Призракъ покойнаго мистера Джэмса Барбера.
Призракъ покойнаго мистера Джэмса Барбера.
——
П. Клэй. Лейтен. корол. флота.
74-хъ пуш. корабль ‘Бомботль’.
Скиццы (Sketches) Чарльза Диккенса
‘Современникъ’, приложенія къ No 11, 1851
Призрак покойного мистера Джэмса Барбера, Диккенс Чарльз, Год: 1851
Время на прочтение: 9 минут(ы)
— Ты говоришь: ‘счастіе’, нтъ! вовсе не правда! Подобнаго ничего не существуетъ. Жизнь не есть игра случая, это не шахматная игра. Если ты теряешь, то пеняй на самаго себя…
Эти слова были сказаны молодымъ лейтенантомъ британскаго флота мичману среднихъ лтъ, а вдобавокъ его старшему брату.
— Не скажешь ли ты, что счастіе вовсе не участвовало при производств въ лейтенанты джентльмена Боббина и при моей послдней неудач? возразилъ мичманъ.
— Боббинъ хотя и денди, но онъ хорошій морякъ, а…. лейтенантъ взглянулъ въ сторону и замолчалъ.
— А я нехорошій, конечно ты прибавилъ бы, еслибъ только было у тебя побольше смлости. Но я теб скажу, что въ этомъ отношеніи, я гораздо лучше Боббина.
— На практик, можетъ быть, не спорю, потому что ты десятью годами раньше его въ служб. Я не говорю о практик, но о теоріи, которая также въ своемъ род дло важное, и въ которой отказался отъ экзамена, продолжалъ молодой офицеръ довольно серьёзно и съ видомъ печальнаго упрека. — Ты никогда не изучалъ теоріи.
— Однако, послушай, мастэръ Фердинандъ, сказалъ пожилой мичманъ, начиная обнаруживать свое неудовольствіе: — мн кажется, что такой разговоръ вовсе не кстати между братьями посл пятилтней разлуки.
Молодой лейтенантъ взялъ за руку брата и просилъ его не принимать горячо къ сердцу словъ, сказанныхъ съ добрымъ намреніемъ.
— Ну, хорошо, хорошо, отвчалъ мичманъ съ принужденнымъ смхомъ. — Другой разъ будь поосторожне, тмъ боле, что самъ никогда не былъ лучше того, кому длаешь упреки.
— Я признаюсь въ этомъ съ сожалніемъ, но меня исправила несчастная кончина бднаго Барбера.
— Чья? спросилъ старшій братъ, откидываясь назадъ и отталкивая отъ себя стаканъ. — Ужь не Веселаго ли Джэмми, какъ мы звали его, — моего однокашника на бриг ‘Роллакъ’?
— Именно его.
— Какъ! неужели онъ умеръ?
— Умеръ.
— Да это былъ нашъ задушевный пріятель. Безъ Веселаго Джэмми никогда не совершались береговыя наши путешествія во время якорныхъ стоянокъ. Онъ понималъ жизнь отъ носы до кормы, отъ топика и до киля. Онъ зналъ всхъ и каждаго, начиная съ перваго лорда до послдняго человка въ мір. Я самъ видлъ, какъ съ нимъ поздоровался дюкъ, а спустя минуту его поддлъ какой-то странствующій актеръ и по пріятельски угостилъ въ таверн. Однажды онъ взялъ меня на балъ къ герцогин Доррингтонъ, гд вс его знали и онъ зналъ всхъ, а оттуда отправился въ Сидровые Погреба, гд одинаково былъ на дружеской ног со всми странными людьми. Онъ, былъ ‘братъ’, ‘членъ’, ‘благородный грандъ’ и ‘президентъ’ всхъ-возможныхъ обществъ. Зналъ все, что длалось въ клубахъ и что говорилось въ фэшіонебельномъ свт. Зналъ, что давалъ лучшіе обды, и всегда былъ приглашаемъ на лучшіе балы. Былъ чудесный знатокъ шампанскаго, и на скачкахъ каждый старался держать за него пари. Умлъ роспвать модные романсы: и былъ четвертымъ изъ тхъ, кто могъ танцовать польку при первомъ, ея появленіи. Портеръ, валлійскіе кролики, буртонскій эль были также коротко ему знакомы, какъ и римскій пуншъ, французская кухня и итальянскіе пвцы. На мор онъ всегда былъ что называется душою общества: устроивалъ театры, разсказывалъ анекдоты и плъ комическія псни, которые смшили даже коммиссара.
— Обширность и разнообразіе свдній, оказалъ лейтенантъ Фидъ: — совершенно испортили всю его карьеру. — Въ послднее время, какъ теб извстно, онъ былъ отставленъ отъ службы за невоздержность и неспособность.
— Когда ты видлъ его въ послдній разъ?
— Въ-живыхъ? спросилъ Фердинандъ Фидъ, мняясь въ лиц.
— Безъ сомннія! Ужь не хочешь ли ты уврить, что видлъ его призракъ?
Лейтенантъ молчалъ, а мичманъ вкусилъ длинный глотокъ своей любимой микстуры изъ равныхъ частей воды и рому и намекнулъ своему младшему брату, чтобъ тотъ разсказалъ призракъ матросамъ, потому что онъ ршительно не намренъ былъ ни слушать его разсказа, ни врить ему. Вслдъ за тмъ сдлалъ другое предложеніе, которое состояло въ томъ, чтобы Фердинандъ выплеснулъ за бортъ ‘Корабля’ (такъ называлась гостиница, въ которой сидли братья передъ открытымъ, полукруглымъ окномъ) безсильный свой напитокъ, и выпилъ бы что нибудь покрпче для очищенія своихъ умственныхъ способностей.
— Пускай смются надъ моимъ заблужденіемъ, если только можно назвать это заблужденіемъ, сказалъ младшій Фидъ: — но чрезъ него я очень много выигралъ по служб, и если только привиднія показываются, то я видлъ привидніе Джэмса Барбера. Теб извстно, что я, точно также, какъ ты и Барберъ, едва ли не погибъ отъ пристрастія къ удовольствію и невоздержной жизни, какъ вдругъ Барберъ, или пожалуй считай его за кого хочешь, явился мн на помощь.
— Дай послушать, что за чудеса: я вижу, что сегодня у меня есть расположеніе къ привидніямъ.
— Это было въ 18.. году, когда я возвратися въ отечество на ‘Стрл’, съ депешами отъ береговъ Африки, ты стоялъ тогда въ Таг на корабл ‘Бобстэй’. Стоянка наша, какъ теб извстно, была самая голодная, каждый, кто только бывалъ у невольничьихъ береговъ, непремнно возвращается въ отечество съ ршимостью ‘сняться съ дрейфа’ при первой возможности. Моя ршимость была непреклонная. По прибытіи въ портъ, я тотчасъ же отправился отыскивать веселаго Джэмми………
— Что весьма легко было сдлать, еслибъ только ты зналъ, гд нужно искать его.
— Я зналъ и отправился къ нему наврняка. Надобно сказать, что около того времени: вс его аристократическіе друзья крайне наскучили ему. Свтскость потеряла для него пріятную прелесть свою, и я нашелъ его присутствующимъ въ гостинниц ‘Гюйсъ’. Онъ принялъ меня въ разверстыя объятія, и мы отправились въ ‘береговыя путешествія’. Безъ содроганія я не могу вспомнить о томъ, какъ провели мы цлую недлю. Мы бросались съ бала въ трактиръ, изъ театра на ужинъ, изъ клуба въ погребъ. У насъ недоставало времени ходить пшкомъ, поэтому мы разъзжали въ кэбахъ. На четвертую ночь, когда я началъ чувствовать, что силы покидаютъ меня, когда тже самые романсы, тже кадрили, таже плохая виски, тотъ же удушливый табачный дымъ и по утрамъ тже мучительныя наказанія надоли мн, — я замтилъ Джэмми, что надобно приписать особенному чуду, если онъ уметъ переносить все это въ теченіе нсколькихъ лтъ. Вроятно, ты почелъ бы наказаніемъ, прибавилъ я:— еслибъ былъ обязанъ проводить годъ за годомъ въ этомъ тяжкомъ положеніи.
— Что же онъ сказалъ на это? спросилъ Филинъ.
— Я никакъ не полагалъ, чтобы слова мои такъ сильно огорчили его. Онъ бросилъ на меня свирпый взглядъ и отвчалъ: ‘я и то обязанъ!’
— Какже это онъ объяснилъ теб?
— Онъ до такой степени свыкся съ невоздержностью и до такой степени разстроилъ свое здоровье, что привычка обратилась для него въ другую натуру. Сильное ощущеніе служило для него главнымъ условіемъ жизни, такъ что отъ не смлъ быть совершенно трезвымъ, подъ опасеніемъ свалиться съ ногъ, какъ пушечное ядро въ воду.
Мичманъ держалъ въ рук стаканъ, но не ршался пить его.
— Хорошо, сказалъ онъ, — что же дальше?
— Путешествія наши продолжались еще два вечера. Я не выдержалъ, да мн кажется, что и самый чугунъ не выдержалъ бы этого. Я слегъ въ постель, горячка сильно развилась во мн.
Фердинандъ былъ взволнованъ и выпилъ больной глотокъ лимонада
— Знаю, знаю: ни къ чему распространяться! отвчалъ старшій братъ, поднося къ губамъ стаканъ грогу. — Ты очень былъ нехорошъ, я слышалъ это отъ Сетона, который выбрилъ теб голову.
— Едва только я поправился, какъ ‘Стрда’ получила приказаніе отправиться назадъ, и я далъ клятву.
— И взялъ залогъ, можетъ быть! возразилъ мичманъ, слегка искрививъ свои губы.
— Нтъ! я ршился больше трудиться и меньше проводить время въ праздности. У насъ былъ славный морской наставникъ, и командиръ нашъ принадлежалъ къ числу рдкихъ морскихъ офицеровъ. Я предался наукамъ, и, какъ кажется, черезчуръ усердно, потому что снова слегъ въ постель. ‘Стрела’, какъ теб извстно, вполн соотвтствовала своему названію, и мы черезъ пять недль были уже у береговъ Ямайки. Однажды вечеромъ, въ то время, какъ мы стояли на якор въ Кингстонской бухт, къ намъ явился Сетанъ, получившій степень доктора, и разсказалъ мн то, чего долго не ршался открыть никому.
— Что же бы, напримръ?
— Что въ самый день моего отъзда изъ Лондона Джэмсъ Барберъ умеръ отъ ужаснаго припадка delirium tremens.
— Бдный Джэмми! печально сказалъ старшій Фидъ, прибгая для утшенія къ своему стакану. — Думалъ ли я, распвая твои веселыя псни, что видлся съ тобой въ послдній разъ!
— Но я съ нимъ видлся не въ послдній разъ, возразилъ лейтенантъ съ трепетомъ.
Мичманъ принялъ безпокойный видъ:
— Продолжай, продолжай! сказалъ онъ.
— Спустя три года, намъ приказали воротиться домой, и въ январ мы уже были распущены. Я отправился въ Портсмутъ, выдержалъ экзаменъ и получилъ лейтенанта.
Послднія слова произвели на бднаго Филипа непріятное впечатлніе.
— Когда отданъ былъ приказъ по флоту, продолжалъ Фердинандъ: — мн нужно было сдлать обдъ моимъ сослуживцамъ, и я сдлалъ его въ гостинниц ‘Салопіанъ’ на Чарингъ-Кросс. Въ безпредльной радости моей при производств въ чинъ, я совершенно позабылъ о своей ршимости соблюдать трезвость и избгать что называется ‘общества’. Я снова предался разгульной жизни, снова начались береговыя путешествія, я принималъ вс приглашенія на обды, ужины и балы — и каждое утро дорого платился за нихъ. Прежнія связи возобновились и стали производить прежнія слдствія. Однажды утромъ, возвращаясь домой, я чувствовалъ во всемъ состав своемъ тотъ самый хаосъ, которымъ начался мой страшный недугъ.
— Ага! теб врно славно попало въ макушку?
— Я помню, что начинало разсвтать. Желая освжиться, я вскочилъ въ шлюбку и отправился въ Гринвичъ.
— Видно, что ты порядочно нагрузился.
— Не спрашивай, пожалуста! мн не нравится даже малйшій намекъ на тогдашнія мои ощущенія. Голова моя горла. Шлюпка, по видимому, летла по двадцати миль въ часъ. Несмотря на эту невроятную быстроту, я довольно ясно услышалъ, что меня кто-то кликалъ. Я оглянулся во вс стороны, но никого не видлъ. Я заглянулъ черенъ бортъ и въ ту минуту почувствовалъ, что кто-то дотронулся до моего плеча съ другой стороны: дрожь пробжала по тлу, я повернулся и увидлъ….
— Кого? спросилъ мичманъ, притаивъ дыханіе.
— Что-то похожее на Джэмса Барбера.
— Что же, онъ былъ мокрый?
— Также сухъ, какъ ты…. Я призвалъ на помощь всю свою твердость… Кто со мной? — вскричалъ я.— Тутъ врно кроется недоразумніе!
‘— Ршительно никакого, былъ отвтъ. — Я дйствительно Джэмсъ Барберъ. Пожалуста, не пугайся: я не сдлаю теб ни малйшаго вреда.
— Но….
‘— Я знаю, что ты хочешь сказать — прервалъ незваный гость. Сетонъ не обманулъ тебя…. я здсь временной гость.’
При этихъ словахъ разсудокъ возвратился ко мн, и я отъ души пожелалъ, чтобы другъ мой опять исчезъ туда, откуда явился.
— Гд прикажешь высадить тебя? спросилъ я.
‘— Гд нибудь: для меня все равно. Мн дозволено отлучаться на цлую ночь, и даже съ тмъ, чтобы раньше утра я не возвращался, а ты знаешь, какія теперь длинныя ночи.’
Я не могъ возразить на это ни слова.
— ‘Фердъ Фидъ, продрожалъ, голосъ, выходившій, по видимому, изъ глубины пятидесяти саженъ, и, несмотря на быстроту, съ которой мы неслись по теченію, шлюбка наша вдругъ повернула вправо, какъ будто въ лвый бортъ ея ударилась огромная волна.— Фердъ Фидъ, ты помнишь, какъ я любилъ убивать время? помнишь, какъ по цлымъ ночамъ я плъ, плясалъ, пилъ, ужиналъ, а на другой день спалъ и наливался содой? помнишь, какимъ счастливцемъ я казался? Глупцы были т, въ томъ числ и ты, которыя завидовали мн, еще разъ повторяю теб, что я во всю свою жизнь, не зналъ, что такое счастіе,’ и голосъ опустился въ глубину еще на нсколько саженъ. ‘Какъ часто я готовъ былъ отдать цлый міръ на то только, чтобъ сдлаться рыночнымъ садовникомъ или какимъ нибудь развозчикомъ, особливо въ то время, когда, при выход моемъ изъ какой нибудь таверны на Ковентъ-Гарденскомъ рынк, меня сопровождали восклицанія: какой весельчакъ! какой счастливецъ! мы не хотимъ итти домой до самого утра|… Но теперь я ужасно наказанъ за мои заблужденія. Какъ ты думаешь, что я теперь длаю каждую ночь за мной — ну, да тамъ за что бы то ни было — какъ ты думаешь, что я длаю теперь въ наказаніе?’
— Шатаешься по ночамъ, я думаю, отвчалъ я.
‘— Нтъ!’
— Твое дло мутить воду въ Темз, отъ захожденія до восхожденія солнца?
‘— Нтъ, хуже того. Ха, ха! (И хохотъ его, раздавался, какъ удары въ мдный тазъ.) Я желалъ бы, чтобъ наказаніе мое только этимъ и ограничилось. Нтъ, нтъ! я долженъ каждую ночь бросаться съ одного блестящаго бала на другой, изъ одного публичнаго дома въ другой. На балахъ я долженъ до извстнаго срока — не забудь, каждую ночь — протанцовать вс кадрили, нсколько полекъ и вальсовъ съ самыми неловкими дамами, и прежде чмъ оставлю балъ, долженъ състь извстное количество черстваго пирожнаго и жосткой дичи. Посл того мн приходится отправляться въ какой нибудь погребъ или собраніе пвчихъ и выслушать ‘Привтствую тебя, радостное утро’, ‘Мэйнгеръ Ванъ Донкъ’, ‘Счастливый край’, — смотрть на подражаніе лондонскимъ актерамъ и прослушать цлую кантату поэтической импровизаціи. Я долженъ также выкурить двнадцать сигаръ и заключить все это бездоннымъ стаканомъ крпкаго грога. О, берегись, Фердъ Фидъ, берегись! прими мой совтъ, сдержи свою клятву и никогда, никогда не измняй ей. На мор не пей ничего крпче чаю, на берегу, будь умренъ въ своихъ удовольствіяхъ, не обращая ночь въ день, не измняй полезныхъ удовольствій въ неистовое дебоширство, цвтущее здоровье на болзнь, и…. ну да я не хочу больше говорить объ этомъ… Общай мн исполнить все, мало этого, ты долженъ дать мн клятву!’
— При этихъ словахъ мн послышалось, что изъ воды выходило страшное клокотанье.
— Если мн удастся до окончанія сезона вынудить шесть торжественныхъ клятвъ, то наказаніе окончится вмст съ закрытіемъ Парламента.’
‘— Что, же, даешь ли ты мн клятву?’ снова спросилъ голосъ, въ которомъ выражались и убжденіе и мучительное отчаяніе.
— У меня едва достало духу высказать свое согласіе.
— Десять тысячъ благодарностей! воскликнулъ голосъ. — Теперь я уйду. Меня ждутъ еще кружка благо эля, телячья котлета и грогъ, которые я долженъ уничтожить. (Мы находились въ это время подл Лондонскаго моста.) Пожалуста не приказывай подъзжать къ берегу, я доберусь до него, не безпокоя твоего лодочника?’
— Больше я ничего не помню. Когда чувства мои возвратились ко мн, я лежалъ въ постели, въ этомъ самомъ дом, походилъ на тнь, гораздо хуже той, какою былъ при первой горячк.
— Должно быть это было тогда, какъ теб во второй разъ обрили голову, сказалъ Филипъ, оставляя свой стаканъ строну темъ.
— Такъ точно.
— И ты, въ самомъ дл вришь, что это былъ призракъ Джэмса Барбера? спросилъ Фидъ весьма серьезно.
— Я считаю безразсуднымъ сомнваться въ томъ.
Филипь всталъ и началъ расхаживать по комнат, въ глубокой задумчивости. Онъ бросилъ нсколько серьёзныхъ взглядовъ на брата и нсколько грустныхъ взглядовъ на стаканъ грогу. Въ теченіе этихъ размышленій изъ груди его вырывались тяжелые вздохи: вроятно, они относились къ воспоминаніямъ о ‘бдномъ Джэмс’. Результатъ его размышленій былъ слдующій:
— Фердъ! сказалъ онъ: — давича я говорилъ теб, чтобъ ты выплеснулъ за окно свой лимонадъ. Не длай этого. Лучше выплесни туда свой грогъ.
Лейтенантъ поступилъ по приказанію.
— И вели пожалуста подать сюда содовой воды, вдь наконецъ надобно же пить хоть что нибудь.
Въ прошломъ году я имлъ удовольствіе плыть вмст съ мистеромъ Фидомъ старшимъ на корабл ‘Бомботль.’ Онъ совершенно пересталъ употреблять грогъ и никогда не пьетъ вина, не разведеннаго водой, подъ тмъ предлогомъ, что цльное вино можетъ повредить его занятіямъ, къ которымъ, мимоходомъ сказать, онъ весьма прилеженъ. Онъ исполняетъ должность старшаго мичмана и считается однимъ изъ лучшихъ офицеровъ на ‘Бомботл’. На томъ же корабл служитъ и Сетонъ, въ качеств медико-хирурга.
Однажды посл веселаго обда (къ которому приглашенъ былъ и Фидъ) во время якорной стоянки въ Кадикской бухт, разговоръ случайнымъ образомъ перешелъ на появленіе Веселаго Джэмми, сдлавшейся достоврнымъ разсказомъ на всемъ британскомъ флот. При этомъ случа Стонъ принялъ трудъ разъяснить эту загадку по правиламъ медицины:
— Дло въ томъ, сказалъ онъ: — что виднное командиромъ ‘Стрлы’ (въ это время Фердинандъ получилъ подъ команду свой прежній корабль) было оптическій призракъ, созданный тмъ болзненнымъ состояніемъ мозга, которое происходитъ отъ сильнаго употребленія горячихъ напитковъ и вообще отъ сильной невоздержности. Мы называемъ это transient monomania. Я могъ бы показать вамъ въ книгахъ цлыя дюжины подобныхъ привидній, еслибъ только у васъ достало терпнія пересмотрть ихъ.
Каждый изъ насъ объявилъ, что не видитъ въ томъ необходимости, поврили доктору на-слово, хотя я вполн былъ убжденъ, что кром меня вс были уврены въ дйствительности postmortem появленія Веселаго Джэмми передъ Фидомъ младшимъ.
Призракъ ли, нтъ ли, но разсказъ лейтенанта имлъ свое дйствіе и обратилъ Филипа Фида изъ самаго невнимательнаго и невоздержнаго въ одного изъ самыхъ трезвыхъ и лучшихъ офицеровъ британскаго флота. Отъ души желаю ему скораго производства въ лейтенанты.