Общественное броженіе и русская школа.
Общественное броженіе и русская школа.
. Булгаковъ.
Историческій Встникъ’, No 4, 1880
Общественное брожение и русская школа, Булгаков Федор Ильич, Год: 1880
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Исторія не запомнитъ такихъ преступленій, какимъ является цареубійство 1-го Марта по своей небывалой жестокости и безумной безпощадности, по обстоятельствамъ, при которыхъ оно было совершено. Тутъ злодй выходитъ на людное мсто, покушается на жизнь открыто, на жизнь, окруженную ореоломъ величія и народнаго обожанія. Въ фактахъ такого порядка лежитъ настоящій источникъ революціонныхъ потрясеній общества и глубокихъ душевныхъ болзней. Въ этихъ же фактахъ, не безъ основанія, ищутъ причинъ вырожденія нормальнаго человка, неправильности его душевнаго развитія, повальной болзни, мало-по-малу подтачивающей общественный организмъ и, наконецъ, проявляющейся въ такихъ страшныхъ формахъ, что въ существованіи ея приходится всмъ убждаться, а для ея излеченія оказывается необходимымъ принять крайнія и радикальныя мры.
Преступленіе 1-го Марта обнаружило именно въ такомъ фазис болзнь, поразившую русское общество, болзнь, симптомы которой давали себя чувствовать особенно рзко въ послдніе годы. Болзнь эту называютъ ‘нигилизмомъ’, — слово, дйствительно, краткое, но едва ли имъ вполн обнимаются вс ея проявленія. Нельзя же, въ самомъ дл, включать въ это понятіе одни только преступныя дйствія извстной группы людей, которая всегда и везд находила себ адептовъ въ рядахъ отверженныхъ изъ общества, выбившихся изъ жизненной колеи. Если бы приходилось имть дло съ одной этой группой людей, совсмъ ничтожной, съ нею не трудно было бы справиться. Съ тому же, нравственныя силы такой партіи не высокаго уровня. Тогда какъ на Запад того же покроя элементы находятъ себ поле дятельности на арен политической борьбы, русскимъ революціонерамъ приходится разв путаться съ раздраженіемъ въ ‘соціологіи’. Имъ никакое знаніе оказывается ненужнымъ для ихъ цлей, они и отрицаютъ его пользу, даже больше, всякое знаніе представляется имъ неминуемою гибелью, въ настоящемъ соціальномъ стро практической жизни. Они знаютъ, чего бы хотлось достигнуть, но не знаютъ, какъ этого достигнуть, и потому нея сущность ихъ стремленій сводится на болзненный бредъ и не иметъ ничего общаго съ реальною жизнью. Очевидно, такого рода люди сами по себ безсильны, они представлялись бы явленіемъ исключительнымъ, болзненнымъ наростомъ на общественномъ организм, столь же неизбжнымъ, какъ и одержимые мрачнымъ умопомшательствомъ. Но душевная болзнь, которую мы разумемъ, гораздо сильне и глубже проникла въ русское общество. За нею-то и получило силу мрачное умопомшательство, которое бы при иныхъ условіяхъ не имло такого распространенія и не выказывало зараженія. Это внимательно слдилъ за явленіями нашей общественной жизни въ послдніе годы, тотъ не могъ не замтить поразительнаго свойства ненормальныхъ фактовъ, свидтельствующихъ о существованіи этой болзни.
Такъ, во всхъ сферахъ жизни мы наблюдаемъ безпрестанно непониманіе нравъ, видимъ постоянно, какъ смшивается понятіе о личной законной защит съ понятіемъ о насиліи, видимъ повсюду незнаніе своихъ обязанностей. Нравственная атмосфера общества при такихъ условіяхъ становится просто удушливой. Да и самая нравственность низводится тутъ до простого орудія, обезпечивающаго покойное наслажденіе земными благами. А эта повсюдная нершительность, неопредленность въ поступкахъ и дйствіяхъ. Что можетъ быть хуже неопредленности? Въ личной жизни — однихъ она озлобляетъ, другихъ повергаетъ въ отчаяніе, а третьихъ доводитъ до полнаго равнодушія и апатіи, — смотря по темпераменту и уровню развитія, но везд распложаетъ смена недовольства. Тмъ боле относительно общества. Въ неподвижной части его, неопредленность поддерживаетъ равнодушіе ко всему, что только ни совершается кругомъ. Отсюда возникаетъ безучастіе, беззаботность — ‘будь что будетъ, а моя хата съ краю’, является какое-то уныніе, сознаніе собственнаго безсилія, пребывая въ которомъ не ощущаешь ни къ чему интереса, остаешься пассивнымъ не только къ тешу, что посл насъ наступить можетъ потомъ, но даже и къ тому, если бы этотъ потопъ послдовалъ завтра, сейчасъ. Кипучіе элементы общества, напротивъ, направляются на исканіе окольныхъ путей и безпутнаго выхода. Это — настоящій признакъ болзненнаго броженія, въ которомъ могутъ расцвсть пышнымъ цвтомъ всякія сумасбродства, — и нигилизмъ, и наклонность къ изуврству, и вожделнія ‘червонныхъ валетовъ’. Ясно, стало быть, что при всеобщемъ бездйствіи зрлаго элемента общества, молодыя, незрлыя силы, ищущія дятельности, направляются совсмъ не въ ту сторону, куда имъ подобало бы идти при нормальныхъ условіяхъ. Он начинаютъ смотрть на себя, какъ на единственную политическую силу въ государств, призванную уберечь и спасти благо общественное отъ всяческихъ посягательствъ, несовершенствъ и аномалій, какими бы средствами ни приходилось пользоваться для того. ‘Цль оправдываетъ средства’ — всегдашній лозунгъ лицемрія, или же озлобленнаго безсилія. Объ этихъ средствахъ нтъ надобности распространяться, — они всегда отзывались крайнею насильственностью, какъ не обходится безъ насилія всякое стремленіе впередъ скачками и урывками. Для насъ гораздо важне опредлить, чмъ поддерживается такое стремленіе, не имющее подъ собой ни почвы, ни логически жизненнаго оправданія, почему именно русская молодежь вмсто того, чтобы идти по правильной коле жизни, пополняетъ собою ряды разрушительныхъ вершителей судьбы своей страны и народа? Какъ все въ мір, такъ и это явленіе, конечно, находитъ свое объясненіе въ теченіяхъ жизненныхъ, а нигд эти теченія не отражаются такъ ярко, какъ на результатахъ дятельности школы. Само собою разумется, теченія эти отражаются на всхъ образованныхъ факторахъ общества, они доступны наблюденію въ дятельности и нашихъ судовъ, и общественныхъ начинаніяхъ и учрежденіяхъ. Но такъ какъ вліяніе всего этого на общественную жизнь шатко, зависитъ отъ удачи, отъ случая, заключаетъ въ себ множество противорчій, то и судить по немъ о жизненныхъ теченіяхъ, породившихъ замчаемое броженіе въ русскомъ обществ за послдніе годы, представляется затруднительнымъ. Иное дло — школа. Она есть основа всякаго жизненнаго образованія, и въ ея направленіи, такъ или иначе, сказаться должны неминуемо теченія жизни боле ощутительно, съ большею реальностью и послдовательностью, хотя бы и въ сторону отрицательную. Но какова наша школа, на какомъ фундамент построено наше образованіе?
Главная отличительная черта современнаго образованія заключается въ томъ, что послднее чуждается и стоитъ вдалек отъ запросовъ жизни. И дйствительно, примняется ли школа у насъ къ нуждамъ самаго общества и семьи, даетъ ли она учащимся такія знанія, съ какими каждый могъ бы смло выступить на борьбу съ жизненными невзгодами? Въ дореформенное время оно вполн соотвтствовало матеріальному строю обществу: служебный оттнокъ, приданный нашему образованію Петромъ Великимъ, тогда еще не терялъ своей силы. Большинство нашего образованнаго общества смотрло на учебное заведеніе, какъ на путь къ чинамъ и мстамъ. И государство пропитывало цлую массу чиновниковъ, оно же вдало безконтрольно и школьное дло, а затмъ, что бы тамъ ни преподавалось въ училищахъ низшихъ, среднихъ и высшихъ — пройти положенный курсъ было необходимо, иначе нельзя было достать дипломъ, а безъ него и попасть на службу. Для какой бы цли ни готовило оно необходимыхъ людей, для какой бы цли ни заводило оно гимназіи за свой счетъ, но каждый зналъ свое мсто: и кто не пахалъ, тотъ долженъ былъ служить, а кто не служилъ, тотъ долженъ былъ имть родовое. Можно было, сколько душ угодно, толковать о долг служить обществу, но отыскать себ родъ дятельности, за невозможностью пахать или служить, оказывалось очень затруднительнымъ. Но вотъ наступилъ періодъ преобразованій, открылась эра общественнаго развитія, народное хозяйство получило новое направленіе, а вмст съ тмъ распался и фундаментъ, на которомъ держалась экономическая обезпеченность нашей привилегированной семьи, жившей, какъ у Бога за пазухой, за спиною мужика. Жизнь безъ труда и заботъ стала невозможной. Прежніе источники ея для большинства постепенно закрылись. Ни ‘служба’, ни ‘ратоборство и храбрость’, ни ‘мужественное ополченіе’, ни ‘кровь и смерть предковъ’ — какъ писалось въ грамотахъ, не выручали. Масса людей потеряла заработокъ на государственной служб, прола послдніе остатки наслдственнаго и благопріобртеннаго. Подростающее поколніе приходилось выводить изъ четырехъ стнъ обезпеченной семьи на вольный воздухъ трудовой жизни. Вотъ къ чему приводило теченіе жизненное. Гд было искать пропитанія, когда государству стало не подъ силу уже, какъ прежде, содержать массу? Потребности этихъ многочисленныхъ и необезпеченныхъ людей слишкомъ важная вещь, чтобы игнорировать ихъ. Куда имъ дваться — вопросъ роковой. А было время, когда тысячи молодыхъ людей стремились принести свои силы на пользу общественную, кто къ какой профессіи чувствовалъ влеченіе: въ качеств народнаго учителя, земскаго врача, члена управы… Въ этомъ стремленіи нтъ и не было ничего удивительнаго: и до крестьянской реформы уже формировался контингентъ людей, обойденныхъ фортуною, многіе изъ нихъ получили образованіе, хотя и не вс — въ казенной школ. Сытая жизнь безъ труда и заботъ не могла составлять ихъ идеала, ибо приходилось слишкомъ близко, воочію, видть эту жизнь. Къ тому же и ‘новыя вянія’ развили въ нихъ своего рода брезгливость и даже отвращеніе къ прежнимъ способамъ благопріобртенія. Они, эти люди, въ шестидесятыхъ годахъ казалось не могли оставаться не у длъ, возможность пристроиться такъ-таки и оставалась въ области ожиданій. Опустли воскресныя школы, обязанности земскаго врача, фельдшера, и даже члена управы, свелись къ водотолченію, къ цыфирныхъ длъ мастерству. Оставалось пристроиваться къ мужику и сть его хлбъ-соль безъ всякаго приглашенія со стороны хозяина, но тогда получилось бы лишь простое переложеніе ‘натуральной на денежную’ и, слдовательно, часть этой денежной повинности должна бы идти на прокормленіе народнаго радтеля-благодтеля… Но можетъ ли быть глупе картина: мужикъ, почесывая затылокъ, отдаетъ свою хлбъ-соль противъ собственнаго желанія, а радтель принужденъ сознаться, что онъ поставленъ въ смшное положеніе ‘барина’ по невол… Приходилось такимъ образомъ убдиться, что положеніе народнаго учителя, чиновника средней руки, земскаго врача, учителя гимназіи или прогимназіи, и имъ подобныхъ, не настолько обезпечено, чтобы не позаботиться о томъ, какъ воспитать и чему научить сына или дочь, чтобы избавить ихъ отъ возможности попасть въ трагикомическое положеніе нахлбника поневол? Но могутъ ли они довольствоваться той школьной подготовкой, которую даютъ наши низшія и среднія учебныя заведенія? Удовлетворяютъ ли существующія программы тмъ запросамъ жизни и времени, какіе должны быть удовлетворены во что бы то ни стало, подъ угрозою остаться безъ куска хлба? Такіе вопросы не разъ задавались и въ нашей печати. Если же мы поищемъ отвтовъ на нихъ у массы, мы встртимъ, безъ сомннія, далеко не одинаковыя указанія. Въ общемъ же мы получили бы приблизительно слдующее: ‘такъ называемое гимназическое образованіе многимъ — большинству даже — не по карману, въ гимназіяхъ учатъ слишкомъ многому, ребенокъ заваленъ работою, онъ сидитъ надъ книгою столько же времени, сколько и юноши 17—18 лтъ, срокъ ученья слишкомъ продолжителенъ, а что всего важне, посл 10—11 лтняго усидчиваго труда, по выход изъ гимназіи, юноша долженъ начинать съ азовъ изученіе такихъ предметовъ какъ физика, химія, исторія, не рдко даже русскій языкъ…’ Таковы жалобы самихъ родителей. И такъ юноша, достигши 21 года, но выход изъ гимназіи, долженъ еще учиться отъ четырехъ до пяти лтъ, чтобы съумть найти себ заработокъ. Недостаточно ли уже этого одного, чтобы вызвать недовольство въ сред родителей? Затративъ 15—17 лтъ на уловленіе диплома, большинство все таки не находитъ врнаго заработка. И начинается тогда приспособленіе къ жизненныхъ условіямъ: служитель чистой математики, или права, поступаетъ къ купцу, на желзную дорогу, или въ банкирскую контору, или начинаетъ заниматься коммиссіонерствомъ. Въ этой сутолок погибаетъ многое множество здоровыхъ и талантливыхъ натуръ, а еще больше ихъ извращается, нравственно калчится. Прибавьте къ этому, что въ умственномъ и нравственномъ отношеніи вліяніе современной школы, по своей мертвенности и, такъ сказать, голословности, не оставляетъ по себ прочныхъ слдовъ. Напротивъ, пошлая рутина, сжимая развитіе такихъ субъектовъ, не въ состояніи, конечно, оказать противодйствія, когда, по выход въ жизнь, они длаются ярыми, слпыми противниками именно тхъ началъ, по которымъ ихъ воспитывали. Тогда они становятся несчастны сами и страшны для общества, которое принуждено гнать ихъ отъ себя. Глухая и глупая вражда ко всему окружающему рано вндряется и крпко засдаетъ въ души однихъ, не давая имъ возможности свободно сосредоточиться на работ, бросая ихъ постепенно изъ одной крайности въ другую. Это — безвыходно потерянные въ жизни. Ихъ погибло не мало въ безмолвномъ озлобленіи противъ міра, безъ шума, безъ слда. Другіе же, значительное большинство, напротивъ, легко искушаются соблазнами жизни, скоро отступаютъ отъ всякихъ возвышенныхъ помысловъ, какіе могутъ тревожить юные умы и, поглощенные въ практическихъ соображеніяхъ, считаютъ свою настоящую дорогу въ полученіи ‘тепленькаго мстечка’, навсегда отказываясь отъ минувшихъ увлеченій и заблужденій молодости, если какія и являлись у нихъ раньше. Это — готовый элементъ для общественнаго равнодушія, апатачнаго бездйствія, самоусыпленія и упованія безъ дла, безъ цли.
Вотъ какъ осложняется вопросъ о врномъ заработк, о врномъ куск хлба для нашихъ дтей! Школа, глубоко расходясь въ своихъ требованіяхъ съ жизнью, въ виду сильнаго оскуднія источника всевозможныхъ заработковъ, грозитъ оставить безъ хлба нашихъ сыновей и дочерей.
Скажутъ, быть можетъ, что гимназіи даютъ ‘возможность достигать высшаго образованія и высшей сферы государственной или общественной дятельности’. Но, безъ сомннія, большинство, масса, не иметъ средствъ достигать высшихъ сферъ… Въ самихъ офиціальныхъ отчетахъ учебнаго вдомства не разъ встрчалось подтвержденіе этому. ‘Золотая посредственность (т. е. большинство) — говорится въ одномъ изъ этихъ отчетовъ — не раздляя мнній начальства о воспитаніи, желаетъ такихъ заведеній, въ которыхъ учили бы ремеслу, — училищъ, по выход изъ коихъ юноша могъ бы всегда найти себ кусокъ насущнаго хлба, училищъ, которыя готовили бы въ практической жизни’. Какъ родители, такъ и сами питомцы, начинаютъ сознавать, что вокабулами, украшеніемъ ума, сытъ не будешь, и съ вожделніемъ поглядываютъ на кусокъ хлба простого ремесленника, ‘синица въ рукахъ’ кажется имъ, и не безъ основанія, гораздо привлекательне журавля… въ вид ‘достиженія высшаго образованія и высшей сферы государственной или общественной дятельности’. Вспомнимъ при этомъ, что у насъ ежегодно ‘исключается изъ гимназій и прогимназій до четырехъ и боле процентовъ всего числа учащихся’. Вспомнимъ, наконецъ, что цлая треть, подвергающихся вступительному экзамену въ 1-й и приготовительныя классы гимназій и прогимназій, проваливается и ‘остается вн стнъ заведенія’. Разв при такихъ условіяхъ можетъ быть хоть на минуту непонятнымъ стремленіе питомцевъ отыскать себ врный заработокъ уже не въ области ‘высшихъ сферъ’, а въ боле или мене низменныхъ, а потому и боле доступныхъ. Если такое стремленіе и не вполн еще выяснилось, если оно не совсмъ опредлилось, то нельзя не допустить, что, въ виду совершившихся и совершающихся перемнъ въ экономическомъ стро жизни, это стремленіе найдетъ себ выраженіе и выполненіе въ самой жизни.
И такъ, жизненными теченіями выдвинуты наружу новые запросы отъ школы. Прежде она сообразовалась лишь съ интересами верхнихъ слоевъ общества, а интересы эти ограничивались беззаботнымъ пользованіемъ плодами чужаго труда и стремленіемъ къ служебной карьер, если и чужой трудъ не могъ обезпечить вполн жизни въ довольств. Школа, чему бы она не учила — все равно — отвчала такому стремленію, снабжая питомцевъ своихъ патентомъ въ вид диплома. Въ ней, строго говоря, начиналась карьера, она служила какъ бы предверіемъ департамента. Но настала пора, когда матеріальныя блага приходилось пріобртать каждому въ соразмрности съ количествомъ и достоинствомъ личнаго труда. Прежній источникъ матеріальнаго обезпеченія изсякъ и вмст съ тмъ преимущества рожденія и протекцій потеряли значеніе. Для большинства стала заростать и изстари проторенная дорожка — на государственную службу. Каждому теперь нужно было учиться, чтобы съумть чего нибудь достигнуть, каждый долженъ былъ почувствовать цну образованія. Но гд же было учиться? Школа оставалась тмъ же правительственнымъ учрежденіемъ, тмъ же преддверіемъ департамента, который, однако, оказался доступенъ только немногимъ счастливцамъ изъ всхъ, искавшихъ заработка. А въ послднія пятнадцать лтъ государственная школа какъ-будто всячески стараясь отгородиться отъ остальнаго міра и существовать на свой страхъ и рискъ, не допуская ни контроля, ни поддержки, желала отстранить отъ источника знанія малообезпеченный людъ. Проще сказать, она по прежнему стремилась выростить гражданъ лишь на почв матеріальнаго обезпеченія. Большинство нашихъ дтей очутилось въ безпомощномъ положеніи пролетарія. Откуда же при такихъ условіяхъ дятельность всхъ и каждаго на пользу общаго блага могла бы принять характеръ постоянства и разумности, если масса членовъ общества не въ состояніи справиться съ своимъ личнымъ счастьемъ, не въ состояніи промыслить себ врный кусокъ хлба.
Необходимо, значитъ, искать новыхъ путей, чтобы честнымъ трудомъ упрочить за собою право на хлбъ насущный.
Да, наши частныя занятія и промыслы, наши свободныя профессіи, служеніе по найму — дло шаткое и не имющее подъ собою прочной почвы. Государство не можетъ дать занятіе и опредленный кусокъ хлба всмъ пролетаріямъ ‘благо’ труда, государственныя школы не даютъ ни врнаго куска хлба, ни подготовки къ практической жизни. Государство даже не можетъ открыть свободный доступъ къ школ для всхъ, ищущихъ школьнаго образованія, — за недостаткомъ мста или за ‘комплектомъ’. Казенныя школы вынуждены отказывать толкущимся у дверей ихъ. Третья часть ищущихъ образованія не въ состояніи подготовить своихъ дтей настолько, чтобы они могли выдержать вступительный экзаменъ въ приготовительный и первый классы гимназій, прогимназій и реальныхъ училищъ. Вотъ почему и т изъ земствъ, которыя строютъ нын классическія гимназіи на крестьянскія деньги, сами не вдаютъ, что творятъ: высшія сферы государственной и общественной дятельности останутся недоступными для массы, а значитъ и деньги, затраченныя на устройство такихъ гимназій, являются лишь напраснымъ обремененіемъ податныхъ. Вотъ почему и прямые интересы ‘золотой середины’ неминуемо должны заставить ее искать врнаго куска хлба не? въ ущербъ крестьянскому сословію, иначе ‘врный’ кусокъ превратится въ крайне ‘неврный’.
Что же длать? Нужно перестать жить на авось и разъ навсегда убдиться, что двери въ прежній храмъ счастья — къ обезпеченному положенію посредствомъ государственной службы — дйствительно заколочены. Тогда мы перестанемъ ждать отъ завтрашняго дня, что онъ самъ укажетъ, какъ и къ кому пристроить своихъ дтей. Если мы поймемъ, что коренной вопросъ состоитъ въ экономической самостоятельности мужика, то, конечно, перестанемъ брать у этого мужика послднюю копйку, чтобы воздвигать такія учебныя заведенія, которыя не удовлетворяютъ запросамъ дйствительной жизни. Затмъ предстоитъ вопросъ: куда опредлять дтей, если для большинства наши государственныя школы стали не по карману? Наша ‘народная’ школа не иметъ нын подъ собою никакой прочной основы, но вдь, рано или поздно, должна же она изъ области чаяній и ожиданій перейти въ дйствительность, дти необезпеченнаго люда остаются теперь безъ элементарнаго образованія, они теперь за порогомъ школы. Въ виду этого необходимо подумать о созданіи новой школы, которая стояла бы не на песк, а зиждилась бы на твердой почв матеріальной независимости крестьянства. Конечно, необезпеченный людъ теперь молчитъ и не можетъ пока ясно формулировать своихъ желаній, но существуетъ недовольство, а съ нимъ и ожиданіе чего-то, что сдлало бы жизнь счастливе, что избавило бы массу пролетаріевъ ‘благо’ труда отъ унизительной и горькой доли нахлбника по невол, довольствующагося всякимъ мстомъ, лишь бы оно давало кусокъ хлба хоть на ныншній день.