‘Современникъ’, No 9, 1847
Октавы. Е. Вердеревского I. ‘Больной’. Рассказ в стихах…, Майков Валериан Николаевич, Год: 1847
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Октавы. Е. Вердеревскаго I. ‘Больной’. Разсказъ въ стихахъ. 1847. Спб.
Есть такіе люди на свт, которые самое простое понятіе не могутъ выразить безъ множества словъ, даже на простой вопросъ о здоровь они не отвчаютъ прямо, что ломятъ въ поясниц, а пойдутъ городить страшную околесицу. Это свойство мщанъ и мужичковъ, желающихъ выражаться красно, ‘по-цицероновски’, въ этотъ же недостатокъ впадаютъ молодые ученые, нахватавшіе множество блестящихъ идей и думающіе, что постигли ихъ глубину, усвоивъ себ только фразеологію своей науки. Наконецъ, такой-же печальной участи подвергаются ваши поэты, когда заводятъ рчь о современномъ человк. Если это юноши, то у нихъ обиліе словъ, красокъ и стиховъ происходитъ отъ обихъ причинъ, вмст взятыхъ. Странное же притомъ дло! несмотря на этотъ фатализмъ, преслдующій дерзкаго, осмливающагося поднять завсу съ тайниковъ души современнаго человка, съ нкотораго времени наши поэты какъ-будто не находятъ иныхъ предметовъ для своихъ пснопній. И стремятся они изобразить не просто людей въ разныхъ положеніяхъ и въ разныхъ слояхъ нашего общества, а создать изъ его преобладающихъ элементовъ одинъ типъ, который бы подходилъ ко всмъ и каждому, какъ простая алгебрическая формула. Все вдохновеніе свое призываютъ они на то, чтобы создать эту формулу, они задаютъ себ въ програмы разныя свойства-эгоизмъ, жажду дятельности, отсутствіе страстей и пр. и пр. и распоряжаются этими свойствами, какъ математикъ своими опредленными и неопредленными величинами. Это искомое, на поэтическомъ язык ‘этотъ идеалъ’ — современный человкъ, составленный изъ разныхъ свойствъ преобладающихъ въ XIX вк въ разныхъ частяхъ образованнаго міра, составляетъ предметъ поэмъ, и большихъ и мелкихъ стихотвореній, цлой фаланги поэтовъ, послдователей Лермонтова, съ тхъ поръ какъ ‘современные вопросы’ стали ходить въ вашемъ обществ и сдлались предметомъ думъ и тоски всякаго порядочнаго юноши.
Вотъ теперь предстоитъ намъ разобрать плоды анализа ‘современнаго человка’ г. Вердеревскаго.
Г. Вердеревскій не первый на этомъ поприщ, и скромне другихъ, своего героя онъ назвалъ просто ‘Больнымъ’, но тутъ есть задняя мысль, подъ именемъ ‘Больного’ должно разумть ‘Современнаго Человка’. Это доказывается разными мстами его поэмы. Между прочимъ въ postcriptum авторъ намекаетъ, что мы вс больны немножко:
Но т, которымъ истина дороже,
Признаютъ, что ‘больны’ порою тоже.
Ясно, что ‘больной’ есть ‘современный человкъ’. Поэтому, ради точности выраженій, мы и будемъ звать героя ‘Октавъ’ прямо ‘современнымъ человкомъ’.
Но г. Вердеревскій опасается, чтобы его ‘современнаго человка’, или его формулы современнаго человка читатель не смшалъ съ формулами его предшественниковъ, а потому на 3-й же страниц спшитъ высказать отличительную черту своего героя:
Вы скажете герой мой всмъ знакомъ,
Онъ даже старъ и колоритомъ бденъ:
Герой съ ‘разочарованнымъ’ умомъ,
Онъ долженъ быть, неправда ль, очень блденъ,
Высокъ и худощавъ, съ широкимъ лбомъ,
Какъ вс героя нашихъ модныхъ бредень?…
Ошиблись Вы, межъ ними мало сходства,
Въ моемъ геро больше благородства!
Очень пріятно слышать, что теперь ‘современный человкъ’ сталъ благородное, слава Богу, нравственность преуспваетъ. Въ чемъ же состоитъ это благородство, увидимъ изъ изслдованій г. Вердеревскаго въ сердца ‘современнаго человка’. Наслдованія эти изложены на семидесяти четырехъ страницахъ, съ небольшими отступленіями для объясненія другихъ встрчавшихся ему въ его анализ постороннихъ величинъ: одного финляндскаго пастора и дочери его Мальвины: а потому мы извлечемъ только главное, гд современный человкъ выразился опредленне.
Современный человкъ во-первыхъ родился въ Петербург. Это мы узнаемъ не отъ автора, а отъ самого современнаго человка, который началъ писать повсть, по увренію автора ‘Октавъ’, изображая въ ней самого себя.
Современный человкъ въ семнадцать лтъ влюбился —
. . . . . . . .но странно,
Онъ не вполн любовью занятъ былъ,
Онъ не мечталъ, не таялъ безпрестанно, —
Не сердцемъ пылкимъ она умомъ любилъ.
Этого мы немножко не понимаемъ: какъ это современный человкъ любилъ умомъ въ семнадцать лтъ, въ такую пору, когда въ юнош жизненная сила высказывается непосредственно, и первая любовь не есть любовь къ виду, а къ роду. Не голова тутъ чаруетъ, а первыя движенія нкоторой возмужалости. Но на этомъ мы и останавливаться не будемъ, авторъ не объяснилъ, ажъ современный человкъ любилъ умомъ въ семнадцать лтъ, сказано только, что онъ не писалъ стиховъ и —
Въ любви искалъ онъ полнаго отвта,
Нашелъ, — но въ сердц таже пустота.
И не была сочувствіемъ согрта
Его душа, такъ первая мечта Была разбита…
Понятно что, найдя полный отвть въ любви, обыкновенный, не современный человкъ, впадаетъ въ пресыщеніе или, упоенный однимъ успхомъ, обращается искать полнаго отвта любви отъ другихъ двъ, впрочемъ тутъ что-нибудь не такъ. Мы не понимаемъ, что же значатъ этотъ полный отвть и слово ‘нашелъ’, когда вслдъ за тмъ говорится, что ‘не была сочувствіемъ согрта’ его душа. Мы не ведемъ, отчего мечта его была разбита, когда въ любви онъ оскалъ полнаго отвта а — такой счастливецъ!— кашель его? стало быть онъ не того искалъ, что нашелъ, ко ‘все какъ-то я въ толкъ не возьму’, какъ сказала помщица Коробочка Павлу Ивановичу Чичикову. Посл этого однако современный человкъ ужъ
Любилъ слегка, — и въ наслажденьяхъ вчно
Порывъ его ‘умомъ’ былъ охлажденъ
На страниц 55-й современный человкъ опять говорятъ, самъ отъ своего лица:
Я самъ топталъ во прах и пыли
Свои мечты…. Но чтожь со мною сталось?
Я разрушалъ умомъ очарованья….
На страниц 56-й:
Я все желалъ…. Я думалъ жить умомъ,
Я говорилъ съ земными мудрецами.
Потомъ еще:
Вотъ отчего онъ съ дтства былъ угрюмъ,
И развилось не чувство въ немъ, а умъ!
Кром того, изъ рукописнаго письма современнаго человка къ дочери пастора, видно еще слдующее:
Вредило мн развитіе ума
Вдали всего, что чувство охлаждаетъ,
(Стр. 67).
Да это ужъ изъ рукъ вонъ! Современный человкъ жалуется на свой умъ, какъ на геморой, или на ломъ въ поясниц, или на мозоль! Право не знаешь, чмъ его утшить, вопросъ такой щекотливый!
О, этотъ даръ — смертельная чума —
Когда онъ въ насъ одинъ преобладаетъ….
(Тамъ же).
Это совершенная правда, и посл этого стиха щекотливый вопросъ ршается совершенно въ пользу современнаго человка. Но мы никакъ не можемъ согласиться съ тмъ, какимъ образомъ онъ не доволенъ своимъ умомъ, когда его умъ говоритъ ему иногда дло.
За то еще нечего сердиться на умъ, что онъ не пропускаетъ явленій жизни безъ анализа, безъ поврки вншней стороны факта съ его внутренимъ значеніемъ, такимъ образомъ только человкъ можетъ помять, что въ немъ хорошо, что дурно, въ чемъ состоятъ его патъ впередъ, такъ только онъ ршитъ вопросъ о томъ, какая форма нужна для его жизни, и откроетъ обветшалость многихъ старыхъ… Но послушаемъ дале исповдь современнаго человка, по формул г. Вердеревскаго.
Мн съ дтскихъ лтъ казались такъ смшны
Вс надписи послдняго жилища,
Мн такъ забавно было слышать тамъ
Рыданія семьи осиротлой,
Что часто я себя боялся самъ!…
Какъ вамъ это нравится?… но позвольте защитить современнаго человка, онъ вдь обмолвился, онъ не умлъ выразить своей мысля, онъ кажется хотлъ сказать, что гь самыхъ печальныхъ явленіяхъ жизни, въ самыхъ трагическихъ сценахъ, онъ даже самъ растроганный — всегда умлъ поднтить комическую сторону. Впрочемъ можетъ быть мы ошибаемся — а это мы увидимъ, познакомившись покороче съ современнымъ человкомъ. Вотъ онъ продолжаетъ:
Лишенный съ дтства сердца теплоты,
Однако я имли въ себ стремленья,
Горячія желанья и мечты,
Вамъ это очень странно, (?) безъ сомннья, —
Я самъ тому дивился иногда (?).
Но наконецъ судьба мн объяснила,
Что вмсто чувства, была дана мн сила
Все ‘постигать’ легко и безъ труда….
Не только вс понятья, все ученья,
Но внутренній и тайный смыслъ искусства
Я разумлъ лишь силой ‘постиженья’,
Не проводя ихъ сквозь горнило чувства.
И вс желанья создалъ я умомъ,
Не чувствуя сердечныхъ побужденій, —
Вотъ отчего не зналъ я наслажденій,
И полноты на поприщ земномъ….
Да, новаго мн въ жизни было мало,
Мн оставалось только повторять
На дл то, что мысль моя сознала,
И сталъ я жизнь разсудкомъ поврять….
Узналъ я скоро страсти и стремленья,
Любовь, тщеславье, дружбу средь людей,
Чтожь встртилъ въ нихъ? одн лишь повторенья
Того, что мыслью создано моей….
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но наконецъ я прозрваю самъ —
И вижу я, что въ гордости слпой
Напрасно я страдалъ въ борьб тревожной.
Напрасно, проклиная жребій свой,
Я называлъ вселенную ничтожной….
Печальное, ужасное прозрнье!
О! какъ я малъ! какъ безконечно малъ!
Изъ этихъ строфъ вы видите, что у современнаго человка своя психологія. Что онъ разуметъ подъ словомъ постиженье? Онъ все постигалъ — и теорію и искусство, не ‘проведя ихъ сквозь горнило чувствъ’, т. е. напр. постигалъ музыку, никогда ея не слыхавъ, постегалъ картину, никогда не видавъ картинъ? этого не можетъ быть, выходитъ нелпость. Допустимъ, что онъ видлъ картину и ‘постегалъ’ что она хороша или дурна, но это ‘постигнуть’ онъ могъ только тогда, когда картина подйствовала пріятно или непріятно на его чувство, и не только на органъ зрнія, а на жизненное чувство, видъ котораго есть эстетическое чувство. Итакъ, что-нибудь одно — или онъ не ‘постигалъ’ искусство, или ‘проводилъ’ впечатлнія искусства ‘черезъ горнило чувствъ’. Но впрочемъ на этой психологіи мы останавливаться не будемъ, потому-что, какъ вы уже имли случай замтить, она отзывается чрезвычайною незрлостью и ‘постиженіемъ’ а priori. Мы только спрашиваемъ г. Вердеревскаго, если онъ думалъ изобразить въ своемъ ‘Больномъ’ — человка безъ сердца, какъ это видно изъ приведенныхъ мстъ, зачмъ онъ, сравнивая его съ другими типами современнаго человка, которые выводились прежде его, восклицаетъ:
Въ моемъ геро больше благородства?…
Изъ приведенныхъ имъ чертъ не видно ни одной благородной черты! Но…. знаете ли что? не есть ли это мистификація… Посмотримъ дале. Хотя герой этотъ и разсказываетъ о себ такія страшныя вещи, что и никогда-то онъ не любилъ, хотя и искалъ ‘полнаго отвта’, и что его никогда ничто не трогало, и что наконецъ просто у него нтъ сердца, — отчего же онъ, во-первыхъ, сердился, что не была сочувствіемъ согрта его душа? Сочувствіемъ — чему?— слово сочувствіе состоитъ изъ слова чувство и частицы со, означающей взаимность, слдовательно современный человкъ искалъ отвта своему чувству, своему сердцу, но какъ же это? вдь сердца у него нтъ!… Непослдовательность! потомъ, отчего же —
. . . . . . . . . . .тайный разговоръ
Онъ заводилъ съ любимыми цвтами,
Склоняя къ нимъ задумчиво свой взоръ,
Онъ ихъ ласкалъ привтными словами. (Стр. 14).
Отчего онъ полюбилъ природу, любилъ одинокія прогулки, финляндскія скалы, вздохи озера, за озеромъ рыбачьи шалаши и огонька подъ котлами?… Чтожь? это онъ все умомъ любилъ?
Что же посл этого сказать объ этомъ новомъ тип современнаго человка? Но нтъ! еще прежде надо ршить, есть ли тутъ типъ? По прочтеніи всей поэмы, вы скажете, что этотъ больной просто фантазёръ, романтикъ, очень нжный и добрый юноша, который прикидывается злымъ и безсердечнымъ. Въ этомъ нтъ большого благородства и едва ли это была мысль автора, по-крайней-мр изъ хода цлой поэмы о томъ заключить нельзя…. По-крайней-мр выходитъ ли врная формула современнаго человка? Формула эта тоже не выходитъ: она человкъ безе сердца, безъ увлеченій, — но онъ жалуется, что даже и въ женщин нтъ ему сочувствія/ да притомъ онъ одаренъ свойствомъ добрыхъ душъ — любоваться природой. Посл этого непонятно, какъ онъ не могъ сочувствовать человку и человчеству! особенно человчеству, и въ такіе молодые годы!!..
Итакъ, попытка формулировать современнаго человка не удалась, потому-что въ приведенной авторомъ ‘Октавъ’ формул дв величины — умъ и сердце мшаютъ одна другой, сердце стоятъ то съ минусомъ, то съ плюсомъ. Отъ этого не только современнаго, во даже и обыкновеннаго человка не вышло. Если такъ, то мы не будемъ называть героя поэмы г. Вердеревскаго ‘Современнымъ Человкомъ’. Поищемъ лучше причинъ, отчего пало это предпріятіе?
Одну причину, и очень серьёзную, приводитъ самъ герой въ письм къ Мальвин, дочери пастора:
. . . . . . . . . . . . . . ‘Благодарю за то,
Что вашъ призывъ мн далъ самопознанье,
Свершили вы, — чего не могъ никто,
Открывши мн, что я полусозданье’…
Вчера я въ первый разъ разоблачилъ
Загадку моего подосознанья.
Герой ‘разоблачилъ’ эту загадку по своему, мы уже видли какъ и разоблачилъ ее — неосновательно, сбивчиво, мы ‘разоблачаемъ’ ее иначе. Разгадка этой загадки, а также и причина недосозданья типа современнаго человка заключается въ томъ, что онъ писанъ авторомъ не вслдствіе изученія, во-первыхъ, своего сердца, ни вторыхъ, современнаго общества, а по чужому голосу, — что онъ создавъ не изъ внутреннихъ побужденій, а навянъ подражательностью Лермонтову, который ршительно сбилъ съ толку нашихъ поэтовъ, навязавъ каждому своего героя и поселивъ въ нихъ увренность въ знаніи сердца современнаго человка и его немощей. Дале очевидно, что при созданіи этого типа была задана ‘умомъ’ автора программа въ род слдующей: изобразить, что можете развиться изъ человка, рожденнаго подъ срымъ петербургскимъ небомъ, жившаго полъ вліяніемъ петербургскаго климата и въ извстныхъ формахъ общества. Авторъ исполнилъ только эту какъ бы академическую задачу нашихъ поэтовъ, ихъ пробную лекцію, и, надо сказать, исполнилъ ее неудовлетворительно, потому-что въ его формул мы замтили ошибки, непослдовательность и противорчія. Однимъ словомъ, ‘Больной’ есть порожденіе больного воображенія до такой степени онъ хило и болзненно созданъ…. Что скажетъ читатель объ этомъ геро? да тоже, что Чичиковъ говорилъ о мертвыхъ душахъ, что ‘это мечта’, и никто такъ убдительно, какъ Собакевичъ, не докажетъ ему противнаго, что ‘нтъ, это не мечта’.
Такая же непослдовательность, ‘недосозданье’, такое же отсутствіе яснаго пониманія и представленія изображаемаго предмета замтны у автора ‘Октавъ’ въ его описаніяхъ картинъ природы. Вотъ напримръ картава:
Надъ озеромъ дымилися пары.
Изъ одного этого стиха мы заключаемъ, что озеро было гладко, какъ зеркало, потому-что надъ водою бываютъ пары въ тихій росистый вечеръ или раннимъ утромъ, когда ни одинъ листъ не шелохнется на дерев, и если пробжитъ легкій втерокъ и зарябитъ поверхность воды, эти пары уносятся, волнуются легкой дымкой, замретъ втерокъ, и пары опять продолжаютъ куриться и медленно разстилаться по зеркальной поверхности…. Таковъ порядокъ природы и порядокъ паровъ. Между тмъ мы читаемъ у г. Вердеревскаго дале:
Надъ озеромъ дымилися пары,
На берегахъ качался лсъ сосновый,
Далекій громъ (!) гремлъ изъ-за горы,
Холодный втеръ (!!), бурный и суровый,
Изъ тучъ громадныхъ мрачные шатры
Надъ озеромъ раскидывалъ, — готовый
Все взволновать кругомъ: лса и воду,
Грозой нежданной оживить природу.
И въ этотъ мигъ, когда была полна
Природа боязливымъ ожиданьемъ,
Вслдъ за волной, кипя, неслась волна (!!!)
По озеру съ зловщимъ завываньемъ….
Какія ужь тутъ поры надъ озеромъ, когда кипя за волной несется волна, и буря въ полномъ разгара!
А вотъ описаніе финляндской природы:
Прекрасны вы, финляндскіе лса!
Знакомы вамъ могучія работы (?),
Вы зрли мірозданья чудеса,
Вы видли земли перевороты!
Но ваша безотвтная краса
Въ молчаніи таинственной дремоты
Сокрыла все, что видла отъ вка:
Она нма къ вопросамъ человка.
Языкъ ея (этой красы лсовъ?) — крылатый ураганъ, (?)
Ея движенья — грохотъ водопада (?)
Ея престолъ — ракитный великанъ:
Угрюмыхъ скалъ безмолвная громада,
Понять все это — могъ лишь Оссіанъ —
Да грустный Юрій….
Вотъ мы опятъ поймали героя г. Вердеревскаго сочувствующимъ природ…. Впрочемъ тутъ сказано, что онъ ‘понималъ’….
Изъ приведенныхъ отрывковъ читатели видятъ, что стихъ въ ‘Октавахъ’ довольно ловкій, плавный, но не могли не замтить, что онъ блденъ и безцвтенъ. Видно, что авторъ хочетъ что-то выразить, но, не сознавая вполн своего идеала, распложается въ выраженіяхъ и громоздитъ стихъ на стих, оттого и образа не выходятъ, и стихи холодны и неживописны.
Мстами встрчаются небрежности, напримръ у него римуютъ строго, немного и земного, (стр. 33) встрчаются тоже державинскія римы: оставила и ударила (стр. 14) и пр.
Книга издана опрятно, изъ цифры I, выставленной передъ этимъ разсказомъ, должно заключить, что будетъ и продолженіе ‘Октавъ’ или другой разсказъ. Въ добрый часъ! Можетъ быть наши слова пригодятся автору — онъ излчится отъ ‘навянныхъ идей’, и произведетъ что-нибудь чуждое посторонняго вліянія, тогда какая радость для васъ и для публика: у васъ будетъ поэтъ I… Пора наконецъ кончить исторію съ формулой современнаго человка: жалкій манкенъ ложно понятаго характера, страждующаго душевной пустотой, съ нкотораго времени есть ‘Вчный Жидъ’, забредшій въ вашу литературу: онъ погубилъ не мало поэмъ…