Русская историческая география и атлас проф. Замысловского, Милюков Павел Николаевич, Год: 1888

Время на прочтение: 22 минут(ы)

Русская историческая географія и атласъ проф. Замысловскаго.

Научно-реалистическое направленіе перестало быть новостью въ русской исторической наук. Оно до такой степени перестало быть новостью, что уже иметъ своихъ антагонистовъ, и за послднее время все настойчиве слышатся по адресу представителей этого направленія упреки въ односторонности. Устами поколнія, сошедшаго въ могилу (Кудрявцева), обвиняютъ это направленіе въ томъ, что оно только считаетъ, мритъ и вшаетъ, что оно игнорируетъ душу въ исторіи и превращаетъ исторію въ механику.
Если подъ этимъ разумютъ, что реалистическое направленіе не смотритъ на исторію съ точки зрнія идеала и искусства, отказывается оцнивать историческія явленія нравственною или эстетическою мркой, не хочетъ превращать исторіи въ мораль или романъ, — все это совершенно врно. Но если хотятъ сказать этимъ, что реалистическое направленіе игнорируетъ факты психической жизни въ исторіи и занимается одними явленіями жизни матеріальной, то нельзя не видть въ упрек крупнаго недоразумнія.
Что реалистическое {Мы употребляемъ терминъ ‘научно-реалитическое’ направленіе за неимніемъ лучшаго въ общемъ употребленіи.} направленіе преимущественное вниманіе обратило въ послднее время на изученіе фактовъ матеріальной жизни, это правда, явленіе это объясняется отчасти тмъ, что реалистическое направленіе явилось въ нашей наук протестомъ противъ страшныхъ злоупотребленій спиритуализаціей историческихъ явленій въ славянофильской школ, отчасти оно оправдывается взглядомъ большинства послдователей этого направленія на матеріальныя явленія, какъ на боле простыя, первичныя, допускающія, именно въ силу этой простоты, большую точность и строгость историческихъ пріемовъ при ихъ изученіи. Но, конечно, первое обстоятельство есть историческая случайность, противъ втораго можно спорить, то и другое не исключаетъ необходимости изучать явленія духовнаго порядка и не слдуетъ думать, что реалистическое направленіе, со всею своею предилекціей къ матеріальнымъ явленіямъ, отрицаетъ или когда-нибудь отрицало эту необходимость. Принципъ научнаго реализма, конечно, шире теперешней сферы ученой разработки у отдльныхъ изслдователей, примыкающихъ къ этому направленію, и утверждать необходимость изученія ‘культурной’ исторіи вовсе не значитъ сходить съ почвы научнаго реализма или оспаривать цлое направленіе. Только тогда возражающіе становятся противниками цлаго направленія, а, вмст, и противниками научной постановки изученія, когда ‘механику’ исторіи они стараются противупоставитъ ‘душ’ исторіи, точно будто эту ‘душу’ можно сдлать предметомъ научнаго изученія, не ожидая и даже не желая найти въ ней свойственную ей ‘механику’.
Опасны не эти временныя увлеченія и односторонности. Опасно то, если и съ этимъ направленіемъ повторится то, что не разъ случалось съ предъидущими. Выступить съ пропагандой новаго направленія еще не значитъ создать эпоху въ исторіи науки. Переворотъ въ наук создается только тогда, когда новая мысль проникаетъ собою и оживотворяетъ матеріалъ, какъ бы ни было несовершенно направленіе, оно не останется безплоднымъ, если съ его помощью переработаны новые факты или представлены съ новой точки зрнія старые. Но у насъ новая мысль далеко не всегда вводитъ и новый запасъ свдній въ научный оборотъ, подъ новыми ярлыками нердко приходится встрчаться съ результатами старой работы, и новое направленіе ограничивается переводомъ на новый терминологическій языкъ стараго научнаго багажа. Направленіе и его терминологія выходятъ изъ моды, и новому поколнію приходится возвращаться мимо него къ настоящимъ работникамъ науки.
Съ этой точки зрнія споръ сторонниковъ культурной исторіи съ ихъ дйствительными или мнимыми противниками кажется намъ мало полезнымъ для общаго движенія науки. Онъ понятенъ только какъ реакція противъ господствующаго стремленія въ изученію матеріальныхъ явленій. Но слдуетъ ли желать успха этой реакціи? Едва ли. Едва ли направленіе можетъ считаться изношеннымъ, когда оно только что начинаетъ давать первые плоды. И едва ли слдуетъ сочувствовать борьб мнній, которыя при добросовстной и компетентной взаимной оцнк должны бы были подать другъ другу руку и дйствовать сообща въ интересахъ научнаго реализма. Только противники научнаго реализма должны бы были считаться настоящими врагами современной науки.
Эти предварительныя замчанія мы сочли не лишнимъ сдлать, собираясь познакомить читателей съ состояніемъ вспомогательной науки, современное положеніе которой лучше всего показываетъ, какъ много остается сдлать господствующему направленію въ самыхъ существенныхъ частяхъ науки. Мы говоримъ о русской исторической географіи. Для нашего обозрнія мы воспользуемся выходомъ въ конц прошлаго года 3-го изданія атласа по русской исторіи проф. Е. Замысловскаго. Разбирая содержаніе этого атласа, мы, вмст съ тмъ, ознакомимся съ проблами и пріобртеніями русской исторической географіи. Этотъ атласъ носитъ названіе ‘учебнаго’, но всякій учебный историческій атласъ въ наше время поневол долженъ быть и ученымъ, какъ ‘ученый’, мы будемъ разсматривать и атласъ проф. Замысловскаго.
Атласъ проф. Замысловскаго — не первое явленіе этого рода въ русской литератур. Еще въ 1829 г. изданъ былъ Атласъ историческій, хронологическій и географическій Россійскаго государства, составленный на основаніи Карамзина Иваномъ Ахматовымъ (частъ первая) {Второе изданіе этого атласа, ‘тщательно пересмотрнное’, появилось въ 1845 г. и сдлано Эйнерлингомъ.}. Атласъ Ахматова не только по заглавію, но и по выполненію тсно примыкаетъ къ Карамзину. Государство Россійское въ атлас Ахматова какъ бы волшебствомъ мняетъ очертанія своихъ отдльныхъ частей чуть не при каждой перемн князя, ничего прочнаго и устойчиваго: по Ахматову, наша древняя русская исторія представляется такимъ же хаосомъ именъ и удловъ, исчезающихъ и появляющихся съ именами, такимъ же дломъ личнаго произвола князей, какъ по Карамзину. Понятно, что примнять къ карт, въ земл, всю эту путаницу событій, наплывающихъ безобразною, безформенною массой и уносимыхъ безслдно, было дломъ довольно труднымъ. Ахматовъ употребилъ цлыхъ 71 карту, чтобы дойти только до Ивана III (включительно): не только каждое княженіе потребовало отдльной карты, но нкоторыя приходилось изображать на нсколькихъ. Только на 18-й карт находимъ разселеніе славянъ по лтописи въ IX в., предъидущія 17 посвящены амазонкамъ, таврамъ, ниммеріанамъ, готамъ, аварамъ и прочимъ до-историческимъ народностямъ, которыми такъ любила заниматься старинная исторіографія. За неимніемъ внутренней связи событій, приходилось прибгать къ мнемоническимъ средствамъ и атласъ являлся лучшимъ проводникомъ ихъ:, на краяхъ карты и у Ахматова находимъ конспектъ событій, иногда на самой карт помщены выдержки изъ Карамзина, а при имени князя, время котораго изображаетъ карта, сочинитель не забываетъ прибавить, какимъ назвала этого князя исторія: мудрымъ, малодушнымъ, слабымъ, великимъ etc.
Для двадцатыхъ годовъ атласъ Ахматова еще годился, но въ 1845 г., когда онъ былъ изданъ вторично, онъ могъ имть только одинъ смыслъ: самой точной иллюстраціи къ исторіи Карамзина и, преимущественно, иллюстраціи ея недостатковъ, потому что въ этомъ самомъ году сдланъ былъ второй опытъ: напечатанъ Историческій атласъ Россіи Николая Павлищева {Изд. въ Варшав. Въ 1873 г. сдлано въ Петербург второе дополненное изданіе, въ которомъ добавлено нсколько картъ, а текстъ, заключающій обзоръ картъ, и лтопись (конспектъ) событій, особенно подробная за 1843—73 годы, изданы отдльною книгой въ Вильн. Несмотря на добавленія, второе изданіе мене тщательно, чмъ первое, сдлавшееся теперь библіографическою рдкостью.}. Трудъ Павлищева очень замчателенъ и не потерялъ еще значенія и въ настоящее время. Составитель продолжаетъ смотрть на атласъ, какъ на ‘наглядный способъ изученія исторіи’. Лесажъ остается его идеаломъ и поэтому онъ продолжаетъ прибавлять конспекты событій на поляхъ, прилагаетъ особую хронологическую карту (въ вид рки временъ),— словомъ, большое вниманіе обращаетъ на приспособленіе мнемоническихъ средствъ. Но, въ то же время, онъ заботится и о научныхъ достоинствахъ своего атласа. Чмъ боле справляешься съ его -атласомъ, тмъ боле встрчаешь слдовъ живой мысли и добросовстнаго изученія, тмъ боле начинаешь цнить эту тоненькую книжку, богатую содержаніемъ. Мы не будемъ разбирать здсь отдльныхъ картъ ‘того атласа, потому что намъ придется не разъ возвратиться къ нему при разбор атласа проф. Замысловскаго.
Въ новомъ изданіи (2-е было въ 1869 г.) атласъ проф. Замысловскаго распадается также на дв части: объяснительный текстъ выдленъ въ особую книгу и значительно дополненъ, авторъ смотритъ на него какъ на ‘первый опытъ руководства по русской исторической географіи’. При нашемъ обзор мы будемъ слдовать порядку картъ, постоянно имя въ виду и объяснительный текстъ.
Древней исторіи (до 1689 г.) въ атлас проф. Замысловскаго посвящены 5 картъ, въ атлас Павлищева — ровно вдвое. Конечно, количество картъ не предршаетъ ихъ достоинства, обратимся къ самому содержанію картъ.
Карта (No 1) восточной и средней Европы (862—1054) съ означеніемъ этнографическихъ границъ славянскаго племени соотвтствуетъ у Павлищева тремъ картамъ: 1) восточная Европа въ половин IX вка, 2) географическое развитіе Руси съ 862 по 1054 г. и 3) Русь въ 1054 г. при Ярослав Великомъ. Съ перваго взгляда бросается въ глаза слдующая разница. Проф. Замысловскій наноситъ границы только между большими группами племенъ: литовской, славянской, финской, тюркской. Павлищевъ длаетъ попытку опредлить границу поселеній и отдльныхъ народцевъ каждой группы. Гд взять матеріалъ для такого опредленія? Павлищевъ пускаетъ въ дло топографическую номенклатуру: въ названіяхъ различныхъ мстностей сохранилась масса слдовъ давнишняго этнографическаго состава ихъ и чтеніе подробной современной карты можетъ дать множество неожиданныхъ и весьма цнныхъ указаній историческихъ и историко-географическихъ. Мысль о необходимости изученія русской топографической номенклатуры высказана и приложена еще Надеждинымъ въ его стать: Опытъ исторической географіи русскаго міра {Библіотека для Чтенія 1837 г., т. XXII.}. Съ тхъ поръ эта мысль не разъ примнялась и съ большимъ успхомъ. Такъ, гр. Уваровъ на основаніи топографической номенклатуры опредлилъ мста поселенія мери {См. рисунки, прилож. къ изслд.: Меряне и ихъ быть etc.}, Н. П. Барсовъ примнилъ тотъ же пріемъ для всего населенія въ Россіи въ эпоху начальной лтописи {Географія начальной лтописи. 2-е изд. Варшава, 1886 г., 1-е ibid. 1875 г., въ Варшавск. Унив. Изд. и отдльно.}. Опытъ Павлищева могъ бы быть повторенъ и значительно исправленъ на основаніи новыхъ данныхъ проф. Барсова. Но и работа Барсова нуждается въ дальнйшихъ дополненіяхъ и исправленіяхъ. Во-первыхъ, проф. Барсовъ пользовался для своего труда картами Оппермана и Шуберта. Въ настоящее врека карта Стрльбицкаго значительно дополняетъ показанія названныхъ картъ, но вполн исчерпывающей была бы только работа по топографическимъ и межевымъ картамъ, по возможности стараго времени (какъ работалъ Ходаковскій, къ сожалнію, для другихъ, черезъ-чуръ предвзятыхъ цлей). Во-вторыхъ, собравши матеріалъ, необходимо разсортировать его. Среди названій, сходныхъ съ-названіями древнихъ племенъ, есть много случайно созвучныхъ, ничего не доказывающихъ. Какое-нибудь мстечко съ назв. Кривичи трудно не отнести къ племени кривичей, но какъ быть съ кривыми могилами, селами, луками и проч., гд прил. кривой, очевидно, употребляется въ нарицательномъ смысл? Какой-нибудь можетъ свидтельствовать о радимичахъ, или Дреговичъ — о дреговичахъ безъ дальнихъ справокъ, но что длать съ Радогощемъ и Радонежемъ, съ Дрогобужемъ и Дрогичиномъ? Въ этомъ отношеніи и проф. Барсовъ не совсмъ осторожно пользуется матеріаломъ. Съ другой стороны, надо различать хронологическіе слои въ топографической номенклатур. Какіе-нибудь Русаки, Русиновы могутъ служить показателемъ древняго русскаго населенія среди чужеземнаго, но что, если тутъ же рядомъ встрчаются москали, москалишки и москаленки? Однако, если мы даже откинемъ вс эти сомнительные случаи,— несомннныхъ останется еще достаточно для важныхъ и любопытныхъ выводовъ. Но проф. Замысловскій принимаетъ за общее правило ‘не наносить на карту изображенія тхъ явленій, о которыхъ наука можетъ говорить не съ полною точностью’. Что было бы съ наукой, если бы она молчала обо всемъ, о чемъ она не можетъ говорить съ полною точностью? И сколько наукъ должны были бы на вки прекратить свое существованіе? Такимъ образомъ, ригоризмъ проф. Завидовскаго освобождаетъ его отъ обязанности проврять и продолжать начатыя изслдованія, а атласъ его, какъ увидимъ дале, часто превращаетъ въ рядъ пустыхъ листовъ, изображающихъ состояніе исторической географіи въ 1888 г. хуже, чмъ атласъ Павлищева въ 1845 г.
Справедливость требуетъ прибавить,— хотя это плохое оправданіе,— что первая карта въ 3-мъ изданіи та же, что во 2-мъ, безъ всякихъ перемнъ, слдовательно, составлена еще въ 1868 г.
Указавъ на необходимость воспользоваться топографическою номенклатурой, мы отмтили только одно desideratum русской исторической географіи, другой важный проблъ ея для древнйшаго періода заключается въ отсутствіи археологической карты: карты кладовъ, городищъ, кургановъ и валовъ. На этотъ разъ оба атласа одинаково молчатъ объ археологическихъ данныхъ (только Павлищевъ пользуется номенклатурой городищъ). Между тмъ, помщеніе ихъ въ историческихъ атласахъ и важно, и въ нкоторой степени возможно, и даже не очень затруднительно. Конечно, полную и подробную археологическую карту предстоитъ еще составить и для этого силъ отдльнаго лица недостаточно. Въ настоящее время московское археологическое общество взялось за составленіе подробныхъ археологическихъ картъ губерній, и только по окончаніи этого въ высшей степени полезнаго предпріятія можно будетъ думать о вполн удовлетворительной археологической карт Россіи. Но и на основаній. того, что имется подъ руками, можно дать очень обстоятельную карту кладовъ и очень неудовлетворительную, но все же не безполезную карту городищъ. Карту кладовъ мы имемъ еще въ сочиненіи Савельева нумизматика {Спб., 1846 г.}, дополненная по Ледебуру, она помщена въ атлас, составляющемъ 3-й томъ древней русской исторіи Погодина, и тутъ же помщена дополненная позднйшими находками карта Тизенгаузена (листы 70—72). Для городищъ мы имемъ по мстностямъ: для кіевскихъ — описаніе Фундуклея (гд помщены и валы), для черниговскихъ — карту Самоквасова {Древніе города Россіи.}, для казанскихъ — описаніе и карту Невоструева {Въ Трудахъ 1-го археологического създа.}, не говоря уже о боле мелкихъ работахъ. Есть даже попытки свести эти и другія свднія въ одну общую археологическую карту — въ интересномъ, недавно вышедшемъ сочиненіи чешскаго ученаго Пича {Zur rumnitch-ungaritchtn Streitfrage.}. На карт Пича различены виды находимыхъ монетъ: древне-греческія, римскія, арабскія, англо-саксонскія, нмецкія, византійскія и русскія. Археологическія данныя о городищахъ онъ дополнилъ данными топографической номенклатуры (назв. городищъ, городковъ), собранными Ходаковскимъ для сверной Россіи (карту Ходаковскаго см. въ атлас Погодина),— источникъ не вполн надежный. Номенклатурныя данныя о городищахъ имютъ одинъ крупный недостатокъ: свднія о городищахъ, полученныя съ ихъ помощью, нельзя разсортировать хронологически, потому что въ большей части случаевъ матеріальныхъ остатковъ въ мстностяхъ, сохранившихъ названіе городищъ, не имется. Между тмъ, и въ данномъ случа за собираніемъ матеріала необходима его сортировка: среди древнйшихъ остатковъ городовъ постоянно встрчаются земляныя насыпи отъ. укрпленій новаго періода и, вмсто арабскихъ и византійскихъ монетъ, часто попадаются въ городищахъ пули и порохъ. Въ данномъ случа можетъ помочь только археологическое изслдованіе матеріальныхъ остатковъ, за отсутствіемъ его и археологическія карты городищъ останутся только предварительнымъ матеріаломъ для дальнйшихъ изслдованій.
Такимъ образомъ, обо всемъ этомъ тоже ‘наука не можетъ говорить съ полною точностью’, а проф. Замысловскій, на этомъ основаніи, и вовсе молчитъ. Гораздо трудне оправдать т неудобства, которыя произошли отъ изображенія на одной карт событій за цлыхъ два столтія. Особенно это неудобство чувствуется въ изображеніи юга Россіи. Павлищевъ на своихъ трехъ картахъ нанесъ очень раздльно и хазарскія владнія, и миграціи венгровъ въ конц II в. и печенговъ (срав. изображеніе этихъ миграцій на карт Пича), и разселеніе печенговъ въ 1 в. по указаніямъ Константина Багрянороднаго (ср. т же данныя, самостоятельно нанесенныя у Шпрунера: Bistor. Atlas. Europa, No IV), какъ видимъ, наука — и русская, и западная — не молчитъ объ этихъ событіяхъ первой важности въ исторіи степей, у пр. Замысловскаго вс эти подробности исчезаютъ на розовомъ пол ‘Хазарскаго царства’, вырисовывающагося на карт IX—XI в. съ большою наглядностью, противъ которой такъ ратуетъ авторъ (стр. VI предисловія) и которая оказывается здсь дйствительно ‘мнимополезной’, и совершенно идетъ въ разрзъ съ ‘научною точностью’, которую онъ такъ похвально оберегаетъ. Отмтимъ на этой карт еще огромный коричневый оазисъ голяди, ‘устъ Поротвы’, т.-е. между Протвы и Оки. Очень странно помщеніе этой детали при опущеніи многихъ важнйшихъ. Почему именно въ этомъ случа авторъ счелъ нужнымъ быть точнымъ? И почему, въ такомъ случа, не изображены также финскіе инородцы Новгородской и Тверской губерній, на которыхъ имются не мене ясныя указанія въ источникахъ? Если бы авторъ воспользовался топографическою номенклатурой, въ которой голяди идутъ полосой на встрчу своимъ литовскимъ родственникамъ, онъ, вроятно, не изобразилъ бы этого оазиса и мсто голяди опредлилъ бы иначе, впрочемъ, если бы онъ воспользовался топографическою номенклатурой, то и разбираемая карта приняла бы гораздо боле пестрый, не столь безцвтный видъ.
Карта (No 2) Русской земли съ половины XI до половины XIII в. въ изданіи 1869 г. имла положительный интересъ и научное значеніе. Посл того, какъ Погодинъ {Изсл., зам. и лекціи, т. IV.} разработалъ историко-географическій матеріалъ лтописи до монгольскаго ига, выяснилось, что за безконечною путаницей княжескихъ переходовъ, захватовъ и завоеваній стоятъ очень опредленно очерченныя ‘земли’, границы которыхъ весьма мало измнились за время XI—XIII столтія. Въ атлас пр. Замысловскаго этотъ выводъ впервые получилъ наглядное выраженіе. Но съ тхъ поръ прошло не мало времени, въ спеціальной литератур отдльныя земли сдлались предметомъ особыхъ изслдованій, вышло капитальное сочиненіе проф. Барсова, между тмъ, въ новомъ изданіи карта земель оставлена прежняя {Чтобы быть точными, оговоримся, что въ новомъ изданіи нанесены два лишнихъ города: Ддославль (Ддиловъ) и Острогъ.}. Очень жаль, что проф. Барсовъ не приложилъ картъ къ своему изслдованію, въ такомъ случа оказалось бы наглядно, что почти ни одна линія опредляемыхъ проф. Барсовымъ границъ не сходится съ границами земель въ атлас проф. Замысловскаго. Особенное различіе оказывается въ разграниченіи земель на западъ отъ Днпра: въ земляхъ Полоцкой, Кіевской и Волынской. Одна изъ главныхъ причинъ различія заключается въ разномъ опредленіи территоріи дреговичей. У г. Барсова очень обстоятельно развиты доказательства, на основаніи которыхъ границей между дреговичами и кривичами слдуетъ считать водораздлъ Березины и Прилети (между ихъ притоками — Свислочью и Птичемъ {2-е изд., стр. 124—6.}. Здсь должна идти и граница Кіевской и Полоцкой земли. Проф. Замысловскій оставляетъ ее на старомъ мст, не объясняя, почему онъ не принимаетъ доказательствъ г. Барсова. Между тмъ, это обстоятельство не такъ незначительно, какъ кажется. До сихъ поръ остается нершеннымъ вопросъ, подъ какимъ вліяніемъ сложились земли и княжества древней Руси: опредлились ли он разселеніемъ этнографическихъ группъ, или вліяніемъ географическихъ условій (теченіемъ ркъ и водораздлами), или пріобртеніями и завоеваніями усилившихся по сосдству политическо-административныхъ центровъ — городовъ? Для уясненія роли этихъ элементовъ въ образованіи княжествъ, весьма важно то обстоятельство, что, какъ оказывается, дреговичи (и радимичи) не дробились между сосдними волостями, а цликомъ примыкали къ одной изъ нихъ (дреговичи къ Кіевской, радимичи къ Черниговской), и что это сохраненіе этнографической цлости племенъ стоить въ связи съ географическимъ разселеніемъ ихъ въ полости одного воднаго бассейна. Земля дреговичей, въ противуположность рано ассимилировавшимся съ сверянами радимичамъ, сохраняетъ особность и въ послдующее время — въ систем припетскихъ княжествъ. Эта особность и на карт должна быть выражена выдленіемъ припетскихъ земель въ особую группу, проф. Замысловскій раздробилъ ихъ между Волынскимъ и Кіевскимъ княжествами, мало того, мстности, занятыя дреговичами, онъ считаетъ справедливымъ именно на основаніи этого состава выдлить изъ припетской пинско-туровской системы (стр. 47, прим. 2). Между тмъ, уже Павлищевъ помстилъ дреговичей на Прилети,— правда, не высказывая своихъ основаній. На карт, составленной по Барсову, особность дреговичской области, вмст съ областью вроятной дреговичской колонизаціи, выяснилась бы сама собою. Затмъ, неврно проведена граница Волынскаго и Кіевскаго княжествъ. Проф. Замысловскій присоединяетъ Погорину къ Волыни, глухо сославшись на лтопись подъ 1150 г. Кажется, онъ хочетъ доказать этою ссылкой, что Погорина не принадлежала Турову, но отсюда еще не слдуетъ, чтобъ она принадлежала Волыни, Погорина оставалась спорною областью, а безспорная граница Волынскаго княжества шла между Стыренъ и Горынью, западне. Наконецъ, еще одна ошибка, понятная въ 1869, но не извинительная въ 1885 г. Южную границу (своей) Волынской земли проф. Замысловскій опредляетъ гор. Ладыжиномъ на Буг (какъ Арцыбашевъ и Павлищевъ), но уже Надеждинъ и Неволинъ указывали, какъ на боле соотвтствующее лтописному Колодяжну 1240 года, селеніе Болодяжно на Случи {Погодинъ: ‘Изслд.’ т. IV, стр. 207.}, а проф. Барсовъ {Геогр. нач. лтоп. 2-е изд., стр. 289.} настолько убдительно доказалъ невозможность похода Батыя черезъ Ладыжинъ на Буг, что послднее пріуроченіе сдлалось общепринятымъ и повторялось не разъ изслдователями, касавшимися того же предмета. Не будемъ останавливаться на другихъ неврностяхъ {Между прочимъ, Ижеславецъ нанесенъ по опредленію Иловайскаго (Ист. Рязан. княжества), но см. Барановича: Ряз. губернія, стр. 8, прим. 4 (въ Матер. для геогр. и стат. Росс. имперіи).} этой карты, упомянемъ только объ одной, повторявшейся до сихъ поръ во всхъ историческихъ атласахъ, но теперь подлежащей исправленію. На всхъ картахъ XII в. (не исключая Шпрунера) до сихъ поръ изображается вятская земля съ своими городами: Никулицынымъ, Хлыновымъ, Котельничемъ, основанными новгородцами въ 1174 году. Посл прекрасныхъ рефератовъ г. Верещагина на послднемъ археологическомъ създ можно считать доказаннымъ, что вся повсть объ основаніи Вятки въ XII в. не иметъ никакой исторической достоврности, и что разв два вка спустя (съ 1374) могло начаться существованіе этой новгородской колоніи {Два реферата, читанные въ засданіи VI археологическаго създа въ Ярославл, 17 августа 1887 года, дйств. членомъ вятскаго статистическаго комитета А. В—нымъ (въ конц полная подпись). Изд. губ. стат. комитета. Вятка. 1887.}. Разобранной карт у Павлищева соотвтствуютъ дв карты: Русь въ 1224 г. и Русь въ 1264 г. Первая вполн, вторая значительно устарла, но при сравненіи съ картой проф. Замырловскаго нельзя не замтить большей полноты обихъ. Проф. Замысловскій оставляетъ блымъ все, что выходитъ за предлы русскихъ княжествъ, даже Черная Русь, колонизованная кривичами, остается вн нанесенныхъ на карту мстностей, не говоря уже о Литв, южной степи или Поволжь. На свер Павлищеву стоило большихъ трудовъ нанести на карту новгородскія пятины, тогда еще не изслдованныя Неволинымъ, и волости, но проф. Замысловскій знаетъ, что еще ‘не ршенъ окончательно вопросъ о существованіи этого дленія въ удльно-вчевой періодъ’, и потому оставляетъ пустое мсто, хотя отчего бы не наполнить его интересными топографическими указаніями церковнаго устава Святослава 1137 (около дюжины мстностей, названныхъ здсь, можно пріурочить) и не нанести названій волостей, упоминаемыхъ въ древнйшихъ договорныхъ грамотахъ (1265), хотя бы и не опредляя ихъ границъ?
Прежде чмъ перейти къ слдующей карт, отмтимъ еще одинъ проблъ, зависящій не отъ одного проф. Замысловскаго. Съ XIII вкомъ исчезаютъ старыя лтописныя народности — эти вятичи, поляне, древляне и проч., и на мст ихъ съ XIV в. начинаютъ появляться новыя, при различеніи жоторыхъ становится возможнымъ употреблять въ дло данныя языка, потому что вмст съ ихъ появленіемъ формируются мстные говоры. Карта современныхъ нарчій русскаго языка необходима при изученіи взаимныхъ отношеній этихъ народностей. Заграничные изслдователи нашей исторіи опять раньше насъ даютъ выраженіе этой потребности: Рамбо приложилъ опытъ подобной карты къ своей Histoire de Russie. И опять-таки полной точности отъ подобной попытки ожидать мы не можемъ, но возобновить эту попытку сами обязаны, тмъ боле, что въ русской литератур имются гораздо боле надежные матеріалы, чмъ т, которыми пользовался Рамбо. Область южно-русскихъ говоровъ съ большою детальностью нанесена на карту въ послднемъ том Трудовъ этнографическо-статистической экспедиціи Чубинскаго въ край (т. VII, вып. 2 {Надо замтить, что эта карта нуждается въ проврк по тмъ матеріаламъ, на основанія которыхъ составлена.}), область блорусскаго говора для карты небольшаго размра достаточно точно опредляется топографическими указаніями г. Карскаго {Обзоръ звуковъ и формъ блорусской рчи. Москва, 1886 г., стр. 12.}, а боле точныя указанія можно выбрать изъ періодическихъ изданій. Неточнымъ остается опредленіе границъ южно-великорусскаго и сверно-великорусскаго говора, также какъ и промежуточной между ними разновидности — восточнаго говора, по терминологіи Даля, вообще, эти говоры, ихъ взаимное отношеніе и мсто ихъ въ русской діалектологической классификаціи особенно нуждаются въ дальнйшемъ изученіи и опредленіи спеціалистовъ, но вс эти границы — опять для карты малаго размна — возможно нанести теперь же по даннымъ Даля и Потебни.
Карта (No 3) Русской земли въ XIV и первой половин XV в. соотвтствуетъ двумъ картамъ Павлищева: Русь въ 1328 и въ 1389 годахъ. Всего естественне ожидать на этой карт изображенія роста двухъ государствъ, Московскаго и Литовскаго. Павлищевъ и старается нанести постепенное присоединеніе областей московскими князьями, постепенныя пріобртенія литовскихъ у него отнесены на особую карту (No 16). У проф. Замысловскаго ‘постепенное распространеніе границъ Московскаго княжества не обозначено на карт потому, что границы многихъ волостей и княжествъ, купленныхъ или завоеванныхъ московскими князьями, не опредлены въ дошедшихъ до насъ памятникахъ и при обозначеніи ихъ на карт были бы неизбжны боле или мене произвольныя догадки’. И Павлищевъ, конечно, долженъ былъ прибгнуть къ догадкамъ,— именно относительно сверныхъ областей онъ принялъ позднйшія очертанія, предположивъ, что они сохранились отъ боле ранняго времени, нкоторыя изъ этихъ очертаній могутъ быть теперь исправлены съ помощью памятниковъ, и изслдованій. Много ли мы выигрываемъ, получая, вмсто такого свода дальнйшей работы, одни общія очертанія, литвы, новгородскихъ, тверскихъ (исправлены въ 3 изданіи), рязанскихъ и московскихъ владній? И свободны ли эти даже очертанія отъ такихъ же ‘боле или мене произвольныхъ догадокъ’? Врядъ ли. На свер почему Вологда введена, а Каргополь выведенъ изъ московскихъ предловъ? Послдній изстари тянулъ, къ Блоозеру, а первая закрплена за Москвой только при Василіи Темномъ. На юг почему большая часть мещеры на Мокш, по крайней мр’ частью принадлежавшая Москв уже въ конц XIV в., и мстность ‘по Великую Ворону’ выведены изъ русскихъ границъ? У Павлищева вс эта границы нанесены съ ошибками, но ближе къ истин. Вн русскихъ границъ нанесено очень мало. Положимъ, слободы Ахназа и кочевья различныхъ ордъ, нанесенныя Павлищевымъ, не могутъ бытъ опредлены съ полною точностью, но отчего нтъ Наровчата, отчего въ Болгарскомъ царств не нанесенъ Бюларъ? Неврно нанесеніе Дедякова возл Дербента {Миллеръ: ‘Осетин. этюды’, III.}.
Географія XIV и XV вв. вообще представляетъ одинъ изъ наимене изученныхъ отдловъ. Образованіе новыхъ народностей, раздленіе удловъ на мелкія княжескія вотчины и соединеніе послднихъ въ боле крупныя группы, уменьшеніе густоты населенія по мр приближенія къ южной степи и линіи полнаго запустнія, колонизація и обрусніе сверовостока,— вс эти первостепенныя по важности явленія остаются совершенно неизученными, а безъ ихъ изученія карта XIV и XV вв. представляетъ мало интереса.
Переходимъ къ карт (No 4) Россіи со второй половины XV вка до начала XVII в. У Павлищева этотъ промежутокъ времени изображенъ на. трехъ картахъ: Русь въ 1462 году, Русь въ 1535 и Русь въ 1600 г. На этихъ картахъ Павлищевъ продолжаетъ изображать ходъ московскихъ, пріобртеній, но что длаетъ особенно интересными 2-ю и 3-ю изъ нихъ’ это — попытки нанести на нихъ данныя Большаго Чертежа: шляхи и названія урочищъ, очевидно, опредленные предварительно по подробнымъ картамъ Россіи. Затмъ, на 3-й Павлищевъ наноситъ административныя дленія Россіи по старинной (нач. XVIII в.) карт Данкертса, данныя которой онъ. относитъ къ началу XVII в. Дйствительно, граница съ литовско-польскими владніями, если только и она нанесена по Данкертсу, вполн соотвтствуетъ границ, установленной перемиріемъ у Запольскаго яма (1582 {См. Посол. книга лит. метрики II, стр. 250 и сл.}). Но административныя дленія XVII в. на карт Сансона не совсмъ сходны съ дленіями Данкертса, и, очевидно, не только вслдствіе неврности карты. Какъ бы то ни было, весьма важный вопросъ объ административныхъ границахъ XVII в. поставленъ въ атлас Павлищева. Разршить его вполн возможно, конечно, не съ помощью иностранныхъ картъ XVII в., а съ помощью самаго тщательнаго изученія рукописныхъ писцовыхъ, переписныхъ и межевыхъ книгъ. Образецъ такого изученія далъ уже Неволинъ въ своемъ изслдованіи о пятинахъ и погостахъ. Но для карты малаго размра и указанія иностранныхъ картъ могутъ быть весьма полезны, а главное — эти указанія могутъ дать нить будущему изслдованію и облегчить детальную работу.
Карта проф. Замысловскаго представляетъ собою блый листъ съ проведенною на немъ зеленою полосой: полоса означаетъ юго-западную границу Руси. Граница эта совершенно соотвтствуетъ границ послдней карты Павлищева и, слдовательно, условіямъ Запольскаго перемирія. Такимъ образомъ, пріобртенія отъ Литвы Ивана III и Василія III у проф. Замысловскаго обойдены,— проблъ, неудобный даже въ учебномъ атлас. Административныя дленія и данныя Большаго Чертежа отсутствуютъ, взамнъ послднихъ встрчаемъ розовыя черточки, означающія сторожевыя линіи и сторожи, нанесенныя по извстному сочиненію Бляева О сторожевой и станичной служб. Это давно пора было сдлать, но при ближайшемъ разсмотрніи находимъ, что матеріалъ Бляева эксплуатированъ крайне случайно и неполно: наприм., изъ девяти сторожъ, которыя поддаются пріуроченію, на Быстрой Сосн нанесены только три, изъ пяти находящихся на Зуш — только одна, изъ трехъ на Любовш — тоже одна и т. д. Затмъ розовыя черточки могутъ произвести неврное впечатлніе: всего естественне думать, что эти черточки означаютъ укрпленныя линіи, между тмъ, он означаютъ только мста, по которымъ каждое лто разъзжали станицы, сторожившія степь {Притомъ, эти линія разъздовъ нанесены очень неточно. Рыльскія станицы здятъ къ верховьямъ Орели, а не къ Борисову, Путивльскихъ линій, во-первыхъ, дв, тогда какъ у автора нанесена одна, во-вторыхъ, он здятъ по об стороны Донца, затмъ одна — въ верховьямъ Самары, другая — къ верховьямъ Міуса.}. Боле постоянныхъ мръ обороны на карт не указано: не указаны мста стоялыхъ головъ, съ систематическими разъздами между ними (отъ Оскола по Тихой Сосн и Дону внизъ до Тулучевой, отсюда вверхъ по Елани и съ Елани на Ворону), а главное — не указано засчныхъ укрпленій, столь важныхъ, что они нанесены даже на современную карту, составленную Герардомъ Гесселемъ съ помощью карты едора Борисовича {См. снимокъ въ сказаніяхъ современниковъ о Димитріи самозванц, т. II Saisc constans, nemoribus desetis et vallis, a czar Teodor Iwanovitzm aggesta contra irruptiones Tartarorum Crimeneium.}. Положимъ, послднія пока не могутъ быть нанесены съ полною точностью, но неточность будетъ меньше указанныхъ неточностей въ линіяхъ станичныхъ разъздовъ. Еще разъ пожалемъ, что исчезли шляхи и урочища Большаго Чертежа, большею частью врно нанесенные уже Павлищевымъ {Для русскихъ шляховъ см. карту, приложенную къ изслд. Багаля: Очерки колонизаціни быта степной окраины. Впрочемъ, здсь есть неточности. Для чернаго шляха см. карту Бошана, гд онъ изображенъ очень отчетливо. На снимк, приложенномъ къ исторіи Малой Россія Бантыша-Каменскаго, къ сожалнію, черный шляхъ не воспроизведенъ. Еще отчетливе нанесены шляхи въ бывшихъ польскихъ областяхъ въ превосходномъ атлас Польши Bizzi-Zannoni (изд. 1772).}.
Карта (No 5) Россіи съ 1613 по 1689 г. и у Павлищева Россія въ 1689 г.— об безъ внутреннихъ дленій. Павлищевъ постоянно наносятъ походы и военныя дйствія, которые проф. Замысловскій постоянно опускаетъ. За то у проф. Замысловскаго нанесены на этотъ разъ южныя укрпленія: Блгородская и Симбирская черта (первая есть и у Павлищева) и Закамская линія (вновь по Перетятковичу). Блгородская черта почему-то неполна, хотя относительно ея имемъ подробнйшія свднія {См. Бахаля, о. с.}. Павлищева очерчена особо Малороссія и выдлены полковые города. Ходъ малорусской колонизаціи, составляющей главный интересъ карты этого времени, не выясняется ни у того, ни у другаго.
Карта Россіи (No 6) съ 1689 по 1762 г. соотвтствуетъ двумъ картамъ Павлищева: Россія въ 1725 и въ 1761 году. Опять появляются у Павлищева административныя дленія, на этотъ разъ на еще боле законномъ основаніи. Во времени Елизаветы относится изданіе перваго русскаго атласа {Атласъ россійскій, сост. изъ 19 спец. картъ. Спб., 1746 г.}, матеріалы для котораго начали собираться еще по приказанію Петра {См. Зап. Геогр. Общ., т. IX. Обозрніе геодезическихъ работъ въ Россіи со времени имп. Петра Великаго до сочиненія генеральной ландкарты Росс. имп. въ 1746 г. П. И. Иванова. Часть атласа издана Кирилловымъ еще въ 1731 г.}: на этомъ атлас, составленномъ съ большими ошибками, имются границы губернскія и провинціальныя. Перенести эти границы на современную правильную карту представляетъ нкоторый трудъ, Павлищевъ не остановился передъ этимъ и нанесъ границы на свою карту,— правда, очень неврно и неудовлетворительно. Можетъ быть, чувствуя это, онъ во 2-мъ изданіи оставилъ одн губернскія границы. Слдовало теперь повторить работу и добиться лучшихъ результантовъ,— проф. Замысловскій предпочелъ опять обойти задачу и далъ карту безъ внутреннихъ границъ. Изъ другихъ упущеній замтимъ: во-первыхъ, не нанесена украинская укрпленная линія, изображеніе которой можно найти на любой старой карт, наприм., Оппермана. Во-вторыхъ, не эксплуатирована карта Дебоксета (1751 {См. Скальковскій: ‘Хронол. обозрніе Новороссійскаго края’.}) и не нанесена граница Новой Сербіи.
На послдующей карт Россіи въ царствованіе Екатерины (No 7) и у Павлищева (Россія въ 1796 г.) въ обоихъ атласахъ не находимъ внутреннихъ границъ. Между тмъ, нанести на карту намстничества Екатерины еще легче, чмъ нанести губерніи и провинціи Петра и Елизаветы. Для исторіи русской области и для постоянныхъ справокъ очень важно было бы имть карты послдовательныхъ административныхъ дленій. Еще полезне было бы совмстить на одной нарт нсколько большаго размра различными красками петровскія провинціи, екатерининскія намстничества и современныя губерніи, мы не мечтаемъ пока о присоединеніи сюда же уздовъ XVII в., но даже начиная съ петровскаго времени, съ котораго, какъ мы видли уже, имются и достаточно надежныя свднія, подобная карта чрезвычайно облегчила бы будущія изслдованія. Не нанося границъ, Павлищевъ, тмъ не мене, съумлъ сдлать и эту карту полезной для справокъ, присоединивъ въ надписямъ губернскихъ городовъ годъ открытія губерніи, намстничества или провинціи. Затмъ, у него опять нанесены походы и мста пугачевскихъ волненій, то и другое отсутствуетъ у проф. Замысловскаго (впрочемъ, роспись намстничествъ см. въ ‘объясненіяхъ’).
Карта Россіи (No 8) въ XIX столтіи совершенно законно отсутствуетъ у Павлищева. Проф. Замысловскій для послдовательности и ее представилъ безъ дленія на губерніи и мы недоумваемъ, къ чему бы она могла пригодиться. Гораздо было бы лучше, если бы онъ замнилъ ее этнографическою картой Россіи, которая постоянно нужна и постоянно отсутствуетъ въ историческихъ атласахъ.
Слдующія карты (No 9 — карта Сибири 1581—1886 и No 10 — карта русскихъ владній въ средней Азіи 1700—1886 гг.) очень полезны и были бы еще полезне, если бы были богаче историческими данными. Павлищевъ и здсь наноситъ различными красками постепенныя пріобртенія въ Сибири съ Ивана Грознаго до Александра I. Замтимъ, что съ старыхъ атласовъ, елизаветинскаго и екатерининскаго, слдовало бы и на карту Сибири нанести измнявшіяся административныя дленія.
Мы остановились на 10-й карт, въ атлас ихъ всхъ 22, но послднія двнадцать производятъ странное впечатлніе. Какъ будто проф. Замысловскому показалось, что его атласъ недостаточно объемистъ и недостаточно дорогъ, и онъ ршилъ во что бы то ни стало увеличить его вдвое. Съ этою цлью онъ, прежде всего, прибавилъ (на двухъ листахъ) четыре карты военныхъ дйствій 1756—63, 1813—14 и 1877—78 гг. на Дуна и за Кавказомъ. Военныя дйствія нанесены, какъ мы видли, и у Павлищева, кром общихъ картъ, онъ удляетъ имъ еще одинъ листъ своего атласа, на которомъ ему удается помстить одиннадцать картъ (походъ Суворова, коалиціи и наполеоновскія войны, въ томъ числ и 12 годъ, турецкіе походы, Закавказье), движеніе различныхъ частей войскъ изображено здсь очень отчетливомъ указаніемъ ихъ предводителей. Профессоръ Замысловскій понимаетъ подъ картой театра военныхъ дйствій нчто иное: онъ предлагаетъ читателю простую географическую карту, такого размра, чтобъ она могла занять поллиста, и не наносить на нее ровно ничего (даже мста, помщенныя у Павлищева, нанесены далеко не вс, не говоря уже о томъ, что при чтеніи сколько-нибудь подробнаго разсказа о военныхъ дйствіяхъ эти карты совсмъ не могутъ служить). Затмъ, проф. Замысловскій ‘счелъ небезполезнымъ’ приложить карту Московіи Герберштейна, которую онъ печатаетъ тутъ уже во 2-й разъ {См. въ прилож. къ его изслдованію: Герберштейнъ и географическія извстія о Россіи.}. Быть можетъ, обратиться къ новому матеріалу и напечатать, наприм., рдкую карту Исаака Массы или Сансона было бы еще полезне, впрочемъ, мы не въ прав входить въ издательскія соображенія. Дале слдуетъ ‘карта окрестностей г. Москвы’ съ полями, на которыхъ помстилась бы еще такая же карта, Кіевъ (988—1240 гг.) по Закревскому, видъ Новгорода съ иконы Знаменія (XVIII в.) на цломъ лист, невольно вспоминается тотъ же рисунокъ у Шиманна {Russland, Polen und Liefiand, въ коллекціи Онкена.} и Пича, гд онъ ничего не потерялъ оттого, что изображенъ на скромной восьмушк, такой же огромный планъ (на лист) Москвы по Мейербергу, планъ г. Петербурга (1733—38 гг.), наконецъ, планы сраженій при Полтав (полулистъ) и Бородин (на лист), одиноко выглядывающіе среди огромныхъ пустыхъ полей, опять невольно вспоминаются планы сраженій, приложенные къ старой исторіи Устрялова: тамъ ихъ на пяти полулистахъ меньшаго размра умщается по девяти на каждомъ. Не говоримъ, что все это безполезно, иное и нужно, можетъ быть, и все нужно, но только мстомъ можно было распорядиться лучше и экономне.
Мы сравнивали атласы Павлищева и проф. Замысловскаго съ одною главною цлью: показать, какъ отражается въ нихъ современное состояніе русской исторической географіи. Къ чему же приводить это сравненіе? Въ атлас Павлищева мы видли живое отношеніе къ современнымъ задачамъ науки, постоянныя попытки поднять вопросъ, поставить его, воспользоваться новыми матеріалами, дать хотя бы приблизительное ршеніе, въ этомъ атлас чувствуется, такъ сказать, живое біеніе пульса науки. Вотъ почему атласъ Павлищева былъ несомнннымъ шагомъ впередъ въ изученіи исторической географіи. Другое дло — атласъ проф. Замысловскаго. Начатую работу этотъ атласъ отказывается продолжать, онъ все оставляетъ въ такомъ положеніи, въ какомъ нашелъ, даже боле: онъ не резюмируетъ сдланной раньше работы и не только не двигаетъ впередъ науку, но даже не выражаетъ достигнутаго ею уровня. Атласъ Павлищева при всхъ своихъ недостаткахъ, при всей своей устарлости лучше выражаетъ это современное состояніе науки, третье изданіе его съ необходимыми измненіями, съ новою картой княжествъ, было бы гораздо полезне третьяго изданія атласа проф. Замысловскаго.
Мы были бы несправедливы къ автору, если бы, разобравши его атласъ, ничего не сказали о его ‘объясненіяхъ’, изданныхъ отдльно. Первыя сто страницъ этихъ объясненій составляютъ текстъ къ первымъ десяти картамъ атласа, на слдующихъ пятидесяти помщены объясненія къ послднимъ двнадцати картамъ: историческія описанія городовъ: Кіева, Новгорода, Москвы і Петербурга, и сраженій при Полтав и Бородин. Остальныя 50 стр. составлены изъ приложеній, долженствующихъ нсколько замнить недостатокъ внутреннихъ дленій: здсь помщены росписи губерній 1708, 1719, 1766 гг., роспись намстничествъ и губерній 1863 г., затмъ населеніе Россіи по уздамъ въ 1870 г. Къ сожалнію, здсь помщены только абсолютныя цифры, безъ цифръ плотности, вроисповданій, этнографическаго и сословнаго состава etc. Все это съ соотвтственными картами было бы гораздо интересне найти въ историческомъ атлас, чмъ, напримръ, карту окрестностей Москвы или мнимыя карты ‘военныхъ дйствій’.
Профессоръ Замысловскій придаетъ этой книжк объясненій значеніе перваго опыта руководства по русской исторической географіи. Формально онъ совершенно правъ и намъ остается только признать совершившимся фактъ появленія въ ученой литератур перваго общаго обзора этой вспомогательной науки. Первые опыты всегда несовершенны и мы, можетъ быть, не имемъ права требовать отъ новорожденнаго того, что можно требовать только отъ взрослаго. Но въ данномъ случа эта параллель не совсмъ подходить: русская историческая географія врядъ ли можетъ считаться новорожденною наукой, она существовала давно, существовала въ умахъ занимавшихся ею и въ спеціальныхъ изслдованіяхъ ране, чмъ появились ‘объясненія’ проф. Замысловскаго. И вотъ эта идеально-существующая наука признаетъ ли свое тождество съ наукою, реализированною профессоромъ Замысловскимъ?
Общее изложеніе науки должно, во-первыхъ, опредлить задачи науки, во-вторыхъ, выяснить ея средства, ея матеріалы и источники, въ-третьихъ, представить современное состояніе разработки этихъ источниковъ, въ-четвертыхъ, на основаніи этой разработки датъ связные отвты на вопросы науки.
Опредленіе задачъ русской исторической географіи не такъ неважно, какъ можетъ показаться съ перваго взгляда. Можно считать историческую географію пособіемъ къ чтенію историческаго сочиненія или къ запоминанію историческихъ фактовъ. Можно считать ее могучимъ орудіемъ реальнаго изученія исторіи. Боле чмъ гд-нибудь историческая географія необходима при изученіи русской исторіи: русскій народъ — это такая огромная абстракція, оперировать съ которой безъ изученія составныхъ ея частей немыслимо, обращеніе въ ‘мстному колориту’ должно быть общимъ мстомъ русской исторіи. Историко-географическіе вопросы преслдуютъ русскаго историка на всякомъ шагу, и задачи русской исторической географіи еще шире, чмъ задачи западной. Но если шире задачи, то обильне и средства, и матеріалъ для ихъ разршенія. Т процессы, которые подлежатъ изученію исторической географіи, въ восточной половин Европы совершались гораздо позже и обставлены гораздо документальне, чмъ въ западной. Въ современныхъ антропологическихъ и лингвистическихъ типахъ Западной Европы мы имемъ одинъ результатъ, одну равнодйствующую того аггломерата народностей, который открывается намъ только въ историческихъ документахъ. Современная Россія представляетъ настоящій историко-этнографическій музей, необходимый и незамнимый для изученія отдльныхъ, создавшихъ ее этнографическихъ элементовъ. Процессъ колонизаціи западной (на западъ отъ Эльбы) завершился въ существенныхъ чертахъ къ тому времени, когда начался доступный нашему наблюденію, продолжавшійся въ теченіе всей нашей исторической жизни и еще далеко незаконченный, процессъ колонизаціи русской.
Исторія колонизаціи, историческая этнографія инородцевъ и построенная на томъ и другомъ исторія русской области должны быть существеннымъ содержаніемъ всякаго сколько-нибудь удовлетворительнаго опыта русской исторической географіи. Обзоръ источниковъ, современныхъ и историческихъ, и исторія географическихъ свдній о Россіи должны быть существенно необходимымъ введеніемъ къ подобному опыту. У проф. Замысловскаго но исторіи колонизаціи имются отрывочные факты, которые не трудно найти въ несравненно большемъ количеств и безъ его ‘объясненій’, по исторической этнографіи дается еще того меньше, а исторія области сведена къ перечню измненій во вншнихъ границахъ и къ сырымъ росписямъ губерній. Исторіографическое и библіографическое введеніе отсутствуетъ вовсе, а ссылки въ примчаніяхъ не только не исчерпываютъ литературы, но даже не указываютъ всего существеннаго. Полноты библіографическихъ указаній мы, можетъ быть, не можемъ ожидать и отъ боле широко-задуманнаго опыта, но въ этомъ и нтъ надобности: мы настаиваемъ только на цльности и связности изображенія,— свойства, которыя не пріобртаются однимъ усвоеніемъ наличной литературы, а даются только самостоятельною работой. И вотъ что въ высшей степени непріятно поражаетъ въ ‘объясненіяхъ’ проф. Замысловскаго. Проф. Замысловскій до сихъ поръ единственный у насъ спеціалистъ по русской исторической географіи, это третье изданіе есть плодъ ‘двухлтнихъ трудовъ’, по его собственному заявленію. Между тмъ, новой, свжей работы, восполненія какихъ-нибудь пробловъ, какихъ-нибудь оригинальныхъ взглядовъ и выводовъ мы тщетно искали въ изданной имъ книжк. Вмсто всего этого, мы то и дло встрчать жертвоприношенія фетишу автора: идеалу ‘научной точности’. Не такъ давно еще, возражая г. Кареву, мы отстаивали точку зрнія науки отъ точки зрнія идеала, отъ ‘законнаго субъективизма’ автора Основныхъ вопросовъ философіи исторіи. Профессоръ Замысловскій стоитъ на противуположномъ полюс и впадаетъ въ противуположную крайность. Если г. Баревъ находить, что система знанія есть выраженіе не одной только познавательной стороны человческаго духа, а и аффективной, что область знанія шире области науки, и что знаніе выше науки, потому что оно включаетъ еще и область идеальныхъ схемъ, то у проф. Замысловскаго выходитъ наоборотъ, что наука есть нчто высшее и достойнйшее, чмъ человческое знаніе, что наши познанія слишкомъ субъективны и неточны, чтобъ составлять собой науку. Этой науки, отдльной отъ знанія, мы такъ же не можемъ понять, какъ не могли понять знанія, отдльнаго отъ науки, у г. Карева. Можно знать точно, приблизительно, неточно и вовсе не знать, но что же такое наука, какъ не система современнаго намъ знанія, точнаго въ однхъ частяхъ, не точнаго въ другихъ, кончающагося тамъ, гд начинается незнаніе?
Но возвратимся къ нашему предмету. Объясненія къ учебному атласу по русской исторіи проф. Замысловскаго, какъ и самый атласъ, не выражаютъ ни современныхъ задачъ, ни современнаго состоянія русской исторической географіи. Между тмъ, важность русской исторической географіи становится все ясне по мр того, какъ усиливается научно-реалистическое направленіе. И вотъ оказывается, что это направленіе еще не проникло въ важнйшую для него вспомогательную область разработки, что послднее произведеніе въ этой области есть скоре шагъ назадъ, чмъ шагъ впередъ. Намъ говорятъ, что новое направленіе черезъ-чуръ увлеклось въ ору сторону, пожалемъ, что оно еще слишкомъ мало увлеклось или увлекло за собою работниковъ въ эту сторону, будемъ радоваться, а не сожалть, что это направленіе, вопреки крикамъ его противниковъ, не слабетъ, а, напротивъ, все боле привлекаетъ рабочія силы и интересъ публики. Въ этомъ продолжающемся увлеченіи, если угодно, односторонности, мы видимъ единственное основаніе надяться, что направленіе не сойдетъ со сцены, не исчерпавъ само себя, что идеи его не износятся, не успвши одухотворить новаго матеріала и объяснить новаго ряда капитальнйшихъ явленій русской исторической жизни.

П. Милюковъ.

‘Русская Мысль’, кн.VIII, 1888

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека