Парламенты, Карлейль Томас, Год: 1850

Время на прочтение: 33 минут(ы)

T. Карлейль

ПАМФЛЕТЫ ПОСЛДНЯГО ДНЯ.

СЪ АНГЛІЙСКАГО ПЕРЕВОДЪ
А. М. Блова.

Изданіе . Булгакова.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія инженера Г. А. Бернштейна, 3-я Рождественская, 7-а.
1907.

Парламенты.

Теперь уже для читателя достаточно ясно, что авторъ не принадлежитъ къ числу людей, которые ждутъ спасенія страны отъ дальнйшей реформы уже и такъ реформированнаго парламента. Наоборотъ, онъ питаетъ грустное убжденіе, что отъ такого парламента, какъ бы остроумно ни реформировали его, нечего ждать спасенія, а можно разсчитывать лишь на скорый конецъ, который будетъ весьма далекимъ отъ спасенія. Задача и стремленіе автора состоитъ въ томъ, чтобы выяснить кое-кому изъ благомыслящихъ англичанъ, что такой конецъ, т. е. наступленіе анархіи, настоящей и открытой, уже недалеко въ наши дни, когда такъ пышно развилась анархія скрытая, долго длящаяся и растущая съ каждымъ днемъ, и что единственная возможность воспрепятствовать наступленію такого конца и взять курсъ на Континентъ. Будущее заключается вовсе но въ реформ парламента, но въ томъ, что мы называемъ реформой Даунинга Стрита {Donning Street — улица въ Лондон, на которой находится высшія правительственныя мста, употребляются Карлейлемъ въ смысл правительства.} — вещь гораздо боле настоятельная и требующая безотлагательнаго осуществленія. Если удастся составить парламентъ, который вполн отражалъ бы народъ, то и это не удовлетворитъ автора, разв только игрою случая самъ народъ не окажется настолько же мудрымъ, насколько онъ теперь сиръ и убогъ. На этомъ онъ никоимъ образомъ не примирится. Но найти короля созданнаго по подобію Божію, который могъ бы сдлать кое-что для народа и исполнить если не его открыто заявленныя желанія, то его безмолвныя нужды, его инстинктивную волю — это въ общемъ нчто совершенно другое, чмъ нашъ болтливый міръ.
Движеніе въ пользу всеобщей подачи голосовъ, ассоціаціи, хлопочущія о реформ и пр.— авторъ стоитъ въ сторон отъ всего этого и не совтуетъ читателямъ вмшиваться во все это. Своихъ читателей онъ считаетъ лучшимъ слоемъ общества, настоящими аристократами Англіи (подобно тому, какъ всякая ворона свои яйца считаетъ самыми блыми). Для него нтъ ничего важне, какъ заставить ихъ поступать возможно лучше и избгать худшаго. Однако какъ можетъ онъ воспрепятствовать кому-нибудь изъ своихъ читателей или постороннему лицу присоединиться хотя бы къ движенію въ пользу всеобщаго мира, если сердце лежитъ къ этому? Говорятъ: нужно же всему этому придти къ концу. Чмъ скоре онъ наступитъ, тмъ, можетъ быть, легче будетъ его перенести. Если долженъ назрть грязный нарывъ вселенной при господств Laissez faire и первыхъ министровъ, напоминающихъ призраковъ, то чмъ скоре онъ лопнетъ и окажется всеобщей гангреной, тмъ можетъ быть будетъ лучше. Праведное Небо! Разсчитали ли вы, до чего въ человческихъ. длахъ можетъ дойти взрывъ скрытой анархіи и явный перехода. с-я въ анархію открытую, въ род той, которая даетъ уже себя знать на Континент? И какая это опасная игра — приготовлять лкарства въ котл Медеи Революціи!
По если вс капитаны корабля отличаются такимъ строптивымъ характеромъ, что ни какія побужденія на нихъ не дйствуютъ, кром побужденій ледяныхъ горъ, толкающихъ ихъ въ бокъ, то что же будетъ длать несчастный экипажъ? Да, экипажу стоило бы хорошенько поразмыслить надъ этимъ: съ нкотораго времени онъ слишкомъ пренебрегалъ этимъ вопросомъ. Онъ увидитъ, что въ природ нтъ существа боле страшнаго, чмъ капитанъ такого характера, который вздумаетъ обогнуть мысъ Горнъ, что на корабл нтъ другого такого измнника, какъ этотъ безсознательный предатель? Этотъ, самъ не замчающій своей измны, предатель, преисполненный спокойной увренности и нисколько но сомнваясь, что онъ является другомъ и людей и боговъ, можетъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ, руководствуясь старыми вигскими и другими картами Британскаго канала, оставаться въ зіяющей пасти Хаоса, на другомъ конц міра, какъ будто бы дло шло лишь о томъ, чтобы проплыть въ дурную погоду Ламаншъ при помощи конституціонныхъ методовъ и мръ, вызываемыхъ современнымъ положеніемъ. Избави насъ, Господи, отъ нашихъ руководителей — вотъ молитва, съ которой мы обращаемся изъ глубины сердца. И если доведенныя до отчаянія массы простыхъ людей взываютъ къ чартизму и приглашаютъ ледяныя горы въ совтники — то мы понимаема, это отлично. Я убжденъ, что въ закоулкахъ судна есть люди, которые знаютъ боле разумный путь и которые не будутъ приглашать на совтъ ледяныя горы, а приложатъ всю свою энергію къ тому, чтобы сбросить въ трюмъ призрачнаго капитана. Только для того, чтобы поддержать и ободрить ихъ, мы и приступаемъ къ нкоторымъ соображеніямъ насчетъ парламентовъ вообще.
Драйэздестъ {Dryasdust въ перевод значить ‘сухой, какъ пыль’. Имя актикварія педанта изъ предисловія къ сочиненіямъ Вальтера Скотта.} въ своихъ обширныхъ писаніяхъ, которыя онъ именуетъ трактатами и исторіями, по очень распространялся насчетъ парламентовъ. Но не слдуетъ сомнваться, что англійскій парламентъ, какимъ бы тщеславными’ и болтливымъ онъ въ сущности ни была, въ настоящее время, представляетъ все же очень солидную и серьезную реальность, призванную къ тому, чтобы серьезно работать надъ дломъ, которое со стороны короля или государства должно быть сдлано. Читая Eadmerus и старинныя книги, видишь, что парламентъ сначала былъ очень простымъ собраніемъ, которому было совершенно по плечу современное положеніе, что Вильгельмъ Рыжій и всякій, кому за нимъ выпадала жуткая доля быть королемъ Англіи, приглашалъ обыкновенно около Рождества подвластныхъ ему мелкихъ. владтелей (бароновъ, какъ онъ ихъ называлъ), что? бы повеселиться въ ихъ обществ недлю-другую. Тутъ во время серьезныхъ разговоровъ по утрамъ и въ свободной бесд за Рождественскимъ столомъ въ’ какой нибудь обширной зал Вестминстера и Винчсетра или въ какомъ-нибудь другомъ мст, при свт камина, въ которомъ горли огромные обрубки, среди чудовищны ха. ломтей мяса и обилія мальвазіи, они держали совтъ относительно трудныхъ государственныхъ длъ.
— Что можете вы сказать объ этомъ трудномъ дл, Тальботъ?
Фронтбефъ оказывается совершенно противоположнаго мннія: онъ полагаетъ, что въ его графств, на юг, они будутъ держаться покровительственной системы и будутъ требовать уничтоженія налога на солодъ, Африканской эскадры и даже налога на окна.
— Подевэнъ, какъ вы думаете? Привьется ли эта мра въ вашей мстности, или нтъ?
— Итакъ, Фицберсъ ее не одобряетъ. Говорите, Тэтъ-Д’-Этюпъ, но сначала не хотите ли стаканчикъ вина?
Вотъ какъ въ теченіе двухъ недль составляли они великій національный совтъ или парламентъ, обсуждая, какъ Германцы у Тацита, каждое дло два раза: сначала натощакъ, а затмъ посл хорошей выпивки. Такимъ образомъ дло, представлялось имъ въ двухъ видахъ и ршеніе попадало какъ разъ въ средину между опрометчивой поспшностью и боязливой нершительностью. Въ это время ни одно общественное дло, какого бы серьезнаго размышленія оно ни требовало, но ршалось въ Англіи иначе, какъ посл обда, а можетъ быть, и посл нсколькихъ обдовъ, за которыми о немъ шла рчь. Для Вильгельма Рыжаго не было другого, боле подходящаго способа ршать дла, касающіяся его правленія, какъ собирать вокругъ себя своихъ трудолюбивыхъ бароновъ и узнавать въ перемежку съ веселымъ разговоромъ ихъ истинныя мннія, настроеніе и ршенія. Не прибгая къ такому общему совту въ той или другой форм, невозможно было ни издать закона, ни обезпечить его исполненіе.
Совершенно естественно, что въ такомъ рождественскомъ парламент, какъ и везд, гд сходятся люди, устанавливается мало-по-малу извстная манера вести дла. Прежде всего становятся нужны секретари, является необходимость въ точной записи результатовъ обсужденія, на поляхъ или какъ-нибудь иначе отмчается, какимъ путемъ эти результаты достигнуты. Эти пріемы накапливаются, просваются вслдствіе постоянной практики, одни изъ нихъ отметаются, другіе входятъ въ употребленіе или же сдаются въ архивъ, — словомъ, получается огромная лабораторія, называемая теперь парламентскимъ законодательствомъ, парламентскимъ обычаемъ, то огромное бумажное море, въ которомъ роется Драйэздестъ, какъ будто тутъ-то и заключаются тайны міра и Англіи.
Такъ же продолжалось и во времена Эдуардовъ, когда парламентъ мало-помалу раздлился на дв палаты и стали созываться жители мстечекъ и мелкіе дворяне графства, чтобы дать отвтъ, выдержатъ ли они такой-то и такой-то налогъ?
— Да, ваше величество, но у насъ такія-то и такія-то нужды, которыя нужно было бы сперва облегчить.
Нтъ ничего боле естественнаго и гуманнаго, чмъ такой парламентъ.
Такимъ-то образомъ, вотируя денежную помощь королю, заявляя о своихъ нуждахъ и значительно расширяя поле своей дятельности въ этомъ направленіи, развивая все новыя и новыя парламентскія формы, которыя получили важное значеніе во всемірной исторіи, старинный парламентъ, оставаясь въ теченіе вковъ учрежденіемъ высокогуманнымъ и необходимымъ, продолжалъ свою реальную работу. Такъ шло до Карла I, когда, въ силу до сихъ поръ нечувствовавшейся необходимости, онъ принужденъ былъ дйствовать иначе, и, словно вода, доведенная до точки кипнія, вдругъ сильно расширилъ свои функціи. И функціи эти парламентъ, къ удивленію всего міра и своему собственному, исполнилъ въ высшей степени по-человчески и съ полнымъ успхомъ: расходы, которые онъ на этотъ разъ вотировалъ для его величества, были неожиданной, но тмъ не мене первостепенной важности {Карлейль намекаетъ на казнь Карла I.}. Нужда, о которой теперь заявили въ парламент, явилась слдствіемъ главнымъ образомъ принудительнаго стремленія къ духовному кошмару, къ лицемрному идолопоклонству, къ вчной смерти, чего парламентъ не хотлъ и не могъ выносить.
Онъ, какъ извстно, справился съ этой главной нуждой замчательнымъ для той эпохи способомъ.
Слдомъ за нимъ такія же, но мене удачныя попытки сталъ длать и весь міръ, способъ казался тмъ же, но на самомъ дл былъ совершенно инымъ.
Долгій парламентъ, завоевавшій и даже уничтожившій самого короля, никакъ не хотлъ успокоиться съ этого момента и со времени возникновенія подобныхъ собраній въ первый разъ объявилъ себя верховнымъ правителемъ народа и боле королемъ, чмъ кто-либо изъ королей. Онъ далъ міру чудный образчикъ, съ которымъ, посл вками потраченныхъ усилій, до сихъ поръ напрасно стараются сравняться. Этотъ приснопамятный Долгій парламентъ можно назвать, съ точки зрнія его историческихъ судебъ и его коллективнаго и индивидуальнаго значенія въ ряду другихъ совщательныхъ учрежденій, апогеемъ парламентовъ, тмъ, что парламенты могутъ сдлать великаго въ человческихъ длахъ. Онъ былъ завершеніемъ, цвтеніемъ парламентскаго дерева, которое цвтетъ разъ въ тысячу лтъ и что людямъ случается видть только разъ: онъ является отцомъ всякихъ конгрессовъ, національныхъ собраній и всякихъ парламентовъ, какіе только существуютъ подъ луной.
Но какъ относительно этого Долгаго парламента, такъ и относительно его предшественниковъ со временъ Вильгельма Рыжаго нужно указать на ихъ врность своей цли, на ихъ умнье сообразоваться съ имвшимися въ ихъ распоряженіи средствами. Расходы такъ или иначе нужно было вотировать, нужды, въ которыхъ никогда не бываетъ недостатка, необходимо было удовлетворить. У молчаливаго народа былъ парламентъ и въ немъ они говорилъ съ королями, которые имъ управляли. Везд, при всякомъ человческомъ правительств, везд, гд одинъ человкъ пытается управлять людьми, эта функція необходима, какъ дыханіе, и нужно сказать, что прежнее населеніе Европы и счастливый англійскій народъ выполнили эту функцію превосходно. Прежніе парламенты дйствительно были парламентами но своей сущности, они длали необходимое дло и, длая его, относились къ нему съ величайшей серьезностью. Ни одинъ конклавъ желзнодорожныхъ директоровъ, которые собираются при закрытыхъ дверяхъ, чтобы заняться священнымъ дломъ распредленія облигацій я дивидендовъ, не былъ еще такъ внимателенъ и годенъ къ своему длу, какъ эти старинные парламенты.
Наоборотъ, въ новйшихъ парламентахъ, начиная, по правд сказать, съ Долгаго парламента и до нашихъ дней, я замчаю постепенный все возрастающій упадокъ ‘правильности’ въ этомъ отношеніи, который — увы!— знаменуетъ убыль всего того, что можетъ имть реальную цну или представляетъ въ подобныхъ учрежденіяхъ выгодную для человчества сторону. Парламентъ, если присмотрться внимательне, безвозвратно потерялъ нкоторыя свои прежнія функціи, которыя онъ продолжаетъ еще считать своими, и вмст съ тмъ воспринялъ нкоторыя новыя, которыхъ онъ исполнять не можетъ, но тмъ не мене воображаетъ, что онъ ихъ исполняетъ, — положеніе вдвойн фатальное для парламента. Его функціи становятся подъ этимъ двойнымъ дйствіемъ все боле и боле неясными, положеніе парламента при теперешнемъ ход длъ ложно и почти невозможно. Прибавьте къ этому, что, съ другой стороны, бдный парламентъ, самъ не замчающій этого и сначала долго боровшійся безсознательно противъ этого, а затмъ въ позднйшіе періоды махнувшій на все рукой и приспособившійся къ своему положенію уже безъ всякой надежды на улучшеніе, — самъ этотъ парламентъ долженъ былъ неминуемо извратить свою дятельность и въ конц концовъ пустился въ океанъ праздной болтовни. Словомъ, онъ сдлался національнымъ празднословіемъ, которое своимъ владыкой признаетъ торжественное собраніе самыхъ лучшихъ говоруновъ, приглашенныхъ управлять нами. Я полагаю, что этотъ продуктъ уже давно готовился для насъ, и я хотлъ бы сохранить надежду, что это празднословіе, какъ и Долгій парламентъ, несмотря на вс восхваленія, представляетъ явленіе лишь временное, переходное.
Парламентъ еще сохраняетъ функціи, которыя остаются реальными. И является настоятельная надобность выдлить ихъ изъ цлаго океана нереальностей, который ихъ совсмъ затопилъ. Нереальность — это смерть для парламента и для всякаго дла. Реальныя функціи, каковы бы он ни были, — единственное благо, которое можетъ дать намъ парламентъ. Вопросъ сводится теперь къ тому, останется или нтъ это благо погруженнымъ въ неизмримую бездну мнимыхъ функцій, которыя несутъ за собою ложь и зло?
Такъ какъ времена теперь перемнились, то я отмчу два большихъ факта новаго періода, но говоря уже о множеств мене крупныхъ, которые — одни едвали непоправимо, другіе безнадежно для настоящаго времени кореннымъ образомъ измнили функціи и положеніе всякаго парламента. Въ настоящее время они повсюду формально вредятъ, его дятельности, превращая почти всякое парламентское дло въ нчто поверхностное, лицемрное, въ скверную гримасу, и примшивая ко всмъ его реальнымъ дламъ тщеславную фальшь, на которую жалко смотрть и отъ которой настоятельно нужно отказаться. Первый фактъ — это существованіе свободной прессы съ ея все увеличивающимся наплывомъ газетъ, книгъ, брошюръ. Второй фактъ — отсутствіе короля въ. теперешнемъ парламент. Съ первымъ фактомъ, по моему мннію, длать нечего. Что касается второго, то измненіе его дло еще очень отдаленнаго будущаго, но это измненіе необходимо и неизбжно. Пусть всякій гражданинъ, который пожелаетъ провести реформу въ свое время, пусть онъ’ мужественно примется за это измненіе. Оба эти факта вывихнули каждый суставъ прежней организаціи, и новый парламентъ-продуктъ новаго времени. И всякій, кто стоитъ, за его реформу, долженъ сначала отдать себ отчетъ въ томъ и другомъ факт: иначе дла его будутъ лишь ошибкой и промахомъ,
Въ странахъ, которыя могутъ выносить свободную прессу — многія изъ странъ не могутъ этого,— Англія же вслдствіе своего многовковаго политическаго воспитанія до сихъ поръ уживается со свободой печати — въ газетахъ идутъ, сами собою заправскіе парламентскіе дебаты. Разв газета въ род, напримръ, Times’а не есть своего рода форумъ, доступный, какъ, ни одинъ форумъ, въ мір, гд каждый смертный можетъ выражать свои мннія, заявлять о своихъ нуждахъ, въ. горестяхъ, начиная съ потери зонтика на желзной дорог, и кончая потерей вашего состоянія благодаря проискамъ хитрыхъ и не честныхъ людей? Большая отрасль парламентскаго управленія омертвла навсегда. И прекрасный избранный гражданами парламентъ такъ, же пересталъ быть, какъ прежде, живымъ. Если хорошенько вникнуть въ дло, то каждый англійскій гражданинъ, печатаясь въ газетахъ, можетъ, теперь проводить въ парламентъ самъ, себя, не ища себ избирателей. Если у него есть какое-нибудь желаніе или идея по поводу чего бы то ни было на земномъ шар, то разв онъ. не можетъ взять перо и, не испрашивая ни у кого разршенія, вндрять ее не только въ уши, но и въ сердца своихъ современниковъ, сколько ему заблагоразсудится? Именно столько, сколько заблагоразсудится и не больше — а это то же большое преимущество. Дла обсуждаютъ теперь не у С. Стефана: ихъ обсуждаютъ, искусные журналисты и краснорчивые ораторы, которые умютъ заставить другихъ. слушать себя. Таковъ фактъ и онъ требуетъ, чтобы съ нимъ считались и, по моему мннію, въ недалекомъ будущемъ произведетъ большія перемны.
Для чего съ большимъ трудомъ собирать въ Вестминстеръ столько народа, когда есть газета въ род Times’а? Теперь дло не въ обсужденіи ими вопроса, а въ окончательномъ ихъ голосованіи (довольно непродолжительная формальность!). Роль достопочтеннаго члена парламента теперь довольно скучна: да или нтъ, которое онъ произноситъ, отъ имени своихъ избирателей — вотъ все, что мы должны ожидать отъ. него — слава Богу! безъ, какихъ-нибудь еще прибавленій. Съ вашего позволенія, это очень устарвшая функція, функція обсужденія, столь же устарлая, какъ, напримръ, была бы зда на перекладныхъ вдоль желзнодорожной линіи. Дорожа моею жизнью и временемъ, которое есть ткань жизни, я никогда не читаю парламентскихъ дебатовъ и очень рдко парламентскія рчи. По, насколько я знаю, въ теченіе семи лтъ съ высоты трибуны ни разу ни одинъ достопочтенный джентельменъ не освтилъ по новому ни одного дла, земного или небеснаго. Вамъ, все время предлагали безвкусную вареную и перевареную пищу — плохія передовицы, которыя уже не разъ печатались въ газетахъ., журналахъ и разныхъ сборникахъ до тхъ поръ, пока не надоли даже животнымъ. Мн самому достопочтенные джентельмены жаловались, что подъ сводомъ небесъ нигд нтъ такой скуки, какъ въ парламент. Какая же, милордъ, можетъ быть отъ всего этого польза?
Пусть достопочтенный джентельменъ, который хочетъ произнести политическую рчь, пошлетъ ее прямо въ Times. Можетъ быть тамъ ее напечатаютъ, и тогда се прочтутъ вс, для кого она окажется поучительной. Если Times откажется напечатать се, то пусть достопочтенный джентельменъ напечатаетъ се на свой счетъ, пуститъ ее въ продажу по дешевой цн или даже раздаетъ даромъ въ вид объявленія. Пусть онъ даже дастъ премію всякому, кто ее прочтетъ. Но если, несмотря даже на премію, никто не будетъ читать его, то пусть достопочтенный джентельменъ посмотритъ на самого себя и поразмыслитъ надъ тмъ, что же значитъ такое явленіе. Въ свободной стран я считаю справедливымъ или, по крайней мр, неизбжнымъ, чтобы каждый гражданинъ могъ заставить выслушать его и чтобы достопочтенные джентельмены, которые могутъ печатать свои политическія рчи и давать награду тмъ, кто будетъ читать ихъ, и поступали такъ. Но если ни одно человческое существо не желаетъ читать эти рчи, то пусть всходятъ на парламентскую трибуну и произносятъ ихъ тамъ, обременяя тмъ самымъ газеты, наводя скуку на своихъ сочленовъ и отчаяніе на всхъ мыслящихъ согражданъ. Въ какое бы древнее одяніе вы ни нарядили все это, но я ршаюсь утверждать, что отъ этого будетъ только одинъ вредъ, которому надо положитъ конецъ.
Еще боле важнымъ для парламента является вопросъ: долженъ король присутствовать въ немъ, или не долженъ? Необходимо всегда помнить, что парламентъ, засдающій въ качеств учрежденія совщательнаго при верховномъ вожд безконечно разнится отъ парламента, который самъ дйствуетъ въ качеств верховнаго правителя и находится на самой вершин власти. Тутъ два совершенно различные парламента, которые вызываютъ необходимость допустить въ вашемъ понятіи о парламент существенныя различія. То, что относится къ парламенту перваго типа, вовсе не приложимо къ парламенту второго типа и даже боле: то, что особенно пригодно въ первомъ, то во второмъ можетъ оказаться но только безполезнымъ, но и вызвать роковыя послдствія и даже гибель и самого парламента и всего, что съ нимъ связано.
Надо, слдовательно, прежде всего уяснить себ, является ли парламентъ на самомъ дл совтникомъ короля или же онъ самъ король? Различіе глубокое: оно идетъ до самыхъ корней парламента и политической корпораціи, и если вы смшиваете оба эти вида парламентовъ и если вы къ одному примняете ритуалъ, выработанный конституціонными докторами для другого, цлесообразный въ одномъ случа и совершенно лишенный смысла въ другомъ, то вы вступите на совершенно ошибочный путь и можете дойти до такой границы, которая изумитъ васъ самого. Къ какому типу принадлежитъ теперешній англійскій парламентъ, нтъ надобности говорить. Если отбросить жалкія функціи, конституціонную паутину, черезъ которую всякій можетъ все видть, то окажется, что нашъ парламентъ есть верховный правитель, настоящій король страны.
И приверженцы конституціи, которые уже цлое столтіе поютъ всякіе гимны этому возвышенному учрежденію съ его первоначальнымъ характеромъ, теперь приглашаются взглянуть на него въ томи’ свт, который онъ получилъ въ новйшее время, и посмотрть, заслуживаетъ ли онъ похвалъ. Въ теченіе послднихъ пятнадцати лтъ, пока онъ правитъ безъ всякаго посторонняго вмшательства, нельзя сказать, чтобы похвалы эти шли далеко. Осуществленіе верховныхъ правъ надъ Англіей (понимая подъ этимъ управленіе двадцати семью милліонами англійскихъ душъ и доведенія ихъ временныхъ или вчныхъ интересовъ до благополучнаго конца) въ данную минуту, повидимому, идетъ не совсмъ ладно. Реформированный парламентъ пока вовсе не проявили’ себя правителемъ двадцати семи милліоновъ британскихъ душъ и руководителемъ ихъ временныхъ и вчныхъ интересовъ. Если онъ чмъ и отличился, то какъ разъ въ обратномъ смысл.
Въ самомъ дл, повсюду жалуются и удивляются, что нашъ реформированный парламентъ только и длаетъ, что разсуждаетъ, безъ особенной, впрочемъ, пользы. Первый министръ уже жаловался патетическимъ тономъ, что народное дло встрчаетъ страшную обструкцію и что для него затруднительно вести это народное дло, если достопочтенные джентльмены не попридержатъ нсколько своихъ языковъ. Положеніе, конечно, въ своемъ род очень драматическое, ибо пока краснорчія не занимать стать англійскому народу, невозможно предугадать, что съ нами будетъ. По вполн еще ясно, но тмъ не мене неопровержимо обнаруживается для всего свта, что парламентъ вовсе не блещетъ въ роли верховнаго вождя англійской націи, что онъ былъ великолпенъ лишь въ качеств совтника короля и что онъ не можетъ такъ или иначе вести свое дло. Ясно, что онъ только разглагольствуетъ и зальетъ насъ цлыми потоками разглагольствованій, если откуда нибудь не явится помощь.
Мысль, которую я предлагаю всмъ реформированнымъ англійскимъ гражданамъ, состоитъ и всегда состояла въ томъ, что этотъ повсемстный неясный фактъ, знаменующій весьма трагическія вещи, скоро станетъ фактомъ вполн яснымъ и приведетъ къ открытію трагическихъ законовъ природы, о которыхъ и не догадываются конституціонные люди нашего времени. Я утверждаю, что парламентъ, а въ особенности парламентъ, куда забрались газетные репортеры, есть нчто такое, что по самой природ своей не можетъ работать, а можетъ только разглагольствовать, что, впрочемъ, по временамъ бываетъ необходимо, а по временамъ и совершенно безполезно. Посмотрите, въ самомъ дл: собраніе изъ 658 разношерстныхъ лицъ занимаются тмъ, что ‘совщается’ по поводу ‘длъ’, а 27 милл. по большей части недалекихъ людей внимательно къ нему прислушиваются и критикуютъ. Съ тхъ поръ, какъ міръ стоитъ и пока онъ будетъ стоять, привелось ли хоть одно дло при такихъ условіяхъ къ благополучному концу? Какъ утверждаютъ вс практическіе люди, начало всякаго дла бываетъ лишь тогда, когда вс закроютъ ротъ и открываютъ его только тогда, когда ихъ прозорливость подскажетъ имъ что-нибудь такое, о чемъ дйствительно стоитъ поговорить. Вотъ правило, которое обуздало бы приливъ краснорчія въ этихъ собраніяхъ. Во всякомъ случа это именно основное правило при всякой работ, но — увы!— конституціонные парламенты не іи’ состояніи соблюдать его!
Прибавьте къ этому еще другое несчастное обстоятельство, а именно, чти ваше парламентское собраніе вовсе не старается работать изъ всхъ своихъ силъ, что оно вообще представляетъ народъ не серьезный, а легкомысленный, эпикурейскій, скептическій, который уже цлое столтіе ломается, гримасничаетъ, отпускаетъ острыя словечки и ко всему относится слегка. Такой парламентъ, конечно, не будетъ длать ‘длъ’, а если и надлаетъ, то лишь дла смхотворныя. Въ такой парламентъ въ самомъ центр націи введите теперь репортеровъ,— въ результат шесть ярдовъ мелкой печати, которые будутъ появляться у васъ на стол каждое утро. Увы! Шестьсотъ пятьдесятъ восемь разношерстныхъ джентльменовъ, которые засдаютъ при такомъ положеніи, чтобы длать верховное дло народа,— не представляютъ ли они противорчія съ самими собой, ибо природа постановила, что не такимъ путемъ должно длаться дло. Они неспособны надло, они способны только къ рчамъ. По замтно, что эти рчи,— будутъ ли он дловыми и разсчитанными на умныхъ людей, которые присутствуютъ въ парламент, или же это будутъ рчи la Buncombe, какъ выражаются американцы {Уилеръ въ своей ‘Исторіи сверной Каролины’ такъ объясняетъ ходячее выраженіе ‘рчи la Buncombe’. Депутатъ отъ Buncombe’а (св. Каролина) говорилъ однажды рчь, которая была совсмъ неинтересна. Наскучивъ слушать, его коллеги одинъ за другимъ оставили залъ засданія, ко тотъ но смутился и продолжалъ говорить, заявивъ, что онъ продолжаетъ говорить не депутатамъ, а его избирателямъ въ Buncombe’. Съ того времени стали называть Бенконбскими рчами всякія безполезныя рчи, которыя говорятся только дли того, чтобы ихъ потомъ напечатали въ газетахъ.}, разсчитанныя на стоящихъ вдали избирателей, людей по большей части недалекихъ,— съ каждымъ годомъ все боле и боле теряютъ цну и грозятъ сдлаться въ конц концовъ удручающими для боговъ и людей.
Такимъ образомъ выводъ изъ всей этой дйствительности напрашивается, повидимому, такой: парламенты незамнимы, какъ учрежденіе законосовщательное, и могутъ въ качеств таковыхъ оказать повсюду большія услуги, но не могутъ ничего сдлать въ качеств учрежденій верховныхъ и правящихъ, они тогда безполезны и даже еще хуже. Длается ясно, что верховный правитель о 658 головахъ, которыя только и длаютъ, что говорятъ и противорчатъ самимъ себ, неспособенъ нести функціи верховной власти и по закону самой природы не приспособленъ для такихъ функцій.
Таковъ печальный выводъ, и въ Англіи и въ другихъ мстахъ печальный опытъ быстро даетъ ему подтвержденіе.
Можетъ быть только въ Соединенныхъ Штатахъ, въ этой единственной стран, которая можетъ дйствовать безъ правительства, гд каждый человкъ можетъ жить въ одиночеств и продвигаться въ пустыню, пока конгрессъ наслаждается своими рчами, только тамъ подобная форма правительства могла бы удовлетворить людей. Ибо Америка — ея граждане знаютъ это хорошо — есть страна несравнимая, съ такимъ количествомъ годной для обработки земли и съ такимъ горячимъ солнцемъ въ одной долин. Миссисипи, что она одна можетъ снабдить хлбомъ все наличное потомство Адама. Рчи la Buncombe и конституціонная битва кошекъ изъ Килькенни {Карлейль намекаетъ на ирландскую легенду. Вс кошки въ Килькенни были колдуньями, къ великому вреду для города. Въ одну прекрасную ночь, собравшись за шумный шабашъ, он пожрали другъ друга. Утромъ нашли только два хвоста. Карлейль въ шутку сравниваетъ безплодныя и шумныя пренія въ парламент съ этимъ шабашемъ.}, которыя въ другихъ странахъ стали трагическими, здсь еще занимаютъ мсто среди комедій. Если у Америки когда-нибудь явятся высшія потребности, чмъ потребность въ маис, ветчин и паток и въ свободномъ пол, на которомъ граждане могли бы гнаться за долларами, то и Америка убдится, что предвыборныя собранія, таблицы распредленія голосовъ, уличное краснобайство и рчи la Buncombe не возвышаютъ людей до безсмертныхъ боговъ, что Вашингтонскій конгрессъ и конституціонныя битвы кошекъ изъ Килькенни нисколько не годятся для такой цли и что въ одинъ прекрасный день это прекрасное конституціонное учрежденіе потребуетъ, чтобы его передлали, кое-что сократили, кое-что расширили, а кое-что и совсмъ уничтожили. И все это не безъ героическаго труда, не безъ хлопотъ, совершенно, впрочемъ, иного рода, чмъ хлопоты политическаго оратора.
Такимъ образомъ, если первая большая отрасль парламентской работы — заявлять о нуждахъ — перешла къ свободной пресс и окончательно погибла для парламентовъ, то во второй большой отрасли, которая имъ вврена и гд съ нетерпніемъ ждутъ ихъ работы, они не способны ничего сдлать. Попытка сдлать кое-что можетъ только толкнуть ихъ дальше по пути лицемрія, фатальной слпоты, уличнаго краснобайства и тмъ боле ускорить ихъ судьбу, а вмст съ нею и нашу, чмъ больше мы будемъ на нихъ разсчитывать.
Мы можемъ признать вполн опредленнымъ фактомъ, который никогда не слдуетъ упускать изъ виду, что нтъ такого правительства изъ 658 головъ, которое дйствительно управляло бы 27 милліонами, постоянно треща имъ въ уши, и могло бы занять видное положеніе что наоборотъ парламентъ долженъ въ силу своей природы все боле и боле терять авторитетъ до тхъ поръ, пока въ одинъ прекрасный день онъ добровольно не откажется отъ этой задачи или, если будетъ угодно Всемогущему Провиднію, не будетъ принужденъ къ тому силою.
Во всей исторіи я знаю только два парламента съ характеромъ верховнаго управленія, которые исполнили свою роль верховнаго правителя съ нкоторымъ успхомъ. Національное собраніе въ Париж и долгій парламентъ въ Лондон. Не то, чтобы въ томъ и другомъ дло было сдлано прекрасно, далеко нтъ. Но, несмотря на вс свои несовершенства, оно все-таки было сдлано, ни тотъ, ни другой не оказались напрасными. Но условія, въ которыхъ собрались эти парламенты, были особеннаго характера, изъ числа тхъ, которыя не повторяются часто.
Прежде всего о томъ и другомъ парламент приходится сказать, что они оба были ‘страшно серьезны’, такъ серьезны, какъ потомъ не былъ ни одинъ парламентъ. Въ конц концовъ ихъ положеніе даже сдлалось для нихъ вопросомъ жизни и смерти. Но, кром этого соображенія, ничто такъ не поражаетъ современнаго человка особенно въ Долгомъ парламент, какъ серьезное, торжественное, почти набожное настроеніе, съ которымъ каждый членъ его принимался за свою работу. Ибо въ то время англичане были еще серьезнымъ, набожнымъ народомъ, не было среди нихъ того жалкаго легкомыслія, скептическаго всезнайства, которые ему привиты и которые такъ мало идутъ ему. Они были еще набожны и для большинства людей эта бдная земля и ихъ тяжелый трудъ скрашивались присутствіемъ божества. Для огромнаго большинства англичанъ парламентъ былъ тогда тмъ, чмъ для древнихъ евреевъ былъ ихъ храмъ: самымъ священнымъ предметомъ на земл, вступая туда, человкъ чувствовалъ, что почва подъ нимъ священна. Именно такъ, и это чрезвычайно удивляетъ современнаго человка. Только посл значительнаго сопротивленія мысли онъ можетъ допустить это. Но разв ихъ характеръ, который вмст съ тмъ есть и нашъ характеръ, не даетъ ручательства, что дло пойдетъ хорошо при всякихъ обстоятельствахъ. Возьмите самый плохой парламентъ болтуновъ со всми этими чартистами и съ умирающей отъ голода Ирландіей, возьмите самую печальную ошибку природы, которую только можно отыскать на земл, вдохните въ него этотъ благородный духъ и онъ станетъ мене печальной ошибкой. Если же этотъ духъ укрпится въ немъ и будетъ руководить его трудами, онъ скоро совсмъ перестанетъ быть недоразумніемъ, станетъ реальностью и будетъ усвоенъ природою.
Второе обстоятельство одинаково огромнаго значенія — это то, что въ Долгомъ парламент не было репортера. Наоборотъ: ни одинъ членъ не имлъ права безъ спеціальнаго разршенія шептаться съ постороннимъ человкомъ о томъ, что происходило въ этихъ священныхъ стнахъ. Если онъ позволялъ себ это, слдовали, торжественный выговоръ отъ спикера, а то и заключеніе въ Тоуэръ. Если случалось, что какой-нибудь патріотъ иностранецъ, нарочно совершившій для этой цли путешествіе, слишкомъ внимательно разсматривалъ кулуары этого священнаго собранія (раза два это было), дежурный приставъ тотчасъ же арестовывалъ его. Блднаго, какъ его рубашка, любопытнаго путешественника отводили въ полукруглую комнату, гд на него пронизывающе глядлъ спикеръ и четыреста паръ глазъ. Возникалъ вопросъ, какова должна быть судьба такого человка: Тоуэръ, Тарпейская скала или что-нибудь другое.
Хотя это и парламентъ (мсто, гд говорятъ), однако тутъ царитъ безмолвіе. Это мсто герметически закупоренное, отсюда не выходитъ никакихъ извстій, кром тхъ, которыя разршилъ довести до всеобщаго свднія самъ парламентъ. Пусть достопочтенный членъ новйшихъ временъ, имющій дло съ цлой ложей журналистовъ и зрителей и 27 милліонами людей, по большей части не далекихъ, которые слушаютъ его рчи la Buncombe въ то время, какъ ближайшіе его коллеги засыпаютъ отъ скуки, пусть этотъ достопочтенный членъ хорошенько помнитъ объ этомъ старинномъ факт!
Въ третьихъ, что также очень важно для этого вопроса, Долгій парламентъ посл нсколькихъ мсяцевъ тайныхъ дебатовъ, раздлился явно на дв партіи: отдлилась оппозиція, чтобы съ этого временъ держаться иного образа мыслей. Не трудно видть, какъ уменьшаетъ этотъ одинъ фактъ парламентское краснорчіе. Долгій парламентъ вслдствіе этихъ трехъ причинъ былъ парламентомъ безпримрнымъ, родоначальникомъ всхъ парламентовъ, собиравшихся съ того времени.
Французскій конвентъ также сдлалъ свое дло и приблизительно въ тхъ же условіяхъ, различіе которыхъ чисто вншнее. Не было никогда парламента, который принимался бы за дло съ большей серьезностью, который бы велъ игру противъ всего свта, гд дло шло о жизни и смерти. Въ конвент, правда, были уже журналисты, въ немъ по мало пробовали политическое краснорчіе и онъ испыталъ странную судьбу. Но мы знаемъ, какъ онъ справлялся съ парламентскимъ краснорчіемъ и какъ ввелъ его въ границы, когда нужно было приступить къ длу. Свергнувъ жирондистовъ и оппозиціонныя партіи, конвентъ учредилъ комитетъ общественнаго спасенія, состоявшій изъ двнадцати, потомъ изъ десяти, а собственно говоря изъ трехъ членовъ, въ рукахъ которыхъ сосредоточилось все верховное управленіе и вся страшная задача указывать, что нужно длать. Какія бы краснорчивыя головы ни вздумали составлять оппозицію этому верховному комитету, у конвента была гильотина, при помощи которой онъ освобождалъ себя отъ нихъ и отъ ихъ краснорчія. Вслдствіе этого дло шло безъ препятствій съ этой стороны и привело къ положительнымъ результатамъ.
Вотъ единственный, насколько я знаю, примръ парламента, который успшно справился съ задачей управленія. По повидимому не имъ вдохновляются теперешніе англійскіе реформаторы.
Парламентамъ нанесено въ новйшія времена два сильныхъ удара, и теперь они какъ бы лишены своей реальной силы и, что еще хуже, располагаютъ силой, лишь воображаемой. Фаустъ изъ Майнца нанесъ страшный ударъ парламентамъ, изобртя подвижныя буквы. Онъ свелъ ихъ, правда, въ отдаленномъ будущемъ, лишь къ тни того, чмъ они были и вырвавъ изъ ихъ рукъ лучшую сторону ихъ работы. Съ другой стороны Джонъ Брэдшоу {Спикеръ Долгаго парламента, осудившаго на казнь Карла I.}, уничтожившій наслдственнаго короля и провозгласившій королемъ парламентъ, нанесъ, самъ того не замчая, еще боле страшный ударъ парламентамъ, заставивъ ихъ длать то, что природа и факты признали совершенно имъ несвойственнымъ. И вотъ теперь мы видимъ, что они все еще пребываютъ въ этой фатальной двойственности, приближаясь постепенно къ страшному концу.
Выражаясь не такъ фигурально, первое наше заключеніе состоитъ въ томъ, что парламенты, пока они были простыми совтниками верховнаго правителя, были учрежденіями драгоцнными. Въ т времена, когда не было еще Times’а или другого форума, открытаго для всякаго, кто иметъ нкоторое знакомство съ грамматикой, они оказали человчеству услуги, за которыя мы должны быть имъ всегда признательными.
За этимъ первымъ заключеніемъ идетъ одинаково неоспоримое второе заключеніе, что какъ только парламенты вздумали, какъ теперь нашъ бдный англійскій парламентъ, взять въ свои руки управленіе, они тотчасъ лишились своего прежняго крупнаго значенія и не могутъ силою вещей пріобрсти его вновь. Указываютъ только два парламента, которые имли успхъ въ качеств верховныхъ правителей, но мы желали бы или, по крайней мр, должны желать, чтобы третій такой же былъ лтъ черезъ тысячу.
Такъ какъ за эту вторую невозможную задачу берется но только нашъ англійскій парламентъ, но и парламенты европейскіе, импровизованные въ Париж, Франкфурт и другихъ мстахъ, то парламентскій гороскопъ не предвщаетъ въ данную минуту ничего утшительнаго, и всми благоразумными гражданами есть отъ чего содрогаться, если впереди имъ виднется чартистскій парламентъ. Ибо вашъ чартистскій парламентъ будетъ довершеніемъ фатальнаго стремленія парламентовъ къ невозможному, о которомъ мы говорили выше — стремленія, которое еще но нашло у насъ полнаго осуществленія, ибо у насъ есть еще обломки другихъ старинныхъ авторитетовъ, которые хранятся не въ парламент, и которые кое-гд еще пробуютъ вести дло управленія, хотя и очень своеобразно.
Вотъ серьезныя соображенія, которыя вызываютъ тревогу и удивленіе въ каждомъ конституціонномъ человк. Но въ дйствительности теперь конституціонные люди уже опоздали. Если они снимутъ съ себя очки a la Bentham и всмотрятся въ факты тми глазами, какими могутъ, я увренъ, они увидятъ, въ разрзъ съ тмъ, что они такъ долго воображали, что соціальная реформа въ настоящее время вовсе не означаетъ лишь реформу парламента. Для насъ дло жизненной необходимости не реформированный и доведенный до совершенства парламентъ, а реальная верховная власть, которая бы стояла надъ парламентомъ, что она у насъ уже была, но что въ настоящее время мы уклонились отъ дороги, которая ведетъ къ ней. Но если мы окончательно утратимъ ее, жизнь станетъ невозможной для насъ. Новая Downing street, новое, совершенно преобразованное правительство — вотъ въ чемъ можетъ быть для насъ нкоторая надежда. Парламентъ, всякій парламентъ вообще, который станетъ упорствовать и сохранять за собою функціи управленія, приведетъ насъ только къ отсутствію управленія, которое носитъ названіе анархіи, и чмъ боле демократической будетъ ваша реформа, тмъ скоре наступить этотъ конецъ.
Надежды, которыя люди возлагаютъ на демократическій или какъ-нибудь иначе реформированный парламентъ, довольно разнообразны и неясны, но вотъ что всегда лежитъ въ глубин ихъ сердца: такимъ образомъ мы лучше исполнимъ волю небесъ, вмсто того, чтобы повсюду нарушать ее или забывать о ней. Все лучше и лучше узнавать, въ чемъ заключается воля Предвчнаго, каковы Его законы -вотъ въ чемъ задача всякихъ парламентовъ, домостроительныхъ совтовъ, конгрессовъ и всякой вообще коллективной мудрости. И однако среди запутанныхъ дебатовъ новаго времени укрпилась мало-по-малу совершенно противоположная идея или лучше сказать нмая презумиція противоположности. Въ наши дни на обширныхъ пространствахъ земного шара можно найти не мало людей, которые искренно вруютъ, что если мы ‘вотируемъ что-нибудь’, то тмъ самымъ вызываемъ это что-нибудь къ существованію.
‘Кому же ршать дло?’ — спрашиваютъ они, какъ будто весь вопросъ въ этомъ. ‘Ктоже долженъ ршать это?’ — спрашиваетъ раздражонный англійскій гражданинъ съ ироніей въ голос.
Ршать это? Но ршать это долженъ ты, я, наконецъ всякій человкъ, надленный живой душой, въ котораго Всемогущій вложилъ искру ума — мы вс должны ршать это. Горе намъ всмъ, если мы ршимъ дло но такъ, какъ нужно, если наше ршеніе не совпадетъ съ ршеніемъ Всемогущаго, съ тмъ, что имъ предназначено ужо къ бытію раньше и посл всякихъ человческихъ дяній.
Люди вообразили, что законы міра сего такъ же, какъ и законы конституціонныхъ странъ, опредляются голосованіемъ, что они — результатъ того или другого раздленія голосовъ. Это, конечно, праздная фантазія. Законы міра сего, которымъ до мелочного сходства должны были бы подражать и законы Англіи, утверждены вчной гармоніей вещей и ихъ не измнить никакимъ голосованіемъ! Не только заколы Англіи, по и какой угодно красной республики не могутъ быть измнены при помощи этой жалкой глупой процедуры, какъ это ни удивительно для конституціонныхъ людей. Мы условились прибгать къ голосованію для разршенія временныхъ разногласій, касающихся того, что является или не является закономъ въ этомъ маленькомъ уголк вселенной, который называется Англіей. Это хорошій методъ, имющій за собою нкоторыя преимущества, но онъ разршаетъ разногласіе лишь на время. Больше того, если бы вотирующіе были искренни, то у насъ была бы возможность получить правильное ршеніе и ршить вопросъ навсегда. И если вотирующіе неискренни, эгоистичны и дйствуютъ подъ вліяніемъ спиртныхъ напитковъ и краснобайства, то мы въ обратной пропорціи подвергаемся риску получить неправильное ршеніе и ршить вопросъ такъ, что на насъ посыплятся проклятія и вопросъ снова будетъ страшно безпокоить насъ!
Ибо я долженъ обратить вниманіе читателя и повторить, что даже цлый безпрерывный рядъ вотумовъ въ теченіе цлаго ряда сессій, прошедшихъ черезъ три чтенія и удостоившихся сколькихъ угодно королевскихъ одобреній, не можетъ, сдлать закономъ то, что не есть законъ. Это вн власти вотирующихъ. Они могутъ создать парламентскій актъ на пергамент и даже вшать тхъ, кто ему не будетъ повиноваться, и они вполн полагаются на это средство. Жалкіе глупцы! Я утверждаю, что это несчастное заблужденіе, этотъ ихъ такъ называемый ‘законъ’. И что касается меня, то я постараюсь или не имть дла съ этимъ безумнымъ и мнимымъ закономъ или же уклоняться отъ повиновенія ему всми разумными способами. При такомъ печальномъ образ дйствій, очень непріятномъ, но необходимомъ въ такое время, боги и честные люди оказались бы на моей сторон и даже эти самые глупцы перешли бы на мою сторону. И несмотря на вс препятствія я въ конц концовъ взялъ бы верхъ. И въ одинъ прекрасный день мнимый законъ лишится поддержки вислицы и подъ барабанный бой, среди ругательствъ и нареканій, пойдетъ къ хаосу. И князь тьмы, отецъ лжи, дьяволъ и, какъ бы онъ тамъ еще ни назывался, который всегда и былъ настоящимъ обладателемъ этого закона, овладетъ имъ.
Если бы все потомство Адама отъ созданія міра только и длало что голосовало, будто 3 + 3 = 7, то полагаете ли вы, что это измнило бы законы ариметики и заставило бы покраснть математика, который продолжалъ бы уврять, что 3 + 3 = 6? Думаю, что нтъ. А разв ариметика боле прочно утверждена Предвчнымъ, чмъ юриспруденція и права каждаго относительно другихъ людей? Создателями міра сего были мудрость и божественное предвидніе, а не безуміе и хаотическая случайность. Вчный законъ безмолвно, по неуклонно сказывается везд и во всемъ. Планеты движутся по своимъ орбитамъ въ силу закона. Въ огромной вселенной вы по можете сдлать отмтку, величиною съ уколъ булавкой, безъ того, чтобы и тутъ не сказались законы, установленные Богомъ, которые вы знаете или которыхъ не знаете, законы неумолимые, данные не для того, чтобы сыны человческіе создавали себ изъ нихъ вопросъ. Несчастные, неужели вы надетесь достичь благосостоянія тмъ, что сгоните въ одно центральное мсто шесть сотъ пятьдесятъ восемь человкъ и заставите ихъ посл долгихъ дебатовъ и отчетовъ въ Тішез’ голосовать нчто такое, чего на самомъ дл не существуетъ? Вы разсчитываете, что твердое, какъ алмазъ, основаніе вселенной поколеблется отъ вашего третьяго голосованія и куска пергамента, испещреннаго кухонной латынью? Что будетъ съ вами?
Можетъ быть, всемогущій Творецъ забылъ этотъ жалкій муравейникъ въ Вестминстер или тутъ здсь не дйствуютъ законы, которые имютъ значеніе и для него? Сознайтесь, вы имете эту низкую идею, хотя вамъ и стыдно въ этомъ сознаться. Жалкая душа! Разв вы но видите и здсь дйствія законовъ притяженія, рожденія и смерти и другихъ? Знаете ли вы, почему прошелъ вкъ чудесъ? Потому, что вы стали заколдованнымъ осломъ въ человческомъ вид (мн непріятно это говорить), потому что вы въ вашемъ парламентскомъ краснорчіи ревете, какъ оселъ, потому что вы умете только наслаждаться вашимъ сыномъ, вашими купонами отъ процентныхъ бумагъ и т. п., потому что у васъ нтъ религіи, кром культа Фаллоса.
Къ сожалнію, фатально достоврно, что въ парламентахъ и конституціонныхъ собраніяхъ встртило одобреніе много такого, чего, какъ потомъ оказалось на опыт, природа вовсе не одобряла. Побуждала ли къ этому природа какъ отдльныхъ лицъ, такъ и цлыхъ народовъ? Нтъ, идите не этимъ путемъ, дти мои, хотя парики, которые указали вамъ его, и достаточной длины. Счастье и побда не на этомъ пути! На немъ вы найдете только застой, переложенныя сточныя трубы, неурожай картофеля, не обработанныя пространства земли, разрушенныя хижины, и наконецъ чартизмъ, баррикады, красную республику и снова наставшій хаосъ!
Здсь нужна только одна вещь, которая но потерпитъ, чтобы обошлись безъ нея: у того, кто въ Англіи или въ другомъ мст пойметъ, въ чемъ законы Предвчнаго и можетъ сообразовать съ ними свое поведеніе, у того все пойдетъ хорошо, и очень плохо придется тому, кто теряетъ изъ виду эти законы и занимается только тмъ, что заставляетъ вотировать въ свою пользу. Вотированію я никогда не придавалъ значенія а теперь считаю равноцннымъ нулю. Это не божественное, а человческое дло, другъ мой, и когда оно сопровождается выпивкой и болтовней, то, что бы ни говорили конституціонные доктора, будетъ ужасно глупо. Вотирующій никогда не былъ божественными’ Аполлономъ, а только ткачомъ Боттомомъ, ни боле, ни мене, какъ простымъ человкомъ. И пока онъ сохранялъ здравый смыслъ, стоило спросить у него совта относительно многихъ вещей. По увы! Погрузившись теперь въ площадное краснорчіе, въ мятежную слпоту, грхъ и нищету, околдованный ткачъ, ласкаемый призрачною царицею конституціоннаго феерическаго царства, онъ получилъ свою ослиную голову. Пока онъ остается осломъ, способнымъ голосовать лишь относительно овса, для него было бы лучше вовсе перестать вотировать, пока онъ не станетъ опять мудрымъ. Я былъ бы теб очень признателенъ, если бы ты отвелъ его на свое мсто, а вмсто него поставилъ бы что-нибудь боле его достойное. Навостривъ уши и поднявъ хвостъ трубой, въ знака’ тріумфа,— ты спрашиваешь, о несчастное четвероногое, что же именно? Какъ я могу теб отвтить что именно? Я знаю, что, всякая еще человческая душа знаетъ что. Но для души, ставшей ослиной, это совершенно непонятное дло.
И совсмъ тмъ не только въ Англіи, гд парламентъ сдлался нашей второй природой, во и везд, гд цивилизація достигла нкоторой степени развитія, необходимо, чтобы былъ парламентъ. Газеты и другія повременныя изданія могутъ сильно измнять и сокращать его функціи, во они никогда не могутъ упразднить ихъ. Какой бы реформированной Доунингъ-Стритъ, какимъ бы независимымъ королемъ, который такъ нуженъ въ эту новую эру, ни управлялась Англія, ея парламентъ также будетъ всегда неизбжнымъ.
Очень желательно, чтобы вс могли ясно увидать, къ чему мало-по-малу свелась роль парламента во времена репортеровъ и мнимыхъ королей. Мы должны точно опредлить его реальную функцію и придерживаться ея, несмотря на рискъ для себя и для него. Его функція будетъ максимумомъ того, что мы можемъ отъ него получить. Осыпайте его какими угодно знаками почести и давайте ему сколько угодно пергамента, но вы не должны толкать его къ тому, что не составляетъ его настоящей функціи. Если вы навяжете ему дло, не свойственное его природ, то результатомъ будетъ безконечное разстройство и даже окончательная гибель его настоящей функціи.
Болтающій парламентъ — я отлично понимаю это — не можетъ претендовать на роль коллективной мудрости народовъ. Мудрость не живетъ въ площадномъ краснорчіи. Она печально бжитъ отъ оратора, которому рукоплещетъ толпа. Парламентъ, который посредствомъ репортеровъ разглагольствуетъ съ 27 мни., большею частью глупыхъ людей, собственно говоря, уже отказался отъ своей функціи. Но онъ очень полезенъ государственному человку въ качеств сконцентрированной глупости народовъ, спрессованной въ членораздльную массу, способную произносить Да или Нтъ. Знать, до чего дошла въ данный моментъ разсянная въ націи глупость, что съ нею можно сдлать и чего нельзя — это необходимо для государственнаго человка. Ниже этой функціи не можетъ опуститься ни одинъ парламентъ.
Если бы это было возможно, слдовало бы собрать людскіе вотумы. Безъ сомннія, мннія людей въ общемъ мало отличаются мудростью и иногда достигаютъ всхъ ступой явнаго и скрытаго безумія. По ихъ инстинкты, когда ихъ можно разгадать, врны: скрытые подъ блестящими словами, которыя они называютъ своими мнніями, они-то и представляютъ истинный разумъ человческаго сердца и заслуживаютъ большаго вниманія. Узнавайте, что народъ чувствуетъ молча, ибо въ этомъ безмолвно отражается законъ небесъ. По упускайте случая замтить, за что онъ голосуетъ и что онъ говоритъ. Есть вещь, которую можетъ сдлать при выборахъ даже самая глупая толпа, если только она искренна: узнайте, какъ она любитъ того или другого кандидата, какъ она симпатизируетъ тому или другому законопроекту. ‘Я не люблю тебя, докторъ Фелль, а почему — не знаю’ — можетъ быть даже у нея и нтъ къ этому никакихъ поводовъ. Тмъ но мене пусть правительство радуется, узнавъ этотъ фактъ: онъ для него очень полезенъ. Пусть даже антипатія толпы не искренна, пусть она обусловливается дйствіемъ спиртныхъ напитковъ и уличнаго краснорчія: самымъ голосованіемъ толпа становится честной. Она поучаетъ васъ: ‘такой-то законъ я принимаю, такого-то человка я избираю, приведенная къ этому спиртными напитками и уличнымъ краснорчіемъ. За нихъ подаю я свой голосъ’.
Несомннно и для короля и для правительства необходимо знать, что думаетъ толпа о такихъ-то и такихъ-то вопросахъ общественныхъ, законодательныхъ и административныхъ, что она охотно одобритъ и къ чему отнесется съ неодобреніемъ, что она отвергнетъ съ легкимъ недовольствомъ и что она отвергнетъ съ упорной ршимостью, не останавливаясь даже, быть можетъ, передъ вооруженнымъ возстаніемъ. Ни одно правительство не можетъ иначе двигаться даже на знакомой почв, какъ бы ни свтила ему его звзда: на каждомъ шагу рискуетъ оно упасть въ яму.
Всми способами должно правительство нащупывать себ дорогу. Для этого незамнимы парламенты, свободная пресса и т. п. Они очень ясно показываютъ правительству, мудро или немудро думаетъ народъ. Если оно не будетъ этого знать тмъ или инымъ способомъ, то ему невозможно будетъ управлять. Возьмите турецкаго султана: не имя парламента, который могъ бы ему сказать объ этомъ, онъ узнаетъ о народномъ настроеніи по участившимся въ его столиц пожарамъ, по участившимся казнямъ — методъ ex-post-facto! Знать, какія препятствія встртятся на вашемъ пути — выгода безспорная. Идя впередъ съ благородной цлью, съ путеводной звздой переда, глазами, вы осторожно выбираете и благородную дорогу и непремнно достигнете своей цли, хотя, можетъ быть, и не такъ скоро.
Намъ нечего жаловаться на дйствительную или мнимую медленность. Извилистый путь по неровнымъ поверхностямъ нердко оказывается самой короткой дорогой. Пути, строго прямые, въ достаточной степени возбуждаютъ восторженное сочувствіе толпы и имютъ много шансовъ получить одобреніе въ избирательныхъ собраніяхъ. Но мы знаемъ, что они не являются истиннымъ показателемъ энергіи въ намреніяхъ. Мн разсказывали, что мыши-пеструшки, спускаясь съ норвежскихъ горъ къ морю, не сворачиваютъ на своемъ пути ни вправо, ни влво, если имъ встртится стогъ сна, они пожираютъ его и идутъ дальше. Если попадется каменный домъ, он и съ нимъ пробу ютъ сдлать то же самое. Не будучи въ состояніи състь цлый домъ, они карабкаются по его стнамъ, перелзаютъ черезъ крышу, и продолжаютъ свой путь все прямо, переплывая рки, спускаясь въ пропасти и поднимаясь на вершины. Курьезне всего то, что ихъ путешествіе къ морю ршительно безполезно. Прежде чмъ достигнуть моря, он погибаютъ вс отъ голода. Ихъ прямолинейное путешествіе было, стало быть, путешествіемъ безцльнымъ. Не рекомендую вашей милости подражать этимъ мышамъ!
Но возвратимся ко всеобщему голосованію. Можно ли указать съ самого сотворенія міра какое-нибудь всеобщее голосованіе въ пользу достойнйшаго. Я всегда былъ того мннія, что во всхъ областяхъ весьма трудно открыть истинно цпное, что все наиболе достойное, если оно вздумаетъ прибгнуть къ помощи всеобщаго голосованія, иметъ очень мало шансовъ встртить поддержку. На вопросъ Джона Мильтона, обращенный ко всей Англіи, что стоитъ его ‘Потерянный Рай’, получился отвтъ — 50 фунтовъ. Джоржъ Гудсонъ на такой же вопросъ по поводу его заслугъ въ дл желзнодорожнаго строительства немедленно получилъ отвтъ: 1500 фунтовъ. Увы! На вопросъ Христа, чего Онъ стоитъ, іудеи отвтили: смерти на крест! Ваша милость можете поврить, что мн даже неловко указывать на такіе труизмы. Доктрина отдавать дло на судъ избирателей теперь лишается своего кредита или должна скоро его лишиться у всякаго, кто стоитъ немного выше самой низкаго умственнаго уровня толпы. Для меня, долженъ сознаться, она никогда не существовала. Толпа людей, которые составляютъ избирательное собраніе и на судъ которыхъ отдастся дло, представляетъ для меня самое отвратительное зрлище людской глупости, какое только можно видть въ мір.
При помощи всеобщаго голосованія я буду спрашивать относительно качества нью-орлеанской свинины или низшихъ сортовъ ирландскаго масла, но относительно судьбы людей я не предложу ему ни одного вопроса, или же, если ужъ приходится предложить такой вопросъ и получить на него отвта’ (я предполагаю вообще, что во всякомъ важномъ случа этотъ отвтъ будетъ заключать въ себ все, что длаетъ его ложнымъ) съ тмъ, чтобы согласовать съ этимъ отвтомъ мое поведеніе, то со всей энергіей, какая только есть во мн, я буду дйствовать какъ разъ наоборотъ. Или, ваша милость, я долженъ длать зло ради только того, чтобы не отставать отъ толпы? Но вдь толпа можетъ быть насыщена алкоголемъ и глупостью и потому не можетъ судить справедливо. А съ другой стороны какая можетъ быть мн помощь отъ тысячи или нсколькихъ тысячъ горластыхъ избирателей и всякаго сорта глупцовъ, если противъ меня самый фактъ, самые законы Вселенной? Я непремнно постараюсь слдовать именно имъ, хотя бы я оказался въ полномъ одиночеств. Такъ для меня будетъ гораздо лучше.
Ваша милость! Во всхъ областяхъ жизни есть не мало глупцовъ, трусовъ, плутовъ и предателей, преслдующихъ только свои собственные аппетиты. Нтъ ничего ужасне видть всхъ этихъ господъ за голосованіемъ. Нтъ, несчастные, но такъ, не по вашему ршаются дла! ‘Подавайте вашъ голосъ за что угодно, говаривалъ мой другъ Оливеръ {Т. е. Оливеръ Кромвелль.}, вотируйте за это, если вамъ угодно, по всегда найдется горсть бдныхъ людей, которые прольютъ до послдней капли свою кровь прежде чмъ осуществится ваше ршеніе’. Кто въ эти печальныя минуты не возненавидлъ бы толпу и не почувствовалъ бы, что нужно держать ее подальше? Къ несчастью, толпа самая вульгарная — я самъ это наблюдалъ,— состоитъ не только изъ тхъ, кто плохо одтъ, но въ ней и мы, кто носитъ самый лучшій и модный костюмъ — вотъ что жалко! Модный костюмъ, какъ и подпись соотвтствующаго должностнаго лица, символически знаменуетъ: ‘Англійскій банкъ’, кредитный билетъ на тысячу фунтовъ. И подслповатыя совы въ столиц и провинціи готовы принимать все это за чистую монету. Но всмотритесь внимательне и вы увидите, что это только билетъ на элегантность, фальшивая бумажка, стремящаяся къ вчному огню. Вамъ нечего съ нею длать, надюсь!
Вполн понятно, что въ конституціонной стран король желалъ бы знать во всякомъ дл мнніе и голоса всхъ своихъ подданныхъ, такъ чтобы поле его дйствія было освщено для него до самыхъ отдаленныхъ закоулковъ и все, что онъ ни предприметъ, онъ могъ бы предпринять съ полнымъ знаніемъ дла и обстоятельствъ. Но король, или новйшая Downing-Street, все-равно, какое названіе будетъ носить Верховный правитель — будетъ поистин жалкимъ королемъ, если онъ въ своихъ дйствіяхъ будетъ связанъ всми этими голосами и вздумаетъ осуществить ихъ на дл! Въ этомъ случа, я убжденъ, не долго ему оставаться въ этомъ мір королемъ! Хотя первые это шаги и будутъ сопровождаться шумными одобреніями, ибо всякая воля и всякое желаніе увидятъ, что имъ открытъ входъ въ политику бднаго короля, тмъ не мене онъ не можетъ разсчитывать ни на малйшее благополучіе и вс шумныя одобренія не спасутъ его отъ позорной судьбы, которую сама природа уготовила тмъ, кто не хочетъ слдовать установленнымъ отъ нея законамъ.
Вы спрашиваете того или другого, каково его мнніе о самыхъ разнообразныхъ вещахъ. Узнавъ это мнніе, вы принимаете его къ свднію, какъ нчто цнное, но въ большинств случаевъ, если вы человкъ благоразумный, вы обязаны поступать какъ разъ наоборотъ въ интересахъ какъ васъ самихъ, такъ и того, кто это мнніе выразилъ. Узнавать мннія каждаго человка, конечно, нужно и слдовало бы собирать мннія всхъ людей, если это можно сдлать безъ особенныхъ хлопотъ. Относительно нкоторыхъ вещей я даже спрашиваю мнніе своей лошади — нравится ли ей овесъ или при данныхъ обстоятельствахъ лучше ли ей дать овса? Я узнаю, что думаетъ моя лошадь на этотъ счетъ и непоколебимо слдую ея мннію. Да и какой благоразумный здокъ не послдуетъ ему? И среди глупцовъ есть люди, которые то или другое дло знаютъ гораздо лучше, чмъ люди умные и образованные.
Какую пользу для достиженія этого великаго результата — знать въ чемъ долженъ состоять мудрый образъ дйствій — а это единственная вещь, которую нужно знать всмъ людямъ и всмъ народамъ — принесетъ вотумъ глупца? Онъ или совпадетъ съ вотумомъ человка разумнаго, по придавая длу новаго освщенія,— и тогда онъ излишенъ. Или же онъ разойдется съ нимъ и въ такомъ случа онъ еще боле излишенъ, внося въ дло лишь затемненіе. Горе вамъ, если вы придадите ему значеніе! И у глупцовъ и даже у низшихъ существъ одинаково есть выраженіе своей воли и своего мннія, которыя вы должны собирать: это не можетъ причинить вамъ зла и знакомство съ ними можетъ быть даже полезно для васъ. Это какъ разъ т мннія, которымъ необходимо противорчить и слдовать которымъ было бы гибельно. Вамъ въ этомъ случа нужно сказать глупому человку, какъ вы сказали бы лошади съ норовомъ: ‘Я принялъ къ свднію твое мнніе относительно охапки сна. Но что касается выбора дороги и прочаго, къ сожалнію, долженъ теб сказать, что ты объ этомъ вопрос понятія не имешь. Нтъ, мой не совсмъ умный другъ, сегодня мы подемъ по юго-западнымъ кварталамъ Лондона, и по свернымъ. Причины для этого такъ сложны, что ихъ трудно теб объяснить въ настоящее время. Единственно, что намъ слдуетъ длать — это хать. Итакъ впередъ!’
Какъ? слышу я возраженіе вашей милости, а за нимъ и всего свта, разв два человка не сильне одного? Разв два голоса не имютъ большаго значенія, чмъ только одинъ? Нтъ, ни два, ни три, ни цлый милліонъ, отвчу я. Вотируетъ множество людей. Но при окончательномъ выясненіи дла вы несомннно увидите, что иметъ всъ только одинъ — именно тотъ, который ближе всего подошелъ къ истин. Отдльныя единицы противъ безчисленнаго количества нулей! Если мысль короля въ согласіи съ волею Божіей, съ закономъ, который установленъ для этой вселенной, то я могу поручиться передъ вашей милостью, что король сохранитъ силу своей мысли и дале, хотя бы онъ оказался въ оппозиціи съ цлымъ свтомъ.
Но силою мускуловъ или воли одинъ человкъ можетъ управлять двадцатью другими или двадцатью милліонами другихъ. Если въ извстный моментъ эти двадцать милліоновъ абсолютно противъ его ршенія, то, какъ бы мудро оно ни было, онъ въ этотъ моментъ долженъ поступить согласно ихъ нелпому желанію. Пусть ихъ вотумы будутъ собраны или пусть они станутъ извстными безъ всякаго собиранія, пусть ихъ взвсятъ затмъ — операція, весьма существенная для короля и правительства, но и весьма трудная. Если ихъ реальный смыслъ благопріятенъ для правительства, пусть оно поступаетъ, какъ обыкновенно — бодро считаетъ количество головъ, высказавшихся противъ него и, по мр средствъ считается съ ними, а въ нкоторыхъ, особенно жгучихъ случаяхъ, и пренебрегаетъ этимъ, дйствуя совершенно наоборотъ. Ибо обыкновенно это не что иное, какъ накипь безумія, бурный втеръ и шумная фанфаронада.
Я видалъ, какъ меньшинство, и очень ничтожное меньшинство по счету голосовъ, совершало великіе подвиги, о которыхъ не забудетъ весь міръ. Посмотрите на Кромвелля и его пуританъ. Они все время были въ меньшинств, но они спасли все, что было еще въ Англіи великаго. Они — меньшинство, если подсчитать голоса, по безусловное большинство, если ихъ положить на всы небесъ. Эта ‘горсть бдныхъ людей, которые готовы пролить свою кровь’, когда это станетъ нужнымъ, сдлалась теперь арміей героевъ, завоеванія которыхъ должны оставаться вчными. Именно такъ и совершали подвиги національные и другіе сыны Адамовы не безъ риска и опасностей для героевъ, ибо нелегко творить реальную волю народа или скоре реальную волю вселенной относительно этого народа.
Но если но только число, но и реальная цнность вотумовъ оказывается противъ правительства, то оно поступитъ благоразумно, если пріостановитъ свою работу, т. е. отсрочитъ на нкоторое время исполненіе декретовъ неба: нація, очевидно, еще не готова для этого. Оно предоставитъ ее пока самой себ. Что правительство можетъ сдлать для нея, не имя за собою и небольшаго меньшинства? Пусть оно постарается просвтить націю, чтобы маленькое меньшинство открыло глаза и отворило свое сердце повелнію неба обезпечить здсь на земл исполненіе небесной воли, хотя бы съ рискомъ и опасностью для себя!
Судьба парламента въ новую эру не представляетъ для меня такого вопроса, какъ судьба Downing-Street’а. Если Downing-Street подвергнется реформ и будетъ приспособленъ къ дйствительному, а не воображаемому ходу нашихъ длъ, то я могу предвидть всякія реформы Англіи и ея парламента. Вмст съ ними можетъ явиться и всякое благополучіе. Безъ нея же можетъ ускореннымъ ходомъ наступить только анархія, т. е. признаніе того, что у насъ совсмъ нтъ правительства и что у насъ его уже давно не было.
Впрочемъ анархія и такъ ужъ приближается въ сапогахъ, которые шагаютъ по семи миль. Новая DowningStreet, начало настоящаго царства героевъ, или же чартистскій парламентъ съ апоезомъ анархіи — неизбжны для всего міра. Скоро у насъ будетъ или то, или другое. При дйствительной королевской власти парламентъ мало-по-малу, несмотря на вс трудности, былъ бы приведенъ къ своей настоящей функціи въ той форм, которая наиболе для этой власти удобна. Если реформа Downing-Street’а невозможна, то мн дла нтъ ни до какой реформы парламента.
Въ интересахъ покой Downing-Street и новаго парламента, чмъ бы онъ ни былъ, добавимъ еще нсколько теперь забытыхъ фактовъ относительно общаго вопроса по поводу дарованія гражданскихъ правъ, и на этомъ закончимъ. Кто является рабомъ и обреченъ на вки быть управляемымъ и кто свободнымъ и предназначенъ отъ вка управлять? Ршить этотъ вопросъ будетъ весьма полезно для насъ.
Быть рабомъ или человкомъ свободнымъ — это ршается на неб. Парламентскіе акты, которые пытаются ршить этотъ вопросъ здсь на земл, иногда оказываютъ ему медвжью услугу. Въ рдкихъ случаяхъ копируютъ’ они точно ршеніе неба и громко кричатъ о томъ, кто стоитъ безмолвнымъ. ‘Вотъ свободный человкъ. Уважайте его!’ Но гораздо чаще оно копируютъ ршеніе неба, совершенно ошибочно восклицая, какъ будто они сдлали какое-нибудь открытіе: ‘Вотъ человкъ, имющій десять фунтовъ дохода. Вотъ другой съ доходомъ въ тысячу фунтовъ. Вотъ, наконецъ, третій, у котораго три милліона фунтовъ. Разв онъ не свободенъ?’ Съ нкотораго времени здсь въ Англіи стали принимать за достоврное, что свободны вс двуногія животныя безъ перьевъ. ‘Вотъ — кричатъ — несчастный негръ, который лность предпочитаетъ труду,— разв онъ не долженъ быть свободенъ, чтобы имть право выбора между тмъ и другимъ? Разв онъ не человкъ и не братъ нашъ? Несомннно у него дв ноги и онъ лишенъ перьевъ. Итакъ вотируемъ двадцать милліоновъ на его освобожденіе и обезпечимъ себ такимъ образомъ благословеніе небесъ’.
Друзья мои, мн очень непріятно напоминать вамъ объ этомъ, но это вчный фактъ: кого небо сдлало рабомъ, того никакое парламентское голосованіе не въ состояніи сдлать свободнымъ гражданиномъ. Онъ окованъ цпями, которыя не можетъ снять съ него и парламентъ со всми его милліонами. Вы можете наименовать его свободнымъ, можете надлить его землею, десятью и тысячью фунтами дохода. Чмъ больше вы станете освщать его внутренній рабскій образъ, тмъ въ большей и отвратительной пропорціи будутъ проступать въ немъ рабьи черты. Героизмъ, мужественный умъ — не его удлъ. Вы можете всмъ надлить его, но этого вы ему не дадите. Высшія силы, создавая его, намтили его рабомъ и предназначили ему въ удлъ не власть, а повиновеніе. Объявить такого человка свободнымъ — это вовсе не значитъ слдовать божественному евангелію. Это евангеліе отъ бса — полное тревогъ для него самого и для всхъ насъ. Хотя въ наши дни это евангеліе отъ бса и не возбуждаетъ особаго страха, однако въ немъ сосредоточены огромные океаны разрушенія. Государства должны считать себя счастливыми, если они принимаютъ цлесообразныя мры, которыя опредляютъ, кто рабъ и кто свободный гражданинъ, и несчастными, обреченными на гибель, если они этотъ вопросъ ршатъ неврно.
Небо во всхъ конституціонныхъ странахъ отлично знаетъ, кто рабъ и кто свободенъ — въ этомъ мы можемъ быть вполн увренными. Относительно голосованія я признаю такое правило: нтъ ршенія рабовъ, которое не приносило бы за собой вреда во всякое время и во всякой стран. Вотъ истина: у раба нтъ голоса.
А вотъ другая, не столь ясная, но не мене врная.
Какъ рабство человка предопредляется природой и суровой судьбою, а не только актами парламента и господствомъ капитала, точно такъ же въ безчисленномъ количеств случаевъ зло предопредляется именно парламентомъ и капиталами. Это ясно для перваго встрчнаго, и однако объ этомъ никто не догадывается, кром ясновидящихъ: рабы всюду оказываются въ подавляющемъ большинств и ихъ голосованіе приноситъ вредъ, пропорціональный ихъ числу.
Очевидно, что если бы можно было совершенно устранить голоса рабовъ и допускать только голоса героевъ и свободныхъ людей, то безуміе, плутовство, ложь, глупость и низость если и не исчезнутъ съ лица земли, то сведутся въ человческихъ длахъ къ минимуму. Тогда-то наступятъ дйствительно новая эра и дла, дйствительно достойныя людей. Вотъ чего я желаю всмъ сердцемъ, поощряя все, что ускоряетъ это наступленіе, и печалясь отъ всего, что его задерживаетъ. Я знаю, что предстоитъ еще большой путь, но что наступленіе этого неизбжно, иначе будетъ уничтожена самая возможность существованія общества на земл. Оттого будетъ полезно для Англіи, и прежде всего именно для Англіи, внести какую-нибудь окончательную поправку въ это самое существенное дло и призвать къ голосованію тхъ, кто предопредленъ небомъ къ свобод. Оттолкнемся ли мы отъ берега мрачнаго моря анархіи, въ которомъ теперь тонутъ другія націи, или же намъ предстоитъ еще бороться около него, все равно эта цль должна быть достигнута безразлично какими мрами или какимъ образомъ: вдь отъ этого зависитъ наша жизнь или смерть.

————————————————————

Текст издания: Памфлеты последнего дня / Т. Карлейль, С англ. пер. А.М. Белова. — Санкт-Петербург: Ф. И. Булгаков, 1907. — 131 с., 25 см.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека