По поводу одной драмы, Григорьев Аполлон Александрович, Год: 1861 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

А. А. Григорьевъ

‘Время’, No 5, 1861

Оригинал здесь — http://smalt.karelia.ru/~filolog/vremja/1861/MAY/drama.htm

По поводу одной драмы

(‘Ребенокъ’, драма г. Боборыкина. Библiотека для Чтенiя. Январь 1861 года.)

По поводу драмы, по поводу одной драмы!.. не переносятъ ли васъ, читатель, эти слова въ то далекое прошлое время, когда въ ‘Отечественныхъ Запискахъ’, въ прежнихъ ‘Отечественныхъ Запискахъ’ появилась небольшая статья, носящая тоже названiе? Но что же я спрашиваю васъ, мой читатель! въ то время, т .е. лтъ — 17 тому назадъ, вы быть можетъ не только не читали ‘Отечественныхъ Записокъ’, но кром азбуки еще ничего не читали, беззаботно переживая золотые дтскiе годы, между тмъ какъ мы, какъ вашъ покорнйшiй слуга, сидли на скамьяхъ разныхъ университетовъ, днемъ зубрили профессорскiя лекцiи, а по ночамъ зачитывали на смерть ‘Отеч. Записки’. Позвольте мн, въ вид воспомининiй, увы! такъ отрадныхъ для человка почтенныхъ лтъ, перенестись съ вами въ то отдаленное время и кое-что сказать о его историческомъ значенiи. — Счастливое, благодатное время для нашей юности, счастливое и благодатное для ‘Отеч. Записокъ!’ И знаете ли почему оно было счастливымъ и благодатнымъ для почтеннаго журнала? Нтъ, вы врно не знаете: не по количеству подписчиковъ, я полагаю равному теперешнему ‘Современнику’ (и замтьте, подписчики эти не прiобртались въ то время ‘Свисткомъ’), — о, совсмъ не то! а по той услад, которую въ то время ощущалъ г. Краевскiй, услад авторскимъ самолюбiемъ. Замтьте, читатель, что я, вашъ покорнйшiй слуга, провинцiалъ и буду говорить вамъ только о томъ, что самъ видлъ и въ чемъ принималъ pars magna, знаете, какъ это у Виргилiя… Тогда, т. е. назадъ тому 16-17 лтъ, воображали, что все, что съ такою жадностью поглощалось въ жолтомъ журнал, вышло изъ-подъ пера г. Краевскаго. Добродушный Блинскiй поддерживалъ это прiятное очарованiе. Съ какимъ жаромъ ратовалъ онъ противъ тогдашней ‘Сверн. Пчелы’, не признававшей авторскаго таланта въ г. Краевскомъ! Добродушный Блинскiй, да проститъ ему Аллахъ эту мистификацiю, приводилъ такiе аргументы: какъ-де сомнваться, на что это похоже, въ авторств того, кто уже 5-6 лтъ состоитъ редакторомъ журнала! И врилось, и долго врилось, что въ самомъ дл сомнваться не слдуетъ. Но увы! говоря высокимъ слогомъ, пришла чреда разочарованiю, потянулась вереница этихъ 15-ти-16-ти лтъ — и какiя совершились событiя и метаморфозы! Нтъ аддя Венедиктовича, замолкъ гласъ Николая Ивановича, этихъ истыхъ спутниковъ нашего просвщенiя, о которыхъ мы должны сказать съ благодарностью, что они были! Существуютъ ‘Отеч. Записки’, но еще разъ увы! въ числ критиковъ этого журнала имя г. Краевскаго поставлено посл имени г. Дудышкина!

Говоря о благодатномъ времени для ‘Отеч. Записокъ’, я называю его, это время, во многихъ отношенiяхъ благодатнымъ. То было время, право, замчательное — эпоха разогнанiя всяческихъ общественныхъ тумановъ, и утреннихъ и полдневныхъ и вечернихъ. Съ позволенiя читателей и редакцiи ‘Времени’ я принимаю нсколько поэтическiй тонъ, вдаюсь быть можетъ въ несвойственный мн лиризмъ. И какъ не вдаться, когда приходится заговорить о томъ, о чемъ 16 лтъ назадъ только мечталось, было только гаданiемъ! И встаютъ предъ вами эти 16 летъ, встаетъ золотая юность не въ туман, а озаренная неразлучнымъ съ нею свтомъ, подобнымъ теперешнему, весеннему солнцу, проглянувшему сегодня, 11 марта, только въ полдень! Густой, подающiй почерневшiй снгъ, туманъ вислъ въ воздух все утро, раздался колокольный звонъ… что значитъ этотъ звонъ во дни великого поста? Манифестъ объ освобожденiи, манифестъ о свобод читаютъ!.. Заиграло весеннее темное солнце, зажурчали мутные ручьи, исчезъ туманъ!..

Читатель слдовательно пойметъ, что въ теперешнее благодатное время, въ настоящiе отрадные для Россiи дни, на всемъ ея огромномъ пространств, независимо отъ состоянiя атмосферы, тепла и холода, густыхъ тумановъ или весенняго солнца, мутныхъ ручьевъ или еще нетронутаго снга, какъ-то невольно настрояется поэтически все, что горитъ желанiемъ блага нашей милой родины, вс кто благословляетъ Виновника этого блага, нашего Защитника и Главу народнаго,

Предъ Коимъ частные труды,

Какъ мелководные пруды

Передъ Невою многоводной!

Если юнъ читатель, то онъ вмст съ талантливымъ поэтомъ скажетъ въ эти дни: Погибни жъ, злое! Пускай не устаетъ сiять намъ солнце правды повсемстно! Если же миновалась его юность, то призывая для довершенiя великаго дла свтъ правдиваго солнца, онъ непремнно въ эти святые дни вызоветъ хоть не забытыя, но закутанныя густымъ туманомъ времени воспоминанiя прошлаго. Он и сами явятся, какъ живыя, эти воспоминанiя! Он и прежде не разъ являлись передъ нами и, милыя гости, долго оставались съ нами, возбуждая уже дремлющiя или готовыя задремать силы, снабжая насъ тмъ спасительнымъ пыломъ, которымъ съ избыткомъ надляется юность. Я говорю конечно о воспоминанiяхъ свтлыхъ. Можетъ быть для нкоторыхъ, а можетъ быть и для всхъ, спасительна сила и мрачныхъ воспоминанiй, но о нихъ, по крайней мр теперь, подъ влiянiемъ теперешнихъ дней, подъ влiянiемъ только что прочитанной драмы, мн говорить не хочется…

Да, чт ни говорите, чья юность проживалась вначал 40-хъ годовъ, тотъ иметъ полное право считать себя счастливе процвтавшихъ въ начал 30-хъ или въ начал 50-хъ годовъ: къ нему придетъ боле тсный сонмъ свтлыхъ воспоминанiй, чемъ къ его предшественникамъ и преемникамъ, сколько бы послднiе къ нимъ ни взывали.

Да! начало сороковыхъ годовъ, дйствительно было эпохою разогнанiя всяческихъ тумановъ, правда скопившихся потомъ въ густыя, мрачныя тучи, заволокшiя нашъ общественный горизонтъ, но все-таки разогнанiя и стало быть просвтленiя. Русская литература въ прав гордиться этимъ временемъ. — Не покидая литературной почвы, постараемся набросать характеристику этой эпохи, насколько-то возможно для статьи, не имющей претензiи на глубину.

Печально было положенiе нашей литературы въ конц 20-хъ и въ начал 30-хъ годовъ. Представьте, читатель, что вы не русскiй, но что вы очень любите все русское и пожелали бы познакомиться съ исторiей русскаго общества въ указанную эпоху. Откуда вамъ добыть матерiяловъ для подобнаго знакомства? Въ такъ называемыхъ исторiяхъ вы ихъ ни за что не найдете, а потому естественно вы обращаетесь къ литератур. Какъ ни плоха была наша литература за то время, но такъ или иначе, русская жизнь должна же была въ ней отражаться. Какое же явленiе представитъ вамъ тогдашняя русская жизнь, тогдашнее русское общество? — Весьма неутшительное: это было что-то отжившее, дряхлющее, кукольное, — мелочь интересовъ, мелочь мысли, крохотныя страстишки и какое-то тупоумное самодовольство. Хотя бы что-нибудь было живого, хоть бы какой-нибудь былъ задоръ! Въ такомъ положенiи дйствительно находилось тогдашнее такъ называемое лучшее общество, оторванное отъ всего живого, лишонное почвы, нелпо воспитанное, еще нелпе питающееся. Не забудьте, это еще лучшая, свтлая сторона тогдашней жизни, какъ ни странно называть какую бы то ни было маниловщину свтомъ, — это, говоримъ, лицевая сторона, но посмотрите на изнанку, прочтите Грибодова, перечитайте позже явившагося ‘Ревизора’, которого впрочемъ мы теперь оставляемъ въ поко, хотя и хотлось бы по поводу его сказать нсколько словъ. Въ ‘Гор отъ ума’ вдь тоже рисуется высшее общество, да притомъ еще московское, знать или, какъ говорятъ въ провинцiи, аристократiя. Что же это за общество? ‘Горе отъ ума’, господа, великое произведенiе, такъ даже думалъ аддей Венедиктовичъ съ своимъ неразлучнымъ спутникомъ и другомъ. Ошибся только въ одномъ сей знаменитый мужъ, нападая на ненавистныя ему ‘Мертвыя Души’, онъ не понялъ одного: историко-литературнаго тожества поэмы Гоголя съ комедiей Грибодова. Въ самомъ дл, сродство двухъ этихъ произведенiй удивительное: главные герои ‘Мертвыхъ Душъ’ не что иное, какъ опомщичившiеся герои грибодовской комедiи, покинувшiе первопрестольную столицу и разбредшiеся по захолустьямъ. Посмотрите на Фамусова и на Чичикова, на Загорцкаго съ Репетиловымъ и Ноздрева, на Скалозуба и Собакевича: въ нихъ вы непремнно найдете общiя, генерическiя черты, поставьте ихъ на линiю, ‘въ три шеренги’, какъ умлъ ставить Скалозубъ, сходство будетъ еще разительне. Одни предаются ловитв ‘почестей иль мстечекъ’, другiе — душъ, живыхъ и мертвыхъ, на лицахъ тхъ и другихъ лежитъ толстымъ слоемъ какая-то копоть, ни на что не похоже извращающая человческое лицо. Эти дюжiя натуры потому такъ прокоптились, что прямо вышли изъ русской жизни, не то что маниловцы 30-хъ годовъ, обоего пола, эти исхудалые, хотя дйствительно существующiе личности — и de facto существующихъ и искусственно созданныхъ разною жизнью, столичною, деревенскою, литературною и т.п. — Вотъ въ общихъ чертахъ какова была русская жизнь въ конц 20-хъ и въ тридцатые годы. По крайней мр насколько мы знаемъ это изъ литературы. Что же длалъ, что сдлалъ пользы вашъ многохвалимый Пушкинъ? спросятъ насъ незнакомые съ русской жизнью или насущники въ искусств. — Пушкинъ? — очень многое. У насъ съ легкой руки гг. -бова и Дудышкина начинаютъ побранивать Пушкина. Это теперь даже крайне — современно: слава Богу и Государю, отъ крпостнаго права мы отдлались, ну, а что же сдлалъ Пушкинъ въ исторiи крпостнаго права? то ли дло Григоровичъ {Г.Григоровичъ точно сдлалъ много въ исторiи крпостнаго права. Уже одно то, что это былъ первый голосъ въ избранномъ имъ род искусства противъ этого права.}, Марко Вовчокъ! Посмотрите-ка, какъ послднiй отдлываетъ крпостное право, какъ онъ жужжитъ вокругъ него! Появись такой писатель въ 30-хъ годахъ, да мы бы вс заткнули уши и убжали отъ крпостнаго права: Богъ съ тобой, матушка!

Третировать такимъ образомъ Пушкина значитъ не понимать ни искусства, ни русской жизни. Мы не знали, да и не могли знать Пушкина, какъ человка, какъ могли знать нкоторые изъ нашихъ читателей (да простятъ намъ дерзость разсчитывать на большой кругъ ихъ), мы смотримъ на Пушкина въ теперешнiе покаянные дни съ точки зрнiя историко-литературной, не обращая вниманiя на его личность. Русское общество до — и — посл Пушкина, если позволено будетъ такъ выразиться (впрочемъ теперь настало время такъ выражаться), было страшнымъ образомъ закопчено копотью крпачества (беремъ терминъ изъ М. Вовчка). Историко-литературная задача Пушкина состояла во первыхъ — въ томъ, чтобы явить намъ идеалъ истиннаго художника, чт онъ блистательно и исполнилъ, а во вторыхъ — чтобы приготовить русское искусство (не фельетонъ, не памфлетъ, не газетныя статейки) къ полному и всецлому отраженiю жизни. Такая миссiя не легка и бываетъ по силамъ только генiю. Странно укорять его въ такихъ прiемахъ, которые только и возможны были въ его положенiи: вдь это все равно, что требовать, напримръ отъ профессора исторiи, чтобы онъ въ вступительной своей лекцiи обратился къ слушателямъ съ слдующими словами: г-да! наша наука — пресквернйшая наука… и пошолъ и пошолъ откалывать въ этомъ род, вмсто того, чтобы представить сначала идеалъ исторiи, опредлить ея задачи и т.п. Пушкинъ явился съ свтомъ, озарившимъ русскую мысль, придавшимъ ей новый, державный бгъ. Если вы, читатель, пессимистъ и усумнитесь въ возможности существованiя въ пушкинское время женщинъ, подобныхъ Татьян, то какъ русскiй поблагодарите творца этого великолпнаго типа за его созданiе. Литературные типы, если вамъ угодно, отличаются тмъ же характеромъ насущности, какъ и разнаго рода общественныя улучшенiя: вдь они, т. е. эти типы тоже, что моисеевы облачные столпы, что мдный змiй. На нихъ устремляются взоры всего современнаго общества и нердко послдующихъ поколнiй, смотря на нихъ (если это образы свтлые, какъ Татьяна), или врачуются и исцляются отъ всякихъ общественныхъ недуговъ и язвъ, или (если это бразы мрачные) нравственно погибаютъ. Вдь вотъ, хоть бы все та же Татьяна, положимъ даже изукрашенная {Даже и этой уступки не можемъ мы сдлать противникамъ Пушкина. Татьяна — прелестнйшiй типъ русской женщины и первый такой типъ по времени въ нашей литератур.}: неужели вы думаете, этотъ образъ не иметъ громаднаго значенiя въ исторiи нашей цивилизацiи, въ исторiи нашей русской женщины? Неужели вы полагаете, что влiянiе на насъ этого типа было мене знаменательно, чмъ героинь Занда? — Нтъ, г-да насущники, за свтъ не бранятъ: чмъ ярче онъ, тмъ лучше, чмъ большее пространство нашей жизни озарилъ свтъ Пушкина, чмъ больше тумановъ разогналъ онъ, тмъ большее ему спасибо. И да будетъ стыдно тому, кто въ теперешнее время, когда мы видимъ

рабство, павшее по манiю Царя,

когда такъ кстати задуманъ памятникъ великому поэту, омрачить несправедливымъ укоромъ тнь одного изъ лучшихъ людей земли русской, одного изъ великихъ вождей нашего самосознанiя! Пушкинъ сдлалъ все, что могъ: не его была вина, если русская литература еще долго плелась по старымъ, избитымъ колеямъ, если русское общество все еще устремляло свои взоры и сердца на поражающихъ его проказою мдныхъ змевъ, дло было сдлано, и шагъ назадъ невозможенъ. Да не подумаютъ поборники насущности, что говоря о Пушкин мы до такой степени увлекаемся его литературною дятельностью, что забываемъ влiянiе другихъ идей, помимо литературы къ намъ приходившихъ до- и посл Пушкина. Мы говоримъ только, что шагъ назадъ былъ невозможенъ, хотя дло и не пошло шибко, какъ это бываетъ всегда, когда соцiальныя задачи возлагаются на плеча литературы, мы хотимъ только сказать, что разъ вспыхнувшая искра свта не потухаетъ. Въ исторiи нашей цивилизацiи играли и играютъ великую роль кружки, собиравшiеся вокругъ боле талантливыхъ и свтлыхъ личностей. Не говоримъ, чтобы это было очень хорошо и естественно, но что это было необходимо и весьма полезно, въ этомъ надемся, никто не усумнится, какъ никто, также позволяемъ себ надяться, не упрекнетъ насъ въ поклоненiи кружкамъ. Мы сказали, что они и теперь играютъ роль — да! играютъ въ провинцiи и долго еще будутъ играть, какъ это положимъ, ни неестественно. Не знаемъ, дождемся ли мы когда-нибудь исторiи нашихъ кружковъ и возможна ли эта исторiя, — а предметъ высокаго интереса. Кружки — да вдь это протестъ противъ омраченнаго крпачествомъ общества, изъ кружковъ вышли вс лучшiе наши люди, въ кружкахъ находила литература свои свтлые идеалы, изъ кружковъ наконецъ развилось западничество и славянофильство, сослужившiя намъ такую честную службу, хотя западничество и славянофильство можно считать уже поглощенiемъ, слiянiемъ кружковъ. Благодаря влiянiю кружковъ, въ центрахъ нашего просвщенiя начали мало по малу разгоняться всякаго рода общественные туманы, потянувшiеся къ сверу, востоку и югу, сталъ боле и боле очищаться небосклонъ, будущая исторiя русской литературы обязана со всевозможною полнотою раскрыть это интересное явленiе, намъ такая задача не по силамъ. — Лишонные возможности наблюдать нашу жизнь въ тхъ мстахъ, гд скоре очищался небосклонъ отъ всяческихъ тумановъ, мы обращаемся къ тмъ мстамъ, гд доле они висли, гд гуще и удушливе были — къ провинцiи, въ которой конецъ 30-хъ годовъ можно назвать эпохою туманопроцвтанiя.

Туманопроцвтанiе! уже само по себ это слово избавляетъ насъ отъ необходимости представить удовлетворительную картину русскаго общества въ конц тридцатыхъ годовъ, — работа, которая едва ли по силамъ даже талантливому художнику. Современный юный читатель не можтъ даже приблизительно составить себ понятiе объ этомъ мрак. Онъ царилъ повсюду этотъ мракъ, это везд и повсемстно проявляющееся крпачество — и во всхъ видахъ общественной и домашней жизни, и въ школ и, какъ ни горько въ этомъ сознаться! въ тогдашнемъ молодомъ поколнiи, къ которому еще такъ многiе принадлежатъ изъ насъ. Надъ молодымъ поколнiемъ витала бездна идей и идеаловъ — благородства и неблагородства, мечтанiй о мстечкахъ, ухарства всхъ родовъ и видовъ, отъ героевъ Марлинскаго до Ноздрева включительно, молодое поколенiе питалось и насыщалось романтизмомъ Александра Александровича Бестужева и паосомъ великолпнйшаго и крупнйшаго изъ нашихъ поэтовъ, Дениса Васильевича Давыдова. Грубый матерьялизмъ грозилъ всеобщимъ порабощенiемъ тогдашнему большинству: почти не читался Пушкинъ, а если и читался, то нелпо понимался, забывался Жуковскiй, проходили мимо Баратынскаго и Одоевскаго, не обращали никакого вниманiя, что выработалось лучшаго въ предшествующiе эпохи, и, что всего печальне, этотъ матерьялизмъ, эти разныхъ родовъ идеи и идеалы общали страшную живучесть, потомучто, по несчастiю, оперлись на народность и долго признавались нашими, родными. Противодйствiе такому направленiю было спасительнымъ благодянiемъ. Противодйствiе въ жизни началось, конечно, раньше, съ кружковъ (но и это не въ провинцiяхъ), противодйствiе въ литератур — съ западниковъ, съ Блинскаго и его (да! его) ‘Отечественныхъ Записокъ’. Западничество и славянофильство теперь отжили свой вкъ: теперь мы ни западники, ни славянофилы, а русскiе, но, отдавая должное славянофильству и сочувствуя ему во многомъ, мы въ интересахъ общества и исторiи, не можемъ не отдать предпочтенiя западничеству. Явившись, какъ необходимое противодйствiе извстному общественному направленiю, образовавшемуся вслдствiе какого-то насильственнаго отчужденiя отъ остального образованiя мiра, западничество выступило съ знаменемъ прогресса, ни разу ему не измняло и даже ни кому не дало повода заподозрить его въ измн (чмъ не можетъ похвалиться славянофильство, хотя мы теперь и не заподозрваемъ его во мрак). Западничество энергически взялось за дло, начатое еще въ прошломъ вк, начатое, но не оконченное Карамзинымъ, вытекающее изъ всей литературной дятельности Пушкина, борьба его съ мракомъ была сильна и благородна, могучiй боецъ его палъ съ мужествомъ трагическаго героя, самыя ошибки западниковъ, для указанiя которыхъ, конечно, потребовалось славянофильство, были поучительны и отъ времени прошли бы сами собою. Несчастiе славянофиловъ состояло въ томъ, что они выступили въ борьбу съ противникомъ, который прикрывался знаменемъ свта, и что не умли, по крайней мр въ начал, выяснить значенiе народности, которую не только противники ихъ, но даже друзья смшивали съ мракомъ, съ туманопроцвтанiемъ. Впрочемъ, мы не пишемъ исторiи этихъ двухъ школъ и охотно извиняемся предъ читателемъ за длинное отступленiе, за то, что не сказали еще ни слова объ одной драм, хотя мы собственно общались говорить только по поводу ея. Длаемъ еще одно, послднее отступленiе и попросимъ читателя помчтать вмст съ нами и перенестись мыслью къ началу сороковыхъ годовъ, къ Блинскому и его ‘Отечественнымъ Запискамъ.’

Мы назвали эту эпоху разогнанiемъ тумановъ. Но тогдашнiе туманы, какъ видлъ читатель, состояли изъ нсколькихъ густыхъ слоевъ, разорвать каждый слой требовалось особенное средство, чтобы не наскучить читателю личными воспоминанiями, мы не перечисляемъ ни этихъ средствъ, ни этихъ слоевъ. Мы позволяемъ себ только вспомнить объ одной небольшой стать, прочитанной нами много лтъ тому назадъ въ ‘Отечественныхъ Запискахъ’ и, если не ошибаемся, озаглавленной такъ: ‘По поводу одной драмы‘. Помнимъ лтнюю (и въ самомъ дл) прекрасную ночь, проведенную нами безъ сна, надъ этой пiэской, помнимъ много долгихъ-долгихъ дней, когда мысль объ этой стать не давала намъ покоя. Современный читатель не нашолъ бы теперь ничего особеннаго въ этой стать: въ ней трактовалось о соцiальномъ значенiи женщины, но, о Боже! какое потрясающее впечатленiе произвела она въ ту эпоху, когда въ людяхъ нашего поколнiя (если вамъ, читатель, сорокъ лтъ или около того, значитъ вы наши сверстники) совершился тотъ ужасный нравственный переломъ, который такъ дорого намъ стоилъ! Мы ломались и помногу и почасту: въ насъ, въ тогдашней молодежи, до высшей степени были развиты вс т инстинкты, которые величайшiй изъ русскихъ художниковъ воплотилъ потомъ въ отвратительномъ образ Ноздрева. Извольте-ка съ разу и вдругъ разбить этотъ типъ, который жилъ въ насъ! Онъ, какъ и другiе, ему подобные, разбился, но во что обошлась эта побда!.. Надемся, что читатель извинитъ насъ за эти восклицанiя, за эти немногiя личныя воспоминанiя: въ статьяхъ историко-литературнаго характера до извстной степени он необходимы, какъ матерьялъ, которымъ воспользуется будущiй изслдователь нашей гражданственности, не мыслимой безъ изученiя исторiи литературы.

Драма г. Боборыкина (потомучто все, что сказали мы теперь было по ея поводу) навела насъ на воспоминанiя о прошломъ, объ эпох, имвшей такую высокую важность, о судьб, по крайней мр литературной судьб русской женщины: въ ‘Ребенк’ также представляется исторiя женщины. Литературная судьба русской женщины, нашей литературной примадонны, если можно такъ выразиться, въ высшей степени интересна и, какъ многое другое у насъ, еще ни кмъ не изслдована. Русская женщина, какъ женщина, спаслась отъ той нравственной порчи, которой не избгнулъ ея грубый товарищъ, по крайней мр ей легче было спастись, легче сохраниться и запастись хотя отрицательными достоинствами, эта истина превосходно между прочимъ доказывается литературною дятельностью Тургенева. Но, какъ бы то ни было, а положенiе нашей литературной примадонны было глубоко печально. Свтлый образъ Татьяны, безъ сомннiя имвшiй въ дйствительной жизни громадное влiянiе на немногихъ, избранныхъ натуръ, въ литератур сталъ блднть и мельчать, и въ произведенiяхъ Марлинскаго, этого страннаго, въ разладъ пошедшаго съ своей судьбою писателя, достигнулъ истиннаго уродства. Мы не собираемъ чертъ русской примадонны у талантливыхъ послдователей Пушкина, стихотворцевъ и прозаиковъ, мы готовы согласиться, что дйствительно можно подобрать черты свтлыя и привлекательныя, но дло въ томъ, что компоновк этихъ чертъ въ цльный живой образъ мшало давыдовское и языковское отношенiе къ женщин. Но, предполагая за несомннное, что русская женщина двадцатыхъ-тридцатыхъ годовъ могла быть выше мущины, хотя между прочимъ по одному поэтическому влiянiю на нее Пушкина, мы не можемъ однакоже назвать ея личнаго и общественнаго положенiя вполн удовлетворительнымъ по тогдашнему состоянiю мущины, влiянiе котораго на женщину, конечно, велико. Литературное положенiе нашей примадонны было крайне печально: она не имла своего Гоголя, своего передового вождя. Русскую женщину спасло и возстановило западничество, — вотъ громадная, незабвенная услуга Блинскаго и друзей его, немыслимая для славянофильства, если бы даже послднее съ самаго начала выступило съ тою же силою и правотою, чего никакъ нельзя у него отнять за послднiй, самый плодотворный перiодъ его дятельности. Влiянiе западниковъ на развитiе русской женщины предметъ высокой важности въ исторiи нашего просвщенiя, предметъ неистощимый для литературной обработки, хотя надъ нимъ не разъ пробовали свои силы такiе талантливые писатели, какъ Майковъ, Некрасовъ и Тургеневъ. За подобную же обработку взялся и начинающiй писатель, г. Боборыкинъ. — Въ добрый часъ!

Но мы не имемъ намренiя писать теперь о самой драм. Мы высказали только нсколько мыслей, навянныхъ на насъ чтенiемъ этой драмы. Скажемъ въ заключенiе только, что драма г. Боборыкина въ самомъ дл переноситъ читателя въ доброе старое время: такъ и кажется, что она должна была появиться въ то время, когда писались ‘Дв Судьбы’, ‘Кто виноватъ’ и первые стихотворные опыты Тургенева. Все это доказываетъ только, что авторъ съ серьёзною мыслью приступилъ къ своей работ, но во все не то, чтобы онъ подражалъ кому-нибудь изъ названныхъ писателей. Мы очень благодарны г. Боборыкину за то, что онъ взялся за разработку старыхъ, но не воплощенныхъ идей: не все же насущность, не все же облеченiя! Процессъ развитiя молодой женской натуры, схваченный въ самый патетическiй моментъ, когда натура эта не выдерживаетъ борьбы съ жизнью, процессъ, совершившiйся подъ влiянiемъ западника — вотъ идея ‘Ребенка’, развитая очень не дурно и даже исполненная трагическихъ элементовъ.

По поводу одной драмы

Читайте также: