Тимон Афинский, Шекспир Вильям, Год: 1607 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 88 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬАМА ШЕКСПИРА
ВЪ ПЕРЕВОД И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ,
пересмотрнное и дополненное по новйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВНАДЦАТИ ТОМАХЪ.

Томъ III.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНІЕ Т-на А. Ф. МАРКСЪ.

http://az.lib.ru

OCR Бычков М. Н.

ТИМОНЪ АИНСКІЙ.

Едва ли какая-нибудь изъ Шекспировыхъ пьесъ подвергалась такому множеству разнорчивыхъ изслдованій и толкованій, какъ Тимонъ. Изслдованія эти касались не только опредленія времени, когда пьеса была написана, или источниковъ, изъ которыхъ заимствованъ ея сюжетъ, но возникали даже очень серьезные вопросы, былъ ли Шекспиръ ея авторомъ, а если и былъ, то въ какой мр? Такъ, нкоторые комментаторы еще до сихъ поръ держатся мннія, будто въ Тимон Шекспиръ только слегка передлалъ драму, существовавшую до него, при чемъ многое оставилъ въ ней даже нетронутымъ. Мннія и заключенія по всмъ этимъ вопросамъ опирались на весьма различныя данныя, но въ общемъ приводились къ двумъ исходнымъ пунктамъ. Одни изслдователи доказывали свои выводы путемъ изысканій историческихъ и археологическихъ, стараясь найти для поддержки этихъ выводовъ реальные факты, другіе же разсматривали пьесу исключительно съ эстетической точки зрнія, отыскивая въ ней самой доказательства, принадлежала ли она (частью или вполн) перу Шекспира. Скудость матеріала для ршенія вопроса первымъ способомъ была причиной, что онъ фактически остался неразршеннымъ, но зато данныя, вытекавшія изъ анализа самой пьесы, были такъ краснорчивы, что несомннная принадлежность драмы перу Шекспира оспаривается въ настоящее время уже очень немногими. За это говоритъ не только глубокій замыселъ основной идеи, но и его выполненіе, боле же всего истинно Шекспировскій языкъ во всхъ главныхъ сценахъ, тотчасъ же обличающій въ глазахъ мало-мальски знакомаго съ Шекспиромъ читателя руку, написавшую Лира, Макбета и многія другія, несомннно принадлежащія тому же автору произведенія. Въ примръ можно привести хотя бы весь четвертый актъ, въ которомъ помщены главные монологи Тимона, а также великолпная сцена съ Апемантомъ. Но если несомннность сочиненія драмы Шекспиромъ обличается этимъ внутреннимъ ея характеромъ, то нельзя сказать того же относительно общей ея постройки и сценоведенія, гд представляется совершенно иное, крайне загадочное явленіе. Разбирая Шекспировы пьесы, мы прежде всего поражаемся въ нихъ замчательной законченностью въ развитіи фабулы и утонченной отдлкой характеровъ всхъ дйствующихъ лицъ безъ исключенія. Если лицъ этихъ, конечно, можно раздлить на главныя и второстепенныя, то дленіе это относится лишь до ихъ сравнительной важности въ общемъ ход дйствія, индивидуальная же отдлка каждаго характера всегда представляется ясной и законченной не мене, чмъ отдлка характеровъ главныхъ лицъ. Ничего подобнаго не замчается въ Тимон. Вся пьеса написана какъ бы нарочно для того, чтобъ выставить только одно лицо и развить только одинъ характеръ. Это не драма, а скоре монодрама, напоминающая современные психологическіе романы. Фабула бдна, неинтересна и не представляетъ эпизода, правильно поставленнаго и стройно развитаго, какъ мы это привыкли видть во всхъ Шекспировыхъ произведеніяхъ. Характеры второстепенныхъ лицъ до того блдны, что ихъ даже нельзя назвать характерами, а сверхъ того, вс они не имютъ ни малйшаго индивидуальнаго, самостоятельнаго значенія въ общемъ ход пьесы и выведены исключительно для того, чтобъ оттнить лицо Тимона и осмыслить тотъ или другой его поступокъ. Такое рзкое отличіе общей концепціи произведенія сравнительно съ тмъ, что мы привыкли видть въ Шекспир обыкновенно, именно и породило много сомнній и вопросовъ, точно ли вся пьеса написана Шекспиромъ, или онъ только передлалъ и исправилъ чужое произведеніе и, отдлавъ одинъ главный характеръ, оставилъ прочее въ томъ вид, какъ нашелъ. Это послднее мнніе находило поддержку въ факт, что въ числ старинныхъ пьесъ англійскаго театра конца XVI столтія было отыскано рукописное драматическое произведеніе совершенно съ тмъ же содержаніемъ, какое мы видимъ и въ Шекспировомъ Тимон. Пьеса эта, напечатанная Дейсомъ въ изданіяхъ Шекспирова общества, считается нкоторыми комментаторами до сихъ поръ именно той пьесой, которую Шекспиръ будто бы передлалъ, но мнніе это опровергается при первомъ поверхностномъ взгляд. Пьеса до того слаба и нелпа, что нтъ никакой возможности предположить, чтобы ее могъ передлать даже Шекспиръ. Другое мнніе, состоящее въ томъ, что Шекспиръ, не касаясь самой пьесы, только заимствовалъ ея сюжетъ, можетъ показаться правдоподобне, но оно ничмъ не доказано. Пьеса по времени, когда она была написана, принадлежитъ къ концу XVI вка (т.-е. къ тому періоду, когда по всей вроятности, написалъ своего Тимона Шекспиръ) и была даваема только на второстепенныхъ провинціальныхъ сценахъ, а потому невольно рождается вопросъ: почему же предполагать, что именно Шекспиръ заимствовалъ свой сюжетъ у автора названной пьесы, а не наоборотъ? Фактъ, что Шекспиръ заимствовалъ большинство своихъ сюжетовъ изъ постороннихъ источниковъ, конечно, справедливъ, но это еще не ведетъ къ непремнному заключенію, что, если существуетъ какая-нибудь пьеса съ сюжетомъ, обработаннымъ равно Шекспиромъ, ее слдуетъ непремнно считать источникомъ, откуда онъ заимствовалъ этотъ сюжетъ. Загадочный вопросъ о причинахъ рзкаго противорчія общей постройки Шекспирова Тимона съ той манерой, какую мы находимъ въ прочихъ произведеніяхъ поэта, остался такимъ образомъ неразршеннымъ. Въ позднйшее время было высказано новое предположеніе, которое хотя также не разршило вопроса документально, но все-таки боле вроятно, чмъ предыдущія. Полагаютъ, что Шекспировъ Тимонъ дошелъ до насъ въ неотдланной редакціи, и что поэтъ почему-нибудь не усплъ или не хотлъ переработать свою пьесу поздне вновь съ придачей полной законченности какъ фабул произведенія, такъ и отдльнымъ характерамъ. Фактъ, что Шекспиръ написанныя имъ прежде пьесы нердко передлывалъ вновь съ несравненно большимъ развитіемъ первоначальнаго плана, мы имемъ налицо. Такой переработк подверглись, напримръ, ‘Ромео и Джульетта’, а также ‘Гамлетъ’. Потому нтъ ничего неправдоподобнаго въ предположеніи, что недостатки Тимона были слдствіемъ слишкомъ спшной работы, при чемъ авторъ, разрабатывая главную идею, набросалъ детали лишь вчерн, полагая вернуться къ тому же предмету поздне. Такое мнніе довольно вско подтверждается тмъ, что Тимонъ ни разу не былъ изданъ не только при жизни Шекспира, но даже въ первые годы посл его смерти и напечатанъ въ первый разъ лишь въ полномъ собраніи сочиненій Шекспира, изданномъ въ 1623 году Геммингомъ и Конделемъ, когда издатели, вроятно, собирали все, что осталось посл поэта, не разбирая, въ какой степени оставшіяся произведенія были разработаны. Напечатана пьеса въ этомъ изданіи въ отдл трагедій, четвертой по счету, подъ заглавіемъ ‘The lyfe of Timon ad Athens’, т.-е. ‘Жизнь Тимона Аинскаго’. Эскизный характеръ всего произведенія обнаруживается при разбор не только второстепенныхъ лицъ, но даже и главнаго. Безпрестанно встрчаются недоговоренности и проблы, явно обличающіе незаконченность и торопливость работы. Даже въ самой роли Тимона, на отдлку которой авторъ, видимо, налегъ въ особенности, встрчаются точно такіе же недостатки. Монологи его порой слишкомъ длинны, порой отрывочны, а иногда въ нихъ встрчаются даже повторенія мыслей, выраженныхъ уже въ другихъ сценахъ. Все это вмст взятое невольно подкупаетъ въ пользу высказаннаго мннія, что въ Тимон мы должны видть не вполн разработанное произведеніе, и что этимъ обстоятельствомъ вполн объясняются т недостатки, которые порождали даже сомнніе — точно ли Шекспиръ написалъ всю драму. Вренъ ли такой взглядъ, или нтъ, конечно, осталось не доказаннымъ документально, но несомннная принадлежность драмы Шекспиру, какъ уже сказано выше, вполн доказывается грандіозностью замысла и истинно Шекспировскимъ языкомъ главныхъ сценъ, а потому изъ всхъ предположеній, которыя длались о драм, послднее должно считаться самымъ правдоподобнымъ.

Время, когда драма написана, осталось въ точности не извстнымъ. Фактъ, что первое дошедшее до насъ изданіе вышло уже посл смерти Шекспира, не позволяетъ сдлать даже приблизительнаго заключенія, когда онъ могъ ее написать. Но если оставить попытки разршить этотъ вопросъ на основаніи фактическихъ документовъ и обратиться къ самому тексту, то при анализ его можно съ большимъ вроятіемъ счесть драму скоре позднимъ, чмъ раннимъ произведеніемъ Шекспира. За это говорить не только глубина основной идеи, напоминающей самыя зрлыя Шекспировы произведенія, но и вншняя форма стиха, равно какъ и общая манера веденія разговоровъ и сценъ, ничмъ не напоминающія произведенія молодости поэта. Но опять надо прибавить, что и это предположеніе не боле, какъ догадка, не подтверждаемая фактическими данными…

Даже то, что сказано относительно силы и звучности стиховъ, нельзя примнить ко всему тексту. Многіе стихи кажутся несомннно принадлежащими Шекспиру, въ другихъ же замчаются совсмъ иные пошибъ, манера. Есть въ текст даже много такихъ мстъ,— которыя хотя и печатаютъ во всхъ изданіяхъ прозой, но звучатъ до нкоторой степени метрами и удареніями, напоминающими стихи. Очень можетъ бытъ, что авторъ имлъ намреніе написать эти мста текста стихами, но не отдлалъ текста окончательно.

Фабула драмы, какъ уже сказано выше, никакъ не можетъ считаться заимствованной изъ современной Шекспиру пьесы съ тмъ же содержаніемъ. Легенда о Тимон была извстна въ Англіи гораздо раньше, и при томъ въ четырехъ различныхъ редакціяхъ, изъ которыхъ дв принадлежатъ литератур древняго міра и дв — средневковой. Первое сказаніе о Тимон мы находимъ у Плутарха, въ біографіи Марка Антонія, гд при описаніи мизантропическаго настроенія, которое постигло Антонія посл жизни его въ Александріи, сказано, что онъ сталъ подражать Тимону, который подобно ему испыталъ людскую неблагодарность. Тимонъ, говоритъ Плутархъ, былъ аинянинъ, жившій во время Пелопонезской войны, какъ это можно видть изъ комедій Аристофана и Платона, въ которыхъ онъ осмянъ за свою мизантропію. Чуждаясь всхъ аинянъ, онъ былъ ласковъ только съ однимъ Алкивіадомъ. Философъ-циникъ Апемантъ, удивленный этимъ предпочтеніемъ, спросилъ однажды Тимона о его причин. ‘Я люблю,— отвтилъ Тимонъ:— этого молодого человка за то, что предвижу, какъ много зла онъ сдлаетъ Аинамъ’.— Апемантъ, впрочемъ, также посщалъ Тимона и длалъ это потому, что какъ нельзя боле былъ похожъ на него характеромъ и образомъ жизни. Однажды въ праздникъ Бахуса оба они ужинали вмст. ‘Не правда ли, ужинъ сегодня хорошъ?’ — спросилъ Апемантъ.— ‘Былъ бы хорошъ,— отвтилъ Тимонъ:— если бъ за столомъ не было тебя’. Въ другой разъ, въ день народнаго собранія, Тимонъ взошелъ на трибуну и, когда вс смолкли, въ ожиданіи, что онъ скажетъ, произнесъ слдующую рчь: ‘Аиняне, во двор моего дома растетъ фиговое дерево, на которомъ уже повсились нсколько изъ вашихъ гражданъ. Ршивъ выстроить на этомъ мст домъ, я считаю нужнымъ васъ объ этомъ увдомить — для того, чтобы желающіе повситься могли исполнить свое намреніе ране, чмъ дерево будетъ срублено’. Посл смерти Тимонъ былъ погребенъ на берегу моря, но почва, на которой поставлена была гробница, впослдствіи опустилась, и ее со всхъ сторонъ окружила вода, сдлавъ неприступной для людей. На гробниц была высчена надпись: ‘Здсь я нашелъ покой посл того, какъ смерть окончила мою несчастную жизнь. Не спрашивайте, какъ меня звали, и пусть злые погибнутъ въ бдахъ’. Говорятъ, будто эпитафія эта была сочинена самимъ Тимономъ, а затмъ, по преданію, поэтъ Каллимахъ прибавилъ къ ней еще два стиха: — ‘Здсь погребенъ человконенавистникъ Тимонъ. Кляни меня, прохожій, если хочешь клясть, но только проходи скоре’.

Такова повсть о Тимон, разсказанная Плутархомъ. Другой писатель, Лукіанъ, переработалъ эту легенду въ сатирическую поэму, въ которой разсказывается, что Тимонъ, испытавъ неблагодарность людей, сталъ громко и дерзко жаловаться на то Юпитеру. Царь боговъ, пробужденный этими жалобами отъ сна, спросилъ, кто былъ этотъ неугомонный крикунъ. Меркурій назвалъ Тимона, прибавивъ, что онъ своими прежними жертвами богамъ вполн заслужилъ ихъ милость и участье. Тогда Юпитеръ объявилъ, что онъ съ удовольствіемъ поразилъ бы враговъ Тимона своимъ Перуномъ, но на бду перунъ оказался испорченнымъ вслдствіе того, что Юпитеръ недавно бросилъ его въ скептика Анаксагора. Желая однако сдлать для Тимона что-нибудь, царь боговъ послалъ къ нему Меркурія вмст съ богомъ богатства — Плутусомъ, для того, чтобы хорошенько разузнать, въ чемъ дло. Плутусъ предложилъ Тимону золота, но тотъ сначала отвергъ его съ негодованіемъ, говоря, что именно золото его и погубило. Затмъ однако онъ согласился принять даръ боговъ и по знаку Плутуса выкопалъ массу золота изъ земли. Едва объ этомъ узнали въ Аинахъ, какъ вс бывшіе друзья Тимона, льстецы, женщины и наконецъ и весь народъ толпой прибжали къ нему съ новыми убжденіями въ своей дружб и участь. Но Тимонъ не поддался на новую лесть и, прогнавъ всю эту толпу камнями, остался попрежнему мизантропомъ.

Въ средневковой литератур легенда о Тимон была обработана два раза въ двухъ сборникахъ разсказовъ, изъ которыхъ первый озаглавленъ: ‘Pleasant histories and excellent novels’, а второй (вышедшій въ 1572 году и составленный Пайнтеромъ) извстенъ подъ именемъ: ‘Palace of pleasure’. Повсть о Тимон, напечатанная въ этомъ послднемъ сборник, развита боле подробно, и въ ней, между прочимъ, повторены анекдоты, которые приводитъ въ своей замтк Плутархъ объ ужин съ Апемантомъ, о знакомств Тимона съ Алкивіадомъ и о смоковниц, на которой Тимонъ предлагалъ аинянамъ повситься.

Разсматривая эти источники, не остается никакого сомннія, что первая идея о Тимон была заимствована Шекспиромъ изъ нихъ и врне всего изъ Плутарха. За это говорить не только приведенный этимъ писателемъ историческій фактъ о томъ, что Тимонъ существовалъ дйствительно, но равно и то, что нкоторые факты его жизни перенесены прямо Шекспиромъ въ свою драму (эпитафія Тимона и анекдотъ о смоковниц). Но признавая эту несомннность заимствованія исходнаго пункта драмы, т.-е. мизантропіи Тимона, нельзя тотчасъ же не замтить, что этимъ и ограничивается все, что взято Шекспиромъ изъ этихъ источниковъ. Во всхъ нихъ Тимонъ выставленъ только какъ мизантропъ, ненавидящій людей, при чемъ причина, доведшая его до этой крайности и состоявшая въ неблагодарности друзей, упоминается лишь вскользь. Между тмъ у Шекспира предшествующая жизнь Тимона, въ которой онъ является не только мизантропомъ, но напротивъ — самымъ жизнерадостнымъ человкомъ, разработана съ неменьшей подробностью, чмъ и второй періодъ его душевнаго состоянія, составляющаго противоположность первому. Причина, почему Шекспиръ не удовольствовался одностороннимъ разсказомъ о мизантропіи Тимона, но развилъ его характеръ гораздо подробне, понятна вполн. Изображеніе такого односторонняго состоянія, какъ мизантропія, безъ объясненія его причинъ могло имть только анекдотическій интересъ, и потому ограничиться подобнымъ взглядомъ на предметъ, конечно, не могъ Шекспиръ, никогда не изображавшій своихъ лицъ иначе, какъ съ полнйшимъ психологическимъ объясненіемъ каждаго ихъ душевнаго движенія и каждаго малйшаго поступка. Мизантропія, конечно, иногда можетъ быть до нкоторой степени врожденнымъ качествомъ, но чаще она бываетъ слдствіемъ именно разочарованія и утраты вры въ т идеалы, которымъ человкъ поклонялся прежде. А на то, что Тимонъ впалъ въ мизантропію именно вслдствіе этой второй причины, указываетъ сама историческая о немъ легенда. Потому понятно, что, взявъ ее за основу своего произведенія, Шекспиръ долженъ былъ держаться въ этихъ границахъ и, рядомъ съ изображеніемъ Тимоновой мизантропіи, объяснить ея причины. Причины же эти заключались въ томъ, что Тимонъ, разочаровавшись въ своихъ прежнихъ врованіяхъ и упованіяхъ, естественно впалъ въ противоположную имъ крайность и сталъ жечь то, чему поклонялся прежде. Эта черта составляетъ всю основу его характера, а изъ нея выводится и основная мысль пьесы. Обращаясь къ первой части трагедіи, мы видимъ въ Тимон человка, чья вся душа наполнена исключительно любовью и желаніемъ длать добро, но затмъ возникаетъ вопросъ: что же или кого именно любилъ и кому именно желалъ онъ длать добро? Сосредоточилъ ли онъ свою привязанность на женщин, на любимомъ друг или на какимъ-нибудь излюбленномъ стремленіи, однимъ словомъ, имло ли прекрасное его стремленіе любить и длать добро какой-нибудь осязательный, реальный предметъ? Разсматривая факты, какіе даетъ трагедія, мы видимъ, что именно этого-то предмета въ стремленіяхъ Тимона и не было. Въ желаніи своемъ любить онъ, можно сказать, любилъ только свою любовь, а въ стремленіи длать добро — обожалъ только это желаніе, нисколько не думая о томъ, на какой предметъ, достойный или недостойный, падали его благодянія. Говоря о друзьяхъ, онъ не называетъ ни одного имени и благодтельствуетъ огульно всмъ. Въ такомъ міровоззрніи Тимона обнаруживается первая важная сдланная имъ ошибка, которая неминуемо должна была повести къ горькимъ разочарованіямъ. Людской дятельности поставленъ предлъ, котораго перейти невозможно по недостатку нашихъ личныхъ силъ. Хотть длать добро всему міру то же, что хотть увеличить океанъ, выливъ въ него ничтожное количество воды. Потому тотъ, кто поступаетъ такимъ образомъ, долженъ напередъ разсчитывать, что ему за его добрыя дла нечего ждать благодарности. А Тимонъ именно ждалъ такой благодарности и, надо прибавить, ждалъ ее не изъ честолюбія или какихъ-либо иныхъ корыстныхъ побужденій, а единственно потому, что считалъ весь міръ раздляющимъ его взгляды и убжденія. Но судьба обрушила на него еще боле жестокій ударъ, чмъ простое отсутствіе благодарности. Она поразила его прямой неблагодарностью,— неблагодарностью низкой и жестокой. Но и въ этой послдней бд, какъ отказывается, Тимонъ опять былъ виноватъ самъ. Онъ съ своей честной, прямой, но, къ сожалнію, ложно смотрвшей на жизнь душой просмотрлъ извстный фактъ, что, чмъ чище и безкорыстне бываетъ человкъ, желающій длать добро, тмъ боле онъ рискуетъ наткнуться на недостойныхъ людей, желающихъ эксплоатироватъ его доброту. Когда Тимоновы друзья оказались именно такими, то онъ, испытавъ ихъ неблагодарность, впалъ при этомъ въ величайшее изъ своихъ заблужденій. Любя весь міръ и считая его такимъ же безкорыстнымъ, какимъ былъ самъ, онъ пріурочилъ понятіе объ этомъ мір къ той ничтожной кучк льстецовъ, какими былъ окруженъ, а потому, когда эти льстецы его оставили, онъ возненавидлъ въ ихъ лиц весь міръ точно такъ же, какъ прежде его любилъ. Трагическое положеніе лица, впавшаго въ такое ужасное, хотя и фальшивое положеніе, конечно, способно привлечь нашу симпатію, но вмст съ тмъ нельзя не признать, что до этого ужаснаго положенія Тимонъ дошелъ по собственной ошибк. Въ этой его ошибк заключается вся основная мысль драмы, а вмст и тотъ великій урокъ, который она намъ даетъ. Разсматривая характеръ Тимона, мы приходимъ къ заключенію, что если кто-нибудь захочетъ слишкомъ широко смотрть на свои способности и задумаетъ длать больше, чмъ это дозволено нашей слабой людской природ, то такой человкъ, не имя для своей дятельности никакой реальной почвы, не только не сдлаетъ ничего, но, сверхъ того, рискуетъ впасть въ разочарованіе, которое, въ случа, если человкъ этотъ не одумается и не пойметъ своей ошибки во время, можетъ ввергнуть въ отчаяніе столь же глубокое, какъ высоко стояли т мечты, какія онъ лелялъ прежде. Драма учитъ насъ такимъ образомъ великому правилу, что всякій, кто хочетъ что-нибудь длать (будь это даже идеальнйшее добро), долженъ для успха, во-первыхъ, строго сознавать и опредлить степень своихъ способностей, а во-вторыхъ (и это еще боле важно), подыскать для своей дятельности врный и соразмрный съ этой способностью предметъ, который могъ бы съ пользой воспринять труды и плоды нашихъ усилій. Тимонъ поступилъ какъ разъ вопреки этимъ двумъ требованіямъ, вслдствіе чего и произошло, что почва, на которой онъ стоялъ, выскользнувъ изъ-подъ его ногъ, повергла его въ бездну.

При взгляд на драму съ такой точки зрнія тотчасъ же обнаружится ложность ходячаго мннія, будто въ Тимон изображена Шекспиромъ исключительно мизантропія. Если Тимонъ дйствительно сдлался мизантропомъ (этимъ именемъ онъ называетъ себя самъ), то мизантропія вовсе не была основнымъ свойствомъ его характера, но лишь конечнымъ результатомъ цлаго цикла душевныхъ состояній и переходовъ, которые онъ испыталъ. Словомъ, исторія Тимона представляетъ намъ (подобно всему, что изображалъ Шекспиръ) не какой-нибудь отдльный эпизодъ, но изображеніе цлаго цикла преемственныхъ и органически связанныхъ явленій жизни, которыя Шекспиръ выдлилъ изъ общаго потока этой жизни и поставилъ предъ нами въ такой живой законченной форм, что мы, наслаждаясь богатствомъ и силой созданныхъ поэтомъ образовъ, въ то же время можемъ изучать по нимъ жизнь, какъ это длаемъ и по ея настоящихъ, дйствительно существующимъ явленіямъ. Идея, выраженная въ Тимон, глубока и истинна нисколько не мене тхъ великихъ идей, какія поэтъ выразилъ въ прочихъ величайшихъ своихъ созданіяхъ, каковы Лиръ, Макбетъ, Отелло, и этимъ именно объясняется то убжденіе, что Тимонъ дйствительно написанъ Шекспиромъ, хотя многіе второстепенные недостатки пьесы и возбуждали сомнніе близорукихъ критиковъ въ ея подлинности. Выше уже было замчено, что вся постройка фабулы обнаруживаетъ торопливость и небрежность. Если понимать подъ именемъ фабулы стройное гармоническое сцпленіе различныхъ событій, которыя хотя и сочетаются по закону причины и слдствія, но вмст съ тмъ имютъ и самостоятельное значеніе, то можно сказать, что въ Тимон фабулы нтъ никакой. Почти все дйствіе пріурочено къ личности одного Тимона и иметъ въ виду выставить исключительно его. Въ драму, правда, введенъ побочный эпизодъ объ Алкивіад и о его ссор съ аинскимъ сенатомъ, но эпизодъ этотъ не иметъ къ пьес никакого отношенія и можетъ бытъ выпущенъ изъ нея безъ малйшаго ущерба. Да и вся личность Алкивіада явно введена только вслдствіе того, что о немъ упоминается въ первоначальной древней легенд о Тимон. Алкивіадъ, правда, заключаетъ драму чтеніемъ надгробной эпитафіи Тимона, но для этого не было надобности создавать спеціальное лицо. Равно нимало не вяжется съ общимъ ходомъ пьесы и то обстоятельство, будто Алкивіадъ воевалъ съ Аинами для того, чтобы отомстить за Тимона, что противорчитъ даже исторіи. Личность Тимона не иметъ никакого явно политическаго значенія, и потому хотя въ пьес и говорится о неблагодарности отечества за его заслуги, но главная перипетія драмы основана не на этомъ. Прочія сцены драмы, въ которыхъ Тимонъ не участвуетъ лично, не имютъ даже второстепеннаго значенія и написаны явно съ намреніемъ освтить и выяснить характеръ главнаго лица. Таковы, напримръ, разговоры льстивыхъ гостей Тимона о его добродтеляхъ, горькія жалобы слугъ на постигшее его несчастье, грубые отказы друзей помочь и т. д. Нкоторыя изъ этихъ сценъ (какъ, напримръ, отказы друзей) обнаруживаютъ даже нкоторую натянутость и преувеличенность, что у Шекспира большая рдкость. Все, словомъ, обличаетъ во вншней постройк драмы нкоторую поспшность и небрежность.

Недостатки эти однако вполн выкупаются грандіозною постройкою характера самого Тимона, отдлкой котораго авторъ явно занялся съ особенной любовію и приложилъ къ ней вс силы своего таланта. Недостаточность разработки, правда, замчается и здсь, но зато общая концепція и планъ задуманы и выполнены безупречно. Съ первыхъ сценъ драмы Тимонъ является человкомъ, избалованнымъ судьбой до того, что большаго довольства трудно было бы пожелать. Онъ богатъ, знатенъ, окруженъ людьми, которыхъ любитъ и (что всего важне) въ чью взаимную любовь вритъ самъ. Люди съ твердымъ характеромъ и врнымъ, практическимъ взглядомъ на жизнь, будучи поставлены въ такое положеніе, часто увлекаются властолюбіемъ, длая изъ своихъ льстецовъ послушныхъ куколъ, которыми забавляются и въ то же время держатъ ихъ въ рукахъ. Но у Тимона вмсто твердаго характера было мягкое, способное на одну любовь сердце, а вмсто практическаго пониманія жизни — совершенная неспособность обсуждать ея явленія. Отсюда и произошло все его несчастье. Кто слишкомъ во что-нибудь вритъ, тотъ скоре всего можетъ впасть въ противоположную крайность, но Шекспиръ, зная, что въ жизни рзкіе переходы изъ одной крайности въ другую почти никогда не происходятъ внезапно, умлъ и въ этомъ случа довести Тимона до его паденія не вдругъ, а постепенно. Первый обрушившійся на него ударъ, состоявшій въ томъ, что Тимонъ узналъ о своемъ разореніи, не только не произвелъ на него удручающаго впечатлнія, но, напротивъ, какъ будто еще боле утвердилъ т радужные взгляды на жизнь, которыхъ онъ держался. Онъ до того врилъ въ своихъ друзей, что былъ даже радъ дать имъ возможность отплатить ему добромъ за добро. Зато, когда онъ въ этомъ такъ горько разочаровался, тутъ уже явились вс данныя для страшной происшедшей въ немъ перемны. Ударъ этотъ былъ такъ ужасенъ и до того разбилъ все, чему Тимонъ врилъ и что такъ любилъ, что подобной катастрофы никто не могъ перенести безнаказанно. Зная это, поэтъ-психологъ, прежде чмъ довести Тимона до полной крайней мизантропіи, провелъ его предварительно черезъ душевную стадію, поразительно врно объясняющую этотъ переходъ. Узнавъ окончательно, что онъ покинутъ всми, Тимонъ подвергается припадку бшенства, граничащаго съ помшательствомъ, посл чего окончательное превращеніе его почти въ звря становится уже въ нашихъ глазахъ боле понятнымъ и естественнымъ. Два послднія дйствія драмы, въ которыхъ Тимонъ является въ этомъ ужасномъ положеніи, нарисованы такими порой неистовыми чертами, что многіе критики серьезно ставили Шекспиру въ вину, будто онъ превысилъ въ изображеніи этого положенія то удивительное чувство мры, которое мы видимъ во всхъ его прочихъ произведеніяхъ. Но если это мнніе и можетъ считаться до нкоторой степени справедливымъ, то разв только въ детальной разработк вопроса, а никакъ не въ общей его концепціи. Тимонъ въ послдней стадіи развитія своего характера не могъ удержаться въ обыкновенныхъ границахъ, но долженъ былъ непремнно ихъ превысить именно потому, что онъ точно также не зналъ мры и тмъ противоположнымъ чувствамъ, какія онъ выказывалъ въ первой половин драмы. Потому, если Шекспиръ дйствительно изобразилъ Тимона въ конц драмы почти-что звремъ, онъ чувствовалъ, что длалъ, и нимало не отклонился отъ того, что ему диктовали общіе законы жизни. Зато въ разработк деталей мы дйствительно можемъ найти въ роли Тимона нкоторыя шероховатости и, пожалуй, преувеличенности, которыя обличаютъ однако скоре поспшность и небрежность, съ какою драма была написана, чмъ общія ошибки противъ чувства мры и правды. Такъ, напримръ, многія изъ отдльныхъ выраженій Тимона гршатъ излишнимъ цинизмомъ, котораго можно было бы избжать. Но еще боле обличаютъ поспшность и небрежность частыя повторенія однхъ и тхъ же мыслей, которыя Тимонъ высказываетъ въ своихъ монологахъ. Все это вмст взятое какъ нельзя лучше подтверждаетъ вроятность высказаннаго выше мннія, что вся драма дошла до насъ лишь въ необработанномъ окончательно, эскизномъ вид, и, что, если бъ Шекспиръ вздумалъ вернуться къ ней во второй разъ, конечно, вс замчаемые въ настоящее время въ драм недостатки были бы сглажены, и мы, въ виду такой дйствительно великой психологической идеи, какая проведена въ драм, имли бы въ Тимон произведеніе, нимало не уступающее тмъ лучшимъ созданіямъ Шекспира, въ которыхъ онъ преподалъ намъ т величайшіе жизненные уроки, которымъ мы не перестаемъ удивляться.

Хотя выше было замчено, что второстепенныя лица драмы не имютъ никакого самостоятельнаго значенія и выведены только затмъ, чтобы выяснить и оттнить характеръ главнаго лица, но интересное исключеніе представляетъ въ этомъ случа Апемантъ. Хотя въ общихъ чертахъ лицо это точно также служитъ только для лучшаго опредленія личности Тимона, но характеръ его вмст съ тмъ иметъ и опредленное, индивидуальное значеніе. Многіе критики относили Тимона къ циклу тхъ трагедій Шекспира, въ которыхъ онъ изобразилъ древній міръ, какъ, напримръ, въ ‘Коріолан’, ‘Юліи Цезар’ и др. Мнніе это, конечно, совершенно ложно, такъ какъ въ характер всей драмы общаго съ древнимъ міромъ можно признать только одни имена дйствующихъ лицъ. Но въ лиц Апеманта мы дйствительно можемъ замтить тотъ пошибъ и то вяніе, какіе обнаруживаютъ герои и люди древняго міра. Философъ-циникъ по убжденію, Апемантъ дошелъ до своихъ взглядовъ на жизнь не вслдствіе ударовъ и несчастій, какіе довели до мизантропіи Тимона, но выработалъ ихъ самъ путемъ чисто апріорическихъ взглядовъ и этимъ дйствительно придалъ себ тотъ монументальный характеръ, какой поражаетъ насъ въ древнихъ герояхъ, чей скульптурный обликъ представляется, подобно вышедшей изъ головы Юпитера Минерв, въ совершенно готовомъ вид, безъ всякаго указанія, какъ и почему онъ могъ образоваться. Сцена послдняго свиданія Тимона съ Апемантомъ самая лучшая во всей драм, и въ ней характеры обоихъ мизантроповъ — одного мизантропа по слабости характера, а другого по убжденію — до того рельефно объясняютъ другъ друга, что посл нея къ характерамъ обоихъ не представляется надобности въ прибавк ни одного малйшаго штриха. Одна эта сцена можетъ служить лучшимъ доказательствомъ, что Тимонъ не только дйствительно написанъ Шекспиромъ, но что вмст съ тмъ эта драма создана поэтомъ въ тотъ позднйшій періодъ развитія его творческихъ силъ, когда онъ написалъ свои величайшія произведенія.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Тимонъ, благородный аинянинъ.

Луцій, Лукуллъ, Семпроній — льстецы Тимона.

Вентидій, ложный другъ Тимона.

Апемантъ, философъ-циникъ.

Алкивіадъ, аинскій полководецъ.

Флавій, управитель Тимона,

Фламиній, Луцилій, Сервилій — слуги Тимона.

Кафисъ, Филотъ, Титъ, Луцій, Гортензій — слуги заимодавцевъ Тимона.

Слуга Варрона, заимодавца Тимона.

Слуга Исидора, заимодавца Тимона.

Поэтъ.

Художникъ.

Ювелиръ.

Купецъ.

Старый аинянинъ.

Пажъ.

Шутъ.

Фрина, Тимандра — любовницы Алкивіада.

Знатные аиняне, сенаторы, солдаты, разбойники, чужестранцы, гости, маски.

Дйствіе въ Аинахъ и близлежащемъ лсу.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Зала въ дом Тимова.

(Входятъ изъ разныхъ дверей поэтъ, художникъ, купецъ, ювелиръ и другіе).

Поэтъ. Съ пріятнымъ днемъ!

Художникъ. Радъ, что здоровымъ встртилъ

Я здсь тебя.

Поэтъ. Давно мы не видались.

Ну что, какъ міръ?

Художникъ. Ветшаетъ съ каждымъ днемъ.

Поэтъ. Ну, этотъ слухъ, положимъ, не новинка!

Встей получше нтъ ли у тебя?

Новй, чуднй, сто разъ не повторенныхъ.

Да вотъ, смотри (Указываетъ на купца и ювелира).

Какихъ духовъ, о, щедрость,

Себ служить не заставляешь ты!

Ты власть надъ всмъ!— купецъ извстенъ мн.

Художникъ. Съ нимъ ювелиръ, — я знаю ихъ обоихъ.

Купецъ (ювелиру). О, да, о, да, достойный человкъ!

Ювелиръ. Сомннья нтъ.

Купецъ. Ни съ кмъ онъ не сравнится.

Творить добро такая же потребность

Его душ, какъ жить или дышать.

Ювелиръ. Со мной брильянтъ.

Купецъ. О, покажи!— Наврно

Для Тимона?

Ювелиръ. Да, если только онъ

Дастъ цну мн, — но что болтать объ этомъ!

Поэтъ (декламируетъ про себя):

Когда порокъ мы хвалимъ изъ корысти —

Грязнимъ мы тмъ высокіе стихи,

Чей долгъ прямой превозносить лишь честность!

Купецъ (разматривая брильянтъ).

Грань хороша.

Ювелиръ. Все хорошо,— взгляни лишь,

Что за вода

Художникъ (поэту). Ты сочиняешь, врно,

Стихи иль гимнъ, чтобъ посвятить его

Хозяину?

Поэтъ. Да, вылилась бездлка

Въ свободный часъ.— Вдь стихъ, какъ сокъ деревьевъ,

Сочится самъ и каплетъ сквозь кору

Родного пня. Должно огниво высчь

Огонь въ кремн, но нашъ огонь священный

Родится въ свтъ свободно самъ собой

И, разъ родясь, не знаетъ онъ преграды.

Какъ быстрый ключъ.— Что у тебя?

Художникъ. Картина.

Когда же книгу мы прочтемъ твою?

Поэтъ. А вотъ лишь только поднесу ее

Хозяину.— А ты свою картину

Покажешь намъ?

Художникъ (открывая картину). Надюсь, недурна?

Поэтъ. Восторгъ, восторгъ! Прекрасно! Превосходно!

Художникъ. Ну, это слишкомъ ужъ.

Поэтъ. О, нтъ, напротивъ!

Какъ говоритъ изящной постановкой

Фигура вся! Какъ силенъ этотъ взглядъ!

Какъ выгибъ губъ исполненъ мощной думы!

Онъ говоритъ понятно безъ рчей.

Художникъ. Съ природы снять дйствительно усплъ

Я копію на этотъ разъ удачно.

Что скажешь ты про этотъ поворотъ?

Хорошъ иль нтъ?

Поэтъ. О, онъ природу учитъ,—

Вдь мастерство живе, чмъ она.

(Проходятъ нсколько сенаторовъ).

Художникъ. Какъ оцненъ однако Тимонъ всми!

Поэтъ. Сенаторы,— счастливый нашъ народъ ¹).

Художникъ. Смотри еще.

Поэтъ. Ты видишь эти волны

Живыхъ существъ, явившихся сюда?

Такъ выслушай — изобразить въ стихахъ

Намренъ я такого человка,

Кому весь міръ несетъ наперерывъ

Дань похвалы, дань чести и вниманья.

Стснять мой стихъ не буду я ничмъ.

Помчится онъ по восковымъ таблицамъ ²),

Какъ по морю, и не смутится злобой

Ни въ чемъ его свободный, быстрый бгъ!

Пусть, какъ орелъ, въ пути своемъ безслдномъ,

Несется онъ со смлостью впередъ!

Художникъ. Какъ понимать я долженъ рчь такую?

Поэтъ. Скажу сейчасъ.— Ты видишь, какъ усердно

Вс личности,— какой бы ни дала имъ

Природа умъ: поверхностный, серьезный,

Пустой иль нтъ,— несутъ наперерывъ

Свои услуги Тимону. Привлекъ

Своимъ добромъ’ и щедростью безъ мры

Онъ вс сердца. Кадитъ ему не только

Толпа льстецовъ, чьи лица отражаютъ

Какъ зеркало ³), улыбки богачей,

Но даже самъ философъ Апемантъ,

Привыкшій, какъ твердятъ, гнушаться даже

Самимъ собой.— Колни даже онъ

Склонить готовъ предъ Тимономъ, довольный,

Когда его почтитъ улыбкой тотъ.

Художникъ. Случилось точно слышать мн однажды

Бесду ихъ.

Поэтъ. Такъ слушай же:— хочу

Изобразить я на цвтущемъ холм

Фортуны тронъ! Внизу гудитъ толпа

Людскихъ существъ всхъ знаній и достоинствъ,

Алкающихъ упорнйшимъ трудомъ

Достичь того, къ чему они стремятся.

Въ ихъ сборищ, средь столькихъ лицъ и глазъ,

Съ мольбою устремленныхъ на фортуну,

Намренно поставится одинъ,

Чьей вншности придамъ живое сходство

Я съ Тимономъ. Его перстомъ лилейнымъ ⁴)

Прійти къ себ богиня поманитъ

И тмъ отдастъ безпрекословно въ рабство

Ему былыхъ соперниковъ его!

Художникъ. Замыслилъ ты дйствительно недурно!

Фортуны тронъ и этотъ человкъ,

Изъ всей толпы намченный богиней

На то, чтобъ онъ, съ склоненной головой,

Вбжалъ на холмъ за чуднымъ даромъ счастья —

Прекрасно можно это въ самомъ, дд

Все выразить.

Поэтъ. Прослушай до конца…

Едва успхъ счастливца увидали

Вс бывшіе товарищи его —

То даже т, которые считали

Себя знатнй — теперь стремглавъ пустились.

Ему служить, торчать въ его передней,

Лить вслухъ рчей хвалебный иміамъ,

Держать ему съ покорнымъ видомъ стремя,—

Ну, словомъ, будто имъ однимъ могли

Они дышать.

Художникъ. Но что жъ потомъ?

Поэтъ. Потомъ

Вотъ было что: — Фортуна, измнясь,

Въ капризный часъ прогнала съ глазъ любимца-

И тутъ-то вс прихлбники его-.

Что ползали предъ нимъ — кто на колняхъ,

Кто на рукахъ — позволили теперь

Ему съ горы скатиться прямо книзу,

Съ его судьбой своей не раздливъ.

Художникъ. Немудрено:— есть тысячи картинъ,

Гд нравъ Фортуны втреной представленъ

Во много разъ живй, чмъ на словахъ.

Ты, впрочемъ, задался прекрасной цлью

Открыть предъ взоромъ Тимона, что часто

Тотъ, кто стоитъ на горной высот,

Предъ всми вдругъ летитъ ногами кверху.

(Трубы. Входитъ Тимонъ со свитой. Съ нимъ разговариваетъ слуга Вентидія).

Тимонъ. Какъ, онъ въ тюрьм?

Слуга. Да, добрый господинъ!

Весь долгъ его — ничтожныхъ пять талантовъ.

Платить нтъ средствъ, заимодавцы строги!

Замолвить слово проситъ за него

Онъ имъ въ письм,— иначе вся его

Разбита жизнь.

Тимонъ. Вентидій благородный!..

Ну, ничего! Я не изъ тхъ пустыхъ

Говоруновъ, что покидаютъ близкихъ,

Когда они прибгнутъ къ нимъ въ нужд.

Участья онъ достоинъ въ полной мр

И потому не будетъ безъ него —

Я долгъ плачу, чтобъ дать ему свободу!

Слуга. Его навкъ обяжешь этимъ ты.

Тимонъ. Снеси ему привтный мой поклонъ.

Я долгъ пришлю. Пусть, получивъ свободу,

Онъ поститъ по-дружески меня.—

Не въ томъ добро, чтобъ разъ помочь несчастнымъ,

А въ томъ, чтобъ ихъ поддерживать и впредь!

Иди жъ домой.

Слуга. Всхъ благъ теб и счастья!

(Уходитъ слуга. Входитъ старикъ аинянинъ).

Старикъ. Прошу тебя, склони, достойный Тимонъ,

Ко мн твой слухъ.

Тимонъ. Охотно, старина.

Старикъ. Есть у тебя слуга одинъ, Луцилій.

Тимонъ. Ну, да, такъ что жъ?

Старикъ. Будь добръ и прикажи

Его позвать.

Тимонъ. Ей!— здсь ли онъ? Луцилій!

(Входитъ Луцилій).

Луцилій. Что, господинъ?

Старикъ. Вотъ этотъ твой прихлбникъ ⁵)

Ко мн шататься вздумалъ по ночамъ.

Я честно жилъ и наживалъ добро

Ужъ много лтъ, такъ, значитъ, въ полномъ прав

Желать, чтобъ мой наслдникъ былъ приличнй,

Чмъ подавщикъ тарелокъ за столомъ.

Тимонъ. Что жъ хочешь ты?

Старикъ. Единственную я

Имю дочь. Наслдникомъ инымъ

Я оставлять добро свое не стану,

Дочь хороша и въ возраст, когда

Пришла пора ей думать о замужеств.

Я на ея потратилъ воспитанье

Что только могъ,— и вижу вдругъ теперь,

Что твой слуга задумалъ добиваться

Ея любви.— Прошу, достойный Тимонъ,

Будь милосердъ и помоги смирить

Мн наглеца,— объ этомъ самъ старался

Безъ пользы я.

Тимонъ. Онъ честенъ.

Старикъ. Что жъ въ томъ?

Находитъ честность должную награду

Сама въ себ! Къ чему же приплетать

Тутъ дочь мою?

Тимонъ. А двушка склонна

Къ нему душой?

Старикъ. Ну, молодость на это

Склонна всегда!.. Что значатъ въ эти годы

Любовь и страсть — судить объ этомъ можемъ

Мы по себ.

Тимонъ (Луцилію). А ты?— Ее ты любишь?

Луцилій. Да, господинъ, и дочь дала согласье

Быть мн женой.

Старинъ. А я клянусь, что если

Мое согласье вздумаютъ они

Такъ обойти,— то я себ назначу

Наслдникомъ кого-нибудь изъ нищихъ,

Ее жъ лишу безъ жалости всего.

Тимонъ. Какъ много ей ты общался дать,

Когда бъ она себ сыскала ровню?

Старикъ. Я бъ три таланта выдалъ ей сейчасъ же

И все потомъ.

Тимонъ. Луцилій честно служитъ ⁶)

Мн много лтъ, и я принесть готовъ

Ему на благо маленькую жертву.

Исполню тмъ я только небольшой

Долгъ доброты.— Отдай ему, старикъ,

Свое дитя, а я уровновшу

Ихъ средства такъ, что будетъ стоить столько жъ

Онъ, какъ она.

Старикъ. Ахъ, господинъ мой добрый!

Дай слово мн, что будетъ такъ,— и дочь я

Отдамъ сейчасъ.

Тимонъ. Даю честное слово.

Луцилій. О, господинъ, благодарю всмъ сердцемъ!

Все, все добро, какое мн судьба

Пошлетъ впередъ — считай твоимъ навки!

(Уходятъ старикъ и Луцилій).

Поэтъ. Благоволи принять, достойный Тимонъ,

Мой слабый трудъ и будь счастливъ всегда!

Тимонъ. Благодарю! Услышишь обо мн

Ты боле, не уходи такъ скоро.

(Живописцу) Съ чмъ ты, мой другъ?

Живописецъ. Съ картиной, мужъ достойный!

Принять ее прошу отъ всей души.

Тимонъ. Цнилъ всегда я живопись высоко.

Портретъ вдь выше, чмъ оригиналъ.

Съ тхъ поръ, какъ въ душахъ поселилась низость,

Чтобъ торговать натурою людской,

Въ живыхъ мы людяхъ видимъ только вншность,

А кисть даетъ намъ безъ обмана то,

Что точно есть ⁷).— Твой трудъ пришелся очень

По сердцу мн, и въ этомъ убдишься

Ты скоро самъ.— Останься здсь покамстъ

И жди хорошихъ отъ меня встей.

Художникъ. Да сохранятъ тебя въ грядущемъ боги!

Тимонъ. Благодарю.— Подайте руки мн,

Мы отобдаемъ сегодня вмст.

(Ювелиру) А за брильянтъ того, что просишь ты,

Я не плачу.

Ювелиръ. Ужели ты призналъ

Нестоящей его цны, какую

Назначилъ я?

Тимонъ. Какъ можно!— Оцнилъ

Его я выше,— такъ что если бъ вздумалъ

Его купить — то разорилъ бы этимъ

Себя въ конецъ.

Ювелиръ. Назначилъ цну я,

Какую можно дать. Но вдь извстно,

Что вещи одинаковой цны

Нердко оцняются различно,

Смотря по ихъ владльцамъ. Славный Тимонъ

Собой удвоитъ цну всякой вещи,

Которую захочетъ пріобрсть.

Тимонъ. Насмшливъ ты.

Купецъ. О, никогда:— онъ только

Намъ повторилъ, что слышалъ много разъ

Отъ всхъ везд. (Входитъ Апемантъ).

Тимонъ. Смотрите, кто идетъ.

Хотите вы его послушать брани?

Ювелиръ. За честь сочтемъ съ тобою раздлить

Мы эту брань.

Купецъ. Бьетъ всхъ онъ безъ разбора..

Тимонъ. Съ пріятнымъ днемъ, любезный Апемантъ!

Апемантъ. Отвта жди въ тотъ день, когда съ тобой

Любезнымъ быть мн явится охота.

А будетъ то, когда людишки эти

Отыщутъ честь, а самъ ты станешь псомъ.

Тимонъ. За что же ихъ позоришь ты, не зная?

Апемантъ. Вдь они аиняне?

Тимонъ. Да.

Апемантъ. Ну, такъ я сказаннаго назадъ не беру.

Тимонъ. А меня ты знаешь?

Апемантъ. Само собой!— потому я тебя и назвалъ твоимъ именемъ.

Тимонъ. Ты гордецъ, Апемантъ.

Апемантъ. О, да! И всего больше горжусь тмъ, что я не Тимонъ.

Тимонъ. Куда ты шелъ?

Апемантъ. Шелъ разбить башку кому-нибудь изъ честныхъ аинянъ.

Тимонъ. За это можешь поплатиться своей.

Апемантъ. Конечно, если будутъ казнить за поступки, которые не стоятъ выденнаго яйца.

Тимонъ. Нравится теб эта картина?

Апемантъ. Нравится тмъ, что она безвредна ⁸).

Тимонъ. Художникъ, создавшій картину, талантливъ.

Апемантъ. Художникъ, создавшій самого художника, высказалъ еще большій талантъ, однако на этотъ разъ изъ его рукъ вышла тоже дрянь.

Художникъ. Собака.

Апемантъ. Твоя мать изъ моей породы, — кто жъ она по-твоему, если я собака?

Тимонъ. Обдай сегодня со мной, Апемантъ.

Апемантъ. Я важныхъ баръ не мъ.

Тимонъ. И хорошо длаешь: — иначе ты огорчилъ бы ихъ барынь.

Апемантъ. Т дятъ ихъ сами. Оттого у нихъ и животы растутъ.

Тимонъ. Какой неприличный выводъ!

Апемантъ. Его въ моихъ словахъ откопалъ ты, такъ и возьми себ за трудъ.

Тимонъ. Нравится теб этотъ брильянтъ?

Апемантъ. Меньше, чмъ честность, а она не стоить людямъ ни гроша.

Тимонъ. Сколько, ты думаешь, онъ стоитъ?

Апемантъ. Не стоитъ того, чтобъ я о немъ думалъ..— Что длаешь, поэтъ?

Поэтъ. Ничего, философъ.

Апемантъ. Неправда!— ты постоянно врешь.

Поэтъ. Разв ты не философъ?

Апемантъ. Философъ.

Поэтъ. Значитъ, я не совралъ, назвавъ тебя такъ.

Апемантъ. А ты поэтъ?

Поэтъ. Поэтъ.

Апемантъ. Такъ какъ же ты не врешь? Прочитай свое послднее произведеніе, въ которомъ ты увряешь, будто Тимонъ достойный человкъ.

Поэтъ. Это не ложь, а правда.

Апемантъ. Онъ достоинъ тебя и стоитъ, чтобъ ты бралъ съ него деньги за твои труды. Кто любитъ лесть — любитъ льстеца.— О, если бъ я былъ знатнымъ бариномъ!

Тимонъ. Что жъ бы ты сталъ длать?

Апемантъ. То же, что длаю теперь:— сталъ бы презирать ихъ всхъ.

Тимонъ. Значитъ, и себя?

Апемантъ. Да.

Тимонъ. За что же?

Апемантъ. За то, что пожелалъ въ глупый часъ бариномъ чдлаться ⁹).— (Купцу) Ты купецъ?

Купецъ. Да, Апемантъ.

Апемантъ. Желаю, чтобъ торговля тебя разорила, если этого не сдлаютъ боги.

Купецъ. Разоритъ торговля, значитъ — разорили боги.

Апемантъ. Ну, да,— вдь она твой богъ, такъ пусть она тебя и разоритъ. (Трубы. Входитъ слуга).

Тимонъ. Чьи это трубы?

Слуга. Тамъ двадцать всадниковъ съ Алкивіадомъ.

Тимонъ. Прими ихъ всхъ и проведи ко мн.

(Уходитъ слуга).

Мы отобдаемъ сегодня-вмст.

(Поэту, художнику и прочимъ)

А васъ прошу не уходить, пока

Не расплачусь, какъ слдуетъ, я съ вами.

Картину мы посмотримъ, кончивъ пиръ,

А до того, поврьте, радъ душою

Я видть васъ.

(Входитъ Алкивіадъ со своими друзьями).

Алкивіадъ. Здорово, другъ!

Апемантъ. Такъ, такъ!..

Пусть скрючились бы ваши вс суставы ¹⁰)!

Вдь ни въ одномъ изъ этихъ сладкихъ плутовъ

Пріязни нтъ другъ къ другу ни на грошъ,

А льстятъ въ глаза!— Нтъ, вижу я, что люди

Вс выродились въ стадо обезьянъ!

Алкивіадъ. Такъ много дней не видвшись съ тобой,

Я по теб проголодался, Тимонъ.

Тинонъ. Будь гостемъ здсь. Найдемъ, какъ провести

Пріятно день мы предъ твоимъ отъздомъ.

Отправимся жъ, достойный другъ, со мной.

(Уходятъ вс, кром Апеманта. Входятъ двое гостей).

1-й гость. Который часъ, Апемантъ?

Апемантъ. Часъ быть честнымъ.

1-й гость. Честнымъ надо быть всегда.

Апемантъ. Тмъ больше будешь ты проклятъ за то, что этого не исполняешь.

2-й гость. Идешь ли ты на пиръ къ Тимону?

Апемантъ. Непремнно. Хочу посмотрть, какъ плуты обжираются, а дураки горячатъ глотки виномъ!

2-й гость. Прощай, прощай!

Апемантъ. Ты глупъ, что повторилъ эти слова два раза.

2-й гость. Почему?

Апемантъ. Теб слдовало сберечь одно прощай для себя, потому что отъ меня ты его не получишь.

1-й гость. Чтобъ теб повситься!

Апемантъ. Если повшусь, то никакъ не по твоему желанію. Обратись съ этой посудой къ твоимъ друзьямъ.

2-й гость. Уберись ты, сварливая собака! Кончится тмъ, что я выгоню тебя отсюда палкой.

Апемантъ. Собак нтъ безчестья убжать отъ копытъ осла.

(Уходитъ Апемантъ).

1-й гость. Вотъ человкъ навыворотъ!— Пора

Итти однако къ Тимону на праздникъ.

Щедрй онъ, право, щедрости самой.

2- и гость. Она въ немъ плещетъ черезъ край. Самъ Плутусъ,

Богъ золота, ему годиться можетъ

Лишь въ ключники! Онъ всемеро платить

Привыкъ за все. Чуть подари ему

Бездлицу — отвтомъ за нее

Онъ превзойдетъ признательности мру.

1-й гость. Такой души не видывалъ я въ свт.

2-й гость. Пошли, судьба, счастливыхъ много дней

Ему впередъ.— Пора итти.

1-й гость. Идемъ. (Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

Тамъ же. Парадная зала въ дом Тимона.

(Гобои. Среди залы накрытъ пиршественный столъ. Флавій и слуга хлопочутъ, затмъ входятъ Тимонъ, Алкивіадъ, Луцій, Лукуллъ, Семпроній, Вентидій, сенаторы и другіе гости. Позади идетъ съ сердитымъ видомъ Апемантъ).

Вентидій. Достойный Тимонъ, боги положили

Предлъ годамъ, прожитымъ на земл

Моимъ отцомъ. Счастливымъ отошелъ

Къ покою онъ и вс свои богатства

Оставилъ мн. А такъ какъ твоему

Обязанъ я великодушью многимъ,

То возвратить я полностью спшу

Теб мой долгъ и врь, что буду вчно

Признателенъ всмъ сердцемъ я теб

За то, что мн ты возвратилъ свободу!

Тимонъ. О, перестань, Вентидій благородный!

Моей любви не понялъ, вижу, ты,

Я услужить подаркомъ безвозвратнымъ

Хотлъ теб, а кто жъ беретъ назадъ,

Что подарилъ? Бываетъ безъ сомннья,

Что поступаютъ съ нами иногда

Такъ высшіе, но подражать имъ въ этомъ

Мы не должны. Пороки ихъ сіяютъ,

Но тмъ себя они не извиняютъ!

Вентидій. Что за душа!

(Гости подобострастно стоятъ около Тимона).

Тимонъ. Что жъ, гости дорогіе,

Стоите вы?— Прошу безъ церемоній!

Вдь этикетъ придуманъ для того,

Чтобъ вншній лоскъ скрывалъ притворство сердца.

Онъ нуженъ тамъ, гд ласковы лишь съ виду

Съ друзьями мы и ждемъ, чтобъ поскорй

Они ушли, но истинная дружба

Не такова:— съ ней этикетъ не нуженъ.

Садитесь же и врьте, что цню

Я именно за то мое богатство,

Что имъ могу услуживать друзьямъ.

1-й гость. Мы въ этомъ вс давно уже сознались.

Апемантъ. Сознались вы? Такъ въ петлю всхъ бы васъ!

Тимонъ. А, Апемантъ,— я радъ теб сердечно.

Апемантъ. Я здсь не съ тмъ, чтобъ радовать тебя.

Хочу, чтобъ ты меня напротивъ выгналъ

Отсюда прочь.

Тимонъ. Какой же ты ворчунъ!

Задался мыслью, кажется, ты стать

Совсмъ не человкомъ. Дурно, дурно!

Мы знаемъ: ira furor brevis est ¹¹),

Но ты привыкъ вдь злиться постоянно…

Не хочешь съ нами ссть — такъ мы накроемъ

Геб отдльный столъ.— Не любишь ты

Быть въ обществ друзей, да и не созданъ

Для этого.

Апемантъ. Останусь я, пожалуй,

Но на меня, чуръ, посл не пенять.

Я говорю теб объ этомъ раньше.

Подмтить здсь хочу я кое-что.

Тимонъ. Это меня нисколько не безпокоитъ. Ты аинянинъ, и потому милости просимъ. Власти противъ тебя я употреблять не буду, но все-таки надюсь, что моя хлбъ-соль заставитъ тебя немного сдерживать языкъ.

Апемантъ. Твоя хлбъ-соль мн встанетъ въ горл комомъ

Затмъ, что льстить не буду я теб,—

Такъ что мн въ ней?— О, сколько здсь людей

Жрутъ Тимона, и онъ того не видитъ!

Скорбитъ душа при вид, какъ такая

Толпа обжоръ, на одного напавъ,

Пьетъ кровь его, а онъ (вотъ гд безумство) —

Ихъ угощаетъ ласково собой!..

Дивлюсь, какъ можно доврять другъ другу

Въ людской толп! Я запретилъ бы людямъ,

Идя къ столу, носить съ собой ножи ¹²)!

Объдковъ больше было бъ, да и гости

Себя сберечь тогда могли бъ врнй.

Примровъ тьма:— вотъ хоть бы тотъ!— Сидитъ

Онъ съ Тимономъ, съ нимъ братски длитъ хлбъ,

Пьетъ изъ одной по-дружески амфоры

Его онъ душу пополамъ съ виномъ!

А случай будь — его заржетъ первый!

Наврно такъ!— Будь я богатъ — боялся бъ

Я за обдомъ поднести стаканъ

Къ моимъ губамъ! Боялся бъ, чтобъ, открывши

Передъ всми ротъ, я тмъ не побудилъ

Кого-нибудь пырнуть ножомъ мн въ горло

И умертвить!— Богатымъ предъ дой

Полезно ротъ свой защищать уздой.

Тимонъ. Теперь, друзья, мы выпьемъ круговую.

2-й гость. Сюда, сюда! Направь амфору къ намъ.

Апемантъ. Да, да, направь!— Направить мастеръ дло,

Какъ должно, ты! Лишь не пришлось бы плохо

Хозяину отъ здравицы твоей!

Вотъ я такъ пью напитокъ благородный!

Онъ никому не сдлаетъ вреда,

Никто водой себя не замараетъ,

Она подъ-стать обду моему.

Пирами мы привыкли лишь гордиться,

Но все жъ хочу богамъ я помолиться.

На деньги, боги, я не льщусь!

Я о себ одномъ молюсь!

Не буду я глупцомъ такимъ,

Что клятвамъ врить радъ людскимъ,

Не переноситъ женскихъ слезъ,

Спокоенъ, если дремлетъ песъ,

Тюремнымъ вритъ сторожамъ

И при нужд идетъ къ друзьямъ!

Пусть прихотливо люди жрутъ —

Коренья пищу мн дадутъ!

(стъ и пьетъ.)

шь, Апемантъ, на доброе здоровье.

Тимонъ. Я думаю, другъ Алкивіадъ, твое сердце и теперь на пол сраженья?

Алкивіадъ. Оно тамъ, гд можно оказать теб услугу.

Тимонъ. Я думаю, теб пріятнй ссть за непріятельскій завтракъ, чмъ за дружескій столъ?

Алкивіадъ. О, да,— когда онъ облитъ кровью. Такой пиръ я пожелаю лучшему изъ друзей.

Апемантъ. Желаю, чтобъ вс эти льстецы стали твоими врагами. Ты бы тогда ихъ убилъ и пригласилъ меня на обдъ, чтобъ ихъ състь.

1-й гость (Тимону). Какъ бы мы желали, безцнный другъ, чтобъ теб пришла когда-нибудь надобность испытать нашу къ теб дружбу! Мы почли бъ себя счастливыми, если бъ могли, доказать теб хоть ея частицу.

Тимонъ. О, не сомнвайтесь, дорогіе друзья, что это время рано или поздно придетъ! Сами боги ршили, что когда-нибудь вы мн поможете, потому что, зачмъ же было имъ иначе длать васъ моими друзьями? Если бъ вы не принадлежали вполн моему сердцу, то для чего же изъ тысячи другихъ лицъ стали бы вы одни носить дорогое имя моихъ друзей? Въ дружбу вашу я врю боле, чмъ, можетъ-быть, изъ скромности врите въ нее вы сами! Вотъ какъ высоко я васъ ставлю!— О, боги!— часто думалось мн, для чего было бъ намъ имть друзей, если бъ мы никогда въ нихъ не нуждались? Вдь они были бъ въ этомъ случа самыми безполезными въ мір существами и походили бъ на т музыкальные инструменты, которые, вися въ футлярахъ, хранятъ сладкіе звуки только для самихъ себя!— Мн даже часто хотлось потерять мое богатство для того, чтобъ видть, какъ это тсно сблизило бъ меня съ вами!— Мы рождены, чтобъ длать добро, а что же можно назвать боле своей собственностью, какъ не имущество нашихъ друзей? Что за наслажденіе въ мысли, что кучка людей братски располагаетъ имуществомъ другъ друга! (Плачетъ). О, радость, утопающая въ слезахъ въ самый мигъ своего рожденья и тмъ какъ бы кончающая свою жизнь!— Я не могу удержать слезъ и для того, чтобъ скрыть эту слабость, пью за ваше здоровье!

Апемантъ. Заплакалъ онъ, чтобъ ихъ заставить выпить!

2-й гость. Ты радость зародилъ у насъ въ глазахъ,—

Она на свтъ явилась, какъ младенецъ.

Апемантъ. Вотъ смхъ-то гд! Наврняка побочный!

3-й гость. Меня, клянусь, растрогалъ ты!..

Апемантъ. Скажите!.. ¹³)

(За сценой трубы).

Тимонъ. Что значатъ эти трубы? Ступайте узнать.

(Входитъ слуга).

Слуга. Тамъ пришли какія-то женщины и убдительно просятъ ихъ принять.

Тимонъ. Женщины? Чего он хотятъ?

Слуга. Ихъ сопровождаетъ встникъ, которому поручено объяснить ихъ желанія.

Тимонъ. Проси войти. (Входитъ мальчикъ, одтый купидономъ).

Купидонъ. Привтъ теб, достойный, славный Тимонъ,

И всмъ гостямъ, вкушающимъ отъ дивныхъ

Твоихъ щедротъ!— Пять чувствъ явились здсь

Признать твое владычество надъ ними

И принести признательность за вс

Твои дары. Слухъ, обонянье, вкусъ,

А также тла сладостная нга

Ублажены до сытости роскошнымъ

Твоимъ столомъ, такъ счастью въ заключенье

Утшить мы хотимъ теб и зрнье!

Тимонъ. Всмъ мой привтъ! Мы примемъ васъ съ почетомъ

Пусть музыка играетъ въ честь гостей.

1-й гость. Вотъ какъ любимъ ты всми, славный Тимонъ.

(Музыка. Купидонъ уходить и возвращается съ женщинами въ костюмахъ амазонокъ. Он танцуютъ и играютъ на лютняхъ).

Апемантъ. Что за подборъ пустйшей суеты!

Вонъ пляшутъ какъ!— помшанныя дуры!

Безумно все вдь, впрочемъ, что блеститъ!

Какъ посравнить пустую эту пышность

Съ тмъ, что простой твердитъ намъ здравый смыслъ!

Чтобъ сытымъ быть, пучка кореньевъ съ масломъ

Довольно намъ. Мы лземъ въ дураки

Для прихоти! Льстимъ для того, чтобъ сть

Насчетъ другихъ, когда жъ придетъ ихъ старость.

То наплюемъ отравой клеветы

Мы имъ въ лицо.— Найдется ль человкъ,

Чей нравъ никто не развращалъ при жизни,

И кто бы самъ не развращалъ другихъ?

Кто не былъ въ гробъ сопровождаемъ бранью

Своихъ друзей? Боюсь, плясуньи эти

Когда-нибудь растопчутъ и меня!

Вдь и предъ солнцемъ двери закрываютъ,

Когда лучи подъ вечеръ догораютъ.

(Гости встанутъ изъ-за стола и благодарятъ Тимона, затмъ выбираютъ каждый по амазонк и танцуютъ съ ними подъ звуки гобоевъ).

Тимонъ. Украсили вы нашъ веселый пиръ,

Красавицы! Явясь сюда, ему

Двойную вы придать умли прелесть.

Вы превзошли прекраснымъ исполненьемъ,

Что я придумалъ для веселья самъ!

Привтъ мой вамъ.

Одна изъ дамъ. Хорошее одно

Ты склоненъ видть въ насъ, достойный Тимонъ.

Апемантъ. Еще бы! Вдь ваше худшее — грязь, а чтобъ поднять ее, никто не станетъ склоняться ¹⁴).

Тимонъ. Когда гостямъ угодно прохладиться,

То столъ накрытъ,— распоряжайтесь всмъ.

Вс женщины. Благодаримъ. (Женщины и купидонъ уходятъ).

Тимонъ. Эй, Флавій!

Флавій. Что угодно?

Тимонъ. Подай ларецъ.

Флавій. Иду. (Въ сторону) Ну, вотъ, начнетъ

Теперь дарить, сказать же слово противъ

Не смй никто. Пора ему бы было

Открыть глаза, и долженъ это сдлать

Скорй всхъ я.— Самъ пожалетъ онъ,

Все потерявъ, что не перечилъ прежде

Ему никто.— У щедрости, жаль, нтъ

Въ затылк глазъ, — будь это — многихъ бдъ

Намъ удалось избгнуть бы счастливо

Тамъ, гд насъ умъ итти толкаетъ криво.

(Уходитъ Флавій и возвращается съ ларцемъ).

1-й гость. Гд слуги?

Слуга. Здсь.

2-й гость. Готовьте лошадей.

Тимонъ. Нтъ, нтъ, друзья! Минутку погодите.

Словечко вамъ мн надобно’ сказать..

(Даетъ одному изъ гостей брильянтъ).

Прошу тебя принять бездлку эту

Любезный другъ. Ея значенье этимъ

Возвысишь ты.

1-й гость. Подарками осыпалъ

Меня ты, Тимонъ, съ головы до ногъ.

Вс. Равно и насъ.

(Входитъ слуга).

Слуга. Подъхали къ дверямъ

Тамъ нсколько сенаторовъ, — желаютъ

Войти сюда.

Тимонъ. Проси!— Я радъ ихъ видть.

Флавій (Тимону). Позволь сказать теб два слова, Тимонъ,

Вопросъ не пустъ и важенъ для тебя.

Тимонъ. Ну, если такъ, то надо со вниманьемъ

Заняться имъ. Приди потомъ, теперь же

Займись пріемомъ дорогихъ гостей.

Флавій (тихо). Что длать мн? (Входитъ 2-й слуга).

Слуга. Прислалъ изъ дружбы Луцій

Теб въ подарокъ четырехъ коней.

Масть — молоко, серебряная упряжь!

Тимонъ. Благодарю. Я принимаю ихъ ¹

Отъ всей души. Распорядись, чтобъ щедро

Былъ награжденъ принесшій этотъ даръ.

(Входитъ 3-й слуга).

Ну что еще? Съ какой пришелъ ты встью?

Слуга. Благородный Лукуллъ приглашаетъ тебя завтра съ собой на охоту и посылаетъ теб въ подарокъ дв своры гончихъ.

Тимонъ. Скажи ему, что буду непремнно

Собакъ прими, вознаградивъ, конечно,

Какъ слдуетъ того, кто ихъ привелъ.

Флавій (тихо). Чмъ наконецъ ему придется кончить?

Даритъ онъ зря и угощать велитъ

Огуломъ всхъ, не думая, что пусты

Въ его дому давно вс сундуки.

Не только знать не хочетъ онъ, какъ бденъ

Сталъ деньгами, но я не смю даже

Ему сказать, какъ горько обнищалъ

И сердцемъ онъ, утративши возможность

Впредь потакать наклонностямъ своимъ.

Наобщалъ такъ безконечно много

Онъ въ будущемъ, что вс его посулы

Одинъ лишь долгъ. Онъ съ добротой своей

Впередъ за все готовъ платить проценты.

Взята въ залогъ давно его земля

Друзьями же! О, если бъ съ честью я

Разстался съ нимъ, чтобъ не пришлось разстаться

Позднй въ бд и гор! Оставаться

Всю жизнь намъ лучше вовсе безъ друзей,

Чмъ заводить по глупости своей

Такихъ друзей, чья дружба намъ вредне

Самой вражды!— О, какъ его жалю

Сердечно я! (Уходитъ Флавій).

Тимонъ (одному изъ гостей). Ты, другъ мой, унижаешь

Напрасно самъ достоинства свои ¹⁵).

Прошу тебя принять бездлку эту

Въ знакъ памяти и дружбы отъ меня.

2-й гость. Принявъ ее, достойный Тимонъ, буду

Сугубо я признателенъ теб.

3-й гость. Ты сотканъ весь изъ щедрости.

Тимонъ. Ахъ, кстати:

Припомнилъ я, достойный другъ, что ты

Хвалилъ гндую лошадь, на которой

Разъ здилъ я. Когда она теб

Такъ нравится — то я ее охотно

Теб дарю.

3-й гость. О, нтъ! Прошу, прости!..

Я не могу на это согласиться.

Тимонъ. Нтъ, нтъ — ты только выслушай, что я

Теб скажу: извстно, люди хвалятъ

То, что они находятъ по душ,

А я всегда желанья близкихъ мрялъ

По собственнымъ. Врь мн, что это такъ.

(Прочимъ) Я къ вамъ, ко всмъ, сбираюсь скоро въ гости.

Гости. Пріятнй гостя не дождаться намъ.

Тимонъ. Я такъ счастливъ, когда васъ принимаю,

Что царствами готовъ бы раздавать

Подарки вамъ. Для васъ ничтожны слишкомъ

Мои дары! Я не усталъ бы вчно

Ихъ раздавать.— Алкивіадъ! Ты воинъ,

И потому, конечно, не богатъ.

Поднесть теб подарокъ я считаю

Естественнымъ поступкомъ доброты.

Вдь жизнь провелъ ты съ мертвыми тлами,

А потому владнья вс твои

Лишь рядъ гробницъ.

Алкивіадъ. Да, пользы въ нихъ немного.

1-й гость (Тимону). Мы вс теб обязаны навкъ.

Тимонъ. А я всмъ вамъ.

2-й гость. Мы вс твои сердцами.

Тимонъ. А Тимонъ вашъ.— Эй, факеловъ сюда!

1-й гость. Богатство, счастье, честь — вотъ что желаю

Я Тимону на много, много лтъ.

Тимонъ. Служить друзьямъ — вотъ Тимона въ чемъ счастье.

(Гости и Алкивіадъ уходятъ)

Апемантъ. Кивать и льстить въ привт заученомъ

Да вчно задъ выпячивать поклономъ —

Вотъ вся ихъ жизнь!— Ну стоитъ ли ихъ весь

Дурацкій рой того, чмъ платятъ здсь

За то, что гнутъ колни эти хамы?

Вся дружба ихъ — подонки грязной ямы!

Въ комъ чести нтъ — тотъ ноги вчно гнетъ,

Глупецъ же все за чванство продаетъ.

Тимонъ. Будь, Апемантъ, ты подобрй душою —

Я и теб добро бы сдлать могъ.

Апемантъ. Нтъ, уволь! Мн не надо ничего. Если я позволю теб подкупить даже себя, то кто же станетъ тогда колоть теб глаза правдой? Вдь ты изгршишься совсмъ. Ты раздаешь свое добро такъ щедро, что скоро, боюсь, заложишь самъ себя. Ну, скажи, къ чему эти пиры, эта роскошь и чванство?

Тимонъ. Если ты снова начинаешь ворчать на общество ¹⁶), то я даю слово теб не отвчать. Прощай и возвратись сюда въ лучшемъ расположеніи духа. (Уходитъ Тимонъ).

Апемантъ. Ну, хорошо! Не хочешь слушать ты,

Такъ говорить съ тобой я перестану

И тмъ замкну теб къ спасенью путь.

Вдь люди вс къ совтамъ добрымъ глухи,

Зато на лесть льнутъ роемъ, точно мухи. (Уходитъ).

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Комната въ дом одного изъ сенаторовъ..

(Входитъ сенаторъ съ бумагой въ рук).

Сенаторъ. Еще пять тысячъ! Исидоръ съ Баррономъ

Ему ужъ дали девять. Съ прежней суммой

Онъ задолжалъ мн цлыхъ двадцать-пять

И въ мотовств не хочетъ знать предла.

Нтъ, такъ нельзя,— да я и не хочу,

Чтобъ было такъ. Вдь только пожелай

Я золота — то стоитъ мн украсть

У нищаго собаку и послать

Ее въ даръ Тимону — такъ этотъ песъ

Мн начеканитъ тотчасъ же монеты.

Когда я лошадь вздумаю продать

Съ тмъ, чтобъ купить взамнъ хоть двадцать лучшихъ,—

Ее пошлю я Тимону безъ всякихъ

Рчей и словъ — она родитъ мн цлый

Табунъ коней. Дверь настежь у него

Открыта всмъ, и сторожа съ улыбкой

Зовутъ къ нему огуломъ въ гости всхъ.

Нтъ, такъ нельзя! Простйшій здравый смыслъ

Твердитъ, что жить такъ долго невозможно.

Эй, Кафисъ! Эй! Гд Кафисъ? (Входитъ Кафисъ).

Кафисъ. Здсь. Что долженъ

Исполнить я?

Сенаторъ. Наднь сейчасъ же плащъ

И вмигъ отправься къ Тимону. Потребуй,

Чтобъ отдалъ онъ немедленно т деньги,

Какія долженъ мн. Да не давай

Себя умаслить рчью. Если бъ вздумалъ

Онъ какъ-нибудь учтиво отказать:

Вертть бы сталъ въ рукахъ умильно шляпу,

Съ приказомъ пожелать премного счастья

Хозяину — такъ ты его не слушай.

Скажи, что деньги нужны до зарзу

Мн самому, что принужденъ я съ краю

Держать свое, что срокъ его расписокъ

Прошелъ давно, а я, ему доврясь,

Тмъ подорвалъ свой собственный кредитъ.

Прибавь еще, что какъ ни дорогъ Тимонъ

Сердечно мн, но не могу же я

Ломать хребетъ изъ-за его мизинца.

Моей нужд словами не помочь,

И мн нужна немедленно уплата.

Иди жъ скорй, да какъ придешь — прими

Построже видъ и будь въ рчахъ настойчивъ.

Невольно страхъ беретъ меня, что скоро

Повыщиплютъ вс перья у него,

И станетъ прежній нашъ блестящій Фениксъ

Голъ, какъ соколъ ¹⁷).— Ступай теперь.

Кафисъ. Иду.

Сенаторъ. Ну да, иди,— да захвати расписки,

А главное — на сроки напирай.

Кафисъ. Исполню все какъ слдуетъ.

Сенаторъ. Ступай же.

(Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

Комната въ дом Тимона.

(Входитъ Флавій со счетами).

Флавій. Не хочетъ знать ни удержа ни мры

Въ расходахъ онъ. Не знаетъ, какъ и чмъ

Ихъ сократить. Ему все ни почемъ,

Что бъ ни было — все тратитъ онъ безъ счета.

Не видывалъ примровъ въ жизни я,

Чтобъ кто-нибудь изъ доброты себя

Такъ доводилъ до глупости конечной.

Что длать тутъ? Очнется онъ безпечно

Лишь въ часъ, когда придетъ бда на дворъ!

Нтъ надо мн поговорить серьезно

Сегодня съ нимъ. Пускай вернется только

Съ охоты онъ.— Да, да, Нехорошо!

(Входятъ Кафисъ и слуги Исидора и Баррона).

Кафисъ. Ба! Отъ Баррона? Врно, ты пришелъ

За деньгами?

Слуга Баррона. А ты за ними тоже?

Кафисъ. Конечно, такъ. Отъ Исидора ты?

Слуга Исидора. Само собой.

Кафисъ. Отдать недурно было бъ

Сегодня всмъ.

Слуга Баррона. Едва ли будетъ такъ.

Кафисъ. Вотъ онъ и самъ.

(Входятъ Тимонъ, Алкивіадъ и гости).

Тимонъ. Мы, пообдавъ, демъ

Опять на ловлю, другъ Алкивіадъ. (Увидя слугъ)

Вы что? Ко мн?

Кафисъ. Да, господинъ,— пришли мы

Со счетами просроченныхъ долговъ.

Тимонъ. Долговъ? Какихъ? Откуда ты, во-первыхъ?

Кафисъ. Я изъ Аинъ.

Тимонъ. Теб заплатитъ Флавій.

Кафисъ. Да онъ меня посулами пустыми

Ужъ скоро мсяцъ тянетъ день за днемъ.

Хозяинъ ждетъ, твердитъ, что важный случай

Его заставилъ требовать назадъ

Свое добро, и потому веллъ онъ

Просить тебя, чтобъ ты, по благородству

Твоей души, исполнилъ неотложно,

Что проситъ онъ.

Тимонъ. Но ты, любезный другъ,

Надюсь я, прійти вдь можешь завтра.

Кафисъ. Нтъ, не могу.

Тимонъ. Ну, полно, перестань!..

Слуга Баррона. Явился я затмъ же отъ Варрона.

Слуга Исидора. Мн Исидоръ веллъ просить, чтобъ отданъ

Немедля долгъ былъ также и ему.

Кафисъ. Мой господинъ въ нужд такой, что трудно

И высказать.

Слуга Варрона. Вдь вотъ ужъ шесть недль

Пропущенъ срокъ общанной уплаты.

Слуга Исидора. Безъ счету разъ меня твой управитель

Съ пустымъ карманомъ отсылалъ назадъ,

И потому велли обратиться

Мн, мимо всхъ, къ теб.

Тимонъ. Постойте, дайте

Опомниться! (Аливіаду и гостямъ).

Прошу, друзья, пройдите

Въ ту комнату,— я къ вамъ явлюсь сейчасъ.

(Алкивіадъ и гости уходятъ).

Эй, Флавій, это что? Что сталось съ міромъ?

Съ меня крикливо требуютъ уплаты

Какихъ-то мной просроченныхъ долговъ!

Гд честь моя, и какъ могло случиться,

Что до такого дожилъ я стыда?

Флавій (слугамъ). Прошу, друзья, повремените часъ.

Вы видите, что господинъ мой занятъ

Теперь другимъ. Дождитесь до обда.

Я объясню въ подробности ему,

Какой причиной вызвана просрочка.

Тимонъ. Да, да, друзья, пожалуйста. (Флавію) Вели ихъ

Всхъ угостить. (Уходитъ Тимонъ).

Флавій. Идите вслдъ за мной.

(Уходитъ Флавій. Входятъ Апемантъ и шутъ).

Кафисъ. Постойте.— Вотъ идутъ шутъ съ Апемантомъ.

Надо надъ нимъ позабавиться.

Слуга Варрона. На вислицу его! Онъ наговоритъ намъ только дерзостей.

Слуга Исидора. Чтобъ ему очумть, собак.

Слуга Варрона (шуту). Каково поживаешь, дуракъ?

Апемантъ. Это ты свою тнь спрашиваешь?

Слуга Варрона. Я говорю не съ тобой.

Апемантъ. Знаю, что съ собой, (Шуту) Идемъ прочь.

Слуга Исидора (слуг Варрона). Вотъ ты теперь съ нимъ связался и посадилъ себ дурака на шею.

Апемантъ. Неправда: ты еще стоишь на своихъ ногахъ.

Кафисъ. А кто, по-твоему, здсь дураки?

Апемантъ. Т, что длаюгь такіе вопросы. Негодяи, хамы, ростовщики, сводники денегъ съ нуждой.

Слуги. Какъ! Кто мы такіе?

Апемантъ. Ослы.

Слуги. Почему?

Апемантъ. Потому что сами не знаете, кто вы такіе, и спрашиваете объ этомъ меня.— Поговори съ ними, шутъ.

Шутъ. Какъ поживаете, господа?

Слуги. Премного благодарны. Какъ здоровье твоей красотки?

Шутъ. Ничего. Она кипятитъ воду, чтобъ шпарить такихъ цыплятъ, какъ вы.— Надюсь повидаться съ вами въ Корин ¹⁸).

Апемантъ. Хорошо сказано! Спасибо. (Входитъ пажъ).

Шутъ. Смотрите, вотъ идетъ пажъ моей красотки.

Пажъ (шуту). Ну что начальство ¹⁹)? Чмъ ты занятъ въ этой мудрой компаніи? Каково поживаешь, Апемантъ?

Апемантъ. Я отвтилъ бы теб дльно на этотъ вопросъ, если бъ у меня была палка во рту.

Пажъ. Прочитай мн адреса этихъ писемъ. Я ихъ не могу разобрать.

Апемантъ. Разв ты не умешь читать?

Пажъ. Не умю.

Апемантъ. Немного же мудрости умретъ въ тотъ день, когда тебя повсятъ.— Вотъ это письмо къ Тимону, а это къ Алкивіаду. Ступай теперь. Ты родился побочнымъ и умрешь сводникомъ.

Пажъ. А ты родился собакой и съ голоду, какъ она, околешь.— Не отвчай:— я ужъ ушелъ. (Уходитъ пажъ).

Апемантъ. Ты такъ же скоро бжишь отъ всякаго добра.— Шутъ, я иду съ тобой къ Тимону.

Шутъ. Ты оставишь меня тамъ?

Апемантъ. Да, если Тимонъ дома (слугамъ). Вы слуги трехъ ростовщиковъ?

Слуги. Да, потому что намъ они, къ сожалнью, не служатъ.

Апемантъ. Услужить вамъ готовъ я, какъ палачъ служитъ вору.

Шутъ. Такъ вы служите ростовщикамъ вс трое?

Слуги. Да, шутъ.

Шутъ. Немудрено: всякому ростовщику непремнно служитъ какой нибудь дуракъ. Моя госпожа ростовщица, и ей служу я. Когда люди занимаютъ деньги у вашихъ господъ, то они приходятъ печальными, а уходятъ веселыми, а вотъ къ моей хозяйк такъ, напротивъ, приходятъ съ весельемъ, а уходятъ съ горемъ.— Какъ вы думаете, отчего?

Слуга Баррона. Я знаю, отчего.

Апемантъ. Такъ скажи намъ, чтобъ мы могли объявить тебя и бездльникомъ и знатокомъ сводничества. Твоя репутація, впрочемъ, при этомъ нисколько не пострадаетъ.

Слуга Баррона. А что такое знатокъ сводничества?

Шутъ. А это, видишь ли, господинъ, одтый щеголемъ и иногда похожій на тебя, но вообще говоря, это духъ, принимающій всякіе виды. Порой онъ является вельможей, порой законникомъ, а то ученымъ, хотя, впрочемъ, такимъ, который предпочитаетъ драгоцнный камень философскому. Онъ ловкій кавалеръ, и его можно встртить во всхъ видахъ, какіе люди способны принимать отъ тринадцатилтняго возраста до восьмидесятилтняго.

Слуга Баррона. Ты, какъ вижу, не совсмъ дуракъ.

Шутъ. Точно такъ же, какъ ты не совсмъ умникъ. Ко мн ровно столько глупости, сколько въ теб не хватаетъ ума.

Апемантъ. Отвтъ, достойный Апеманта.

Слуги. По мстамъ, по мстамъ! Вотъ идетъ Тимонъ.

(Возвращаются Тимонъ и Флавій).

Апемантъ. Идемъ, тутъ, со мной.

Шутъ. Пожалуй. За любовниками, старшими братьями ²⁰) и женщинами я не гоняюсь, а за философомъ пойти можно.

(Уходятъ Апемантъ и шутъ).

Флавій (слугамъ). Ступайте прочь! Поговоримъ мы посл.

(Уходятъ слуги).

Тимонъ. Я изумленъ! Я не приду въ себя!..

Зачмъ же мн не говорилъ ты прежде

Объ этомъ всемъ? Зачмъ передо мной

Ты не раскрылъ, въ какомъ я положеньи,

Чтобъ могъ свои я соглашать расходы

Со средствами?

Флавій. Я начиналъ не разъ

Объ этомъ рчь, но не хотлъ и слушать

Ты никогда.

Тимонъ. Чистйшій вздоръ! Ты просто

Являлся въ часъ, когда я былъ разстроенъ,

И думаешь себя теперь прикрыть,

Вину сваливши на мои же плечи.

Флавій. Ахъ, сколько разъ, мой добрый господинъ,

Я приносилъ теб, какъ должно, счеты,

И каждый разъ бросалъ ты ихъ подъ столъ,

Не разсмотрвъ, и прибавлялъ лишь только,

Что ихъ прочелъ ты въ честности моей!

Какъ много разъ я горько-горько плакалъ,

Когда въ отвтъ на маленькій подарокъ

Ты возвращать приказывалъ мн цнность

Его втройн.— Бывало, позволялъ

Себ не разъ я противъ всякихъ правилъ

Теб давать совты, чтобъ не такъ

Для всхъ широко раскрывалъ ты руки!

Случалось даже вдь глотать порой

Мн отъ тебя неласковое слово,

Когда теб хотлъ я объяснить,

Что клонятся твои къ упадку средства,

Долги жъ растутъ, какъ водъ приливный валъ!

Пора теб узнать, многолюбимый

Мой господинъ (хоть узнаешь объ этомъ

И поздно ты), что средствъ твоихъ, хотя бы

Собрать ихъ вс, не хватитъ для уплаты

И половины всхъ твоихъ долговъ!

Тимонъ. Ну, такъ продать вели мои вс земли.

Флавій. Он давно вс отданы въ залогъ,

Часть продана, другими врядъ ли можемъ

Заткнуть мы ротъ предъявленнымъ долгамъ,

А тамъ предъявятъ къ иску и другіе.

Такъ какъ тутъ быть? Чмъ содержать весь домъ?

Какъ разобраться въ путаниц счетовъ?

Тимонъ. Мои поля до Спарты простирались.

Флавій. О, господинъ, вдь для тебя весь міръ

Былъ звукъ пустой! Будь онъ твоимъ — его бы

Однимъ ты словомъ подарилъ друзьямъ!

Тимонъ. Да, это такъ!..

Флавій. Когда подозрваешь

Меня въ незнаньи ты иль плутовств —

Вели избрать посредниковъ, какихъ ты

Захочешь самъ. Пусть разберутъ они

Мои дла. Безсмертныхъ я зову

Въ свидтели, что много-много разъ,

Когда толпа прихлбниковъ сбиралась

Въ твоемъ дворц,— когда текли, какъ слезы,

Потоки винъ изъ нашихъ погребовъ,

Когда твой домъ, залитый весь огнями,

Гремя, стоналъ отъ звуковъ флейтъ и лиръ,—

Я уходилъ въ подвалъ уединенный

И плакалъ тамъ печально о теб!

Тимонъ. Прошу, молчи! Довольно!..

Флавій. Небо знаетъ,—

Такъ говорилъ я самъ себ,— какъ добръ

Мой господинъ, и сколько въ ночь одну

Его добра здсь истребили эти

Прихлбники, обжоры, блюдолизы!

Послушать ихъ, такъ кто не радъ отдать

Все Тимону,— мечи, сердца и руки —

Все, все ему!— Онъ благороденъ, щедръ,

Великъ, могучъ! А чуть изсякнутъ средства,

Какими онъ за эту платитъ лесть,—

Умчится вмигъ и духъ, которымъ эта

Честь вызвана!— Пиръ далъ — нужда возьметъ?

Одинъ порывъ холодной зимней бури

Погубитъ рой всхъ этихъ жадныхъ мухъ!

Тимонъ. Ну, перестань,— довольно поученій!..

Даря друзьямъ, дарилъ не изъ пустого

Тщеславья я. Быть-можетъ, поступалъ

Я не умно, но все же не безчестно.

Причины нтъ, чтобъ плакалъ ты. Иль точно

Ты думаешь, что если потерялъ

Ты мужество, то вмст съ тмъ лишился

И я друзей? Приди въ себя, не бойся!

Я почерпнуть могу въ сосуд дружбы —

Что захочу. Она откроетъ сердце

Мн широко. Имуществомъ друзей

Могу распоряжаться такъ же вольно

Я, какъ заставить говорить тебя.

Флавій. О, если бъ вра эта оправдалась

На опыт!

Тимонъ. Я даже склоненъ думать,

Что небеса, пославъ такой ударъ

Внезапно мн, благословить хотли

Имъ твердую увренность мою ²¹)

Въ моихъ друзей! Моей нужд я радъ,

И ты увидишь, какъ ты ошибался,

Когда считалъ, что потерялъ я все.

Нтъ, я богатъ!— Мое богатство въ дружб!

Эй, кто-нибудь! Фламиній гд? Сервилій!

(Входятъ Фламиній, Сервилій и другіе слуги).

Сервилій. Что угодно?

Тимонъ. Отправьтесь сейчасъ же поодиночк: ты — къ Луцію, ты — къ Лукуллу,— (я съ ними сегодня охотился),— а ты — къ Семпронію. Кланяйтесь имъ отъ меня и скажите, что я горжусь необходимостью прибгнуть къ ихъ дружб съ просьбой о займ.— Пусть они пришлютъ мн пятьдесятъ талантовъ ²²).

Фламиній. Исполню все.

Флавій (тихо). Лукуллъ, и Луцій!.. хм!..

Тимонъ (другому слуг). А ты поди къ сенаторамъ: они,

Конечно, склонятъ слухъ свой со вниманьемъ

Къ моимъ словамъ, припомнивъ т услуги,

Которыя усплъ я оказать

Отечеству.— Скажи, что я съ тобой

Прошу прислать мн тысячу талантовъ.

Флавій. Я былъ настолько смлъ, что сдлалъ это

Уже и самъ,— (былъ это вдь ближайшій

И лучшій путь),— я предложилъ въ залогъ

Твою печать и подпись, но, къ несчастью,

Вернулся не богаче,— покачали

Они съ сомнньемъ только головой.

Тимонъ. Возможно ли?.. Сказалъ ты правду?…

Флавій. Да.

Они въ отвтъ, какъ будто сговорясь,

Сказали вс, что крайность ихъ прижала

Теперь самихъ, что денегъ нтъ, что рады бъ

Они душой исполнить все, да средствъ

Нтъ, какъ на зло! При этомъ воздавали

Они почетъ достоинствамъ твоимъ,

Твердя, ‘что было бъ лучше!’… ‘Зло случилось

Внезапно такъ!’ — ‘Вдь ошибаться могутъ

И умные’… ‘Должны же быть причины’…

‘Имъ очень жаль’…— Затмъ, съ холоднымъ взглядомъ

И не безъ злой насмшки на губахъ,

Они поспшно перешли къ разбору

Другихъ какихъ-то, будто бъ важныхъ, длъ,

Оледянивъ такимъ нежданнымъ словомъ

Мой имъ отвтъ.

Тимонъ. Пусть боги судятъ ихъ!..

Ты не сердись: — въ отжившихъ этихъ людяхъ

Была всегда неблагодарность свойствомъ,

Вндрившимся наслдственно въ ихъ плоть.

Ихъ кровь тверда, свернулась и застыла,

А потому нтъ теплой доброты

И въ ихъ сердцахъ. Когда съ годами люди

Предчувствуютъ, что близокъ ихъ конецъ —

Они всегда, готовясь въ этотъ дальній,

Тяжелый путь, становятся въ поступкахъ

Черствы и вялы тломъ и душой.—

Такъ не крушись! (Слуг) А ты ступай сейчасъ

Къ Вентидію. (Флавію) Ты, знаю, сердцемъ вренъ

И преданъ мн, я упрекать не въ прав

Тебя ни въ чемъ.— (Слуг) Вентидій схоронилъ

Ha-дняхъ отца и получилъ наслдство.—

Когда онъ, бывъ несчастнымъ бднякомъ,

Сидлъ въ тюрьм и былъ оставленъ всми —

Я спасъ его, ссудивши пять талантовъ

Для выкупа. Снеси ему привтъ

Сердечный мой и передай, что крайность

Заставила по-дружески меня

Его просить, чтобъ вспомнилъ онъ о деньгахъ,

Ссуженыхъ мной. (Флавію) А ты, чуть ихъ получишь —

Долгъ заплати явившимся слугамъ,

Да, сверхъ того, разстанься съ мыслью злою,

Чтобъ Тимонъ могъ погибнуть средь друзей.

Флавій. Ахъ, если бъ такъ! Но тотъ, кто щедръ душою,

Всхъ мряетъ по мрк вдь своей! (Уходитъ).

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Аины. Комната въ дом Лукулла.

(Фламиній. Входишь слуга).

Слуга. Я о теб докладывалъ. Господинъ сейчасъ будетъ.

Фламиній. Спасибо.

Слуга. Вотъ и онъ. (Входитъ Лукуллъ).

Лукуллъ (тихо). Отъ Тимона!— наврно съ подаркомъ. Въ добрый часъ! Недаромъ мн всю ночь снился серебряный умывальникъ съ чашей. (Громко) Что скажешь, любезный

Фламиній?— (слуг) Дай намъ вина.— (слуга уходитъ) — Каково поживаетъ твой великодушный господинъ,— этотъ добрйшій и честнйшій изъ всхъ аинянъ?

Фламиній. Онъ здоровъ.

Лукуллъ. Радъ, сердечно радъ!— А покажи, любезный другъ, что у тебя спрятано подъ плащомъ?

Фламиній. Не боле, какъ пустой ларецъ, который мой господинъ убдительно проситъ тебя наполнить деньгами. Ему до крайности нужны пятьдесятъ талантовъ, и онъ послалъ меня за ними къ теб, ни мало не сомнваясь, что ты ему не откажешь.

Лукуллъ. Вотъ какъ²³)!— Онъ въ этомъ не сомнвается? Поистин честная, благородная душа! Но было бы еще лучше, если бъ онъ не жилъ такъ широко. Сколько разъ говорилъ я съ нимъ до этому поводу, когда у него обдалъ, а разъ даже пришелъ къ нему ужинать именно съ цлью дать добрый совтъ сократить расходы, но онъ не сталъ меня слушать и даже не обратилъ вниманія на то, что я пришелъ къ нему за этимъ нарочно.— Что длать! У каждаго человка есть свои недостатки, а главный порокъ Тимона — щедрость. Вс мои совты ему пропали даромъ. (Возвращается слуга съ виномъ).

Слуга. Вино подано.

Лукуллъ. Поди сюда, Фламиній. Я всегда считалъ тебя умнымъ человкомъ.— За твое здоровье! (пьетъ).-

Фламиній. Благодарю. Не знаю, чмъ заслужилъ.

Лукуллъ. Нтъ, право, я всегда замчалъ въ теб смётку и ловкость. Ты удивительно умешь понимать дло съ полуслова и пользоваться благопріятными обстоятельствами. Это прекрасное качество!— (Слуг) Ступай прочь. (Слуга уходитъ).— А ты, Фламиній, подойди поближе. Вотъ видишь, въ чемъ дло: твой господинъ щедръ, а ты уменъ и потому, хотя и явился ко мн за деньгами, но, конечно, понимаешь, что теперь совсмъ не такое время, чтобъ раздавать ихъ зря, безъ всякаго иного обезпеченія, кром дружбы. Вотъ теб три червонца. Закрой глаза и скажи Тимону, что ты не засталъ меня дома.— Счастливый теб путь.

Фламиній. Возможно ли, чтобъ такъ мнялся міръ

Въ короткій срокъ людской, ничтожной жизни ²⁴)?

(Бросаетъ деньги ²⁵).

Ступай назадъ, ничтожество, къ тому,

Кто чтитъ тебя!

Лукуллъ. Вотъ какъ! Ну, вижу я,

Что ты дуракъ такой же, какъ и Тимонъ.

(Уходитъ Лукуллъ).

Фламиній. Пускай въ котелъ червонцы эти бросятъ,

Въ которомъ будешь ты кипть въ аду!

Одинъ металлъ расплавленный пусть будетъ

Достойной карой за твои дла.

Позорно дать теб названье друга!

Ты дружбы стыдъ, ея гангрена ты!..

Ужель непрочна дружба точно такъ же,

Какъ молоко, и, какъ оно, свернуться

Способна въ ночь?— О, боги, я предвижу

Гнвъ Тимона!— Вдь этотъ негодяй

Еще въ желудк чувствуетъ наврно

Его обдъ. Ему ль здоровья ждать

Отъ этихъ блюдъ, когда онъ самъ вредне,

Чмъ острый ядъ! Пусть отравится онъ,

Съвъ тотъ обдъ, а передъ смертнымъ часомъ

Пусть силы т, какія далъ ему

Хлбъ Тимона — не благо исцленья

Ему пошлютъ, но лишь продлятъ мученья! (Уходитъ).

СЦЕНА 2-я.

Площадь.

(Входятъ Луцій и три чужестранца).

Луцій. Кто? Тимонъ? Это мой лучшій другъ и достойнйшій человкъ.

1-й чужестранецъ. Мы это слышали сами, хотя лично съ нимъ не знакомы. Но я могу сообщить о немъ изъ общихъ разсказовъ не совсмъ благопріятныя всти. Говорятъ, что счастливые дни Тимона кончились, и благосостояніе его пошатнулось ²⁶).

Луцій. Какой вздоръ! не врьте этому: Тимонъ нуждаться не можетъ.

2-й чужестранецъ. Я могу уврить, что въ очень недавнее время одинъ изъ слугъ Тимона являлся къ Лукуллу съ просьбой о ссуд нсколькихъ талантовъ. Убдительность его просьбы доказываетъ ясно нужду, въ какой находится его господинъ. И тмъ не мене слуга ушелъ ни съ чмъ.

Луцій. Неужели?

2-й чужестранецъ. Повторяю, что онъ ушелъ ни съ чмъ.

Луцій. Удивляюсь и съ тмъ вмст стыжусь за Лукулла. Отказать такому почтенному человку! Немного же, какъ вижу, въ немъ чести. Я тоже получалъ отъ Тимона кое-какіе подарки въ вид денегъ, посуды, камней и тому подобныхъ бездлушекъ, хотя, конечно, далеко не въ такомъ размр, какъ Лукуллъ, но увряю, что если бъ Тимонъ вмсто Лукулла обратился съ просьбой ко мн — то я никакъ бы не отказалъ ему въ ссуд нсколькихъ талантовъ. (Входитъ Сервилій).

Сервилій. Ну, вотъ на счастье и Луцій. А вдь я даже усталъ, мой добрый господинъ, проискавъ тебя такъ долго.

Луцій. Сервилій!— радъ тебя видть. Поклонись отъ меня, какъ пойдешь домой, твоему почтенному,’ добрйшему господину. Вдь это мой лучшій другъ.

Сервилій. Мой господинъ веллъ теб передать…

Луцій. Что онъ веллъ мн передать?.. что?.. Я уже безъ того слишкомъ много обязанъ Тимону. Онъ меня обдарилъ такъ, что я не знаю даже, чмъ его отблагодарить. Что же веллъ онъ передать мн на этотъ разъ?

Сервилій. На этотъ разъ онъ веллъ передать только его покорнйшую просьбу ссудить ему вслдствіе крайней нужды нсколько талантовъ.

Луцій. Полно,— онъ вроятно шутитъ. Я увренъ, что, будь ему нужда не въ пяти, а въ пяти тысячахъ талантовъ, онъ и ихъ нашелъ бы безъ затрудненія.

Сервилій. На этотъ разъ нуждается онъ въ меньшемъ,

И если бъ точно не нуждался онъ

До крайности, тогда не сталъ бы я

Просить съ такимъ настойчивымъ усердьемъ.

Луцій. И ты говоришь серьезно?

Сервилій. Клянусь душою, да.

Луцій. Какой же я неосторожный глупецъ! Издержался какъ разъ въ такое время, когда представился случай показать свою порядочность. Удивительное несчастье! Не дальше, какъ вчера, я долженъ былъ заплатить деньги за небольшую покупку и вотъ теперь лишился счастья сдлать прекрасное дло.— Сервилій!— клянусь богами, я не могу исполнить твоей просьбы и зову себя за это сугубымъ глупцомъ. Я думалъ даже самъ обратиться къ Тимону съ просьбой о пособіи. Эти господа могутъ это засвидтельствовать… Но теперь, конечно, я этого не сдлаю ни за вс сокровища Аинъ! Снеси мой сердечный поклонъ твоему господину и скажи, что я надюсь на его снисходительное извиненіе за то, что не могъ исполнить его просьбы. Прибавь, что я глубоко огорченъ невозможностью услужить такому почтеннйшему человку. Пожалуйста, любезный Сервилій, передай ему все это.

Сервилій. Слушаю, — будетъ исполнено.

Луцій. Ты этимъ искренно меня обяжешь.

(Уходитъ Сервилій ).

Да, да! Сказали правду вы! Нашъ Тимонъ

Дйствительно готовъ скатиться внизъ.

Вдь стоитъ намъ безъ помощи остаться

Одинъ лишь разъ, чтобъ больше не подняться!

(Уходитъ Луцій).

1-й чужестранецъ. Замтить могъ Гостилій ты?

2-й чужестранецъ. О, да!

1-й чужестранецъ. Вотъ свта духъ! У всхъ льстецовъ сердца

Точнехонько такого же покроя.

Возможно ль близкимъ другомъ намъ считать

Того, кто лъ съ одной тарелки съ нами?

Вдь Луцію вторымъ отцомъ былъ Тимонъ!

Спасалъ его не разъ онъ кошелькомъ,

Поддерживалъ, платилъ его прислуг!

Когда, бывало, Люцій подносилъ

Къ губамъ вино — касался серебра

Онъ Тимона!.. А что теперь? О, страшенъ

Поистин бываетъ человкъ,

Когда захочетъ показать себя

Предъ нами онъ въ душ неблагодарнымъ!

Вдь Тимону отказываетъ Луцій

Въ томъ, что другой съ охотою бы далъ

И нищему!

2-й чужестранецъ. Страдаетъ даже вра

Отъ ддъ такихъ.

1-й чужестранецъ. Что до меня — я въ жизни

Обязанъ не былъ Тимону ничмъ!

Подарковъ мн онъ никогда не длалъ,

И потому его считаться другомъ

Мн нтъ причинъ, но все жъ изъ уваженья

Къ его уму и качествамъ души

Я искренно скажу, что, если бъ вздумалъ

Онъ обратиться съ просьбою въ своей

Нужд ко мн — взглянулъ бы я на все

Свое добро, какъ на подарокъ, данный

Мн Тимономъ, и лучшую бы часть

Почелъ за долгъ отдать ему немедля:

Такъ высоко цню я благородство

Его души, но кажется, что нынче

Намъ доброту полезнй забывать!

‘Знать лишь себя’ — вотъ что у всхъ въ предмет

Корысть царитъ надъ благородствомъ въ свт!

(Уходятъ).

СЦЕНА 3-я.

Комната въ дом Семпронія.

(Входятъ Семпроній и слуга Тимона).

Семпроній. Съ чего же вздумалъ Тимонъ обратиться

Сперва ко мн?— Иль не нашлось другихъ?

Послать бы могъ онъ къ Луцію, къ Лукуллу,

Къ Вентидію — тотъ кстати сталъ богатъ,

Да, сверхъ того, былъ выкупленъ недавно

Имъ изъ тюрьмы. Своимъ добромъ они

Обязаны вдь Тимону вс трое.

Слуга. Пытались мы попробовать и ихъ ²⁷),

Да изъ плохого оказались вс

Они, къ несчастью, вылиты металла.

Прямой отказъ былъ общій ихъ отвтъ.

Семпроній. Отъ всхъ отказъ? Лукуллъ, Вентидій… вотъ какъ!

И онъ послалъ тебя ко мн! Хм.-хм!..

Не много жъ выказалъ ума и дружбы

Онъ, сдлавъ такъ! Меня послднимъ счелъ онъ

Прибжищемъ! Три друга отказались

Его лчить, такъ онъ взвалилъ лченье

На плечи мн!— Нтъ, нтъ, обиденъ очень

Подобный взглядъ! Меня цнить былъ долженъ

Повыше онъ. Я не могу понять,

Зачмъ ко мн не вздумалъ обратиться

Онъ къ первому? Вдь я прекрасно помню,

Что раздавать онъ начиналъ подарки

Всегда съ меня, а чуть зашелъ вопросъ,

Чтобъ услужить, отдавши ихъ обратно,

Такъ я въ хвост!— Нтъ, нтъ, такъ обращаться

Со мной нельзя. Я не желаю стать

Посмшищемъ и быть сочтеннымъ всми

За дурака. Когда бъ послалъ ко мн

Онъ къ первому — ссудилъ бы я охотно

Ему втройн, что проситъ онъ:— такъ сильно

Желалъ ему всегда я услужить

Отъ всей души,— ну, а теперь прошу

Не гнваться!— Направить можешь ты

Домой свой путь и тамъ къ отвтамъ прежнимъ

Прибавить мой: кто оскорбилъ меня,

Тому ссужать не стану денегъ я! (Ухобитъ Семпроній).

Слуга. Вотъ хорошо! Порядочный же ты негодяй! Нтъ, какъ вижу, дьяволъ, сдлавъ людей бездльниками, повредилъ этимъ самому себ. Онъ всталъ поперекъ собственной дороги, потому что предъ людскими мерзостями его плутни могутъ показаться ничмъ. Какъ лзъ изъ кожи этотъ негодяй для того, чтобъ показать себя бездльникомъ! Онъ призывалъ для этого на помощь даже добродтель, точь-въ-точь т люди, что подъ маской пламеннаго усердія готовы сжечь цлыя государства.

Его любовь такого жъ точно сорта,

А на него надялся вдь Тимонъ,

Какъ на стну, но, кажется, осталась

Ему одна надежда на боговъ!

Друзья мертвы, и дверь его жилища,

Не pнавшая такъ много лтъ замковъ,

Теперь должна закрыться, чтобъ надежной

Защитой стать владльцу самому.

Вота щедрость насъ къ чему въ конц приводитъ!

Тотъ, кто добра, какъ должно, не берегъ —

Когда-нибудь самъ сядетъ подъ замокъ! (Уходитъ).

СЦЕНА 4-я.

Зала въ дом Тимона.

(Титъ, Гортензій и другіе слуги Тимоновыхъ кредиторовъ ждутъ его выхода. Входятъ слуги Варрона и Луція)

Слуга Варрона. Гортензій, Титъ, здорово! Радъ васъ [видть.

Титъ. А мы тебя.

Гортензій. И Луцій здсь ²⁸), — пришлось

Сойтись намъ всмъ.

Слуга Луція. И, кажется, по длу,

Всмъ общему. Что до меня — я присланъ

За деньгами.

Титъ. И мы за тмъ же самымъ. (Входитъ Филотъ).

Слуга Луція. Вотъ и Филотъ.

Филотъ. Всхъ съ добрымъ днемъ.

Слуга Луція. Здорово,

Любезный другъ. Какъ думаешь, который

Быть можетъ часъ?

Филотъ. Да близко девяти ²⁹).

Слуга Луція. Такъ поздно?

Филотъ. Да, не вышелъ разв Тимонъ?

Слуга Луція. Покамстъ нтъ.

Филотъ. Дивлюсь,— вдь онъ, бывало,

Ужъ въ семь часовъ являлся, какъ звзда.

Слуга Луція. Бывало такъ, да нынче сократились

Дни Тимона. Вдь мота день, какъ солнце,

Прямехонько стремится на закатъ,

Съ той разницей, что вновь ему, какъ солнцу,

Уже не встать. Боюсь, что зимній втеръ

У Тимона бушуетъ въ кошельк.

Какъ ни греби усердно въ немъ руками —

Едва ль найти удастся что-нибудь.

Филотъ. Боюсь и я.

Титъ. Диковинныя вещи

Творятся здсь. (Гортензію). Скажи, тебя прислали

За деньгами?

Гортензій. За ними.

Титъ. Какъ же это?

Брильянты Тимона, я знаю, носитъ

Твой господинъ,— такъ что же ты приходишь

За нихъ съ. него же деньги получать?

Гортензій. Клянусь, сюда пришелъ я противъ воли.

Слуга Луція. Замтьте вс: вдь Тимонъ платить больше,

Чмъ задолжалъ. Выходитъ, что съ него жъ

Взять господинъ твой хочетъ за брильянты,

Которые ему подарены.

Гортензій. Зову боговъ въ свидтели, что горько

Мн выполнять подобныя дла.

Извстно всмъ, жилъ Тимона богатствомъ

Мой господинъ, и вотъ теперь, какъ воръ,

Забылъ добро онъ самъ себ въ дозоръ.

Слуга Варрона. Три тысячи талантовъ долженъ Тимонъ

Лишь намъ однимъ! А сколько вамъ?

Слуга Луція. Пять тысячъ.

Слуга Варрона. Изрядный кушъ! Твой господинъ, какъ видно,

Охотнй врилъ Тимону, чмъ мой,

Иначе долгъ обоихъ былъ бы равенъ. (Входитъ Фламиній).

Титъ. Вотъ одинъ изъ Тимоновыхъ слугъ.

Слуга Луція. Эй, Фламиній! На одно слово. Скажи, намренъ ли выйти твой господинъ?

Фламиній. Нтъ, совсмъ не намренъ.

Титъ. Доложи, что мы его дожидаемся.

Фламиній. Не зачмъ докладывать, потому что онъ вашу аккуратность знаетъ и безъ меня.

(Уходитъ Фламиній. Входитъ Флавій, закрывъ лицо плащомъ).

Слуга Луція. Вонъ кто-то, весь закутанный плащомъ,

Подходитъ къ намъ.— Ба! Это управитель.

Лови, лови! Иначе улетитъ

Онъ въ облак ³⁰).

Титъ. Эй, слушай!

Слуга Варрона. На два слова.

Флавій. Чего, мой другъ, ты хочешь отъ меня?

Титъ. Чего хочу?— Хочу, извстно, денегъ.

Флавій. Ахъ, если бы извстно было намъ,

Гд ихъ найти ³¹)!— Сполна бы получили

Вы деньги вс.— Скажи, зачмъ своихъ

Расписокъ вы не предъявляли прежде,

Когда, сидя за Тимона столомъ.

Его добро безстыдно пожирала

Ватага вашихъ презрнныхъ господъ?

Небось, тогда они съ улыбкой гнусной

Не заикались о своихъ долгахъ

И прятать рчь умли о процентахъ

На дн своихъ прожорливыхъ утробъ.

Ступайте прочь!— Теряете вы время

Напрасно здсь. Дорогу дайте мн.

Пришла пора покончить вс заботы

Намъ съ Тимономъ.— Мн нечмъ управлять,

Да и ему впредь нечего мотать.

Слуга Луція. Такой отвтъ намъ службы не сослужитъ.

Флавій. Пусть будетъ такъ,— въ немъ все жъ позора нтъ,

А вамъ позоръ, что служите вы плутамъ ³²).

(Уходитъ Флавій).

1-й слуга Варрона. Что такое ворчитъ этотъ отставной холопъ?

2-й слуга Варрона. Пусть ворчитъ. Вдь онъ нищій и потому, понятно, хочетъ это на комъ-нибудь выместить. Извстно, что смле всхъ разговариваетъ тотъ, у кого нтъ ни кола ни двора. Такія шавки всегда лаютъ на то, что выше ихъ ³³).

(Входитъ Сервилій).

Титъ. Вотъ идетъ Сервилій. Авось получимъ хоть отъ него путный отвтъ.

Сервилій. Ступайте прочь и приходите въ другое время. Этимъ вы премного насъ обяжете. Господинъ мой въ такомъ раздраженномъ состояніи, что обычное спокойствіе оставило его совсмъ. Онъ боленъ и не можетъ выйти изъ комнаты ³⁴).

Слуга Луція. Сидятъ иные въ ней и безъ болзни,

А если точно Тимонъ захворалъ,

То тмъ скорй ему бы надо было

Отдать долги и тмъ себ дорогу

Проторить въ рай.

Сервилій. О, боги!

Титъ. Не явиться жъ

Вдь намъ съ такимъ отвтомъ къ господамъ,

Приславшимъ насъ.

Фламиній (за сценой). Эй!.. Помоги Сервилій!..

(Вбгаетъ Тимонъ въ припадк бшенства. За нимъ Фламиній).

Тимонъ. Какъ! Мн закрыта собственная дверь!.. ³⁵)

Всегда считалъ себя свободнымъ Тимонъ,

И вотъ теперь тюрьмою сталъ ему

Его же домъ!.. Тотъ домъ, гд пировалъ

Съ друзьями онъ, надъ нимъ готовъ сомкнуться

Рядами стнъ желзныхъ, какъ сердца

Его друзей!..

Слуга Луція. Подходи, Титъ, ты первымъ.

Титъ. Вотъ счетъ, почтенный господинъ.

Слуга Луція. А вотъ мой.

Слуга Гортензія. Мой также.

Слуга Варрона. Вотъ наши.

Филотъ. Вс счеты здсь.

Тимонъ. Бейте меня ими, разрубите до пояса ³⁶).

Слуга Луція. Какъ можно, почтенный господинъ.

Тимонъ. Надлайте денегъ изъ моего сердца.

Титъ. Мн слдуетъ пятьдесятъ талантовъ.

Тимонъ. Возьми въ уплату мою кровь!..

Слуга Луція. Мн пять тысячъ кронъ.

Тимонъ. Пять тысячъ капель крови пусть заплатятъ

Теб мой долгъ!.. Ну, дальше,— разомъ вс!

1-й слуга Варрона. О, господинъ!

2-й слуга Варрона. Почтенный Тимонъ!

Тимонъ. Берите меня! Бейте! Разорвите на части, и пусть разразятъ васъ боги! (Уходитъ Тимонъ).

Гортензій. Кажется, нашимъ господамъ дйствительно придется проститься со своими деньгами. Долги эти можно съ полнымъ правомъ назвать отчаянными, потому что платить ихъ долженъ сумасшедшій человкъ.

(Возвращаются Тимонъ съ Флавіемъ).

Тимонъ. Меня они ршились задушить!

Бездльники!.. долги!.. мерзавцы, черти!..

Флавій. О, господинъ!

Тимонъ. А что, когда бы точно

Устроить такъ?.. ³⁷)

Флавій. Что, господинъ?

Тимонъ. Да, да!

Такъ сдлаю… Эй, Флавій!

Флавій. Что угодно?

Тимонъ. Зови сейчасъ друзей моихъ на пиръ.

Зови ихъ всхъ — Семпронія, Лукулла

И Луція. Хочу мерзавцевъ этихъ

Я разъ еще на славу угостить.

Флавій. О, господинъ! Себя не помня, можно

Такъ говорить! Нтъ средствъ, у насъ на самый

Простой обдъ.

Тимонъ. Я говорю зови!

Что будетъ дальше — не твоя забота.

Пусть разъ еще ватага эта вся

Сберется здсь. Мой поваръ имъ обдъ

Задастъ такой, что подивится свтъ! (Уходятъ).

СЦЕНА 5-я.

Зала сената.

(Сенаторы сидятъ на своихъ мстахъ. Входитъ Алкивіадъ со свитой).

1-й сенаторъ. Я голосъ мой соединяю съ вашимъ.

Вина тяжка: онъ долженъ умереть.

Прощая зло, потачку преступленью

Даемъ мы впредь.

2-й сенаторъ. Да, да, законъ велитъ

Его казнить.

Алкивіадъ. Сенату здравья, чести

И милости, когда судить еберется

Онъ о длахъ!

1-й сенаторъ. Что скажешь, храбрый вождь?

Алкивіадъ. Являюсь я просителенъ смиреннымъ

Предъ вами здсь. Извстно вамъ, что милость

Должна дарить въ закон передъ всмъ.

Ея уставы обходить способенъ

Лишь злой тиранъ.— Съ моимъ случился другомъ

Тяжелый грхъ. Несчастный случай сдлалъ,

Что преступилъ въ запальчивости онъ

Законъ страны, чмъ, какъ извстно, всякій

Себя ввергаетъ въ бездну, изъ которой

Исхода, нтъ. Но тотъ, о комъ веду

Теперь я рчь (когда забытъ свершенный

Проступокъ имъ), хорошій человкъ

Со всхъ сторонъ. Не запятналъ нимало

Своей вины онъ подлостью (и этимъ

Уже смягчилъ достаточно еб).

Онъ былъ введенъ лишь благородствомъ духа

Въ проступокъ свой, почувствовавъ, что горько

Была врагомъ его задта честь.

Но и тогда воздерживалъ онъ долго

Свой правый гнвъ. Разумной, скромной рчью

Отъ всей души пытался споръ пресчь

Онъ прежде, чмъ ршился вынуть мечь.

1 -й сенаторъ. Ты ищешь очень ложною натяжкой

Придать дурному вншній видъ добра.

Вникая въ смыслъ твоей искусной рчи,

Вдь къ убжденью можемъ мы прійти,

Что хочешь ты признать убійство даже

Достоинствомъ, а ссорливости дать

Видъ храбрости, — межъ тмъ она на дл

Лишь незаконное ея дитя

И родилась, когда на свт люди,

Забывши миръ, распались на ряды

Враждебныхъ сектъ. Признать должны мы доблесть

Лишь только въ томъ, кто переноситъ мудро

То, что способенъ дерзко наказать

Людской языкъ, кто на обиду смотритъ

Лишь какъ на вншность, чуждую ему,

Какъ, смотримъ на изнанку мы одежды,

Кто не даетъ надъ сердцемъ и душой

Взять верхъ страстямъ и не влечетъ напрасно

Себя въ бду.— Вдь если оскорбленье

Есть даже зло, и мы, чтобъ смыть обиду,

Идемъ на смерть, то не глупецъ ли тотъ,

Кто жизнь за зло безъ пользы отдаетъ?

Алкивіадъ. Я возражу…

1-й сенаторъ. Не въ мести, а въ терпньи

Нашъ высшій долгъ! Украсить преступленье

Нельзя ничмъ.

Алкивіадъ. Отъ всей души прошу я

Меня простить, почтенные отцы!

Но я солдатъ и говорить умю

Лишь по-просту: скажите, почему

Толпы людей стремятся храбро въ битву,.

Когда они должны бъ напротивъ были,

По-вашему, позволить перерзать

Себя врагамъ? Когда заслуга вся

Людей — терпть, то что жъ мы будемъ длать

На пол битвъ?— Признать придется намъ,

Что женщины, неся заботы дома,

Храбре насъ, оселъ отважнй льва,

А воръ въ цпяхъ — когда въ терпньи доблесть —

Поставленъ выше долженъ быть судьи!

Нтъ, нтъ отцы! Когда хотите быть

Вы почтены за истинную доблесть,

То власть должны явить вы въ доброт

И. милости! Гршитъ, конечно, тотъ,

Чей ножъ людей сражаетъ хладнокровно.

Но если мы въ самозащит равной

Сразимъ врага — то долженъ этотъ грхъ

Намъ быть прощенъ! Преступенъ гнвъ во всхъ,

Но кто жъ. изъ насъ изъятъ отъ страсти гнва?

А потому должны въ ршеньи вашемъ

Вы взять въ расчетъ то, что я вамъ сказалъ.

2-й сенаторъ. Потеря словъ.

Алкивіадъ. Потеря словъ?.. Такъ пусть же

Услуги т, какія оказалъ

Онъ въ Спарт вамъ и въ Византіи, будутъ

Ходатаемъ безмолвнымъ за него.

1-й сенаторъ. Что, что еще?

Алкивіадъ. Я говорю, что храбро

Онъ вамъ служилъ, что множество враговъ

Сразилъ въ бою. Припомнить васъ прошу я,

Какъ доблестно въ послдней битв дрался

Съ врагами онъ и сколько имъ нанесъ

Смертельныхъ ранъ.

2-й сенаторъ. И сколько захватилъ

Добычи самъ! Бездльникъ онъ извстный!

Онъ въ оргіяхъ доходитъ до потери

Подчасъ ума. Добро все пропадаетъ

Безслдно въ немъ. Одни его пороки

Способны погубить его безъ всякихъ

Иныхъ враговъ. Онъ въ изступленьи скотскомъ

Свершалъ не разъ гнуснйшія дла.

Въ порокахъ онъ.неистовъ и ужасенъ

И можетъ намъ развратомъ быть опасенъ.

1-й сенаторъ. Казнить его!

Алкивіадъ. Жестокая судьба!

Зачмъ въ бою убитъ онъ не былъ честно?

Но если вы не цните прошедшихъ

Его заслугъ, хотя изъ нихъ могли бы

Его проступокъ выкупить вполн

Т подвиги, какіе онъ для васъ

Свершилъ въ бою,— тогда зачтите въ выкупъ

Его вины хоть то, что сдлалъ я!

Ужъ если вашъ преклонный возрастъ любитъ

Ручательства, то я въ залогъ того

Вамъ отдаю мои побды, честь

И подвиги. Когда законъ ршилъ

Его казнить, то пусть по крайней мр

Онъ кровь прольетъ въ сраженьи, какъ солдатъ.

Такимъ путемъ добьетесь вы того же:

Законъ суровъ, но онъ войны не строже.

1-й сенаторъ. Мы предпочтемъ охотне законъ.

Твой другъ умретъ, не трать рчей напрасно.

Ты ими насъ лишь только раздражишь.

Кто пролилъ кровь, тому отъ смертной казни

Спасенья нтъ ни въ дружб ни въ пріязни.

Алкивіадъ. Ужели такъ?.. Такъ нтъ же! Приведется

Подумать вамъ сперва о томъ, кто я!

2-й сенаторъ. Какъ! Что?..

Алкивіадъ. Да, да, вы вспомните сначала

О томъ, кто я!

3-й сенаторъ. Угрозы!..

Алкивіадъ. Ваша старость

Вамъ, кажется, совсмъ затмила умъ.

Иначе мн не привелось напрасно бъ

Васъ такъ просить о сущихъ пустякахъ.

Я снова боль почувствовалъ въ костяхъ

Отъ старыхъ ранъ, послушавъ ваши рчи.

1-й сенаторъ. Эй, берегись,— нашъ гнвъ словами кратокъ,

Но дологъ онъ послдствіемъ своимъ.

Тебя изгнать навки присуждаемъ

Мы изъ Аинъ³⁸)!

Алкивіадъ. Изгнать меня? Нтъ, лучше

Ршите глупость вы свою изгнать,

Свои грхи, свою привычку къ взяткамъ,

Все, что позоритъ гнусный вашъ сенатъ!

1-й сенаторъ. Когда тебя чрезъ два восхода солнца

Увидятъ здсь — строжайшей карой будешь

Постигнутъ ты. Съ твоимъ же другомъ кончимъ

Мы тотчасъ же. Онъ больше раздражать

Не будетъ насъ. (Уходятъ сенаторы).

Алкивіадъ. Пускай позорно боги

Продлятъ вамъ жизнь, пока не обратитесь

Вы вс, какъ есть, въ ходячихъ мертвецовъ,

Чей гнусный видъ пугать людей лишь будетъ!

О, я взбшенъ!.. Въ сраженьяхъ бился я,

Пока они гроши свои считали,

Ихъ съ жадостью пуская въ оборотъ!

Нажить себ усплъ я только раны,

Когда они… И вотъ награда мн!

Вотъ тотъ бальзамъ, который эти скряги

Пролить хотятъ на раны ихъ вождя.

Изгнать меня!.. Ну, что жъ, пускай! Худого

Не будетъ въ томъ: изгнанье мн по сердцу.’

Вы руки имъ развяжете мои,

Чтобъ могъ излить свободно на Аины

Я элость мою!— Подговорю солдатъ

Встать за меня, они и такъ вдь ропщутъ.

Чмъ врагъ сильнй, тмъ больше славы намъ

Съ нимъ воевать! Оставить зло безъ мести

Солдатъ, какъ богъ, не можетъ ради чести! (Уходитъ).

СЦЕНА 6-я. ‘

Великолпная зала въ дом Тимона.

(Музыка и накрытые столы. Слуги стоятъ кругомъ. Въ разныя двери входятъ гости).

1-й гость. Съ пріятнымъ днемъ.

2-й гость. Съ тмъ же тебя.

1-й гость. Кажется, нашъ почтенный хозяинъ хотлъ въ прошедшій разъ только испытать своихъ друзей.

2-й гость. То же самое думалъ и я, когда мы встртились. Врно, ему еще не такъ плохо, какъ это могло показаться изъ той шутки, какую онъ затялъ разыграть съ друзьями.

2-й гость. Конечно!— Новый его пиръ лучшее тому доказательство.

1-й гость. Совершенная правда. Онъ послалъ мн убдительнйшее приглашеніе быть у него. Сначала я хотлъ отказаться по причин очень важныхъ длъ, но онъ просилъ такъ настойчиво, что не согласиться было невозможно.

2-й гость. Я также былъ очень занятъ, но онъ и слушать не хотлъ моихъ извиненій. Мн очень жаль, что я былъ не при деньгахъ, когда онъ посылалъ за нами.

1-й гость. Я жалю объ этомъ также, особенно теперь, когда вижу, какъ повернулись дла.

2-й гость. Я думаю, это чувство испытываютъ вс собравшіеся здсь гости. Сколько хотлъ онъ у тебя занять?

1-й гость. Тысячу талантовъ.

2-й гость. Тысячу?

1-й гость. А у тебя?

2-й гость. Онъ посылалъ ко мн… Но тсс… вотъ и онъ.

(Входитъ Тимонъ со свитой).

Тимонъ. Отъ всего сердца привтствую васъ, дорогіе друзья! Какъ вы себя чувствуете?

1-й гость. Превосходно. Впрочемъ, мы всегда довольны, когда знаемъ, что хорошо теб.

2-й гость. Ласточки не такъ охотно слдуютъ за лтомъ, какъ мы за тобой.

Тимонъ (тихо). И не такъ охотно покидаютъ зиму. Люди такія же перелетныя птицы. (Громко). Друзья мои! обдъ едва ли вознаградитъ васъ за долгое ожиданье, а потому насыщайте покамстъ вашъ слухъ по крайней мр музыкой, если звукъ трубъ не кажется вашимъ ушамъ слишкомъ тяжелымъ. Скоро мы сядемъ за обдъ.

1-й гость. Я надюсь, ты не сердишься за то, что я долженъ былъ отправитъ твоего посланнаго ни съ чмъ?

Тимонъ. О, не смущай себя такимъ вздоромъ!

2-й гость. Мой благородный другъ!

Тимонъ. Что, мой дражайшій? (Подаютъ кушанья въ закрытыхъ блюдахъ).

2-й гость. Мн, право, такъ стыдно, что я оказался несчастнымъ нищимъ, когда ты посылалъ ко мн въ послдній разъ.

Тимонъ. Не думай объ этомъ.

2-й гость. Если бъ твой посланный пришелъ всего двумя часами раньше…

Тимонъ. Прошу, не порти своего пріятнаго расположенія духа, вспоминая объ этомъ. Эй, подавайте все разомъ.

2-й гость. Все закрытыя блюда.

1-й гость. Ручаюсь, пиръ будетъ царскій.

2-й гость. Не сомнвайтесь: намъ подадутъ все, что только могутъ дать деньги и время года.

1 -й гость. Какъ идутъ дла? Что новаго?

3-й гость. Изгнанъ Алкивіадъ. Слышали вы объ этомъ?

1-й и 2-й гости. Какъ? Изгнанъ Алкивіадъ?

3-й гость. Да, это. врно.

2-й гость. Скажи, за что?

Тимонъ. Прошу, друзья, занять мста за столомъ.

3-й гость. Разскажу посл. Пиръ, надо думать, будетъ роскошный.

2-й гость. Какъ вижу, Тимонъ все тотъ же.

3-й гость. Только долго ли выдержитъ?

2-й гость. Пока выдерживаетъ,— ну, а со временемъ, конечно, какъ знать!

3-й гость. Само собой.

Тимонъ. Пусть каждый займетъ свое мсто съ такой же поспшностью, съ какой стремится къ губамъ своей возлюбленной. Кушанья будутъ для всхъ одни и т же. Прошу, не длайте изъ настоящаго пира церемоннаго обда, на которомъ блюда стынуть прежде, чмъ гости договорятся о старшинств мстъ. Садитесь и вознесемъ прежде всего молитву къ богамъ. (Встаетъ и поднимаетъ руки къ небу). О, вы, высокіе благодтели! Посйте въ людскомъ обществ благодарность! пусть люди будутъ признательны вамъ за ваши дары, но не разоряйте для нихъ себя, если не хотите, чтобъ они стали васъ презирать! Давайте каждому человку, сколько ему надо, чтобъ онъ не былъ принужденъ занимать у другихъ. Иначе вдь если даже вы, боги, захотите занять у людей, то они наврно отъ васъ отступятся. Устройте такъ, чтобъ люди больше любили обдъ, чмъ того, кто ихъ кормитъ. Пусть въ обществ, гд соберутся двадцать человкъ, будетъ ровно столько мерзавцевъ, а изъ двнадцати женщинъ, сидящихъ за столомъ, пусть дюжина будетъ тмъ, что такое он на самомъ дл! Всхъ остальныхъ вашихъ тварей, до аинскихъ сенаторовъ и городской черни включительно, сотрите, милосердные боги, въ пыль и прахъ!— Что же до сидящихъ здсь моихъ друзей, то они въ моихъ глазахъ полнйшее ничто, а потому наградите ихъ, боги, и вы, ничмъ, обративъ въ ничто! Прочь крышки съ блюдъ! Теперь лакайте, псы!

(Съ блюдъ снимаютъ крышки. Въ нихъ горячая вода).

Нкоторые гости. Что онъ хочетъ сказать?

Другіе. Ничего не понимаемъ.

Тимонъ. Пусть не увидитъ лучшаго обда

Изъ васъ никто, рой прихвостней, обжоръ!..

Паръ и вода — достоинства вотъ ваши!

Вамъ Тимонъ въ нихъ послдній шлетъ привтъ,

Запятнанъ я былъ грязью вашей лести

И, смывъ теперь ея позоръ и стыдъ,

Помои вамъ выплескиваю въ лица!

(Выплескиваетъ на нихъ воду).

Въ презрньи вкъ влачите жалкій свой,

Толпа пустыхъ и жалкихъ чужеядцевъ,

Прихлбниковъ съ улыбкой на губахъ!

Орава мухъ, смющихся медвдей,

Толпа дрянныхъ, разслабленныхъ волковъ,

Шуты судьбы, пріятели тарелки,

Рабы колнъ, кривляки на часахъ ³⁹)!

Пусть ядъ людскихъ и скотскихъ всхъ болзней

Постигнетъ васъ! (Обращается къ одному).

Куда? Куда? Постой!..

Возьми сперва съ собой твое лкарство,

И ты… и ты… (Бросаетъ въ нихъ посудой и выгоняетъ ихъ вонъ).

Куда бжите вы?..

Я занимать у васъ не стану денегъ,

Я вамъ ихъ дамъ! Какъ? Вс бгутъ? Пускай же

Первйшій плутъ впредь будетъ на пирахъ

Желанный гость! Пусть рушатся во прахъ

Мой домъ и вы! Клянетъ Аины Тимонъ!

Отнын врагъ всмъ обществамъ людскимъ онъ!..

(Уходитъ Тимонъ. Нкоторые изъ гостей возвращаются).

1-й гость. Что же это такое?

2-й гость. Какъ объяснить это бшенство Тимона?

3-й гость. Не видлъ ли кто-нибудь моей шляпы?

4-й гость. Я потерялъ плащъ.

3-й гость. Онъ положительно сошелъ съ ума и ничего не хочетъ знать, кром своей блажи. Еще вчера подарилъ онъ мн брильянтъ, а сегодня сбилъ его съ моей шляпы. Не видлъ ли кто моего брильянта?

3-й гость. А также моей шляпы?

2-й гость. Вотъ она.

4-й гость. Вотъ и мой плащъ.

1-й гость. Идите, идите. Нечего здсь оставаться.

2-й гость. Тимонъ помшался.

3-й гость. Узналъ о томъ своими я боками.

4-й гость. То дастъ брильянтъ, то угоститъ камнями ⁴⁰).

(Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Передъ стнами Аинъ.

(Входитъ Тимонъ).

Тимонъ. Въ послдній разъ взглянуть, ограда волчья,

Дай на себя! Разрушься, сгинь! Щитомъ

Не будь впередъ надежнымъ для аинянъ!

На женщинъ ихъ зову я злой развратъ!

Пускай отцовъ не слушаются дти!

Пускай рабовъ и скомороховъ рой

Прогонитъ прочь сенаторовъ обрюзглыхъ

И вмсто нихъ начнетъ ршать дда!

Въ глазахъ отца идетъ пусть дочь-ребенокъ

Въ развратный домъ! Невинной чистот

Приди конецъ!.. Смле должники!

Отбросьте страхъ! Ножи берите въ руки

И въ горло ихъ тому, кто далъ взаймы!..

Просторъ ворамъ! Смлй воруйте слуги!

Разбой творятъ широкою рукой

Вдь господа:— законы имъ защита!

Ложись служанка съ бариномъ въ постель:

Жена тайкомъ вдь ходитъ же отъ мужа

Въ публичный домъ!— Подростокъ-сынъ, схвати

Костыль отца отжившаго и старцу

Имъ голову безъ страха размозжи!..

Миръ, правда, страхъ, сердечность, совсть, вра,

Ладъ съ ближними, невинный сонъ, покой,

Почетъ, барышъ, законъ, торговля, нравы,

Ученья свтъ, семейный добрый ладъ⁴²),

Религіи священные обряды —

Исчезни все! Перемшайся въ хаосъ!..

Заразы вс, какія могутъ только

Разить людей,— низриньтесь на проклятый

Народъ Аинъ! Созрлъ для смерти онъ…

Подагра пусть суставы скрючитъ старымъ

Сенаторамъ, чтобъ стали члены ихъ

Хроме душъ! Проникнетъ пусть развратъ

Въ кровь юношамъ! Пусть до костей ихъ сгложетъ,

Чтобъ весь свой вкъ, плывя добру напротивъ,

Погибли въ зл, какъ въ омут они!..

Ядъ чирьевъ злыхъ, проникни въ грудь и въ сердце

Аинянъ всхъ, и будь проказа жатвой

Такихъ смянъ!.. Дыханье лей отраву

Изъ устъ въ уста, и пусть въ конц-концовъ

Все общество ихъ станетъ ядовитымъ,

Какъ дружба ихъ!— Я нищимъ ухожу

Отсюда прочь и нищету такую жъ

Сулю теб я, городъ проклятой!..

Иду въ лса!.. Скорй, чмъ людямъ, зврю

Лсному я въ сердечности поврю!

Пусть не найдетъ изъ жителей Аинъ

Себ нигд покоя ни одинъ!

Моя же злость на тварей ихъ породы

Пусть безъ конца растетъ изъ года въ годы!..

Такъ я сказалъ!.. (Уходитъ).

СЦЕНА 2-я.

Комната въ дом Тимона.

(Входятъ Флавій и нсколько слугъ).

1-й слуга (Флавію). Скажи хоть ты, что жъ наконецъ все это?

Гд баринъ нашъ? Иль мы разорены

Уже совсмъ, погибли, провалились?

Флавій. Увы, друзья, что вамъ сказать въ отвтъ?

Поклясться вамъ могу лишь я богами,

Что нищій я такой же, какъ и вы.

1 -й слуга. Такъ прахомъ все,— и домъ и добрый баринъ?

Все кончено? И ни души кругомъ,

Чтобъ поддержать его своимъ участьемъ

И съ нимъ судьбу по дружб раздлить?

2-й слуга. Какъ мы спиной привыкли обращаться

Къ тому, кого могила унесла,—

Такъ вс друзья спшатъ его покинуть

Въ лихой бд, бросая сожалньемъ

Ему въ лицо, какъ кошелькомъ пустымъ,

И онъ, бднякъ, покинутый, какъ нищій,

Одинъ съ своей бездомной нищетой,

Больной и всми брошенный, отпущенъ

Итти на вс четыре стороны⁴³)!

Идутъ свои. (Входятъ еще нсколько слугъ).

Флавій. Печальные обломки

Того, что было роскошью палатъ!

3-й слуга. На сердц носимъ Тимона ливреи

Вдь все же мы. Прочесть объ этомъ можно

У насъ въ глазахъ. Товарищами будемъ,

Какъ прежде, мы на служб злой бд.

Корабль погибъ, и мы стоимъ печально

На палуб, сокрывшейся въ волнахъ.

Валы ревутъ, и голосъ ихъ уныло

Гудитъ, что море вчности поглотитъ

Насъ скоро всхъ ^4І)!

Флавій. Друзья мои, хочу

Добромъ послднимъ подлиться съ вами

Я въ этотъ мигъ. Гд бъ намъ ни привелось

Сойтись во имя Тимона — должны мы

Товарищами добрыми сойтись!

Склонивъ печально головы, промолвимъ

Тогда мы вс унылыя слова,

Что лучшихъ дней свидтелями были

Когда-то мы, и звономъ погребальнымъ

Пусть наша рчь звучитъ чмъ лучшимъ днямъ,

Когда богатъ и славенъ былъ нашъ Тимонь!

Сюда друзья: — протягивайте руки!

Для каждаго найдется что-нибудь! (Даетъ имъ денегъ).

Довольно словъ! Расходимся сегодня

Богаче мы печалью, чмъ добромъ. (Уходятъ слуги).

О, славы мигъ, какой ты намъ приносишь

Тяжелый плодъ!— Кто не захочетъ лучше

Не знать совсмъ довольства и утхъ

При вид бдъ, несчастій и презрнья,

Къ какимъ ведутъ богатство насъ и честь!

Кому придетъ желанье громкой славы,

Когда мы ею на себя рискуемъ

Навлечь лишь смхъ! Кто пожелаетъ дружбы,

Когда она лишь лживая мечта!

Кого плнятъ богатство, блескъ и пышность.

Когда они раскрашены лишь съ виду,

Какъ и друзья!— Сразилъ мой господинъ

Себя ты самъ твоимъ прекраснымъ сердцемъ!

Погубленъ ты излишкомъ доброты!

Ужасный рокъ, въ ошибку человку

Поставилъ ты, что былъ онъ слишкомъ добръ.

Стремясь всегда къ поступкамъ человчнымъ,

Возносимъ мы добромъ себя къ богамъ,

Но кто жъ впередъ захочетъ быть сердечнымъ,

Когда себя онъ губитъ этимъ самъ?..

О, Тимонъ мой, благословенъ судьбою

Ты былъ затмъ, чтобъ пасть страшнй потомъ

Богатствомъ былъ ты выше мры взысканъ

Лишь для того, чтобъ гибель въ немъ найти.

Увы, увы, какъ бшеный, покинулъ

Друзей своихъ неблагодарныхъ ты,

Покинулъ домъ, и ничего, я знаю,

Нтъ у тебя, чтобъ поддержать въ ужасной

Себя бд!— Пойду за нимъ. Я долго

Служилъ ему всмъ сердцемъ и душой,

Такъ пусть и впредь, пока еще могу я

Найти хоть грошъ въ карман у себя,

Ему служить, какъ прежде, буду я! (Уходитъ).

СЦЕНА 3-я.

Лсъ.

(Входитъ Тимонъ).

Тимонъ. О, солнце, нашъ кормилецъ благодатный!

Заставь земли утробу источить

Сырую гниль! Пусть заразитъ она

Подлунный міръ ⁴⁵) — твоей сестры обитель.

Два близнеца, рожденные на свтъ

И весь свой вкъ воспитанные вмст,

Сходны во всемъ: — ихъ отличить нельзя,

Но чуть судьба различные удлы

Даруетъ имъ — сейчасъ гнушаться высшій

Начнетъ меньшимъ.— Кто, выйдя изъ бды,

Настигнутъ вдругъ приливомъ будетъ счастья,

Начнетъ съ того, что станетъ презирать

Тхъ, кто въ бд.— Пусть нищій и сенаторъ

Другъ съ другомъ помняются судьбой:

Покроется презрньемъ, какъ наслдствомъ,

Сановникъ вмигъ, а голяка начнутъ

Вс уважать. Таковъ законъ природы:

Хорошій кормъ откармливаетъ скотъ,

Съ дурного жъ онъ и чахнетъ и худетъ!

Кто отъ души и съ полнымъ убжденьемъ

Кого-нибудь посметъ передъ всми

Назвать льстецомъ? Но если посмотрть,

То звать подобнымъ именемъ должны мы

Огульно всхъ. Нижайшая ступень

Предъ высшей льститъ на лстниц почета.

Готовъ предъ позолоченнымъ глупцомъ

Себя склонить съ покорностью ученый!

Обманъ во всемъ! Прямого не найти

Намъ ничего въ природ скверной нашей!

А потому проклятье всмъ пирамъ,

Всуь обществамъ и всмъ людскимъ поступкамъ!

Я въ людяхъ сталъ себ противенъ самъ!

Пусть разразятъ погибель и несчастья

Весь родъ людской! (Роетъ землю). Пошли, земля для пищи

Кореньевъ мн, а если кто попроситъ

Иныхъ даровъ,— то ядомъ отрави

Тому языкъ!— Что вижу я?.. Металлъ!

Блестящій, желтый… золото!.. О, боги!

Вдь золота у васъ я не просилъ!

Просилъ для пищи я себ кореньевъ!

(Выкапываетъ куски золота).

Вотъ то, чмъ можемъ обращать легко

Мы въ правду ложь, хорошее въ дурное!

Чмъ можемъ съ блымъ черное сравнять,

Вотъ сдлать чмъ мы можемъ храбрымъ труса,

Влить молодость въ суставы старика!

О, для чего, скажите мн, о боги,

Служить намъ можетъ съ виду эта дрянь?

А между тмъ жрецовъ почтенныхъ вашихъ

Она заставитъ бросить алтари,

Людей подвигнетъ вырывать подушки

Изъ-подъ больныхъ, готовыхъ умереть ⁴⁶).

Злой желтый рабъ, въ сердцахъ ты губишь вру,

Благословляешь то, что должно клясть,

Ты ставишь въ честь отраву злой проказы,

Разбойниковъ ты садишь на скамьи

Сенаторовъ, балуешь ихъ почетомъ!

Вдов-старух сыплешь жениха,

Какъ вешній день, раздушишь язвы твари,

Чей ядъ бы могъ больницы заразить…

Ступай назадъ! Засыпься, злое зелье!

Живешь, чтобъ быть всесвтной сводней ты!

Ты — гибель всмъ!— Ступай же въ грязь, откуда

Ты родилось.— (За сценой барабанъ).

Чу, барабанъ! (зарываетъ золото). Живуче,

Какъ вижу, ты, по все жъ тебя зарою

Насильно я.— Ступай, проклятый воръ,

Гд не найдетъ тебя толпа дрянная

Разслабленныхъ поклонниковъ твоихъ.

Но нтъ, постой: частицу сберегу

Про случай я.— Быть-можетъ, пригодится

(Прячетъ чаетъ золота. Входитъ съ барабаннымъ боемъ и музыкой вооруженный Алкивіадъ. Съ нимъ Тимандра и Фрина).

Алкивіадъ. Кто здсь?— Отвть!

Тимонъ. Такой же скотъ, какъ ты.

Пусть сгложетъ ракъ тебя за то, что снова

Моимъ глазамъ ты показалъ людей.

Алкивіадъ. Отвть, кто ты, и какъ людей ты можешь

Злословить такъ, когда такой же самъ

Ты человкъ?

Тимонъ. Людей я ненавистникъ ⁴⁷)

И весь ихъ родъ глубоко не терплю!

Что жъ до тебя, то пожелать могу я,

Чтобъ сталъ ты псомъ. Тогда, быть-можетъ, сносенъ

Ты будешь мн.

Алкивіадъ. Я узнаю тебя,

Но не могу понять и догадаться,

Что такъ могло тебя вдругъ измнить.

Тимонъ. Сказать, кто ты, могу равно и я,

И больше знать во мн охоты нту,

А потому бери свой барабанъ

И уходи. Облей всю землю кровью.

Окрась весь міръ, какъ красный щитъ герба ^’48).

Ужъ если злы законъ людской и божій,

Такъ что же ждать иного отъ войны!

(Указывая на Фрину).

Вонъ эта тварь надлала вдь больше

Вреда и зла, чмъ сдлалъ ихъ твой мечъ,

А взглядъ ея, какъ херувимскій, нженъ.

Фрина. Пусть сгнилъ бы ротъ, бездльникъ, у тебя!

Тимонъ. Я цловать тебя не собираюсь,

Такъ гниль твоя останется теб.

Алкивіадъ. Какой судьбой могъ благородный Тимонъ

Померкнуть такъ?

Тимонъ. Какъ мсяцъ! Я истратилъ,

Какъ онъ, свой свтъ, а новаго у солнца

Занять не могъ, затмъ что въ мір солнца

Такого нтъ.

Алкивіадъ. Скажи во имя дружбы,

Чмъ я могу полезенъ быть теб?

Тимонъ. Мой взглядъ на жизнь ты подтверди примромъ.

Алкивіадъ. Скажи, какимъ?

Тимонъ. Дай клятву быть мн другомъ

И измни. Но, впрочемъ, дашь иль нтъ

Мн клятву ты, исполнишь иль измнишь —

Равно молю боговъ я, чтобъ сгубили

Они тебя за то, что человкомъ

Родился ты ⁴⁹).

Алкивіадъ. Я о твоихъ несчастьяхъ

Кой-что слыхалъ.

Тимонъ. Ихъ предсказать ты могъ

И раньше мн, когда я былъ въ довольств.

Алкивіадъ. Твою бду теперь я вижу:— прежде

Въ богатств ты и счасть утопалъ.

Тимонъ. Былъ, значитъ, я на свор двухъ развратницъ,

Какъ ты теперь ⁵⁰).

Тимандра. Ужели это онъ,

Краса Аинъ?

Тимонъ. Тебя зовутъ Тимандрой?

Тимандра. Ты но солгалъ.

Тимонъ. Такъ потаскушкой вчной

До смерти будь. Вдь льнутъ къ теб безъ страсти

Твои друзья. Вселяй болзнь въ того,

Кто влить въ тебя свою стремится похоть.

Зачмъ терять развратные часы?

Губи глупцовъ! Въ госпитали и бани

Дорога имъ! Съ ихъ краснощекихъ лицъ

Румянецъ прочь!— Сажай ихъ на воздержность!

Тимандра. Повсься, скотъ.

Алкивіадъ. Прости ему, Тимандра,

Онъ потерялъ и потопилъ разсудокъ

Въ своихъ бдахъ.— Остался я вдь, Тимонъ,

Какъ ты, безъ средствъ. Готовы взбунтоваться

Мои войска, лишенные всего.

Услышалъ я съ глубокой грустью въ сердц,

Что позабытъ въ Аинахъ ты проклятыхъ!

Что прежнихъ длъ и подвиговъ твоихъ,

Когда мечомъ и деньгами своими

Ты городъ спасъ, не хочетъ знать никто.

Тимонъ. Прошу тебя, вели бить въ барабаны

И уходи.

Алкивіадъ. Всмъ сердцемъ я жалю

Тебя, какъ другъ.

Тимонъ. Такъ для чего жъ меня

Тревожишь ты? Ты видишь — я остаться

Хочу одинъ.

Алкивіадъ. Ну, такъ прощай, вотъ деньги,

Я дать теб немного ихъ могу.

Тимонъ. Возьми назадъ: я денегъ сть не стану.

Алкивіадъ. Когда я въ прахъ Аины разгромлю…

Тимонъ. Такъ ты на нихъ идешь теперь войною?

Алкивіадъ. Да, добрый другъ, причина есть тому.

Тимонъ. Пустъ сгубятъ ихъ твоей побдой боги,

За ними жъ вслдъ погубятъ и тебя.

Алкивіадъ. За что жъ меня?

Тимонъ. За то, что Рокъ судилъ

Теб сгубить страну мою родную,

Въ ней перебивъ мерзавцевъ записныхъ!

Назадъ свое взять золото ты можешь!

Бери его! Вотъ золото еще.

Теперь иди. Будь злой чумы ужаснй,

Когда ее, изъ-за надзвздныхъ сферъ ⁵¹)

Призвавъ, Зевесъ надъ городомъ преступнымъ

Покровомъ зла по воздуху простретъ.

Пусть никого въ Аинахъ не минуетъ

Твой грозный мечъ! Сдого старца бей —

Онъ ростовщикъ! Не уважай почтенныхъ

Его сдинъ! Лукавыхъ бей матронъ:

Он честны одной своей одеждой,

На дл жъ вс развратницы въ душ.

Не преклоняй меча передъ щеками

Прелестныхъ двъ, какъ ни сверкала бъ грудь ихъ

Сквозь кружева блй, чмъ молоко,

Всмъ на соблазнъ!— На ней пощады слова

Ты не читай! Предательство ты долженъ

Лишь видть въ ней! Младенца не щади,

Улыбка чья въ глупцовъ вселяетъ жалость.

Представь себ, что, можетъ-быть, тотъ самый

Побочный онъ, чья въ будущемъ рука,

Какъ предсказалъ сомнительный оракулъ,

Вонзитъ теб нещадно въ горло ножъ ⁵²).

Руби его, забывши страхъ и совсть…

Заклятье дай не слушать ничего!

Въ сталь облеки глаза твои и уши,

Чтобъ стонъ и вопль младенцевъ, матерей

И юныхъ двъ, какъ онъ бы ни былъ страшенъ,

Въ нихъ не проникъ! Чтобъ даже видъ жрецовъ,

Предъ алтаремъ въ священныхъ ризахъ павшихъ,

Твои глаза укоромъ не смущалъ!—

Вотъ золото, чтобъ заплатить солдатамъ

Ты могъ своимъ.— Пройди, какъ разрушитель,

По всей земл.— Когда жъ насытишь ярость —

Погибни самъ!— Я все сказалъ, иди!..

Алкивіадъ. Такъ ты богатъ? Я деньги взять согласенъ,

Но исполнять совтовъ всхъ твоихъ

Я не хочу.

Тимонъ. Какъ знаешь — лишь бы только

Былъ проклятъ ты.

Фрина и Тимандра. Голубчикъ, Тимонъ! Дай

Намъ золота:— вдь у тебя осталось.

Тимонъ. Настолько есть, чтобъ сводня съ потаскушкой

Могли свое оставить ремесло.

Сюда, ко мн!— Ну, задирайте, твари,

Подолы вверхъ. (Сыплетъ имъ золото въ подставленныя платья).

Съ васъ клятвы, знаю я,

Брать нечего, хоть и способны вы

Поклясться такъ, что въ лихорадк боги

Вздрогнули бъ вс, послушавъ вашихъ клятвъ.

Но клясться васъ я заставлять не буду:

Вы и безъ клятвъ исполните все то,

Что я хочу,— для этого довольно

Вамъ быть собой!— Безпутными останьтесь

Свой цлый вкъ, и если кто-нибудь

Наставить васъ захочетъ добрымъ словомъ —

Удвойте съ нимъ распутный свой развратъ!

Его огнемъ безстыднымъ распалите,

Чтобъ онъ сгорлъ въ жару своихъ страстей,

Отъ глазъ людей изнанку платья прячьте ⁵³),

И будутъ пусть за вашъ безпутный трудъ

Шесть мсяцевъ достойной вамъ наградой,

Чтобъ вы въ лченьи скверностей своихъ

Ихъ провели.— Чужихъ волосъ прядями

Скрывайте плшь на вашихъ головахъ,

Хотя бъ содрать пришлось вамъ эти пряди

Съ повшенныхъ ⁵⁴). Что за нужда?— Носите

Смле ихъ! Ловите дураковъ!..

Морщины лицъ замазывайте краской

Хоть до того, чтобъ завязить могла

Копыта лошадь въ нихъ.

Фрина и Тимандра. Исполнимъ, Тимонъ!

Лишь говори!— За золото мы рады

Пойти на все.

Тимонъ. Заразу злую сйте

Въ костяхъ мужчинъ, кривите ноги имъ!

Душите въ нихъ все мужество и силу!

Законниковъ губите голоса,

Чтобъ скверныхъ длъ они не защищали,

Гнуся въ судахъ. Разите вашимъ ядомъ

Плутовъ жрецовъ, что на словахъ усердно

Бичуютъ плоть, не вря ни на грошъ

Своимъ словамъ. Долой носы до кости

Мерзавцамъ тмъ, что чуютъ только свой

Везд барышъ, къ общественному жъ благу

Чутьемъ тупы! Плшивьте до гола

Бездльниковъ, что щеголяютъ чванно

Въ своихъ кудряхъ, и пусть въ конц концовъ

Отъ васъ свою получитъ также долю

Рой тхъ пустыхъ, драчливыхъ хвастуновъ,

Что уберечь себя успли въ битвахъ.—

Чуму на все!.. Пускай работа ваша

Живое все на свт заглушитъ,

Вотъ золото! Отъ васъ другимъ погибель —

Такъ пусть оно погубитъ васъ самихъ,

И въ грязный ровъ обихъ васъ!..

Фрина и Тимандра. Совтуй,

Совтуй, мудрый мужъ! Давай побольше

Лишь золота!

Тимонъ. Нтъ! Натворите больше

Сначала зла:— я далъ вамъ лишь задатокъ.

Алкивіадъ. Пусть бьютъ походъ.— Иду прямымъ путемъ

Къ Аинамъ я.— До лучшей встрчи, Тимонъ!

Когда достичь удастся цли мн,

То мы еще увидимся съ тобою.

Тимонъ. Хочу своей достичь я только цли,

Чтобъ впредь тебя вовки не встрчать.

Алкивіадъ. Вдь я теб не сдлалъ въ жизни зла.

Тимонъ. Нтъ, ты не разъ хвалилъ меня.

Алкивіадъ. Такъ это

Зовешь ты зломъ?

Тимонъ. Изъ этого выходитъ

Для многихъ зло.— Ступай,— да этихъ шавокъ

Возьми съ собой.

Алкивіадъ. Пойдемте, мы его

Лишь сердимъ здсь.— Эй, бейте въ барабаны.

(Уходятъ Алкивіадъ, Фрина и Тимандра).

Тимонъ. Ужель мы можемъ голодомъ страдать,

Когда сразилъ насъ недугъ злой измны? (Роетъ землю).

О, ты, земля! Мать общая, чьи ндра

Даютъ жизнь всмъ и грудью необъятной

Питаютъ всхъі Создавъ людей кичливыхъ,

Надменнйшихъ изъ всхъ твоихъ сыновъ,

Умла ты изъ той же самой персти

Создать ужей, зловредныхъ черныхъ жабъ,

Слпыхъ червей и ящерицъ, горящихъ,

Какъ золото, блестящей чешуей,—

Все, словомъ, то, что злого мы находимъ

Подъ сводомъ тмъ, гд въ лучезарномъ блеск,

Живя весь міръ, горитъ Гиперіонъ!

Пошли жъ, земля, тому, кто ненавидитъ

Весь родъ людской,— одинъ ничтожный корень

Изъ ндръ твоихъ, столь щедрыхъ на дары!

А тамъ закрой навкъ свою утробу

И не рожай впередъ неблагодарныхъ

Людей на свтъ! Пусть на земл ихъ смнятъ

Стада волковъ, медвдей и гіэнъ!

Драконы пусть и чудища родятся

Впередъ на свтъ, какихъ еще ни разу

Сводъ мраморный чертога твоего

Не видывалъ!— А, корень я нашелъ!..

Благодарю.— Пускай изсохнутъ соки

Твоихъ лсовъ, полей, лозъ винограда!

Заглохнуть пусть зеленые луга,

Гд плугъ прошелъ,— все, словомъ, что проклятой

Толп людей даетъ т вещества,

Чья сила имъ въ напиткахъ или явствахъ

Грязнитъ сердца и отравляетъ умъ. (Входитъ Апемантъ).

Идетъ опять съ людскимъ обличьемъ кто-то,

Чума ему!

Апемантъ. Сюда меня прислали.

Разнесся слухъ, что жить затялъ ты

По-моему.

Тимонъ. Я взялъ съ тебя примръ

Лишь потому, что не нашлось собаки,

Чтобъ дать его. Издохни ты совсмъ.

Апемантъ. Вдь ты затялъ только притвориться.

Фортуна скрыла отъ тебя лицо,

И ты раскисъ ужъ, какъ дрянная баба.

Скажи, зачмъ напялилъ на себя

Лохмотья ты? Взялъ застунъ, смотришь дико,

Ушелъ въ лса?— Твои льстецы вдь пьютъ

По-прежнему, спятъ на роскошныхъ ложахъ,

Какъ въ дни былые, рядятся въ шелка,

Впиваютъ запахъ вредныхъ ароматовъ ⁵⁵).

Тебя они забыли, точно въ вкъ

И не жилъ ты!— Нтъ, нтъ,— срамить не долженъ

Ты этотъ лсъ, задумавъ разыграть

Въ немъ глупо роль хулителя пороковъ.

Стань самъ льстецомъ — вотъ что ты долженъ длать!

Старайся вновь подняться въ мнньи свта

Тмъ именно, чмъ былъ низвергнутъ ты!

Гнись въ три дуги ⁵⁶)! Малйшее дыханье

Того, кому ты будешь гнусно льстить,

Пусть съ головы твоей сдуваетъ шапку.

Хвали все то, что сквернаго найдешь

Въ его душ! Превозноси пороки!—

Вдь вс съ тобой себя держали такъ.

Готовъ свои развшивать былъ уши

Предъ всми ты, отъ всей души былъ радъ

Ихъ похваламъ, въ которыхъ было правды

Не боле, чмъ въ сладкихъ тхъ рчахъ,

Какими насъ зоветъ кабатчикъ въ гости.

Стань подлецомъ! Вдь если наживешь

Ты деньги вновь, то все равно отдашь ихъ

По-прежнему такимъ же подлецамъ.

Не думай же, что сталъ теперь похожимъ

Ты на меня!

Тимонъ. Будь я такимъ, какъ ты,

Своей рукой съ собою бы я покончилъ.

Апемантъ. Покончить ты съ собою вдь умлъ,

Бывъ, чмъ ты былъ!— А ты изъ сумасшедшихъ

Попалъ въ глупцы!— Иль ты вообразилъ,

Что втеръ — твой теперешній дворецкій —

Теб своимъ дыханьемъ ледянымъ

Согретъ плащъ? Что мшистыя деревья,

Орлиный вкъ успвшія прожить,

Ходить по пяткамъ будутъ за тобою,

Ловя руки твоей малйшій знакъ?

Иль что потокъ, корою льда покрытый,

Теб дастъ утромъ теплое питье,

Чтобъ подкрпить ночное истощенье?

Попробуй кликнуть кличъ тмъ существамъ,

Чья нагота ихъ подвергаетъ гнву

Небесныхъ силъ, чье тло вчно бьетъ

Напоръ стихій, держа въ рукахъ природы

Жестоко ихъ!— Пусть эти существа

Польстятъ теб! Увидишь самъ…

Тимонъ. Увижу,

Что ты дуракъ! Ступай домой.

Апемантъ. Ты дорогъ

Мн больше сталъ съ тхъ поръ, какъ сталъ такимъ.

Тимонъ. А я тебя сталъ больше ненавидть.

Апемантъ. За что жъ?

Тимонъ. За то, что нищет ты даже

Задумалъ льстить.

Апемантъ. Нтъ, я не льщу! Я просто

Сказалъ теб, что ты изъ дряней дрянь.

Тимонъ. Зачмъ ты здсь?

Апемантъ. Мн злить тебя пріятно.

Тимонъ. Достойный трудъ мерзавца иль глупца.

Ты счастливъ имъ?

Апемантъ. О, да.

Тимонъ. Такъ ты мерзавцемъ

Себя призналъ?

Апемантъ. Скажу, что если бъ ты

Затялъ жить суровой, строгой жизнью,

Чтобъ гордость тмъ былую покарать,—

То въ этомъ я призналъ бы прокъ, пожалуй!

Но вдь тебя принудила къ тому

Твоя нужда! Не будь ты нищимъ — сталъ бы

Ты баринъ вновь. Почетна нищета

Лишь въ случа, когда ее избрали

По вол мы! Богатымъ, что ни дай,

Все мало имъ,— бднякъ же всмъ доволенъ,

А жизнь скверна, когда и средь богатства

Довольства въ ней не можемъ мы найти!

Быть въ самомъ скверномъ положеньи лучше,

Когда его безъ жалобъ сносимъ мы,

А ты теперь вдь жалокъ такъ, что было бъ

Теб всего пріятнй умереть.

Тимонъ. Ну, ужъ никакъ не по совту твари,

Чья жизнь еще ничтожнй, чмъ моя!

Нтъ, жалкій рабъ, такихъ, какъ ты, Фортуна

Не приласкала въ жизни никогда!

Ты выросъ псомъ. Будь взысканъ ты судьбой

Съ пеленъ, какъ мы,— когда бы ты прошелъ

Ступени вс тхъ радостей и счастья.

Какія міръ послушно подносилъ,

Какъ въ кубк, намъ,— развратникомъ бы рьянымъ

Ты сталъ, какъ вс! Свою бъ истратилъ юность

На лож ты позорнйшихъ страстей!

Теб бы въ умъ совты ледяные

Воздержности не вздумали прійти!

Прошелъ бы ты путемъ медовымъ счастья

Всю жизнь, какъ мы!— Но мн рука судьбы

Для лакомства любезно предложила

Весь этотъ міръ. Вдь мн глаза, уста,

Сердца людей служили такъ усердно,

Что всхъ услугъ не могъ я и принять!

Я даже счетъ имъ, какъ на дуб листьямъ,

Подчасъ терялъ.— И вдругъ одинъ порывъ

Мороза сбилъ внезапно эти листья,

Предавъ меня, открытаго, нагого,

На жертву бурь, какія только могутъ

На насъ подуть.— Мн, знавшему лишь счастье,

Такой ударъ пришелся не легокъ!..

Но ты, кого несчастье закалило

Ужъ съ юныхъ лтъ — такихъ ты бдъ не зналъ!

Такъ что жъ теб злостовать напрасно

На родъ людской? Теб не льстили люди

Вдь никогда,— а что ты далъ имъ самъ?

Ужь если есть и для тебя причина

Кого-нибудь бранить и проклинать —

Кляни отца! Кляни за то, что этотъ

Дрянной голякъ, сошедшись съ жалкой нищей,

Не въ добрый часъ родилъ тебя на свтъ

И присудилъ быть нищимъ по наслдству.—

Вонъ, негодяй! Когда бъ ты не родился

Ничтожнй всхъ — наврно сталъ бы ты

Бездльникомъ и льстилъ бы всмъ безъ мры!..

Апемантъ. Ты чванишься!

Тимонъ. Да,— тмъ, что я не ты.

Апемантъ. А я горжусь, что не былъ въ жизни мотомъ.

Тимонъ. Напротивъ, я доволенъ, что остался

Имъ и теперь. Будь все мое богатство

Въ теб одномъ — тебя повсить далъ бы

Охотно я.— Уйдешь ли наконецъ

Отсюда ты? (стъ корень). Будь въ этомъ корн жизнь

Аинянъ всхъ — его сожралъ бы также

Я и тогда.

Апемантъ (подаетъ ему пищу) ⁵⁷). Я улучшить хочу

Теб обдъ.

Тимонъ. Ты улучши сначала

Мн общество, убравшись прочь отсюда.

Апемантъ. Уйдя, я лучшимъ сдлаю свое.

Тимонъ. Не худшимъ ли? А нтъ, такъ пожелаю

Всмъ сердцемъ я, чтобъ это былъ такъ.

Апемантъ. Чтф отъ тебя мн пожелать Аинамъ?

Тимонъ. Чтобъ унесла нелегкая тебя ⁵⁸)

Въ ихъ городъ, къ нимъ. Разказывай, пожалуй,

Что я богатъ.— Вотъ золото — смотри!

Апемантъ. Здсь отъ него большого нту прока.

Тимонъ. Есть и большой ужъ тмъ, что здсь проспитъ

Оно въ земл, не натворивъ дурного.

Апемантъ. Гд спишь ты самъ?

Тимонъ. Подъ тмъ, что надо мной.

А ты скажи, гд кормишься?

Апемантъ. Гд брюхо

Отыщетъ кормъ, врнй же, гд случится.

Тимонъ. Если бъ ядъ меня слушался, я зналъ бы, что длать.

Апемантъ. Что жъ бы ты сдлалъ?

Тимонъ. Приправилъ бы имъ твой обдъ!

Апемантъ. Никогда, какъ вижу, ты не держался въ поступкахъ съ людьми золотой середины и вчно вдавался въ крайности. Живя среди золота и ароматовъ, смшилъ ты людей своей утонченной щепетильностью, а теперь, попавъ въ лохмотья, заставляешь ихъ презирать себя за обратное.— Не хочешь ли състь репейникъ?

Тимонъ. Я не мъ того, что не терплю.

Апемантъ. А репейника ты не терпишь?

Тимонъ. Да,— потому, что онъ похожъ на тебя.

Апемантъ. Если бъ ты сталъ раньше презирать репейникъ лести, то онъ не былъ бы теб такъ противенъ теперь.— Случалось ли теб встртить человка, котораго любили бъ посл того, какъ онъ промотался?

Тимонъ. А видалъ ли ты, чтобъ любили такого, которому никогда нечего было мотать?

Апемантъ. Видалъ. Такой человкъ я.

Тимонъ. Это потому, что у тебя все-таки было столько денегъ, чтобъ завести собаку.

Апемантъ. Какое созданье въ мір больше всего походитъ на твоихъ льстецовъ?

Тимонъ. Женщина. Что жъ до мужчинъ, то имъ не зачмъ походить, потому что они сама лесть.— Чтф бы ты сдлалъ съ міромъ, если бъ его отдали въ твою власть?

Апемантъ. Подарилъ бы его скотамъ, чтобъ освободить отъ людей.

Тимонъ. Значитъ, ты освободилъ бы его отъ себя и сдлался скотомъ самъ?

Апемантъ. Да.

Тимонъ. Молю боговъ, чтобъ они помогли теб удовлетворить такому скотскому самолюбію. Но только помни, что если ты сдлаешься львомъ, то тебя обманетъ лисица. Будешь лисицей — левъ станетъ тебя подозрвать, когда оселъ подастъ ему на тебя доносъ.— Сдлаешься осломъ — теб надлаетъ вдъ твоя глупость до поры, пока не позавтракаетъ тобой волкъ. Ставъ волкомъ, ты не будешь знать покоя отъ жадности и попадешь въ бду, промышляя обдъ. Превратишься въ единорога — тебя погубятъ гордость и злость, сдлавъ жертвой твоего же собственнаго бшенства ⁵⁹). Станешь медвдемъ — тебя убьетъ копытами лошадь, а въ шкур лошади задеретъ тебя леопардъ. Будешь леопардомъ — пятна обличатъ твое родство со львомъ и этимъ навлекутъ на тебя гибель. Бгство и одиночество будутъ для тебя и въ звриной шкур единственнымъ средствомъ спасенья. Словомъ, какимъ бы скотомъ ты ни сдлался, теб всегда будетъ угрожать смерть отъ когтей другого скота, и если ты этого не понимаешь, то, значитъ, цль твоя уже достигнута, и ты сталъ желаннымъ скотомъ.

Апемантъ. Если бъ твои рчи могли мн когда-нибудь понравиться, то это было бъ именно теперь. Аины давно уже превратились въ лсъ, полный дикихъ зврей.

Тимонъ. Если ты здсь, то, значитъ, оселъ усплъ проломать аинскія стны и прибжалъ сюда.

Апемантъ. Смотри, сюда идутъ поэтъ съ художникомъ. Да падетъ на тебя зараза ихъ присутствія, а я, чтобъ отъ нихъ отдлаться, ухожу прочь. Впрочемъ, я повидаюсь съ тобой когда-нибудь еще, если нечего будетъ длать.

Тимонъ. Я встрчу тебя съ радостью, если ты придешь мн объяснить, что изъ всхъ людей на свт остался въ живыхъ ты одинъ. Я соглашусь лучше быть собакой нищаго, чмъ Апемантомъ.

Апемантъ. Всегда ты будешь первымъ изъ глупцовъ.

Тимонъ. А на тебя мн скверно даже плюнуть.

Апемантъ. Чума теб,— тебя не стоитъ клясть.

Тимонъ. Мерзавцы вс съ тобой въ сравненьи чисты.

Апемантъ. Проказы гной течетъ въ твоихъ рчахъ.

Тимонъ. Прибивъ тебя, запачкаю я руки.

Апемантъ. Сгноить бы ихъ хотлъ я языкомъ.

Тимонъ. Вонъ, негодяй! Отродье пса! Мн къ горлу

Подходитъ желчь, когда ты предо мной

Стоишь живымъ! Моимъ глазамъ противенъ

И гадокъ ты.

Апемантъ. Не лопни.

Тимонъ. Вонъ, бездльникъ!

Мн камня жаль, чтобъ имъ въ тебя пустить.

(Бросаетъ въ него камнемъ)*

Апемантъ. Скотъ.

Тимонъ. Жаба!

Апемантъ. Рабъ!

Тимонъ. Подлецъ, подлецъ, подлецъ!:

(Апемантъ отходитъ въ глубину сцены).

Усталъ я жить въ фальшивомъ этомъ мір!

Я взять съ него хочу лишь только то,

Что нужно всмъ:— копай могилу, Тимонъ!

Хочу я лечь на берегу морскомъ,

Гд день и ночь плескать на гробъ мой будетъ

Шумящій валъ! На камн изску

Самъ надпись я такую, чтобъ и смертью

Смялся я надъ пошлостью живыхъ

(Смотритъ на золото).

О, ты, губитель льстивый государей,

Семейныхъ узъ неслышный, тихій врагъ!

Чистйшихъ ложъ супружескихъ сквернитель!

Отважный Марсъ! Женихъ любимый, свжій,

Всмъ дорогой, чей страстный жаръ и пылъ

Растаять снгъ способенъ, если бъ даже

Онъ на Діану чистую попалъ!

Великій богъ, намъ видимый, понятный,

Легко теб вс крайности сближать

И ихъ заставить полюбить другъ друга.

На всхъ ты можешь говорить нарчьяхъ,

Служить ты можешь оселкомъ сердецъ!

Представь себ, что взбунтовались люди,

Твои рабы,— заставь своей ихъ силой

Въ разгар ссоръ другъ друга перебить,

Чтобъ міръ зврямъ достаться могъ въ наслдство.

Апемантъ (подходя). Пусть будетъ такъ — лишь умереть сначала

Усплъ бы я.— Я разскажу въ Аинахъ,

Что ты богатъ:— опрометью къ теб

Сбгутся вс.

Тимонъ. Ко мн?

Апемантъ. Ну, да.

Тимонъ. Исчезни

Сначала самъ съ моихъ ты глазъ!

Апемантъ. Будь нищимъ

И съ нищетой весь вкъ свой проживи.

Тимонъ. А ты, проживъ съ ней вмст, и издохни.

(Апемантъ уходитъ).

Идутъ опять подобья человчьи.

шь, Тимонъ, шь и проклинай ихъ всхъ.

(Входятъ разбойники).

1-й разбойникъ. Откуда онъ могъ добыть золото? Наврно это кой-какіе остатки его прежняго добра. Вдь онъ затосковалъ именно потому, что деньги у него вышли, а друзья его бросили.

2-й разбойникъ. Говорятъ однако, что золота у него тьма.

1-й разбойникъ. Попробуемъ узнать. Если онъ точно имъ не дорожитъ, то, конечно, отдастъ намъ охотно. Ну, а какъ быть, если онъ его прячетъ?

2-й разбойникъ. Надо подумать. Золото у него точно спрятано, потому что съ собой онъ ничего не носитъ.

1-й разбойникъ. Смотри, не онъ ли это?

Вс разбойники. Гд?

2-й разбойникъ. Съ виду какъ разъ онъ.

3-й разбойникъ. Онъ, онъ, я знаю наврно.

Вс разбойники. Здорово, Тимонъ!

Тимонъ. Кто вы такіе? Воры?

Разбойникъ. Нтъ, солдаты.

Тимонъ. Это одно и то же,— а сверхъ того вы люди.

Разбойникъ. Не воры мы, а бдняки въ нужд.

Тимонъ. Въ какой нужд? сть нечего вамъ, что ли?

Такъ бросьте взглядъ: земля полна кореньевъ,

Кругомъ журчатъ несмтные ручьи,

Висятъ плоды пурпурные на вткахъ,

А на дубахъ довольно желудей.

Природа вамъ, какъ добрая хозяйка,

Роскошный столъ устроила везд.

Гд жъ тутъ нужда?

1-й разбойникъ. Мы, какъ скоты иль рыбы,

Не можемъ жить плодами и водой.

Тимонъ. Да, знаю я:— вы не могли бы жить,

Когда бы вамъ для пищи дали даже

Скотовъ и рыбъ,— вамъ надо сть людей.

Но все же въ васъ мн нравится хоть то,

Что свой грабежъ ведете вы открыто

И не таясь. У насъ вдь воровствомъ

Привыкли жить въ Аинахъ по закону,—

Ну вотъ даю въ добычу, воры, вамъ

Я золото! Идите! Напивайтесь

Лукавой кровью виноградныхъ лозъ,

Пока ихъ сокъ не зародитъ горячку

У васъ въ крови, избавивъ ваши шеи

Отъ вислицъ.— Врачей гоните прочь:

Лкарства ихъ одна отрава людямъ.

Они убьютъ скорй, чмъ вашъ разбой,

А вы всхъ тхъ не забывайте рзать,

Кого хотите въ жизни обобрать,

Затмъ, что, кто мошенничать намренъ

По ремеслу,— тотъ и заняться долженъ

Имъ, какъ знатокъ.— Примровъ воровства

Не занимать! Грабитель первый — солнце!

Оно пучины океанскихъ водъ

Влечетъ къ себ.— Луна — воръ завзятой:

Она воруетъ блдный свтъ отъ солнца.

Такой же воръ широкій океанъ:

Въ своихъ слезахъ соленыхъ растворяетъ

Онъ дискъ луны ⁶⁰).— Грабитель и земля:

Она питаетъ и родитъ навозомъ,

Который въ дань несетъ ей цлый свтъ.

Все въ мір воръ! И даже судьи т,

Что строго васъ караютъ и бичуютъ,

Отличны тмъ лишь отъ воровъ простыхъ,

Что нтъ судей, которые могли бы

Ихъ покарать ⁶¹). Возненавидьте всхъ,

Начавъ съ себя Воруйте другъ у друга!

Вотъ золото и ржьте глотки всмъ!—

Кого ни встртите — такіе жъ воры

Они, какъ вы.— Въ Аины проберитесь,

Разбой открытый начинайте смло

По лавкамъ тамъ! Украдете вдь вы

Все жъ у воровъ! Не вздумайте воздержны

Быть на грабежъ лишь потому, что я

Далъ денегъ вамъ.— Пусть деньги т погубятъ

И васъ самихъ.— Я все сказалъ.— Аминь!

(Тимонъ уходитъ въ пещеру).

3-й разбойникъ. Ну, признаться, онъ, подстрекая меня на наше ремесло, почти отбилъ охоту имъ заниматься.

1-й разбойникъ. Вдь онъ давалъ эти совты только по своей злости на людей, а вовсе не потому, чтобъ желалъ намъ успха въ нашихъ темныхъ длишкахъ ⁶²).

2-й разбойникъ. Я поврилъ ему, какъ врагу, и намренъ отказаться отъ своего ремесла.

1-й разбойникъ. Подождемъ, пока можно будетъ спокойне жить въ Аинахъ. Вдь такого дурного времени, когда бы нельзя было сдлаться честнымъ — нтъ.

(Уходятъ разбойники. Входитъ Флавій).

Флавій. О, боги, боги! Неужели этотъ,

Всмъ міромъ брошенный, убитый горемъ,

Несчастный, разоренный человкъ —

Мой господинъ? Походитъ на печальный

Онъ памятникъ прекрасныхъ длъ, свершенныхъ,

Къ несчастью, невпопадъ! Какъ въ немъ убиты

И честь и блескъ! Найдется ль въ мір дломъ

Хоть что-нибудь ужасне друзей,

Когда конца прекрасныхъ нашихъ дней

Виной они? Богъ какъ завтъ закона,

Что мы должны любить своихъ враговъ,

Исполнилъ онъ: любилъ въ былое время

Онъ точно вдь въ лиц друзей враговъ ⁶³)!

Заклятый врагъ, сулящій зло словами,

Сноснй, чмъ другъ, вредящій намъ длами.

(Тимонъ выходитъ изъ пещеры)~

Вотъ онъ!— Меня онъ, кажется, замтилъ.

Явился я участье показать

Ему мое и предложить услуги

Поігрежнему, пока я бодръ и живъ.—

Мой господинъ, мой добрый баринъ!..

Тимонъ. Прочь!

Кто ты такой?

Флавій. Иль я забытъ тобою?

Тимонъ. Пустой вопросъ:— людей всхъ позабылъ

На свт я. Когда ты человкомъ

Себя зоветь — то, значитъ, позабылъ,

Я и тебя.

Флавій. Я — врный твой служитель.

Тимонъ. Тмъ больше знать тебя я не хочу!

Слугъ преданныхъ я не видалъ вовки.

Служили мн лишь только подлецы,

Чтобъ угощать мерзавцевъ за обдомъ.

Флавій. Пусть боги мн свидтелями будутъ,

Что никогда смиренный управитель

Не плакалъ такъ о злой бд, въ какую

Попалъ его несчастный господинъ.

Тимонъ. Какъ!.. ты въ слезахъ?— Такъ подойди: тебя я

Готовъ любить за то, что ты отрекся,

Какъ женщина, отъ жесткости кремнистой

Сердецъ мужчинъ. Въ нихъ слезы вызываютъ

Вдь только смхъ да сладострастный пылъ!

Въ нихъ жалость спитъ:— страшна тамъ жизнь бываетъ,

Гд плачетъ смхъ, а горе слезъ не знаетъ,

Флавій. Молю тебя, мой господинъ достойный,

Считать меня на служб у себя

Попрежнему и жить моимъ достаткомъ,

Пока имю я хоть что-нибудь.

Тимонъ. Что думать мн?.. Иль точно у меня

Слуга нашелся честный и правдивый?

Способна злость моей природы дикой

Смириться тмъ. (Смотритъ на Флавія). Да, да,— онъ человкъ!

Рожденъ онъ женщиноні Простите, боги,

Мн въ безграничной доброт своей

Излишній пылъ моей жестокой злобы:—

Нашелся въ мір честный человкъ!..

Но онъ одинъ!.. Не ошибитесь, боги,

Моимъ словамъ иной придавши смыслъ.

‘Онъ лишь одинъ!’ — и то простой наемникъ (Флавію).

Я радъ проклясть былъ цлый родъ людской,

Но ты умлъ отъ моего проклятья

Себя спасти.— Я, впрочемъ, все же буду

Клясть всхъ людей, а про тебя прибавлю,

Что ты скоре честенъ, чмъ уменъ.

Ты, наругавшись надо мной, со смхомъ,

Себ скоре службу бы нашелъ.

Вдь много слугъ господъ находятъ новыхъ,

На шею прежнихъ наступивъ ногой.

Я, несмотря на очевидность даже,

Подозрвать почти готовъ тебя,

А потому сознайся мн по правд:

Твои ко мн участье и любовь

Не ложны ли? Не выгоды ль своей

Ты ищешь въ нихъ, какъ иногда богатый

Даритъ съ надеждой возвратить подарки

Себ назадъ цнне въ двадцать разъ?

Флавій. Нтъ, господинъ мой добрый,— слишкомъ поздно,

Къ несчастью, началъ сомнваться ты!

Жаль, не пришла на умъ боязнь обмана

Теб, когда друзей своихъ безпечно

Ты угощалъ,— Приходитъ къ намъ сомннье

Всегда — увы!— когда погибло все!

Въ моемъ къ теб участь долженъ видть

Ты истину,— въ немъ преданность и долгъ,

Какую я къ твоей душ прекрасной

Питалъ всю жизнь!— Забочусь я о томъ,

Чтобъ могъ прожить ты безъ нужды суровой.

И врь, что впредь, какія бы богатства

Мн ни послала въ жизнь мою судьба —

Съ восторгомъ все отдать готовъ я буду,

Лишь только бъ могъ осуществить свое

Желанье я: тебя богатымъ, сдлать

Попрежнему.

Тимонъ. Ну, такъ замть: довольнымъ

Ты можешь быть, единственный правдивый!

Изъ всхъ людей! Вотъ золото — бери

Его себ. Изъ нищеты моей

Теб богатство посылаютъ боги.

Жить будешь ты въ довольств и добр,

Но ставлю я теб одно условье:

Бги людей, возненавидь ихъ всхъ!

Не знай вовкъ ни къ одному участья!

Пусть, прежде чмъ задумаешь подать

Ты нищему — въ твоихъ глазахъ спадетъ

Съ его костей кусокъ послдній мяса!

Отдай добро, которое откажешь

Ты людямъ дать, въ добычу свор псовъ!

Пускай людей долги и тюрьмы гложутъ!

Нагими пусть останутся они,

Какъ лсъ зимой, и ядъ болзней злыхъ

По капл кровь пусть высосетъ у нихъ!,

Затмъ прощай и счастливъ будь.

Флавій. Позволь

Остаться мн, чтобы тебя лелять

И утшать.

Тимонъ. Остаться не желай,

Когда не любишь слышать ты проклятій!

Иди, пока свободнымъ и счастливымъ

Ты можешь жить.— Бги толпы людской,

И пусть вовкъ не свижусь я съ тобой!

(Уходятъ въ разныя стороны).

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Передъ пещерой Тимона.

(Входятъ поэтъ и живописецъ. Тимонъ въ отдаленіи).

Живописецъ. Если мн сказали врно, то жилище его должно ‘5ыть недалеко.

Поэтъ. Что о немъ подумать? Слдуетъ ли считать врнымъ слухъ, будто у него бездна золота?

Живописецъ. Конечно. Такъ увряетъ Алкикіадъ, а сверхъ того, золото получили отъ него Фрина и Тимандра. Онъ подарилъ также значительное его количество бднымъ бродягамъ-солдатамъ и, какъ говорятъ, далъ большую сумму своему бывшему управителю.

Поэтъ. Значитъ, слухъ объ его разореньи былъ пустой выдумкой для испытанія друзей.

Живописецъ. Никакъ не боле. Увидишь, что онъ разрастется опять въ Аинахъ, какъ пальма, и расцвтетъ роскошнй первйшихъ гражданъ. Потому не надо терять времени для выраженія нашего къ нему участія въ воображаемой бдности. Это убдитъ его въ нашей честности и поможетъ намъ достичь цли, съ какой мы пришли сюда, если только вренъ слухъ о его богатств.

Поэтъ. Что ты хочешь, ему поднести на этотъ разъ?

Живописецъ. Пока ничего, кром моего посщенія, но я пообщаю ему написать превосходную картину.

Поэтъ. Такъ же поступлю и я, разсказавъ ему планъ новаго сочиненія, которое замышляю для него.

Живописецъ ⁶⁴). Ну, вотъ и прекрасно. Общанія нынче какъ разъ въ дух времени, потому что они открываютъ глаза надежд. Исполненіе общаннаго далеко не такъ выгодно и вообще оно въ ходу, только у мене развитыхъ людей. Словъ не держитъ нынче никто. Общать — значитъ вести себя согласно съ правилами порядочнаго круга, а исполнивъ общанное, мы обнаружимъ этимъ только свою умственную недоразвитость точно такъ, какъ составленіе духовнаго завщанія обличаетъ тяжкую болзнь составителя ⁶⁵).

Тимонъ (выходя изъ пещеры). Артистъ хотъ куда! Если онъ вздумаетъ нарисовать самаго сквернаго человка, то выйдетъ все-таки лучшій, чмъ онъ.

Поэтъ. Я все думаю, какое бы написать для него сочиненіе? Надо будетъ изобразить въ немъ его самого. Пусть это будетъ сатира противъ изнженности и благосостоянія съ обличеніемъ той безконечной лести, которая всегда слдуетъ по пятамъ за юностью и богатствомъ.

Тимонъ (тихо). Значитъ, роль главнаго мерзавца твоего сочиненія будешь играть ты самъ. Теб, какъ вижу, хочется отхлестать на спин другихъ свои собственные пороки. Сдлай такъ, сдлай! У меня найдется золото, чтобъ заплатить теб за это.

Поэтъ. Итакъ, къ нему. (Декламируетъ):

Мы, опоздавъ явиться,

Своей вдь пользой можемъ поплатиться.

Живописецъ. Да, это такъ. (Декламируетъ):

Добро врнй искать

При свт дня и тьмы ночной не ждать!

Идемъ же, другъ.

Тимонъ. Пойду я къ нимъ навстрчу.—

О, золото, ужъ если иміамомъ

Теб кадятъ на алтаряхъ сквернйшихъ,

Чмъ даже хлвъ, то мы должны признать

Дйствительно тебя всесильнымъ богомъ!

Ты корабли спускаешь въ океанъ

И подъ кормой ихъ вспниваешь волны!

Рабовъ ничтожныхъ окружаешь свтлымъ

Почетомъ ты! Но если такъ, то пусть же

Приносятся вс жертвы лишь теб,

Какъ божеству, а слугъ твоихъ презрнныхъ

Пускай сразитъ зараза злой чумы!

Отправлюсь къ нимъ. (Подходитъ).

Поэтъ. Будь здравъ, почтенный Тимонъ.

Живописецъ. Не оставлялъ ты милостью своей

Насъ никогда.

Тимонъ. Ужель случилось въ жизни

Наткнуться мн на честныхъ двухъ людей?

Поэтъ. Мы, столько разъ вкушавшіе отъ щедрыхъ

Твоихъ даровъ, узнали вдругъ, что вздумалъ

Ты бросить свтъ, и что, забывъ былое,

Тебя твои покинули друзья.

О, низкій родъ, на неб не найдется

Достойныхъ каръ для этакихъ людей!

Забыть тебя, чье благородство лило,

Какъ свтъ звзды, потокъ щедротъ и благъ

Ба всю ихъ жизнь!.. Я возмущенъ и даже

Словъ не найду такихъ, чтобъ въ нихъ достойно

Всю гнусность ихъ позорную одть!

Тимонъ. Такъ пусть она тогда гуляетъ голой!

Ее замтятъ люди тмъ скорй!

Равно и вы, правдивыя созданья,

Оставшись тмъ, чмъ были вы всегда,

Покажете свою ясне честность

Предъ этими зловредными людьми.

Живописецъ. И я и онъ мы прожили всю жизнь

Вдь подъ дождемъ твоихъ благодяній!

И это, врь, мы чувствуемъ.

Тимонъ. Еще бы!

Вдь вы честны.

Живописецъ. Сюда пришли мы съ тмъ,

Чтобъ предложить теб свои услуги.

Тимонъ. Честнйшіе! Но чмъ же мн за то

Васъ наградить? Вдь сть сухіе корни

Иль воду пить, пожалуй, оба вы

Не станете?

Они. Теб въ угоду рады

Мы сдлать все.

Тимонъ. Честнйшія сердца!

Прослышали, конечно, вы, что добылъ

Я золото. Не правда ль, такъ? Сознайтесь!

Вдь вы честны.

Живописецъ. Былъ точно слухъ объ этомъ,

Но мы пришли сюда не потому.

Тимонъ. Да, вы честны, добрйшія созданья!

(Живописцу). Въ Аинахъ первый живописецъ ты

Изобразить въ поддлк все, что видишь,

Великій ты вдь мастеръ ⁶⁶)!

Живописецъ. Это врно

Сказали вы.

Тимонъ. Еще бы,— я на втеръ

Не говорю. (Поэту) Что жъ до твоихъ твореній,

То ихъ прекрасный гармоничный стихъ

Намъ говоритъ, что ты въ своемъ искусств

Умлъ сберечь естественность вполн.—

Сказать однако почитаю долгомъ

Я вамъ, мои честнйшіе друзья,

Что есть за вами легкій недостатокъ.

Онъ, впрочемъ, малъ, и я считаю даже

Нестоющимъ, чтобъ убивались очень

Стараньемъ вы его исправитъ въ васъ.

Они. Отъ всей души цы просимъ, добрый Тимонъ,

Скажи, въ чемъ онъ.

Тимонъ. Вы на меня, пожалуй,

Разсердитесь.

Они. Напротивъ, благодарны

Теб навкъ мы будемъ всей душой.

Тимонъ. Не лжете вы?

Они. Не сомнвайся въ этомъ.

Тимонъ. Такъ слушайте: доврились вы оба

Мерзавцамъ двумъ, которые во всемъ

Проводятъ васъ.

Они. Ужели?

Тимонъ. Да, и этихъ

Мерзавцевъ ложь вы слушаете оба.

Вы видите, какъ обмануть во всемъ

Они умютъ васъ, и все же ихъ

Вы кормите, стараетесь, гд можно,

Ихъ баловать, отлично сознавая,

Что подлецы отптые они.

Живописецъ. Я о такомъ, признаться, человк

Не слыхивалъ.

Поэтъ. Ни я.

Тимонъ. Люблю вдь васъ

Я всей душой. Осыпать васъ готовъ

Я золотомъ, лишь отъ себя прогнали бъ

Вы этихъ двухъ завзятыхъ подлецовъ!

Повсьте ихъ, убейте, бросьте въ грязь,

Сгубите ихъ какимъ хотите средствомъ —

И вотъ тогда дйствительно дамъ денегъ

Я вволю вамъ.

Они. Но кто жъ они? Скажи…

Пожалуйста, скажи, достойный Тимонъ.

Тимонъ. Ну, хорошо. (Разводитъ ихъ). Ты отойди сюда,

А ты сюда. Вы разошлись — однако

Изъ васъ остался каждый все жъ вдвоемъ

Съ бездльникомъ. (Живописцу) Когда не хочешь ты

Быть въ обществ съ однимъ мерзавцемъ лишнимъ —

Бги тхъ мстъ, гд будетъ онъ. (Указывая на поэта,

продолжаетъ, обращаясь къ тому) А ты,

Когда теб довольно, чтобъ съ тобою

Былъ плутъ одинъ, не подходи къ нему.

(Указываетъ на живописца).

Прочь, подлецы! Пришли искать вы денегъ,

Такъ вотъ они! (Бьетъ ихъ). Вотъ плата вамъ за вашу

Любовь ко мн! Алхимики вы оба,

Такъ золота надлайте себ

Изъ этого! (Бьетъ ихъ и выгоняетъ). Вонъ, гнусныя собаки!

(Уходитъ въ пещеру).

СЦЕНА 2-я.

Тамъ же.

(Входятъ Флавій и два сенатора).

Флавій. Я вамъ сказалъ, что Тимонъ не захочетъ

Вступать наврно съ вами въ разговоръ.

Онъ углубился такъ безповоротно

Лишь самъ въ себя, что не выноситъ даже

Присутствія чужихъ ему людей.

1-й сенаторъ. Ты только насъ сведи къ нему въ пещеру,

А мы ужъ съ нимъ сойдемся какъ-нибудь.

Вдь дали мы въ Аинахъ общанье

Съ нимъ видться.

2-й сенаторъ. По времени смотря,

Мняются и люди. Злое время

Успло сдлать Тимона такимъ.

Зато впередъ счастливый’ часъ, быть-можетъ,

Отдавъ ему блаженство дней былыхъ,

Вновь сдлаетъ его, какимъ привыкли

Его мы знать.— Веди же насъ, а тамъ

Что будетъ — будь.

Флавій. Вотъ здсь его нещера.

Миръ тихій ей!— Достойный Тимонъ, выйди!

Съ друзьями слово молвить согласись.

Аины шлютъ теб поклонъ привта

Въ лиц своихъ почтенныхъ двухъ старшинъ.

Отвть же имъ. (Тимонъ выходитъ изъ пещеры).

Тимонъ. Пусть ихъ не гретъ солнце,

А только жжетъ! Пусть говорятъ скорй,

Что надо имъ, и уберутся въ петлю.

Типунъ имъ сядь за правду на языкъ,

А за вранье — пусть онъ сгніетъ до корня

И отпадетъ!

1-й сенаторъ. Достойный Тимонъ!

Тимонъ. Столько жъ

Обоихъ васъ достоинъ я, какъ оба

Вы стоите меня.

2-й сенаторъ. Шлютъ свой сердечный

Теб привтъ сенаторы Аинъ.

Тимонъ. Благодарю. Послалъ охотно бъ язву

Я имъ въ отвтъ, когда бы могъ достать

Ее для нихъ.

1-й сенаторъ. О, позабудь о томъ,

Что горько мы оплакиваемъ сами!

Сенатъ Аинъ, въ любви къ теб согласный,

Прислалъ молить, чтобъ возвратился снова

Ты въ городъ нашъ. Рядъ должностей высокихъ

И въ этотъ часъ не занятыхъ никмъ

Ждетъ, чтобъ свое ты выразилъ согласье

На пользу намъ и славу ихъ занять.

2-й сенаторъ. Вс сознаютъ, что постудили точно

Нехорошо и грубо мы съ тобой.

Народъ ⁶⁷) мнять ршеній хоть не любитъ,

Но въ этотъ разъ самъ сознаетъ вполн,

Что нуженъ намъ для общаго спасенья

Лишь ты одинъ, и чувствуетъ при этомъ,

Что если руку не простретъ помочь

Онъ Тимону — то безъ него погубитъ

И самъ себя. Поэтому прислали

Обоихъ насъ, чтобъ выразить теб

Отъ всей души печаль о томъ, что было,

И вмст съ тмъ просить, чтобъ принялъ ты

Въ награду зла такое воздаянье,

Какимъ съ лихвой могли бы перевсить

Обиду мы добромъ, какъ на всахъ.

Нашъ даръ теб настолько будетъ цненъ,

Что онъ сотретъ, убждены мы въ томъ,

Въ твоей душ обиды прежней память

И впишетъ въ ней любовь и нашу дружбу

Такъ явственно, что будешь ты читать

Ихъ вчно тамъ.

Тимонъ. Я вами очарованъ!

До слезъ меня успли тронуть вы!

Недостаетъ, я чувствую, мн только

Лишь женскихъ слезъ да сердца дурака,

Чтобъ я сейчасъ расплакался предъ вами.

1-й сенаторъ. Такъ согласись въ Аины возвратиться,

Достойный мужъ! Он — отчизна намъ

Вдь общая. Съ признательностью будешь

Надъ городомъ главою признанъ ты

И облеченъ, какъ должно, полной властью.

Произносить твое съ почтеньемъ имя

Тамъ будутъ вс, и безъ труда съ тобой

Удастся намъ смирить Алкивіада,

Чья злость, какъ вепрь, подкапываетъ счастье

И миръ страны.

2-й сенаторъ. Мечомъ грозитъ ужаснымъ

Аинамъ онъ.

1-й сенаторъ. Итакъ, почтенный Тимонъ…

Тимонъ. Да, вижу я, что точно сдлать надо

Мн что-нибудь. Итакъ, прошу я васъ,

Когда начнетъ Алкивіадъ васъ рзать —

Сказать ему, что до его поступковъ

Мн дла нтъ! Когда, Аины взявъ,

Таскать начнетъ за бороды онъ старцевъ

И осквернять священныхъ вашихъ двъ,

Предавши все во власть свирпой распр,

Какъ дикій вврь,— я васъ прошу тогда

Отъ Тимона сказать Алкивіаду,

Что, какъ ни жаль и старцевъ мн и двъ,

Все жъ Тимону до длъ Алкивіада

Заботы нтъ, и что онъ длать можетъ,

Что вздумаетъ!— Отыщетъ у себя

Ножей довольно онъ, чтобъ перерзать

Вамъ горла всмъ, а въ лагер его

Цню я каждый ножъ гораздо выше,

Чмъ оцнилъ знатнйшее бы горло

По выбору изъ гражданъ всхъ Аинъ.

Затмъ боговъ защит милосердной

Желая васъ всмъ сердцемъ поручить,

Имъ предаю обоихъ васъ я такъ же,

Какъ предаютъ тюремщику воровъ.

Флавій. Вотъ видите: старанья ваши тщетны.

Тимонъ. Я самъ себ надгробные стихи

Теперь писалъ, — вы ихъ прочтете завтра.

Недугъ и жизнь здоровье подточили

Давно ужъ мн, — склоняюсь къ смерти я!

Найду я все въ моемъ уничтоженьи,

Чего искалъ.— Ступайте и живите!

Пусть будетъ вамъ чумой Алкивіадъ,

А вы — ему, и безъ конца пусть длится

Такая жизнь.

1-й сенаторъ. Мольбы напрасны наши.

Тимонъ. Но все жъ свою отчизну я люблю

И не такимъ я созданъ человкомъ,

Чтобъ былъ я радъ постигшей васъ бд,

Какъ обо мн распространяютъ слухи. *

1-й сенаторъ. Вотъ это мысль прекрасная вполн.

Тимонъ. Вы мой привтъ согражданамъ’ снесите.

1-й сенаторъ. Твои уста такая краситъ рчь.

2-й сенаторъ. И въ уши намъ, какъ побдитель, входитъ.

Тимонъ. Скажите жъ всмъ согражданамъ моимъ,

Что, ихъ спасти желая отъ несчастья,

Отъ бдъ войны, отъ болей и заботъ,

Отъ мукъ любви и прочихъ всхъ страданій,

Какимъ среди неврной здшней жизни

Подвергнутъ нашъ убогій, утлый чолнъ —

Я преподать намренъ имъ любезно

Благой совтъ, какъ отвратить опасность,

Которой вамъ грозитъ Алкивіадъ.

2-й сенаторъ. Вернется онъ — пріятно это слышать.

Тимонъ. Есть дерево въ оград у меня,

Но мн теперь пришла необходимость

Его срубить. Скажите же въ Аинахъ

Моимъ друзьямъ и прочимъ всмъ (какими бъ

Ни оказались званье ихъ и санъ),

Что если кто забыть желаетъ въ жизни

Бды и зло — то пусть онъ поспшитъ

Прійти сюда, чтобъ могъ здсь на моемъ

Повситься онъ дерев, покуда

Его еще не подрубилъ топоръ ⁶⁸).

Флавій. Вы видите, намренъ онъ остаться

Такимъ, какъ былъ. Не докучайте жъ больше

Ему и вы.

Тимонъ. Ко мн не возвращайтесь!

Когда жъ къ себ вернетесь вы домой,

То пусть отъ васъ узнаютъ вс въ Аинахъ,

Что Тимонъ домъ воздвигъ себ навкъ!—

Что тамъ, гд валъ соленый покрываетъ

Однажды въ день на берегу песокъ,—

Стоитъ мой гробъ. Оракуломъ пусть будетъ

Навкъ онъ вамъ. Мои жъ уста теперь

Въ послдній разъ промолвятъ слово злое:

Лкарствомъ будь чума на все дурное!

Пусть смерть во всемъ встрчаетъ человкъ.

Померкни, свтъ,— свой кончилъ Тимонъ вкъ!

(Тимонъ уходитъ въ пещеру).

1 -й сенаторъ. Съ самой природой, кажется, срослась

Въ немъ ненависть. Ее нельзя исторгнуть.

2-й сенаторъ. Должны считать надежды мы свои

Умершими! Вернемся, чтобъ подумать,

Какимъ инымъ возможно будетъ средствомъ

Намъ отвратить грозящую бду.

1-й сенаторъ. Идемъ, идемъ,— терять нельзя намъ время

(Уходятъ).

СЦЕНА 3-я.

Передъ стнами Аинъ.

(Входятъ два сенатора и встникъ).

1-й сенаторъ. Явился ты съ печальными встями.

Скажи, по крайней мр, точно ль, врны

Твои слова о томъ, какъ силенъ врагъ?

Встникъ. Въ моихъ словахъ я уменьшилъ скоре

Число ихъ силъ, а.сверхъ того, судя

До быстрот, съ какой они спшили

Прибыть сюда, отряды ихъ должны

Быть близко ужъ.

2-й сенаторъ. Придется плохо намъ,

Когда друзья не приведутъ на помощь

Намъ Тимона.

Встникъ. Идя сюда, я встртилъ

Въ пути гонца,— онъ близкій мой пріятель,

И хоть служить съ нимъ привелось въ различныхъ

Намъ лагеряхъ, но старая любовь

Взяла свое, и мы разговорились

Съ нимъ по душ. Его Алкивіадъ

Послать въ пещеру Тимона съ приказомъ

Просить, чтобъ тотъ участье принялъ также

Въ его войн, начатой противъ васъ

За Тимона ⁶⁹). (Входятъ два сенатора, ходившіе къ Тимону).

1-й сенаторъ. Товарищи вернулись.

3-й сенаторъ. Забудьте ждать отъ Тимона добра.

Съ нимъ кончено!— Шумъ вражьихъ барабановъ

Гремитъ кругомъ, враги взвиваютъ прахъ

Своимъ ужаснымъ натискомъ. Весь воздухъ

Въ густой пыли! Скорй, скоре въ городъ!

Боюсь, что врагъ намъ вырылъ западню,

Гд встртить смерть придется намъ свою. (Уходятъ).

СЦЕНА 4-я.

Лсъ. Пещера Тимона. Предъ нею надгробный памятникъ.

(Входитъ солдатъ, посланный за Тимономъ).

Солдатъ. Здсь, кажется, по описанью мсто

Должно быть то.— Эй, кто-нибудь, откликнись!

Отвта нтъ. Что можетъ это значить?

Иль умеръ онъ? Но кто жъ тогда воздвигъ

Ему здсь гробъ? Должно-быть, зврь:— людского

Жилья здсь нтъ.— Да, умеръ, безъ сомннья.

Зарытъ онъ здсь, и надпись на могил

Его видна.— Читать я не умю,

Но съ буквъ сниму я точный слпокъ воскомъ,

А тамъ нашъ вождь понять суметъ все.

Вдь онъ у насъ разуменъ не по лтамъ.

Его войска наврно ужъ успли,

Достичь Аинъ — желанной нашей цли. (Уходитъ).

СЦЕНА 5-я.

Передъ стнами Аинъ.

(Входятъ съ барабаннымъ боемъ Алкивіадъ и войско).

Алкивіадъ. Пусть возвстятъ развратной ихъ столиц,

Что мы пришли, громовымъ звукомъ трубъ.

(Трубы для переговоровъ. Сенаторы показываются на стнахъ).

До сей поры вамъ удавалось все.

Въ разврат вы свое губили время,

Въ законъ стран вмняя произволъ…

До сей поры и я и т, что спали

Подъ снью зла, попавши вамъ во власть,

Могли въ тоск лишь изливать стенанья

И, руки сжавъ, ломать ихъ на груди.

Но часъ насталъ. Согнувшійся страдалецъ

Подъ ношей зла воскликнулъ громко: ‘стой!

Довольно съ васъ!’ — Пришла пора забот

Сразить и васъ на креслахъ дорогихъ,

И мигъ насталъ, чтобъ чванное богатство

Бжать само пустилось впопыхахъ.

1-й сенаторъ. Вождь молодой, ты сердцемъ благороденъ!

Такъ не забудь, что раньше, чмъ усплъ

Созрть твой гнвъ, и прежде, чмъ довольно

Имлъ ты силъ, а мы причинъ бояться

Твоей руки,— мы длали попытку

Пролить бальзамъ на твой свирпый гнвъ,

Чтобъ возмстить неблагодарность нашу

Съ избыткомъ впредь и честью и добромъ.

2-й сенаторъ. Старались мы равно привлечь къ себ

И Тимона, чей нравъ такъ измнился.

Къ нему смиренно засылали мы

Пословъ, прося, чтобъ согласился онъ

Принять дары и наши предложенья.

Поймешь ты самъ, что вдь не вс же были

Неправы мы, и что нельзя огуломъ

Казнить насъ всхъ.

1-й сенаторъ. Аинскихъ стнъ не строилъ

Никто изъ тхъ аинянъ, чьей виной

Ты потерплъ прошедшія обиды.

А, сверхъ того, ужель обиды т

Такъ велики, что наши башни, школы,

Равно какъ вс трофеи прежнихъ лтъ,

Разрушить ты намренъ такъ нещадно

Изъ-за вины немногихъ частныхъ лицъ?

2-й сенаторъ. Въ живыхъ ужъ нтъ сенаторовъ, чьей властью

Былъ изгнанъ ты. Стыдъ сдланной ошибки

Разбилъ имъ жизнь. Войди же, славный вождь,

Въ столицу къ намъ, поднявъ твои знамена.

И если месть (которую мы все жъ

Должны назвать противною природ)

Въ теб сильна, то жребій пусть ршитъ,

Кто долженъ пасть. Десятаго назначитъ

Сама судьба. Кто вынетъ черный знакъ —

Тмъ обреченъ пусть будетъ смертной казня.

1-й сенаторъ. Ты видишь самъ: виновны здсь не вс,

А потому не взыскивай съ невинныхъ

Вину другихъ. Къ проступкамъ, какъ къ земл,

Нельзя законовъ прилагать наслдства ⁷⁰).

Будь справедливъ, землякъ нашъ дорогой!

Когда войска ввести ты хочешь въ городъ,

То за стнами долженъ ты оставить

Свой ярый гнвъ. Аины пощадишь

Ты потому, что колыбелью были

Он твоей! Ты не погубишь близкихъ,

Которымъ пасть придется точно такъ же,

Какъ прочимъ всмъ, когда не будетъ знать

Границъ твой гнвъ.— Войди, какъ добрый пастырь,

И отдли сначала отъ здоровыхъ

Больныхъ овецъ, не допуская рзать

Огульно всхъ.

2-й сенаторъ. Добромъ достигнешь ты

Отъ насъ скорй того, что пожелаешь,

Чмъ строгостью.

1-й сенаторъ. И если съ добрымъ сердцемъ

Захочешь ты войти въ ворота наши,

Какъ добрый другъ,— коснись тогда ногой

Затворовъ ихъ, чтобъ распахнулись сами

Они сейчасъ покорно предъ тобой.

2-й сенаторъ. Брось намъ перчатку иль иную вещь

Въ залогъ того, что ты идешь войной

На насъ лишь съ тмъ, чтобъ получить возмездье,

Но не затмъ, чтобъ погубить насъ всхъ,—

И мы сейчасъ расположимъ все войско

Твое у насъ до той поры, покуда

Не выполнимъ всего, что хочешь ты.

Аликвіадъ. Ну, хорошо! Вотъ вамъ моя перчатка.

Сойдите внизъ, и пусть отворятъ мн

Замки воротъ, нетронутые нами.

Я накажу лишь только тхъ, кого

По совсти признаете вы сами

Врагами мн иль Тимону. Я слово

Свое сдержу и, чтобъ не знали страха

Напрасно вы,— даю вамъ общанье,

Что ни одинъ изъ всхъ моихъ солдатъ

Не перейдетъ назначенной границы,

И что никмъ не будетъ возмущенъ

Законный вашъ порядокъ. Тхъ же, кто

Нарушитъ миръ,— предамъ для строгой кары

Я вамъ самимъ.

Сенаторы. Вотъ добрыя слова!

Алкивіадъ. Сойдите же, чтобъ честно все исполнить.

(Сенаторы сходятъ и отворяютъ ворота. Входитъ солдатъ).

Солдатъ. Нашъ славный вождь! Достойный Тимонъ умеръ

И схороненъ на берегу морскомъ.

Нашелъ я надпись на его гробниц

И оттискъ снялъ съ нея на липкій воскъ.

Пусть замнитъ онъ то, чего не можетъ

Теб сказать невжество мое.

Алкивіадъ (читаетъ). Разстался скорбный трупъ съ душою скорбной тоже!

Здсь Тимонъ схороненъ: — онъ не терплъ людей.

Чума на нихъ на всхъ! Кляни меня прохожій,

Когда желаешь клясть, лишь приходи скорй ⁷¹),

Какъ хорошо ты этими словами

Послднихъ чувствъ изобразилъ порывъ!

Смялся ты надъ ложнымъ стованьемъ

Пустыхъ людей, когда притворно лился

Потокъ ихъ слезъ,— но твой великій духъ

Былъ осненъ идеей величавой,

Когда, въ залогъ прощанья прежнихъ золъ,

Заставилъ ты могучаго Нептуна

Потоки слезъ лить вчно надъ тобой!

Да, умеръ ты! Но сохранимъ мы память

Твою всегда!— (Сенаторамъ) Иду я въ городъ къ вамъ.

У васъ свой мечъ я обовью оливой!

Родился миръ изъ грозныхъ ндръ войны,

Такъ пусть ея залчитъ онъ же раны!

Врачами быть другъ другу ихъ впередъ

Заставимъ мы!— Велите бить походъ! (Уходятъ).

ПРИМЧАНІЯ.

1. По объясненію нкоторыхъ комментаторовъ, здсь вмсто выраженія: ‘happy men’, т.-е. ‘счастливые люди’,— слово men должно быть въ единственномъ числ (man), и тогда восклицаніе поэта: счастливый человкъ! (happy man.) — будетъ относиться къ Тимону. Поправка вызвана соображеніемъ, что называть счастливыми сенаторовъ нтъ никакихъ данныхъ. Къ первой сцен до входа Тимона вообще замчается нкоторая темнота и недоговоренность, заставляющая предполагать, что эта часть также дошла до насъ въ искаженномъ вид.

2. Въ подлинник: ‘wide sea of wax’, т.-е. ‘обширное море воска’. Смыслъ тотъ, что тогда писали на восковыхъ таблицахъ, которыя поэтъ и называетъ широкимъ моремъ, по которому помчатся его мысли. Колльеръ поправляетъ это выраженіе по найденному имъ экземпляру in folio 1632 года и вмсто слова ‘wax’ ставитъ ‘verse’, тогда смыслъ будетъ тотъ, что мысли поэта помчатся по морю стиховъ. Едва ли это измненіе служитъ къ украшенію подлинника.

3. Въ подлинник здсь оригинальное, но неудобное для перевода на русскій языкъ выраженіе:— ‘glass-facer flatterer’, т.-е. ‘зеркалолицый льстецъ’. Смыслъ тотъ, какой приданъ редакціи перевода.

4. Въ подлинник:— ‘ivory hand’, т.-е. ‘рука изъ слоновой кости’, въ смысл: блая, какъ слоновая кость.

5. Въ подлинник:— ‘this thy creature’, т.-е. буквально: ‘твоя креатура или зависящій отъ тебя’. Употребленное въ перевод слово: ‘прихлбникъ’ лучше передаетъ презрительный оттнокъ выраженія подлинника.

6. Въ подлинник Тимонъ, говоря о Луцилі, говоритъ — ‘this gentleman’. Выраженіе это употреблено въ смысл, что онъ честный, добропорядочный слуга.

7. Это саркастическое замчаніе Тимона какъ-то не вяжется съ тмъ оптимистическимъ взглядомъ на жизнь и людей, какимъ онъ проникнутъ въ первой части драмы. Вроятно, это тоже одна изъ недоговоренностей, которыхъ въ этой драм много.

8. Этимъ не совсмъ яснымъ отвтомъ Апемантъ, вроятно, хочетъ сказать, что картина безвредна въ противоположность настоящимъ людямъ, на ней изображеннымъ.

9. Эта фраза Апеманта переведена согласно поправк Колльера: ‘that I had so hungry а wish to be а lord’, т.-е. ‘за то, что я жаждалъ сдлаться знатнымъ бариномъ’. Въ прежнихъ же изданіяхъ вмсто ‘hungry а wish’ стояло ‘angry wit’, что не имло смысла.

10. Слова Апеманта:— ‘такъ, такъ!’ (‘so, so’!) объясняются тмъ, что вошедшіе гости низко кланяются Тимону, вслдствіе чего Апемантъ и желаетъ, чтобъ у нихъ скрючились суставы.

11. Ira furor brevis est — гнвъ похожъ на временное безуміе.

12. Въ Шекспирово время приглашенные къ столу гости приходили со своими ножами. Вилки тогда еще не употреблялись.

13. Въ подлинник гость говоритъ: ‘you mov’d me much’, т.-е. ‘ты очень меня растрогалъ’. Апемантъ въ своей реплик повторяетъ послднее слово much! Восклицаніе это употреблялось въ смысл ироническаго сомннія (Деліусъ).

14. Въ подлинник игра словъ другая. Дама говоритъ:— ‘you take us even at the best’, т.-е. буквально: ‘ты берешь (видишь) въ насъ лучшее’, а Апемантъ возражаетъ:— ‘the worst is filthy and would not hold taking’, т.-е. ‘ваше худшее — грязь, а ее брать не стоитъ’.

15. Эти слова Тимона, обращенныя къ одному изъ гостей, служатъ, очевидно, отвтомъ на его съ нимъ разговоръ. Но разговора этого въ текст нтъ, что, вроятно, пропускъ. Можетъ быть также, что при представленіяхъ драмы Тимонъ во время рчи Флавія велъ съ гостемъ, нмой разговоръ жестами.

16. Въ нкоторыхъ изданіяхъ этотъ монологъ Апеманта печатается переложеннымъ въ стихи, но они вышли очень грубы и незвучны.

17. Въ подлинник:— ‘а naked gull’, т.-е. ‘голая чайка’. Въ перевод употреблено соотвтственное русское выраженіе.

18. Коринъ отличался распущенностью нравовъ, потому въ Шексппрово время этимъ именемъ называли дома разврата, а коринянами — ихъ постителей.

19. Въ подлинник: ‘captain’, т.-е. ‘капитанъ’. Почему пажъ называетъ шута этимъ именемъ — неизвстно. Можетъ-быть, онъ, въ качеств мальчишки, былъ у него въ подчиненіи, какъ у боле важнаго лица изъ домашней челяди.

20. Намекъ на то, что старшіе братья получали больше наслдства, и потому за ними особенно ухаживали желавшіе поживиться чужимъ добромъ.

21. Въ подлинник оригинальное выраженіе: ‘these wants of mine are erowned’, т.-е. буквально: ‘моя нужда увнчана или благословенна’ (въ смысл — послана небомъ).

22. По Стивенсу, этотъ монологъ Тимона напечатанъ стихами.

23. Въ подлинник Лукуллъ начинаетъ свою рчь восклицаніемъ la, la, la, la! Это междометіе иметъ тотъ же смыслъ, какъ и выраженіе перевода.

24. Въ подлинник Фламиній говоритъ: ‘is’t possible, the world should so much differ, and alive that liv’d?’, т.-е. буквально: ‘возможно ль, чтобъ міръ могъ такъ сильно измниться, пока мы, жившіе, еще живы?’ Переводу приданъ тотъ же смыслъ, но лишь въ боле подходящей для русскаго языка редакціи.

25. Указаніе, что Фламиній бросаетъ деньги, сдлано въ первый разъ въ изданіи Роу (1609 г.).

26. Въ подлинник здсь оригинальное выраженіе: ‘his estate shrinks from him’, т.-е. буквально: ‘благосостояніе отступаетъ отъ него корчась’.

27. Здсь слово: пробовать (touch) употреблено именно въ томъ смысл, какъ пробуется качество металла.

28. Хотя здсь приходитъ не Луцій, а его слуга, но у Шекспира нердко слуги зовутся именами ихъ господъ. Въ средніе вка этотъ обычай былъ очень распространенъ.

29. Въ подлинник оригинальное выраженіе: ‘labonring for nine’, т.-е. буквально: ‘время работаетъ, чтобъ достичь девяти (часовъ)’.

30. Въ подлинник: ‘he goes away in cloud’, т.-е. ‘онъ улетитъ, какъ туча’. Этими словами слуга Луція намекаетъ на закутанное лицо Флавія.

31. Въ подлинник игра словъ, Титъ говорить: ‘we wait for certain money’, т.-е. ‘мы ожидаемъ нкоторыхъ денегъ’. А Флавій принимаетъ слово certain въ смысл: врный и отвчаетъ, что хорошо, если бъ деньги эти были такъ же врны (т.-е. существовали), какъ ихъ требованіе.

32. Здсь также игра словомъ ‘serve’. Слуга Луція говоритъ: ‘this answer will not serve’, т.-е. ‘что въ этомъ отвт нтъ пользы, или, что онъ ни къ чему не послужитъ. А Флавій отвчаетъ, что Луцію и прочимъ слугамъ стыдно служить (serve) такимъ дурнымъ господамъ.

33. Въ подлинник здсь пословица: ‘rail against great buildings’, т.-е. буквально: ‘ругать большія зданія’. Смыслъ тотъ, какой приданъ редакціи перевода.

34. Стивенсъ переложилъ этотъ монологъ Сервилія въ стихи, но размръ вышелъ настолько неудаченъ, что большинство издателей сохраняетъ прежнюю прозаическую редакцію.

35. Эта фраза Тимона означаетъ, вроятно, что служители пытаются удержать его бшеный порывъ.

36. Въ подлинник Титъ говоритъ: ‘here is my bill’, т.-е. ‘вотъ мой счетъ’, а Тимонъ отвчаетъ: ‘knock me down with’em’, т.-е. ‘бейте меня ими’ (т.-е. счетами). Но bill значитъ также аллебарда, и такимъ образомъ слова Тимона въ подлинник имютъ двойной смыслъ, котораго въ перевод нельзя было передать.

37. Этой фразой Тимонъ выражаетъ блеснувшую въ немъ мысль устроить друзьямъ извстный прощальный пиръ.

38. Слова сенатора, что ихъ гнвъ ‘кратокъ словами, но дологъ послдствіемъ’ — служитъ вступленіемъ къ приговору, которымъ они краткимъ своимъ ршеніемъ изгоняютъ Алкивіада навсегда изъ Аинъ.

39. Съ подлинник здсь выраженіе: ‘minute-jacks’, т.-е. ‘Джэки минутъ’. Такъ назывались автоматическія куклы, ставившіяся на часахъ и длавшія постоянно одни и т же движенья.

40. Въ современной Шекспиру, написанной на тотъ же сюжетъ, пьес Тимонъ, кром горячей воды, бросаетъ въ гостей камни, разрисованные въ вид артишокъ. Нкоторые комментаторы видли въ послднихъ словахъ гостя намекъ на это обстоятельство и длали выводъ, что означенная пьеса послужила Шекспиру основой для его трагедіи. Само собой разумется, что такое мнніе слишкомъ бездоказательно. Гость могъ сравнить сдланный Тимономъ пріемъ съ бросаньемъ камней иносказательно, опираясь на первую часть своей фразы, гд сказано, что еще вчера Тимонъ дарилъ своихъ гостей брильянтами.

41. Въ подлинник: ‘green virginity’, т.-е. буквально: ‘зеленая двственность’. Слово green употреблено въ смысл незрлый или молодой.

42. Въ подлинник: ‘domestie awe’, т.-е. буквально: ‘домашнее уваженіе’ — въ смысл уваженія между членами семьи. Дале стихъ: ‘религіи священные обряды’ выраженъ въ подлинник однимъ словомъ: misteries — мистеріи. Буквальный переводъ на русскій языкъ былъ бы непонятенъ.

43. Въ подлинник оригинальное выраженіе: ‘а dedicated beggar to the air’, т.-е. буквально: ‘бднякъ, обреченный воздуху’ (въ смысл — итти въ пустое пространство).

44. Здсь въ подлинник очень смлая метафора, которую буквально нельзя было передать. Сравнивая положеніе Тимона съ кораблемъ, погибающимъ въ волнахъ океана, слуга говоритъ, что вс они тоже скоро погибнутъ — ‘into tlie sea of air’, т.-е. ‘въ океан воздушномъ’. Слово воздушный употреблено въ смысл безбрежности или вчности, т.-е. смерти.

45. Въ подлинник Тимонъ, обращаясь къ солнцу, говоритъ: ‘below thy sister’s orb infect the air’, т.-е. буквально: ‘зарази воздухъ подъ орбитой твоей сестры’. Сестрой солнца названа луна.

46. Намекъ на случавшееся преступленіе, что изъ-подъ головы богача больного наслдники грубо вырывали подушку съ тмъ, чтобъ ускорить его смерть.

47. Въ подлинник Тимонъ на вопросъ Алкивіада, кто онъ?— отвчаетъ: мизантропъ. Нкоторые комментаторы полагаютъ, что онъ употребляетъ это слово, какъ имя собственное, взамнъ имени Тимона, отъ котораго хочетъ такъ же отречься, какъ отрекся и отъ всего міра. Толкованье это однако ни на чемъ не основано, въ перевод же слово мизантропъ звучало бы очень неловко, потому оно и замнено равнозначащимъ выраженіемъ: ненавистникъ людей.

48. Въ подлинник Тимонъ говоритъ: ‘paint the ground, gules, gules!’, т.-е. ‘окрась землю, красное, красное!’ Слово gules имло спеціальное значеніе въ геральдик и означало, что поле гербоваго щита окрашено краснымъ цвтомъ.

49. Въ нкоторыхъ изданіяхъ эта рчь Тимона печатается прозой.

50. Тимонъ зоветъ развратницами свои прежнія богатство и счастье, а вмст намекаетъ на двухъ любовницъ Алкивіада, съ которыми тотъ къ нему явился.

51. Въ подлинник: ‘planetary plague’, т.-е. ‘планетная чума’. Въ то время полагалось, что чуму производило зловредное сочетаніе созвздій

52. Это довольно темное выраженіе объясняется тмъ, что Тимонъ насмхается надъ двусмысленными изреченіями оракуловъ, предсказывавшихъ людямъ смерть отъ руки того или другого человка.

53. Генлей объясняетъ эту фразу тмъ, что въ Англіи былъ нкогда законъ, по которому публичныя женщины должны были носить верхнее платье наизнанку для того, чтобъ ихъ вс могли узнавать. Тимонъ совтуетъ любовницамъ Алкивіада не исполнять этого постановленія и завлекать мужчинъ, притворяясь честными.

54. Обычай носить фальшивые волосы былъ очень распространенъ въ Шекспирово время, при чемъ ими нердко торговали палачи, продавая волосы казненныхъ.

55. Въ подлинник: ‘hug their diseas’d perfumes’, т.-е. ‘обличаютъ нездоровые ароматы’. Мэлоне полагаетъ, что подъ этимъ выраженіемъ надо понимать тогдашнюю особенно распространенную моду душиться, чмъ въ особенности злоупотребляли публичныя женщины. Но текстъ можетъ быть понятъ и въ прямомъ смысл, безъ этого разъясненія.

56. Въ подлинник: ‘hinge thy knee’, т.-е. ‘гни колни, какъ будто бы они были на шарнирахъ’.

57. Это поясненіе сдлано въ позднйшихъ изданіяхъ, такъ какъ безъ него слова Апеманта были бы непонятны.

58. Въ подлинник: ‘tliee thither in а whirlwind’, т.-е. ‘видть тебя унесеннымъ туда (въ Аины) вихремъ’. Буквальный переводъ потерялъ бы совершенно презрительный смыслъ подлинника.

59. По сказочному преданію, охотникъ ловилъ единорога тмъ, что, раздразнивъ его до бшенства, самъ прятался за дерево. Единорогъ, разбжавшись, вонзалъ въ дерево свой рогъ и попадалъ такимъ образомъ охотнику въ руки. Объ этой охот на единорога упоминается и въ другихъ пьесахъ, напр., ‘Юліи Цезар’.

60. Смыслъ этой послдней фразы довольно теменъ. Объяснить ее можно только довольно натянутой метафорой, что луна, закатываясь въ волны океана, поглощается (т.-е. похищается) его бездной.

61. Въ этой фраз въ подлинник вмсто слова: ‘судьи’, стоитъ слово: ‘laws’ — законъ. Смыслъ однако явно тотъ, какой приведенъ въ редакціи перевода.

62. Въ подлинник: ‘in our misteries’, т.-е. буквально: ‘въ нашихъ тайнахъ’.

63. Смыслъ этой фразы Флавія невозможно было передать безъ нкотораго распространенія. Въ подлинник сказано: ‘how rarely does it meet with this times guise, when inan was wish’d to love his enemies’, т.-е. буквально: ‘какъ рдко случается по ныншнимъ временамъ, чтобъ человкъ былъ поставленъ въ положеніе, въ которомъ онъ дйствительно любилъ своихъ враговъ’. Въ словахъ этихъ именно ироническій намекъ на извстный евангельскій законъ, повелвающій любить враговъ.

64. Нейтъ въ своемъ изданіи напечаталъ этотъ монологъ живописца стихами, но они вышли довольно шероховаты. Я перевелъ эту сцену прозой согласно со старыми изданіями.

65. Въ подлинник мысль эта выражена очень неясно: performance is а kind of will or testament, which argues а great sickness in his judgment tliat makes it’, т.-е. буквально: ‘общаніе есть родъ воли или завщанія, которое доказываетъ тяжелую болзнь въ мысляхъ того, кто его длаетъ (т.-е. завщаніе)’.

66. Въ подлинник игра словомъ counterfeit: подражать или поддлывать. Тимонъ иронизируетъ, говоря, что живописецъ уметъ подражать природ (на своихъ картинахъ), но эта же фраза можетъ быть понята, какъ обвиненіе его въ двуличности и притворств.

67. Въ подлинник здсь выраженіе:— ‘public body’, т.-е. буквально: ‘публичное тло’ (въ смысл общество, государство иди народъ). Можетъ-быть, сенаторъ называетъ такъ сенатъ, но прямого указанія на это въ текст нтъ.

68. Этотъ монологъ Тимона о дерев, на которомъ онъ предлагаетъ аинянамъ повситься, взятъ изъ Плутарха (‘Жизнь Антонія’).

69. Это тотъ встникъ, который не застаетъ уже Тимона въ живыхъ и приноситъ въ конц пьесы всть о его смерти.

70. Этими словами сенаторъ хочетъ сказать, что наслдники не могутъ отвчать за проступки своихъ отцовъ, какъ отвчаютъ за имущественные — поземельные долги.

71. Буквальный переводъ надгробной эпитафіи Тимона: ‘Здсь лежитъ скорбный прахъ, разставшійся со скорбнымъ тломъ! Не старайтесь узнать мое имя. Пусть чума сгложетъ васъ, злобные негодяи! Здсь схороненъ Тимонъ, который при жизни ненавидлъ всхъ живыхъ людей. Кляни его прохожій, если хочешь клясть, но только не останавливайся’. Эпитафію эту Шекспиръ буквально заимствовалъ изъ Плутарха, гд, между прочимъ, сказано, что первые два стиха сочинилъ самъ Тимонъ, а послдніе — поэтъ Каллимахъ.

СОЧИНЕНІЯВИЛЬАМА ШЕКСПИРАВЪ ПЕРЕВОД И ОБЪЯСНЕНІИА. Л. СОКОЛОВСКАГО.

Томъ III.

ТИМОНЪ АИНСКІЙ.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

Читайте также:

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬАМА ШЕКСПИРА
ВЪ ПЕРЕВОД И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.