ хороша въ эту минуту, что Лейдгату невольно вспомнилось прошлое, первое время ихъ любви.

— Дорогая моя! сказалъ онъ голосомъ, звучавшимъ любовью, ласково кладя свою руку на ея руку.

Розамунда также находилась еще подъ влянемъ итого недавняго прошлаго, мужъ былъ для нея еще отчасти тмъ Лейдгатомъ, любви котораго она такъ добивалась. Она тихонько отвела ему волосы это лба и положила свою руку въ его руку, она мысленно простила ему.

— Я долженъ сказать теб очень непрятную вещь, Рози, она касается насъ обоихъ. Ты, вроятно, уже замтила, что я сильно стсненъ въ денежномъ отношени.

Лейдгатъ остановился, Розамунда отвернула голову и разглядывала какую-то вазу на камин.

— Я не могъ заплатить за все наше обзаведене наличными деньгами, многое пришлось покупать въ кредитъ, и посл того было много расходовъ. Такъ, что теперь у меня образовался въ Брассинг долгъ въ 350 ф., по которому необходимо произвести уплату. Кром того ни съ каждымъ днемъ все боле и боле запутываемся въ долгахъ, потому что мн платятъ очень не акуратно. Я скрывалъ это отъ тебя пока ты была больна, но теперь намъ нужно вмст обсудить, что длать, ты должна помочь мн.

— Чмъ-же я-то могу помочь, Тертй! спросила Розамунда такимъ безучастнымъ тономъ, что Лейдгата обдало холодомъ. Сердце его сжалось глубокою тоскою и онъ отвчалъ тономъ человка, принуждающаго себя выполнить тяжелую обязанность.

— Я долженъ былъ сказать теб объ этомъ, потому что мн приходится заложить нашу движимость и лицо, которому я ее закладываю, придетъ составить ей опись.

Яркая краска покрыла щеки Розамунды.

— Ты не просилъ денегъ у папа? спросила она посл минутнаго молчаня.

— Нтъ.

— Такъ я попрошу! вскричала она, освобождая свои руки изъ рукъ Лейдгата и вставая.

— Нтъ, Рози, заговорилъ Лейдгатъ ршительнысъ тономъ.— Уже поздно. Завтра-же будетъ произведена опись. Это только простая закладная, въ обезпечене долга, сдлка, чисто временная. Я запрещаю теб говорить объ этомъ твоему отцу, прибавилъ онъ повелительнымъ тономъ.— Я самъ скажу, когда найду нужнымъ.

Онъ чувствовалъ, что говоритъ грубо, но ему пришло на память упорство Розамунды. Его тонъ окончательно сразилъ ее, она не любила плакать, но тутъ губы ея задрожали и слезы выступили на глаза. Лейдгатъ былъ слишкомъ разстроенъ въ эту минуту, чтобы понять, какъ тяжело было вынести постигшее неожиданное испытане молодой женщин, которую до сихъ поръ и жизнь и вс окружающе сильно баловали, но ея слезы поразили его въ самое сердце. Розамунда однако скоро овладла собой и вытерла слезы, продолжая по прежнему глядть на каминъ.

— Не огорчайся такъ, голубчикъ, сказалъ Лейдгатъ, глядя на нее. Она отошла отъ него и потому объяснене становилось еще тяжеле, но онъ чувствовалъ, что долженъ высказать все..

— Мы должны покориться необходимости, продолжалъ онъ.— Я одинъ виноватъ во всемъ, я долженъ былъ подумать ране что не могу жить на такую ногу. Но противъ меня сильно предубждены и потому моя практика идетъ плохо. Я надюсь, что со временемъ пробрту въ себ довре, но пока мы должны перемнить образъ жизни. Заложивъ движимость, я выгадаю время, чтобы оглядться, а ты у меня такая умница, что если только примешься экономничать, такъ меня-же будешь учить бережливости. Я былъ черезъ чуръ легкомысленъ, но, дорогая моя, приди, сядь во мн и прости меня…

Послдня слова онъ произнесъ умоляющимъ тономъ. Розамунда подошла и сла опять возл него. Упреки, которыми онъ осыпалъ себя самого, подали ей надежду, что онъ послушаетъ ея совтовъ.

— Разв нельзя отложить описи? спросила она.

— Нельзя, отвтилъ Лейдгатъ рзко.

— Если мы удемъ изъ Мидльмарча, то намъ придется распродать свою движимость, вдь это-же все равно.

— Да, но мы не узжаемъ изъ Мидльмарча.

— А право, Тертй, мн кажется, намъ лучше-бы ухать. Отчего-бы намъ не переселиться въ Лондонъ? Или куда-нибудь поблизости къ Дургаму, гд знаютъ твою родню.

— Мы никуда не можемъ ухать безъ денегъ, Розамунда.

— Твои родные неоставятъ тебя въ такой крайности. Ты можешь объяснить это противнымъ купцамъ и они, конечно, согласятся подождать.

— Ты, тратишь совершенно по напрасну слова, Розамунда. Въ длахъ, въ которыхъ ты ничего не смыслишь, ты должна подчиняться моему взгляду. Я принялъ извстное ршене и оно должно быть приведено въ исполнене. У родныхъ я никогда ничего не намренъ просить.

Розамунда упорно молчала. Она думала въ эту минуту, что если-бы знала, какъ Лейдгатъ станетъ поступать съ нею, то никогда не вышла-бы за него замужъ.

— Намъ нечего теперь терять время на безполезныя препирательства, дружочекъ, продолжалъ Лейдгатъ, снова смягчая тонъ.— Намъ нужно еще поговорить о нкоторыхъ частностяхъ. Доверъ согласенъ взять назадъ часть серебра и драгоцнныхъ вещей. Право, онъ еще очень порядочный человкъ.

— Такъ что-же, у насъ теперь не будетъ ни вилокъ, ни ложекъ.

— Избави Богъ! Но видишь-ли, вотъ счетъ Довера. Онъ вынулъ счетъ и развернулъ его.— Я отмтилъ въ немъ нсколько вещей, если мы ихъ возвратимъ, то долгъ нашъ сократится на 30 ф. ст. и даже боле. Драгоцнныхъ вещей я не касался.

Лейдгату было очень тяжело затронуть этотъ предметъ, онъ не въ силахъ былъ предложить Розамунд возвратить назадъ его-же подарки, но считалъ своею обязанностью сообщить ей о предложени Довера, разсчитывая, что ея внутреннй инстинктъ подскажетъ ей, что длать.

— Мн совершенно незачмъ просматривать этотъ счетъ, Тертй, отвтила Розамунда спокойно.— Ты можешь возвратить, что теб угодно.

Она даже не взглянула на счетъ и Лейдгатъ, покраснвъ до корней волосъ, опустилъ его обратно къ себ на колни. Розамунда встала и вышла изъ комнаты, оставивъ Лейдгата въ совершенномъ недоумни. Неужели она не вернется? Повидимому, она вовсе не желала отожествлять себя съ нимъ, смотрла на него, какъ на существо совершенно особой породы, интересы котораго были противоположны ея интересамъ. Онъ злобно покачалъ головой и засунулъ руки въ карманы. Ну что-же, у него еще остается наука, остаются великя цли, для которыхъ стоитъ жить. Но въ эту минуту дверь отворилась и Розамунда вошла снова въ комнату. Она принесла сафьяный футляръ со аметистами и изящную корзиночку, наполненную футлярами различныхъ форматовъ и, положивъ ихъ на стулъ возл Лейдгата, сказала:

— Вотъ вс драгоцнныя вещи, которыя я получила отъ тебя въ подарокъ. Возврати т изъ нихъ, которыя найдешь нужнымъ, и серебро также. Ты, конечно, не потребуешь, чтобы я осталась завтра дома. Я поду къ папа.

— Когда-же вы вернетесь? спросилъ онъ съ горечью.

— Да завтра-же вечеромъ. Я ничего не скажу мам.

Розамунда была убждена, что поступала совершенно безукоризненно, и сла за свой рабочй столикъ. Лейдгатъ посидлъ молча нсколько минутъ и, наконецъ, произнесъ взволнованнымъ голосомъ:

— Рози, неужели ты меня оставишь одного при первомъ испытани?

— Нтъ, разумется. Я сдлаю все, что обязана сдлать.

— Неудобно оставить опись на прислугу. А мн нужно завтра рано выйти. Я понимаю, что ты находишь унизительнымъ для себя принимать участе въ этой денежной сдлк. Но, Розамунда, мн кажется, что уже изъ одной гордости лучше, чтобы мы устроили это дло сами, чтобы прислуга знала о немъ какъ можно мене, какъ моя жена, ты должна принять на себя долю моего униженя, если только это унижене.

Розамунда не сразу отвтила, но, наконецъ, сказала:

— Хорошо, я останусь дома.

— Я не дотронусь до твоихъ драгоцнныхъ вещей, Рози. Убери ихъ. Но я составлю списокъ столоваго серебра, которое мы можемъ возвратить, его можно сейчасъ-же уложить и отправить.

— Этого не скроешь отъ прислуги, замтила Розамунда съ легкимъ оттнкомъ сарказма.

— Ну, что-же длать, нужно покориться печальной необходимости.— Гд это чернила?

Розамунда подала чернильницу и хотла отойти прочь, но Лейдгатъ обнялъ ее и привлекъ въ себ.

— Постараемся быть бодры, голубчикъ. Я надюсь, что намъ не долго придется разсчитывать каждую копейку. Поцлуй меня.

Она отвтила на его горячй поцлуй, чуть чуть прикоснувшись губами въ его губамъ. Такимъ образомъ, домашнй миръ былъ, повидимому, возстановленъ. Но Лейдгатъ съ ужасомъ думалъ о нескончаемыхъ сценахъ, которыя поведетъ за собою необходимость сократить расходы и совершенно измнить образъ жизни.

ГЛАВА LIX.

Люди часто разносятъ новости безсознательно, какъ пчелы цвточную пыль, не подозрвая о послдствяхъ, которыя можетъ повлечь сообщене этихъ новостей. Такъ случилось, между прочимъ, и съ Фрэдомъ Винци. При немъ въ ловикскомъ пасторат дамы затяли весьма оживленный разговоръ по поводу странной приписки къ завщаню Казобона, о которой ихъ горничная узнала отъ Тантрипъ. Оказалось, что м-ръ Фирбротеръ зналъ объ этомъ ране и миссъ Винифрэдъ нашла, что Камдэнъ въ высшей степени странный человкъ, никогда не сообщитъ никакихъ интересныхъ новостей. Мэри Гартъ замтилаей на это, что, можетъ быть, въ ум м-ра Фэрбротера приписка къ завщаню смшалась съ образомъ жизни пауковъ, о которомъ миссъ Винифрэдъ никогда не хотла слушать. М-съ Фэрбротеръ припомнила по этому поводу, что видала разъ Владислава въ Ловик, и миссъ Нобль издала сострадательное мяуканье.

Фрэдъ почти вовсе не зналъ ни Владиславовъ, ни Казобоновъ и потому новость эта нисколько его не заинтересовала, онъ даже позабылъ о ней. Но разъ, зайдя къ Розамунд по порученю матери, онъ встртился въ дворахъ съ уходившемъ отъ нея Вилемъ. У Фрэда и Розамунды было мало общихъ интересовъ и потому Фрэдъ говорилъ по проимуществу о предметахъ, по его мнню, совершенно безразличныхъ. Такъ, между прочимъ, по поводу встрчи своей съ Владиславомъ, онъ сообщилъ сестр о томъ, что слышалъ въ пасторат.

Лейдгатъ, подобно Фэрбротеру, зналъ гораздо боле, чмъ говорилъ. Въ своихъ догадкахъ онъ заходилъ даже дале дйствительности: Онъ воображалъ, что Виль и Доротея страстно любятъ другъ друга, и считалъ это дло слишкомъ серьезнымъ для сплетенъ. Онъ помнилъ, какъ разсердился разъ Виль, когда онъ упомянулъ о м-съ Казобонъ, и сталъ очень остороженъ на этотъ счетъ. Эти догадки и то, что ему было извстно о завщани, заставили его относиться съ особенной мягкостью и терпимостью къ Вилю, онъ понималъ очень хорошо, что удерживало Виля въ Мидльмарч посл того, какъ онъ ршилъ ухать. Лейдгату ни разу не пришло на мысль поговорить объ этомъ съ женой, къ тому-же онъ и не доврялъ ея скромности, и въ этомъ отношени былъ совершенно правъ, хотя ему и въ голову не приходило, какя заблужденя могутъ заставить ее откровенничать съ Вилемъ. Когда она передала ему, что ей сообщилъ Фрэдъ, Лейдгатъ сказалъ ей:

— Смотри, Рози, не намекни объ этомъ какъ-нибудь Владиславу. Онъ приметъ это за оскорблене себ и вспылитъ на тебя. Это чрезвычайно непрятная исторя.

Розамунда отвернулась отъ него и стала приглаживать себ волосы съ видомъ самаго невозмутимаго равнодушя.

Но въ первый-же разъ, какъ Виль зашелъ къ нимъ въ отсутстве Лейдгата, она стала дразнить его тмъ, что онъ все откладываетъ свою поздку въ Лондонъ.

— Я очень хорошо знаю, почему вы не дете. У меня есть маленькая птичка, которая мн все разсказываетъ, говорила она кокетливо.— Васъ притягиваетъ здсь магнитъ.

— Безъ сомння. Кому-же лучше это знать, какъ не вамъ, слюбезничалъ Виль, внутренно начиная уже бситься.

— Романъ, право, хоть куда: ревнивый м-ръ Казобонъ предвидлъ, что м-съ Казобонъ ни за кого такъ не захочетъ выйти замужъ, какъ на извстнаго джентльмена, который также ни на комъ не захочетъ жениться, кром нея, — м-ръ Казобонъ предвидлъ это и ршился воспрепятствовать браку, лишивъ ее наслдства въ случа, если она выйдетъ замужъ за этого джентльмена и затмъ… и затмъ… и затмъ… о я не сомнваюсь, что исторя окончится самымъ романическимъ образомъ.

— Что вы хотите сказать? вскричалъ Виль, страшно мняясь въ лиц.— Ради Бога, не шутите, объясните мн, что это значитъ.

— Такъ вы, въ самомъ дл, ничего не знаете? спросила Розамунда, бросая шутливый тонъ и довольная тмъ, что можетъ сообщить такую важную новость.

— Нтъ! отвчалъ онъ нетерпливо.

— Вы не знаете, что м-ръ Казобонъ оговорилъ въ своемъ завщани, что если м-съ Казобонъ выйдетъ за васъ замужъ, то она лишается наслдства.

— А вы это почемъ знаете?

— Фрэдъ слышалъ объ этомъ отъ Фэбротеровъ.

Виль вскочилъ со стула и схватился за шляпу.

— Я уврена, что вы ей дороже наслдства.

— Прошу васъ ни слова боле объ этомъ, сказалъ Виль глухимъ голосомъ.— Это грубое оскорблене ей и мн.

Онъ снова слъ, какъ-будто не понимая, что длается вокругъ него.

— Вотъ вы и разсердились на меня. За что-же вы на меня-то злитесь? Вы должны быть, напротивъ, благодарны мн, что я вамъ сказала объ этомъ.

— Я вамъ и благодаренъ, отвчалъ Виль отрывисто, какъ-будто во сн.

— Надюсь, скоро услышать о свадьб, продолжала Розамунда шутливымъ тономъ.

— Никогда! Никогда не услышите вы о свадьб.

Съ этими словами Виль всталъ, протянулъ руку Розамунд и ушелъ, все еще какъ-будто во сн.

Розамунда встала съ своего мста и подошла къ окну. Ее томила скука, которая обыкновенно вызываетъ въ женщинахъ пошлую ревность, неимющую никакихъ серьезныхъ основанй и вытекающую не изъ дйствительной страсти, а изъ эгоизма. ‘Ну, ради чего жить?’ думалось ей: изъ Квилингхана не было ни слуху, ни духу, а тутъ того и гляди вернется домой Тертй и станетъ упрекать ее за то, что она много тратитъ. Она уже потихоньку ослушалась его и обращалась къ отцу съ просьбою помочь имъ, но тотъ отвтилъ: ‘я самъ скоро буду нуждаться въ помощи’.

ГЛАВА LX.

Вскор посл этого въ Мидльмарч случилось событе, оживившее на нсколько дней весь городъ. Эдвинъ Ларчеръ, торговля котораго шла блистательно, купилъ себ близь Риверснона великолпный домъ, вслдстве чего распродавалъ съ аукцона всю свою мидльмарчскую движимость: мебель, книги и картины. Аукцонистомъ былъ м-ръ Бортронъ Трмбель.

Для мидльмарчцевъ аукцонъ представлялся всегда чмъ-то въ вид праздника. Въ дом м-ра Ларчера, стоявшемъ на самомъ конц города, съ огромнымъ садомъ, что длало его еще привлекательне въ это время года — въ август мсяц, была устроена великолпная закуска, какъ на какихъ нибудь важныхъ похоронахъ, вино, которое должно было развить въ покупателяхъ щедрость и желане пробрсти ненужныя имъ вещи, лилось ркой. Весь городъ стекался, обыкновенно, на аукцонъ, какъ на ярмарку, для нкоторыхъ онъ представлялъ всю прелесть азартной игры, такъ какъ они торговались исключительно только для того, чтобы набивать цну на совершенно ненужныя имъ вещи.

На второй день, когда была назначена распродажа мебели, отъ публики не было отбою, мидльмарчскя леди расположились на стульяхъ вокругъ стола, на которомъ помстился м-ръ Бортронъ Трембель съ своимъ молоткомъ. Мужчины толпились вокругъ стола.

Одного только м-ра Бюльстрода не было на аукцон: онъ не выносилъ тсноты и духоты. Но м-съ Бюльстродъ хотлось пробрсти картину ‘Ужинъ въ Эммаус’, которая значилась по каталогу произведенемъ Гвидо. Поэтому наканун аукцона м-ръ Бюльстродъ зашелъ въ редакцю ‘Понера’ (теперь онъ былъ однимъ изъ собственниковъ этой газеты), и попросилъ м-ра Владислава, какъ знатока въ живописи, сдлать ему великое одолжене посмотрть картину, которую желала пробрсти его жена,— ‘если только, прибавилъ вжливый банкиръ,— присутстве на аукцон не помшаетъ вашимъ сборамъ въ дорогу’.

Виль отвчалъ, что онъ нашелъ нужнымъ отложить на нкоторое время свой отъздъ и съ удовольствемъ пойдетъ на аукцонъ. Онъ былъ въ самомъ вызывающемъ настроени духа отъ сознаня, что всякй встрчный и поперечный въ прав смотрть на него, какъ на человка низкаго, отъ происковъ котораго слдуетъ ограждать людей такими энергическими мрами, какъ лишене состояня. Поэтому онъ съ наслажденемъ ухватился за возможность побравировать передъ миддльмарчской публикой, смотрвшей на него, какъ на авторитетъ. Онъ сталъ на самое видное мсто, около аукцониста, засунувъ руки въ карманы и откинувъ голову назадъ, не удостоивая никого разговоромъ, не смотря на то, что м-ръ Трембель очень любезно привтствовалъ его, какъ знатока.

М-ръ Трембель былъ въ эту минуту самымъ счастливйшимъ человкомъ въ мр, онъ находился въ своей тарелк, потшая публику остротами, которыя боле всего смшили его самого и удивляя ее своими энциклопедическими познанями. Ему-бы хотлось, чтобы вся вселенная находилась подъ его молоткомъ, такъ глубоко былъ онъ убжденъ, что его рекомендаця возвысила-бы ей цну. Пока-же ему приходилось довольствоваться мебелью гостиной м-съ Ларчеръ.

Въ ту минуту, какъ Виль Владиславъ вошелъ, аукцонистъ выставлялъ на видъ необыкновенныя достоинства каминной ршотки. Онъ былъ необыкновенно справедливъ въ своихъ похвалахъ, расточая ихъ въ наибольшемъ количеств тмъ вещамъ, которыя всего боле въ нихъ нуждались. Ршотка была изъ полированной стали съ острымъ ободкомъ.

— Леди, вскрикивалъ аукцонистъ,— я обращаюсь къ вамъ. Эту ршотку не на всякомъ аукцон ршились-бы предлагать, потому что она по своему стилю не можетъ понравиться людямъ съ обыкновеннымъ вкусомъ. Но позвольте предупредить васъ, что скоро этотъ стиль снова войдетъ въ моду… полкроны, говорите вы? Благодарю васъ… полкроны за каминную ршотку въ античномъ стил, и этотъ стиль въ большомъ ходу у аристократи. Три шиллинга… три и шесть пенсовъ… Джозефъ, держите ее хорошенько. Полюбуйтесь, леди, на строгость рисунка. Это работа прошлаго столтя, нтъ сомння. Четыре шиллинга, м-ръ Момсей? Четыре шиллинга.

— Я-бы не поставила такую ршотку въ свою гостиную, замтила м-съ Момсей громко, въ предостережене черезъ чуръ увлекающемуся мужу.— Удивляюсь м-съ Ларчеръ. Стоитъ ребенку наткнуться на ршотку, онъ себ раскроитъ голову. У нея ободокъ остеръ, какъ ножъ.

— Совершенно врно, подхватилъ м-ръ Трембель,— и какъ полезно имть подъ рукой такую ршотку, вамъ понадобится обрзать какую-нибудь тесемочку, какой-нибудь снурочекъ, а ножа нтъ подъ рукой. Сколько людей умирало въ петл, потому что не находилось подъ рукой ножа, чтобы обрзать веревку. Джентельмены, вотъ ршотка, которая подржетъ вамъ веревку въ одну секунду, если вы будете имть несчастье повситься… четыре шиллинга и шесть пенсовъ… пять шиллинговъ, пять и шесть пенсовъ… какая удобная вещь для спальни, въ которой у васъ помстился гость не совсмъ въ здоровомъ ум… шесть шиллинговъ… благодарю васъ, м-ръ Клинтонъ… шесть шиллинговъ, кто больше… никто!

Глаза аукцониста, бгавше во вс стороны, опустились на бумагу передъ нимъ и онъ произнесъ спокойнымъ, дловымъ тономъ:— За м-ромъ Клинтономъ. Проворне, Джозефъ.

Джозефъ внесъ подносъ съ мелкими вещицами.

— Ну, леди, началъ м-ръ Трембель, взявъ въ руки одну изъ вещицъ,— этотъ подносъ представляете собою по истин дорогое пробртене… тутъ цлая коллекця бездлушекъ для украшеня стола въ гостиной… Джозефъ, обнесите подносъ, пусть леди осмотрятъ эти вещицы. Взгляните сюда, какая остроумная штука, можно сказать, ребусъ въ лицахъ. Посмотрите вотъ такъ: вы видите передъ собою изящную коробочку сердечкомъ, которую можно носить въ карман, поверните: у васъ выходитъ великолпный мохровый цвтокъ, который украситъ любой столъ, встряхните его, и вы получите сборникъ загадокъ! 500 загадокъ, отпечатанныхъ яркимъ красивымъ шрифтомъ. Джентельмены, если-бы я былъ человкъ мене совстливый, я-бы пожелалъ, чтобы вы предложили самую низкую цну за эту коллекцю… мн-бы хотлось оставить ее за собою. Остроумныя загадки! Да, что можетъ боле способствовать невинному веселью, можно даже сказать, добродтели. Он удерживаютъ отъ вольныхъ рчей и привязываютъ мужчину къ обществу образованныхъ женщинъ. Да, если-бы даже въ этой коллекци не было еще изящнаго домино, корзиночки для визитныхъ карточекъ и пр. и пр. такъ уже изъ-за одной этой остроумной вещицы за нее можно было-бы дать высокую цну. Вдь съ этой вещицей въ карман вы будете желаннымъ гостемъ во всякомъ обществ. Четыре шиллинга, сэръ? четыре шиллинга за эту замчательную коллекцю загадокъ и пр., четыре шиллинга шесть пенсовъ… пять шиллинговъ.

Цна на коллекцю все росла и росла, въ торги вмшался м-ръ Бойеръ исключительно съ цлью набить цну, которая дйствительно возрасла до гинеи. Коллекця осталась за м-ромъ Снилькинсомъ, молодымъ щеголемъ, очень щедрымъ на карманныя деньги и лишеннымъ всякой способности отгадывать загадки.

— Послушайте, Трембель, вдь это просто подло… вы сбываете хламъ какой-то старой двы… проворчалъ Толлеръ, протиснувшись въ аукцонисту.— Мн некогда долго оставаться, а я пришелъ для картинъ.

— Сейчасъ, м-ръ Толлеръ. Это было дло благотворительности, которому ваше благородное сердце не можетъ не сочувствовать. Джозефъ! проворне картины. Нумеръ 235. Теперь, джентельмены знатоки, начинается вашъ праздникъ. Вотъ картина, изображающая герцога Веллингтона, окруженнаго своихъ штабомъ на ватерлооскомъ пол, событя послдняго времени набросили, правда, нкоторую тнь на нашего великаго героя, но тмъ не мене я беру на себя смлость сказать, что умъ человческй не въ состояни былъ-бы выбрать боле прекраснаго сюжета изъ современной намъ истори: для ангельскихъ умовъ это, можетъ быть, и возможно, но не для человческихъ, господа, не для человческихъ.

— Чья эта картина? спросилъ м-ръ Поудерель, видимо заинтересованный.

— Имя живописца неизвстно, процдилъ Трембель сквозь зубы и окинулъ толпу испытующимъ взглядомъ.

— Предлагаю фунтъ! вскричалъ м-ръ Поудерель, взволнованнымъ тономъ человка ршающагося идти на проломъ. Изъ страха или изъ состраданя никто не надбавилъ больше.

Затмъ были принесены дв гравюры фламандской школы, которыхъ добивался м-ръ Толлеръ и, купивъ, ушелъ, потомъ еще гравюры и картины, которыя раскупила мидльмарчская аристократя, спецально ради нихъ и прхавшая на аукцонъ. Въ зал стало замтно боле оживленное движене, публика, купившая, что ей было нужно, уходила, взамнъ уходившихъ появлялись новыя лица, многе ходили закусывать подъ навсъ на лугу и возвращались обратно. М-ръ Бенбриджъ, желавшй купить этотъ навсъ, ходилъ подъ него чаще всхъ, вроятно, для боле близкаго ознакомленя съ своимъ будущимъ пробртенемъ. Возвращаясь посл одной изъ такихъ прогулокъ, онъ привелъ съ собою господина въ черномъ, сильно поношенномъ сюртук, котораго ни м-ръ Трембель, ни даже никто изъ присутствовавшихъ въ зал не зналъ въ лицо. Огромныя бакенбарды, самодовольный видъ и размашистая походка этого господина невольно бросались въ глаза.

— Кого это вы привели, Вэнъ? спросилъ м-ръ Горрокъ.

— А я почемъ знаю, отвчалъ Бембриджъ.— Говоритъ, что шелъ мимо.

М-ръ Горрокъ устремилъ пристальный взглядъ на незнакомца, державшаго въ одной рук трость, а другой ковырявшаго въ зубахъ зубочисткой, на лиц его выражалось смущене.

Наконецъ, къ величайшей радости Виля, котораго такъ утомила вся эта процедура, что онъ отошелъ въ уголъ и прислонился въ стн, очередь дошла до ужина въ Эммаус. Виль подошелъ ближе и глаза его встртились съ глазами незнакомца, пристально на него устремленными. Это удивило его, но м-ръ Трембель обратился къ нему въ эту самую минуту:

— Да, м-ръ Владиславъ, да, затрещалъ онъ,— это должно васъ интересовать, какъ знатока. Прятно, продолжалъ онъ съ возрастающимъ жаромъ,— прятно имть возможность показать избранному обществу леди и джентельменовъ такую картину, за такую картину заплатитъ груды золота всякй, чьи средства соотвтствуютъ его познанямъ въ живописи. Эта картина итальянской школы, произведене знаменитаго, величайшаго живописца въ мр, главы старыхъ мастеровъ, какъ ихъ называютъ, потому что они знали такя вещи, которыя даже и теперь недоступны масс. Позвольте сказать вамъ, джентельмены, я видалъ много картинъ старыхъ мастеровъ, но немногя могутъ сравниться съ этой, нкоторыя изъ нихъ такъ темны, что не понравились-бы вамъ, у другихъ совершенно незнакомые намъ сюжеты. Но это Гвйдо… одна рама стоитъ десятки фунтовъ!.. картина эта скраситъ любую гостиную. А какъ-бы она пошла для столовой какого-нибудь благотворительнаго заведеня, еслибы кто-нибудь изъ господъ членовъ благотворительнаго комитета пожелалъ показать свою щедрость. Повернуть немножко, сэръ? извольте. Джозефъ, поверните картину къ м-ру Владиславу… м-ръ Владиславъ бывалъ за границей, онъ понимаетъ цну такимъ вещамъ.

Глаза всхъ присутствующихъ обратились на минуту на Виля, который произнесъ холодно:

— Пять фунтовъ.

— Ахъ! м-ръ Владиславъ, заговорилъ аукцонистъ укоризненнымъ тономъ,— да одна рама больше стоитъ, леди и джентельмены, будьте щедры ради чести города! Представьте себ, что со временемъ откроется, что въ нашемъ город находился такой перлъ искуства и никто изъ мидльмарчцевъ не съумлъ оцнить его… пять, гиней… пять шиллинговъ… десять. Надбавляйте, леди, надбавляйте! Эта перлъ, а… сколько перловъ, говоритъ поэтъ, расходятся по ничтожной цн, потому что публика не уметъ цнить ихъ, потому что ихъ предлагаютъ публик… я чуть не сказалъ: съ неразвитымъ эстетическимъ чувствомъ, но нтъ! шесть фунтовъ… шесть гиней… первоклассный Гвйдо за шесть гиней, это оскорблене религи, леди, можемъ-ли мы, какъ христане, джентельмены, допустить, чтобы такой сюжетъ сошелъ за такую низкую цну… шесть фунтовъ десять шиллинговъ…

Торги шли очень оживленно, Виль продолжалъ принимать въ нихъ участе, ршившись не отставать до двнадцати фунтовъ, такъ какъ м-съ Бюльстродъ сильно хотлось пробрсти эту картину. Она досталась ему за десять гиней и онъ немедленно удалился. Выйдя изъ залы, онъ зашелъ подъ навсъ выпить воды, подъ навсомъ никого не было, не успли ему подать стаканъ, какъ туда вошелъ, въ великой досад Виля, незнакомецъ, такъ пристально смотрвшй на него въ зал. Вилю пришло на мысль, что это одинъ изъ тхъ политикановъ-паразитовъ, которые нердко навязывались къ нему на знакомство посл рчей произнесенныхъ имъ по поводу биля о реформ, и что этому барину желательно выманить у него шиллингъ сообщенемъ какой-нибудь новости. Такая догадка не могла никакъ расположить его въ пользу незнакомца и онъ отвернулся отъ него. Но Рафль,— это былъ онъ,— ни мало не смутился этимъ. Онъ подошелъ къ Вилю и спросилъ его:

— Извините, м-ръ Владиславъ… позвольте спросить, имя вашей матушки — Сара Дюнкиркъ?

Виль вскочилъ со скамьи, на которую прислъ, въ ожидани воды, и, бросивъ на незнакомца вызывающй взглядъ, спросилъ:

— Да, сэръ. А вамъ какое до этого дло?

Рафль вовсе не желалъ затвать ссоры. Владиславъ, несмотря на свою женственную наружность, походилъ въ эту минуту на тигренка, готоваго вспрыгнуть на него. При такихъ обстоятельствахъ м-ръ Рафль никогда не дразнилъ своихъ собесдниковъ.

— Извините меня, сэръ, пожалуйста, извините! Я зналъ вашу матушку, когда она была еще не замужемъ. Но вы похожи на отца, сэръ. Я имлъ удовольстве встрчаться и съ вашимъ отцомъ. Родители ваши живы, м-ръ Владиславъ?

— Нтъ! прогремлъ Владиславъ, не перемняя позы.

— Почту за счастье оказать вамъ услугу, м-ръ Владиславъ! До прятнаго свиданя.

Приподнявъ шляпу, Рафль сдлалъ свое обыкновенно антраша ногою и вышелъ.

Виль проводилъ его глазами и увидлъ, что онъ не вошелъ обратно въ залу. Въ первую минуту Вилю стало досадно, что онъ не разговорился съ этимъ человкомъ, но нтъ, ршилъ онъ, лучше ничего не знать, чмъ почерпать свденя изъ такого источника.

Однако, въ тотъ-же вечеръ Рафль нагналъ его на улиц, онъ, повидимому, забылъ его неучтивость или хотлъ наказать его снисходительнымъ прощенемъ и потому привтливо раскланялся съ нимъ и пошелъ рядомъ, разсказывая, какъ ему нравится ихъ городъ. Вилю показалось, что его собесдникъ пьянъ, и онъ уже соображалъ, какъ-бы отъ него избавиться, какъ вдругъ Рафль сказалъ:

— Я самъ бывалъ за границей, м-ръ Владиславъ, видалъ людей, говорю немножко по французски. Съ отцемъ вашимъ я встртился въ Булони, вы поразительно похожи на него: ротъ, носъ, глаза, волосы, зачесанные назадъ, точь въ точь какъ у него — нсколько на иностранный ладъ — Джонъ Буль этого не долюбливаетъ. Но вашъ отецъ былъ очень боленъ, когда я его видлъ, руки у него были совсмъ прозрачныя. Вы тогда еще были совсмъ маленькимъ мальчикомъ. Поправился онъ?

— Нтъ.

— Такъ. Меня сильно интересовала судьба вашей матушки. Она убжала отъ своей родни совсмъ молоденькой двушкой, гордая она была двушка, и красивая, чортъ возьми. Я знаю, почему она убжала, добавилъ онъ подмигивая.

— Вы не можете знать ничего, что-бы клонилось къ ея безчестью, сэръ, вскричалъ Виль запальчиво.

— Безъ сомння! Напротивъ, она была черезчуръ честна, совсмъ не то, что ея родня.

И Рафль снова подмигнулъ.

— Вдь я ихъ очень хорошо зналъ… Они занимались самою почтенною отраслью воровскаго промысла… у нихъ былъ родъ ломбарда, все велось на широкую ногу, барыши были врные, безъ обмана. Сара этого и не подозрвала, она только что окончила курсъ въ первоклассномъ пансон, любой лордъ женился-бы на ней. Но Арчи Денкантъ все ей разсказалъ, съ досады, что она не хотла съ нимъ знаться. Оттого она и убжала… А вотъ и ‘Синй Быкъ’. Не зайти-ли намъ выпить по стаканчику? а, какъ вы думаете, м-ръ Владиславъ?

— Нтъ, мн некогда, отвчалъ Виль, завертывая въ переулокъ, который велъ къ Ловикскимъ воротамъ, и пускаясь почти бгомъ, чтобы избавиться отъ Рафля. Онъ зашелъ слишкомъ далеко отъ города по ловикской дорог, радуясь окружавшей его темнот. Ему казалось, что его закидали грязью и нахально надъ нимъ наглумились. Слова незнакомца подтверждались тмъ фактомъ, что мать его ни за что не хотла открыть ему, почему она убжала изъ своей семьи.

Ну, что-же! Если даже предположить, что все, что онъ слышалъ объ этой семь, правда, такъ разв онъ, Виль Владиславъ, сталъ отъ этого хуже. Мать его обрекла себя на бдность, чтобы только не жить съ этой семьей. Но если-бы родня Доротеи, если-бы Читамы знали объ этой истори, она-бы утвердила ихъ въ ихъ подозрняхъ, послужила-бы имъ удобнымъ предлогомъ признать его недостойнымъ ея. Но пусть они подозрваютъ, что хотятъ, они ошибутся, они увидятъ, что въ его жилахъ течетъ такая-же незапятнанная кровь, какъ и въ ихъ.

ГЛАВА LXI.

Въ тотъ-же вечеръ, когда м-ръ Бюльстродъ, здившй по дламъ въ Брассингъ, вернулся домой, жена вышла его встртить въ переднюю и увела въ кабинетъ.

— Николасъ, сказала она, съ безпокойствомъ устремляя на него свои честные глаза.— Безъ тебя приходилъ сюда какой-то ужасно непрятный господинъ, онъ спрашивалъ тебя. Меня это очень встревожило.

— Каковъ онъ съ виду, моя милая? спросилъ Бюльстродъ, предугадывая съ замиранемъ сердца отвтъ.

— Багровое лицо, огромныя бакенбарды и ужасно нахальныя манеры. Онъ сказалъ, что онъ твой старинный другъ и что ты, вроятно, будешь очень жалть, что онъ не засталъ тебя. Онъ хотлъ дожидаться тебя здсь, но я ему сказала, чтобы онъ лучше зашелъ къ теб завтра утромъ въ банкъ. Онъ держалъ себя ужасно нахально, глядлъ мн прямо въ лицо и сказалъ, что его другу, Нику, везетъ на женъ. Онъ-бы ни за что не ушелъ, если-бы Блюхеръ въ это время не сорвался съ цпи, я была въ саду и сказала ему:— уходите лучше, эта собака ужасно злая и не слушаетъ меня. Неужели ты съ нимъ, въ самомъ дл, знакомъ?

— Я догадываюсь, кто это, моя милая, отвчалъ м-ръ Бюльстродъ своимъ обыкновеннымъ тихимъ голосомъ,— это одинъ несчастный, спившйся гуляка, которому я когда-то помогалъ. Онъ не будетъ тебя боле безпокоить, вроятно, онъ придетъ ко мн въ банкъ за пособемъ.

Разговоръ на этомъ и кончился. На другой день м-ръ Бюльстродъ, вернувшись изъ города, переодвался въ обду. Жена, не зная наврное, дома-ли онъ, заглянула въ его уборную и увидала, что онъ стоитъ безъ сюртука и галстука, прислонившись къ комоду. При вход ея, онъ вздрогнулъ.

— Какой у тебя нездоровый видъ, Николасъ. Что съ тобой?

— Голова страшно болитъ, отвчалъ м-ръ Бюльстродъ. Онъ такъ часто хворалъ, что жена вполн поврила ему.

— Такъ садись, я теб сдлаю примочку изъ уксуса.

Въ физическомъ отношени м-ръ Бюльстродъ не нуждался ни въ какой помощи, но въ нравственномъ нжная заботливость жены была весьма кстати, она произвела на него самое благотворное дйстве. Обыкновенно онъ принималъ такя заявленя привязанности очень холодно, какъ нчто должное. Но въ этотъ разъ, когда она стала хлопотать около него, онъ сказалъ ей: ‘Какъ ты добра, Гаррэтъ’, и сказалъ это такимъ тономъ, который поразилъ ее своею новизной. Ей сейчасъ пришло на мысль, что онъ серьезно расхварывается.

— У тебя была какая-нибудь непрятность сегодня? спросила она.— Заходилъ къ теб въ банкъ вчерашнй поститель?

— Да. Это именно тотъ человкъ, о которомъ я теб говорилъ. Изъ него могла выйти очень порядочная личность, но онъ спился.

— Что-же, онъ совсмъ ухалъ или нтъ? спросила м-съ Бюльстродъ съ безпокойствомъ и чуть не прибавила: ‘ужасно было непрятно слышать, что онъ называлъ себя твоимъ другомъ’, но удержалась: ей не захотлось въ эту минуту высказывать свое затаенное убждене, что въ молодости мужъ ея водилъ знакомства съ людьми, которыхъ-бы она не пожелала видть въ своей гостиной. Впрочемъ, это убждене не основывалось ни на какихъ положительныхъ данныхъ. Ей было очень мало извстно объ его прежней жизни. Она знала только, что онъ сперва служилъ гд-то въ банк, потомъ самъ принималъ участе въ какомъ-то коммерческомъ предпряти, въ тридцать лтъ съ небольшимъ пробрлъ себ состояне и женился въ первый разъ на вдов-диссентерк, гораздо старше его годами. Боле она ничего не знала объ его прошломъ. Она считала его превосходнымъ человкомъ, набожность котораго длала ему тмъ боле чести, что онъ не принадлежалъ къ духовному званю, она сознавала, что подъ его влянемъ пробрла серьезный складъ ума и обязана ему тмъ положенемъ, которое занимала въ обществ. Но ей казалось вмст съ тмъ, что и м-ръ Бюльстродъ выигралъ во всхъ отношеняхъ, женившись на ней, Гаррэтъ Винци, принадлежавшей къ одной изъ самыхъ почтенныхъ миддльмарчскихъ фамилй.

М-ръ Бюльстродъ до извстной степени боялся своей жены, въ которой привитое имъ благочесте соединялось съ прирожденнымъ тщеславемъ. Потеря ея уваженя была-бы смертельнымъ ударомъ для него. На вопросъ ея: ‘Что-же, онъ совсмъ ухалъ или нтъ?’ онъ отвчалъ самымъ безучастнымъ, повидимому, тономъ:

— Да, я полагаю.

Но, на самомъ дл, онъ далеко не былъ въ этомъ увренъ. Рафль показалъ ему въ это утро, что страсть мучить людей въ немъ почти также сильна, какъ страсть въ деньгамъ. Онъ откровенно сообщилъ, что захалъ въ Миддльмарчъ нарочно, чтобъ посмотрть, не удобно-ли ему будетъ тамъ поселиться. Долги его, говорилъ онъ, оказались значительне, чмъ онъ предполагалъ, но онъ все-таки не истратилъ еще всхъ 200 фунтовъ, такъ что пока съ него будетъ довольно, какихъ-нибудь 26 фунтовъ. Прхалъ онъ главнымъ образомъ для того, чтобы повидаться съ своимъ другомъ, Никомъ, и его семействомъ и собрать точныя справки на счетъ матеральнаго положеня человка, къ которому такъ искренно привязанъ. Какъ нибудь онъ прдетъ погостить подольше. Но на этотъ разъ онъ не желаетъ, чтобы ему указывали дверь, и ни за что не удетъ изъ Миддльмарча, если м-ръ Бюльстродъ вздумаетъ настаивать на этомъ. Завтра онъ, можетъ быть, удетъ въ дилижанс, да и то не наврное.

Бюльстродъ былъ въ отчаяни. Всякя общаня и угрозы были безсильны. Онъ былъ убжденъ, что если провидню не угодно будетъ наслать смерть на Рафля, то онъ наврное вернется въ Миддльмарчъ въ самомъ скоромъ времени. И эта увренность леденила его сердце ужасомъ.

Ему грозило не уголовное наказане и не раззорене, а разоблачене передъ свтомъ и женою такихъ фактовъ его прошлой жизни, которые возбудятъ къ нему всеобщее презрне, сдлаютъ его позоромъ религи, съ которой онъ такъ искренно отожествлялъ себя. Въ перепуганномъ воображени его денно и нощно проносились картины его прошлой жизни. Онъ снова видлъ себя молодымъ, красивымъ и способнымъ клеркомъ при одной банкирской контор, влятельнымъ, несмотря на свою молодость, членомъ кальвинистской диссентерской церкви въ Гайбюри, братомъ Бюльстродомъ,— какъ его называли на религозныхъ митингахъ,— проповдующимъ въ публичныхъ собраняхъ и частныхъ домахъ, мечтающимъ о духовномъ звани и миссонерской дятельности. Это было самое счастливое время его жизни, ему-бы хотлось начать жить снова съ этого времени. Кружокъ, среди котораго пользовался влянемъ братъ Бюльстродъ, былъ не великъ, но за то состоялъ изъ людей близкихъ къ нему, вляне его обнимало тсную сферу, но оно было весьма сильное. Онъ врилъ, что въ немъ дйствуетъ благодать, и что Богъ предназначаетъ его орудемъ своего промысла.

Затмъ наступила переходная пора, бдный сирота, обучавшйся въ благотворительной школ, былъ приглашенъ въ гости къ м-ру Дюнкирку, богатйшему члену конгрегаци. Съ какою гордостью отправился онъ въ его роскошную виллу. Вскор онъ сдлался тамъ домашнимъ человкомъ, понравившись м-съ Дюнкиркъ своею набожностью, а м-ру Дюнкиркъ, разбогатвшему отъ выгоднаго коммерческаго предпрятя, своими дловыми способностями. Передъ честолюбемъ его открылась новая дорога, онъ сталъ находить, что для боле успшнаго выполненя призваня, возложеннаго на него промысломъ, ему слдуетъ создать себ матеряльное благосостояне.

Обстоятельства благопрятствовали этому новому направленю его мыслей: младшй компаньонъ фирмы Дюнкиркъ умеръ и глаза фирмы выбралъ на его мсто Бюльстрода. У м-ра Дюнкирка былъ ломбардъ, приносившй громадные барыши, присмотрвшись къ длу, Бюльстродъ замтилъ, что крупная цифра барышей образовывалась, благодаря той легкости, съ которою принимались всякя вещи безъ разбора, каковъ бы ни былъ ихъ источникъ. Но дло велось на такую широкую ногу, было окружено такимъ блескомъ, что никому-бы и въ голову не пришло заподозрить тутъ какую-нибудь фальшь. Бюльстродъ вспомнилъ свои колебаня, свои сомння, разршившяся софизмами. Онъ пристраивался къ предпрятю уже старому, пустившему корни, не онъ начиналъ его. ‘Ты знаешь, Господи, обращался мысленно къ Богу молодой Бюльстродъ по поводу своихъ сомннй,— ты знаешь, что душа моя не лежитъ въ этимъ суетнымъ благамъ, что я смотрю на нихъ только, какъ на средство прославить имя твое’. Подъ влянемъ этихъ воспоминанй прошлаго, Бюльстродъ чувствовалъ надъ собой и теперь силу этихъ мотивовъ, онъ такъ сросся съ ними, что и теперь врилъ, что длалъ все ради славы божей, а не ради себя лично. А все-таки, если-бы онъ могъ вернуться опять къ этому времени своей жизни, онъ-бы выбралъ себ теперь миссонерскую дятельность.

Въ роскошной вилл м-ра Дюнкирка жилось далеко не весело. Единственная дочь его убжала отъ родителей и поступила на сцену, вскор умеръ и единственный сынъ, а за нимъ и самъ м-ръ Дюнкиркъ. Жена его, простодушная, набожная женщина, и не подозрвавшая объ источник окружавшей ее роскоши, врила въ Бюльстрода и благоговла передъ нимъ. Понятно, что между ними скоро рчь зашла о брак. Но м-съ Дюнкиркъ сильно тосковала по дочери, извстно было, что она вышла замужъ, но посл того она какъ въ воду канула. Мать ея, потерявъ сына, особенно страстно желала отыскать дочь, въ надежд, что она ей дала уже внука. Она отказалась выйти замужъ, пока не розыщетъ дочь. Бюльстродъ вызвался помогать ей въ розыскахъ, но вс розыски оказались тщетными и м-съ Дюнкиркъ согласилась, наконецъ, выйти за него замужъ съ предоставленемъ всего ея имущества въ его полное распоряжене.

А между тмъ дочь ея была отыскана, но объ этомъ зналъ, кром Бюльстрода, только одинъ человкъ въ мр и этому человку было заплочено за то, чтобы онъ молчалъ и убирался куда нибудь подальше.

Когда теперь въ памяти Бюльстрода возсталъ этотъ фактъ во всей нагот, рядомъ съ нимъ возстали и мотивы, которыми онъ оправдалъ его тогда, да готовъ былъ оправдать и теперь. Провидне видимо вело его своими неисповдимыми путями къ обладаню громаднымъ богатствомъ, чтобы это богатство шло на прославлене имени Господня. Удовлетворилъ-ли-бы онъ цлямъ провидня, удливъ большую часть этого богатства молодой женщин и мужу ея, которые-бы легкомысленнымъ образомъ растратили его. Бюльстродъ принялся за розыски дочери м-съ Дюнкиркъ безъ предвзятаго намреня не розыскать ее. Но когда розыски увнчались успхомъ, онъ скрылъ отъ матери существоване дочери, и постарался поселить въ ея ум убждене, что, по всей вроятности, ея дочь умерла.

Находили на Бюльстрода минуты, когда онъ сознавалъ, что сдлалъ безчестный поступокъ, но возврата уже не было. Онъ успокоивалъ себя молитвой, самоуниженемъ и продолжалъ выполнять будто-бы возложенное на него призване. Черезъ пять лтъ жена его умерла, онъ мало-по-малу извлекъ свой капиталъ изъ предпрятя, положившаго ему основане, и сдлался провинцяльнымъ банкиромъ, лицомъ влятельнымъ и почетнымъ, филантропомъ, всхъ поражавшимъ своимъ благочестемъ. И вдругъ теперь черезъ тридцать лтъ, прошлое возстаетъ передъ нимъ страшнымъ судьею.

Но въ разговор съ Рафлемъ онъ узналъ нчто, подававшее ему надежду на спасене не только въ загробной, но и въ этой жизни. Спасене души было въ немъ внутреннею потребностью. Бюльстродъ не принадлежалъ къ числу тхъ грубыхъ лицемровъ, которые исповдываютъ извстныя врованя для обмороченя окружающихъ. Онъ былъ просто человкомъ, въ которомъ личныя эгоистическя побужденя оказались сильне теоретическихъ врованй и который съумлъ убдить себя въ томъ, что удовлетворене этихъ побужденй совмстимо съ этими врованями. Если онъ обманывалъ кого нибудь, то обманывалъ прежде всхъ самого себя и обманывалъ совершенно искренно.

Онъ былъ убжденъ, что служене длу религи составляетъ побудительный мотивъ всхъ его поступковъ. На этотъ мотивъ опирался онъ въ своихъ молитвахъ. Кто могъ лучше его употребить свое состояне и значене въ обществ на прославлене имени Господня. Въ ум м-ра Бюльстрода прославлене имени Господня шло совершенно въ разрзъ съ его собственною нравственною личностью, оно требовало гоненя враговъ религи, пресченя ихъ возможности наживать себ состояня, пробртать влятельныя положеня.

Но каковы-бы ни были теоретическя убжденя человка, у него непремнно есть свой нравственный идеалъ, къ которому онъ стремится боле или мене успшно. Нравственнымъ идеаломъ Бюльстрода было служене Богу: ‘Я гршникъ, я червь, я недостойный сосудъ, но Ты, Господи, можешь освятить его, предназначивъ на служене Теб’,— вотъ формы, въ которыхъ выливались его честолюбивыя стремленя въ вляню и первенству. И вдругъ въ настоящую минуту этому освященному сосуду грозила опасность быть разбитымъ въ дребезги.

Что, если поступки, съ которыми онъ съумлъ примирить свою совсть, убдивъ себя, что они способствовали прославленю религи, послужатъ, напротивъ, къ униженю ея? Вдь въ такомъ случа онъ долженъ быть извергнутъ изъ храма, какъ принесшй нечистую жертву.

До сихъ поръ онъ изливалъ свое покаяне въ однхъ молитвахъ. Но посл того, что онъ узналъ отъ Рафля, это покаяне явилось передъ нимъ въ форм боле осязательной. Отъ него требовалось матеральное вознаграждене за причиненное имъ зло и онъ ршился, посл мучительной борьбы съ самимъ собою, дать это вознаграждене, въ надежд, что Богъ спасетъ его отъ послдствй его дурныхъ поступковъ, если онъ сдлаетъ доброе дло.

Онъ видлъ, какъ Рафль слъ въ дилижансъ, и это было ему минутнымъ облегченемъ. Вернувшись домой, онъ написалъ письмо къ Вилю Владиславу, прося его къ себ въ 9 часовъ вечера.

Приглашене это не удивило Виля, онъ думалъ, что банкиръ желаетъ поговорить съ нимъ на счетъ ‘Понера’. Но когда его провели въ кабинетъ Бюльстрода, его такъ поразило страдальческое выражене лица банкира, что Виль едва не спросилъ: ‘вы больны?’ но удержался и только освдомился о здоровья м-съ Бюльстродъ и о томъ, понравилась-ли ей картина.

— Благодарю васъ, очень понравилась, жены нтъ дома. Я пригласилъ васъ къ себ, м-ръ Владиславъ, такъ какъ имю сдлать вамъ одно конфиденцальное сообщене. Вамъ, вроятно, никогда и въ умъ не приходило, что прошлое связываетъ меня съ вами весьма тсными узами?

Виль вздрогнулъ. Всякое напоминане о прошломъ вызывало въ немъ раздражене. Онъ измнился въ лиц и отвчалъ:

— Никогда.

— Вы видите передъ собою, м-ръ Владиславъ, человка, убитаго нравственно. Ничто, кром голоса совсти и сознаня, что я долженъ дать отчетъ въ своихъ дйствяхъ Судь, читающему въ сердцахъ людей, не могло бы заставить меня сдлать вамъ то открыте, ради котораго я васъ пригласилъ въ себ. По человческимъ законамъ вы не имете на меня никакихъ правъ.

Виль находился въ самомъ тяжеломъ недоумни. М-ръ Бюльстродъ остановился на минуту, опершись головой на руку и опустивъ глаза. Но вотъ онъ снова поднялъ ихъ и устремилъ пытливый взглядъ на Виля.

— Я слышалъ, заговорилъ онъ,— что вашу матушку звали Сара Дюнкиркъ, что она убжала отъ родныхъ и поступила на сцену и что вашъ батюшка страдалъ изнурительною болзнью. Могу я васъ спросить, правда это?

— Правда.

— Знаете вы что нибудь о родныхъ вашей матери?

— Нтъ, она никогда о нихъ не говорила. Мать моя была благородная, честная женщина, закончилъ Виль запальчиво.

— Я и въ мысляхъ не имю сказать что-нибудь противъ нея. Говорила она вамъ когда-нибудь о своей матери?

— Она говорила, что мать, по всей вроятности, не знала, что побудило ее убжать. Она отзывалась о ней съ состраданемъ, называла ее ‘бдная матушка’.

— Эта мать сдлалась моей женой.

И, помолчавъ съ минуту, м-ръ Бюльстродъ прибавилъ:

— Вы имете права на меня, м-ръ Владиславъ, права, не освященныя закономъ, какъ я уже сказалъ, но признаваемыя моею совстью. Этотъ бракъ обогатилъ меня, что не могло-бы случиться, по крайней мр, въ такой мр, если-бы ваша бабушка отыскала свою дочь. Этой дочери теперь уже нтъ въ живыхъ, по всей вроятности?

— Нтъ, отвчалъ Виль. Ему сдлалось такъ противно въ эту минуту, что онъ всталъ и, самъ не понимая хорошенько, что длаетъ, взялся за шляпу.

— Пожалуйста, сядьте, м-ръ Владиславъ, заговорилъ Бюльстродъ встревоженнымъ тономъ.— Васъ поразила неожиданность сообщеннаго мною вамъ извстя. Но, прошу васъ, имйте терпне съ человкомъ, убитымъ нравственными пытками.

Виль слъ, онъ чувствовалъ сострадане, смшанное съ презрнемъ къ этому добровольному самоуничиженю человка уже стараго.

— Я-бы желалъ, м-ръ Владиславъ, вознаградить васъ за лишеня, которыя понесла ваша матушка. Вы человкъ безъ средствъ, позвольте мн удлить вамъ часть состояня, которое, по всей вроятности, было-бы вашимъ, если-бы ваша бабушка знала наврное, что мать ваша жива, и могла отыскать ее.

М-ръ Бюльстродъ остановился. Онъ чувствовалъ, что совершаетъ покаянный подвигъ передъ лицомъ Бога, а собесдника поражаетъ своимъ благородствомъ. Онъ и не подозрвалъ, что происходило въ эту минуту въ душ Виля. Нсколько минутъ продолжалось молчане. Вдругъ Виль, глядя въ упоръ на м-ра Бюльстрода, произнесъ:

— Я догадываюсь, что вы знали о существовани моей матери и знали объ ея мстопребывани.

Бюльстродъ вздрогнулъ. Онъ не ожидалъ такого отвта на свое предложене, не ожидалъ, что будетъ вынужденъ открыть боле, чмъ ему казалось нужнымъ. Но въ эту минуту онъ не ршался сказать ложь, чувствуя, какъ ускользаетъ подъ его ногами почва, по которой онъ такъ увренно ступалъ за нсколько минутъ до этого.

— Ваша догадка справедлива, я этого не отрицаю, отвчалъ онъ слегка дрожавшимъ голосомъ,— и желаю вознаградить васъ, какъ единственное оставшееся въ живыхъ лицо, потерпвшее черезъ меня. Надюсь, вы оцните мои побужденя, м-ръ Владиславъ, вытекающя изъ высшихъ духовныхъ потребностей и не вызванныя давленемъ закона,— давленемъ, котораго, повторяю опять, и быть не могло. Я сокращу свои собственные расходы и отниму у своего семейства часть состояня, на которую оно разсчитываетъ, чтобы выдавать вамъ по 500 ф. ежегодно, пока я живъ, когда-же я умру, я оставлю вамъ соотвтствующй капиталъ, а готовъ сдлать и еще боле, если вамъ деньги понадобится на какое-нибудь похвальное предпряте.

М-ръ Бюльстродъ вошелъ въ такя подробности, въ надежд вызвать въ Владислав признательность, которая заглушитъ вс другя чувства.

Но Виль не былъ, повидимому, ни мало тронутъ и заговорилъ сухо:

— Прежде, чмъ отвчать на ваше предложене, м-ръ Бюльстродъ, позвольте мн вадать вамъ нсколько вопросовъ. Вы имли какое-нибудь отношене къ предпрятю, создавшему то состояне, о которомъ вы говорите?

Первою мыслью м-ра Бюльстрода было: Рафль все ему сказалъ, и онъ отвчалъ: ‘Да, имлъ’.

— Было-ли это предпряте предпрятемъ нечестивымъ, т. е. такимъ, что если-бы вся истина обнаружилась, то лица, завдывавшя имъ, попали-бы на скамью подсудимыхъ, какъ воры и мошенники.

Бюльстродъ покраснлъ отъ негодованя. Онъ приготовлялся въ сцен самоуничиженя, но гордость его и привычка властвовать возмутились тономъ и словами Виля, и заглушили и потребность покаяться, и даже страхъ за будущее.

— Предпряте это было устроено раньше, чмъ я принялъ въ немъ участе, сэръ, и вы не въ прав подвергать меня такому инквизиторскому допросу, отвчалъ онъ съ негодованемъ.

— Нтъ, въ прав, вскричалъ Виль, вставая и берясь за шляпу.— Я въ прав задавать вопросы, отъ ршеня которыхъ зависитъ, захочу-ли я вступить съ вами въ сдлку и принять отъ васъ деньги. Мн дорога моя незапятнанная честь, и я дорого-бы далъ, чтобы не было пятна и на моей фамили. Но этого пятна я уже не могу смыть. Моя мать чувствовала весь позоръ это и старалась держаться какъ можно дале отъ этой грязи. Оставьте при себ ваши нечистыя деньги. Если-бы у меня у самого было состояне, я охотно отдалъ-бы его тому, кто доказалъ-бы мн, что вы сказали ложь. Мн остается только поблагодарить васъ за то, что вы удержали у себя эти деньги до настоящей минуты, когда я могу отказаться отъ нихъ. Доброй ночи, сэръ.

И, не давъ Бюльстроду произнести ни слова, Виль стремительно выбжалъ изъ комнаты и черезъ секунду входная дверь хлопнула за нимъ. Его такъ возмущало это наслдственное пятно на его имени, что онъ и не подумалъ о томъ, не слишкомъ-ли жестоко, не слишкомъ-ли безсердечно поступилъ онъ съ этимъ шестидесятилтнимъ старикомъ, пытавшимся, хотя уже поздно, вознаградить причиненное имъ зло.

Никто со стороны не понялъ-бы настоящей причины запальчивости Виля и горечи его словъ. Никто не зналъ, кром него самого, какъ тсно связывалось въ немъ чувство собственнаго достоинства съ мыслью о Дороте и о приписк къ завщаню Казобона. Однимъ изъ мотивовъ, побудившихъ его такъ рзко отклонить предложене Бюльстрода, было смутное чувство, что онъ никогда не въ силахъ былъ-бы сказать Дороте, что онъ принялъ это предложене.

Когда Виль ушелъ, у Бюльстрода наступила сильная реакця и онъ заплакалъ, какъ ребенокъ. Въ первый разъ онъ услышалъ открытое выражене презрня въ себ со стороны человка, стоявшаго такъ много выше Рафля. Его нсколько утшала только мысль, что Виль Владиславъ, конечно, никому не станетъ разсказывать о томъ, что произошло между ними.

ГЛАВА LXII.

Вилю Владиславу хотлось теперь только одного: повидаться съ Доротеей и затмъ немедленно ухать изъ Миддльмарча. На другой день посл свиданя съ Бюльстродомъ онъ написалъ ей записку, въ которой, объясняя, что отъздъ его былъ задержанъ непредвиднными обстоятельствами, просилъ назначить день, когда она можетъ его принять у себя въ Ловик, только поскоре, такъ какъ ему хотлось-бы ухать, а ухать онъ не хочетъ не повидавшись съ нею.

Владиславъ чувствовалъ всю неловкость своей просьбы. Первое прощанье его состоялось въ присутстви сэра Джемса Читама, вс въ дом знали, что онъ прзжалъ проститься, а возвращаться вторично, когда никто этого не ожидаетъ всегда бываетъ нсколько жутко для самолюбя. Если первое прощанье можетъ произвести нкоторое впечатлне, то вторичное уже сильно смахиваетъ на комедю. Но Виль все-таки ршилъ добиваться свиданя съ Доротеей и добиваться прямо, не прибгая къ такимъ уловкамъ, которыя могли-бы придать этому свиданю видъ случайной встрчи. Когда онъ видлся съ Доротеей въ послднй разъ, онъ не зналъ еще тхъ фактовъ, которые придавали совершенно новый характеръ ихъ отношенямъ, и ставили между ними преграду боле неодолимую, чмъ онъ думалъ. Не зная, что у Доротеи было свое собственное состояне, онъ полагалъ, что въ силу приписки м-ра Казобона къ завщаню, она останется безъ гроша, если захочетъ выйти замужъ за него. Принять отъ нея такую жертву онъ ни за что-бы не согласился. Въ добавокъ онъ узналъ о пятн, лежавшемъ на его семь,— пятн, которое могло послужить новымъ поводомъ роднымъ Доротеи смотрть на него, какъ на недостойнаго ея руки. При такихъ обстоятельствахъ надежда, что черезъ нсколько лтъ онъ вернется, составивъ себ имя, которое дозволитъ ему, не унижая своей гордости просить руки богатой вдовы, представлялась ему нелпой бредней. Вотъ почему онъ считалъ себя вправ повидаться съ Доротеей еще разъ.

Записка его не застала Доротею дома. Она только что получила отъ дяди письмо съ извщенемъ, что онъ вернется домой черезъ недлю, и отправилась въ Фрешитъ сообщить объ этомъ роднымъ, съ тмъ, чтобы на возвратномъ пути захать въ Гранджъ и сдлать тамъ распоряженя по порученю дяди, находившаго, ‘что такого рода занятя очень полезны для молодыхъ вдовъ.’

Если-бы Виль Владиславъ подслушалъ то, что о немъ говорили въ это утро въ Фрешит, онъ-бы увидлъ, что предчувствя его сбылись, что затягиване имъ своего отъзда подаетъ поводъ къ самымъ злымъ толкамъ. Сэръ Джемсъ внимательно слдилъ за всми его поступками, при посредств м-ра Стэндиша, и услыхалъ отъ м-ра Стэндиша такое извсте, которое, подтверждая вполн его невысокое мнне о Вил, давало средство сдлать его совершенно безвреднымъ для Доротеи, нужно было только сообщить ей объ этомъ. Но какъ это сдлать? Сэръ Джемсъ совершенно терялся. Поручить Цели передать это извсте онъ не могъ, потому-что не хотлъ вмшивать Целю въ такое дло. Заговорить-же съ ней объ этомъ самому, при его робости и неумньи выражаться, казалось совершенно невозможномъ, и эта невозможность представилась ему въ самой осязательной форм, когда Доротея неожиданно прхала къ нимъ. Но критическое положене пробудило въ немъ изобртательность, онъ отправилъ грума на неосдланной лошади за м-съ Кадваладеръ, которая знала о ходившей насчетъ Виля сплетни и, конечно, не затруднится повторить ее хоть въ сотый разъ.

М-ръ Читамъ задержалъ Доротею, подъ тмъ предлогомъ, что Калебъ, съ которымъ ей нужно было повидаться, сейчасъ прдетъ, и она еще гуляла съ м-ромъ Гартомъ по саду, когда явилась м-съ Кадваладеръ.

Сэръ Джемсъ, подстерегавшй ее, тотчасъ выбжалъ въ ней на встрчу и передалъ, чего онъ отъ нея желаетъ.

— Понимаю, понимаю, сказала м-съ Кадваладеръ,— вы останетесь совершенно въ сторон, а я такой арапъ, что во мн никакая грязь не пристанетъ.

— Видите-ли, я не придаю этому особеннаго значеня, поспшилъ объяснить сэръ Джемсъ, не желая, чтобы м-съ Кадваладеръ поняла боле, чмъ слдовало.— Мн-бы просто хотлось дать понять Дороте, что по нкоторымъ причинамъ ей не слдуетъ принимать его, но самъ я ршительно не въ состояни сказать ей этого. Вамъ это будетъ гораздо удобне.

И оно дйствительно вышло совершенно удобно. Когда Доротея, простившись съ м-ромъ Гартомъ, подошла къ нимъ, то оказалось, что м-съ Кадваладеръ зашла въ паркъ совершенно случайно, поболтать съ Целей объ ея ребенк. Такъ м-ръ Брукъ детъ назадъ? Превосходно,— онъ возвратится, конечно, совершенно излеченный отъ своей парламентской горячки и понерства. Кстати о ‘Понер’, въ город ходили слухи, будто онъ скоро совсмъ слиняетъ оттого, что протеже м-ра Брука, блестящй молодой Владиславъ, ухалъ или собирается ухать. Слыхалъ объ этомъ сэръ Джемсъ?

Они шли въ это время вс втроемъ по алле и сэръ Джемсъ, сбивая хлыстомъ листья съ кустовъ, пробормоталъ, что онъ слышалъ что-то въ этомъ род.

— Все это оказались чистйшя враки! продолжала м-съ Кадваладеръ.— Онъ не ухалъ, да, какъ кажется, и не собирается хать, ‘Понеръ’ сохраняетъ свой цвтъ, а м-ръ Орландо Владиславъ проводитъ самымъ скандальнымъ образомъ все свое время съ женой м-ра Лейдгата, которая, говорятъ, очень хороша собою. Кто-бы ни пришолъ въ Лейдгатамъ, м-ръ Владиславъ постоянно тутъ какъ тутъ, либо валяется на диван, либо акомпанируетъ хозяйк на фортепьяно.

— Вы начали съ того, что переданные вами раньше слухи оказались пустяками, м-съ Кадваладеръ, я уврена, что и этотъ слухъ точно также не вренъ, вскричала Доротея съ негодованемъ.— Я не потерплю, чтобы при мн отзывались дурно о м-р Владислав, онъ и безъ того слишкомъ пострадалъ отъ людской несправедливости.

Щеки ея горли, губы дрожали. Сэръ Джемсъ, взглянувъ на нее, раскаялся въ томъ, что устроилъ эту сцену, но м-съ Кадваладеръ сохранила полную невозмутимость.

— Дай-то Богъ, моя милая, сказала она,— дай-то Богъ, чтобы всяке дурные слухи, о комъ-бы то ни было, оказывались неврными. Но жалко, что Лейдгатъ женился на уроженк Миддльмарча. Съ его связями онъ могъ-бы взять себ жену изъ хорошей фамили и не слишкомъ молодую, которая умла-бы примириться съ его профессею. Да вотъ, напримръ, чего онъ не женился на Клэр Гарфэджеръ, родные ея не знаютъ, что съ ней длать, и у нея есть и приданое. Тогда-бы, по крайней мр, мы приняли ее въ свой кругъ. Ну, да у всякаго свой разсудокъ. Гд-же Целя? Пойдемте, пожалуйста, къ ней.

— Мн нужно сейчасъ-же хать въ Типтонъ, отвчала Доротея сухо.— Прощайте.

Сэръ Джемсъ молча проводилъ ее до кареты. Онъ страшно злился на самого себя.

Едва Доротея сла въ карету, какъ слезы градомъ покатились изъ ея глазъ, но она ихъ не замчала. ‘Это не правда, это не правда’, повторяла она самой себ, но противъ воли въ памяти ея возникала первая встрча ея съ Вилемъ въ Миддльмарч, когда она застала его съ м-съ Лейдгатъ и слышала, какъ онъ плъ подъ ея акомнаниментъ.

‘Онъ говорилъ, что никогда не сдлаетъ ничего такого, что я могу найти дурнымъ. Какъ-бы мн хотлось сказать ему, что я нахожу это дурнымъ’, думала она. Досада на Виля боролась въ ней съ страстнымъ желанемъ оправдать его. ‘Они вс стараются очернить его въ моихъ главахъ, но мн это все равно, я знаю, что онъ хорошй, благородный человкъ’. Въ ту минуту, когда она это думала, карета ея възжала подъ ворота Гранджа и она поспшно вытерла глаза. Кучеръ попросилъ позволеня распречь лошадей на полчаса, такъ какъ одна лошадь потеряла подкову, Доротея позволила и, снявъ перчатки и шляпу, обратилась къ ключниц, вышедшей ее встртить въ переднюю.

— Я побуду у васъ немножко, м-съ Белль, и займусь въ библотек, велите такъ отворить ставни, пожалуйста.

— Ставни отворены, сударыня, отвчала ключница, идя слдомъ за Доротеей.— М-ръ Владиславъ здсь, онъ пришелъ за чмъ-то.

Виль пришелъ за портфелемъ съ своими рисунками, котораго хватился при уборк вещей и не хотлъ оставлять въ Миддльмарч. У Доротеи замерло сердце отъ радости, что она еще разъ увидитъ Виля. Но, дойдя до двери библотеки, она остановилась и сказала м-съ Белль:

— Войдите сперва, скажите ему, что я прхала.

Виль нашелъ свой портфель и приводилъ въ порядокъ свои рисунки, думая о томъ, что въ Миддльмарч его ждетъ, можетъ быть, письмо отъ нея, когда услышалъ подъ самымъ своимъ ухомъ голосъ м-съ Белль:

— М-съ Казобонъ прхала, сэръ.

Онъ быстро обернулся и увидалъ Доротею, вошедшую вслдъ за ключницей. М-съ Белль немедленно удалилась.

Доротея машинально подошла къ креслу дяди у письменнаго стола, Виль послдовалъ за нею и остановился въ нсколькихъ шагахъ отъ нея.

— Пожалуйста, садитесь, сказала Доротея, складывая руки на колняхъ,— я очень рада, что застала васъ здсь.

Снявъ свою траурную шляпу, она осталась съ ненакрытыми волосами, и Вилю показалось, что она теперь точно такая, какою онъ ее видлъ при первой встрч въ Рим, на лиц ея видны были еще слды слезъ, но она уже перестала сердиться на него.

— Я послалъ вамъ сегодня записку въ Ловикъ, съ просьбою назначить день, когда вы можете принять меня, заговорилъ Виль, садясь напротивъ нея.— Я узжаю надняхъ и мн хотлось до отъзда повидаться съ вами еще разъ.

— Вы, кажется, прзжали ко мн нсколько недль тому назадъ проститься, вы тогда еще собирались ухать, произнесла Доротея слегка дрожащимъ голосомъ.

— Да, но тогда я не зналъ того, что узналъ теперь, и что измняетъ нсколько мои планы на будущее. Когда я видлся съ вами въ послднй разъ, я мечталъ, что когда-нибудь вернусь сюда, теперь-же я думаю, что мн никогда не придется снова увидть здшня мста.

— Вы желали объяснить мн, почему ваши намреня измнились? спросила Доротея робко.

— Да, вскричалъ Виль, закидывая назадъ голову.— Я желалъ этого. Мн нанесено грубое оскорблене въ вашихъ глазахъ и въ глазахъ всего общества. Моя честь заподозрна самымъ пошлымъ образомъ. Я желалъ объяснить вамъ, что ни при какихъ обстоятельствахъ я не унизился-бы до того, чтобы дать людямъ поводъ говорить, что я искалъ денегъ подъ предлогомъ… чего нибудь другого. Противъ меня вовсе не нужно было принимать никакихъ другихъ мръ предосторожности… богатство вполн ограждало отъ меня…

Онъ всталъ и машинально подошелъ къ этому самому окну, у котораго годъ тому назадъ разговаривалъ съ Доротеею. Она въ эту минуту сочувствовала всмъ сердцемъ его негодованю, ей хотлось уврить его, что она никогда не подозрвала его ни въ чемъ дурномъ, а онъ отвертывался отъ нея, какъ будто и она была въ числ его враговъ.

— Съ вашей стороны, сказала она,— было-бы жестоко думать, что я когда-нибудь заподозрвала васъ въ какой-нибудь низости.

И, подойдя къ нему, она продолжала:

— Неужели вы думаете, что я могла когда-нибудь усомниться въ васъ?

Виль вздрогнулъ при ея приближени и отошелъ отъ окна, избгая ея взглядовъ. Это движене сильно оскорбило Доротею. Она хотла сказать ему, что вполн раздляетъ его негодоване, но странность ихъ отношенй заставляла опасаться, что она можетъ сказать что-нибудь лишнее. Ей и въ голову не приходило, что Виль могъ мечтать жениться на ней, и потому-то боялась сказать что-нибудь такое, что могло навести его на мысль, что она это предполагаетъ.

— Противъ васъ, сказала она,— конечно, не нужно было никакихъ мръ предосторожности.

Виль ничего не отвчалъ. Слова эти ему показались черезчуръ равнодушными. Онъ подошелъ къ столу и сталъ завязывать свой портфель, Доротея издали слдила за нимъ. Они молчали. Въ душ его въ эту минуту было только одно чувство,— чувство страстной любви въ ней, но этого чувства онъ ни за что не позволилъ-бы себ обнаружить и потому не говорилъ ничего. Она тоже молчала потому, что не могла предложить ему помощи, потому, что вынуждена была пользоваться деньгами, которыя должны были принадлежать ему, потому, наконецъ, что въ этотъ разъ онъ какъ-то сторонился отъ нея.

Но вотъ Виль завязалъ свой портфель и снова подошелъ къ окну.

— Я ухожу, сказалъ онъ, глядя на нее сухими, воспаленными глазами.

— Чмъ-же вы будете заниматься, ухавъ отсюда? спросила Доротея робко.— Ваши намреня на этотъ счетъ не измнились?

— Нтъ, что первое попадется подъ руку, тмъ, и стану заниматься. Я думаю, что можно привыкнуть работать и безъ надежды на счастье.

— Къ чему такое отчаяне!

Слезы начинали душить Доротею, она сдлала надъ собою усиле и докончила, улыбаясь:

— Впрочемъ, мы съ вами давно уже замтили за собой одинъ общй гршокъ: мы любимъ выражаться черезчуръ сильно.

— Я вовсе не выражался сильно. Бываютъ минуты, которыя человкъ переживаетъ только разъ въ жизни, посл которыхъ ему приходится проститься навсегда съ надеждой на его счастье. Мн пришлось пережить такя минуты очень рано — вотъ и все. Я разлученъ на всю жизнь съ тмъ, что для меня дороже всего на свт,— разлученъ не потому, чтобы это счасте было недостижимо для меня, а потому, что честь, гордость, чувство собственнаго достоинства запрещаютъ мн стремиться къ нему. Я буду жить теперь какъ человкъ, видвшй въ экстаз небо.

Виль остановился, ему казалось, что Доротея не могла не понять его. Но въ Дороте, настроенной тмъ, что она слышала въ Фрешит, слова его пробудили совершенно другя мысли. Она подумала, что Виль намекаетъ на свои отношеня къ м-съ Лейдгатъ, и сердце ея болзненно сжалось, хотя она сама не умла себ объяснить почему. Въ его словахъ она увидла желане убдить ее, что и въ этомъ отношени поведене его стоитъ выше всякихъ подозрнй…

Молчане ея не удивило Виля, онъ самъ былъ слишкомъ взволнованъ въ эту минуту, чтобы замчать время. Ему казалось, что должно случиться что-то такое, что помшаетъ ихъ разлук, онъ ждалъ какого-то чуда.

Долго простояли они такимъ образомъ. Наконецъ, Доротея подняла глаза, хотла уже что-то сказать, какъ вдругъ дверь отворилась и лакей ея вошелъ съ докладомъ:

— Лошади готовы, сударыня, прикажете подавать?

— Да, отвчала Доротея и, обернувшись въ Вилю, прибавила:— Мн нужно оставить письменныя распоряженя ключниц.

— Я ухожу, сказалъ Виль, когда дверь за лакеемъ затворилась.— Посл завтра я уду изъ Миддльмарча.

— Вы поступили честно во всхъ отношеняхъ, произнесла Доротея тихимъ голосомъ.

Она протянула ему руку, Виль молча пожалъ ее, ея слова показались ему слишкомъ холодными и черствыми. Глаза ихъ встртились, въ его глазахъ она прочла недовольство, онъ въ ея — только грусть. Онъ отвернулся и взялъ портфель подъ мышку.

— Я никогда не думала о васъ дурно. Пожалуйста, не забывайте меня, заговорила Доротея, слезы душили ее.

— Къ чему вы это говорите? отвчалъ Виль съ раздраженемъ.— Какъ будто я не рискую забыть все, кром васъ?

Слова ея дйствительно взбсили его и онъ поспшно вышелъ. Повязка спала съ глазъ Доротеи и она все поняла. Бросившись въ кресло, она просидла нсколько минутъ неподвижно подъ наплывомъ новыхъ ощущенй. Радость охватила все существо ея при мысли, что Виль любилъ, въ самомъ дл, ее, а не другую, что любовь къ ней, а не любовь боле преступная гнала его изъ Миддльмарча. Они все равно должны были разстаться, но она могла думать о немъ безъ всякихъ упрековъ совсти.

Разлука показалась ей легка въ эту минуту: сознане, что она любитъ и любила, вытсняло всякя грустныя лысли. Она бодро принялась за выписки изъ письма дяди, весело распрощалась съ ключницей и сла въ карету счастливая, улыбающаяся.

Кучеръ м-ра Казобона привыкъ еще при жизни покойнаго здить скоро, такъ что карета быстро катилась по слегка смоченной дождемъ дорог. Сквозь срыя тучи проглядывало голубое небо. Дороте казалось, что никогда еще природа не была такъ прекрасна, какъ въ эту минуту. Ей хотлось нагнать Виля и взглянуть на него еще разъ. Дйствительно, на одномъ поворот дороги карета обогнала его, онъ приподнялъ шляпу, но она не успла сдлать ни малйшаго движеня, какъ уже была далеко отъ него.

‘Отчего я не знала этого прежде… отчего онъ не зналъ… тогда-бы намъ было наслажденемъ думать другъ о друг, несмотря на разлуку. Ахъ, если-бы я могла дать ему денегъ, облегчить для него дорогу жизни’. Эти мысли неотвязно вертлись у нея въ голов. Но, несмотря на всю независимость ея характера, она не въ состояни была стать выше мння свта и, подобно всмъ окружающимъ ее, считала неприличными боле тсныя сношеня съ нимъ. Она вполн сочувствовала мотивамъ, заставившимъ Виля бжать отъ нея. Могъ-ли онъ надяться, что она перешагнетъ преграду, поставленную ея мужемъ между ними, когда она сама считала себя на это неспособною.

Мысли Виля были боле безотраднаго свойства. Въ его тогдашнемъ настроени духа всякая мелочь въ состояни была подлить въ немъ желчь. Видъ кареты, мчавшей Доротею, напомнилъ ему слишкомъ наглядно разницу ихъ положеня, и поведене его стало ему казаться вынужденнымъ необходимостью, а не внушеннымъ благородными побужденями. Онъ даже не зналъ наврно, любитъ-ли она его? Этотъ вечеръ Виль провелъ у Лейдгатовъ, на слдующй день онъ ухалъ.

КНИГА VII.
Два искушеня.

ГЛАВА LXIII.

— Часто вы видитесь съ вашимъ ученымъ фениксомъ Лейдгатомъ? спросилъ м-ръ Толлеръ на одномъ изъ званыхъ обдовъ на Рождеств у м-ра Фэрбротера, сидвшаго по правую его руку.

— Къ сожалню, очень рдко, отвчалъ викарй, привыкшй уже игнорировать насмшки м-ра Толлера надъ его врою въ новое медицинское свтило.— Я живу далеко, а онъ слишкомъ занятъ.

— Въ самомъ дл? Радуюсь за него, замтилъ м-ръ Минчинъ сладенькимъ, но изумляющимся тономъ.

— Онъ посвящаетъ почти все свое время новому госпиталю, продолжалъ м-ръ Фэрбротеръ, желавшй во что-бы то ни стало поддержать разговоръ на эту тему.— Мн говорила объ этомъ моя сосдка, м-съ Казобонъ, которая часто тамъ бываетъ. Она говоритъ, что Лейдгатъ по истин неутомимъ и устроилъ госпиталь удивительно. Онъ приготовляетъ теперь новую палату на случай холеры.

— И новыя теори леченя, чтобы испробовать ихъ на своихъ пацентахъ, добавилъ м-ръ Толлеръ.

— Пожалуйста, Толлеръ, будьте-же справедливы. Вы слишкомъ умны, чтобы не понять, что въ медицин, точно также, какъ и во всемъ другомъ, смлый, свжй умъ можетъ принести громадную пользу, что-же касается холеры, то, я думаю, ни одинъ изъ васъ не знаетъ врнаго средства отъ нея. Человкъ, который заходитъ слишкомъ далеко по новой дорог, обыкновенно, вредитъ себ боле, чмъ кому-нибудь другому.

— Конечно, вы и Вренчъ должны быть ему благодарны, замтилъ Минчинъ, обращаясь къ Толлеру,— онъ вамъ доставилъ сливки пикоковскихъ пацентовъ.

— Лейдгатъ живетъ слишкомъ широко для начинающаго практиканта-доктора, сказалъ м-ръ Гарри Толлеръ пивоваръ.— Вроятно, онъ получаетъ пособе отъ своихъ родственниковъ.

— Вроятно, поддакнулъ м-ръ Чилли,— иначе-бы онъ не женился на такой хорошенькой двушк, отъ которой мы вс были безъ ума. Какъ не злиться на человка, который отнялъ у насъ самую красивую двушку во всемъ город.

— И самую лучшую невсту, прибавилъ м-ръ Стэндишъ.

— Мой другъ, Винци, смотрлъ очень косо на этотъ бракъ, это мн очень хорошо извстно, продолжалъ Чилли.— Онъ едвали станетъ помогать ему, о родственникахъ-же съ его стороны я ничего не могу сказать.

И м-ръ Чилли замолчалъ съ видомъ человка, который-бы могъ еще многое что сказать, но воздерживается изъ скромности.

— Но думаю, чтобы Лейдгатъ когда-нибудь разсчитывалъ на практику, какъ на средство къ жизни, замтилъ м-ръ Толлеръ съ легкимъ оттнкомъ сарказма, и разговоръ на этомъ кончился.

Уже не въ первый разъ приходилось м-ру Фэрбротеру слышать, что Лейдгатъ живетъ не по средствамъ, но онъ полагалъ, что молодой докторъ имлъ помимо практики каке-нибудь посторонне источники доходовъ, которые дозволяли ему длать таке расходы, несмотря на неудачную практику. Разъ вечеромъ онъ отправился въ Мидльмарчъ, чтобы поболтать съ Лейдгатомъ по старому, и замтилъ въ немъ какое-то неестественное возбуждене, составлявшее рзкую противуположность съ его обыкновенной спокойной непринужденностью. Пока они сидли въ кабинет, Лейдгатъ говорилъ бенъ умолку, выставляя аргументы за и противъ извстныхъ бологическихъ теорй, но аргументы эти являлись, видимо, не результатомъ трудолюбивыхъ изслдованй, на необходимости которыхъ онъ обыкновенно настаивалъ, а выставлялись зря, для того только, чтобы избгнуть разговоровъ о личныхъ длахъ. Когда-же они перешли въ гостиную, Лейдгатъ тотчасъ-же попросилъ Розамунду сыграть что-нибудь, а самъ опустился въ кресло и не произнесъ боле ни слова, глаза его блестли, зрачки были расширены. ‘Вроятно, онъ принялъ опума, подумалъ м-ръ Фэрбротеръ,— можетъ быть, у него tic douloureux, а можетъ быть, просто утомился отъ занятй’.

Фэрбротеру и на умъ не приходило, что Лейдгатъ, можетъ быть, не совсмъ счастливъ въ супружеств, онъ, какъ и вс, считалъ Розамунду милымъ, кроткимъ созданемъ, хотя ему лично она никогда особенно не нравилась, она слишкомъ смахивала на первую ученицу школы, благовоспитанную и благонравную барышню. Мать его терпть не могла Розамунды за то, что она никогда не замчала присутствя Генрэтты Нобль въ комнат. ‘Но если Лейдгатъ въ нее влюбился, значитъ, она пришлась ему по вкусу’, разсуждалъ викарй.

М-ръ Фэрбротеръ зналъ, что Лейдгатъ очень гордъ, но ршительно не понималъ такого рода гордости, которая не дозволяетъ человку заикнуться о своихъ личныхъ длахъ, такъ какъ самъ онъ не былъ зараженъ ею.

Вскор посл разговора у м-ра Толлера викарй узналъ кое-какя вещи, возбудившя въ немъ сильное желане дать понять косвенно Лейдгату, что если дла его находятся въ затруднительномъ положени, то у него есть другъ, которому онъ можетъ высказаться съ полною откровенностью.

Случай вскор представился, въ новый годъ Винци устроили у себя обдъ, на который пригласили и Фэрбротера. Обдъ носилъ на себ характеръ чисто-семейный, Фэрбротеръ былъ приглашенъ съ матерью и сестрою, вс дти Винци были въ сбор и Фрэдъ убдилъ мать пригласить Мэри Гартъ, представляя ей, что въ противномъ случа Фэрбротеры обидятся, такъ какъ они очень дружны съ Мэри. Мэри приняла приглашене и Фрэдъ былъ вн себя отъ восторга, хотя его нсколько и смущала ревность къ Фэрбротеру, сидвшему рядомъ съ нею. Обдъ прошелъ очень весело. Мэри была необыкновенно оживлена. Она радовалась за Фрэда, что его родители начинаютъ относиться къ ней лучше, я не прочь была показать имъ, какъ высоко цнятъ ее люди, авторитетъ которыхъ имлъ кое-какой всъ въ ихъ глазахъ.

М-ръ Фэрбротеръ замтилъ, что Лейдгатъ какъ-будто не въ дух, а м-ръ Винци избгаетъ случая разговаривать съ нимъ. Розамунда была мила и весела, какъ всегда, и только очень тонкй наблюдатель могъ-бы подмтить въ ней отсутстве всякаго участя къ мужу. Она ни разу не обертывала головы на голосъ Лейдгата, когда онъ вмшивался въ какой-нибудь разговоръ. Его отозвали куда-то и онъ вернулся только черезъ два часа, а она, казалось, и не замтила его возвращеня. Но это только казалось, на самомъ дл она чутко слдила за каждымъ движенемъ мужа и своимъ напускнымъ равнодушемъ старалась только выразить въ предлахъ приличя неудовольстве на него. Лейдгата отозвали отъ дессерта, и когда дамы вышли въ гостиную, м-съ Фэрбротеръ сказала Розамунд:

— Я полагаю, что часто отрываютъ вашего мужа отъ обда, м-съ Лейдгатъ.

— Да, положене врача очень безпокойное, особенно, когда онъ такъ преданъ своей професси, какъ м-ръ Лейдгатъ, отвчала Розамунда, и отошла прочь.

— Она страшно скучаетъ своимъ одиночествомъ, подхватила м-съ Винци, сидвшая тутъ-же возл.— Мн это не разъ приходило въ голову, когда Розамунда была больна и я гостила у нея. Вы знаете, м-съ Фэрбротеръ, мы живемъ весело. Я сама веселаго характера, и м-ръ Винци также любитъ, чтобы вокругъ него было шумно. Мы пручили къ такой жизни и Розамунду. А теперь ей приходится жить съ мужемъ, который уходитъ изъ дому въ самое неподходящее время и никогда не можетъ сказать наврное, въ которомъ часу вернется, къ тому-же онъ человкъ скрытный, гордый, какъ мн кажется.— При этихъ словахъ м-съ Винци понизила голосъ.— Но у Розамунды ангельскй характеръ, какъ часто дома братья досаждали ей, но она никогда не сердилась на нихъ. Впрочемъ, у меня, слава Богу, вс дти очень мягкаго характера.

И нельзя было не поврить этому, глядя на улыбку, съ которою м-съ Винци смотрла на своихъ трехъ двочекъ. Ея улыбающйся взглядъ поневол долженъ былъ упасть и на Мэри Гартъ, которую двочки затащили въ уголокъ и заставляли разсказывать имъ сказки.

Въ эту самую минуту Луиза, любимица матери, подбжала къ ней крича:

— Мама, мама, маленькй человкъ такъ топнулъ ногой, что она у него завязла и онъ не могъ ее вытащить!

— Хорошо, хорошо, дружочекъ, завтра ты мн разскажешь объ этомъ, а теперь иди, слушай!

Глаза м-съ Винци послдовали за двочкой, возвращавшейся въ свой уголокъ, и она ршила, что никогда не будетъ мшать Фрэду приглашать Мэри, такъ какъ дти такъ полюбили ес.

Вскор уголокъ, куда забились дти съ Мэри, еще боле оживился приходомъ м-ра Фэрбротера, который подслъ къ нимъ и посадилъ Луизу къ себ на колни. Двочки пристали къ нему, чтобы онъ выслушалъ сказку, и Мэри должна была снова повторить ее. Она повторила почти тми-же словами, какъ разсказывала имъ. Фредъ, сидвшй также неподалеку, въ душ торжествовалъ за Мэри, но его бсило восхищене, съ которымъ глядлъ на нее Фэрбротеръ.

— Теперь ты не захочешь и слушать про моего одноглазаго великана, Лу, сказалъ Фрэдъ, когда Мэри досказала свою сказку.

— Нтъ, захочу, разскажи.

— Ну, едва-ли, куда ужь мн съ своей сказкой. Попроси лучше м-ра Фэрбротера.

— Да, посовтывала и Мэри,— попросите м-ра Фэрбротера разсказать вамъ о муравьяхъ, у которыхъ былъ великолпный домъ, и домъ этотъ разрушилъ великанъ Томъ, который думалъ, что муравьевъ это нисколько не огорчаетъ, потому что они не плачутъ и не вытираютъ себ глазъ платками.

— Ахъ, разскажите, стала просить викаря Луиза.

— Куда мн, я старый священникъ, у меня вмсто сказки выйдетъ проповдь. Хотите послушать проповди?

— Да, отвчала Луиза нершительно.

— О чемъ-же бы вамъ сказать, ну хоть о пирожкахъ. Какая дурная вещь пирожки, особенно сладке и съ изюмомъ.

Луиза нахмурилась, слзла съ колнъ викаря и побжала къ Фрэду.

— Вижу, что негодится проповдивать въ новый годъ, сказалъ м-ръ Фэрбротеръ, тоже вставая и уходя. Онъ замтилъ, что Фрэдъ ревнуетъ его и что онъ самъ не перестаетъ увлекаться Мэри.

— Премилая особа эта миссъ Гартъ, сказала м-съ Фэрбротеръ, слдившая за сыномъ.

— Да, отвчала м-съ Винци, къ которой она обратилась съ этимъ замчанемъ.— Жаль только, что она такъ не хороша собою.

— Ну, я этого не нахожу. Мн ея наружность нравится. Зачмъ требовать непремнно красоты. Для меня всего важне въ двушк умнье держать себя, а миссъ Гартъ не уронитъ себя ни въ какомъ обществ.

М-съ Фэрбротеръ сказала это довольно рзкимъ тономъ, такъ какъ разсчитывала, что Мэри сдлается современемъ ея невсткою.

Нахали новые гости, въ гостиной начались музыка и игры, для играющихъ въ карты были разставлены зеленые столы въ особой комнат. М-ръ Фэрбротеръ сыгралъ одинъ роберъ, въ утшене своей матери, и потомъ усадилъ за себя м-ра Чилли и вышелъ изъ комнаты. Въ передней онъ встртился съ Лейдгатомъ, только-что прхавшимъ назадъ.

— Васъ-то мн и нужно, сказалъ викарй, и, вмсто того, чтобы идти въ гостиную, они принялись росхаживать взадъ и впередъ по передней.

— Какъ видите, мн теперь не трудно оторваться отъ зеленаго стола, заговорилъ Фэрбротеръ, улыбаясь,— потому что я играю вовсе не изъ-за денегъ. М-съ Казобонъ говоритъ, что этимъ я обязанъ вамъ.

— Какимъ это образомъ? спросилъ Лейдгатъ холодно.

— Вы не хотли, чтобы я зналъ объ этомъ, по-моему, это неумстная скрытность. Почему-же не доставить человку удовольствя чувствовать, что вы оказали ему услугу. Я не принадлежу къ числу такихъ людей, которые, какъ огня, боятся услуги ближняго, мн гораздо прятне быть обязаннымъ всмъ окружающимъ за дружеское ихъ расположене ко мн.

— Я ршительно не понимаю, на что вы намекаете, разв на то, что я разъ говорилъ о васъ м-съ Казобонъ. Но она общала мн не передавать вамъ объ этомъ, я не думалъ, что она способна нарушать свои общаня, сказалъ Лейдгатъ угрюмо, прислоняясь въ выступу камина.

— Она сама ничего мн не говорила, я узналъ объ этомъ отъ Брука. Онъ выразилъ мн свою радость, что приходъ достался мн, я и самъ говорилъ за васъ, продолжалъ онъ дале, но Лейдгатъ до того превознесъ васъ, что м-съ Казобонъ тотчасъ-же ршила, что лучшаго выбора она сдлать не можетъ.

— Брукъ — пустой болтунъ.

— Я ему очень благодаренъ за эту болтливость. Я ршительно не понимаю, почему вы не хотли, чтобы я зналъ, что вы оказали мн услугу, и услугу очень серьезную. Какъ это ни больно для нашего самолюбя, но нельзя не сознаться, что только человкъ, не нуждающйся въ деньгахъ, вполн гарантированъ отъ дурныхъ поступковъ, конечно, если онъ человкъ хорошй. Нищй изъ-за куска хлба можетъ совершить дурной поступокъ не потому, что онъ человкъ дурной, а потому, что ему сть хочется. Я совершенно доволенъ, что мн теперь нтъ надобности искать случайныхъ доходовъ.

— Всякое получене денегъ зависитъ отъ случая, какой-бы профессей человкъ не занимался, доходы его всегда будутъ случайны, замтилъ Лейдгатъ.

Фэрбротеръ объяснилъ себ эти слова Лейдгата, идущя въ разрзъ съ тмъ, что онъ говорилъ прежде, запутанностью его длъ и отвчалъ добродушнымъ тономъ:

— Да, нужно имть громадный запасъ терпня, чтобы помириться съ такимъ положенемъ дла. Но переносить его все-таки легче, когда есть друзья, которые васъ любятъ и всегда готовы помочь вамъ всмъ, чмъ могутъ.

— Да, отвчалъ Лейдгатъ самымъ добродушнымъ тономъ, поглядывая на часы.— Но люди имютъ обыкновене длать изъ мухи слона.

Онъ понялъ очень хорошо, что Фэрбротеръ предлагаетъ ему косвеннымъ образомъ помощь, и гордость его возмутилась этимъ. Онъ съ удовольствемъ видлъ, что ему удалось оказать викарю услугу, но принять отъ него взаимную услугу казалось ему невыносимымъ, тмъ боле, что эта услуга должна была заключаться въ займ. Ему казалось легче употребить въ дло револьверъ.

Фэрбротеръ въ свою очередь понялъ какъ нельзя лучше смыслъ его отвта и счелъ за лишнее настаивать въ настоящую минуту.

— Когда можно застать васъ дома? спросилъ онъ.

— Посл одиннадцати, отвчалъ Лейдгатъ, и они пошли въ гостиную.

ГЛАВА LXIV.

Лейдгатъ очень хорошо зналъ, что если-бы даже онъ совершенно откровенно разсказалъ м-ру Фэрбротеру, въ какомъ положени онъ находится, викарй не въ состояни былъ-бы помочь ему. Лейдгату нужно было не мене 1,000 ф. ст., чтобы удовлетворить своихъ кредиторовъ и, какъ онъ выражался.

Съ приближенемъ новаго года требованя кредиторовъ становились все назойливе и назойливе, такъ-что Лейдгатъ былъ ршительно не въ состояни думать ни о чемъ, кром своего текущаго положеня.

Характеръ у него былъ вовсе не тяжелый: постоянная умственная дятельность, искренняя доброта и крпкое сложене предохраняли его при мало-мальски сносныхъ условяхъ отъ той мелочной раздражительности, которая длаетъ человка нестерпимымъ для окружающихъ. Но въ настоящее время онъ находился подъ влянемъ постояннаго раздраженя, вызваннаго не столько критическимъ положенемъ, сколько сознанемъ, что онъ тратитъ всю свою энергю, вс свои умственныя силы на мелочную борьбу съ житейскими невзгодами.

Мрачное настроене духа, въ которое онъ впалъ подъ влянемъ этой безплодной борьбы, все боле и боле отчуждало отъ него Розамунду. Посл того вечера, когда онъ сообщилъ ей о разстройств ихъ длъ, онъ не разъ пытался убдить ее въ необходимости сократить расходы, и съ приближенемъ праздниковъ убжденя эти становились все настоятельне и настоятельне.

— Мы можемъ обходиться съ одной прислугой и жить гораздо скромне, чмъ живемъ, говорилъ онъ ей однажды.— Я думаю оставить себ только одну лошадь.

— Длай, какъ хочешь, отвчала Розамунда,— но мн кажется, что, перемнивъ образъ жизни, ты только повредишь себ, у тебя будетъ еще мене практики.

— Милая Розамунда, теперь уже поздно разсуждать объ этомъ. Мы устроились слишкомъ на широкую ногу. Пикокъ, какъ теб извстно, жилъ гораздо скромне. Я кругомъ виноватъ, меня слдовало-бы побить за то, что я поставилъ тебя въ необходимость жить бдне, чмъ ты привыкла у родителей. Но вдь мы женились, потому что любили другъ друга, и эта любовь поможетъ намъ пережить тяжелое время. Брось свою работу, моя дорогая, приди во мн.

Розамунда подошла къ нему, онъ посадилъ ее къ себ на колни, обнялъ одною рукою, а другую положилъ на ея руки и заговорилъ мягкимъ голосомъ:

— Знаешь, Роза, я ршительно постичь не могу, куда у насъ уходитъ столько денегъ. Прислуга наша уже черезчуръ неэкономна и живемъ мы слишкомъ открыто. Я увренъ, что можно издерживать гораздо меньше и это нисколько не повредитъ моей практик, вотъ Вренчъ, напримръ, какъ онъ скромно живетъ, а какая у него огромная практика.

— Такъ ты хочешь жить такъ, какъ Вренчъ! А вдь ты самъ, кажется, находилъ когда-то, что противно смотрть, какъ они скаредно живутъ.

— Да, у нихъ нтъ ни малйшаго вкуса, ихъ бережливость дйствительно смахиваетъ на безобразе. Мы никогда не дойдемъ до этого. Я говорю только, что, несмотря на скромный образъ жизни Вренча, у него великолпная практика.

— Отчего-же у тебя нтъ порядочной практики, Тертй? Вдь у Пикока была-же. Теб слдуетъ быть нсколько пообходительне и самому доставлять лекарства, какъ длаютъ друге доктора. Вдь сначала дла твои пошли очень хорошо, тебя приглашали въ лучше дома. Съ эксцентричностю далеко не удешь, ты долженъ подлаживаться подъ мння окружающихъ, закончила Розамунда наставительнымъ тономъ.

Лейдгата взорвало.

— Какъ я долженъ вести себя относительно своихъ пацентовъ — это уже мое дло, Роза. У насъ теперь не объ этомъ рчь, а о томъ, что намъ придется, можетъ быть, нсколько лтъ къ ряду жить на каке-нибудь 400 ф. ст. въ годъ, намъ нужно сообразовать нашу жизнь съ этими средствами.

Розамунда просидла нсколько минутъ молча.

— Дядюшка Бюльстродъ, заговорила она, наконецъ,— долженъ-бы назначить теб жалованье за твои занятя въ госпитал: съ какой стати теб работать даромъ.

— Еще до открытя госпиталя мы ршили, что я стану лечить тамъ даромъ. Это опять-таки не относится къ нашему разговору. Мы теперь говоримъ о томъ, какъ устроиться съ нашими наличными средствами. Я вижу только одинъ исходъ изъ нашего теперешняго положеня. Нэдъ Плаймдэдь женится, какъ я слышалъ, на миссъ Софи Толлеръ. Они люди съ состоянемъ, найти себ подходящй домъ въ Миддльмарч имъ будетъ трудно. Я увренъ, что они съ радостью возьмутъ нашъ домъ съ большею частью мебели и не постоятъ за цною. Можно попросить Трембеля переговорить объ этомъ съ Плаймдэлемъ.

Розамунда встала съ колнъ мужа и прошлась по комнат, когда она повернулась лицомъ къ нему, на глазахъ ея дрожали слезы и она закусывала нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Лайдгатъ взбсился, но онъ чувствовалъ, что сорвать на ней свое сердце въ настоящую минуту было-бы слишкомъ жестоко. Онъ скрпился и сказалъ только:

— Мн это въ высшей степени прискорбно, Розамунда, я понимаю, какъ это будетъ тяжело теб.

— Согласившись отослать обратно часть серебра и позволивъ описать вашу движимость, я надялась, что этимъ, по крайней мр, все кончится.

— Я теб объяснялъ тогда, мой другъ, что движимость закладывается въ обезпечене долга. Но долгъ все-таки долженъ быть уплаченъ, въ противномъ случа движимость будетъ продана. Если Плаймдэль возьметъ нашъ домъ и большую часть мебели, мы въ состояни будемъ уплатить и этотъ долгъ и еще нсколько другихъ и избавимся отъ черезчуръ роскошной обстановки. Мы можемъ нанять домъ поскромне: Тренбель сдаетъ очень приличный домъ за тридцать фунтовъ въ годъ, а за этотъ мы платимъ девяносто.

Слезы текли по щекамъ Розамунды. Первый разъ въ жизни приходилось ей переживать такую горькую минуту.

— Я никакъ не думала, сказала она, наконецъ, медленно и съ ударенемъ,— чтобы теб когда-нибудь могла придти охота поступать такимъ образомъ.

— Охота? вскричалъ Лейдгатъ, вскакивая со стула и принимаясь ходить по комнат.— Тутъ дло не въ охот. Понятно, что и мн не весело ршиться на это, но я не могу поступить иначе.

— Мн кажется, можно найдти другя средства. Распродадимъ все съ аукцона и удемъ изъ Миддльмарча.

— Съ какой стати мн узжать изъ Миддльмарча, гд у меня все-таки есть кое-какая работа, а тамъ, куда мы передемъ, придется отыскивать ее. Куда-бы мы ни перехали, мы все-таки на разбогатемъ.

— Ты самъ виноватъ, Тертй, что мы въ такомъ положени. Какъ ты себя держишь съ своими родными?! Ты оскорбилъ капитана Лейдгата. Когда мы были въ Квалигхам, сэръ Гадвикъ былъ очень ласковъ ко мн и я уврена, что онъ-бы все сдлалъ для тебя, если-бы ты держалъ себя съ нимъ какъ должно и откровенно разсказалъ ему о своемъ положени. Но теб лучше хочется уступить свой домъ и свою мебель м-ру Нэду Плаймдэлю.

— Ну, если такъ, я теб отвчу: да, мн этого хочется, вспылилъ Лейдгатъ.— Я согласенъ всего лишиться, по попрошайничать не стану.

Розамунда молча вышла изъ комнаты, но она твердо ршилась не допустить Лейдгата поставить на своемъ.

Лейдгатъ ушелъ изъ дому, но, когда вспышка прошла, онъ самъ испугался своей горячности и ршилъ, что подобныя сцены между нимъ и женою не должны боле повторяться. Что-же будетъ, если вдобавокъ ко всему они еще разлюбятъ другъ друга? Онъ уже давно помирился съ ея недостаткомъ чувствительности и пересталъ видть въ ней идеалъ жены. Но все-таки онъ еще любилъ ее и берегъ эту любовь, какъ сокровище. Обсудивъ дло нсколько хладнокровне, онъ нашелъ, что она ни въ чемъ не виновата, что всему виною ихъ критическое положене, которое онъ создалъ отчасти самъ. Вечеромъ онъ былъ съ ней особенно нженъ, чтобы загладить утреннюю сцену, Розамунда съ удовольствемъ принимала его ласки, он служили ей доказательствомъ, что мужъ любитъ ее, что она не потеряла надъ нимъ вляня, но сама она уже не любила его. Лейдгатъ ршилъ не заговаривать съ нею боле о сдач дома, но при первомъ удобномъ случа привести свое намрене въ исполнене. Однако, на слдующее утро за завтракомъ Розамунда первая заговорила объ этомъ:

— Говорилъ ты съ Трембелемъ? спросила она кротко.

— Нтъ. Я зайду къ нему сегодня утромъ. Нечего терять времени.

Изъ этого вопроса Розамунды Лейдгатъ заключилъ, что она покорилась необходимости, и, уходя, нжно поцловалъ ее въ лобъ.

Вскор посл его ухода Розамунда также ушла изъ дому. Она отправилась къ матери м-ра Нэда, м-съ Плаймдэль, поздравить ее съ предстоящей женитьбой сына. М-съ Плаймдэль была вполн убждена, что Розамунда горько раскаявается теперь въ томъ, что не пошла за Нэда, и потому приняла ее весьма любезно.

— Да, заговорила она въ отвтъ на ея поздравленя,— Нэдъ вполн счастливъ. Да я я не могла-бы пожелать себ лучшей невстки, чмъ Софи Толлеръ. Отецъ, конечно, дастъ за ней хорошее приданое, все семейство вообще очень почтенное. Но я не гонюсь за приданымъ или связями. Дло въ томъ, что сама она такая славная двушка, безъ всякихъ претензй, несмотря на то, что могла-бы составить украшене любого общества. Конечно, она не гоняется за аристократей, да я, по правд сказать, и не люблю людей, которые норовятъ выйти изъ своей сферы. Софи не уступитъ никому въ город.

— Мн она всегда нравилась, замтила Розамунда.

— Я говорю Нэду, что Богъ ему послалъ такое счасте въ награду за то, что онъ никогда не задиралъ носа. Толлеры люди таке разборчивые, я думала, что они не согласятся на этотъ бракъ, потому что мы водимъ дружбу съ людьми, отъ которыхъ они сторонятся. Всмъ извстно, что мы съ вашей тетушкой Бюльстродъ старинные друзья, м-ръ Плаймдэль также всегда стоялъ на сторон м-ра Бюльстрода. Я сама предпочитаю людей серьезнаго образа мыслей. Но Толлеры, несмотря на это, съ удовольствемъ приняли предложене Нэда.

— Вашъ сынъ очень хорошй, очень нравственный молодой человкъ, замтила Розамунда покровительственнымъ тономъ, въ отместку за шпильки м-съ Плаймдэль.

— У него нтъ офицерскаго шику, нтъ привычки смотрть на всхъ свысока, нтъ умнья блестть въ обществ болтовней или потшать пнемъ. Но я за это благодарю моего Господа. Съ такими качествами не далеко удешь ни въ этой жизни, ни въ будущей.

— Конечно. Они, вроятно, будутъ очень счастливы. Прискали они себ домъ?

— Ну, прискивать-то нечего, что найдутъ, то и ладно. Они присмотрли домъ на площади св. Петра, рядомъ съ домомъ Гакбюта, это тоже его домъ и онъ отдлываетъ его заново. Лучшаго имъ не удастся найти. Недъ, вроятно, сегодня-же дастъ задатокъ.

— Мсто отличное, мн очень нравится эта площадь.

— Да, близко къ церкви, и вообще мсто недурное. Только окна немножко малы. Не слыхали-ли вы о какомъ-нибудь другомъ дом? спросила м-съ Плаймдэль, пораженная внезапною мыслью.

— О нтъ, я никогда не слышу о подобныхъ вещахъ.

Розамунда не предвидла этого вопроса, когда ршилась отправиться къ м-съ Плаймдэль, ей просто хотлось собрать справки, которыя дали-бы ей возможность предотвратить сдачу дома. Она находила себя вправ дйствовать такимъ образомъ, и была убждена, что если ей удастся привести въ исполнене ея планъ, то Лейдгатъ увидитъ самъ, какую непростительную глупость онъ сдлалъ-бы своимъ послднимъ распоряженемъ.

На возвратномъ пути она ршилась зайти въ контору къ м-ру Трембелю. Въ первый разъ въ жизни ей приходилось самой хлопотать но дламъ, но это ее ни мало не смущало.

М-ръ Трембель принялъ ее чрезвычайно любезно: она ему всегда нравилась, но теперь онъ чувствовалъ къ ней особенную симпатю, потому что зналъ, въ какомъ стсненномъ положени находится Лейдгатъ. Онъ предложилъ ей стулъ, а самъ стоялъ передъ нею, не зная, чмъ ей лучше подслужиться. Розамунда спросила, заходилъ-ли къ м-ру Трембелю ея мужъ переговорить на счетъ дома.

— Да, сударыня, заходилъ, отвчалъ Трембель самымъ мягкимъ голосомъ.— Я сегодня-же постараюсь исполнить его поручене, онъ просилъ меня не затягивать дла въ долгй ящикъ.

— Я пришла къ вамъ, м-ръ Трембель, сказать, чтобы вы не хлопотали объ этомъ дл и никому не передавали о немъ. Могу я надяться, что вы исполните мою просьбу?

— Безъ сомння, м-съ Лейдгатъ, безъ сомння. Я никогда не разглашаю чужихъ тайнъ. Такъ вы не желаете, чтобы я хлопоталъ по этому длу? отвчалъ м-ръ Трембель, расправляя концы своего синяго галстука и глядя съ почтенемъ на Розамунду.

— Нтъ. М-ръ Нэдъ Плаймдэль уже прискалъ себ домъ на площади св. Петра рядомъ съ домомъ Гакбюта. М-ру Лейдгату было-бы очень непрятно получить отъ него отказъ. Да къ тому-же, въ виду нкоторыхъ обстоятельствъ, самое предложене оказывается совершенно излишнимъ.

— Очень хорошо, м-съ Лейдгатъ, очень хорошо. Я всегда готовъ къ вашимъ услугамъ, сказалъ м-ръ Трембель, искренно радуясь тому, что Лейдгаты нашли какой-то выходъ изъ своего стсненнаго положеня.— Вы можете быть совершенно спокойны. Дло это здсь и умретъ.

Вернувшись домой, Лейдгатъ съ удовольствемъ замтилъ, что Розамунда гораздо оживленне, чмъ была за послднее время, и старалась предупредить вс его желаня. ‘Если она будетъ счастлива, думалъ онъ, и я выбьюсь изъ этого адскаго положеня, мы заживемъ опять по старому.’

Онъ чувствовалъ себя настолько спокойне, что принялся читать статью о какихъ-то новыхъ опытахъ, которую давно намревался проглядть, но совсмъ забросилъ за мелочными дрязгами. Съ наслажденемъ углубился онъ въ любимое чтене, а Розамунда наигрывала на фортепано тихя мелоди, которыя ласкали его слухъ, какъ шумъ весла, разскающаго воду. Было уже поздно, Лейдгатъ отодвинулъ книги и, заложивъ руки за голову, задумался надъ изобртенемъ новаго проврочнаго опыта, какъ вдругъ Розамунда, уже переставшая играть и молча глядвшая на него, сказала:

— М-ръ Нэдъ Плаймдэль уже нашелъ себ домъ.

Лейдгатъ вздрогнулъ, какъ будто съ просонья, взглянулъ на жену съ видомъ человка, непонимающаго, о чемъ ему говорятъ, но, наконецъ, сообразивъ въ чемъ дло, спросилъ:

— А ты почемъ знаешь?

— Я была сегодня у м-съ Плаймдэль и она сказала мн, что Нэдъ нанялъ домъ на площади св. Петра, рядомъ съ домомъ Гакбюта.

Лейдгатъ молча опустилъ голову на руки. Ему было страшно тяжело обмануться въ своей надежд, онъ чувствовалъ себя въ положени человка, выломавшаго дверь изъ комнаты, въ которой онъ задыхался отъ недостатка воздуха, и увидвшаго, что эта дверь заложена снаружи кирпичами. Но вмст съ тмъ онъ сознавалъ, что Розамунда радуется именно тому, что приводитъ его въ отчаяне. Когда онъ, наконецъ, поднялъ голову и откинулъ волосы это лба, въ глазахъ его отражалась тоскливая увренность, что онъ не встртитъ въ ней сочувствя.

— Ну что-жъ, сказалъ онъ холодно,— можетъ быть, кому-нибудь другому понадобится домъ. Я просилъ Трембеля прискивать другихъ нанимателей, если дло съ Плаймдэлемъ не сладится.

Розамунда ничего не отвчала. Она надялась, что мужъ ея не станетъ боле говорить объ этомъ дл съ аукцонистомъ, а тмъ временемъ можетъ подвернуться какая-нибудь счастливая случайность, которая оправдаетъ ея вмшательство, во всякомъ случа, она предотвратила ближайшую опасность. Помолчавъ нсколько времени, она спросила:

— Сколько денегъ нужно этимъ жидамъ?

— Какимъ жидамъ?

— Да тому, что длалъ опись, и другимъ. Сколько нужно денегъ, чтобы ихъ удовлетворить настолько, чтобы они тебя оставили въ поко.

Лейдгатъ съ удивленемъ взглянулъ на нее.

— Если-бы Плаймдэль заплатилъ мн 600 ф. за мебель и за наемъ дома, я-бы кое-какъ устроился: разсчитался-бы съ Доверомъ, а остальнымъ-бы уплатилъ на-столько, что они согласились-бы ждать терпливо остальное.

— Нтъ, сколько-бы нужно было для того, чтобы мы могли остаться въ этомъ дом?

— Боле, чмъ я могу получить откуда-бы то ни было, отвчалъ Лейдгатъ рзко.

— Но отчего-же ты не хочешь сказать мн, сколько именно теб нужно? настаивала Розамунда съ кроткимъ упрекомъ въ голос.

— Да по крайней мр тысячу. Но теперь вопросъ не въ томъ, какъ достать эту тысячу, а какъ обойтись безъ нея.

Розамунда промолчала.

Но на слдующй-же день она сла писать къ сэру Гадвику Лейдгату. Посл отъзда капитана она получила одно письмо отъ него и одно отъ замужней сестры его м-съ Менганъ, въ этихъ письмахъ выражалось соболзноване по случаю ея несчастныхъ родовъ и высказывалась въ самыхъ неопредленныхъ выраженяхъ надежда, что Розамунда когда-нибудь снова соберется въ Квалингхамъ. Лейдгатъ объяснялъ ей, что это не боле какъ простая вжливость, но она была убждена, что нкоторая натянутость въ отношеняхъ родственниковъ Лейдгата къ нему была вызвана его холоднымъ, презрительнымъ обращенемъ съ ними, и отвтила на ихъ письма самымъ любезнымъ образомъ, разсчитывая получить взамнъ приглашене немедленно прхать къ нимъ. Но время шло, а приглашеня все не было. Розамунда утшала себя мыслью, что капитанъ не любитъ писать письма, а сестра его, можетъ быть, за-границей, но что во всякомъ случа сэръ Гадвикъ, трепавшй ее по подбородку и находившй, что она похожа на знаменитую красавицу м-съ Кроли, которая покорила его сердце въ 1790 г., будетъ тронутъ ея обращенемъ къ нему и ради нея почтетъ за удовольстве помочь своему племяннику. Она написала ему очень убдительное, по ея мнню, письмо, въ которомъ представляла, какъ было-бы хорошо, если-бы Тертй перехалъ изъ Миддльмарча куда-нибудь, гд-бы дарованя его нашли себ боле широкое примнене, и объясняла, что вслдстве враждебнаго къ нему настроеня миддлъмарчскаго общества онъ почти не имлъ никакой практики, почему запутался въ денежныхъ длахъ, такъ что теперь ему нужно 1,000 фунтовъ, чтобы выйти изъ крайне затруднительнаго положеня. О томъ, что Тертй ничего не знаетъ объ этомъ письм, она, конечно, не сказала ни слова, такъ какъ это противорчило-бы увренямъ ея, что онъ глубоко уважаетъ своего дядюшку Годвина и считаетъ его своимъ лучшимъ другомъ.

Письмо свое она отправила до новаго года, но не получала еще отвта. Между тмъ утромъ въ новый годъ Лейдгатъ узналъ, что она отмнила поручене, данное имъ Трембелю. Чувствуя, что необходимо пручить ее къ мысли о сдач дома, Лейдгатъ сдлалъ надъ собою усиле и за завтракомъ въ новый годъ сказалъ ей:

— Я увижусь сегодня съ Трембелемъ и попрошу его опубликовать въ ‘Понер’ и ‘Труб’, что мы сдаемъ свои домъ. Когда появятся объявленя, можетъ быть, люди, и не думавше вовсе мнять квартиру, соблазнятся мыслю о возможности нанять такой прекрасный домъ, какъ нашъ. Въ провинцяльныхъ городкахъ люди часто остаются на старыхъ квартирахъ, несмотря на то, что он имъ сдлались уже малы, единственно потому, что не могутъ найти другого, боле подходящаго помщеня.

Розамунда почувствовала, что ршительная минута наступила.

— Я сказала Трембелю, чтобы онъ не хлопоталъ по этому длу, произнесла она съ искуственнымъ спокойствемъ.

Лейдгатъ остолбенлъ. Не прошло и полчаса, какъ онъ, прикалывая жен косы, нашептывалъ ей слова любви, и она если не отвчала на его ласки, то во всякомъ случа принимала ихъ съ видимымъ удовольствемъ. Впечатлне этой сцены еще не успло изгладиться въ немъ и потому онъ почувствовалъ въ первую минуту не столько гнвъ, сколько огорчене. Онъ положилъ ножъ и вилку, откинулся на спинку стула и спросилъ холоднымъ, ироническимъ тономъ:

— Могу я спросить, когда и почему вы это сдлали?

— Когда я узнала, что Плаймдэли уже прискали себ домъ, я зашла къ нему и сказала, чтобы онъ не предлагалъ имъ нашего дома и вообще отложилъ всякя хлопоты по этому длу. Я знала очень хорошо, что если узнаютъ въ город, что ты сдаешь этотъ домъ со всею мебелью, то это можетъ повредить теб во мнни общества, да я вовсе и не желала этой сдачи. Кажется, что это достаточно основательныя причины.

— И васъ не остановили т настоятельныя соображеня, которыя я вамъ приводилъ, не остановило и то, что я пришелъ къ совершенно противуположному ршеню и сдлалъ соотвтствующя распоряженя?

Лейдгатъ начиналъ горячиться.

Стоило кому-нибудь въ разговор съ Розамундой выйти изъ себя, какъ она тотчасъ-же принимала самый, холодный и сдержанный видъ, ясно говорившй, что какъ-бы друге ни держали себя относительно ея, она никогда не позволитъ себ забыться.

— Я думаю, отвчала она,— что я имла полное право говорить о дл, которое касается меня такъ-же близко, какъ и тебя.

— Да, ты имла право говорить, но только со мной. Ты не имла права отмнять моихъ распоряженй и третировать меня, какъ дурака, продолжалъ Лейдгатъ прежнимъ тономъ и, помолчавъ съ минуту, прибавилъ насмшливо:

— Въ состояни-ли вы, наконецъ, понять какя это можетъ повлечь за собою послдствя? Долженъ-ли я снова повторять вамъ, почему мы должны сдать этотъ домъ въ наемъ?

— Но трудись, пожалуйста, повторять. Я очень хорошо помню, что ты говорилъ. Ты также мало стснялся въ выраженяхъ, какъ и теперь. Но я тмъ не мене остаюсь при томъ убждени, что прежде, чмъ ршиться на такую тяжелую для меня мру, ты долженъ испробовать вс другя средства. Печатать-же подобныя объявленя въ газетахъ значитъ совершенно уронить себя въ глазахъ общества.

— Ну, а если я такъ-же мало уважу твое мнне, какъ ты мое.

— Ты можешь поступить, какъ теб угодно. Но теб слдовало сказать мн до свадьбы, что ты скоре сдлаешь меня несчастною, чмъ въ чемъ нибудь мн уступишь.

Лейдгатъ молчалъ. Розамунда, воспользовавшись, что онъ не глядитъ на нее, подошла къ нему и поставила передъ нимъ чашку кофе. Онъ не прикоснулся къ ней и не перемнилъ положеня.

— Когда я выходила за тебя замужъ, продолжала она,— вс считали твое положене блестящимъ. Я никакъ не думала, что теб придется продать всю нашу движимость и переселиться въ Брайдъ-стритъ, гд въ домахъ вмсто комнатъ клтушки. Если уже мы принуждены жить такимъ образомъ, такъ удемъ, по крайней мр, изъ Миддльмарча.

— Ваши слова были-бы весьма убдительны, отвчалъ Лейдгатъ полунасмшливымъ тономъ,— если-бы я не былъ кругомъ въ долгу.

— Люди сплошь и рядомъ длаютъ долги, но если они мало-мальски пользуются уваженемъ, то имъ всегда врятъ въ кредитъ. Папа говоритъ, что у Торбитовъ множество долговъ, однакожъ они живутъ прекрасно. Никогда не слдуетъ поступать слишкомъ опрометчиво, заключила Розамунда наставительныхъ тономъ.

Въ душ Лейдгата боролись самыя противоположныя чувства. Видя, что Розамунду невозможно пронять никакими доводами, онъ ощущалъ потребность сорвать свое сердце на какомъ-нибудь неодушевленномъ предмет, сломать, разбить что нибудь или прикрикнуть на жену, грубо объявить ей, что она обязана повиноваться ему. Но Розамунда затронула въ немъ самую чувствительную струну, намекнувъ, что, выходя за него замужъ, она мечтала о счасти, котораго онъ не въ состояни былъ ей дать. Къ тому-же онъ вовсе не былъ увренъ, что Розамунда обратитъ боле вниманя на его приказаня, чмъ на его убжденя.

Онъ молча всталъ и направился въ двери.

— Я прошу тебя не ходить въ Трембелю, по крайней мр, до тхъ поръ, пока мы не убдимся, что не остается другого исхода, сказала Розамунда. Хотя она была вовсе не трусливаго десятка, но въ настоящую минуту не ршалась сказать мужу, что писала къ сэру Годвину.— Общай мн, что ты подождешь нсколько недль и скажешь мн, когда теб снова придетъ охота печатать объявлене.

Лейдгатъ отрывисто засмялся.

— Кажется, мн-бы слдовало взять съ васъ общане, что вы не будете ничего длать, не сказавъ мн, сказалъ онъ, бросивъ на нее строгй взглядъ, и взялся за ручку двери.

— Ты помнишь, что мы сегодня обдаемъ у папа, заговорила опять Розамунда, желая какъ-нибудь удержать его и добиться боле опредленной уступки. Но онъ только отвтилъ нетерпливо: ‘Помню’,— и вышелъ.

Ей казалось непростительнымъ съ его стороны, что, предложивъ ей такую тяжелую мру, онъ еще сердится. Она была убждена, что поступала безукоризненно, и всякое рзкое слово Лейдгата только увеличивало списокъ его провинностей передъ нею. Уже нсколько мсяцевъ мысль о муж соединялась въ ум Розамунды съ представленемъ о непрятностяхъ всякаго рода. Професся Лейдгата, его научныя занятя, его взгляды на различные предметы, о которыхъ у нихъ и рчи не заходило въ перодъ его ухаживаня,— все это постепенно отчуждало ее отъ него, печальное матерьяльное положене ихъ только ускорило охлаждене, до котораго и безъ того-бы она дошла въ конц концовъ. Уже вскор посл свадьбы Розамунда увлеклась Вилемъ Владиславомъ, хотя, посл его отъзда, она едва-ли сознавала, какую пустоту онъ оставилъ въ ея душ.

Вотъ въ какомъ положени были дла Лейдгатовъ въ новый годъ, когда они явились на родственный обдъ, она — спокойная и невозмутимая, онъ — мучимый внутреннею борьбой съ самимъ собою.

Что ему было длать! Онъ сознавалъ, можетъ быть, ясне Розамунды, какъ ужасно будетъ перевезти ее въ скромный домикъ на Брандъ-стрит. Жизнь съ Розамундой и жизнь среди лишенй казались ему вещами несовмстимыми.

Несмотря на то, что онъ ничего не отвчалъ на ея просьбу, онъ не пошелъ въ этотъ день къ Трембелю. Онъ даже уже начиналъ подумывать, не създить-ли ему къ сэру Годвину. Была время, когда онъ думалъ, что ничто въ мр не заставитъ его обратиться къ дяд съ просьбой о деньгахъ, но теперь онъ начиналъ понимать, что есть вещи тяжеле подобной просьбы. Писать онъ считалъ совершенно безполезнымъ. Только при личномъ свидани онъ могъ-бы объяснить какъ слдуетъ свое положене и убдиться, насколько дйствительны родственныя узы. Но едва, эта мысль мелькнула въ его голов, какъ онъ почувствовалъ припадокъ бшенства противъ самого себя. Онъ всегда стоялъ выше пошлыхъ разсчетовъ на кошельки людей, съ которыми не имлъ ничего общаго, и весьма гордился этимъ. И вдругъ теперь онъ не только поставитъ себя въ уровень съ этими людьми, но даже унизится до выпрашиваня у нихъ подаяня.

ГЛАВА LXV.

Свойственная всмъ людямъ медлительность въ переписк не поддается даже современному стремленю къ быстрот во всхъ отправленяхъ общественной и индивидуальной жизни: что-же мудренаго, что въ 1832 году старый сэръ Годвинъ Лейдгатъ не спшилъ отвтомъ, который къ тому-же имлъ значене не для него, а для другихъ. Съ новаго года прошло уже три недли, а Розамунда все еще не получала отвта на свое краснорчивое послане. Ничего не подозрвавшй Лейдгатъ видлъ только, что долги его ростутъ и ростутъ, и предчувствовалъ, что Доверъ поспшитъ воспользоваться своимъ преимуществомъ надъ прочими кредиторами. Хотя онъ не говорилъ Розамунд о своемъ намрени създить въ Квалингхамъ, такъ какъ она могла принять это за уступку съ его стороны, но тмъ не мене уже ршился на это. Благодаря желзной дорог оказывалась возможность създить туда и обратно въ четыре дня.

Но вотъ разъ утромъ приносятъ на имя Лейдгата письмо, его самого не было дома. Розамунда узнала почеркъ сэра Годвина и сердце ея забилось отъ надежды. Врояно, въ письм вложена записочка и къ ней, но, само-собою разумется, что сэръ Годвинъ счелъ за лучшее написать самому Лейдгату по денежному вопросу, самый тотъ фактъ, что онъ написалъ къ нему и написалъ такъ нескоро посл полученя письма Розамунды, свидтельствовалъ, какъ ей казалось, въ пользу того, что отвть долженъ быть самый благопрятный. Она находилась въ такомъ возбужденномъ настроени, что почти не могла работать и съ нетерпнемъ ждала мужа. Наконецъ, въ 12 часовъ раздались его шаги по корридору, она тотчасъ-же вскочила, отворила дверь и весело проговорила:

— Тертй, иди-ка сюда, къ теб письмо.

— А! произнесъ онъ равнодушно, подходя къ столу, на которомъ лежало письмо.

— Отъ дядюшки Годвина! вскричалъ онъ съ изумленемъ, взглянувъ на конвертъ.

Розамунда сла и продолжала слдить за мужемъ глазами, мр того, какъ Лейдгатъ пробгалъ письмо, лицо его становилось все блдне и блдне, ноздри его раздувались, губы дрожали, дочитавъ до конца, онъ швырнулъ письмо жен и произнесъ запальчиво:

— Жить съ вами станетъ для меня ршительно невыносимо, если вы постоянно будете дйствовать изподтишка, постоянно идти наперекоръ мн и постоянно скрывать отъ меня ваши поступки.

И онъ повернулся къ ней спиною, боясь сказать ей что-нибудь слишкомъ рзкое.

Розамунда тоже поблднла, прочтя письмо. Оно было слдующаго содержаня:

‘Любезный Тертй, пожалуйста, не заставляйте писать за себя жену, когда хотите просить меня о чемъ нибудь. Я до сихъ поръ считалъ васъ неспособнымъ на подобные подходы. Вести съ женщинами дловую переписку не въ моемъ характер. Что касается до просьбы вашей прислать вамъ тысячу фунтовъ или хоть половину этой суммы, то я ршительно не могу исполнить ее. Моя семья высасываетъ у меня все, до послдняго пенни. Вспомните, что у меня на рукахъ два сына и три дочери, съ такой семьей, ссужать кого-нибудь деньгами я не въ состояни. Вы, однако, скоро прожили свои денежки! Въ Миддльмарч, какъ пишетъ ваша жена, вы потерпли полнйшее фаско, вамъ слдуетъ какъ можно скоре выбраться оттуда. Но я не имю никакихъ близкихъ сношенй съ людьми вашей професси и потому не могу вамъ помочь въ устройств вашей карьеры. Въ качеств вашего опекуна, я длалъ для васъ все, что могъ. Вамъ непремнно захотлось идти по медицинской части и я вамъ не препятствовалъ въ этомъ. Но вы лучше-бы сдлали, поступивъ въ армю или въ духовное зване. Капитала вашего хватило-бы для этого и карьера ваша была-бы боле обезпечена. Дядюшка Чарльзъ былъ на васъ въ претензи за то, что вы не избрали его професси, для меня это было совершенно безразлично. Я всегда желалъ вамъ всякаго благополучя, но прошу васъ помнить, что теперь вы стоите уже на собственныхъ ногахъ.

Любящй васъ дядя
Годвинъ Лейдгатъ’.

Прочитавъ письмо, Розамунда не выразила ни малйшаго огорченя, ршившись выдержать съ полною невозмутимостью семейную бурю. Лейдгатъ, ходившй взадъ и впередъ по комнат, остановился передъ нею и сказалъ строго:

— Убдитъ-ли васъ хоть этотъ урокъ въ томъ, сколько вреда вы длаете вашимъ вмшательствомъ изподтишка въ дла, о которыхъ вы имете слишкомъ мало понятя. Хватитъ-ли у васъ смысла понять хоть теперь, что вы не въ состояни ршать и дйствовать за меня, что вы черезчуръ глупы, чтобы совать свой носъ въ мои дла.

Розамунда не глядла на него и молчала.

— Я почти уже ршился хать въ Квалингхамъ. Какъ-бы тяжела ни была для меня эта поздка, она все-таки могла-бы принести кое-какую пользу. Но теперь вс мои разсчеты оказываются совершенно напрасными. Вы постоянно идете мн наперекоръ изподтишка. Чтобы лучше обмануть меня, вы соглашаетесь со мной и затмъ я становлюсь жертвою вашихъ фантазй. Если вы намрены идти наперекоръ всякому моему желаню, такъ лучше говорите прямо, по крайней мр, я буду знать, что мн длать.

Несмотря на все самообладане Розамунды, изъ глазъ ея скатилась слеза. Но она упорно молчала. Въ эту минуту мужъ былъ ей противенъ, а сэра Годвина она ставила на одну доску съ Доверомъ и другими кредиторами, этими отвратительными людьми, которые думали только о самихъ себ. Она сердилась въ эту минуту даже на отца за то, что онъ такъ мало сдлалъ для нея. Вообще, она ругала всхъ и все за исключенемъ самой себя.

Лейдгатъ замолчалъ, взглянувъ на нее, и почувствовалъ ту неловкость, которая всегда появляется у людей вспыльчивыхъ, когда жертва ихъ вспышки отвчаетъ имъ кроткимъ молчанемъ угнетенной невинности. Онъ испугался, что перехватилъ черезъ край, и продолжалъ хотя серьезно, но уже безъ всякой горечи:

— Неужели ты сама не видишь, Розамунда, къ какимъ пагубнымъ послдствямъ приводитъ насъ отсутстве искренности и довря. Сколько разъ уже мн случалось выражать самымъ положительнымъ образомъ какое-нибудь желане, ты, повидимому, соглашалась съ нимъ и потомъ потихоньку шла ему наперекоръ. Согласись, что если такъ пойдетъ дальше, я ни въ чемъ не могу полагаться на тебя. Неужели-же я такая глупая, бшеная скотина что ты не можешь быть откровенна со мной?

Она молчала.

— Сознайся, по крайней мр, что ты поступала не хорошо, и общай мн, что съ этихъ поръ ты ничего не будешь длать потихоньку, настаивалъ Лейдгатъ, но въ словахъ его уже звучала просьба. Розамунда подмтила это и отвчала холодно:

— Я не могу ни въ чемъ сознаться и ничего общать посл того, что ты мн говорилъ. Я не привыкла, чтобы со мной обращались такимъ образомъ. Ты говорилъ, что я вмшиваюсь изподтишка, что я обманываю тебя, что я слишкомъ глупа, чтобы совать свой носъ въ твои дла, я никогда не употребляю подобныхъ выраженй относительно тебя, и мн кажется, что дол-женъ-бы былъ извиниться передо мной. Ты сказалъ, что жизнь со мной невыносима. Нельзя сказать, чтобы и моя жизнь съ тобой была очень сладка. Я думаю, что я вправ была попробовать хотя отчасти устранить т тяжелыя испытаня, которыя принесла мн моя замужняя жизнь.

Еще слеза скатилась съ глазъ ея.

Лейдгатъ бросился въ кресло въ совершенномъ отчаяни. Розамунда имла надъ нимъ двойное преимущество: она ни мало не сознавала справедливости его упрековъ, но за то тмъ сильне чувствовала испытаня своей настоящей жизни. Въ ушахъ его звенли слова ея: ‘нельзя сказать, чтобы и моя жизнь съ тобой была очень сладка, и я вправ была попробовать хотя отчасти устранить т тяжелыя испытаня, которыя принесла мн моя замужняя жизнь’. Сердце у него сжималось отъ ужаса примысли, что ему придется не только отказаться отъ своихъ высокихъ стремленй, но жить съ женщиной, которая его боле не любитъ.

— Розамунда, сказалъ онъ, глядя на нее съ тоской,— ты должна имть снисхождене къ словамъ человка огорченнаго и разсерженнаго. Наши интересы не могутъ быть противуположны. Я не могу отдлить своего счастя отъ твоего. Если я разсердился на тебя, то только потому, что ты какъ будто не хочешь понять, какъ отчуждаетъ насъ другъ отъ друга твоя скрытность. Я не хотлъ тебя обидть ни словомъ, ни дломъ. Обижая тебя, я обижаю часть самого себя. Я никогда-бы не сердился на тебя, если-бы ты была всегда совершенно откровенна со мной.

— Я хотла только помшать теб испортить всю нашу жизнь безъ всякой нужды, сказала Розамунда, и слезы задрожали на глазахъ ея.— Ты не можешь не согласиться, что тяжело перенести такое унижене въ глазахъ всхъ знакомыхъ и зажить по нищенски. Ахъ, отчего я не умерла вмст съ моимъ ребенкомъ.

Она заплакала, любящее сердце Лейгата не вынесло этихъ слезъ, этого жалобнаго тона. Онъ пододвинулся къ ней, приложилъ ея голову въ своей щек и сталъ ласкать ее молча, потому что сказать ему было нечего. Онъ не могъ общать избавить ее отъ предстоящаго горя, потому что не видлъ исхода изъ своего положеня. Но, уходя изъ дому, онъ ршилъ, что ей было вдесятеро тяжеле, чмъ ему, такъ какъ онъ почти не жилъ дома и былъ постоянно занятъ. Онъ старался совершенно извинить ее и уже невольно глядлъ на нее, какъ на существо низшее, боле слабое. Тмъ не мене она одержала надъ нимъ верхъ.

ГЛАВА LXVI.

Професся Лейдгата дйствительно значительно поддерживала его въ настоящемъ критическомъ положени. Заниматься теоретической научной дятельностью, подъ гнетомъ давившихъ его заботъ, онъ не могъ, но у постели больного онъ совершенно забывалъ о себ самомъ въ виду страданй, которыя ему предстояло облегчить. Медицинская практика лучше всякаго опума успокоивала его и удерживала отъ отчаяня.

Впрочемъ, подозрне м-ра Фэрбротера относительно опума было справедливо. Въ первыя минуты отчаяня, вызваннаго безысходностью его положеня и сознанемъ, что для того, чтобы вести мало-мальски сносную семейную жизнь, ему нужно продолжать любить жену, не требуя взамнъ взаимности,— онъ принималъ нсколько разъ опумъ. Но, онъ былъ не изъ тхъ людей, которые могутъ довольствоваться минутнымъ избавленемъ себя отъ тяжелаго гнета обстоятельствъ. Онъ былъ крпкаго сложеня, могъ много выпить, но не любилъ вина, и когда вс вокругъ него пили водку, онъ спрашивалъ себ воды съ сахаромъ — такъ противно ему было самое легкое возбуждене, вызванное винными парами. Точно также онъ относился къ игр въ карты. Въ Париж онъ наглядлся на всевозможныя азартныя игры и смотрлъ на страсть къ игр, какъ на болзнь. Ему противно было видть дрожащя руки игрока, протягивающяся къ куч золота, полуварварское, полуидотское торжество, отражавшееся на лиц человка, обыгравшаго нсколько десятковъ своихъ ближнихъ.

Но точно также, какъ онъ попробовалъ опумъ, онъ сталъ подумывать и объ игр, не ради того возбужденя, которое она могла доставить, а ради той легкости, съ которой можно было пробртать посредствомъ ея деньги. Если-бы онъ жилъ въ Лондон или Париж онъ наврное сдлался-бы однимъ изъ ревностныхъ постителей игорныхъ домовъ. Случай, бывшй съ нимъ вскор посл того, какъ рухнули химерическя надежды на помощь отъ дяди, показалъ какъ нельзя лучше, что онъ едва-ли бы устоялъ противъ соблазна игорнаго дома.

Биллардная въ ‘Зеленомъ Дракон’ служила постояннымъ магнитомъ для людей кутящихъ, въ род нашего стараго знакомаго м-ра Бэмбриджа. Здсь бдный Фрэдъ Винци потерялъ на пари ту сумму денегъ, которая вынудила его прибгнуть къ памятному для него займу. Въ ‘Зеленомъ Дракон’, шла обыкновенно довольно большая игра, вслдстве чего ресторанъ этотъ пользовался дурною репутацею въ глазахъ людей солидныхъ, но тмъ неотразиме влекъ къ себ кутилъ. Лейдгатъ, превосходно игравшй на биллард, въ первое время своего пребываня въ Миддльмарч нсколько разъ заходилъ туда сыграть партю, другую. Но скоро ему опротивю тамошнее общество, да и времени для игры не было. Но разъ вечеромъ онъ зашелъ туда, чтобы повидаться съ м-ромъ Бэмбриджемъ, который общалъ прискать ему покупщика на его лошадь.

М-ра Бэмбриджа еще не было въ ресторан, но другъ его, м-ръ Горрокъ, сказалъ, что онъ непремнно будетъ, Лейдгатъ остался ждать и отъ нечего длать сталъ играть на биллард. Онъ опять находился въ возбужденномъ состояни, глаза его также блестли и зрачки были также расширены, какъ въ тотъ вечеръ, когда м-ръ Фэрбротеръ говорилъ съ нимъ. Въ биллардной было много народа и приходъ Лейдгата, какъ рдкаго постителя, обратилъ на себя общее внимане. Лейдгатъ игралъ отлично, пари за него и противъ него все росли и росли, онъ увлекся мыслью о возможности выиграть боле или мене значительную сумму денегъ и самъ сталъ держать пари на свою игру. Счастье везло ему. М-ръ Бэмбриджъ пришелъ, но Лейдгатъ и не замтилъ его. Игра сильно возбуждала его и онъ подумывалъ отправиться за другой-же день въ Броссингъ, гд шла боле значительная игра, чтобы однимъ удачнымъ вечеромъ освободиться отъ назойливыхъ кредиторовъ.

Онъ все еще игралъ, когда въ билльярдную вошли молодой Гоули, только что вернувшйся изъ Лондона, гд онъ готовился къ адвокатур, и Фрэдъ Винци, проводившй уже нсколько вечеровъ сряду въ ‘Зеленомъ Дракон’. Гоули присталъ къ игр, онъ игралъ очень искусно и совершенно хладнокровно. Фрэдъ-же, удивленный тмъ, что Лейдгатъ находится въ ресторан и съ видимымъ возбужденемъ держитъ пари, отошелъ въ сторону.

Фрэдъ за послднее время сталъ длать себ нкоторыя послабленя. Шесть мсяцевъ онъ усердно работалъ у м-ра Гарта и, благодаря усидчивому труду, почти исправилъ свой почеркъ, впрочемъ, трудъ этотъ имлъ свою привлекательную сторону, такъ какъ Фрэдъ занимался большею частью по вечерамъ у Гартовъ, въ присутстви Мэри. Но вотъ уже дв недли, какъ Мэри гостила въ ловикскомъ пасторат, по приглашеню фэрбротеровскихъ дамъ, самъ м-ръ Фэрбротеръ находился въ это время по дламъ въ Миддльмарч. Фрэдъ, не зная, чмъ развлечься, сталъ опять ходить въ ‘Зеленый Драконъ’ играть на билльярд и слушать любимые разговоры о лошадяхъ, скачкахъ, охот. Онъ ни разу не охотился въ этотъ сезонъ, у него не было даже собственной лошади, такъ что онъ здилъ большею частю въ одноколк м-ра Гарта или-же на его смирной лошади.

Фрэду уже начинали надодать такя лишеня, ему было-бы привольне жить священникомъ.

— Знаете-ли что, м-съ Мэри, выучиться мрять и чертить планы, кажется, трудне, чмъ научиться писать проповди, сказалъ онъ однажды Мэри, желая дать ей почувствовать, что онъ длаетъ для нея.— Геркулесъ и Тезей ничто въ сравнени со мною. Они, по крайней мр, могли охотиться и не должны были обучаться писарскому почерку.

А теперь вдобавокъ и самой Мэри не было въ город и Фрэдъ ршился дать себ немножко отдыху. ‘Отчего-же не поиграть на билльярд, разсуждалъ онъ,— что въ этомъ предосудительнаго. Держать пари, я, конечно, не стану.’ Относительно денегъ Фрэдъ принялъ героическое ршене не тратить по возможности ни шилинга изъ тхъ восьмидесяти фунтовъ, которые положилъ ему м-ръ Гартъ, чтобы возвратить ему ихъ въ уплату долга. На самомъ дл, онъ былъ избавленъ отъ главныхъ расходовъ: платья у него было много, за столъ онъ ничего не платилъ. Онъ разсчитывалъ въ одинъ годъ уплатить почти весь свой долгъ м-ру Гарту. Однако, придя въ билльярдную, онъ ршилъ, что изъ тхъ десяти фунтовъ, которыя онъ думалъ оставить себ на карманные расходы изъ своего полугодичнаго жалованья, онъ можетъ рискнуть небольшею суммою на пари. Соверены такъ и летли направо и налво, отчего-же было и ему не попробовать счастья.

Но неожиданная встрча съ Лейдгатомъ совершенно смутила его. Онъ вспомнилъ о доходившихъ до него темныхъ слухахъ, что Лейдгатъ въ долгу и что отецъ отказался помочь ему, и Фрэду сдлалось какъ-то не по себ. Кто теперь взглянулъ-бы на него и на Лейдгата, тотъ подумалъ-бы, что они помнялись ролями. Веселый беззаботный Фрэдъ имлъ видъ человка оэабоченнаго, какъ будто сконфуженнаго, а спокойный, сосредоточенный Лейдгатъ превратился вдругъ въ страстнаго, возбужденнаго игрока.

Лейдгатъ выигралъ уже на пари шестнадцать фунтовъ, но съ приходомъ Гоули счастье измнило ему. Гоули сталъ играть и держать пари противъ Лейдгата, спокойная увренность котораго превратилась вслдстве этого въ страстное желане наказать противника за сомнне въ его искуств. Онъ продолжалъ держать пари на свою собственную игру, но сталъ проигрывать все чаще и чаще. Слдившй за нимъ Фрэдъ ломалъ себ голову, придумывая, какъ-бы отвлечь Лейдгата отъ игры. Онъ видлъ, что и друге смотрятъ съ удивленемъ на Лейдгата, и ему пришло въ голову, что, можетъ быть, достаточно будетъ отозвать его въ сторону, чтобы заставить придти въ себя. Но онъ не могъ придумать ничего умне, кром совершенно неправдоподобнаго предлога, что ему хочется повидаться съ Рози, и потому онъ желаетъ узнать, дома-ли она. Онъ уже подходилъ къ билльярду, чтобы пустить въ ходъ свою остроумную выдумку, какъ къ нему подошелъ слуга и сказалъ, что м-ръ Фэрбротеръ внизу и проситъ его выйти къ нему на минутку.

Фрэду стало нсколько неловко, но онъ послалъ сказать, что сейчасъ сойдетъ, а самъ подошелъ къ Лейдгату, озаренный новою блестящею мыслью.

— Могу я васъ оторвать на минуту? спросилъ онъ, отводя его отъ билльярда.— Фэрбротеръ сейчасъ прислалъ сказать мн, что желаетъ поговорить со мной. Онъ внизу. Не нужно-ли вамъ съ нимъ повидаться?

Фрэдъ болталъ зря, потому что не могъ сказать прямо: ‘Вы проигрываетесь, какъ сумасшедшй, и обращаете на себя всеобщее внимане, убирайтесь-ка лучше домой.’

Но если-бы онъ придумывалъ, то не могъ-бы придумать ничего лучшаго. Лейдгатъ не замчалъ его до сихъ поръ и внезапное появлене его съ извстемъ, что Фэрбротеръ здсь, подйствовало на него какъ электрическй ударъ.

— Нтъ, отвчалъ онъ,— я не имю никакого особеннаго дла до него. Но партя кончилась, мн пора домой, я зашелъ сюда, чтобы повидаться съ Бэмбриджемъ.

— Бэмбриджъ здсь, но онъ навесел и едва-ли способенъ разсуждать о длахъ. Сойдемте къ Фэрбротеру. Онъ, должно быть, хочетъ прочесть мн маленькую нотацю, вы меня защитите, нашелся Фрэдъ.

Лейдгату было стыдно за самого себя, но онъ не хотлъ обнаружить этого отказомъ видться съ Фэрбротеромъ и пошелъ съ Фрэдомъ.

Фэрбротеръ встртилъ ихъ молчаливымъ пожатемъ руки и заговорилъ о погод, когда они вышли втроемъ на улицу, викарю видимо хотлось поскоре распрощаться съ Лейдгатомъ, чтобы остаться наедин съ Фрэдомъ.

— У меня есть дло къ вамъ, Фрэдъ, потому я и вызвалъ васъ. Не пройдетесь-ли вы со мной до ботольфской церкви?

Ночь была великолпная, небо усяно звздами и Фэрбротеръ предложилъ идти въ обходъ по лондонской дорог.

— Я думалъ, что Лейдгатъ никогда не бываетъ въ ‘Зеленомъ Дракон’, заговорилъ онъ, когда они остались вдвоемъ съ Фрэдомъ.

— Я также, отвчалъ Фрэдъ.— Онъ говоритъ, что зашелъ туда, потому что ему нужно было повидаться съ Бэмбриджемъ.

— Такъ онъ не игралъ?

Фрэдъ не хотлъ разсказывать объ этомъ, но теперь онъ былъ вынужденъ сказать:

— Нтъ, игралъ. Но, видимо, чисто случайно. Я его никогда не встрчалъ тамъ до сегодняшняго вечера.

— Сами вы, значитъ, стали часто ходить туда въ послднее время.

— Да я былъ разъ пять или шесть.

— Кажется, у васъ были основательныя причины, по которымъ вы бросили ходить туда.

— Да, вдь вы знаете, отвчалъ Фрэдъ, которому стало неловко отъ этого допроса.— Я все вамъ разсказалъ.

— Это мн даетъ, какъ кажется, право, говорить съ вами по этому поводу. Вдь мы друзья, не правда-ли? между нами все ведется на чистоту. Я слушалъ васъ, вы, конечно, не откажетесь выслушать меня, если я съ вами стану говорить о себ?

— Я вамъ такъ много обязанъ, м-ръ Фэрбротэръ, проговорилъ Фрэдъ въ непрятномъ недоумни.

— Не отрицаю, что вы мн кое-чмъ обязаны. Но знаете-ли что, Фрэдъ, мн приходило сильное искушене избавить васъ отъ всякаго чувства благодарности ко мн. Услыхавъ отъ кого-то: ‘Молодой Винци опять сталъ ходить всякй вечеръ въ билльярдную, ему надоло насиловать себя’, я чуть не поддался искушеню поступить, какъ разъ наоборотъ тому, какъ поступаю теперь. Я было хотлъ подержать языкъ на привязи и подождать, пока вы станете опускаться все ниже и ниже, начавъ съ пари…

— Я не держалъ пари, перебилъ его Фрэдъ быстро.

— Душевно радъ этому. Но повторяю, мн приходило сильное желане наблюдать молча, какъ вы собьетесь съ истиннаго пути, истощите терпне Гарта и утратите право на то счастье, которое дается вамъ теперь цной такихъ тяжелыхъ усилй. Вы понимаете, какое чувство вызвало это искушене во мн, конечно, понимаете. Вы не можете не знать, что любовь ваша стоитъ мн поперегъ горла.

М-ръ Фэрбротеръ замолчалъ, ожидая отвта Фрэда. Молодой человкъ колебался съ минуту и, наконецъ, сказалъ:

— Невозможно требовать отъ меня, чтобы я отказался отъ нея.

Онъ чувствовалъ, что теперь не время великодушничать.

— Безъ сомння, если она платитъ вамъ взаимностью. Но такого рода отношеня, какъ-бы долго они ни длились, всегда могутъ измниться. Вы можете своимъ поведенемъ ослабить узы, которыя связываютъ ее съ вами, тмъ боле, что эти узы еще чисто условныя и въ такомъ случа другой человкъ, пользующйся ея уваженемъ, можетъ занять въ ея сердц то мсто, котораго вы лишитесь. Для меня такое предположене не иметъ ничего невроятнаго, закончилъ Фэрбротеръ, увлекаясь все боле и боле.— Общность интересовъ можетъ породить симпатю, которая въ состояни одержать верхъ надъ самою постоянною привязанностью.

Если-бы у м-ра Фэрбротера были ногти и клювъ, то и тогда онъ не могъ-бы причинить Фрэду такой боли, какую причинилъ этими словами. Онъ былъ убжденъ что подъ этой гадательной формой кроется полная увренность въ томъ, что чувства Мэри измнились.

— Конечно, я знаю, что могу все потерять, заговорилъ Фрэдъ дрожащимъ голосомъ.— Если она начнетъ сравнивать… онъ оборвался на полуфраз, не желая выдавать того, что чувствовалъ и закончилъ съ нкоторою горечью:— но я думалъ, что вы искренно расположены ко мн.

— И не ошибались, потому-то я и вызвалъ васъ. Но мн приходило сильное искушене поступить совершенно иначе. Мн приходили въ голову вотъ какя мысли: если этотъ юноша самъ себя губитъ, то съ чего-же я стану вмшиваться. Чмъ я хуже его? я старше его шестнадцатью годами, неужели эти шестнадцать лтъ безотрадной, одинокой жизни не даютъ мн боле правъ на счастье, чмъ ему? Если есть шансы, что онъ пропадетъ, то пусть себ пропадаетъ, можетъ быть, я все равно и не въ состояни спасти его, такъ отчего-же мн не воспользоваться его погибелью?

У Фрэда морозъ подиралъ по кож. Что будетъ дальше? Не говорилъ-ли онъ уже съ Мэри? Слова его походили боле на угрозу, чмъ на предостережене.

Но викарй продолжалъ измнившимся тономъ:

— Но прежде во мн говорили боле благородныя побужденя и я вспомнилъ ихъ. Для того, чтобы утверждаться въ нихъ, я счелъ за лучшее передать вамъ, Фрэдъ, то, что происходило во мн. Теперь, понимаете-ли вы меня? Я хочу счастья ей, хочу счастья вамъ, и если мое предостережене въ состояни остановить васъ на рискованномъ пути, то… пусть мои слова будутъ вамъ предостереженемъ.

Послдня слова викарй произнесъ едва внятно и остановился. Они дошли до поворота къ церкви и викарй протянулъ Фрэду руку, какъ-будто желая дать ему понять, что разговоръ ихъ конченъ. Фрэдъ былъ глубоко потрясенъ.

— Я постараюсь быть достойнымъ… васъ и ее, хотлъ онъ сказать и не въ состояни былъ докончить.

— Не думайте, заговорилъ Фэрбротеръ,— что я замтилъ въ ней малйшую перемну къ вамъ, Фрэдъ. Въ этомъ отношени вы можете быть совершенно спокойны. Ведите себя, какъ слдуетъ, и все пойдетъ хорошо.

— Я никогда не забуду, что вы сдлали для меня, отвчалъ Фрэдъ.— Я не умю высказать всего, что у меня на душ, но я постараюсь, чтобы ваша доброта не пропала даромъ.

— Этого совершенно довольно. Прощайте, да благословитъ васъ Богъ.

И они разошлись.

ГЛАВА LXVII.

Счастье было для Лейдгата, что онъ проигралъ въ первый-же разъ, какъ ршился попытать счастье въ игр. На другой день, кода ему пришлось заплатить четыре или пять фунтовъ проигрыша, ему стало противно вспомнить о вчерашнемъ, противно за ту роль, которую онъ игралъ наканун. Разсудокъ представлялъ ему, какъ легко вчерашнй вечеръ могъ-бы окончиться полнымъ раззоренемъ его, если-бы вмсто билльярдной онъ попалъ въ настоящй игорный домъ. Но, несмотря на вс доводы разсудка, онъ чувствовалъ, что будь онъ мало-мальски увренъ въ своемъ счасть, онъ охотне-бы сталъ играть, чмъ прибгнулъ-бы въ средству, въ необходимости котораго онъ съ каждымъ днемъ убждался все боле и боле.

Этимъ средствомъ было обращене за помощью и къ м-ру Бюльстроду. Лейдгатъ гордился передъ самимъ собою и другими своею полной независимостью отъ Бюльстрода, въ предпряти котораго онъ принялъ участе только потому, что видлъ въ немъ возможность приложить къ длу свои взгляды на медицину и общественное благо, поэтому обратиться къ банкиру съ личною просьбой казалось ему просто невыносимо.

Однакожъ въ март мсяц дла его приняли такой оборотъ, что волей-неволей ему приходилось обратиться за помощью къ кому-бы то ни было. Сперва ему пришло въ голову написать м-ру Винци, но, допросивъ Розамунду, онъ увидлъ, что она уже обращалась въ отцу, и даже два раза,— въ послднй разъ посл отказа сэра Годвина, но м-ръ Винци сказалъ ей, что Лейдгатъ долженъ самъ о себ думать, и совтовалъ обратиться къ Бюльстроду.

Лейдгатъ и самъ посл долгихъ размышленй пришелъ въ заключеню, что ему всего естественне обратиться съ просьбою о помощи въ Бюльстроду. Во первыхъ, Бюльстродъ косвеннымъ образомъ способствовалъ уменьшеню его практики, во вторыхъ, очень дорожилъ его сотрудничествомъ. Правда, въ послднее время Бюльстродъ какъ-будто поохладлъ къ госпиталю, но это можно приписать разстройству его здоровья: онъ страдалъ сильнымъ нервнымъ разстройствомъ. Во всхъ прочихъ отношеняхъ онъ, повидимому, не измнился. Съ Лейдгатомъ онъ былъ по прежнему любезенъ, хотя не обнаруживалъ ни малйшаго участя къ его семейнымъ дламъ, и Лейдгатъ находилъ до сихъ поръ, что такя чисто формальныя отношеня гораздо лучше всякой фамильярности. Наконецъ, онъ ршился обратиться къ нему съ своею просьбою, но откладывалъ со дня на день исполнене этого ршеня, несмотря на то, что очень часто видлся съ м-ромъ Бюльстродомъ. Повременамъ ему приходило въ голову, что лучше написать письмо, а затмъ опять, что личное объяснене лучше, такъ какъ оно дастъ ему возможность остановиться въ случа слишкомъ явнаго нерасположеня Бюльстрода къ какой-бы то ни было помощи.

Такимъ образомъ, дни проходили за днями, а Лейдгатъ все не могъ собраться съ духомъ ни написать банкиру, ни объясниться съ нимъ лично. Ему даже начинало приходить въ голову, не привести-ли въ исполнене предложене Розамунды ухать изъ Мидльмарча,— предложене, которое такъ разсердило его своею неосновательностью. Въ голов его уже возникалъ вопросъ: не купитъ-ли кто мою практику, какъ она ни ничтожна? А если купитъ, такъ на вырученныя деньги можно будетъ ухать. Не говоря уже о томъ, что эта мра возмущала его тмъ, что равнялась постыдному отреченю отъ начатаго имъ дла ради бездльнаго шатаня съ мста на мсто,— къ выполненю ея представлялось серьезное практическое препятстве въ трудности скоро найти покупщика. Но если даже покупщикъ и найдется, что-же потомъ! Какъ-бы далеко отъ Миддльмарча, въ какомъ-бы многолюдномъ город они ни поселились, если имъ придется жить въ бдной квартир, Розамунда все-таки станетъ роптать на свою судьбу и упрекать его за то, что онъ поставилъ ее въ такое положене.

Среди этихъ колебанй случай объясниться съ Бюльстродомъ представился самъ собою. Банкиръ прислалъ, Лейдгату записку съ просьбою зайти къ нему въ банкъ. М-ръ Бюльстродъ впалъ за послднее время въ ипохондрю и страдалъ безсонницей, онъ вообразилъ себ, что близокъ къ помшательству. Съ жадностью слушалъ онъ Лейдгата, старавшагося разсять его опасеня, и былъ видимо настолько обрадованъ его словами, что Лейдгатъ счелъ минуту благопрятною для объясненй по своему личному длу. Выразивъ мнне, что его паценту необходимо было-бы дать себ на время полный отдыхъ, онъ продолжалъ:

— Какъ вредно дйствуетъ всякое малйшее волнене на человка слабаго здоровья видно уже потому, какъ тяжело отзываются непрятности на людяхъ крпкихъ и молодыхъ. Я человкъ крпкаго сложеня, но меня совершенно разстроили за послднее время разныя тревоги.

— Я думаю, что при слабости моего здоровья мн особенно легко заразиться холерой, если она придетъ къ намъ. А она уже въ Лондон, намъ остается только молить преблагого Господа объ удалени отъ насъ этого бича, замтилъ Бюльстродъ.

— Вы во всякомъ случа сдлали, что могли въ отношени мръ предосторожности. Я увренъ, что если холера придетъ къ намъ, то и наши враги должны будутъ сознаться въ благодтельности новаго госпиталя.

— Безъ сомння, отвчалъ Бюльстродъ холодно.— Что-же касается до того, что мн необходимъ отдыхъ, какъ вы говорите, м-ръ Лейдгатъ, то я и самъ уже подумываю объ этомъ и намренъ принять довольно радикальное ршене. Я хочу удалиться на время отъ длъ, какъ комерческихъ, такъ и благотворительныхъ и думаю даже на время поселиться гд-нибудь въ приморскомъ город, гд климатъ окажется для меня благопрятенъ. Вы, конечно, одобрите такую мру.

— Конечно, произнесъ Лейдгатъ, нетерпливо откидываясь на спинку стула.

— Давно уже въ виду этого ршеня я собирался поговорить съ вами относительно вашего госпиталя. Я конечно, долженъ буду отказаться отъ личнаго наблюденя за нимъ, а не въ моихъ правилахъ жертвовать громадныя средства на учреждене, надъ которымъ я не могу надзирать, которое не могу до нкоторой степени направлять. Поэтому, въ случа, если я окончательно ршусь ухать изъ Миддлмарча, я не стану боле поддерживать новаго госпиталя.

Въ ум Лейдгата промелькнула мысль: ‘вроятно, денежныя дла его въ очень плохомъ положени.’

— Это будетъ незамнимой потерей для госпиталя, сказалъ Лейдгатъ.

— Да, если онъ не измнитъ нсколько своего характера. Единственное лицо, которое согласится увеличить свои взносы, это м-съ Казобонъ. Я имлъ съ нею разговоръ по этому поводу я доказывалъ ей, какъ надюсь теперь доказать вамъ, что было-бы желательно вызвать боле общее сочувстве къ нашему госпиталю измненемъ самого его характера.

Лейдгатъ молчалъ.

— Я думаю, что всего лучше соединить его съ больницей, такъ чтобы новый госпиталь сдлался только спецальнымъ отдленемъ этого заведеня и состоялъ подъ завдыванемъ однихъ и тхъ-же лицъ. Медицинская часть должна быть точно также соединена. Такимъ образомъ, устраняются всякя затрудненя относительно средствъ къ существованю нашего новаго учрежденя и благожелательныя стремленя здшняго общества не будутъ раздваиваться.

— Безъ сомння, это весьма практическй планъ, произнесъ Лейдгатъ съ ироней,— къ сожалню, я не могу воспользоваться его выгодами, такъ какъ однимъ изъ первыхъ послдствй такого соединеня госпиталя съ больницей, будетъ отмна остальными докторами всхъ введенныхъ мною премовъ только потому, что они введены мною.

— Вамъ очень хорошо извстно, м-ръ Лейдгатъ, что я высоко цнилъ тотъ новый и независимый духъ, который вы съумли ввести въ это учреждене, признаюсь, что планъ его былъ мн очень по сердцу. Но такъ какъ Провидне требуетъ отъ меня отреченя отъ него, то я отрекаюсь.

Наступило небольшое молчане, которое Лейдгатъ прервалъ вопросомъ:

— А что сказала вамъ м-съ Казобонъ?

— Я только что хотлъ перейти въ ней. Она, какъ вамъ извстно, женщина очень щедрая, и если не обладаетъ большимъ состоянемъ, то, во всякомъ случа, иметъ свободныя деньги, которыя можетъ тратить по произволу. Она сказала мн, что хотя большую часть этихъ денегъ и предназначаетъ на совершенно другое употреблене, но подумаетъ, не можетъ-ли вполн замнить меня при госпитал. Она проситъ только времени, чтобы зрло обсудить этотъ вопросъ и я сказалъ ей, что дло не къ спху, что я и самъ еще не принялъ окончательнаго ршеня.

У Лейдгата чуть не сорвалось съ языка: если м-съ Казобонъ займетъ ваше мсто, то госпиталь останется не въ проигрыш, а въ выигрыш, по сдержался и сказалъ только:

— Значитъ я могу переговорить объ этомъ съ м-съ Казобонъ.

— Да, она этого именно и желаетъ. Ршене ея, какъ она говоритъ, будетъ зависть въ значительной степени отъ того, что вы ей скажете. Только вамъ надо подождать немного, она узжаетъ куда-то. Вотъ, что она мн пишетъ… Бюльстродъ вынулъ изъ кармана письмо и прочиталъ: — ‘Я узжаю въ оркшейръ съ сэромъ Джемсомъ и леди Читамъ осмотрть землю, которую желаю пробрсти, отъ условй, на которыхъ я ее пробрту, будетъ зависть цифра капитала, который я могу пожертвовать на госпиталь.’ И такъ, вы видите, м-ръ Лейдгатъ, что спшить нечего, но я желалъ во всякомъ случа заране предупредить васъ.

М-ръ Бюльстродъ положилъ письмо обратно въ карманъ и выражене его лица ясно говорило, что онъ считаетъ объяснене законченнымъ. Лейдгатъ почувствовалъ, что если просить его о помощи, то нужно просить немедленно.

— Я очень благодаренъ вамъ за это сообщене, началъ онъ слегка запинаясь, какъ будто ему стоило нкоторого усиля выговорить каждое слово.— Моя професся для меня выше всего на свт, и я видлъ въ госпитал возможность наилучшаго примненя ея. Но наилучшее примнене не всегда примнене наиболе выгодное. Обстоятельства, сдлавшя госпиталь не популярнымъ, въ связи съ нкоторыми другими причинами, которыя преимущественно обусловливались борьбой моей рутиной, сдлали непопулярнымъ и меня. Ко мн стали обращаться по преимуществу только т паценты, которые не въ состояни платить за винитъ, мн было-бы это очень прятно, если-бы самому не приходилось много тратить на свою жизнь.

Лейдгатъ замолчалъ, ожидая, что скажетъ его собесдникъ, но Бюльстродъ только кивнулъ головой, не сводя съ него глазъ, и потому онъ продолжалъ:

— Денежныя дла мои запутались до такой степени, что мн не остается другого исхода, какъ найти человка, который-бы согласился дать мн взаймы денегъ безъ всякаго другого обезпеченя, кром личнаго довря ко мн и моему будущему. Я прхалъ сюда съ очень небольшимъ капиталомъ. Родные не могутъ оказать мн никакого пособя. Расходы мои вслдстве женитьбы оказались гораздо значительне, чмъ я ожидалъ. Такъ что въ настоящее время для того, чтобы движимость моя, заложенная одному изъ кредиторовъ, не была продана съ публичнаго, торга а также и для того, чтобы я могъ расквитаться со всми моими долгами и имть, чмъ жить первое время, мн нужно тысячу фунтовъ. Отецъ моей жены не ссудитъ меня такою суммою. Вотъ почему я вынужденъ объяснить свое положене единственному человку, который сколько-нибудь заинтересованъ моею судьбою.

Лейдгату было тошно слушать самого себя. Но, по крайней мр, онъ высказался и высказался совершенно недвусмысленно.

М-ръ Бюльстродъ отвчалъ не спша и безъ малйшей запинки:

— Мн очень прискорбно слышать, что вы въ такомъ положени, м-ръ Лейдтатъ, хотя съ другой стороны меня это нисколько не удивляетъ. Я очень жаллъ, что вы женились на дочери моего зятя, семейство это постоянно отличалось мотовствомъ и въ настоящее время я уже вынужденъ помогать ему. Я-бы посовтовалъ вамъ, м-ръ Лейдгатъ, вмсто того, чтобы опутывать себя новыми обязательствами и продолжать сомнительную борьбу, объявить себя банкротомъ.

— Это не улучшитъ моего положеня, какъ ни привлекательно такое средство само по себ, произнесъ Лейдгатъ съ горечью и всталъ.

— Безъ сомння, это тяжелое испытане, но испытаня — нашъ удлъ въ этой жизни, они служатъ намъ къ нравственному очищеню. Право, примите мой совтъ.

— Благодарю васъ, отвчалъ Лейдгатъ, не понимая хорошенько, что говоритъ.— Я васъ слишкомъ долго задержалъ. Прощайте.

ГЛАВА LXVIII.

Ршене, о которомъ Бюльстродъ передавалъ Лейдгату, было вызвано въ немъ тяжелыми минутами, которыя ему пришлось пережить съ того дня, когда Рафль узналъ на аукцон Виля Владислава и когда банкиръ сдлалъ напрасную попытку вознаградить причиненное имъ зло въ надежд, что провидне, видя его раскаяне, отвратитъ отъ него тягостныя послдствя его проступка.

Увренность его, что Рафль вернется въ самомъ скоромъ времени въ Миддльмарчъ, оправдалась. Въ рождественскй сочельникъ Рафль прхалъ прямо къ нему. Бюльстродъ былъ дома, такъ что могъ устранить его отъ сообщенй съ своимъ семействомъ, но тмъ не мене прздъ Рафля сильно скомпрометировалъ его въ глазахъ домашнихъ и встревожилъ его жену. Рафль оказался на этотъ разъ еще несговорчиве прежняго. Онъ ни за что не хотлъ узжать отъ банкира и Бюльстродъ, выбирая изъ двухъ золъ меньшее, пришелъ къ заключеню, что дйствительно лучше оставить его у себя, чмъ отпустить въ городъ. Онъ продержалъ его въ своей комнат весь вечеръ и самъ уложилъ его въ постель, Рафль-же все время потшался надъ невыносимымъ положенемъ, въ которое поставилъ своего бывшаго сообщника. Онъ говорилъ ему, что вполн понимаетъ, какъ ему прятно принимать у себя въ дом человка, оказавшаго ему такую серьезную услугу и не получившаго за нее достаточнаго вознагражденя. Подъ этими грубыми шутками скрывался тонкй разсчетъ, надежда выманить у Бюльстрода солидный кушъ за избавлене отъ этой новой пытки. Но онъ хватилъ уже черезъ край.

Рафль не въ состояни былъ даже представить себ, какой нестерпимой пытк онъ подвергалъ Бюльстрода. Банкиръ сказалъ жен, что долженъ присматривать за этимъ несчастнымъ, павшимъ жертвою собственной порочной жизни, такъ какъ въ противномъ случа онъ можетъ сдлать что нибудь надъ собою. Не сказавъ прямой лжи, онъ косвеннымъ образомъ далъ ей понять, что связанъ съ этимъ человкомъ родственными узами и что въ Рафл замчаются признаки умственнаго разстройства, требующаго самаго тщательнаго ухода за несчастнымъ, котораго онъ самъ увезетъ изъ ихъ дома на слдующее-же утро. Говоря такимъ образомъ, онъ давалъ жен возможность удовлетворить любопытство дочерей и прислуги и объяснить, почему онъ никого не пускаетъ въ свою комнату. Но тмъ не мене его все время мучалъ страхъ, что кто-нибудь изъ домашнихъ услышитъ Рафля, громогласно вспоминавшаго о прошломъ, или что м-съ Бюльстродъ вдругъ вздумаетъ приложить ухо къ двери. Она была женщина честная, неспособная на подобныя низости, но страхъ оказывался сильне теори вроятностей.

Рафль завелъ пытку слишкомъ далеко и получилъ результаты, на которые вовсе не разсчитывалъ. Нахальство его убдило банкира, что съ нимъ нужно дйствовать ршительно. Уложивъ Рафля спать, онъ распорядился, чтобы экипажъ его былъ запряженъ къ половин восьмого. Въ шесть часовъ онъ былъ уже за ногахъ и подошелъ со свчой къ постели Рафля, который спалъ тревожнымъ сномъ. Онъ молча стоялъ возл него, надясь, что тотъ самъ проснется отъ свта, будить-же его казалось ему слишкомъ рискованнымъ, такъ какъ Рафль могъ съ просонья расшумться. Минуты черезъ дв Рафль дйствительно застоналъ, вскочилъ и, дрожа всмъ тломъ, сталъ дико оглядываться по сторонамъ. Бюльстродъ отставилъ свчу и молча ждалъ, пока онъ совсмъ придетъ въ себя.

Черезъ четверть часа онъ объявилъ ему, холоднымъ, не допускавшимъ возраженй тономъ:

— Я поднялъ васъ такъ рано, м-ръ Рафль, потому что веллъ подать экипажъ въ половин восьмого, я самъ отвезу васъ въ Ильзели, откуда вы можете ухать по желзной дорог, или дождаться дилижанса.

Рафль хотлъ что-то возразить, но Бюльстродъ остановилъ его:

— Я попрошу васъ выслушать, меня до конца. Я дамъ вамъ денегъ теперь и время отъ времени буду посылать вамъ пособя, когда вы меня извстите письмомъ, что нуждаетесь въ деньгахъ. Но если вы вздумаете опять явиться сюда, если вы вернетесь въ Миддльмарчъ и станете распускать обо мн дурные слухи, то я откажусь отъ васъ и предоставляю вамъ пожинать плоды вашей злости. Никто вамъ не заплатитъ за стараня очернить меня, я знаю все зло, которое вы можете мн сдлать, и не побоюсь васъ, если вы осмлитесь опять надодать мн. Извольте одваться и исполните то, что я вамъ приказываю, безъ всякаго шума, въ противномъ случа я пошлю за полисменомъ, чтобы онъ выпроводилъ васъ изъ моего дома. Вы можете разсказывать ваши сплетни въ каждой пивной, но не получите отъ меня ни пенни боле.

Бюльстродъ рдко прибгалъ къ такому ршительному тону. Почти всю ночь обдумывалъ онъ, что и какъ сказать, и пришелъ къ заключеню, что объяснене такого рода если не избавитъ его на всегда отъ Рафля, то, по крайней мр, освободитъ отъ его присутствя на этотъ разъ. Дйствительно, его холодная ршимость подйствовала на Рафля, организмъ котораго былъ сильно разстроенъ постоянными кутежами, и онъ допустилъ себя увезти безъ всякаго скандала. Прислуга принимала его за бднаго родственника и не удивлялась, что такой солидный и взыскательный господинъ, какъ ихъ хозяинъ, стыдился за такого родственника и старался поскоре сбыть его съ рукъ. Печальнымъ началомъ рождественскихъ праздниковъ была для банкира эта поздка за 10 миль съ ненавистнымъ спутникомъ. Подъ конецъ дороги Рафль развеселился и разстался съ банкиромъ вполн довольный тмъ, что получилъ отъ него сто фунтовъ. Но Бюльстродъ вернулся въ себ далеко не спокойный. Онъ видлъ, что жену его мучитъ какое-то тревожное предчувстве, потому что она тщательно старалась избгать всякихъ намековъ на вчерашнее посщене. Онъ привыкъ встрчать съ ея стороны раболпное уважене въ себ, тмъ ужасне было для него сознане, что она подозрваетъ его въ какой-то позорной тайн. Мысль о неизбжности позора не давала ему покоя. А этотъ позоръ былъ неизбженъ, если ему не удалось запугать Рафля своею ршительностью. Напрасно утшалъ онъ себя мыслью, что позоръ этотъ будетъ испытанемъ, посланнымъ провиднемъ для приготовленя его въ жизни вчной, все существо его содрогалось при мысли о предстоящемъ унижени, и онъ убждалъ себя, что если не ради себя, то ради славы имени Господня онъ долженъ попытаться избжать опозореня. Вотъ почему онъ и задумалъ ухать изъ Миддльмарча, въ другомъ мст, гд жизнь его мене извстна, мучитель его будетъ для него не такъ страшенъ. Но онъ зналъ, что для жены его будетъ очень тяжело ухать совсмъ изъ Миддльмарча и самому ему этого не хотлось. Вотъ почему онъ устроивалъ свои дла такъ, чтобы ему можно было вернуться назадъ, если провидню угодно будетъ разсять его опасеня. Онъ намревался устраниться на время отъ длъ подъ предлогомъ своего разстроеннаго здоровья, но устраниться такъ, чтобы имть во всякую минуту возможность снова приняться за нихъ. Эта мра вызывала однако увеличене расходовъ и сокращене доходовъ, и безъ того потерпвшихъ отъ общаго торговаго кризиса. Ему нужно было жить экономне и госпиталь естественно представился ему первымъ предметомъ, на которомъ можно было соблюсти экономю.

Вотъ что вызвало его на объяснене съ Лейдгатомъ. Но онъ не принималъ еще никакихъ окончательныхъ мръ. Онъ все еще надялся, что какой-нибудь случай спасетъ его, и не хотлъ портить свою жизнь черезчуръ опрометчивымъ переселенемъ, тмъ боле, что не зналъ, какъ объяснить своей жен желане ни съ того ни съ сего ухать навсегда изъ города, гд имъ жилось такъ хорошо.

Между прочими длами Бюльстроду приходилось подумать и о томъ, на кого оставить Стон-Кортъ. По всмъ дламъ, относившимся до его недвижимой собственности, онъ обращался за совтомъ къ Калэбу Гарту, какъ человку, для котораго интересы его доврителя дороже его собственныхъ интересовъ. Съ Стон-Кортомъ Бюльстродъ хотлъ устроиться такъ, чтобы во всякое время имть возможность снова вернуться туда, Калэбъ посовтовалъ ему въ такомъ случа сдать помстье въ аренду на годичный срокъ.

— Можете вы прискать арендатора на такихъ условяхъ, м-ръ Гартъ? спросилъ Бюльстродъ.— И вообще сколько вы возьмете въ годъ за ведене моихъ длъ?

— Я подумаю, соображу, отвчалъ Калэбъ лаконически.

Если-бы ему не приходилось заботиться о будущности Фрэда Винци, онъ, по всей вроятности, отказался-бы взять на себя лишнюю обузу, такъ какъ жена и безъ того находила, что онъ работаетъ черезъ мру. Но посл этого разговора съ Бюльстродомъ въ голов его зародилась весьма заманчивая мысль: не согласится-ли Бюльстродъ сдать Стон-Кортъ въ аренду Фрэду Винци подъ личною его, Гарта, отвтственностью. Для Фрэда это была-бы великолпная школа, онъ могъ получить хорошй доходъ и кром того свободное время онъ могъ употребить на постороння занятя. Калэбъ сообщилъ объ этомъ своей жен съ такимъ восторгомъ, что у нея не хватало духу упрекнуть его за то, что онъ набираетъ себ дла не подъ силу.

— Если это устроится, Фрэдъ будетъ на верху блаженства, говорилъ онъ, сяя отъ радости.— Вдь ты подумай только, Сусанна, онъ мечталъ объ этомъ имни еще при жизни старика Фэтерстона. И какъ это прекрасно выйдетъ, если оно достанется ему въ награду за его трудолюбе. Я увренъ, что Бюльстродъ со временемъ продастъ его ему, онъ, кажется, думаетъ совсмъ ухать отсюда. Никогда ничто меня такъ не радовало. Скоро можно будетъ и свадьбу сыграть, Сусанна.

— Ты, конечно, ничего не скажешь Фрэду, пока Бюльстродъ не дастъ окончательнаго соглася? замтила м-съ Гартъ тономъ кроткаго предостереженя.— А что касается до свадьбы, Калэбъ, то намъ старикамъ не слдъ торопить ее.

— Ну, отчего-же. Женитьба всегда остепеняетъ человка. Мн тогда меньше придется обуздывать Фрэда. Но во всякомъ случа я ему ничего не скажу, пока дло не сладится. Я на дняхъ-же переговорю съ Бюльстродомъ окончательно.

Онъ дйствительно воспользовался первымъ представившимся случаемъ. Бюльстродъ не чувствовалъ ни малйшаго расположеня къ Фрэду Винци, но ему хотлось заручиться во что-бы то ни стало услугами Гарта по другимъ дламъ, для веденя которыхъ требовался человкъ вполн добросовстный, въ противномъ случа онъ могъ потерпть серьезные убытки. Поэтому онъ согласился на предложене м-ра Гарта. Была еще и другая причина, по которой онъ не прочь былъ оказать услугу одному изъ членовъ семейства Винци. М-съ Бюльстродъ, прослышавъ о долгахъ Лейдгата, спрашивала у мужа, не можетъ-ли онъ сдлать что-нибудь для бдной Розамунды, и сильно встревожилась, когда онъ сказалъ ей, что дла Лейдгата находятся въ такомъ положени, что ему трудно помочь и потому лучше и не пытаться. Тутъ въ первый разъ за все время замужества м-съ Бюльстродъ ршилась возразить своему мужу.

— Ты всегда такъ строго относился къ моему семейству, Николасъ. Но право мн нечего краснть за моихъ родныхъ. Они, можетъ быть, нсколько легкомысленны, но никто не скажетъ про нихъ ничего дурного.

— Моя милая Гаррэтъ, отвчалъ Бюльстродъ, стараясь не глядть на жену,— я не мало денегъ передавалъ твоему брату. Не могу-же я содержать и его замужнихъ дочерей.

М-съ Бюльстродъ поняла всю справедливость этого замчаня, теперь ей оставалось только сожалть о бдной Розамунд, но даромъ она всегда возставала противъ воспитаня, которое ей давали, теперь слишкомъ очевидно обнаружились плоды этого воспитаня.

Въ виду этого разговора м-ръ Бюльстродъ понималъ, какъ ему будетъ выгодно, сообщая жен о своемъ намрени навсегда ухать изъ Миддльмарча, сказать ей вмст съ тмъ, что онъ позаботился о судьб своего племянника Фрэда. Но пока онъ нашелъ возможнымъ сообщить ей только то, что онъ намренъ пожить нсколько мсяцевъ гд-нибудь на юг.

Калэбъ такъ былъ радъ сговорчивости Бюльстрода, что едва не разсказалъ обо всемъ Мэри. Но, благодаря жен, онъ не проболтался и тщательно скрывалъ отъ Фрэда свои поздки въ Стон-Кортъ для осмотра земли и всего хозяйства. Онъ былъ вн себя отъ восторга, что готовитъ такой сюрпризъ Фрэду и Мэри.

— Ну, а если вс твои мечты окажутся воздушнымъ замкомъ? предостерегала его жена.

— Что-же, по крайней мр, этотъ замокъ никого не раздавитъ, когда рухнетъ, отвчалъ онъ.

ГЛАВА LXIX.

М-ръ Бюльстродъ еще занимался въ банк, посл ухода Лейдгата, когда къ нему вошелъ клеркъ съ докладомъ, что его лошадь подана и что м-ръ Гартъ пришелъ и желаетъ съ нимъ повидаться.

— Просите, просите его сюда, распорядился Бюльстродъ.

— Пожалуйста, садитесь, м-ръ Гартъ, обратился онъ самымъ любезнымъ тономъ къ вошедшему Калэбу.— Какъ я радъ, что вы застали меня здсь. Я знаю, что вамъ дорога каждая минута.

— О! воскликнулъ Калэбъ, садясь и кладя шляпу на колъ. Онъ наклонилъ голову нсколько на сторону и опустилъ глаза внизъ, барабаня рукою по колну.

М-ръ Бюльстродъ зналъ, что Калэбъ всегда очень медленно приступалъ къ разговору, когда дло казалось ему почему нибудь важнымъ. Онъ ожидалъ, что Гартъ заговоритъ съ нимъ о необходимости купить на сломъ нсколько домовъ въ Блиндман-Корт, чтобы очистить тамъ воздухъ и пропустить боле свта въ остальные дома. Калэбъ часто надодалъ своимъ доврителямъ предложенями такого рода, но Бюльстродъ относился обыкновенно сочувственно къ его проектамъ различныхъ улучшенй и они какъ нельзя лучше ладили между собой.

Но Калэбъ заговорилъ нсколько глухимъ голосомъ:

— Я прямо изъ Стон-Корта, м-ръ Бюльстродъ.

— Надюсь, что все тамъ обстоитъ благополучно. Я самъ былъ тамъ вчера. Въ ныншнемъ году Абэль содержитъ скотъ превосходно.

— Да… нтъ, тамъ не все обстоитъ благополучно. Тамъ какой-то прзжй, и, кажется, онъ расхворался не на шутку. Ему нуженъ докторъ, я прхалъ сообщитьтвамъ объ этомъ, фамиля его Рафль.

Гартъ замтилъ, какъ вздрогнулъ банкиръ при его словахъ. Бюльстродъ думалъ, что его не могутъ застать врасплохъ, потому что онъ всегда на сторож, но ошибся.

— Несчастный, произнесъ онъ сострадательнымъ тономъ, хотя губы его дрожали.— Вы не знаете, какимъ образомъ онъ попалъ ко мн?

— Я самъ отвезъ его, отвчалъ Калэбъ спокойно.— Я подвезъ его въ своей одноколк. Онъ прхалъ въ дилижанс и шелъ пшкомъ, я нагналъ его недалеко отъ поворота къ таможн. Онъ вспомнилъ, что разъ встртилъ меня съ вами въ Стонъ-Корт, и попросилъ подвезти его. Я видлъ, что онъ боленъ, и счелъ своею обязанностью свезти его куда-нибудь подъ кровъ. Пошлите къ нему поскоре доктора.

Съ этими словами Калебъ взялъ шляпу съ пола и медленно поднялся съ мста.

— Сейчасъ-же. Не будете-ли вы такъ добры, м-ръ Гартъ? что зайдете по пути къ м-ру Лейдгату… или нтъ, онъ, вроятно, теперь въ госпитал. Я пошлю къ нему верховаго съ запиской, а самъ проду въ Стон-Кортъ.

Онъ поспшно написалъ нсколько словъ и вышелъ распорядиться отправкой своей записки. Вернувшись, онъ засталъ Калеба въ томъ-же положени, въ какомъ оставилъ его,— со шляпою въ рук. Въ ум Бюльстрода промелькнула мысль: ‘Можетъ быть, Рафль говорилъ съ Гартомъ только о своей болзни. Гартъ, вроятно, удивляется, какъ удивлялся и прежде, что такая подозрительная личность хвастаетъ близкимъ знакомствомъ со мною, но онъ ничего не знаетъ. Онъ хорошо относится во мн, я могу быть ему полезенъ’.

Ему хотлось убдиться въ томъ, что онъ не обманывается, но разспрашивать Калеба о томъ, что говорилъ или длалъ Рафль, значило выдавать себя.

— Очень, очень благодаренъ вамъ, м-ръ Гартъ, заговорилъ онъ своимъ обыкновеннымъ учтивымъ тономъ.— Мой посланный вернется черезъ нсколько минутъ и тогда я поду самъ посмотрть, что можно сдлать для этого несчастнаго. Можетъ быть, у васъ есть еще какое-нибудь дло до меня? Въ такомъ случа, прошу васъ, садитесь.

— Благодарю васъ, отвчалъ Калебъ, длая отрицательный жестъ правою рукою.— Я попрошу васъ, м-ръ Бюльстродъ, поручить кому-нибудь другому завдыване вашими длами. Я очень вамъ благодаренъ за то, что вы были такъ предупредительны ко мн, такъ охотно приняли мои предложеня относительно сдачи въ аренду Стон-Корта и другихъ вашихъ длъ. Но я не могу вести ихъ боле.

Бюльстрода, какъ ножомъ, рзануло по сердцу: онъ все понялъ.

— Какъ-же это такъ внезапно, м-ръ Гартъ? но нашелся онъ сказать ничего другого.

— Дйствительно, внезапно. Но я не могу поступить иначе. Ршене мое неизмнно.

Онъ говорилъ очень мягко, но Бюльстродъ сильно поблднлъ отъ этого мягкаго тона и старался не глядть въ лицо своего собесдника. Калебу стало жаль Бюльстрода, но онъ ни за что не ршился-бы прибгнуть къ вымышленнымъ предлогамъ для объясненя своего ршеня.

— Ршене ваше вызвано какими-нибудь грязными слухами, которые сообщилъ вамъ этотъ несчастный?

— Вы угадали. Я не отрицаю, что принялъ это ршене тотчасъ-же посл разговора съ нимъ.

— Вы человкъ добросовстный, м-ръ Гартъ, вы, конечно, считаете себя отвтственнымъ за свои поступки передъ Богомъ. Вы не захотите оскорбить меня, повривъ клевет, заговорилъ Бюльстродъ, придумывая, чмъ-бы посильне пронять своего собесдника.— Неужели изъ-за такого ничтожнаго предлога вы откажетесь отъ дла, столько-же выгоднаго для васъ, какъ и для меня.

— Я никого не желаю оскорблять умышленно. Я слишкомъ люблю своихъ ближнихъ. Но, сэръ, я вынужденъ поврить тому, что слышалъ отъ этого Рафля. Посл того, что онъ мн сказалъ, мн было бы слишкомъ тяжело завдывать вашими длами, хотя это доставляло-бы мн большя выгоды. Прошу васъ прискать себ другого повреннаго.

— Очень хорошо, м-ръ Гартъ, но я вправ, по крайней мр, настаивать, чтобы вы мн сообщили, что вы слышали отъ него. Я долженъ-же знать, какую гнусную клевету распространяютъ обо мн.

— Это совершенно лишнее, отвчалъ Калебъ такъ-же мягко, какъ прежде.— То, что я слышалъ отъ него, умретъ вмст со мною, если какя-нибудь чрезвычайныя обстоятельства не заставятъ меня говорить. Если вы ни передъ чмъ не останавливались ради своихъ личныхъ выгодъ и обманомъ лишили другихъ того, что имъ слдовало по праву, то теперь вы, конечно, въ этомъ раскаяваетесь… вамъ хотлось-бы передлать то, что сдлано, но вы не можете, и это должно быть слишкомъ тяжело для васъ.

Калебъ простановился на минуту и покачалъ головой.

— Я не хочу увеличивать вашихъ страданй, закончилъ онъ.

— Но вы ихъ увеличиваете, сорвалось невольно съ языка Бюльстрода.— Вы увеличиваете ихъ, отворачиваясь отъ меня.

— Я не могу поступить иначе, отвчалъ Калебъ еще мягче прежняго.— Мн это очень прискорбно. Я не сужу васъ, я не говорю: онъ гршникъ, а я праведникъ. Боже меня избави отъ этого! Я не знаю всего. Человкъ можетъ впасть въ грхъ и очистить себя искреннимъ раскаянемъ, но онъ не можетъ смыть пятна на своемъ прошломъ. И это ему служитъ наказанемъ. Если вы находитесь въ такомъ положени, то я скорблю о васъ. Но я не въ состояни боле работать съ вами. Вотъ и все, м-ръ Бюльстродъ. Все остальное умретъ со мною. Прощайте.

— Одну минуту, м-ръ Гартъ! Значитъ, я могу положиться на ваше торжественное общане, что вы не передадите никому, ни мужчин, ни женщин той гнусной клеветы, которую вы слышали обо мн.

Калеба взорвало.

— Съ какой-же стати я говорилъ-бы, что стану молчать, если-бы не хотлъ молчать! вскричалъ онъ съ негодованемъ.— Вы знаете, что мн нтъ причины васъ бояться, но, повторяю вамъ, языкъ мой никогда не поворотится разсказывать о подобныхъ вещахъ.

— Извините, я взволнованъ. Я жертва этого негодяя.

— Не сами-ли вы, извлекая выгоду изъ его пороковъ, способствовали тому, что онъ сдлался негодяемъ.

— Вря ему на слово, вы поступаете несправедливо относительно меня.

— Нтъ, я готовъ поврить самому благопрятному для васъ толкованю, если справедливость его будетъ доказана. Я предоставляю вамъ вс шансы къ оправданю. Говорить о томъ, что и слышалъ, я не стану, потому что считаю преступленемъ разглашать чьи-бы то ни было проступки, если это разглашене длается не съ цлью спасеня невиннаго. Вотъ какъ я смотрю на эти вещи, м-ръ Бюльстродъ, подтверждать-же свои слова клятвой я считаю совершенно лишнимъ. Прощайте.

Вернувшись домой, Калебъ сказалъ жен между прочимъ, что у него вышла размолвка съ Бюльстродомъ, почему онъ заявилъ ему, что не намренъ снимать въ аренду Стон-Кортъ, и вообще отказался отъ веденя длъ банкира.

— Вроятно, онъ самъ слишкомъ во все вмшивался? полюбопытствовала м-съ Гартъ, вообразивъ себ, что мужъ задтъ въ самой чувствительной струн, т. е. что ему мшали распоряжаться такъ, какъ, по его мнню, слдовало.

— Гм! отвчалъ Калебъ, наклонивъ голову на сторону и махнувъ рукой.

М-съ Гартъ поняла, что мужъ не желаетъ распространяться объ этомъ предмет и замолчала.

Тотчасъ посл ухода Гарта, Бюльстродъ поскакалъ въ Стон-Кортъ, чтобы поспть туда ране Лейдгата.

Его поперемнно волновали страхъ и надежда. Несмотря на чувство глубокаго униженя, которое Калебъ заставилъ его испытать, онъ радовался, что Рафль разболталъ Гарту, а не кому другому: онъ могъ смло разсчитывать, что если Калебъ далъ слово молчать, онъ непремнно его сдержитъ. Въ этомъ факт онъ видлъ даже перстъ Провидня, желающаго спасти его отъ позорнаго разоблаченя его прошлаго. Болзнь Рафля и прздъ его въ такомъ положени именно въ Стон-Кортъ наводили Бюльстрода на рядъ мыслей о возможныхъ случайностяхъ. Онъ давалъ обты Богу, что если будетъ спасенъ отъ обезчещеня, то еще полне посвятитъ свою жизнь на служене ему, чмъ посвящалъ до сихъ поръ .’Да будетъ, Господи, твоя воля’, заключилъ онъ свою молитву, желая вмст съ тмъ только одного, чтобы эта воля ршила смерть ненавистнаго ему человка.

Однако, когда онъ прхалъ въ Стон-Кортъ и увидлъ Рафля, онъ сильно смутился. Рафль былъ страшно блденъ и еле держался на ногахъ. Прежнее нахальство смнилось униженною трусостою. Онъ, казалось, страшно боялся гнва Бюльстрода за то, что у него не было уже ни пенни изъ полученныхъ ихъ денегъ, но его обокрали, у него утащили половину полученныхъ денегъ. Онъ прхалъ только потому, что заболлъ и кто-то его преслдовалъ, кто-то гнался за нихъ, онъ никому ничего не говорилъ, онъ рта не раскрывалъ. Не понимая значеня этихъ симптомовъ, Бнньстродъ напустился на него, что онъ лжетъ, что онъ все разсказалъ человку, который подвезъ его въ своей одноколк въ Стой-Кортъ. Рафль клялся и божился, что онъ ничего не говорилъ. Дло въ томъ, что минутами онъ совершенно терялъ сознане и разсказалъ обо всемъ Калебу Гарту въ состояни горячечнаго бреда, о чемъ у него не осталось ни малйшаго воспоминаня.

Убдившись въ этомъ, Бюльстродъ сильно встревожился, при томъ состояни, въ которомъ находился Рафль, не было возможности удостовриться, дйствительно-ли онъ никому не выболталъ его тайны, кром Калэба Гарта. Ключница разсказала ему, что, по отъзд м-ра Гарта, Рафль попросилъ у нея пива и посл того не говорилъ ни слова, и что ему, повидимому, очень плохо. Въ тон ея не было ничего натянутаго: очевидно, Рафль ей ничего не говорилъ. М-съ Абэль, точно также, какъ и вся прислуга, считала Рафля однимъ изъ тхъ бдныхъ родственниковъ, которые составляютъ обыкновенную обузу людей богатыхъ.

Чрезъ какой-нибудь часъ прхалъ и Лейдгатъ. Бюльстродъ вышелъ къ нему на встрчу.

— Я пригласилъ васъ, м-ръ Лейдгатъ, обратился онъ къ доктору,— къ одному несчастному, который нсколько лтъ тому назадъ состоялъ у меня на служб. Потомъ онъ отправился въ Америку и сталъ вести разгульную жизнь. Такъ какъ онъ не иметъ никакихъ средствъ къ существованю, то я считаю своимъ долгомъ позаботиться о немъ. Бывшй владлецъ этого помстья, Риггъ, приходился ему какъ-то сродни, потому онъ и прхалъ сюда. Кажется, что онъ серьезно боленъ, мозгъ у него не въ порядк. Я считаю своимъ долгомъ сдлать для него все, что отъ меня зависитъ.

Лейдгатъ находился еще подъ живымъ впечатлнемъ своего недавняго свиданя съ Бюльстродомъ и потому, не чувствуя ни малйшаго желаня входить съ нимъ въ разговоръ, молча кивнулъ головой въ отвтъ на его слова и пошелъ въ комнату, гд находился больной. Въ дверяхъ онъ повернулся и машинально спросилъ: какъ-же его фамиля?

— Рафль, Джонъ Рафль.

Осмотрвъ больного, Лейдгатъ веллъ уложить его въ постель, причемъ замтилъ, что больному нужне всего спокойстве.

— Болзнь-то, кажется, серьезная, сказалъ банкиръ, когда они вышли въ другую комнату.

— Какъ вамъ сказать? И да, и нтъ, отвчалъ Лейдгатъ.— Трудно ршить, какя могутъ быть осложненя. Но комплекця у него крпкая. Не думаю, чтобы онъ не въ состояня былъ перенести болзни, хотя организмъ его совершенно потрясенъ. за нимъ нуженъ тщательный уходъ.

— Я самъ останусь при немъ. М-съ Абэль и ея мужъ никогда не ходили за больными. Я ночую здсь, будьте только такъ обязательны, свезите отъ меня записку м-съ Бюльстродъ.

— Мн кажется, вамъ нтъ необходимости оставаться самому. Онъ теперь смиренъ и пугливъ. Правда, онъ можетъ сдлаться безпокоенъ. Но вдь у васъ здсь есть человкъ.

— Я не разъ проводилъ здсь ночи, когда мн нужно было полное уединене. Мн ничего не значитъ остаться и на сегодня. М-съ Абэль и ея мужъ смнятъ меня или помогутъ мн, когда будетъ нужно.

— Очень хорошо. Въ такомъ случа потрудитесь выслушать мои предписаня, замтилъ Лейдгатъ, привыкшй къ странностямъ Бюдьстрода.

— Такъ вы находите, что есть надежда? спросилъ Бюльстродъ, когда Лейдгатъ передалъ ему все, что нужно для ухода за больнымъ.

— Да, если не явятся какя-нибудь осложненя, которыхъ я въ настоящую минуту не предвижу. Можетъ быть, ему сдлается хуже, но, слдуя той систем леченя, которую я вамъ изложилъ, мы, по всей вроятности, поднимемъ его на ноги въ каке-нибудь пять, шесть дней. Но, главное, не давайте ему никакихъ спиртныхъ напитковъ. По моему мнню, въ болзняхъ такого рода люди умираютъ чаще отъ леченя, чмъ отъ самой болзни. Но, конечно, могутъ появиться новыя осложненя. Во всякомъ случа я прду завтра утромъ.

Взявъ отъ банкира записку къ его жен, Лейдгатъ ухалъ. По дорог домой онъ ни разу не задумался о томъ, какя отношеня могли существовать между Рафлемъ и Бюльстродомъ. Лейдгатъ старался припомнить многочисленные опыты, произведенные американскимъ докторомъ Уэромъ надъ новымъ способомъ леченя такой формы отравленя алькоголемъ. Живя за границей, Лейдгатъ сильно интересовался этимъ вопросомъ. Онъ былъ противъ дозволеня больному употреблять спиртные напитки и противъ леченя опумомъ, ему не разъ уже удавалось вылечивать по своей систем больныхъ подобнаго рода.

‘Организмъ этого человка сильно разстроенъ, думалъ онъ, но онъ крпокъ. Бюдьстродъ заботится о немъ изъ состраданя. Странно, какъ въ одномъ и томъ-же человк жестокость можетъ уживаться рядомъ съ гуманностью. Бюдьстродъ, повидимому, человкъ очень черствый, а сколько онъ тратитъ и времени и денегъ на благотворительныя дла. У него, вроятно, есть какая-нибудь мра, по которой онъ узнаетъ, кто угоденъ Богу, — по этой мрк я, значитъ, оказался не угоденъ’.

Лейдгатъ не былъ дома съ самаго утра, въ первый разъ онъ возвращался въ себ безъ всякой надежды достать откуда-нибудь денегъ, чтобы предохранить себя отъ потери всего, что длало сносной его семейную жизнь. Ему невыносима была мысль, что его любовь не въ состояни будетъ вознаградить Розамунду за то, чего она лишится. Тяжелыя испытаня, которымъ подвергалась его гордость, были ничто въ сравнени съ страшною увренностью, что Розамунда будетъ видть въ немъ виновника своего несчастя. Бдность никогда не представлялась ему въ привлекательномъ свт, но онъ сознавалъ въ настоящую минуту, что при искренней любви, при общности интересовъ люди могутъ быть счастливы даже и въ бдности. Но съ Розамундой, конечно, подобное счасте было немыслимо.

Мрачно слзъ онъ съ лошади у воротъ своего дома, разсчитывая на обдъ, какъ на единственное утшене, и ршившись вечеромъ-же сказать Розамунд, что обращался къ Бюльстроду и получилъ отказъ. Нужно было поскоре приготовить ее къ худшему.

Но не скоро пришлось ему ссть за обдъ. Въ дом уже началась опись. На вопросъ, гд м-съ Лейдгатъ, ему отвчали, что она у себя въ спальн. Войдя туда, онъ нашелъ жену въ постели, она лежала блдная и даже не пошевелилась при вход его, онъ слъ возл ея кровати и, наклонившись къ ней, произнесъ умоляющимъ тономъ:

— Прости меня за это испытане, моя бдная Розамунда. Будемъ только любить другъ друга.

Она молча поглядла на него, съ выраженемъ глубокаго отчаяня, и слезы выступили на ея глазахъ. Это было уже слишкомъ для разстроеннаго Лейдгата. Онъ опустилъ голову къ ней на плечо и зарыдалъ.

Рано утромъ на другой день она отправилась къ отцу, онъ не препятствовалъ ей, считая себя не вправ противорчить ей теперь въ чемъ-бы то ни было. Черезъ полчаса она вернулась и объявила, что папа и мама желаютъ, чтобы она жила у нихъ, пока идутъ эти передряги. Папа не можетъ помочь Лейдгату въ настоящемъ случа, такъ какъ если онъ уплатитъ этотъ долгъ, то ему придется уплатить еще съ полдюжины другихъ долговъ. Она будетъ жить съ родителями, пока Лейдгатъ не устроитъ ей сколько нибудь приличнаго помщеня.

— Ты имешь что-нибудь противъ этого, Тертй?

— Поступай, какъ знаешь. Но дла мои не дошли еще до окончательнаго кризиса. Торопиться нечего.

— Я не уду до завтра, мн нужно еще уложиться.

— Можно-бы не узжать и завтра. Мало-ли, что можетъ случиться, вскричалъ Лейдгатъ съ горькой ироней.— Я могу свернуть себ шею, и тогда вамъ гораздо удобне будетъ устроиться.

На бду Лейдгата, онъ, не смотря на всю свою любовь къ Розамунд, не могъ удержаться иногда отъ подобныхъ вспышекъ. Она-же считала ихъ непростительными и посл каждой такой вспышки все боле и боле охладвала къ мужу.

— Теб, какъ я замчаю, не хочется, чтобъ я узжала, сказала она холодно снисходительнымъ тономъ.— Отчего-же не сказать этого прямо, безъ дерзости? Я останусь, пока ты не скажешь, чтобы я узжала.

Лейдгатъ не сказалъ ни слова и ушелъ изъ дому. Онъ чувствовалъ себя совершенно разбитымъ.

ГЛАВА LXX.

Едва ухалъ Лейдгатъ, Бюльстродъ поспшилъ обшарить карманы Рафля, въ надежд найти тамъ счеты гостинницъ, въ которыхъ онъ останавливался, для банкира было въ высшей степени важно узнать, солгалъ или нтъ Рафль, сказавъ, что прхалъ прямо изъ Ливерпуля, потому-де что заболлъ и не имлъ денегъ. Въ карманахъ оказалось множество счетовъ, но старыхъ, только одинъ изъ нихъ былъ совсмъ новый, представленный утромъ этого-же дня. Это былъ трехдневный счетъ какой-то гостинницы въ Билькли, миляхъ въ сорока отъ Миддльмарча, гд въ это время была конная ярмарка. Счетъ былъ на довольно значительную сумму, а такъ какъ Рафль прхалъ въ Стон-Кортъ безъ багажа, то банкиръ заключилъ, что онъ оставилъ свой чемоданъ въ гостинниц подъ залогъ, разсчитавъ, что иначе у него не хватитъ денегъ на проздъ, въ кошельк его оказалось всего два шиллинга.

Убдившись, что Рафль со дня своего послдняго отъзда изъ Миддльмарча не показывался въ его окрестностяхъ, Бюльстродъ почувствовалъ значительное облегчене. Онъ сильно трусилъ, чтобы на Рафля при Лейдгат не нашелъ опять припадокъ откровенности. Сославшись на безсонницу, Бюльстродъ самъ всю ночь просидлъ у кровати больного, приказавъ только ключниц лечь спать не раздваясь, чтобы имть возможность позвать ее въ случа нужды. Предписаня Лейдгата Бюльстродъ выполнялъ съ буквальной точностью, не смотря на то, что Рафль ежеминутно просилъ водки, жалуясь, что земля проваливается подъ нимъ. Онъ не хотлъ сть того, что предлагалъ ему Бюльстродъ, слдуя предписаню Лейдгата, и просилъ именно тхъ кушаньевъ, которыя были запрещены докторомъ.. Бюльстродъ отказался исполнить его желане и Рафль вообразилъ себ, что банкиръ мститъ ему и намренъ уморить его голодомъ, онъ сталъ умолять Бюльстрода простить ему, завряя его страшными клятвами, что никому ни слова не говорилъ противъ него. На разсвт бредъ больного принялъ еще боле опасный характеръ. Рафлю представлялось, что къ нему пришелъ докторъ, и онъ сталъ объяснять этому мнимому доктору, что Бюльстродъ ршился уморить его голодною смертью за то, что онъ кому-то въ чемъ-то проговорился, но что это — неправда.

Бюльстрода поддерживала только его изумительная сила воли, но въ то время, какъ онъ сидлъ у постели больного, ему невольно приходила въ голову мысль, что смерть Рафля была-бы спасенемъ для него. Да и къ чему жизнь этому жалкому созданю? Правда, если онъ теперь умретъ, то умретъ нераскаяннымъ, но разв не умираютъ точно также нераскаянными преступники, которыхъ самъ законъ обрекаетъ на смерть. Если провидне сочтетъ за благо послать смерть этому человку, то разв грхъ желать этой смерти. Желать ее не значитъ способствовать ея ускореню, но прежде всего слдуетъ точно выполнять предписаня врача.

И банкиръ продолжалъ точно придерживаться совтовъ Лейдгата. Необходимость посщенй врача смущала его и ему невольно припоминалась сцена, происшедшая между нимъ и Лейдгатомъ наканун. Въ то время ему и въ голову не приходило, какое тяжелое впечатлне могли произвести на Лейдгата сообщене о предполагаемыхъ перемнахъ въ госпитал и отказъ на просьбу, которая банкиру показалась черезчуръ безцеремонною. Но, припоминая теперь вс подробности свиданя, Бюльстродъ сталъ опасаться, что возстановилъ противъ себя Лейдгата, и ршилъ, во что-бы то ни стало, расположить его въ свою пользу или, врне, поставить его относительно себя въ положене человка обязаннаго.

Лейдгатъ прхалъ въ двнадцать часовъ. Бюльстродъ замтилъ, что докторъ сильно разстроенъ. Лейдгатъ тотчасъ-же пожелалъ видть больного и сталъ разспрашивать, какъ онъ провелъ ночь. Рафлю было хуже, онъ отказывался почти отъ всякой пищи, не спалъ и бредилъ безъ умолку, но припадковъ бшенства на него не находило.

— Ну, какъ вы его находите? спросилъ Бюльстродъ, выйдя съ Лейдгатомъ въ другую комнату.

— Ему хуже.

— Вы теряете надежду?

— Нтъ, я все-таки думаю, что онъ поправится. Вы опять останетесь здсь? спросилъ Лейдгатъ.

Банкиру почудилось въ этомъ вопрос что-то подозрительное и ему стало не по себ. Однако, онъ овладлъ собою и отвчалъ спокойно:

— Да, по всей вроятности. Я предупредилъ м-съ Бюльстродъ, что, можетъ быть, вернусь нескоро. Я не могу вполн положиться на м-съ Абэль и ея мужа, къ тому-же уходъ за больнымъ не входитъ въ кругъ ихъ обязанностей. Дадите вы мн какя-нибудь новыя предписаня?

Лейдгатъ предписалъ на случай безсонницы давать больному опумъ, но въ очень маленькихъ дозахъ. Онъ захватилъ съ собою опумъ и, отдавая его Бюльстроду, объяснилъ ему самымъ подробнымъ образомъ, какъ великъ долженъ быть каждый премъ и когда слдуетъ прекратить эти премы. Продолжать ихъ доле извстнаго срока значило, по мнню доктора, рисковать жизнью больного. Спиртныхъ напитковъ больному не слдуетъ давать ни подъ какимъ видомъ.

— Судя по теперешнему ходу болзни, заключилъ Лейдгатъ свою инструкцю,— для больного всего опасне принимать наркотическя вещества. Онъ долго можетъ прожить безъ пищи, онъ крпокъ.

— У васъ у самихъ, м-ръ Лейдгатъ, видъ нездоровый, это что-то небывалое, замтилъ банкиръ съ участемъ, составлявлявшимъ рзкую противуположность его вчерашнему равнодушю.— Вы чмъ-то разстроены.

— Да, отвчалъ Лейдгатъ отрывисто, хватаясь за шляпу.

— Опять какая-нибудь новая непрятность? допытывался Бюльстродъ.— Садитесь, пожалуйста.

— Нтъ, благодарю васъ, отвчалъ Лейдгатъ гордо.— Я говорилъ вамъ вчера, въ какомъ положени мои дла. Съ тхъ поръ ничего не измнилось, только имущество мое описывается. Прощайте.

— Погодите, м-ръ Лейдгатъ, куда вы? Я много думалъ о томъ, что вы мн говорили вчера. Вы меня захватили врасплохъ и я тогда отнесся къ длу недостаточно серьезно. М-съ Бюльстродъ принимаетъ живйшее участе въ своей племянниц, да и мн самому было-бы очень прискорбно, если-бы съ вами случилась какая-нибудь серьезная непрятность. На мн лежитъ много обязательствъ, но, зрло обдумавъ это дло, я пришелъ къ убжденю, что мн слдуетъ скоре подвергнуть себя какому-нибудь лишеню, чмъ оставлять васъ безъ помощи. Если не ошибаюсь, вы говорили, что для уплаты вашихъ долговъ и на то, чтобы устроиться, какъ слдуетъ, вамъ нужно тысячу фунтовъ?

— Да, отвчалъ Лейдгатъ, чувствуя необузданный приливъ радости, заглушавшй вс постороння соображеня.— Этого вполн достаточно, съ помощью этихъ денегъ я могу расквитаться со всми моими долгами и у меня еще останется чмъ жить на первое время. Я тмъ временемъ устрою свою жизнь поэкономне, а мало-пр-малу и практика моя расширится.

— Если вы потрудитесь подождать одну минуту, м-ръ Лейдгатъ, я вамъ выдамъ чекъ на эту сумму.

Бюльстродъ слъ писать чекъ, а Лейдгатъ отошелъ къ окну, чувствуя, что жизнь его начинается снова, что онъ можетъ теперь привести въ исполнене вс свои благя начинаня.

— Вы мн дадите простую росписку въ этой сумм, м-ръ Лейдгатъ, сказалъ банкиръ, подавая ему чекъ.— Когда обстоятельства ваши поправятся, вы мн уплатите этотъ долгъ. Мн въ высшей степени прятно думать, что я помогъ вамъ выйти изъ критическаго положеня.

— Я вамъ невыразимо обязанъ, отвчалъ Лейдгатъ,— вы возвратили мн возможность работать съ надеждой на счастье и приносить посильную пользу обществу.

Лейдгату не показалось страннымъ, что Бюльстродъ такъ внезапно измнилъ свое первое ршене. Ему были извстны странности Бюльстрода и его нершительность въ денежныхъ длахъ.

Посл отъзда Лейдгата банкиръ почувствовалъ, что теперь окончательно устранена одна изъ причинъ его тревоги, однако, спокойстве къ нему не возвращалось. Для него могло быть только одно успокоене — смерть Рафля… Судя по мнню, высказанному Лейдгатомъ, было мало шансовъ, чтобы она послдовала. Часы проходили за часами, но никакой перемны не замчалось въ больномъ. Бюльстрода начинала бсить упорная живучесть этого человка, въ его сознани стала зарождаться мысль объ убйств. Боясь, что его одолетъ искушене, онъ ршилъ, что не останется съ больнымъ эту. ночь и посадитъ вмсто себя м-съ Абэль.

Рафль продолжалъ страдать безсонницей и въ шесть часовъ Бюльстродъ началъ давать ему опумъ. Черезъ полчаса онъ позвалъ м-съ Абэль и сказалъ ей, что не въ состояни сидть доле надъ больнымъ и передаетъ его на ея попечене. Затмъ онъ подробно объяснилъ ей, въ какихъ дозахъ слдуетъ давать больному опумъ. М-съ Абэль не слыхала предписанй доктора и потому спросила, нужно-ли давать больному еще что-нибудь, кром опума.

— Пока ничего, кром бульона или соды. Если случится что-нибудь особенное, придите за мной. Если больной станетъ слишкомъ раздражаться, позовите своего мужа. Я лягу спать пораньше.

— Конечно, ложитесь, сэръ. Вамъ нужно подкрпить себя чмъ-нибудь.

Бюльстродъ ушелъ. Онъ уже не боялся оставить Рафля на рукахъ ключницы, потому что больной бредилъ совершенно безсвязно. Когда онъ вышелъ въ залу, ему на минуту пришло даже желане велть осдлать свою лошадь и ухать домой, предоставивъ все дло на волю божю. Потомъ онъ сталъ жалть, что не попросилъ Лейдгата прхать вечеромъ. Можетъ быть, онъ нашелъ-бы теперь, что больному хуже. Не послать-ли за Лейдгатомъ? Бюльстродъ чувствовалъ, что если-бы онъ могъ знать наврное, что Рафлю хуже, что онъ умираетъ, онъ-бы заснулъ спокойно. Ну, а что, если ему не хуже? Что, если Лейдгатъ найдетъ, что болзнь идетъ нормальнымъ ходомъ, какъ онъ и ожидалъ, что больной скоро уснетъ здоровымъ сномъ и поправится. Мысль, что Лейдгатъ можетъ это сказать, такъ испугала Бюльстрода, что онъ ршился не посылать за нимъ.

Полтора часа просидлъ онъ передъ каминомъ, потомъ вдругъ вскочилъ и зажегъ свчу, которую принесъ съ собою. Онъ вспомнилъ, что не сказалъ м-съ Абэль, когда она должна перестать давать опумъ больному.

Подсвчникъ былъ уже у него въ рук, но Бюльстродъ все еще стоялъ неподвижно. Можетъ быть, м-съ Абэль дала больному уже боле, чмъ слдовало. Но можно-ли обвинять его, Бюльстрода, за то, что, усталый, онъ забылъ сказать объ этомъ. Со свчей въ рук, Бюльстродъ пошелъ на верхъ. Въ коридор онъ остановился и повернулъ голову по направленю къ комнат, гд лежалъ Рафль. Онъ услышалъ, что больной бредитъ, стонетъ, значитъ, онъ не спитъ. Въ такомъ случа, можетъ быть, лучшее будетъ ничего не говорить… Онъ прошелъ прямо къ себ въ спальню.

Не усплъ онъ раздться, какъ м-съ Абэль осторожно постучалась къ нему, онъ протворилъ дверь.

— Сэръ, заговорила она шопотомъ,— нельзя-ли дать водки бдолаг? Онъ говоритъ, что изнемогаетъ отъ жажды, а не хочетъ ничего пить, кром водки. Опумъ не можетъ утолить жажды. Больной говоритъ, что ему кажется, будто онъ проваливается сквозь землю.

Къ удивленю ключницы, м-ръ Бюльстродъ ничего не отвчалъ. Въ немъ происходила борьба.

— Онъ умретъ отъ истощеня, если ему ничего не давать. Когда былъ боленъ мой бдный хозяинъ м-ръ Робиссонъ, я ходила за нимъ, ему постоянно давали портвейнъ и водку, продолжала м-съ Абэль съ легкимъ упрекомъ въ голос.

М-ръ Бюльстродъ все еще молчалъ.

— Не время скупиться, когда люди умираютъ, приставала ключница: — Я не думала, чтобы вы стали жалть для него вина, а то-бы я принесла ему нашего рома. Но вы такъ заботливо ходили за нимъ, такъ старались…

Въ протворенную дверь показался ключъ.

— Вотъ вамъ ключъ отъ виннаго погреба, послышался глухой голосъ м-ра Бюльстрода.— Тамъ много водки.

На другой день м-ръ Бюльстродъ всталъ часовъ въ шесть утра и, помолившись, вышелъ въ коридоръ, изъ комнаты больного доносилось оглушительное храпне. Банкиръ сошелъ на минуту въ садъ освжиться. Вернувшись въ комнаты, онъ встртился лицомъ въ лицу съ м-съ Абэ ль и вздрогнулъ.

— Ну, что, больной спитъ? спросилъ онъ, стараясь говорить самымъ непринужденнымъ тономъ.

— Очень крпко, сэръ. Онъ заснулъ часу въ четвертомъ. Не зайдете-ли вы взглянуть на него. Я оставила его пока одного, мужъ ушелъ въ поле, а двочка одна на кухн.

Бюльстродъ вошелъ къ больному. При первомъ взгляд на него, онъ увидалъ, что Рафль спитъ своимъ послднимъ сномъ. Онъ обвелъ глазами комнату и замтилъ бутылку, въ которой было только нсколько капель водки, тутъ-же стоялъ почти порожнй пузырекъ съ опумомъ. Онъ спряталъ пузырекъ, а бутылку снесъ обратно въ погребъ и отправился завтракать. Ему пришло было въ голову сейчасъ-же хать въ Миддльмарчъ, но потомъ онъ ршилъ дождаться лучше Лейдгата, и отпустилъ ключницу на кухню, сказавъ, что самъ посидитъ у больного.

Увренность, что врагъ его спокойствя спитъ своимъ предсмертнымъ сномъ, доставляла ему сильное облегчене.

Лейдгатъ прхалъ въ исход десятаго, въ то время, когда Рафль былъ уже при послднемъ издыхани. При вид умирающаго, лицо его выразило не столько изумлене, сколько сознане, что онъ ошибся въ своемъ приговор. Онъ нсколько минутъ простоялъ молча, устремивъ глаза на умирающаго.

— Когда началась эта перемна? спросилъ онъ наконецъ.

— Я не сидлъ надъ нимъ сегодня ночью, отвчалъ Бюльстродъ.— Я чувствовалъ себя слишкомъ утомленнымъ и оставилъ его на попечене м-съ Абэль. Она говоритъ, что онъ заснулъ въ четвертомъ часу. Когда я пришелъ сюда въ исход восьмого, онъ былъ почти въ такомъ-же положени, какъ теперь.

Лейдгатъ не спросилъ ничего боле и продолжалъ молча стоять надъ умирающимъ. ‘Все кончено’, произнесъ онъ наконецъ.

Лейдгатъ въ это утро чувствовалъ себя особенно бодро. Онъ принялся за работу съ прежнимъ одушевленемъ и смотрлъ очень благодушно на темныя стороны своей семейной жизни, съ которыми теперь ему казалось не трудно помириться. Въ Бюльстрод онъ видлъ своего благодтеля. Но въ настоящую минуту ему сдлалось какъ-то не по себ. Онъ не ожидалъ такого исхода болзни, но не ршился разспрашивать доле Бюльстрода, чтобы не оскорбить его. Можно было, пожалуй, допросить ключницу. Но къ чему? Больной умеръ, было совершенно безполезно допытываться, не убило-ли больного невжество или неосторожность? Весьма возможно, что онъ самъ ошибся.

Бюльстродъ и Лейдгатъ вернулись вмст въ Миддльмарчъ, по дорог они разговаривали о холер и о политик, о Рафл не было сказано ни одного слова, только Бюльстродъ упомянулъ вскользь, что нужно будетъ купить для него мсто на ловикскомъ кладбищ, что у бдняка не было никого близкихъ, кром Ригга, да и съ тмъ онъ былъ въ дурныхъ отношеняхъ.

Въ этотъ-же день къ Лейдгату зашелъ м-ръ Фэрбротэръ. Извсте о томъ, что у Лейдгата производится опись имущества, успла дойти и до Ловика. Съ того вечера, когда Фэрбротэръ засталъ Лейдгата въ биллардной, онъ сильно тревожился на его счетъ. Онъ замтилъ въ немъ перемну и приписалъ ее тому, что Лейдгата сильно безпокоятъ долги. Но Лейдгатъ такъ сухо отклонилъ его первую попытку на откровенность, что онъ не ршился возобновить ее. Теперь, однако, узнавъ, что въ дом Лейдгата производится опись, викарй поборолъ свою нершительность. Лейдгатъ только-что отпустилъ бднаго пацента, въ которомъ принималъ живое участе, и встртилъ Фэрбротэра съ самою веселою улыбкою. ‘Неужели онъ притворяется изъ гордости, чтобы отклонить отъ себя всякое заявлене сочувствя, всякое предложене о помощи, подумалъ викарй, но все равно, я сдлаю, что могу’.

— Какъ вы поживаете, Лейдгатъ? Я зашелъ къ вамъ потому, что до меня дошли очень непрятные слухи на вашъ счетъ, заговорилъ онъ мягко.

— Вроятно, объ описи? спросилъ Лейдгатъ безъ малйшаго смущеня, усаживая гостя.

— Да. Это правда?

— Правда, но только туча уже прошла. Долгъ уплаченъ. Дла мои поправились. Я въ состояни теперь расквитаться со всми своими долгами и устроить свою жизнь лучше и разумне.

— Какъ я радъ, какъ я радъ! вскричалъ викарй, откидываясь на спинку стула съ видимымъ облегченемъ.— Никакая новость въ ‘Times’ не могла-бы меня такъ утшить. Признаюсь, у меня было очень тяжело на душ, когда я халъ къ вамъ.

— Благодарю васъ за то, что прхали, сказалъ Лейдгатъ дружескимъ тономъ.— Ваше внимане трогаетъ меня тмъ боле, что теперь я совершенно счастливъ. Мн тяжело приходилось, горе оставило на мн свои слды, но все-же я чувствую, что избавленъ отъ страшной пытки.

М-ръ Фэрбротэръ помолчалъ съ минуту и потомъ сказалъ серьезнымъ тономъ:

— Любезный Лейдгатъ, позвольте мн задать вамъ еще одинъ вопросъ. Простите, если онъ вамъ покажется нескромнымъ. Но успокойте меня совсмъ. Скажите, для уплаты вашихъ долговъ вы не заключили новаго долга, который еще боле будетъ васъ мучить?

— Нтъ, отвчалъ Лейдгатъ, слегка красня.— Впрочемъ, я не вижу, почему мн скрывать отъ васъ имя человка, ссудившаго мн деньги. Бюльстродъ далъ мн взаймы тысячу фунтовъ, съ тмъ, чтобы я возвратилъ ихъ ему, когда буду въ состояни.

— Какъ это благородно съ его стороны! вскричалъ м-ръ Фэрбротэръ, вынужденный похвалить человка, къ которому никогда не питалъ симпати.— Впрочемъ, прибавилъ онъ,— Бюльстродъ долженъ былъ принять въ васъ участе, потому что доходы ваши сократились благодаря только тому, что вы занимались у него въ госпитал. Очень прятно слышать, что онъ поступилъ, какъ требовала справедливость.

Лейдгату стало какъ-то неловко отъ такого толкованя поступка Бюльстрода. Въ ум его все сильне и сильне зарождалось подозрне, что внезапная щедрость Бюльстрода была вызвана эгоистическими соображенями.

Не отвтивъ ничего на замчане викиря, онъ сталъ говорить о томъ, какъ намренъ теперь устроить свою жизнь.

— Я заведу аптеку, сказалъ онъ.— Я вижу, что въ этомъ отношени я сдлалъ промахъ. Если Розамунда согласится, то я возьму себ ученика, такъ-какъ мн вовсе не по сердцу самому заниматься составленемъ лекарствъ. Мн нелегко далось начало моей дятельности, за то теперь я буду благодушне относиться къ мелкимъ непрятностямъ.

Бдный Лейдгатъ! ‘Если Розамунда согласится’,— эти слова, невольно сорвавшяся у него съ языка, ясно свидтельствовали о лежавшемъ на немъ семейномъ гнет. Но м-ръ Фэрбротэръ, обрадованный тмъ, что дла Лейдгата поправились, ничего не замтилъ и ушелъ отъ него вполн довольный и счастливый.

ГЛАВА LXXI.

Черезъ пять дней посл смерти Рафля м-ръ Бэмбриджъ стоялъ подъ воротами двора ‘Зеленаго Дракона’. Онъ только-что вышелъ изъ гостинницы и зналъ, что, остановясь здсь, наврное соберетъ около себя публику. М-ръ Гопкинсъ, смиренный хозяинъ лавки съ краснымъ товаромъ напротивъ гостинницы, первый поддался искушеню поговорить съ мужчиной, что ему рдко удавалось, такъ-какъ его покупателями были преимущественно женщины. М-ръ Бэмбриджъ заговорилъ съ м-ромъ Гопкинсомъ нехотя: онъ понималъ, что для Гопкинса, конечно, большая честь говорить съ нимъ, но ему-то не подъ стать тратить свое краснорче передъ какимъ-нибудь Гопкинсомъ. Скоро, однако, около него собрался кружокъ боле почтенныхъ личностей, и м-ръ Бэмбриджъ пустился разсказывать о своей поздк на сверъ, откуда онъ только-что вернулся, о великолпныхъ конскихъ заводахъ, которые онъ тамъ видлъ, и о драгоцнныхъ пробртеняхъ по части лошадей, которыя онъ тамъ сдлалъ.

Разговоръ шелъ самый оживленный, когда къ кучк подошелъ Франкъ Гоули. Онъ, конечно, не сталъ-бы компрометировать своего достоинства посщенемъ ‘Зеленаго Дракона’, но, проходя случайно по Гай-Стриту и замтивъ на противуположной сторон Бэмбриджа, подошелъ къ нему, чтобы узнать, досталъ-ли онъ ему лошадь для одноколки. Бэмбриджъ попросилъ его осмотрть срую лошадь, которую онъ купилъ въ Билькли. Если эта лошадь не придется по вкусу м-ру Гоули, то онъ, Бэмбриджъ, не понимаетъ толку въ лошадяхъ,— предположене, очевидно, безсмысленное. М-ръ Гоули остановился въ раздумь, какой ему день назначить для осмотра лошадей, въ эту минуту мимо разговаривавшихъ прохалъ какой-то господинъ верхомъ.

— Бюльстродъ! замтили нсколько голосовъ такимъ-же равнодушнымъ тономъ, какимъ-бы они сказали: роверстонскй дилижансъ. М-ръ Гоули подарилъ Бюльстрода небрежнымъ взглядомъ въ спину, но на лиц Бэмбриджа появилась, при вид банкира, саркастическая гримаса.

— Вотъ кстати, сказалъ онъ, понижая голосъ.— Знаете-ли, что въ Билькли мн удалось не только достать вамъ лошадь, м-ръ Гоули, но и узнать очень любопытную исторю на счетъ Бюльстрода. Знаете-ли, какимъ образомъ онъ разбогатлъ? Я могу даромъ сообщить объ этомъ джентльменамъ, охотникамъ до курьезныхъ исторй. Если-бы всякому воздавалось по заслугамъ, Бюльстроду приходилось-бы теперь молиться Богу не здсь, а въ Ботанибе.

— Какъ такъ? спросилъ м-ръ Гоули, закладывая руки въ карманы и подходя подъ самые ворота. Если Бюльстродъ оказывается мазурикомъ, то онъ, м-ръ Гоули, можетъ гордиться своимъ даромъ прозорливости.

— Мн разсказалъ обо всемъ одинъ старый прятель Бюльстрода. Въ первый разъ я увидлъ его на аукцон у Ларчера, но тогда я не зналъ, кто это такой… онъ проскользнулъ у меня сквозь пальцы: вроятно, отправился къ Бюльстроду. Онъ говорилъ мн тогда, что можетъ содрать съ Бюльстрода сколько угодно, что онъ знаетъ вс его тайны. Въ Билькли онъ разболтавъ мн все за стаканомъ водки. Одно только въ немъ непрятно, что онъ ужь черезчуръ хвастунъ, всему надо знать мру.

И м-ръ Бэмбриджъ скорчилъ презрительную гримасу.

— Какъ зовутъ этого человка? Гд онъ? спросилъ м-ръ Гоули.

— Я оставилъ его въ ‘Сарациновой Голов’, зовутъ его Рафль.

— Рафль? вскричалъ м-ръ Гопкинсъ.— Я вчера поставлялъ траурныя матери для его похоронъ. Его вчера похоронили въ Ловик. М-ръ Бюльстродъ шелъ за гробомъ. Похороны были очень приличныя.

Это извсте произвело сильное впечатлне на публику. М-ръ Бэмбриджъ разразился ругательствами, а м-ръ Гоула, наморщивъ лобъ, выдвинулся впередъ и воскликнулъ:

— Какъ? гд онъ умеръ?

— Въ Стон-Корт. Ключница говорила мн, что онъ съ родни Бюльстроду. Онъ прхалъ въ пятницу совсмъ больной.

— Въ среду я пилъ вмст съ нимъ, замтилъ м-ръ Бэмбриджъ.

— Призывали къ нему доктора? продолжалъ допрашивать м-ръ Гоули.

— Да, м-ра Лейдгата. М-ръ Бюльстродъ просидлъ надъ больнымъ цлую ночь. Онъ умеръ на третй день утромъ.

— Ну, Бэмбриджъ, обратился Гоули къ торговцу лошадьми,— разскажите намъ, что говорилъ вамъ этотъ человкъ про Бюльстрода.

Публики набралось уже порядочно, присутстве клерка городского совта свидтельствовало, что рчь идетъ о чемъ-то интересномъ, при всей этой публик м-ръ Бэмбриджъ разсказалъ именно то, разоблаченя чего такъ боялся Бюльстродъ и что считалъ уже погребеннымъ вмст съ Рафлемъ.

Скоро эта исторя стала извстна всему Миддльмарчу. М-ръ Франкъ Гоули взялъ на себя обязанность слдователя и отправилъ клерка въ Стон-Кортъ подъ предлогомъ покупки сна, на самомъ-же дл за тмъ, чтобы повыспросить у м-съ Абэль подробности о Рафл и его болзни. Онъ узналъ этимъ путемъ, что м-ръ Гартъ привезъ Рафля въ Стон-Кортъ въ своей одноколк. Воспользовавшись первымъ удобнымъ случаемъ, м-ръ Гоули зашелъ въ контору къ Калэбу спросить его, не возьметъ-ли онъ на себя роль третейскаго судьи по одному длу, и между прочимъ разговорился съ нимъ о Рафл. Калэбъ не позволилъ себ сказать ни одного слова, которое могло-бы бросить тнь на Бюльстрода, но вынужденъ былъ признаться, что не завдуетъ боле его длами. М-ръ Гоули вывелъ изъ этого факта то заключене, что Рафль разсказалъ все Гарту и Гартъ посл его разсказа отказался отъ завдываня длами Бюльстрода, догадку эту онъ высказалъ тогда-же м-ру Толлеру. Переходя изъ устъ въ уста, она скоро потеряла форму простой догадки и пошла въ ходъ за извсте, исходящее непосредственно отъ самого Гарта, такъ что самый добросовстный историкъ призналъ-бы Калеба за главнаго виновника разглашеня позора Бюльстрода.

М-ръ Гоули скоро убдился, что ни въ разоблаченяхъ, сдланныхъ Рафлемъ, ни въ обстоятельствахъ, сопровождавшихъ смерть его, не было ничего, что могло-бы подвергнуть Бюльстрода отвтственности передъ закономъ. Онъ създилъ въ Ловикъ посмотрть метрическую книгу и потолковать объ этой истори съ м-ромъ Фэрбротэромъ. Того также не мало удивило извсте о разоблачени позорной для Бюльстрода тайны его прошлой жизни, хотя онъ никогда не позволялъ себ увлечься своей антипатей до построеня какихъ-нибудь догадокъ. Но разговоръ съ м-ромъ Гоули навелъ Фэрбротэра на очень грустныя соображеня. Въ ум его промелькнула мысль, что такъ-какъ Бюльстродъ имлъ причины бояться Рафля, то этимъ страхомъ объясняется щедрость его къ своему доктору. Не допуская мысли, чтобы Лейдгатъ сознательно поддался на подкупъ, Фэрбротиръ тмъ не мене предчувствовалъ, что неожиданное сцплене обстоятельствъ можетъ серьезно повредить его репутаци. Гоули, очевидно, еще не зналъ о томъ, что Лейдгатъ расплатился со всми своими долгами, и викарй тщательно избгалъ малйшихъ намековъ на этотъ предметъ.

М-ръ Гоули ухалъ отъ него съ убжденемъ, что приглашене Лейдгата лечить Рафля служило свидтельствомъ въ пользу Бюльстрода. Но слухъ о томъ, что Лейдгатъ не только избавился отъ описи, но и уплатилъ вс свои долги, не замедлилъ распространиться въ Миддльмарч. Въ толкахъ и коментаряхъ, во обыкновеню, недостатка не было. Проницательные люди тотчасъ-же увидли знаменательную связь между этимъ фактомъ и желанемъ Бюльстрода обуздать языкъ Рафля. Догадаться, что Лейдгатъ получилъ деньги отъ Бюльстрода, было не хитро даже и при отсутстви всякихъ положительныхъ доказательствъ. А тутъ были и положительныя доказательства въ лиц банковаго клерка и самой простодушной м-съ Бюльстродъ, разсказавшей о займ, сдланномъ Лейдгатомъ у ея мужа, м-съ Плаймдэль, которая, въ свою очередь, передала объ этомъ своей невстк, урожденной Толлеръ, а отъ той узналъ объ этомъ весь городъ. Дло показалось миддльмарчцамъ настолько серьезнымъ, такъ близко затрогивающимъ ихъ общественные интересы, что по поводу его стали устраиваться обды, дамы чаще прежняго собирались съ работами другъ къ другу на чай, во всхъ ресторанахъ, начиная съ ‘Зеленаго Дракона’ и кончая ‘Долдономъ’, было замтно оживлене, котораго не въ состояни былъ возбудить вопросъ о томъ, пройдетъ или не пройдетъ билль о реформ въ палат лордовъ.

Вс были убждены, что щедрость Бюльстрода къ Лейдгату исходила изъ мотивовъ самого неблаговиднаго свойства. М-ръ Гоули пригласилъ къ себ избранное общество и между прочимъ докторовъ Толлера и Вренча, спецально съ цлю изслдовать вроятныя причины смерти Рафля. Онъ сообщилъ докторамъ вс подробности болзни, описанныя м-съ Абэль, и удостоврене Лейдгата въ томъ, что больной умеръ отъ блой горячки. Оба доктора, державшеся старой системы леченя этой болзни, не нашли въ переданныхъ имъ подробностяхъ ничего, что могло бы подать фактическй поводъ къ подозрню. Но нравственный поводъ оставался: Бюльстродъ, очевидно, имлъ самыя серьезныя основаня желать избавленя себя отъ Рафля и въ эту критическую минуту онъ оказалъ Лейдгату пособе, въ которомъ тотъ давно уже нуждался. Если даже деньги были даны только съ цлью завязать Лейдгату ротъ относительно скандальнаго прошлаго Бюльстрода, то и въ такомъ случа этотъ фактъ бросалъ самый невыгодный свтъ на молодого доктора, котораго и прежде уже упрекали въ угодничеств передъ банкиромъ съ цлью добиться влятельнаго положеня и подорвать кредитъ старшихъ собратй своихъ по професси.

Поэтому, не смотря на отсутстве всякаго положительнаго указаня на насильственную смерть Рафля, избранное общество, собравшееся у м-ра Гоули, разошлось, поршивъ, что дло иметъ ‘очень некрасивый видъ’.

Весь городъ толковалъ о дл Бюльстрода. Положительнаго никто ничего не зналъ, за то для догадокъ открывалось широкое поле.

Такое положене дла было особенно по сердцу м-съ Доллопъ, остроумной содержательницы трактира ‘Танкардъ’ въ Слаутер-Лэн. Она передавала своимъ постителямъ за несомннную истину, будто Бюльстродъ сказалъ разъ, что его душа такъ черна, что если-бы волосы на голов его знали, какя мысли закрадываются ему въ душу, онъ-бы вырвалъ ихъ вс до одного.

— Странно, замтилъ м-ръ Лимпъ, задумчивый башмачникъ съ подслповатыми глазами и пискливымъ голосомъ,— я читалъ въ ‘Труб’, что это сказалъ герцогъ Веллингтонъ.

— Очень можетъ быть, согласилась м-съ Доллопъ.— Если одинъ негодяй выразился такимъ образомъ, то другому оно было тмъ естественне.

— Я слышалъ, замтилъ м-ръ Кробби, стекольщикъ, знавшй всегда кучу новостей,— что Бюльстродъ хотлъ убжать отсюда.

— Волей-неволей онъ долженъ будетъ ухать, вмшался парикмахеръ Дилль.— Я бралъ сегодня Флечера, клерка Гоули, и онъ говоритъ, что они вс ршили прогнать м-ра Бюльстрода. Вс джентльмены въ одинъ голосъ говорятъ, что они охотне сядутъ за одинъ столъ съ каторжникомъ, чмъ съ нимъ. И я вполн согласенъ съ ними, говорилъ мн Флечеръ, можетъ-ли перевариться пища, когда рядомъ съ вами сидитъ человкъ, тычащй всмъ въ носъ своею набожностью, находящй, что для него мало десяти заповдей, тогда какъ на самомъ дл онъ хуже всякаго галерника.

— Для города будетъ невыгодно, если деньги Бюльстрода уйдутъ изъ него, замтилъ м-ръ Лимпъ робко.

— Да вдь деньги-то не останутся у него, какъ я слышалъ, наговорилъ снова стекольщикъ.— Говорятъ, что кто-то можетъ взять ихъ у него, если дло дойдетъ до суда.

— Пустяки! возразилъ парикмахеръ,— Флечеръ говоритъ, что это вздоръ, что если-бы даже было доказано, какъ дважды два четыре, чей сынъ молодой Владиславъ, то все-таки онъ не получилъ-бы ни пенни.

— Превосходно! вознегодовала м-съ Доллопъ.— Если у насъ таке законы, то мн остается только благодарить Господа за то, что онъ взялъ въ себ моихъ дтей. Значитъ, все равно, кто-бы ни былъ вашимъ отцомъ и вашей матерью. Но я удивляюсь, м-ръ Дилль, какъ вы, съ вашимъ умомъ, поврили одному адвокату, не поговоривъ съ другимъ. Извстно, что законъ всегда иметъ дв стороны, если не больше, иначе, ктоже-бы сталъ судиться! Къ чему-же законы, если все равно, чей вы сынъ. Флечеръ можетъ говорить, что ему угодно, для меня его слова ровно ничего не значатъ.

М-ръ Диллъ любезно усмхнулся, онъ очень снисходительно относился къ трактирщиц, которой былъ иного долженъ.

— Если дойдетъ до суда, такъ тутъ дло будетъ посерьезне денегъ. Въ дом у Бюльстрода умеръ этотъ несчастный, я слыхалъ, что было время, когда онъ былъ джентльменомъ почище Бюльстрода.

— Еще-бы! поддакнула м-съ Доллопъ,— и гораздо боле общительнымъ человкомъ. Когда м-ръ Бальдвинъ, сборщикъ податей, пришелъ ко мн и говоритъ: ‘Бюльстродъ разжился кражей и мошенничествомъ’, я ему прямо отвчала: меня это нисколько не удивляетъ, я не могла глядть на него равнодушно съ того самаго времени, когда онъ прзжалъ въ Слоутер-Лэнъ купить домъ около меня, когда у людей такой цвтъ лица, какъ у выходцевъ съ того свта, и они пялятъ на васъ глаза, какъ будто хотятъ видть васъ насквозь, такъ это уже не спроста. М-ръ Бальдвинъ можетъ засвидтельствовать, что я ему это говорила.

— И говорила совершенно справедливо, замтилъ м-ръ Краббы.— Я слышалъ, этотъ Рафль былъ крпкй, краснощекй человкъ и превеселый собутыльникъ, а теперь онъ лежитъ уже на ловикскомъ кладбищ, я слыхалъ, что есть люди, которые знаютъ о его смерти боле, чмъ-бы слдовало.

— Еще-бы, подхватила м-съ Доллопъ съ легкимъ оттнкомъ презрня къ несообразительности м-ра Крабби.— Человка завлекаютъ въ уединенный домъ, люди, которые могутъ содержать госпиталь и сидлокъ для половины округа, сидятъ надъ нимъ сами день и ночь, къ нему никого не пускаютъ, кром доктора, который ровно ничего не смыслитъ и не иметъ ни копейки за душой, и вдругъ посл этого у него оказывается столько денегъ, что онъ уплачиваетъ весь свой долгъ сполна мяснику Бейльсу, у котораго забиралъ безъ денегъ больше года, и посл этого мн еще станутъ говорить, что, кажется, что-то не ладно. Я и сама могу сообразить, въ чемъ дло.

М-съ Доллопъ обвела все общество гордымъ взглядомъ. Слова ея встртили шумное одобрене со стороны боле мужественнихъ постителей ея трактира, но м-ръ Лимпъ, отпивъ глотокъ изъ своего стакана, сложилъ руки и сжалъ ихъ между колнъ, уставившись неподвижно въ одну точку, какъ будто сила краснорчя м-съ Доллопъ изсушила его мозгъ, такъ что его нужно было поскоре смочить виномъ.

— Отчего они не вырыли трупъ и не потребовали слдователя? сказалъ красильщикъ.— Это часто длаютъ. Если тутъ было что-нибудь не чисто, все-бы сейчасъ вышло на свжую воду.

— Ну, нтъ, м-ръ Джонасъ! возразила м-съ Доллопъ съ жаромъ.— Я знаю, каковы доктора, они такъ хитро устраиваютъ дла, что ничего не разберешь. Не даромъ этотъ докторъ Лейдгатъ рзалъ людей, которые еще не успли остыть. Онъ знаетъ такя снадобья, которыхъ вы не различите ни глазами, ни носомъ. Я сама видла капли, прописанныя нашимъ клубнымъ докторомъ Гамбитомъ,— прекраснйшй человкъ,— накапаешь ихъ въ стаканъ воды, все равно что ихъ и нтъ, а на завтра васъ и пройметъ. Такъ тутъ, значитъ, и толковать нечего. Я говорю только, слава Богу, что этого доктора Лейдгата не сдлали нашимъ клубнымъ докторомъ.

Подобнаго рода толки дошли и до ловикскаго пастората, и до Типтон-Грэнжа, и до семейства Винци, вс друзья м-съ Бюльстродъ сожалли о бдной Герэтъ, а Лейдгатъ и не подозрвалъ, отчего вс такъ странно поглядываютъ на него, Бюльстродъ также былъ вполн увренъ, что тайна его схоронена. Онъ никогда не былъ въ особенно короткихъ отношеняхъ съ своими сосдями и потому теперь не замчалъ въ нихъ никакой перемны. Къ тому-же онъ нсколько разъ узжалъ изъ города по дламъ: онъ ршился остаться въ Миддльмарч.

— Мы създимъ недль на шесть въ Чельтенгамъ, въ ныншнемъ мсяц или въ будущемъ, говорилъ онъ жен.— Этотъ городъ представляетъ всевозможныя удобства, какъ въ религозномъ отношени, такъ и въ отношени климата. Поздка туда освжитъ насъ.

Онъ продолжалъ заботиться о своемъ душевномъ спасени, ршившись сдлаться еще набожне, чтобы загладить грхъ, въ которомъ онъ, впрочемъ, признавалъ себя виновнымъ чисто условно и, моля Бога о прощени, постоянно приговаривалъ: ‘Если я согршилъ’. О госпитал онъ боле не говорилъ ни слова съ Лейдгатомъ, боясь обнаружить слишкомъ внезапную перемну въ своихъ планахъ тотчасъ посл смерти Рафля. Втайн онъ былъ убжденъ, что Лейдгатъ подозрвалъ, что его предписаня были умышленно нарушены, и догадывался отчасти почему. Но Лейдгатъ ничего не могъ знать наврно, и потому Бюльстродъ тщательно избгалъ всего, что могло дать новую пищу неопредленнымъ подозрнямъ доктора. Относительно его онъ чувствовалъ себя совершенно безопаснымъ.

Между тмъ представители избраннаго мидльмарчскаго общества задумали привести въ исполнене весьма энергическую мру.

Въ городской ратуш долженъ былъ собраться митингъ по одному санитарному вопросу, выступившему на первый планъ когда обнаружился въ город первый холерный случай. Со времени изданя парламентскаго акта, разршавшаго установлене новыхъ налоговъ для проведеня различныхъ санитарныхъ мръ, въ Мидльмарч былъ учрежденъ комитетъ для наблюденя за приведенемъ этихъ мръ въ исполнене. Въ настоящую минуту стоялъ на очереди вопросъ, на какя средства пробрсть за городомъ землю подъ новое кладбище: путемъ-ли налога или частной подписки. Митингъ былъ публичный и на него ожидали всхъ, кто пользовался какимъ-нибудь значенемъ въ город.

М-ръ Бюльстродъ былъ членомъ комитета и въ двнадцать часовъ вышелъ изъ банка, чтобы идти на митингъ, гд думалъ подать голосъ за частную подписку. Занятый своими личными длами, онъ за послднее время отстранился отъ всякой общественной дятельности, въ этотъ день ему предстояло снова занять положене человка дятельнаго и влятельнаго въ вопросахъ, касавшихся города, гд онъ думалъ жить до самой смерти. По дорог онъ встртилъ Лейдгата, тоже идущаго на митингъ, они пошли вмст, разговоривая о предмет предстоящаго митинга, и вмст вошли въ залу.

Вс влятельныя лица въ город были уже тамъ. За столомъ, однакожъ, оставались незанятыя мста, Бюльстродъ и Лейдгатъ направились къ нимъ. М-ръ Фэрбротэръ сидлъ неподалеку отъ м-ра Гоули, вс доктора были на лицо, пасторъ, м-ръ Тезигеръ, занималъ предсдательское мсто, м-ръ Брукъ сидлъ по правую руку отъ него.

Лейдгатъ замтилъ, что когда онъ и Бюльстродъ заняли свои мста, вс присутствовавше многозначительно переглянулись.

Митингъ открылся рчью предсдателя, доказывавшаго всю выгоду пробртеня путемъ частной подписки участка земли такихъ размровъ, чтобы впослдстви на немъ можно было хоронить не только умершихъ отъ холеры, но и всякихъ другихъ покойниковъ. Затмъ Бюльстродъ поднялся съ своего мста и попросилъ слова. Лейдгатъ снова замтилъ, что вс переглянулись. Въ то-же время всталъ м-ръ Гоули и сказалъ громкимъ голосомъ:

— Г. предсдатель, я прошу позволеня до начала пренй сказать нсколько словъ по частному вопросу, который я и многе изъ присутствующихъ здсь джентльменовъ считаемъ вопросомъ первостепенной важности, такъ-какъ онъ затрогиваетъ общественную совсть.

М-ръ Тезигеръ далъ свое согласе оратору, м-ръ Бюльстродъ слъ, а м-ръ Гоули продолжалъ:

— Я буду говорить, г. предсдатель, не только отъ своего имени, но отъ имени и по просьб весьма многихъ изъ моихъ согражданъ, сидящихъ тутъ-же за столомъ. Мы вс желаемъ, чтобы м-ру Бюльстроду предложено было,— я теперь обращаюсь уже лично къ нему,— отказаться отъ общественныхъ должностей, которыя онъ занимаетъ не просто въ качеств плательщика налоговъ, но и въ качеств джентльмена. Есть извстнаго рода поступки, извстнаго рода дяня, не наказуемые по закону, хотя за самомъ дл они хуже многихъ изъ проступковъ, караемыхъ имъ. Честные люди и джентльмены, не желающе имть ничего общаго съ людьми, совершающими подобныя дяня, должны обороняться отъ нихъ собственными средствами, я и друзья мои или, врне, кленты мои по настоящему длу ршились прибгнуть въ подобнаго рода оборон. Я не говорю, чтобы м-ръ Бюльстродъ совершилъ какое-нибудь преступлене, но я приглашаю его публично опровергнуть скандальныя свденя, сообщенныя лицомъ уже умершимъ въ его собственномъ дом,— свденя о томъ, что онъ втечени нсколькихъ лтъ былъ участникомъ одного грязнаго предпрятя и пробрлъ себ богатство нечестными путями, или-же въ случа, если онъ не можетъ этого опровергнуть, сложить съ себя должности, которыя были предоставлены ему только какъ джентльмену среди джентльменовъ.

Глаза всхъ присутствующихъ были обращены на Бюльстрода, который переживалъ въ эти минуты страшный нравственный кризисъ. Лейдгатъ, самъ потрясенный страшнымъ разоблаченемъ, которое бросало такой ужасный свтъ на услугу, оказанную ему Бюльстродомъ, при взгляд на помертвлое лицо банкира, почувствовалъ, что приливъ ненависти къ этому человку парализуется въ немъ заботливостью врача о больномъ.

И такъ все было кончено для Бюльстрода: онъ былъ опозоренъ, вынужденъ опустить глаза передъ тми, кого до сихъ поръ постоянно обличалъ, Богъ отрекся отъ него передъ лицомъ людей, оставилъ его беззащитнымъ на жертву злораднаго презрня людей, давно ненавидвшихъ его, вс сдлки съ совстью оказались напрасными: он обращались теперь противъ него-же самого… все это промелькнуло въ его голов, охватывая сердце ужасомъ. Но инстинктъ самосохраненя былъ силенъ въ этомъ человк. Еще м-ръ Гоули не усплъ окончить своей рчи, какъ Бюльстродъ ршилъ, что отвтитъ ему и что отвтъ его будетъ вызовомъ.

Мертвое молчане воцарилось въ зал, когда Гоули слъ на свое мсто, вс смотрли на Бюльстрода. Онъ сидлъ неподвижно, отклонившись къ спинк стула, онъ не рискнулъ встать и ухватился обими руками за кресло, когда началъ говорить. Но голосъ его былъ внятенъ, хотя нсколько хриплъ, и онъ отчетливо произносилъ каждое слово, хотя останавливался посл каждой фразы, какъ будто у него не хватало воздуха. При начал своей рчи онъ обратился къ м-ру Тезигеру, а потомъ взглядъ его устремился на м-ра Гоули.

— Я обращаюсь къ вамъ, сэръ, какъ къ христанскому священнику съ протестомъ, вы не можете дать свое одобрене поступку, вызванному ядовитою ненавистью ко мн. Враги мои готовы врить всякому пасквилю, распущенному обо мн разнузданнымъ языкомъ. Ихъ совсть возмущается противъ меня. Клевета, которой я сдлался жертвою, обвиняетъ меня въ нечестныхъ поступкахъ — (здсь Бюльстродъ возвысилъ голосъ) — но кто-же является противъ меня обвинителемъ? Неужели люди, которые сами ведутъ жизнь нехристанскую, скандальную,— люди, употребляюще гнусныя орудя для достиженя своихъ цлей,— люди, професся которыхъ состоитъ изъ крючкотворства, которые тратятъ свое состояне на чувственныя наслажденя, тогда какъ я отдаю все, что я имю, на служене благороднйшимъ цлямъ этой жизни и будущей!

Слово ‘крючкотворство’ вызвало въ зал ропотъ и свистки, которые не умолкали до конца рчи банкира. М-ръ Гоули, ж-ръ Толлеръ, м-ръ Чичли и м-ръ Гакбютъ разомъ вскочили съ своихъ мстъ, чтобы отвчать, но м-ръ Гоули усплъ заговорить первый.

— Если вы намекаете на меня, сэръ, то я предлагаю вамъ я всякому, кто этого пожелаетъ, прослдить мою дятельность. На ваше обвинене въ нехристанскомъ образ жизни я скажу, что ненавижу ваше лицемрное ханжество, что-же касается до способа, какимъ я трачу свое состояне, то я скажу одно: въ принципы мои не входитъ поддерживать воровъ, отнимать у людей слдующее имъ по нраву наслдства, въ видахъ служеня религи, и розигривать роль аскета. Я не хвастаюсь особеннымъ ригоризмомъ, у меня нтъ особенныхъ мрокъ для оцнки вашихъ поступковъ, сэръ. Но я опять-таки приглашаю васъ или дать удовлетворительное объяснене относительно ходящихъ про васъ скандальныхъ слуховъ, или-же сложить съ себя должности, такъ какъ мы не намрены доле имть васъ своимъ товарищемъ. Повторяю, сэръ, мы не хотимъ работать съ человкомъ, репутаця котораго загрязнена не только ходящими о немъ слухами, но и недавними его поступками.

— Позвольте, м-ръ Гоули, вмшался предсдатель.

М-ръ Гоули, съ пною у рта, нетерпливо поклонился и слъ, засунувъ руки въ карманы.

— М-ръ Бюльстродъ, я полагаю, неудобно продолжать здсь этотъ споръ, сказалъ м-ръ Тезигеръ, обращаясь къ блдному, дрожавшему банкиру.— Въ виду заявленя, сдланнаго м-ромъ Гоули согласно общему желаню, я нахожу, что вы обязаны очистить себя, если возможно, отъ ходящихъ на вашъ счетъ клеветъ. Я, съ своей стороны, готовъ предоставить вамъ полную возможность объясниться. Но я вынужденъ сознаться, что ваше поведене въ настоящую минуту несовмстимо съ принципами, которые вы старались отождествить съ собою,— принципами, которые я обязанъ отстаивать. Приглашаю васъ въ настоящую минуту, какъ вашъ священникъ, какъ человкъ, надющйся, что вы возстановите себя во всеобщемъ уважени, оставить эту залу и не мшать очереднымъ занятямъ.

Посл минутнаго колебаня Бюльстродъ взялъ съ полу шляпу и медленно поднялся съ мста, но тотчасъ-же ухватился дрожащею рукою за спину кресла. Лейдгатъ видлъ, что у него не достанетъ силы выйти безъ посторонней помощи. Что ему было длать? Могъ-ли онъ оставить безпомощнымъ человка въ такомъ положени. Онъ всталъ, подалъ руку м-ру Бюльстроду и вывелъ его изъ залы. Страшно тяжело было ему выполнять этотъ долгъ простого состраданя. Онъ чувствовалъ, что этимъ онъ самъ какъ будто свидтельствуетъ о союз своемъ съ Бюльстродомъ,— союз, все значене котораго теперь въ первый разъ представилось ему въ томъ свт, въ какомъ друге смотрли на него. Онъ понялъ теперь, что этотъ человкъ, безпомощно опирающйея на его руку, далъ ему 1000 фунтовъ, какъ взятку, что въ лечени Рафля были умышленно сдланы какя-нибудь упущеня, и что весь городъ знаетъ о томъ, что онъ получилъ отъ Бюльстрода деньги, и знаетъ, что эти деньги были взяткой.

Потрясенный этимъ страшнымъ открытемъ Лейдгатъ тмъ не мене считалъ своею нравственною обязанностью проводить Бюльстрода до самаго дома.

Вопросъ, по поводу котораго собрался митингъ, былъ разршенъ весьма скоро и уступилъ мсто оживленнымъ толкамъ по поводу Бюльстрода и Лейдгата. М-ръ Брукъ, слыхавшй объ этомъ дл только мелькомъ и сильно встревоженный тмъ, что скомпрометировалъ себя, поддерживая Бюльстрода, разспросилъ обо всемъ досконально и нашелъ нкоторое утшене въ разговор съ Фэрбротэромъ о томъ печальномъ свт, которое это дло бросаетъ на Лейдгата. М-ръ Фэрбротэръ собирался обратно въ Ловикъ пшкомъ.

— Садитесь ко мн въ коляску, предложилъ м-ръ Брукъ.— Я ду къ м-съ Казобонъ. Она вчера вечеромъ вернулась изъ оркшейра. Ей будетъ очень прятно повидаться съ вами.

Они похали, м-ръ Брукъ продолжалъ болтать безъ умолку, онъ высказывалъ надежду, что поведене Лейдгата не было такъ черно, какъ кажется, Лейдгатъ казался такимъ недюжиннымъ человкомъ, когда прхалъ къ нимъ въ городъ съ письмомъ отъ своего дядюшки, сэра Годвина. М-ръ Фэрбротэръ не говорилъ почти ни слова, онъ былъ мраченъ, хорошо зная человческую слабость, онъ не былъ увренъ, что Лейдгатъ не палъ подъ гнетомъ тяжелой крайности.

Доротея вышла къ нимъ на встрчу.

— Мы въ теб, моя милая, прямо съ санитарнаго митинга, заговорилъ м-ръ Брукъ.

— А что, м-ръ Лейдгатъ былъ тамъ? спросила Доротея. Лицо ея дышало здоровьемъ и оживленемъ.— Мн нужно съ нимъ повидаться по поводу госпиталя. Я общалась м-ру Бюльстроду поговорить съ нимъ.

— О, милая моя, отвчалъ м-ръ Брукъ,— мы принесли очень дурныя новости, понимаешь, очень дурныя новости.

Они пошли по дорожк, которая вела къ пасторату, такъ какъ Фэрбротэру хотлось сейчасъ-же вернуться домой, Брукъ дорогой разсказалъ Дороте печальную исторю, волновавшую теперь весь городъ.

Она слушала съ самымъ живымъ участемъ и два раза заставила повторить себ все, что касалось Лейдгата. Дослушавъ до конца, она помолчала нсколько минутъ, но когда они дошли до воротъ пастората, она обернулась въ м-ру Фэрбротэру и сказала съ жаромъ:

— Вы вдь не врите, что м-ръ Лейдгатъ способенъ на какую-нибудь низость? Я этому никогда не поврю. Разузнаемъ всю правду и очистимъ его въ глазахъ общества.

КНИГА VIII.
Солнце закатилось и снова взошло.

ГЛАВА LXXII.

Доротея, въ порыв великодушя, готова была принять на себя защиту Лейдгата противъ павшаго на него подозрня, что онъ получилъ отъ Бюльстрода деньги въ вид взятки, но порывъ этотъ былъ сильно парализованъ м-ромъ Фэрботэромъ, взглянувшимъ на обстоятельства дла съ точки зрня человка опытнаго.

— Это чрезвычайно щекотливый вопросъ, говорилъ онъ ей.— Разсудите сами, какимъ путемъ мы можемъ добраться до истины? Для этого нужно: или формальное слдстве, съ участемъ судебной власти, или частное объяснене съ Лейдгатомъ. Для перваго мы не имемъ основательныхъ данныхъ, иначе Гоули не преминулъ-бы воспользоваться ими, чтожъ касается второго, то, признаюсь, я бы ни за что не ршился вступить въ объясненя съ Лейдгатомъ, онъ принялъ-бы такой допросъ за смертельную обиду. Я уже не разъ испыталъ, какъ трудно говорить съ нимъ о предметахъ, лично его касающихся, притомъ, надобно хорошо знать его прошлое, чтобы имть право смло отстаивать его.

— Я твердо убждена, что въ этомъ дл онъ совершенно чистъ. Вообще я думаю, что люди гораздо лучше, чмъ о нихъ судятъ ближне, возразила Доротея.

Въ послдне два года она дйствительно пручила себя, на основани личнаго опыта, весьма строго относиться къ неблагопрятнымъ для чьей либо репутаци слухамъ, вотъ почему она въ первый разъ въ жизни разсердилась на м-ра Фэрбротэра. Ей не понравилось, что онъ съ такой осмотрительностю взвшиваетъ вс обстоятельства, вмсто того, чтобы безусловно врить въ невинность Лейдгата и въ возможность оправдать его.

Два дня спустя, когда Фэрбротэръ обдалъ вмст съ нею и съ супругами Читамъ у ея дяди, и когда лакеи, подавъ дессертъ, удалились изъ столовой, а м-ръ Брукъ задремалъ въ кресл, Доротея опять вернулась съ необыкновеннымъ одушевленемъ въ прежнему разговору.

— М-ръ Лейдгатъ хорошо пойметъ, говорила она,— что если до его друзей дошла распускаемая на его счетъ клевета, то очень естественно, что они пожелаютъ оправдать его. Одною изъ главныхъ цлей нашей жизни должна быть забота о томъ, чтобы облегчать горе ближняго. Особенно я не могу оставаться равнодушной къ непрятностямъ, постигшимъ человка, который принималъ такое живое участе въ тяжелыя минуты моей жизни и лечилъ меня во время болзни.

Тонъ и манеры Доротеи отличались теперь тою-же энергей, какъ и три года тому назадъ, когда она занимала мсто хозяйки за столомъ своего дяди, только съ годами она пробрла боле опытности и потому еще смле выражала свое мнне. Чтожъ касается сэра Джемса Читама, онъ ужь не глядлъ прежнимъ покорнымъ, уступчивымъ поклонникомъ Доротеи, въ настоящее время это былъ внимательный зять, преклонявшйся передъ достоинствами сестры своей жены, но въ то же время находившйся въ постоянномъ страх, чтобы Додо не впала въ какое-нибудь новое увлечене, такое-же неудачное, какъ ея бракъ съ Казобономъ. Слушая ее, онъ уже рдко улыбался, и хотя произносилъ при этомъ свое обычное: ‘Именно такъ!’ но далеко не тмъ тономъ, какъ бывало прежде. Не смотря однако на это, Доротея вскор убдилась, что ей нечего бояться зятя и что онъ ея истинный другъ. Но на этотъ разъ сэръ Джемсъ счелъ за нужное ршительно протестовать противъ выраженнаго ею мння.

— Однако, Доротея, сказалъ онъ,— нельзя-же вамъ распоряжаться человкомъ, какъ вещью. Лейдгатъ долженъ самъ знать,— если онъ теперь этого не знаетъ, то узнаетъ скоро,— что о немъ думаетъ общество. Онъ обязанъ самъ защищать свое доброе имя. Нельзя-же вамъ дйствовать за него!

— Притомъ я полагаю, что друзьямъ м-ра Лейдгата слдуетъ выждать боле благопрятнаго времени, замтилъ Фэрбротэръ.— Очень можетъ быть, что Лейдгатъ по слабости характера,— я это говорю по личному опыту,— поддался минутному искушеню,— чему можетъ подвергнуться каждый благородный человкъ,— и принялъ деньги, предложенныя ему не прямо въ вид взятки, а поднесенныя въ вид подарка, съ условемъ, чтобы онъ молчалъ о постыдномъ дл, случившемся въ былыя времена. Повторяю опять, я считаю очень естественнымъ, если подъ давленемъ обстоятельствъ Лейдгатъ не выдержалъ характера и соблазнился — взялъ. Но я положительно увренъ, что онъ дйствовалъ въ этомъ случа противъ своихъ убжденй и подчинился только горькой необходимости. Со всмъ тмъ, намъ нельзя запретить общественному мнню клеймить такой поступокъ позорнымъ словомъ: ‘преступлене,’ потому что у насъ нтъ другихъ доказательствъ въ пользу Лейдгата, кром тхъ, какя мы можемъ узнать изъ его чистосердечнаго признаня.

— Какъ это жестоко! воскликнула Доротея, всплеснувъ руками.— Неужели у васъ не достало-бы духу одному возвысить голосъ за человка, когда весь свтъ начнетъ бросать грязью въ его доброе имя! Неужели прежняя жизнь не принимается во внимане, когда дло идетъ о репутаци человка!

— Дорогая м-съ Казобонъ, замтилъ м-ръ Фэрбротэръ, выслушавъ съ улыбкой ея горячую защиту,— репутаця человка вдь не надпись, вырзанная на мрамор. Она не составляетъ нчто прочное и неизмнное, она можетъ разложиться вдругъ, какъ тло отъ болзни.

— Значитъ, ее можно, также какъ и больное тло, лечить и возстановить, отвтила Доротея.— Вотъ почему я и не побоюсь спросить у и-ра Лейдгата всю правду и постараюсь ему помочь. Бояться мн нечего… Джэмсъ, такъ какъ мн нельзя пробрсти землю для училища, но я хочу взять въ свое ведене и на свое содержане госпиталь у м-ра Бюльстрода, по этому поводу я должна буду посовтоваться съ м-ромъ Лейдгатомъ, можно-ли сдлать что нибудь хорошее при существующихъ тамъ порядкахъ. Это будетъ самый удобный случай вызвать его на откровенный разговоръ, и я уврена, что онъ разъяснитъ мн все дло. Тогда мы поддержимъ его общими силами и выведенъ изъ затруднительнаго положеня. По моему, высшая степень мужества въ человк состоитъ въ томъ, чтобы смло идти на защиту добраго имени ближняго.

При этихъ словахъ глаза Доротеи сдлались влажны, и взволнованный голосъ ея разбудилъ дядю, который началъ вслушиваться въ разговоръ.

— Правду говорятъ, что женщина своимъ краснорчемъ можетъ достигнуть такихъ результатовъ, какихъ никогда не добьемся мы, мужчины, замтилъ Фэрбротэръ, вполовину убжденный доводами Доротеи.

— А мн кажется, что женщинамъ слдуетъ быть осторожне и побольше слушаться тхъ, кто знакомъ со свтомъ ближе, чмъ он, сказалъ сэръ Джэмсъ, хмуря брови.— Что-бы вы ни намрены были длать впослдстви, Доротея, но теперь вамъ слдуетъ подержать ваши порывы и не вмшиваться въ исторю Бюльстрода. Мы еще не знаемъ, какъ и чмъ она кончится. Правду я говорю? заключилъ онъ, обращаясь къ м-ру Фэрбротэру.

— Да, я также думаю, что лучше подождать, отвчалъ тотъ.

— Да, да, душа моя, заговорилъ вдругъ м-ръ Брукъ, не совсмъ ясно понимавшй, о чемъ идетъ рчь, но вполн довольный тмъ, что и ему можно вставить кстати свое замчане.— Нтъ ничего легче, какъ далеко зайти, понимаешь? И теб неслдуетъ давать волю воображеню, а тмъ боле торопиться тратить деньги на новое предпряте. Это совсмъ не годится, понимаешь? Гартъ втянулъ меня въ сильные расходы своими улучшенями по имню — дренажами и тому подобное… Я-таки поистратился то на то, то на другое… мн необходимо попридержаться… Вотъ и вы, Читамъ, тратите чуть не цлое состояне на дубовую ограду вокругъ вашей усадьбы…

Доротея въ негодовани встала съ мста и ушла съ Целей въ библотеку, служившую ей гостиной въ дом дяди.

— Право, Додо, теб слдуетъ слушать Джемса, заговорила Целя,— иначе ты опять попадешь въ бду. Вспомни, ты всегда длала промахи, и будешь длать ихъ, если станешь, исполнять вс свои фантази. Я считаю истиннымъ благополучемъ, что Джемсъ такъ заботится о теб. Онъ исполняетъ вс твои желаня, но подаетъ теб добрый совтъ, если ты слишкомъ увлекаешься. Въ этомъ заключается выгода имть брата, а не мужа.

— Очень нуженъ мн мужъ! воскликнула Доротея.— Мн нужно только одно — чтобъ не стсняли мои чувства на каждомъ шагу…

Говоря это, м-съ Казобонъ не выдержала и залилась слезами досады.

— Додо! Додо! остановила ее Целя своимъ тихимъ, густымъ контръ-альто,— ты не послдовательна въ своихъ дйствяхъ: то держишься одной системы, то другой. Ты подчинялась-же вол м-ра Казобона самымъ унизительнымъ образомъ. Мн кажется, еслибы онъ выразилъ желане, чтобы ты со мной не видлась, ты-бы и тогда повиновалась ему!..

— Да, правда, я подчинялась его вол, когда считала это своимъ долгомъ, отвчала Доротея, смотря сквозь слезы на сестру.

— Такъ почему-же ты не считаешь своимъ долгомъ въ иныхъ случаяхъ хоть нсколько подчиняться желанямъ Джемса? возразила Целя съ нкоторой рзкостю.— Потому-ли, что онъ заботится о твоей польз! Мужчины все знаютъ лучше, чмъ женщины, исключая того, что мы знаемъ лучше ихъ…

Доротея расхохоталась и вытерла слезы.

— То есть, я говорю о дтяхъ, о хозяйств и т. д., продолжала Целя.— Но еслибы Джемсъ былъ въ чемъ нибудь неправъ, я-бы ему ни за что не уступила, какъ ты это длывала съ Казобономъ, заключила она.

ГЛАВА LXXIII.

Лейдгатъ успокоилъ нсколько м-съ Бюльстродъ, сказавъ, что съ мужемъ ея случился простой обморокъ на митинг, что онъ надется на его скорое выздоровлене и навститъ его на слдующй день, если только за нимъ не пришлютъ ране. За тмъ онъ отправился прямо домой, веллъ осдлать себ лошадь и долго катался за городомъ, не желая видть никого.

Онъ находился въ страшномъ нервномъ раздражени, точно страдалъ отъ невыносимой физической боли. Въ эти минуты онъ готовъ былъ проклясть тотъ день, когда прхалъ въ Миддльмарчъ. Ему казалось, что его судьбой управляетъ какой-то фатализмъ, подъ влянемъ котораго его честь подверглась такому позору, что даже люди, стоявше на самой низшей ступени въ обществ, должны были считать его репутацю потерянной навсегда. Въ горькя минуты жизни человкъ относится съ особенной нжностю къ самому себ, Лейдгатъ представлялъ себя мученикомъ, а всхъ прочихъ людей своими палачами. Онъ разсчитывалъ перевернуть весь Миддльмарчъ по своему, а вмсто того оказалось, что обыватели Миддльмарча насильно вторглись въ его жизнь и перепутали вс его планы. На бракъ свой Лейдгатъ смотрлъ, какъ на непоправимое бдстве, онъ боялся вернуться къ Розамунд, пока не уляжется въ немъ припадокъ бшенства,— боялся, чтобы одинъ видъ жены не вывелъ его изъ себя и не вызвалъ его на какую-нибудь неприличную выходку. Онъ былъ вполн несчастенъ.

Оставаться жить въ город, не оправдавъ себя въ глазахъ людей, которые подозрвали его въ безчестномъ поступк, было невозможно, но въ то же время ухать молча, значило-бы все равно, что скрыться отъ справедливаго обвиненя. Гд-же искать средства къ своему оправданю?

Сцена, происходившая на его глазахъ на митинг, хотя не раскрыла ему подробностей дла, однакожъ, показала довольно ясно его собственное положене. Для него стало ясно, что Бюльстродъ долженъ былъ опасаться большого скандала въ случа болтливости Рафля.

— Вроятно, Бюльстродъ опасался, что я могу услышать отъ больного то, чего мн не слдуетъ знать, разсуждалъ про себя Лейдгатъ,— и онъ вздумалъ подкупить меня значительнымъ одолженемъ, вотъ причина, что онъ внезапно перешелъ отъ грубаго отказа къ щедрости. Очень можетъ быть, что и въ лекарствахъ, которыя я прописалъ больному, онъ что нибудь перепуталъ и не исполнилъ какъ слдуетъ моихъ предписанй. Но такъ или иначе, а свтъ убжденъ, что онъ тмъ или другимъ способомъ отравилъ Рафля и что я, если не принималъ прямого участя въ преступлени, то потворствовалъ ему. Но кто знаетъ опять? можетъ быть, Бюльстродъ и не виноватъ, можетъ быть, онъ перемнилъ обращене со мной только потому, что одумался, и въ дл съ Рафлемъ его руки совершенно чисты.

Положене Лейдгата было ужасно. Если-бы онъ, помимо всхъ прочихъ соображенй, думалъ только о своей собственной защит, и замтя, что при встрч съ нимъ, знакомые пожимаютъ плечами, смотрятъ на него холодно и даже отворачиваются, ршился-бы гласно объяснить вс факты, какъ они были ему извстны, кого-бы онъ этимъ убдилъ?

— Желалъ-бы я знать, есть-ли хоть одинъ врачъ во всемъ Миддльмарч, который-бы сталъ такъ строго относиться къ самому себ, какъ я? восклицалъ бдный Лейдгатъ, возвращаясь, наконецъ, домой, — а между тмъ вс они считаютъ себя въ прав отворачиваться отъ меня, точно я прокаженный! Моя практика, мое доброе имя — все разомъ рушилось! Я вижу это ясно. Еслибы даже мн удалось теперь оправдаться, милые жители Миддльмарча не перемнили-бы своего мння обо мн.

Лейдгатъ дйствительно усплъ убдиться въ послднее время, что репутаця его сильно пострадала. Когда онъ заплатилъ свои долги и опять сталъ крпко на ноги, вс жители Миддльмарча стали его избгать, смотрли на него какъ-то странно и даже были два случая, что паценты его пригласили въ себ другихъ докторовъ. Вс сомння исчезли: началось общее балотироване его черными шарами.

Ничего нтъ мудренаго, что такое безнадежное положене пробудило въ энергической натур Лейдгата желане отчаянно сопротивляться. На обратномъ пути въ дому, посл нсколькихъ часовъ прогулки, значительно успокоившей его нравственныя страданя, онъ мысленно ршилъ остаться во что-бы то ни стало въ Миддльмарч.

— Я не отступлю передъ клеветой, говорилъ онъ, хмуря, по обыкновеню, свои густыя брови,— я не хочу, чтобы сказали, что я покорился. Я буду смло глядть въ глаза всмъ и докажу имъ, что я ничего не боюсь.

По благородству своего характера, а также изъ желаня идти наперекоръ общественному мнню, Лейдгатъ принялъ намрене не скрывать, что онъ чувствуетъ себя обязаннымъ Бюльстроду. Правда, Бюльстродъ всегда имлъ какое-то фатальное вляне на него, такъ что если-бы въ настоящую минуту у Лейдгата была въ рукахъ тысяча фунтов стерлинговъ, то онъ, вмсто того, чтобы удовлетворить своихъ кредиторовъ, отдалъ-бы ихъ сполна Бюльстроду, только-бы сбросить съ себя павшее на него гнусное подозрне въ подкуп, но, не смотря на то, Лейдгатъ не хотлъ отвернуться отъ презираемаго всми несчастнаго банкира, оказавшаго ему помощь.

— Я вообще буду дйствовать такъ, какъ найду лучшимъ, и объяснять своихъ дйствй ни передъ кмъ не стану. Они будутъ стараться выжить меня отсюда, но…

Лейдгатъ не докончилъ, потому что ужь подъхалъ къ дому и мысль о жен заглушила вс терзавшя его до сихъ поръ чувства оскорбленнаго самолюбя и уязвленной гордости.

Каково-то приметъ Розамунда эту исторю? Этотъ вопросъ легъ новымъ бременемъ на душу Лейдгата. Онъ вошелъ въ домъ въ самомъ мрачномъ расположени духа, не имя силъ передать жен предстоящя имъ непрятности, онъ ршился молчать въ надежд, что какя-нибудь неожиданныя обстоятельства явятся къ нему на помощь.

ГЛАВА LXXIV.

Въ Миддльмарч не могло ни подъ какимъ видомъ оставаться долго въ тайн, для чьей-бы то ни было жены, что въ обществ составилось дурное мнне о ея муж. Услужливыя прятельницы, побуждаемыя любовью къ истин, чувствомъ милосердя, а главное, чистосердечемъ, поставляли себ долгомъ тонкимъ образомъ намекнуть о такомъ обстоятельств, но отнюдь не говоря прямо, въ чемъ дло, а только стороной подпустить шпильку, когда, напримръ, имъ показывалась новая шляпка, только что купленная мебель и проч. Все это длалось съ самой человколюбивой цлью — открыть глаза заблуждавшейся прятельниц и исправить ея ошибочный взглядъ на достоинства мужа, и говорилось обыкновенно все это въ такихъ выраженяхъ, что слушавшая могла только догадываться о чемъ-то.

Въ это время ни чьи семейныя дла не возбуждали такихъ оживленныхъ толковъ, какъ дла Розамунды и ея тетки Бюльстродъ. М-съ Бюльстродъ пользовалась особымъ расположенемъ въ город, сознательно она никому не сдлала вреда, мужчины считали ее красивой и прятной женщиной, и на бракъ ея съ Бюльстродомъ смотрли, какъ на новое доказательство фарисейскихъ свойствъ ея мужа, который вчно проповдывалъ о грховности земныхъ наслажденй, а между тмъ, вмсто того, чтобы жениться на какой-нибудь тощей, меланхолической дв, выбралъ себ въ жены здоровую, румяную Винци. Какъ только по городу распространился слухъ о скандал, происшедшемъ съ Бюльстродомъ, въ обществ тотчасъ-же начали раздаваться восклицаня: ‘Ахъ, бдная женщина! она чиста, какъ день! Поврьте, она и не воображала, чтобы мужъ ея могъ быть такимъ дурнымъ человкомъ!’ — Близкя прятельницы м-съ Бюльстродъ, собираясь вмст, то и дло толковали о бдной Геррэтъ и длали разныя предположеня, что съ нею должно случиться, когда она все узнаетъ. Во время этихъ интимныхъ бесдъ прятельницы обыкновенно принимались разбирать по ниточк всю жизнь Геррэтъ Винци отъ начала до конца. При этомъ нельзя было не коснуться и Розамунды, которая очутилась въ одномъ положени съ теткой, но разница была въ томъ, что въ Розамунд общество относилось строже и жалло ее меньше, хотя въ то-же время въ ней, какъ въ отрасли старинной фамили Винци, столь извстной въ Миддльмарч, видли жертву неравнаго брака съ какимъ-то пришлецомъ. Положимъ, что у всхъ Винци есть свои недостатки, говорили миддльмарчске обыватели,— но дйствовали они всегда открыто, въ ихъ прошломъ не скрывалось ничего предосудительнаго. Въ этомъ отношени м-съ Бюльстродъ нельзя и сравнивать съ ея мужемъ.

— Геррэтъ любила-таки поважничать, говорила м-съ Гакбютъ, приготовляя чай для небольшого собравшагося у нея общества,— хотя въ угоду мужу она вчно выставляла на первый планъ свои религозныя правила. Она всегда задирала носъ передъ всми нами, разсказывая, что къ ней здятъ ваве-то священники и Богъ знаетъ кто изъ Риверстона и другихъ мстъ.

— Едва-ли ее можно осуждать за это, возражала м-съ Спрэгъ, — лучшее городское общество избгало Бюльстрода,— нужно-же было приглашать кого нибудь въ обду?

— М-ръ Тезигеръ постоянно поддерживалъ Бюльстрода, замтила м-съ Гакбютъ.— Я думаю, онъ теперь очень жалетъ его.

— Да, но Бюльстрода онъ никогда не любилъ искренно! восклицала м-съ Томъ Толлеръ,— онъ не охотникъ до людей съ крайними убжденями, онъ цнитъ только направлене въ евангелическомъ дух. Только таке священники, какъ м-ръ Тэйкъ, вводяще въ употреблене молитвенники диссидентовъ, могутъ восхищаться м-ромъ Бюльстродомъ.

— Очень понятно, что Тэйкъ теперь въ отчаяни, отвчала м-съ Гакбютъ.— Говорятъ, будто Бюльстроды содержали на свой счетъ всю его семью.

— По моему, это не длаетъ чести религознымъ правиламъ м-ра Тэйка, замтила м-съ Спрэгъ, крпко державшаяся старой вры.— Методистамъ долго еще не привиться въ Миддльмарчу.

— Мн кажется, что дурные поступки людей не зависятъ отъ ихъ религозныхъ убжденй, вмшалась м-съ Плаймдэль, напоминавшая лицомъ хищную птицу и давно уже прислушивавшаяся къ разговору.

— О моя милая! воскликнула м-съ Спрэгъ,— я и забыла, что намъ не слдуетъ объ этомъ говорить при васъ.

— Я не имю никакой причины быть пристрастной въ Бюльстродамъ, отвчала, вся вспыхнувъ, м-съ Плаймдэль.— Правда, мой мужъ находился всегда въ хорошихъ отношеняхъ съ м-ромъ Бюльстродомъ, а съ Геррэтъ Винци я была прятельницей еще задолго до ея замужества, но я всегда крпко держалась своихъ собственныхъ убжденй и постоянно указывала ей ея ошибки. Чтоже касается религозныхъ воззрнй, то м-ръ Бюльстродъ, по моему мнню, вдавался въ крайности. Въ этомъ отношени я не одобряю увлеченй. Истина все таки остается истиной. Человкъ дйствительно религозный не можетъ попасться, я полагаю, подъ уголовный судъ.

— По моему мнню, прервала ее м-съ Гакбютъ, ловко перемняя разговоръ,— жена Бюльстрода должна оставить его.

— Какъ это можно! воскликнула м-съ Спрэгъ.

— Однакожъ, посудите, каково вдругъ узнать, что мужъ осужденъ на заключене въ Ньюгэтскую тюрьму, возразила м-съ Гакбютъ.— Жить съ такимъ человкомъ! Да я бы скоре отравилась.

— Вы правы, сказала м-съ Томъ-Толлеръ,— по моему, жены, которыя заботятся о такихъ мужьяхъ и ухаживаютъ за ними, сами потворствуютъ преступленю.

— Бдная Геррэтъ была всегда доброй женой, замтила м-съ Плаймдэль.— Она считала своего мужа совершенствомъ. Правда, онъ ей никогда ни въ чемъ не отказывалъ.

— Посмотримъ, что-то она теперь сдлаетъ, сказала м-съ Гакбютъ.— Я полагаю, что она, бдняжка, еще ничего не знаетъ. Съ ней я ни за что не поду, потому что до смерти боюсь проговориться. Вы знаете, до нея не дошло никакихъ слуховъ?

— Кажется, что нтъ, отвчала м-съ Томъ-Толлеръ,— о немъ мы слышали, что онъ боленъ и что посл митинга онъ шагу изъ дому не длалъ, но ее, вмст съ дочерьми, я видла вчера въ церкви. На нихъ были новыя шляпки, а на ней — даже съ перомъ. Впрочемъ, ея религя не имла никогда вляня на ея туалетъ.

— Да, ея платья всегда отличались прекраснымъ фасономъ, замтила м-съ Плаймдэль, нсколько задтая за живое.— Я даже слышала, что она велла окрасить это перо на шляпк въ блдно-зеленый цвтъ, чтобы оно не такъ бросалось въ глаза. Геррэтъ во всемъ и всегда уметъ соблюдать приличя.

— Я думаю, что отъ нея нельзя будетъ долго скрывать случившуюся исторю, продолжала м-съ Гакбютъ,— въ семь Винци давно все извстно, потому что отецъ былъ на митинг. Воображаю, какой это былъ для него ударъ! Въ это скандальное дло одинаково замшаны имена его сестры и дочери.

— Еще бы! воскликнула м-съ Спрэгъ,— теперь ужь м-ру Лейдгату нельзя будетъ задирать носъ въ Миддльмарч. Тысяча фунтовъ, полученные имъ передъ смертю того человка, очень темное обстоятельство. Меня пронимаетъ дрожь при одной мысли объ этомъ.

— Достойное наказане за гордость, замтила м-съ Гакбютъ.

— Мн не столько жаль Розамунду, сколько ея тетку, сказала м-съ Плаймдэль,— той не мшало дать урокъ.

— Я полагаю, что Бюльстроды удутъ отсюда и поселятся гд нибудь за-границей, продолжала м-съ Спрэгъ,— этимъ обыкновенно кончаются всяке семейные скандалы.

— Какой страшный ударъ для Геррэтъ! воскликнула м-съ Плаймдэль.— Мн жаль ее, бдную, не смотря на вс ея недостатки, она рдкая женщина. Она съ дтства всегда была мила, добра, откровенна и постоянно ровна въ обращени. Въ тхъ же правилахъ она воспитала и дочерей своихъ, Кэтъ и Элленъ. Вы можете себ представить, какъ имъ будетъ трудно жить за-границей.

— Мой мужъ говоритъ, что онъ посовтуетъ и Лейдгатамъ ухать отсюда, замтила м-съ Спрэгъ,— онъ находитъ, что Лейдгату лучше всего поселиться во Франци.

— Это я думаю, было-бы очень ло-сердцу Розамунд, подхватила м-съ Плаймдель,— у нея слишкомъ легкй характеръ. Она въ этомъ отношени похожа скоре на мать, чмъ на тетку, которая всегда давала ей добрые совты и, сколько мн извстно, очень не желала, чтобы она вышла за Лейдгата.

Случившйся въ город скандалъ поставилъ м-съ Плаймдэль въ весьма затруднительное положене. Кром дружбы ея съ м-съ Бюльстродъ, ихъ семейства были связаны между собой денежными интересами по дламъ красильнаго заведеня, принадлежащаго Плаймдэлю, и потому, съ одной стороны, ей очень-бы хотлось поснисходительне отнестись къ Бюльстроду, а съ другой, она боялась, чтобы ее не заподозрили въ соучасти съ нимъ. Притомъ, вступивъ въ родство съ Толлерами, она попала въ высшй кругъ Миддльмарча, гд вс вообще смотрли очень строго на Бюльстрода, такъ что маленькая м-съ Плаймдэль очутилась между двухъ огней.

Что касается бдной м-съ Бюльстродъ, то она и не подозрвала, какая грозная туча виситъ надъ ея головой. Она чувствовала только безотчетную тоску съ той минуты, какъ Рафль явился къ нимъ въ послднй разъ. Узнавъ, что этотъ противный человкъ слегъ въ постель въ Стон-Корт и что ея мужъ перебрался туда, съ цлю за нимъ ухаживать, она приписала это сострадательности мужа, который и прежде всегда помогалъ Рафлю. На счетъ здоровья м-ра Бюльстрода она также не безпокоилась, такъ-какъ онъ постоянно уврялъ ее, что чувствуетъ себя хорошо и намренъ попрежнему усердно заниматься длами. Тревожное состояне ея началось съ той минуты, когда Лейдгатъ привезъ м-ра Бюльстрода больного съ митинга, несмотря на то, что докторъ старался всячески ее успокоить, бдная женщина проплакала нсколько дней втайн, будучи убждена, что мужъ ея страдаетъ не столько физически, какъ морально. Онъ не хотлъ, чтобы она читала ему вслухъ, не хотлъ даже, чтобы она сидла при немъ, говоря, что всякй звукъ и всякое движене раздражаютъ его нервы, а между тмъ запирается въ кабинет для того, чтобы разбирать какя-то бумаги. Она предчувствовала, что случилось что-то недоброе. Можетъ быть, банкъ потерплъ большой убытокъ и мужъ скрывалъ это отъ нея. Не смя обратиться прямо къ нему съ разспросами, бдная женщина ршилась, наконецъ, заговорить объ этомъ съ Лейдгатомъ, на пятый день посл митинга.

— М-ръ Лейдгатъ, сказала она,— прошу васъ, будьте со мной откровенны,— мн такъ хочется знать всю правду,— что такое случилось съ м-ромъ Бюльстродомъ?

— Съ нимъ былъ легкй нервный ударъ, отвчалъ уклончиво Лейдгатъ, чувствуя, что у него не хватаетъ духу раскрыть передъ нею печальную истину.

— Что жъ было причиной удара? продолжала спрашивать м-съ Бюльстродъ, не спуская съ доктора своихъ большихъ темныхъ глазъ.

— Спертый, удушливый воздухъ общественныхъ собранй дйствуетъ убйственно, сказалъ Лейдгатъ, — люди сильнаго сложеня выносятъ его, но на людей слабыхъ онъ производитъ самое вредное вляне. Предотвратить подобный ударъ невозможно, нельзя даже объяснить, почему въ извстныя минуты человкъ лишается чувствъ.

Отвтъ Лейдгата не удовлетворилъ м-съ Бюльстродъ, въ ней осталось твердое убждене, что мужа постигло какое-то страшное бдстве, которое онъ скрываетъ отъ нея, и она ршилась, во что-бы-то ни стало, узнать, въ чемъ дло. Выпросивъ позволене дочерямъ сидть съ отцомъ, она отправилась въ городъ съ визитами, разсчитывая на то, что если въ длахъ ея мужа произошелъ какой нибудь неблагопрятный переворотъ, то знакомые непремнно ей скажутъ или хоть намекнутъ.

Прежде всего она похала къ м-съ Тезигеръ, но, не заставъ ее дома, повернула въ м-съ Гакбютъ, жившей по другую сторону кладбища. М-съ Гакбютъ увидала ея экипажъ изъ своихъ оконъ и, вспомнивъ свои опасеня на случай встрчи съ м-съ Бюльстродъ, она сочла было долгомъ сдержать слово и не сказаться дома, но въ эту минуту въ ней родилось неодолимое желане испытать сильное ощущене, т. е. принять прятельницу и не показать виду, что у нея на ум.

По этимъ соображенямъ м-съ Бюльстродъ была принята въ гостиной, м-съ Гакбютъ спустилась туда, крпко сжавъ губы и потирая руки, какъ-бы изъ предосторожности противъ своего языка. Она приняла даже твердое намрене не справляться о здоровь м-ра Бюльстрода.

— Всю эту недлю я не была нигд кром церкви, заговорила м-съ Бюльстродъ посл первыхъ привтствй,— мой мужъ сдлался такъ боленъ на митинг, въ четвергъ, что мн не хотлось вызжать изъ дому. Былъ м-ръ Гакбютъ на митинг?

— Да, былъ. Говорятъ, что земля будетъ куплена по подписк.

— Надобно надяться, что въ той мстности уже не будетъ боле холеры, замтила м-съ Бюльстродъ.— Эта эпидемя — страшное бдстве! По моему, въ Миддльмарч самый здоровый климатъ,— можетъ быть, оттого, что я къ нему привыкла съ дтства, но я нигд не желала-бы жить, какъ здсь, особенно въ томъ конц, гд стоитъ нашъ домъ.

— Увряю васъ, что я была-бы очень рада, если-бы вы, м-съ Бюльстродъ, остались навсегда въ Миддльмарч, произнесла м-съ Гакбютъ съ легкимъ вздохомъ.— Но… человкъ долженъ покоряться своей участи… Мало-ли что можетъ случиться?.. Какъ-бы то ни было, а я уврена, что многе у насъ въ город желаютъ вамъ добра.

У м-съ Гакбютъ такъ и чесался языкъ, чтобы сказать: примите мой совтъ, разъзжайтесь съ мужемъ,— но, ясно видя, что бдная женщина и не догадывается о бд, готовой разразиться надъ ея головой, она удовольствовалась тмъ, что приготовила ее къ этому слегка. У м-съ Бюльстродъ вдругъ замерло сердце, ее стала бить лихорадка. Она тотчасъ смекнула, что въ словахъ ея прятельницы скрывается какой-то намекъ, однако, не смотря на желане узнать все до конца, у нея недостало храбрости сдлать вопросъ, и она дала другой оборотъ разговору,— справилась о здоровь молодыхъ Гакбютовъ и стала прощаться, говоря, что ей нужно захать къ м-съ Плаймдэль. По дорог туда она стала мысленно разсуждать, что, вроятно, м-ръ Бюльстродъ на митинг горячо поспорилъ съ своими опонентами, въ числ которыхъ былъ, можетъ быть, и Гакбютъ. Это предположене ее значительно успокоило.

Но изъ разговора съ м-съ Плаймдэль она убдилась, что такое объяснене не годится. Селина приняла ее съ какими-то патетическими порывами нжности и отвчала самыми цвтистыми фразами за совершенно обыкновенные вопросы гостьи, не сдлавъ ни малйшаго намека на предполагаемую ссору во время митинга, такъ сильно потрясшаго здоровье м-ра Бюльстрода. Нсколько загадочныхъ словъ, брошенныхъ м-съ Плаймдэль какъ-бы мимоходомъ насчетъ того, что она никогда не отвернется отъ друзей, въ какомъ-бы они положени ни находились, убдили м-съ Бюльстродъ, что съ ними непремнно случилось какое-нибудь несчасте, но вмсто того, чтобы съ обычной своей откровенностью прямо спросить, что подразумваетъ ея прятельница подъ произнесенными ею словами, м-съ Бюльстродъ пришла въ сильное волнене и ршилась ухать безъ дальнйшихъ объясненй.

Она нервно простилась съ прятельницей и приказала кучеру хать въ складъ м-ра Винци. Во время этого короткаго перезда нервы бдной женщины до того розыгрались, что когда она вошла въ контору брата, гд тотъ сидлъ за бумагами, колни ея дрожали, а всегда румяное лицо было покрыто мертвенной блдностью. Братъ не могъ скрыть своего испуга, увидя сестру въ такомъ вид, онъ вскочилъ съ мста, схватилъ ее за руку и быстро произнесъ:

— Подкрпи тебя Богъ, Геррэтъ,— ты все знаешь!

Этого было достаточно, чтобы открыть глаза м-съ Бюльстродъ: она въ одно мгновене поняла, что съ мужемъ случилось что-то страшное. Мысль о позор, объ унижени предъ всмъ городомъ охватила ее и она упала на стулъ и, поднявъ глаза на брата, произнесла едва слышно:

— Вальтеръ, я ничего не знаю… что такое случилось¹?

Братъ разсказалъ ей все,— очень нескладно и отрывисто,— и объяснилъ, что скандалъ не подлежитъ сомнню, а главное, подозрительна смерть Рафля.

— Теперь идутъ страшные толки, говорилъ онъ, — если-бы даже виновный и оправдался передъ судомъ, то люди все-таки будутъ продолжать толковать, кивать головами и перешептываться. Таковъ ужь порядокъ на бломъ свт. А ударъ жестокй: онъ разбилъ репутацю Лейдгата, равно какъ и Бюльстрода. Добираться до правды я не намренъ, скажу одно: лучше-бы мы никогда не слыхали имени Лейдгата и Бюльстрода, лучше-бы ты и Розамунда на всю жизнь остались Винци!..

М-съ Бюльстродъ молчала.

— Но ты не должна падать духомъ, Геррэтъ: свтъ тебя не осуждаетъ, а я поддержу тебя во всякомъ случа, что-бы ты ни предприняла, заключилъ братъ съ своей обычной грубой, но добродушной нжностью.

— Вальтеръ, дай мн руку и проводи меня до кареты, проговорила, наконецъ, м-съ Бюльстродъ.— Мн очень дурно.

Прхавъ домой, она принуждена была сказать дочери:

— Душа моя, я чувствую себя нехорошо, мн нужно прилечь… Не оставляй отца, а меня не безпокойте… Я обдать не буду.

Затмъ она заперлась въ своей комнат, сознавая потребность вдуматься наедин въ постигшее ее несчасте и сообразить, что длать. Характеръ мужа представлялся ей теперь совершенно въ другомъ свт, она не въ состояни была заставить себя отнестись къ нему снисходительно. Мысль, что втечени двадцати лтъ она безусловно врила ему и уважала его, благодаря его скрытности, еще боле усиливала ея отвращене къ такому обману. Выходя за него замужъ, она ничего не знала объ его прошломъ, поэтому теперь она не считала себя въ прав отстаивать его противъ обвиненя въ тхъ позорныхъ поступкахъ, которые ему приписывали. Вмст съ тмъ ея чистая, благородная натура горько возмущалась отъ того, что на ней отражается безчесте мужа.

Но эта простосердечная, малоразвитая женщина отличалась необыкновеннымъ великодушемъ. Она считала невозможнымъ отречься отъ человка, съ которымъ прожила столько лтъ, который всегда любилъ и берегъ ее. Она пойдетъ къ своему мужу и скажетъ, что готова длить съ нимъ его несчасте и что онъ не услышитъ отъ нея ни одного слова упрека, но прежде чмъ ршиться на это, ей нужно было собраться съ духомъ, выплакаться хорошенько и сказать ‘прости’ невозвратному прошлому. Собравшись идти внизъ, м-съ Бюльстродъ сдлала нкоторыя измненя въ своемъ туалет, какъ-бы въ доказательство того, что она покорилась своей участи и намрена вступить въ новую жизнь. Она сняла съ себя вс свои украшеня, начиная съ наряднаго чепца и большихъ волосяныхъ бантовъ, облеклась въ простое черное платье, зачесала волосы гладко назадъ, прикрыла ихъ какимъ-то чепчикомъ въ вид шляпки и сразу преобразилась въ методистку.

Бюльстродъ, услышавъ, что жена ухала изъ дому и что потомъ, вернувшись домой, сказалась нездоровой, провелъ это время въ сильномъ волнени. Онъ былъ увренъ, что знакомые разскажутъ ей все и избавятъ его отъ тяжкой необходимости объясняться самому, но онъ не могъ себ представить безъ ужаса первую минуту ихъ свиданя.

Ровно въ восемь часовъ вечера дверь кабинета отворилась и вошла жена. Бюльстродъ не осмлился взглянуть на нее, онъ сидлъ съ опущенными въ землю глазами и жен его показалось, что онъ сдлался даже меньше ростомъ: такъ его перевернуло въ нсколько часовъ. Подъ влянемъ прилива прежней нжности и состраданя м-съ Бюльстродъ подошла тихо къ мужу, положила ему руку на плечо и ласково произнесла:

— Никласъ, посмотри на меня.

Онъ вздрогнулъ, поднялъ на нее глаза, увидлъ ея блдное лицо и траурное платье, и дрожащя губы — и залился слезами. Жена сла рядомъ съ нимъ и они молча принялись плакать. У нея недоставало духу спросить его, насколько были преувеличены взведенныя на него обвиненя, а онъ не считалъ себя въ прав сказать: я невиненъ.

ГЛАВА LXXV.

Розамунда немного ожила, когда домъ ихъ освободился отъ грозныхъ физономй кредиторовъ, посл уплаты всхъ долговъ. Но ея прежняя веселость уже не возвращалась, ея мечты о супружеской жизни не сбылись. Въ послднее время Лейдгатъ, какъ-бы желая заставятъ свою жену забыть непрятности, которыя онъ иногда длалъ ей въ минуты дурного расположеня духа, старался быть съ нею нжне, но характеръ его видимо измнился. Онъ сталъ необыкновенно бережливъ, старался пручать и ее къ экономи, некогда она начинала выражать желане переселиться въ Лондонъ, онъ едва сдерживалъ свое нетерпне. Когда мужъ говорилъ, Розамунда томно выслушивала его и въ то же время думала: стоитъ-ли жить при такой обстановк. Суровыя, иногда даже грубыя выраженя, срывавшяся съ языка мужа въ минуты гнва, сильно задвали ея самолюбе и внушали ей иногда тайное отвращене къ нему, послдствемъ чего было то, что она стала принимать очень равнодушно его ласки. Съ сосдями они не сходились, изъ Квалиингхама приглашенй къ нимъ не присылалось, такъ что единственнымъ развлеченемъ Розамунды были получаемыя ею изрдка письма отъ Виля Владислава. Намрене Виля ухать изъ Миддльмарча привело въ сильное недоумне м-съ Лейдгатъ. Зная, что Виль въ восторг отъ Доротеи, она все-таки ласкала себя надеждой, что онъ, рано или поздно, отдастъ ей предпочтене предъ м-съ Казобонъ. Розамунда принадлежала къ числу тхъ женщинъ, которыя воображаютъ, что въ нихъ долженъ непремнно влюбиться каждый мужчина, если только он подадутъ ему маленькую надежду на взаимность. Правда, Виль былъ влюбленъ въ м-съ Казобонъ, но вдь онъ полюбилъ ее прежде, чмъ узналъ м-съ Лейдгатъ. Тонъ, употребляемый Вилемъ въ разговорахъ съ Розамундой,— полушуточный и вмст съ тмъ преувеличенно-любезный, принимался ею за уловку, чтобы скрыть пламенную страсть, и по этой причин она, въ присутстви Виля, ощущала какое-то прятное, романическое настроене, уже не пробуждаемое въ ней присутствемъ Лейдгата. Подчасъ она даже находила, что Виль былъ-бы ей больше подъ пару, чмъ Лейдгатъ. Силясь какъ нибудь разнообразить свою монотонную жизнь, она составила въ своемъ воображени слдующй планъ: Виль никогда не женится, будетъ постоянно жить около нея, исполнять вс ея прихоти и, никогда не высказывая прямо своей любви, станетъ, время отъ времени, разнообразить ихъ взаимныя отношеня нжными сценами. Ухавъ изъ Миддльмарча, Виль присылалъ шутливыя письма на имя мужа и жены, Розамунда отвчала ему, утшая себя надеждой, что ихъ разлука только временная. Вскор посл того въ ней родилось страстное желане, чтобы Лейдгатъ переселился въ Лондонъ, ей казалось, что въ Лондон во всхъ отношеняхъ будетъ веселе, она стала стремиться къ этой цли съ твердымъ намренемъ достигнуть желаемаего результата, прятный сюрпризъ вдругъ явился къ ней на помощь.

Сюрпризъ этотъ заключался въ письм Виля къ Лейдгату, въ которомъ онъ сообщалъ, что ему необходимо въ скоромъ времени прхать въ Миддльмарчъ. ‘Я смотрю на эту необходимость, какъ школьникъ на приближающйся праздникъ, писалъ онъ.— Надюсь, что мое мсто у вашего камина не занято и что меня ожидаютъ у васъ новыя музыкальныя наслажденя. Срокъ прзда назначить не могу’.

Въ то время, когда Лейдгатъ читалъ это письмо Розамунд, она разцвла какъ роза и еще боле похорошла. Взглядъ ея на жизнь вдругъ перемнился. Долги были заплачены, Виль скоро прдетъ и поможетъ ей убдить Лейдгата покинуть Миддльмарчъ и перебраться въ Лондонъ.

Но радость Розамунды была непродолжительна. Надъ головой ея уже собиралась грозная туча. Мужъ ея сдлался мраченъ, какъ ночь, и по своему обыкновеню ни однимъ словомъ не высказалъ, что у него происходило на душ. Увлеченная воздушными замками, Розамунда не обращала вниманя на то, что Лейдгатъ едва отвчаетъ на ея вопросы и видимо старается взбгать ея присутствя, она объясняла все это дурнымъ расположенемъ его духа и, чрезъ нсколько дней посл митинга, не сказавъ мужу ни слова, она разослала къ своимъ знакомымъ записки съ приглашенемъ на вечеръ, имя въ виду, что въ послднее время общество какъ-то отшатнулась отъ нихъ и что ей слдуетъ непремнно возстановить прежня отношеня съ нимъ. ‘Если приглашеня будутъ приняты, разсуждала она, то я скажу объ этомъ Лейдгату и дамъ ему хорошй урокъ, какъ долженъ докторъ держать себя съ своими знакомыми.’ — Розамунда очень строго смотрла на свтскя обязанности.

Но на вс приглашеня послдовалъ отказъ и послдняя записка съ такимъ отвтомъ попала въ руки Лейдгату.

— Это маранье Чичли? О чемъ онъ теб пишетъ? спросилъ съ удивленемъ Лейдгатъ, подавая жен маленькую записку.

Розамунда принуждена была прочитать ему содержане записки. Лейдгатъ строго посмотрлъ на нее.

— Что это теб вздумалось разсылать приглашеня, Розамунда, не предупредивъ меня? сказалъ онъ съ сердцемъ.— Я прошу, я требую, наконецъ, чтобы ты не смла никого звать къ намъ въ домъ. Сознайся, ты назвала много гостей и вс теб отказали?

Розамунда молчала.

— Ты слышишь, что я говорю? крикнулъ во все горло Лейдгатъ.

— Конечно, слышу, отвчала Розамунда, отворачивая отъ него голову грацознымъ движенемъ своей лебединой шеи.

Лейдгатъ нетерпливо пожалъ плечами и, чувствуя, что готовъ вспылить, вышелъ вонъ изъ комнаты. Розамунда нашла, что мужъ становится невыносимъ, ей и въ голову не приходило, что онъ имлъ основательныя причины разсердиться. Зная, что жена очень равнодушно относится во всмъ серьезнымъ вопросамъ, Лейдгатъ ничего не сказалъ ей о томъ, что произошло по поводу занятыхъ имъ тысячи фунтовъ стерлинговъ, ей извстно было только, что онъ получилъ ихъ отъ дяди Бюльстрода. Дурное расположене духа Лейдгата и отказъ знакомыхъ прхать на вечеръ очень разстроили Розамунду. Отецъ и мать не были у нея уже нсколько дней, она ршилась тотчасъ-же идти къ нимъ и справиться, что съ ними случилось. Ей вдругъ показалось, что противъ нея составленъ общй заговоръ, съ цлю оставить ее глазъ-на-глазъ съ сердитымъ мужемъ. Это было вскор посл обда, она застала отца и мать сидящихъ вдвоемъ въ гостиной. Они встртили ее съ самымъ грустнымъ выраженемъ въ лиц, и первыя слова отца были:

— Что скажешь, милая моя?

Розамунд показалось, что она никогда не видала отца такимъ убитымъ, какъ въ эту минуту. Она тихо сла рядомъ съ нимъ и спросила:

— Не случилось-ли чего съ вами, папа?

Отецъ молчалъ, но мать не выдержала и воскликнула:

— Душа моя, разв ты ничего не знаешь? До тебя врно скоро дойдутъ эти слухи!

— Ужь не до Тертя-ли это касается? спросила Розамунда, вся поблднвъ. Сердце ея почуяло что-то недоброе.

— О, конечно, душа моя! Для того-ли мы выдали тебя за него замужъ, чтобы подвергать такимъ непрятностяхъ! Довольно было горя и съ долгами его, а это дло еще хуже!

— Не горячись, не горячись, Люси! остановилъ жену м-ръ Винци.— Розамунда, ты ничего не слыхала о дяд Бюльстрод! спросилъ онъ.

— Ничего, папа, отвчала бдная молодая женщина, для которой невдомое горе представлялось въ вид какого-то чудовища, готоваго вонзить въ нее свои когти. Она отъ ужаса чуть не упала въ обморокъ.

Отецъ разсказалъ ей все, безъ утайки, замтивъ при этомъ:

— Я нахожу, мой другъ, что теб слдуетъ все знать и что Лейдгату необходимо ухать изъ Миддльмарча. Вс обстоятельства противъ него. Я не смю, конечно, безусловно обвинять его, очень можетъ быть, что онъ не преднамренно поступилъ дурно, заключилъ м-ръ Винци, обыкновенно строго относившйся прежде въ Лейдгату.

Это былъ ужасный ударъ для Розамунды, она сочла себя несчастнйшей женщиной при мысли, что она замужемъ за человкомъ, на котораго пало такое позорное обвинене, и вернулась домой съ чувствомъ искренняго отвращеня къ мужу.

— Что онъ такое сдлалъ? Неужели онъ въ самомъ дл виноватъ? И почему онъ мн ничего не сказалъ? разсуждала она.

Лейдгатъ и посл того ничего не говорилъ ей, а она не ршилась первая затронуть щекотливый вопросъ. Однажды Розамунд пришло въ голову попросить отца взять ее въ себ обратно, но мысль, что она, замужняя женщина, поселится снова въ родительскомъ дом, была для нея невыносима, и она отложила свое намрене.

Два дня спустя, Лейдгатъ замтилъ въ своей жен какую-то особенную перемну и догадался, что она все знаетъ.

— Заговоритъ она со мной, или будетъ молчать, считая меня виноватымъ? думалъ онъ.

Нервы его были до того раздражены, что онъ боялся малйшаго прикосновеня въ своей нравственной ран. Розамунда имла полное право жаловаться на недостатокъ довря въ себ со стороны мужа, но осуждать его въ этомъ случа также было трудно. У него недоставало духу заговорить первому, а Розамунда молчала, хотя знала, въ чемъ дло.

— Дуракъ я, дуракъ! разсуждалъ Лейдгатъ:— чего я жду отъ нея? Женитьба прибавила мн только заботъ, но не дала помощницу въ жен.

Въ тотъ-же вечеръ, сидя вдвоемъ съ Розамундой, онъ спросилъ ее:

— Розамунда, вроятно, до тебя дошли каке-нибудь непрятные слухи?

— Да, отвчала она, опуская на колни работу, до которой, противъ своего обыкновеня, она не дотрогивалась почти во весь день.

— Что-жъ ты слышала?

— Полагаю, что все. Папа мн разсказалъ.

— Что-жъ онъ теб говорилъ? Что люди считаютъ меня обезчещеннымъ?

— Да, слабо отвтила Розамунда, начиная шить машинально.

Въ комнат водворилось молчане.

— Если она уврена во мн, то заговоритъ, думалъ Лейдгатъ,— она скажетъ, что считаетъ меня незаслуживающимъ позора.

Но Розамунда продолжала томно молчать и шить.

— Пусть Тертй самъ начнетъ объяснене, думала она въ свою очередь.— Почемъ я знаю, въ чемъ дло? Виноватъ онъ, или невиновенъ,— зачмъ онъ ничего не длаетъ, чтобы оправдаться?

Молчане жены вызвало новый припадокъ желчнаго раздраженя въ Лейдгат. Онъ все боле и боле убждался, что никто не вритъ въ его невинность, даже Фэрбротэръ — и тотъ не пришелъ его провдать. Съ Розамундой онъ заговорилъ для того, чтобы разсять возникшее между ними облако, но она не выказала ни малйшаго желаня объясниться. Даже въ этомъ случа она отказалась раздлить съ мужемъ горе. Въ порыв негодованя онъ вскочилъ съ мста, засунулъ руки въ карманы и началъ ходить по комнат. Подъ влянемъ удручавшихъ его мыслей онъ не замтилъ, сколько времени ходилъ, но Розамунд показалось, что очень долго, и ей захотлось, чтобы онъ слъ и, наконецъ, объяснился.

Вскор Лейдгатъ опустился на кресло, стоявшее подл Розамунды, и, опершись локтями на колни, началъ пристально смотрть на жену. Только что онъ приготовился заговорить съ нео серьезно, какъ она, опустивъ работу, обернулась къ нему и сказала:

— Надюсь, Тертй…

— Что такое? спросилъ онъ.

— Надюсь, что ты выкинешь изъ головы мысль остаться въ Миддльмарч? Я не могу здсь жить. Удемъ въ Лондонъ. Папа и вс знакомые увряютъ, что теб непремнно нужно выхать отсюда. Какая-бы горькая участь меня не ожидала впереди, мн все-таки легче ее перенести тамъ, чмъ здсь.

Лейдгатъ былъ уничтоженъ. Вмсто того, чтобы излить на него потокъ упрековъ, къ выслушаню которыхъ онъ приготовился заране, жена повторяла старую псню. Это показалось ему невыносимымъ, онъ всталъ съ мста и вышелъ изъ комнаты.

Если-бы у него было побольше характера, онъ добился-бы объясненя съ женой и вечеръ кончился-бы совсмъ иначе. Но Лейдгатъ принадлежалъ къ такимъ натурамъ, которыя при неудачахъ теряютъ всю энергю.

Взаимное недоразумне между супругами все боле и боле увеличивалось, они жили такимъ образомъ изо-дня въ день, безъ всякаго обмна мыслей. Лейдгатъ съ утра занимался дломъ и все время упорно молчалъ, Розанунда-же жаловалась втайн на судьбу, находя, что мужъ обходится съ нею жестоко. Говорить съ нимъ она находила безполезнымъ и съ нетерпнемъ ждала Виля Владислава, чтобы раскрыть передъ нимъ всю свою душу.

Нсколько дней спустя, получивъ приглашене отъ Доротеи, Лейдгатъ отправился верхомъ въ Ловикъ-Маноръ.

Сидя въ это утро въ библотек, Доротея мысленно переживала т сцены, при которыхъ Лейдгатъ игралъ какую нибудь роль въ ея прошломъ. Вс он были связаны съ ея семейными тревогами и только въ двухъ случаяхъ рядомъ съ образомъ Лейдгата возникалъ въ ея воспоминаняхъ образъ его жены и еще другого лица. Перебирая прошедшее, она пришла къ тому убжденю, что Лейдгатъ не могъ быть счастливъ въ супружеств. Малйшй намекъ на жену дйствовалъ на него всегда непрятно. Подъ влянемъ такихъ мыслей, въ воображени Доротеи розыгралась цлая драма и она невольно задумалась, глядя на темныя деревья и на зеленый лугъ, разстилавшйся передъ окнами библотеки.

Когда Лейдгатъ вошелъ въ комнату, ее поразила перемна, въ его лиц. Это была не худоба, а нчто такое, что отпечатывается иногда и на молодыхъ лицахъ, посл упорной борьбы съ отчаянемъ и озлобленемъ.

Когда Доротея протянула ему руку и ласково посмотрла на него, это жесткое выражене смягчилось и приняло оттнокъ грусти.

— Мн ужь давно хотлось васъ видть, м-ръ Лейдгатъ, произнесла Доротея, когда они сли другъ противъ друга,— но я откладывала свидане съ вами до тхъ поръ, пока м-ръ Бюльстродъ самъ не обратился во мн по поводу больницы. Я знаю, что вновь устраиваемое имъ отдлене находится подъ вашимъ вденемъ, и надюсь, что вы не откажетесь сообщить мн, что слдуетъ сдлать для этого заведеня.

— Вамъ угодно, чтобы я ршилъ, нужно-ли дать щедрое денежное пособе на больницу? спросилъ Лейдгатъ.— Говоря по совсти, я не считаю себя въ прав просить у васъ денегъ на такое дло, которымъ я завдую. Притомъ очень можетъ быть, что я вынужденъ буду удалиться изъ Миддльмарча.

Лейдгатъ проговорилъ это отрывисто, съ болью въ сердц, терзаемый мыслю, что онъ долженъ будетъ подчиниться прихоти Розамунды.

— Надюсь, что васъ побуждаетъ отказаться отъ принятя моего пособя для больницы никакъ не предположене, что я сомнваюсь въ васъ? сказала Доротея съ свойственною ей прямотой.— Правда, до меня дошли невыгодные слухи, распускаемые на вашъ счетъ, но я съ первой-же минуты догадалась, что это клевета. Вы неспособны ни на что низкое и безчестное.

Это было первое слово довря, услышанное въ послднее время Лейдгатомъ. Онъ глубоко вздохнулъ и могъ только произнести вполголоса:

— Благодарю васъ!

Онъ никакъ не ожидалъ, что его могутъ такъ взволновать нсколько дружескихъ, привтливыхъ словъ женщины.

— Разскажите, пожалуста, какъ это все произошло? продолжала Доротея.— Я уврена, что ваше откровенное признане разъяснитъ истину.

Лейдгатъ вскочилъ со стула и, забывъ, гд онъ, подошелъ къ окну и задумался. Ему самому не разъ страстно хотлось высказаться кому нибудь, но его останавливало опасене усилить тмъ тяжесть обвиненя, павшаго на Бюльстрода, а главное, онъ былъ увренъ, что люди во всякомъ случа не измнять составленнаго о немъ мння. Теперь-же просьба Доротеи поколебала его прежнюю сдержанность, хотя онъ и находилъ, что подчиняться ея желаню было неблагоразумно.

— Разскажите мн все, повторила Доротея,— и на хорошенько обдумаемъ вдвоемъ это дло. Каждый неврный слухъ необходимо опровергать.

Лейдгатъ, наконецъ, пришелъ въ себя и повернулся къ Дороте, которая глядла на него своими прекрасными, полными довря глазами. Лейдгатъ, измученный до того времени нравственной пыткой, ожилъ подъ влянемъ этого ласковаго взгляда. Онъ слъ на свое мсто и почувствовалъ, что камень свалился съ его души.

— Я не стану строго осуждать Бюльстрода, давшаго мн въ займы деньги въ минуту моей крайней нужды, хотя лучше-бы было, если-бы я никогда ихъ не бралъ у него. Онъ такъ несчастенъ, такъ униженъ, что я не желалъ-бы его добивать. Но вамъ я готовъ все сказать. Есть какая-то отрада говорить съ человкомъ, который вритъ вамъ на слово, не требуя фактовъ для доказательства нашей честности.

— Вы можете вполн на меня положиться, отвчала Доротея,— что безъ вашего разршеня я не передамъ никому ни слова о нашемъ разговор, но позвольте, по крайней мр, заявить всмъ, что вы выяснили мн обстоятельства дла и что я убждена въ вашей невинности. М-ръ Фэрбротэръ, дядя и сэръ Джемсъ Читамъ — вс трое поврятъ мн, мало того, я поду въ Миддльмарчъ къ нкоторымъ знакомымъ, и хотя я съ ними не въ короткихъ отношеняхъ, но и они мн поврятъ. Они увидятъ, что у меня нтъ другой побудительной причины защищать васъ, кром желаня открыть истину. Я употреблю вс средства, чтобы оправдать васъ, мн, женщин, неимющей никакого занятя, нельзя выбрать лучшаго дла.

Голосъ Доротеи и дтское увлечене, съ которымъ она говорила, повляли необыкновенно отрадно на Лейдгата. Онъ даже не замтилъ, что она нсколько донкихотствуетъ, онъ весь отдался охватившему его чувству симпати къ этой благородной женщин и, отбросивъ въ сторону самолюбе и свою враждебную замкнутость, разсказалъ все до мельчайшихъ подробностей, начавъ съ той минуты, когда онъ, преслдуемый кредиторами, обратился къ Бюльстроду за деньгами.

— До меня дошелъ слухъ, будто Гоули посылалъ кого-то въ Стон-Кортъ допрашивать экономку, будто та показала, что дала выпить больному весь опумъ изъ стклянки, которую я тамъ оставилъ, и будто, кром того, она поила его часто водкой. Но водка и опумъ такя средства, которыя предписываются иногда самыми лучшими врачами, поэтому меня обвиняютъ не въ отравлени больного, а въ томъ, что я подкупленъ Бюльстродомъ, имвшимъ важныя причины желать смерти больного, чтобы я смотрлъ сквозь пальцы на уходъ за нимъ и вообще держалъ-бы языкъ за зубами. Почему сидлка не исполнила въ точности моихъ приказанй,— на это я не умю дать вамъ отвта. Быть можетъ, что Бюльстродъ вовсе невиненъ въ этомъ преступлени, очень можетъ быть даже, что онъ не давалъ никакихъ приказанй сидлк, а только утаилъ то, что произошло, но общественному мнню до всего этого дла нтъ. Оно обвинило Бюльстрода на томъ основани, что онъ имлъ какя-то побудительныя причины уморить больного. Вмст съ Бюльстродомъ осудили и меня, потому-что я занялъ у него деньги. Я обезчещенъ,— это фактъ, и поправить дло невозможно.

— Боже мой! воскликнула Доротея,— я теперь понимаю, какъ вамъ трудно защитить себя. И нужно-же было, чтобы вся эта исторя обрушилась на голову человка, который стоитъ по своему развитю выше общества, который задумалъ разныя улучшеня,— я очень помню нашъ разговоръ по поводу перемнъ въ больниц. Нтъ, я не могу допустить мысли, что это дло непоправимо! По моему, нтъ выше несчастя, какъ имть въ виду какую-нибудь серьезную цль, стремиться къ ней и не достичь ея.

— Да, грустно отвчалъ Лейдгатъ,— у меня было своего рода честолюбе, я ждалъ отъ жизни совсмъ другого, мн казалось, что у меня достанетъ сили характера, энерги для борьбы обстоятельствами, но я встртилъ такя страшныя препятствя, какихъ вовсе не ожидалъ…

— Погодите, остановила его Доротея.— Предположимъ, что мы начнемъ устраивать больницу согласно составленному вами плану. Вы останетесь въ Миддльмарч, васъ будетъ поддерживать небольшое число друзей, всеобщее нерасположене мало-по-малу ослабетъ, затмъ могутъ явиться какя-нибудь обстоятельства, которыя заставятъ людей сознаться, что они васъ несправедливо обвиняли и что ваши поступки были всегда безукоризненно чисты. А тамъ — вы совершите ученое открыте, прославитесь, какъ Луи или Лэненъ, о которыхъ вы мн разсказывали, и мы начнемъ гордиться вами, заключила Доротея съ улыбкой.

— Все это могло-бы случиться, если-бы я не потерялъ вру въ самого себя, возразилъ Лейдгатъ мрачно.— Меня ничто такъ не раздражаетъ, какъ необходимость отражать со всхъ сторонъ удары клеветы и все-таки не имть возможности снять съ себя позоръ. Повторяю вамъ снова — я не имю права принять отъ васъ большую сумму денегъ на предпряте, находящееся въ моихъ рукахъ.

— Не забудьте, что черезъ это вы дадите мн заняте, сказала Доротея.— Подумайте только, что деньги для меня бремя, меня увряютъ, будто мн недостаетъ ихъ на небольшое предпряте, а я, напротивъ, знаю, что ихъ у меня слишкомъ много. Я имю 700 фунтовъ своего собственнаго дохода, да м-ръ Казобонъ оставилъ мн имне, приносящее 1,900 фунт., въ годъ, кром того, у меня въ банк лежитъ постоянный запасный капиталъ отъ 3 до 4 тысячъ. Мн очень хотлось-бы взять оттуда эту сумму, купить на нее землю и основать ремесленную школу, но сэръ Джемсъ и дядя увряютъ, будто это слишкомъ рискованное предпряте. И такъ вы видите, что для меня нтъ выше радости, какъ употребить съ пользой мое богатство. Я была-бы невыразимо счастлива, если-бы могла улучшить положене другихъ людей. Деньги — лишняя обуза для тхъ, кто въ нихъ не нуждается.

Улыбка мелькнула на грустномъ лиц Лейдгата, наивное увлечене Доротеи имло для него неотразимую прелесть. Она-же приняла эту улыбку за согласе на ея предложене.

— Теперь вы, конечно, убдились, что не слдовало быть слишкомъ щекотливымъ, сказала Доротея ласково.— Основане больницы — одно хорошее дло, а другое должно состоять въ томъ, чтобы возвратить вамъ прежнее спокойстве и счасте.

Лицо Лейдгата вдругъ измнилось.

— Вы богаты, вы великодушны, вы можете много сдлать добра, но…

Онъ запнулся и сталъ смотрть въ окно. Доротея молчала, не спуская съ него глазъ.

— Да что тутъ скрывать? воскликнулъ вдругъ Лейдгатъ, оборачиваясь въ ней.— Вамъ лучше, чмъ кому-нибудь извстно, какъ тяжелы иногда бываютъ супружескя цпи! Вы понимаете, что я хочу сказать.

Сердце Доротеи сильно забилось. ‘Неужели и онъ несчастливъ?’ подумала она, но не сказала ни слова.

— Я не могу ни къ чему приступить, ничего сдлать, не принявъ прежде въ соображене, понравится-ли это моей жен. Занятя, которымъ я предавался съ любовю, когда былъ холостымъ, сдлались теперь для меня недоступными. Я не могу видть ея слезъ. Выходя за меня замужъ, она даже не понимала хорошо, что длаетъ. Я думаю, что для нея было-бы гораздо лучше выйдти за другого.

— Знаю все это, знаю! отвчала Доротея, живо представя себ свою собственную жизнь.— Вы противъ воли длаете ее несчастной.

— Да. У нея засла, напримръ, теперь въ голову мысль ухать изъ Миддльмарча, она ни за что не хочетъ оставаться здсь. Ей надоли непрятности, переносимыя нами въ послднее время, сказалъ Лейдгатъ и вдругъ замолчалъ, боясь дальнйшихъ объясненй.

— Но если она увидитъ, что вамъ полезно будетъ здсь остаться? возразила Доротея, взглянувъ вопросительно на Лейдгата.

— Она этого никогда не увидитъ, отвтилъ онъ коротко.— Да притомъ у меня и духу не достанетъ остаться въ Миддльмарч.

Онъ опять замолчалъ, но, ршившись, наконецъ, сообщить Дороте еще нсколько подробностей изъ своей домашней жизни, онъ прибавилъ:

— Дло въ томъ, что случившаяся исторя совершенно ее ошеломила, мы даже не могли ршиться переговорить объ ней другъ съ другомъ. Поврьте, я до сихъ поръ не знаю, что моя жена думаетъ обо мн. Очень можетъ быть, что она подозрваетъ меня въ низкомъ поступк. Отчасти я самъ въ этомъ виноватъ,— мн слдовало-бы быть съ нею откровенне, но я такъ жестоко страдалъ въ послднее время…

— Могу я навстить ее? спросила съ живостю Доротея.— Какъ приметъ она мое участе? Я ей передамъ, что вы оправдались въ глазахъ всего свта: я постараюсь убдить ее въ вашей невинности, успокоить ее. Спросите, позволитъ-ли мн она прхать? Я ее уже видла одинъ разъ.

— Я увренъ, что она будетъ очень польщена вашимъ визитомъ, отвчалъ Лейдгатъ, и въ душ его мелькнулъ лучъ надежды.— Ей будетъ отрадно узнать, что, по крайней мр, вы не лишили меня своего уваженя. Но я ей ничего не скажу о вашемъ посщени, иначе она можетъ подумать, что вы прхали по моей просьб. По настоящему, мн-бы не слдовало вмшивать въ наши семейныя дла посторонняго человка, но…

Лейдгатъ умолкъ и въ комнат водворилось молчане. Дороте нужно было употребить надъ собой усиле, чтобы не высказать Лейдгату, что ей очень хорошо извстно, какъ иногда между мужемъ и женой стоитъ невидимая преграда, но она боялась оскорбить его и зайти слишкомъ далеко.

— Если ваша жена узнаетъ, что у васъ есть друзья, которые вамъ врятъ и готовы поддержать васъ, то она, можетъ быть, согласится, чтобы вы остались въ Миддльмарч и продолжали свои прежня занятя, а со временемъ и вы приняли-бы мое предложене относительно больницы. Въ послднемъ я даже не сомнваюсь, потому-что этотъ родъ дятельности дастъ вамъ возможность употребить съ пользой ваши медицинскя познаня.

Лейдгатъ молчалъ, однако, Доротея видла, что въ немъ происходитъ сильная внутренная борьба.

— Я не требую отъ васъ немедленнаго ршеня, продолжала она кротко,— я могу подождать нсколько дней, прежде чмъ отвтить Бюльстроду.

— Нтъ, воскликнулъ Лейдгатъ, не выдержавъ доле,— колебаня теперь неумстны. Я не могу отвчать за свое будущее. Съ моей стороны было-бы безчестно вовлекать другихъ въ серьезныя денежныя затраты… Очень можетъ быть, что меня заставятъ ухать изъ Миддльмарча… У меня нтъ ничего врнаго впереди, и потому я не имю права воспользоваться вашей добротой. Нтъ, пусть новая больница сольется съ старой и пусть все пойдетъ тмъ порядкомъ, какой-бы существовалъ въ томъ случа, если-бы я вовсе не прзжалъ сюда. У меня есть нсколько полезныхъ замтокъ, я ихъ отошлю къ тому врачу, который займетъ мое мсто, а самъ буду хлопотать только, о томъ, чтобы получить должность съ содержанемъ.

— Мн очень грустно видть въ васъ такую безнадежность. Какое было-бы счасте для вашихъ друзей вывести васъ изъ этого положеня! Мы знаемъ ваши блестящя способности и вримъ въ ваше будущее. Я богата: снимите съ моихъ плечъ бремя, позвольте мн выплачивать вамъ ежегодно извстную сумму, пока не поправятся ваши обстоятельства и вы не достигнете независимости. Мн такъ было-бы прятно подлиться съ вами!

— Да благословитъ васъ Богъ, м-съ Казобонъ! произнесъ Лейдгать, вставъ съ мста и облокотясь на высокую спинку кожанаго кресла, на которомъ онъ сидлъ.— У васъ великодушныя побужденя, но я не въ состояни принимать незаслуженныхъ благодянй, я не могу унизиться до такой степени, чтобы получать вознаграждене за дло, неконченное мною. Мн остается одно,— я это вижу ясно,— ухать изъ Миддльмарча, какъ можно скоре. Я здсь долго не буду имть практики, придется хать въ Лондонъ и тамъ пробивать себ дорогу, а не то поселиться на какихъ-нибудь водахъ или на юг, гд всегда такое множество нашихъ праздныхъ соотечественниковъ, и разсылать печатныя объявленя о себ. Вотъ жизнь, которую мн предстоитъ влачить.

— Это не хорошо, сказала Доротея,— у васъ, значитъ, недостаетъ мужества для борьбы съ жизню.

— Знаю, отвчалъ Лейдгатъ.— Да разв легко перенести ударъ, который парализуетъ васъ? Впрочемъ, я ожилъ нсколько посл разговора съ вами, и если вы очистите мое доброе имя въ глазахъ нкоторыхъ, особенно Фэрбротера, то я буду вамъ горячо благодаренъ. Прошу васъ только не упоминать, что Бюльстродъ не выполнилъ моихъ предписанй. Противъ меня собственно не существуетъ никакихъ уликъ, меня только подозрваетъ общественное мнне, вы можете повторить слово въ слово то, что я говорилъ вамъ.

— Я убждена, что м-ръ Фэрбротеръ тотчасъ-же повритъ мн, да надюсь, что и друге поврятъ. Успокойтесь, я съумю защитить васъ, имъ всмъ сдлается стыдно, что они пустили въ ходъ клевету, будто вы дали подкупить себя для совершеня дурного дла.

— Меня никто не подкупалъ, отвчалъ Лейдгатъ и голосъ его дрогнулъ,— но есть поводъ подозрвать въ этомъ, такъ-какъ всмъ извстно, что я уплатилъ мои долги. Вотъ почему я сочту за величайшее благодяне вашъ визитъ моей жен.

— Я непремнно буду у нея,— я помню, она прехорошенькая, сказала Доротея, въ сердц которой глубоко врзался образъ Розамунды.— Надюсь, что она меня полюбитъ.

Лейдгатъ простился и ухалъ.

— Что это за удивительное созданье! воскликнулъ онъ, возвращаясь домой верхомъ, — это просто святая. Она не думаетъ о своемъ будущемъ, отдастъ послднее и оставитъ себ одинъ стулъ, чтобы, сидя на немъ, кротко смотрть своими ясными глазами на облагодтельствованныхъ ею смертныхъ. Ея сердце — цлый источникъ любви къ человчеству, я даже думаю, что и къ Казобону она относилась съ чувствомъ восторженнаго самоотверженя. Мн кажется, она не можетъ полюбить мужчину иначе… разв вотъ Владислава… между ними, конечно, существуетъ другое чувство, и Казобонъ, повидимому, замчалъ это. Да! любовь такой женщины дороже всхъ сокровищъ.

Доротея, съ своей стороны, по отъзд Лейдгата, дала себ слово избавить его отъ обязательства въ отношени къ Бюльстроду, которое, какъ она видла, тяготило его. Подъ влянемъ еще живого впечатлня, она сла и написала къ Лейдгату коротенькую записку, въ которой говорила, что иметъ боле права, чмъ Бюльстродъ, оказать ему небольшое денежное одолжене и что со стороны его, Лейдгата, будетъ очень нелюбезно лишить ее этого удовольствя, тмъ боле, что ему извстно, какимъ бременемъ для себя она считаетъ деньги. ‘Назовите меня своимъ кредиторомъ или чмъ хотите, только исполните мою просьбу.’ Она вложила въ конвертъ чекъ въ 1,000 ф., съ намренемъ взять его съ собой на другой день, когда подетъ съ визитомъ къ Розамунд.

ГЛАВА LXXVI.

На слдующй день Лейдгату понадобилось хать въ Брассингъ и онъ сказалъ Розамунд, чтобы она не ждала его ране вечера.

Проводивъ мужа, Розамунда спустилась внизъ изъ своей спальни, гд она проводила иногда цлые дни въ отсутстве Лейдгата. Она шла по лстниц, одтая въ очень красивый костюмъ для прогулки по городу, и держала въ рук письмо, адресованное на имя м-ра Владислава. Оно было написано въ очаровательно-приличномъ тон, но заключало въ себ легкй намекъ на тревожныя домашня обстоятельства и просьбу, чтобы онъ поспшилъ прздомъ. Служанка, составлявшая теперь единственную прислугу въ дом, посмотрла на Розамунду и подумала: ‘И какая-же она, бдняжка, хорошенькая въ этой шляпк’.

Въ это-же время Доротея готовилась сдлать визитъ Розамунд и перебирала въ своемъ ум все, что касалось ея отношенй въ Вилю Владиславу. Слушая сплетни м-съ Кадваладеръ на ихъ счетъ, она всегда старалась защитить и жену Лейдгата, и Виля. Мало того, когда въ послднее свидане съ Вилемъ ей показалось, будто онъ нсколько увлекся Розамундой и силится побдить въ себ это чувство, Доротея и тогда готова была извинить его, находя очень естественнымъ, что ему нравится общество хорошенькой молодой женщины, которая притомъ хорошо поетъ. Страстное-же признане въ любви къ ней самой, вырвавшееся у него въ послднюю минуту ихъ свиданя, окончательно разсяло вс сомння Доротеи и она стала безусловно врить въ любовь Виля въ себ. Она гордилась благородствомъ его правилъ и независимостью характера и совершенно успокоилась насчетъ его отношенй къ м-съ Лейдгатъ.

Она никогда не мечтала о Вил, какъ о своемъ муж, а между тмъ ей было-бы трудно отказаться отъ его любви. Вообще мысль о вторичномъ брак возбуждала въ ней въ послднее время отвращене, именно вслдстве того, что ея родные начали ей расхваливать какого-то жениха, котораго она не видала въ глаза. ‘Этотъ человкъ, душа моя, говорилъ дядя Брукъ,— будетъ отлично управлять твоимъ имнемъ’.

— Благодарю васъ, дядя, отвчала на это Доротея,— я-бы сама съумла справиться съ имнемъ, если-бы только знала, куда употребить доходы съ него. Къ тому-жъ, увряю васъ, я вовсе не намрена выходить замужъ.

Подъ влянемъ самыхъ разнообразныхъ мыслей и ощущенй Доротея похала къ м-съ Лейдгатъ. Въ семейныя недоразумня между супругами она не хотла вмшиваться, но, искренно сочувствуя Розамунд, оставленной всми вслдстве возникшаго противъ Лейдгата подозрня, она намревалась выразить свою симпатю къ ней и свое уважене къ ея мужу.

‘Я буду съ нею говорить только о муж’, думала Доротея, подъзжая къ городу.

Прелестное весеннее утро, запахъ талой земли, свжая зелень,— все вмст поддерживало прятное расположене духа Доротеи, только-что кончившей длинный разговоръ съ Фэрбротеромъ, къ которому она завернула по дорог. Фэрбротеръ съ радостью выслушалъ доказательства невинности Лейдгата.

— Я передамъ эту добрую всть м-съ Лейдгатъ, разсуждала Доротея, — я уврена, что она останется очень довольна, будетъ со мной откровенна и между нами завяжется дружба.

Кром визита къ Розамунд, у Доротеи было дло въ Ловикъ-Гэт, ей понадобилось зайти въ школу. Оставя тутъ свой экипажъ, она приказала кучеру дожидаться какихъ-то покупокъ, а сама перешла пшкомъ улицу и вошла на крыльцо квартиры Лейдгата. На крыльц стояла горничная, которая, зазвавшись на экипажъ, не замтила, что прямо въ ней идетъ молодая, нарядная леди.

— Дома-ли м-съ Лейдгатъ? спросила Доротея.

— Наврное не могу сказать, миледи, отвчала Марта, сконфузясь, что ее застали въ кухонномъ фартук.

— Скажите, что прхала м-съ Казобонъ, сказала Доротея.

Марта отправилась впередъ, съ тмъ, чтобы предложить постительниц пройти въ гостиную, а самой бжать наверхъ справиться, вернулась-ли м-съ Лейдгатъ съ прогулки. Миновавъ переднюю, он вошли въ небольшой коридоръ, ведущй въ садъ. Дверь въ гостиную не была заперта, Марта отворила ее, не заглянувъ въ комнату, пропустила туда м-съ Казобонъ и ушла. Дверь отворилась и затворилась безъ малйшаго шума.

Доротея, занятая своими мыслями, разсянно переступила порогъ гостиной, не отдавая себ яснаго отчета, гд она находится. Но въ ту-же минуту до ея слуха донесся чей-то шопотъ, она безсознательно сдлала два шага впередъ и вдругъ изъ-за угла шкапа съ книгами, стоявшаго у двери, она увидла сцену, отъ которой окаменла.

Спиною къ ней, на диван, какъ-разъ за шкапомъ, сидлъ Виль Владиславъ, рядомъ съ Вилемъ, чрезвычайно близко къ нему, вся заплаканная, разрумянившаяся отъ волненя, сидла хорошенькая Розамунда. Виль нагнулся къ ней, схватилъ об ея руки и съ жаромъ говорилъ что-то.

Въ первую минуту, увлеченная разговоромъ, Розамунда не замтила безмолвно приближавшуюся Доротею, но когда та отступила назадъ въ смущени и зацпила нечаянно какой-то столикъ, Розамунда вздрогнула, порывистымъ движенемъ вырвала изъ рукъ Виля свои руки и, вскочивъ съ мста, вопросительно глядла на гостью. Виль также поспшно всталъ, обернулся и оцпенлъ подъ блестящимъ отъ негодованя взоромъ Доротеи.

Но она тотчасъ-же отвела отъ него глаза и, обратясь къ Розамунд, сказала твердымъ голосомъ:

— Извините меня, м-съ Лейдгатъ, ваша горничная не знала, что вы здсь… Я прхала за тмъ, чтобы передать м-ру Лейдгату очень важное письмо, и хотла вручить его лично вамъ.

Она положила письмо на столикъ, задтый ею при отступлени, холодно взглянула на Виля и Розамунду, слегка кивнула имъ головой и быстро вышла изъ комнаты. Въ коридор она встртила удивленную Марту, которая сказала ей, что, къ сожалню, м-съ Лейдгатъ дома нтъ, и проводила ее до экипажа, мысленно разсуждая, что эти важныя барыни должны быть ужасно нетерпливы.

По уход Доротеи Розамунда, и Виль точно окаменли и простояли такъ нсколько времени: онъ — не спуская глазъ съ двери, въ которую исчезла Доротея, а она — смотря на Виля съ недоумнемъ. Происшедшая сцена, вмсто того, чтобы смутить Розамунду, доставила ей даже нкотораго рода удовольстве. Мелкимъ натурамъ вообще никогда нтъ дла до другихъ, он воображаютъ, что одного ласковаго слова ихъ, грацознаго жеста достаточно для того, чтобы уничтожить непрятное впечатлне, произведенное какимъ-нибудь обстоятельствомъ. Она знала, что Вилю нанесенъ страшный ударъ, но, мысленно перекраивая людей на свой ладъ, она была убждена въ своей способности утшить и успокоить его.

Протянувъ руку, она дотронулась кончиками своихъ пальцевъ до рукава Виля.

— Не трогайте меня! крикнулъ онъ, поблднвъ какъ полотно. На лиц его выразилось такое страдане, точно Розамунда ударила его бичомъ. Однимъ прыжкомъ онъ очутился на другомъ конц комнаты и смотрлъ на Розамунду съ самымъ вызывающимъ видомъ.

Розамунда была глубоко оскорблена, однако, не выдала себя, въ эту минуту только одинъ Лейдгатъ понялъ-бы, что совершалось въ ней. Она вдругъ притихла, опустилась на диванъ. Маленькя ручки ея похолодли.

Приличе требовало, чтобы Виль взялъ шляпу и удалился, но онъ этого не сдлалъ. Напротивъ, въ немъ родилось непреодолимое желане излить на Розамунду все свое бшенство. Онъ былъ похожъ на раненую пантеру, готовую броситься на охотника и загрызть его. Но, между-тмъ, какъ сказать женщин въ глаза, что онъ ее проклинаетъ?

— Вы можете идти за м-съ Казобонъ и объяснить ей, кого изъ насъ двухъ вы предпочитаете, сказала Розамунда съ легкой ироней.

— Идти за ней! рзко возразилъ Виль:— и вы воображаете, что она удостоитъ меня взглядовъ, обратитъ внимане на мои слова? Объясниться! Да разв мужчина можетъ объясняться, когда дло идетъ о репутаци женщины?

— Ну, такъ скажите ей что-нибудь другое, продолжала Розамунда взволнованнымъ голосомъ.

— Вы, вроятно, предполагаете, что она меня полюбитъ за то, что я принесъ ей въ жертву васъ? отвтилъ жолчно Виль.— Нтъ, это не такая женщина, которой можно польстить, измнивъ ради нея другой… Ее не убдишь, что я остался ей вренъ, выказавъ малодуше относительно васъ…

Съ этими словами Виль началъ въ безпокойств ходить по коинат.

— Она никогда не подавала мн надежды, продолжалъ онъ, какъ-бы разговаривая самъ съ собою,— единственнымъ моимъ счастемъ было то, что она довряла мн… что люди ей ни наговаривали на меня,— она мн врила… А теперь — все кончено… она иметъ полное право думать, что я лгалъ, безсовстно лгалъ съ той первой минуты, какъ…

Виль остановился, готовый разбить въ дребезги все, что попалось-бы ему подъ руку.

— Объясняться съ ней! насмшливо твердилъ онъ, — разв человкъ можетъ объяснить, какъ онъ попалъ въ адъ? Уврять въ томъ, что я предпочитаю ее всмъ! Да разв есть хоть одна женщина, которую-бы я поставилъ рядомъ съ нею въ моемъ сердц. Съ этой минуты даю слово не дотронуться до руки ни одной женщины.

Розамунда совершенно потерялась подъ градомъ этихъ жестокихъ и незаслуженныхъ упрековъ. Самыя бурныя сцены съ Лейдгатомъ никогда не вызывали такихъ горькихъ ощущенй въ ея душ. Когда Виль пересталъ говорить, на нее жалко было смотрть. Губы ея совершенно поблли, а въ глазахъ выражалось тупое отчаяне. Если-бъ вмсто Виля передъ ней стоялъ въ эту минуту Тертй, онъ давно-бы былъ у ея ногъ, и она до-сыта-бы наплакалась въ его объятяхъ, которыми до сихъ такъ мало дорожила.

Не станемъ осуждать Виля за отсутстве состраданя къ молодой женщин. Не состоя въ формальной связи съ Розамундой, онъ помнилъ только одно, что она разбила его счасте, и считалъ себя въ прав укорять ее безъ всякой жалости, сознавая отчасти безчеловчность своего поступка, онъ все-таки не имлъ силы обуздать себя.

Высказавъ все, что у него было на душ, онъ продолжалъ молча ходить по комнат, а Розамунда сидла неподвижно на томъ-же мст. Наконецъ, Виль точно очнулся, взялъ шляпу и остановился въ нершимости въ нсколькихъ шагахъ отъ м-съ Лейдгатъ. Отдлаться, прощаясь съ нею, нсколькими вжливыми фразами, посл такой оскорбительной выходки, Вилю казалось неловко, а уйти, не сказавъ ни слова, было-бы грубо. Онъ невольно взглянулъ на блдное лицо Розамунды и не могъ не сознаться, что она гораздо боле достойна сожалня, чмъ онъ.

Нсколько минутъ прошло въ обоюдномъ молчани. Всегдашняя находчивость измнила ей въ настоящемъ случа, она не могла произнести ни одного слова, а между тмъ Вилю очень хотлось, чтобы она заговорила и помогла ему развять то тягостное впечатлне, подъ влянемъ котораго она находилась теперь. Но Розамунда, какъ на зло, молчала, такъ что Виль принужденъ былъ сдлать надъ собой страшное усиле и спросить:

— Прйти мн сегодня вечеромъ, чтобы повидаться съ Лейдгатомъ?

— Какъ хотите, отвтила она едва слышно.

Виль поклонился и вышелъ изъ дому прежде, чмъ Марта догадалась, что онъ былъ у нихъ въ гостяхъ.

Только-что дверь за нимъ затворилась, Розамунда съ трудомъ дошла до своей спальни, она бросилась на кровать, какъ была, въ плать, и пролежала до вечера въ полузабытьи.

Лейдгатъ вернулся раньше, чмъ думалъ. Увидя, что жена больна, онъ забылъ обо всемъ. Онъ взялъ ее за руку и замтилъ, что въ ея пристальномъ взгляд было что-то ласковое. Онъ слъ на ея постель и, нагнувшись въ ея лицу, нжно произнесъ:

— Бдненькая ты моя! Врно тебя что-нибудь взволновало?

Припавъ въ плечу мужа, Розамунда разразилась истерическими рыданями. Прошелъ цлый часъ прежде, чмъ ему удалось успокоить ее. Лейдгатъ вообразилъ, что этотъ нервный припадокъ жены есть слдстве волненя, произведеннаго въ ней неожиданнымъ посщенемъ Доротеи.

Когда Розамунда успокоилась, Лейдгатъ далъ ей сонныхъ капель, а самъ сошелъ въ гостиную съ тмъ, чтобы взять забытую имъ тамъ книгу и провести весь вечеръ за чтенемъ въ своемъ кабинет. Вдругъ онъ увидлъ на стол письмо Доротеи, адресованное на его имя. Заставъ жену больною, Лейдгатъ, по возвращени домой, не ршился спросить ее, была-ли у нихъ Доротея, по прочтени-же письма онъ убдился, что та дйствительно была, такъ-какъ писала, что сама доставитъ письмо.

Вечеромъ пришелъ Виль. Лейдгатъ встртилъ его съ видомъ такого удивленя, которое ясно свидтельствовало, что онъ ничего не зналъ объ его утреннемъ посщени, а у Виля не достало духу освдомиться, говорила-ли Розамунда своему мужу о томъ, что онъ уже былъ сегодня у нихъ.

— Бдная моя Розамунда больна, сказалъ Леидгатъ посл первыхъ привтствй.

— Надюсь, что не серьезно? спросилъ Виль.

— Нтъ, съ нею былъ небольшой нервный припадокъ, вслдстве волненя. Въ послднее время она очень разстроена разными обстоятельствами, посл того, какъ мы съ вами разстались, намъ пришлось пройдти черезъ огонь и воду, но тяжеле всего было послднее испытане. Ну, а вы какъ поживаете? Вроятно, только-что прхали? У васъ лицо встревоженное,— неужели вы успли проздомъ черезъ городъ услышать что-нибудь непрятное?

— Я всю ночь халъ, сегодня утромъ, ровно въ 8 часовъ, остановился въ гостинниц ‘Блый Олень’, заперся въ своемъ номер и отдыхалъ цлый день, отвчалъ Виль, чувствуя, что готовъ покраснть отъ своей лжи, но не зная, какъ иначе вывернуться.

Затмъ Лейдгатъ передалъ Вилю исторю своихъ непрятностей, которую Розамунда успла уже сообщить ему по своему, не упомянувъ о томъ, что его имя находится въ тсной связи съ бывшимъ скандальнымъ происшествемъ, такъ-какъ эта потребность не имла въ ея глазахъ большой важности, вслдстве чего, Вилю пришлось теперь впервые узнать вс обстоятельства дла, безъ пропусковъ.

— Я считаю своимъ долгомъ не утаивать отъ васъ, что и ваше имя впутано въ эту исторю, сказалъ Лейдгатъ, понимавшй очень хорошо, что такое открыте глубоко уязвитъ самолюбе Виля.— Вы можете быть уврены, что, по возвращени въ городъ, непремнно услышите то, что я разсказалъ вамъ сейчасъ. Правда-ли, что Рафль говорилъ съ вами?

— Правда, отвчалъ съ сардонической улыбкой Виль.— Я буду очень счастливъ, если городская сплетня не сдлаетъ изъ меня главнаго преступника, и убжденъ, что послднй варантъ этой истори будетъ слдующй: скажутъ, что я находился въ заговор съ Рафлемъ, чтобы убить Бюльстрода и по этой причин скрылся изъ Миддльмарча.

Говоря это, Виль думалъ: вотъ прибавлене къ моему имени, которое не преминетъ дойти до ея слуха. Впрочемъ, теперь мн ужь все равно!

О предложени, сдланномъ ему Бюльстродомъ, Виль не упомянулъ ни слова. Откровенный отъ природы, онъ обладалъ въ то-же время необыкновенной деликатностью, когда затрогивались чужя дла, зная, что Лейдгатъ цмлъ несчасте принять отъ Бюльстрода деньги, онъ изъ великодушя скрылъ отъ него, что тотъ отдавалъ ему часть своего состояня и что онъ отказался.

Лейдгатъ, въ свою очередь, также умлъ скрыть многое отъ Виля. Онъ, напримръ, не сдлалъ ни малйшаго намека на то, какъ Розамунда приняла постигшее ихъ горе, а коснувшись Доротеи, сказалъ только:

— М-съ Казобонъ — единственная личность, которая подняла за меня свой голосъ и объявила, что не вритъ ни одному изъ обвиненй, павшихъ на мою голову.

Замтивъ, что Виль измнился въ лиц, Лейдгатъ не сталъ продолжать, изъ опасеня, чтобы тотъ не придалъ какого-нибудь другого смысла его словамъ. Въ эту минуту ему въ первый разъ пришла въ голову мысль, что настоящей причиной возвращеня Виля въ Миддльмарчъ была одна Доротея.

Оба они чувствовали сострадане другъ къ другу, но Виль одинъ зналъ въ точности глубину горя своего собесдника. Когда Лейдгатъ заговорилъ съ горечью о необходимости переселиться въ Лондонъ и прибавилъ съ грустной улыбкой:— надюсь, что вы насъ тамъ не забудете, старый товарищъ?— лицо Виля сдлаюсь необыкновенно мрачно и онъ не отвтилъ ни слова. Не дале какъ утромъ, Розамунда умоляла его уговорить мужа ршиться на этотъ перездъ, а тутъ, какъ нарочно, обстоятельства складывались такимъ образомъ, что передъ Вилемъ, противъ его воли, въ будущемъ развертывалась магическая панорама, гд онъ видлъ себя увлеченнымъ въ потокъ непреодолимыхъ искушенй.

ГЛАВА LXXVII.

Доротея въ тотъ-же день захала въ нсколько мстъ и возвратилась домой только вечеромъ. Необходимость скрывать свои чувства совершенно обезсилила ее. Возвратясь домой и едва слышнымъ голосомъ приказавъ Тантрипъ уйти, она заперла за нею дверь, остановилась посреди комнаты и, заломивъ за голову руки, воскликнула съ отчаянемъ:

— О, какъ я его любила!

Вслдъ затмъ она грянулась на самый полъ, и долго сдерживаемыя рыданя вырвались, наконецъ, изъ ея груди съ неукротимой силой. Она безсознательно говорила сама съ собою вслухъ, вспоминая все прошлое. Свтлыя картины ея пребываня въ Рим и первой встрчи съ Вилемъ, ихъ разговоры, мечты — разомъ воскресли въ ея воображени, потомъ слдовалъ цлый рядъ другихъ воспоминанй о томъ, какъ Виль пробудилъ въ ея сердц еще незнакомое ей чувство, какъ она безгранично врила ему и убждена была, что онъ любитъ ее одну. Но вслдъ затмъ, какъ грозный призракъ, возникла передъ нею утренняя сцена, ей слышался страстный шопотъ Виля, она видла передъ собой заплаканные глаза Розамунды, ея взволнованное лицо,— и жестокй приливъ досады сдавилъ ея грудь, надрывавшуюся отъ рыданй.

Но первый кризисъ отчаяня прошелъ, Доротея стала тихо плакать и заснула тутъ-же, на полу.

На зар, еще задолго до восхода солнца, она очнулась съ полнымъ сознанемъ своей скорби. Поднявшись на ноги, она завернулась въ теплую шаль и опустилась въ то самое кресло, въ которомъ, во время болзни мужа, ей приходилось дежурить при немъ по ночамъ. Эта ночь, проведенная безъ сна, не оставила на ея сильномъ организм другихъ слдовъ, кром утомленя и небольшой головной боли. Она нетолько перестала плакать, но даже принялась хладнокровно обдумывать все происшедшее съ нею наканун. Въ первомъ порыв негодованя она одинаково обвиняла Виля и Розамунду, выходя изъ дома Лейдгатовъ, она была уврена, что съ этой минуты прекратитъ вс сношеня съ Розамундой. Женщины вообще въ припадк ревности строже относятся въ соперниц, чмъ къ предмету своей любви, но въ порывистой, страстной натур Доротеи было въ высшей степени развито чувство гуманности. Забывъ на время о себ, она думала только о томъ, какую нравственную пытку долженъ былъ переносить Лейдгатъ отъ неравнаго брака, ей невольно пришла въ голову ея собственная замужняя жизнь, и горячая симпатя къ ближнему внушила ей теперь мысль явиться избавительницей этихъ трехъ лицъ отъ грозившихъ имъ бдствй. ‘Теперь у меня есть цль въ жизни, разсуждала Доротея, и я начну дйствовать сегодня-же, лишь-бы только справиться съ сердцемъ и заставить его молчать, не думать ни о чемъ, кром счастя ихъ троихъ.’

Ровно въ одинадцать часовъ она отправилась пшкомъ въ Миддльмарчъ, принявъ твердое намрене, какъ можно спокойне и незамтне сдлать попытку спасти Розамунду отъ гибели.

Въ ту минуту, когда Доротея, стоя на крыльц дома Лейдгата, спрашивала Марту, у себя-ли м-съ Лейдгатъ, самъ Лейдгатъ показался на порог отворенной двери, съ шляпой на голов. Увидавъ Доротею, онъ быстро подошелъ къ ней.

— Какъ вы думаете, можетъ м-съ Лейдгатъ принять меня сегодня? спросила она, не считая нужнымъ упоминать, что уже была у нея наканун.

— Безъ всякого сомння, отвчалъ Лейдгатъ.

Его поразила перемна въ лиц Доротеи, однако, онъ не сказалъ ни слова.

— Будьте такъ добры, войдите, а я предупрежу жену, что вы здсь. Посл вчерашняго вашего визита она вдругъ занемогла, но теперь ей лучше, и я увренъ, что свидане съ вами принесетъ ей пользу.

Доротея тотчасъ сообразила, что Лейдгатъ не знаетъ подробностей ея вчерашняго посщеня. Она приготовила было маленькую записку къ Розамунд, съ просьбой принять ее, съ тмъ, чтобы переслать эту записку съ Мартой, въ случа, если-бы Лейдгатъ не оказался дома, но теперь она сильно смутилась, не зная, какое впечатлне произведетъ на Розамунду извсте о ея приход, сообщенное мужемъ.

Проводивъ Доротею въ гостиную, Лейдгатъ вынулъ изъ кармана письмо и, подавая его ей, сказалъ:

— Я написалъ это сегодня ночью и только что собрался хать въ Ловикъ, чтобы вручить его вамъ. Есть такя благодяня, за которыя нельзя благодарить общими словами, въ такихъ случаяхъ лучше писать.

Доротея покраснла и улыбнулась.

— Не вамъ меня, а мн васъ слдуетъ благодарить. Значитъ, вы принимаете деньги?

— Да. Вашъ чекъ будетъ нынче-же отправленъ къ Бюльстроду.

Съ этими словами Лейдгатъ ушелъ на верхъ къ Розамунд, которая только что кончила свой туалетъ и, томно раскинувшись въ кресл, размышляла, чмъ-бы ей заняться. Она была чрезвычайно искусна по части мелкихъ женскихъ рукодлй и по цлымъ днямъ не выпускала изъ рукъ какого-нибудь вышиванья. Въ это утро Розамунда имла очень болзненный видъ, и хотя она была спокойне, чмъ наканун, однако, Лейдгатъ боялся взволновать ее какими нибудь вопросами. Когда онъ сообщилъ ей о чек, оставленномъ Доротеею, она не отвтила ему ни слова, когда онъ сказалъ затмъ: ‘Рози, Владиславъ прхалъ, онъ сидлъ у меня вчера и общалъ быть сегодня. Мн показалось, что онъ оченъ грустенъ и разстроенъ’,— Розамунда и тутъ промолчала. Но теперь, когда Лейдгатъ, придя на верхъ, ласково произнесъ: ‘Рози, душа моя, м-съ Казобонъ опять прхала навстить тебя, пожалуйста, прими ее и сойди внизъ’,— Розамунда покраснла и вздрогнула. Лейдгатъ приписалъ это вляню, произведенному на нее вчерашнимъ свиданемъ съ Доротеей.

Розамунда не посмла отказать мужу и заговорить о вчерашней сцен.

— Зачмъ она прхала? мелькнуло у нея въ голов.

Но ршить этотъ вопросъ она не могла. Одного имени Доротеи было достаточно, чтобы расшевелить рану, нанесенную ея самолюбю рзкими словами Виля, а между тмъ, другого исхода не оставалось, какъ согласиться на просьбу мужа и идти внизъ. Она встала молча, и когда Лейдгатъ, накинувъ легкую шаль ей на плеча, объявилъ, что ему нужно непремнно немедленно ухать,— то она, подъ влянемъ какой-то задней мысли, поспшно сказала: ‘Пожалуйста, скажи Март, чтобы она никого не принимала’.

Лейдгатъ отвчалъ, что скажетъ, въ полной увренности, что онъ понялъ, почему именно пожелала этого его жена. Онъ проводилъ ее до дверей гостиной и тотчасъ-же ушелъ, мысленно осуждая себя за то, что обратился къ помощи посторонней женщины, для внушеня къ себ довря жены.

Розамунда, плотно закутавшись въ свою мягкую шаль, шла на свидане съ Доротеей, готовясь принять ее какъ можно холодне.

‘Ужь не о Вил-ли она намрена говорить со мной? думала Розамунда.— Если да, то это такая дерзость, которую трудно простить. Я ей просто отвчать не стану’.

Грацозно завернувшись въ блую шаль, слегка надувъ свои дтскя губки, блдная и интересная, Розамунда остановилась въ нсколькихъ шагахъ отъ гостьи и поклонилась ей. Доротея, заране снявшая перчатки,— обыкновенная привычка ея, когда она желала быть какъ можно мене стсненной,— съ лукавой улыбкой выступила впередъ и протянула руку. Розамунда встртилась съ нею глазами и поневол протянула ей также свою маленькую ручку, которую Доротея пожала съ материнскою нжностью. Взглянувъ на блдное, измнившееся со вчерашняго дня, но вмст съ тмъ привтливое лицо Доротеи, Розамунда устыдилась своихъ прежнихъ подозрнй, Доротея-же, въ свою очередь, находясь еще подъ влянемъ нервнаго возбужденя, едва не расплакалась при вид Розамунды. Но хотя она и сладила съ собой, однако, отъ Розамунды не скрылось это обстоятельство и она подумала, что м-съ Казобонъ совсмъ не такая, какой она воображала ее себ.

Об молодыя женщины, не проговоривъ ни слова, сли очень близко одна къ другой, несмотря на то, что Розамунда, при вход въ комнату, приняла намрене держаться какъ можно дале отъ м-съ Казобонъ. Наконецъ, Доротея заговорила самымъ естественнымъ тономъ:

— У меня было одно дло до васъ, которое вчера мн не удалось кончить, вотъ почему я и пришла къ вамъ сегодня. Не сочтите это, съ моей стороны, за навязчивость… я хотла переговорить съ вами о несправедливости общества въ м-ру Лейдгату… Я хочу успокоить васъ… сказать, чтобы вы не тревожились, если вашъ мужъ не говорилъ съ вами ничего о случившейся съ нимъ непрятности. Такъ какъ дло идетъ о защит его чести, то вамъ врно прятно будетъ узнать, что у вашего мужа есть истинные друзья, которые ни на минуту не усумнились въ благородств его характера. Вы мн позволите объясниться съ вами откровенно?

Привтливый и задушевный тонъ, съ которымъ говорила Доротея, разомъ разсялъ чувства зависти и недоброжелательства, гнздившяся въ сердц Розамунды. Въ ней вдругъ пробудилась невольная симпатя къ своей гость и она, улыбнувшись очень пило, отвтила:

— Я знаю, что вы очень добры, и съ удовольствемъ выслушаю все, что вы ни скажете о Терт.

— Видите-ли, начала Доротея,— третьяго дня, когда я пригласила въ себ вашего мужа для переговоровъ о больниц, онъ передалъ мн подробно вс обстоятельства, навлекшя на него подозрне общества. Я сама вызвала его на эту отировенность, будучи убждена въ его благородств, я попросила его разсказать мн, какъ было дло. Онъ сознался, что причина, удерживавшая его отъ объясненй съ вами и съ другими, заключалась въ его отвращени отъ фразы: я невиненъ,— обыкновенно употребляемой всми преступнивами. Вы должны знать, что вашъ мужъ не имлъ понятя о Рафл, а тмъ боле объ его таинственныхъ отношеняхъ въ Бюльстроду, деньги отъ Бюльстрода онъ принялъ безъ всякой задней мысли. Больного Рафля вашъ мужъ лечилъ очень правильно, ему было непрятно, что онъ такъ неожиданно умеръ, однако, м-ръ Лейдгатъ не винитъ никого въ его смерти. Все это я передала м-ру Фэрбротеру, м-ру Бруку и сэру Джемсу Читаму, они единодушно высказали свое довре къ вашему мужу. Вы теперь будете спокойне, неправда-ли? Перестанете тревожиться?

Глядя на одушевленное, разрумянившееся лицо Доротеи и слушая ея убдительную рчь, Розамунда почувствовала себя, какъ школьница передъ учительницей. Она вся вспыхнула и робко отвтила:

— Благодарю васъ, вы очень добры!

— Вашему мужу очень тяжело, что онъ не былъ съ вами вполн откровененъ, но вы должны его простить. Вы для него дороже всего на свт, онъ слилъ свою жизнь съ вашей и страдалъ отъ мысли, что его непрятности отражаются на васъ. Отъ меня онъ ничего не скрылъ потому, что я для него человкъ совершенно постороннй. Я глубоко сочувствую вашему горю и выпросила у него позволене навстить васъ. Вотъ почему я приходила къ вамъ вчера и пришла сегодня. Нравственныя страданя трудно переносить,— не такъ-ли? Я не могу себ представить, чтобы можно было равнодушно относиться въ горю ближняго и не стараться помочь ему.

Доротея, въ порыв увлеченя, говорила съ такимъ жаромъ, точно дло казалось лично ея, она невольно схватила опять руку Розамунды и ласково пожала ее.

Розамунда не выдержала и истерически зарыдала, какъ наканун. Дороте стало такъ жаль ее, что она съ трудомъ удержалась отъ слезъ, хотя въ ней и родилось подозрне, что одной изъ главныхъ причинъ нервнаго состояня молодой женщины былъ Виль. Это была самая удобная минута, чтобы спасти отъ паденя слабое, безпомощное существо, рыдавшее на ея плеч, и Доротея дала себ слово воспользоваться этой минутой, не догадываясь, что Розамунд извстно, насколько она сама заинтересована Вилемъ.

Этому утру суждено было произвести кризисъ въ душ и сердц Розамунды, свидане съ Доротеей совершенно разрушило фантастическй мръ, въ которомъ она жила до сихъ поръ, считая себя совершенствомъ и находя одни недостатки въ другихъ. Женщина, которая внушала ей боязнь и антипатю и которая, по ея мнню, не могла не ревновать ее къ Вилю и не питать къ ней ненависти,— эта женщина первая пробудила къ ней сознане въ ошибочности ея взгляда на многое.

Когда утихли рыданя и Розамунда отняла отъ лица платокъ, ея голубые, какъ незабудки, глаза съ дтски-умоляющимъ видомъ обратились въ Дороте, по лицу которой еще катилась забытая слеза. Послдняя ледяная преграда рушилась между ними.

— Кстати о вашемъ муж, заговорила робко Доротея,— мн показалось, что онъ сильно перемнился въ это время отъ перенесенныхъ имъ непрятностей. Я не видала его нсколько недль, онъ мн признался, что чувствовалъ себя совершенно одинокимъ во время этой истори, но я уврена, что ему было-бы легче, если-бы онъ былъ откровенне съ вами.

— Тертй длается такъ сердитъ и раздражителенъ, когда я заговорю съ нимъ, отвчала Розамунда, воображая, что ея мужъ уже усплъ пожаловаться на нее Дороте,— что онъ не долженъ удивляться, если я избгаю говорить съ нимъ о непрятныхъ вещахъ.

— Онъ осуждаетъ не васъ, онъ винитъ себя за скрытность. Онъ очень хорошо понимаетъ, что женатый человкъ нсколько связанъ въ своихъ дйствяхъ, и потому м-ръ Лейдгатъ, зная, что вы не желаете оставаться въ Миддльмарч, отказался завдывать моей больницей. Повторяю, единственная цль его жизни — ваше счасте и спокойстве. Вашъ мужъ имлъ полное право быть со мной откровенныхъ, ему одному извстно, сколько я перенесла непрятностей во время моего замужества отъ болзненнаго состояня м-ра Казобона, это состояне постоянно служило ему помхой въ задуманныхъ имъ планахъ и раздражало его характеръ. Вашъ мужъ знаетъ, какъ мн было тяжело жить подъ вчнымъ страхомъ не угодить человку, такъ тсно связанному со мной.

Доротея замолчала на минуту и, видя, что лицо Розамунды начинаетъ понемногу проясняться, продолжала:

— Брачныя отношеня не похожи ни на какя другя. Есть что-то страшное въ тсной связи мужа съ женой. Если-бы женщин пришлось, по несчастю, полюбить кого-нибудь боле, чмъ мужа,— это не привело-бы ни къ чему хорошему, бракъ лишаетъ насъ права дарить другого любовю и пользоваться взаимно ею. Нтъ сомння, что любовь отрадное чувство, но, полюбивъ не мужа, мы наносимъ ударъ супружеству и обращаемъ нашего мужа въ жертву, а сами становимся убйцами. Возможно-ли счасте при такихъ условяхъ? А если еще мужъ любитъ насъ, довряетъ намъ, и мы, вмсто того, чтобъ быть его помощницей и другомъ, отравимъ его жизнь…

Доротея остановилась, испугавшись мысли, что она зашла слишкомъ далеко и что говоритъ какъ будто съ цлью выставить себя образцомъ совершенства. Не замчая, что Розамунда вся дрожитъ отъ волненя, она схватила ее за руку и торопливо заключила:

— Я понимаю, понимаю очень хорошо, какъ сладко любить… Это чувство незамтно закрадывается въ сердце… отказаться отъ такой любви бываетъ иногда такъ-же тяжело, какъ разстаться съ жизню… Мы вс слабы… я знаю это по опыту…

Тутъ голосъ Доротеи оборвался, сдержанное рыдане захватило ей горло, лицо ея поблднло, какъ полотно, губы задрожали и она конвульсивно сжала руки Розамунды. Розамунда, въ свою очередь, не могла произнести ни слова отъ волненя и, подчиняясь невольному чувству, поцловала Доротею въ лобъ.

Минуту спустя, об молодыя женщины крпко обнялись.

— А вы все-таки ошиблись, проговорила вполголоса Розамунда, освобождаясь отъ руки Доротеи, обхватившей ея талю.

Доротея взглянула на нее съ удивленемъ.

— Когда вы вошли сюда вчера, онъ говорилъ мн совсмъ не то, что вы думаете, продолжала Розамунда.— Онъ говорилъ, что любитъ другую женщину, а не меня, и я уврена, что онъ теперь ненавидитъ меня за то, что вы застали насъ вдвоемъ… Онъ и вчера упрекалъ меня, что по моей милости вы будете имть дурное мнне о немъ, будете считать его двуличнымъ… Но я не хочу этого… я вамъ все разскажу… Онъ никогда не любилъ меня,— я въ этомъ убждена, онъ слишкомъ легко относился ко мн… Не дале какъ вчера онъ мн признался, что кром васъ для него не существуетъ на свт другой женщины… объясняться съ вами онъ не хотлъ, боясь скомпрометировать меня… я одна виновата во всемъ… теперь вы все знаете и онъ не иметъ уже права упрекать меня…

Эти слова вырвались у Розамунды съ неудержимостью потока. Она съ какихъ-то наслажденемъ бередила рану, нанесенную ея сердцу вчерашней сценой съ Вилемъ.

За то Доротеей овладла непомрная радость, она въ одно мгновене забыла вс перенесенныя ею страданя.

— Нтъ, упрекнуть васъ теперь онъ не иметъ никакого права, сказала она.

Привыкнувъ преувеличивать вс добрыя качества въ другихъ, Доротея находила, что порывъ Розамунды есть ничто иное, какъ геройское самоотвержене.

— Вы не сердитесь, что я опять пришла къ вамъ сегодня утромъ? спросила она у м-съ Лейдгатъ.

— Напротивъ, я очень рада вамъ, отвчала Розамунда.— Я никакъ не думала, что вы будете ко мн такъ добры. Я была такая несчастная!.. Мн и теперь очень тяжело… со всхъ сторонъ непрятности…

— Погодите, и для васъ настанутъ ясные дни, вашего мужа оцнятъ по достоинству. Не забывайте, что все его счастье зависитъ отъ васъ. Никто на свт васъ такъ не любитъ, какъ онъ. Высшей потерей для васъ было-бы — лишиться его любви, а вы ее не лишились, говорила Доротея, видимо стараясь разбудить въ сердц Розамунды начинавшую засыпать привязанность къ мужу.

— Значитъ, Тертй не осуждалъ меня? спросила Розамунда, смекнувъ, что мужъ говорилъ о ней съ м-съ Казобонъ.

Въ голос ея звучалъ легкй оттнокъ ревности. Доротея улыбнулась.

— О, конечно, нтъ! какъ это могло вамъ прйти въ голову? сказала она.

Въ эту минуту дверь отворилась и вошелъ Лейдгатъ.

— Я явился въ качеств врача, объявилъ онъ.— Когда я уходилъ отсюда, то меня преслдовали ваши два блдные образа. Вы, м-съ Казобонъ, кажется, нуждались въ моей помощи не мене Рози, вотъ почему я прямо отъ Кольмана вернулся домой. Меня очень тревожило, что я васъ оставилъ вдвоемъ. Я замтилъ, что вы пришли пшкомъ, м-съ Казобонъ, а погода измнилась. Не прикажете-ли послать за вашей каретой?

— О, нтъ, благодарствуйте, я крпкаго здоровья и мн полезно ходить, сказала Доротея, быстро вставая съ мста.— Мы съ м-съ Лейдгатъ наговорились до-сыта и мн пора домой. Не даромъ меня всегда осуждаютъ, что я увлекаюсь и говорю боле, чмъ нужно.

Она протянула руку Розамунд. Он простились дружески, но безъ особенныхъ нжностей, ихъ взаимныя отношеня приняли такой серьезный характеръ, что не нуждались въ излишнихъ знакахъ вншняго выраженя.

Когда Лейдгатъ пошелъ провожать Доротею до крыльца, она сообщила ему, что Фэрбротеръ и проче друзья приняли съ большимъ довремъ его оправдане. О разговор-же своемъ съ Розамундой она умолчала.

Вернувшись къ жен, Лейдгатъ нашелъ ее лежащею на диван съ видомъ утомленя.

— Ну, Рози, сказалъ онъ, остановись передъ ней и поглаживая ея волосы, — ты долго бесдовала съ м-съ Казобонъ,— скажи, что ты о ней думаешь?

— Ма кажется, что трудно найти женщину лучше ея, отвчала Розамунда,— притомъ она такая красавица… Если ты будешь ходить къ ней такъ часто, какъ теперь, то ты все боле и боле будешь недоволенъ мной.

Лейдгатъ засмялся при слов: часто.

— Ну, а удалось-ли ей сдлать такъ, чтобы ты была теперь довольне мной, чмъ прежде?

— Да, кажется, удалось, отвчала Розамунда, смотря прямо въ глаза мужу.— Какъ распухли у тебя вки, Тертй… да откинь, пожалуйста, волосы назадъ…

Лейдгатъ послушно поправилъ своей широкой блой рукой спустившеся на лобъ волосы и улыбкой поблагодарилъ жену за этотъ небольшой знакъ вниманя къ себ. Въ это утро вс фантастическе, воздушные замки Розамунды потерпли сильное крушене и она рада была прютиться въ пренебреженной ею супружеской пристани. Лейдгатъ, съ своей стороны, всегда готовъ былъ принять ее въ свои объятя. Выбравъ себ въ жены это хрупкое создане, онъ покорился необходимости нести свое бремя до конца жизни.

ГЛАВА LXXVIII.

Изгнанники большею частю питаются надеждами и живутъ вн своей родины только до тхъ поръ, пока того требуютъ обстоятельства. Виль Владиславъ, изгнавъ себя изъ Миддльмарча, поставилъ преградой къ своему возвращеню свою собственную волю, преграда эта, конечно, не представлялась въ вид желзной стны, а состояла, ни боле, ни мене, какъ изъ твердаго намреня вернуться въ Миддльмарчъ только тогда, когда онъ научится кланяться, улыбаться и любезничать, какъ вс проче жители города. Мсяцы шли за мсяцами, и онъ напрасно силился объяснить себ, что его удерживаетъ отъ поздки въ Миддльмарчъ, хотя-бы за тмъ, чтобы услышать что нибудь о Дороте. Кто знаетъ? можетъ быть, во время этого мимолетнаго посщеня, онъ по какой-либо случайности, будетъ имть возможность встртиться съ нею. Чтожъ касается ея друзей, которые ревниво охраняли ее, точно драконы, то время и перемна мста жительства сдлали Виля совершенно равнодушнымъ къ нимъ.

Кстати подвернулось одно филантропическое дло, явившееся какъ прекрасный предлогъ для поздки въ Миддльмарчъ. Виль принялъ живое участе въ одномъ благотворительномъ учреждени на далекомъ запад, и ему понадобились деньги для этой дли. Первой мыслью его было воспользоваться предложенемъ Бюльстрода уступить ему часть своего состояня, но Вилю противно было вступать въ сношеня съ опозореннымъ банкиромъ. Тогда онъ ршилъ, что самымъ удобнымъ мстомъ для того, чтобы обдумать какъ слдуетъ этотъ вопросъ, будетъ Миддльмарчъ.

Онъ собирался посовтоваться съ Лейдгатомъ о многомъ, а въ особенности объ этомъ дл, вечера-же располагалъ проводить въ пни и въ веселой болтовн съ хорошенькой Розамундой, не забывая, отъ времени до времени, навщать и другихъ своихъ друзей въ Ловикскомъ церковномъ дом. Конечно, церковный домъ стоялъ близко отъ Ловикъ-Мэнора, но разв Виль виноватъ въ этомъ? Въ послднее время, передъ отъздомъ изъ Миддльмарча, Виль нсколько поотсталъ отъ Фэрбротеровъ, изъ опасеня, чтобы его не обвинили въ умысл устроивать тамъ себ свиданя съ Доротеей, но жаждущй готовъ на все, а Виль жаждалъ увидть дорогое ему лицо и услышать знакомый, милый голосъ. Ни опера, ни политическя бесды, ни даже лестное внимане, оказанное публикой его передовымъ статьямъ въ газетахъ,— ничто не могло утолить этой жажды.

Не думая долго, онъ позавтракалъ, дождался прихода риверстонскаго дилижанса, бросился опрометью изъ дому, занялъ мсто на верху дилижанса и покатилъ въ Миддльмарчъ. Но тамъ онъ не нашелъ того, чего искалъ. Лейдгатъ, котораго онъ уважалъ, находился въ такихъ грустныхъ обстоятельствахъ, что Виль даже не счелъ приличнымъ говорить съ нимъ о своихъ длахъ, признане Розамунды, что счасте ея жизни зависитъ отъ Виля, вызвало въ немъ извстный уже намъ, припадокъ бшенства, за которымъ слдовало раскаяне, словомъ, Миддльмарчъ въ этотъ разъ доставилъ Вилю одн непрятности и онъ уже задумалъ было вернуться съ риверстонскимъ дилижансомъ обратно въ Лондонъ, оставя Лейдгату записку съ извиненемъ въ поспшномъ отъзд. Но сердце говорило другое, Виль не могъ примириться съ мыслю отказаться отъ счастя увидть Доротею и остался въ Миддльмарч.

Ровно въ половин восьмого, онъ, Лейдгатъ и Розамунда сидли у камина.

Розамунда была уже приготовлена къ посщеню Виля и приняла его съ томною холодностю, Лейдгатъ приписалъ это разстройству нервовъ, не подозрвая, что тутъ кроется совсмъ другая причина. Видя, что жена молча трудится надъ какимъ-то вышиваньемъ, онъ ласково посовтывалъ ей не утомляться и ссть по-покойне. Виль, которому пришлось розыгрывать роль друга дома, не видавшаго еще хозяйки, чувствовалъ себя какъ на горячихъ угольяхъ. Вчерашняя сцена не выходила у него изъ головы и ему казалось, что онъ и Розамунда въ чемъ-то провинились. Какъ на зло, Лейдгатъ не выходилъ ни на минуту изъ комнаты, но когда Розамунда стала разливать чай и Виль пришелъ за своей чашкой, она очень ловко бросила ему на блюдечко тщательно сложенную бумажку. Онъ быстро спряталъ записку и, вернувшись въ гостинницу, не очень спшилъ развернуть бумажку. ‘То, что тамъ написано, думалъ онъ, только усилитъ непрятное впечатлне вечера.’ Ложась уже въ постель, онъ прочелъ записку, въ которой заключалось нсколько строкъ:

‘Я все разсказала м-съ Казобонъ, она боле не сомнвается въ васъ. Я сдлала это потому, что она сама ко мн пришла и была очень внимательна. Теперь вамъ не въ чемъ упрекать меня. По настоящему, мн и не слдовало-бы съ вами ссориться.’

Эти слова грустно отозвались на Вил. Онъ чувствовалъ, какъ все его лицо и уши горятъ при мысли, какого рода разговоръ долженъ былъ происходить между Доротеей и Розамундой. Очень можетъ быть, что достоинство первой было оскорблено объясненемъ по поводу его. Не случись вчерашней злополучной сцены, онъ и Доротея жили-бы въ прежнемъ чистомъ, идеальномъ мр, который теперь, вроятно, навсегда уже закрылся для нихъ обоихъ.

ГЛАВА LXXIX.

Дв ночи къ ряду посл второго свиданя съ Розамундой, Доротея спала безъ просыпу, отчего въ ней не осталось и слдовъ прежняго утомленя, даже ощущался избытокъ силъ и проявилась лихорадочная подвижность, не позволявшая ей сосредоточиться ни на какомъ заняти. Утромъ на третй день она углубились въ чтене какого-то спецальнаго сочиненя и не замтила, что въ библотеку вошелъ слуга и доложилъ о приход миссъ Нобль. Онъ долженъ былъ повторить свой докладъ и только тогда Доротея отвтила: ‘просите’.

Маленькая старушка, верхъ шляпки которой едва достигалъ плеча Доротеи, появилась въ комнат и была встрчена хозяйкой необыкновенно привтливо. Пожимая руку Доротеи, миссъ Нобль семенила ножками и издавала каке-то звуки ртомъ, собираясь что-то сказать.

— Садитесь, пожалуйста, произнесла съ живостю Доротея, подкатывая ей кресло.— Нтъ ли какой нужды до меня? Я съ радостю все исполню.

— Я не могу у васъ остаться, отвчала миссъ Нобль, шаря рукой въ маленькой корзинк, которую принесла съ собой,— меня дожидается одинъ знакомый на кладбищ…

Доротея почувствовала, что вся кровь бросилась ей въ лицо.

— М-ръ Владиславъ, заговорила робкая старушка,— очень боится, что онъ васъ прогнвилъ… и поручилъ мн… просить у васъ нсколько минутъ свиданя…

Доротея, въ первую минуту, ничего не отвтила, въ голов ея мелькнула мысль, что она не иметъ права принять Виля въ этой библотек, гд какъ-будто витаетъ еще тнь ея мужа. Она молча повернула голову къ окну.

— Не выйдти-ли мн къ нему въ садъ? подумала она.— Небо покрыто тучами, деревья трепещутъ, какъ передъ бурею… нтъ, выходить не надо!

— Повидайтесь съ нимъ! умоляла патетическимъ тономъ миссъ Нобль,— иначе мн придется идти къ нему назадъ съ отказомъ, а это его убьетъ!

— Хорошо, я готова съ нимъ видться, отвчала Доротея,— попросите его придти.

Что-жъ было ей длать? Ей страстно хотлось видть Виля, это желане преслдовало ее ежеминутно, но въ то-же время она чувствовала въ себ такую тревогу, точно ршалась совершить что-то преступное.

Когда малютка миссъ Нобль, засеменивъ опять ножками, исчезла изъ комнаты, Доротея остановилась посреди библотеки, скрестивъ пальцы и опустивъ руки. Она забыла обо всемъ, кром Виля, кром того, какъ жестоко поступило съ нимъ общество. ‘Если я полюбила его такъ горячо, то именно потому, что ему сдлали много зла’,— говорилъ въ ней внутреннй голосъ.

Въ эту минуту дверь отворилась и на порог появился Виль. Доротея не двинулась съ мста, а онъ вошелъ такъ робко и неувренно, какъ никогда. Онъ боялся, чтобы лишнее слово, лишнй взглядъ не изгнали его навсегда изъ ея присутствя, что-жъ касается Доротеи, то она испугалась своего собственнаго волненя. Не имя силъ пошевелиться, она стояла, не рознимая рукъ, и серьезно, какъ-то вопросительно глядла на Виля. Видя, что она не протягиваетъ ему, какъ бывало, руку, онъ остановился въ нсколькихъ шагахъ отъ нея и произнесъ въ смущени:

— Я вамъ такъ благодаренъ, что вы позволили мн придти…

— Мн нужно было васъ видть, отвчала Доротея, сама не зная, что говоритъ. Ей даже въ голову не пришло ссть, и Виля покоробило отъ такого према, однако, онъ ршился высказать все, что у него было на душ.

— Я боюсь, что вы осуждаете меня за то, что я скоро вернулся въ Миддльмарчъ, сказалъ онъ, — за то я и наказ.янъ. До васъ, конечно, дошли уже слухи о несчастной истори съ моимъ родственникомъ, мн это было извстно еще до отъзда отсюда и я собирался сообщить вамъ все при первой встрч съ вами…

Доротея сдлала-было движене, но опять сложила руки и не сказала ни слова.

— Теперь въ город идутъ разные толки, продолжалъ Виль,— поэтому мн хотлось передать вамъ, что передъ моимъ отъздомъ случилось одно обстоятельство, которое послужило поводомъ къ моему скорому возвращеню, а именно: Бюльстродъ, желая загладить несправедливость, сдланную имъ относительно моей матери, предложилъ мн наедин часть своего состояня, въ то время я отказался, но въ Лондон мн понадобились деньги для одного полезнаго общественнаго предпрятя и я подумалъ о предложени Бюльстрода. Вотъ цль моего прзда сюда. Вамъ, вроятно, извстно, какую роль игралъ Бюльстродъ въ моей семейной истори…

— Да, да, я знаю, поспшно отвтила Доротея.

— Я не хотлъ пользоваться деньгами, добытыми изъ такого грязнаго источника, притомъ я былъ увренъ, что если-бы я поступилъ иначе, вы имли-бы обо мн самое дурное мнне… Я чувствовалъ это!

Послдне слова вырвались у него невольно.

— Вы поступили именно такъ, какъ я ожидала отъ васъ, замтила Доротея, съ просявшимъ отъ радости лицомъ.

— Я твердо врилъ, что исторя моего происхожденя не возбудитъ въ васъ такихъ предубжденй противъ меня, какъ въ другихъ, сказалъ Виль, встряхнувъ, по обыкновеню, головой, чтобы откинуть назадъ волосы на голов.

— Если-бы я знала, что это послужитъ новымъ испытанемъ для васъ, то стала-бы еще крпче держать вашу сторону, отвчала съ жаромъ Доротея.— Меня ничто не въ состояни перемнить къ вамъ… (тутъ голосъ ея дрогнулъ и она договорила съ большихъ усилемъ) — кром мысли, что вы не такой благородный человкъ какимъ я считала васъ…

— Я убжденъ, что вы сомнваетесь въ одномъ — въ моей врности вамъ! воскликнулъ Виль, не имя силъ сдерживать боле волновавшя его чувства.— Съ той минуты, какъ эта мысль засла у меня въ голов, мною овладло невыразимое отчаяне…

— Я не сомнваюсь въ васъ боле, сказала Доротея, протягивая ему руку.

Виль почтительно поднесъ ее къ губамъ и что-то похожее на рыдане вырвалось изъ его груди. Доротея съ трудомъ отняла свою руку и въ смущени отошла къ окну.

— Посмотрите, какя темныя тучи и какъ втеръ качаетъ деревья, замтила она, вовсе не думая о томъ, что говоритъ.

Виль подвинулся въ ней и облокотился на высокую спинку кожанаго кресла, на которое онъ ршился, наконецъ, положить свою шляпу и перчатки, позволивъ себ въ первый разъ такую безцеремонность въ присутстви Доротеи. Надо замтить, что онъ былъ необыкновенно счастливъ въ эту минуту: чувства Доротеи уже не составляли для него тайны. Оба они стояли молча, не сводя глазъ съ деревьевъ, которыя втеръ неистово гнулъ въ разныя стороны.

Виль никотда такъ не радовался бур, какъ теперь: она представляла ему основательный предлогъ, чтобы не уходить. Листья и мелкя втки вихремъ кружились вдоль аллеи, удары грома раздавались все ближе и ближе, въ комнат сдлалось почти совсмъ темно и только изрдка яркй блескъ молни освщалъ ее. При каждомъ удар Доротея и Виль вздрагивали и съ улыбкой смотрли другъ на друга.

— А вы не хорошо длали, что предавались отчаяню, заговорила Доротея, — когда судьба отыметъ у насъ то, что намъ всего дороже, мы должны избрать цлью нашей дятельности счасте ближнихъ. Это большая отрада. Я убдилась въ этомъ въ самыя горькя минуты моей жизни. Увряю васъ, что я не имла-бы силъ перенести посланнаго мн испытаня, если-бы меня не поддерживала эта идея.

— Вы не можете понять того горя, которое я перенесъ! воскликнулъ Виль.— Каково мн было знать, что вы меня презираете!

— Мое положене было хуже, разв мн легко было думать дурно…

Тутъ голосъ Доротеи оборвался и она остановилась.

Виль весь вспыхнулъ. Ему показалось, что она намекаетъ на то фатальное обстоятельство, которое стало между ними преградой. Помолчавъ съ минуту, онъ воскликнулъ съ жаромъ:

— Будемте, по крайней мр, говорить откровенно. Такъ-какъ я долженъ сейчасъ же ухать и разлучиться съ вами навсегда, то вы можете смотрть на меня, какъ на человка, стоящаго одной ногой въ гробу.

При послднихъ словахъ, страшная молня освтила комнату и Доротея въ испуг отскочила отъ окна. Виль бросился къ ней и безсознательно схватилъ ея руку. Они стояли такъ, прижавшись другъ къ другу, какъ дти, и съ ужасомъ смотря въ окно, между тмъ, оглушительные удары грома ежеминутно разражались надъ ихъ головой, а дождь лилъ, точно изъ ведра. Когда гроза поутихла, они взглянули одинъ на другого.

— Для меня не существуетъ надеждъ, началъ снова Виль,— если-бы вы даже любили меня такъ, какъ я васъ люблю, еслибы я былъ для васъ дороже всего на свт, то и тогда я не могъ-бы быть вашимъ мужемъ. У меня нтъ ничего впереди, при самой благоразумной разсчетливости, я могу жить все-таки только, какъ бднякъ. Намъ невозможно принадлежать другъ другу. Очень можетъ быть, что я даже неблагородно поступилъ, выпросивъ себ это свидане съ вами. Мн-бы слдовало ухать молча,— но я не выдержалъ…

— Не горюйте, возразила Доротея нжнымъ, ласковымъ голосомъ,— мн самой было-бы невыносимо тяжело перенести разлуку съ вами…

Губы ея задрожали и она замолчала. Неизвстно, какимъ образомъ лицо Виля наклонилось къ ея лицу, они робко поцловались и разошлись.

Дождь, между тмъ, неистово хлесталъ въ оконныя рамы, бшеный вихрь, какъ злой духъ, носился по парку. Это была одна изъ тхъ бурь, когда и боязливый, и смлый человкъ невольно содрогаются.

Доротея сла на низенькй оттоманъ, стоявшй посреди комнаты и, скрестивъ руки на колняхъ, продолжала смотрть въ окно. Виль постоялъ молча передъ нею, потомъ слъ подл нея и взялъ ее опять за руку. Они оставались нсколько времени въ такомъ положени, не говоря ни слова, подъ впечатлнемъ однхъ и тхъ-же мыслей.

Лишь только дождь пересталъ, Доротея взглянула на Виля. Онъ въ то-же мгновене вскочилъ съ мста, будучи не въ силахъ выносить доле нравственную пытку.

— Нтъ, невозможно! воскликнулъ онъ, отходя снова къ окну и облокачиваясь на спинку стула.— Разлука хуже убйства! Невыносимо думать, что наша жизнь можетъ быть исковеркана такими мелочами.

— Не говорите этого! кротко возразила Доротея, слдя за нимъ грустнымъ взглядомъ.— Ваша жизнь не должна быть испорчена.

— А между тмъ она ужъ испорчена! съ досадой отвчалъ Виль.— Съ вашей стороны жестоко утшать меня, вамъ грхъ играть моей любовью, какъ игрушкой, когда на лицо есть факты, подтверждающе мои слова! Я не могу жениться на васъ.

— Почему-жъ нтъ? Со временемъ… возразила Доротея взволнованнымъ голосомъ.

— Когда-же это? съ горечью спросилъ Виль,— когда я буду въ слав, что-ли? Разв я могу разсчитывать на какой-нибудь успхъ? Еще не знаю, достанетъ-ли у меня средствъ прилично прожить… можетъ быть, придется отдать себя въ кабалу какому нибудь журналисту. Мое будущее извстно… Мн нечего думать о женитьб, тмъ боле о женитьб на женщин, выросшей въ роскоши.

Въ комнат водворилось молчане. Въ душ Доротеи происходила страшная борьба, но высказать словами волновавшя ее чувства — она была не въ состояни. Ей казалось, что если-бы Виль повернулся въ эту минуту къ ней лицомъ, она не выдержала-бы, но онъ, какъ нарочно, мрачно глядлъ въ окно и, наконецъ, протянувъ машинально руку за шляпой, произнесъ съ отчаянемъ въ голос:

— Итакъ — прощайте!

— О, нтъ! я этого не перенесу! Вы разрываете мое сердце! воскликнула Доротея, вскакивая съ мста. Приливъ молодой страсти разрушилъ вс стоявшя передъ нею преграды. Крупныя слезы покатились по ея лицу.

— Что мн за дло до вашей бдности, заговорила она, — я ненавижу мое богатство…

Виль въ одно мгновене очутился возл Доротеи и принялъ ее въ свои объятя, но она слегка отшатнулась и, смотря ему прямо въ глаза, продолжала ласковымъ голосомъ, всхлипывая, какъ ребенокъ:

— Мы можемъ очень хорошо жить на мои собственныя средства… у меня слишкомъ довольно… я получаю 700 фунтовъ въ годъ… мн такъ немного нужно… нарядовъ я не люблю… сдлаюсь разсчетливой…

ГЛАВА LXXX.

Былъ прекрасный солнечный день. М-ръ Кадваладеръ, держа нумеръ Таймса въ закинутыхъ назадъ рукахъ, прогуливался по покатому лугу, близь главной оранжереи Фрэшитъ-Голля, спокойно выслушивая предположеня сэра Джемса Читама относительно предстоящихъ перемнъ въ ихъ кра. Это было какъ разъ посл принятя лордами билля о реформ. М-съ Кадваладеръ, вдовствующая леди Читамъ и Целя сидли въ это время вс вмст на садовыхъ стульяхъ, вставая по временамъ, чтобы приласкать маленькаго Артура, котораго катали въ колясочк по алле. Большой зонтикъ съ бахромой защищалъ этого семейнаго божка отъ лучей солнца, какъ вдругъ на садовой дорожк показался м-ръ Брукъ. Онъ имлъ разстроенный видъ и видимо былъ чмъ-то сильно взволнованъ.

— Что такое случилось? спросилъ его сэръ Джемсъ,— не стрляли-ли опять въ лсного сторожа? Оно и въ порядк вещей: оправдываютъ такихъ негодяевъ, какъ Троппингъ-Бассъ.

— Тутъ дло вовсе не о лсномъ сторож? Нтъ!.. Пойдемте-ка лучше въ домъ, я тамъ все разскажу,— отвчалъ м-ръ Брукъ, кивая головой Кадваладерамъ, въ знакъ того, что онъ откроетъ и имъ свой секретъ. Въ м-р Брук происходила, повидимому, сильная нервная пертурбаця. Собираясь сообщить своимъ домашнимъ что-нибудь непрятное, онъ имлъ обыкновене уснащать свою рчь совершенно не идущими къ длу подробностями, точно подносилъ горькое лекарство и хотлъ усладить его разными примсями. Онъ продолжалъ толковать съ сэромъ Джемсомъ о браконьерахъ до тхъ поръ, пока вс услись, наконецъ, м-съ Кадваладеръ, сгорая отъ нетерпня, воскликнула:

— Мн до смерти хочется знать ваше грустное извсте! Лсного сторожа не застрлили,— это ужь дло ршеное,— что-же такое случилось, наконецъ?

— Случилась вещь пренепрятная, понимаете? отвчалъ м-ръ Брукъ.— Я очень радъ, что вы, м-съ Кадваладеръ, и ректоръ здсь, дло семейное и вы, своимъ участемъ, поможете намъ перенести горе. Я именно съ тмъ и прхалъ, душа моя, чтобъ сообщить теб его.— (Тутъ м-ръ Брукъ посмотрлъ на Целю.) — Теб и въ голову не придетъ, о чемъ я хочу сказать, понимаешь? Читамъ, вамъ это будетъ крайне непрятно… но, понимаете,— ни вы, ни я тутъ не причемъ… Странныя дла творятся на свт! И складываются они какъ-то сами собой…

— Врно дло идетъ о Додо, произнесла Целя, привыкшая считать сестру опаснымъ винтомъ въ семейной машин.

Она пододвинула низенькй стулъ къ самымъ колнямъ мужа и сла на него.

— Бога ради, говорите скоре! Что такое? спросилъ сэръ Джемсъ.

— Вы знаете, Читамъ, что я не повиненъ въ духовномъ завщани Казобона, а оно-то именно и причина всему злу.

— Такъ, такъ, поспшно подхватилъ сэръ Джемсъ,— но въ чемъ-же зло-то?

— А въ томъ, что Доротея опять выходитъ замужъ, продолжалъ м-ръ Брукъ, кивая головой Цели, которая испуганно взглянула на мужа и положила ему руку на колно.

Сэръ Джемсъ помертвлъ отъ бшенства, однако, не сказалъ ни слова.

— Творецъ милосердный! воскликнула м-съ Кадваладеръ,— ужъ не за Виля-ли она выходитъ?

— Именно за него! многозначительно произнесъ м-ръ Брукъ и погрузился въ благоразумное молчане.

— Гумфри, что я теб говорила! провозгласила м-съ Кадвяладеръ, длая мужу выразительный жестъ рукой.— Въ другой разъ ты не скажешь, что я не проницательна, а если скажешь то разв изъ противорчя. Еще ты вздумалъ уврять, что этотъ господинъ ухалъ изъ Миддльмарча.

— Очень можетъ быть, что онъ узжалъ и опять вернулся, возразилъ спокойно ректоръ.

— Когда вы объ этомъ узнали? обратился сэръ Джемсъ къ Бруку, досадуя, что друге мшаютъ ему говорить и едва переводя духъ отъ волненя.

— Вчера, смиренно отвтилъ Брукъ.— Я былъ въ Ловик,— Доротея прислала за мной. Дло сладилось совершенно неожиданно… два дня тому назадъ у нихъ и въ помышлени не было,— понимаете?— и въ помышлени не было! Страннымъ образомъ вещи устраиваются! Но теперь ужь все кончено: Доротея ршилась и поперечить ей безполезно. Я сильно ее уговаривалъ. Читамъ, я исполнилъ свой долгъ. Стснять ея свободу я не имю права.

— Да, лучше-бы было, если-бы годъ тому назадъ я вызвалъ его на дуэль и убилъ, проговорилъ сэръ Джемсъ, вовсе не изъ чувства кровожадности, а только для того, чтобы сорвать сердце.

— Ну, можно-ли говорить такя ужасныя вещи, Джемсъ! замтила Целя.

— Читамъ, не горячитесь, отнеситесь къ этому длу хладнокровне, вмшался м-ръ Кадваладеръ, скорбвшй о томъ, что его добродушный прятель до такой степени далъ волю своему гнву.

— Да разв легко переносить подобныя семейныя истори человку, который дорожитъ чувствомъ собственнаго достоинства и любитъ справедливость, возразилъ сэръ Джемсъ, все еще дрожа отъ бшенства. Вдь это положительный скандалъ! Если-бы Владиславъ имлъ хоть искру благородства, онъ давно-бы ухалъ отсюда. Впрочемъ, это меня не удивляетъ, я говорилъ на другой день посл похоронъ Казобона, что нужно сдлать,— но меня не послушали.

— Вы требовали невозможнаго, Читамъ, понимаете? сказалъ м-ръ Брукъ,— вы требовали, чтобы мы удалили его отсюда силой,— а Владиславъ не такой человкъ, который-бы позволилъ распоряжаться собой. Нтъ! у него свой царь въ голов! Это замчательный малый! я всегда говорилъ, что онъ замчательный малый…

— Мн очень прискорбно, что вы составили себ о немъ такое высокое мнне, возразилъ сэръ Джемсъ, не будучи въ состояни владть собой.— Вамъ одному мы обязаны, что этотъ Владиславъ поселился въ нашемъ сосдств! Вамъ-же мы обязаны, что такая женщина, какъ Доротея, унижается, выходя замужъ за него!.. Человкъ, опозоренный завщанемъ мужа, человкъ такого темнаго происхожденя, самой предосудительной репутаци, характера необстоятельнаго и, какъ мн кажется, безъ всякихъ правилъ, осмливается принимать отъ нея такую жертву! Осмливается лишать ее почетнаго положеня въ обществ, богатства! Если-бы онъ былъ порядочный человкъ, онъ-бы избгалъ ея присутствя…

— Я предоставлялъ ей вс эти резоны, отвчалъ м-ръ Брукъ такимъ тономъ, будто оправдывался,— говорилъ ей о бдности, о томъ, какъ вс отъ нея отрекутся… Я сказалъ ей:— душа моя, ты не знаешь, что значитъ жить на 700 фунтовъ въ годъ… не имть кареты, терпть лишеня… вертться въ такомъ кругу, гд даже не будутъ знать, какого ты рода. Попробуйте-ка сами поговорить съ Доротеей! Дло въ томъ, что у нея какое-то отвращене къ состояню Казобона. Впрочемъ, вы сами услышите, какъ она на этотъ счетъ выражается.

— Нтъ! ужь извините! этого никогда не будетъ, возразилъ сэръ Джемсъ нсколько спокойне.— Я не въ силахъ ее видть, это было-бы для меня слишкомъ тяжело. Мн больно думать, что такая женщина, какъ Доротея, дйствуетъ безразсудно…

— Читамъ, будьте справедливы, замтилъ добродушный, толстогубый ректоръ, который терпть не могъ ни къ чему не ведущя преня,— положимъ, что м-съ Казобонъ поступаетъ неблагоразумно, отказываясь отъ состояня ради любимаго человка,— мы мужчины имемъ такое жалкое поняте другъ о друг, что подобное дйстве со стороны женщины считаемъ глупостью,— но я не думаю, чтобы вы имли право обвинять ее въ совершени дурного поступка, въ строгомъ смысл слова.

— А между тмъ, я ее обвиняю, возразилъ сэръ Джемсъ.— По моему, Доротея дурно поступаетъ, выходя замужъ за Владислава.

— Любезный другъ, у насъ у всхъ есть наклонность называть дурнымъ такой поступокъ, который намъ не нравится, спокойно произнесъ ректоръ.

— Все-таки это очень гадко со стороны Додо, заговорила, наконецъ, Целя, видимо, желая защитить мужа.— Она сама меня не разъ увряла, что никогда боле не выйдетъ замужъ… ни за кого…

— Я то-же самое слышала отъ нея, величественно произнесла леди Читамъ, воображая, что ея свидтельство такъ-же важно, какъ свидтельство королевы.

— Ахъ, Боже мой! въ такихъ случаяхъ обыкновенно умалчиваютъ объ исключеняхъ, воскликнула м-съ Кадваладеръ.— Меня одно удивляетъ, что это для всхъ васъ кажется сюрпризомъ. Зачмъ-же вы ничего не длали, чтобъ помшать ей? Будь здсь хоть лордъ Трейтонъ, и напвай онъ ей ежедневно о филантропи, врьте мн, что она ране года вышла-бы за него замужъ. Должно быть такая ея судьба! М-ръ Казобонъ самъ подготовилъ все это: онъ всю жизнь ей надодалъ,— видно ужь такимъ его Богъ создалъ,— вчно противорчилъ ей.

— Я не знаю, какъ вы смотрите на это дло, Кадваладеръ, заговорилъ снова сэръ Джемсъ, поворачиваясь къ ректору,— но я такого человка принять въ семью не могу… впрочемъ, я тутъ говорю лично о себ, прибавилъ онъ, тщательно избгая встртиться глазами съ Брукомъ,— друге, можетъ быть, найдутъ его общество очень прятнымъ и не обратятъ вниманя на приличя…

— Послушайте, Читамъ, возразилъ съ улыбкой м-ръ Брукъ, поглаживая себ ногу,— не могу-же я отвернуться отъ Доротеи, я ей въ нкоторомъ род замняю отца. Я ей сказалъ: душа моя, я не отказываюсь присутствовать на твоей свадьб, я только сначала погорячился… Но вы понимаете, Читамъ,— я могу ее лишить права наслдства, это, конечно, будетъ стоитъ мн денегъ и сопряжено съ хлопотами… однако, я могу это сдлать.

При этихъ словахъ м-ръ Брукъ подмигнулъ сэру Джемсу, очень довольный тмъ, что ему удалось выказать ршительность своего характера и въ то-же время намекнуть сэру Джемсу, что онъ догадывается, какая тайная причина его досады противъ Доротеи. И дйствительно, м-ръ Брукъ тронулъ такую струну въ сердц сэра Джемса, въ существовани которой тотъ стыдился сознаться даже самому себ. Вотъ почему, когда м-ръ Брукъ намекнулъ о лишени Доротеи правъ наслдства, сэръ Джемсъ вдругъ сконфузился, у него сдлались спазмы въ горл, онъ вспыхнулъ до ушей и не нашелся, что отвтить. Слова м-ра Брука произвели на него гораздо боле сильное впечатлне, чмъ шпилька, подпущенная м-ромъ Кадваладеромъ.

Целя воспользовалась молчанемъ мужа, чтобъ вставить свое слово, и съ необыкновенной легкостю, точно дло шло о приглашени на обдъ, спросила:

— А какъ вы думаете, дядя, свадьба Додо будетъ скоро?

— Полагаю, что недли черезъ три, отвчалъ м-ръ Брукъ, пожавъ плечами.— Вы понимаете, Кадваладеръ, что воспрепятствовать этому я не могу, продолжалъ онъ, оборачиваясь къ ректору, какъ-бы ища въ немъ поддержки.

— Я-бы на вашемъ мст не поднималъ такого шума, отвтилъ ректоръ,— если ей нравится жить въ бдности,— это ея дло! Вдъ вы-бы ни слова не сказали, если-бы она вышла за того-же Владислава, только богатаго. Притомъ у насъ есть много священниковъ, которые гораздо бдне ихъ. Да вотъ хоть-бы моя Элеонора, продолжалъ бдовый мужъ,— вс ея родные возставали противъ ея замужества со мной, я не имлъ и тысячи фунтовъ дохода, по наружности я былъ настоящй увалень, хорошаго ничего не общалъ, одвался прескверно. Вс мужчины удивлялись, какъ это нашлась женщина, которая полюбила меня… Честное слово, мн слдуетъ держать сторону Владислава, разв услышу, что онъ сдлалъ что-нибудь дурное.

— Гумфри! все это неправда, и ты очень хорошо самъ это знаешь! воскликнула жена.— Ты забылъ, что твоя фамиля Кадваладеръ, придетъ-ли кому-нибудь въ голову подумать, что я ршилась-бы выдти за такое чудовище, если-бы онъ носилъ другую фамилю!

— И прибавьте,— не былъ-бы священникомъ, замтила леди Читамъ, кивая одобрительно головой.— Про Элеонору нельзя сказать, что она вступила въ неровный бракъ, но м-ръ Владиславъ — дло другое! Неправда-ли Джемсъ?

Сэръ Джемсъ, обыкновенно относившйся къ матери съ большимъ почтенемъ, на этотъ разъ только промычалъ что-то въ отвтъ. Целя посмотрла на него съ видомъ глубокомысленнаго котенка.

— Надо полагать, что въ его жилахъ течетъ самая смшанная кровь, продолжала м-съ Кадваладеръ:— тутъ и казобоновская рыбья кровь, революцонера-поляка — скрипача или танцовальнаго учителя — кто его тамъ знаетъ — за тмъ, кровь стараго рост…

— Элеонора, полно вздоръ говорить! прервалъ ее ректоръ, вставая.— Намъ пора домой.

— Но совсмъ тмъ — мальчишка очень не дуренъ собой, заключила м-съ Кадваладеръ, также вставая,— онъ мн напоминаетъ прекрасные старинные портреты Кричлея, которые были въ такой слав, пока не вошли въ моду идоты новой школы.

— Я съ вами поду! сказалъ м-ръ Брукъ, вскакивая необыкновенно проворно съ своего мста.— Прзжайте-ка вс вы отобдать ко мн завтра. Целя, душа моя, понимаешь?

— Джемсъ, милый, ты подешь? спросила Целя, взявъ мужа за руку.

— Конечно, если ты этого желаешь, отвчалъ сэръ Джемсъ, обдергивая внизъ жилетъ, но никакъ не умя сладить съ выраженемъ своего лица.— Я поду, но съ условемъ, если не встрчу тамъ…

— Нтъ, нтъ, нтъ! воскликнулъ м-ръ Брукъ, понявъ, на что намекаетъ сэръ Джемсъ.— Доротея ни за что не прдетъ, понимаете? Пока вы прежде не сдлаете ей визита.

ГЛАВА LXXXI.

— Обдалъ-ли ты, Калэбъ, спросила м-съ Гартъ, занятая приготовленемъ вечерняго чая, здороваясь съ мужемъ, который ушелъ изъ дому съ ранняго утра и только теперь вернулся.

— Отлично пообдалъ холодной бараниной и еще чмъ-то, отвчалъ онъ.— Гд Мэри?

— Кажется, въ саду, вмст съ Лэтти.

— Фрэдъ еще не приходилъ?

— Нтъ. Но неужели ты уйдешь безъ чаю, Калэбъ? спросила м-съ Гартъ, видя, что ея разсянный супругъ снова надвалъ шляпу, только что имъ снятую.

— Я сейчасъ вернусь, мн нужно повидать Мэри на одну минуту.

Мэри, въ это время, находилась въ самомъ уютномъ уголку сада, гд между двумя грушевыми деревьями висли качели. Надвинувъ на глаза, въ вид защиты отъ яркихъ лучей солнца, пунцовый платочекъ, надтый на голову, она высоко взбрасывала качели съ сидвшей на нихъ Лэтти, которая громко взвизгивала и смялась отъ души.

Увидавъ отца, Мэри бросила веревку отъ качели и, откинувъ нсколько назадъ платочекъ, съ нжной, веселой улыбкой пошла ему на встрчу.

— А я пришолъ за тобой, Мэри, сказалъ м-ръ Гартъ.— Пройдемся немного.

Мэри очень хорошо поняла, что отецъ хочетъ ей сообщить что-нибудь важное. Съ ранняго дтства она привыкла догадываться, что слегка нахмуренныя брови и серьезный голосъ отца выражаютъ что онъ озабоченъ.

— Теб придется довольно долго погрустить до свадьбы, Мэри, сказалъ отецъ, смотря не на нее, а на конецъ палки которую держалъ въ рук.

— Чего-жъ мн грустить, отецъ? возразила Мэри смясь.— Я прожила 24 года и всегда была весела, не придется-же мн ждать свадьбы еще столько-же лтъ, мн кажется, все это время ты былъ доволенъ Фрэдомъ, прибавила она, шаловливо заглядывая отцу въ лицо.

Калэбъ состроилъ ртомъ какую-то гримасу и изъ предосторожности отвернулся.

— Вспомни отецъ, какъ ты его хвалилъ въ послднй четвергъ! приставала Мэри.— Ты говорилъ, что онъ необыкновенно хорошо изобртаетъ источники доходовъ и вообще знаетъ толкъ въ хозяйств.

— Будто я это говорилъ? съ лукавой усмшкой спросилъ Калэбъ.

— Конечно! я даже записала твои слова, поставила противъ нихъ число, anno Domini, и все какъ слдуетъ. Ты вдь любишь акуратность. Фредъ такъ хорошъ къ теб, такъ уважаетъ тебя, право, рдко можно встртить человка съ такимъ отличнымъ характеромъ, какъ Фрэдъ.

— Э-ге-ге! да ты видно подольщаешься ко мн, чтобы я, въ самомъ дл, вообразилъ, что это выгодная для тебя партя!

— Совсмъ нтъ, отецъ, я люблю Фрэда вовсе не за то, что считаю его выгодной партей.

— А за что-жъ ты его любишь.

— А просто за то, что привыкла его любить. Я никого не журю такъ охотно, какъ его, а это врный признакъ, что онъ будетъ моимъ мужемъ.

— Слдовательно, ты ужь поршила это дло въ своей голов, Мэри? Судя по всему, что случилось въ послднее время,— (Калэбъ подъ этой фразой подразумвалъ очень многое) — твои чувства къ Фрэду не измнились, иначе ты-бы мн созналась, лучше поздно, чмъ никогда. Женщина не должна насиловать своего сердца, этимъ она не принесетъ счастя своему мужу.

— Чувства мои не измнились, отецъ, отвчала спокойно Мэри,— я останусь врна Фрэду до тхъ поръ, пока онъ не перемнится ко мн. Мы не можемъ обойтись другъ безъ друга, а тмъ боле — полюбить кого-нибудь, ему — жениться на другой женщин, а мн выйдти замужъ за другого мужчину, все равно, что на старыхъ дорогихъ мстахъ воздвигнуть новыя строеня. А что намъ придется долго ждать свадьбы, это Фрэдъ давно знаетъ.

Вмсто того, чтобы отвчать дочери, Калэбъ стоялъ молча и вертлъ палкой въ густой трав.

— Я теб новость принесъ, заговорилъ онъ, наконецъ, взволнованнымъ голосомъ.— Что ты скажешь, если Фрэдъ поселится въ Стон-Корт и будетъ управлять этимъ имнемъ?

— Да разв это возможно? спросила Мэри съ удивленемъ.

— Тетка Бюльстродъ хочетъ сдлать его своимъ управляющимъ, бдняжка была сейчасъ у меня и со слезами просила о томъ. Она желаетъ обезпечить мальчика, и дйствительно, такое дло будетъ для него очень выгодно. Если онъ съуметъ скопить деньжонокъ, то можетъ обзавестись своимъ собственнымъ хозяйствомъ, а онъ способенъ быть хорошимъ фермеромъ.

— Ахъ, Фрэдъ будетъ очень, очень счастливъ! Это дло такъ хорошо, что не врится, чтобы оно исполнилось!

— Одного не забудь, проговорилъ Калэбъ, оборачиваясь къ дочери,— что мн придется взять имне на свои плечи, быть отвтственнымъ лицомъ, слдить ршительно за всмъ. Матери это не понравится, хотя она и не скажетъ,— поэтому Фрэду надо будетъ держать ухо востро.

— Не слишкомъ-ли это для тебя хлопотливо, отецъ? Не большая радость навязать на тебя новыя заботы.

— Нтъ, нтъ, дитя, трудъ для меня наслаждене, лишь-бы только мать не тревожилась. Притомъ, когда Фрэдъ на теб женятся — (тутъ голосъ Калэба слегка дрогнулъ) — онъ сдлается акуратенъ и бережливъ. Ты умомъ вся въ мать, а отчасти и въ меня,— съумешь держать его въ порядк. Онъ сейчасъ сюда будетъ, я нарочно тебя предупредилъ, чтобы ты сама передала ему все дла, а мн посл этого легче будетъ переговорить съ нимъ. Мы вмст обсудимъ вопросъ и сдлаемъ нужные разсчеты.

— Ахъ, ты, мой милый, добрый старичокъ! воскликнула Мэри, обвивая руками шею отца, а онъ смиренно нагнулъ голову, очень довольный этой лаской дочери.— Ну, есть-ли на бломъ свт другая двушка, которая можетъ сказать, что у нея такой безподобный отецъ, какъ у меня!

— Полно вздоръ говорить, дитя, мужъ будетъ теб всегда казаться лучше отца.

— Никогда! возразила Мэри съ улыбкой.— Мужья — люди второстепеннаго разряда, ихъ постоянно надо держать въ рукахъ.

Подходя къ дому вмст съ отцомъ и съ Лэтти, которая прибжала къ нимъ, Мэри увидала Фрэда у калитки, ведущей въ огородъ, и пошла къ нему на встрчу.

— Какое на васъ прекрасное платье,— мотъ вы этакй, сказала Мэри, когда Фрэдъ остановился передъ нею и съ комической церемонностю, почтительно приподнялъ шляпу.— Вы не учитесь экономи.

— Можно-ли такъ зло шутить, Мэри! возразилъ Фрэдъ.— Посмотрите на края моихъ обшлаговъ. Если я кажусь порядочно одтымъ, то это по милости тщательной чистки платья. У меня въ запас три пары и одна изъ нихъ — свадебная.

— Воображаю, какъ въ ней вы будете хороши! Точно старинная картинка модъ.

— Въ два года фасонъ платья не можетъ очень состариться.

— Разв вы думаете, что наша свадьба будетъ черезъ два года? Будьте благоразумны, Фрэдъ, не льстите себя напрасный надеждами.

— Почему-жъ нтъ? Человкъ только и живетъ надеждами. Если мы не женимся черезъ два года, то исполнене нашихъ желанй потеряетъ ужь свою прелесть.

— А я слышала исторю объ одномъ молодомъ человк, который все лелялъ себя разными сладкими надеждами я жестоко ошибся.

— Мэри, если вы собираетесь мн сказать что-нибудь непрятное, я удеру, уйду къ м-ру Гарту. У меня и безъ того на душ не весело, отецъ упалъ духомъ, дома нашего теперь не узнаешь… Я не перенесу дурной всти…

— А какъ по вашему — дурная будетъ всть, если я вамъ скажу, что вамъ предстоитъ жить въ Стон-Корт, что вы будете управлять тамошней фермой и что при благоразумной экономи получите возможность завести свое собственное хозяйство и сдлаться знаменитымъ агрономомъ? Боюсь только, что вы очень растолстете.

— У васъ все шутки на ум, Мэри, отвчалъ Фрэдъ, невольно красня.

— Я вамъ передала слова моего отца, а онъ никогда вздору не говоритъ, возразила Мэри, пристально глядя на Фрэда, который шелъ съ ней рядомъ и такъ жалъ ей руку, что она готова была вскрикнуть, хотя и виду не подавала, что ей больно.

— Ахъ, если-бы это случилось, изъ меня вышелъ-бы отличнйшй человкъ, Мэри! воскликнулъ Фрэдъ,— и мы могли-бы тогда, наконецъ, жениться.

— Тише, тише, сэръ. Почему вы знаете, что я не отложу нашу свадьбу еще на нсколько лтъ? Въ это время вы успете снова испортиться, я полюблю другого и буду имть отличный предлогъ васъ надуть.

— Мэри, прошу васъ, не шутите этимъ, проговорилъ Фрэдъ дрожащимъ голосомъ, — подтвердите мн серьезно, что все сказанное вами правда и что вы очень довольны, потому что любите меня больше всего на свт!

— Это все правда, Фрэдъ, и я очень довольна потому, что люблю васъ больше всего на свт, повторила, какъ попугай, Мэри.

Они остановились въ эту минуту на крыльц, подъ широкимъ навсомъ, и Фрэдъ, нагнувшись къ Мэри, произнесъ почти шопотомъ:

— Помнишь, когда мы съ тобой въ первый разъ обручились колечкомъ отъ зонтика, Мэри? Ты тогда…

Глаза Мэри весело засмялись, но злодй Бэнъ вдругъ выскочилъ на крыльцо съ собачкой Брауни, которая громко лаяла сзади его, и крикнулъ:

— Фрэдъ! Мэри! что-жъ вы нейдете? я вдь съмъ ваши пирожки!

Заключене.

Каждая граница можетъ быть, въ одно и то-же время, и началомъ, и концомъ. Кто долго прожилъ въ сред молодыхъ существъ, тому естественно захочется узнать, что съ ними случилось въ послдующе годы, потому что отрывокъ жизни, хотя-бы она и не была типична, далеко не все равно, что отрывокъ какой-нибудь ровной ткани. Общаня могутъ быть не исполнены, пламенное стремлене можетъ угаснуть, затаенныя силы могутъ найти удобный случай, чтобы вырваться наружу, прошедшая ошибка можетъ получить страшное возмезде.

Самый бракъ, служившй рубежомъ для столькихъ описанй, есть ничто иное, какъ великое начало. Мы видимъ это на Адам и Ев, которые провели свой медовый мсяцъ въ раю, а колыбель для своего первенца устроили среди тернй и колючихъ растенй пустыни. Бракъ есть начало домашней эпопеи, гд супруги или постепенно завоевываютъ себ, или безвозвратно разрушаютъ тотъ крпкй союзъ, для котораго идуще впередъ года служатъ только какъ-бы ступенями лстницы, а старость ничто иное, какъ перодъ жатвы сладкихъ взаимныхъ воспоминанй.

Мы знаемъ супруговъ, которые, подобно рыцарямъ крестовыхъ походовъ, вступали на путь бранной жизни во всеоружи блестящихъ надеждъ и энтузазма, а возвращались разбитые, утомленные и потерявше вру другъ въ друга и въ весь мръ.

Всмъ, кто сколько-нибудь интересовался Фрэдомъ Винци и Мэри Гартъ, будетъ прятно узнать, что они прошли свой жизненный путь безъ потрясенй, и мирно, спокойно дожили свой вкъ. Фрэдъ не разъ удивлялъ своихъ сосдей самымъ неожиданнымъ образомъ. Онъ, напримръ, прославился въ своемъ краю, какъ фермеръ теоретикъ и практикъ и издалъ сочинене подъ заглавемъ: ‘О способ разведеня овощей и объ экономическомъ откармливани телятъ’, которое заслужило громкя похвалы на всхъ агрономическихъ митингахъ. Но жители Миддльмарча отнеслись къ этому сочиненю нсколько скептически, они подозрвали, что честь авторства принадлежитъ не Фрэду, а жен его, такъ-какъ имъ и въ голову не могло придти, чтобы Фрэдъ Винци былъ способенъ писать статьи о рп и другихъ овощахъ.

За-то, когда Мэри сочинила небольшую книжку для своихъ мальчиковъ, подъ заглавемъ: ‘Исторя великихъ людей, подражане Плутарху,’ и отдала ее напечатать и издать Гриппу и К^о, въ Миддльмарч, то вс въ город были убждены, что книгу эту сочинилъ Фрэдъ, на томъ основани, что онъ былъ въ университет, гд изучали древнихъ авторовъ и что онъ могъ-бы быть священникомъ, если-бы того захотлъ.

Это ясно доказывало, что жителей Миддльмарча трудно было обмануть и что тамъ находили совершенно лишнимъ хвалить автора какой-нибудь книги, потому что не тотъ, такъ другой все равно сочинилъ-бы ее.

Фрэдъ сохранилъ свою прежнюю любовь къ верховой зд, но на охоту здилъ рдко, и если иногда принималъ приглашене поохотиться, то заставлялъ своихъ друзей трунить надъ робостью, съ которою онъ приближался теперь къ препятствямъ во время скачки. За каждымъ кустомъ или заборомъ онъ видлъ Мэри и кудрявыя головки своихъ мальчиковъ.

А у него ихъ было трое. Мэри очень радовалась, что ей приходится воспитывать только мальчиковъ, и когда Фрэдъ высказывалъ желане имть двочку, похожую на нее, она смясь возражала: ‘Это было-бы большое горе для твоей матери’.— М-съ Винци, все боле и боле старясь и живя далеко не въ той роскошной обстановк, какъ бывало прежде, чрезвычайно осталась довольна, что двое изъ мальчиковъ Фрэда были вылитые Винци и ничмъ не напоминали Гартовъ, за то Мэри втайн радовалась, что меньшой изъ трехъ родился въ ддушку — ея отца. Мальчикъ отличался необыкновенной врностью руки и глаза при игр въ мячъ или при сбивани камушками сплыхъ грушъ.

Бэнъ и Лэтти Гартъ, сдлавшеся дядей и теткой, далеко не достигнувъ еще совершеннолтя, вчно спорили между собой, чего имъ лучше желать: племянниковъ или племянницъ? Бэнъ уврялъ, что двочки неоспоримо мене полезны, чмъ мальчики, иначе он не ходили-бы вчно въ юбкахъ, а это самое и доказываетъ ихъ ничтожное назначене,— за что Лэтти, всегда почерпавшая свои доказательства изъ книгъ, очень разсердилась, говоря, что Адамъ и Ева, по повелню Божю, сдлали себ одинаковыя платья изъ звриныхъ шкуръ и что она наврное знаетъ, что на дальнемъ Восток мужчины также носятъ юбки. Послднй аргументъ, столь оскорбительный для достоинства мужского пола, вывелъ Бэна изъ терпня. ‘Значитъ, они дураки!’ воскликнулъ онъ съ негодованемъ и бросился немедленно въ матери съ вопросомъ: кто лучше — мальчики или двочки? На это м-съ Гартъ отвчала, что мальчики и двочки одинаково шалятъ, но мальчики несравненно крпче сложены, могутъ быстре бгать и съ большей мткостью бросать мячики и камни. Бэнъ остался очень доволенъ такимъ приговоромъ домашняго оракула, а Лэтти очень обидлась, внутренно сознавая, что въ умственномъ отношени она всетаки сильве брата.

Мэри съ лтами сдлалась очень похожа лицомъ на свою мать, хотя характеры ихъ были совершенно различные. Мэри не обременяла своихъ мальчиковъ систематическимъ ученьемъ, почему м-съ Гартъ находилась въ постоянномъ страх, что ея внучата никогда не будутъ знать основательно грамматику и географю. Но когда мальчиковъ отдали въ школу, то они оказались отлично приготовленными, быть можетъ, это произошло оттого, что дти цлые дни проводили съ матерью.

Если навести справки, то можетъ оказаться, что Мэри и Фрэдъ до сихъ-поръ живутъ въ Стон-Корт, что вьющяся растеня по прежнему осыпаютъ своими блыми цвтами красивую каменную ограду, выходящую въ поле, вдоль которой тянется рядъ орховыхъ деревьевъ, что въ солнечный день эти два любящя другъ друга существа, обручившяся когда-то колечкомъ отъ зонтика, можетъ быть, сидятъ и теперь, уже сденькя, спокойныя, у того самаго открытаго окна, откуда Мэри Гартъ, при жизни старика Питэра Фэтерстона, по приказаню его, сторожила прздъ м-ра Лейдгата.

Лейдгатъ не дожилъ до сдыхъ волосъ. Онъ умеръ 50 лтъ, обезпечивъ жену и дтей значительной суммой, въ которой застраховалъ свою жизнь. Онъ пробрлъ себ отличную практику, разъзжая, смотря по сезону, изъ Лондона на континентъ и обратно, кром того, онъ написалъ трактатъ о подагр — этой болзни однихъ богатыхъ людей. Онъ получалъ огромныя деньги отъ нкоторыхъ изъ своихъ пацентовъ, но постоянно считалъ свою карьеру неудавшеюся, такъ-какъ онъ не совершилъ всего того, что намренъ былъ совершить. Знакомые завидовали ему, находя, что у него прелестная жена, и вплоть до смерти Лейдгата ничто не поколебало этого общаго мння. Розамунда ужь никогда боле не компрометировала себя какой-либо неосторожностю, она по прежнему была кротка въ обращени, но настойчива, любила читать наставленя мужу и умла очень ловко длать все по своему. Съ годами мужъ все мене и мене ей противорчилъ, изъ чего Розамунда заключила, что онъ, наконецъ, научился отдавать должную справедливость ея мннямъ, съ другой стороны, и она убдилась въ его медицинскихъ способностяхъ, съ тхъ поръ, какъ онъ началъ зарабатывать большя деньги и, вмсто тсной клтки въ Брэйд-Стрит, устроилъ ей квартиру, всю уставленную цвтами и украшенную бронзою, гд только и могла жить такая райская птичка, какъ Розамунда. Короче сказать, Лейдгатъ имлъ, что называется, успхъ, но онъ умеръ преждевременно отъ воспаленя, а Розамунда, впослдстви, вышла вторично замужъ за пожилого и богатаго доктора, который очень привязался къ ея четверымъ дтямъ. Прятно было смотрть, какъ она каталась съ дочерьми въ открытой коляск и, навщая своихъ друзей, съ увлеченемъ говорила о своемъ настоящемъ счасти, называя его вознагражденемъ,— Розамунда не объясняла, за что именно, но, вроятно, она подразумвала подъ этихъ перенесенныя ею страданя отъ далеко не безупречнаго характера Тертя.

Доротея никогда не считала себя выше другихъ женщинъ, чувствуя, что втечени своей жизни она сдлала меньше, чмъ должна-бы была сдлать. Она ни разу не раскаялась, что пожертвовала своимъ прежнимъ положенемъ и богатствомъ, выйдя замужъ за Владислава, который жестоко-бы оскорбился, если-бы узналъ, что такая мысль могла придти ей въ голову. Оба они были крпко, неразрушимо связаны между собой взаимной любовью. Праздное спокойстве было немыслимо для Доротеи, а потому она создала себ жизнь, полную благотворительной дятельности. Виль сдлался пламеннымъ публицистомъ и работалъ съ успхомъ въ ту эпоху, когда вводившяся реформы возбуждали твердыя надежды на ихъ благотворное вляне,— надежды, замтно охладвшя въ наше время. Кончилось тмъ, что онъ поступилъ въ парламентъ и избиратели сами заплатили за него издержки. Доротея не желала ничего лучшаго, она радовалась, что ея мужъ находится среди людей, борющихся за искоренене зла, и что она можетъ быть ему полезна своими совтами. Многе изъ знавшихъ ее близко сожалли, что женщина съ такимъ солиднымъ умомъ и съ такими рдкими достоинствами допустила поглотить себя жизню мужа и что она слыветъ въ извстныхъ кружкахъ только какъ хорошая жена и мать, но съ точностю опредлить, на что именно была способна Доротея, никто не могъ, начиная съ сэра Джэмса Читама, который все продолжалъ твердить, что ей не слдовало выходить за Виля Владислава.

Но такое суждене его ни разу не подало поводъ къ семейному раздору. М-ръ Брукъ, напримръ, съ самого начала не могъ отказать себ въ удовольстви переписываться съ Вилемъ и Доротеей, и однажды утромъ, когда онъ необыкновенно пространно росписался о проект муниципальной реформы, изъ подъ пера его, совершенно неожиданно, вылилось приглашене прхать въ Грэнджъ обоимъ супругамъ. Чтобы вычеркнуть написанную фразу, пришлось-бы пожертвовать всмъ драгоцннымъ письмомъ, а такая жертва для м-ра Брука была невозможна. Втечени первыхъ мсяцевъ своей переписки съ Доротеей, м-ръ Брукъ постоянно намекалъ сэру Джэмсу о своемъ непреложномъ намрени лишить ее правъ наслдства, и даже въ тотъ самый день, когда своевольное перо его импровизировало приглашене въ Грэнджъ, онъ явился въ Фрэшитъ нарочно за тмъ, чтобы удостоврить сэръ Джэмса въ неизмнности своего ршеня принять самыя энергическя мры предосторожности къ устраненю отъ наслдства имнемъ Бруковъ такихъ потомковъ, въ жилахъ которыхъ течетъ смшанная кровь.

Но въ это утро, въ Фрэшит-Голл случилось нчто необычайное. Целя получила письмо, надъ которымъ она долго плакала молча, а когда сэръ Джэисъ, не привыкшй видть ея слезъ, съ испугомъ спросилъ: въ чемъ дло?— она разразилась такими рыданями, какихъ онъ и не ожидалъ отъ нея.

— У Доротеи родился мальчикъ! говорила всхлипывая Целя… а ты не пускаешь меня навстить ее… я уврена, что она нуждается въ моемъ присутстви… она вдь не знаетъ, какъ обращаться съ дтьми… Богъ знаетъ еще, что они тамъ надлаютъ… Вс думали, что Доротея умретъ… Это ужасно!… Представь себ, если-бы я и маленькй Артуръ находились въ такомъ положени и Додо запретили-бы насъ навщать… Можно-ли быть такимъ злымъ, Джэмсъ!…

— Боже мой! Целя! воскликнулъ Джэисъ, уничтоженный слезами жены,— скажи, чего ты хочешь? я все готовъ для тебя сдлать. Хочешь, я повезу тебя самъ завтра-же въ городъ.

И Целя, конечно, пожелала этого.

Тотчасъ посл этого разговора прхалъ м-ръ Брукъ, встртивъ баронета въ саду, онъ завелъ съ нимъ свой обыкновенный разговоръ, въ полномъ невдени новости, о которой сэръ Джэмсъ не счелъ за нужное немедленно сообщить ему. Но лишь только рчь между ними коснулась наслдства, сэръ Джэмсъ возразилъ:

— Дорогой сэръ, я не имю права давать вамъ совтовъ, что-жъ до меня касается, то я оставилъ-бы это дло безъ перемнъ, такъ, какъ оно есть.

М-ръ Брукъ былъ до того пораженъ изумленемъ, что въ первую минуту забылъ даже порадоваться, что его избавляютъ отъ хлопотъ передлывать завщане.

Подчиняясь сердечнымъ стремленямъ Цели, сэръ Джэмсъ, волей или неволей, долженъ былъ согласиться на примирене съ Доротеей и съ ея мужемъ. Когда между женами существуетъ крпкая привязанность, мужья должны стараться умрять свои взаимныя антипати. Однако, сэръ Джемсъ никакъ не могъ добиться того, чтобы полюбить Владислава, а тотъ, съ своей стороны, всячески избгалъ случаевъ оставаться съ нимъ глазъ на глазъ. Оба они, можно сказать, только терпли другъ друга и разговоръ между ними клеился лишь въ присутстви Доротеи и Цели.

Нсколько лтъ спустя, сдлано было такого рода семейное услове, что м-съ Владиславъ будетъ прзжать, не мене двухъ разъ въ годъ, гостить въ Грэндж. Такимъ образомъ, подроставше дти изъ Фрэшита здили съ большой радостю въ Типтонъ — играть тамъ съ своими кузенами, не взирая на то, что въ жилахъ послднихъ текла не такая чистая кровь, какъ у нихъ.

М-ръ Брукъ дожилъ до глубокой старости, имне его наслдовалъ старшй сынъ Доротеи, которому предлагали быть депутатомъ отъ Миддльмарча, но онъ на это не согласился, находя что онъ мене будетъ стсненъ въ своихъ убжденяхъ вн предловъ своей родины.

Сэръ Джэмсъ до конца жизни считалъ вторичный бракъ Доротеи промахомъ и, вроятно, поэтому, въ молодомъ поколни Миддльмарча осталось предане, что Доротея, будучи красивой молодой двушкой, вышла замужъ за священника, человка болзненнаго и такого стараго, что онъ годился-бы ей въ отцы, что мене чмъ черезъ годъ посл его смерти она отказалась отъ всего состояня и вышла замужъ за кузена перваго мужа, человка безъ средствъ, темнаго происхожденя и такого молодого, что годился-бы ей въ сыновья. Люди, незнавше лично Доротеи, обыкновенно замчали при этомъ, что, вроятно, она была не очень красива, иначе не вышла-бы ни за того, ни за другого.

Нтъ сомння, что эти два ршительные шага въ жизни были далеко не идеально-прекрасны и что ихъ скоре можно назвать результатомъ порывовъ молодой, благородной натуры, изнемогавшей среди прозаической обстановки. Въ Миддльмарч много толковали о заблужденяхъ Доротеи, но ни одинъ голосъ не поднялся въ защиту ея, чтобы сказать, что такого рода заблужденя возможны только въ обществ, которое относится равнодушно въ бракамъ болзненныхъ стариковъ съ молодыми двушками и къ небрежному воспитаню женщинъ, и при этомъ дйствуетъ радикально-противоположно громко проповдуемымъ имъ правиламъ. Пока въ обществ будетъ существовать подобное направлене, до тхъ поръ будутъ постоянно случаться такя противорчя, какя мы видли въ жизни Доротеи, возвышенныя чувства будутъ казаться заблужденями, а истинная, горячая вра — иллюзей, потому что нтъ человка, на духъ котораго не имла-бы вляня окружающая его среда. Въ нашъ вкъ не мыслимы ни св. Терезы, ни Антигоны, среда, изъ которой он почерпали силы для своихъ пламенныхъ порывовъ, исчезла навсегда, мы же, ничтожные люди, съ нашими будничными словами и дйствями, подготовляемъ судьбу многихъ другихъ Доротей, жизнь которыхъ представитъ еще боле грустный обращикъ жертвъ, чмъ жизнь знакомой уже намъ Доротеи. Ея тонко-развитая душа открывала ей выходы изъ ея тяжкаго положеня, хотя для другихъ они были невидимы. Ея богатая натура, подобно широкой рк, раздлилась на безчисленные рукава, имена которыхъ остались неизвстны, но благотворное вляне ея жизни разлилось на множество людей. Все хорошее въ человчеств есть, большей частю, послдстве совершенно не историческихъ фактовъ, и если вамъ и мн живется лучше, чмъ могло-бы житься, мы обязаны этимъ малому числу безвстныхъ дятелей, умершихъ въ скромной дол и покоящихся въ могилахъ, которыхъ никто не посщаетъ!

‘Дло‘, No 12, 1871, NoNo 1—12, 1872, NoNo 1—2, 1873

OCR Бычков М. Н.

ВЪ ТИХОМЪ ОМУТ — БУРЯ.(Очерки англйской провинцальной жизни)

Заключене.

Читайте также:

ВЪ ТИХОМЪ ОМУТ — БУРЯ.
(Очерки англйской провинцальной жизни)