Полночный колокол, или Таинства Когенбургского замка. Часть четвертая, Лэтом Фрэнсис, Год: 1798 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 40 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ПОЛНОЧНОЙ КОЛОКОЛЪ,
или
ТАИНСТВА КОГЕНБУРГСКАГО ЗАМКА,

сочиненіе
АННЫ РАДКЛИФЪ.

‘Ахъ!— для чего мгновенная улыбка юнаго сердца человческаго бываетъ всегда признакомъ коловратной судьбины его!’ —

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

Переводъ съ Французскаго.

МОСКВА,
Въ Типографіи Селивановскаго,
1803.

Съ дозволенія Московскаго Гражданскаго Губернатора.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

‘Позвольте мн за вами слдовать . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Я буду служить вамъ съ врностію до послдней минуты жизни моей!…’

Шекспиръ.

Путешественники наши остановились подъ вечеръ, они положили ночевать на постояломъ двор, къ которому пріхавши, Альфонзъ принужденъ былъ признаться, что онъ нездоровъ.— Его положили въ постели.— Сырая и холодная ночь, въ которую ухалъ онъ изъ Смальдартскаго замка, скорой переход отъ огорченія къ радости, все сіе, соединясь вмст, причинило ему горячьку гораздо зле, чмъ въ замк Барона де Смальдартъ.— Жизнь его тмъ боле подвергалась опасности, что уже истощены были вс силы Альфонзовы.— Графъ Бирофъ доставлялъ ему всякое вспомоществованіе.— Лорета во всю ночь не отходила отъ постели супруга своего, на другой день признаки болзни Альфонзовой сдлались ужасне. Въ теченіи пяти дней лихорадка часъ отчасу умножалась и лкарь слабо прерывалъ ее, наконецъ въ шестой день объявилъ о безопасности больнаго. Лорета не отходила отъ Альфонза, тщетно отецъ ее уговаривалъ успокоиться, тщетно представлялъ онъ дурныя послдствія, могущія произойти отъ неограниченнаго принужденія: она ничмъ не убждалась.— Однакожъ иногда полагалась она на увренія отца своего — ложилась на постель свою, — ложилась и засыпала, но и тутъ страшные грезы возмущали спокойствіе ея.— Каждой шорохъ отзывался во глубин встревоженнаго сердца Лореты.— Альфонзъ скоро попросилъ пить, хозяйка постоялаго двора была тогда въ кухн и варила ему питье. Графъ пошелъ къ ней, сходя съ лстницы, услышалъ онъ громкой шумъ нсколькихъ голосовъ, вдругъ голоса немного утихли и слышанъ былъ только одинъ — потомъ послдовалъ большой смхъ: чортъ меня возьми, естьлибъ не далъ я всего, чтобъ только умереть, кричалъ одинъ голосъ.— Графъ отворилъ дверь кухни въ самую ту минуту, когда раздался всеобщій смхъ, но какъ изъяснить удивленіе его, когда лишь только показался онъ въ двери, то человк, котораго лица отъ слабаго отраженія лампады, повшенной посреди кухни, не могъ онъ различишь, вскричалъ — выронилъ изъ рукъ стаканъ вина, поднесши его совсмъ ко рту, и подбжавъ къ Графу: вы здсь, говорилъ онъ ему, обнимая его колна… здсь, сударь… Графъ Бирофъ узналъ въ семъ человк Якова Перлета.— Онъ съ ума сошелъ, кричали двое, сидящіе въ той кухн, и смхъ увеличился — онъ рехнулся, проворчалъ сквозь зубы хозяинъ — онъ безумной, ему надо кровь, пустить, вскричала болтливая хозяйка.— Восторгъ препятствовалъ нсколько минутъ Якову говорить, удивленіе такое же имло дйствіе надъ Графомъ.— Услужливая хозяйка хотла освободить сего послдняго отъ наглаго, по мннію ея, незнакомца, но Графъ далъ руку свою Якову, которой съ живостью схватилъ ее и уже готовился ввалить хозяйк нсколько кулаковъ, естьли она вмшается не въ свое дло.— Оскорбленный хозяинъ ршился вступишь въ брань съ Яковомъ, защищая жену свою, но Графъ ставъ между ими, объявилъ, что принимаетъ большое участіе въ Яков и слдовательно не желаетъ слышать шума: этаго довольно было, чтобъ утушить ярость хозяина.— Яковъ поспшилъ воспользоваться первымъ мгновеніемъ всеобщаго молчанія, изъясняя радость свою, нашедши господина, въ восторг своемъ называлъ, онъ Графа добрйшимъ въ свт человкомъ, за исключеніемъ однако же покойнаго отца своего. Вмсто брани и шума настало спокойствіе, Яковъ, ухватясь за полу господина своего, ахъ, сударь! кричалъ онъ, какъ могли вы оставить замокъ, не сказавши мн о томъ.— Разв сомнвались о врности моей?— Нтъ!— нтъ, я увренъ — вы объ этомъ и не думали, чортъ меня возьми, дай мн, что, хочешь, я не остался бы въ проклятомъ притон разбойниковъ. Для меня это хуже Бастиліи, сударь, но слава Богу! я васъ нашелъ и теперь ужъ васъ не оставлю, а когда не сдержу слова своего, то пусть Кроонзсръ со всею шайкою своею закабалитъ меня навкъ. Хозяинъ съ своей стороны разсказалъ Графу и всмъ бывшимъ въ кухн, что Яковъ тому назадъ часа съ два прибжалъ къ нему, онъ спрашивалъ человка (я вижу, примолвилъ хозяинъ, оборотясь къ Графу, что онъ спрашивалъ васъ), да по лихъ и бда, онъ говорилъ все розное: то спрашивалъ одного васъ ню съ женщиною, а иногда прибавлялъ, что съ вами была и женщина и молодой мущина — однимъ словомъ, онъ говорилъ худымъ Нмецкимъ и Французскимъ языкомъ вдругъ, да такимъ страннымъ нарчіемъ, что ничего понять нельзя-было. Твердилъ все о Бастиліи, его почли здсь вс за сумасшедшаго, и мы смялись не мало.— Графъ просилъ хозяина, чтобъ имлъ онъ хорошее о Яков попеченіе общалъ Якову завтра увидться и возвратился, въ комнату больнаго, мысленно восхищаясь, нашедши такимъ чудеснымъ образомъ Якова Перлета. Будучи честной и доброй малой, онъ мн пригодится, думалъ Графъ Бирофъ, въ продолженіи остальнаго путешествія.— Не удивительно казалось ему, что человкъ, нашедшій способъ бжать изъ Бастиліи, свободно скрылся изъ замка, но только любопытствовалъ онъ знать выдумку Якова Перлета.— При первыхъ дневныхъ лучахъ, Лорета пришла въ комнату мужа своего, она нашла его спящаго.— Графъ Бирофъ тихими шагами выбрался изъ комнаты зятя своего, оставя дочери нжныя для нее попеченія о больномъ муж ея.— Яковъ Перлетъ, всталъ и ожидалъ прихода господина своего, между тмъ для препровожденія времени, вспомня старое ремесло свое, слъ на лавку противъ двери и чинилъ башмаки свои, которые отъ дальней дороги проносились, увидвши господина своего, онъ бросилъ работу свою — вскочилъ — схватилъ об руки Графа Бирофа, и изъяснялъ, какъ умлъ, чувства радости своей — Графъ тронулся, видя такое добросердечіе — тронулся и слезы навернулись на глазахъ его. Какой случай, спросилъ онъ Якова, посадивши его подл себя,— какой случай привелъ тебя сюда?— Нтъ, сударь, отвчалъ Яковъ, это не случай, но величайшее благополучіе: убжавши изъ замка — притона разбойниковъ, я ршился пройти все государство, весь свтъ и не прежде успокоиться, какъ нашедши васъ, видите ли вы, сударь, какъ я счастливъ?— Слава Богу!— Только изъ милости, сударь, прошу васъ, не покидайте меня, я умру съ печали, когда васъ не будетъ ее мною!— Графъ общался удовлетворить Якова, разсказалъ ему причины, побудившія его оставить замокъ, и обо всхъ послдствіяхъ.— Хорошо, сударь, на какъ же, думаете вы мн удалось лыжи навострить изъ замка?— Я знаю, отвчалъ Графъ, что ты выдумщикъ не послдній, только понять не могу, какъ могъ ты обмануть всю шайку разбойниковъ, которыхъ, побгъ мой долженъ былъ сдлать осторожными — не такъ ли?— Точно, сударь, но вы все узнаете: Кроонзеръ пріхалъ къ намъ ночью, сдлалъ всеобщее сборище и объявилъ о смерти Теодоровой, также о nомъ что мнимая сестра, его была дочь ваша, тутъ пошла разноголосица, иной говорилъ то — другой инако, однакожъ вс почnи сочли извинительнымъ побгъ вашъ съ дочерью вашею и въ одинъ голосъ признали васъ не измнникомъ, а честнымъ человкомъ, скоро все утихло и васъ искать перестали.— Теперь, сударь, стану я говорить о себ узнавши о побг вашемъ, вздумалъ и самъ бжать, и такъ объявилъ товарищамъ своимъ, естьли вы на другой день не возвратитесь, то себя убью, они смялись надо мною. Назавтра принялъ я видъ на себя огорченнаго человка, когда пришла ночь, многіе спрашивали меня, сдержу ли я свое слово — Не говоря ни слова, пошелъ я отъ нихъ и легъ спать во всемъ плать..— Въ самую глухую полночь, уврившись, что товарищи мои вс спали, я, всталъ и скоро пробжалъ мимо караульнаго, прибжавши къ пруду, состоящему въ западной сторон отъ замка, положилъ тамъ на большой, близъ берега лежащій камень, шляпу и платокъ мой, самъ какъ кошка вскарабкался на вершину превысокой сосны, бывшей близь пруда.— Караульной разбойникъ забилъ тревогу, вся шайка вооружилась и прибжала къ пруду.— Шляпа и платокъ мой удостоврили ихъ въ той мысли, что я бросился въ прудъ, посл долгихъ тщетныхъ поисковъ разбойники удалились, мало огорчась своею потерею.— По уход ихъ, я слезъ съ дереву и побжалъ, самъ не зная куда… Пришедшій лкарь прекратилъ разговоръ сей, Графъ Бирофъ проводилъ его къ Альфонзу.— Прежде обда еще Яковъ былъ представленъ Лорет и Альфонзу, послдней принялъ его ласково, а Лорета какъ такого человка которому одолжена она спасеніемъ жизни отца своего.— Здоровье Альфонзово ежечасно поправлялось, и по увренію лкаря черезъ десять дней больному можно будетъ продолжать путешествіе.— По истеченіи сего времени путешественники наши, сопровождаемы будучи Яковомъ, отправились въ путь Примчанія достойнаго съ ними ничего не случилось до самыхъ тхъ поръ, какъ пріхали они на постоялой дворъ, отстоящій, какъ отъ замка Когенбургскаго, такъ и отъ домика Графа Фридрика де Коггенбурга на одну лію.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ.

‘Ты трепещешь!— Ужасные призраки воображенія — черныя тни мрачной ночи тебя страшатъ: приближся — смйся трусости твое: все мечта!…’

Сенека.

Къ большому удовольствію Альфонза, которой не желалъ быть узнанъ — въ постояломъ двор перемнился хозяин и путешественники наши признаны за обыкновенныхъ прозжихъ.— Не много спустя посл прізда, Альфонзъ старался довести разговоръ о том, что боле всего занимало мысли его. Скажи пожалуй, говорилъ онъ хозяину, каковъ тотъ замокъ, которой отстоитъ отсюда на одну лію?— О, сударь! онъ лучшей въ околодк цлом.— Кто живетъ въ немъ.— Никто!— Кому принадлежитъ онъ? — Фамиліи Графовъ Когенбургскихъ.— Для чего же они не живутъ въ немъ?— Ахъ, сударь! они вс померли, кром одного брата послдняго владльца замка, которой, говорятъ, такое чувствовалъ угрызеніе совсти, что… что удалился въ монастырь для примиренія съ совстью своею.— Какое же сдлалъ онъ преступленіе?— Я не такъ давно здсь живу сударь, однакожъ слыхалъ, что онъ живалъ въ маленькомъ, хорошенькомъ своемъ домик, отстоящемъ отсюда на одну лію (домикъ сей принадлежитъ теперь Графу Радвельту, которой и живетъ въ немъ), и будучи терзаемъ завистью, видя богатства брата своего, убилъ его въ Вольфскомъ лсу, когда, оной возвращался изъ Вны, также многіе утверждаютъ, что онъ собственными же руками убилъ и невстку свою и племянника.— Однакожъ распустили слухъ, что Графиня съ горести умерла, а сына ея будтобы заблудившейся разсудокъ довелъ до самоубивства, этому никто не вритъ, но, не имя явныхъ уликъ опровергнуть ложь, вс молчатъ.— Хотя скоро, злодй самъ себ измнилъ, ибо, не проживши въ замк трехъ сутокъ, ухалъ и съ тхъ поръ ничего объ немъ не слышно… но тайна преступленія его скрылась съ нимъ — Оставилъ ли онъ кого въ замк?— Нтъ, сударь, никого: объ этомъ замк говорятъ много чудеснаго, будто бы въ немъ поселился, какой то духъ, а иные утверждаютъ, сударь, что всякую ночь въ самой часъ полуночи убіенной Графъ звонитъ въ колоколъ … Я очень любопытствую сходить въ замокъ…— Не совтую, сударь — Для чего же?— Вс полагаютъ, что духъ тотъ заключенъ въ стнахъ замка однимъ мощнымъ чародемъ, и при всхъ усиліяхъ не можетъ оттуда выраться: и такъ звономъ колокола хочетъ онъ приманить какого нибудь любопытствующаго, открыть ему тайну своего убійства — назвать убійцу самаго и взять съ него ненарушимую клятву отмстить смерть его!… Вотъ, сударь, отъ чего никто не сметъ взойти въ замокъ — Альфонзъ притворно смялся, но сказанное хозяиномъ постоялаго двора сдлало надъ нимъ глубокое впечатлніе, онъ почувствовалъ, что не можетъ доле противишься любопытству своему, и для того объявилъ Графу, тестю своему, и Лорет о намреніи своемъ удостовриться, подлинно ли звонитъ колоколъ въ замк.— Лорета заклинала супруга своего оставить предпріятіе свое до другаго дня, Альфонзъ хотя съ нуждою, однакожъ согласился съ тмъ, чтобъ не препятствовала она никогда открыть жедаемую имъ тайну.— Не спавши всю ночь, Альфонзъ всталъ, наполня воображеніе свое страшными мечтаніями, онъ занимался всми ужасами мрачной ночи: вдругъ вспоминалъ онъ запрещеніе матери своей входить въ замокъ — вспоминалъ и повергался въ страшное недоумніе.— Нершимость продолжалась долго: можетъ быть, вскричалъ онъ, можетъ быть коварность людей разставляетъ новыя мн сти, но быть такъ, я иду въ замокъ — Иду!— Ахъ! Богъ знаетъ, для чего?… Стремительно бросается онъ въ объятія нжной Лореты, обнимаетъ Графа, проситъ — заклинаетъ — умоляетъ его не оставить дочь свою!… Потомъ ушолъ… въ замокъ.— Долго Ларета смотрла ему въ слдъ, долго,— очень долго, пока синющіяся деревья усаженныя по обимъ сторонамъ дороги, не скрыли его изъ глазъ ея.— Занятъ будучи множествомъ одна другой противныхъ мыслей, Альфонзъ свободно пустилъ хать лошадь свою, но примтя извстную ему проселочную дорогу, далъ лошади шпоры и скоро, Когенбургской замокъ сталъ въ виду его, какія различныя чувствованія возмущали тогда духъ Альфонзовъ!— Перехавши ровъ, подъхалъ къ конюшн, гд самъ сдлалъ себ лошадь утромъ того дня, когда оставлялъ онъ замокъ родителя своего.— При напамятованіи о томъ блестящемъ состояніи, въ которомъ находилось мсто сіе, теперь запуствшее, навернулись на глазахъ Альфонза горестныя слезы.— Сперва выкатилась одна — потомъ другая, и такъ дале вс по блднымъ ланитамъ его, оставивши лошадь въ конюшн, пошелъ прямо къ дверямъ замка — он были заперты: вс усилія остались тщетными — вс двери не отпирались.— Альфонзъ побжалъ къ потаенной двери: та же удача… Тогда обошелъ онъ вокругъ замка и забывши, что оной былъ очень высокъ, смотрлъ во вс окошки, съ тмъ, чтобъ въ какое нибудь у въ нихъ влзть — Отчаявшись преуспть въ своемъ намреніи, не могъ однако же Альфонзъ ршиться оставить замокъ: долго боролся онъ въ нершимости, наконецъ перемогши самого себя, положилъ возвратиться въ постоялой дворъ, посовтоваться съ Графомъ о тхъ мрахъ, каковыя оставались ему предпринять — Потомъ попытался съ равною неудачею у всхъ дверей, вскочилъ на лошадь и похалъ назадъ… Возвратясь въ постоялой дворъ, разсказалъ онъ со всми подробностями случившееся съ нимъ Графу, прося его подать ему полезные совты. Не такъ легко, какъ вы думаете, отвчалъ Графъ, совтывать въ такомъ случа, двери замка были заперты, но вы не знаете, живетъ ли кто въ немъ или нтъ?— Ежели онъ обитаемъ, то по общему сужденію служитъ убжищемъ такому человку, которой поселясь въ немъ, хочетъ жить одинъ, и можетъ быть ршился онъ ужасно мстить тому, кто нарушитъ покой его — Но желая жить въ уединеніи, для чего всякую полночь звонитъ онъ въ колоколъ?— Имете ли вы на то врныя доказательства?— Имю: молодой работникъ въ рудокоп и хозяинъ здшняго постоялаго двора утверждаютъ то.— Они ни разу не слыхали звонъ колокола, а туда же пустое болтаютъ, и вроятно, что вс т, которые разсказываютъ о семъ со страхомъ, не на чемъ иномъ основываются, какъ на бабьихъ бредахъ, поврь, что это игра встревоженнаго воображенія… Я хочу самъ въ томъ удостовриться, подхватилъ Альфонзъ, и потомъ увижу, что долженъ длать, ныншнюю ночь пробуду я близъ стнъ замка до самаго того часа, въ которой обыкновенно звонитъ таинственный колоколъ.— Потомъ Альфонзъ уврилъ Лорету, что не будетъ искать способовъ проникнуть во внутренность замка. На семъ то условіи она согласилась, однакожъ съ тмъ, чтобъ Графъ, отецъ ея, отправился съ Альфонзомъ, но сей послдней объявилъ, что не будетъ покоенъ, естьли Лорета останется одна. И такъ положено было Якову Перлету отправиться съ Альфонзомъ въ полночное путешествіе.— Альфонзъ зналъ, что не можетъ вытти изъ постоялаго двора безъ вдома хозяина, и такъ ршился ему объявить, что ныншнюю ночь любопытствуетъ слышатъ колоколъ, о которомъ столько наслышался — Хозяинъ, не вдая подлинныхъ причинъ, побуждающихъ Альфонза исполнить предпріятіе, употреблялъ вс способы отвратитъ его: вс доказательства свои основыкалъ на одномъ слпомъ суевріи, но видя непреклонность Алъфонзову, заклиналъ его взять и повситъ на шею маленькой крестикъ, которой, по словамъ его, принадлежалъ покойной жен его, и что оной нкогда поцловалъ Папа: слдовательно спасительная такая вещь защититъ отъ всей дьявольщины!— Для того, чтобъ не показаться безбожнымъ противу сего человка, Альфонзъ принявши крестъ, повсилъ его себя на шею.— Въ десять часовъ вечера Альфонзъ и Яковъ пошли пшкомъ къ замку.— Яковъ былъ не трусъ днемъ, а ночью каждой свистъ, шорохъ и тнь обращали мужественный духъ его въ робость. Графъ Бирофъ, зная то, не объявилъ ему подлинныхъ причинъ Альфонзова любопытства, касательно полночнаго колокола, и такъ какъ по счастію ему еще мало наболтали о чудесныхъ таинствахъ Когенбургскаго замка, то нашъ храбрецъ старался во время дороги поддержать мужественный свой духъ, твердя ежеминутно что звонъ колокола ночью все равно, что днемъ.— Альфонзъ съ своей стороны занимаюсь размышленіемъ, не былъ расположенъ слушать Якова.— Боле половины дороги прошли они въ молчаніи, какъ вдругъ: слышите ли вы, сударь, вскричалъ Яковъ?— Что?— Колоколъ.— Нтъ, мы еще очень далеко отъ замка и слышать его не возможно.— Я самъ то же думаю, сударь, и для того спросилъ я васъ, слышите ли вы звонъ?— Тщетно Яковъ силился завести съ Альфонзомъ разговоръ. Взошелъ мсяцъ, сударь, продолжалъ онъ, и порядочно свтитъ — Альфонзъ приподнялъ глаза къ небу, потомъ опустилъ ихъ.— Знаете ли, сударь, сколько на неб звздъ.— Не щитали ли вы ихъ когда?— Нтъ.— И я также, сударь, однакожъ хотлъ бы знать, былъ ли такой чудакъ, которой могъ перещитать звзды.— Молчаніе.— Съ тысячу будетъ, продолжалъ Яковъ, теперь можно ихъ нащитать до 500, а пго бываютъ такія ночи, что тьма тьмущая, то есть тысячъ — тысячъ нсколько.— Чего?— Звздъ, сударь.— Яковъ ожидалъ отвта, но тщетно! Альфонзъ отвчалъ машинально и невнятными Якову словами.— Такое молчаніе показалось Якову ужаснымъ: когда языкъ не помогалъ дйствію глаз и слуха его, то воображеніе наполнялось мечтами — Нсколько минут думалъ онъ, чмъ бы себя разсять, наконецъ нашелъ одно счастливое средство: я думаю, сударь, что самъ дойду до такого совершенства сочесть звзды, сказалъ онъ Альфонзу — сказалъ и тотчасъ начал щитать по пальцамъ: раз, два, три и проч.— Он былъ восхищенъ изобртеніемъ своимъ: при такомъ занятіи вдругъ дйствовалъ онъ глазами, языкомъ и ушами. Такимъ образомъ прошелъ онъ третью часть дороги и по причин медленнаго счисленія медленно подвигался онъ, наконецъ уставши быть астрономомъ, ему показалось мало слышать одинъ свой голос, и такъ оставя счисленіе, искалъ глазами Альфонза, котораго почиталъ не въ дальнемъ отъ себя разстояніи, но его не было, онъ остановился, смотрлъ вс стороны столько, сколько слабый свтъ звздъ позволялъ ему видть, все тщетно! Альфонза не видалъ.— Потомъ побжалъ по дорог, крича изо всей мочи: эй!— эй, сударь, остановитесь!— постойте, сударь!— Альфонзъ, не мало не заботясь о томъ, что происходило вокругъ его, нечувствительно опередилъ товарища своего въ то время, когда длалъ онъ астрономическія счисленія, однакожъ былъ исторгнутъ изъ глубокаго размышленія своего крикомъ Якова, онъ остановился подождать его, и они скоро къ обоюдному удовольствію соединились.— Тотчасъ послдовало объясненіе минутной разлуки ихъ, Яковъ ршился не прерывать разговоръ, которой по счастію начался: сколькихъ въ жизни вашей видали вы, сударь, духовъ, спросилъ Яковъ.— Ни одного.— А, сударь, такъ вы однимъ только видли меньше меня: это-то самое и устрашаетъ — быть въ потьмахъ.— Нтъ, въ потьмахъ должно имть мене страха.— Почему же, сударь?— Въ потьмахъ ничего видть не льзя.— Ахъ, милостивой государь, что вы это говорите, или не знаете, что духи имютъ блестящій видъ?— Альфонзъ не расположенъ былъ смяться надъ глупостью Янова, ни даже выводить изъ заблужденія его, и такъ ршился молчатъ — Тогда-то Якокъ начал безконечную о мертвецахъ, домовыхъ, колдунахъ и духахъ, но только не долго разсказывалъ онъ: скоро увидли они Когенбургской замокъ. Подошедши къ самымъ почти стнамъ огромнаго строенія, сли они на маленькомъ дерновомъ возвышеніи, гд Альфонзъ предполагалъ дождаться звону колокола.— Блдная луна выглядывала изъ за густыхъ облаковъ, затмвавшихъ лучи его, она освщала огромный замокъ, котораго тнь распространялась такъ далеко, что покрывала то мсто, гд сидли пришедшіе изъ постоялаго двора: впечатлніе сей великолпной картины наводило на Якова, смущеніе которое не зналъ онъ, какъ объяснить. Посл долгихъ усилій: вотъ главное, сказалъ онъ въ полголоса, естьли когда придется мн видть другаго духа я я увренъ, что не иначе, какъ здсь долженъ его встртить.— Какая глупость, вскричалъ вышедши изъ терпнія Альфонзъ! какъ можно видть то, что не существуетъ?— Ахъ! Боже милостивой!— Какъ же вы смло объ этомъ говорить изволите, сударь!— Меня такъ вс Пасторы не уврятъ, чтобъ не видалъ я однажды духа!— Видлъ, такъ видлъ, отвчалъ Альфонзъ, желая отвязаться отъ болтливаго своего товарища.— Я зналъ напередъ, сударь, что вы согласитесь наконецъ со мною, сказалъ радостнымъ голосомъ Яковъ, послушайте же, я вамъ разскажу, продолжалъ онъ, одну исторію, естьли позволите.— Ну, ну, продолжай, отвчалъ Альфонзъ, желая тмъ избавиться отъ докучливости Якова.— Яковъ посмотрлъ вокругъ себя изъ предосторожности, подошелъ по ближе къ Альфонзу, раза три кашлянулъ и такъ началъ: мн было 15 лт, отецъ мой имлъ тогда . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Въ самое сіе время услышали они звонъ колокола съ полуденной башни, унывный звук котораго раздался по неизмримому пространству влажнаго воздуха — Альфонзъ вскочилъ, а Яковъ упалъ на дернъ, и такъ сказать, оледенлъ отъ ужаса!…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЯ.

‘Какое удивительное смшеніе разсудка и глупости!…
Шекспиръ.

Графъ Бирофъ и Лорета нетерпливо желая знать успхъ Альфонзовъ, до возвращенія его не хотли ложиться, они полагали, что не позже часа за полночь долженъ онъ возвратиться, но проходитъ часъ и его нтъ — другой и отецъ съ дочерью начинаютъ безпокоиться.— Наконецъ вдругъ вбгаетъ съ видомъ ужаса Яковъ, крича Графу: ахъ, сударь! черти унесли его и заперли въ проклятомъ замк! Жизнію отвчаю, что не выдерется онъ оттуда.— Ради Бога, побжимте въ сосдственную деревню, соберемте народа и разломаемъ замокъ… Графъ не понималъ ни слова, но прежде всякаго объясненія спшилъ подать помощь Лорет, которая упала въ обморокъ.— Хозяинъ постоялаго двора принесъ стаканъ холодной воды: я вдь говорилъ ему, такъ вдь не послушался старика: это все бредни, твердили его милость.— Вотъ вышли бредни, а кабы сдлалъ по моему, такъ не случилось бы того: кто скажетъ, чтобъ духъ, которой звонитъ по ночамъ колоколъ, былъ духъ доброй — Нтъ онъ злой, эхидной! Погибъ мой благословенной крестикъ.— Вдь въ замк не одинъ духъ, я ихъ видлъ грехъ, подхватилъ Яковъ: они такого же росту, какъ ты и я — все у нихъ человческое, и руки, и ноги, и глаза, все… все… Буди съ нами крестная сила, сказалъ хозяинъ, перекрестившись и взглянувши на небо.— Лорета опамятовавшись, побжала къ Якову: гд Альфонзъ, кричала она?— Въ замк ли онъ?— Тамъ, сударыня, его заперли, но не пугайтесь: духи видно не хотятъ ему причинить зла, ибо вс вышли изъ замка.— Говори ясне, вскричалъ Графъ Бирофъ, скажи, что случилось такое? Когда зазвонилъ колоколъ, сударь… А — а! такъ вы его слышали, подхватилъ хозяинъ, я вдь правду говорилъ.— Да — да, землякъ мы его слышали, и никогда не забудемъ.— Боже мой!— Ну, сударь, какъ колоколъ зазвонилъ, господинъ Альфонзъ сказалъ, что въ замк кто нибудь живетъ, потомъ вскочивши побжалъ на другую сторону замка примчать, не увидитъ ли гд огня — также приказалъ мн все смотрть на замокъ, противу котораго я стоялъ, иногда смотрлъ я пристально на замокъ, а иногда зажмурившись, какъ будто бы окаменлой, наконецъ увидвши Альфонза, идущаго ко мн, ободрился и побжалъ къ нему: онъ столько же видлъ, какъ и я, то есть ничево.— Тутъ господинъ Альфонзъ попризадумался, но скоро вскричалъ, что это непостижимо, и для того хочетъ увриться, заперты ли двери, когда нтъ, то возвратится завтра одинъ домой.— Я одобрилъ его намреніе… Большія двери были заперты, но мы нашли одну маленькую дверь, роспертую, въ самомъ глухомъ мст замка.— Альфонзъ не мало тому удивился, потомъ запретивши мн за собою слдовать и приказавши себя дождаться на двор, вошелъ въ замокъ… Какъ! безъ огня, спросила Лорета?— Безъ огня, сударыня.— Не безпокойся, дочь моя, сказалъ Графъ Бирофъ: ему извстны вс переходы замка.— Да покровительствуетъ ему Ангелъ хранитель его, вскричала Лорета слабымъ и рыданіями прерывающійся голосомъ!— Продолжай, Яковъ, сказалъ Графъ… Ну, сударь, такимъ то образомъ я ждалъ, ждалъ и онъ не возвращался. Не смя такъ близко стоять отъ замка, я немного отошелъ и слъ противу той маленькой дверцы.— Не много спустя увидлъ выходящихъ трехъ черныхъ духовъ, о которыхъ я уже вамъ говорилъ… Трехъ духовъ, спросила въ смущеніи Лорета которая досел не слыхала слова Якова.— Истинно, сударыня, то были три духа, ибо прошли мимо меня, не говоря ни слова, и даже такъ, что я не слыхалъ шаговъ ихъ, послдній, вышедши, затворилъ дверцу и мн послышался стукъ ключей. Посмотрлъ ли ты, подлинно ли заперта была дверь?— Нтъ, сударь, нтъ, я не смлъ и подойти къ ней, что было бы со мною, естьлибъ они воротились?— Научилибъ по-свойски вмшиваться въ дла ихъ!— Долго однако же дожидался я еще господина Альфонза, но видя его медленность, прибжалъ сюда извстить васъ обо всемъ… Слава Богу, я никого не повстрчалъ!— Пощупай ка землякъ, какъ взопрлъ бдной твой другъ, бжавши сюда, примолвилъ Яковъ, оборотясь къ хозяину.— Графъ и Лорета смотрли другъ на друга, не говоря ни слова: они боялись вопрошать другъ друга, боялись обнаружить такую тайну, которую Альфонзъ бережно старался скрывать.— Помощи ожидать имъ было не откуда.— Скоро Лорета впала въ глубокое отчаяніе, а Графъ говорилъ о такой надежд, которую самъ въ душ своей опровергалъ.— Черезъ часъ услышали они стукъ у двери, хозяинъ дрожа пошелъ отпирать, и Альфонзъ скорыми шагами вбжалъ и бросился на стулъ, не примчая никого.— Ни поздравленія Якова, ни Лоретины ласки долго не могли обратить на себя взоръ его: лицо покрывалось мрачнымъ ужасомъ, глаза были потуплены въ землю… Графъ далъ знакъ Якову и хозяину удалиться — О Альфонзъ! вскричала Лорета, обнимая его, какое новое несчастіе приключилось теб?— Скажи и я раздлю злую участь твою!… Молчаніе.— Прерви, продолжала Лорета, бросившись на колни, прерви жестокое безмолвіе, именемъ взаимной любви нашей заклинаю тебя, не терзай боле супругу твою!— Что могу я сдлать для тебя? дай мн способъ, и я на все ршаюсь!… Ты будешь проклинать меня, вскричалъ Альфонзъ, вырываясь изъ объятій Лореты, оставь меня, скоро поселю я ненависть ко мн въ сердц твоемъ — скоро! Ахъ! ты почитать будешь меня ненавистнымъ человкомъ!…. Нтъ!— никогда! клянусь теб драгоцннымъ для меня прахомъ матери моей: ты будешь всегда предметомъ постоянной страсти моей. Не уже ли сердце нжное твое окаменло.— Какая фурія влила въ душу твою ядовитую мысль сію?— Ахъ, Альфонзъ! горе теб, когда внимаешь ты гласу неиспытанныхъ предчувствій!… Какой тигръ, а паче нжная супруга можетъ равнодушно сносишь мучительное положеніе любезнаго ей предмета?— Естьли лютой рокъ готовитъ теб гибель — онъ и мн готовитъ то же… Пусть жестокая рука Провиднія, поразивъ Альфонза, пронзитъ страстную грудь Лореты однимъ ударомъ, Лорет жить безъ Альфонза все то же, что умереть!… Великій Боже! воскликнулъ Альфонзъ, достоинъ ли я такого сокровища.— Нть!— истинно нтъ.— Но, любовь Ангела небеснаго есть гибель для недостойнаго смертнаго, жестокаго ослушника, которой по преступленіямъ своимъ изввалъ мать свою изъ гроба!— Да, я ее видлъ!— видлъ блдную тнь родительницы моей, она она упрекала меня въ непослушаніи… Сказавъ сіе, Альфонзъ упалъ на стулъ — Сердце мое предвщало мн такую лютую гибель, сказала Лорета, бросившись въ объятія отца своею.— Альфонзъ обратился тогда къ Лорет, глаза его наполнились слезами: ахъ! вскричалъ онъ, и ты хочешь проклинать меня!— Однакожъ я всегда былъ теб послушенъ… Скажи, что ты не будешь проклинать меня!.. Еще ли желаешь ты увреній въ любви, врности и постоянств моемъ?— Но, ты можешь премниться: жестокая мать моя любила меня прежде, а нын одно, непослушаніе!… — Ахъ, естьлибъ ты ее видла!— Онъ тяжко вздохнулъ, бросился на колни и схватя одну Лоретину руку: молись со мною, продолжалъ, молись!— проси мать мою, чтобъ она меня простила!… Онъ сложилъ руки и молился съ большимъ усердіемъ: вс призраки глубочайшево огорченія были начертаны на лиц, его.— Отмни!— отмни, вскричалъ онъ наконецъ — и съ симъ словомъ упалъ безъ чувствъ на полъ.— Графъ Бирофъ позвалъ Якова, и съ помощію, его перенесъ Альфонза постель, въ продолженіе длало часа ни одинъ лучь жизни Альфонзовой не просіявалъ, наконецъ открылъ онъ глаза, видъ его совсмъ перемнился: не ярость и не ужасъ изображались, но глубокая печаль.— Съ большимъ вниманіемъ смотрлъ онъ вокругъ себя, и увидвши Лорету, далъ знакъ ей подойти къ нему.— Лорета исполнила желаніе его — Не оставь меня, вскричалъ Альфонзъ, схвативъ руку ея.— Никогда.— Ахъ, я брежу — брежу, продолжалъ въ безпамятств Альфонзъ.— Лорета отворотилась, желая скрыть текущія изъ глазъ ея слезы!— Альфонзъ посмотрлъ пристально на Графа: и вы здсь, сказалъ онъ — и ты Яковъ, ахъ я безпокою васъ!— Потомъ такъ какъ бы желая что нибудь вспомнить, вскакиваетъ и глаза его нечувствительно перекасиваются: это было на яву восклицаетъ онъ, не сонъ!— Дай Боже,чтобъ то была обманчивая греза!….Ночь прошла въ большомъ огорченіи и ужасныхъ безпокойствахъ Альфонзъ порядочно отвчалъ на вс вопросы, но лишь только касалось до того предмета, которой его боле всею занималъ, то опять появлялось прежнее безпамятство.— Горесть Лореты, безпокойство Графа умножалось.— Яковъ плакалъ, молился Богу, потомъ уговаривалъ Лорету, успокоивалъ Графа и отъ времени довремени шепталъ на ухо хозяину постоялаго двора, что наврно т три духа, которыхъ онъ видлъ выходящихъ изъ замка, испортили Альфонза.— Хозяинъ съ своей стороны, будучи добросердеченъ, заклиналъ Графа послать за монахомъ въ монастырь Святаго Духа, дабы оной отчиталъ Альфонза — которой все былъ въ прежнемъ положеніи.— Въ полдень Лорета просила исполнить предложеніе хозяина, и Графъ Бирофъ, въ угожденіе дочери своей, просилъ хозяина сходить за сказаннымъ монахомъ, но пріхавшіе путешественники остановили его.— Терять время было очень опасно, и такъ за умренную цну уговорили мальчика изъ ближней деревни, которой на сей разъ завернулся въ постоялой дворъ, проводить Якова до монастыря.— Черезъ полтора часа Яковъ возвратился съ монахомъ, которой хотлъ дать вспомоществованіе Альфонзу, ибо былъ онъ довольно искусной врачъ.— Графъ пошелъ къ нему на встрчу и объявилъ, что причина призыва его была болзнь молодаго человка, потомъ подвелъ его къ Альфонзу.— Монахъ спрашивалъ Графа, не знаетъ ли онъ подлинныхъ источниковъ, отъ которыхъ послдовала таковая болзнь?— Графъ отвчалъ, что она послдовала внезапно.— Монахъ взялъ руку больнаго, чтобъ пощупать пульсъ, сей послдней открылъ глаза и посмотрвъ на монаха: кто ты, спросилъ онъ.— Нося одежду утшителя, принесъ ли ты, мн прощеніе!— Простилалъ она меня?… Успокойся, сынъ мой, имй надежду на Бога, и все будетъ къ лучшему!— Къ лучшему! Стыдись подхватилъ Альфонзъ, стыдись обманывать: одежда твоя должна вливать надежду въ порочное сердце преступника, для чего же языкъ твой лукавитъ.— Оставь меня, оставь несчастнаго: изъ жалости, изъ состраданія не раздирай сердце мое — не уязвляй ядовитымъ жаломъ своимъ слабую грудь мою: поди изрыгать желчь свою тамъ между ошоматами… утшать человчество ты не способенъ… Потомъ зажалъ онъ руками лице свое и завернулся въ подушку.— Монахъ подошелъ тогда къ Графу и Лорет. Въ словахъ его заключается какая нибудь тайна, сказалъ онъ.— Часто ли бываетъ больной въ такомъ положеніи, какъ теперь?— Въ первой еще раз случилось.— И такъ вдругъ?— Вдругъ, отвчала Лорета.— Я дамъ ему успокоительныхъ капель, авось либо жаръ уменьшится, потомъ монахъ сталъ на колни, просилъ Бога о ниспосланіи помилованія и излченія больному, какъ отъ тлесныхъ, такъ и отъ душевныхъ недуговъ!— Лорета и Графъ также молились.— Скоро ушелъ Монахъ и Яковъ съ нимъ же для принесенія Альфонзу общаннаго монахомъ лкарства.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

‘Половина земнаго шара объята смертнымъ сномъ!— Величественная, царствуетъ тишина, ужасные, грезы возмущаютъ человковъ!— Мудрый Волхвъ исправляетъ служеніе блдной Гекаты, и, тмъ платитъ ночную ей дань! Вотъ часъ, въ которой убійца съ блднымъ, изсохшимъ лицемъ, просыпается отъ воя дикихъ волковъ, какъ бы по сигналу — подобно коварному похитителю Лукреціи, шествуетъ онъ медлительно, едва доступая ногою до земли, онъ входитъ въ мрачность и съ яростью кидается на жертву преступленія своего!’

Шекспиръ.

Когда пришелъ Яковъ, то Графъ примтилъ по движенію его, что иметъ важное ему объявить, и такъ не подавши подозрнія, выпустилъ его на передъ и самъ скоро вышелъ изъ комнаты Альфонзовой.— Ахъ сударь! вскричалъ Яковъ, увидя Грфа, я очень радъ, что вы сюда пришли мн надобно много страннаго вамъ сказать, чего бы при дочери вашей никакъ я не объявилъ… Что такое?— Вы тотчасъ все услышите: пришедши въ монастырь, старой монахъ приказалъ мн дожидаться въ трапез, въ одномъ конц которой была дверь до половины растворенная, я услышалъ шумъ, произходящій отъ разговора и смха множества людей, какъ скоро монахъ вышелъ изъ трапезы, я подкрался къ двери… Признаюсь, любопытство мое было безмрно, скоро различилъ я одинъ голосъ, которой разсказывалъ сатиру на Папу. Глава наша, говорилъ онъ, точная старая баба, и Кардиналы вс единогласно желаютъ смерти его. Когда сей окончилъ, другой начал говорить: нутка, братъ Францискъ, благослови насъ по чарк.— Охотно, отвчалъ третей голосъ: здоровье и его духа, которой живетъ въ замк! чтобъ звонилъ онъ столько лтъ, сколько мы вс проживемъ!— Посл сихъ словъ послдовалъ всеобщій смхъ, рюмки загремли и начался хоръ: здоровье того духа, которой живетъ въ замк!— Спустя минуты дв, я слышалъ, какъ застучали они рюмками, ставя ихъ на столъ.— Что сдлалось съ молодымъ Графомъ, спросилъ одинъ голосъ. — Онъ… отвчалъ другой голосъ, котораго еще не слыхалъ я… Въ самое сіе мгновеніе взошелъ монахъ въ трапезу: я отскочилъ отъ двери, и боле ничего не слыхалъ.— Доброй монахъ проводилъ меня до самыхъ чвятыхъ воротъ монастыря… Графъ Бирофъ приказалъ Якову никуда не отлучаться и быть всегда въ готовности, естьли Лорета кликнетъ его, а самъ пошелъ проходиться на том лугу, которой былъ противъ постоялаго двора, дабы свободне обдумать слышанное имъ отъ Якова: тотчасъ показалось ему вроятнымъ, что полночной колоколъ звонятъ монахи монастыря Святаго Духа, чтобъ внушить суеврнымъ поселянанъ мысль о зломъ дух, живущемъ въ заик. Какая нибудь большая выгода, вскричалъ Графъ, побудила ихъ къ тому!— Также ни мало не сомнвался, чтобъ три духа, виднные Яковомъ, были не три монаха, которые тогда находились въ замк для обыкновеннаго звона, и въ. самое то время удалялись въ монастырь.— Подумавши не много, Графъ ршился безъ вдома Альфонза, Лореты и Якова постить замокъ, онъ справедливо предполагалъ, что дверь, въ которую взошелъ Альфонзъ, была оставлена отворенною монахами, которые никакъ не воображали, чтобъ кто нибудь пришелъ къ такому мсту, которое уже давно наводило ужасъ на всхъ знающихъ замокъ, но со всмъ тмъ Графъ оставался въ недоумніи о состояніи Альфонза.— Видъ трехъ монаховъ былъ столько обыкновененъ и не могъ произвести такого слдствія, къ томужъ Альфонзъ, для словамъ Якова, не могъ видть монаховъ, такъ какъ и они его, — Альфонзъ пришедши говорилъ, что видлъ тнь своей матери!— Не плутни ли то монаховъ! восклицалъ Графъ, нтъ — нтъ, я знаю бодрственный духъ Альфонза: этому быть не возможно!… Скоро откинулъ онъ такую мысль, и не могши сдлать точную догадку, ршился, естьли предписанныя отцемъ Николаемъ капли не подйствуютъ, итти въ замокъ и искать причинъ таинственнаго звона и горестнаго Альфонзова положенія.— Лкарство, данное монахомъ, было усыпительное: лишь только Альфонзъ оное принялъ: то крпко заснулъ.— Въ полночь Графъ насилу могъ уговорить Лорету, которая не спала прошедшую ночь, лечь на постель и успокоиться.— Съ первыми лучами свта дневнаго Альфонзъ проснулся, вскочилъ съ постели и збросивши съ себя покрывало, нсколько минутъ стоялъ, какъ бы слушалъ что нибудь, потомъ: послушайте, воскликнулъ онъ, не она ли это говоритъ? Кто другъ мой! спросилъ Графъ, подходя къ постели его — Мать моя! Молчаніе — Графъ желалъ очень продолжать разговоръ, но не зналъ, какъ сдлать то — Хотите ли вы итти со мною въ замокъ, спросилъ Альфонзъ Графа,— За чемъ, разв мать ваша тамъ?— Нтъ!— Не теперь, отвчалъ Альфонзъ, указывая на окошко, чтобъ показать о появившемся свт.— Ночью только, когда все покрыто мракомъ, я ее видлъ, разв не сказывалъ я вамъ, что держала она въ рук лампаду?— Нтъ.— Смерть изображалась на лиц ея — ланиты ввалились и были блдны: непослушаніе мое вызвало ее изъ гроба!— Ахъ! я бы хотлъ ее еще раз видть, попросить прощенія, пасть на колни, облобызать т руки, которыя носили меня въ младенчеств, окропить ихъ горючими слезами отчаянія!— Когдабъ она смягчилась — сжалилась, но увы! она не перемнитъ жестокой взоръ свой — О! мать моя! дражайшая мать! одинъ умильный взглядъ твой воскреситъ меня — Укрась уста твои нжною улыбкою, и сынъ твой твердою ногою ступитъ въ гробъ, мн уготовленной!… Говорила ли она что вамъ? Я не могъ слушать, не могъ перенести страшный видъ ея.— Приложите руку вашу къ сердцу моему, какъ сильно бьется оно отъ единаго напамятованія.— Графъ приложилъ трепещущую руку свою къ Альфонзову сердцу: не призывайте меня вторично въ замокъ, вскричалъ сей послдней: нтъ я ужъ въ немъ не буду, не удвою преступленія я моего!— Гд обрсти мн мужественный духъ, съ каковымъ бы могъ взирать на нее!.. Когда вы увидите мать мою, то скажите ей… Но нтъ, вы ее не увидите, вы не сдлались ослушникомъ воли ея, она не взглянетъ на васъ съ видомъ жестокости!— Одному мн осталось выносить злополучіе мое!… Потомъ спряталъ онъ голову въ подушку свою — Графъ ршился боле не говорить съ Альфонзомъ о томъ, что такъ трогало чувствительность его.— По такому короткому разговору ничего не объяснилось, что Графъ желалъ знать, и по сему самому утвердилась въ немъ мысль поститъ замокъ при первомъ удобномъ случа и всячески стараться обнаружить таинства Когенбургскаго замка.— Нсколько часовъ спустя по солнечномъ восхожденіи отецъ Николай пришелъ навстить больнаго, онъ нашелъ, что капли его подйствовали, и подалъ смлую надежду въ Альфонзовомъ выздоровленіи.— Лорета не была тогда въ комнат, но узнавши о приход монаха, прибжала и торопливо спрашивала у врача о здоровья своего Альфонза.— При семъ имени удивленіе начерталось на лиц монаха, но скоро принявъ обыкновенный видъ, удовольствовалъ любопытство Лоретино.— Графъ Бирофъ одинъ примтилъ то дйствіе, которое Альфонзово имя произвело надъ монахомъ.— Отецъ Николай подошелъ къ постели больнаго, взялъ его руку съ тмъ, чтобъ лучше разсмотрть черты лица его, и, общаясь притти вечеру, ушелъ.— Графъ проводилъ его до самыхъ воротъ, чтобъ помшать ему говорить съ хозяиномъ, и какъ скоро монахъ ушелъ, то Графъ приказалъ хозяину не сказывать никому, что Альфонзъ ходилъ въ замокъ, боясь, чтобъ такое обнаруженіе не сдлало новой препона намренію его.— Ввечеру монахъ пришелъ.— Альфонзъ все былъ въ такомъ положеніи, что не возможно было Графу узнать точную причину его испуга и безпокойства.— Отецъ Николай слъ подл постели, опрашивалъ: не нашли ли хотя дальнихъ причинъ болзни Альфонзовой?— Графъ и Лорета отвчали ему также, какъ и въ первой разъ.— Монахъ замолчалъ, видъ его показывалъ крайнюю недоврчивость. Издалека ли вы пріхали, спросилъ онъ?— Не очень, мы были за нсколько лію отсюда.— По крайней мр далеко ли вы дете!— Какъ скоро, отвчалъ Графъ, другъ мой выздоровитъ, онъ самъ расположитъ трактъ нашъ.— Вы путешествуете по одному удовольствію!— Графъ отвчалъ на сей вопросъ согласнымъ знакомъ.— Монахъ еще много разспрашивалъ, но все получалъ такіе отрывистые отвты, которые не могли удовлетворить любопытство его — Пришла ночь и онъ ушелъ.— Лорета, не знавши разговора отца своего съ Яковомъ, почла вопросы монаха однимъ пустымъ любопытствомъ.— Графъ, не желая вывести дочь свою изъ заблужденія, принималъ ихъ совсмъ въ другомъ вид.— Воображенію его представлялось, что Графъ Фридрихъ поселился въ монастыр Святаго Духа, для удобнаго наслажденія преступнической страсти своей!— Таковая догадка показалась Графу правдоподобною, и какъ весь комплотъ завислъ отъ Монаховъ, то и почиталъ онъ нужнымъ открыть, кто звонилъ полночный колоколъ, и такъ ршился, не откладывая дале, во всемъ увриться въ ту же ночь.— Монахъ во второй разъ далъ Альфонзу усыпительныхъ капель, только не столъ крпкихъ, какъ первыя.— Обстоятельство сіе уменьшило безпокойство Графа, будучи принужденъ для исполненія предпріятія своего оставить на нсколько часовъ Лорету. Онъ не хотлъ, чтобъ она знала отлучку его.— Когда ночью просила Лорета отца своего успокоиться и пойти въ комнату свою, Графъ на то согласился, только съ тмъ, чтобъ Яковъ не отлучался отъ Лореты.— Хозяинъ постоялаго двора, снабдивши Графа фонаремъ и огнивомъ, повелъ его на мсто дороги, съ котораго безъ всякаго проводника могъ дойти прямо къ замку, тамъ то Графъ заклиналъ его хранить тайну, а хозяинъ съ своей стороны просилъ всхъ Святыхъ защитить Графа отъ нападенія духовъ.— Потомъ они разстались: одинъ возвратился въ постоялой дворъ, а другой поспшалъ къ замку.— Лишь только сдлалъ онъ нсколько шаговъ, какъ вдругъ звукъ колокола поразилъ слухъ его, онъ сожаллъ, что удержали его въ постояломъ двор, однакожъ ршился докончить намреніе свое, и для того прибавилъ шагу.— Пришедши къ стнамъ замка съ помощію своего фонаря обошелъ вокругъ его, искавши глазами потаенной двери.— Вдругъ показался ему огонь въ окошкахъ втораго этажа, онъ останавливается, но огонь не появляется.— Онъ продолжаетъ искать желаемаго, полагая что обмануло его воображеніе. Наконецъ приходитъ къ потаенной двери, она заперта.— Мощный ударъ руки заставляетъ ее здаться силамъ Графскимъ. Отъ самаго сего удара свча въ фонар выпадаетъ изъ своего мста и потухаетъ.— Графъ входитъ, проходитъ нсколько шаговъ, слушаетъ, смотритъ: слышитъ ужасное безмолвіе!— а видитъ мракъ.— Возвращается назадъ, выходитъ на дворъ, зажигаетъ фонарь и держитъ оной такимъ образомъ, чтобъ при каждой минут спрятать подъ епанчу свою.— Онъ скоро возвращается въ замокъ, притворяетъ дверь, такъ точно, какъ оная была до прихода его — входитъ въ длинной переходъ со сводами, въ конц котораго на лвой сторон находитъ дверь, онъ проходитъ ее и входитъ на большой дворъ замка.— Сдлавши нсколько шаговъ, поднимаетъ фонарь свой, чтобъ лучше различить предметы, его окружающіе: онъ видитъ вокругъ всего двора мраморныя колонны, и изъ за нихъ большую желзную дверь.— Въ самой середин-двора находитъ нсколько ступеней, окруженныхъ решеткою, по обимъ концамъ которой было по одной двери высокой и узкой, посредствомъ одной изъ сихъ дверей вошелъ Графъ на дворъ.— Взошедъ на ступени, видитъ по обимъ сторонамъ галлереи, снова поднимаетъ фонарь свой, и направляетъ ходъ къ концу правой галлереи и видитъ по одной двери съ каждой стороны, а галлерея оканчивалась блою стною.— Тогда повертываетъ Графа на лво: пространство сей галлереи было нарочите первой, между тмъ, какъ разсматривалъ онъ ее, показалось ему видть на другомъ конц скоро проходящую тнь.— Онъ тихо приближается, при конц галереи былъ коридоръ на право, которой велъ сходя по ступенямъ въ другую галлерею, сходною съ прежней, въ конц сей галереи дверь до половины растворенная вдругъ поражаетъ Графа, спрятавши фонарь, онъ смотритъ сквозь ее: все было въ темнот — Опять вынимаетъ фонарь свой и входитъ въ великолпно убранной покой, ничто не доказывало, чтобъ кто въ немъ жилъ.— Не видя другаго выхода, онъ возвращается въ галлерею. Вдругъ стукъ двери не въ дальнемъ отъ него разстояніи привлекаетъ на себя вниманье Графа, и онъ пошелъ по звуку.— Галлерея,— въ которую онъ вошелъ, оканчивалась такъ какъ и прочія нсколькими ступенями внизъ въ коридоръ одинакой величины.— Подумавши не много, Графъ сошелъ по ступенямъ, прошелъ весь коридоръ и находитъ дверь — кладетъ фонарь подъ епанчу и располагается отворить дверь: какъ вдругъ слышитъ стенаніе, которое показалось ему произнесеннымъ какою нибудь особою, не въ дальнемъ отъ него разстояніи находящеюся.— Онъ смотритъ вокругъ себя, но ничего не видитъ.— Начинаетъ думать, что чувства его обманываютъ, и снова готовится отворить дверь, какъ опять ужасный крикъ останавливаетъ его: оной происходишь изъ той комнаты, куда намревался Графъ идти.— Онъ прислушивается: два раза тотъ же стонъ.— Нтъ боле сомннія, чтобъ стонъ не произходилъ изъ той комнаты, близь дверей которой онъ стоитъ.— Тишина опять послдовала, но скоро нсколько голосовъ, поющихъ вмст, сдлались слышными.— Удивленіе Графа умножается.— Скоро голоса перемняютъ тонъ и начинаютъ церковную пснь.— Непоколебимо стоя въ предпріятіи своемъ, Графъ прячетъ фонарь и отворивши дверь, входитъ.— Напротивъ самой той двери, въ которую онъ вошелъ, была еще маленькая дверь, откуда произтекалъ слабый свтъ.— Осмотрвшись вокругъ себя, примтилъ онъ, что находится въ маленькой ризниц позади олтаря, къ которому вела маленькая дверь.— Онъ скоро пошелъ къ такому мсту, откуда можно было видть всю церковь: въ маленькомъ разстояніи отъ ступеней олтаря стояла на колняхъ близь гроба блдная, изсохшая фигура, держа въ лвой рук крестъ, а въ правой бичеву (discipline) {Discipline, плеть, бичева, которой Католики изъ набожества бичуются.}, съ другой стороны гроба стояли на колняхъ же три монаха… ихъ то голосъ слышалъ Графъ, они все еще пли.— Когда же кончили вс трое, перекрестились и начали читать молитву, въ которой испрашивали Божественнаго милосердія виновному.— Въ самое сіе мгновеніе фигура, черная одежда которой не позволяла различить полъ ея, встала и раздирала обнаженное плечо свое бичевою, держащею въ правой рук. Скоро боль заставила се испускать глухой стонъ, слышанной Графомъ у затворенной двери.— Монахи начали другую молитву, къ которой присоединилась и мучившая себя фигура, посл чего они вмст оставили церковь, уйдя въ дверь, находящуюся напротивъ самаго олтаря, одинъ изъ монаховъ несъ лампаду, которая во время ихъ молебствія стояла на гроб.— Мужественная ршительность Графа Бирофа узнать о тхъ таинствахъ, которыми былъ покрытъ замокъ, умалилась при томъ видніи.— Церковное пніе монаховъ, мучительство той особы, для которой изспрашивали они помилованія небссъ, запрещало ему прервать такую жалостную церемонію, когда же оная кончилась, то все желаніе его изчезло.— Никакъ не могъ онъ ршиться предстать предъ такихъ людей, которыя имли основательное право упрекнуть его въ наглости, не принимая никакихъ со стороны его на то объясненій.— Нсколько минутъ размышляя о томъ, что должно ему длать, услышалъ шумъ идущихъ по коридору людей, но скоро все утихли и Графъ положилъ, что то были уходящіе монахи, стукъ же двери, раздавшійся по всему замку, утвердилъ его въ семъ мнніи.— Онъ ршился взойти въ церковь, желая открыть, куда двалась та фигура, которую видлъ въ черномъ плать, полагая, самъ не зная почему, что оная осталась въ замк, и также думалъ, что то былъ или Графъ Фридрихъ или Графиня Анна.— По своему сужденію полагалъ, что то былъ первой, а слова Альфонзовы доказывали о послдней.— Пришедши въ церковь, нашелъ онъ, что дверь, въ которую монахи была заперта, тщетно Графъ хотлъ ее отперть.— Въ самое сіе мгновеніе свтъ поразилъ глаза его, онъ спряталъ фонарь и приблизившейся свтъ далъ ему примтить другую желзную дверь, ведущую въ уской и длинной проходъ, въ конц котораго тотчасъ показалась та же фигура съ лампадою въ рук, которую видлъ Графъ въ церкви, она отворила ту дверь, которая была противъ него, вышла и за собою заперла.— Опять настала темнота.— Графъ вынулъ фонарь свой, но дверь, запертая фигурою, была отъ него такъ далеко, что съ помощію блднаго свта фонаря никакъ не могъ онъ ее увидть, ршился однакоже сыскать ее и видть непремнно ту особу, которая столько возбудила въ немъ удивленія и любопытства.— Прошедши множество переходовъ и комнатъ, вошелъ въ въ одну, съ которой соединялся кабинет, въ конц сего кабинета примтилъ онъ потаенную лстницу, сойдя съ нее, очутился въ галлере, гд въ конц была отворена дверь въ церковь. Въ надежд найти, куда скрылась помянутая фигура, побжалъ онъ на другой конецъ.— Стны галлереи были осьмиугольныя, Графъ почелъ, что находится въ одной изъ тхъ башенъ, которыя составляютъ четвероугольникъ замка, при всхъ розыскахъ не могъ онъ найти въ ней ни одной двери.— Поставивъ фонарь, шарилъ руками по стн, скоро показалось ему будто бы ощупалъ замокъ — Онъ схватилъ фонарь, но къ величайшему огорченію увидлъ, что свтильня онаго совсмъ потухала, итакъ спшилъ какъ можно скоре возвратиться въ галлерею, покуда еще не погасла свтильня, онъ опасался, чтобъ лишась свта, не проходить дале, искавши выхода, и не обнаружитьЛорет отлучку свою.— Съ крайней поспшностью подходитъ онъ къ церкви, какъ вдругъ свтильня фонаря погасла… Къ счастію начинало разсвтать, Графъ свободно сошелъ на первой дворъ твердо помня о той дорог, по которой шелъ, пришедши къ потаенной двери, какое было его удивленіе, нашедши ее запертою!— Тутъ начал онъ упрекать себя, для чего не ушелъ прежде выхода монаховъ, тмъ боле, что зналъ обыкновеніе ихъ запирать во выход дверь. Возвратясь на дворъ, тщетно силился онъ отпереть большія двери: какъ же, думалъ Графъ, могъ Альфонзъ вытти отсюда посл монаховъ?— Мысль сія обнадеживала его найти какой нибудь выходъ, и все безпокойство состояло въ томъ, чтобъ Лорета не узнала отлучку, и не подозрвала причину оной.— Два часа искалъ онъ выхода, какъ вдругъ послышался ему стукъ ключей въ замк потаенной двери, онъ останавливается, чтобъ лучше разслушать — все тихо по прежнему — Графъ полагалъ, что ему то послышалось, но при всемъ томъ хочетъ удостовриться въ истинн, и такъ подошедъ къ двери, находитъ ее отпертою… Объятъ будучи радостью, выскакиваетъ изъ потаенной двери и быстро летитъ отъ замка къ постоялому двору, не изыскивая точнаго свднія, кмъ и какъ отворена дверь. Чрезвычайно уставши, прибгаетъ онъ въ постоялой дворъ, спросивъ хозяина, съ радостью узналъ, что объ немъ никакого безпокойства не было, даже и не встренулись.— Хозяин по прозьб Графа дожидался его не спавши, за что въ награду узналъ обстоятельно объ виднномъ и слышанномъ Графомъ, которой окончивши разсказы, удалился отдохнуть. Легши въ постель, начал размышлять о тхъ странностяхъ, которыя видлъ въ замк, сперва упрекалъ себя, для чего не узналъ онъ ничего касательно таинственнаго колокола, нескоро гласъ совсти далъ ему уразумть, что учинилъ то изъ почтенія къ духовной церемоніи — Отъ большаго возмущенія никакъ не могъ онъ заснуть, и такъ вставши съ постели, пошелъ въ комнату Альфонзову, которой еще не проснулся.— Предполагая сдлать вторичное испытаніе, ршился Графъ на объ чемъ не объявлять дочери и зятю своему.— Альфонзъ хотя давно проснулся, но долго не говорилъ ни слова: наконецъ подозвавъ Лорету и лобызая ее со слезами: здсь ли доброй монахъ, спросилъ онъ?— Конечно не замедлитъ, отвчала Лорета.— Я желаю чтобъ пришелъ онъ скоре, хочу открыть ему тайну сердца моего, и когда молитвы его не изпросятъ мн прошенія, то по крайней мр совты его будутъ мн полезны.— Альфонзъ! сказала Лорета, супругъ мой! не уже ли недостойна я твоей довренности?— Любовь моя къ теб, отвчалъ Альфонзъ, принуждаетъ меня скрывать отъ тебя пагубную тайну сію — Не думай, чтобъ я меньше тебя страдала!— Довольно того, что ты злополученъ, я раздляю скорьбь твою боле, чмъ ты предполагаешь: да будутъ залогомъ истинны словъ сихъ текущія изъ глазъ моихъ слезы!… Какое добродушіе!— О жертва отчаянія!— Для чего въ замн страстной любви твоей вовлекъ я тебя во злополучіе?— Что сказалъ ты: все счастіе мое въ теб!… Кто разрушитъ блаженство дней моихъ?— Только ты не оставляй меня! Лорета силилась удержать текущія слезы по ланитамъ ея… Я боюсь сказать много, подхватилъ Альфонзъ, смотря на Лорету: не уже ли сказалъ я теб — причину горести моей?— Ахъ!— Для чего сказалъ я то?— Забудь все — заклинаю тебя, забудь!— Никогда, никогда.— Память моя меня оставляетъ,едва я узнаю самъ себя!— вс чувства мои волнуются!— Лорета — дражайшая Лорета! знай, я видлъ тнь матери моей!— Лорета не знала, что отвчать, искала въ глазахъ отца своего отвта, но скоро примтила смущеніе и Графа.— Въ сію минуту дверь отворяется и отецъ Николай выводитъ ихъ изъ смущенія. Монахъ садится близь постели больнаго напротивъ Лореты: здравствуй, сынъ мой! сказалъ онъ Альфонзу: Богъ свыше ниспосылаетъ теб благословеніе Свое!— Вы имете столько сострадательности, сказалъ Альфонзъ, обернувшись къ монаху, что мечетесь обо мн!— Я не престану возсылать мольбы къ престолу величія Божія объ теб, сынъ мой!— Общайтесь мн хранить тайну моей печали.!— Хранить тайны есть священнйшій долгъ мой: говори, сынъ мой!— имй довренность къ сану моему!… Поди же ныншнюю ночь въ Когенбургской замокъ, когда полночной колоколъ зазвонитъ, ты найдешь потаенную дверь отворенною, взойдя въ церковь изпроси у тни матери моей мн прощеніе… Естьли ты не увидишь, но она услышитъ тебя, ибо живетъ въ замк: скажи ей, что раскаеваюсь о порочномъ посщеніи моемъ, хотя и не открылъ я ничего желаемаго.— Уврь ее, что гнвъ ея причиняетъ мн смерть!… Истинно ли вы наслдникъ Когенбургскаго замка, спросилъ монахъ,— котораго вс черты означали удовольствіе, смшанное съ удивленіемъ.— Нтъ — нтъ, я только несчастной, оставленный, погибшій Альфонзъ!— Проклятіе матери моей виситъ надъ главою моею!— Когда были вы въ замк, спросилъ монахъ?— Альфонзъ отвчалъ, что не упомнитъ.— За день передъ симъ, подхватилъ Графъ.— Лорета отошедши отъ постели, подошла къ окошку. Отецъ Николай подошелъ къ ней: не жена ли ты молодаго этаго человка?— Такъ, батюшка.— Оботри слезы свои, ободрись: дни благополучія грядутъ теб!… Дай Богъ, батюшка, чтобъ то было истинна!… Положись на промыселъ Вышняго: Онъ избралъ меня для сей священной тайны!— Злополучія ваши скоро кончатся!— Потомъ подошелъ онъ къ постел: я помолюсь о теб, сынъ мой. Успокойся, положись на друга своего я приду нын же къ теб, а между тмъ оставайтесь съ миромъ — Простите! — Онъ ушелъ и слова его долго были предметомъ размышленій оставшихся въ постояломъ двор.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ.

‘Во всей вселенной вижу я одну тнь окровавленную убитаго супруга моего!— Слышу ужасный смерти гласъ!— Ахъ! разверстый гробъ мой давно ждетъ меня нетерпливо!’

Рове.

Ввечеру Отецъ Николаи пришелъ въ постоялой дворъ, онъ нашелъ Альфонза вставшимъ, но воображеніе его было все удручено недугами. Знавалъ ли ты мать мою, сказалъ онъ вошедшему монаху?— Знавалъ, отвчалъ Отецъ Николай: не уже ли, примолвилъ онъ, вы меня не узнаете?— Нтъ!— нтъ, я не знаю васъ.— Разсудокъ мой возмущенъ.— Простите меня, какъ зовутъ васъ?— Отцемъ Николаемъ, и я былъ духовникомъ матери твоей!— Теперь вспомнилъ, сказалъ Альфонзъ и взялъ въ молчаніи руку монаха, поцловалъ ее: видли ли вы мать мою въ послднія минуты жизни ея, продолжалъ онъ? Желалаль она когда увидть сына своего?— Молчаніе.— Вы знаете участь мою?— Знаю.— Для чего изгнала она меня отъ себя отъ нжности своей? Несчастной Альфонзъ!— жестокая мать!— Убіенной Отецъ!— Боже всесильный! обнаружь мн убійцу отца моего: клятва моя коснулась престола Твоего, ее долженъ я свершить и снова клянусь!… Монахъ остановилъ Альфонза: успокойся, сынъ мой! ты не возвратишь жизнь отца твоего, проливши кровь ближняго!— Для чего хочешь обагришь порочною кровію невинныя руки твои.— Такъ, такъ, батюшка!— Небо само накажетъ убійцу — накажетъ по нелицепріятой справедливости, но ахъ!— когда необходимо надлежало отцу моему погибнуть, для чего не подпалъ онъ подъ кровожаждущую руку другаго?— Монахъ тяжко вздохнулъ.— Вс т, продолжалъ Альфонзъ, вс т, которые знали Графа Фридриха, могли ли доврить, чтобъ сдлался онъ братоубійцею!— Естьли вы такъ думаете, подхватилъ монахъ, то клевещете память покойнаго!— Онъ умеръ!— Умеръ! такъ, я одинъ живу — живу для того, чтобъ сносить бремя печалей, меня удручающихъ!— Я помню однакожъ, что мать моя, приказывая мн удалиться, говорила о невинности его, но сама прежде почитала убійцею Фридриха.— Какая ужасная тайна!— Молчаніе.— Когда вы утверждаете, воскликнулъ Альфонзъ, его невинность, то покажите мн преступника, заклинаю васъ, покажите мн того, котораго долженъ ненавидть.— Ахъ! соорудите ему мщеніе мое — водите мужественною рукою моею!— Оставь, сынъ мой, презрительную мысль о мщеніи: законъ Вышняго Существа повелваетъ любить намъ злодевъ нашихъ!— ктоже иметъ боле дйствія надъ сердцами нашими, какъ не мучительное угрызеніе совсти: собственное раскаяніе убійцы будетъ мстить ему за преступленіе его!— Ахъ, батюшка! могулъ послдовать гласу совтовъ вашихъ? сердце мое обливается кровію при единой мысли о смерти отца моего!— Подкрпи себя, Сынъ мой! чмъ боле испытаній здсь, тмъ преимущественне награда въ вчности! Есть ли однако же кто изъ насъ, которой бы всегда соблюдалъ правила истиннаго Христіанина!— Мать моя зналаль убійцу отца моего, вскричалъ Альфонзъ, не вслушавшись въ слова монаха?— Молчаніе.— Ахъ! скажите скоре, что она его убила!… Терзайте сердце мое, довершайте раковой ударъ: смерть будетъ мн небеснымъ и восхитительнымъ даромъ!— И не лучше ли умереть, чмъ мучиться таинственными неизвстностями! Чувствительный монахъ не могъ удержать слезъ своихъ, онъ плакалъ, желали ли вы бы лучше, чтобъ былъ живъ вашъ отецъ, хотя и нельзя будетъ вамъ его видть, чмъ вспоминать о смерти его!— Небо тому свидтель.— И естьли удаленіе ваше могло служить ему единственнымъ утшеніемъ, исполнилиль вы желаніе его съ обыкновенною сыновнею горячностію?— Я бы почелъ себя счастливымъ, естьлибъ могъ узнать, что ошецъ мой живъ еще, но что значатъ вопросы сіи, когда я уже знаю достоверно о смерти отца моего!— Для чего хотите вы заблудить воображеніе мое?— Полагаете ли вы, что и матъ ваша иметъ надъ послушаніемъ вашимъ такое же право?— Ахъ, не оскорбляйте меня, перестаньте упрекать въ непослушаніи моемъ: по влеченію чувствъ моихъ сдлался я преступникомъ!— Подкрпите себя теперь мужествомъ исполнить повелніе матери вашей — Что хотите вы сказать?— объяснитесь, заклинаю васъ! Знайте же, что мать ваша жива, но вамъ нельзя ее видть!… До сихъ поръ Альфонзъ казался спокойнымъ, она жива! вскричалъ онъ въ страшномъ волненіи, потомъ бросился на колни и подъемля руки къ небу: благодтельный Ангелъ! благодарю тебя, продолжалъ онъ: ее видлъ я!— Непослушаніе мое не изторгло ее изъ гроба!— не смерти взоръ поразилъ меня!— О Боже! милосердіе Твое неисповдимо!… Слезы градомъ полились по блдному лицу его, он то успокоили возмущеніе сердечное его.— Молчаніе продолжалось долго, наконецъ Альфонзъ прервалъ оное: не уже ли, вскричалъ онъ, не могу я хоть одинъ разъ ее видть — и испроситъ прощеніе?— Вы прощены, я могу васъ въ томъ уврить, отвчалъ монахъ.— Скажите же, для чего не хочетъ она меня видть?— Ахъ! сколь ни сильно чувствованіе естества и послушанія, я перемогу себя, не стану длать усилій ее видть!— Причины ея намренія справедливы она просила меня объявишь ихъ вамъ, и я не сомнваюсь, чтобъ узнавши вы не одобрили таковую ршительность!— Продолжайте, продолжайте — Имете ли довольно мужества выслушать ужасное повствованіе, котораго всякое обстоятельство касается до васъ?— Говорите: несчастіе ко всему пріуготовило меня! Я не почитаю нужнымъ просить жену о сбереженіи такой тайны, которая касается до мужа ея, сказалъ монахъ,смотря на Лорету, потомъ взглянулъ и на Графа, которой тотчасъ понялъ, что хотлъ онъ сказать. Будьте уврены, сказалъ онъ скоро монаху, Альфонзъ ни мало не сомнвается въ скромности тестя своего — Монахъ былъ тмъ доволенъ и началъ слдующее:

По смерти тетки вашей, супруги Графа Фридриха де Когенбургъ, попеченіе, оказываемое матерью вашею о племянникахъ своихъ, показалось Графу, отцу вашему, признакомъ тайной любви жены своей ко Графу Фридриху. Но не иная тому была причина, какъ врожденной недоврчивой нравъ его, склонной къ ревнивости — Что же касается до матери и дяди вашего, то я увренъ въ невинности ихъ.— Въ теченіи трехъ лтъ дядя вашъ лишился всхъ дтей своихъ, не могши спокойно жить въ такомъ мст, гд напоминало ему все о злополучіяхъ, ршился онъ путешествовать.— Онъ ухалъ въ Венецію и тамъ случаемъ увидлъ молодую особу, ее почелъ онъ опредленною судьбою для замны потери его, но скупой отецъ принудилъ дочь свою вытти за мужъ за такого человка, котораго она ненавидла.— Скоро сія молодая особа бжала изъ Венеціи. Вс путешествія и поиски дяди вашего остались тщетными, и онъ не могъ открыть убжища своей любезной.— Въ сіе время монахъ примтилъ смущеніе Графа Бирофа и Лореты, прервавъ свое повствованіе, спрашивалъ онъ о причин того?— Графъ Бирофъ въ короткихъ словахъ все объявилъ, монахъ тому не мало удивлялся, и потомъ увдомилъ Графа Бирофа, что по отъзд его изъ Венеціи Аріено распустилъ слухъ, что зять его убилъ, вызвавъ на дуель, сына Сенаторскаго, и потомъ ухалъ въ Гишпанію съ женою своею, и такъ вс поиски Графа Фридриха распространялись въ семъ Государств.— Графъ Бирофъ зналъ очень Аріено, чтобъ усомниться въ истинн сего, и такъ просилъ монаха продолжать. Всякой разъ, продолжалъ Отецъ Николай, относясь къ Альфонзу, когда дядя вашъ возвращался въ Германію, боязнь отца вашего умножалась.— Спустя нсколько лтъ посл многихъ путешествій возвратился дядя вашъ съ совершенною ршительностію оставить вс тщетные поиски. Онъ удалился въ домъ свой въ намреніи жить, удалясь отъ свта, и единственно ходилъ онъ только въ замокъ брата своего.— Всякое посщеніе усугубляло сомнніе отца вашего, и хотя онъ былъ всегда въ присутствіи, когда Фридрихъ бывалъ вмст съ женою его, но все не могъ увриться, чтобъ не скрывалась у нихъ тайная связь. Наконецъ не могши выносить мучительную неизвстность ршился пояснить сомннія свои, ибо по воображенію своему не могъ онъ быть покоенъ прежде произведенія въ дйствіе намренія своего, и такъ распустилъ ложный слухъ, что важное дло призывало его въ Вну, вс ему поврили.— Наканун своего отъзда, онъ постилъ брата, объявилъ, что иметъ важное ему сказать, и для того требовалъ отъ него помощи. Графъ Фридрихъ общался все исполнить — и по требованію отца вашего далъ клятву въ молчаливости.— Тогда Графъ Альфонзъ сказалъ о подозрніи своемъ, касательно врности жены.— Дядя вашъ показалъ знаки большаго удивленія и спрашивалъ, кого можетъ онъ подозрвать?— Я знаю, отвчалъ отецъ вашъ, моего совмстника, этаго довольно, прозьба моя состоитъ въ томъ, чтобъ во время моей отлучки ты примчалъ за поступками жены моей, употреблялъ бы вс способы обнаружить преступленіе ее, и по прізд моемъ всю истину мн объявилъ.— Назавтра, день жестокій!— отецъ вашъ оставилъ замокъ, взявши съ собою одного стараго Роберта, на скромность котораго надялся, — пріхалъ въ избушку сестры моей, отстоящей на 15 лію отъ замка къ сверу.— Я былъ соучастникомъ тайны отца вашего и попрозьбъ его исполнялъ все нужное для предпріятія нашего.— Цлые два мсяца несчастная мать ваша принуждена была выносишь притворныя ласки, которыя ей оказывалъ дядя вашъ въ угожденіе своему брату. Дядя вашъ нсколько разъ писалъ къ брату своему, письма его заключали въ себ похвалу врности. Графини Анны.— Въ послднемъ письм своемъ тмъ боле доказывалъ онъ неосновательность подозрній Графа, что въ замокъ никто кром его и меня не входилъ съ самаго отъзда отца вашего.— Письма сіи производили совсмъ противное дйствіе надъ Графомъ Альфонзомъ, каковое предполагалъ Фридрихъ.— Наконецъ день, въ которой отецъ вашъ предполагалъ быть благополучнйшимъ или нещастнйшимъ человкомъ въ свт, насталъ.— Робертъ, такъ какъ уже положено было, прежде возвратился въ замокъ и объявилъ, что господинъ его былъ умерщвленъ въ Вольфскомъ лсу, возвращаясь изъ Вны.— Вс дйствія Фридриховы во время отсудствія отца вашего внушили матери вашей мысль, что онъ сдлался братоубійцею!— Такъ, вскричалъ Альфонзъ, и такъ я помню еще, какъ она обвиняла ею въ преступленіи — и тогда поклялся… Не говорите боле о томъ теперь, сказалъ монахъ, остановя Альфонза: выслушай сынъ мой страшный конецъ сего дйствія: когда Графъ Фридрихъ пришелъ въ замокъ, вы оставили его одною съ матерью вашею, которая упрекала его въ преступленіи.— Онъ клялся, уврялъ невинности своей, потомъ возобновилъ любовныя объясненія и ушелъ.— На другой день, вы конечно помните, онъ пришелъ опять въ замокъ, и снова началъ говорить о страсти своей.— Графиня бросилась на колни и заклинала его не возобновлять боле мученіе, которое заставляетъ онъ ее претерпвать.— Въ самую сію минуту, такъ какъ мать ваша сказывала мн, вы вошли въ комнату!— Пришла ночь, я провелъ отца вашего въ замокъ такъ, что никто тою не примтилъ.— Легко можете вообразить, что онъ никакъ не врилъ письмамъ брата своею и слдовательно хотлъ испытать лично справедливость какъ его, такъ и врность жены своей.— Въ полночь сдлавшійся шорохъ въ комнат поразилъ мать вашу, она вскричала, но въ самое сіе время голосъ, которой приняла она за голосъ Графа Фридриха, относился къ ней съ любовнымъ объясненіемъ.— Она вскакиваетъ съ постели.— Человкъ, голосъ котораго она слышала, подходитъ къ ней и беретъ лвую руку ея.— Она же правою рукою схватываетъ съ стола, стоящаго близь кровати ея, кинжалъ, которой приготовила она для защищенія себя отъ фридриховой накучливости — и вдругъ поражаетъ съ яростью въ грудь человка, которой держалъ лвую руку ея!— Въ продолженіи остальнаго времени ночи она думала, что убила Графа Фридриха, но увы!— первые дневные лучи открыли глазамъ ея супруга, плавающаго въ крови!— Вспомнивъ объ клятв которую взяла съ васъ, она не хотла, чтобъ сынъ ее былъ убійца матери своей!… Теперь вы знаете лучше меня остальныя обстоятельства ужаснаго утра сего?— О Боже! вскричалъ Альфонзъ съ чувствомъ чрезвычайнаго отчаянія! для чего прежде не вдалъ я всего бремени злополучія!— Предвчное Существо! прости несчастную мать мою!— забудь заблужденіе отца моего!— Ахъ! отче святый! вы правду говорили: конечно не захочу я ослушаться повелнія матери моей!— Непослушаніе мое будетъ смертнымъ ударомъ, какъ ей, такъ и мн!… Увы! клятва моя!… Не могъ онъ боле продолжать и упалъ безъ чувств въ руки Графа Бирофа.— Пришедши въ себя: о! злополучный Альфонзъ, вскричалъ онъ! избирай, ежели можешь, или сдлаться убійцею матери, или клятвопрестпупникомъ!— Еще произнесъ онъ нсколько словъ, но по причин рыданій ничего не можно было слышать.— Успокойся, сынъ мой, сказалъ монахъ: Церковь иметъ власть, я тебя увряю, уничтожить клятву твою!— Обагренныя кровію руки!— Я еще вижу — хотлъ ее облобызать въ послдней разъ, но она оттолкнула сына своего!— Молчаніе — Какой ужасъ!— Я клялся прекратить жизнь той, которая даровала мн бытіе — Я содрагаюсь!— Безразсудный! для чего почиталъ я себя прежде сего злополучнымъ.— Нтъ!— нтъ, и теперь я не несчастливъ!— Ничто не исторгнетъ ее изъ объятій моихъ!.. Выговоря сіи слова, бжитъ къ Лорет, обнимаетъ ее и потомъ возвращается къ монаху, продолжайте, батюшка! я все готовъ слушать — Терзайте разсудокъ и чувствительность мою!— Ради Бога, продолжайте!… Въ короткихъ словахъ окончу я повствованіе мое: мать ваша прислала за мною очень рано и объявила убивство свое и слдствія онаго.— Скоро посл злого Графъ Фридрихъ пришелъ въ замокъ, я объяснилъ ему печальное произшествіе.— Никогда не видалъ я человка, которой бы столько огорчился, тотчасъ признался онъ о причинахъ, побудившихъ его длать матери вашей мнимыя любовныя объясненія, проклиная при томъ самаго себя, что былъ слпымъ орудіемъ порочной ревнивости брата своего.— Графиня просила меня искусно скрыть прямую смерть мужа ея, и притомъ также распустить слухъ и о ея смерти.— Для сего надлежало мн ввести въ комплотъ вашъ нсколькихъ сотоварищей моихъ, монаховъ монастыря Святаго Духа. Похороны матери вашей были устроены со всею пышностью, такъ какъ-бы она подлинно умерла.— По окончаніи похоронъ вы не появлялись, Графъ Фридрихъ, дядя вашъ, объявилъ желаніе окончить дни свои въ монастыр Святаго Петра. Тогда-то вс служители были распущены, а двери замка заперты.— Мать ваша удалилась въ ту комнату, къ которой ведетъ потаенная дверь полуденной башни, я каждой день носилъ ей провизіи.— Ночью того дня, въ которой вс люди изъ замка распущены, я пришелъ къ ней.— Она сказала мн, что ршилась провести жизнь свою одна въ замк.— Я старался отвратить ее отъ такого предпріятія, но видя непреклонность ея, ршился молчать.— Стараніемъ Роберта перенесенъ былъ съ церемоніею изъ Вольфскаго лсу въ замокъ гробъ.— Положивъ оной трупъ покойнаго отца вашего, мы спрятали оной въ тотъ погребъ, что под церковью, но Графиня потребовала, чтобъ гробъ поставленъ былъ въ самой церкви, и съ тхъ поръ она проводитъ цлыя ночи въ молитв, и сама себя добровольно мучитъ.— Такъ, я ее видлъ! она, казалось мн, выходитъ изъ гроба, вскричалъ Альфонзъ!— А полночной колоколъ, спросилъ Графъ Бирофъ?— Она его звонитъ, подхватилъ монахъ, съ тмъ, чтобъ отдалить всхъ отъ замка и увритъ суеврныхъ сосдей, что въ замк живетъ духъ, также симъ звономъ призываетъ она къ себ двухъ монаховъ по очереди изъ монастыря нашего, которые приходятъ въ замокъ со мною для соединенія Святыхъ молитвъ своихъ съ ея молитвами надъ гробомъ покойнаго Графа Альфонза!— Но васъ не было при ней, сказалъ Альфонзъ, когда посщалъ я замокъ?— Мы удалились изъ замка, а она оставалась при гроб.— Какъ же вы это знаете?— Она объявила мн, что въ ту ночь, когда вы посщали замокъ, видла она человка, вошедшаго нсколько шаговъ въ церковь, потомъ съ ужасомъ убжавшаго, увидвши ее.— О ужасная ночь!— Горестное воспоминовеніе! жестокая мука!— Какимъ же образомъ удалились вы изъ замка, спросилъ Отецъ Николай?— Ужасъ и безпамятство придали мн силы, я выломилъ окно., которое было на большой дворъ и въ оное спасся.— Графъ Фридрихъ, дядя вашъ, продолжалъ монахъ, удалился въ монастырь Святаго Павла и не долго жилъ.— Съ самой смерти отца вашего монахи монастыря Святаго Духа въ вознагражденіе за ночныя посщенія и молитвы пользовались, съ позволенія Графини, всми доходами съ земель, принадлежнащихъ покойному Графу де Вагенбургу.— Я часто заклиналъ ее, отыскавъ васъ, утвердить во всхъ слдующихъ вамъ правахъ, но заблудившейся разсудокъ ея всегда предложеніе мое опровергалъ.— Вчерась утромъ я постилъ ее одинъ, чтобъ сказать ей о подозрніи моемъ, которое въ меня внушило имя ваше и нкоторыя слова, у васъ въ безпамятств вылетвшія: я говорилъ ей, что почитаю сына ея по близости замка.— Не между ли трехъ и четырехъ часовъ, перехватилъ Графъ, были вы въ замк?— Согласный отвт монаха объяснилъ Графу, почему нашелъ онъ отворенною потаенную дверь — Мать ваша, продолжалъ монахъ, сперва усумнилась очень въ словахъ моихъ, потомъ просила меня, естьли подозрнія мои справедливы, объявить вамъ, чтобъ вы съ нею не видались.— Утренній разговоръ мой съ вами уничтожилъ вс сомннія мои.— Въ полдень я постилъ еще мать вашу, къ величайшему моему удивленію она спокойно меня выслушала, но много плакала — узнавши, что видла васъ и не распознала.— Она сообщила мн желаніе свое ввести васъ во вс права, и самой удалиться. Разговоръ сей — окончала она прозьбою,чтобъ узнавши всю плачевную исторію ея, вы не длали бы усилія видть мать свою!— Альфонзъ не могъ ничего говорить едва слышалъ онъ послднія слова Отца Николая.— Монахъ совтовалъ ему успокоиться — Альфонзъ легъ въ постель, цлую ночь не говорили онъ ни слова.— Сдлавши маленькое утшительное привтствіе Лорет, которая заливалась горькими слезами, и сказавши Графу Бирофу, что нужное дло призываетъ его, увривши, что придетъ завтра поутру очень рано, Отецъ Николай оставилъ постоялой дворъ, благословя всхъ живущихъ въ немъ.— Ночная тишина была прерываема только размышленіями, какъ Графа, такъ и дочери его о всхъ обстоятельствахъ, сказанныхъ монахомъ, также тяжкіе вздохи Альфонзовы возмущали безмолвіе мрачной ночи.— Въ десять часовъ поутру пришелъ доброй монахъ, Альфонзъ два часа спалъ сладкимъ сномъ.— У Графа съ монахомъ началась большая матерія, которая была пресчена вошедшею Лоретою, она объявила, что Альфонзъ проснулся и желаетъ видть Отца Николая. Они вошли къ больному: батюшка, вскричалъ Альфонзъ, увидвши монаха: вы мн не сказали, куда укрылась мать моя?— Когда оставилъ я васъ вчерась, она все еще была въ замк, но ныншнею ночью отвезъ я ее въ монастырь Пресвятой Двы Маріи, отстоящій отсюда на семъ лію, тамъ положено правиломъ, что вошедшая туда уже не можетъ видться ни съ какимъ мущиною!— Прощаясь съ вами, не уже ли не вспомнила обо мн?— Она препоручила мн сказать вамъ, что не благословляетъ васъ, боясь навлечь на сына своею гнвъ Божій, и для тою препоручила она васъ молитвамъ моимъ, прося любезнаго ей сына и жену его когда нибудь съ сожалніемъ взглянуть на портретъ сей.— Съ симъ словомъ монахъ отдалъ Альфонзу миніатюрной портретъ матери его.— Съ чувствительностію Альфонзъ посмотрлъ и облобызалъ его. Прости ей’ Боже милосердый! вскричалъ онъ.— Маленькая ленточка привязана была къ портрету, онъ надлъ ее на шею и положилъ портретъ на грудь: покойся съ миромъ здсь! вскричалъ онъ со слезами! о батюшка!— матушка!— Естьлибъ почтенныя тни ваши могли въ день страшный соединиться въ счастливомъ обиталищ Ангеловъ, такъ какъ образъ любезный и вашъ драгоцнный вашъ соединенъ и начертанъ во глубин сердца моего!—

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ.

‘Счастливы смертные безконечно т, которыхъ благотворительная планета соединила неразрывными узами!— Судьба ихъ взаимна, сердца сопряженныя, благополучіе общее.— Существо ихъ есть одно существо!—‘

Томпсонъ.

Черезъ нсколько дней здоровье Алонзово позволило ему вторично постить замокъ Когенбургской. По приказанію Отца Николая гробъ, заключающій прахъ покойнаго Графа Альфонза, былъ переставленъ въ погребъ подъ церковь.— Много протекло времени прежде того, пока Альфонзъ могъ собраться съ бодростью духа, взойти въ церковь и ту комнату, гд онъ спалъ тою ночью, когда мать его пришедши къ нему, отдала таинственный приказъ удалиться изъ замка.— Графъ Бирофъ и Отецъ Николай взялись сдлать нужную поправку замка.— Когда узналъ Яковъ о томъ, что Альфонзъ вступилъ во вс права надъ имуществомъ покойнаго отца своего, то радость его была безмрна, не могши изъяснить словами восторга своего Альфонзу иЛорет, онъ плъ, плясалъ предъ ними.— По причин частыхъ посщеній Отца Николая сосдственныхъ деревень въ качеств духовника, онъ зналъ поведеніе многихъ поселянъ, и такъ легко было ему избрать изъ оныхъ число надобныхъ Альфонзу служителей въ замокъ.— Не забылъ онъ также уменьшить удивленіе всхъ о внезапномъ появленіи наслдника Графовъ Когенбургскихъ.— Въ тотъ день, когда назначилъ Альфонзъ перездъ свой въ обиталищ предковъ его, принялъ онъ поздравленіе отъ всхъ монаховъ монастыря Святаго Духа.— Умолчимъ здсь, какими глазами монахи смотрли на Альфонза.— Когда ушли они изъ замка, Яковъ стоялъ въ одномъ углу двора: а! а! дружки! кричалъ онъ имъ въ слдъ, смючис: вы пили за здоровье того духа, которой живетъ въ замк.4— Пйте теперь за здоровье новаго Графа!… Отецъ Николай не теряя времени написалъ письмо къ Епископу, объясняя клятву Альфонзову и прося его принять подъ покровительство церкви.— Скоро Альфонзъ получилъ разршеніе, только съ тмъ условіемъ, чтобъ удлить часть изъ ежегодныхъ доходовъ своихъ на содержаніе бдныхъ монаховъ одного монастыря, также осужденъ онъ былъ на легкое покаяніе.— Живучи три мсяца въ Когенбургскомъ замк, благополучіе заставляло Альфонза истребить изъ памяти своей прошедшее — какъ однимъ днемъ Яковъ запыхавшись вбжалъ кричалъ Графу Бирофу: ахъ, сударь! какое благополучіе!— Слава Богу! теперь только одинъ остался у насъ непріятель, дядя мои, Яковъ Перлетъ въ Бастиліи.— Графъ спшилъ спроситъ его о причин такой внезапной радости, Яковъ не много отъ усталости отдохнулъ, потомъ вскричалъ, знайте, сударь, что Кроонзеръ со всею шайкою своею сосланъ на галеры.— Почему ты это знаешь, спросилъ Графъ?— Послушайте, сударь! я ходилъ въ тотъ маленькой постоялой дворъ (это была обыкновенная прогулка Якова съ тхъ поръ, какъ сдлался онъ искреннимъ другомъ хозяину), между тмъ, какъ я тамъ былъ, сударь, пріхалъ какой-то господинъ.— Что новаго, опросилъ его хозяинъ?— Господинъ отвчалъ, что недавно переловили шайку разбойниковъ въ старомъ замк, отстоящемъ на день зды отъ Инспрука. — Понявши слова его: какъ же переловили ихъ, спросилъ я?— Одинъ дворянинъ, отвчалъ тотъ прізжій господинъ, хавши по той дорог, былъ окруженъ ими, служители его схватили одного разбойника, которой во всемъ и признался — Вс разбойники по показанію одного были пойманы, и также Атаманъ ихъ. Императоръ осудилъ ихъ на продажу Туркамъ въ неволю.— Графъ Бирофъ былъ очень доволенъ, что опасность его миновалась тмъ боле, что^, тщетны остались угрозы Кроонзеровы.— Альфонзъ послалъ въ Италію повренную отъ себя особу для узнанія, живъ ли Графъ Аріено?— Естьли онъ живъ,— то-располагался онъ хать въ Венецію съ Лоретою, которую почиталъ онъ истинною наслдницею имній Графа Аріено. Онъ воображалъ, что ддъ ее приметъ хорошо, но посланный возвратился съ весьма печальнымъ извстіемъ, что Графъ Аріено, будучи признанъ за соучастника тамошняго Сенатора, промотавшаго знатную сумму общественныхъ денегъ, умеръ на эшафот, и что все имущество его было обращено въ казну.— Графъ Бирофъ и дочь ею не могли удержать слезъ своихъ о злобной не достойной участи человка, котораго вся жизнь была цпью новыхъ мучительствъ для страждущаго человчества!… Графиня Анна прожила только нсколько мсяцевъ въ убжище, ею избранномъ для остальныхъ дней своихъ.— Можетъ быть Богъ, по милосердію Своему, простилъ ей невольное преступленіе ея.— Альфонзъ плакалъ, но слезы его осушены были мыслію, что смерть сдлала конецъ мученіямъ несчастной матери.— Нсколько лтъ спустя, неожиданной случай соединилъ Альфонза съ Барономъ де Смальдартомъ, время смягчило ту ярость, которая возмущала сердце сего почтеннаго старца посл смерти наглаго Теодора.— Альфонзъ всегда желалъ изъявить чувствительную благодарность благодтелю своему.— Они опять подружились, будучи оба довольны тмъ.— Баронъ съ удовольствіемъ согласился на приглашеніе Альфонза, хать въ Когенбургской замокъ: чувствительное сердце его было растрогано тмъ восхитительнымъ зрлищемъ, котораго былъ онъ самъ свидтель.— Альфонзъ и Лорета жили въ изобиліи и во всякомъ благополучіи.— Графъ Бирофъ, будучи почитаемъ зятемъ и любимъ дочерью, ласкалъ маленькихъ внучатъ своихъ сихъ невинныхъ твореній, счастливыхъ подъ призоромъ нжной матери и добраго отца.— Страшитесь, друзья мои! твердилъ часто Альфонзъ дтямъ своихъ, когда пришли они въ возрастъ: страшитесь недоврчивости и ревнивости: он раждаютъ преступленія — и сами суть преступленія!— Невинный по внушенію ихъ длается преступникомъ — он ведутъ человка къ преждевременной гибели — къ гробу!

— Ядовитая отрасль ихъ распространяется далеко — на многихъ!… Недоврчивость и ревнивость суть фуріи — дщери зла!— Любовь къ ближнему была, есть и будетъ всегда любезная дщерь неба!..

КОНЕЦЪ ЧЕТВЕРТОЙ И ПОСЛДНЕЙ ЧАСТИ.

ПОЛНОЧНОЙ КОЛОКОЛЪ,илиТАИНСТВА КОГЕНБУРГСКАГО ЗАМКА,