В. П. Андреевская,
В. П. Андреевская,
ЕФИМОВА МЕЛЬНИЦА
ЕФИМОВА МЕЛЬНИЦА
РАЗСКАЗЪ
(Изъ эпохи 1812 года).
ИЗДАНЕ
Училищнаго Совта при Святйшемъ Синод.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Снодальная Типографія.
1912.
II.
III.
IV.
V.
VI.
Ефимова мельница, Андреевская Варвара Павловна, Год: 1912
Время на прочтение: 39 минут(ы)
Неподалеку отъ Смоленска, въ небольшой лощин, вдоль которой протекала извилистая рчка, окаймленная по берегамъ лсомъ, стояла мельница.
Мельница эта принадлежала крестьянину Ефиму, высокому, сухопарому старику, съ густо нависшими бровями, придававшими всему лицу его сурово? выраженіе. Много лтъ прожилъ Ефимъ одинъ одиншенекъ, на своей мльниц, и любилъ онъ ее какъ что-то самое близкое, родное. Еажется, сгори она, или отними ее кто, онъ бы, пожалуй, не вынесъ этой потери. Ни жены, ни дтей у Ефима не было, жилъ онъ въ одиночеств, безбдно и, какъ утверждали знавшіе его хорошо сосди, на черный день даже деньгу сколотилъ.
Другой мельницы поблизости не было, рожь для размола со всхъ деревень свозили къ нему, ну, значитъ, и на доходъ жаловаться не приходилось. Работы Ефимъ не боялся, по большей части, все одинъ справлялся, иногда, впрочемъ, коли много уже очень кулей навезутъ, то принайметъ кого, но это случалось рдко: не любилъ старикъ сорить деньгами… Скуповатъ онъ былъ по природ.
Однообразно и тихо проходила жизнь Ефима, пока не нарушенъ былъ ея покой однимъ происшествіемъ. Дло было такъ. Окончивъ съ размоломъ зерна, привезеннаго на мельницу сосднимъ крестьяниномъ, Ефимъ только что усплъ свести счетъ вырученнымъ за работу деньгамъ, съ помощью этого же крестьянина онъ перетаскалъ мшки съ мукой на подводу,— и вотъ неожиданно къ мельниц еще подкатила телга. — На этой телег кулей не было, а вмсто нихъ сидлъ старикъ, одтый такъ, какъ обыкновенно одваются русскіе мужики, и съ нимъ маленькій мальчикъ. — На послднемъ, поверхъ синей пестрядиной рубахи, былъ накинутъ старый, въ заплатахъ балахонъ, очевидно, съ чужого плеча, такъ-какъ рукава спускались почти до колнъ, да и самый балахонъ не только доходилъ до земли, когда мальчикъ вставалъ на ноги, но и тащился по ней на цлую четверть.
— Добро пожаловать, Никаноръ Савельевичъ! крикнулъ Ефимъ, взглянувъ не безъ удовольствія на нежданнаго гостя: онъ привыкъ, что къ нему прізжали только за размоломъ.
Никаноръ Савельевичъ молча кивнулъ головой, молча вылзъ изъ телги, и, что-то тихо прошептавъ своему маленькому спутнику, подошелъ къ Ефиму.
— Я къ теб по длу, проговорилъ онъ наконецъ, присаживаясь на заваленку около амбара съ большимъ мельничнымъ колесомъ и широкимъ помостомъ для ввоза кулей.
— Мучки смолоть требуется? отозвался Ефимъ, теперь не могу, вс дни заняты, привози на той недл.
— Нтъ, не то, совсмъ не то.
Ефимъ взглянулъ на него съ любопытствомъ: какое другое дло могъ имть до него Никаноръ?.. Между ними ничего не было общаго. Никаноръ занималъ должность лсничаго,— лса караулилъ, а онъ споконъ вка работалъ на мельниц.
— Мальчнка теб привезъ… продолжалъ Никаноръ.
— Мальчнка?— На что же онъ мн?
— Пріюти на зиму, онъ сирота бездомный, жилъ лто въ пастухахъ, тутъ недалеко, въ сельц Ивановскомъ,— знаешь? да на горе, должно быть простудился, слегъ — дв недли пластомъ пролежалъ, и теперь такъ ослаблъ, что въ поле уходить не можетъ… Крестьяне въ Ивановскомъ бдные, хлба мало, лишній человкъ каждому расчетъ составляетъ, тмъ боле, что время уже къ поздней осени подходитъ и пастуха скоро будетъ не надо… Если его оставить на сел, такъ онъ совсмъ замретъ отъ холода да голода. Думали мы, думали съ нашимъ деревенскимъ старостой, судили-рядили, какъ быть, куда мальчнка пристроить до лта, да и вспомнили про тебя.
Ефимъ слушалъ своего собесдника съ большимъ вниманіемъ, но, по мр того, какъ тотъ говорилъ, густыя нависшія брови его совсмъ насупились. Онъ привыкъ жить одинъ и присутствіе мальчика, о которомъ придется заботиться, казалось ему крайне стснительно. Онъ сначала наотрзъ отказался принять его, но лсничій продолжалъ просить и уговаривать мельника настолько убдительно, что, въ конц концевъ, Ефиму пришлось согласиться.
Степа,— такъ звали мальчика,— водворился на мельниц. Съ перваго же дня своего водворенія, онъ старался всми силами угождать старому мельнику: толково исполнялъ его порученія и, несмотря на все еще не проходившую посл болзни слабость, работалъ, какъ взрослый. Но мельникъ не цнилъ этого, относился къ мальчику холодно, при каждомъ удобномъ случа бранилъ за всякій пустякъ, а то еще угощалъ и колотушками, попрекалъ кускомъ хлба и взваливалъ на него непосильныя работы.— Степа все сносилъ безропотно, онъ зналъ, что кром мельника, ему не у кого приклонить голову, и потому молчалъ, терплъ и покорялся.
Жизнь бднаго мальчика, и до водворенія на мельниц, была незавидна. Онъ остался круглымъ сиротою пяти лтъ. Отецъ его, служившій солдатомъ, былъ убитъ въ 1805 году, во время сраженія при Аустерлиц въ Моравіи, когда союзныя войска Россіи, Австріи и Англіи воевали противъ Франціи. Спустя нсколько мсяцевъ посл смерти отца, умерла у мальчика и мать. Крестьяне сельца Ивановскаго, гд она жила, изъ состраданія пріютили Степу. Пока онъ былъ совсмъ маленькій, его кормили даромъ, а съ десятилтняго возраста, уже заставили работать.— Онъ насъ сначала овецъ, а потомъ коровъ, точне выражаясь, исполнялъ должность пастуха. Жалованья ему не полагалось, а въ награду за его работу, крестьяне кое-какъ одвали его, кормили и давали ночлегъ въ каждой изб по очереди. Такимъ образомъ онъ прожилъ до тхъ поръ, пока лсничій привезъ его на мельницу слабаго, больного, никому не нужнаго… На новосель для Степы потянулся рядъ тяжелыхъ дней,— куда боле трудныхъ и скучныхъ, чмъ бывало въ деревн. Тамъ — онъ хотя съ ребятишками словомъ перекинется, а здсь — со старикомъ Ефимомъ разв можно разговаривать? Ефимъ только бранитъ да кускомъ попрекаетъ…. Сядутъ, бывало, за столъ, Степ ничего въ горло не идетъ,— иногда такъ и встанетъ голодный. Единственный отрадный часъ въ теченіе цлаго дня для Степы былъ тотъ, когда старикъ, съ наступленіемъ зимняго времени, посылалъ его въ лсъ за сухимъ валежникомъ, которымъ онъ топилъ печку. Въ лсу Степа отдыхалъ отъ домашней обстановки и часто, какъ ребенокъ, начиналъ рзвиться, пуская комья снга въ сидвшихъ на деревьяхъ воронъ.
Въ одну изъ такихъ прогулокъ, когда онъ, наложивъ полныя салазки валежника, уже собирался тащить ихъ на мельницу, по близости, въ занесенныхъ снгомъ кустахъ, послышался не то шорохъ, не то какой то жалобный пискъ.— Степа въ первую минуту немного испугался, но потомъ, не видя ни откуда грозившей опасности, бросилъ салазки, и направился по тому направленію, откуда раздавались эти странные звуки. Пробираясь въ сугробахъ, перескакивая съ кочки на кочку, онъ наконецъ вышелъ изъ чащи лса на дорогу, ведущую въ сосднее село. Пискъ между тмъ слышался явственне, хотя съ каждой минутой становился слабе. Степа ускорилъ шагъ и, нсколько минутъ спустя, достигнувъ наконецъ цли, замтилъ барахтавшагося въ снгу щенка. Маленькія лапки его совсмъ окоченли отъ холода, онъ старался встать, но у него на это не хватало силы.
Увидавъ подошедшаго Степу, несчастное животное устремилось къ нему на встрчу, виляло хвостикомъ, длало попытку прыгнуть, а потомъ сейчасъ же снова валилось на облденлую землю и начинало тихо стонать.
Степа, отъ природы одаренный добрымъ сердцемъ, и всегда сострадательный къ животнымъ, не могъ оставаться равнодушнымъ. Жаль ему стало несчастнаго щенка, вроятно, отставшаго отъ своего беззаботнаго хозяина и заблудившагося въ лсу, ‘Неужели допустить его замерзнуть?’ мелькнуло въ голов мальчика.
— ‘Нтъ!’ самъ себ проговорилъ онъ громко и, не вдаваясь въ разсужденіе, поспшно поднялъ щенка съ земли. Засунувъ его подъ балохонъ на грудь, мальчикъ потуже стянулъ кушакъ, чтобы щенокъ не могъ вывалиться, и побжалъ обратно къ тому мсту, гд оставилъ нагруженныя валежникомъ салазки.
Бдная собачка почувствовавъ вокругъ тепло, сразу ободрилась, она высунула мордочку из-за пазухи мальчика, посмотрла на него пристально, точно хотла сказать — ‘спасибо’, и, дрожа всмъ своимъ крошечнымъ тльцемъ, стала дремать, при чемъ отъ времени до времени все таки взвизгивала.
О томъ, какъ отнесется Ефимъ къ этой неожиданной находк и согласится ли оставить щенка у себя, Степа въ первую минуту не думалъ. Но, когда ближе сталъ онъ подходить въ мельниц, эти вопросы начали тревожить его все больше и больше. ‘Ефимъ — злой: велитъ, пожалуй, отнести обратно щенка въ лсъ,’ — думалъ Степа, но тутъ же ршилъ, что этого приказанія онъ никогда и ни за что не исполнитъ.
Предчувствіе его не обмануло, увидавъ щенка и узнавъ подробности всего,— Ефимъ страшно разсердился.
— Тебя кормить, да еще съ собакой, крикнулъ онъ на Степу,— какъ бы не такъ! Сейчасъ же снеси ее, откуда принесъ!
— Я буду удлять ей отъ себя…. Я буду самъ сть меньше… Попробовалъ возразить Степа, но мельникъ закричалъ еще громче:
— Неси, откуда принесъ, теб говорятъ, и не смй возвращаться съ собакой, иначе обоихъ васъ выгоню изъ дома.
— Да вдь она замерзнетъ въ лсу, продолжалъ Степа умоляющимъ голосомъ.
— Неси, откуда принесъ, повторилъ мельникъ и съ досадой топнулъ ногою.
Степа стоялъ неподвижно, въ его выразительныхъ карихъ глазахъ сказывалась непреклонная ршимость.
— Чего же ты стоишь, разв не понялъ, что- ли, моего приказанія? Снова обратился къ нему мельникъ.
— Не понесу я ее въ лсъ, твердо возразилъ Степа.
— Не понесешь?!
Степа утвердительно кивнулъ головою.
Густыя брови старика Ефима совсмъ сдвинулись вмст, Степа зналъ, что это означало у него сильную злобу, ему стало страшно, но ршимость не дать замерзнуть щенку брала верхъ надъ страхомъ, и онъ снова повторилъ громко:— ‘не понесу!’
Тогда Ефимъ, не помня себя отъ гнва, схватилъ его за шиворотъ, повернулъ лицомъ къ двери, и вытолкалъ на улицу со словами:
— Не смй показываться ко мн съ собакой!
Въ каморк, гд происходила эта сцена, наступила полная тишина, нарушаемая только прерывистымъ дыханіемъ разсвирпвшаго мельника, который сначала прислъ на скамью и занялся починкой своего стараго зипуна, а затмъ, откинувъ его въ сторону, вышелъ на дворъ прибрать привезенный Степой валежникъ, послднее,— какъ потомъ оказалось, служило только предлогомъ, ему хотлось посмотрть, тутъ ли Степа.
Съ этою цлью онъ даже обошелъ вокругъ мельницы, пристально окинулъ взоромъ дорогу, полагая, что Степа понесъ щенка въ Ивановское, взглянулъ по направленію къ лсу,— но Степы нигд не было видно. Позабывъ о валежник, онъ, нсколько минутъ спустя, снова вошелъ въ хату, мрачный, задумчивый, на лиц его уже не было прежней злобы, напротивъ — оно казалось встревожено. Грубый и вспыльчивой, Ефимъ въ глубин души все-таки оставался добрымъ. Успокоившись немного посл ссоры со Степой, онъ раскаялся въ своей несдержанности и пожаллъ о томъ, что поступилъ такъ круто. ‘Въ самомъ дл, чмъ могъ мшать мн щенокъ? Прокормить его, не Богъ всть какъ дорого стоило бы, а теперь вотъ Степа, пожалуй не посметъ воротиться, и, вмст со щенкомъ, умретъ гд-нибудь въ лсу отъ холода и голода!’ При этой мысли невольная дрожь пробжала по тлу старика. Онъ старался отогнать отъ себя мрачныя думы, а он, точно на зло, такъ и преслдовали. Онъ прислушивался къ каждому стуку, къ каждому шороху, надясь, что Степа возвратится, придетъ…. Старикъ готовъ былъ простить мальчику все и даже съ радостію пріютитъ щенка… Но Степа не приходилъ. Наступила ночь со снгомъ и вьюгой… Старикъ не смыкалъ глазъ вплоть до разсвта и съ разсвтомъ отправился въ Ивановское навести справки о Степ, но объ немъ никто ничего не зналъ и не слышалъ.
Степа, не обращая вниманія на ненастную погоду, шелъ себ все впередъ да впередъ по Смоленской дорог. Онъ вспомнилъ, что прошлымъ лтомъ въ Ивановское къ старост прізжалъ землякъ-купецъ, веселый такой, добрый,— всхъ ребятъ тогда еще пряниками одлилъ, а Балетк, старостиной собак, кусокъ благо каравая бросилъ…. Вспомнилъ,— и ршилъ идти къ нему. Онъ, наврное, его пріютитъ и щенка не выгонитъ. Про то, что до Смоленска было около пятидесяти верстъ, что на переходъ туда потребуется не одинъ день, и что въ продолженіе этого времени надо кормиться,— ему не приходило даже въ голову до тхъ поръ, пока онъ въ конц концовъ, посл продолжительной ходьбы, началъ чувствовать сначала усталость, а затмъ голодъ.
Щенокъ, котораго онъ по-прежнему держалъ за пазухой, очевидно тоже хотлъ сть, потому что неспокойно ворочался, взвизгивалъ и захвативъ зубенками холщевую подкладку балахона, принимался теребить ее… А вьюга кругомъ, по прежнему, крутилась и бушевала, наметая по сторонамъ сугробы снга.
Темно и страшно было на пустынной дорог, никто не попадался на встрчу, никто не обгонялъ.
— Господи, да что же со мною будетъ! громко проговорилъ бдный мальчикъ, пугливо озираясь направо и налво.
Какъ бы въ отвтъ на эти слова, втеръ пронзительно просвисталъ почти надъ самымъ его ухомъ… Поборовъ усталость, онъ ускорилъ шагъ и, выйдя изъ лсу на открытую поляну, замтилъ вдали огонекъ. Въ первую минуту это сразу ободрило его, онъ твердо шелъ впередъ, но усталость и изнеможеніе, мало по малу снова дали себя чувствовать, ноги подкашивались, голова кружилась, волей неволей приходилось останавливаться, чтобы перевести духъ.
Такимъ образомъ, медленно, шагъ за шагомъ подвигался мальчикъ все ближе къ тому мсту, откуда виднлся свтъ. Достигнувъ, наконецъ, цли, совершенно изнеможенный, онъ остановился передъ стоявшимъ нсколько въ сторон отъ дороги двухъ-этажнымъ, каменнымъ, помщичьимъ домомъ, съ толстыми колоннами, готическими окнами и стеклянными галлереями. Дворъ и прилегавшій къ нему садъ — были обнесены высокимъ каменнымъ заборомъ, а на воротахъ, въ вид украшенія, виднлись два высченныхъ изъ гранита льва. Степа вошелъ въ незакрытую калитку, въ сторон отъ нея, раздался лай сторожевой собаки. Онъ испугался, но когда собака загремла цпью, давая знать этимъ, что она привязана, сталъ смло подбираться къ самому дому. Вс окна, выходившія на передній фасадъ, были залиты яркимъ свтомъ отъ горвшихъ въ комнатахъ свчей и канделябръ, сквозь опущенныя кисейныя занавси мелькали мужскія и женскія фигуры…. Помщикъ справлялъ именины, у него былъ полный домъ гостей, съхавшихся чуть ли не со всего околодка. Степа смотрлъ на нихъ широко раскрытыми глазами, смотрлъ — и въ то же время ничего не видлъ… Въ глазахъ у него словно туманъ стоялъ… Въ ушахъ какъ будто отдавались звуки музыки, ему хотлось хорошенько прислушаться къ этимъ звукамъ, такой музыки онъ раньше никогда не слыхивалъ… Она казалась ему чарующе прекрасной, но звуки ея тоже какъ будто отлетали куда-то далеко, смшиваясь съ пронзительнымъ свистомъ втра… Степа чувствовалъ, что ему начинаетъ длаться еще холодне, что около его ногъ образовалась куча нанесеннаго снга, и что, если онъ будетъ дольше стоять неподвижно, то, наврно, замерзнетъ.
— ‘Попрошусь ночевать, — не выгонятъ!’ поршилъ онъ мысленно и попробовалъ выкарабкаться изъ сугроба, чтобы идти на широкое крыльцо красиваго дома. Но силы ему окончательно измнили, онъ съ глухимъ стономъ опустился на пушистый снгъ и почти уже началъ терять сознаніе, какъ вдругъ жалобный пискъ щенка, выпавшаго у него изъ-за пазухи, заставилъ его очнуться. Тогда, собравъ послднія силы и съ большимъ трудомъ приподнявшись на колни, мальчикъ захватилъ окоченлыми отъ холода руками горсть снга, крпко сжалъ его ладонями, чтобы онъ былъ тяжеле, и запустилъ имъ въ одно изъ ярко освященныхъ оконъ.— Все это Степа продлалъ въ продолженіе какой-нибудь минуты, инстинктивно догадываясь, что надо пользоваться временемъ вернувшагося сознанія, которое, дйствительно, сейчасъ же оставило его. Онъ снова закрылъ глаза, передъ которыми не ясно носились синевато-красные круги, ему начало казаться что, подружаясь въ дремоту, онъ съ неудержимой быстротой падаетъ внизъ, въ темное, безпредльное пространство… Въ комнатахъ между тмъ поднялась суматоха: музыка и танцы прекратились, гости бросились къ окну, самъ хозяинъ дома, князь Иванъ Иларіоновичъ Холмскій, первый выскочилъ на улицу, въ сопровожденіи дворецкаго Дениса и нсколькихъ лакеевъ, державшихъ въ рукахъ зажженные фонари. За ними послдовали гости — мужчины, а дамы и барышни остались въ комнатахъ, нетерпливо ожидая разъясненія такого неожиданнаго, интереснаго случая.
— Ваше сіятельство, сюда идите!.. здсь лежитъ человкъ… Только, должно быть, онъ уже мертвый, не шевелится… А рядомъ съ нимъ, въ снгу, щенокъ барахтается, крикнулъ дворецкій, поровнявшись съ тмъ мстомъ, гд лежалъ несчастный Степа. Князь и вс остальные поспшили на зовъ дворецкаго.
— Господа, да это, вдь, еще ребенокъ! отозвался князь, стараясь разглядть при свт фонарей маленькую фигурку мальчика. Отовсюду послышались вопросы восклицанія:
— Что съ нимъ могло случиться?
— Какъ онъ сюда попалъ?
— Замерзъ наврно!
— Боже мой, какъ это ужасно!
По счастію, среди гостей оказался домашній докторъ князя, добродушный нмецъ Карлъ Карловичъ Фришъ, онъ сталъ немедленно осматривать Степу.
— Ребенокъ еще живъ, его можно спасти, обрадовалъ онъ князя, который поспшилъ отдать слугамъ приказаніе нести Степу въ комнаты. Туда же, взявъ на руки тоже почти полузамерзшаго щенка, послдовалъ и самъ хозяинъ дома, одновременно съ остальными гостями.
Степу уложили на кровать въ комнат дворецкаго и накрыли толстымъ одяломъ, самъ князь и Карлъ Карловичъ не отходили отъ него, послдній приложилъ все свое стараніе, чтобы скоре привести въ чувство несчастнаго мальчика. Когда же Степа, наконецъ, открылъ глаза и пошевелился, князь и вс его гости несказанно обрадовались.
— Теперь я ручаюсь за жизнь этого ребенка, хотя онъ очень слабъ, и ему, наврно, придется еще нсколько дней пролежать въ кровати, сказалъ добродушный нмецъ обращаясь къ князю, и сейчасъ же поспшилъ добавить: ‘его надо напоить теплымъ, чтобы онъ хорошенько согрлся’.
— Я очень голоденъ, проговорилъ Степа слабымъ, едва слышнымъ голосомъ.
Князь приказалъ принести ужинъ.
— Гд щенокъ? Онъ тоже голоденъ, неужели о немъ забыли? добавилъ мальчикъ.
— Щенокъ твой живъ, я держу его на рукахъ, вотъ онъ,— отозвался князь, опуская щенка на кровать.
Степа улыбнулся и началъ ласкать щенка, въ этотъ моментъ принесли ужинъ. Степа принялся за него съ большимъ удовольствіемъ, равно какъ и его маленькій четвероногій товарищъ. Подкрпивъ силы, Степа сразу почувствовалъ себя бодре. Когда же столпившаяся у его кровати часть гостей и самъ князь стали его разспрашивать, какими судьбами онъ очутился одинъ на дорог въ такую позднюю пору,— Степа подробно разсказалъ имъ свою печальную исторію. Потомъ онъ добавилъ, что теперь будетъ пробираться въ Смоленскъ къ земляку Ивановскаго старосты, тамъ станетъ просить пріюта для себя и для собачки, такъ какъ вернуться къ мельнику съ ней онъ не сметъ, а бросить ее ни за что не согласится.
— До Смоленска еще далеко, да не за чмъ теб идти туда… Оставайся жить у насъ, продолжалъ князь, ласково взглянувъ на Степу.
— А щенокъ? нершительно спросилъ Степа.
— Щенокъ будетъ жить съ тобою.
Степа схватилъ руку добраго князя и съ благодарностію поднесъ ее къ губамъ. Такимъ образомъ, нашъ бдный, маленькій сиротка съ этого же вечера, водворился въ дом князя Ивана Иларіоновича Холмскаго и, оправившись отъ нездоровья, сталъ исполнять обязанности казачка.
Семья князя состояла изъ него самого, малютки сына Мити и старой княгини-матери. Жены у князя не было, онъ овдовлъ назадъ тому два года, такъ что Митя не помнилъ своей матери. Все время находился онъ подъ наблюденіемъ бабушки, надменной, горделивой старухи, которую никто не любилъ. Она была сварлива и требовательна ко всмъ окружающимъ, начиная съ собственнаго сына. Князь, несмотря на свою горячую любовь и призваніе къ военной служб, по ея настоянію, долженъ былъ выйти въ отставку. Уйдя изъ гусарскаго полка, онъ вынужденъ былъ находиться неотлучно при матери въ деревн и заниматься хозяйствомъ. Всхъ окружающихъ она заставляла длать только то, что ей нравилось, о противорчіи же съ чьей-либо стороны нельзя было и додумать. Когда она узнала, что князь, безъ ея разршенія, оставилъ Степу жить у нихъ, то это ей очень не понравилось, и во всемъ дом она оказалась единственною личностью, относившеюся къ Степ не только не ласково, а даже враждебно. Она его иногда доводила до слезъ своими намеками на то, что его подобрали на улиц, и что за это онъ долженъ безропотно сносить вс ея замчанія. Невольно стала вспоминаться Степ прежняя, тяжелая жизнь у мельника, очень схожая съ. настоящей, и съ каждымъ днемъ становился онъ задумчиве. Князь это замтилъ и сталъ допытываться о причин такого настроенія, но Степа на вс допросы или отмалчивался или отвчалъ коротко и неопредленно. Съ одной только няней маленькаго князька Мити,— старушкой Мироновной, онъ иногда говорилъ откровенно.
Мироновна сама много терпла отъ княгини, но, любя Митю, не жаловалась изъ страха, чтобы княгиня ее не выгнала. Степу же ей стало жаль, и она ршилась, ничего ему не говоря, открыть все самому князю.
— Я знаю хорошо тяжелый характеръ матушки, отвтилъ князь,— надо постараться куда-нибудь устроить Степу, иначе она ему не дастъ покоя.—
Иванъ Иларіоновичъ, дйствительно, спустя дв недли, нашелъ возможность отправить Степу въ Москву, къ своему родственнику, Московскому генералъ-губернатору графу-Ростопчину, подъ предлогомъ обученія поварскому искусству у замчательно искуснаго графскаго повара.
Во избжаніе непріятныхъ разговоровъ, князь не сказалъ матери о настоящей причин переселенія Степы, не зналъ ничего о ней и самъ Степа. Имя въ виду только угодить князю, онъ работалъ въ поварн прилежно, длалъ быстрые успхи и, кром обязательной работы на кухн, при всякомъ удобномъ случа, старался услужить каждому. Благодаря этому, вскор и въ новомъ своемъ мстопребываніи, онъ сдлался общимъ любимцемъ всего генералъ-губернаторскаго штата.
Время потянулось обычнымъ порядкомъ. Проходили дни, недли, мсяцы. Холодная зимняя пора миновала,— наступила весна, а за нею и лто того грознаго 1812-го года, когда Наполеонъ со своими многочисленными полчищами вторгнулся въ предлы нашего отечества.
Надъ Москвою стояла тихая, іюльская ночь. Несмотря на позднюю пору, не только въ самомъ город, но и въ примыкавшихъ къ нему окрестностяхъ замтно было какое-то необычайное оживленіе… Народъ двигался по направленію къ Дорогомиловской застав и, расположившись плотною стною по обимъ сторонамъ большой Смоленской дороги, по которой долженъ былъ пріхать изъ Вильны Государь Александръ Павловичъ, съ нетерпніемъ ожидалъ своего возлюбленнаго Монарха. Любовь къ Царю и Родин крпка въ русскомъ народ, онъ весь поголовно готовъ былъ умереть за него и за святую Русь… Весь поголовно трепеталъ при одной мысли о возможности того, что ‘матушка Москва — кормилица’ когда-нибудь попадетъ въ руки ненавистныхъ французовъ.
— Не будетъ этого, не будетъ!— настойчиво утверждалъ сдой старикъ, потрясая въ воздух сжатыми въ кулаки руками.
Встимо, ддушка, не будетъ, успокаивалъ его кто-то.
Можетъ, дло-то и безъ войны обойдется! слышался въ толп другой голосъ.
— А звзда-то съ длиннымъ хвостомъ {Комета 1812.} зачмъ на неб появилась? нечто не понимаешь? раздавалось опроверженіе.
— Ну что, звзда!…
— Звзды съ хвостомъ только передъ войною и показываются…
Въ отвтъ на такое замчаніе, вс стоявшіе по близости, начали единогласно повторять, что, въ случа надобности, готовы драться за батюшку Царя до послдней капли крови…
А батюшка Царь, между тмъ, подъзжалъ уже къ селу Покровскому, гд его ожидала такая же громадная толпа.
Старичекъ-священникъ мстной церкви, держа въ рукахъ напрестольный крестъ, вышелъ Государя встртить въ сопровожденіи діакона, несшаго въ рукахъ зажженую восковую свчу, пламя которой даже не колыхалось, настолько тиха и безвтренна была эта чудная, лтняя ночь!
Поровнявшись со священникомъ, Императоръ приказалъ кучеру остановиться, вышелъ изъ коляски, поцловалъ святой крестъ и, склонивъ свою внценосную голову, снова слъ въ экипажъ, чтобы хать дале. Собравшійся народъ долго провожалъ его восторженными криками, которые точно также повторялись при възд его въ Москву. Всть о томъ, что Государь прибылъ и находится въ Кремл,— быстро облетла городъ, съ наступленіемъ слдующаго дня, обрадованные его пріздомъ Москвичи вереницею потянулись по направленію къ Кремлю, гд скоро набралось такое множество народа, что вновь прибывшимъ уже не хватало мста. Вс тснились впередъ, каждому хотлось пробраться ближе къ такъ называемому ‘Красному крыльцу,’ которымъ Императоръ долженъ былъ пройти въ Успенскій соборъ. Чтобы лучше Государя увидть, многіе забрались въ Кремль чуть ли не съ первыми лучами восходящаго солнца. Въ числ этихъ многихъ находился и Степа, отпросившійся у старшаго повара еще наканун.
Ровно въ 9 часовъ на Ивановской колокольн загудлъ большой колоколъ, и среди народа появилась статная фигура Александра I съ его открытымъ, добрымъ лицомъ и кроткой, ласковой улыбкой… Степа не могъ оторвать глазъ отъ этого прекраснаго, выразительнаго лица, ему казалось, что предъ нимъ стоитъ не человкъ, а ангелъ… Онъ смотрлъ на него съ нмымъ благоговніемъ, не обращая вниманія ни на что остальное… А кругомъ, по прежнему, раздавались громкіе, восторженные крики народа, которые сливались вмст съ оглушительнымъ звономъ колоколовъ, раскатистымъ эхомъ относились куда-Та далеко.
— Вс мы, готовы, въ случа надобности, пролить нашу кровь за тебя, батюшка нашъ Царь православный!
— Наша надежда…. Наше счастье! Громко кричали въ толп.
Народный энтузіамъ не имлъ предловъ, толпа тснилась къ своему обожаемому монарху, съ толпою двигался и Степа, который, въ конц концовъ, совершенно для себя неожиданно, очутился такъ близко къ Государю, что Государь, проходя мимо и случайно встртившись съ нимъ взоромъ, погладилъ его рукою по обнаженной голов. Электрическимъ токомъ прикосновеніе руки Государя пробжало по тлу Степы. Онъ сразу почувствовалъ въ себ такое благоговніе, такую безграничную любовь и преданность къ этому ангелу-человку, такую готовность служить ему, не щадя собственной жизни, что, не будучи въ состояніи молчать дале, крикнулъ за остальными: ‘ты наша надежда, наше счастіе… вс мы готовы умереть за тебя!’
Но Царь уже прошелъ дальше и не могъ разслышать, въ отдльности, дтскій голосъ, смшавшійся сразу съ голосами взрослыхъ. Въ дверяхъ Успенскаго собора Государя встртилъ съ крестомъ Преосвященный Августинъ и привтствовалъ рчью, закончивъ ее слдующими вщими словами: ‘Царю! Господь съ тобою, Онъ гласомъ своимъ повелитъ бур, и станетъ въ тишину, и умолкнутъ воды потопныя. Съ нами Богъ! Разумйте языцы и покоряйтеся, яко съ нами Богъ!’
Степа вернулся домой совершенно очарованный, на вопросы графской прислуги, удалось ли ему пробраться въ Кремль и видть Царя, онъ охотно разсказывалъ все до мельчайшихъ подробностей, а когда на слдующій день узналъ, что къ графу Ростопчину пріхалъ князь Иванъ Иларіоновичъ Холмскій, то сталъ убдительно упрашивать вошедшаго въ кухню графскаго камердинера, допустить его въ графскія палаты, чтобъ подлиться восторгомъ со своимъ благодтелемъ.
— Не до тебя ему сейчасъ! засмялся камердинеръ, онъ, почитай, только что пріхалъ, хочетъ съ графомъ побесдовать…. Графъ-то самъ домой на минутку завернулъ переодться….
Опять къ Царю подетъ… Коляска уже у крыльца…. Что-то будетъ…. Какихъ встей дождемся! сказалъ онъ въ заключеніе и глубоко вздохнулъ.
— Коли сейчасъ нельзя, такъ хотя потомъ проведите меня къ моему князю, продолжалъ упрашивать Степа.
— Ладно, ладно, проведу, обожди!
— А какъ вы полагаете относительно войны, Савелій Парамоновичъ? обратился къ камердинеру старшій поваръ.
— Полагаю, что война будетъ кровопролитная… Только мн сдается, не долго она протянется.
— Давай Господи, чтобъ вашими устами да медъ пить, Савелій Парамоновичъ!
— Думаю, что мы французу ловушку разставимъ, а онъ въ нее и попадется.
— Давай, давай, Господи! повторилъ поваръ и, приказавъ Степ заняться чисткою кореньевъ, началъ тщательно мшать что-то въ кастрюл, а камердинеръ удалился въ комнаты.
Повидать его еще разъ въ этотъ день Степ не удалось, на слдующее утро онъ снова старался искать желанной встрчи, но опять безуспшно, камердинеръ, какъ на зло, не показывался…. Тогда онъ сталъ просить старшаго повара помочь ему въ его дл, и поваръ, наконецъ, уже на третьи сутки, какъ разъ за часъ до отъзда князя обратно домой, улучилъ минутку напомнить камердинеру о его общаніи провести поваренка въ комнаты.
— Забылъ я про тебя совсмъ,— сознался Савелій и, сдлавъ Степ знакъ слдовать за собой, прошелъ вмст съ нимъ сначала въ буфетную. Тамъ взявъ приготовленный экономкой серебряный подносъ, на которомъ стояли дв чашки кофе, онъ направился въ графскій кабинетъ, предваривши Степу:
— Я уже докладывалъ его сіятельству, что ты просишь повидать князя Ивана Иларіоновича, они изволили приказать привести тебя. Затмъ, прежде чмъ открыть дверь кабинета добавилъ: войди, стань у порога и не смй ничего говорить, пока тебя не спросятъ.
Степа въ точности исполнилъ приказаніе, хотя ему стоило большого труда воздержаться отъ того, чтобы не подбжать къ князю, Онъ былъ несказанно радъ видть князя, и такъ хотлось ему поскоре разсказать, какъ онъ былъ въ Кремл, и какъ Государь, проходя мимо и милостиво взглянувъ на него, провелъ рукою по его голов.
Въ ту минуту, когда Степа вошелъ въ кабинетъ, князь и графъ сидли къ нему спиною. Они разговаривали про то, какъ государственный секретарь Шишковъ читалъ манифестъ объ объявленіи войны Россіи съ Франціей, и про то, что Государь, предоставивъ дворянамъ составить ополченіе, былъ такъ тронутъ ихъ рвеніемъ немедленно приступить къ этому длу. Говорили еще, что Государь почтилъ своимъ высокимъ присутствіемъ собраніе въ Слободскомъ дворц, гд, для обсужденія различныхъ вопросовъ касательно предстоящей войны, были созваны дворяне и купечество, размстившіеся отдльно, въ двухъ громадныхъ залахъ.
— Да, говорилъ графъ Растопчинъ, моменты, которые мы переживаемъ въ этотъ достопамятный день,— не могутъ никогда изгладиться изъ памяти…. Надо было видть выраженіе лицъ всхъ присутствовавшихъ въ купеческомъ зал, когда въ ней появился самъ Государь… Городской голова палъ передъ нимъ на колни и проговорилъ взволнованнымъ голосомъ: ‘Государь, мы вс готовы жертвовать теб жизнію и имуществомъ! А потомъ, вслдъ за этими словами, присутствовавшіе, на перерывъ другъ передъ другомъ, бросились къ подписному листу и въ одну минуту покрыли его подписями.
Степа вслушивался въ разговоръ съ напряженнымъ вниманіемъ, многаго онъ, конечно, не могъ вполн уяснить себ, многое для него даже было совершенно непонятно, но въ общемъ, главную сущность дла онъ все таки понялъ… Понялъ, что скоро будетъ война съ французами, понялъ, что русскій народъ боготворитъ своего Царя, и съ радостію готовъ отдать на защиту его и дорогой родины и жизнь свою и свое имущество… Онъ заинтересовался разговоромъ графа съ княземъ, ему хотлось послушать ихъ, но князь скоро всталъ съ мста и началъ прощаться.
— И такъ, значитъ, ты вновь поступаешь на военную службу? спросилъ графъ, пожимая его руку.
— Да, да, конечно, благодарю тебя отъ всего сердца, что ты мн помогъ ускорить это дло, отозвался князь.
— Не наживу ли я, только, себ за это врага, въ лиц твоей матушки?
— Какъ женщина и любящая мать, она въ первую минуту, конечно, заволнуется, но потомъ, наврное, пойметъ меня, и даже отнесется сочувственно, продолжалъ князь, всегда старавшійся сказать что-либо въ оправданіе старой княгини.
— Скоро думаешь отправиться въ дйствующую армію?
— Первымъ дломъ, я займусь тмъ, чтобы выставить ополченцевъ изъ всхъ нашихъ вотчинъ, потомъ объявлю матушк о своемъ ршеніи, и немедленно отправлюсь на войну.
— Батюшка — князь, Иванъ Иларіоновичъ, отецъ милостивый! возьмите меня съ собою!— раздался вдругъ голосъ Степы, неожиданно выступившаго впередъ и упавшаго на колни.
Князь приподнялъ его съ полу, нагнулся къ нему и проговорилъ почти шопотомъ: зачмъ ты хочешь уйти отсюда, разв теб здсь не хорошо, разв тебя обижаютъ?
— Нтъ, Иванъ Иларіоновичъ, здсь меня никто не обижаетъ — жить мн очень хорошо, но съ той минуты, какъ я увидлъ нашего кормильца-Царя, мн ни что на умъ не идетъ, кром того, чтобъ душу свою за него положить…
И Степа подробно передалъ о своемъ посщеніи Кремля, въ день присутствія тамъ Государя.
Князь и графъ Растопчинъ были очень тронуты разсказомъ мальчика и его непреклоннымъ желаніемъ идти на войну, но ихъ смущалъ слишкомъ юный его возрастъ, о чемъ они перекинулись замчаніями на французскомъ язык, чтобы онъ ихъ не понялъ…
— Возьмите, возьмите меня съ собой на войну! продолжалъ упрашивать Степа.
— Хорошо, Степа, я исполню твое желаніе, сказалъ князь, не хотвшій огорчить его, ты подешь со мной на войну, но, до тхъ поръ, пока я буду занятъ моими ополченцами, останься здсь.
— Я самъ хотлъ просить васъ объ этомъ, князь милостивый, вскричалъ обрадованный мальчикъ, котораго невольно тревожила мысль, что, въ ожиданіи поздки на войну, ему придется жить на глазахъ старой княгини.
5-го Августа, какъ разъ наканун праздника Преображенія Господня, Наполеонъ подступилъ къ Смоленску, куда къ этому же времени прибыло немало и нашего русскаго войска, расположившагося не только поблизости города, но даже на всхъ почти его улицахъ.
Пальба съ обихъ сторонъ началась съ самаго ранняго утра, отъ множества брошенныхъ непріятелями въ городъ бомбъ и ядеръ, городъ загорался по разнымъ направленіямъ. Дома, сады, церкви — все длалось жертвою пламени. Густой пороховой дымъ застилалъ дневной свтъ, жители въ ужас прятались по подваламъ или убгали спасаться въ сосдніе лса. Крики, вопли и стоны раненыхъ надрывали душу. Около Благовщенской церкви, гд хранилась чудотворная икона Смоленской Божіей Матери, стоялъ Гусарскій полкъ, тотъ самый, въ которомъ теперь уже находился князь Иванъ Иларіоновичъ Холмскій, и при немъ его маленькій казачекъ, Степа.
Гусары съ нетерпніемъ ожидали своей очереди вступить въ битву съ французами.
— А не отстоять намъ, кажется, Смоленска, печально проговорилъ одинъ изъ гусарскихъ офицеровъ, подъзжая верхомъ на лошади къ князю.
— Почему вы такъ думаете? спросилъ послдній.
— Потому, что перевсъ на сторон французовъ.
— Это ничего не значитъ, на войн счастье часто бываетъ измнчиво.
— Положимъ, такъ… Но все таки, самъ не знаю почему, чуетъ мое сердце, что намъ не устоять, продолжалъ молодой офицеръ, но пока что…. Тутъ рчь его оборвалась, рядомъ съ нимъ упала непріятельская. бомба, зашипла, зарыла землю, и въ мигъ разорвалась съ страшнымъ трескомъ на нсколько частей.
— Вы ранены? тревожно обратился князь къ товарищу, замтивъ, что по рукаву его струится кровь.
Шаховской, (такъ была фамилія молодого офицера,) уже не могъ отвтить, блдня и кусая губы отъ боли, онъ едва держался на сдл.
Князь, съ помощью Степы, снялъ его съ лошади, уложилъ на случайно прозжавшую мимо телгу и повезъ къ одному знакомому священнику, жившему на окраин города. Степа, конечно, тоже послдовалъ за нимъ. Едва успли они тронуться съ мста, какъ услыхали по близости церковное пніе и увидли, что изъ Благовщенской церкви вынесли чудотворную икону Смоленской Божіей Матери, которую, въ сопровожденіи крестнаго хода, понесли по направленію къ арміи, народъ, остававшійся еще въ Смоленск, слдовалъ за святою иконою, провожая свою заступницу {Съ этого дня, икона Смоленской Божіей матери, до окончанія войны, находилась постоянно въ дйствующей арміи.} съ громкими рыданіями.
Священникъ кропилъ святою водой стоявшихъ по улицамъ солдатъ, на городской площади процессія остановилась,— начался молебенъ… Непріятельскія пушки грохотали попрежнему, вс присутствующіе пали ницъ. Князь принужденъ былъ тоже остановиться… Но вотъ молебенъ кончился, чудотворная икона, поддерживаемая на носилкахъ, плавно покачиваясь въ воздух, двинулись вмст съ толпою впередъ, за нею двинулся и князь, съ большимъ трудомъ пробираясь по заставленнымъ войсками улицамъ, онъ, наконецъ, довезъ своего раненаго товарища до скромнаго домика знакомаго священника, отца Павла,— жившаго, какъ уже сказано, почти совсмъ на окраин.
— Батюшка, вы не покинете Смоленскъ? спросилъ князь священника, когда послдній, увидавъ изъ окна подъхавшую къ его дому телгу въ сопровожденіи князя верхомъ на лошади, вышелъ къ нему навстрчу.
— Нтъ, я не боюсь враговъ, имъ у меня взять нечего, да и церковь моя не богата, поживы они нигд у насъ не найдутъ, а вы почему меня объ этомъ спрашиваете? отозвался священникъ, съ участіемъ взглянувъ на лежавшаго въ телг раненаго офицера.
— Зная вашу добрую душу, я хочу просить васъ пріютить у себя моего раненаго товарища, онъ раненъ въ плечо, положеніе его не опасно, но требуетъ ухода… Его негд оставить, на улицахъ Смоленска, Богъ знаетъ, что творится!
— Будьте покойны, Иванъ Иларіоновичъ, я употреблю вс мры, чтобы помочь вашему товарищу и скоре поставить его на ноги, я кое-что маракую въ лчень, а мой маленькій убогій домикъ, какъ я уже сказалъ вамъ, для Французовъ не приманка, если они даже и займутъ Смоленскъ. Оставляйте совершенно спокойно вашего раненаго у меня, только скажите мн, какъ его имя и отчество.
— Николай Николаевичъ Шаховской, поспшилъ отвтить князь.
— А это кто? добавилъ отецъ Павелъ, указывая на Степу.
— Это мой казачекъ, Степа, я его тоже оставлю у васъ, пока не разыщу денщика раненаго моего товарища, когда денщикъ придетъ, казачка отпустите, вдь ты знаешь мсто, гд стоитъ нашъ гусарскій полкъ, найдешь меня? добавилъ князь, обратившись къ Степ.
— Да, конечно, найду, отвтилъ Степа и, вмст съ батюшкой и княземъ, внесъ въ комнату потерявшаго сознаніе Шаховского.
— Прощайте, батюшка, благословите меня, я долженъ спшить въ бой, сказалъ князь, опускаясь на колни передъ отцомъ Павломъ.
— Да хранитъ васъ Господь! отвчалъ священникъ и, перекрестивъ князя, принялся съ помощью Степы раздвать раненаго, чтобы немедленно сдлать перевязку.
Князь вышелъ во дворъ, гд у воротъ была привязана его лошадь, расплатился съ мужичкомъ, на телг котораго привезъ товарища, вскочилъ на сдло, и вихремъ помчался обратно по направленію къ Благовщенскому собору.
Шаховской въ это время очнулся.
— Гд я, кто со мною? спросилъ онъ слабымъ голосомъ, оглядывая незнакомую комнату.
Отецъ Павелъ въ короткихъ словахъ пояснилъ ему все.
— И Степа здсь? добавилъ раненый, съ улыбкой взглянувъ на княжескаго казачка.
— Пока не придетъ вашъ денщикъ, мы со Степой будемъ ухаживать за вами, сказалъ отецъ Павелъ, а вы, пожалуйста, лежите спокойно и старайтесь меньше говорить.
Добрый священникъ въ продолженіе цлаго дня, по очереди со Степой, дежурилъ у постели Шаховского, который въ общемъ чувствовалъ себя лучше.
Оглушительные выстрлы Французской арміи продолжали по прежнему громить городъ до глубокой ночи, пожаръ усиливался, Смоленскъ пылалъ со всхъ сторонъ, и обезумвшіе отъ ужаса жители, не ршавшіеся раньше бжать и предпочитавшіе лучше спрятаться въ подвалахъ, теперь бжали уже почти вс, поголовно.
Денщикъ Шаховского пришелъ только посл-полуночи, онъ принесъ грустную новость, что счастье все на сторон Французовъ, и что наши русскія войска получили приказаніе отступать на Московскую дорогу.
— Значитъ, и гусары уйдутъ изъ Смоленска? встревожился Степа.
— Конечно, отвчалъ денщикъ, можетъ быть, даже и ушли.
— Какъ же я-то? вскричалъ Степа почти со слезами, и принялся просить Шаховского сейчасъ же отпустить его на розыски гусаръ.— Можетъ быть, они еще не выступили, или, во всякомъ случа, не успли отойти далеко,— я ихъ догоню.
— Иди съ Богомъ, ты мн больше не нуженъ, отвчалъ Шаховской, но только, смотри, самъ не потеряйся въ этой сутолок ночью, не лучше ли подождать до разсвта?
Священникъ тоже старался доказать Степ, что ему будетъ очень трудно путаться ночью среди пожарища, но Степа не слушалъ никого.
Схвативъ висвшій на стн казакинъ, онъ поспшно надлъ его на себя, простился съ отцомъ Павломъ и съ Шаховскимъ, кивнулъ головой денщику и, не теряя ни минуты, вышелъ на улицу.
Чмъ дальше отходилъ онъ отъ дома священника, тмъ больше охватывалъ его страхъ отъ всхъ тхъ криковъ и шума, которые раздавались кругомъ, отъ грома орудій, отъ вида пожарища… Онъ ршилъ. вернуться назадъ и не уходить изъ дома раньше разсвта, какъ ему совтовали отецъ Павелъ и Шаховской, но, находясь подъ вліяніемъ испуга и волненія, повернулъ по ошибк не туда, куда слдовало, и, заворачивая изъ улицы въ улицу, окончательно сбился съ пути. Народа ему попадалось на встрчу очень много, но каждому было самому до себя, никто не обращалъ вниманія на его разспросы. Вс куда-то стремились, куда-то бжали.
— Спасайтесь, православные, спасайтесь, кто можетъ! Спасайтесь отъ лютыхъ враговъ… Перебьютъ они, окаянные, всхъ насъ, христіанъ православныхъ! выкрикивалъ сдой старикъ-странникъ, съ котомкою за спиной и съ длиннымъ посохомъ въ рук.
Степа узналъ въ немъ знакомаго всему Смоленску юродиваго Гришу, слова котораго всегда считались вщими, и, какъ бы невольно повинуясь его приказанію, ничего не думая, ничего не соображая, примкнулъ къ поровнявшейся съ нимъ въ эту минуту групп убгавшихъ изъ Смоленска жителей.
Что касается нашего войска, то, по приказанію главнокомандующаго, оно дйствительно уже выступило на Московскую дорогу, а Наполеонъ со своими полчищами, на слдующее утро, т. е. 6-го Августа, въ день праздника Спаса Преображенія,— вступилъ въ Смоленскъ, представлявшій собою груду развалинъ и пепла. Онъ смотрлъ сумрачно на опуствшій и пылавшій городъ, гд надялся найти и състные припасы и удобное помщеніе, но надежда его не осуществилась. Изъ 2050 домовъ Смоленска, въ немъ не уцлло и половины, ни о какихъ запасахъ нечего было и думать, а изъ жителей осталось на мст самое ничтожное количество… При вид всего этого, Французы разсвирпли и съ бшенствомъ стали разрушать огнемъ и мечомъ все, что подвертывалось подъ руку… Нося имя Христіанъ, они теперь, словно позабывъ объ этомъ, разбойнически врывались въ уцлвшія отъ пожара церкви, расхищали церковную утварь, а у священнослужителей и причетниковъ силою выпытывали, гд спрятаны деньги и драгоцнности.
Такимъ образомъ продолжалось нсколько дней, наконецъ, 11 числа, Наполеонъ покинулъ Смоленскъ и двинулъ свою армію по направленію къ Москв. Онъ полагалъ, что путь туда для него теперь открытъ, и, такъ сказать, освщалъ себ этотъ путь пожарами.
Города, мстечки, села, мимо которыхъ проходили французы, все гибло отъ пламени.
Время нашествія французовъ напоминало Россіи тяжелую эпоху нашествія Батыя и призывало русскій народъ ко всеобщему вооруженію. Какъ только французы вступили въ Смоленскую губернію, такъ жители ея возстали и вооружились, чмъ попало… Изъ крестьянъ и горожанъ составлялись пшіе и конные отряды, среди которыхъ можно было встртить и сдого старика, и подростка — мальчика, и даже бабу съ рогатиной или топоромъ. Такихъ отрядовъ было много, они большею частію укрывались въ лсахъ, и оттуда, подкарауливъ небольшой отъ арміи отставшій отрядъ непріятелей, накидывались на него неожиданно, въ одинъ изъ подобныхъ крестьянскихъ отрядовъ попалъ и Степа, который посл своего побга изъ Смоленска, не найдя гусарскаго полка, гд служилъ его князь,— очень радъ былъ возможности, хотя чмъ-либо, быть полезнымъ дорогой родин.
Съ отъздомъ князя Ивана Иларіоновича на войну, старая княгиня сдлалась еще раздражительне. Она не могла примириться съ мыслью, что Ивану Иларіоновичу, въ конц концовъ, все-таки удалось поставить на своемъ, то есть, вопреки ея эгоистическому желанію, уйти на войну. Долго и давно она боролась съ желаніемъ сына быть военнымъ, но бороться доле, при настоящемъ положеніи дла, уже признавала неудобнымъ. Она срывала свой гнвъ на всхъ,— главнымъ же образомъ, конечно, страдала прислуга, не исключая даже старой Мироновны. Крпостная Мироновна вынянчила самого князя, а теперь няньчила его маленькаго Митю, единственное существо въ мір, которое оставляла княгиня въ поко, наврно, потому что онъ былъ ужъ очень маленькимъ. Войдя однажды въ комнату малютки, она застала его въ слезахъ. Оказалось, что ребенокъ уронилъ любимую фарфоровую лошадку и разбилъ ее. Мироновна стояла около, стараясь его успокоить, но, чмъ больше она его уговаривала, тмъ больше онъ кричалъ.
Княгиня накинулась на Мироновну, упрекая ее въ недосмотр. Разв ты не знала, какъ Митя любитъ эту лошадку? ты не должна была допускать, чтобы ребенокъ ее разбилъ! Мироновна едва открыла ротъ, чтобы сказать что-то въ свое оправданіе, какъ княгиня перебила ее, угрожая, что отставитъ ее отъ должности няни. Старушка сначала расплакалась, а потомъ, потерявъ терпніе, начала возражать. Неизвстно, чмъ бы все кончилось, но тутъ вдругъ, совершенно для обихъ ихъ неожиданно,— дверь, ведущая въ сосднюю комнату, растворилась, и на порог появился дворецкій, блдный, взволнованный.
— Что случилось? Не съ княземъ ли какое несчастье? Не пожаръ ли?— закидала его вопросами старая княгиня.
— Нтъ, ваше сіятельство, не то… А вотъ сейчасъ въ деревн сказывали…
— Да что такое, говори толкомъ!
— Бда… ваше сіятельство.
— Какая?
— Французы за 20 верстъ отъ насъ, идутъ они въ Москву.
— Отъ кого ты слышалъ? Можетъ быть, это неправда?
— Правда, ваше сіятельство, сущая правда, приказчикъ Максимъ вчера, какъ вамъ извстно, по дламъ въ Москву отправился, отъхалъ верстъ тридцать, да и долженъ былъ назадъ воротиться… Французовъ, говорятъ, на дорог видимо-невидимо… въ Москву тоже пробираются, да по пути все жгутъ, грабятъ и разоряютъ…
Княгиня всплеснула руками.
— Я полагаю, ваше сіятельство, въ Москву-то ихъ не допустятъ, заискивающимъ тономъ проговорила Мироновна.— Не прикажете ли послать за самимъ приказчикомъ? онъ разскажетъ все обстоятельно.
— Пошли,— отвчала княгиня, взглянувъ въ сторону старушки уже спокойно, и, когда послдняя вышла, обратилась къ дворецкому.— Надо немедленно укладывать серебро, посуду, платье, блье, и вообще вс цнныя вещи… Я уду въ мою Саратовскую вотчину, тамъ мы будемъ вполн безопасны, ты, конечно, подешь со мною, Мироновна тоже, а что касается остальной дворни, то скажу потомъ, кого беру, кого оставлю.
— А какъ прикажете, ваше сіятельство, насчетъ мебели?
— Все прибрать въ кладовыя, дома ничего не оставлять.
— Слушаю-съ.
— О Господи, Господи, какое время, какое ужасное время! продолжала княгиня, взглянувъ на образъ.
— Воистину, матушка-княгиня, ужасное, послышался въ отвтъ ей голосъ, снова вошедшей въ комнату, Мироновны.
— За приказчикомъ послала, добавила она посл минутнаго молчанія.
Затмъ об женщины, повидимому, позабывъ о недавной ссор, начали почти дружески разсуждать о предстоящемъ отъзд и о томъ, кого изъ прислуги придется везти съ собою. На общемъ совт, въ конц концовъ, было положено, что дворню слдуетъ взять всю для защиты отъ враговъ. Когда явился приказчикъ Максимъ и подтвердилъ все сказанное дворецкимъ,— княгиня приказала ему распорядиться, чтобы, на слдующій день, изъ села были приведены въ усадьбу вс крестьянскія лошади, такъ какъ лошадей съ княжеской конюшни не можетъ хватить на всю дворню. Княгиня провела ночь тревожно, малйшій шумъ пугалъ ее, ей казалось, что она слышитъ голоса и лошадиный топотъ приближавшейся французской конницы, забылась она только на разсвт, и то ненадолго,
Княжескій дворъ съ самаго ранняго утра сталъ наполняться крестьянами, которые привели лошадей и пришли проводить княгиню, вмст съ ними пришелъ сельскій священникъ, отецъ Михаилъ, служить напутственный молебенъ.
Въ зал, совершенно пустомъ, такъ какъ вся мебель была уже убрана, въ переднемъ углу виднлся только одинъ простой деревянный столъ, покрытый блой скатертью, и на немъ — небольшая икона съ горящей передъ нею восковой свчей, передъ иконою стоялъ отецъ Михаилъ въ облаченіи и причетникъ, Мироновна съ маленькимъ княземъ, любопытно озиравшимся по сторонамъ, да дворецкій, а въ сторон — толпа дворовыхъ, вс они ожидали княгиню.
Наконецъ дверь, ведущая во внутреннія комнаты, отворилась, и княгиня вошла въ зало, выраженіе ея лица, обыкновенно надменно-спокойное, теперь казалось тревожнымъ, она подошла къ священнику и попросила начать молебенъ, вс опустились на колни, княгиня тоже, она молилась горячо, по щекамъ ея катились крупныя слезы. По окончаніи молебна, батюшка уже собирался уходить, какъ вдругъ на дорог, ведущей въ усадьбу, показался, небольшой тарантасъ, запряженный тройкой лошадей, которая, звеня бубенцами, быстро въхала во дворъ. Въ тарантасик сидлъ офицеръ въ треугольной шляп и съ адъютантскими эксельбантами.
Полагая, что это встникъ отъ князя, что князь, наврное, убитъ, раненъ или взятъ въ плнъ,— княгиня вздрогнула.
— Кто вы, откуда? спросила она офицера, когда онъ вошелъ въ залъ.
— Вы владлица этой усадьбы? не отвчая ей, въ свою очередь, спросилъ офицеръ.
— Да.
— Я присланъ къ вамъ съ приказаніемъ, немедленно выжечь село и вашъ домъ, такъ какъ непріятель отсюда уже совсмъ близко.
Княгиня закрыла лицо руками.
— Если не мы,— то французы, все равно, разорятъ и сожгутъ вашу усадьбу, продолжалъ офицеръ, стараясь говорить, какъ можно, мягче.
— Дайте мн ухать, а затмъ длайте, что хотите…. отозвалась княгиня.
Офицеръ почтительно поклонился. Мироновна, все время молча стоявшая въ сторон, разразилась рыданіемъ и начала громко причитывать, а княгиня молча вышла на крыльцо, за нею послдовали вс присутствовавшіе. У крыльца стояла уже большая карета, запряженная шестеркою рослыхъ откормленныхъ коней, за каретой нсколько повозокъ съ размстившеюся въ нихъ женскою прислугою изъ дворовыхъ и частью вооруженныхъ мужчинъ, которымъ не хватило лошадей. Затмъ стояли телги, нагруженныя различнымъ имуществомъ, и остальные дворовые, изъ коихъ каждый былъ вооруженъ, чмъ попало.
— Прощайте, прощайте,— повторяла княгиня, кланяясь на об стороны окружавшимъ карету крестьянамъ: мн очень жаль оставить васъ, но приходится спасаться. Спасайтесь и вы, если можете,— спасайтесь, чтобы не попасть въ руки французовъ.
— Некуда намъ спасаться, матушка-княгиня! не мы первые, не мы послдніе, теперь вся Россія страдаетъ,— отвчалъ староста Василій, отвшивая низкій поклонъ.
— Трогай! крикнулъ дворецкій. Лошади двинулись съ мста.
Громыхая колесами и покачиваясь своимъ неуклюжимъ кузовомъ, княжеская карета, въ сопровожденіи остального позда, быстро удалялась отъ усадьбы. Когда она завернула за уголъ, и поднялась на гору, то княгиня выглянула въ открытое окно, чтобы въ послдній разъ бросить печальный взоръ на свой домъ, который съ этого мста былъ хорошо виднъ. Но каково было ея отчаяніе и ужасъ, когда она замтила, что онъ весь пылаетъ…. Закинувъ голову назадъ на мягкія подушки, княгиня молча указала рукою Мироновн на охваченную огнемъ усадьбу и заплакала… Заплакала и Мироновна… Заплакалъ и Митя. Послдній, конечно, слишкомъ былъ малъ, чтобы понять причину слезъ бабушки и няни, а заплакалъ просто потому, что увидлъ ихъ плачущими.
— Боже милостивый, до какого ужаснаго времени мы дожили! воскликнула княгиня.
— Да, матушка-княгиня, тяжелые времена настали, отозвалась Мироновна, вертвшая передъ глазами своего питомца игрушечнаго птуха, чтобы его успокоить.— Не даромъ говорятъ, что передъ войной были разныя предзнаменованія: и огненные столбы по небу ходили, и звзда съ хвостомъ явилась, и церковные колокола звонили сами собою, и много-много, чего творилось особеннаго!.. Княгиня не слушала болтовню Мироновны, закрывъ глаза, она, какъ будто, погрузилась въ дремоту. Мироновна это замтила и замолчала, замолчалъ и Митя, который, вдоволь накричавшись, теперь спокойно ворочалъ рученками картоннаго птуха.
Довольно жаркій августовскій день началъ клониться къ вечеру, въ воздух чувствовалась пріятная прохлада, дорога большею частью тянулась вдоль густого лса.
Вс, какъ будто, успокоились и даже позабыли о возможности какой-либо опасности, какъ вдругъ къ карет подскакалъ одинъ изъ верховыхъ.
— Ваше сіятельство, бда!.. Французы!.. проговорилъ онъ взволнованнымъ голосомъ.
— Какъ, гд, что?— встревожилась княгиня, но прежде, чмъ верховой усплъ отвтить, она увидла, что карета со всхъ сторонъ окружена французской конницей.
Подбжавшій къ карет дворецкій поблднлъ, онъ силился что-то проговорить, но отъ страха такъ и остался стоять неподвижно съ разинутымъ ртомъ и вытаращенными глазами. Мироновна взвыла отъ ужаса, что же касается княгини, то она постаралась сдлать надъ собою усиліе, чтобы казаться, по возможности, покойною. Высунувшись изъ окна кареты, она спросила по-французски подошедшаго къ карет французскаго офицера, что имъ отъ нея надобно.
Офицеръ очень удивился, что русская дама говоритъ такъ хорошо по-французски.
— Я русская княгиня, съ гордостью продолжала она, оставьте меня и мой штатъ въ поко.
— А я долженъ объявить вамъ, что вы и весь штатъ вашъ — наши плнные, отвтилъ офицеръ: прикажите вашимъ людямъ отдать намъ оружіе, иначе мы будемъ стрлять.
Княгиня перевела своимъ слугамъ по-русски требованіе французскаго офицера и спросила ихъ, какъ они желаютъ поступить.
— Нтъ, ваше сіятельство, по доброй вол мы имъ не сдадимся, раздался въ толп голосъ княжескаго конюха.
— Не сдадимся!— подхватили остальные и, по команд того же самаго конюха, вс дворовые княгини сразу стали стрлять по непріятелямъ.
Непріятель отвтилъ тмъ же, началась серьезная схватка, и, такъ какъ количество французской конницы превышало количество княжескихъ слугъ и, кром того, было лучше вооружено, то княгин и ея людямъ, наврно, пришлось бы плохо, если бы, на ихъ счастіе, на подмогу къ нимъ не подосплъ изъ лсу, давно уже подкарауливавшій французовъ отрядъ русскихъ крестьянъ, тотъ самый, въ которомъ находился и Степа.
Увидавъ знакомыхъ людей и узнавъ, что жизнь матери и малютки дорогого князя — барина въ опасности, Степа бросился на враговъ со смлостію взрослаго человка и, когда одинъ изъ французскихъ солдатъ подошелъ къ лежавшей въ обморок княгин, чтобъ сорвать съ нея брилліантовыя серьги,— то, ловко въ него прицлившись, сразу убилъ его наповалъ.
— Дружнй, братцы, дружнй, помогайте выручать моихъ добрыхъ господъ! громко кричалъ Степа, обращаясь къ крестьянамъ. Т уже успли вплотную окружить французовъ и одну часть изъ нихъ уложили мертвыми, а остальные принуждены были спасаться бгствомъ.
Во время перестрлки княгиня еще не приходила въ себя и не могла знать всего, что совершилось, когда же она наконецъ очнулась и открыла глаза, то, къ крайнему своему удивленію, увидла стоявшаго передъ собою Степу.
— Ваше сіятельство, вдь это нашъ освободитель! заговорилъ дворецкій нершительно, онъ вспомнилъ прежнее нерасположеніе княгини къ маленькому казачку, а потому и не былъ увренъ, что она сочувственно отнесется теперь къ его геройскому подвигу.
— Но какимъ же образомъ Степа очутился здсь, и что могъ онъ сдлать для нашего спасенія? съ недоумніемъ обратилась княгиня съ вопросомъ къ дворецкому.
Дворецкій въ короткихъ словахъ объяснилъ ей все.
— Ты поступилъ, какъ истинный христіанинъ, замтила княгиня, глядя съ благодарностью на мальчика. За всю мою несправедливую злобу противъ тебя — ты отплатилъ добромъ, прости меня, ворчливую, заносчивую старуху! Забудь, что было, и больше никогда не разставайся съ нашей семьей, гд вс мы будемъ считать тебя за родного. Съ этими словами она притянула Степу къ себ и крпко поцловала.
Степа былъ глубоко тронутъ.
— И такъ, ты дешь съ нами въ мою Саратовскую деревню? продолжала княгиня.
— Княгиня, ваше сіятельство, щедроты ваши я цню… вотъ какъ цню! отвтилъ Степа, но разршите мн, еще нкоторое время, не возвращаться къ вамъ… Дайте послужить Царю и родин, да, кром того, догнать и разыскать князя Ивана Иларіоновича… Кончится война, мы съ нимъ вмст и вернемся! Теперь же съ Богомъ позжайте дальше, нашъ отрядъ, для большей безопасности, проводитъ васъ лсомъ, голодные французы бродятъ здсь чуть ли не на каждомъ шагу, и хотя съ вами своихъ людей достаточно, но наши тоже не будутъ лишними.
Княгин пришлось согласиться. Перездъ лсомъ совершился благополучно, и когда княжескій поздъ выхалъ на открытую поляну и свернулъ въ сторону отъ Смоленской дороги, то Стена, еще разъ поблагодаривъ княгиню за ея ласки и общая непремнно вернуться посл войны, распрощался съ нею и со всей дворней. Примкнувъ снова къ своему отряду, онъ направился обратно въ лсъ, гд крестьяне ршили сдлать передышку.
Усвшись группами около разведенныхъ костровъ, мужички съ оживленіемъ разсуждали о своей схватк съ французами и о томъ, какъ имъ удалось освободить изъ плна старую княгиню.
Степа не принималъ участія въ общей бесд, онъ былъ слишкомъ взволнованъ неожиданною встрчей съ матерью своего благодтеля и всмъ тмъ, что она ему высказала. Впечатлительный по натур, онъ не могъ равнодушно вспомнить о томъ, какъ эта гордая, надменная женщина, передъ которою трепеталъ весь домъ, смиренно просила прощенія у него, маленькаго, ничтожнаго, ни кому ненужнаго человчка….
Примостившись на пн, подъ высокой сосной, Степа, не обращая вниманія на окружающихъ, увлекаясь своими думами, продолжалъ сидть неподвижно до тхъ поръ, пока наконецъ главный вожакъ отряда напомнилъ о томъ, что пора идти дальше. Вс поднялись съ мста.
Въ эту минуту по дорог, гд только что происходила вышеописанная схватка,— снова послышался конскій топотъ. Полагая, что это, наврное, опять французы, крестьяне поспшили имъ навстрчу, живо приготовившись къ вторичной схватк, но, вмсто французовъ, оказались русскіе.
Точно такой же отрядъ, только не пшихъ, а конныхъ добровольцевъ, въхалъ въ лсъ, съ расчетомъ въ тни тоже отдохнуть.— Когда вс спшились, т. е. сошли съ сделъ, то начался общій разговоръ, изъ котораго Степа узналъ, что конный отрядъ добровольцевъ направляется на борьбу съ французами, въ подмогу ополченцамъ.
Прислушиваясь къ голосамъ разговаривающихъ, Степа, очень утомленный за день, совершенно для себя неожиданно, склонилъ голову и крпко заснулъ. Во сн ему уже грезился князь, грезилась кровопролитная война съ французами…. грезилась старая княгиня смотрвшая на него то злыми, то ласковыми глазами….
— Пора въ походъ, братцы, раздалась вдругъ въ лсу команда, и Степа мгновенно проснулся.
Голосъ говорившаго показался ему знакомымъ, онъ соскочилъ съ мста, живо проюркнулъ между рядами вооруженныхъ крестьянъ, и каково же было его удивленіе, когда онъ вдругъ увидлъ впереди ихъ сидвшаго на лошади товарища княжескаго, Николая Николаевича Шаховского, одтаго въ мужицкій суконный кафтанъ и высокую поярковую шляпу.
— Баринъ! Николай Николаевичъ! смло крикнулъ Степа.
— Степа! удивился Шаховской, ты откуда?
— Все разскажу, позвольте мн перейти изъ нашего отряда въ вашъ, чтобы слдовать за вами… Вы, наврно, знаете что-нибудь о моемъ княз, и непремнно отыщете его, а я только и думаю объ этомъ.
— Конечно, переходи, я очень радъ! Вс отряды одинаково служатъ родин. А пока мои люди собираются въ походъ,— разскажи о себ.— Степа передалъ ему все, что съ нимъ случилось посл ухода ночью изъ дома священника въ Смоленск, а Шаховской въ отвтъ разсказалъ, какъ, пробывъ у того же священника около двухъ недль, онъ почувствовалъ себя настолько крпкимъ, что могъ встать, и потому, поблагодаривъ батюшку за гостепріимство, вышелъ изъ разореннаго города на Московскую дорогу, въ надежд догнать полкъ. Но это ему не удалось, полкъ усплъ уже отойти далеко, вмсто полка, онъ попалъ въ плнъ къ французамъ, отъ которыхъ, по счастію, его освободили русскіе крестьяне.— ‘Не догнать теб своего полка,’ сказали мн люди, продолжалъ свой разсказъ Шаховской въ заключеніе: ‘не догнать потому, что наша армія спшитъ къ Москв на ея защиту, опять попадешь въ руки французовъ: пойдемъ лучше съ нами, будь нашимъ предводителемъ, съ такою дружною, какъ наша команда, да подъ твоимъ начальствомъ, мы смло схватимся съ врагами.—‘Я видлъ, что крестьяне нравы, видлъ, что полкъ свой мн, дйствительно, догнать сразу трудно, и ршилъ, пока что, стать во глав этой дружины, чтобы вмст съ нею идти умирать за родину.
— Неужели мы никогда ничего не узнаемъ о княз? печально спросилъ Степа.
— Нтъ, Степа, я не теряю надежды. Если только меня Богъ помилуетъ, и я не буду убитъ, то полкъ свой найду непремнно. Однако мы съ тобой заболтались, меня ждутъ, пора въ походъ… Я сейчасъ велю дать теб лошадь, ты будешь состоять при мн.
И подозвавъ денщика, который находился тутъ же, Шаховской сдлалъ распоряженіе, чтобы для Степы привели лошадь.— Затмъ онъ обратился къ другимъ и громко скомандовалъ: ‘впередъ!’ Ратники вс, какъ одинъ, одновременно вскочили въ сдла, подняли правыя руки, оснили себя крестнымъ знаменіемъ и стройными рядами послдовали за своимъ начальникомъ…
Наша армія, дйствительно, быстро отступала къ Москв,— туда же направлялся и Наполеонъ.
Ожесточенный противъ французовъ, русскій народъ выходилъ съ ними драться цлыми отрядами, подобными тому, въ которомъ находились Шаховской и Степа.