Похождения Пети-Петушка золотого-гребешка, Андреевская Варвара Павловна, Год: 1900 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

ПОХОЖДЕНЯ ПЕТИ-ПТУШКА ЗОЛОТОГО-ГРЕБЕШКА.

В. П. Андреевской.

Съ 6-ю раскрашенными рисунками.

ВТОРОЕ ИЗДАНЕ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе книгопродавца Ф. А. Битепажа.

Петя-Птушокъ — Золотой-гребешокъ, былъ хорошенькій, маленькій цыпленочекъ, котораго вс очень любили и баловали, а въ особенности Ваня и Леночка, здоровыя краснощекія дтки той женщины, въ дом которой жилъ птушокъ.

Когда онъ вылупился изъ яйца, то нисколько не походилъ на остальныхъ своихъ братцевъ, такъ какъ поверхъ желтенькихъ перышекъ имлъ изящный мундиръ синяго цвта, съ краснымъ отложнымъ воротникомъ, обшитымъ золотыми галунами, и украшеннымъ крупными блестящими пуговицами.

Курица Мохнатка, — мамаша нашего птушка,— гордилась передъ всми знакомыми курицами и птухами такимъ красивымъ сынкомъ, и даже порою бывала несправедлива относительно остальныхъ дтокъ, въ томъ отношеніи, что, отправляясь съ ними на прогулку, вс лучшіе зернышки и червячки, попадавшіеся по дорог, отдавала Пет) но дтки-цыплята отличались замчательною добротою: они никогда не завидовали маленькому братцу и тоже смотрли на него, какъ на что-то особенное.

— Онъ у насъ такой нарядный, красивый, не то что мы — простыя, желтенькія цыпки, пусть полакомится,— разсуждали птенчики зачастую, и никогда не заявляя никакой претензіи, оставались совершенно довольны тмъ, что получали.

— Да, Петруша, братишки правы, называя тебя красивымъ и наряднымъ,— поддакивала Мохнатка, обращаясь къ Золотому-гребешку.— Много мн на своемъ вку приходилось видть куръ, цыплятъ и птуховъ разныхъ, даже не здшнихъ, а заграничныхъ, заморскихъ, но вс они по красот никогда не могутъ сравниться съ тобою…

Слушая такія рчи, Петя-Птушокъ — Золотой-гребешокъ, конечно, оставался совершенно довольнымъ, и подойдя къ расположенному по близости пруду — гладкая поверхность воды котораго обыкновенно замняла ему зеркало — невольно любовался собственною фигуркою.

— Ка-ку-ре-ку! вдь и въ самомъ дл я молодецъ хоть куда!— кричалъ онъ громкимъ голосомъ, и при этомъ принимался весело подпрыгивать на одной ножк.

Все шло прекрасно, птушокъ съ каждымъ днемъ длался крпче и умне, но Мохнатка, глядя на него, начала вдругъ замчать, что онъ отъ времени до времени становится не то печаленъ, не то угрюмъ и задумчивъ.

— Что съ тобою?— спросила она его однажды, посадивъ къ себ подъ крылышко.

— Ничего, дорогая мамочка,— отозвался птушокъ, потупивъ глазки.

— Неправда, я вижу, что тебя что-то тревожитъ.

Птушокъ отрицательно покачалъ головкою.

— Скажи откровенно, не мучь, не томи меня,— настаивала Мохнатка: — все сдлаю, лишь бы ты только былъ доволенъ.

— Да вотъ видишь ли,— отозвался тогда птушокъ нершительно:— мн бы очень хотлось имть къ моему красивому мундиру красненькую шапочку съ козырькомъ и ружье металлическое…

Мохнатка нахохлилась, закудахтала, она очень желала исполнить прихоть любимаго сынка, но ршительно не знала, какъ взяться за дло, потому что дальше своего курятника, да сосдняго огорода нигд никогда не бывала.

По счастью вышеописанный разговоръ случайно подслушала сидвшая около сорока, которая тоже чрезвычайно любила нашего птушка, и всегда пролетая мимо, останавливалась, чтобы поболтать съ нимъ о разныхъ разностяхъ.

— Я могу раздобыть теб и ружье, и шапочку,— обратилась она къ птушку.

— Неужели?

— Могу, честное слово.

— Какимъ образомъ?

— Весьма простымъ, не даромъ насъ называютъ воровками, мы дйствительно на такія вещи ловки, и чтобы угодить теб, я сейчасъ же слетаю въ игрушечный магазинъ, и стащу съ окна самое крошечное ружье и такую же шапочку…

— Постой, постой!— возразилъ птушокъ:— ты говоришь ‘стащу’, это вдь все равно что украсть… а красть гршно и стыдно, я не хочу краденаго…

Но сорока уже не могла слышать того, что ей говорилъ птушокъ, такъ какъ, взмахнувъ крыльями, поспшно полетла по направленію къ игрушечной лавк, откуда въ самомъ непродолжительномъ времени вернулась съ крошечнымъ оловяннымъ ружьемъ и красною шелковою шапочкою.

То и другое по росту приходилось Пет-птушку какъ нельзя лучше.

Взглянувъ на себя въ свое обычное зеркало, онъ пришелъ въ неописанный восторгъ.

— А грхъ-то, грхъ!— напомнила Мохнатка:— вдь эти вещи краденыя.

— Грхъ можно въ орхъ,— замтила сорока, и сказала это такъ смшно, что Петя чуть не расхохотался.

— Ка-ку-ре-ку!— заплъ маленькій плутишка, и вспрыгнувъ на опрокинутый кверху дномъ глиняной горшокъ, старался представить часового на посту, причемъ, обратившись къ матери и остальнымъ курамъ, сбжавшимся посмотрть на оригинальнаго цыпленка, общалъ тщательно караулить ихъ гнзда отъ нашествія кротовъ, очень любившихъ на даровщинку лакомиться яйцами.

— Ты говоришь серьезно, Петруша?— спросили курицы.

— Совершенно.

— Не отопрешься отъ роли сторожа?

— Никогда, и ни за что на свт.

— Ну такъ спасибо теб, Птушокъ — Золотой-гребешокъ, значитъ мы можемъ совершенно спокойно уходить гулять, куда вздумаемъ.

— Можете, сколько угодно.

— Спасибо, спасибо!— еще разъ въ одинъ голосъ крикнули куры, и очень довольныя полученнымъ общаніемъ, сейчасъ же разошлись въ разныя стороны.

Петя продолжалъ стоять на прежнемъ мст, крпко прижавъ ружье крылышкомъ, онъ цлый день никуда не отлучался со своего поста, и только вечеромъ, когда куры вернулись съ прогулки, на минутку забжалъ показаться Ван и Леночк, а затмъ пошелъ спать вмст съ остальными братишками.

На слдующее утро онъ проснулся очень рано, и сейчасъ же поспшилъ занять мсто часового, но къ сожалнію новая роль скоро наскучила ему.

Сначала онъ принялся сменить своими крошечными ножками, опираясь то на одну, то на другую, потомъ спрыгнулъ внизъ, и длая большіе, ровные шаги, на манеръ того, какъ длаютъ солдаты, направился къ берегу пруда, чтобы полюбоваться собою.

— Ква! ква! ква!—раздалось надъ самымъ его ухомъ кваканье цлой дюжины лягушекъ, вышедшихъ погрться на солнышк.

— Здорово, ребята!— обратился къ нимъ Птушокъ начальническимъ тономъ.

— Ква! ква! ква!— снова заквакали лягушки, и затмъ испугавшись появленія неожиданнаго постителя, моментально разскакались въ разныя стороны.

— Я даже страхъ навожу собою,— самодовольно проговорилъ Птушокъ:— вотъ что значитъ имть ружье да военное платье.

И гордо закинувъ голову, Золотой-гребешокъ пошелъ дальше.

Мысль, что онъ — такое крошечное, ничтожное созданьице — можетъ внушить къ себ страхъ, казалось Птушку до того заманчивою, до того увлекательною, что плутишка, считая себя совершенно счастливымъ, окончательно забылъ о томъ, какимъ нечестнымъ образомъ сорока раздобыла ему ружье и шапочку.

Подвигаясь впередъ все дальше и дальше, Птушокъ, наконецъ, сначала почувствовалъ усталость, а затмъ и голодъ.

— Не вернуться ли домой?— проговорилъ онъ мысленно:— добрая мама наврное позаботилась о завтрак, она такая предусмотрительная, всегда откопаетъ самаго жирнаго червячка, крупное зернышко или вообще что-нибудь въ этомъ род, и припасетъ на мою долю особенно лакомый кусочекъ… Да, да, надо скоре воротиться домой,— голодъ начинаетъ серьезно давать себя чувствовать…

Съ этими словами Птушокъ хотлъ направиться къ дому, но по ошибк повернулъ не туда, куда слдовало, и вмсто того, чтобы идти къ огороду, на краю котораго находился курятникъ, взялъ гораздо праве, вслдствіе чего въ результат получилось то, что онъ заблудился, и чмъ усердне старался выбраться на настоящую дорогу, тмъ все больше и больше запутывался.

Маленькія притомившіяся ножки окончательно отказывались повиноваться, и какъ-то не то шатались подъ нимъ, не то подкашивались, голова длалась тяжелою, мысли путались.

Ему стало не подъ силу держать оловянное ружье по форм, какъ держалъ до сихъ поръ.

Закинувъ его на плечи, сгорбившись, безъ всякой уже воинской осанки, бдный Птушокъ кое-какъ, шагъ за шагомъ, нога за ногу, все-таки подвигался впередъ, а куда?— и самъ того не зналъ, не вдалъ… По счастью еще тропинка, по которой приходилось идти, была ровная, безъ ухабовъ, и только изрдка на ней попадались мелкіе камешки, причинявшіе легкую боль крошечнымъ, непривычнымъ къ продолжительному переходу ножкамъ.

— Что же это со мною будетъ?!— съ отчаяніемъ воскликнулъ Петя:— очевидно заблудился! Мста незнакомыя… Отъ дому должно быть очень далеко… Бдная мама, вроятно, тревожится моимъ продолжительнымъ отсутствіемъ… Ай, ай, ай!.. ай, ай, ай! Что же это такое будетъ?!

Разсуждая подобнымъ образомъ, бдняжка уже хотлъ приссть на траву, чтобы отдохнуть, какъ вдругъ услыхалъ неподалеку въ кустахъ какой-то шелестъ, и затмъ почти сейчасъ же замтилъ нсколько различныхъ птичьихъ головокъ — большихъ и маленькихъ, которыя, пробиваясь сквозь густую листву, норовили высунуться впередъ, чтобы лучше разглядть его.

— Смотрите-ка, друзья, смотрите, вдь это кажется цыпленокъ въ мундир, и съ ружьемъ,— щебетали ласточки.

— Вотъ еще выдумали! Какой тамъ цыпленокъ! Разв цыплята одваются въ военную форму и имютъ при себ оружіе?— возразилъ воробей.

— Тогда кто же это можетъ быть?

— По моему мннію, это какой-нибудь заколдованный маленькій человчекъ,— утверждала кукушка.

— Ты везд стараешься видть колдовство, пора бы, кажется, бросить подобное сумасбродство!— упрекнула кукушку малиновка.

— А теб давно пора быть деликатне и вжливе со старшими!— замтила кукушка недовольнымъ тономъ.

— Да замолчи, старая брюзга,— надола!

— Замолчу, когда вздумаю, но не по твоему приказу…

Споръ кукушки съ малиновкой и различныя предположенія остальныхъ птицъ крайне забавляли Петю, который, слушая ихъ, даже позабылъ объ усталости, и желая разъяснить общее недоразумніе, привставъ на тоненькія ножки, изо всей силы прокричалъ: ‘Ка-куре-ку!’

Разв я не была права, сказавъ, что это цыпленокъ!— снова защебетала ласточка, вспорхнувъ на верхній сучекъ сосдняго развсистаго дерева.

Остальныя птицы замолчали, он видли, что ласточка сказала правду и что возражать имъ больше нечего, что же касается Пти-птушка — Золотого-гребешка, то онъ взглянулъ на нихъ умоляющими глазами и безо всякой церемоніи вопросилъ чего-нибудь перекусить, пояснивъ, что очень голоденъ.

Птицы засуетились, каждая изъ нихъ, на перебой одна передъ другой, хлопотали о томъ, чтобы скоре и лучше угостить такого интереснаго гостя, какимъ былъ, по ихъ мннію, вооруженный цыпленокъ.

Кто тащилъ мошку, кто ржаной колосокъ, кто крошку благо хлба, кто ячменное зернышко, однимъ словомъ, по прошествіи нсколькихъ минутъ передъ Петей явилось такое превосходное угощеніе, какого онъ во всей своей жизни и во сн никогда не видывалъ.

Притаившіяся на дерев птицы смотрли на него съ любопытствомъ, и отъ времени до времени тихонько перешептывались, не переставая удивляться его оригинальному костюму и воинственной осанк, которая снова возвращалась къ нему по мр того, какъ онъ утолялъ голодъ.

— Кажется хорошо подкрпился, спасибо милыя птички, дорогіе собраты мои, — проговорилъ, наконецъ, птушокъ, проглотивъ послднее зернышко.

Не на чмъ, голубчикъ, не на чмъ!— отозвалась ласточка:— всегда готовы служить доброму товарищу, всмъ что только возможно.

— Теперь у меня будетъ къ вамъ другая просьба,— продолжалъ Петя-птушокъ посл минутнаго молчанія.

— Какая?

— Не знаетъ ли кто изъ васъ, гд здсь но близости находится домикъ одной вдовы, у которой есть двое хорошенькихъ дтокъ: мальчикъ Ванюша, а двочка — Леночка?

— Какъ не знать, — отвчала ласточка: — знаемъ, моя кума подъ ихъ крышей, надъ подоконникомъ, гнздышко свила, я часто туда летаю.

— Еще тамъ живетъ красавица курица, Мохнаткой прозывается,— добавилъ воробей.

— А у нея сынокъ, Петя-птушокъ — Золотойгребешокъ, такой, говорятъ, шустрый, проворный и памятливый, что просто всмъ на удивленье!— вставила свое словцо старая кукушка.

— Вотъ… вотъ… именно.

— Знаемъ, знаемъ!— цлымъ хоромъ воскликнули вс птицы, замахавъ крылышками:— только это отсюда будетъ довольно далеко.

— Неужели?

— Да.

— Значитъ я заблудился,— продолжалъ Птушокъ.

— А ты что же, въ гости туда пробираешься или по длу?

— По длу,— отвчалъ Петя, не желавшій признаться, что онъ какъ разъ есть тотъ самый Птушокъ — Золотой-гребешокъ, про котораго только что сейчасъ разсказывали.

— Т-а-къ,— протянула кукушка.

— Скажите же мн пожалуйста, какимъ путемъ отсюда можно пробраться туда?

— Да какъ теб сказать, храбрый воинъ: самая-то ближняя дорога будетъ сначала черезъ рощу, вонъ что тамъ виднется на пригорк, а потомъ черезъ ржаное поле, перейти послднее теб въ особенности покажется трудно.

— Почему?

— Потому что рожь еще не сжата, и до того высока, что для такого маленькаго созданьица, какъ ты, наврное покажется дремучимъ лсомъ, гд заблудиться ничего не стоитъ, и гд нтъ не только прозжей дороги, но даже самой ничтожной, узкой тропиночки.

Подобное извстіе очень огорчило Петю, но не желая выказать смущенія передъ честной птичьей компаніей, онъ по наружному виду оставался совершенно покойнымъ, поблагодарилъ радушныхъ хозяевъ за гостепріимство, распрощался съ ними, взялъ по форм ружье, и зашагавъ смло и храбро, по военному, направился прямо къ расположенной на пригорк рощ.

Птицы долго провожали его глазами, а когда онъ скрылся изъ виду, то начали, какъ говорится, разбирать по косточкамъ, восхищаясь и статной осанкой, и красивымъ костюмомъ, и прекраснымъ вооруженіемъ.

Петя же шелъ себ да шелъ все впередъ безъ оглядки, думая только, какъ бы поскоре добраться до дому, да отдохнуть подъ теплымъ крылышкомъ доброй Мохнатки, которая теперь, наврное, съума сходитъ отъ страха, что съ нимъ приключилось что-нибудь неладное.

Но вотъ, наконецъ, онъ добрался до рощи.

— Какой воздухъ! сколько цвтовъ! какая зелень! Вкъ бы не ушелъ отсюда!— проговорилъ самъ себ птушокъ, оглядываясь на вс стороны.— Вотъ тутъ бы пожить, не то что въ нашемъ огород, гд кром рпы да капусты ничего не видно.

При слов ‘огородъ’ птушку невольно вспомнилось его собственное жилище, т.-е. курятникъ, и затмъ расположенныя тамъ, въ различныхъ мстахъ подъ заборомъ, куриныя гнзда, сторожить которыя онъ взялся въ присутствіи всхъ знакомыхъ курицъ, отнесшихся къ нему съ полнымъ довріемъ,

— Нехорошо я поступилъ относительно ихъ,— продолжалъ птушокъ разсуждать мысленно самъ съ собою:— еще счастье будетъ великое, если, во время моего странствованія, никто не учинитъ покражи, а если… да… Тогда какими глазами взгляну я на маму?

И Петя готовъ былъ расплакаться, еслибы только птухи имли способность плакать, но такъ какъ, собственно говоря, онъ былъ еще ребенокъ, а у дтей всякое впечатлніе проходитъ скоро, и сосредоточиться на чемъ бы то ни было они не могутъ, то и нашъ Золотой-гребешокъ вскор перевелъ мысли на другой предметъ.

Сознаніе собственной красоты и величія льстило его самолюбію, онъ не могъ безъ удовольствія вспомнить встрчи съ лягушками, на которыхъ нагналъ такой страхъ своимъ появленіемъ, что он моментально разбжались въ разныя стороны.

— Еще говорятъ — цыпленокъ ничтожное созданіе, которое любая собачонка можетъ придавить лапою,— снова сталъ вслухъ размышлять Петя-птушокъ:— нтъ, я не таковъ, со мною шутки плохія, расправлюсь по военному, и съ этими словами принялъ такую смшную позу, что даже передать трудно, но вотъ вдругъ гд-то поблизости раздался шорохъ.

— Должно быть опять птицы какія-нибудь копошатся…— ршилъ птушокъ, и въ полной надежд, что предполагаемыя птицы, увидавъ его, отнесутся къ нему съ точно такимъ же почетомъ, какъ т, у которыхъ онъ только что завтракалъ, Золотой-гребешокъ смло выступилъ впередъ, прижалъ ружье крылышкомъ, и гордо вздернувъ головку, прокричалъ такъ громко, какъ только позволяло тоненькое горлышко:

— Здорово ребята! ка-ку-ре-ку!

Но каковъ былъ его испугъ, каковъ страхъ, каковъ ужасъ, когда вмсто предполагаемой птицы, изъ-за кустовъ показался довольно большой срый заяцъ, съ длинными, торчавшими кверху, ушами и бойкими карими глазками.

Птушокъ-Золотой-гребешокъ никогда въ жизни не видалъ зайцевъ, а потому не удивительно, что принявъ его за какого-нибудь громаднаго хищнаго звря, испугался до того, что въ первую минуту совершенно онмлъ отъ ужаса.

Зайка, между тмъ, присвъ на заднія лапки, смотрлъ на него пристально, онъ держалъ въ зубахъ длинную травку, которая, спускаясь по об стороны его бороды въ вид подусниковъ, придавала добродушной мордочк нсколько суровый видъ.

— Кто ты такой? Что теб надобно?— спросилъ зайка, который, со своей стороны, тоже никогда не встрчавшій цыпленка въ мундир, шапк и съ ружьемъ, не зналъ наврное съ кмъ иметъ дло, и потому говорилъ нершительно.

Птушокъ дрожалъ словно въ лихорадк, вслдствіе сильнаго волненія онъ не могъ ничего отвтить, кром своего обычнаго:

— Ка-ку-ре-ку!

— А, такъ значитъ, ты штука-то не важная,— отозвался заяцъ: — придушить тебя мн ничего не стоитъ, а между тмъ жаркое выйдетъ хорошее.

И приподнявшись на заднія лапки, зайка уже готовился прыгнуть, чтобы привести задуманный планъ въ исполненіе, но Петя-птушокъ, успвшій нсколько оправиться отъ смущенія, сейчасъ же далъ тягу.

Выронивъ изъ подъ крылышка ружье, бдняжка пустился бжать что было силы, о воинской осанк, о прежнемъ величіи въ походк и манерахъ теперь не было и помину.

Пригнувъ голову чуть не къ земл, онъ улепетывалъ съ быстротою молніи’, но это все-таки не спасло бы его, такъ какъ зайка во всякомъ случа прыгаетъ гораздо быстре’, но по счастью ему удалось какъ-то юркнуть въ канаву, да юркнуть такъ ловко, что зайка не только этого не замтилъ, а еще пробжалъ мимо.

— Вотъ такъ каналья!— сказалъ онъ, снова присвъ на заднія лапки и оглядываясь на вс стороны:— улизнулъ, какъ есть улизнулъ! Ну да ничего, не бда — догонимъ!

И снова пустился въ погоню, не подозрвая того, что чмъ дальше бжитъ впередъ, тмъ это выгодне для Пети, оставшагося позади въ канав.

Петя, между тмъ, усплъ передохнуть и собраться съ силами.

— Страсти! Какъ есть страсти! нечего сказать!— пробормоталъ онъ дрожащимъ голосомъ:— Хуже всего, что ружье потерялъ! Говорятъ, для человка военнаго это позоромъ считается, хотя я, конечно, не человкъ, но тмъ не мене, все-таки военный, и вернуться домой безъ оружія будетъ очень непріятно. Вотъ что значитъ краденое… Не даромъ люди сказываютъ: ‘краденое въ прокъ не идетъ’ — такъ оно и вышло! А грхъ-то, грхъ какой! Хоть сорока думаетъ, что его можно спрятать въ орхъ, но на самомъ дл это очень трудно, и когда вспомнишь, что поступилъ противъ совсти, то становится такъ непріятно… стыдно… гадко…

Птушокъ былъ совершенно правъ) нтъ ничего хуже, какъ поступить противъ совсти) онъ убдился въ этомъ окончательно, и какъ ни постыдно казалось возвращаться домой безъ оружія, но въ конц концовъ все таки приходилось) вкъ оставаться въ канав нельзя…

Припомнивъ совтъ добрыхъ птичекъ, что самый ближайшій путь лежитъ сначала черезъ рощу, а потомъ черезъ ржаное поле, обезоруженный воинъ тихонько приподнялся на ноги, осторожно вышелъ изъ своей засады, и нершительною походкою направился впередъ.

Остальная часть перехода черезъ рощу прошла благополучно) никакихъ особенныхъ случайностей не повстрчалось) раза два — три приходилось столкнуться съ различными птичками, но он не вступали въ разговоръ, а только искоса поглядывали на необыкновеннаго путешественника, разсуждая между собою, что онъ, по всей вроятности, принадлежитъ къ разряду какихъ нибудь заколдованныхъ маленькихъ человчковъ.

До ушей Пети-птушка норою доносились подобныя замчанія, но онъ уже не останавливался ни для какихъ разъясненій, во-первыхъ, потому, что при этомъ непремнно слдовало коснуться вопроса о ружь, и во-вторыхъ, онъ не хотлъ тратить времени по пустому.

Посл довольно продолжительнаго перехода, Золотой-гребешокъ наконецъ выбрался изъ рощи на поле, которое дйствительно, какъ говорили птицы, вслдствіе его крошечнаго роста скоре показалось ему дремучимъ лсомъ.

Высокія соломины съ крупными колосьями наверху качались на-право и на-лво и при малйшемъ дуновеніи втра длали такой шумъ, что у Пети даже голова закружилась, онъ ршительно не зналъ, какого направленія слдуетъ держаться и не видя иного исхода, пошелъ прямо на-угадъ, причемъ безпрестанно спотыкался, такъ какъ мстность оказалась неровною и шероховатою.

— Ну, мстечко — идешь, идешь, конца края не видно, — снова заговорилъ Птушокъ:— и спросить-то не у кого: куда ни оглянешься, одна пустота… Ужасно, право ужасно! А мама-то, бдная, я думаю, мечется теперь да кудахтаетъ!..

Разсуждая такимъ образомъ, Петя продолжалъ путь, не останавливаясь ни на минуту, хотя начиналъ снова чувствовать и усталость и голодъ, но это не пугало его голодъ всегда можно было утолить множествомъ валявшихся на земл зеренъ, а до дому добраться онъ тоже не терялъ надежды, такъ какъ отлично понималъ, что это самое ржаное поле примыкаетъ какъ разъ къ огороду, гд находится курятникъ.

Случайно повернувъ голову на-право, онъ замтилъ вдали, на небольшой прогалинк какое-то возвышеніе, вокругъ котораго словно что-то прыгало или копошилось. Повернуть и направиться туда для Пети было, конечно, дло одного мгновенія, мене чмъ черезъ десять минутъ ходьбы, онъ очутился около довольно большого муравейника, на поверхности котораго кишмя кишли тысячи этихъ крошечныхъ трудолюбивыхъ наскомыхъ, а вокругъ, расположившись на заднихъ лапкахъ, сидло нсколько мышатъ, чинно вытянувшись въ струнку.

Вс он имли какой-то не то праздничный, не то озабоченный видъ, озабоченный настолько, что трое изъ нихъ, самыхъ крупныхъ, завидвъ неожиданно появившагося среди нихъ птушка, даже не колыхнулись. Что же касается остальныхъ, то он, вроятно, будучи моложе и неопытне, въ первую минуту разбжались въ стороны, но затмъ почти сейчасъ же, оправившись отъ испуга, снова воротились къ муравейнику и, соединившись въ одну общую группу, стали съ величайшимъ любопытствомъ разглядывать оригинальнаго постителя.

— Кто ты такой?— спросилъ одинъ изъ мышенковъ.

— Я Петя-птушокъ, по прозванью Золотой-гребешокъ,— отвчалъ Петя.

— Что теб здсь надобно?

— Чтобы вы указали дорогу къ тому домику, гд живутъ мои маленькіе господа, Ваня и Леночка — знаете, надюсь?

— Еще бы,— мы часто бгаемъ туда въ кладовую, лакомиться различными припасами.

— Ну такъ вотъ укажите пожалуйста…

— Съ большимъ удовольствіемъ, но только при одномъ условіи.

— А именно?

— Ты долженъ сперва насъ потшить псенкой.

— И поплясать хотя немного, — добавила другая мышка.

— Ну ужъ извините, я такъ усталъ, что мн, право, не до псенъ и не до пляски, да и вообще съ какой стати вамъ вздумалось предлагать подобное условіе?

— А потому, видишь ли, любезный другъ, что сегодня у насъ большое торжество, которое надо ознаменовать чмъ нибудь особеннымъ.

— Торжество?

— Да, да, торжество,— въ одинъ голосъ запищали вс присутствующія тутъ мыши.

— Какое?— съ удивленіемъ спросилъ птушокъ.

— Муравьи окончили постройку муравейника и пригласили насъ сюда, чтобы отпраздновать новоселье, мы хотимъ повеселиться какъ слдуетъ, и передъ твоимъ приходомъ только что горевали о томъ, что среди насъ нтъ никого, кто могъ бы позабавить насъ пніемъ.

— Да мн-то какое дло до вашего новоселья, я вдь не живу тутъ, и ничего больше не требую, кром того, чтобы вы указали мн дорогу къ дому,— возразилъ птушокъ недовольнымъ тономъ.

— Все это совершенно врно, но надо полагать, что ты, какъ военный, будешь вжливъ и не откажешь въ нашей ничтожной просьб, тмъ боле, что иначе мы, со своей стороны, за нелюбезность отплатимъ такою же нелюбезностью.

— Что же вы можете сдлать мн непріятнаго?

— Не укажемъ дороги — и кончено.

Птушокъ призадумался.

— Ну, хорошо, такъ и быть,— сказалъ онъ посл минутнаго молчанія:— псенку спть готовъ, пожалуй, по плясать ни подъ какимъ видомъ не стану.

— Не станешь?

— Не стану.

— Ни подъ какимъ видомъ?

— Ни подъ какимъ видомъ.

— Въ самомъ дл?

— Въ самомъ дл.

— Ну, а коли мы тебя заставимъ?

— Заставите?

— Да, да, заставимъ.

— Этого быть не можетъ.

— Почему?

— Потому что я никогда не сдлаю того, чего не желаю.

— Ну, ну, ну…

— Да нечего ‘ну, ну, ну’, сказалъ не сдлаю, и не сдлаю.

— Ладно, ладно… Ты вотъ времени-то не трать по пустому, лучше запвай псенку, чмъ скоре исполнишь наше требованіе, тмъ скоре очутишься дома.

Послднія слова очень подйствовали на Петю, который только и думалъ о томъ, какъ бы поскоре добраться до курятника, и потому, не видя иного исхода выпутаться изъ бды, волей-неволей раскрылъ клювъ и заплъ громкимъ, протяжнымъ голосомъ:

‘Ка-ку-ре-ку птушокъ,

‘Золотой-гребешокъ!

‘Я на нашести сижу

‘И всхъ куръ берегу!

‘Ка-ку-ре-ку птушокъ,

‘Золотой-гребешокъ!

‘Я на нашести сижу

‘И вс гнзда стерегу!

‘Ка-ку-ре-ку птушокъ,

‘Золотой-гребешокъ!

‘Я на нашести сижу

‘Громко псенку пою.

‘Громко псенку пою,

‘И все такъ норовлю

‘Чтобы люди услыхали

‘Да меня приласкали!

‘Ка-ку-ре-ку птушокъ,

‘Золотой-гребешокъ!

‘Я на нашести сижу

‘И всхъ куръ берегу!’

— Хорошо, прекрасно, безподобно!— раздались со всхъ сторонъ восторженныя похвалы мышатъ, которыя пришли въ такое упоеніе отъ Петиной псенки, что заставили нсколько разъ повторить ее,

— Ну, теперь извольте указать дорогу,— сказалъ наконецъ птушокъ:— кажется хорошо васъ распотшилъ.

— Хорошо-то хорошо, да еще не совсмъ.

— Какъ не совсмъ?

— Такъ — поплясать надо.

— Плясать не буду, сказалъ вдь, чего пристаете.

— Коли не хочешь добромъ, такъ мы заставимъ силою.

Не усплъ нашъ птушокъ моргнуть глазомъ, какъ цлый десятокъ все время смирно сидвшихъ муравьевъ подползъ къ нему, взобрался на его тоненькія ножки, и началъ такъ сильно жалить ихъ, что Птушокъ — Золотой-гребешокъ заплясалъ по-невол, высоко поднимая то правую ногу, то лвую.

— Ай, ай, ай! Больно, больно!— закричалъ онъ:— прогоните противныхъ муравьевъ, они искусали меня до смерти.

— Пускай покусаютъ, это здорово,— насмшливо отозвались мыши.

Какое тамъ здорово? Попробуйте-ка стать на мое мсто, тогда увидите каково…

— Не хотлъ добромъ исполнить наше желаніе, проплясать на радости, такъ вотъ пришлось по-невол,— продолжали мышата, оскаливъ свои блыя, остренькія зубки, и чмъ больше упрашивалъ ихъ Петя скоре отпустить его, тмъ дольше он потшались надъ нимъ, заставляя выдлывать совершенно непроизвольные прыжки, и танцовать подъ звуки жужжанія двухъ огромныхъ жуковъ, явившихся тоже на новоселье, въ числ приглашенныхъ.

Наконецъ эта забава имъ прискучила, одинъ изъ мышенковъ, самый старшій, отдалъ муравьямъ приказаніе оставить Петю въ поко, и вызвался вывести изъ ржаного поля.

Петя, конечно, съ радостью принялъ сдланное предложеніе.

Почесывая клювомъ то одну ногу, то другую, бдняжка, ковыляя и прихрамывая, съ трудомъ успвалъ слдовать за своимъ четвероногимъ проводникомъ, и по прошествіи довольно продолжительнаго времени, наконецъ благополучно выбрался изъ дремучаго лса, какъ онъ называлъ ржаное поле.

— Теперь ступай самъ, дальше провожать не стану,— сказалъ мышенокъ, взобравшись на одинъ изъ стебельковъ ржаныхъ соломинъ.

Птушокъ взглянулъ на него вопросительно.

— Не стану, не стану,— запищалъ мышенокъ скороговоркою.

— Почему такъ?

— Потому что сейчасъ будетъ деревня, гд въ каждомъ дом, какъ извстно, водятся коты и кошки, наши злйшіе враги, и мн нисколько не интересно, изъ любезности къ теб, сдлаться ихъ жертвою.

— Въ этомъ ты, пожалуй, правъ отчасти, — согласился птушокъ.

— Конечно, дорогу-то найдешь вдь, не заблудишься?

— О, да, безъ сомннія!

— Теперь не далеко.

— Знаю, знаю, — замтилъ птушокъ съ низкими поклонами: — благодарю за услугу и желаю всего хорошаго.

Мышенокъ, вмсто прощальнаго привта, вильнулъ хвостикомъ, повернулся въ обратную сторону, и моментально скрылся изъ виду, ловко лавируя среди густыхъ соломинъ, чтобы самымъ кратчайшимъ путемъ, какъ можно скоре, достигнуть того мста, гд его съ нетерпніемъ ожидало остальное общество, собравшееся, какъ сказано выше, покутить и повеселиться на новосель у трудолюбивыхъ муравьевъ.

Петя, между тмъ, окончательно выбившись изъ силъ посл продолжительныхъ танцевъ, подвигался впередъ очень медленно, причемъ, впрочемъ, оставался совершенно покоенъ, такъ какъ мстность оказалась знакомою.

— Теперь нечего бояться,— утшалъ онъ самъ себя:— до дому рукой подать,— это та самая лужайка, гд мы обыкновенно разгуливаемъ съ мамой. Вотъ и мелкіе камешки, подъ которыми она отыскиваетъ намъ червячковъ, вотъ и репейникъ,— наше обычное мсто отдохновенія… Да вотъ никакъ и она сама со всей семьей, идетъ мн навстрчу,— добавилъ Золотой-гребешокъ, прищуривъ глазки, чтобы легче разсмотрть дйствительно подвигавшуюся къ нему массу крошечныхъ желтенькихъ цыпокъ, подъ предводительствомъ красавицы Мохнатки.

— Кудахъ!.. кудахъ!..— раздавался издали голосъ послдней.

— Пикъ!.. пикъ!.. никъ!.. вторила этому голосу цлая дюжина тоненькихъ, пискливыхъ голосенковъ маленькихъ братишекъ.

Очевидно вс они были очень встревожены, потому что вмсто того, чтобы медленно подвигаться за курицей и останавливаться на каждомъ шагу, для отыскиванія какого-нибудь лакомаго кусочка, какъ это длалось обыкновенно — бжали впередъ безъ оглядки и метались во вс стороны.

Петя догадался, что причина ихъ волненія заключается въ томъ, что они тоскуютъ но немъ и отыскиваютъ его.

— Бдная мама! Бдные братцы!— проговорилъ онъ мысленно, а затмъ, приподнявшись на цыпочки, вытянулъ впередъ шейку, и собравъ вс силы, закричалъ громкимъ голосомъ:

— Ка-ку-ре-ку, мамочка, я здсь, не тревожься, или скоре!..

Услыхавъ знакомый дорогой голосъ, Мохнатка встрепенулась, закудахтала, замахала крылышками и вихремъ понеслась по тому направленію, откуда онъ доносился.

— Милый ты мой, ненаглядный птенчикъ!— крикнула она издали: — какъ я рада, какъ счастлива, что вижу тебя живымъ и здоровымъ.

— Петя-птушокъ — Золотой-гребешокъ, братецъ миленькій, братецъ желанненькій!— въ одинъ голосъ пропищали цыплятки: — здравствуй! разскажи скоре гд былъ и что видлъ?

Но Пет было не до разсказовъ, во-первыхъ, онъ слишкомъ чувствовалъ свою вину передъ мамой въ томъ отношеніи, что ушелъ безъ спросу такъ далеко, во-вторыхъ, ему было совстно вернуться домой безъ ружья и даже безъ шапки, которая свалилась въ муравейникъ во время танцевъ, и въ-третьихъ, онъ до того притомился, что еле-еле могъ держаться на ногахъ, изъ которыхъ мстами кровь продолжала еще сочиться.

— Мамочка, дорогая, не сердись, прости! Больше никогда не буду!— обратился онъ къ Мохнатк низко поклонившись.

— Нехорошо, нехорошо,— отвчала Мохнатка, когда первый порывъ радости, по случаю благополучнаго возвращенія плутишки-сынка, нсколько прошелъ и по улегся, не говоря уже о томъ, что благовоспитанныя дти никогда не убгаютъ одни, да еще вдобавокъ безъ спроса.— Ты надлалъ такую катавасію, что мн теперь стыдно взглянуть на сосдокъ, которыя, положившись на твое общаніе сторожить гнзда, ушли гулять на лужайку совершенно покойно, а затмъ, вернувшись назадъ, нашли ихъ въ пухъ и прахъ разоренными кротами. ‘Ну ужъ сынъ у тебя, нечего сказать, обманщикъ какихъ мало’!— набросились тогда на меня вс кур

ПОХОЖДЕНЯ ПЕТИ-ПТУШКА ЗОЛОТОГО-ГРЕБЕШКА.

В. П. Андреевской.

Читайте также: