Полночный колокол, или Таинства Когенбургского замка. Часть третья, Лэтом Фрэнсис, Год: 1798

Переводы
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Скачать в PDF

0x01 graphic

ПОЛНОЧНОЙ КОЛОКОЛЪ,
или
ТАИНСТВА КОГЕНБУРГСКАГО ЗАМКА,

сочиненіе
АННЫ РАДКЛИФЪ.

‘Ахъ!— для чего мгновенная улыбка юнаго сердца человческаго бываетъ всегда признакомъ коловратной судьбины его!’ —

ЧАСТЬ ТРЕТЯ.

Переводъ съ Французскаго.

МОСКВА,
Въ Типографіи Селивановскаго,
1802.

Съ дозволенія Московскаго Гражданскаго Губернатора.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.

‘Вотъ участь человческая!— Нын родятся нжные цвты лестной надежды, завтра распускаются пучечьки счастія, они столь же восхитительны, какъ малая роза въ начал всны, но увы!— проходитъ день, другой, по томъ третей — цлое годовое время: падетъ вмсто утренней росы пушистый блой снгъ, вмсто благотворнаго солнечнаго зноя застигнетъ смертный хладъ, вмсто улыбающагося майскаго утра воздыматься будетъ вьюга!— Мразъ окуетъ животворной корень нжной розы, она завянетъ, поблекнутъ и опадутъ листы на долго … а можетъ быть навсегда!…. Судьба людей также непостоянна, какъ и время!— Весною цвтокъ красуется, торжествуетъ привлекательностію своею, а зимою онъ стонетъ, какъ стоналъ нкогда Нарцисъ о миловидности своей!— Ахъ! не сходенъ ли и человкъ съ цвткомъ?— Пока питомецъ фортуны, по тхъ поръ блаженствуетъ, но лишь за порогъ проводитъ благотворительную гостью сію, то дряхлетъ, вянетъ, сохнетъ, не приманиваетъ, гибнетъ, какъ гибну я теперь!…

Шекспиръ.

Въ повствованіи своемъ Лорета не упустила ни единаго обстоятельства жизни матери своей, которыхъ еще Графъ не зналъ. Подробности, употребляемыя Лоретою, дабы доказать невинность матери, не смотря на любовь ея къ Графу де Когенбургу, какъ къ предмету нжной и постоянной вырасти ея, тронули до глубины сердце Графа Бирофа.
‘Ахъ! вскричалъ онъ, для чего не объявила она мн всего?— Для чего, не открыла тайну сердца своего!— Мы наслаждались бы счастіемъ, и я, не былъ бы преступникомъ!’ — Посл краткаго молчанія онъ продолжалъ: ‘теперь, дочь моя, и о слушай, плачевную участь отца твоего, и ты удостовришся, что дурной поступокъ нечувствительно вовлекаетъ человка, въ какомъ бы благополучіи онъ ни былъ и ни родился, въ ужасныя преступленія, которыхъ дотол одно воображеніе наводило смертный на него страхъ!…’
‘Отецъ мой и сестра его были единственныя дти Графа Бирофа, Нмецкаго дворянина, которой поселился на небольшой земл, ему наслдственно принадлежащей, въ окрестностяхъ Вны.— Не всякой родится счастливымъ!— Отецъ мой по дламъ своимъ принужденъ былъ оставить дворъ Австрійской, въ которомъ занималъ довольно почетное мсто.— Тетка моя имла благополучіе понравиться богатому Италіянскому Маркизу, за котораго она вышла за мужъ, и съ нимъ мст ухала въ Италію…’
Отецъ мой женился на средняго состоянія двушк: одинакое положеніе, взаимная любовь ихъ сдлали бракъ сей благополучнымъ, но только не надолго: спустя нсколько лтъ отецъ мой умеръ, оставя меня и жену свою подъ призоромъ дда моего.
Жестокія и непревидимыя несчастія нечувствительно разстроили дла дла моего. Онъ умеръ, оставя меня 18 лтъ съ весьма умреннымъ состояніемъ, и для того мы съ матерью моею ршились, живучи и удалясь отъ свта, умножить хозяйствомъ сумму моихъ доходовъ, потому что рожденіе мое, титулы отца моего преградили мн путь къ другимъ способамъ.— Ахъ! колико пагубны предубежденія, подъ властью которыхъ мы раболпствуемъ!…
Не много спустя посл смерти дда моего, получили мы письмо отъ тетки моей: она увдомляла насъ о смерти мужа своего, и о тхъ богатствахъ, которыя онъ ей оставилъ въ наслдство, также призывала она насъ въ Италію жить съ нею вмст.
Владнія наши были наслдственныя: он переходили изъ рукъ въ руки ближайшихъ родственниковъ фамиліи Графа Бирофъ, и такъ предосудительно показалось бы многимъ, чтобъ дворянинъ продалъ на слдственное имущество свое. Мы ухали изъ Германіи не объясня причину отъзда нашего.
Тетка моя, Маркиза дель Палермо, жила въ Венеціи и имла собственной огромной домъ она приняла насъ съ непритворною искренностію и дружбою.— Мать моя, не долго поживши въ Италіи, умерла. Съ сего случая тетка моя удвоила обо мн нжную попечительность свою, объявила, что не желаетъ вторично быть за мужемъ и по сей самой причин, за исключеніемъ посторонняго завщанія, она оставляетъ меня наслдникомъ всего имнія своего. Оказавъ ей мою признательность, услышалъ отъ нее, что она сыскала мн надзирателя, съ которымъ хочетъ она, чтобъ я путешествовалъ два года. Прежде всякаго моего устроенія, знала она тогда, привязанность мою къ твоей матери.
Въ молодости всякой подобенъ легковрной и ветрянной бабочьк, которая перелетывая съ цвтка на другой, ищетъ еще новинькаго.— Я обольстился таковымъ предложеніемъ тетки моей, надясь возвратиться изъ путешествія гораздо достойнымъ руки дочери Графа Аріено, потому что тетка моя говорила ему о сердечныхъ чувствахъ моихъ, онъ согласился выдать дочь свою за меня.
Протекло 18 мсяцовъ посл отъзда моего изъ Италіи, какъ вдругъ получилъ я отъ довреннаго тетки моей письмо, которымъ увдомлялъ онъ, что тетка моя умерла, оставя по завщанію своему меня наслдникомъ всего своего имущества.
Я возвратился въ Венецію очень скоро для полученія наслдства. Лить только прошло нсколько часовъ посл прізда моего, Графъ Аріено постилъ меня и оказалъ соболзнованіе о потери моей, съ другой стороны поздравлялъ меня съ полученіемъ столь великаго богатства, и прежде нежели ухалъ отъ меня, напомянулъ объ уговор нашемъ, касательно дочери его, также просилъ меня не длать никакого примчанія, естьли найду дочь его печальною, потому что тмъ умножу лишь грусть, которая въ ней поселилась съ самой смерти Маркизши дель Палермо.
Я общалъ ему все исполнить, думая, что истинная причина того единственно клонится къ спокойствію предмета, мною обожаемаго.— При первомъ посщеніи моемъ я былъ пораженъ печалью, которая изображалась на лиц Лоретиномъ: стараясь ее утшить, я не говорилъ ни единаго слова объ причинахъ горести ея, далъ также на замчаніе ей, что она очень перемнилась.— Лорета плакала — и я начиналъ говоритъ объ другомъ. Всякой разъ, когда бывалъ я съ нею, Графъ Аріено отъ насъ не отлучался…
Ахъ! теперь знаю я причину такого дйствія, которое меня тогда удивляло: онъ вдалъ сколько дочь его боялась, и такъ ршился присудствіемъ своимъ прекратить всякое объясненіе со мною. Горе тмъ отцамъ и матерямъ, которыхъ презрительная корысть къ прибытку содлываетъ тираннами — и орудіями злополучія дтей!— При всякомъ свиданіи моемъ съ Графомъ Аріено длалъ онъ мн предложеніе ускорить день свадьбы моей, но любовь и почтеніе къ тетк моей возбраняли скоро мн на то ршиться, однакожъ частыя предложенія Графскія, согласны будучи съ чувствами моими, перемогли вс препятства, и я женился на матери твоей. Посл свадьбы нашей тесть мои требовалъ, чтобъ мы прожили мсяца два въ дом его. Я почелъ требованіе такое за родительскую горячность, но теперь ясно вижу, что хотлъ удержать ее у себя для лучшаго и свободнаго надзиранія за поступками дочери своей!— Тщетно употреблялъ я всевозможныя способы возвратить жен моей прежнюю веселость — мрачная задумчивость обуревала чувства ея… Протекло шесть недль посл свадьбы нашей, какъ въ одинъ день, проговаривая тестю моему о соболзнованіи моемъ касательно грусти жены моей, узналъ отъ него, что подозрваетъ онъ дочь свою въ неврности: безсомннно питаетъ она въ сердц своемъ порочную страсть къ какому нибудь негодяю, примолвилъ Графъ Аріено. Таковое открытіе разрушило спокойствіе, оскорбило чувствительность мою и представило вдругъ мыслямъ моимъ вс таинственные поступки тестя моего. Съ какимъ омерзніемъ взиралъ я на него!— Тогда узналъ я все отъ подлаго человка сего. Все узналъ я, какъ жена моя прежде брака нашего любила Графа де Когенбурга, какъ и онъ се любилъ и наконецъ безразсудной тесть мой ободрялъ самъ мужественную ршительность мою… Кто повритъ, чтобъ доставало у него духа хвастаться въ присудствіи моемъ, сдлавъ злополучіе единственной дочери своей, а съ нею вмст и мое?— Будучи раздраженъ таковымъ поступкомъ, я упрекалъ его въ подлости, варварств?… Онъ слушалъ меня съ хладнокровіемъ и молчаливою насмшкою, какъ такой человкъ, которой сллавъ доброе дло, утшался слдствіями онаго — Ахъ! для чего есть такіе изверги, которые любуются бдственнымъ положеніемъ себ подобныхъ?… Скоро я замолчалъ.— Кто препятствуетъ теб, сказалъ мн Графъ Аріено съ прежнею холодностію: кто претитъ теб избавиться отъ накучившато соперника твоего?— Какъ избжать мн того?— Куда скрыться!— Дайте мн совтъ вашъ?— Убй его!… Никогда не обнажалась шпага моя противу подобнаго мн человка, я содрогнулся при такомъ предложеніи. Тесть мой примтилъ то, и чтобъ докончать начатое имъ, онъ прибавилъ: ну, такъ терпи нахальства вроломнаго соперника своего, когда не можешь избавиться отъ нихъ!— Въ большую ярость привели меня слова сіи. Дайте мн ясное доказательство, вскричалъ я, подозрній вашихъ, и вы увидите, могу ли владть самимъ собою?— Я докажу теб, что справедливо говорю, вскричалъ, уходя изъ комнаты и хлопнувши дверью тесть мой — достойной Графъ Аріено.
Въ какое мученіе повергло меня такое объясненіе!— Легко ли чувствительному, благомыслящему человку узнать, что онъ ненавистный для жены своей предметъ — жены, которую почиталъ онъ утшительнымъ геніемъ своимъ, подпорою всхъ надеждъ, всего счастія!… Ахъ!— и она жертва алчной корысти и гордости жестокаго отца.
Я ршился однакожъ молчать до тхъ поръ, пока полечу ясное и общанное мн доказательство. Нсколько разъ подозрвалъ я жену мою, столько же не врилъ словамъ Графа Аріено.— Но хотя мысли мои были и различны, однакожъ не могли он оправдать въ глазахъ моихъ предметъ, причинившій только гибели жен моей!..
Прошло пять дней посл разговора моего съ тестемъ моимъ, какъ пришелъ онъ въ комнату мою съ распечатаннымъ письмомъ въ рукахъ, свши подл меня: я объявилъ, сказалъ мн Графъ Аріено, вчерась утромъ дочери моей объ отъзд моемъ съ тобою въ деревню на два дни, ты узнаешь легко намреніе мое, когда увидишь изъ письма сего, какое слдствіе оно возымло.— Посл сего получилъ я изъ рукъ его письмо — прочиталъ оное, посудите объ удивленіи моемъ! это было приглашеніе жены моей къ Графу Фридерику де Когенбургу, самою ею писанное: она звала любовника своего для тайнаго свиданія къ тетк ея, назначая вечернее время.— Нсколько разъ пробжалъ я быстро глазами моими письмо сіе, прежде нежели въ точности уврился.— Скоро Графъ Аріено извстилъ меня, какимъ образомъ перехватилъ письмо то изъ рукъ служителя, которому было оно вврено.— Я слушалъ его, не говоря ни единаго слова. Кто можетъ представить себ мучительное положеніе мое?— Лишь только хотлъ я разорвать письмо сіе на млкія части, какъ вдругъ Графъ, вырвавъ его изъ рукъ моихъ, вскричалъ: остановись!— Отъ письма сего зависитъ мщеніе твое!— Потомъ слъ онъ къ письменному столику моему, запечаталъ снова письмо то, позвалъ человка, на котораго боле всхъ полагался и приказалъ сему послднему отнести письмо по надписи.
Погруженный все еще въ горести, молчаніе мое не было ничмъ прерываемо, одни тяжкіе вздохи воздымали трепещущую грудь мою.— Слуга тестя моего ушелъ — Графъ спросилъ меня тогда: видлъ ли я, что сдлалъ онъ?— Видлъ, отвчалъ я, и просилъ его объясниться.— Графъ де Когенбургъ, сказалъ тесть мой, конечно не преминетъ исполнить прозьбу дочери моей, ему необходимо должно проходить узкой и глухой переулокъ, чтобъ притти къ дому сестры моей гд назначено свиданіе, ты долженъ на все ршиться — Мы нынче же распростившись удемъ изъ дому моего, и такъ все подозрніе исчезнетъ, но я требую отъ тебя, чтобъ кровію твоего соперника было омыто безчестіе, имъ нанесенное роду моему!— Ахъ! Естьлибъ я былъ Италіянецъ, съ какимъ восторгомъ принялъ бы сіе предложеніе, но сердце мое затрепетало!— Убивши его, сталъ бы я преступникъ — противу всхъ законовъ!— Однакожъ, думалъ я, когда соперникъ мой достоинъ смерти, для чего не обнажить мн мстительную руку мою противу врага честности?— Законы извиняютъ преступленіе, въ которое ввергся кто, защищая самаго себя!—
Я уврялъ Графа Аріено, (которой привыкнувши къ обычаямъ такой земл, гд жертвуется жизнь человческая гораздо больше самаго послдняго животнаго), что во всемъ согласенъ, только бъ былъ онъ со мною. Онъ долго тому не врилъ, наконецъ ршился за мною слдовать.— Посл обда того же дня въ назначенной Графомъ дочери его часъ отъзда нашего, мы сли, на лошадей, и ухавъ изъ города, прискакали къ одному деревянному домику, принадлежащему находившемуся нкогда во услуженіи Графскомъ служителю. Тамъ оставили мы лошадей и подъ вечеръ пшкомъ пришли въ городъ.
Съ часъ времени пришли мы прежде назначеннаго женою моею свиданія съ Графомъ де Когенбургомъ, я выдернулъ шпагу мою и сталъ съ тестемъ моимъ такъ, чтобъ посредствомъ отраженія тни одного строенія никто насъ примтить не могъ. Скоро услышали мы идущихъ людей, человкъ, завернутый въ плащ, скоро проходилъ мимо насъ. Аріено сказалъ мн тихо, это онъ — точно Графъ де Когенбургъ.— Подбжавши къ нему, бранилъ я его варваромъ, и вызывалъ на дуель — Онъ отвелъ палкою нанесенной мною ему ударъ и хотлъ уйти, но я отскочивъ за нсколько шаговъ назадъ пронзивъ его шпагою.— Въ самое сіе время услышали мы множество голосовъ.— Скоро побжалъ я къ Графу въ домъ, а онъ къ сестр своей.
Какое мученіе претерплъ я въ теченіе сей злополучной ночи!— Вошедши въ комнату матери твоей, увидлъ, что принесена она въ свою комнату отъ тетки, узнавъ меня, она осыпала упреками, которые раздирали сердце мое, и объявила мн о страсти своей къ Графу де Когенбургъ. но при томъ призывала небо въ свидтельство о невинности своей касательно того преступленія, въ которомъ Графъ Аріено и я ее обвиняли.— Хотя явно открылось глазамъ моимъ преступленіе жены моей, но любовь моя къ ней такъ была безпредльна, что я всячески старался искренними увреніями уменьшить цну потери ея!— Она не внимала словамъ моимъ, и я вышелъ изъ комнаты ея съ такимъ же волненіемъ чувствъ, какъ я вошелъ въ нее…
На другой день ввечеру, между тмъ, какъ я занимался новыми усиліями успокоить мать твою, пришли мн сказать, что Графъ Аріено требуетъ скораго моего къ нему прихода.— Онъ въ короткихъ словахъ сообщивъ мн, что Графъ Фридрихъ де Когенбургъ избжалъ мщенія нашего, и что убитой мною человкъ былъ сынъ перваго Сенатора. 500 цехиновъ общано, прибавилъ онъ, тому, которой представитъ убійцу: самымъ Сенатомъ опредлено сослать въ ссылку, лиша всего имущества, Преступника, также и съ тми поступлено будетъ по всей строгости законнаго осужденія, не взирая ни на какое лицо!— Какъ выражу я мучительное угрызеніе совсти моей, когда узналъ, что убилъ невиннаго!— Теперь, продолжалъ Графъ Аріено, какое предпочтеніе заслужитъ отъ васъ такой другъ, которой спасетъ васъ отъ угрожающей погибели?— Неминуемая, думалъ я, будетъ мн смерть, когда представятъ меня къ суду. Ахъ! въ жестокую минуту то смерть была бы мн безцннымъ даромъ небесъ, только не отъ руки палача — и не на эшафот!— Гд найти такого друга, вскричалъ я! Такую рдкость въ ныншнемъ вк?— Во мн, подхватилъ скоро Графа! Займемся теперь способами отвратить погибель твою есть ли тебя схватятъ и обвинятъ въ преступленіи, то конечно все имущество твое будетъ оконфисковано и обращено въ казну, и такъ сохраненіе жизни твоей зависитъ отъ скораго побга. Позжай скоре за защиту. Невозможно теб также въ столь короткое время, которое осталось къ спасенію твоему, устроить дла и съ выгодою продавъ вс имущества, остается теб только побожиться на меня.— Оставьте одну землю казенному оконфискованію и бгите, пока время и случай благопріятствуетъ, я же, распорядивъ оставленное у меня имущество твое, перешлю къ теб деньги, мною за оное взятыя, при первомъ извстіи о благополучномъ вызд твоемъ за границу и о безопасномъ положеніи.— Чувствительно пораженъ былъ я такимъ предложеніемъ Графа, то мннію моему весьма выгоднымъ. Въ восторг бросился я ему на шею, обнималъ его, благодарилъ поспшилъ произвести, какъ можно скоре, все сіе въ дйство.— Лишь только усплъ я приложить руку и печать къ той бумаг, которая предоставляла Графу Аріено право надъ всми моими имуществами, какъ вошелъ къ намъ лкарь жены моей и объявилъ о побг ея.— Графъ принялъ извстіе съ весьма холодно, и я также, очень много занимаясь угрожающею мн напастью, слдовательно безъ особливаго вниманія слушалъ слова лкаря, полагая, что Лорета узнала о спасеніи Графа Фридриха де Когенбургъ и нашла случаи вмст съ нимъ скрыться.— Черезъ нсколько часовъ я уже не былъ во Вененіянскихъ владніяхъ, а въ дв недли пріхалъ въ Парижъ, город мною избранной для избжанія розысковъ отъ правительства. Чмъ боле удалялся я отъ Вены и тмъ меньше ожидалъ опасности. Одно тревожило меня: шпіоны, которыхъ не малое число находится во всякомъ государств!… На другой день прізда писалъ я къ Графу Аріено, извщая о мст моего пребыванія. Не нужнымъ считалъ я напоминать ему о скорйшемъ присланій слдуемыхъ мн за имущество мое денегъ.— Онъ зналъ, думалъ я, что съ самою малою суммою и нсколькими только перстнями ухалъ я отъ него.— По прошествіи трехъ недль получилъ я отъ него письмо, короткое и ясное слдующаго содержанія.
Преступленіе ваше, государь мои, стало гласно, вы обвинены бъ убійств Сенаторскаго сына, и такъ имущество ваше, оставшееся подъ именемъ вашимъ оконфисковано и взято въ казну — Сожалю о семъ: самое сіе претитъ мн вамъ услужить, вы знаете, что я Сенаторъ, слдовательно подвергну себя строгому осужденію правительства, когда откроется, что покровительствовалъ человку, обвиненному всми законами.— И такъ мн остается только поблагодарить за укрпленіе такого имущества при отъзд вашемъ, которое бы на врно принадлежало теперь казн.—
Недостойный Сенатор! вскричалъ я, прочтя письмо сіе: такъ то чтишь ты законы. Отъ тебя зависитъ участь многихъ людей и ты не стыдишся явно обнаруживать вроломство свое!—
Графъ Бирофъ отдохнулъ не много, потомъ продолжалъ: въ какое состояніе приведенъ я былъ!— Все богатство мое состояло въ 15 цехиновъ и двухъ перстняхъ посредственной цны, не имя въ виду даже ни единаго способа возвратить явно мошенническимъ образомъ отнятаго у меня. Какъ могъ я думать о мщеніи противу такого человка, которой былъ причиною всхъ бдствій моихъ: малйшая неосторожность моя въ семъ обширномъ город могла быть мн опасною. Будучи иностранецъ, не имлъ я ни друга, которой бы помогъ мн, ни знакомаго, чтобы разговорами укоротятъ медлительно проходящее время!— Ахъ! какъ могъ я льстить себя надеждою, освободиться изъ ужасной пропасти такого лабиринта, въ которой повергъ меня для пагубнаго корыстолюбія своего хитрый человкъ, къ коему нималйшей даже привязанности я не имлъ.— Боже!— Боже милосердый! справедливость Твою призываю во свидтельство: могъ ли Графъ Аріено быть мн другомъ?— Корысть заглушила въ сердц сего тирана гласъ сострадательности, содлала его давно уже бичемъ добродтели, а не защитникомъ ея!..
Всякую минуту помышлялъ я о безопасности своей, зная, что когда убжище мое будетъ извстно, то Венеціянское правленіе возметъ свои мры. Иногда страшился я, что Графъ Аріено, для безопаснаго владнія наглымъ образомъ похищеннаго у меня имущества, откроетъ извстное ему Мсто моего пребыванія тамошнему правительству и употребитъ вс способы къ скорйшему приближенію смерти моей, дабы какими нибудь переворотами не вошелъ я опять въ право наслдственнаго имущества моего.— Съ одной стороны успокоивался я тмъ, что Графъ, обвиняя меня, обвинитъ и себя, а во вторыхъ думалъ, что убжище моего не откроютъ, и такъ перемнивъ платье мое, ршился жить все въ Париж. Обширность и многолюдность города сего увряли меня въ безопасности.— Нанявши квартиру въ самомъ глухомъ мст, единственно занимался способами, какъ прожить, ходилъ каждой день въ кофейной домъ, гд бывало пропасть молодежи, по вечерамъ игрывали вс въ шашки, я игралъ въ нихъ очень хорошо — увидя меня внов предлагали играть, я соглашался, и такъ какъ цна была весьма маленькая, то и не рисковалъ никто очень много проиграть.— Были игроки искусне меня, съ тми я проигрывалъ, но по большой части попадали мн простячки, и я оставался всегда съ деньгами.— Иногда же выигрывалъ я по тому, что слабо набитой кошелекъ мой принуждалъ меня боле заниматься игрою: ибо всякой проигрышъ былъ мн чувствительне, нежели кому другому — Выигранныя деньги почиталъ я вспомоществованіемъ небесъ!— Нужда ко всему пріучитъ. Въ 6 мсяцовъ экономіею моею накопилъ я 50 луидоровъ. Со стороны денегъ я успокоился, но не могъ быть покоенъ, помышляя о матери твоей. Я старался развдывать объ ней, но все тщетно!— Хотлъ я также отмстить тому человку, которой разрушилъ благополучіе дней моихъ!— Размышляя долго о семъ предмет, заключило Слдующимъ: смерть Графа де Когенбурга можетъ ли возвратить мн благополучіе дней моихъ!— Нтъ!— Кровь его омоетъ ли преступленіе мое?— Нтъ!— Могу ли надяться, чтобъ жена моя могла быть такою, какою долженствовала быть?— Ахъ! нтъ!— нтъ!— нтъ!— Для чего же мн искать ту которая бжитъ отъ меня?— Для чего снова растравлять рану мучительнаго угрызенія совсти моей?— Гд найду я спокойствіе, котораго давно уже лишенъ, сдлавшись убійцею невиннаго человка!… Ршившись одинъ разъ навсегда позабыть такую женщину, которая была мн любезна, употреблялъ я къ тому вс способы, но, ахъ! иногда чувства мои мн измняли. Вспоминая объ Лорет, не могъ я безъ сожалнія подумать о бдственной участи ея!— Вотъ слдствія, восклицалъ я, пагубнаго и ненасытнаго корыстолюбія родителей!… Что же касается до Графа Аріено: то оной часто представлялся воображенію моему, и при всякомъ такомъ вспоминаніи непреоборимой ужасъ владлъ чувствами моими. Возможно ли, думалъ я, чтобъ существовалъ такой тиранъ, такой извергъ человчества?— Олъ пожертвовалъ единственною дочерью своею, обманулъ невиннаго человка, женилъ его на дочери своей — вооружилъ руку зятя своего, соорудилъ мщеніе свое противу такого человка, къ которому дочь его была страстна, ограбилъ меня и окаменлое сердце чудовища сего не дрогнуло?— Совсть не могла укорять потому, что уже давно онъ ее не иметъ — не иметъ такого отличія, безъ котораго человкъ ничто иное, какъ презрительное твореніе!— Сколько доказалъ онъ вроломство свое! бывъ самъ судья вышняго мста, довренная особа правительству, наглымъ образомъ сдлался похитителемъ государственнаго интереса и тмъ преступилъ долгъ и обязанность ненарушимой клятвы. Можетъ ли безчеловчный гонитель добродтели быть полезнымъ членомъ благоустроеннаго общества — и прямымъ добрымъ сыномъ отечества?… Вотъ каковы бываютъ иногда люди, долженствовавшія служить подпорою государства!…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.

Какое мученіе — не имть друга, котораго бы нжный гласъ сострадательности усладилъ горестныя бдствія мои!— Блдная смерть мелькаетъ быстрыхъ глазахъ моихъ — слезы льются по блднымъ ланитамъ — сердце ноетъ и трепещетъ — оно трепещетъ и день и ночь!— Какое мученіе!…

Шекспиръ.

Повствованіе Графа Бирофа было пресчено вошедшимъ старымъ пастухомъ: онъ принесъ имъ чашку горячаго молока.— Графъ поблагодарилъ его, а Лорета, обтерши слезы чувствительности, исторгнуться злополучнымъ повствованіемъ отца своего, выпила не много молока — Графъ пилъ также молоко — Пастухъ удалился, восхищаясь благодарностію Графа, которой началъ продолжать повствованіе свое: уже жилъ я въ Париж, около двухъ лтъ, какъ вдругъ однимъ днемъ возвращаясь съ обыкновенной мой прогулки, бывшей въ предмстіи города, увидлъ, что два человка, совсмъ мн не извстные, шли слдомъ за мною, скоро пришелъ я на квартиру и они взошли въ комнаты мои. Какая причина прихода вашего, спросилъ я ихъ?— Намъ надобно тебя, дружокъ! ступайка за нами, сказалъ одинъ изъ нихъ.— Куда итти мн, спросилъ я его?— Тотъ, которой прежде говорилъ мн отвчалъ на сей вопрос мой, выдернувъ изъ боковаго кармана свернутую бумагу, которую развернувъ, показалъ мн печать, къ оной приложенную. Увидя сіе, я почелъ двухъ человкъ сихъ за лазутчиковъ, подосланныхъ отъ Beнеціянскаго правленія, но посудите объ удивленіи моемъ, когда узналъ, что эта бумага была ордеръ вести меня въ Бастилію: однимъ словомъ, это былъ Королевскій указ!— Два человка посадили меня въ узенькую каретку, въ ней не было ни единаго окошка.— Скоро услышалъ я, какъ опустился и потомъ поднялся подъемной мостъ, ведущій въ обиталищ ужаса и отчаянія!… Карета, въхавши на первой дворъ, остановилась: двое стражей моихъ повели меня по вымощенному камнемъ двору, окруженному превысокими и толстыми стнами, потомъ введенъ я былъ въ сни того огромнаго строенія у котораго даже наружный видъ часто наводилъ на меня ужасъ.— Увы! могъ ли я когда вообразить, чтобъ вытерплъ столько мученія и въ Бастиліи?— Чего не вытерпитъ человкъ?— Пройдя дв огромныя залы и множество темныхъ переходовъ, мы Пришли къ большой желзной двери, которая была въ конц длиннаго коридора, освщеннаго однимъ только маленькимъ окошечкомъ. Желзную дверь отворилъ человкъ, котораго нашли мы во второй зал, я узналъ уже посл, что то былъ надзиратель. Меня впустили въ дверь и оную заперли, я очутился въ маленькой четвероугольной комнат, которой все убранство состояло въ развалившемся столик, стул и ветхомъ пуховик, щекатурка со стнъ въ нкоторыхъ мстахъ отвалилась: признак чрезвычайной сырости сего мста.— Скоро я очень озябъ.— Въ семъ горестномъ уединеніи размышлялъ я о причинахъ моего заключенія, Венеціанское правленіе, думалъ я, не можетъ такъ долго продолжать поиски свои обо мн, съ другой стороны, не сдлавъ ничего предосудительнаго въ семъ город, страннымъ мн казалось, для чего безъ причины могли меня посадить въ Бастилію, да еще по Королевскому указу!— слыхалъ я, что и невинные погибаютъ въ Бастиліи, но чемъ могъ иностранецъ навести на себя подозрніе, а особливо такой, которой даже и не говорилъ о политическомъ состояніи неизвстнаго ему государства — Нсколько часовъ ходилъ я скорыми шагами по тюрьм моей, ввечеру принесъ мн не много хлба и воды человкъ, котораго почелъ я за тюремщика, онъ поставилъ принесенное на стол и опять ушелъ.— Наступившая ночь умножила страх мой, въ тюрьм моей было только одно окошко, да и то задлано претолстыми желзными ршетками.— Я сталъ на стулъ и увидлъ, что окно было на дворъ, тотъ самой, которой я проходилъ.— Ночь прошла въ размышленіи о бдственной участи моей, на другой день поутру тюремщикъ принесъ тотъ же припасъ, какъ и наканун. Такъ протекли три дни, въ которые уединеніе мое не было никмъ прерываемо: одинъ только утренній и вечерній приходъ тюремщика выводилъ меня изъ задумчивости.— Первые дни осыпалъ я его вопросами но видя, что не получаю ни одного отвта, ршился боле ему не скучать.— Поутру четвертаго дня надзиратель, преслдуемъ будучи двумя вооруженными солдатами, вошелъ въ тюрьму мою. Надобно теб освжишься сегодня, сказалъ онъ мн, а то занеможешь. Меня поставили между двумя солдатами, и мы пошли за надзирателемъ въ коридоръ, потомъ сходили по лстниц, проходили усвой переходъ, опять всходили по каменной лстниц вверьхъ, и пришли къ большой желзной двери. Надзиратель отперъ ее, и я введенъ былъ солдатами въ четвероугольную площадку длиною и шириною въ 12 футовъ, но такъ окруженную стнами со всхъ сторонъ, что кром неба ничего не можно было видть.— Солдаты остановились. у дверей, надзиратель вошелъ на середину той площадки, я подошелъ къ нему, просилъ и заклиналъ объявить мн причину моего заключенія.— Онъ не хотлъ отвчать, и скоро, ушелъ съ площадки.— Солдаты все стояли у дверей, я хотлъ поговорить съ ними, но вс усилія мои остались тщетными: они молчали.— Чрезъ полчаса надзиратель пришелъ, и я отведенъ былъ опять въ тюрьму мою.— Чрезъ всякіе четыре дни меня всегда водили на вышесказанную площадь.— Прошло семь мсяцовъ, и дло о заключеніи моемъ не пояснялось.— Въ одно утро дверь моей тюрьмы отворилась и я увидлъ вошедшаго надзирателя съ двумя солдатами, такое дйствіе чрезвычайно удивило меня, тмъ паче, что наканун того самаго дня былъ я на площадк. Солдаты поставили меня между собою и пошли за надзирателемъ. Скоро привели меня въ большую галлерею, гд увидлъ я сидящаго человка, которой, какъ мн посл сказывали, былъ Судья полицейской, по бокамъ его также сидли еще по одному человку.— Меня поставили у противнаго конца того стола, вокругъ котораго сидли три особы сіи: Секретарь принудилъ меня произнесть клятву объявить истинную правду, по окончаніи присяги Полицейской Судья началъ допрос свой: ты Монтвиль?— Такъ — Точно ли тебя такъ зовутъ?— Я молчалъ.— Не забудь, дружокъ, продолжалъ Судья, что ты поклялся говорить правду! и такъ сказывай, точно ли тебя Монтвилем зовут?— Нтъ.— Какъ же?— Я имю причины скрывать то отъ васъ.— Запиши поясне, вскричалъ Судья гордымъ голосомъ Секретарю, отвт сей, потомъ продолжалъ: Французъ ли ты? Нтъ!— Венеціянецъ?— Нтъ.— Не облыгай меня, или худо будетъ: ты врно Италіянец?— Нтъ.— Ты пріхалъ изъ Венеціи? — Да.— Давно ли?— Тридцать два мсяца безъ тхъ, которые здсь прожилъ.— А за чмъ пріхалъ ты въ Париж?— Я вамъ того не скажу.— У тебя врно злой умыселъ?— Кто можетъ это сказать?— Ты сюда пришелъ не спрашивать, а отвчать, грубо вскричалъ Судья, потомъ пошептавъ на ухо тому человку, которой у него съ правой руки сидлъ, началъ перебирать листы развернутой и передъ нимъ лежащей книги, останавливаясь при каждомъ лист еще разъ пошепталъ на ухо тому человку и спросилъ меня: чмъ жилъ ты здсь? Кто можетъ доказать, что жилъ я здсь. На щотъ несправедливыхъ пріобртеній — или назоветъ ли кто меня преступникомъ!— Ты принялся за старое: отвчай на то, о чемъ тебя спрашиваютъ.— Привезя съ собою изъ Венеціи денегъ, ими жилъ здсь — Посл многихъ таковыхъ вопросовъ, изъ которыхъ не могъ я узнать причину моего заключенія, вывели меня изъ залы и я опять очутился въ прежней тюрьм своей.— По истеченіи двухъ мсяцовъ меня вторично привели въ вышеозначенную галлерею: ты признался, сказалъ мн Судья, въ первомъ допрос твоемъ, что прихалъ изъ Венеціи.— Да, только я не Венеціянецъ.— Ты объявилъ также что служилъ Венеціянскому правленію.— Нтъ, это ложъ, я того не говорилъ — Какъ! ты не изъ Венеціи пріхалъ?— Изъ Венеціи.— Разв не объявилъ ты, что имешь злые умыслы?… Нтъ, я на сіе не соглашусь, это нагло и безстыдно выдумано — И такъ не хочешь ты объявишь правду?— Позволите мн сперва самихъ спросить васъ-Нтъ, этому не бывать: ты не принудишь насъ отвчать теб — Нтъ, изволька скоре отвчать самъ.— Основательная причина, подумалъ я! дайте мн выговорить одно слово, сказалъ я, вздохнувъ — Говори.— По какимъ причинамъ держите вы меня въ Бастиліи?— Судья пошепталъ сидящему у него на правой сторон человку и потомъ такъ мн отвчалъ: ты шпіонъ!— Небо призываю во свидтельство, вскричалъ я, что это не правда.— Почемужъ неправда?— Я докажу вамъ — Посмотримъ, сказалъ Судья, коварно улыбнувшись.— Видя ясно невинность мою касательно такого обвиненія, ршился объявить настоящее преступленіе мое, и такъ съ твердостью и равнодушіемъ снесъ насмшку Судьи и разсказалъ со всми подробностями несчастной случай мой, также и причину моего въ Париж пребыванія.— Хорошо, сказалъ мн Судья, хорошо, мы поосвдомимся о точности разсказовъ твоихъ — Притомъ далъ онъ знакъ рукою солдатамъ, меня приведшимъ, и я отведенъ былъ въ тюрьму мою.
По истеченіи осьми мсяцовъ потребовали меня въ третей разъ въ Судйскую. При семъ раз, сказалъ Судья мн: я вс употреблялъ способы открыть истинну, но вижу, что все тобою объявленное при двукратномъ допрос походитъ на нелпую баснь: ты ее выдумалъ, или наученъ отъ того правленья, котораго ты лазутчикъ. Признайся скоре, а не то погибнешь.— Подумай: вотъ теб два дни, рши участь свою!— Не отвчая ни единаго слова, я бросился къ ногамъ Судей моихъ, и самыми убдительнйшими словами уврялъ о своей невинности, они съ холоднымъ равнодушіемъ слушали слова мои, потому что участь моя въ глазахъ ихъ была уже ршена, тщетно повторялъ я о своей невинности такимъ людямъ, которые казались глухими.— Гласъ сострадательности не касался до окаменлаго сердца ихъ!— Пришедши въ тюрьму, бросился на матрасъ, между всми горестями, которыми былъ сраженъ, одна только цль заставляла меня съ нкоторымъ спокойствіемъ взирать на жестокую участь мою!— Сіе варварское со мною обращеніе, думалъ я, почтено будетъ въ глазахъ того Вышняго Существа, Которому извстны таинственныя расположенія наши, достойнымъ за преступленіе мое наказаніемъ: я пролилъ вроломною рукою моею кровь невиннаго человка!— Ахъ! пусть кровопійцы мои сосутъ кровь изъ груди моей!… утромъ того дня, въ которой долженствовала ршиться участь моя,
Лэтом Фрэнсис
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Полночный колокол, или Таинства Когенбургского замка. Часть вторая, Лэтом Фрэнсис, Год: 1798
  2. Полночный колокол, или Таинства Когенбургского замка. Часть четвертая, Лэтом Фрэнсис, Год: 1798
  3. Полночный колокол, или Таинства Когенбургского замка. Часть первая, Лэтом Фрэнсис, Год: 1798
  4. Любовь царицы, Брахфогель Альберт, Год: 1873
  5. Мария, Суза Аделаида-Мария-Эмилия, Год: 1802
  6. На борту ‘Утренней звезды’, Мак-Орлан Пьер, Год: 1920
  7. Профессор Фрогемут, Зальтен Феликс, Год: 1910
  8. Школьная икона, Лазаревич Лаза, Год: 1880
Электронная библиотека