Тимон Афинский, Шекспир Вильям, Год: 1607

Драматургия
Время на прочтение: 61 минут(ы)
Скачать в PDF

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,

Выправленный и пополненный по найденному Пэнъ Кольеромъ, старому экземпляру in folio 1632 года.

ЧАСТЬ 5.

ТИМОНЪ АИНСКІЙ.
ДВА ВЕРОНЦА.
ЮЛІЙ ЦЕЗАРЬ.
АНТОНІЙ И КЛЕОПАТРА

Изданіе К. Солдатенкова и Н. Щепкина.

ЦНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 Р. СЕР.

ВЪ ТИПОГРАФІИ Э. БАРФКНЕХТА И КОМП.
1858.

ТИМОНЪ АИНСКІЙ.

ДЙСТВУЮЩІЕ

Тимонъ, благородный Аинянинъ.
Люцій, Лукуллъ, Семпроній, Вентидій, ложные друзья Тимона.
Апемантусъ, брюзгливый философъ.
Алкивіадъ, аинскій полководецъ.
Флавій, дворецкій Тимона.
Фламиній, Люцилій, Сервилій, слуги Тимона.
Кафисъ, Филотасъ, Титъ, Люцій, Гортензій, слуги заимодавцевъ Тимона.
Слуги Варрона и Изидора, двухъ заимодавцевъ Тимона.
Купидонъ и другія маски.
Три чужестранца.
Поэтъ.
Живописецъ.
Брилліанщикъ.
Купецъ.
Старикъ Аинянинъ.
Пажъ.
Шутъ.
Фрина, Тимандра, любовницы Алкивіада.

Вельможи, Сенаторы, Вожди, Воины, Разбойники и Служители.
Мсто дйствія: Аины и сосдственный лсъ.

ДЙСТВІЕ I.

СЦЕНА I.

Аины. Зала въ дом Тимона.

Входитъ съ разныхъ сторонъ: Поэтъ, Живописецъ, Брилліанщикъ, Купецъ и другіе.

ПОЭТ. (Живописцу). А, здравствуйте, почтеннйшій.
ЖИВ. (Поэту). Очень радъ, что вижу васъ здоровымъ.
ПОЭТ. Давно не видалъ я васъ. Что свтъ?
ЖИВ. Втшаетъ по мр того какъ старется.
ПОЭТ. Это не новость, нтъ ли чего особеннаго, необыкновеннаго, такого, что не сдлалось еще достояніемъ стогласной молвы? Посмотрите, какъ чародйственна щедрость, вдь это она вызываетъ сюда всхъ духовъ этихъ. Этотъ, я знаю, купецъ.
ЖИВ. А этотъ брилліанщикъ, я знаю обоихъ.
КУП. (Брилліанщику). О, онъ предостойный человкъ.
БРИЛ. Нтъ никакого сомннія.
КУП. Несравненный человкъ, человкъ, такъ сказать, неистощимой, безконечной доброты, образецъ совершенства.
БРИЛ. Я вотъ добылъ брилліантъ —
КУП. Ахъ, покажите пожалуста. Разумется, для благороднаго Тимона?
БРИЛ. Если онъ согласится дать настоящую цну. Впрочемъ —
ПОЭТ. (Декламируя):
Хвалебный гимнъ глупцу, корыстью возбужденный,
Темнитъ и самый звучный стихъ,
Которымъ доблесть мы такъ дивно воспваемъ!
КУП. (Разсматривая брилліантъ) Грань прекрасная.
БРИЛ. Богатый камень, посмотрите, что за вода.
ЖИВ. (Поэту). Вы заняты какимъ нибудь новымъ сочиненіемъ, новымъ приношеніемъ великому мужу?
ПОЭТ. Да, это такъ невольное изліяніе. Поэзія, я вамъ скажу, какъ камедь, сочится изъ источника своего питанія сама собою {Въ прежнихъ изданіяхъ: Our poesy is а gown, which uses… По экземпляру Колльера: Our poesy is а gum which issues’…}. Огонь скрытый въ кремн не показывается, пока его не вызовутъ ударомъ, но нашъ дивный пламень вызываетъ себя самъ и летитъ, какъ потокъ, черезъ вс препоны, которыя только усиливаютъ его. Это что у васъ?
ЖИВ. Картина.— А скоро выдетъ въ свтъ ваша книга?
ПОЭТ. Вслдъ за представленіемъ. Позвольте полюбоваться вашимъ произведеніемъ.
ЖИВ. Оно нельзя сказать, чтобъ неудалось.
ПОЭТ. Превосходно! какъ все отдляется!
ЖИВ. Да, довольно.
ПОЭТ. Удивительно! Сколько граціи въ положеніи, сколько души въ глазахъ, сколько ума въ устахъ! какъ краснорчивъ безмолвный жестъ этотъ!
ЖИВ. Порядочная, кажется, поддлка подъ жизнь. Но какъ нравится вамъ вотъ эта черта?
ПОЭТ. Да у васъ, скажу смло, могла-бы поучиться на этотъ разъ сама природа, въ этихъ чертахъ борьба искуства живе даже жизни.

Нсколько Сенаторовъ проходятъ черезъ сцену во внутренніе покои.

ЖИВ. Какъ много друзей у благороднаго.
ПОЭТ. Это аинскіе сенаторы,— счастливцы!
ЖИВ. Еще!
ПОЭТ. Вы видите это стеченіе, этотъ огромный приливъ постителей. Въ моемъ, далеко еще несовершенномъ сочиненіи я представляю именно человка, который длается предметомъ ласкъ и угожденій всего подлуннаго міра. Частности не останавливаютъ, впрочемъ, моей свободной фантазіи: безпрепятственно движется она по обширному морю стиховъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: In а wide sea of wах… По экземпляру Колльера: In а wide sea of verse…}, во всемъ теченіи ея ни одна занятая не отравляется злонамреннымъ намекомъ, подобно орлу летитъ она смло, и все впередъ, не оставляя никакого слда за собою.
ЖИВ. Какъ понять это?
ПОЭТ. Я сейчасъ объясню вамъ. Вы видите, какъ вс сословія, вс умы, начиная отъ созданій пустыхъ и поверхностныхъ до натуръ боле строгихъ и почтенныхъ,— какъ все это ухаживаетъ за благороднымъ Тимономъ. Огромное богатство, облекающее его добрую, возвышенную душу, покоряетъ ему все, усвоиваетъ любви его вс роды сердецъ. Не только зеркало-ликій льстецъ — нтъ, даже Апемантусъ, въ которомъ любви столько же, сколько ненависти къ самому себ, даже и онъ преклоняетъ передъ нимъ колна, и счастливъ, когда Тимонъ кивнетъ ему головою.
ЖИВ. Я видлъ, онъ разговаривалъ съ нимъ.
ПОЭТ. Я представляю Фортуну сидящей на высокомъ, цвтистомъ холм. У подошвы его толпятся люди всхъ родовъ и достоинствъ, все, что въ этомъ мір хлопочетъ объ улучшеніи своего состоянія, — взоры всхъ прикованы къ богин. Но вотъ, блая, какъ слоновая кость, рука ея манитъ одного, которому я придалъ черты Тимона, и въ тоже мгновеніе вс соперники его длаются его рабами и поклонниками.
ЖИВ. Превосходно! Тронъ, Фортуна, холмъ и одинъ изъ толпы, загнувъ голову назадъ, взбирается, по мановенію богини, на крутизну — какой богатый предметъ для моего искуства.
ПОЭТ. Слушайте дале. Вс эти люди, которые такъ недавно были его товарищами, а нкоторые стояли даже и выше его,— вс эти люди, говорю я, бгаютъ теперь по стопамъ его, толкутся съ рабской угодливостью въ сняхъ его, дождятъ въ уши его обоготворяющимъ шопотомъ, освящаютъ даже стремя его, только имъ и дышатъ.
ЖИВ. Чтожъ за тмъ?
ПОЭТ. За тмъ — столкнетъ Фортуна, по прихоти, по свойственному ей непостоянству, послдняго изъ любимцевъ своихъ, и вся эта толпа, которая карабкалась, ползла на четверенькахъ вслдъ за нимъ на вершину, оставитъ его, и никто не раздлитъ съ нимъ его участи.
ЖИВ. Конецъ самый обыкновенный. Я могу показать вамъ тысячу картинъ, которыя представляютъ эту измнчивость счастія несравненно сильнй и разительнй словъ. Впрочемъ, оно все таки недурно, что вы намекаете Тимону, что и бдняки видали эти полеты верхъ-ногами.

Трубы. Входитъ Тимонъ, разговаривая съ Служителемъ Вентидія.

ТИМ. Въ тюрьм, говоришь ты?
СЛУЖ. За пять талантовъ. Онъ несостоятеленъ, а должники настойчивы, и потому онъ проситъ, чтобъ ты поручился за него, откажешь — лишишь его послдней надежды.
ТИМ. Бдный Вентидій! Хорошо, я не таковъ, чтобъ оттолкнулъ отъ себя друга, когда онъ наиболе во мн нуждается. Онъ благородный человкъ, онъ стоитъ помощи, и я помогу. Я заплачу долгъ его.
СЛУЖ. Ты навсегда обяжешь его.
ТИМ. Кланяйся ему, я сей-часъ-же пришлю выкупъ. Да когда освободится, попроси чтобъ зашолъ ко мн.— Поднять слабаго мало еще — надо затмъ и поддержать его.— Прощай!
СЛУЖ. Желаю теб всякаго счастія. (Уходить).

Входить Старикъ Аинянинъ.

СТАР. Выслушай меня, благородный Тимонъ.
ТИМ. Говори.
СТАР. У тебя есть служитель Люцилій —
ТИМ. Есть.
СТАР. Прошу, позови его сюда.
ТИМ. Не здсь ли, Люцилій?— Люцилій!

Входить Людцилій.

ЛЮЦ. Что теб угодно?
СТАР. Этотъ рабъ твой, благородный Тимонъ, таскается по ночамъ въ мой домъ. Я всю жизнь мою пріобреталъ и, наконецъ, скопилъ состояніе, заслуживающее наслдника получше человка бгающаго съ подносомъ.
ТИМ. Хорошо, чтожъ дале?
СТАР. У меня одна дочь и боле никакой родни, которой бы я могъ передать нажитое мной. Дочь моя прекрасна, невста, воспитана какъ нельзя лучше, потому что я ничего не жаллъ для нея, а этотъ рабъ преслдуетъ ее своей любовью. Прошу тебя, благородный Тимонъ, запрети ему ходить къ ней, меня онъ не слушаетъ.
ТИМ. Онъ честный человкъ.
СТАР. Такъ пусть и награждаетъ себя за это самой честностью, а не моей дочерью.
ТИМ. Любитъ она его?
СТАР. Она молода, способна увлекаться, мы по себ знаемъ, какъ неразумна юность.
ТИМ. (Люцилію). А ты любишь эту двушку?
ЛЮЦ. Люблю, и она любитъ меня.
СТАР. Если она выйдетъ замужъ безъ моего согласія, клянусь богами, я сдлаю моимъ наслдникомъ перваго встрчнаго нищаго: лишу ее всего.
ТИМ. А что ты дашь въ приданое, если она выдетъ за человка равнаго съ ней состоянія?
СТАР. Три таланта тотчасъ-же, и все остальное по смерти.
ТИМ. Этотъ молодой человкъ служитъ мн такъ давно, что я почитаю себя обязаннымъ устроить его счастіе. Отдай ему дочь свою, онъ получитъ отъ меня столько же, сколько ты дашь за ней — я уровняю состоянія ихъ.
СТАР. Обезпечь меня честнымъ словомъ, и она его.
ТИМ. Вотъ моя рука и мое слово.
ЛЮЦ. О, какъ благодарить мн тебя! Все что ни пошлетъ мн счастіе въ послдствіи — все твое! (Уходитъ со Старымъ Аиняниномъ).
ПОЭТ. Удостой принять слабый трудъ мой и да даруетъ теб небо долгіе, долгіе дни!
ТИМ. Благодарю и докажу теб благодарность мою самымъ дломъ. Не уходи.— (Живописцу). Что это у тебя, другъ мой?
ЖИВ. Посильное произведеніе моей кисти, молю, прими его благосклонно.
ТИМ. Я люблю живопись. Живопись передаетъ почти настоящаго человка, потому что, съ тхъ поръ, какъ безчестье начало торговать природой его, онъ сдлался ршительно одной вншностью, эти фигуры именно то, что представляютъ. Твое произведеніе прекрасно, подожди немного, и ты убдишся, что оно нравится мн.
ЖИВ. Да хранятъ тебя боги!
ТИМ. Благодарю, друзья, руку! Вы нынче непременно у меня обдаете.— (Брилліанщику). А твой брилліантъ далеко ниже похвалъ.
БРИЛ. Неужели опороченъ?
ТИМ. Напротивъ, превознесенъ до невроятія. Заплати я за него соразмрно похваламъ — я разорился бы совершенно.
БРИЛ. Я назначилъ ему обыкновенную торговую цну, но вдь ты знаешь, что вещи цнятся еще и но владльцу. Точно такъ и этотъ камень, сдлавшись твоей собственностью, сталъ еще драгоцнне.
ТИМ. Лесть!
КУП. О, нтъ, благородный Тимонъ, это только повтореніе общаго говора.
ТИМ. Вотъ и Апемантусъ. Хотите быть обруганными?

Входитъ Апемантусъ.

БРИЛ. Почемужъ и намъ не перенести того, что переносишь ты?
КУП. Онъ никого не щадитъ.
ТИМ. Здравствуй, любезный Апемантусъ.
АПЕМ. Побереги свое здравствуй до поры, когда въ самомъ дл сдлаюсь любезнымъ, а это будетъ, когда ты сдлаешся собакой Тимона, а эти бездльники — честными.
ТИМ. Почемужъ бездльники? Ты не знаешь ихъ.
АПЕМ. Разв они не Аиняне?
ТИМ. Аиняне.
АПЕМ. Такъ я и не ошибся.
БРИЛ. Ты знаешь меня, Апемантусъ?
АПЕМ. Ты знаешь, что знаю, вдь я назвалъ тебя по имени.
ТИМ. Какъ ты гордъ, Апемантусъ.
АПЕМ. Гордъ боле всего тмъ, что не похожъ на Тимона.
ТИМ. Куда идешь ты?
АПЕМ. Выбить мозгъ изъ башки честнаго Аинянина.
ТИМ. За такое дло теб не миновать смертной казни.
АПЕМ. Разумется, если и за невозможное законъ наказываетъ смертью.
ТИМ. Какъ нравится теб эта картина, Апемантусъ?
АПЕМ. Чрезвычайно, потому что безвредна.
ТИМ. Неправда ли, что это произведеніе отличнаго живописца?
АПЕМ. Тотъ кто произвелъ живописца еще искусне, а произведеніе его все таки дрянь.
ЖИВ. Собака!
АПЕМ. Твоя мать, кажется, одной породы со мной: ктожъ она, если я собака?
ТИМ. Ты врно останется у меня обдать, Апемантусъ? Я весь къ твоимъ услугамъ.
АПЕМ. Спасибо, я не мъ вельможъ.
ТИМ. И хорошо длаешь, иначе на тебя страшно взълись бы жены.
АПЕМ. Он сами лакомятся знатными, отъ того животы ихъ и вспухаютъ такъ часто.
ТИМ. Какое скверное понятіе!
АПЕМ. Какъ понимаешь, такъ и принимай.
ТИМ. Нравится теб этотъ брилліантъ?
АПЕМ. Далеко не такъ, какъ честность, которая не стоитъ человку и полушки.
ТИМ. А какъ ты думаешь, чего онъ стоитъ?
АПЕМ. Не стоитъ и того, чтобъ я думалъ о немъ.— Ну что, поэтъ?
ПОЭТ. Ну что, философъ?
АПЕМ. Ты лжешь.
ПОЭТ. Разв ты не философъ?
АПЕМ. Философъ.
ПОЭТ. Стало быть не лгу.
АПЕМ. Разв ты не поэтъ?
ПОЭТ. Поэтъ.
АПЕМ. Стало быть лжешь, загляни въ свое послднее произведеніе, въ которомъ ты сплелъ, что онъ достойный человкъ.
ПОЭТ. Я не сплелъ это, онъ дйствительно таковъ.
АПЕМ. Да, онъ достоинъ тебя, и долженъ платить теб за трудъ твой. Кто любитъ, чтобъ ему льстили — стоитъ льстеца. О, если бы я былъ вельможей!
ТИМ. Чтожъ бы тогда было?
АПЕМ. Тоже, что и теперь. Я и тогда, отъ всей души, ненавидлъ бы вельможъ.
ТИМ. Какъ и себя самого?
АПЕМ. Да.
ТИМ. За что же?
АПЕМ. За алчное желаніе быть вельможей {Въ прежнихъ изданіяхъ: That I had по anyry wit to be a lord. По экземпляру Колльера: That I had so hungry а wish to be а lord.}.— Вдь ты, кажется, купецъ?
КУП. Купецъ.
АПЕМ. Да погубитъ же тебя торговля, если не погубятъ боги!
КУП. Погибну отъ торговли — погибну отъ боговъ.
АПЕМ. Оно такъ и будетъ, вдь твой богъ торговля — твой богъ и погубитъ тебя.

Трубы. Входитъ Служитель.

ТИМ. Что возвщаютъ намъ, эти трубные звуки?
СЛУЖ. Прибытіе Алкивіада съ нсколькими всадниками, такъ же знатными.
ТИМ. Встртьте и проводите ихъ къ намъ. (Нсколько служителей уходятъ). — Вы непремнно обдаете нынче со мною, прошу не уходить, пока не отблагодарю васъ какъ должно. Посл обда ты еще разъ покажешь намъ свою картину. Я такъ радъ вамъ.

Входитъ Алкивіадъ, съ своими товарищами.

Милости просимъ, друзья! (Здороваются.)
АПЕМ. Ну, пошло!— Да сведетъ и окостнитъ ваши гибкіе суставы жесточайшая ломота!— Любви въ этихъ льстивыхъ бездльникахъ ни искры — одн только учтивости. Человчество переродилось въ обезьянъ и мартышекъ.
АЛК. Любезный Тимонъ, я такъ жаждалъ видть тебя, теперь я вполн могу насладиться твоимъ лицезрніемъ.
ТИМ. Я душевно радъ теб.— Повеселимся же мы нынче! Идемъ, друзья мои. (Уходятъ вс, кром Апемантуса).

Входятъ еще два Гостя.

1 гос. Который теперь часъ, Апемантусъ?
АПЕМ. Часъ быть честнымъ.
1 гос. На это всегда есть время.
АПЕМ. Тмъ ты гнусне, потому что постоянно пропускаешь его.
2 гос. А ты, тоже на пиръ къ доблестному Тимону?
АПЕМ. Да, хочу посмотрть, какъ кушанье наполняетъ бездльниковъ, а вино горячитъ глупцовъ.
2 гос. Счастливаго пути, счастливаго пути.
АПЕМ. Какъ же ты глупъ, что пожелалъ мн его цлыхъ два раза.
2 гос. Почемужь, Апемантусъ?
АПЕМ. Потому что другой-то могъ бы поберечь для себя, вдь я никогда не пожелаю теб того же.
1 гос. Такъ ступай же, повсься!
АПЕМ. Нтъ, я ничего не сдлаю для тебя, обратись съ этимъ предложеніемъ къ другу своему.
2 гос. Убирайся, злая собака, или я ногами вытолкаю тебя отсюда.
АПЕМ. Не безпокойся, я, какъ собака, бгу копытъ осла. (Уходитъ),
1 гос. Онъ врагъ всего человческаго. Войдемъ однакожъ, насладимся гостепріимствомъ Тимона. Доброта его превосходитъ всякое вроятіе.
2 гос. Онъ воплощенная щедрость, Плутусъ, богъ золота, просто казначей его. Каждую услугу онъ вознаграждаетъ седмерицей, каждый ничтожный подарокъ отдариваетъ такъ, что лишаетъ всякой возможности поквитаться съ нимъ.
1 гос. Благороденъ, какъ ни одинъ человкъ.
2 гос. Да даруютъ ему боги долгую и счастливую жизнь!— Чтожъ, идемъ?
1 гос. Идемъ.

СЦЕНА 2.

Великолпная зала въ дом Тимона

Музыка.— Флавій и другіе служители хлопочутъ около великолпно накрытаго стола. Входятъ: Тимонъ, Алкивіадъ, Люцій, Лукуллъ, Семпроніи и другіе аинскіе Сенаторы, съ Вентидіемъ и служителями. За ними появляется и мрачный Апемантусъ.

ВЕН. Благородный Тимонъ, богамъ было угодно припомнить лта моего отца и призвать его на долгій покой. Онъ отошелъ безмятежно, оставивъ меня богатымъ, и потому, помня какъ много обязанъ я твоему великодушію, возвращаю даровавшіе мн свободу таланты, удвоивъ ихъ благодарностью и готовностью служить теб.
ТИМ. Нтъ, честный Вентидій, ты унижаешь мою дружбу. Я далъ ихъ навсегда, кто беретъ назадъ — не можетъ сказать, что даетъ въ самомъ дл. Если это длаютъ и богатйшіе насъ — изъ этого не слдуетъ еще, чтобъ мы были обязаны подражать имъ, потому только, что и дурныя дйствія богатыхъ кажутся прекрасными.
ВЕН. Какое благородство!
ТИМ. Чтожъ вы стоите, любезные друзья мои? Церемоніи выдуманы только для прикрытія сердечной пустоты, притворнаго расположенія, радушія, въ которомъ каются прежде, чмъ показали его, истинная дружба не нуждается въ нихъ. Прошу садиться, для моего счастія вы необходиме моего богатства. (Вс садятся).
1 гос. Доблестный Тимонъ, мы всегда сознавали это.
АПЕМ. Сознавали и пользовались, не такъ ли?
ТИМ. Я, Апемантусъ,— очень радъ.
АПЕМ. Нтъ, ты не будешь радъ мн, я пришелъ съ тмъ, чтобъ заставитъ тебя вытолкать меня вонъ.
ТИМ. Стыдись, можно ли быть такъ невжливымъ, ты поддался ршительно не приличной мужу брюзгливости, и за это нельзя не порицать тебя.— Друзья, говорятъ: ira furor brevis est {Гнвъ, кратковременное безумство.}, а этотъ человкъ вчно сердится.— Накройте ему особый столъ, онъ не любитъ общества, да и самъ не годится для общества.
АПЕМ. Пожалуй и не выталкивай, если не боишся меня. Но я все таки предостерегаю тебя, Тимонъ: я пришолъ наблюдать.
ТИМ. Какое мн до этого дло: ты Аинянинъ, и я радъ теб. Самому мн не хотлось бы, такъ пусть же мое кушанье зажметъ теб ротъ.
АПЕМ. Я гнушаюсь твоимъ кушаньемъ, оно станетъ у меня въ горл, потому что никогда не ршусь льстить теб.— О, боги! сколько людей пожираютъ Тимона, и онъ ничего не замчаетъ. Больно видть, что такое множество мокаетъ кусокъ свой въ кровь человка, который — о, верхъ безумія,— поощряетъ ихъ еще къ этому. Удивляюсь, какъ осмливаются люди довряться людямъ, пусть бы еще приглашали другъ друга безъ ножей {Въ Шекспирово время было въ обыча, что каждый гость приносилъ къ обду свой ножъ. Вилки же были еще неизвстны.}: тогда и кушанью было бы не дурно, да и жизнь ихъ не подвергалась бы такой опасности. Мало ли примровъ! Кто поручится, что, вотъ тотъ, что сидитъ теперь подл него, что длитъ съ нимъ хлбъ свой, что пьетъ его здоровье изъ одной съ нимъ чаши — не будетъ первымъ изъ убійцъ его? Бывало и это. Будь я великимъ человкомъ — я ни за что не сталъ бы пить на пиру, изъ опасенія, что они высмотрятъ опасныя мста моей глотки, великимъ надо пить съ панцыремъ на ше.
ТИМ. Твое здоровье, другъ,— теперь, пускай въ круговую.
2 гос. Пускай сюда!
АПЕМ. Молодецъ! мастеръ пользоваться всякимъ приливомъ. Не поздоровится, однакожъ, отъ этихъ здоровьевъ ни теб, Тимонъ, ни твоему имуществу.— Мой напитокъ невинная вода, слишкомъ слабая, чтобъ быть огнемъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: which is too weak to be а sinner… По экземпляру Колльера: which is too weak to be а fire.}, она и въ грязь никого не сваливала еще. Каковъ напитокъ, такова и пища моя: они никогда не разногласили.— Пиры такъ надменны, что не допускаютъ даже и молитвы: — Безсмертные боги, я не прошу богатства: я молю только за себя — ни за кого боле. Не дайте мн обезумть до того, что поврю когда нибудь клятвамъ и увреніямъ человка, или воплямъ развратницы, или притворному сну собаки, или тюремщику моей свободы, или другу, если онъ понадобится мн. Аминь.— Пусть богачи гршатъ — я буду сть мои коренья. (стъ и пьетъ). На здоровье, добрый Апемантусъ!
ТИМ. Любезный Алкивіадъ, ты и теперь носишся мыслію на какомъ нибудь пол битвы?
АЛК. Я весь твой, ты всегда можешь располагать мной.
ТИМ. И все таки завтракъ съ врагами, ты предпочелъ бы обду съ друзьями.
АЛК. Въ самомъ дл никакое кушанье не сравнится со врагомъ истекающимъ кровью. Это такой пиръ, какого я не могу не пожелать лучшему другу моему.
АПЕМ. Такъ я желалъ бы, чтобъ вс эти льстецы сдлались твоими врагами, чтобъ ты перебилъ ихъ и за тмъ пригласилъ меня на этотъ пиръ.
1 гос. (Тимону). О, еслибъ когда нибудь привелось теб прибгнуть къ нашей помощи,— еслибъ ты далъ намъ возможность доказать теб хоть частичку любви нашей — мы были бы счастливйшими изъ смертныхъ.
ТИМ. Нтъ никакого сомннія, добрые друзья мои, что сами боги предъопредлили уже такъ, что и вамъ выдетъ еще случай помочь мн, и вы поможете, иначе, для чегожъ бы и быть вамъ моими друзьями? Я не называлъ бы васъ этимъ священнымъ именемъ предпочтительно передъ тысячами, еслибъ вы не были ближе всхъ къ моему сердцу. Я высказалъ себ о васъ все, чего вы сами, но скромности, никогда не скажете про себя: я вполн увренъ въ васъ. О, боги, думаю я иногда, какая же бы надобность была намъ въ друзьяхъ, еслибъ они никогда намъ не надобились? Еслибъ мы никогда не пользовались дружбой ихъ — они были бы безполезнйшими созданіями, они были бы тогда похожи на прекрасные инструменты, запертые въ ящикахъ, на инструменты, которые хранитъ свою гармонію только для себя. Нердко я желалъ даже быть не такъ богатымъ, чтобъ сблизиться съ вами еще боле. Мы рождены длать добро, и что же можемъ мы назвать своею собственностью, врне и приличне, какъ не достояніе нашихъ друзей? И какъ отрадно видть столько людей братски располагающихъ достояніемъ другъ друга! О, зачмъ же исчезаетъ радость прежде, чмъ успетъ разродиться! Глаза мои не въ силахъ удержать слезъ, чтобъ загладить вину ихъ — пью ваше здоровье!
АПЕМ. Ты плачешь, Тимонъ, дли того, чтобъ они пили.
2 гос. И въ нашихъ глазахъ только что зародилась радость, и ужъ вырывается плачущимъ младенцемъ.
АПЕМ. И притомъ незаконнорожденнымъ.
3 гос. Клянусь, ты такъ растрогалъ меня.
АПЕМ. Ужасно! (За сценой трубы).
ТИМ. Это что еще за трубные звуки?

Входитъ Служитель.

Что тамъ?
СЛУЖ. Какія то жены просятъ позволенія войти.
ТИМ. Жены? Что имъ нужно?
СЛУЖ. Съ ними глашатай, которому он поручили объяснить желаніе ихъ.
ТИМ. Проси.

Входитъ Купидонъ.

КУП. Благо теб, доблестный Тимонъ, благо и всмъ, вкушающимъ отъ щедротъ твоихъ! Пять благороднйшихъ чувствъ признаютъ тебя своимъ покровителемъ и служатъ теб съ радостной готовностью. Слухъ, вкусъ, обоняніе и осязаніе удовлетворены уже твоей трапезой, теперь остается усладить только зрніе.
ТИМ. Душевно радъ — проси! Музыка, привтствуй ихъ! (Купидонъ уходитъ).
1 гос. Видишь, какъ ты любимъ, Тимонъ.

Музыка.— Купидонъ возвращается съ женщинами, одтыми Амазонками. У каждой въ рук лютня, он играютъ и пляшутъ.

АПЕМ. Ну, еще рой суетностей!— Он пляшутъ? Безумныя! Да не такое же ли безуміе и весь блескъ этой жизни, и вся эта роскошь передъ этимъ небольшимъ количествомъ масла и кореньевъ? Мы длаемъ себя шутами для собственной потхи, расточаемъ ласкательства, пьемъ здоровье людей, на старость которыхъ наплюемъ потомъ съ ядовитой злобой и ненавистью. Ктожъ изъ живущихъ не развращенъ, или не развращаетъ? ктожъ изъ умершихъ не захватилъ въ могилу хоть однаго оскорбленія отъ друзей своихъ? Можетъ быть и эти, что теперь пляшутъ передо мною, попрутъ меня когда нибудь ногами, бывали такіе случаи. Приблизилось солнце къ закату, и вс запираютъ двери!

(Гости Тимона встаютъ и разсыпаются въ привтствіяхъ и благодареніяхъ и, чтобы еще больше угодитъ ему, берутъ по Амазонк и пляшутъ).

ТИМ. (По окончаніи пляски). Прекрасныя, вы украсили нашъ пиръ, безъ васъ, онъ и въ половину не былъ бы такъ полонъ, такъ изященъ, вы придали ему особенную прелесть, совершенное очарованіе. Вы изумили меня моей собственной выдумкой, я много обязанъ вамъ.
1 жен. Благородный Тимонъ, ты слишкомъ ужъ много приписываешь намъ.
АПЕМ. Разумется! Безъ этой приписки вы просто грязь.
ТИМ. Тамъ ждетъ васъ легкая закуска — прошу!
ЖЕНЩИНЫ. Благодаримъ. (Уходятъ съ Купидономъ).
ТИМ. Флавій!
ФЛАВ. Что теб угодно?
ТИМ. Принеси маленькой ящичекъ.
ФЛАВ. Слушаю.— (Про себя) Пойдетъ опять сыпать брилліантами! А перечить его прихотямъ и не думай, иначе я сказалъ бы ему — право, сказалъ бы. Вдь, когда расточитъ все, станетъ же пенять, что не останавливали? Экая жалость, что у щедрости нтъ глазъ и на затылк: тогда не гибли бы люди отъ излишней доброты. (Уходитъ и вскор возвращается съ ящичкомъ).
1 гос. Гджъ наши служители?
СЛУЖ. Здсь, мой повелитель.
2 гос. Подводите лошадей.
ТИМ. Постойте, мн надобно еще кой что сказать вамъ.— (Одному изъ гостей). Любезный другъ, у меня есть до тебя просьба: возвысь, сдлай одолженіе, цну этого камня — прими и носи его, какъ знакъ любви моей.
1 гос. Я и безъ того въ долгу у тебя, вс. Да и вс мы.

Входитъ Служитель.

СЛУЖ. Нсколько сенаторовъ остановились у твоего дома и слзаютъ съ лошадей.
ТИМ. Очень радъ — проси!
ФЛАВ. (Тихо Тимону). Добрый господинъ мой, позволь сказать теб нсколько словъ о дл, очень для тебя важномъ.
ТИМ. О дл? въ другое время. Теперь похлопочи какъ бы хорошенько угостить ихъ.
ФЛАВ. (Про себя). Я почти не знаю какъ.

Входитъ другой Служитель.

2 сл. Благородный Люцій, въ знакъ своего расположенія, прислалъ теб четырехъ, блыхъ, какъ молоко, коней, въ серебряной сбру.
ТИМ. Принимаю ихъ съ удовольствіемъ. Отблагодарить приличнымъ образомъ.

Входитъ третій Служитель.

Что скажешь?
3 сл. Благородный Лукуллъ приглашаетъ тебя поохотиться съ нимъ завтра и, вмст съ тмъ, посылаетъ въ даръ дв своры борзыхъ.
ТИМ. Сказать, что непремнно буду, а за даръ отдарить какъ слдуетъ.
ФЛАВ. (Про себя). Чмъ же все это кончится? И угощай, и отдаривай — и все изъ пустыхъ сундуковъ! Онъ и знать не хочетъ въ какомъ состояніи кошелекъ его, не позволяетъ объяснить, что сердце его такъ уже обнищало, что не можетъ удовлетворять его желаній. Его обязательность такъ перехватываетъ за состояніе, что все что ни скажетъ — новый долгъ, что должаетъ каждымъ словомъ. За свою же доброту онъ платитъ теперь проценты, потому что вс его земли у нихъ же въ залог.— Какъ бы я былъ радъ, еслибъ онъ избавилъ меня отъ моей проклятой должности прежде, чмъ обстоятельства заставятъ его сдлать это поневол!— И что въ друзьяхъ, когда они разорительнй враговъ? лучше ужъ совсмъ не имть ихъ! Сердце такъ вотъ кровью и обливается какъ обо всемъ этомъ подумаешь. (Уходитъ).
ТИМ. Вы несправедливы къ самимъ себ, вы не хотите знать своихъ собственныхъ достоинствъ. Любезный другъ, прими это ничтожное доказательство любви моей.
2 гос. Принимаю съ благодарностью боле, чмъ обыкновенной.
3 гос. Онъ душа щедрости.
ТИМ. Да — я вспомнилъ — нсколько дней тому назадъ ты хвалилъ гндаго, на которомъ я тогда халъ. Онъ нравится теб — возьми его.
2 гос. Нтъ — это ужъ слишкомъ.
ТИМ. Не отвергай, другъ, моего предложенія, я знаю, искренно хвалятъ только то, что нравится. О любви друзей я всегда сужу по своей собственной — право такъ. А между прочимъ, я собираюсь и къ вамъ.
ВС. Ничье посщеніе не можетъ быть пріятне.
ТИМ. Всякое посщеніе, а ваше въ особенности, такъ для меня дорого, что, не знаю, можно ли отблагодарить за него какимъ нибудь подаркомъ, мн кажется я никогда не усталъ бы раздавать друзьямъ даже и царства.— Алкивіадъ, ты воинъ, а воители рдко бываютъ богаты, это не будетъ для тебя лишнимъ. Вдь твой доходъ — трупы, твои земли — поля битвъ.
АЛК. Это самыя безплодныя земли, любезный Тимонъ.
1 гос. Мы такъ одолжены гобой —
ТИМ. А я — вами.
2 гос. Ты такъ привязалъ насъ къ себ —
ТИМ. Какъ вы меня — къ себ. Огня! свтите!
1 гос. Богатство, честь и счастіе да будутъ вчнымъ удломъ благороднаго Тимона!
ТИМ. Всегда готоваго служить друзьямъ своимъ. (Алкивіадъ и другіе гости уходятъ).
АПЕМ. Сколько шуму, поклоновъ, шарканья! А я все таки сомнваюсь, чтобъ ноги ихъ стоили того, что переплачено за нихъ. Дружба преисполнена дрожжей! Но моему, лживыя сердца никогда не должны бы имть здоровыхъ ногъ: они ршительно разоряютъ простодушныхъ глупцовъ своимъ шарканьемъ.
ТИМ. Не будь ты такъ брюзгливъ, Апемантусъ, я и тебя не обошолъ бы.
АПЕМ. Мн ничего не надо. Подкупишь и меня — некому будетъ смяться надъ тобой и тогда ты примется дурить еще больше. Ты такъ давно все только даешь, Тимонъ, что — боюсь — скоро отдашь и самого себя, какъ какое нибудь письменное обязательство. Ну, скажи, къ чему вся эта глупая роскошь, вс эти пиры, праздники?
ТИМ. Послушай, я поклялся не слушать твоихъ нападковъ на мою общительность, и потому — прощай! Приходи, когда настроишься повеселе. (Уходитъ).
АПЕМ. А! ты не хочешь слушать меня — такъ и не услышишь, я замыкаю двери твоего спасенія. О, зачмъ же ухо человка глухо только для совтовъ, а не для лести!

ДЙСТВІЕ II.

СЦЕНА 1.

Аины. Комната въ дом Сенатора.

Входитъ Сенаторъ, съ бумагами, въ рук.

СЕН. Недавно онъ занялъ еще пять тысячъ, Изидору и Варрону онъ долженъ девять тысячь, съ тмъ, что я далъ ему прежде, это составитъ двадцать пять тысячь.— Бшеная расточительность его ростетъ безпрестанно. Долго это не можетъ продолжаться, не продолжится. Нтъ денегъ — украдь у перваго нищаго собаку, подари ее Тимону, и собака вычеканитъ теб золото. Вздумалось продать лошадь и купить двадцать другихъ, гораздо лучшихъ — подари ее Тимону: не проси ничего, подари просто, и она тотчасъ же ожеребится теб отличнйшими конями, на цлую конюшню. У воротъ его стоитъ не привратникъ, а человкъ вчно улыбающійся, приглашающій всхъ проходящихъ {Привратника знатныхъ и богатыхъ всегда представляли суровымъ и сердитымъ.}. Нтъ, долго это не можетъ продолжаться, полагаться на его благосостояніе просто безуміе.— Кафисъ! эй, Кафисъ! не слышишь, что ли?

Входитъ Кафисъ.

КАФ. Что прикажешь?
СЕН. Накинь плащъ и бги скорй къ Тимону, требуй отъ него всей, занятой у меня суммы. Легкимъ отказомъ ты не удовлетворяйся, не отставай и въ томъ случа, когда скажетъ: ‘кланяйся твоему господину’ — и правая рука его заиграетъ шапкой, вотъ такъ. Скажи ему, что меня самого тснятъ,— что и я, въ свою очередь, долженъ платить,— что срокъ платежа прошолъ давно,— что излишней доврчивостью я повредилъ даже собственному кредиту,— что я люблю и уважаю его, но что не сломить же мн шею изъ того, чтобъ помочь его мизинцу,— что нужды мои не терпятъ никакой отсрочки,— что словами мн не поможешь,— что мн необходимы деньги, и тотчасъ же. Ступай! будь какъ можно настойчиве, придай лицу своему самое требовательное выраженіе, потому что, возвратись каждое перо въ крыло свое — я, право боюсь, что благородный Тимонъ, сіяющій теперь какъ Фениксъ, обратится тотчасъ же въ голую чайку. Ступай же!
КАФ. Бгу.
СЕН. Бгу!— возьми прежде обязательства, да замть сроки ихъ.
КАФ. Слушаю.
СЕН. Ступай.

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Комната въ дом Тимона.

Входить Флавій, со множествомъ счетовъ въ рукахъ.

ФЛАВ. Ничто не тревожитъ и не останавливаетъ его. До того беззаботенъ, что и знать не хочетъ: есть ли какая возможность продолжать этотъ образъ жизни, не пора ли пріостановить бшеный потокъ расточительности. Соритъ безъ счета, и не подумаетъ, откудажь, наконецъ, брать. До такого безумія доброта, наврное, никогда не доводила еще человка {Въ прежнихъ изданіяхъ: …nor resumes no care of what is to continue: Never mind was to be so unwise… По экземпляру Колльера…. по reserve, no care of what is to continue: Never mind was surely so unwise…}. Что тутъ длать? Онъ не послушается, пока не почувствуетъ, но все таки — воротится съ охоты, я скажу ему, скажу все: на прямки!— Охъ, дурно, дурно!

Входятъ: Кафисъ, Слуга Изидора и Слуга Варрона.

КАФ. Здравствуй, Варронъ {Служители называютъ въ этой сцен другъ друга именами господъ своихъ, что случается нердко и въ настоящее время, даже у насъ.}. Ты врно за деньгами?
СЛ. ВАР. Да и ты, кажется, за тмъ же.
КАФ. Кажется. А ты, Издоръ?
СЛ. ИЗ. За деньгами же.
КАФ. Хорошо, еслибъ всмъ намъ заплатили.
CЛ. ВАР. Сомнительно.
КАФ. Вотъ и самъ Тимонъ.

Входятъ: Тимонъ, Алкивіадъ и другіе вельможи.

ТИМ. Пообдаемъ, любезный Алкивіадъ, и опять на коней. Вы ко мн? что вамъ надо?
КАФ. Я съ заемными письмами —
ТИМ. Съ заемными письмами?— ты откуда?
КАФ. Изъ Аинъ.
ТИМ. Ступай къ моему управителю.
КАФ. Да онъ, вотъ ужъ цлый мсяцъ, кормитъ меня все завтраками. Тяжкая необходимость заставляетъ моего господина требовать немедленной уплаты, онъ покорнйше проситъ тебя и въ этомъ случа не измнить благородству твоей души и удовлетворить его какъ слдуетъ.
ТИМ. Завтра, любезный, завтра утромъ.
КАФ. Но онъ —
ТИМ. Я сказалъ теб: завтра.
СЛ. ВАР. Благородный Тимонъ, я служитель Варрона —
СЛ. ИЗ. А я отъ Изидора, онъ покорнйше проситъ уплатить ему немедленно —
КАФ. Еслибъ ты зналъ крайность моего господина —
СЛ. ВАР. Вотъ ужь шесть недль, или и боле, какъ срокъ платежа миновалъ —
СЛ. ИЗ. Твой управитель все отказываетъ, и мой господинъ приказалъ обратиться прямо къ теб —
ТИМ. Постойте, вы совсмъ оглушили меня.— (Гостямъ). Друзья, прошу, войдите! я сейчасъ явлюсь къ вамъ. (Алкивіадъ и другіе уходятъ).— Поди сюда, Флавій, что это значитъ, что меня осаждаютъ громкими требованіями уплаты, и по обязательствамъ — къ стыду моему — давно уже просроченнымъ?
ФЛАВ. (Служителямъ). Прошу васъ, поймите, что теперь не время, подождите хоть до окончанія обда. Дайте мн объяснить его милости, почему вамъ не заплачено еще.
ТИМ. Да, подождите, друзья мои.— Угости ихъ хорошенько. (Уходитъ).
ФЛАВ. Прошу, за мной. (Уходятъ).

Входятъ: Апемантусъ и Шутъ.

КАФ. Постойте! вотъ шутъ, и съ Апемантусомъ — позабавимся.
СЛ. ВАР. Ну его къ чорту! онъ обругаетъ еще.
СЛ. ИЗ. Чтобъ очумть ему, собак!
СЛ. ВАР. Ну что, дуракъ?
АПЕМ. Ужъ не съ своей ли тнью разговариваешь ты?
СЛ. ВАР. Я не съ тобой говорю.
АПЕМ. Разумется не со мной, а съ собой.— (Шуту). Идемъ.
СЛ. ИЗ. (Служителю Варрона). Вотъ, дуракъ-то и повисъ у тебя на вороту.
АПЕМ. Врешь, не повисъ, вдь ты не на немъ еще.
КАФ. Ктожъ теперь дуракъ?
АПЕМ. Кто это спрашиваетъ. Жалкіе бездльники, рабы ростовщиковъ, сводники нужды съ золотомъ!
СЛУЖИТЕЛИ. Кто? мы?
АПЕМ. Ослы.
СЛУЖИТЕЛИ. Почему же?
АПЕМ. Да потому что спрашиваете меня кто вы, потому что не знаете самихъ себя. Говори ты съ ними, дуракъ.
ШУТЪ. Какъ поживаете, господа?
СЛУЖИТЕЛИ. Спасибо, добрый дуракъ.— Что госпожа твоя?
ШУТЪ. Кипятитъ воду на ошпарку циплятъ, вамъ подобныхъ. А намъ, право, было бы пріятне встртить васъ въ Корин {Такъ назывались въ Англіи, въ то время, дома разврата.}.
АПЕМ. Хорошо! Спасибо теб.

Входитъ Пажъ.

ШУТЪ. Вотъ и пажъ госпожи моей спшитъ сюда.
ПАЖЪ. (Шуту). Что это, дядя, какъ попалъ ты въ такое мудрое общество?— Какъ поживаешь, Апемантусъ?
АПЕМ. Какъ жалко, что у меня нтъ во рту розги, чтобъ дать теб отвтъ вполн поучительный.
ПАЖЪ. Ты вотъ лучше прочти мн надписи этихъ писемъ, чтобъ я зналъ которое къ кому.
АПЕМ. Разв ты не умешь читать?
ПАЖЪ. Не умю.
АПЕМ. Не много же погибнетъ учености, когда тебя повсятъ. Это къ Тимону, а это къ Алкивіаду.— Пошолъ, ты родился незаконнорожденнымъ и умрешь сводникомъ.
ПАЖЪ. Ты родился собакой и окалешь собачьей смертью. Да не отвчай — я ушолъ ужъ. (Убгаетъ).
АПЕМ. Такъ бжишь ты и всего добраго!— Пойдемъ, дуракъ, къ Тимону.
ШУТЪ. Ты оставишь меня тамъ?
АПЕМ. Если Тимонъ останется дома. А вы — вы служите ростовщикамъ.
СЛУЖИТЕЛИ. Да, хоть бы и хотлось, чтобъ они служили намъ.
АПЕМ. Мн и самому хотлось бы этого, хотлось бы, чтобъ они служили вамъ, какъ палачь — вору.
ШУТЪ. Такъ вы слуги ростовщиковъ?
СЛУЖИТЕЛИ. Да, дуракъ.
ШУТЪ. Стало-быть и не сыскать ростовщика, у котораго не было бы дурака въ услугахъ? Вотъ и моя госпожа тоже ростовщица, а я дуракъ ея. Но когда случится надобность въ вашихъ господахъ — къ нимъ приходятъ, обыкновенно, печальные, а уходятъ веселые, къ моей же госпож приходятъ веселые, а уходятъ печальные. Какая бы этому причина?
СЛ. ВАР. Я знаю какая.
АПЕМ. Такъ говори, чтобъ мы видли, что ты не только бездльникъ, но и блудникъ. Впрочемъ, это нисколько не измнитъ нашего мннія о теб.
СЛ. ВАР. А скажи-ка, дуракъ, что такое блудникъ-то?
ШУТЪ. Дуракъ въ хорошемъ плать, отчасти похожій и на тебя. Это духъ, который является иногда вельможей, иногда законникомъ, иногда философомъ съ двумя камешками, кром камня мудрости. Часто принимаетъ онъ и видъ воина, и вообще вс виды человка отъ восьмидесяти до тринадцати лтъ.
СЛ. ВАР. Ты не совсмъ глупъ.
ШУТЪ. А ты не совсмъ мудръ, ты такъ же уменъ, какъ я глупъ.
АПЕМ. Да такъ отвтить хоть бы и самому Апемантусу.
СЛУЖИТЕЛИ. Оставимъ ихъ. Тимонъ идетъ сюда.

Входитъ: Тимонъ и Флавій.

АПЕМ. Идемъ, дуракъ! идемъ!
ШУТЪ. Я не всегда хожу за любовникомъ, за старшимъ братомъ, за женщиной, иногда я хожу и за философомъ. (Уходитъ съ Апемантусомъ).
ФЛАВ. (Служителямъ). Оставьте насъ, я сейчасъ приду къ вамъ. (Служители уходятъ).
ТИМ. Ты изумилъ меня. Отчегожъ ты прежде не открылъ мн моего настоящаго положенія? Я соразмрилъ бы расходы средствамъ.
ФЛАВ. Сколько разъ ни заговаривалъ я о немъ, ты никогда не хотлъ выслушать меня.
ТИМ. Можетъ, одинъ какой нибудь разъ, ты выбралъ мгновеніе, когда я былъ въ дурномъ расположеніи, и теперь думаешь оправдаться этимъ?
ФЛАВ. О, нтъ! много разъ приходилъ я къ теб со счетами, просилъ просмотрть, но ты всегда бросалъ ихъ, говоря, что моя честность врне всякаго счета. Когда, за какой нибудь ничтожный подарокъ, ты приказывалъ мн отдарить по твоему, я качалъ головою, плакалъ — мало этого: просилъ, забывая приличіе, быть побережливе. Сколько вытерплъ я отъ тебя выговоровъ — часто довольно жесткихъ — за напоминовеніе объ отлив твоего богатства и страшномъ прилив долговъ! Теперь, мой добрый господинъ, хоть ты и готовъ выслушать меня — поздно ужъ, теперь и всмъ что имешь не уплатить и половины того, что долженъ.
ТИМ. Продай вс мои земли.
ФЛАВ. Да он вс заложены, а нкоторыя просрочены и совсмъ отошли ужъ. Того, что осталось, едва ли хватитъ и на уплату долговъ уже взыскиваемыхъ, а сколько ихъ еще впереди! Чмъ же, между тмъ, существовать намъ и чмъ же, наконецъ, заплатить ихъ?
ТИМ. Но земли мои простирались до Лакедемона?
ФЛАВ. О, добрый господинъ мой, вдь и вселенная одно только слово, владй ты ею, да и отдай въ одно мгновенье, и она исчезнетъ какъ разъ.
ТИМ. Правда.
ФЛАВ. Если ты подозрваешь, что я хозяйничалъ дурно, или даже нечестно — выбери самыхъ строгихъ счетчиковъ, и пусть ихъ считаютъ и повряютъ меня.— Боги свидтели, когда вс наши столовыя и кухни кишали жадными объдалами,— когда подвалы наши плакали потоками вина, проливаемаго пьяными,— когда вс комнаты горли свчами, гремли музыкой — я уходилъ въ уединенный чуланъ мой и заливался слезами.
ТИМ. Довольно, прошу тебя!
ФЛАВ. О, боги! говорилъ я, какъ же добръ господинъ мой! Сколько лишняго поглощено въ одну эту ночь рабами и всякой сволочью! И ктожъ не слуга Тимона? чье сердце, чья голова, чей мочь, чьи силы, средства не посвящаются Тимону — великому, благородному, доблестному, царственному Тимону? И чтожъ? исчезнутъ средства, которыми покупаютъ похвалы эти — исчезнетъ и дыханіе изъ котораго он составляются. Пріобретены пирами — постомъ утрачены. Одно зимнее дуновеніе, и вс эти мухи спятъ сномъ смерти!
ТИМ. Полно же, кончи наставленія. Моя расточительность была, покрайней мр, чужда всего порочнаго: я раздавалъ безразсудно, но не безчестно.— Не плачь. Неужели ты не увренъ въ друзьяхъ моихъ? Успокойся! захоти я только открыть сосуды любви моей, испытать содержаніе сердецъ ихъ займами — и мн, поврь, можно будетъ располагать и людьми и достояніемъ людей также свободно, также легко, какъ заставить тебя сказать что нибудь.
ФЛАВ. О, еслибъ твоя увренность оправдалась самымъ дломъ!
ТИМ. Отчасти я радъ даже, что дошолъ до такой крайности, радъ, потому что она даетъ мн случай испытать друзей моихъ. Ты увидишь какъ ты ошибается: я богатъ друзьями.— Эй, Фламиній! Сервилій!

Входятъ: Фламиній, Сервилій и другіе служители.

СЛУЖИТЕЛИ. Что прикажешь?
ТИМ. Мн надобно послать васъ.— Ты ступай къ Люцію, ты къ Лукуллу — я нынче же охотился съ нимъ, а ты — къ Семпронію. Кланяйтесь имъ и скажите, что я такъ счастливъ, что могу, наконецъ, доставить имъ случай одолжить меня,— что мн нужны пятьдесятъ талантовъ.
ФЛАМ. Слушаемъ.
ФЛАВ. (Про себя). Къ Люцію? къ Лукуллу?— Гмъ!
ТИМ. Ты сходишь къ сенаторамъ — я столько сдлалъ для государства, что и отъ нихъ вправ ожидать помощи,— и попросишь ихъ прислать мн сейчасъ же тысячу талантовъ.
ФЛАВ. Добрый господинъ мой, я былъ такъ смлъ — потому что ничего не могъ придумать лучше,— что ходилъ уже къ нимъ отъ твоего имени и съ твоей печатью, но они покачали только головами, и я возвратился нисколько не богач.
ТИМ. Не можетъ быть!
ФЛАВ. Вс они заговорили въ одинъ голосъ: что сами въ нужд, что кошельки ихъ пусты, что не могутъ, какъ ни хочется, — что имъ досадно,— что ты вполн заслуживаешь,— что не смотря на то,— что они не знаютъ,— что тутъ что-то не такъ,— что и благороднйшій человкъ спотыкается,— что они желали бы, чтобы все уладилось,— что это жалость, и за тмъ, перешли къ другимъ, по ихъ мннію, боле важнымъ предметамъ. Этими отрывистыми фразами, сердитыми, полными презрнія взглядами и какимъ-то особеннымъ, холоднымъ, едва замтнымъ киваньемъ, они оледнили языкъ мой.
ТИМ. Да заплатятъ же имъ за это боги! Но ты все таки не унывай, добрый Флавій. Неблагодарность обычная болзнь стариковъ, кровь ихъ сслась, застыла, едва движется: они жестокосерды отъ недостатка благотворной теплоты. На возвратномъ пути къ земл человкъ длается какъ-то суш и безчувственнй.— (Одному изъ служителей). Ступай къ Вентидію — (Флавію). Прошу, не печалься, ты добръ и честенъ: поврь, я ни въ чемъ не виню тебя.— (Служителю). Вентидій схоронилъ недавно отца и разбогатлъ. Когда онъ былъ бденъ, въ тюрьм и безъ друзей — я освободилъ его пятью талантами, кланяйся ему отъ меня и скажи, что другу его случилась крайняя надобность и что потому онъ проситъ возвратить ему эти пять талантовъ. (Флавію). Получишь ихъ, уплати кому нужне. Не говори и не думай, чтобъ когда нибудь, при столькихъ друзьяхъ, счастье измнило Тимону. (Уходитъ).
ФЛАВ. Желалъ бы никогда не думать этого! Мысль эта врагъ щедрости, воображающей, что вс такъ же тароваты, какъ она.

ДЙСТВІЕ III.

СЦЕНА 1.

Аины. Комната въ дом Лукулла.

Фламиній ждетъ. Входитъ Служитель.

СЛУЖ. Я докладывалъ господину: онъ сейчасъ выйдетъ къ теб.
ФЛАМ. Спасибо.

Входитъ Лукуллъ.

СЛУЖ. Вотъ и онъ.
ЛУК. (Про себя). Отъ Тимона? Врно съ подаркомъ, не даромъ снились мн всю ночь серебряные тазы да кувшины.— (Громко). Фламиній! очень радъ видть тебя, честный Фламиній.— (Служителю). Принеси вина.— Ну, а благороднйшій, совершеннйшій, великодушнйшій изъ всхъ воинскихъ гражданъ, добрйшій господинъ твой и повелитель — здоровъ?
ФЛАМ. Здоровъ.
ЛУК. Очень, очень радъ.— Что это у тебя подъ плащемъ, любезный Фламиній?
ФЛАМ. Пустой ларецъ, который необходимо наполнить для моего господина. Ему крайняя нужда въ пятидесяти талантахъ, и онъ послалъ меня къ теб, въ твердой увренности, что ты не откажешь.
ЛУК. Вотъ какъ! Въ твердой увренности, говоришь ты? Добрйшій человкъ, благороднйшій изъ смертныхъ — но зачмъ же жить такъ роскошно! Какъ часто, обдая у него, возставалъ я противъ этого, сколько разъ заходилъ ужинать только для того, чтобъ убдить его хоть нсколько поумрить страшную расточительность. Ни мои совты, ни посщенія не предостерегли его однакожъ. Чтожъ длать — у всякаго есть какой нибудь недостатокъ, у него — чрезмрная щедрость. Я говорилъ ему, но онъ и слушать не хотлъ.

Служитель возвращается съ виномъ.

СЛУЖ. Вотъ вино.
ЛУК. Фламиній, я всегда почиталъ тебя умнымъ человкомъ,— твое здоровье.
ФЛАМ. Я не знаю, чмъ я заслужилъ такую честь —
ЛУК. Я всегда видлъ въ теб человка смтливаго, смышленаго — я отдаю теб только должную справедливость,— человка, понимающаго вещи какъ должно, человка, который съуметъ воспользоваться всякимъ благопріятнымъ случаемъ. Все это твои прекрасныя качества.— (Служителю). Оставь насъ. (Служитель уходитъ).— Подойди ко мн поближе, честный Фламиній! Твой господинъ добрый человкъ, но ты — умный, ты, хоть и пришолъ ко мн, но вдь ты знаешь, что теперь не время давать въ займы, и еще изъ одной дружбы, безъ всякаго обезпеченія. Вотъ теб три золотые: прищурь глаза и скажи, что не засталъ меня дома. Прощай!
ФЛАМ. Возможно ли, чтобы свтъ могъ такъ страшно измниться въ такое короткое время?— (Бросая деньги). Назадъ, назадъ, золотая гнусность, къ тому кто боготворитъ тебя!
ЛУК. Какъ? Теперь я вижу — ты такой же дуракъ, какъ и господинъ твой. (Уходитъ).
ФЛАМ. Пусть это золото будетъ придаткомъ къ тому, въ которомъ кипятиться теб! Ты не другъ, а болзнь друга! Неужели у дружбы такое слабое, такое молочное сердце, что портится мене, чмъ въ дв ночи?— О, боги! чувствую какъ это огорчитъ моего господина.— Даже яствы благороднаго не переварились еще въ подлец,— и они послужатъ ему на пользу, пойдутъ на питаніе, когда весь онъ обратился въ ядъ? О, нтъ! да не принесутъ он ему ничего кром болзней, и когда онъ разхворается на смерть, да не излечитъ его часть жизненныхъ силъ, пріобретенная на счетъ моего господина, а да продлитъ только страданія!

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Площадь.

Входитъ Люцій съ тремя Чужестранцами.

ЛЮЦ. Кто? Тимонъ?— Онъ другъ мой и благороднйшій изъ смертныхъ.
1 чуж. Знаю, хоть и незнакомъ съ нимъ. Говорятъ, однакожъ, что счастливыя времена его миновались,— что денежныя обстоятельства его крайне плохи.
ЛЮЦ. Э, не врьте этому, онъ не можетъ нуждаться въ деньгахъ.
2 чуж. Да вотъ, не такъ давно одинъ изъ служителей его приходилъ къ Лукуллу занимать, не знаю, сколько-то талантовъ, просилъ убдительно, представлялъ крайнюю необходимость, и — получилъ отказъ.
ЛЮЦ. Отказъ?
2 чуж. Да, отказъ.
ЛЮЦ. Удивительно! Клянусь богами, мн стыдно за Лукулла. Отказать такому благородному человку — да просто безчестно! Что до меня — конечно нельзя сказать, чтобъ онъ и мн не доказывалъ нкотораго расположенія деньгами, сосудами, брилліантами и другими подобными бездлками, но все это вздоръ въ сравненіи съ тмъ, что передарилъ Лукуллу,— не смотря, однакожъ, на это, пришли онъ ко мн — я никогда не отказалъ бы ему.

Входитъ Сервилій.

СЕРВ. Наконецъ! ну, употлъ же я отъискивая его.— Благородный Люцій —
ЛЮЦ. А, Сервилій, какая пріятная встрча!— Однакожъ, прощай, любезный, кланяйся твоему почтенному, высоко-уважаемому господину, моему любезнйшему другу.
СЕРВ. Позволь, благородный Люцій, мой господинъ посылаетъ —
ЛЮЦ. Посылаетъ?— Онъ слишкомъ ужъ обязателенъ, вчные присылы. Я, право, не знаю какъ отблагодарить его. Чтожъ прислалъ онъ теперь?
СЕРВ. Только просьбу одолжить пятьдесятъ талантовъ, они крайне ему нужны.
ЛЮЦ. Понимаю: онъ хочетъ подшутить надо мной, онъ не понуждается и въ пятидесяти пяти стахъ талантовъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: to supply his instant use with so many talents… He cannot want fifty-five hundred talents. По экземпляру Колльера: to supply his instant use witli 500 talents… He cannot want 500 talents… Эта поправка противорчитъ слдующей за тмъ рчи Сервилія, и потому я не ршился принять ее.}.
СЕРВ. Но теперь ему нужно гораздо мене. Еслибъ не крайность, я не просилъ бы такъ убдительно.
ЛЮЦ. Такъ ты говоришь это не шутя, Сервилій?
СЕРВ. Нисколько, клянусь честью!
ЛЮЦ. Какоежь я животное! вдь надобно же было обезденежить себя именно къ тому самому времени, когда представляется превосходнйшій случай доказать мое благородство! Надобно же случиться такому несчастію, что я — не дальше какъ вчера — погнался за вздоромъ и тмъ самымъ лишилъ себя величайшаго счастія! Клянусь богами, Сервилій, я не могу помочь ему. И что еще ужасне: я самъ сію минуту собирался прибгнуть къ Тимону — вотъ эти господа могутъ засвидтельствовать, но теперь — да ни за вс богатства Аинъ не захотлъ бы я, чтобъ эта глупость была ужъ сдлана. Кланяйся отъ меня твоему благороднйшему господину, надюсь, онъ не разсердится на меня за то, что не могу услужить ему. Скажи, что невозможность помочь такому достойному человку, для меня величайшее изъ несчастій. Сдлай одолженіе, любезный Сервилій, передай ему все это, и именно тми же самыми словами.
СЕРВ. Слушаю.
ЛЮЦ. Я непремнно найду случай доказать теб мою благодарность. (Сервилій уходитъ).— Ваша правда: плохи дла Тимона, кто хоть разъ получилъ отказъ — тому трудненько поправиться! (Уходитъ).
1 чуж. Что, Хостилій, каково?
2 чуж. Превосходно.
1 чуж. Таковъ ужъ свтъ, таковы и вс льстецы. Посл этого, ктожъ осмлится назвать другомъ и человка, который стъ съ одной съ тобою тарелки? Тимонъ, я знаю это врно — былъ отцомъ этому негодяю, поддерживалъ кредитъ его своимъ кошелькомъ, всмъ состояніемъ обязанъ онъ Тимону: даже своей прислуг платилъ его же деньгами. Никогда не пьетъ онъ безъ того, чтобъ губы его не касались серебра Тимона. И теперь — есть ли что нибудь чудовищне человка неблагодарнаго — теперь, онъ отказываетъ ему въ томъ, что, по его состоянію, не больше милостыни, которую благотворительный человкъ подаетъ нищему.
3 чуж. Возмутительно!
1 чуж. Что до меня, я никогда не пользовался ни расположеніемъ, ни щедростью Тимона, никогда не былъ въ числ друзей его, и, не смотря на то, за его благородство, за доброту, за возвышенность чувствъ — обратись онъ ко мн — я отдалъ бы ему лучшую половину моего достоянія, какъ бы подарокъ отъ него же полученный: такъ я люблю и уважаю его. Страшный урокъ не увлекаться добротой сердца тамъ, гд расчетъ царитъ надъ совстью!

СЦЕНА 3.

Сни въ дом Семпронія.

Входятъ: Семпроній и Служитель Тимона.

СЕМП. И какъ будто такая ужъ необходимость безпокоить меня, и еще предпочтительно передъ прочими? Онъ могъ бы послать къ Люцію, къ Лукуллу, да и Вентидій, котораго онъ освободилъ изъ тюрьмы, разбогатлъ теперь. Вс они обязаны ему своимъ благосостояніемъ.
СЛУЖ. Благородный Семпроній, вс они испытаны ужъ, и оказались гадчайшимъ металломъ: они отказали.
СЕМП. Отказали? и Вентидій и Лукуллъ отказали? и онъ затмъ ужъ посылаетъ ко мн? Посл трехъ?— гмъ!— не многожь любви и смысла обнаруживаетъ онъ этимъ. Я, стало быть, послднее его прибжище? Его друзья, какъ врачи, отказались отъ него троекратно, такъ вотъ я и бери на себя леченіе его? Онъ жестоко оскорбилъ меня этимъ, я не могу не сердиться на него за такое унизительное пренебреженіе. Какъ же не прислать ко мн первому? Меня перваго осыпалъ онъ всегда дарами, и могъ подумать, что я послдній изъ всхъ его помощниковъ? Да посл этого всякой осметъ меня, назоветъ глупцомъ. Пришли онъ ко мн первому — я не пожаллъ бы и трижды большей суммы: такъ велика была моя готовность служить ему. Но теперь — ступай и къ холоднымъ отказамъ другихъ прибавь отъ меня: что тому, кто оскорбляетъ мою честь, никогда не видать моего золота. (Уходитъ).
СЛУЖ. Прекрасно! Сколько благородства, а все-таки бездльникъ! Ухищряя такъ людей, дьяволъ самъ не знаетъ, что длаетъ, онъ дйствуетъ ршительно противъ самого себя, потому что, подъ конецъ, они непремнно проведутъ и его — выдутъ чистехоньки. Съ какимъ достоинствомъ выказываетъ себя этотъ господинъ негодяемъ! гнусность свою онъ прикрываетъ личиной добродтели, какъ люди, которые, подъ видомъ пламенной ревности, воспламеняютъ цлыя государства. Такова и его лукавая любовь. Онъ былъ лучшей надеждой моего господина, которому, кром боговъ, теперь не на кого боле надяться. Вс друзья его перемерли, двери, столько лтъ незнавшія затвора, должны теперь замкнуться на защиту господина ихъ, и все это плоды щедрости! Не умлъ сберечь достоянія — сиди дома!

СЦЕНА 4.

Сни въ домъ Тимона.

Титъ, Гортензій и другіе служители заимодавцевъ Тимона дожидаются выхода ею. Входятъ два служителя Варрона и служитель Люція.

СЛ. В. Скажите, какая встрча. Здравствуй, Титъ! здравствуй, Гортензій!
ТИТЪ. Здравствуй, любезный Варронъ.
ГОРТ. Ты зачмъ, добрый Люцій?
СЛ. Л. Я думаю, за тмъ же, зачмъ и вс вы. За деньгами.
ТИТЪ. Да, и я, и они за тмъ же.

Входитъ Филотасъ.

СЛ. Л. И Филотасъ!
ФИЛ. Здравствуйте, господа.
СЛ. Л. Здравствуй, почтеннйшій. Какъ ты думаешь, который теперь часъ?
ФИЛ. Часъ девятый.
СЛ. Л. Въ самомъ дл?
ФИЛ. Неужели благородный Тимонъ не выходилъ еще?
СЛ. Л. Нтъ еще.
ФИЛ. Странно! Обыкновенно онъ сіялъ уже въ седьмомъ.
СЛ. Л. Должно быть дни-то его поукоротились. Вдь теченіе расточителя подобно солнечному, съ тою только разницей, что никогда не возобновляется. Боюсь, что въ кошельк Тимона жесточайшая зима, что, какъ ни запускай въ него руку — все таки не найдешь ничего.
ФИЛ. Я то же думаю.
ТИТЪ. Замтьте, однакожъ, какая странность. Твой господинъ прислалъ тебя за деньгами?
ГОРТ. Да.
ТИТЪ. А самъ и теперь носитъ брилліанты подаренные ему Тимономъ, брилліанты, за которые я жду денегъ.
ГОРТ. Я здсь не по собственной вол.
СЛ. Л. Дйствительно странно. Такимъ образомъ Тимону приходится платить боле, чмъ долженъ, вдь это почти тоже, что платить твоему господину за то, что онъ носитъ дорогіе камни.
ГОРТ. Боги свидтели, какъ мн противно мое порученіе. Я знаю, что мой господинъ обогатился отъ Тимона, что его неблагодарность хуже воровства.
1 СЛ. В. Да, мое въ три тысячи кронъ. Твое во сколько?
СЛ. Л. Въ пять.
1 СЛ. В. Порядочно. Судя по суммамъ, мой господинъ былъ, однакожъ, не такъ съ нимъ коротокъ, какъ твой, иначе и его обязательство было бы не меньше.

Входитъ Фламиній.

ТИТЪ. Вотъ одинъ изъ служителей Тимона.
СЛ. Л. Скажи, Фламиній, скоро твой господинъ выдетъ?
ФЛАМ. Нтъ.
ТИТЪ. Доложи пожалуста, что мы ждемъ его.
ФЛАМ. Не зачмъ, онъ и безъ того знаетъ какъ вы ревностны. (Уходитъ).

Входитъ Флавій, завернувшись въ плащъ.

СЛ. Л. Посмотрите, вдь это, кажется, его управитель такъ закутался. Онъ умчится, какъ туча — остановимъ его.
ТИТЪ. Почтеннйшій —
1 СЛ. В. Позволь —
ФЛАВ. Что вамъ, друзья?
ТИТЪ. Мы ждемъ денегъ —
ФЛАВ. Да, еслибъ и деньги были такъ же врны, какъ ваше жданье — вы не ждали бы понапрасну. Чтожъ не являлись вы съ вашими обязательствами и требованіями въ то время, когда ваши гнусные господа объдали моего господина? Тогда они льстили ему, шутили его долгами и преспокойно спускали проценты въ свои ненасытные желудки. Вы напрасно остановили меня, поврьте, и я, и господинъ мой покончили уже все: мн нечмъ платить, а ему нечего расточать.
СЛ. Л. Но такой отвтъ не можетъ служить —
ФЛАВ. А не можетъ, такъ это отъ того, что не такъ подлъ, какъ вы, потому что вы служите бездльникамъ. (Уходитъ).
1 СЛ. В. Что ворчитъ еще тамъ отставной управитель?
2 СЛ. В. Пусть его ворчитъ, онъ достаточно наказанъ бдностью. Никто не говоритъ такъ дерзко, какъ тотъ у кого нтъ крова, такой готовъ ругаться и надъ дворцами.

Входитъ Сервилій.

ТИТЪ. Вотъ Сервилій, наконецъ, добьемся же мы толку.
СЕРВ. Господа, прошу васъ пожаловать въ другое время. Вы премного обязали бы меня этимъ, потому что, клянусь богами, мой господинъ очень разстроенъ. Обыкновенная веселость оставила его совершенно, онъ боленъ, сидитъ въ своей комнат.
СЛ. Л. Да вдь и здоровые сидятъ въ своей комнат. А потомъ, захворалъ въ самомъ дл сильно — тмъ нужне поспшить уплатой долговъ, расчистить себ дорогу къ богамъ.
СЕРВ. О, всемогущіе боги!
ТИТЪ. Мы не можемъ удовольствоваться этимъ —
ФЛАМ. (За сценой). Сервилій, помоги!— Добрый, любезный господинъ мой!

Входитъ Тимонъ въ бшенств, за нимъ Фламиній.

ТИМ. Какъ, и двери моего дома не даютъ мн прохода? Я всегда былъ свободенъ, и мой домъ длается врагомъ моей воли, тюрьмой моей? Неужели и мсто, посвященное мною пирамъ, окажется такъ же жестокосердымъ, какъ и все человчество?
СЛ. Л. Начинай, Титъ.
ТИТЪ. Благородный Тимонъ, вотъ обязательство —
СЛ. Л. Вотъ мое —
ГОРТ. И мое —
СЛУЖИТЕЛИ ВАРРОНА. И наши —
ФИЛ. Вотъ и мое —
ТИМ. Вяжите меня вашими обязательствами! разрывайте на части {Тутъ непереводимая игра значеніями слова bill — обязательство и топоръ, скира. Тимонъ, принимая это слово въ послднемъ значеніи, говоритъ: Рубите меня ими! разскайте до пояса!}.
СЛ. Л. Благородный Тимонъ —
ТИМ. Рвите мое сердце на суммы!
ТИТЪ. Мн слдуетъ пятьдесятъ талантовъ —
ТИМ. Возьми ихъ моей кровью!
СЛ. Л. А мн пять тысячь кронъ —
ТИМ. Заплачу ихъ пятью тысячами капель! Вамъ сколько?
1 СЛ. В. Благородный Тимонъ —
2 СЛ. В. Доблестный Тимонъ —
ТИМ. Берите, рвите меня, и да покараютъ васъ боги! (Уходитъ).
ГОРТ. Теперь вижу, что господа наши могутъ швырнуть и шапки вслдъ за своими деньгами. Долги эти ршительно заслуживаютъ названія отчаянныхъ, потому что должникъ-то, не шутя, рехнулся. (Уходятъ).

Тимонъ возвращается съ Флавіемъ.

ТИМ. Бездльники вывели меня изъ себя. Заимодавцы?— демоны!
ФЛАВ. Любезный господинъ —
ТИМ. Что если —
ФЛАВ. Добрый господинъ мой
ТИМ. Да, такъ.— Флавій!
ФЛАВ. Что прикажешь?
ТИМ. А, ты здсь. Ступай, пригласи всхъ друзей моихъ: Люція, Лукулла, Семпронія — всхъ! Угощу еще разъ бездльниковъ!
ФЛАВ. Любезный господинъ, ты такъ разстроенъ, ты забылъ, что у тебя едва ли осталось и на простой, будничный обдъ.
ТИМ. Не безпокойся. Ступай, я приказываю теб: пригласи всхъ, впусти еще разъ приливъ подлецовъ. Объ угощеніи я похлопочу самъ вмст съ моимъ поваромъ.

СЦЕНА 5.

Сенатъ.

Сенаторы въ полномъ засданіи. Входитъ Алкивіадъ со свитой

1 сен. Имете и мой голосъ, преступленіе кроваво и потому — смерть ему! Ничто не ободряетъ такъ порока, какъ излишняя снисходительность.
2 сен. Совершенно справедливо, и законъ казнитъ его.
АЛК. Счастія, славы и милосердія сенату!
4 сен. Чего хочетъ отъ насъ, доблестный полководецъ?
АЛК. Я являюсь смиреннымъ просителемъ вашихъ добродтелей, потому что милосердіе — добродтель закона, потому что только тираны длаютъ его жестокимъ. Судьба, злой случай налегли страшнымъ гнетомъ на одного изъ друзей моихъ: въ пылу горячности, такъ гибельной для неосторожнаго, онъ нарушилъ законъ. Обойдя это несчастное обстоятельство, онъ превосходнйшій человкъ, самого даже преступленія своего онъ не запятналъ низкой трусостью — черта, по моему, вполн выкупающая вину его. Когда его честь поранили на смерть, онъ возсталъ противъ врага своего съ благороднымъ негодованіемъ, которое укрощалъ до послдняго мгновенія съ такой твердостью, съ такимъ спокойствіемъ, какъ будто доказывалъ какое нибудь ученое предложеніе {По прежнимъ изданіямъ: Не did behave bis anger, ere ‘t was spcnt, As if he had but prov’d an argument. По экземпляру Колльера: Не did reprove bis anger, ere ‘t was spent, As if he had but mov’d an argument.}.
1 сен. Ты добиваешся невозможнаго: дурнаго никогда не сдлаешь хорошимъ. Изъ всего, сказаннаго тобою, видно, что теб хочется оправдать убійство, поставить высочайшею доблестью самоуправство — эту незаконнорожденную доблесть, явившуюся въ свтъ вмст съ появленіемъ партій и сектъ. Истинно доблестенъ лишь тотъ, кто спокойно переноситъ и самое худшее, что только можно выговорить, кто всякое оскорбленіе принимаетъ за что-то совершенно вншнее, несетъ его на себ равнодушно, какъ одежду, и никогда не допускаетъ до сердца, не даетъ ему отравлять его. Если оскорбленіе зло, вынуждающее убійство — не безуміе ли изъ-за зла рисковать жизнію?
АЛК. Почтенный сенаторъ —
1 сен. Ты не сдлаешь преступленія добродтелью. Истинная доблесть не мщеніе, а терпніе.
АЛК. Извините, если я, съ позволенія вашего, возражу противъ этого, какъ вождь и воинъ. Зачмъ же подвергаются глупые люди опасностямъ сраженій? зачмъ не переносятъ они равнодушно и угрозъ и оскорбленій, не засыпаютъ и не позволяютъ врагу рзать имъ горла безъ всякаго сопротивленія? Если терпніе такъ доблестно, чтожъ длаемъ мы на поляхъ битвъ? Въ такомъ случа, и жены, сидящія дома, несравненно доблестне насъ, и оселъ скоре вождь, чмъ левъ. Если вся мудрость въ терпніи — такъ и преступникъ, закованный въ желза, далеко мудре судіи. О, будьте такъ же милосерды, какъ велики и могущественны! Человку хладнокровному легко обвинять пылкость. Я сознаю, что убійство высочайшее изъ всхъ преступленій, но милосердіе всегда извинитъ вызванное самозащищеніемъ. Предаваться гнву, конечно, грхъ, но гджъ человкъ никогда ему не предававшійся? Вотъ вамъ мрило его преступленія.
2 сен. Вс твои старанія напрасны.
АЛК. Напрасны? и однхъ уже услугъ, оказанныхъ имъ въ Лакедемон и Византіи, достаточно, чтобъ искупить жизнь его.
4 сен. Что хочешь ты сказать этимъ?
АЛК. Что онъ оказалъ много услугъ, уничтожилъ много враговъ вашихъ. Какъ доблестенъ былъ онъ въ послднюю войну, сколько ударовъ нанесла рука его!
2 сен. Да, онъ не скупъ на удары! Онъ страшно невоздерженъ, онъ подверженъ пороку, который часто опьяняетъ его, оковываетъ вс его доблести. Не имй онъ другихъ враговъ, и одного этого было бы ужъ достаточно, чтобъ побдить его {Въ прежнихъ изданіяхъ: If there were no foes, that were enough alone… По экземпляру Колліера: Were there no foes, that were itself enough…}. Извстно, что, въ скотскомъ бшенств, онъ совершалъ ужаснйшія неистовства, возбуждалъ смуты. Мы убждены, что жизнь его гнусна, а пьянство его опасно.
4 сен. И онъ умретъ.
АЛК. О, жестокая судьба! зачмъ не палъ онъ въ битв! Если не ради его доблестей — хотя его десная и могла бы выкупить дни его, даже съ залишкомъ,— такъ ради его и моихъ вмст! Я знаю, старость любитъ обезпеченіе — и честь и вс побды мои отдаю я вамъ въ залогъ того, что онъ исправится. Требуетъ законъ, за это преступленіе, жизни его — пусть лишится ея въ кровавой битв! Вдь война еще безпощадне
4 сен. Мы блюстители закона, и онъ умретъ. Не проси боле, кончи, если не хочешь возстановить насъ и противъ себя. Кто прольетъ кровь другаго, будь онъ братъ или другъ намъ — умретъ, все равно.
АЛК. Нтъ, этого не будетъ! Прошу васъ, узнайте меня!
2 сен. Какъ, узнайте?
АЛК. Вспомните!
3 сен. Мы не понимаемъ тебя.
АЛК. Вы заставляете думать, что, по старости, вы забыли кто я, иначе, вы никогда не унизили бы меня отказомъ въ такой ничтожной просьб. Вы разтравляете вс мои раны.
4 сен. Ты осмливается пренебрегать нашимъ гнвомъ? Краткій на словахъ — онъ безконеченъ на дл. Мы навсегда изгоняемъ тебя.
АЛК. Меня?— Изгоните лучше вашу глупость, изгоните лихоимство, длающее сенатъ такъ гнуснымъ!
4 сен. Если, черезъ два дни, Аины увидятъ еще тебя въ стнахъ своихъ — страшись суда еще боле грознаго. Чтожъ до него, чтобъ онъ не раздражалъ насъ доле, казнь свершится надъ нимъ сейчасъ же. (Уходятъ).
АЛК. О, да продлятъ же боги жизнь вашу до того, что сдлаетесь живыми, отвратительными для всхъ остовами! Я больше, чмъ обезумлъ. Я отбивалъ враговъ ихъ, и тогда какъ они копили золото и отдавали его въ ростъ — я богатлъ только глубокими ранами. И вотъ, награда! вотъ, бальзамъ, которымъ лихоимецъ сенатъ врачуетъ раны полководца своего! Изгнаніе! оно кстати, впрочемъ, я радъ изгнанію: оно даетъ мн, покрайней мр, право разразиться надъ гнусными Аинами всей моей яростью, я воспламеню мое негодующее войско, воспользуюсь любовью его. Борьба съ сильнымъ не безчестна, воины, какъ боги, не должны выносить оскорбленій.

СЦЕНА 6.

Великолпно убранная зала въ дом Тимона.

Музыка. Служители накрываютъ столы. Входятъ въ разныя двери нсколько гостей.

1 гос. Здравствуйте, почтеннйшій!
2 гос. Здравствуйте. А благородный Тимонъ, кажется, хотлъ только испытать насъ.
1 гос. Именно таже мысль занимала и меня, когда я встртился съ вами. Я почти увренъ, что положеніе его не такъ дурно, какъ онъ представилъ, испытывая нкоторыхъ изъ друзей своихъ.
2 гос. Новый пиръ очевидное доказательство этого.
1 гос. Конечно. Дла заставили было меня отказаться отъ приглашенія, но онъ просилъ такъ убдительно, что я долженъ былъ оставить все.
2 гос. И мн мшали дла, но онъ не хотлъ слышать никакихъ отговорокъ. Вы не поврите какъ мн больно, что я не имлъ никакой возможности помочь ему, когда онъ присылалъ ко мн за деньгами.
1 гос. Тоже самое сокрушаетъ и меня, и тмъ боле, что вижу теперь въ чемъ дло.
2 гос. Въ такомъ же положеніи находятся и вс его гости. Сколько просилъ онъ у васъ?
1 гос. Тысячу золотыхъ.
2 гос. Тысячу золотыхъ!
1 гос. А у васъ?
3 гос. У меня — Да вотъ и онъ.

Входить Тимонъ съ Служителями.

ТИМ. Душевно радъ вамъ, господа. Какъ поживаете?
1 гос. Какъ нельзя лучше, какъ только можно, когда убждены что ты счастливъ.
2 гос. И ласточка не встрчаетъ лта такъ радостно, какъ мы тебя.
ТИМ. (Про себя). И не улетаетъ отъ зимы такъ радостно, люди — птицы перелетныя! (Въ слухъ). Господа, мой обдъ не вознаградитъ столь долгаго ожиданія, займите, покамстъ, вашъ слухъ музыкой. Если звуки трубъ не слишкомъ уже грубая для него пища — мы сейчасъ же приступимъ къ этой трапез.
1 гос. Надюсь, любезный Тимонъ, ты не сердится на меня, что я отпустилъ твоего посланнаго съ пустыми руками?
ТИМ. О, не безпокой себя такимъ вздоромъ.
2 гос. Доблестный Тимонъ — (Вноситъ блюда).
ТИМ. Что, любезный другъ мой?
2 гос. Почтенный Тимонъ, мн такъ больно, такъ стыдно, что вчера, когда ты прислалъ ко мн, я былъ жалкимъ нищимъ.
ТИМ. Забудь объ этомъ.
2 гос. Пришли ты только двумя часами раньше —
ТИМ. Не возмущай себя такимъ гадкимъ воспоминаніемъ.— (Служителямъ). Живй! подавайте все!
2 гос. Все закрытыя блюда.
4 гос. Ручаюсь, обдъ будетъ царскій.
3 гос. Нтъ никакого сомннія, тутъ будетъ все, что только могутъ дать деньги и время года.
1 гос. Какъ вы поживаете? что новаго?
3 гос. Вы, я думаю, слышали — Алкивіадъ изгнанъ.
ГОСТИ. Какъ, Алкивіадъ?
3 гос. Да, Алкивіадъ — это врно.
1 гос. Возможно ли!
2 гос. За что же?
ТИМ. Друзья, прошу!
3 гос. Разскажу посл.— Какое великолпіе!
2 гос. Все по прежнему.
3 гос. На долго ли? на долго ли?
2 гос. Покамстъ тянется, впрочемъ, время покажетъ.
3 гос. Понимаю.
ТИМ. За столъ, друзья! за столъ, съ такою же живостью, съ какой бросились бы къ устамъ милой! Угощеніе будетъ на всхъ мстахъ одинаково, это не церемонный обдъ, за которымъ кушанье простываетъ прежде, чмъ ршатъ, которое мсто первое. Садитесь, садитесь!— Начнемъ молитвой: О, великіи благодтели, вспрысните нашу бесду благодарностью! Заставьте превозносить себя за дары ваши, но не лишая себя возможности дарить постоянно, чтобъ не пренебрегли и вашей божественностью. Даруйте каждому человку столько, чтобъ ни одному не пришлось занимать у другаго, потому что, еслибъ и вашей божественности привелось занимать у людей — люди отреклись бы и отъ боговъ. Содлайте пиръ для нихъ любезне того, кто даетъ его! Сойдутся двадцать человкъ — пусть каждый разъ два десятка изъ нихъ будутъ бездльниками! сядутъ за столъ двнадцать женщинъ, пусть дюжина изъ нихъ будетъ — тмъ, что он есть! Въ остальныхъ же врагахъ вашихъ, о, боги — въ аинскихъ сенаторахъ и въ отребіи черни, развейте — о, боги — все что есть въ нихъ порочнаго, на ихъ же пагубу! Чтожъ касается до здсь сидящихъ друзей моихъ — какъ они для меня ничто, такъ и вы ничмъ не благословляйте ихъ, такъ и я угощаю ихъ ничмъ! Открывайте чаши, собаки! лакайте! (Чаши открываютъ — въ нихъ горячая вода).
Нкоторые изъ гостей. Что же это такое?
Другіе изъ гостей. Не знаю.
ТИМ. Да не видать теб никогда пира лучшаго, гнусная стая прихлебателей! паръ, тепленькая водица — вс твои доблести! Это послднее Тимона, тотъ, кто такъ убиралъ и украшалъ васъ лестью, смываетъ ее теперь (Выплескивая воду имъ въ лица), хлещетъ вамъ въ лица вашей парящейся гнусностью! Живите позорно и долго вчно-улыбающіеся, льстивые, презрнные объдалы, вжливые разорители, нжные волки, кроткіе медвди, шуты счастія, друзья застольные, мухи осеннія, рабы низкопоклонные, призраки, куклы часовыя! Да покроютъ васъ, отъ головы до ногъ, страшные струпья безчисленныхъ болзней людей и животныхъ!— Кудажъ ты? погоди, прими прежде лекарство — (Бросаетъ uмъ вслдъ чаши) и ты — и ты — постой, я дамъ теб денегъ, не займу у тебя.— Какъ, все бжитъ?— Съ этого мгновенія да не будетъ пира, на которомъ бездльникъ не былъ бы желаннйшимъ гостемъ! Гори домъ мой! рушьтесь Аины! отнын и человкъ и все человчество ненавистны Тимону! (Уходитъ).

Гости возвращаются съ другими Гостями и Сенаторами.

1 гос. Что такое, господа?
2 гос. Что взбсило такъ Тимона?
3 гос. Вздоръ. Не вида ли ль вы моей шапки?
4 гос. Я потерялъ плащь.
3 гос. Онъ безумецъ, рабъ причудъ своихъ. На дняхъ подарилъ мн брилліантъ, а нынче сшибъ его съ моей шапки. Не видалиль вы моего брилліанта?
4 гос. Не видалиль вы моей шапки?
2 гос. Вотъ она.
4 гос. Вотъ и плащь мой.
1 гос. Такъ идемте же.
2 гос. Онъ ршительно рехнулся.
3 гос. Это чувствуютъ мои кости.
3 гос. Вчера дарилъ брилліантами, а сегодня бросается камнями!

ДЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА 1.

Передъ стнами Аинъ.

Входитъ Тимонъ.

ТИМ. Оглянусь еще на васъ {На Аины.}!— О, стны, объемлющія волковъ, уйдите въ землю, не ограждайте Аинянъ! Жены, забудьте всякое цломудріе! Замри повиновеніе въ дтяхъ! Рабы и шуты, столкните со скамей важныхъ, сморщенныхъ сенаторовъ и правьте вмсто ихъ! Юная, незрлая еще двственность, обратись въ безстыднйшее непотребство, и передъ глазами родителей! Должники, не поддавайтесь, платите ножами — ржьте горла заимодавцамъ! Воруйте невольники! вдь и надменные господа ваши длиннорукіе разбойники, грабительствующіе законами. Раба, на ложе къ господину — твоя госпожа въ дом разврата! Сынъ шестнадцатилтній, вырви костыль изъ рукъ дряхлаго, обезноженнаго отца и разможжи имъ ему голову! Благочестіе, богобоязненность, вра, согласіе, правосудіе, врность, семейственность, мирное спокойствіе ночи, дружелюбіе, образованность, обходительность, торговля, промыслы, обряды, обычаи, постановленія и законы, обратитесь въ свои гибельныя противоположности, и да живутъ одн смуты! Грозныя повтрія, дохните на Аины, созрвшія уже для гибели, страшными, заразительными горячками! Холодная ломота, изколечь сенаторовъ, чтобъ и ногами они хромали, какъ совстью! Сладострастіе и распутство, проникните и въ мозгъ и въ кости юношей, чтобъ, плывя противъ потока добродтели, они утопли наконецъ въ разврат! Вередами и коростой да засется грудь каждаго Аинянина и общая проказа да будетъ единственной жатвой! Дыханіе да заражаетъ дыханіе, чтобъ и сообщество ихъ было также ядовито, какъ дружба ихъ! Кром наготы моей, я ничего не выношу изъ тебя, гнусный городъ, (Сбрасывая съ себя одежду) возьми и это вмст съ тысячами проклятій! Тимонъ бжитъ въ лса, гд и лютйшій зврь будетъ для него человколюбиве человка. Уничтожьте, о, боги — молю услышьте меня — уничтожьте Аинянъ и въ стнахъ и за стнами города! и да ростетъ, вмст съ лтами Тимона, его ненависть ко всему человчеству: и къ знатнымъ и къ низкимъ — безъ всякаго различія! Аминь.

СЦЕНА 2.

Аины. Въ дом Тимона.

Входитъ Флавій съ двумя или тремя Служителями.

1 сл. Флавію). Послушай, Флавій, гд aпe, однакожъ, господинъ нашъ? Неужели мы совсмъ разорились? все кончено — ничего не осталось?
ФЛАВ. Увы, друзья, что сказать мн вамъ? Провосудные боги свидтели — я такъ же бденъ, какъ и вы.
1 сл. И такой домъ налъ! и такой благородный господинъ азорился! Все исчезло, не осталось даже и друга, который подалъ бы ему руку въ несчастій, раздлилъ съ нимъ судьбу его!
цO
2 сл. Какъ мы сами обращаемся спинами къ опущенному въ могилу товарищу, такъ и вс пріятели его погребеннаго счастія бгутъ прочь, оставляя ему, какъ пустые, опорожненные кошельки, свои лживыя клятвы, и онъ — нищій, преданный бурямъ и непогодамъ — бродитъ, какъ воплощенный позоръ, одинъ одинехонекъ съ своей болзнью: всми избгаемой нищетой
Входятъ еще нсколько Служителей.
Котъ и еще нсколько нашихъ товарищей.
ФЛАВ. Еще нсколько обломковъ рухнувшаго зданія.
3 сл. Но сердца наши, носятъ еще ливрею Тимона, я вижу это по вашимъ лицамъ. Мы все еще товарищи, служимъ равно и въ несчастій. Корабль нашъ течетъ, и мы, бдные мореходы, стоимъ на погружающейся палуб, прислушиваясь къ грозному шуму валовъ, и вс мы, поневол, разнесемся но этому океану воздуха.
ФЛАВ. Добрые товарищи, я раздлю съ вами мое послднее. Гдбъ мы ни встртились, встртимся — изъ любви въ Тимону — товарищами, покачаемъ головами и скажемъ: ‘Знали мы времена лучшія’, и это да будетъ какъ бы погребальнымъ звономъ счастію нашего господина. Вотъ по немногу каждому, (Раздавая имъ деньги), берите, берите, и ни слова боле! Такъ, богатые грустью, мы разстаемся бдными. (Служители обнимаются и расходятся въ разныя стороны).— О, какоежъ жестокое горе готовитъ намъ роскошь! Ктожъ не пожелалъ бы не знать богатства, когда богатство ведетъ къ нищет и презрнію? Ктожъ захочетъ ослпляющей роскоши для того, чтобъ жить только грезами дружбы? чтобъ, пробудившись, увидать, что и вся роскошь и все что можетъ дать богатство, такая же подмалевка, какъ и подрумяненные друзья его {Въ прежнихъ изданіяхъ: Who’d be so mok’d vvith glory? or to live But in а dream of friendship? To have а pomp and all what state compounds… По экземпляру Колльера: Who’d be so mock’d with glory as to live But in а dream of friendship? and revive To have bis pomp, and all state comprehends…}? Бдный, честный господинъ мой, тебя разорило твое собственное сердце, тебя сгубила доброта твоя! Что жъ это за странное извращеніе природы, если излишняя доброта становится величайшимъ преступленіемъ человка? Ктожъ осмлится быть и въ половину такъ добрымъ, когда божественное великодушіе для людей всегда такъ гибельно? О, любезный господинъ мой, благословленный для того, чтобъ сильне почувствовать бремя проклятія, обогащенный для того, чтобъ сдлаться бднякомъ — твое громадное богатство было твоимъ главнымъ несчастіемъ. Въ бшенств онъ бжалъ гнуснаго скопища чудовищныхъ друзей, онъ ничего не взялъ съ собой для поддержанія и облегченія жизни. Пойду, отъищу его. Стану помогать ему, какъ могу, буду по прежнему его управителемъ, пока есть еще у меня золото!

СЦЕНА 3.

Лсъ.

Входитъ Тимонъ.

ТИМ. О, благодатное, все-порождающее солнце, вызови изъ земли тлетворныя испаренія, зарази воздухъ между ею и путемъ сестры твоей {Луны.}!— Близнецы одного чрева — по зачатію, мсту питанія и рожденію, они не различимы почти, но взыщите ихъ различными судьбами, и возвеличенный тотчасъ же начнетъ пренебрегать униженнымъ. Осаждаемая всевозможными бдствіями, человческая природа не можетъ переносить счастія безъ презрнія къ природ человка. Возвысь нищаго и унизь вельможу {Въ прежнихъ изданіяхъ: and deny’t that lord… По экземпляру Колльера: and decline that lord…}, и сенаторъ унаслдуетъ презрніе, а нищій почетъ. Только пастбище утучняетъ бока скота {Въ прежнихъ изданіяхъ: lards the brother’s sides… По экземпляру Колльера: lards the rothers sides…}, только недостатокъ длаетъ его тощимъ. Ктожъ, въ полномъ сознаніи своей человчественности, осмлится возстать и воскликнуть: это льстецъ! Если онъ льстецъ, такъ и вс льстецы, потому что каждой высшей ступени счастія раболпствуетъ низшая: ученая голова склоняется передъ золотымъ болваномъ. Все криво! кром прямой гнусности, нтъ ничего прямаго въ нашихъ проклятыхъ натурахъ, и потому проклятіе всмъ торжествамъ, всмъ обществамъ, всмъ сборищамъ людей! Тимонъ презираетъ подобныхъ себ, презираетъ даже и себя. Гибель всему человчеству!— Земля, дай мн кореньевъ! (Копая). Тому же, кто ищетъ въ теб чего нибудь лучшаго — услади глотку жесточайшимъ изъ твоихъ ядовъ… Это что такое? золото? желтое, блестящее, драгоцнное золото? Нтъ, боги, нтъ, я не хитрю молитвами {Въ прежнихъ изданіяхъ: I am no idle votarist…— По экземпляру Колльера: I am no idol votarist…}, кореньевъ прошу я, о, небо! Тутъ достаточно, чтобъ сдлать черное блымъ, гнусное прекраснымъ, преступное правымъ, подлое благороднымъ, старое юнымъ, трусость храбростью. Зачмъ же, для чего это, о, боги? Вдь оно и отъ васъ отвлечетъ жрецовъ и поклонниковъ, примется выдергивать подушки изъ подъ головы даже здоровыхъ {Старое мнніе, что смерть ускоряется выниманіемъ подушекъ изъ подъ головы умирающаго.}. Желтый бездльникъ этотъ начнетъ вязать и расторгать все святое, благословлять проклятое, заставитъ обожать заплесневелую проказу, взыщетъ воровъ почестями, колнопреклоненіями и уваженіемъ, сажая ихъ на скамьи сенаторовъ, окружить отжившую вдову женихами, а жилицу больницъ, разъденную отвратительными язвами, разцвтитъ и раздушитъ, какъ юный апрльскій день.— Нтъ, земля проклятая, блудница всесвтная, возмутительница народовъ, я возвращу тебя въ первобытное состояніе. (Вдали раздаются звуки трубъ).— А, трубы!— Ты живо, но я схороню тебя, ты вдь ходишь, мощный воръ, и тогда-какъ твои, искалеченные ломотой, хранители и стоять уже не могутъ.— Или, нтъ — оставлю часть на всякій случай. (Оставляетъ нсколько золота).

Входятъ при звукахъ трубъ и барабановъ: Алкивіадъ въ воинскихъ доспхахъ, Фрина и Тимандра.

АЛК. Эй, кто ты? Говори!
ТИМ. Животное какъ и ты. Да гложетъ же ракъ твое сердце за то, что снова кажешь мн человческія лица!
АЛК. Твое имя? Ты человкъ, и человкъ такъ ненавистенъ теб?
ТИМ. Я ненавидящій все человчество Мизантроповъ. А ты — будь собакой, чтобъ я, хоть нсколько, могъ любить тебя.
АЛК. Теперь вижу, что знаю тебя, но мн ршительно неизвстно, что съ тобою было.
ТИМ. И я знаю тебя, и боле этого знаю ничего не хочу знать. Ступай за звукомъ своихъ барабановъ, расписывай землю человческой кровью, и краснй, какъ можно краснй! Жестокосерды и религіозныя постановленія и законы гражданскіе — каковажъ должна быть война? И все-таки, въ этой подлой блудниц, не смотря на ея ангельскіе взоры, боле гибельнаго, чмъ въ меч твоемъ.
ФРИН. Да отгніютъ за это твои губы!
ТИМ. Не могутъ: вдь я не стану цловать тебя. Для меня зараза не покинетъ губъ твоихъ.
АЛК. Какъ дошолъ до этого благородный Тимонъ?
ТИМ. Какъ мсяцъ, лишенный возможности свтить, но возродиться, какъ мсяцъ, не могъ — не нашолъ солнца, у котораго могъ бы позаимствоваться.
АЛК. Любезный Тимонъ, чмъ могу я доказать теб дружбу мою?
ТИМ. Утвердивъ меня еще боле въ моемъ убжденіи.
АЛК. Чмъ же?
ТИМ. Дай слово быть моимъ другомъ и не сдержи его. Не дашь — да накажутъ тебя боги, потому что ты человкъ! Сдержишь — да покараютъ тебя боги, потому что ты человкъ!
АЛК. Я слышалъ, такъ вскользь, о твоихъ несчастіяхъ —
ТИМ. Ты видлъ ихъ, когда я былъ богатъ.
АЛК. Я вижу ихъ теперь, тогда ты былъ счастливъ.
ТИМ. Какъ теперь ты — сворой потаскушекъ.
ТИМАН. Неужели это, всми превозносимый любимецъ Аинянъ?
ТИМ. Ты Тимандра?
ТИМАН. Да.
ТИМ. Будь же всегда блудницей! Вдь т, что пользуются тобой, не любятъ тебя, награждай ихъ болзнями, удовлетворяя сладострастію ихъ. Пользуйся часами разврата: отправляй бездльниковъ въ бани и больницы, сажай краснощекую юность въ паровыя ванны и на діэту!
ТИМАН. Чтобъ теб повситься, чудовище!
АЛК. Прости ему, милая Тимандра, разсудокъ его затопленъ, сгубленъ несчастіями.— Добрый Тимонъ, немного осталось у меня золота, и недостатокъ его возмущаетъ почти ежедневно мое обнищавшее войско, я слышалъ — и это сильно огорчило меня — что проклятые Аиняне, забывъ, что, еслибъ не твое богатство и не мечь твой, такъ быть бы имъ рабами сосднихъ государствъ —
ТИМ. Сдлай милость, вели бить въ барабаны и ступай своей дорогой.
АЛК. Я другъ твой, мн жаль тебя, любезный Тимонъ.
ТИМ. Жаль, и потому мучишь? Мн лучше, когда я одинъ.
АЛК. Такъ прощай же. Возьми себ это немногое —
ТИМ. На что мн твое золото? вдь его нельзя сть.
АЛК. Когда я обращу гордыя Аины въ груду развалинъ —
ТИМ. Такъ ты идешь на Аины?
АЛК. Да, и имю полное право на это.
ТИМ. Да погубятъ же ихъ боги твоею побдой! да погубятъ и тебя, за тмъ какъ побдишь ихъ!
АЛК. Меня-то, за что же, Тимонъ?
ТИМ. За то, что, побивъ бездльниковъ, ты погубишь и мою родину. Спрячь свое золото — возьми вотъ еще и это, бери, бери! Будь подобенъ чум, которую Юпитеръ насылаетъ иногда на преступные города ядовитыми тучами: не щади никого. Не жалй, уважаемой за блую бороду, старости — она ростовщица. Руби лживую жену — честны только одежды ея, сама же она сводня. Да не притупляютъ твоего остраго меча и щеки двы, не вноси въ списокъ состраданія млечныхъ грудей, которыя и изъ-за ршетокъ обольщаютъ взоры мужей — означай ихъ страшными измнниками. Не щади и груднаго младенца, невинная улыбка котораго смягчаетъ глупцовъ, воображай, что это тотъ незаконнорожденный, который, по темному предсказанію оракула, долженъ перехватить теб горло: кроши и его безъ зазрнія совсти. Отрекись отъ всякаго состраданія, закуй глаза и уши въ доспхи такъ твердые, чтобъ не пробили ихъ ни вопли матерей, двъ, дтей,— ни видъ жрецовъ, въ священномъ облаченіи, истекающихъ кровью.— (Бросая ему золото). Вотъ теб на жалованье войску. Губи и уничтожай, когдажь истощишь вс неистовства — погибни и самъ! Не говори ничего, ступай!
АЛК. Такъ у тебя осталось еще золото? Я принимаю его и не принимаю вполн совта.
ТИМ. Принимаешь или не принимаешь — проклятіе небесъ да разразится и надъ тобой!
ФРИН. и ТИМАН. Дай же и намъ сколько нибудь, добрый Тимонъ. Есть у тебя еще?
ТИМ. Довольно, чтобъ заставить блудницу отречься отъ ремесла своего, а сводню — отъ размноженія блудницъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: And to make whores, а bawd… По экземпляру Колльера: And to make whores abhorr’d… Я перевелъ по прежнимъ.}. Держите ваши вздернутые передники, подлыя твари! Клятвъ не нужно, хоть и знаю, что поклянетесь, поклянетесь такъ страшно, что и безсмертныхъ боговъ броситъ въ дрожь, въ небесную лихорадку, не клянитесь же — я и безъ того врю вашему призванію. Будьте вчно блудницами, вздумаетъ кто обратить васъ нравственной рчью — соберите вс силы разврата: распалите, соблазните и его, подавите дымъ его вашимъ жгучимъ пламенемъ. Будьте врны себ, и занимайтесь за тмъ, шесть мсяцевъ въ году совершенно противоположнымъ {Леченіемъ послдствій разврата.}. Прикрывайте ваши жалкія, облезшія головы волосами мертвыхъ, хоть даже и висльниковъ {Женскіе парики вошли въ Англіи въ моду въ 1595 году, и мода эта осмивалась въ Шекспирово время весьма часто. Для приготовленія ихъ срзывали нердко волосы съ головъ даже висльниковъ.} — все равно, носите ихъ, надувайте ими, продолжайте распутствовать. Замазывайте морщины до того, что даже и лошадь увязнетъ на лиц вашемъ!
ФРИН. и ТИМАН. Хорошо — давай только золота. Чтожъ дале? Поврь, мы все сдлаемъ за золото.
ТИМ. Засвайте полыя кости мужей изнуреніемъ, длайте высохшія ноги ихъ совершенно недвижными. Надрывайте голосъ законниковъ, чтобъ они не могли защищать неправду, не терзали слуха крючкотворствомъ, убляйте волосы жрецовъ, вопіющихъ противъ плоти, нисколько не вря своимъ возгласамъ, проваливайте, проваливайте на чисто, и съ переносицами, носы, одаренные чутьемъ не для общества, а для себя только, обезволосивайте курчавыхъ бездльниковъ, не обдляйте своими дарами и храбрецовъ, вчно невредимыхъ въ битвахъ. Заражайте все, уничтожайте вс источники плодородія. (Бросая имъ золото). Вотъ вамъ еще.— Губите другихъ, а это золото да погубитъ васъ самихъ, и рвы и канавы да будутъ вамъ могилами!
ФРИН. и ТИМАН. Больше совтовъ, больше золота, великодушный Тимонъ.
ТИМ. Больше распутства, больше зла, а тамъ увидимъ. Это только задатокъ.
АЛК. Гремите трубы и барабаны походъ на Аины!— Прощай, Тимонъ. Увнчается мое предпріятіе успхомъ — я увижусь еще съ тобой.
ТИМ. Не обманутъ меня мои надежды — я никогда не увижу тебя.
АЛК. Я никогда не вредилъ теб.
ТИМ. Вредилъ, ты хвалилъ меня.
АЛК. Разв это вредъ?
ТИМ. Вредъ, если врить ежедневному опыту. Ступай, да не забудь захватить съ собой и гончихъ своихъ.
АЛК. Мы докучаемъ ему. Впередъ! (Уходитъ съ Тимандрой и Фриной при звукахъ трубъ и барабановъ).
ТИМ. И изнемогающая отъ людской неблагодарности природа можетъ еще томиться голодомъ!— (Копая землю). О, мать всего, чье неизмримое чрево, чья безпредльная грудь все порождаетъ и питаетъ, о, ты, выводящая изъ того же самого вещества, изъ котораго составилось гордливйшее дитя твое — надмнный человкъ, и черную жабу, и синеватую ехидну, и золотистую ящерицу, и ядовитую мдяницу, и вс отвратительныя порожденія, озаряемыя животворящими лучами Гиперіона — даруй, изъ богатыхъ ндръ твоихъ, одинъ ничтожный корень тому, кто равно ненавидитъ всхъ сыновъ человческихъ. Обезплодь воспріимчивое чрево свое: не рождай боле людей неблагодарныхъ! Чревать тиграми, драконами, волками, медвдями, разршайся новыми чудовищами, какихъ поверхность твоя никогда не представляла еще мраморному своду, надъ тобой перегнувшемуся!— А, корень!— Благодарю.— Засуши луга {Въ прежнихъ изданіяхъ: Dry up thy marrows… По экземпляру Колльера: Dry up thy meadows…}, виноградники и поля, взодранныя плугомъ, плодами и винами которыхъ неблагодарный человкъ засаливаетъ свтлый умъ свой до того, что все разумное скользитъ только по немъ.

Входитъ Апемантусъ.

Еще человкъ? Проклятіе! проклятіе!
АПЕМ. Мн сказали, что я найду тебя здсь. Говорятъ, ты вздумалъ подражать мн, началъ жить по моему.
ТИМ. Это оттого что у тебя нтъ собаки, иначе я подражалъ бы ей. Чтобъ исчахнуть теб!
АПЕМ. Все это только натяжка, жалкое, неприличное мужу отчаяніе, порожденное перемной счастія. Къ чему эта лопатка, это мсто, эта невольничья одежда, этотъ грустный взглядъ? Льстецы твои ходятъ еще въ шолк, пьютъ вино, покоятся на мягкихъ ложахъ, лелютъ благоухающія немощи свои и давнымъ давно забыли ужъ, что существовалъ когда-то Тимонъ. Не позорь лсовъ, разыгрывая въ нихъ роль порицателя. Сдлайся самъ льстецомъ, постарайся поправить свое состояніе тмъ самымъ, что разорило тебя, преклоняй колна, пусть и одно уже дыханіе того, за кмъ ухаживаешь, сдуваетъ шапку съ головы твоей, превозноси, величай самыя гнусности его. Такъ поступали прежде и съ тобой, ты слушалъ, привтствовалъ, какъ харчевникъ, всякаго, приходившаго къ теб бездльника. Почемужь и теб, въ свою очередь, не сдлаться бездльникомъ? Разбогатешь снова — снова перейдетъ все къ бездльникамъ. Не воображай же быть тмъ, что я.
ТИМ. Походи я на тебя — я отрекся бы отъ самого себя.
АПЕМ. Да ты отрекся отъ себя, когда походилъ еще на себя, до этого ты былъ безумецъ — теперь дуракъ! Неужели ты думаешь, что холодный воздухъ, твой суровый дворецкій, нагретъ теб рубашку,— что эти мшистыя деревья, пережившія даже орла, будутъ бгать по слдамъ твоимъ, бросятся прислуживать теб по твоему мановенію,— что студеный, покрытый льдомъ источникъ превратится въ утреннее крпительное питье для поправленія твоего, разстроеннаго вчерашнимъ пресыщеніемъ, желудка? Созови существа, которыя, не смотря на наготу и бездомность, выносятъ вс непогоды грозныхъ небесъ, всю непріязненность враждующихъ стихій, никогда не измняя своей природ — созови и заставь ихъ льстить теб, о, ты увидишь —
ТИМ. Что ты глупецъ. Убирайся!
АПЕМ. Теперь я люблю тебя боле, чмъ когда нибудь.
ТИМ. Тмъ боле ненавижу я тебя.
АПЕМ. За что же?
ТИМ. За лесть нищет.
АПЕМ. Я не льщу: я говорю, что ты нищій.
ТИМ. Для чего отыскалъ ты меня?
АПЕМ. Чтобъ побсить тебя.
ТИМ. Занятіе глупца, или бездльника. И тебя забавляетъ это?
АПЕМ. Да.
ТИМ. Такъ ты и бездльникъ.
АПЕМ. Еслибъ ты накинулъ на себя это грубое, холодное рубище для того, чтобъ проучить свою гордыню — было бы хорошо, но вдь ты накинулъ его поневол: не будь ты нищимъ, ты, по прежнему, былъ бы мотомъ. Добровольная бдность переживаетъ неврную роскошь — увнчивается скорй: послдняя вчно требуетъ пополненія и никогда не пополняется, первая довольствуется собой. Безъ довольства и самое лучшее состояніе мучительне, безотрадне, хуже и самаго худшаго, но довольнаго. Ты такъ несчастливъ, что долженъ желать смерти.
ТИМ. Только не по слову человка еще боле жалкаго. Ты рабъ, никогда не знавшій нжныхъ объятій Фортуны: ты родился собакой. Еслибъ теб, какъ намъ, еще отъ самыхъ пеленъ открылся весь рядъ наслажденій, которыя эта краткая жизнь предлагаетъ тому, кто свободно можетъ располагать ея угодливыми сосками {Въ прежнихъ изданіяхъ: То such as may the passive drugs of it… По экземпляру Колльера: To such as may the passive dugs of it…} — ты погрязъ бы въ разврат, погубилъ бы свою юность на лож сладострастія, никогда не изучилъ бы ледяныхъ правилъ благоразумія: гонялся бы только за сахарной дичью, передъ тобой несущейся. Что до меня — міръ всегда былъ моей кондитерской: мн служили столько устъ, взоровъ, языковъ, сердецъ человческихъ, что я не зналъ на что и употребить ихъ, ихъ было такъ много, какъ листьевъ на дубу, и вотъ — отъ одного зимняго дуновенія, они облетли, оставили меня, обнаженнаго, беззащитнаго, въ добычу всмъ возможнымъ непогодамъ. Мн, никогда не испытавшему ничего дурнаго, мн можетъ это быть тягостнымъ, но теб — ты родился въ страданіяхъ, ты свыкся съ ними. Теб незачто ненавидть людей: они никогда не льстили теб, ты ничего не давалъ имъ. Если хочешь проклинать — проклинай отца, жалкій голышь, который, какъ на смхъ, оплодотворилъ какую-то нищую, свалялъ тебя, голь наслдственная. Прочь, убирайся отсюда!— Не родись ты отребіемъ человчества — ты былъ бы льстецомъ и бездльникомъ!
АПЕМ. И ты такъ гордъ еще?
ТИМ. Гордъ, что я не ты.
АПЕМ. Я горжусь, что не былъ расточителемъ.
ТИМ. Я горжусь, что я и теперь расточителенъ еще. Совключись въ теб все мое богатство, я и тутъ позволилъ бы теб повситься. Оставь меня.— О, если бы жизнь Аинъ была въ этомъ корешк — такъ сълъ бы я и ее. (стъ корень).
АПЕМ. (Подавай ему что-то). Постой, я поправлю твою трапезу.
ТИМ. Поправь лучше мое общество, оставивъ меня.
АПЕМ. Оставивъ тебя, я поправилъ бы только свое собственное.
ТИМ. Не поправилъ, а изгадилъ бы совершенно, если же нтъ, такъ я, покрайней мр, желалъ бы этого.
АПЕМ. Чтожъ пожелалъ бы ты Аипамъ?
ТИМ. Тебя, перенесеннаго въ нихъ вихремъ. Хочешь — скажи имъ, что у меня есть золото, видишь сколько.
АПЕМ. Здсь золото безполезно.
ТИМ. Здсь-то оно и прекрасно и полезно, здсь оно спитъ покойно, не служитъ злу.
АПЕМ. Гджъ спишь ты ночью, Тимонъ!
ТИМ. Подъ тмъ, что надо мною. Гд кормишся ты днемъ, Апемантусъ?
АПЕМ. Гд найду пищу, или, врне, гд мъ ее.
ТИМ. Желалъ бы, чтобъ ядъ былъ покоренъ мн, понялъ чего хочу я.
АПЕМ. Чтожъ сдлалъ бы ты?
ТИМ. Приправилъ бы имъ твою пищу.
АПЕМ. Ты никогда не зналъ средины: зналъ и знаешь только крайности. Когда ты жилъ въ золот и въ благоуханіяхъ — смялись надъ твоей чрезмрной разборчивостью, теперь, въ лохмотьяхъ, у тебя нтъ никакой, и тебя презираютъ за противоположное. Вотъ теб тернъ — шь!
ТИМ. Я не мъ того, что ненавижу.
АПЕМ. Ты ненавидишь тернъ?
ТИМ. Ненавижу, хоть онъ и походитъ на тебя.
АПЕМ. Еслибъ ты пораньше началъ ненавидть льстивыхъ, далеко худшихъ терна, проныръ {Тутъ непереводимая игра созвучіями словъ: medlar — кизиль, замненный мною терномъ и medeller — человкъ, вмшивающійся въ чужія дла, проныра.} — ты былъ бы теперь гораздо довольне собой. Слыхалъ ли ты когда нибудь, чтобъ расточитель бывалъ любимъ и затмъ, какъ совершенно расточитъ состояніе свое?
ТИМ. Бывалъ ли кто любимъ и безъ состоянія, о которомъ толкуешь?
АПЕМ. Я.
ТИМ. Понимаю, ты какъ-то былъ въ состояніи держать собаку.
АПЕМ. Какъ ты думаешь: кто въ этомъ мір боле всего походитъ на льстецовъ твоихъ?
ТИМ. Боле всего женщины, но мущины — мущины, это сама лесть. Что сдлалъ бы ты съ этимъ міромъ, еслибъ имлъ власть надъ нимъ?
АПЕМ. Отдалъ бы его зврямъ, чтобъ избавиться отъ людей.
ТИМ. Уничтожился бы и самъ съ цлымъ человчествомъ, чтобъ остаться скотомъ между скотами?
АПЕМ. Да.
ТИМ. Скотское желаніе! Да удовлетворятъ же его всемогущіе боги вполн! Будь ты львомъ — лисица проведетъ тебя, будь ты ягненкомъ — лисица състъ тебя, будь лисой — левъ заподозритъ тебя, по обвиненію даже осла, будь осломъ — твоя глупость будетъ твоимъ мученіемъ, а ты всегда готовымъ завтракомъ для волка, будь волкомъ — твоя прожорливость не оставитъ тебя ни на минуту въ поко и теб частехонько придется отваживать самую жизнь изъ-за обда, будь единорогомъ — тебя погубятъ гордость и злость, ты сдлаешся жертвой своего же собственнаго бшенства {Разсказывали, что левъ и единорогъ вчно враждовали между собою, что левъ, при встрч съ единорогомъ, спшилъ тотчасъ же за какое нибудь дерево и единорогъ, стремительно бросаясь за нимъ, вонзалъ рогъ свой въ дерево и такимъ образомъ длался добычей льва.}, будь медвдемъ — тебя убьетъ лошадь, будь лошадью — тебя разтерзаетъ леопардъ, будь леопардомъ — будешь братомъ льва, и пятна родства твоего сдлаются заклятыми врагами твоей жизни: спасеніе будетъ въ удаленіи, защита въ отсутствіи. Будь какимъ хочешь животнымъ, ты все-таки будешь подвластенъ другому животному, и чтожъ ты за животное и теперь уже, что не догадываешся какая участь падетъ тебя въ желанномъ превращеніи?
АПЕМ. Еслибъ ты могъ угодить мн разговоромъ со мной, такъ угодилъ бы теперешнимъ. Да, Аины дйствительно лсъ, наполненный зврями.
ТИМ. Какъ же удалось ослу проломать стну ихъ — вдь ты за городомъ?
АПЕМ. Вонъ, идутъ поэтъ и живописецъ. Да зачумятъ они тебя своей бесдой! Чтобъ не заразиться — я уступаю имъ мсто. Когда мн нечего будетъ длать, я приду къ теб.
ТИМ. Когда, кром тебя, ничего не будетъ живаго — приходи. По моему, лучше быть собакой нищаго, чмъ Апемантусомъ.
АПЕМ. Ты величайшій изъ глупцовъ.
ТИМ. Еслибъ ты былъ хоть на столько чистъ, чтобъ на тебя можно было плюнуть.
АПЕМ. Чтобъ очумть теб, ты такъ гнусенъ, что тебя и проклинать невозможно.
ТИМ. Подл тебя вс бeздльники покажутся благороднйшими созданіями.
АПЕМ. Все, что вырывается изъ твоихъ устъ — проказа.
ТИМ. Да, когда изъ нихъ вырывается твое имя. Я прибилъ бы тебя, еслибъ не боялся заразить рукъ моихъ.
АПЕМ. Жалю, что не могу отгноить ихъ языкомъ моимъ.
ТИМ. Оставь меня, гадкій пометъ паршивой собаки! Мысль, что ты живешь еще — убиваетъ меня, видя тебя, я задыхаюсь отъ бшенства.
АПЕМ. Желаю теб лопнуть съ досады.
ТИМ. Убирайся, гнусный бездльникъ! Мн жалокъ даже камень, которымъ бросаю въ тебя (Бросаетъ въ нею камень.)
АПЕМ. Животное!
ТИМ. Рабъ!
АПЕМ. Жаба!
ТИМ. Бездльникъ, бездльникъ, бездльникъ! (Апемантусъ пятится назадъ, какъ бы съ намреніемъ уйти).— Лживый міръ этотъ опротивлъ мн совершенно: я уже ничего не могу любить въ немъ, кром разв крайнихъ необходимостей. Готовь же, Тимонъ, готовь могилу себ, лежи тамъ, гд легкая морская пна будетъ ежедневно орошать твой намогильный камень, и пусть гласитъ твоя эпитафія, что смертью своей ты издвается надъ жизнью другихъ.— (Смотря на золото). О, дивный цареубійца, драгоцнный разлучникъ отца съ сыномъ, свтлый осквернитель чистйшаго ложа Гименея! безстрашный Марсъ! вчно юный, бодрый, счастливый волокита, растопляющій блескомъ своимъ священный снгъ на лон Діаны! видимый богъ, спаивающій ршительныя невозможности, заставляющій ихъ лобызаться, говорящій на всхъ языкахъ для всвозможныхъ цлей! о, чудный оселокъ сердецъ, вообрази, что люди — рабы твои, возмутились, и поверши ихъ въ губительную междоусобицу, чтобы міръ этотъ сдлался достояніемъ зврей!
АПЕМ. Того же желаю и я, но только по смерти моей.— Я скажу, что у тебя есть золото, и все тотчасъ же обратится къ теб.
ТИМ. Обратится?
АПЕМ. Да.
ТИМ. Такъ обратись же и ты, но только, прошу, спиною.
АПЕМ. Живи и люби нищету свою.
ТИМ. Живи такъ долго, долго, и умри, какъ жилъ! Я разсчитался съ тобой. (Апемантусъ уходитъ).

Входятъ Разбойники.

Еще какія-то подобія людей?— шь, Тимонъ, и ненавидь ихъ.
1 РАЗ. Откудажь взять ему золото? Врно какая нибудь бездлица: нсколько оставшихся крохъ. Вдь именно недостатокъ золота, да измна друзей и лишили его разсудка {Въ прежнихъ изданіяхъ: and the falling-from of his friends drove him into his melancholy. По экземпляру Колльера: and the falling-from him of his friends drove him into this melancholy.}.
2 раз. И все-таки говорятъ, что у него бездна сокровищь.
3 раз. А вотъ увидимъ. Не дорожитъ онъ ими — онъ сейчасъ же выдастъ намъ все, но если дорожитъ — какъ добудемъ мы ихъ?
2 раз. Правда, съ собой онъ не станетъ носить ихъ: врно спряталъ куда нибудь.
1 раз. Не онъ ли это?
РАЗБОЙНИКИ. Гд?
2 раз. Судя по тому, какъ описывали его — онъ.
3 раз. Онъ — я знаю его.
РАЗБОЙНИКИ. Здравствуй, Тимонъ.
ТИМ. Что вамъ, разбойники?
РАЗБОЙНИКИ. Мы воины, а не разбойники.
ТИМ. И то и другое, и дти женъ еще.
РАЗБОЙНИКИ. Мы не разбойники, а люди сильно нуждающіеся.
ТИМ. Вы нуждаетесь боле всего въ пищ. Отчегожь нуждаетесь вы? Въ земл довольно кореньевъ, въ окрестностяхъ боле ста ключей, дубы обременены желудями, кустарники пунцовыми ягодами, природа, какъ щедрая хозяйка, накрываетъ вамъ богатйшій обдъ на каждомъ куст. И вы нуждаетесь?
1 раз. Мы не можемъ кормиться травой, ягодами и водой, какъ птицы, зври и рыбы.
ТИМ. Ни даже птицами, зврями и рыбами — а людьми. Впрочемъ, васъ надобно еще благодарить за то, что воруете и разбойничаете явно, не прикрываясь никакой благовидной личиной, вдь занимающіеся дозволенными промыслами воруютъ несравненно больше вашего.— (Бросая имъ золото). Вотъ вамъ золото, жалкіе воришки! Ступайте, сосите одуряющую кровь винограда до тхъ поръ, пока жгучая горячка не вскипятитъ и не вспнитъ вашей собственной, и не избавитъ васъ, такимъ образомъ, отъ вислицы, — врачамъ же не довряйте — лкарства ихъ ядъ: они убиваютъ чаще, чмъ вы грабите. Похищайте вмст и жизнь и богатство, разбойничайте, воруйте — вдь вы этого не скрываете, вдь это ремесло ваше. Образцы воровства я найду вамъ во всемъ: солнце воръ — оно обкрадываетъ моря своей притягательной силой, мсяцъ воръ отъявленный — онъ крадетъ блдный свтъ свой у солнца, море воръ — жидкой зыбью своей оно разршаетъ мсяцъ въ соленыя слезы, и земля воръ — она родитъ и питаетъ навозомъ, который накрадываетъ себ изъ испражненій всего міра, все воръ! Самый законъ — узда и бичь вашъ — пользуясь своимъ могуществомъ, воруетъ безнаказанно. Не любите и самихъ себя: грабьте другъ друга.— Вотъ вамъ еще золота!— Ржьте горла! все, что ни встртите — все воръ! Ступайте въ Аины, ломайте домы и лавки: когобъ не обокрали вы — обокрадете вора же. Если я даю вамъ золото, такъ это не для того, чтобъ вы воровали меньше — воруйте еще боле, и золото да погубитъ васъ все-таки! (Уходитъ въ пещеру).
3 раз. Онъ почти совсмъ отвратилъ меня отъ ремесла моего, убждая быть врнымъ ему.
1 раз. Все это онъ совтовалъ изъ ненависти къ человчеству — нисколько не изъ желанія намъ добра.
2 раз. Я поврю ему, какъ врагу, и откажусь отъ ремесла моего.
1 раз. Пусть прежде успокоятся Аины, вдь честнымъ можно сдлаться во всякое время. (Уходятъ).

Входить Флавій.

ФЛАВ. О, боги! неужели этотъ жалкій, оборванный человкъ господинъ мой? Какъ онъ блденъ и худъ! О, дивный памятникъ доброты, во-зло употребленной! Какую страшную противуположность блеску и роскоши представляетъ тугъ нищета безпощадная! Нтъ ничего на земл гнусне друзей, способныхъ доводить и благороднйшее до такого униженія. И какъ идетъ къ нашему времени заповдь, заставляющая любить враговъ своихъ, въ самомъ дл лучше ужъ любить того, кто явно желаетъ теб зла, чмъ того, кто губитъ подъ личиной дружбы.— Онъ замтилъ меня. Я выскажу ему мое искренное сожалніе, буду служить ему всю жизнь мою.

Тимонъ выходить изъ пещеры.

Добрый господинъ мой!
ТИМ. Прочь! кто ты?
ФЛАВ. Неужели ты забылъ меня?
ТИМ. Къ чему вопросъ этотъ? Я забылъ все человчество, если и ты человкъ — я забылъ и тебя.
ФЛАВ. Я твой бдный, но честный служитель.
ТИМ. Такъ я не знаю тебя. Честные люди никогда не служили мн, у меня были только негодяи, прислуживавшіе за столомъ бездльникамъ.
ФЛАВ. Боги свидтели, никогда еще бдный управитель не грустилъ о несчастіи своего господина такъ искренно, какъ я.
ТИМ. Какъ! ты плачешь?— Подойди ко мн поближе, ты нравишся мн, потому что ты женщина, отрекаешся отъ кремнистой твердости мущинъ, глаза которыхъ увлажаются только похотью, или смхомъ. Состраданіе спитъ въ нихъ сномъ непробуднымъ. Странное время: есть слезы для радости и нтъ для горя!
ФЛАВ. О, прошу узнай меня, поврь моему участію и позволь мн быть, по прежнему, твоимъ управителемъ, пока не истощится и мое небольшое достояніе.
ТИМ. Неужели у меня былъ управитель такъ врный, такъ честный и теперь такъ утшительный? это совсмъ сбиваетъ меня съ толку. Дай вглядться въ лицо твое. Да, нтъ никакого сомнія — и онъ рожденъ женщиной.— О, боги, никогда не увлекающіеся, простите мн мою всеобъемлющую, ничего не исключающую опрометчивость! признаюсь — есть человкъ честный, но — не перетолковывайте словъ моихъ — одинъ только: не боле, и онъ управитель! Какъ хотлось бы мн ненавидть все человчество, а ты выкупаешся, но, кром тебя, я все-таки обременяю моимъ проклятіемъ всхъ, всхъ! Мн кажется, впрочемъ, что ты боле честенъ, чмъ уменъ, проводя и надувая меня, ты скорй нашолъ бы себ другое мсто: вдь многіе добываютъ себ новаго господина, садясь на шею старому. Скажи, однакожъ, по совсти — что длать, я не могу не сомнваться даже и въ несомннномъ — не хитрость ли, не своекорыстіе ли твоя привязанность ко мн? не дружба ли это лихоимца, не подарокъ ли богача, въ ожиданіи въ двадцать разъ большаго?
ФЛАВ. Нтъ, добрый господинъ мой, сомнніе и недоврчивость проникли въ грудь твою слишкомъ ужъ поздно. Теб въ счастіи слдовало бы опасаться несчастія, но опасенія приходятъ обыкновенно тогда только, когда ужъ все потеряно. Нтъ, боги свидтели, меня привели къ теб истинная любовь, долгъ и уваженіе къ твоему благородству, заботливость о средствахъ твоего существованія. Поврь, и величайшее счастіе, сужденное мн въ настоящемъ или въ будущемъ, отдалъ бы я за исполненіе одного только желанія, чтобъ ты могъ наградить меня своимъ собственнымъ обогащеніемъ.
ТИМ. Желаніе твое исполнено. Вотъ, единственный честный человкъ, возьми это сокровище, ниспосылаемое теб богами черезъ меня, нищаго. Ступай, живи въ довольств и счастіи, но съ однимъ условіемъ: какъ можно дальше отъ людей, ненавидь, проклинай всхъ, не имй ни къ кому состраданія. Пусть голодъ сгонитъ тло съ костей бдняка прежде, чмъ ты поможешь ему, давай собакамъ въ чемъ откажешь людямъ, людей же пусть поглотятъ тюрьмы, пусть высушиваются въ ничто долгами, пусть уподобятся побитымъ морозомъ растеніямъ, пусть болзни вылакаютъ всю лживую кровь ихъ!— Прощай, будь счастливъ!
ФЛАВ. О, позволь мн остаться съ тобой, утшать тебя!
ТИМ. Боишся проклятій — оставь меня! бги, пока еще счастливъ и свободенъ. Бги людей — никогда не показывайся и мн! (Уходятъ въ разныя стороны).

ДЙСТВІЕ V.

СЦЕНА I.

Передъ пещерой Тимона.

Входятъ: Поэтъ и Живописецъ.

ЖИВ. Мн подробно описали мстность, мы непремнно найдемъ его, гд нибудь тутъ, по близости.
ПОЭТ. Не слыхалиль вы о немъ еще чего нибудь? Оправдываются ли слухи о его непомрномъ богатств?
ЖИВ. Вполн, самъ Алкивіадъ разсказывалъ. Онъ осыпалъ золотомъ Фрину и Тимандру, обогатилъ бдныхъ, бродяжничавшихъ воиновъ, да и управителю своему, говорятъ, подарилъ огромную сумму.
ПОЭТ. Такъ разореніе его было только комедіей для испытанія друзей.
ЖИВ. Разумется, вы увидите, онъ опять явится въ Аины, разцвтетъ, какъ гордая пальма, и еще роскошне, чмъ когда нибудь. По этому-то и не мшаетъ показать, что мнимое несчастіе его нисколько не измнило нашего къ нему расположенія, такимъ образомъ, мы убдимъ его въ нашемъ благородств, и кошельки наши {Въ прежнихъ изданіяхъ: to load our purpоses with what they travel for… По экземпляру Колльера: to load our purses with what we travel for…}, наврное, наполнятся желаемымъ, если только справедливы толки о его богатств.
ПОЭТ. Чтожъ намрены вы представить ему?
ЖИВ. Теперь ничего, кром самого себя, но скажу, что готовлю для него превосходнйшую картину.
ПОЭТ. Я также намекну, что тружусь надъ предназначеннымъ ему сочиненіемъ.

Тимонъ показывается у входа въ пещеру.

ЖИВ. И прекрасно. Общанія — совершенно въ дух времени: они открываютъ глаза ожиданію, другое дло исполненіе ихъ — оно почти совсмъ вышло изъ употребленія, и если существуетъ, такъ разв только между простаками да простолюдинами. Общаніе и вжливо и въ мод, исполненіе — родъ послдней воли или духовной, обнаруживающей ужаснйшій умственный недугъ того, кто составляетъ ее.
ТИМ. (Про себя). Дивный художникъ! гаже себя, ты ужъ не можешь написать человка!
ПОЭТ. Я думаю, какое бы придать содержаніе сочиненію, которое посулю ему. Оно должно быть его олицетвореніемъ, должно быть сатирой на непрочность благосостоянія: обнаженіемъ безмрной лести, которая сопутствуетъ юности и богатству.
ТИМ. (Про себя). И въ своемъ же собственномъ сочиненіи ты выставишь себя величайшимъ негодяемъ, отбичуешь, въ другихъ, свои собственные пороки. Бичуй же — у меня есть еще для тебя золото!
ПОЭТ. Отыщемъ же его, мы погршимъ противъ собственнаго счастія, если пропустимъ благопріятное мгновеніе.
ЖИВ. Правда, ищи, что теб нужно, пока свтитъ еще день, пока не настала черная ночь. Идемъ.
ТИМ. Я помогу вамъ отыскать меня. Что же за богъ золото, если ему служатъ въ капищахъ, гнуснйшихъ даже свинаго хлва! Но ты оснащиваешь корабли и заставляешь ихъ пахать пнистое море, ты внушаешь благоговйное уваженіе къ бездльникамъ: теб — поклоненіе, а твоимъ, только теб повинующимся поклонникамъ — внецъ чумный на вки! Подойду къ нимъ. (Подходить).
ПОЭТ. Благо, доблестному Тимону!
ЖИВ. Нкогда нашему благородному покровителю.
ТИМ. Неужели я дожилъ до того, что вижу, наконецъ, двухъ человкъ честныхъ?
ПОЭТ. Мы такъ часто пользовались твоей щедростью, и вдругъ, узнаемъ, что ты покинулъ свтъ, оставленъ неблагодарными друзьями — чудовищами, для которыхъ мало и всхъ каръ неба! Какъ? оставить того, чье, какъ звзды, лучезарное благородство давало и жизнь и значеніе всему существованію ихъ! Это выводитъ меня изъ себя, и я не нахожу словъ, въ которыя бы могъ облечь эту исполинскую не благодарность.
ТИМ. Пусть ходитъ нагая, такимъ образомъ она будетъ видне. И вы, честные, оставаясь тмъ, что вы есть — сдлаете ее еще замтне, еще очевидне.
ЖИВ. И онъ, и я, мы оба были орошены дождемъ твоей щедрости, и мы такъ чувствуемъ благотворное дйствіе его.
ТИМ. Да, вы честные люди.
ЖИВ. Мы пришли предложить теб наши услуги.
ТИМ. Честнйшіе люди! Чмъ же отблагодарить мн васъ за это? Можете вы сть коренья, пить холодную воду?
ОБА. Мы сдлаемъ для тебя все, что можемъ.
ТИМ. Вы честные люди — вы услыхали, что у меня есть еще золото, я знаю, что слышали. Говорите правду: вдь вы честные люди.
ЖИВ. Слышали, благородный Тимонъ, но ни онъ, ни я — мы пришли совсмъ не по этому —
ТИМ. Добрые честные люди!— (Живописцу). Ты поддлываешся подъ природу лучше всхъ аинскихъ живописцевъ, ты, въ самомъ дл, лучшій: ты поддлывается такъ естественно.
ЖИВ. Да, не дурно.
ТИМ. Превосходно!— (Поэту). Что до твоихъ стихотвореній — стихъ твой такъ плавенъ, такъ гладокъ, такъ нженъ: и ты необыкновенно естествененъ въ своемъ род. Но, не смотря на все это, честные друзья мои, я долженъ сказать, что у васъ есть небольшой недостатокъ — недостатокъ совсмъ, впрочемъ, не чудовищный, и я нисколько не хочу утруждать васъ просьбою освободиться отъ него.
ОБА. Скажи, какой?
ТИМ. Но, можетъ быть, вы оскорбитесь?
ОБА. Напротивъ, мы будемъ очень благодарны теб.
ТИМ. Въ самомъ дл?
ОБА. Не сомнвайся.
ТИМ. Каждый изъ васъ довряетъ бездльнику, который надуваетъ васъ безсовстнйшимъ образомъ.
ОБА. Какъ?
ТИМ. Вы слушаете его ласкательства, видите его притворство, знаете его грубыя продлки, и все-таки любите, питаете, лелете его въ своемъ сердц. А онъ — поврьте мн — отъявленный мошенникъ.
ЖИВ. Но я не знаю, кто же это?
ПОЭТ. Я также.
ТИМ. Послушайте, я люблю васъ: я дамъ вамъ золота — избавьте только себя отъ этихъ негодяевъ. Повсьте, заколите, или утоните ихъ въ нужномъ мст: уничтожьте ихъ какимъ бы ни было способомъ, и тогда приходите ко мн — я не пожалю золота.
ОБА. Назови ихъ, скажи, кто они.
ТИМ. Ступай ты туда, ты туда — каждый изъ васъ все-таки будетъ вдвоемъ, каждый изъ васъ и въ одиночеств и наедин все-таки будетъ въ обществ отъявленнаго бездльника. (Живописцу). Не хочешь, что бы тамъ, гд ты, были два мошенника — не подпускай къ себ его. (Поэту). Хочешь быть въ обществ только одного негодяя — избгай его. Убирайтесь! (Бьетъ ихъ). Вотъ вамъ золото, вдь вы только за нимъ и пришли, бездльники! Вотъ вамъ плата за трудъ вашъ, убирайтесь! Ты алхимикъ — обрати же и это въ золото! Прочь, прочь съ глазъ моихъ, подлые псы! (Уходитъ, прогоняя ихъ).

СЦЕНА 2.

Тамъ же.

Входятъ Флавій и два Сенатора.

ФЛАВ. Напрасно хотите выговорить съ нимъ, онъ такъ ограничился самимъ собою, что, кром его, все подобное человку кажется ему враждебнымъ.
1 сен. Покажи намъ его пещеру, мы общали Аинянамъ поговорить съ нимъ.
2 сен. Человкъ не всегда одинаковъ. Его сдлали такимъ время и горе — время же, возвративъ ему прежнее благосостояніе, можетъ сдлать его и прежнимъ человкомъ. Ты только проводи насъ къ нему, а тамъ увидимъ.
ФЛАВ. Вотъ его пещера, миръ и спокойствіе да царствуютъ въ ней!— Тимонъ, благородный Тимонъ, выдь къ друзьямъ твоимъ. Аиняне привтствуютъ тебя въ лиц двухъ почтеннйшихъ сенаторовъ. Выслушай ихъ.

Тимонъ выходитъ.

ТИМ. О, сожги ихъ, солнце благотворное!— Говорите и, затмъ, ступайте на вислицу. За каждое истинное слово — по волдырю на языкъ, каждое ложное да будетъ разкаленнымъ желзомъ и да уничтожитъ языкъ по самый корень!
1 сен. Достойный Тимонъ —
ТИМ. Достойный подобныхъ вамъ, какъ вы достойны Тимона.
2 сен. Аинскіе сенаторы привтствуютъ тебя —
ТИМ. Я такъ благодаренъ имъ за это, что отблагодарилъ бы чумой, еслибъ только могъ добыть ее для нихъ.
1 сен. О, забудь, что намъ самимъ такъ прискорбно. Вс сенаторы, движимые единодушной любовью, просятъ тебя возвратиться въ Аины, гд тебя ждутъ и почести и слава.
2 сен. Они вполн сознаютъ, какъ непростительно было забвеніе твоихъ заслугъ, все государство — рдко сознающее свои ошибки — чувствуетъ теперь, что ему недостаетъ Тимона, что, отказомъ помочь ему — оно готовило свою собственную гибель. Оно поручило намъ выразить теб свое раскаяніе, предложить вознагражденіе, далеко превышающее оскорбленіе: столько любви и богатства, что вс, понесенныя тобой несправедливости вычеркнутся изъ твоего сердца, и въ немъ останутся только ихъ любовь и признательность.
ТИМ. Вы очаровываете, изумляете меня почти до слезъ. Дайте же мн сердце глупца да глаза женщины, и я заплачу отъ радости, доблестные сенаторы.
1 сен. Такъ возвратись же вмст съ нами и прими начальство надъ Аинами — надъ нашими и твоими Аинами. Тебя встртятъ съ радостью, облекутъ неограниченной властью, и твое имя увнчается неувядаемой славой, только что отразимъ бшенаго Алкивіада, который, какъ дикій вепрь, взрываетъ миръ своей родины —
2 сен. И грозитъ стнамъ Аинъ страшнымъ мечемъ своимъ.
1 сен. И потому, благородный Тимонъ —
ТИМ. И потому, благородные сенаторы, и потому — когда Алкивіадъ примется умерщвлять моихъ соотечественниковъ, скажите Алкивіаду отъ Тимона, что Тимону нтъ никакого дла до этого. Но если онъ начнетъ громить прекрасныя Аины, рвать бороды добрыхъ старичковъ нашихъ, предавать на позоръ бшеной, зврской войн даже двъ невинныхъ, то скажите ему и тогда, что Тимонъ, изъ состраданія къ старости и юности, не можетъ не сказать, что ему и до этого нтъ никакого дла. Пусть неистовствуетъ до конца, потому что ножи ихъ не посмотрятъ ни на что, пока у васъ будутъ еще для нихъ горла. Что же до меня самого — въ лагер недовольныхъ нтъ такого ничтожнаго ножишка, который не былъ бы для меня драгоцнне почтеннйшаго горла въ Аинахъ. За симъ, поручаю васъ покровительству боговъ много-милостивыхъ, какъ воровъ — тюремщикамъ.
ФЛАВ. Оставьте его: все напрасно.
ТИМ. Я трудился надъ моей эпитафіей — завтра увидятъ ее. Долговременная болзнь здоровья и жизни близится къ окончанію, и ничтожество даруетъ мн все. Прощайте, да бичуетъ васъ Алкивіадъ, а вы — Алкивіада, и долго, долго!
1 сен. Тщетны вс наши убжденія.
ТИМ. Но я все-таки люблю мою отчизну, я не изъ тхъ, которые могутъ радоваться общему несчастію, хоть и говорятъ это про меня.
1 сен. Вотъ это пріятно слышать.
ТИМ. Кланяйтесь моимъ любезнымъ соотечественникамъ —
1 сен. Просьба, длающая честь устамъ твоимъ.
2 сен. И входящая въ наши уши, какъ увнчанный побдитель въ тріумфальные ворота.
ТИМ. Поклонитесь и скажите имъ отъ меня, что для того, чтобъ избавить ихъ отъ страданій, отъ боязни врага, отъ безпокойствъ, потерь, томленія любви и множества другихъ случайныхъ непріятностей, которымъ подвергается утлая ладья природы на неврномъ поток жизни — я готовъ оказать имъ еще небольшую услугу, готовъ научить ихъ, какъ ускользнуть отъ ярости бшенаго Алкивіада.
2 сен. Онъ возвратится!
ТИМ. Близь моей пещеры есть дерево, которое, на собственную свою потребу, я долженъ срубить, и срубить скоро, скажите друзьямъ моимъ, скажите Аинянамъ: всмъ, отъ высшаго до низшаго, что если кто изъ нихъ хочетъ покончить вс свои страданія разомъ — пусть спшитъ сюда и повсится на немъ, пока еще не свалилъ его топоръ мой. Прошу, передайте имъ и привтъ и совтъ мой.
ФЛАВ. Не надодайте ему — вамъ не измнить его.
ТИМ. Сюда вы ужъ не приходите опять. Скажите Аинянамъ, что Тимонъ устроилъ себ вчное жилище на берегу, постоянно, разъ въ день, покрываемомъ соленой пной волнистой стихіи, приходите туда, и пусть намогильный камень мой будетъ вашимъ оракуломъ.— О, договорите же все горькое, уста мои, и потомъ — замолкните навки. Все дурное да поправляютъ чума и заразы. Могилы да будутъ единственнымъ произведеніемъ людей, а смерть — единственнымъ пріобретеніемъ ихъ.— Сокрой лучи свои, о, солнце! Тимонъ свершилъ свое предназначенье! (Уходитъ).
1 сен. Ненависть срослась съ нимъ.
2 сен. Вс наши надежды на него рушились. Идемъ, поищемъ другихъ средствъ предотвратить, грозящую намъ опасность.
1 сен. Да, тутъ нечего терять время.

СЦЕНА 3.

Стны Аинъ.

Выходятъ: два Сенатора и Гонецъ.

1 сен. Теб трудно было разузнать все съ совершенной точностью, можетъ быть, на самомъ-то дл, войско его и не такъ многочисленно, какъ ты доносишь.
ГОН. Я скорй уменьшилъ. Кром того, по всему видно, что онъ скоро двинется къ стнамъ нашимъ.
2 сен. Плохо намъ будетъ, если они не уговорятъ Тимона возвратиться!
ГОН. Я встртился съ гонцомъ, однимъ изъ моихъ старыхъ знакомцевъ, и мы, не смотря на то, что находимся въ рядахъ враждебныхъ, разговорились дружески. Онъ скакалъ къ Тимону съ письмомъ, которымъ Алкивіадъ проситъ его идти вмст съ нимъ на Аины, потому что онъ возсталъ противъ нихъ отчасти и изъ-за него.

Входятъ два Сенатора, бывшіе у Тимона.

1 сен. Вотъ и наши товарищи.
3 сен. Ни слова боле о Тимон: на него нечего надяться.— Барабаны врага слышны ужъ, страшное приближеніе его темнитъ воздухъ пылью. Скорй, въ городъ, къ оружію! Гибель наша, кажется, неизбжна.

СЦЕНА 4.

Лсъ. Пещера Тимона и близь нея намогильный камень.

Входитъ Воинъ.

ВОИН. По описанію это то самое мсто.— Эй! кто тамъ есть? говори, откликнись!— Нтъ отвта.— Это что такое? Тимонъ умеръ, кончилъ свое поприще. Это вскопалъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Some beast read this,…. По экземпляру Колльера: Some beast rear’d this…} какой нибудь зврь: людей тутъ нтъ и слда. Умеръ наврное, и это его могила.— На камн какая-то надпись, я неумю читать, но я сниму ее воскомъ. Вождю нашему извстны всякія писмена: онъ юнъ годами, да старъ знаніями. Теперь ужъ онъ наврное передъ гордыми Аинами, паденія которыхъ такъ жаждетъ. (Уходитъ).

СЦЕНА 5.

Передъ стнами Аинъ.

Трубы. Входитъ Алкивіадъ съ войскомъ.

АЛК. Трубите трусливому и развратному городу наше страшное прибытіе. (Трубятъ на переговоры).

Сенаторы всходятъ на стны.

До сихъ поръ вы шли безпрепятственно путемъ ршительнаго произвола, замняя законъ вашей волей, до сихъ поръ я и вс, дремавшіе подъ снью вашей власти, бродили скрестивъ руки, оглашая воздухъ безполезными стопами страданіи. Теперь, согбенные члены возмужавшаго ношатая кричатъ: ‘довольно’, теперь, отдохнутъ, на вашихъ покойныхъ креслахъ, выбившіяся изъ силъ жертвы, и задохнется богатая надменность страхомъ и бгствомъ.
1 сен. Юный, благородный вождь, когда твое первое неудовольствіе на насъ было еще только въ мысли, когда ни ты не имлъ еще достаточныхъ силъ, ни мы — причины страшиться тебя, мы посылали теб бальзамъ для укрощенія твоего гнва: предлагали загладить нашу несправедливость любовью, далеко большею всхъ оскорбленій.
2 сен. Точно также старались мы возвратить и ожесточеннаго Тимона, просили его, общали все поправить. Мы не вс были жестокосерды, не вс заслуживаемъ кару безпощадной войной.
1 сен. Не руками, оскорбившихъ тебя, воздвигнуты эти стны, да и самое оскорбленіе не такъ еще велико, чтобъ эти башни, памятники, школы должны были пасть за вину нсколькихъ лицъ.
2 сен. Виновники твоего изгнанія померли, стыдъ, что они ошиблись такъ непростительно — надорвалъ сердца ихъ. Войди же, благородный вождь, въ нашъ городъ съ распущенными знаменами и — если ужъ не можешь отказать своей мести въ пищ, такъ противной природ человка — удовлетворись, покрайней мр, десятиной смерти: казни, по жребію, только десятаго.
1 сен. Не вс же виновны, и не жестокосердіе ли мстить живымъ за мертвыхъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: For those that were, it is not square to take… По экземпляру Колльера: For those that were is’t not severe to take…}? преступленія не наслдуются, какъ земли. И потому, доблестный соотечественникъ, введи войско, но оставь злобу за стнами, пощади Аины — колыбель твою и близкихъ теб, которыхъ, въ пылу ярости, уничтожишь вмст съ виновными. Войди, какъ пастырь въ овчарню: удали зараженныхъ, но не ржь же всхъ, безъ разбора.
2 сен. Все, чего ты хочешь, ты скорй вынудишь у насъ улыбкой, чмъ вырубишь мечемъ.
1 сен. Коснись только ногой до замкнутыхъ воротъ нашихъ, и они отворятся, если смягченное сердце твое скажетъ намъ, что войдешь дружественно.
2 сен. Брось свою перчатку, или что хочешь, въ знакъ того, что ищешь праведнаго возмездія, а не общей гибели, и пусть все твое войско стоитъ въ город, пока мы не исполнимъ всхъ твоихъ желаніи.
АЛК. Вотъ вамъ моя перчатка. Сойдите и отомкните никмъ неугрожаемые ворота. Смерть только тмъ изъ враговъ Тимона и моихъ, которыхъ назовете сами, смерть только имъ. А чтобъ еще боле успокоить васъ — ни одинъ изъ моихъ воиновъ не оставитъ поста своего, не возмутитъ потока общественнаго порядка безнаказанно, не сдлавшись отвтчикомъ передъ законами вашего города.
СЕНАТОРЫ. О, благородный вождь!
АЛК. Сойдите же и будьте врны данному слову. (Сенаторы сходятъ и отворяютъ ворота).

Входитъ Воинъ.

ВОИН. Благородный вождь, Тимонъ умеръ и схороненъ на самой окраин моря. На могильномъ камн я нашолъ надпись и оттиснулъ ее воскомъ, этотъ оттискъ будетъ толмачемъ моего невжества.
АЛК. (Читаетъ). ‘Здсь лежитъ жалкій трупъ, лишенный жалкой души. Не старайтесь узнать мое имя. Проклятіе всмъ вамъ, живые бездльники! Здсь покоюсь я — я, Тимонъ, ненавидвшій, при жизни, все живое. Проходи! кляни меня какъ хочешь, только не останавливайся здсь’.— Это врное выраженіе послдняго состоянія твоей души. Но, хотя ты и ненавидлъ въ насъ наши человческія слабости, пренебрегалъ изліяніями нашихъ чувствъ: слезинками, которыми разршается скупая природа человка — мощный умъ твой научилъ, однакожъ, тебя какъ заставить и необъятнаго Нептуна вчно орошать слезами и твою скромную могилу, и вины прощенныя. Благородный Тимонъ умеръ — мы не забудемъ почтить память его.— Ведите же меня въ вашъ городъ, я обовью мечь мой оливой: война родитъ у меня миръ, миръ укротитъ войну, я заставлю ихъ врачевать другъ друга.— Бейте въ барабаны!—
Шекспир Вильям
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Жизнь Тимона Афинского, Шекспир Вильям, Год: 1607
  2. Тимон Афинский, Шекспир Вильям, Год: 1607
  3. Тимон Афинский, Шекспир Вильям, Год: 1607
  4. Король Генрих V, Шекспир Вильям, Год: 1589
  5. Ромео и Джульетта, Шекспир Вильям, Год: 1594
  6. Юлий Цезарь, Шекспир Вильям, Год: 1598
  7. Трагедия короля Лира, Шекспир Вильям, Год: 1605
  8. Венецианский купец, Шекспир Вильям, Год: 1596
Электронная библиотека