Превосходный случай.
Превосходный случай.
Скиццы (Sketches) Чарльза Диккенса
‘Современникъ’, приложенія къ No 11, 1851
Превосходный случай, Диккенс Чарльз, Год: 1851
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Въ одной изъ самыхъ грязныхъ и самыхъ мрачныхъ улицъ, ведущихъ къ дорог Сенъ-Дени, въ Париж, стоитъ высокій и старинный домъ, въ нижнемъ этаж котораго находится довольно большая мелочная лавка. Во всемъ квартал лавка эта считалась лучшею и содержалась уже нсколько лтъ человкомъ, котораго мы назовемъ Раменомъ.
Лтъ десять тому назадъ Раменъ былъ веселый краснолицый сорокалтній мужчина, шутками онъ возбуждалъ постителей покупать свои товары, какъ нельзя лучше умлъ польстить хорошенькимъ гризеткамъ и, чтобъ упрочить ихъ посщенія, время отъ времени длалъ имъ по праздничнымъ днямъ небольшіе подарки. Нкоторые видли въ немъ беззаботнаго, простосердечнаго малаго и удивлялись, какимъ образомъ, при его безпечности, такъ быстро накоплялись у него деньги, а знавшіе его короче понимали, что онъ принадлежалъ къ числу тхъ, которые ‘никогда не теряютъ случая’. Многіе увряли, что, по опредленію самого Рамена, онъ былъ ни боле, ни мене, какъ ‘bon enfant’, и что все благополучіе его ‘зависло отъ счастья’. Раменъ только пожималъ плечами и смялся, когда сосди намекали на его неподражаемое умнье отъискивать ‘превосходные случаи’ и величайшее искусство пользоваться ими.
Въ одно прекрасное утро, въ начал весны, Раменъ завтракалъ въ своей угрюмой комнатк, уничтожая какую-то темную жидкость, носившую громкое названіе луковаго супа. Заглядывая въ газету, которая лежала передъ нимъ, онъ въ тоже время бдительно наблюдалъ, чрезъ открытую дверь, за давкой. Къ концу завтрака, старая его служанка Катарина совершенно неожиданно сдлала слдующее замчаніе:
— Я полагаю, вамъ извстно, что господинъ Бовель перехалъ въ пустую квартиру въ четвертомъ этаж?
— Что! воскликнулъ Раменъ самымъ громкимъ голосомъ.
Катарина повторила свое замчаніе. Раменъ выслушалъ ее съ глубочайшимъ вниманіемъ.
— Такъ что же! пусть перехалъ! сказалъ онъ наконецъ съ величайшей безпечностью. — А что поговариваютъ про этого старикашку? спросилъ онъ и снова предался тройному своему занятію: чтенію, завтраку и наблюденію за лавкой.
— Говорятъ, что онъ почти умираетъ, продолжала Катарина: — и его ключница Маргарита божилась, что ему живымъ никакъ не добраться бы до своей новой квартиры, если бы не помощь двухъ носильщиковъ, которые подняли его наверхъ. Когда уложили его въ постель, Маргарита спустилась къ привратниц и проплакала тамъ цлый часъ. Она говорила, что у бднаго ея господина и подагра, и ревматизмъ, и страшная одышка, что хотя его и подняли наверхъ, но ему ужь никогда не спуститься внизъ живому, что если бы ей удалось только убдить его приготовиться къ смерти и сдлать духовную, то она не стала бы и безпокоиться, — но, къ несчастію, какъ только она заговоривала съ нимъ о пастор или адвокат, онъ принимался бранить ее какъ нельзя свирпе и уврять, что переживетъ еще ее и всхъ кого угодно.
Раменъ слушалъ Катарину съ такимъ напряженнымъ вниманіемъ, что забылъ окончить свой луковый супъ, и еще боле: по окончаніи разсказа, онъ до такой степени углубился въ размышленія, что не замтилъ даже, какъ въ лавку вошли два покупателя, которые съ нетерпніемъ ждали его появленія. Наконецъ Раменъ всталъ изъ на стола, и вс слышали, какъ онъ воскликнулъ:
— О! какой превосходнйшій случай!
Господинъ Бовель былъ предшественникъ Рамена. Какимъ образомъ послдній получилъ лавку, это составляло для всхъ непроницаемую тайну. Никто не могъ понять даже, какимъ образомъ получилось, что молодой и бдный прикащикъ заступилъ мсто своего патрона. Нкоторые говорили, что онъ поймалъ Бовеля въ обманахъ уголовнаго свойства, которые грозилъ обнаружить, если только лавка не будетъ передана ему въ награду за молчаніе, другіе утверждали, что, выигравъ огромный призъ въ лоттере, отъ ршился во чтобы то ни стало подорвать торговлю своего хозяина, и что Бовель, смекнувъ дло, счелъ за лучшее принятъ небольшую сумму, предложенную прикащикомъ, и избгнуть гибельнаго соперничества. Нкоторыя сострадательныя души, вроятно, тронутыя несчастіемъ Бокля, старались утшить его и вмст съ тмъ вывдать всю сущность дла, но все, что только могли узнать отъ него, состояло въ горькомъ восклицаніи: ‘неужели вы думаете, что я допустилъ бы его обмануть меня!’ — Восклицанію этому врили весьма охотно, потому что Раменъ, разставаясь съ хозяиномъ своимъ, несмотря на свою молодость, умлъ весьма искусно сохранить видъ невиннаго провинціала. Т, которые искали разршенія загадки отъ новаго лавочника, узнали еще мене. ‘Мой добрый старый хозяинъ — весело и откровенно говорилъ Раменъ — почувствовалъ необходимость въ отдых, поэтому я долгомъ поставилъ себ облегчить его отъ хлопотъ, неизбжныхъ при нашемъ ремесл’.
Прошли годы, дла Рамена шли превосходно, и онъ ни разу не вспомнилъ и не навдался о своемъ добромъ старомъ хозяин. Домъ, нижній этажъ котораго находился въ полномъ его распоряженіи, былъ назначенъ къ продаж. Раменъ давнымъ-давно желалъ этого и уже почти окончательно условился съ дйствительнымъ владльцемъ дома въ цн, — какъ вдругъ Бовель неожиданно вмшался въ дло, набавилъ самую пустую сумму, и домъ остался за нимъ. Злость и огорченіе Рамена были безпредльны. Онъ никакъ не могъ понять, какимъ образомъ Бовель, котораго онъ считалъ совершенно раззореннымъ, располагалъ такой огромной суммой, срокъ найма нижняго этажа кончился, и Раменъ чувствовалъ, что находился въ зависимости отъ человка, котораго онъ сильно оскорбилъ. Потому ли, что Бовель не былъ одаренъ чувствомъ мщенія, или потому, что чувство мщенія не пересиливало въ немъ опасенія лишиться выгоднаго постояльца, — но только онъ согласился возобновить контрактъ, хотя не упустилъ изъ виду набавить цну. Вотъ единственное столкновеніе ихъ въ теченіе нсколькихъ лтъ.
— Ну, что, Катарина, спросилъ господинъ Раменъ старую свою служанку, на другое утро: — какъ поживаетъ нашъ добрый Бовель?
— Мн кажется, вы слишкомъ безпокоитесь о немъ, съ усмшкой отвчала Катарина.
Раменъ взглянулъ на нее и нахмурился.
— Катарина, сказалъ онъ весьма сухо: — во первыхъ, сдлай одолженіе не длай неумстныхъ возраженіи, во вторыхъ, потрудись пожалуста сходить наверхъ и узнать, какъ здоровье Бовеля, да не забудь сказать, что я нарочно послалъ тебя за этимъ.
Катарина, поворчавъ немного, отправилась исполнять приказаніе. Господинъ ея былъ въ лавк, когда она черезъ нсколько живутъ возвратилась, съ очевиднымъ удовольствіемъ передала она слдующей привтъ:
— Господинъ Бовель приказалъ засвидтельствовать вамъ свое почтеніе и объявить, что онъ не иметъ ни малйшей охоты входить съ вами въ объясненія о своемъ здоровь, кром того онъ будетъ очень благодаренъ вамъ, если вы внимательно займетесь своей давкой, оставивъ въ поко его здоровье.
— Каковъ онъ на видъ? спросилъ Раменъ съ совершеннымъ спокойствіемъ.
— Я таки успла взглянуть на него, и мн кажется, что онъ быстро приготовляетъ себя для обязательныхъ услугъ могильщика.
Раменъ улыбнулся, потеръ ладонь о ладонь и весело началъ шутить съ черноглазой гризеткой, торговавшей ленты на шляпку, и надобно сказать, что ленты эти достались ей чрезвычайно дешево.
Съ наступленіемъ сумерекъ Раменъ, оставивъ свою лавку на попеченіе служанки, тихонько пробрался въ четвертый этажъ. Въ отвтъ на самыя нжный звонокъ его, старушка небольшого роста отворила дверь и, окинувъ его быстрымъ взглядомъ, скороговоркой сказала:
— Господинъ Бовель неумолимъ: онъ ршительно не хочетъ видть доктора.
И она хотла захлопнуть дверь, но Раменъ остановилъ ее и шопотомъ сказалъ:
— Я вовсе не докторъ!
Старушка осмотрла его съ головы до ногъ.
— Кто же вы? адвокатъ?
— Совсмъ нтъ.
— Ну такъ, значитъ, вы пасторъ?
— Вовсе нтъ.
— Во всякомъ случа, извольте удалиться. Господинъ мой никого не принимаетъ.
И старушка снова хотла захлопнуть дверь, но Раменъ опять помшалъ ей.
— Послушайте, сказалъ онъ самымъ вкрадчивымъ тономъ: — я откровенно говорю вамъ, что я ни адвокатъ, ни докторъ, ни пасторъ. Я старинный пріятель, самый старинный другъ вашего превосходнаго господина, я нарочно пришелъ навстить добраго Бовеля въ его горькомъ положенія.
Маргарита, не сказавъ ни слова, позволила ему войти и заперла за нимъ дверь. Изъ узкой и мрачной прихожей Раменъ готовился войти въ комнату, откуда раздавался громкій кашель, но въ ту минуту старушка взяла его за руку и, поднявшись на цыпочки, прошептала ему въ самое ухо:
— Ради Бога! если только вы другъ его, то поговорите съ нимъ — убдите его сдлать духовную, намекните ему о спасеніи души и вообще обо всемъ, что до этого касается…. пожалуста.
Раменъ кивнулъ головой и примигнулъ глазами, какъ будто стараясь сказать этимъ: ‘непремнно!’ При этомъ случа онъ обнаружилъ свое благоразуміе тмъ, что не разговаривалъ вслухъ, но все-таки въ ту же секунду въ комнат раздался рзкій возгласъ:
— Маргарита, ты съ кмъ-то говоришь. Я сказалъ теб, Маргарита, что не хочу видть вы доктора, ни адвоката, и если только….
— Нтъ, это вашъ старинный пріятель, прервала Маргарита, отворяя дверь.
Бовель, приподнявъ голову, замтилъ красное лицо Рамена, выглядывающее черезъ плечо старушки, и съ величайшимъ гнвомъ закричалъ:
— Какъ ты смла привести сюда этого человка? Какъ вы смли, милостивый государь, показаться сюда?
— Моя добрый старый другъ, бываютъ чувства, сказалъ Раменъ, распуская пять пальцевъ на лвомъ карман жилета: — бываютъ чувства, повторилъ онъ со вздохомъ: — которыхъ мы не можемъ поработить. Одно изъ подобныхъ чувствъ привело меня сюда. Дло въ томъ, что я простосердечный человкъ и никогда не помню зла. Я никогда не забываю стараго друга, но люблю забывать старыя непріятности, когда вижу, что другъ мой въ несчастіи….
Говоря это, Раменъ выдвинулъ стулъ и преспокойно помстился противъ прежняго хозяина.
Бовель былъ худощавый старикъ, съ блднымъ лицомъ, которое оканчивалось остроконечнымъ подбородкомъ, черты его были рзки. Сначала Бовель оглядывалъ своего постителя изъ глубины обширнаго кресла, но потомъ, какъ будто недовольный этимъ отдаленіемъ, онъ наклонился впередъ и, положивъ об руки на сухія колни своя, началъ смотрть въ лицо Рамена твердымъ и проницательнымъ взглядомъ. Но такой внимательный осмотръ нисколько не смутилъ его гостя.
— Зачмъ вы пришли сюда? спросилъ наконецъ старикъ.
— Собственно затмъ, чтобъ имть удовольствіе посмотрть на васъ, мой добрый другъ. Больше ршительно ни за чмъ.
— Ну, хорошо: посмотрите, и потовъ убирайтесь вонъ.
Кажется, слова эти привели бы хоть кого въ уныніе, но дло шло о превосходномъ случа, а когда Раменъ имлъ въ виду превосходный случай, то упорство его и твердость воли были непобдимы. Ршившись остаться, онъ лишалъ Бовеля всякой возможности и даже власти выгнать его. Въ тоже время онъ имлъ довольно ловкости, чтобъ сдлать присутствіе свои пріятнымъ. Онъ зналъ, что его грубое и необузданное остроуміе восхищало въ былыя времена Бовеля, и на этогъ разъ такъ кстати умлъ воспользоваться своимъ даромъ, что раза три увлекалъ стараго Бовеля въ чистосердечаый смхъ.
— Раменъ, сказалъ наконецъ старикъ, положивъ свою сухую ладонь на руку гости и устремляя на пурпуровое лицо лавочника пронзительный взглядъ: — и давно знаю, что ты шутъ большой руки, теб ни за что не уврить меня, что ты пришелъ только затмъ, чтобъ повидаться со мной и позабавить меня. Скажи мн откровенно, чего ты хочешь отъ меня?
Раменъ откинулся на спинку стула и кротко засмялся, казалось, что онъ хотлъ сказать этимъ: можете ли вы подозрватъ меня?
— Теперь вдь у меня нтъ лавки, изъ которой можно было бы выжить меня, продолжалъ старикъ: — и, конечно, ты не такой глупецъ, чтобы притти ко мн за деньгами?
— За деньгами?! повторилъ лавочникъ, какъ будто Бовель упомянулъ такую вещь, какой онъ и во сн не видалъ. — О, нтъ! совсмъ нтъ!
Раменъ видлъ, что не пришло еще время обнаружить цль своего посщенія: подозрнія Бовеля не были еще разсяны, — словомъ сказать, Раменъ видлъ, что превосходный случай не наступилъ еще.
— Я знаю, Раменъ, что ты не даромъ поднялся наверхъ: я вижу это по твоимъ глазамъ, — но заране говорю, что въ другой разъ теб не удастся обмануть меня.
— Обмануть васъ? сказалъ веселый прожектёръ, почтительно кивая головой: — обмануть человка съ вашимъ умомъ и проницательностію? это невозможно! Одно уже такое предположеніе — лесть съ вашей стороны. Добрый другъ мой, продолжалъ онъ кроткимъ ласковымъ тономъ: — да я никогда я не мечталъ объ этомъ. Дло вотъ въ чемъ, Бовель: хотя меня и называютъ веселымъ, безпечнымъ и неугомоннымъ болтуномъ, но у меня есть совсть, и, признаюсь, я всегда чувствовалъ безпокойство въ душ своей, по поводу того обстоятельства, которое помогло мн сдлаться преемникомъ вашей лавки. Хотите — врьте, хотите — нтъ.
По видимому, Бовель началъ смягчаться.
‘Теперь къ длу!’ подумалъ искатель превосходныхъ случаевъ. — Скажите пожалуста, заговорилъ Раменъ: — этотъ домъ, при теперешнемъ слабомъ состояніи вашего здоровья, долженъ доставлять вамъ бездну безпокойствъ. На дняхъ выхали два жильца, не заплативъ ни гроша, а это, я полагаю, крайне досадная вещь, особливо для больного.
— Но говорятъ же теб, что я какъ нельзя лучше здоровъ!
— Во всякомъ случа, все это дло чрезвычайно хлопотливо для васъ. Будь я на вашемъ мст, я непремнно продалъ бы этотъ домъ.
— А будь я на твоемъ мст, сухо возразилъ хозяинъ дома: — то непремнно купилъ бы его…
— Непремнно! прервалъ гость.
— То есть въ такомъ случа, еслибъ теб удалось купить его. Гм! я заране звалъ, что ты не даромъ пришелъ сюда. А согласишься ли ты дать мн за него восемьдесятъ тысячь франковъ? отрывисто спросилъ Бовель.
— Восемьдесятъ тысячь франковъ?! повторилъ Раменъ. — Ужь не считаете ли вы меня за государственнаго банкира.
— Ну такъ нечего и говорить объ этомъ…. неужели ты не боишься такъ на долго отлучаться изъ своей лавки?
Раменъ, какъ будто не замчая этого намека, продолжалъ сидть и вести прежній разговоръ.
— Дло въ томъ, мои добрыя другъ, что въ настоящее время я небогатъ наличными деньгами. Но если вы желаете освободиться отъ всхъ этихъ хлопотъ, то что вы скажете насчетъ пожизненной аренды? Мн кажется, это легче всего можно бы устроить.
Бовель испустилъ короткій, сухой, могильный кашель, и лицо его приняло такое выраженіе, какъ будто за жизнь его не стоило ручаться и на часъ.
— Ты, кажется, считаешь себя безпредльнымъ умницей, сказалъ онъ. — Тебя уврили, что я умираю. Какіе пустяки! Да я еще переживу тебя.
Лавочникъ взглянулъ на тощую фигуру Бовеля и воскликнулъ про себя: ‘бредишь, любезный!’
— Мой добрый Бовель, оказалъ онъ вслухъ: — я очень хорошо знаю удивительную силу вашего здоровья, но позвольте замтить, что вы очень много пренебрегаете собой. Почему бы, напримръ, не посовтоваться вамъ съ добрымъ, благоразумнымъ докторомъ и….
— Ты, что ли, заплатишь ему? рзко прервалъ его Бовель.
— Весьма охотно, сказалъ Раменъ съ такой готовностью, что старикъ Бовель невольно улыбнулся. — А что касается до пожизненной аренды, то, если этотъ предметъ сильно безпокоитъ васъ, мы поговоримъ о немъ въ другой разъ.
— Вроятно, посл того, какъ услышимъ докторское донесеніе, сказалъ Бовель съ язвительной улыбкой.
Отъ проницательныхъ взоровъ старика не скрылось, какъ Раменъ украдкой взглянулъ на него. Ни тотъ, ни другой не могли скрыть своей улыбки: дв добрыя души понимали другъ друга какъ нельзя лучше. Раменъ видлъ, что случай далеко еще не былъ превосходный, какъ ему сначала казалось, и удалился.
На другой день Раменъ послалъ къ старику сосдняго доктора и услышалъ его мнніе, что чудо будетъ, если Бовель проживетъ три мсяца. Очаровательная новость!
Прошло нсколько дней, въ теченіе которыхъ Раменъ, несмотря на сильное душевное безпокойство, казался безпечнымъ, не навщалъ своего хозяина и, по видимому, не обращалъ на него ни малйшаго вниманія. Въ конц недли старушка Маргарита зашла къ нему въ лавку купить какую-то бездлицу.
— Ну что, какъ у васъ дла идутъ наверху? съ небрежнымъ видомъ спросилъ Раменъ.
— Хуже и хуже, сказала Маргарита съ тяжкимъ вздохомъ. — У насъ есть и ревматизмъ, который часто заставляетъ насъ употреблять выраженія, противныя старческимъ лтамъ, и упрямство, которое мшаетъ намъ пригласить къ себ адвоката или пастора, есть и подагра, которая съ каждымъ днемъ подступаетъ выше и выше, а мы все-таки продолжаемъ толковать о крпости нашего тлосложенія. Ахъ, милостивый государь, если только вы имете малйшее вліяніе на насъ, то, сдлайте одолженіе, убдите насъ, какъ нехорошо умирать не сдлавъ духовнаго завщанія и не раскаявшись въ своихъ прегршеніяхъ.
— Вечеромъ я непремнно поднимусь наверхъ, двусмысленно замтилъ Раменъ.
Онъ сдержалъ свое общаніе и засталъ Бовеля въ постели, подъ вліяніемъ мучительныхъ страданій и самой мрачной хандры.
— Ну ужь прислалъ же ты мн доктора! онъ отравляетъ меня, да и только! сказалъ Бовель съ выраженіемъ сильнаго гнва. — Не нужно мн его: я здоровъ, я не хочу слдовать его предписаніямъ: онъ запретилъ мн сть — я буду сть.
— Онъ очень умный человкъ, сказалъ поститель. — Онъ говорилъ мн, что въ теченіе всей своей практики ни разу еще не встрчался съ тмъ, что называется силой сопротивленія, которую открылъ въ вашей натур. Онъ спрашивалъ меня, долговчны ли были ваши предки?
— Вотъ поэтому-то врне бы можно было судить и о моей долговчности, отвчалъ Бовель. — Я могу сказать только, что ддъ мой умеръ девяноста, а отецъ — осьмидесяти-шести лтъ.
— Докторъ признавался, что вы имете удивительно крпкую натуру.
— А кто же говорилъ, что я не имю ея? слабымъ голосомъ воскликнулъ больной.
— Ршительно никто! въ этомъ нтъ ни малйшаго сомнній. Но вы гораздо лучше сберегли бы здоровье свое, еслибъ васъ не безпокоили эти несносные жильцы. Подумали ли вы о пожизненной аренд? сказалъ Раменъ съ безпечнымъ видомъ.
— Мн что-то совстно, возразилъ Бовель, закашлявшись.— Мн не хочется вовлечь тебя въ такое опасное дло. Долговчность моя будетъ для тебя гибелью.
— Чтобъ отвратить это неудобство, быстро отвчалъ Раменъ: — мы можемъ назначить не слишкомъ большую уплату.
— Но согласись, я долженъ получать хорошія деньги, смиренно возразилъ Бовель.
Раменъ, услышавъ это, разразился громкимъ смхомъ, назвалъ Бовеля лукавой, старой лисицей, далъ ему тычекъ подъ ребра, отчего заставилъ старика закашляться на цлыхъ пять минутъ, и потомъ предложилъ поговорить объ этомъ предмет въ другой разъ. Лавочникъ оставилъ Бовеля въ то самое время, когда послдній собрался было уврять его, что онъ чувствуетъ въ себ силы и здоровье сорокалтняго мужчины.
Раменъ не торопился заключить предлагаемое условіе. ‘Чмъ позже начну платить — говорилъ онъ, спускаясь съ лстницы — тмъ лучше.’
Много дней прошло, а переговоры не подвинулись впередъ. Однажды наблюдательный лавочникъ замтилъ, что дла наверху шли въ крайнемъ безпорядк. Старая Маргарита нсколько разъ отказывалась впустить его въ комнату подъ предлогомъ, что господинъ ея заснулъ, въ обращеніи ея обнаруживались какая то таинственность, а это обстоятельство пробуждало въ душ Рамена зловщія предчувствія. Наконецъ внезапная мысль поразила его: видно старая ключница, желая сдлаться наслдницей своего господина, подслушала предложеніе Рамена и теперь хлопочетъ, чтобъ ни подъ какимъ видомъ оно не удалось. Въ тотъ самый день, когда мысль эта мелькнула въ голов Рамена, онъ встртилъ на лстниц адвоката, съ которымъ нкогда имлъ дла. Эта встрча произвела ознобъ въ коммерческомъ сердц лавочника, и предчувствіе, — одно изъ тхъ предчувствій, которыя рдко обманываютъ насъ, сказало ему, что уже слишкомъ поздно. Несмотря на то, Раменъ имлъ столько твердости духа, что отложилъ свое свиданіе до вечера, — а вечеромъ ршился во что бы то ни стало увидться съ Бовелемъ. Дверь въ квартиру больного была полу-открыта, на площадк лстницы стояла ключница и шопотомъ разговаривала съ мужчиной среднихъ лтъ, въ темной мантіи.
‘Ну такъ и есть! все кончилось! Эта старая вдьма испортила все дло!’ — подумалъ Раменъ, внутренно укоряя себя въ глупой опрометчивости.
— Извините, сегодня никакъ нельзя видться съ господиномъ Бовелемъ, рзко сказала Маргарита, въ то время, какъ Раменъ хотлъ было пройти мимо нея.
— Увы! неужели мой превосходный другъ въ опасномъ положеніи? печальнымъ голосомъ спросилъ Раменъ.
— Милостивый государь, съ жаромъ сказалъ пасторъ, хватая Рамена на пуговку сюртука: — если вы дйствительно другъ этого несчастнаго человка, то постарайтесь навести его на умъ. Я видлъ многихъ умирающихъ, но ни разу еще не встрчалъ такого сильнаго упрямства, ни разу не видалъ такой слпой увренности въ продолжительность своей жизни.
— Поэтому вы и въ самомъ дл думаете, что другъ мой умираетъ? спросилъ Раменъ, и, на зло печальному тону, который онъ старался придать своему голосу, въ произношеніи его отражалась такая особенность, что пасторъ, отвчая ему: — ‘да, я думаю’ — весьма пристально посмотрлъ на него.
‘Неужели!’ вотъ все, что могъ сказать Раменъ, и, пользуясь случаемъ, когда пасторъ оставилъ пуговку, а Маргарита зазвалась, усплъ пробраться въ комнаты. Онъ нашелъ Бовеля въ постели, въ весьма жалкомъ положеніи.
— О, Раменъ, мой другъ! простоналъ Бовель:— никогда не держи у себя ключницы и ни подъ какимъ видомъ не давай ей знать, что у тебя есть состояніе. Это настоящія гарпіи, Раменъ, — настоящія гарпіи! Ужь выпалъ же мн сегодня денекъ! Сначала является адвокатъ и совтуетъ мн написать ‘послднія мои желанія’, потомъ пасторъ, съ кроткими намеками, что я умирающій человкъ. Нечего сказать — славный денекъ!
— И что же — сдлали ли вы духовное завщаніе? мягкимъ голосомъ спросилъ Раменъ, съ проницательнымъ взглядомъ.
— Сдлать духовное завщаніе?! съ негодованіемъ воскликнулъ старикъ.— Сдлать духовное завщаніе?! Да что вы думаете обо мн, милостивый государь? Не хотите ли и вы сказать, что я умираю?
— Сохрани меня Богъ! набожно воскликнулъ Рамевъ.
— Такъ къ чему же вы спрашиваете, сдлалъ ли я духовное завщаніе? сердито возразилъ Бовель и произнесъ при этомъ случа нсколько рзкихъ словъ.
Рамевъ вообще, можно сказать, имлъ довольно вспыльчивый характеръ, но когда дло касалось до денегъ, то онъ старался обнаруживать овечью кротость. Онъ перенесъ раздражительность хозяина дома съ неподражаемымъ терпніемъ и, задвинувъ на задвижку дверь, чтобъ Маргарита не помшала имъ, съ величайшимъ вниманіемъ началъ наблюдать за Бовелемъ. Превосходный случай, котораго онъ ожидалъ съ такимъ нетерпніемъ, наступилъ.
‘Дло ясное — Бовель умираетъ — подумалъ Раменъ — и если я сегодня не окончу нашихъ условій и не подпишу завтра контракта, то все пропало!’
— Мои добрый другъ, сказалъ онъ вслухъ, замтивъ, что больной сильно утомился и, едва переводя духъ, лежалъ на спин: — вы представляете жалкій примръ крайностей, къ которымъ ненасытное желаніе прибыли увлекаетъ человческую натуру. Скажите, не грустно ли видть Маргариту, врную и преданную прислужницу, которая вдругъ превращается въ гарпію, — по поводу завщанія? Не прискорбно ли слышать, что адвокаты, по вашему выраженію, похожи на хищныхъ птицъ, привлеченныхъ сюда запахомъ золота! Не несчастіе ли, посл этого, имть слабое здоровье, соединенное съ огромнымъ состояніемъ, и увренность въ твердую свою натуру!
— Раменъ, простоналъ старикъ, всматриваясь въ лицо своего гостя, съ желаніемъ проникнуть, что кроется въ душ его: — мн кажется, что ты опять начинаешь заговаривать о пожизненной аренд. Я знаю, что теб этого хочется.
— Превосходный другъ мой, если у меня и есть подобное желаніе, такъ потому собственно, что я хочу вывести васъ изъ мучительнаго положенія.
— Я увренъ, Раменъ, въ душ своей ты полагаешь, что я умираю, простоналъ Бовель.
— Съ моей стороны было бы безразсудно имть такое предположеніе. Вы умираете?! Я готовъ доказать какъ, что вы никогда еще не наслаждались лучшимъ здоровьемъ. Во первыхъ, вы не чувствуете никакой боли.
— Почти никакой, исключая только ревматической, болзненнымъ голосомъ произнесъ Бовель.
— Ревматической! но скажите, умиралъ ли кто нибудь отъ ревматизма? и если только это все….
— О нтъ, это не все, прервалъ старикъ съ величайшей раздражительностію:— напримръ, что ты скажешь о подагр, которая съ каждымъ днемъ поднимается выше и выше.
— Конечно, подагра — дло не совсмъ пріятное, но если больше нтъ ничего….
— Почтя больше ничего! рзко прервалъ Бовель:— разв только одышка, которая иногда едва даетъ мн возможность дышать, и страшная боль въ голов, которая ни на минуту не даетъ мн покоя. Но если ты, Раменъ думаешь, что я умираю, то ты сильно ошибаешься.
— Безъ всякаго сомннія, мой добрый другъ, безъ всякаго сомннія. Но не лучше ли оставить это и поговорить о пожизненной аренд. Положимъ, что я предлагаю вамъ тысячу франковъ въ годъ.
— Сколько? спросилъ Бовель, устремивъ свои взгляды на Рамена.
— Извините, извините меня, я ошибся: я хотлъ сказать дв тысячи франковъ въ годъ, поспшно возразилъ Раменъ.
Бовель закрылъ глаза и, по видимому, впалъ въ тихій сонъ. Лавочникъ кашлянулъ, больной не шевелился.
— Господинъ Бовель!
Отвта нтъ.
— Прекрасный другъ мой!
Глубокое безмолвіе.
— Вы спите?
Продолжительное молчаніе.
— Что же вы скажете о трехъ тысячахъ франковъ?
Бовель открылъ глаза.
— Раменъ, сказалъ онъ голосомъ наставника: — ты совершенный глупецъ: разв ты не знаешь, что этотъ домъ приноситъ мн четыре тысячи?
Въ этихъ словахъ заключалась чистйшая ложь, и лавочникъ зналъ это, но онъ имлъ свои причины принять ихъ за сущую правду.
— Праведное небо! воскликнулъ онъ съ видомъ совершенной невинности: — кто могъ подумать это, въ то время, какъ жильцы постоянно бгутъ отсюда! Ну такъ что же, четыре тысячи, что ли? — Согласитесь на этомъ: вдь, право, четыре тысячи весьма довольно.
Бовель еще разъ закрылъ глаза, пробормоталъ: ‘нтъ! это обыкновенный годовой доходъ — совершенные пустяки!’, сложилъ на грудь руки и, повидимому, располагалъ спокойно заснуть.
— Вотъ никакъ не полагалъ встртить въ немъ такого дальновиднаго длового человка! сказалъ Раменъ, съ видомъ изумленія, но, къ несчастію, всемогущая лесть не помогла ему и на этотъ разъ. — Такого проницательнаго человка! продолжалъ онъ, украдкой бросая взглядъ на старика, который оставался въ неподвижномъ положеніи. — По всему видно, что онъ хочетъ вытянуть изъ меня еще полъ-тысячи франковъ!
Раменъ сказалъ это такимъ голосомъ, какъ будто пять съ половиною тысячъ франковъ уже были предложены и какъ будто они составляли верхъ желаній Бовеля. Но и эта хитрость не имла надлежащаго дйствія: больной не шевелился.
— Но послушайте, мой добрый другъ, говорилъ Раменъ убдительнымъ тономъ: — иногда люди при всей ихъ проницательности, при всей ихъ дальновидности попадаются въ просакъ. Какъ же вы хотите, чтобы я назначилъ вамъ уплату гораздо больше этой, въ то время, какъ здоровье ваше находится въ цвтущемъ состояніи, и вы надетесь прожить очень долго?
— Почему знать, быть можетъ, выпадетъ такой денекъ, что я и умру, спокойно замтилъ старикъ, очевидно желая примнить къ длу вроятность своей собственной смерти.
— Надобно надяться, что это правда, проворчалъ лавочникъ, начинавшій выходить изъ терпнія.
— Согласись со мной, Раменъ, ласковымъ тономъ продолжалъ Бовель: — ты вдь черезчуръ смышленый человкъ и въ самое короткое время можешь удвоить дйствительную цнность дома. Я спокойный, сговорчивый и не жадный до денегъ человкъ, въ противномъ случа этотъ домъ принесъ бы мн по крайней мр восемь тысячь франковъ въ годъ.
— Восемь тысячь?! съ негодованіемъ воскликнулъ лавочникъ.— Да у васъ нтъ совсти! Полно какъ упрямиться! Шесть тысячь франковъ въ годъ (но только замтьте, я не назначаю шести тысячь) весьма значительный доходъ для человка съ вашими привычками. Полно упрямиться, мой другъ!
Но Бовель оставался глухъ къ убжденіямъ Рамена и снова закрылъ глаза. Это положеніе его съ закрытыми глазами, длившееся цлыхъ четверть часа, принудило Рамена предложить ему семь тысячь франковъ.
— Такъ и быть, Раменъ, — согласенъ, хладнокровно сказалъ старикъ: — увряю тебя, что ты съ чудеснымъ барышомъ.
И вслдъ за тмъ приступилъ къ больному сильный кашель.
Выходя изъ комнаты, Раменъ встртился съ старой Маргаритой, которая все время подслушивала у дверей и готова была при этой встрч растерзать его, за то, что онъ ‘вовлекъ въ обманъ ея бднаго, добросердечнаго господина’, — но ограничилась тмъ, что шопотомъ разбранила его. Лавочникъ перенесъ это весьма терпливо: почему же при подобномъ случа не сдлать снисхожденія раздраженнымъ чувствамъ старой служанки? Раменъ потеръ себ ладони и въ самомъ пріятномъ расположеніи духа пожелалъ Маргарит пріятнаго вечера.
На другое же утро контрактъ былъ подписанъ, къ крайнему негодованію Маргариты и къ величайшему удовольствію договаривающихся сторонъ.
Вс сосди восхищались счастіемъ и дальновидностью Рамена, потому что старику, судя по слухамъ, съ каждымъ даемъ становилось хуже а хуже, и ясно было для всхъ, что Рамену не прядется заплатить по контракту даже и за первую четверть перваго года. Маргарита, побуждаемая гнвомъ, старалась разглашать исторію всмъ вмст и каждому порознь. Сосди слушали, кивали головами и съ полнымъ убжденіемъ твердили, что Раменъ умнйшій человкъ.
Прошелъ мсяцъ. Въ одно прекрасное утро Раменъ, спускаясь съ верхняго яруса, гд длалъ нагоняй бдной вдов, не доставившей въ срокъ квартирныхъ денегъ, услышалъ на лстниц легкіе шаги. Когда онъ переступилъ еще нсколько ступенекъ, передъ нимъ явился статный, цвтущій здоровьемъ, веселый мужчина, въ образ господина Бовеля. Раменъ остолбенлъ.
— Ну что, Раменъ, весело сказалъ старикъ: — какъ поживаешь, дружище? Ты врно мучилъ наверху бдную вдову? Напрасно, напрасно! Не забудь, что если намъ хочется жить, то не должно отнимать и у другихъ возможности….
— Господинъ Бовель, сказалъ Раменъ глухимъ голосомъ: — позвольте спросить, куда же двался вашъ ревматизмъ?
— Представь себ, мой другъ, прошелъ, — совершенно прошелъ.
— А подагра, которая поднималась съ каждымъ днемъ все выше и выше? спросилъ Раменъ голосомъ, въ которомъ отражалось мучительное безпокойство.
— Стала опускаться вс ниже и ниже и потомъ совсмъ исчезла, спокойно отвчалъ Бовель.
— А одышка….
— Одышка немного безпокоитъ меня, но это ничего. Говорятъ, что люди съ этимъ недугомъ обыкновенно бываютъ долговчны: примровъ тому бездна.
И вмст съ этимъ Бовель отперъ свою дверь, затворилъ ее за собою и исчезъ.
Раменъ былъ пораженъ. Подъ вліяніемъ обманутыхъ надеждъ и полнаго убжденія, что попался въ вросакъ, онъ стоялъ окаменлый, на лиц его отражалась безсмысленность, а изъ словъ его можно было заключить, что онъ желалъ ‘превосходнаго случая отмстить’.
Удивительное излеченіе было предметомъ разговора цлаго квартала, — особливо, когда Бовель показывался на улиц, весело размахивая тростью. Въ первые припадки отчаянія, Раменъ отказался отъ уплаты, онъ обвинялъ ршительно всхъ въ заговор противъ него, прогналъ Катарину и смнилъ привратницу, публично обвинилъ въ заговор адвоката и пастора, подалъ жалобу на доктора — и остался не при чемъ. Подалъ другую жалобу на Маргариту — и по суду понесъ сильные убытки. Бовель не тревожилъ себя безполезными требованіями по контракту, но при каждомъ отказ въ уплат обращался къ такимъ законнымъ понужденіямъ, которымъ доведенныя до отчаянія Раменъ не имлъ возможности сопротивляться.
Прошло десять лтъ, а Бовель и Раменъ все еще живутъ. За домъ, который стоилъ не боле пятидесяти тысячь франковъ, несчастный лавочникъ выплатилъ одной аренды боле семидесяти тысячь.
Краснолицый, веселый Раменъ обратился теперь въ блднаго, унылаго, несноснаго ворчуна. Въ дополненіе къ величавшей горести его и досад, онъ видитъ, что старикъ съ каждымъ годомъ богатетъ, благодаря деньгамъ, при выдач которыхъ сердце Рамена каждый разъ разрывается. Старушка Маргарита находитъ большое удовольствіе доставлять въ лавку нижняго этажа свднія о своемъ цвтущемъ положеніи и уврять хозяина этой лавки, что господинъ Бовель съ каждымъ днемъ становится здорове и бодре. Отъ одного изъ этихъ мученій Раменъ могъ бы отдлаться: ему стоило только отказать въ квартир прежнему хозяину дома. Но ему нельзя было сдлать это, его тревожило тайное опасеніе: ну что, если Бовель воспользуется превосходнымъ случаемъ, умретъ безъ вдома Рамена, и передастъ кому нибудь другому ‘превосходный случай’ выдавать себя за него и получать за себя деньги.
Новйшіе слухи о жертв превосходныхъ случаевъ представляютъ намъ ее сокрушенною подъ бременемъ обманутыхъ ожиданій, и кажется, что ей прядется покинутъ этотъ міръ не дождавшись кончины своего соперника, который съ каждымъ днемъ становится бодре и бодре.